Лексикон

Часть IV. Бегство от Немезиды

Град святого Петра заметало снегом. Укутанные в тулупы дворники трудились вовсю, но стихия упорно не желала поддаваться широким деревянным лопатам: сугробы по обочинам достигали кое-где уже человеческого роста, а метель всё не прекращалась. Прохожие морщились и прятали лица под башлыками — озорные снежинки норовили забиться в каждую щель. Лишь чухонские извозчики, «вейко», были рады непогоде: спрос на их услуги возрос чрезвычайно. Нэд Айвори отхлебнул крепкого, пахнущего банным веником чаю и с любопытством уставился в окно: там, внизу, двое саней не смогли разъехаться и каким-то образом в сутолоке сцепились полозьями. Возницы размахивали руками и крыли друг друга почём зря, по-чухонски и по-славянски, опровергая тем самым устоявшееся мнение о сдержанности северного темперамента.

— Ноги-то подыми! — прозвучало у Неда над головой. Альбионец покорно оторвал от пола подошвы: перечить уборщице не хотелось. Здоровенная медведица пару раз шоркнула шваброй под столиком и отправилась тревожить других обитателей вокзального буфета. Айвори глянул на часы. Человек, с которым у него была назначена встреча, запаздывал; ещё полчаса — и придётся сдавать билеты на поезд… Если бы только ожидаемая информация не была столь ценна! Полгода безуспешных поисков, осторожных расспросов и намёков — и вот наконец, когда он уже почти перестал надеяться — удача! Недаром говорят, что господь любит терпеливых…

Скрипнула дверь, и в буфет ввалился, стряхивая с плеч остатки снега, дородный господин в долгополой чиновничьей шинели. Айвори мысленно поморщился: вошедший с самого начала повёл себя неправильно, отыскивая его взглядом. Нет, чтобы сначала подойти к стойке, заказать чего-нибудь… Теперь и дураку ясно, что у этого господина с кем-то встреча! А впрочем — не всё ли равно? Пресловутых агентов охранки Нэд давно перестал опасаться. Здесь, в дремотной Азии (да-да, конечно — в Европе, если верить сухой географии; но по сути своей…), беспечность чиновников могла соперничать только с их неуемными аппетитами. Конечно, как и везде, тут существовали свои тонкости — но кому, как не матёрому лису из Форейн Офис, знать их досконально! Матёрый лис… Он любил думать о себе именно так: уже не юный, глуповатый и без меры рискующий рыжий охотник; но ещё и не старый, отъевшийся на беспечных крестьянских курах зверь, предпочитающий не покидать без крайней нужды уютную нору. Хищник, ловец удачи — пускай не из самых крупных, но жилистый и зубастый, способный учуять легчайшее дуновение ветерка и не знающий равных по части всевозможных уловок и хитростей.

— А, вот вы где, здравствуйте! — вошедший, наконец, соизволил заметить Айвори. — Ну и погодка, чёрт побери! Я битый час добирался до Витебского!

— Я бы на вашем месте выпил чего-нибудь согревающего, — намекнул Нэд.

— И то верно! — улыбнулся собеседник. — Буфетчик, рюмку водки и пару пышек!

— Сию минуту-с…

— А вы, я смотрю, всё чайком пробавляетесь! — господин в чиновничьей шинели непринуждённо присел за столик.

— Эта привычка меня спасает в ваших холодных краях, — улыбнулся Айвори. — Если бы я употреблял спиртное, как это у вас здесь говорят, «для сугреву» — давно бы спился…

— И-и, батенька, рассказывайте сказки! — хитровато улыбнулся собеседник. — А то мы не знаем, как в ваших-то палестинах за воротник закладывают! Ещё похлеще нашего…

«Так-так, наш друг пытается невзначай произвести впечатление человека осведомлённого… Любопытно!» — отметил Айвори.

— Ну так что же, сударь… Кстати, как мне вас называть?

— Зовите Фёдором Лукичом, — предложил чиновник. — Думаю, лучше нам эдак вот, запросто, э?

— Как вам будет угодно. Стало быть, вы… Принесли?

Фёдор Лукич не спешил с ответом. Он опрокинул в себя рюмку водки, крякнул и с удовольствием надкусил пончик. Айвори понял, что торг будет непростым: напротив, судя по всему, сидел изрядный пройдоха. Находись они в иной ситуации, это было бы даже на руку: такие вот пронырливые господа запросто добывают важнейшие государственные секреты — только плати! Впрочем, зачастую их аппетиты становились непомерными; ну, на этот случай у имперской разведки имелись свои методы…

— Бумаги-то здесь! — благодушно улыбнулся чиновник. — Другое дело — по карману ли станут?… Платить-то как изволите, в рублях али в фунтах?

— В рублях, конечно! — Айвори поставил на колени саквояж и принялся постукивать пальцами по добротной коже. — Зачем вам привлекать излишнее внимание, меняя валюту? Я, знаете ли, не меньше вашего заинтересован в конфиденциальности происходящего…

— Эт вы правильно сообразили! — улыбка Фёдора Лукича стала шире. — А то я уж прикидывать начал — чего да как… Едва домой не повернул, хе-хе…

«Ага, потихоньку набивает цену… Ну, это понятно… Никуда бы ты, голубчик, не повернул, ты мой крючок глубоко заглотил… А я сейчас буду подсекать!»

— Так что же у нас с бумагами? — безразличным тоном осведомился он.

Собеседник достал из-за пазухи бювар с оттиснутым двуглавым орлом, извлёк из него листок и протянул Нэду.

— Полюбопытствуйте…

Ивори был неплохим игроком в покер; вот и сейчас ему удалось сохранить невозмутимое выражение лица.

— Гм… Не совсем то, что требуется, но… Покажите что-нибудь ещё.

— Да ради бога! — Фёдор Лукич порылся в бюваре и достал плотную тетрадь. — Полагаю, это-то вас заинтересует, э?

«Санкт-Петербургское географическое общество» — гласила надпись на титульном листе. Айвори знал, что эта организация является, по сути, филиалом московитской разведывательной службы. Он перевернул страницу и вгляделся в текст. Речь шла о второй экспедиции Семёнова; по-видимому, это был так называемый неофициальный отчет, он же подлинный документ разведки: с указанием истинных целей, запасных маршрутов, списком участников… Нэд поднял глаза. Фёдор Лукич взирал на него с самодовольной улыбкой: похоже, он прекрасно понимал, что деваться альбионцу некуда.

— Да, это может представлять для меня некоторый интерес, — признал Айвори.

— И даже весьма значительный, э? — лукаво подхватил собеседник. — Может быть, показать ещё чего-нибудь этакое? У меня тут ещё кратенькие характеристики-с на каждого из господ географов… Ну да вам, пожалуй, это уж вовсе без надобности…

О таком везении агент имперской разведки не мог даже мечтать! Впору было задуматься, кто кого поймал на крючок… Нэд кинул взгляд на часы. Стрелки неумолимо отсчитывали минуты. Ах, если бы чертов пройдоха пришел вовремя! Можно было бы прощупать собеседника, поторговаться — московиты страсть как любят это, сказывается азиатская кровь…

— Сколько вы хотите?

Фёдор Лукич назвал сумму. Айвори с нервным смехом откинулся на спинку стула.

— Послушайте, это несерьёзно!

— А нет, так и ладно… — не стал спорить чиновник. — Авось, может, в другой раз повезёт… — он неторопливо спрятал папку и встал, отряхивая с мехового воротника капельки влаги.

Нед покусал губу. Конечно, московит не уйдёт просто так, не может уйти: всё это спектакль, проверка нервов — у кого крепче. Даже если он сейчас выйдет отсюда, это ничего не значит — дождётся на лестничной клетке, никуда не денется… А если нет? Информация, за которой он охотился шесть с лишним месяцев, сейчас канет в метель… А вместе с ней растают, словно жиденький папиросный дым, карьерные ожидания и амбиции. Да, у начальства он на хорошем счету, это верно; а неудачи, особенно на поприще разведки — дело обычное… Вот только интуиция, тот самый «матёрый лис», ясно подсказывала, что теперешний случай — особенный. Он не мог чётко сформулировать, почему, но этого и не требовалось: агенту его класса достаточно иногда полунамёка, чтобы оценить ситуацию. Но сумма, затребованная московитом — это же ни в какие ворота не лезет! Начать с того, что у него попросту нет таких денег; только сумасшедший рискнет носить при себе столько… «Есть и другой выход» — тихонько подсказал лис. «Как тогда, пять лет назад… В Каире».

Под ложечкой возникло мерзкое сосущее чувство. Айвори встал. Фёдор Лукич уже почти вышел, дверь за ним начала закрываться — медленно, словно в кошмарном сне…

— Да погодите вы! — собственный голос показался Нэду грубым и хриплым. — Я же не сказал «нет»!

— Ходють здесь, ходють по намытому… — заворчала медведица со шваброй в спину альбионцу.

«Запомнила меня? Плохо, если так… А впрочем, с чего бы? Кто я для неё? Грязный след на полу, не более; один из тысячи. В таком случае, мистер Айвори… Почему бы вам не напачкать ещё немного?»

Фёдор Лукич поджидал собеседника за дверью, хитро посмеиваясь.

— Ан и впрямь, прижимистый вы народец, в Европах-то… Я ж нутром чую: нужны вам сии бумаженции, ох как нужны… С руками бы оторвали; а всё одно — торговаться… Ну, да я не в обиде — это у вас нация такая, стало быть; не мытьём, так катаньем…

— Кто бы говорил! Вы меня хотите обобрать до последнего пенни! — сейчас Нэду важно было изобразить слабость и смятение. — Послушайте, сбавьте хоть немного; мне же надо чем-то расплачиваться в дороге!

— И-и, голубчик, это уж ваше дело, не моё… А впрочем, извольте! Фунтов с полста, так и быть, скину; но не боле того… Что ж, коли договорились — товар вы видели. Пожалте, как грится, денежки получить…

— Но не посреди лестницы, право слово! — округлил глаза Айвори. — Тут есть место, где мы можем уединиться?

— Гм… — Фёдор Лукич огляделся. — Даже не знаю… Разве в сортир зайти? Амбре там, правда, того-с…

— Ну, хоть так… — Нэд вполне натурально поморщился.

Концентрированный запах аммиака ударил в ноздри ещё перед дверью; но Айвори почти не обратил внимания на жуткую вонь. Вокзальный сортир был пуст. Фантастическое везение! Он повернул рукоять трости, бесшумно извлёк из неё короткую трёхгранную рапиру — и сильным толчком вогнал клинок под лопатку шедшего впереди. Фёдор Лукич негромко охнул, прогнул спину, как бы желая убежать от засевшего в теле лезвия, пошатнулся… Айвори подтолкнул его к одной из кабинок.

— Сюда, пожалуйста…

— Что ж вы такое творите… — прохрипел чиновник. — Убивец… — он закашлялся и грузно осел на пол.

Нед вытянул из тела клинок и тут же ударил снова — раз и другой; но это было уже излишне: наступила агония. Дождавшись, покуда тело перестанет содрогаться, альбионец усадил его прямо на жуткого вида дыру и вытащил из-за пазухи покойникабювар. Дело было сделано. Нед Айвори покинул сортир и двинулся к перрону, чувствуя тошноту и слабость в коленях. Страшное напряжение с каждым шагом чуть-чуть уменьшалось; но он знал, что по-настоящему его отпустит лишь пару часов спустя, когда Санкт-Петербург останется далеко позади. К тому времени, как тело обнаружат, он будет уже за многие мили отсюда…

***

— Сесть я вам не предлагаю, Легри: разговор предстоит короткий.

Невысокий мужчина в дорогом костюме расхаживал по кабинету. Здесь царил идеальный порядок: каждая вещь, будь то массивный письменный стол или коробка сигар, знали своё место — словно потомственная, вышколенная поколениями прислуга в замках старой аристократии. Сквозь большущее, от пола до потолка, окно открывалась величественная панорама швейцарских Альп, но ни гость, ни хозяин не обращали внимания на заснеженные скалы. Шале находилось в малодоступной горной долине — по окончании строительства было произведено несколько взрывов, и обвалы надёжно перекрыли единственную ведущую вниз дорогу. Теперь попасть сюда можно было лишь при наличии альпинистских навыков — или по воздуху. Дирижабль, доставивший француза, тихонько жужжал винтами над крышей, и это внушало некоторый оптимизм — по крайней мере, так ему хотелось надеяться. Будь принято решение о его ликвидации — патрон не стал бы утруждать себя этим разговором; отдать распоряжение просто, остальное сделает специалист — такой же, как и он сам. Даже Имеющий Зуб ничем не сможет ему помочь… Особенно теперь, когда после атаки паровых призраков он оказался в больнице. Легри осторожно потрогал щеку. Ожог всё ещё саднил. Да, если бы не верный телохранитель, ему досталось бы куда больше…

— Вы провалили порученное вам дело и в очередной раз упустили фигуранта! — голубые льдинки глаз сверкнули гневом. — Это уже попахивает саботажем, Легри — по крайней мере, некоторые из нас так считают. Если бы не моё вмешательство, вас бы уже отстранили от этого дела — со всеми вытекающими последствиями.

Что означает это «отстранили», француз понимал очень хорошо — высшее масонство не стало бы рисковать, оставляя в живых сопричастного таким тайнам. Дисциплина в верхних, невидимых эшелонах власти была куда строже армейской: права на ошибку не имел никто. Хм-м… Впору задуматься: а не намереваются ли они поступить так при любом раскладе… Эту важную мысль Легри отложил на потом, решив хорошенько обдумать её на досуге.

— По крайней мере, вы не оправдываетесь… — тон патрона несколько смягчился. — Я терпеть не могу оправданий, Легри; это удел болванов и слабаков. Деятельный человек ищет способы, а не отговорки. Я знаю, что противник вам достался необычный; именно этим объясняется снисходительное отношение к прошлым вашим неудачам… Но всё имеет свой предел. Теперь у вас есть только один шанс. Просчеты более недопустимы!

Француз молча поклонился.

— Вы по-прежнему вправе задействовать любые ресурсы; единственное условие — не привлекать к себе внимания… Если требуется что-то ещё — говорите.

— Противник этого правила не придерживается! — угрюмо бросил Легри. — Одна приливная волна в устье Темзы чего стоит… Сэр, боюсь, мне потребуется карт-бланш на безоговорочное содействие имперского флота — морского, и, вероятно, воздушного.

— Ого! А это не слишком? — поднял бровь патрон.

— Мы ловим не простого человека, сэр. Судя по всему, Инкогнито — следующий претендент на… — француз поднял взгляд. Над дверью был резной барельеф — сияющее Око в треугольнике, парящее над вершиной усеченной пирамиды.

— Хорошо. Вы получите такую прерогативу. Что-то ещё? — тон, которым это было сказано, отнюдь не располагал к продолжению беседы, и Легри счел за лучшее молча поклониться.

— Ступайте, — бросил патрон. — Хотя, да… Задание несколько изменилось. Если поймёте, что не сможете взять его — ликвидируйте.

— Сэр?

— Вы слышали. На этот раз он не должен ускользнуть. Всё, ступайте.

Француз аккуратно притворил дверь. Хозяин кабинета подошел к окну и некоторое время молча созерцал альпийские снега. По ту сторону толстых стёкол лежало безразличие Природы — великое и такое обманчивое; по эту сторону находилась Власть. Глава одного из самых влиятельных кланов глубоко вздохнул. На стекле появилось белёсое пятнышко.

— Возможно, именно так и следовало поступить с самого начала, — прошептал он. — Мы играем с огнём. Но какой соблазн…

Легри поднялся на борт воздушного судна, прошел к себе в каюту и прилёг на кожаный диванчик. Скрипучие подушки были набиты волокнами тропической пальмы — упругим и очень лёгким материалом; конструкторы дирижаблей боролись за каждый грамм. Спустя минуту в дверь деликатно постучали.

— Да! — раздраженно бросил француз.

Вошел капитан.

— Сэр, мы готовы отправляться. Какие будут распоряжения?

— Курс на Альбион. Лондонский воздушный порт, если точнее… — Легри, поморщившись, встал, раскрыл саквояж и извлёк из него массивный серебряный портсигар.

— Гм… Сэр, прошу меня извинить, но на борту судна курить запрещено.

— Я лишен этой дурацкой привычки, — буркнул француз, щелкая крышкой. Капитан мельком заметил странный инструмент из стекла и стали; что ж — на папиросы это и впрямь не походило, остальное не его дело…

— Сделайте одолжение — не беспокойте меня, покуда не прибудем на место, — бросил Легри в спину воздухоплавателю.

— Как вам будет угодно, сэр.

Дирижабль мягко качнуло: воздушное судно отцепилось от причальной мачты. Легри закатал рукав, взвёл пружину и прижал необычное устройство к коже. Инжектор походил на маленький кургузый револьвер; одно нажатие — и порция морфия покинула стеклянную капсулу, устремляясь в вену француза. Пагубная привычка; но как прекрасны эти мгновения — без саднящей боли ожога, без постоянной, изматывающей тревоги, без навязчивых мыслей… Он откинулся на подушки и смежил веки. Гул пропеллеров сливался с шумом крови в ушах, и вскоре пропала разница между воздушным кораблём и Огюстом Легри. Это его тело, обтекаемое и восхитительно-лёгкое, величаво плыло сквозь морозный хрусталь небес, прямо к розовой кромке горизонта…

***

Каждый вдох давался Ласке с трудом. Перед глазами маячил огромный живот — отвратительно раздутый, оплетённый сизыми верёвками вен; своей тяжестью он прижимал её к ложу, словно там, внутри, таилась не трепетная плоть, а чугунная гиря… Спазмы следовали один за другим, потроха словно выкручивала чья-то грубая рука — но боли не было.

— Тужься! Тужься! Ту-у-ужься!!! — завывали поблизости чьи-то голоса. Она изо всех сил напряглась, стискивая кулачки, ногти впились в ладони… И живот вдруг лопнул, распахнувшись по всей длине, от лобка до подвздошья! Вместо крови из страшной раны брызнули изумрудные лучи, и над опавшим чревом развернулся Знак — страшный и противоестественный, помесь паука с иероглифом… В этот миг девушка проснулась. Стояла ночь. В недрах стального монстра постукивали паровые машины, и едва ощутимая, правильная вибрация хорошо отрегулированного механизма успокаивала.

— Что, опять кошмары? — на соседней койке скрипнули пружины: Озорник сел и принялся нашаривать спички.

— Не надо, не зажигай… Всё в порядке. Я что, снова кричала во сне?

— Не знаю… Но от чего-то же я проснулся, верно? Слушай, может, тебе показаться судовому доктору?

— Он не скажет мне ничего такого, что я не знала бы сама… — Ласка помолчала. — Лёва, послушай… Что с нами будет?

— Давненько меня никто не называл этим именем… — откликнулся Озорник. — Что будет? Думаю, всё у нас будет хорошо.

Девушка невесело усмехнулась.

— Ну да, именно это ты и должен был сказать глупой брюхатой бабёнке…

— Положим, глупой ты сроду не была, не льсти себе! — хмыкнул собеседник. — К тому же, я и впрямь так думаю. Пока всё складывается на редкость удачно: мы обзавелись союзниками и избавились от врагов; перед нами весь мир… И самое главное, с нами — Лексикон!

— Он-то меня и пугает… Знаешь… Я видела твоё лицо, когда ты воспользовался этой вещью. Ты был, как…

— Одержимый? — закончил фразу Озорник, и Ласка поняла, что он улыбается во весь рот. — Бешеный? У меня изо рта шла пена, а единственный глаз вылез на лоб, словно у циклопа?

— Тебе всё шутки! Неужели ты сам не чувствуешь?!

— Чувствую, конечно. Мы с ним, некоторым образом, части целого — я ведь тебе рассказывал, помнишь? Человек, предмет и место… Не хватает только третьей составляющей, но и без неё я теперь могу… Многое. Остался последний шаг, Ласка; и наши мечты исполнятся.

— Твои мечты…

— Наши! — с нажимом произнёс Озорник. — Или ты готова отказаться от всего, за что мы боролись? Неужели ты думаешь, что все наши приключения — всё это зря?

— Нет, конечно…

«Просто теперь я отвечаю не только за себя» — хотела добавить девушка, но промолчала. В груди родился горячий комок, поднялся вверх, сдавил горло… Она чуть слышно всхлипнула, проклиная себя за эту слабость. Дочери инженера Светлова недостойно реветь, словно какой-нибудь истеричке… Озорник встал, пересёк каюту и присел на её койку. Ласка ощутила прикосновение его горячей ладони ко лбу.

— Всё будет хорошо, мисс Лэсси Светлоу… Маленькая Ласка… Всё будет хорошо, — шептал этот невозможный, нелюбимый — и самый близкий ей человек…

— Знаешь, врагам так и не удалось завоевать Атаманство, — сказала девушка, немного успокоившись. — Я нашла месячной давности газеты, там есть пара заметок… Ордынские боевые машины прорвались за перевал, но были остановлены огнем артиллерии — а дружественные племена Снежной Страны ударили их армии во фланг… Похоже, ты был прав — эта война обойдётся татарам куда как дорого! Хотела бы я знать, выжил ли кто-то из наших…

— Ты имеешь в виду, из гарнизона Крепости? Да наверняка! Должен сказать, полковник Шолт-Норт произвёл на меня впечатление… Думаю, такой человек просто обязан был предотвратить окончательный разгром и отступить… Например, по подземному ходу.

— Откуда ты знаешь про тоннель? — слабо удивилась Ласка.

— Догадался… Крепость возвели казаки, не самые худшие воины в мире; наверняка были предусмотрены и пути отступления, и ловушки для врага, и тайные тропы в горах…

— Были, — подтвердила Ласка. — Спасибо тебе, Лёва…

— За что?

— Так… Знаешь, я бы хотела вернуться обратно… Ну, после всего.

— Ты всё ещё не понимаешь! — жарко возразил Озорник — Если у нас получится, мы… Мы заживём в новом мире!

— И каким же он будет?

— Великолепным. Чистым. Свободным… Я мечтаю дать людям право самим выбирать свою судьбу. Надо только разорвать незримую паутину, что соткали сильные мира сего, и тогда…

— А что выберут такие, как Стерлинг? — перебила девушка. — Собственное королевство? Абсолютную власть?

— Наш разговор всё больше походит на диспуты, которые мы вели с товарищами в Петербурге! — неожиданно рассмеялся Озорник. — О, эти бесконечные споры — за окнами метёт метель, позабытый чай стынет в граненых стаканах… Изменить человеческую природу не в моих силах, уж извини! Разве что уничтожить большую часть человечества, в надежде, что оставшиеся заживут праведной жизнью… Но, помнится, даже у Господа не получилось — только зря сгоношил старика Ноя.

Ласка помолчала, переваривая услышанное.

— Ты ведь это в шутку, правда?

— Насчет «уничтожить человечество»? Да как тебе сказать… Не совсем. Это как раз возможно… То есть, будет возможно, когда я отнесу Лексикон к источнику мощи. Вообще, соблазнительная мысль: устроить всемирный потоп или что-нибудь ещё в этом роде, извести род людской под корень… И воссоздать его заново, в надежде на лучшее будущее. Но — абсолютно лишено смысла, знаешь ли. Человеческую природу не переделаешь; я не настолько глуп, чтобы изображать Господа Бога.

— Куда мы держим курс? — спросила девушка чуть погодя.

— Есть по меньшей мере три места, где можно пробудить возможности Лексикона: это Австралия, Антарктика и — Новый Свет, да… Капитан с моей подачи выбрал последний вариант: ледяной континент слишком суров, а по пути к Австралии запросто можно столкнуться с военными кораблями. Этот остров-континент давно уже стал самой большой в мире тюрьмой. Любое судно, обнаруженное в тамошних территориальных водах, рискует по меньшей мере досмотром со стороны имперских военных.

— Но в Новом Свете тоже каторга…

— Верно; однако Атлантика в этом отношении куда более спокойное место, чем Индийский океан. Достаточно держаться в отдалении от привычных маршрутов… — Озорник вдруг зевнул. — Знаешь, давай всё-таки спать. Как говорит наш мохнатый друг, утро вечера мудренее…

— Ты имеешь в виду Потапа? — пробормотала Ласка, кутаясь в одеяло.

— Кого же ещё? Этот медведь — настоящий кладезь московитских пословиц и поговорок…

***

— Всё не так уж плохо, Огюст; перестаньте, наконец, хмуриться… — Сильвио Фальконе промокнул губы салфеткой и довольно откинулся на спинку стула. — Наслаждайтесь жизнью, дружище! Бьюсь об заклад, это лучший ресторан в Альбионе, по крайней мере, из тех, где я бывал… Итак, пока вы отсутствовали, я раздобыл кое-какую информацию. Похоже, наш мистер Инкогнито наконец-то перестал быть таковым. Я задействовал свои старинные связи в разведке; и вот сюрприз — буквально вчера получил любопытнейшие бумаги!

— Скажите мне только одно: эти бумаги как-то помогут нам определить его местоположение? — сварливо откликнулся Легри, ковыряя вилкой омара.

— Вполне возможно! — спокойно парировал Сильвио. — Смотрите… Вот здесь — список участников второй, печально известной экспедиции Семёнова… Между прочим, неподалёку от тех мест побывал некогда и небезызвестный сэр Дадли; забавное совпадение, правда? Ну, к этому мы ещё вернёмся. Здесь — подробный отчет о стычке с разбойниками…

— Вы уже показывали мне это, — Легри поморщился. — Я тогда ясно высказался относительно беспочвенных предположений…

— А теперь появились и доказательства! — торжествующе улыбнулся Фальконе. — Взгляните: список убитых и пропавших без вести… В последнем — только одна фамилия. Интуиция меня не подвела, сэр! Итак, позвольте представить вам нашего Инкогнито. Его имя — Лев Осокин. Рост — немного ниже среднего, худощавого телосложения, черноволос, глаза имеет карие…

— Глаза?

— Не забывайте, этим бумагам свыше двадцати лет… Полагаю, окривел он как раз после исчезновения; кстати, если помните — сэр Дадли тоже был одноглаз… Этот Осокин — вообще любопытнейшая личность. Выходец из черты оседлости — знаете, что это такое, да? Дикие московитские нравы… Единственный способ выбраться оттуда — принять крещение; что он и сделал…

— Выкрест! — в устах француза слово прозвучало грязным ругательством. — Ненавижу эту публику…

— Почему?!

— Да потому, что это худшие представители рода людского… Отвергшие собственное естество, одинаково глумящиеся над верой предков и новообретённой — поверьте, я уже сталкивался с такими! Нельзя жить в двух мирах одновременно, поймите! Такое уродство не просто греховно, оно противно самой душе человеческой! Это разрушители, Фальконе, упыри; они не способны ничего созидать — такова их ядовитая суть. И что самое худшее — они отравляют этим ядом тех, кто имеет неосторожность оказаться рядом! У них нет ничего святого…

— Гм… — Сильвио выглядел слегка ошарашенным горячностью Легри. — Полагаю всё-таки, это отнюдь не вопрос веры. Молодой человек, обладающий блестящими способностями, зачах бы в глубинке… Вы тут упомянули о грехе; но ведь настоящий грех — это губить собственные таланты! Итак, довольно скоро он поступает в Санкт-Петербургский Университет… И — становится членом нелегального студенческого общества. Здесь у меня копии полицейских протоколов; судя по всему, отбытие в экспедицию спасло его от ареста. Кое-кто из университетских товарищей Осокина отправился на каторгу; после «Народной воли» тамошние власти болезненно относятся к любому намёку на революционность.

— Избавьте меня от экскурсов в московитскую политику!

— Как пожелаете. Суть вот в чём: процесс вышел довольно громким, и по возвращении Осокин должен был предстать перед судом. Если верить показаниям его товарищей, он был одним из самых активных членов группы. Это просто штришок к портрету, деталь характера; наш друг — ниспровергатель устоев…

— Ну, а что я говорил вам о выкрестах?! — вставил Легри.

— Итак, юный революционер исчезает на несколько лет: в самом сердце Азии, вполне возможно — там, где покойный сэр Дадли обрёл власть над миром… А теперь вспомните, когда впервые сработал детектор Фокса и куда он указывал? Те самые края, Огюст! То самое время!

— Что ж, поздравляю. Похоже, вы и впрямь выяснили, с кем мы имеем дело… Если только всё это — не череда дурацких совпадений, — нехотя пробурчал француз. — Но это ни на шаг не приближает нас к цели.

— Понимаете… Я всё время пытаюсь разобраться, чего хочет этот человек. Что им движет, каковы его помыслы и устремления… — Фальконе откинулся на спинку стула и задумчиво сощурил глаза. — Если помните, в Праге нам достался его архив; до недавних пор у меня не было времени как следует порыться в этих записях. Но после всего случившегося я исправил свою оплошность.

— И что вы нашли? Перестаньте тянуть, Сильвио — у меня и так нервы не в лучшем состоянии последнее время…

— Я обнаружил две любопытные вещи. Первая — наш фигурант явно интересовался строением Земли. Он, по-моему, собрал все возможные теории — от античности до последних веяний науки. Знаете, когда я понял, что именно объединяет все эти материалы, мне стало не по себе… Он пытается разобраться, как устроена наша планета, Огюст! Он, человек с задатками Бога… Зачем? Что он задумал? От таких вопросов у меня мороз по коже…

— А вторая? — спросил Легри.

— Вторая? А, да… Вторая — вот это, — Фальконе осторожно достал из папки ветхую географическую карту. — Обратите внимание на затёртые линии… Он явно что-то вычислял здесь, верно? Если присмотреться, видно — они сходятся в нескольких точках. Я попытался выяснить, чем замечательны эти края, и тут же наткнулся на знакомую фамилию… По меньшей мере, четыре точки из семи — это те места, где побывал некогда знаменитый путешественник, сэр Дадли Фокс! Но знаете, что самое любопытное? Осокин, судя по всему, повторил некоторые из его маршрутов — а может, даже и все.

— Зачем? — нахмурился француз.

— Полагаю, он ищет там… Нечто. То же самое, что искал и сэр Дадли.

Легри склонился над картой. Тонкие, еле видимые вдавленности от грифеля паутиной оплетали континенты.

— Ну, в Австралии он не был, насколько я знаю… — француз вдруг замолчал и поднял глаза на Фальконе. — Постойте-ка…

— Охотничьи трофеи на вилле Фоксов, — тихонько подсказал Сильвио. — Доисторические твари. Последнее путешествие сэра Дадли.

— Он отправился в Новый Свет! — Легри вскочил на ноги. — Чёртово наводнение и чёртов корабль… Всё сходится! Скорее идёмте!

— Успокойтесь, Огюст. Доешьте вашего омара…

— К чёрту омара! Нельзя терять ни минуты; мы и так упустили бог знает сколько времени… Надо срочно затребовать расписание трансатлантических рейсов! А впрочем… — Легри вдруг замер, уставившись в одну точку.

— Я как раз собирался просить Джека…

— Погодите-ка! — француз хищно усмехнулся. — Мы в любом случае отстаём на несколько дней, так? Если пользоваться обычными транспортными средствами.

— Что значит — обычными? Что вы задумали? — непонимающе нахмурился Сильвио.

— Скоро узнаете… Полагаю, Фальконе, даже вас удивит, насколько широки теперь мои полномочия!

***

«Паровая Душа Стерлинга» рассекала просторы Атлантики. Короткие толстые трубы плевались клочьями чёрного дыма, тут же уносимого ветром, холодные волны обдавали палубу солеными брызгами: броненосец имел чрезвычайно низкую осадку. Океан до самого горизонта был чист: беглецы предусмотрительно держались вдали от привычных маршрутов. Их судно не могло похвастать выдающимися ходовыми качествами. Новые военные корабли Империи имели преимущество в скорости, однако инженер Лидделл приготовил возможным противникам немало сюрпризов. В палубном настиле отворились неприметные люки; повинуясь слаженным движениям призраков-матросов, полезли вверх сложные складные конструкции, состоящие из парусины, стали, упругого тиса и множества тросов-растяжек. Не прошло и пяти минут, как на ветру тяжело захлопали два огромных, непривычной формы паруса — нечто среднее между веером и крылом нетопыря. Скрипели лебёдки, с негромким шорохом раздвигались телескопические реи, хлопали на ветру складки серой ткани, улавливая воздушные потоки… «Паровая Душа Стерлинга» ощутимо прибавила ход, вдоль низких бортов заиграли пенные буруны. Капитан вышел на палубу и с самодовольным видом облокотился о леер, заложив механический протез за отворот мундира. Следом поднялся Озорник, щурясь с непривычки: лучи низкого закатного солнца прорвались сквозь облака, ударив прямо в глаза. Матросы-призраки в его свете заиграли тысячью маленьких радуг, словно фантастические создания, сошедшие со страниц сказки.

— Великолепное зрелище, а? — капитан широким жестом обвёл горизонт. — Я чувствую себя конкистадором на заре великих завоеваний!

— Что ж, в широком смысле слова мы повторяем их путь, — откликнулся Озорник. — Из Старого Света в Новый… Вы знаете, как они называли те края? Земля Чудовищ… Полагаю, бедняги были шокированы, впервые узрев всех этих допотопных монстров. Вам уже доводилось с ними встречаться?

— Ха! А откуда, вы думаете, у меня вот это?! — Стерлинг потряс в воздухе протезом. — Когда я только начинал своё дело, налаживал связи с табачными плантациями, мне доводилось порой неделями пропадать в этих чертовых джунглях… Я оставил в зубах одной мерзкой твари полдюжины фунтов собственного мяса, сэр! К счастью, теперь мы вооружены и экипированы куда лучше, чем в те времена; вдобавок, мои «стим бойз» — великолепные бойцы…

— Выходит, я зря беспокоюсь?

— Гм… Ну, я бы так не сказал… Новый Свет по-прежнему остаётся дьявольски опасным местом; просто у нас теперь куда больше шансов остаться в живых…

Корабль жил размеренной жизнью. Ласка потихоньку привыкла к постоянной качке и плеску волн; запах мокрого железа, доводивший её до тошноты в первые сутки пути, постепенно сделался незаметным. Дел для неё почти не находилось: все механизмы работали как часы, а мелкие регулировки Лидделл предпочитал делать сам. По малейшим изменениям в вибрации двигателя девушка научилась угадывать происходящее в чреве судна: запуск и отключение динамо-машины, насыщающей призраков энергией, работу вентилирующих устройств, подъём и спуск парусов…

Озорник, казалось, просто выпал из реальности. С раннего утра и до позднего вечера он просиживал в их крохотной каюте, погруженный в вычисления. Географические карты, толстые, академического вида тома, тетради с уравнениями загромождали маленький стол. Девушка одновременно и досадовала на своего напарника — и проникалась к нему уважением: такой сосредоточенности ей ещё не доводилось встречать. Оказывается, до сих пор она была знакома только с двумя ликами этого человека; но вот путешественник и авантюрист отошли на задний план, уступив место ученому, одержимому поставленной задачей. Ласка засыпала при свете масляной лампы, под шорох царапающего бумагу пера — и просыпалась от запаха кофе: Лев, прихлёбывая из кружки, бегал взглядом по строчкам, время от времени делая пометки… В конце концов девушка стала ухаживать за ним, как за больным: приносила еду, заставляла совершать ежедневный моцион по скользкой от брызг палубе — но даже там, лицом к лицу с безбрежным океаном, Озорник витал мыслями где-то очень далеко…

Дымы по правому борту первым заметил Потап. Мохнатый воин проводил на палубе много времени, составляя компанию вахтенным матросам. Те — и люди, и призраки, удивительно быстро сошлись с медведем; почти что приняли в свою компанию — и это несмотря на то, что бритиш тот по-прежнему понимал с пятого на десятое. «Nick» — выводил пальцем по палубе присевший на корточки призрак: перегретый пар оставлял на холодном металле след, ясно видимый в течение двух-трёх секунд.

— Ниск? Хм… А, эвон что, Ник! Николай, значится, по нашему, Николя… — добродушно ворчал зверь. — Ну что за язык такой: пишется так, а читается эдак… Э, Коль, ну-кось, глянь-ко: это, часом, не дымок там у горизонта? Как там по вашему… Си! Си! Э-эх, едрёныть… Смог! Си зе смог! Да что ты так пялишься, трубу-то подзорну возьми, дура…

Подзорная труба, конечно, вряд ли помогла бы: «стим бойз» воспринимали окружающий мир совсем по-другому, и оптика тут была бессильна; но призрак, видя беспокойство Потапа, догадался, в чём дело — и спустя минуту на палубу поднялся капитан Стерлинг.

— Лопни мои глаза, это же военный паровой корвет! — рявкнул он, не отрываясь от окуляра. — Рулевой — пять румбов вправо! Лидделла ко мне!

Вскоре сделалось ясно, что они замечены. Корвет не был случайным кораблём; едва «Паровая Душа Стерлинга» завершила манёвр, как он изменил курс, следуя наперерез. Капитан переглянулся с инженером.

— Прикажете готовить судно к бою, сэр?

— Попробуем обойтись без драки… У этого сукина сына многовато пушек; сыграем-ка с ним в прятки. Готовимся к погружению… Убрать паруса, спустить мачты! Боцман, свистать всех вниз! — Стерлинг ухмыльнулся. — Посмотрим, как им понравится такой трюк!

Призраки и люди разбежались по местам. Матросы знали своё дело туго: прошло совсем немного времени, как палуба опустела. Ласка спускалась по трапу одной из последних; она успела заметить, как нос корвета вспух вдруг белым облачком, а спустя несколько секунд над водой прокатился далёкий гром.

— Приказывают встать! — буркнул идущий следом Потап. — Ага, сейчас…

Все люки были задраены. Инженер Лидделл спустился в машинное отделение; под его присмотром совершались сложные манипуляции — перекрывались и отворачивались вентили, лязгали рычаги, срабатывали, резко щелкая, автоматические клапаны… По коридорам чуть заметно потянуло угольной гарью. Ласка всем телом ощущала новые ритмы, возникшие в недрах стального монстра; так, должно быть, проглоченный китом пророк Иона прислушивался к бурлению газов в теле морского исполина, уходящего в хляби морские… Внезапно ей стало страшно. Что, если Лидделл ошибся в расчетах, или в конструкции оказалась одна-единственная дефектная труба, или разболтался клёпаный шов? Тогда — рёв прорвавшейся внутрь воды, взрывы топок, и хитроумный корабль отправляется прямиком на дно вместе со всем его экипажем… Закусив губу, девушка поспешила в их с Озорником общую каюту. Лев Осокин по-прежнему сидел над картой. Казалось, за прошедшие часы он даже не сменил позу — впрочем, возможно, так оно и было: исписанных аккуратным бисерным почерком листов заметно прибавилось.

— Мы погружаемся, — хрипловато выдохнула Ласка.

Озорник, наконец, оторвался от своих записей.

— Погружаемся? В каком смысле?

— Это не обычный корабль; ты что, забыл?

— Ах, да, Стерлинг хвастался, как же… Ныряющее судно, — Озорник с наслаждением потянулся. — Выходит, Лидделл всё-таки решил испытать своё детище? Но почему именно сейчас?

— Потому что нас преследуют! — фыркнула девушка. — Ты, похоже, с головой ушел в свои цифирки… Прислушайся!

Озорник склонил голову набок. За сталью обшивки чуть слышно журчала вода. Стекло иллюминатора внезапно потемнело; проникающий в каюту свет сделался бирюзовым, потом голубовато-серым, словно в сумерках. Привычная качка исчезла, пол приобрёл ощутимый наклон — «Паровая Душа Стерлинга» уходила в пучину с небольшим дифферентом на нос. Ласкин спутник достал спички…

— Погасить лампы! Огня не зажигать! — гулко разнеслось по коридорам. — Экономим воздух!

В полумраке — горела лишь каждая четвёртая лампа, они прошли в кают-компанию. Там собрались все, свободные от вахты: даже призраки, предусмотрительно выбравшие дальний угол. Люди молчали, напряженно прислушиваясь к шороху и поскрипыванию металла: обшивка сжималась под давлением вод. «Что будет, если конструкция не выдержит? Успеет ли Озорник вытащить нас из этого?» — Ласка напряженно закусила губу. Лев словно услышал её мысли, нащупал маленькую ладошку и тихонько сжал…

Время остановилось. Топки были заглушены; котлы стремительно остывали. Сделалось непривычно тихо. Небольшой дифферент вскоре выровнялся: «Паровая Душа Стерлинга» замерла в водной толще, затаилась, выжидая, покуда рассекающий волны хищник уберётся восвояси.

— В Крымскую кампанию, покуда их не выдавили с побережья, московиты использовали против нас подводные суда, — нарушил тишину один из матросов, крепкий пожилой дядька. — Помнится, корабельные инженеры тогда сооружали специальные бомбы. Эдакая железная бочка, и хитрый какой-то запал…

— Да откуда у них такое! Там, наверно, решили, что наш корабль затонул! — возразили ему.

— Полагаю, дела обстоят именно так, джентльмены! — Стерлинг, довольно улыбаясь, вошел в кают-компанию. — Но на всякий случай мы останемся под водой до темноты… Воздуха у нас хватит, на этот счет беспокоится нечего. От вас требуется только терпение.

Потянулись томительные часы ожидания. Озорник вскоре ушел. Кое-кто попытался было вести беседу, но разговор вскоре угас. Двое «стим бойз» раздобыли где-то шахматную доску и застыли над ней, будто в трансе, изредка двигая призрачными пальцами фигуры. Остальные, от нечего делать, сгрудились вокруг, внимательно следя за ходом баталии и изредка вскрикивая и сдавленно шипя сквозь зубы, коснувшись по неосторожности кого-нибудь из игроков. Потап осторожно тронул девушку за плечо.

— Холодно здесь! — смущенно, как показалось Ласке, буркнул медведь. — Простудисся…

Девушка позволила увести себя в каюту. Там, лёжа на узкой койке, она забылась неспокойной дрёмой.

Сон не был кошмаром из тех, которые частенько мучили её последнее время; но не был он и обычным набором бессвязных видений. Ласка очутилась посреди бескрайней, укутанной снегами равнины. Вечерело; необычный, лимонного цвета закат навевал печаль. Откуда-то девушка знала, что стоит лютый мороз — хотя сама его совершенно не ощущала, разве что в носу пощипывало. Ничто не нарушало мёртвую безмятежность этого места; как вдруг Ласка заметила высоко в небе маленькое темное пятнышко — летящую птицу. «Гагара» — подумала она: острый взгляд выцепил характерный сутуловатый изгиб птичьей шеи. Летунья, очевидно, тоже её заметила: широко распахнув крылья, она сделала несколько кругов по нисходящей спирали — и наконец приземлилась, подняв искрящееся облако снежинок. Когда оно рассеялось, Ласка изумлённо распахнула глаза: на гагаре красовалась нарядная, ладно скроенная малица — а перепончатые лапы прятались в сапожки-пимы! Острый клюв открылся.

— Далеко ты забралась, Маленькая Ласка, — сказала странная птица. — Ох, и далеко… А путь ещё неблизкий предстоит!

Девушка молчала, во все глаза рассматривая невероятную гостью.

— Много всякого с тобой вскоре случится, — продолжала та. — Но ты не бойся: всё хорошо будет. Да сына береги. Помни: не одна ты теперь. А дальних троп да чужих земель не страшись. Земли разные, а небо на всех одно…

— Кто ты? — спросила Ласка. — И… Что со мной случится-то?

Гагара склонила голову на бок и посмотрела на собеседницу весёлым блестящим глазом.

— Не бойся ничего, дочка, а тяжко будет — крепись. Не зря я тебя Маленькой Лаской нарекла: маленькая, да ловкая, в любую щель проберёшься и от врага улизнёшь, а то и укусишь — да так, что мало не покажется! Только сердце своё почаще слушай: оно дурного не присоветует…

— Ма… Мама?! — Ласка шагнула было вперёд, но движение получилось каким-то странным: собственное тело вдруг показалось ей слишком длинным и пружинистым, а ноги — короткими; вдобавок их, кажется, было больше, чем две! Опустив глаза, она увидела аккуратные, покрытые белоснежной шерстью лапки с острыми коготками — и… От удивления проснулась. Пол слегка покачивало, и впервые с момента отплытия мерное дыхание океана не пугало, а успокаивало: «Паровая Душа Стерлинга» всплыла на поверхность. Зябко поёжившись, девушка глянула в иллюминатор. Полная луна отбрасывала на воды зыбкую, переливающуюся тысячью неверных оттенков дорожку…

***

Под тяжелыми зеленовато-серыми тучами, окаймлённый мелкой штриховкой свинцовых волн, расстилался Альбион — тёмное сердце великой цивилизации Запада, огромный человеческий муравейник. Жилые районы перемежались с промышленными кварталами и пустырями. Великое множество труб питало облако вечного смога, висящее над островом-столицей могущественной Империи. Смешиваясь с низкими облаками, они порождали едкие дожди: под ядовитой капелью быстро ржавела кровля, растрескивалась и крошилась кирпичная кладка, а бронза дверных ручек и молотков покрывалась неопрятными пятнами окислов. Много выше грязных туч лежали чистые облака; и по этому застывшему перисто-белому морю беззвучно плыла исполинская конструкция. Незримая для населяющих твердь, будто обиталище богов древности, перемещалась она в потоках разреженного воздуха. Огромные, в десятки раз больше самого крупного из дирижаблей, баллоны поддерживали с двух сторон корпус, по форме больше всего походивший на короткий широкий клинок римского меча-гладиуса. «Немезис», единственная дама среди четырех авианесущих гигантов, которыми располагал военно-воздушный флот Империи, патрулировала небо Альбиона. Трое других исполинов находились за многие тысячи миль от острова-столицы. «Борей» обеспечивал поддержку экспедиционному корпусу, сражавшемуся с ихэтуанями в Китае, «Навуходоносор» плыл в залитом солнцем небе Австралии, а «Оберон» купался в лазурных струях эфира над просторами Тихого океана.

Авизо, мини-дирижабль, казавшийся совсем уж маленьким и невзрачным по сравнению с белоснежным гигантом, осторожно развернулся над рукотворным полем. Линии разметки пересекали её в разных направлениях; ориентируясь по ним, рулевой вёл судно на посадку. Вниз полетел швартовочный конец; несколько человек, казавшихся гротескно-неуклюжими в своих, похожих на водолазные костюмах, закрепили их на вделанных в палубу скобах.

— Наденьте маски! — пилот указал на сетчатую полку: там поблёскивали латунью короткие цилиндры газгольдеров, соединенные при помощи гофрированных шлангов с гуттаперчевыми «намордниками». — Пока вы на палубе, неукоснительно выполняйте распоряжения встречающего: от этого может зависеть ваша жизнь.

Джек послушно прижал к лицу попахивающую чужим потом резину, затянул ремешки и помог Сильвио управиться с дыхательным аппаратом; тот, в свою очередь, позаботился о фрау Мантойфель. Имеющий Зуб проделал аналогичную операцию со своим шефом.

— Готовы? Открываю! — глухо прозвучал из-под маски голос пилота.

Мюррей отвернул краник. Струя воздуха с тихим шипением потекла в маску. Люк распахнулся, и пассажиры дирижабля невольно сощурили глаза. После тускло освещённой гондолы ярко сияющее в безоблачном небе солнце показалось им ослепительным. В следующий миг дыхание спёрло от холода: снаружи царствовал свирепый мороз! Фигура в нелепом «водолазном» костюме отступила, делая манящие движения. Спустили короткий трап; путешественники спешно покинули доставивший их воздушный корабль. Листы незнакомого серебристого металла чуть пружинили под ногами. Торчащая из палубного настила цилиндрическая рубка оказалась лифтом: кое-как они уместились там вшестером, и «водолаз» повернул рубильник. Загудели моторы, и кабина неторопливо двинулась вниз. Джек стал было расстегивать ремешки, но провожатый резко покачал головой и ткнул пальцем в циферблат на стенке. Вглядевшись, Мюррей понял, что это барометр; вот только шкала была проградуирована до значительно меньших величин, чем обычные семьсот двадцать миллибар. Лифт остановился. Зашипел сжатый воздух; стрелка дрогнула и поползла вправо. Наконец, давление выровнялось. «Водолаз» открутил барашки и снял с головы шлем; лицо у него оказалось совсем юным.

— Разрешите приветствовать вас на борту воздушного линкора «Немезис», джентльмены! — звонко отрапортовал он. — Прошу следовать за мной: командор ждёт!

Командор Военно-Воздушного флота Империи Роберт Мак Дули поражал воображение. Вместо положенных форменных брюк он носил килт традиционных цветов клана Мак Дули и берет с помпоном, залихватски сдвинутый набекрень. Шотландский стиль был выдержан даже в мелочах: Джек заметил выглядывающую из-за отворота правого гольфа рукоять «скин ду» — традиционного короткого кинжала. Возникла неловкая пауза: вошедшие бестактно таращились на командора.

— Приветствую вас на борту, джентльмены! Перейдём сразу к делу. Я получил несколько странные инструкции относительно вас… Поначалу я даже грешил на аппарат Маркони: эфирный телеграф — штука тонкая, в работу могла вкрасться ошибка…

— Никаких ошибок! — заявил Легри. — Мы…

— …Потом я решил, что ошибся мой шифровальщик, и наконец — что ошибку допустили в Адмиралтействе! — словно не слыша его, продолжал Мак Дули. — Я взял на себя смелость уточнить инструкции, однако ответ не внёс ясности… Поэтому я спрашиваю вас, джентльмены: кто, в конце концов, вы такие и что, черт возьми, творится?!

«Да он взбешен!» — сообразил Джек. — «Просто вне себя от ярости!»

— Мы… — начал было француз, но Сильвио Фальконе мягко взял его за локоть.

— Позвольте мне объяснить, сэр… Мы — уполномоченные правительства… Особые уполномоченные. Наше присутствие не должно афишироваться: для ваших подчиненных мы всего лишь гости «Немезис». Поверьте, мы никоим образом не собираемся вмешиваться в ваши прерогативы: наша цель — всего лишь общий контроль за операцией…

— «Всего лишь»! — фыркнул Мак Дули. — Скажите мне, джентльмены: среди вас есть хоть один военный?

Сильвио покачал головой.

— Так в чём же цель вашей… Миссии? — после долгой паузы осведомился командор.

— Мы должны обнаружить в Атлантике корабль! — снова встрял Легри.

— В Атлантике? Вот как? — скучным голосом осведомился Мак Дули. — Нельзя ли поконкретнее?

— Мы знаем только, что они держат курс в Новый Свет… — вздохнул Сильвио. — А обнаружение… Над этим сейчас работает весь военный флот Империи; собственно, мы надеемся, что помощь «Немезис» станет решающей в поисках. Дирижабли способны держать под наблюдением огромные поверхности…

— И какому же из множества судов, пересекающих Атлантику, следует отдать предпочтение?

— О, это необычный корабль. Полупогружное бронированное судно; над водой выступает лишь палуба. Его силуэт легко будет отличить от прочих.

В газах Мак Дули впервые промелькнул интерес.

— Гм… С воды — возможно. Но, джентльмены, вы когда-нибудь видели корабль сверху, с высоты облаков?

— И тем не менее, сэр, сделать это необходимо, — с мягким нажимом сказал Сильвио. — Возможно, это самая важная вещь на свете — для Империи… И для всего мира тоже.

— Послушайте! — нарушил затянувшуюся паузу Джек. — Мы знаем, когда они вышли из Лондона, так? Можно ведь прикинуть минимальную и максимальную скорость движения той штуки… И надо учитывать, что они, скорее всего, будут держаться в стороне от привычных маршрутов.

— Хорошо… Допустим, мы его обнаружим, этот ваш броненосец. Что дальше? Следует потопить его? Или, — шотландец усмехнулся — взять на абордаж? С воздуха это будет не так-то легко сделать!

— Для начала просто найдите этих мерзавцев! — бросил Легри. — Возьмите их корабль под наблюдение; а дальше… Дальше вы получите новые инструкции, командор. Для этого мы здесь.

…Аэропланы один за другим появлялись на верхней палубе авианосца: нескладно-грозные, словно детёныши доисторических летучих тварей, «Стимфлаи» — детище имперской инженерной мысли. Круглые участки палубного настила проваливались вниз, чтобы спустя минуту-другую подняться вновь, неся на себе летучую машину — обтянутый тканью остов из фанеры, ткани и стальных тросов. Повинуясь слаженным действиям палубной команды, распрямлялись складные крылья, выдвигалось на телескопических кронштейнах коробчатое хвостовое оперение. Экипажи занимали места в тесных, словно бочка, кабинах; глаза их прикрывали толстые «консервы» — очки-светофильтры на пол-лица, гофрированные шланги тянулись от дыхательных масок к поясам — там располагались баллоны газгольдеров. Гудело пламя горелок: паровые котлы рукотворных птеродактилей грелись сжиженным газом. Жужжание пропеллера становилось всё выше, и вот маленькие колёса, освобожденные от захватов, начинали разбег — со стороны эта короткая, чуть вихляющая траектория напоминала путь ползущей по стеклу осы. Аэроплан добегал до края палубы — и проваливался вниз, в воздушную стихию, оставляя за собой дорожку медленно рассеивающегося пара; а его место уже занимал следующий. Взлететь было куда проще, чем совершить посадку; и «Немезис» редко выпускала больше двух-трёх разведчиков за раз. Приказ Мак Дули отправить в небо сразу десять «Стимфлаев» был беспрецедентным — воздушный линкор разом лишался половины палубной авиации. Из выпускных клапанов «Немезис» струился прозрачный газ — вахтенные уравнивали подъемную силу баллонов внезапно полегчавшего судна.

Мерно стрекотали моторы, гудели натянутые, словно струны, тросы, чуть слышно посвистывал воздух вокруг кожуха носового обтекателя. Экипаж каждого аэроплана состоял из двух человек: пилота и стрелка-штурмана. В обязанности последнего входило также бомбометание; поэтому, кроме «ли-метфорда», устанавливаемого на специальный кронштейн, у него имелось и несколько ручных бомб, хранившихся в специальных, обитых войлоком гнёздах. Впрочем, сейчас целью авиагруппы была исключительно разведка. Стая тёмных силуэтов прорвалась сквозь облака; как только в разрывах туч показалась океанская гладь, они разделились — каждый аэроплан следовал заранее оговоренному маршруту. Множество глаз обшаривало водную поверхность. Время от времени наблюдателям казалось, будто они что-то видят, но увы — то был лишь морок, порожденный чрезмерным напряжением глазного нерва. Наконец, манометры топливных баллонов показали, что настала пора возвращаться. «Стимфлаи» разворачивались, задирали носы — и ныряли обратно в облака, следуя указаниям компасов.

На следующий день всё повторилось. Разведывательные рейды не прекращались в течение недели. Не обошлось без эксцессов: во время одного из вылетов аэроплан сбился с курса и долгое время не мог вернуться на «Немезис». Смерть в холодных водах Атлантики приближалась неотвратимо; лишь когда солнце кануло за горизонт, стрелок-штурман смог, наконец, засечь в небе огни линкора. На последних литрах газа «Стимфлай» дотянул до палубы; лица выбравшихся из кабины напоминали цветом слоновую кость… Наконец, Роберт Мак Дули решительно воспротивился продолжению поисков. Взбешенный Легри грозил страшными карами; однако на хладнокровного шотландца это не произвело ровным счетом никакого впечатления.

— Мы сделали всё, что могли… Сэр! — выпятив челюсть, заявил он в ответ на обвинения. — Запасы топлива на борту не безграничны; я же несу ответственность за мой корабль. Вы что, хотите, чтобы «Немезис» потеряла ход и сделалась игрушкой ветров?!

— Вздор! Топлива более, чем достаточно! — бушевал француз.

— Позвольте мне об этом судить, сэр!

В рубку вошел один из мичманов; отдав честь, он протянул командору сложенный вчетверо листок бумаги. Мак Дули развернул его, пробежал глазами — и молча протянул кипящему яростью Легри.

Это была расшифровка полученного на эфирный телеграф Маркони послания Адмиралтейства. Паровой корвет «Гортензия» сообщал о странной встрече в районе сороковой параллели: судно с необычным, очень низким силуэтом, по описаниям похожее на разыскиваемый корабль, затонуло буквально на глазах изумленных моряков… Француз лишился дара речи и пару минут безмолвно пялился в строчки послания. Наконец, он оторвал взгляд от бумаги — и криво усмехнулся.

— Что, вот так просто?! Не верю!

Джек с любопытством заглянул в листок — и побледнел. В памяти всплыло: шалые глаза, гибкий стан, стремительно-грациозная походка… Ах, мисс Вайзл, графиня Воронцова… Как же вас звали по-настоящему… Легри и Фальконе переглянулись.

— Не могу поверить, что всё закончилось вот так просто… — прошептал Сильвио. — Все наши надежды…

Француз вытер внезапно вспотевший лоб.

— Что ж; может, оно и к лучшему… Если это действительно тот самый корабль. Командор, нам нужна более точная информация; отправьте запрос.

— Может, имеет смысл осмотреть место крушения? — неуверенно поинтересовался Джек.

— Зачем? Что вы там увидите — тысячи акров пустынных вод? — пожал плечами Мак Дули.

Подтверждение не заставило себя ждать. Судя по описаниям, затонувший корабль был тем самым — совпадали все детали… Джек ясно помнил необычный силуэт броненосца; ошибка исключалась. Завещание покойного Дадли Фокса было исполнено: таинственный талисман, дарующий власть над миром, упокоился на дне океана — вместе с затеявшими эту безумную авантюру.

— Я могу лечь на обратный курс? — сухо поинтересовался Мак Дули.

Легри с неохотой кивнул.

— Подождите немного… — внезапно попросил Сильвио. — Я хотел кое-что освежить в памяти; пересмотреть привезенные бумаги… Командор, полагаю, лишний час не играет большой роли? Джек, помогите мне разобраться…

В каюте Фальконе достал свой саквояж и вывалил на столик гору бумаг.

— Что мы ищем, сэр? — полюбопытствовал журналист.

— Материалы касательно владельцев сухого дока — того самого, где скрывался Осокин со своей шайкой… Мне, знаете ли, удалось кое-что раскопать… — Сильвио рылся в документах. — Есть там один момент, он не даёт мне покоя… Скажите, мой мальчик, фамилия Лидделл вам ничего не говорит? Инженер Джонатан Лидделл…

— Боюсь, что нет, — Джек пожал плечами. — Кто это?

— Ученый и изобретатель, чрезвычайно талантливый… К сожалению, большинство его работ оказались слишком новаторскими для наших судостроителей. Вы знаете, он предложил Адмиралтейству проект подводного корабля, субмарины.

— Наподобие тех, что использовали московиты в Крымской войне?

— Нет-нет… Понимаете, Джек, главная проблема субмарин — в автономии. Московитские подводные ладьи всё равно оставались связанными с поверхностью — при помощи перископических труб, через них в лодку закачивали воздух… Полностью они погружались лишь непосредственно ввиду наших кораблей. Ну, а Лидделл разработал судно, которое может оставаться в толще вод больше суток, да ещё и передвигаться с достаточной скоростью…

— Послушайте, Сильвио, когда вы успели всё это разузнать? — изумленно спросил репортер.

— У меня неплохие связи, причем в самых разных кругах, помните? — слабо улыбнулся Фальконе. — Так вот, я продолжу, с вашего соизволения… Когда проект был готов, он предложил его нашему Адмиралтейству. Там чертежи и расчеты изучили, одобрили — и… Положили под сукно.

— Но почему?!

— Потому что Империя и так владычествует над морями; ничей флот не может сравниться с нашим по мощи и многочисленности. А спустив со стапелей подводный корабль, мы создадим нечто большее — прецедент… Те же московиты добились определённых успехов в строительстве субмарин; правда, это не помогло им удержать Крым… А теперь представьте, что некая держава создаёт целый подводный флот! Для Империи это будет началом конца — сама возможность подло, из-под воды, топить ничего не подозревающие корабли… В открытом море, в гаванях, в бухтах… Лидделлу выплатили солидную компенсацию, но он не угомонился. Поняв, что никто не собирается воплощать его идеи, он принялся строить подводный корабль сам, в частном порядке. Как водится, такого рода безумные прожекты съедают кучу денег; он вскоре разорился и вынужден был оставить это дело. После этого сведения о мистере Лидделле сделались отрывочными. Насколько известно, он долгое время бедствовал, пробавляясь случайными заработками. Последним его работодателем был некий Стерлинг, личность скользкая — по крайней мере, моим источникам ничего не удалось о нём раскопать, кроме парочки грязных слухов…

— Какого рода грязь? — полюбопытствовал Джек.

— Пиратство, контрабанда, незаконная торговля… Вроде бы. Мистер Стерлинг относится к тем людям, что быстро и необъяснимо разбогатели; вы же понимаете, различные домыслы не заставили себя ждать… Где же… А, вот они! — Сильвио извлёк из груды бумаг несколько покрытых убористым почерком листов и пробежал их глазами. Внезапно взгляд его замер.

— Ах ты, дьявол… Я так и знал!

— О чём это вы? — непонимающе нахмурился Джек.

— Вот, смотрите… Это бумаги торговой палаты. Тут список акционерных компаний и построек старого порта, им принадлежащих… Наш сухой док — имущество одной такой компании. А здесь — список её акционеров; и кто, как вы думаете, владеет контрольным пакетом акций?! Некто Уильям Стерлинг, эсквайр!

— Тот самый Стерлинг? — Мюррей не сводил взгляда с Фальконе; на лице того читалось затаенное торжество.

— Будь я проклят, если знаю! Но совпадение чертовски любопытное, не правда ли? Лев Осокин прячется в сухом доке, которым владеет некто по фамилии Стерлинг… Там же находится весьма необычного вида корабль — на котором наш Инкогнито, предположительно, покинул Альбион… И некий Стерлинг является патроном инженера Лидделла — изобретателя, возможно, самой совершенной в мире субмарины!

— Если сложить эти факты, и добавить к ним странный корабль, ушедший под воду на глазах изумленных моряков «Гортензии»… — медленно произнес Джек.

— Именно, мой мальчик.

— Но тогда, выходит, они вовсе не затонули! — воскликнул Мюррей. — Эти парни попросту одурачили всех, и теперь…

— Теперь Осокин с каждым часом приближается к берегам Нового Света, — кивнул Сильвио. — К счастью, «Немезис» движется куда быстрее морских судов; и мы имеем хороший шанс перехватить их в Атлантике… Что ж, пойдёмте брать на абордаж нашего доблестного командора!

***

Стальной левиафан, отбрасывая пышные усы пены, проламывал гребни волн; вода звучно билась о борт. Ровно вибрировали могучие двигатели, короткие трубы выдыхали облака угольной гари, тут же уносимые солёным ветром. «Паровая Душа Стерлинга» шла на всех парах, потушив огни — корабль-призрак посреди безбрежных просторов. В течение нескольких дней им не встретилось ни единого судна: зоркие глаза вахтенных понапрасну обшаривали горизонт. Пустынный океан действовал успокаивающе. Необходимость держаться вдали от оживленных маршрутов удлиняла путь, но иного выхода не было: любая встреча была чрезвычайно опасна для беглецов.

К вечеру десятого дня пути погода начала портиться. Небо затянули тяжелые тучи; порывы ветра срывали с верхушек волн брызги — палуба вмиг сделалась мокрой и скользкой. Волнение быстро усиливалось; а с запада стремительно накатывалась темнота, прорываемая то и дело тусклыми зарницами молний. Паруса спешно убрали; выдвижные мачты скрылись в корпусе судна.

— Хорошенько всё закрепили, сукины дети?! А теперь живо все вниз! Очистить палубу! — надрывался О'Рейли. — Задрайте люки как следует; нас ждёт весёлая ночка…

Волнение усиливалось. Ласку, впервые с начала пути, посетил жестокий приступ морской болезни. Ощущение было омерзительным: хотелось свернуться в комочек и умереть…

Девушка лежала пластом на койке, с болезненным содроганием прислушиваясь к царящим в теле ощущениям: желудок вместе с кораблём мучительно медленно заползал на водяную гору — и с тошнотворной слабостью соскальзывал вниз, взбалтывая все потроха, словно ведёрко с мутной водой. Озорник по-прежнему корпел над расчетами. Лишь изредка, когда крен становился особенно крут и гора бумаг на столе начинала шевелиться, грозя упасть на пол, он протягивал руку, останавливая её — и вновь принимался писать. «Мог хотя бы раз оторваться от своей писанины, подойти, утешить… С тех пор, как Лев засел за работу, он вовсе перестал обращать на меня внимание… Словно я чужая ему!». Ласка тихонько заскулила: у неё даже не хватало сил, чтобы как следует обидеться. Снаружи деликатно поскреблись. В дверь просунулась мохнатое рыло Потапа.

— Эвон ты где… Спишь, нет?

— Какое там сплю… Муторно, мочи нет…

— Так я и думал. Тут половина наших мается: которы не призраки, почти все. На вот, заешь.

При слове «еда» горячий комок тошноты толкнулся в горло. Ласка со стоном замотала головой.

— Надо поисть, надо! — настойчиво ворчал медведь. — Хлебца с солью кусочек — от морской болезни само верно дело; сам знаю… Под Севастополем, помню, на шаланде одной каботажем шли — только так и спасались… Давай, жуй, легче сразу станет…

Девушка с трудом села, переждала накативший приступ тошноты, дрожащей рукой взяла из когтистой лапы подсохший ломоть и принялась жевать. Проглотить чёрствый хлеб удалось не сразу.

— Во. Исть можешь — выходит, и работать можешь, — невозмутимо констатировал Потап. — Пошли, там у инженера нашего динама барахлит.

— Какая ещё «динама», ты о чём вообще… — слабым голосом запротестовала девушка. — Меня вывернет сейчас…

— Пошли, давай, пошли! — медведь был неумолим. — Кто совсем от качки помират, у того нутро хлебу-то не приемлет… А раз проглотить смогла, знать, не так всё страшно. Не хлеб лечит, работа… Для тебя ж стараюсь! Эвон, на Льва посмотри: и не мучается совсем…

— А? Что? — отсутствующе спросил Озорник.

— Да ничего, пиши… Барышню твою подлечить надоть…

— Да-да, конечно… — судно в очередной раз накренилось, и Лев ловко поймал ползущую по столу чернильницу.

«Ах, так!» — Ласка со стоном встала на ноги. От резкого движения застучало в висках.

— Ну, где там твоя «динама»?! И кстати, Потап, чего это ты Лидделла «нашим» называешь? Какой он «наш»? — поинтересовалась девушка.

— Наш и есть… Что ж такого… Я зверь военный, на вещи эти так смотрю: ежли ты на нашей стороне, значит, наш.

— Ага… Только учти: Стерлинг себе на уме, и команда его тоже. Мы никакие не друзья, просто союзники — временные.

— Знаю, не дурак! Но покуда вместе держимся — надо заодно быть; иначе худо выйти может… Твой-то пишет всё? — сменил Потап тему.

— Угу… До меня ему, похоже, никакого дела нет, — вырвалось у Ласки.

— Это ты зря… Занят он очень, иной раз и поесть забыват — видать, важные писульки-то… В Севастополе, помнится, тоже был один, из дворян, батареей на четвёртом бастивоне командовал… Как свободна минута — так он блокнот сразу достаёт, карандашик, и ну чёркать чего-то… А командир хороший был, справный; солдаты его уважали, да. Тоже, кстати, Львом звали.

Потап был на редкость разговорчив. Ласка не сразу сообразила, что медведь таким образом отвлекает её от собственного болезненного состояния — причем весьма успешно; когда они достигли генераторной, девушка уже немного пришла в себя. Лидделл возился с большой электродинамической машиной, используемой для подпитки призраков — именно её Потап обозвал «динамой». Причину поломки установили довольно быстро — в колесе лопнул обод подшипника. К счастью, на борту имелось достаточное количество сменных деталей. В углу генераторной девушка заметила ещё одну электромашину, размерами поменьше — к ней были приделаны длинные рукояти, словно у носилок, и тележные колёса.

— Это на случай, если нам придется покинуть корабль, — пояснил инженер. — В конце концов, мы-то можем добывать себе пищу в пути, охотиться — а вот «стим бойз» требуется электричество…

Работа и впрямь подействовала на Ласку благотворно. Как это обычно бывает, стоило справиться с одной неполадкой, как тут же потребовалось починить что-то ещё, заменить ненадёжную деталь, отрегулировать натяжение пружины… Морская болезнь отступила, а потом и вовсе забылась: закончив, наконец, работу и вытирая руки от смазки, девушка с удивлением поняла, что чувствует себя превосходно! Вернувшись в каюту, она бросила взгляд в иллюминатор. Вспышка молнии высветила на миг курящуюся мельчайшими брызгами водяную гору… Ласка поспешно отвела взгляд.

— Лёва! Нам нужно поговорить.

Озорник оторвался, от расчетов.

— Да… Я тебя слушаю.

— Скажи мне, что ты задумал? И… Как мы будем дальше?

— Я не могу сейчас ответить на второй твой вопрос, — вздохнул Озорник. — Я просто не знаю. Слишком много разных «если»…

— Тогда ответь на первый!

— Я ведь уже говорил тебе: наш мир стянут незримой сетью. Я хочу её разорвать.

— Как?! Что это будет — конкретно?

Озорник вдруг сдвинул с глаза повязку. Ласка на миг испугалась, что Лев хочет применить свои нечеловеческие способности — прямо здесь, сейчас, чтобы прекратить этот разговор… Но напарник лишь устало потёр веки.

— Представь себе мир — разрезанный, точно спетый арбуз; рассеченный на мелкие дольки… Представь сотни малых планет, кружащих в бесконечном вальсе… Знаешь, каким будет небо над головой их обитателей? Словно бархат, усыпанный огромными самоцветами… Сотни миров — и каждый из них уникален, каждый непохож на своего соседа… Никаких колоний, никаких государств-сателлитов, никаких империй, сокрушающих утонченные древние цивилизации железной поступью солдафонов…

— Лёва… Но это ведь безумие! — Ласка растерянно глядела на своего товарища. — Ты… Даже если это удастся… Неужели ты думаешь, что кто-нибудь выживет после… Такого?!

— Конечно. И выживших будет куда больше, чем погибших; неизмеримо больше! Да, полностью избежать жертв не выйдет, но… Я ведь хочу не просто перекроить мир; я хочу дать человечеству шанс начать всё заново, избегая фатальных ошибок. На этот раз прошлое останется неизменным — люди должны помнить, каким всё было… А будущее всецело находится в их руках.

— Ты не можешь расколоть Землю… Там же раскаленная магма, она сожжет…

— Неужели ты думаешь, что я этого не предусмотрел, — поморщился Озорник. — Впрочем, моя вина: наверное, я привел плохую аналогию с этим арбузом… Мне придется перекраивать само пространство, саму природу мирового эфира, изменять некоторые фундаментальные физические законы… Сейчас я перепроверяю свои расчеты — благо, у нас выдалось спокойное время; и не нахожу ни единой ошибки. Скажи, Маленькая Ласка, ты веришь мне?

Девушка опустила глаза. Ах, как просто было бы солгать — сказать «да»; ведь именно это он хочет сейчас услышать…

— Я… Я не знаю.

***

Буря бушевала почти трое суток. Наконец, свирепый ветер утих; теперь корабль раскачивала мёртвая зыбь — исполинские, насквозь просвеченные солнцем водяные громады таких немыслимо-чистых цветов и оттенков, что дух захватывало. Прислушиваясь к мерному постукиванию двигателей, Джонатан Лидделл радовался, как мальчишка: его детище с честью выдержало атлантический шторм. Не разболталась ни одна заклёпка, ни единый шов не дал течи; сложная машинерия работала, как часы. Едва лишь волнение улеглось настолько, что сделалось возможным выйти на палубу, команда принялась ставить паруса. В небо никто не смотрел — и не видел маленькой черной точки, вынырнувшей из-за облаков. «Стимфлай» развернулся, оставив в воздухе белёсый росчерк остывающего пара, и лёг на обратный курс.

В один из дней Озорник захлопнул тетрадь, откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы на затылке и громко объявил:

— Я завершил расчеты.

Ласка молча смотрела на него, ожидая продолжения.

— Ошибок нет. Всё будет в точности так, как я хочу, — он тихонько рассмеялся. — Знаешь, это был чертовски долгий путь — и вот, наконец, он близится к завершению!

— Лёва, скажи — а тебя не пугает то, что ты хочешь совершить? Совсем нисколько? — осторожно спросила девушка.

— Пугает? — Озорник мечтательно улыбнулся. — Нет, что ты! Знаешь, когда я был мальчишкой, мы частенько воровали яблоки. Я любил оттягивать удовольствие, тайком приносил их домой и прятал под подушку — и долго потом не мог уснуть… Зато утром! Не успеешь ещё стряхнуть остатки сна, а уже знаешь, что тебя сегодня ждёт что-то хорошее — прямо здесь, сейчас, стоит только протянуть руку…

— Только теперь у тебя не яблоко, а… Весь мир — который ты собираешься разрушить.

Улыбка напарника поблекла.

— Знаешь, давай не будем снова начинать пустой разговор. Я ведь уже говорил тебе: выбора у нас нет. Либо я исполню задуманное, либо всю оставшуюся жизнь буду марионеткой в чьих-то руках. Таковы правила игры, милая, тут ничего не поделаешь.

— Ты же не представляешь всех последствий! Это просто невозможно!

— Верно, — не стал спорить Озорник. — Что ж, значит, это будет маленький шажок в неведомое… О! Чувствуешь запах? Похоже, на завтрак сегодня будет яичница с беконом! Не знаю, как ты, а я что-то проголодался… Даже и не помню, когда ел последний раз… Пойдём!

Беспечный тон напарника подействовал на девушку угнетающе. Подумать только! Ей так хотелось, чтобы он наконец оторвался от этих своих бумаг, вернулся, был с ней, а не витал мыслями неизвестно где — а теперь при виде его радостного жизнелюбия по хребту отчего-то ползёт холодок… Словно это и не Лев вовсе, а кто-то другой, чужой и жуткий, с тусклым зелёным огнем в глазнице… «А ну, перестань сейчас же! — одёрнула себя Ласка. — Ишь, горазда страсти выдумывать, ровно девка на посиделках… Я казачка!»

— Итак, вы говорите, ваши изыскания завершены? — осведомился за завтраком Стерлинг. — Что ж, приятно слышать… Стало быть, первоначальные расчеты оказались верными?

— В точности, как я и говорил вам! — кивнул Озорник. — Более того, теперь я практически уверен, что Дадли Фокс не достиг своей цели в последнем путешествии. Он попросту не смог бы проникнуть так далеко: Земля Чудовищ куда менее гостеприимна, чем Евразия…

— А мы? — отрывисто поинтересовался боцман.

— У нас есть все шансы… Я уточнил положение этого места: река в системе гигантских озёр… К сожалению, картография Нового Света оставляет желать лучшего: огромные территории до сих пор изобилует белыми пятнами.

— По крайней мере, часть пути мы сможем проделать на корабле… — задумчиво начал Стерлинг, но тут над головами завтракавших раздался вдруг жуткий грохот. Задребезжали тарелки, упал и разбился стакан с остатками капитанского виски, который Стерлинг опрометчиво поставил на край стола.

— Это ещё что за чертовщина!? — рявкнул О'Рейли, вставая — и тут же новые взрывы сотрясли корабль.

Ласка глянула в иллюминатор — как раз вовремя, чтобы увидеть столб пены и брызг, поднявшийся возле борта.

— Это обстрел! — удивлённо сказал Озорник. — Нас атакуют! Но как…

Стерлинг пулей вылетел из-за стола — трудно было поверить, что этот грузный человек может двигаться так быстро.

— Убрать паруса! Все по местам! Орудия к бою! — разнеслось по коридорам.

Взрывы следовали один за другим. На корабле, обшивка которого была сплошь металлической, эта канонада производила поистине ошеломляющий эффект — но матросы «Паровой Души Стерлинга» прошли со своим капитаном огонь и воду. Бывалые, закаленные в многочисленных передрягах люди и призраки не поддались панике. Почти неуязвимые «стим бойз» высыпали на палубу. Двигались они с поразительной скоростью, словно клочья тумана, гонимые ураганным ветром; паруса в мгновение ока были свернуты, складные мачты утонули в отверстиях люков.

Над кораблём, словно стервятники, кружили «Стимфлаи» — дюжина невиданных доселе крылатых машин, неуклюже-изящных механических птеродактилей, мстителей, посланцев Империи; грозное напоминание о её могуществе и величии. Время от времени один из них входил в пике, проносился над палубой — и штурман-стрелок кидал вниз ручную бомбу — заряд взрывчатки в чугунном корпусе, на длинной деревянной рукояти. Один из матросов-людей с воплем рухнул на палубу, заливая всё вокруг кровью: бомба разорвалась совсем рядом, грудь и живот ему прошило сразу несколько осколков. Надо отдать капитану должное: он быстро сообразил, что происходит — и что следует предпринять.

— Все вниз, живо! Орудия зачехлить, люки задраить! Джонатан! Готовь судно к погружению… Ах, сукины дети! Как они нас нашли?

Вода возле бортов забурлила, вспенилась: Лидделл открыл клапаны балластных цистерн. Под непрекращающиеся разрывы корабль начал погружение.

Неожиданная бомбардировка возымела прежде всего психологический эффект: появившиеся буквально из ниоткуда летающие машины поразили воображение авантюристов. Здесь, посередине Атлантики, они считали себя в полной безопасности — как вдруг тяжелая длань Империи нанесла внезапный удар! Кроме убитого матроса, осколками зацепило ещё двоих — к счастью, легко; кроме того, несколько человек получили ожоги, коснувшись в суматохе призраков.

— Бьюсь об заклад, где-то там, за горизонтом, прячется целая флотилия! — мрачно бубнил боцман. — Не пытайтесь убедить меня, что эти тарахтелки могут достичь суши самостоятельно…

— Хорошо, что у нас такая прочная броня! — Ласка впервые сказала «у нас» о приютившем их броненосце. — Но если бы бомба попала в трубу…

— Подведём итог, джентльмены, — скрипнул зубами Стерлинг. — Я склонен согласиться с мистером О'Рейли: скорее всего, где-то поблизости ошиваются корабли Империи, вооруженные по последнему слову техники. Вопрос в том, как они нашли нас… — тут взгляд капитана остановился на Озорнике. — …И вопрос этот я адресую вам, сэр!

— Вы правы, — коротко кивнул тот. — Мои враги умеют определять, где я нахожусь. Как они это делают — не знаю… Всё, что мы можем — этот попытаться опередить их. Другого выхода я не вижу.

— А ваши, э-э, способности?

— Когда я их применяю, враг находит меня особенно быстро, — криво усмехнулся Озорник. — Наше спасение в скорости, джентльмены.

— Какого дьявола, они уже нас нашли! — рявкнул вдруг Стерлинг. — Настало время показать, на что вы способны — а если всё, что вы можете, это выискивать отговорки, то, клянусь всеми святыми, я вышвырну вас и вашу девку за борт!

Озорник сдвинул на лоб повязку и вперился в капитана немигающим взглядом двух глаз — карего и чёрного, с тускло-зелёным иероглифом на дне глазницы. Ласка ощутила стремительно растущее напряжение между этими двумя. На лице Льва Осокина отражалась холодная ярость; а Стерлинг, похоже, понимал, что сболтнул лишнего — но отступать не собирался. «Вот черт, пистолет у меня отобрали, Потапа нет рядом — а капитану стоит только свистнуть, слух у «стим бойз» отменный, куда лучше нашего… Что же делать…»

— Хорошо, сэр. Я сделаю всё, что в моих силах, и даже сверх того, — медленно, чеканя каждое слово, выговорил Озорник. — Но мне нужен Лексикон. Карты на стол, капитан: настала пора показать, насколько мы доверяем друг другу.

— Ладно! — рявкнул Стерлинг. — Ты получишь его! Как только они покажутся снова! Но если это какой-то трюк…

— Никаких трюков.

«Паровая Душа Стерлинга» медленно, словно неторопливый кит, двигалась в водной толще. Топки были погашены, трубы и патрубки перекрыты герметичными клапанами. Движение обеспечивало хитроумное приспособление, работающее на сжатом воздухе — ещё одно изобретение Джонатана Лидделла. Скорость оно развивало черепашью, вдобавок, пузыри газа могли демаскировать их — но оставаться на месте было ещё опаснее. Второй раз обман мог и не сработать.

***

Аэропланы теперь патрулировали небеса постоянно: командор Роберт Мак Дули перестал ворчать по поводу расхода топлива. Долгие поиски закончились; наступила самая главная, самая волнующая часть операции — охота, и не было на «Немезис» человека, не испытывающего радостного возбуждения при мысли о предстоящей схватке. Мак Дули умел подбирать команду: опытные, испытанные в боях офицеры — и выпускники военных академий, бесстрашные и амбициозные, как и подобает истинным джентльменам, избравшим карьеру в Военно-Воздушном флоте Британской Империи. Что за беда, если первая атака не принесла желаемых результатов! Противник ошеломлён, он не сделал ни единого ответного выстрела, предпочтя искать спасение в глубинах… «Это броненосец» — говорили пилоты друг другу за кружкой горячего кофе. «Это броненосец, и ручные бомбы его не берут. Тут надо что-то помощнее, что-то, способное вспороть стальную обшивку. Пробей дыру в корпусе, лиши его возможности погружаться — и он наш».

В мастерских воздушного линкора кипела работа. Аэропланы подвергались переделке: где это было возможно, металл заменялся фанерой, кожа и войлок — парусиной и хлопком. В чреве машины закреплялась хитроумная конструкция: она должна была удерживать до срока массивный стальной цилиндр с короткими хвостовыми стабилизаторами — созданную механиками «Немезис» тяжелую бомбу. Задача была не из простых — надлежало не просто установить сбрасывающий механизм, но и разместить его таким образом, чтобы «Стимфлай» сохранил свой баланс и лётные качества — как с бомбой, так и после, когда она будет сброшена. Механики совершили поистине невозможное, переоборудовав за полсуток три летучих машины. Бомбы с величайшей осторожностью начинили взрывчаткой, установили в решетчатых коробах и пропустили стальной стержень сквозь ушки, приклёпанные к хвостовому оперению.

— На этот раз бежать ему некуда! — Легри, словно опереточный злодей, потирал руки. — Ловушка захлопнулась!

С того момента, как судно беглецов было обнаружено, француза будто подменили. Мрачная агрессивность сменилась лихорадочной нервозностью, и за последующие двое суток он успел осточертеть решительно всем. Даже Сильвио Фальконе старался не пересекаться с компаньоном, предпочитая коротать время в своей каюте, за томиком Монтеня. Джек не находил себе места. Он практически не сомневался, что загадочная мисс Вайзл находится на преследуемом судне — а где же ещё? Планы Легри, меж тем, были весьма прозрачны: речи о том, чтобы захватить Инкогнито в плен, похоже, теперь не велось. Промаявшись два дня, Мюррей решился, наконец, поговорить с наставником.

— Послушайте, Сильвио, он ведь собирается прикончить Осокина, без всяких затей! Как же ваши… То есть, наши планы?!

Фальконе, избегая смотреть на собеседника, забарабанил пальцами по столу.

— Видите ли, Джек… Боюсь, тут я ничего не могу поделать. Огюст получил карт-бланш…

— К черту этого лягушатника с его убийцей-дауном! — вспылил Мюррей. — Я говорю о вас! Почему вы ничего не предпринимаете, а посиживаете тут с книжонкой?! Вы, человек, который всегда был для меня примером?! Где ваша энергия, ваши принципы, ваш великолепный ум?!

— Неужели вам так хочется заполучить власть над миром? — поинтересовался Сильвио, по-прежнему не глядя на Джека. — Я вот начинаю склоняться к мысли, что наши чаяния бессмысленны…

Мюррей упрямо нахмурился.

— Знаете, я думаю, мы с самого начала избрали неверный путь. Совершенно очевидно, что Осокин не терпит принуждения — и с лёгкостью избавляется от неуклюжих попыток навязать свою волю. Надо было действовать совершенно иначе… Договориться, дать ему то, что он хочет — ведь что-то же он хочет, верно? В конце концов, помочь с этими его загадочными поисками… Прийти, как парламентёры, а не как грабители и шантажисты!

Сильвио глубоко вздохнул.

— Решение принимали не мы… А знаете, я не ошибся в вас, мой мальчик! Вы только что произнесли вслух то, над чем я размышляю уже долгое время…

— Так за чем же дело стало?! — горячо воскликнул Мюррей. — Отмените бомбардировку! Возьмите всё в свои руки, ещё не поздно…

— Вы так и не поняли… Я больше ничего не решаю. Теперь это прерогатива Легри — поскольку всю ответственность за операцию наши патроны возложили на него. Я, по сути, лишь наблюдатель, не более.

— Но…

— Послушание, Джек. Я связан обетами высшего масонства — и не могу в открытую выступить против Огюста… — Фальконе вдруг осекся и пристально глянул на Мюррея.

В голове журналиста забрезжила безумная идея.

— Да, но… Я-то ничем ему не обязан! И коли уж вы не запрещали мне прямо, то…

— Это чертовски опасно… — прошептал Сильвио. — И потом, где гарантии, что…

— Гарантий нет, вы правы! — глаза Мюррея блеснули, сердце забилось быстрее. — Но… Что, если я приду к Осокину с оливковой ветвью, поговорю с ним, как джентльмен? Неужели он хладнокровно пристрелит меня? Проклятье, Сильвио, да я не верю, что он законченный злодей! С его-то способностями он мог бы, я не знаю… Да что угодно! Нет, я уверен — он выслушает меня…

Фальконе вдруг вскочил и начал быстро ходить из угла в угол.

— Нет, нет, нет! Послушайте, Джек, я ценю вашу самоотверженность — но это уж слишком! Я не могу благословить вас на столь рискованный шаг!

— И всё же я попытаюсь! — твёрдо заявил Джек. — За свои решения ответственность я несу сам… Слушайте, всё, что потребуется — это распоряжение командора Мак Дули. Сможете организовать мне воздушную экскурсию?

***

…Аэроплан гудел и вибрировал, чуть заметно покачиваясь в потоках ветра. За стеклами кабины клубилась белёсая муть — они шли сквозь облака; но вот, наконец, мгла отступила, и взгляду открылся безбрежный океанский простор.

— Сколько нам ещё лететь?! — прокричал Мюррей, склонившись к пилоту.

— Минут десять — пятнадцать! — крикнул тот, обернувшись; закрывающие половину лица очки-консервы с толстыми стёклами делали его похожим на карикатурную амфибию. — Наблюдатель засёк их в квадрате пять, уйти далеко они не могли! Ищите!

Джек припал к окулярам мощного бинокля. Бесконечная череда волн надвинулась, гипнотизируя непрестанным движением… Здесь, в маленькой тесной кабине, задуманное выглядело совсем не так, как в комфортабельной каюте Сильвио: не авантюра, но чистой воды безумие!

— Вижу цель! — проорал пилот. — На два часа!

Мюррей лихорадочно зашарил биноклем по водной поверхности… Вот он! Маленький, словно игрушечный, кораблик, от носа разбегаются стрелки пены…

— Снижаемся! — скомандовал журналист; собственный голос показался ему резким и хриплым, словно воронье карканье. — Надо пролететь как можно ниже над палубой!

— Сэр, это опасно! Они могут стрелять!

— Знаю! Но мы должны привлечь их внимание!

Тембр двигателя изменился, в желудке возникла пустота: «Стимфлай» нырнул вниз. Кораблик стремительно увеличивался в размерах: вскоре стали видны высыпавшие на палубу люди, в руках у многих было оружие… Джек успел заметить вскинутые стволы, огоньки выстрелов — а в следующий миг пилот заложил крутой вираж. В глазах потемнело, на плечи словно навалили мешок, полный песка…

— Я же говорил! Нас обстреляли! — взревел пилот, тыча пальцем в боковое стекло: там виднелось маленькое отверстие, сплошь в лучах трещин — след пули. — Как вы, сэр?! Не задело?!

Джек стиснул зубы: «ну же, решайся!»

— Слушай меня внимательно! — прокричал он. — Я хочу, чтобы ты пролетел так низко над водой, как это только возможно! Возле самого корабля, ты понял?!

— Сэр!!!

— Выполнять! — рявкнул Мюррей, сбрасывая толстую, подбитую овчиной кожаную куртку. — По возвращении доложишь обо всём командору!

Пилот что-то неразборчиво рыкнул — должно быть, выругался. Аэроплан сделал над броненосцем круг и вновь пошел на снижение. Джек отстегнул защелки и сдвинул фонарь кабины над своей головой. По лицу хлестнул ветер. Волны стремительно неслись навстречу: всё ближе, ближе… Мюррей вознёс горячую мольбу к Создателю, неловко перевалился через край кабины — и кувыркаясь, полетел вниз. Спустя мгновение тело обжег ледяной холод, солёная вода ворвалась в рот, в нос… Отплёвываясь, он вынырнул на поверхность. Тёмный силуэт аэроплана уходил в небеса — а прямо на него надвигалась тупорылая, в потёках ржавчины туша броненосца. Джек завопил что было мочи, размахивая руками — и тут же закашлялся: коварная волна плеснула прямо в лицо. «Если они не подберут меня, это будет номер!» — собственное хладнокровие немного даже удивило Джека. Шею сводило от холода, тяжелые ботинки тянули тело вниз, в тёмную пучину… «Пять минут» — вспомнилось ему. «Кто-то говорил, что в Атлантике человек может продержаться на плаву не более пяти минут, даже самый сильный: вода слишком холодная. Потом судороги — и всё…» Мощным гребком он вытолкнул непослушное тело на поверхность.

***

— Человек за бортом! — зычно возвестил вахтенный, впрочем, собравшиеся на палубе и сами прекрасно видели барахтающуюся в волнах фигуру.

— По мне, так пусть бы там и оставался! — рявкнул Стерлинг.

Стоявший рядом боцман хмыкнул.

— Чертовски смелый поступок, сэр! Кем бы ни был этот парень, он жизнью рискует — полагаю, ему есть, что сказать…

— Застопорить машины! Эй там, с левого борта! Бросьте спасательный круг! — велел капитан. — Вы двое, с винтовками, держите его на прицеле… Ник! Возьми ещё парочку «стим бойз», и глядите в оба — этот тип, похоже, не промах, а мне не нужны сюрпризы!

Незваного гостя втащили на палубу; люди и призраки обступили его плотной толпой. Зубы незнакомца выбивали крупную дробь, но не от страха, а от холода — в глазах его плескалось настороженное любопытство. Стерлинг подбоченился, выдерживая паузу.

— Ты ещё что за тип? — поинтересовался, наконец, боцман.

— Джек Мюррей, с-с-с… Специальный корреспондент «Курьера»…

— Что, решил взять интервью? Ха! Ха! Ха-ха-ха! — расхохотался вдруг Стерлинг. — Черт, да это самая нелепая штука, которую я слышал за всю свою жизнь!

— Не совсем так, с-с-сэр. Я п-прибыл в качестве п-парламентёра…

— Да вы посмотрите, у него же зуб на зуб не попадает! — возмущённо воскликнула Ласка, протискиваясь меж матросами. — Дайте ему хотя бы согреться!

— Мисс В-вайзл! — воскликнул Джек.

— Вы?! — девушка узнала, наконец, странного гостя. — Какого черта вы здесь делаете?

Мюррея тщательно обыскали, отобрав всё, что при нем было, отвели вниз и заперли в крохотной каюте — по счастью, предварительно выдав сухую одежду. Ждать пришлось недолго: не прошло и десяти минут, как в коридоре тяжело забухали шаги и дверь отворилась. Первыми в каюту вплыли призраки — две белёсых, с едва различимыми лицами фигуры; они заняли место по обе стороны от журналиста.

— Постарайся их не злить, — бросил Стерлинг, входя и усаживаясь напротив. — Ребята горячие, сам понимаешь…

Джек лишь кивнул; всё его внимание было направлено на вошедшего последним.

Человек, за которым они столь долго и безуспешно охотились, вовсе не походил на созданный воображением Мюррея образ. В нём не было ничего зловещего или демонического: повязка, скрывавшая глаз, вкупе с тонкими чертами лица создавала парадоксальное сочетание: «интеллигентный флибустьер» — пришло на ум Джеку. Капитан Стерлинг был, безусловно, «просто флибустьером»: его жуткая механическая клешня и насупленная багровая физиономия не предвещали пленнику ничего хорошего.

— Итак, вы хотели меня видеть — и вот я здесь, — заговорил Озорник, сцепив пальцы на колене. — Что дальше?

Мюррей собрался с мыслями.

— Я представляю… Ну, скажем, тех, кто преследовал вас всё это время. Мы знаем, кто вы; знаем о ваших возможностях — и догадываемся о том, что вы задумали…

— Очень мило! — обронил Осокин. — Какая проницательность!

— Не забывайте, в наши руки попали бумаги, что вы оставили в Праге… — напомнил Джек.

— Гм… Ладно, допустим… А дальше?

— А дальше в наших рядах наметился раскол, — признал Мюррей. — Тот, кто непосредственно руководит вашей поимкой, хочет… Одним словом, мы подозреваем, что он получил приказ ликвидировать вас.

— А вы, значит, решили помешать ему? Гм… Раскол в рядах противника — это, само собой, хорошо, — усмехнулся Озорник. — Но мне почему-то кажется, что вами вряд ли руководили альтруистические мотивы.

— Вы правы, сэр. Я послан…. Договориться. Скажите мне, какова ваша цена.

— Моя цена… — Осокин прищурился. — Вы и подобные вам считаете, что она у меня есть, не так ли?

— Я имел в виду…

— Я знаю, что вы имели в виду! — с горячностью перебил Озорник. — Хорошо! Я хочу, чтобы вас не было; вас, для которых всё имеет свою точную цену! Хочу, чтобы вы исчезли, сгинули! Вы и ваши кукловоды, те, кто правит этим нелепым театром марионеток, дёргая за невидимые ниточки! Мне слишком тесно в одном с вами мире! Как, устраивает вас такое?!

— Вам не нравится, что мир управляем? — поинтересовался Джек. — Что есть люди, которые взвалили на свои плечи бремя решений…

— Ха! Не говорите мне о бремени! Эти господа не теряют ни капли аппетита, начав войну, на которой погибнут сотни тысяч; они обрекают на жалкое прозябание целые народы и имеют великолепный сон… Единственное, что может лишить их душевного равновесия — это упущенная прибыль!

— Возможно, вы правы; но какова альтернатива? Послушайте, мистер Осокин, вы должны понимать: даже такое, далёкое от идеала управление лучше, чем полное его отсутствие!

— Забавно, — бросил Озорник. — Я вот убеждён в обратном… Всему положен предел, мистер Мюррей — и абсолютной власти, и абсолютной жадности, и абсолютной безнаказанности. Должен быть хотя бы шанс сбросить с плеч это ярмо! Но ваши хозяева хитры; много поколений они работали над тем, чтобы сотворить из человечества — безмозглое послушное стадо. И они преуспели в этом, надо отдать им должное. Подавляющее большинство слишком занято выживанием, чтобы поднять глаза к звёздам… А те немногие, кто сохранил ясность мысли, просто не хотят этого. Они, как вы выразились, «имеют свою цену» — и желают продать себя подороже… И продают — друг другу. А кукловоды дёргают ниточки… И ведь не надо быть гением, чтобы разглядеть всю механику этого подлого балагана! Знаете, это по-настоящему страшно: когда все вокруг смотрят — и не видят! Не хотят видеть очевидного. Так вот, возвращаясь к началу разговора: мне от вас ничего не нужно. Совсем ничего. А помешать мне… Ну что ж, попробуйте! Собственно, вы этим и занимаетесь уже долгое время… Результатов что-то не видно, правда.

— Вас убьют… — вздохнул Джек. — Да послушайте вы! Я же пытаюсь помочь! Я видел, на что вы способны; но все ваши умения не спасут от пули, пущенной метким стрелком — а дело к тому и идёт!

Осокин вдруг сдвинул повязку, и Джек невольно отшатнулся при виде того, что мерцало бледно-зелёным светом в черной глазнице.

— А мне не привыкать, — жутковато улыбнулся Озорник, вставая. — Так-то, мистер Мюррей… Капитан, я закончил. Теперь он ваш.

Журналист открыл было рот, но тут Стерлинг приподнял протез и повернул торчащий из него рычаг. Механическая конечность вдруг раздвинулась, удлинилась, с шипением выпустив сжатый воздух; металлические пальцы сомкнулись на горле журналиста и припечатали его к стенке. Один из призраков протянул руку и коснулся его щеки. Джек захрипел и судорожно задёргался в стальной хватке капитана.

— Это на случай, если ты захочешь поиграть в героя, — ухмыльнулся Стерлинг. — Молчать, как пленный московит, не получится. В твоих интересах быть красноречивым, сынок. А сейчас я хочу знать всё о вашей эскадре.

— Кх-хакой эскадре?! — прохрипел Мюррей.

— О той, что прячется за горизонтом. О той, с чьих кораблей взлетают эти проклятые тарахтелки, — любезно пояснил Стерлинг. — Количество и типы судов, вооружение, максимальную скорость — и каким, черт возьми, образом вам удаётся нас находить посреди Атлантики… Вот всё это ты мне сейчас и расскажешь.

***

Легри рвал и метал: выходка Джека привела его в настоящее неистовство. Доводы Сильвио он не желал слушать, а его самого заключил под арест — для чего пришлось даже прибегнуть к помощи Имеющего Зуб: потоки отборной брани в конце концов вывели из себя обычно снисходительного Фальконе. После этого француз заперся в своей каюте и в течение нескольких часов не подавал признаков жизни, игнорируя стук в дверь и вопросы. Он погрузился в царство навеянных морфием грёз: только здесь его измученная постоянным страхом душа могла обрести отдохновение. Это было, словно в далёком детстве: прыжок с пирса в море… Вот тёплые воды Лионского залива смыкаются над головой маленького Огюста, а он погружается всё глубже, навстречу прохладным струям течений. В ушах нарастает писк, он сильнее и сильнее, кажется, будто голова сейчас лопнет — надо резко сглотнуть, тогда давление чудесным образом выравнивается … И вот, наконец, дно: танцующие на песке голубоватые блики, камни, словно головы сказочных великанов — космы водорослей колышутся, и меж ними снуют стайки мелких рыб, а шипастые крабы выглядывают из тёмных щелей, таращат бусины глаз… Ещё несколько быстрых гребков — и он касается ладонью донной поверхности, зачерпывает горсть мелких камешков и застывает, съёжившись: незваный гость в царстве безмолвия… Но вот удушье становится невыносимым, и он с силой отталкивается, ракетой устремляясь вверх, унося в крепко сжатом кулаке зримое доказательство своего кратковременного визита — на зависть другим мальчишкам, шумной и загорелой марсельской шпане, «на слабо» подначивающей друг друга повторить его путешествие…

Придя в себя, Легри некоторое время лежал, бездумно уставившись в потолок — а потом вдруг негромко рассмеялся. Проблемы, созданные его компаньонами, внезапно разрешились сами собой. Проклятый идиот отправился прямиком в пасть льва? Что ж, тем хуже для него; это никоим образом не должно повлиять на принимаемые решения… В случае удачи ему спишут все грехи; да, собственно говоря, о каких грехах речь? Планы Мюррея и Фальконе слишком смахивают на предательство; в противном случае эти двое просто обязаны были поставить его в известность, разве не так? В конце концов, он всё ещё Карающий Меч Братства, и может поступить с отступниками так, как сочтет нужным. Мальчишка-журналист, скорее всего, уже мёртв; что касается Сильвио, достаточно короткого распоряжения… Имеющий Зуб войдёт в его каюту — а пятью минутами позже командор Мак Дули узнает, что один из гостей повесился, или принял яд, или застрелился… Что может быть проще! Хм… Нет, с этим всё-таки спешить не стоит. Убийство старшего в иерархии Братства, совершенное без высочайшего на то одобрения, может иметь весьма плачевные последствия… Он просто сделает то, что должен, и представит патрону подробнейший доклад, не забыв обрисовать поступки компаньонов в определённом свете — а там пускай высшее масонство решает судьбу Фальконе, как сочтет нужным…

Легри вскочил с кровати, наспех привел в порядок одежду и направился прямиком к командору. Мак Дули молча выслушал француза, пожал плечами — и отдал приказ. Ему не было дела до свар внутри этой маленькой странной компании; будучи человеком военным, он предпочитал ясные и чёткие указания — а поскольку полномочия Легри были подтверждены эфирной телеграммой Адмиралтейства, то… Спустя пятнадцать минут борт «Немезис» покинула бомбардировочная группа. Переделанные аэропланы сопровождало ещё четыре машины: войдя в заданный квадрат, они развернулись широкой цепью, так, чтобы оставаться в пределах видимости соседей. Направление и примерная скорость цели были известны; если только они не догадаются изменить курс или уйти под воду…

Они не догадались. Броненосец шел в надводном положении, на всех парах, словно бросая вызов стае воздушных охотников. Штурманы бомбардировщиков ввернули запалы в гнёзда бомб, пилоты набрали высоту, чтобы спикировать на жертву сверху, из облаков, сведя к минимуму возможный риск. Три «Стимфлая», три захода, три шанса поразить цель — достаточно будет одного попадания, чтобы разворотить стальную спину левиафана, вскрыть его, словно жестянку с сардинами, изрешетить магистрали, наполнив нутро какофонией искорёженного металла, дыма, агонизирующей плоти и всепоглощающего адского пламени.

***

Капитан Стерлинг оторвался от окуляра подзорной трубы.

— Ваш ход, мистер Озорник, — хрипло бросил он.

Аэропланы теперь уже можно было различить невооруженным глазом — черные точки на фоне облаков. Если верить словам этого Мюррея (а не верить ему причин не было, старый разбойник умел быть убедительным), три птички несут в своём брюхе начиненные взрывчаткой яйца… По меньшей мере три; может быть, они успели переделать ещё несколько… Озорник сдвинул на лоб повязку и, не глядя, протянул руку назад. Лексикон был у боцмана, тот помедлил мгновение, прежде чем передать его. Озорник ощущал страх О'Рейли почти физически: для суеверного ирландца происходящее было дьявольским мороком… Стерлинг реагировал проще: старому негодяю по большому счету было плевать, кто и что служит его замыслам — но и он ощущал некое беспокойство. Что ж, тому, кто решил прокатиться верхом на драконе, не стоит рассчитывать на душевное равновесие… Книга послушно отозвалась на его прикосновение, обретая свой истинный облик: неуловимые метаморфозы прекратились, ладонь оттянул увесистый переплёт цвета побывавшей в огне стали. Он открыл первую страницу, прекрасно помня, как это было в прошлый раз — и всё равно оказался неподготовленным: маленькая букашка по имени Лев Осокин вдруг потеряла всякое значение, а он обрел свои подлинные размеры… Его истинное «я» стремительно расширилось, зрение моментально охватило всё вокруг: водные просторы до горизонта, глубины до самого дна… Нет, величины и порядки, структуру, представляющую собой частный случай макроструктуры… Материальный мир сбросил лживую личину, став конгломератом безличных сил и объектов. Пучки векторов разбегались во всех направлениях, надо лишь найти максимально простое и изящное решение…

Небеса полыхали изумрудным огнём. Три… Нет, уже четыре Знака разворачивали среди облаков лучи и плоскости немыслимой головоломки. Океан гудел, подобно исполинскому бронзовому гонгу; вибрации проходили сквозь корпус судна, заставляя тело мучительно сжиматься и вызывая ломоту в зубах, словно от глотка ледяной родниковой воды. Волны вдруг разорвали мириады всплесков: ошалелые рыбы выскакивали из воды целыми косяками, несколько судорожно трепыхающихся серебристых тушек рухнули прямо к ногам Ласки — а она всё не могла оторвать взгляд от своего компаньона… Нет, не Осокин стоял сейчас на палубе броненосца, повелевая ветрам и хлябям; тёмный силуэт был всего лишь ширмой, занавеской, скрывающей маховики и зубчатые колёса вселенского механизма… «И вот с этим… Вот с этим я жила рядом? Спала?! Зачала от него ребёнка?!» — поднявшаяся в душе волна страха и омерзения напугала Ласку едва ли не больше творившегося вокруг.

Басовитый бронзовый гул, казалось, теперь звучал отовсюду; «стим бойз» валились на палубу, теряли человекоподобие, становясь косматыми клубками пара, бледные молнии сердец лихорадочно пульсировали — а в небе тем временем творилось немыслимое. Мир исказился, словно в треснувшем зеркале. Три аэроплана, один за другим, сорвались в пике. Летевший сзади настиг своего собрата в этом раздвоенном пространстве, бешено крутящийся воздушный винт зацепил короб хвостового оперения, размалывая его в мелкую щепу — и сам разлетелся на куски; груда обломков рухнула в Атлантику. Третья машина попыталась развернуться, но отчего-то косо пошла вниз, ускоряясь всё больше и больше, коснулась крылом воды — и закувыркалась, разламываясь, оставляя за собой череду всплесков, словно пущенный «блинчиком» камень-голыш. Оставшиеся «Стимфлаи» спешно набирали высоту. Озорник что-то сделал; сияющие в небесах Знаки изменили свои очертания. Ближайший крылатый силуэт вдруг странно задрожал, завибрировал и начал распадаться на части: вниз полетели клочья обшивки, куски каркаса, раскоряченная фигурка пилота — океан безразлично принимал любую жертву… И всё вдруг закончилось. Знаки в течение нескольких кратких мгновений менялись, приобретая всё более простые очертания — пока не исчезли вовсе; угасло изумрудное, пронизывающее всё и вся зарево, пропал жуткий, идущий со дна стон, оставив после себя лёгкий звон в ушах. «Стим бойз» вяло шевелились, постепенно обретая антропоморфный облик. Осокин обернулся, и все невольно сделали шаг назад: от этой устало ссутулившейся фигуры веяло чем-то нечеловеческим… Впрочем, уже в следующее мгновение жуткое чувство схлынуло. Капитан Стерлинг прочистил глотку.

— Гм, а как же остальные?! Смотрите, они улепётывают!

— У меня тоже есть свои пределы, сэр… — отозвался Озорник и тихо, словно про себя, добавил: — Пока есть…

— Ну, чего встали?! — рявкнул на матросов пришедший в себя боцман. — За работу, парни!

Но приступить к делу сразу команда не могла. Люди были ошеломлены; на Озорника поглядывали с суеверным ужасом — а призракам, похоже, досталось куда крепче. Движения их сделались вялыми и неуверенными, словно у пьяных, некоторые даже не могли подняться на ноги. Понукания О'Рейли не возымели никакого эффекта — и тут на помощь неожиданно пришел Потап. Медведь ненадолго скрылся в недрах корабля — и появился уже с мандолиной. Кривые когти зверя запорхали по струнам, полилась мелодия — девушке она показалась смутно знакомой, хотя слова вспомнить не получалось. Доиграв до конца, Потап тут же завёл новый мотив, потом ещё и ещё — и движения призраков мало-помалу сделались осмысленными. Те, кто оправился быстрее, помогали подняться на ноги своим товарищам, что-то им говорили — по крайней мере, так казалось со стороны… А медведь всё играл и играл. Найденный на свалке, починенный на скорую руку инструмент выдавал такие пассажи, что это казалось волшебством — но волшебством добрым, домашним, не чета ужасающей магии Лексикона… Заметив взгляд Ласки, Потап подмигнул ей.

— Как паровичков-то наших музыка лечить, видала? Это им, вроде как нам водовки шкалик раздавить… Бодрит, понимашь!

— Вижу. Ты здорово играешь, Потап…

— А то! — невозмутимо согласился зверь. — Струмент, правда, хлипкий больно… Ну, да в умелых-то лапах и пень — балалайка… В Крымскую, знашь, как бывало? После артобстрелу лежат все в окопах, трясутся — особливо новобранцы… Со страху-то и сказиться недолго быват… Тут как раз балалаечку достанешь, сыграшь что-нибудь, оно и отпустит…

***

В одном из глубоких лондонских подвалов пришла в движение странная, похожая на гигантскую астролябию машина: выпуклая линза скользнула по орбитам-направляющим, описав дугу вокруг бронзового глобуса — и замерла. В перекрестии нитей оказался пустынный и ничем не примечательный участок Атлантики, приблизительно на три четверти пути между Европой и берегами Нового Света.

***

Выносить общество Легри было непросто. Командор Роберт Мак Дули клял настырного француза во все корки — разумеется, мысленно. А тот всё не унимался: расхаживал с важным видом, заложив руки за спину — и говорил, говорил, не переставая; сыпал нелепыми догадками и строил ещё более нелепые планы, не давая сосредоточиться… Наконец, командор решился на крайнюю меру. Курить на воздушных судах строго запрещалось — но Мак Дули изредка, пользуясь своим положением, пренебрегал этим правилом. Страсть к хорошему табаку являлась, пожалуй, единственной слабостью «железного Роберта» — и не было в команде «Немезис» человека, который позволил бы себе осудить командора. Спорран, традиционная поясная сумка, входившая в шотландский национальный костюм, служила отнюдь не только для красоты. Порывшись в ней, командор извлек на свет внушительную трубку и жестянку с табаком, неторопливо набил чашечку и чиркнул спичкой. Поплыл голубоватый дымок; Легри остановился на полуслове, потянул носом — и обернулся на командора.

— Боже милостивый, сэр Роберт! Что за… Что это вы курите?!

— Это? О, это латакия! — Мак Дули пыхнул трубкой и выпустил густой клуб дыма. — Предпочитаю сирийскую кипрской: богаче и мягче вкус…

— Отвратительный запах! — пробормотал Легри. — Словно горелое тряпьё…

— Великолепный табак! — возразил командор. — Истинный аромат Востока… Его коптят в дыму высушенного верблюжьего навоза, чтобы придать смеси особую пикантность1…

Легри издал утробный звук и рванулся прочь. Мак Дули невозмутимо затянулся и бросил взгляд на дежурного офицера. Лицо того покраснело от еле сдерживаемого хохота — дежурную шутку командора знали все, до последнего матроса, но от этого она не становилась менее забавной…

Скоро, однако, находившимся на мостике стало не до веселья. Бледный, с трясущимися руками пилот — жалкая тень того лётчика-аса, что покинул сорок минут назад палубу «Немезис», срывающимся голосом докладывал подробности постигшей их катастрофы. Командор молча смотрел на него… И не верил ни единому слову — просто не мог поверить; но экипажи ещё двух вернувшихся аэропланов подтвердили сказанное, слово в слово. Притихший Легри с беспокойством поглядывал на шотландца: отдай тот приказ прекратить погоню — не помогут ни верительные грамоты, ни угрозы, ни поддержка верного телохранителя… Да и что они смогут вдвоём против команды воздушного линкора… Фальконе, разумеется, будет только рад — предатель, отступник…

— Слушай мою команду! — грянул командор. — Всем службам — боевая готовность! Штурман, поднять «Немезис» на максимальную высоту! Машинное отделение — полный вперёд! Старшим офицерам явиться в штурманскую… — взгляд его остановился на Легри. — А теперь, сэр, я хочу знать всё о нашем противнике! Всё, о чём вы соизволили умолчать.

Воздушный линкор словно очнулся от безмятежной дрёмы. Загудело газовое пламя: длинные ряды горелок расцвели желто-голубыми опаляющими цветами. Забурлили котлы, пар рванулся в калориферную систему, а оттуда, дополнительно разогретый, под высоким давлением ударил в цилиндры, толкнув поршни двигателей. Многофутовые лопасти горизонтальных воздушных винтов дрогнули и пришли в движение. Одновременно стали уменьшаться в размерах исполинские секционные баллоны, поддерживающие с двух сторон корпус «Немезис». Лишний газ стравливался, и хитроумный внутренний каркас менял конфигурацию: секции вдвигались одна в другую, жесткие пластины оболочки сгибались в тех местах, где были соединены эластичными перемычками, подобно исполинскому оригами. Площадь парусности уменьшилась, упала и подъемная сила баллонов — эту роль взяли на себя горизонтальные пропеллеры. Расход топлива в боевом режиме, естественно, возрастал многократно — но линкор выигрывал в скорости и маневренности, становясь чем-то средним между обычным дирижаблем и летающими конструкциями «тяжелее воздуха». Техникам двигательного отсека приходилось нелегко. Им нужно было учитывать множество величин: изменяющийся при взлёте и посадке аэропланов вес корабля, плотность окружающего воздуха, температуру и влажность за бортом, направление ветра… Машинное отделение «Немезис» напоминало скорее лабораторию: стекло и полированная бронза множества циферблатов, усовершенствованные стационарные арифмометры, грифельные доски для записей, ажурные вентили, медные раструбы переговорных устройств — и выгравированные в металле таблицы плотностей и объемов, используемые для вычислений. За каждым маневром линкора стоял напряженный труд: воздухоплавание предъявляло к людям куда более высокие требования, чем мореплавание. Венцом технической мысли был крытый чёрным шеллаком куб размером с хороший платяной шкаф — миниатюрная счетная машина Бэббиджа, одна из двух. Другая находилась в штурманской и служила для навигационных расчетов; но сейчас вычислитель молчал — офицеры «Немезис» сосредоточенно разглядывали карту.

— …Как видите, джентльмены, задача нам предстоит непростая, — завершил вводную Мак Дули. — Рапорты пилотов вы все слышали, краткую информацию о том, кто нам противостоит — тоже. Прошу высказываться.

— Если верить мистеру Легри — не обижайтесь, сэр… То там, на корабле, мало что не сам сатана! — скептически усмехнулся один из офицеров.

— У вас есть иное объяснение краху нашей эскадрильи? — поднял бровь Мак Дули.

— Всё верно… — сипло произнёс француз и закашлялся. — Он и впрямь дьявол в человеческом обличье; и повелевает такими силами, которые не привидятся даже в самом страшном кошмаре…

— Но в остальном этот ваш Инкогнито — обычный человек? — уточнил командор. — Он ест, пьёт… Спит? Его можно убить?

— Да, разумеется… — Легри устало потёр лоб. — Если только удастся захватить его врасплох.

— Ночная операция… — задумчиво произнёс кто-то. — Атаковать их в темноте…

— Вслепую? — возразили ему. — И у нас больше нет «Стимфлаев», переоборудованных под тяжелые бомбы — а идти в атаку силами «Немезис», означает подставить её под удар…

— Авиагруппа будет следовать за целью вне пределов досягаемости; по словам пилотов, это около мили… Атака начнется в густых сумерках — и с разных направлений, — голос говорившего звучал напряженно: и он, и остальные прекрасно понимали — если Инкогнито наготове, шансов вернуться у лётчиков будет мало. — Переоборудовать все машины под тяжелые бомбы; задействовать ради подготовки всех механиков…

Старший штурман достал из обитого бархатом футляра курвиметр. Зубчатое колёсико проехалось по карте.

— Если цель будет идти прежним курсом и с прежней скоростью, то достигнет берегов Нового Света спустя четверо суток… Можем успеть.

— Поддерживаете предложение, Кларенс? — спросил Мак Дули.

Первый помощник задумчиво прищурился.

— Их судно может погружаться, сэр…Что, если они попросту уйдут под воду, завидев наши аэропланы? Я бы так и сделал на месте их капитана… Вся операция должна быть молниеносной; сможем ли мы достичь такой внезапности? Разве что спрятаться в облаках…

— Метеогруппа?

— Давление снижается, сэр… Но дать прогноз на четверо суток вперёд мы не можем…

Легри внезапно вскинул голову.

— Это могу я!

— Каким образом? — удивился кто-то.

— У меня свои источники. И это будет абсолютно точный прогноз, джентльмены, — к французу стремительно возвращалась самоуверенность. — Назовите дату, время и место — а я скажу вам, чего ожидать от небесных хлябей.

Офицеров такой ответ не устраивал; им хотелось знать. Легри сделался высокомерно-неприступен. Запахло скандалом.

— А что, если… — задумчиво сказал один из офицеров; Роберт Мак Дули расслышал его сквозь гомон голосов и ободряюще кивнул.

— Мы вас слушаем, Сильверспун…

— Я подумал, сэр… Что, если использовать осевую пушку?

Осевая пушка была самым дальнобойным орудием летающего линкора — и, как ни странно, одним из самых бесполезных. Конструкторы этого чуда предназначали её для уничтожения вражеских воздушных судов на дальних дистанциях; на практике же палубная авиация оказалась куда более действенным средством защиты и нападения. Протянувшийся от кормы до носа ствол был жестко закреплен в корпусе линкора: прицеливание осуществлялось за счет маневров самого корабля. Отдача выстрела компенсировалась противонаправленным холостым залпом. Единственным преимуществом такой пушки была дальнобойность и чрезвычайно пологая траектория выстрела — вычислитель Бэббиджа в основном и предназначался для быстрого её расчета. По сути, «Немезис» была вооружена огромным штуцером — точным, но отнюдь не скорострельным. Легри, конечно, всего этого не знал. Не только вооружение, даже сам факт существования воздушных линкоров-авианосцев считался военной тайной. Он лишь отметил, что офицерам, судя по всему, ход мысли этого Сильверспуна (ха, ну и фамилии у альбионцев!) понравился. Они принялись оживленно обсуждать преимущества и недостатки дальнобойного выстрела. «Точность изумительна, на последних стрельбах… Они наверняка ожидают повторения воздушной атаки, запустим авиагруппу для отвлечения внимания…» Француз вдруг перестал воспринимать то, что говорили окружающие. Как это бывало всё чаще за последнее время, речи их превратились в нечленораздельное нудное жужжание; накатила волна раздражения, сменившаяся затем апатией… Легри хотелось лишь одного: развернуться и уйти, оставить этот балаган во главе с шутом в клетчатой юбке, запереться у себя в каюте, зарядить ампулу в инжектор — и отдаться восхитительной прохладе морфийных грёз…

— Сэр! Сэр! Что с вами?!

Легри разлепил веки. За каким дьяволом они все на него таращатся?!

— Со мной всё в порядке! — буркнул он и добавил, поскольку окружающие явно не поверили его словам: — Приступ мигрени, только и всего… Здесь у вас чертовски душно.

— Нам понадобится ваш, хм… Точный прогноз, — сказал Роберт Мак Дули. — Если конкретнее — погода у восточного побережья Нового Света, в зоне радиусом около ста миль, спустя четверо суток.

— Это слишком большая территория… — начал было француз, но тут ему пришла в голову мысль. — Впрочем, я могу предсказать погодные условия в той точке, где окажется к этому времени «Немезис».

— Но мы ещё не знаем, где она окажется! Это зависит…

— Неважно, — отмахнулся Легри.

Судя по всему, эти люди считали его помешанным. Ну и пусть, какого дьявола — лишь бы не слишком докучали; а в правоте его слов им ещё предстоит убедиться… Он прошел к выходу, спиной чувствуя недоуменные взгляды.

Гостям линкора были предоставлены каюты на третьей палубе; спустившись по узкому трапу, француз прошел мимо апартаментов Фальконе, кивнул стерегущему двери неандертальцу и постучался в каюту фрау Мантойфель.

— Эмма? Мне срочно нужно с вами увидеться…

— Входите, Огюст.

Пифия возлежала на кушетке, лениво перелистывая страницы толстенного немецкого романа. Когда Легри затворил за собой дверь, она отложила чтение.

— Ну что, вам, наконец, потребовались мои услуги? Знаете, я даже рада… Здесь с ума можно сойти от скуки. Да и мысль о том, что под тобой добрая миля пустоты, не прибавляет оптимизма… Что, мы, наконец, достигли Нового Света?

— Ещё нет… Послушайте, мне необходим прогноз погоды на вечер четвёртого дня пути… Что там будет в пределах нескольких миль от «Немезис»?

Фрау Мантойфель, не вставая, протянула руку за своим ридикюлем, достала хорошо известный французу портсигар и принялась перебирать его содержимое.

— Вопрос тянет на три метки… — пробормотала она, извлекая сигариллу, помеченную тремя тонкими черными колечками. Легри так и не разобрался, согласно каким критериям пифия определяет сложность предсказания.

Фрау Мантойфель меж тем не спешила приступать.

— Послушайте, Огюст… Вы таскаете мня за собой, словно кокотку; благодаря вашей настойчивости я оказалась на краю света… Вы хоть представляете, какую плату я от вас потребую?!

— Всё, что угодно, Эмма… Любая сумма… Мы будем рады возместить Великой Тевтонской ложе…

— Плевать я хотела на Тевтонскую ложу! — заявила пифия. — Здоровьем рискую я, а не горстка напыщенных болванов в идиотских фартуках… Что касается денег, вы не хуже меня знаете — это всего лишь инструмент… Те, кто правит миром, могут в одночасье превратить их в груду бесполезных бумажек, а золото приравнять по стоимости к свинцу… Обрушения фунта уже случались на вашей памяти, не так ли? Как вы думаете, кто извлёк из этого выгоду? Мне нужна моя доля Власти, Огюст! Доля того, за чем мы идём — в точности, как у флибустьеров… И вы мне её предоставите, без всяких условий и отговорок!

Легри хотел было объяснить, что планы относительно Инкогнито несколько изменились… Но в последнюю секунду сдержался. В конце концов, кто знает — как бы отреагировала пифия на такое заявление! Пускай лучше тешит себя иллюзиями — до поры, покуда Инкогнито не станет достоянием истории… А там уже видно будет.

— Хорошо, Эмма. Как скажете…

Фрау Мантойфель чиркнула спичкой. Француз поспешно приготовил блокнот.

— Солнце уснуло, спустившись вдали за холмами,

Стихла волна, и от края, где белая роза

Ныне свои лепестки распустила беспечно,

Катят тумана клубы средь каменьев пустынного брега,

В царство Нептуна на добрую милю вторгаясь.

Жестокий приступ кашля сотряс тело пифии — а Легри перечитывал раз за разом метафизическое послание, силясь проникнуть в его смысл. Как и в прошлый раз, понятна была лишь часть написанного. Туман вдоль берега, на милю в океан… Но при чем тут белая роза?! Что за смысл здесь таится — и есть ли он вообще?!

Фрау Мантойфель, держась за стенку, нетвёрдыми шагами направилась к дверям. Француз, ощутив начинающееся головокружение, спешно подхватил её под локоть и вывел из каюты. Интересно, что за гадость в этих сигариллах? А, плевать, он не о том думает… Спрашивать Эмму бессмысленно — она лишь голос, сосуд… Вдруг он пропустил нечто важное? Взгляд Легри остановился на фигуре неандертальца, стерегущего каюту Сильвио.

Фальконе явно не страдал от безделья. Он сидел за столом и работал — шуршало перо, на бумагу ложились ровные строчки. Сильвио едва удостоил француза взглядом, и тот снова ощутил сильнейший приступ раздражения, с трудом подавив соблазн призвать на помощь Имеющего Зуб. Да, уж кто-кто, а неандерталец умел завладеть вниманием собеседника! Что ни говори, грубая сила имеет свои преимущества — любой хлыщ запоёт соловьём, лишь бы прекратить боль! Но нет, это время ещё не пришло… Он молча шагнул к столу и положил перед опальным соратником вырванный из блокнота листок. Сильвио пробежал его глазами.

— Что это?

— Сводка погоды на четверо суток вперёд. Командор намерен взять реванш, и ему нужно знать…

— А, так это предсказание… — Сильвио откинулся на спинку стула. — Послушайте, Огюст, а с чего вы взяли, будто я намерен вам помогать?

«Могу позвать Имеющего Зуб» — вертелось на языке француза, но он сдержался.

— Вы всё ещё член Братства, Фальконе? Вы всё ещё помните о нашей миссии?

— Я-то помню, а вот вы… Вы готовы пустить псу под хвост уникальный шанс!

— Давайте будем реалистами, — в голосе Легри прорезалась вдруг усталость. — Черт, да как вы не понимаете — я пытаюсь защитить наш с вами мир от того, что над ним нависло…

Фальконе молча вертел в пальцах листок. Пауза затянулась.

— Хорошо, — неожиданно сказал он. — Так… Первая строчка — это время действия; вечер, согласны? Четвёртая и пятая — указание на собственно погоду: туман вдоль побережья, на милю к востоку… «Стихла волна» — безветрие; стало быть, туман продержится довольно долго…

— А «белая роза»? Это что, поэтическое иносказание? Или где-то там действительно растут эти чертовы цветы?!

— Там растут весьма странные вещи, однако что касается роз, хм-м… — Сильвио развернул карту. — Ну-ка, взглянем… Силуэт побережья изрезан, но вот распустившуюся розу ничего не напоминает… Это какой-то объект, бесспорно; указание места… Роза, Белая Роза… Нет, ни один из городов такого названия не… Ах ты, ну конечно! — глаза его внезапно блеснули. — Новый Йорк! Понимаете, Огюст?

— Нет…

— Да это же элементарно! — усмехнулся Фальконе. — Новый Йорк назван в честь альбионского Йорка… Вспомните историю, война Алой и Белой розы! Белая роза — символ герцога Йоркского!

— Вы думаете…

— Нет сомнений! Вот, значит, куда держит путь наш с вами фигурант! Новый Йорк, самый процветающий из городов Нового Света, постоянно растущий, отвоёвывающий у доисторических джунглей акр за акром… «Ныне свои лепестки распустила беспечно»! Да, всё сходится…

— Что ж, пожалуй, — согласился Легри.

— И уберите от моих дверей вашего головореза! — недовольно бросил Фальконе, возвращаясь к записям. — Это же нелепо…

***

Вахты были удвоены; бинокли и подзорные трубы без устали обшаривали небо и горизонт. Дважды нервы наблюдателей не выдерживали — они поднимали тревогу, приняв за аэроплан одинокого альбатроса или дав волю воображению. Матросы-люди ходили не выспавшиеся и злые, да и призракам, похоже, было не по себе — побочные явления от проекции Знака выбили их из колеи. Никто не знал, каким образом вибрации воздействуют на этих существ и что они чувствуют; на все расспросы «стим бойз» выводили только: «нам было очень скверно». Нервозное ожидание висело в воздухе; и чем ближе становились берега Нового Света, тем больше росло напряжение. Озорник тоже не находил себе места: бродил по корабельным коридорам, поднимался наверх и подолгу вглядывался в горизонт. Они с Лаской почти не разговаривали — и стена отчуждения с каждым днём становилась всё толще. Тревог и волнений хватало…

Ночь не принесла облегчения. Промаявшись несколько часов без сна, девушка встала с кровати, тихонько, стараясь не шуметь, оделась, но обуваться не стала — тяжелые ботинки рождали в металлических коридорах гулкое эхо. Тихонько ступая босыми ногами, она прокралась к дверям крохотной каюты, где содержался пленник. Расчет был верен: в этот час на страже стоял Потап.

— Чего, не спится? — сочувственно поприветствовал он Ласку.

— Тс-с! Да… Слушай, Потапка, мне надо поговорить с ним! — прошептала девушка.

Медведь фыркнул.

— Давай, только это, ты недолго там…

Мюррей лежал на застеленной койке и молча смотрел в потолок. При виде Ласки он изумленно приподнялся на локте.

— Мисс Вайзл!

— Говорите тише! — предупредила девушка и добавила: — Моё настоящее имя — Ласка Светлова; или Лэсси Светлоу по-вашему…

— Так, значит, вы действительно московитка…

— Нет, я из Уральского Атаманства… — Ласка внезапно смутилась: она не знала толком, что сказать этому человеку.

Джек сел поудобнее, осторожно потрогал щеку.

— Вы ранены?

— Так… Лёгкий ожог.

— Ожог?! Эти негодяи пытали вас?!

— О, нет, что вы… Просто намекнули, что на их вопросы лучше отвечать без задержек… — Джек поморщился. — Наверное, вся эта авантюра с моей стороны была ошибкой.

— Зачем вы здесь? — в упор спросила девушка.

— Хотел найти компромисс… Договориться с Инкогнито… То есть, с Осокиным. Но он не стал меня слушать.

— Ещё бы — после всего, что вы сделали!

— Послушайте, мисс Светлоу… Лэсси… Да, мы с самого начала выбрали неверный путь, признаю! Но ещё не поздно всё исправить!

— После того, как нас чуть не закидали бомбами?

Мюррей помрачнел.

— Проклятый француз! Я уверен, это его рук дело… Ах, черт, если бы я мог находиться в двух местах одновременно! Неужели нет никаких шансов договориться? Я подозреваю, что ваш друг затеял нечто ужасное…

Девушка закусила губу.

— Что вы намерены делать дальше?

— Я?! — Джек невесело усмехнулся. — Оставаться в живых как можно дольше! Подозреваю, это будет непросто… Ваш однорукий пират — отнюдь не образец гуманности!

Воцарилась тишина.

— Мы уже недалеко от берега, — нарушила молчание Ласка. — Я слышала, капитан упоминал какой-то Новый Йорк… Вроде бы, это большой город…

— Ещё бы! Самый крупный в этой части света…

— Ваши друзья смогут найти вас там?

— Конечно. Но не думаю, что меня отпустят; скорее, будут держать как заложника — хотя это и бесполезно… Слишком уж высоки ставки в игре; боюсь, моя жизнь теперь мало что значит.

— Я помогу вам, — неожиданно выпалила Ласка. — Но… Вы должны мне кое-что обещать. Постарайтесь… Хотя бы попробуйте, убедить ваших друзей обойтись без… Без крови. А я поговорю с ним… Может быть, то, что не получилось у вас, удастся мне.

— Вы смелая девушка, Лэсси! — покачал головой Джек. — Хотел бы я… Впрочем, пустое. Конечно, я даю вам слово. Собственно, именно это я и пытался сделать…

В дверь тихонько поскреблись: Потап нервничал. Ласка зябко переступила босыми ногами по холодной стали.

— Хорошо, я верю вам. Ждите — и будьте наготове.

Минуло трое суток. На четвёртый день, под вечер, в каюту Озорника постучали.

— Войдите! — отозвался Осокин.

В двери протиснулся капитан Стерлинг; за его спиной маячила сумрачная физиономия О'Рейли.

— Одно из двух: либо они потеряли нас из виду, либо готовят какую-то пакость! — без обиняков заявил капитан. — Сегодня ночью мы окажемся вблизи берегов; скорость придётся сбавить — лоции этих вод у меня нет…

— Но план остаётся прежним? — полюбопытствовал Озорник. — Проскочить в темноте устье Гудзона, подняться по реке, насколько это возможно — а там…

— Ага, всё так, — кивнул Стерлинг. — Согласно моим расчетам, мы выйдем прямиком к Новому Йорку. Собственно, если брать нас тёпленькими — то именно там… Ох, чувствую, ночка намечается весёлая!

— У нас есть, чем ответить в случае нападения?

— Да, парочка сюрпризов имеется; мистер Лидделл недаром ест свой хлеб… Но наш главный калибр — это вы, сэр! — Стерлинг гоготнул и отвесил шутовской поклон. — По этой причине я и заглянул: не соблаговолите ли провести эту ночь в компании простых грубых парней вроде меня и мистера О'Рейли? Общество очаровательной мисс Светлоу, безусловно, приятнее, но — дела, дела…

— Что ж, надо — так надо, — в тон ему ответил Озорник.

— Нет уж, я с вами! — заявила Ласка.

— Хорошо… Накинь только плащ.

— Да в этой штуке нет необходимости! — хмыкнул капитан. — Мы пришли в Новый Свет, а здесь гораздо теплее, чем в старушке-Европе… Черт, я уже начинаю потеть — а ведь мы ещё в Атлантике!

— Ветер стих, — буркнул ирландец. — Ох, не нравится мне всё это…

Солнце медленно погружалось за горизонт. Над «Паровой Душой Стерлинга» кружили стаи птиц: верный признак близкого берега. Их крики показались Ласке странными, незнакомыми — впрочем, наверное, так и должно быть: они на другом краю Земли…

Озорник протянул ей бинокль.

— Взгляни-ка поближе…

Девушка настроила резкость — и не смогла сдержать возглас удивления. Существа, которых она приняла за птиц, оказались ящерами! Складывались и расправлялись просвечивающие перепонки крыльев, изгибались голые крысиные хвосты, длинные, усаженные мелкими зубами клювы открывались, извергая те самые писклявые звуки… Вот одна из летучих рептилий снизилась, заложила над кораблём вираж — и, нелепо растопырив крылья, спланировала на палубу. Оказавшись вне воздушной стихии, ящер сразу потерял стремительную ловкость; сложенные крылья выпирали кожистыми треугольниками над его спиной, словно у летучей мыши. Переваливающейся походкой он бесстрашно заковылял к людям, широко разевая розовую пасть и потешно шипя.

— Храбрый малый! — усмехнулся Озорник.

Стерлинг приподнял протез, и за миг до случившегося Ласка узнала это движение — короткий безошибочный жест вооруженного человека, прицеливание… Капитан потянул рычаг. Грянул выстрел, с цоканьем закувыркалась по палубе гильза. Птеродактиля разнесло в клочья; на броне осталась только кровавая клякса.

— Ха, прямо в яблочко! Очередное усовершенствование мистера Лидделла, сэр! Будь у меня такая штука в нашу первую встречу, вы бы вряд ли ушли с «Буканьера» живыми…

— Зачем?! — процедила сквозь стиснутые зубы Ласка. — Что он вам сделал?!

— Ненавижу этих тварей, всех до единой! — заявил капитан. — Что сделали, говорите?! Проклятые рептилии отгрызли от меня кусок тела, только и всего! Запомните как следует, мисс — нежные чувства им неведомы, во всех этих плоских головах одна-единственная мысль — кого-нибудь сожрать! Накрепко усвойте это, и тогда, возможно, вы и доберётесь до цели нашего путешествия живой и невредимой. Здесь вам не Европа; Новый Свет недаром называют Землёй Чудовищ…

Темнело быстро. Зажглись первые звёзды, над водой повисла лёгкая дымка. Стерлинг распорядился замедлить ход. На палубу поднялся инженер Лидделл, что-то тихо сказал капитану.

— Никаких прожекторов! — отрезал тот. — Свет нас выдаст.

— Что это прямо по курсу, не берег ли?

Озорник надолго припал к биноклю.

— Нет, — наконец, сказал он. — Это туман.

«Паровая Душа Стерлинга» немного изменила направление — теперь они шли под небольшим углом к туманному фронту. На северо-западе бархатная чернота ночи была нарушена мутно фосфоресцирующим пятном. Это же отсвет, сообразила Ласка. Городские огни отражаются от низких облаков. Берег, наверное, совсем близко, в нескольких милях — там, за стеной тумана… Жестом попросив у Озорника бинокль, она всмотрелась в клубящуюся серую массу. Нет, уже ничего не различить, слишком темно… В следующий миг сумрак прорезала яркая вспышка.

Скрывавшийся в тумане воздушный линкор висел над самой водой. Командор Роберт Мак Дули справедливо решил, что противник будет наблюдать за небом гораздо пристальней, чем за горизонтом — и он оказался прав. Мощная, не чета биноклям и подзорным трубам, оптика засекла появление броненосца. Застрекотали зубчатые барабаны в недрах вычислителя Беббиджа, давая поправку на угол, скорость движения, ветер и плотность воздуха. Направляющие втолкнули в казенник снаряд — начиненную пироксилиновой взрывчаткой цилиндро-коническую бомбу в медной оболочке. Заряды пороха легли в главную и компенсационную камеры. Маневровые пропеллеры взвихрили туман; колоссальная туша «Немезис» чуть шевельнулась, ловя в перекрестие прицела точку в нескольких ярдах впереди цели — рассчитанное машиной упреждение. По команде «Огонь!» канонир крутанул ручку магнето. Сработали электрические запалы, воспламенив порох в казеннике. Поток раскаленных газов толкнул снаряд; спустя долю секунды порох вспыхнул в компенсационной камере, уравнивая чудовищную силу отдачи. Огромная пуля, начав путь у кормы, прошла вдоль всего корпуса и вырвалась из ствола. Разумеется, дальность выстрела была не столь велика, как наверху, в разреженной атмосфере — но и этого хватило с лихвой.

Снаряд попал в носовую часть броненосца, чуть выше ватерлинии. К небесам взметнулось полотнище алого пламени. Взрывная волна расшвыряла всех, кто находился в этот момент на палубе; Ласку здорово приложило о рубку, перебив дыхание, так что в течение пары минут она лишь хватала ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Едва только первый шок отступил, в броненосец ударил ещё один снаряд — на этот раз в корму. Рубка защитила девушку от брызнувших во все стороны осколков; нетвёрдо ступая, Ласка подошла к люку и спустилась по трапу вниз, не очень соображая, что она делает и зачем. Решение, однако, оказалось верным: не прошло и пяти минут, как на броненосец спикировали несколько «Стимфлаев», забрасывая корабль ручными бомбами.

***

— Вот, собственно, и всё, — подытожил командор Мак Дули, глядя на дымящийся броненосец сквозь линзы мощной оптической системы. — Мы проделали им хорошую дыру в носу и разнесли в щепы руль; теперь эта жестянка беспомощна, словно младенец… Где мистер Легри?

— Заперся у себя в каюте и не отвечает на стук, сэр!

— Да и чёрт бы с ним, — равнодушно заявил сэр Роберт, которому вздорный француз успел надоесть до зубовного скрежета. — Спустить на воду десантные боты, призовой партии занять корабль!

Так вышло, что предупредить командора о возможных сюрпризах было некому. Легри пребывал в плену морфийных грёз, Сильвио по-прежнему находился под бдительным надзором Имеющего Зуб (француз и не подумал освободить опального соратника из-под ареста), а фрау Мантойфель мало интересовало происходящее на линкоре. «Немезис» зажгла бортовые огни; туман заискрился, заиграл мириадами крохотных радуг. Ударили по воде вёсла: первый бот, ощетинившись штыками, двинулся сквозь туман навстречу судьбе.

***

Капитан Стерлинг пришел в себя под водой. Тяжесть протеза медленно увлекала его в пучину. Он забарахтался, бешено замолотил ногами — и всплыл на поверхность. Любимое его детище горело; рыжее пламя лениво шевелилось среди развороченных листов обшивки, отбрасывая на воду пляшущие блики. Капитан подгреб к борту, ухватился за осклизлые скобы шторм-трапа, подтянулся, кряхтя от натуги, и вытащил своё жирное тело из воды. Картина была безрадостной. Палубу усеивали тела — некоторые, впрочем, вяло шевелились. Во рту чувствовался привкус крови. Стерлинг сплюнул и обернулся. Вид сияющей огнями «Немезис» лишил его остатков душевного равновесия. Даже с расстояния в несколько миль воздушный линкор внушал трепет. Какова же эта штуковина вблизи?!

— Проклятье! Я ведь чуял, чуял подвох… Озорник! Эй, мистер Озорник, вы где?!

Пошатываясь, он добрёл до ближайшего тела и перевернул его. Это был Лев Осокин. Глаза его закатились, из носа тоненькой струйкой сочилась кровь.

— Эй, очнись! Да очнись же ты, дьявол одноглазый! — капитан тряс его, словно куклу, голова Осокина безвольно болталась из стороны в сторону.

— А, чтоб тебя! — Стерлинг оставил попытки привести Озорника в сознание, в сердцах пнул его тело и, по-крабьи оттопырив металлическую клешню, полез в люк.

— Лидделл! О'Рейли! Где все, черт бы вас побрал?!

— Я здесь, сэр! — опалённая рыжая борода Шона О'Рейли высунулась из-за угла. — У нас пожар в носовом отсеке, парни пытаются его потушить…

— К черту пожар! Шон, собери всех «стим бойз» — всех до единого, слышишь?! Я хочу, чтобы ребята прогулялись по волнам, как они это умеют, и кое-что объяснили тем ублюдкам… Где Лидделл?

Боцман молча кивнул в сторону моторного отделения. Капитан заковылял по коридору. Что это, кажется, у них правый дифферент?! Этого только не хватало!

— Мистер Лидделл!

— Я здесь! — отозвался инженер. Из двигательного отсека вырывался пар вперемешку с дымом, в тусклом свете карбидных ламп лихорадочно работали механики.

— Джонатан, что с машинами?

— Повреждены только кормовые магистрали…

— Тогда почему корабль стоит на месте!? — рявкнул Стерлинг, забывая о том, что в противном случае сам он остался бы далеко за кормой.

— Я застопорил машины и частично затопил балластные цистерны правого борта; выглядит так, будто мы потеряли управление и вот-вот затонем…

Капитан на секунду задумался. Это имело смысл. Орудие противника имело потрясающую силу и точность; на таком расстоянии «Паровая Душа Стерлинга» не могла даже вести ответный огонь — враг разделался бы с ними играючи, словно с каким-нибудь трухлявым корытом на учебных стрельбах… Хм, быстро же его компаньон соображает!

— Ладно, вы всё сделали правильно, Джонатан. Сможете теперь запустить водомёты на самый малый ход, имитируя дрейф? Так, чтобы этого не было заметно?

Лидделл на секунду задумался и кивнул.

— Задействуем один из бортовых стволов, а привод насоса переведём на сжатый воздух — это даст нам примерно пол-узла в надводном положении.

— Действуйте!

Повисший в коридорах броненосца сизый дым раздирал глотку. Непрерывно кашляя, капитан двинулся к носовым отсекам. Матросам-людям всё же удалось справиться с пожаром: огонь был почти потушен. Убедившись, что здесь его присутствия не требуется, Стерлинг поспешил в рулевую рубку. Всё, что мог, он сделал; оставалось лишь молиться, чтобы призраки добрались до неприятеля раньше, чем тот вздумает сделать ещё один выстрел. Капитан сильно опасался, что третьего попадания «Паровая Душа Стерлинга» не выдержит.

***

Десант «Немезис» налегал на вёсла. Первый бот успел здорово оторваться и скрылся с глаз; из тумана доносился лишь скрип уключин да изредка — металлическое побрякивание оружия. Кто бы они ни были, эти пираты, воздушная пехота Империи сомнет любое сопротивление: чего стоит это жалкое отребье против лучших на свете солдат? Да они, поди, только рады будут сдаться после заданной командором трёпки! Рулевой держал курс вслепую, по компасу: чуть заметный мазок фосфорной краски трепетал во тьме. Внезапно впереди послышались громкие голоса, залязгали затворы, грохнуло несколько выстрелов — а спустя пару мгновений до слуха сидевших в боте донеслись чудовищные, жуткие вопли! Такие звуки мог издавать разве что человек, бьющийся в смертельной агонии — но крики явно вылетали из нескольких глоток сразу. Гребцы побросали вёсла; винтовки безо всякого на то распоряжения были взяты наизготовку.

— Зажгите фонарь! — после недолгих колебаний приказал командовавший десантом лейтенант, вытащил револьвер и взвёл курок. — Табань по малой!

Затеплился керосиновый огонёк. Один из пехотинцев осторожно двигал в воде веслом. Вскоре сквозь волглую пелену проступило тёмное пятно: головной бот десанта.

— Матерь божья, почему он пуст?! — испуганно пробормотал кто-то. — Где они все?!

Неподалёку вдруг сверкнула бледная голубоватая искра, рядом с ней ещё одна, и ещё… Туман задвигался, взвихрился — и лодку со всех сторон обступили призраки.

— Огонь! — истерическим фальцетом выкрикнул лейтенант, преодолев, наконец, оторопь и разряжая револьвер в ближайшего. — Стреляйте!

Прогремел нестройный залп. В тусклом свете керосинового фонаря видно было, что он не причинил фантомам никакого вреда: те лишь слегка вздрагивали, когда пули пролетали сквозь их тела, выбивая короткие туманные фонтанчики. Существа, состоящие из перегретого пара и электричества, подобрались вплотную. К солдатам потянулись бесплотные руки. Истошные вопли вновь пронзили ночь.

***

— Будь я проклят, но там творится что-то странное! — пробормотал вахтенный, вслушиваясь в доносящиеся издали звуки.

Донные люки «Немезис» были открыты, в них свешивались цепи кран-балок. Несколькими футами ниже плескалась невидимая за слоем тумана вода. Вахтенный пребывал в сомнениях. Доложить дежурному офицеру — или всё-таки не стоит? Он шагнул к люку и присел на корточки, весь обратившись в слух. Струйки тумана вкрадчиво заползали внутрь — словно чьи-то пальцы, бр-р! Вахтенный склонился к самому отверстию. Неужели послышалось? Говорят, звуки в тумане могут быть обманчи…

Белёсая полупрозрачная рука вынырнула из мглы, схватила его за волосы и сдёрнула вниз. Короткий вопль ужаса сменился громким всплеском. «Стим бойз» заструились вверх по цепям. Проникновение на линкор не прошло незамеченным: взвыла сирена общей тревоги, хлестнули выстрелы — не принесшие, впрочем, никакого вреда нападающим. Палубу наполнили ужасные вопли: раскалённый пар пришел в соприкосновение с живой плотью. Выглядело это жутко, будто в кошмарном сне: призраки неторопливо подходили к солдатам — и на несколько мгновений заключали судорожно дёргающиеся тела в объятия. Сообразив, что пули не причиняют врагам ущерба, защищающиеся отступили на верхние палубы, перекрывая за собой люки. Однако «Немезис» была слишком велика: призраки попросту воспользовались другим коридором.

Паровым душам не впервой было брать на абордаж суда; капитан Стерлинг не брезговал пиратством — если обстоятельства складывались так, что он был уверен в собственной безнаказанности. Нападения всегда заканчивались победой призраков: защитники ничего не могли им противопоставить. Случай в старом порту, когда спецагенту полиции удалось ценой собственной жизни уничтожить одного из «стим бойз», был единственным — но призраки теперь действовали с оглядкой. «Немезис» — это не какое-нибудь торговое суденышко; в Военно-Воздушном флоте Империи служили люди жесткие и решительные. Что, если какому-нибудь герою вздумается повторить подвиг полицейского? По этой причине призраки старались не столько убивать противников, сколько вносить в их ряды панику. Даже лёгкого касания пышущей влажным жаром пятерни было достаточно, чтобы человек вопил и корчился от боли; если же удар раскаленного кулака приходился в лицо, противник слеп или, во всяком случае, надолго терял ориентацию в пространстве.

Это была странная битва: в коридорах, увитых змеями трубопроводов, среди надраенной до блеска меди и циферблатов машинного отделения, призрачные боксеры сражались против вооруженных до зубов солдат… Сражались — и выигрывали. Свинцовый град хлестал по переборкам. Цвиркали рикошеты. Пули пробивали трубы, вдрызг разносили стекла, курочили точные дорогостоящие механизмы — и всё напрасно: люди вынуждены были отступать, неся потери, перед лицом невиданных доселе созданий. На верхних палубах Мак Дули спешно готовил контратаку; он уже знал, что пули и штыки не берут этих загадочных созданий — так, может, ручные бомбы сделают свою работу лучше? Скажи командору кто-нибудь ещё час назад, что это оружие будет применяться на линкоре по его собственному приказу — он не поверил бы; теперь же сэр Роберт был полон решимости взорвать «Немезис» и отправить её обломки на океанское дно, буде окажется, что это единственный способ не дать врагу захватить корабль.

Имеющий Зуб слышал сигнал тревоги и начавшуюся затем суматоху. Поколебавшись немного, он оставил свой пост и постучал в каюту Легри. Тот не отзывался. Тогда неандерталец крадучись двинулся вниз; его могучее тело перемещалось с быстротой и легкостью танцора. Одного взгляда, брошенного украдкой из-за угла, оказалось достаточно. Он кинулся обратно. Несмотря на зверообразную внешность, соображал Имеющий Зуб лучше многих. От мощного пинка вылетели запоры, и дверь, ведущая в каюту француза, грянулась о переборку. Легри полулежал в кресле, с бессмысленной улыбкой уставившись на огонек лампы; с уголка рта свисала ниточка слюны. Пистолет-инжектор валялся на столе, рядом поблёскивала пустая ампула. Левый рукав француза был закатан, на бледной коже запястья алела крохотная точка — след укола.

— Сэр, очнитесь! — Имеющий Зуб легонько встряхнул своего патрона.

Безрезультатно. По щекам неандертальца прокатились желваки — это была единственная реакция, которую он себе позволил. Открыв саквояж, он достал армейский револьвер — в здоровенной лапище это оружие смотрелось несерьёзно. Вытряхнув из барабана патроны, он вновь зарядил два гнезда — и, сунув оружие в карман, взвалил француза на плечи. Зайдя в каюту Фальконе и не обращая никакого внимания на удивлённого Сильвио, Имеющий Зуб уложил Легри на койку и принялся громоздить у дверей баррикаду из вещей и немногочисленной мебели. Покончив с этим, он достал револьвер и протянул его опальному соратнику.

— Там две пули, — буркнул он. — Одна — для него, другая для вас.

— Простите?!! — изумлению Фальконе не было предела. — Что там творится, что за светопреставление?!

— Призраки. Как тогда, в Лондоне, — Имеющий Зуб был лаконичен. — Если они доберутся до вас, лучше сразу. Никаких мучений.

Сильвио осторожно, словно ядовитую змею, взял оружие, повертел в руках — и отложил в сторону.

— Гм… А как же, э-э… Вы?

— Я не боюсь боли. Их можно убить. Прихвачу одного с собой.

— Но… Должен же быть какой-то другой выход…

Неандерталец молча присел на корточки у дверей. Всё, что следовало сказать — было сказано. Теперь оставалось только ждать.

***

Мак Дули наполовину извлёк из ножен палаш — и с лязгом загнал его обратно. В традиционном шотландском наряде, вооруженный до зубов, Железный Роберт выглядел в высшей мере экстравагантно — но слова для ободрения соратников выбрал вполне традиционные для такой ситуации:

— Надерём им задницу, джентльмены!

По обе стороны командора встали рослые волынщики — грудь колесом, связка бомб на поясе, кожаные мешки волынок туго надуты — словно брюшки у насосавшихся крови клещей.

— Вперёд!

Ударить сходу не получилось: осколки неминуемо зацепили бы своих. Мак Дули пошел на хитрость: по его команде бойцы быстро отступили палубой выше, заперев за собой люк. Призраки двинулись в обход — и там, на узкой винтовой лестнице, их настигли бомбы. Срывая кольцо запала, командор мысленно вознес молитву святому Андрею, чтобы взрывы не вызвали пожар — и метнул в приоткрытый люк две бомбы, одну за другой.

Хлестнул по ушам грохот. Защитникам «Немезис» предстало удивительное зрелище: на дырчатых железных ступеньках пульсировали и плевались тонкими молниями светящиеся голубоватым сиянием шары размером с теннисный мяч — электрические сердца призраков. Раскаленный пар, составлявший плоть «стим бойз», смело взрывной волной — но они медленно восстанавливались: клочья белёсой субстанции скользили к сердцам, окутывали их, мало-помалу принимая форму человеческого тела… Смертоносный чугунный цилиндр упал в нескольких дюймах от ближайшего из сердец. На этот раз взрыв был куда более мощным. «Немезис» содрогнулась, словно раненное животное: эффект был сравним с попаданием крупнокалиберного снаряда. Чудовищная энергия, сконцентрированная в шаровой молнии сердца, вырвалась на свободу, вызвав цепную реакцию — трое призраков, находившихся поблизости, разделили судьбу первого. Молнии змеились по полу и стенам, корежили несущие конструкции, прожигали переборки, превращали находившиеся поблизости приборы и механизмы в груды оплавленного металла…

И тут вожак призраков дал сигнал к отступлению. У врага, похоже, сыскалось оружие, способное убивать их — а платить столь высокую цену «стим бойз» не собирались. Пройти через боль и страдания перерождения, обрести новую жизнь — чтобы вот так, запросто, потерять её вновь? Ну уж нет… Вибрации неслышного людям зова пронеслись по коридорам линкора: «Уходим! Уходим! Отступление!» Туманные силуэты заструились по коридорам со скоростью, недоступной созданным из плоти и крови; переливающееся, вспыхивающее электрическими искрами облако сошло на нижнюю палубу, покатилось к распахнутым шлюпочным люкам — и кануло вниз, смешавшись с густым туманом. Всё произошло в считанные мгновения: ошеломлённые, обожженные люди недоверчиво переглядывались, не веря в свою удачу — но о жутких пришельцах теперь напоминал лишь дым, гарь и стоны раненых.

***

Может показаться невероятным, но Ласка хватилась Озорника не сразу. Воздушный налёт она пережила, съежившись, в крохотном чулане под трапом — матросы хранили там ветошь и верёвочные швабры-лентяйки. Рвущиеся на палубе бомбы не могли повредить ей — но девушка судорожно вздрагивала и сжималась в комок при каждом разрыве: стальной корпус броненосца отлично проводил звуки. Немного погодя её нашел Лидделл — и едва не за шиворот потащил за собой в машинное отделение. Там Ласка словно очнулась: привычная работа подействовала, как лекарство. Перекрыть клапаны 4-L и 15-G, затопить балластную цистерну правого борта до отметки пять, сбавить до минимума обороты маршевого водомёта… «А где же Лев? Корабль повреждён, быть может, скоро затонет — почему он не отменил всё это? Неужели…»

Она бросилась на палубу — и едва не споткнулась об Озорника: он лежал неподвижно, на том самом месте, где его оставил капитан. Сознание девушки словно раздвоилось: одна Ласка, замирая от ужаса, смотрела на неподвижное тело, другая хладнокровно сомкнула пальцы на его шее, нащупывая пульс. Он был: сонные артерии вздрагивали мелко и быстро, гоня кровь. В отблесках пожара было не понять — ранен ли Осокин и насколько серьёзно. Ласка взвалила его на плечи и подтащила к люку. Здесь силы оставили её; девушка растеряно осмотрелась. Внезапно её осенило.

— Потап! Потапка! Где ты?! Помоги мне!

Заклацали по трапу когти. Мохнатая шкура Потапа вся пропахла гарью: медведь помогал тушить огонь.

— Здесь я… Ты как?

Со мной всё нормально, — отмахнулась девушка. — Лёва…

— Зацепило али контузило?

— Не знаю, надо в лазарет…

— Ох, вот незадача… — медведь осторожно поднял Озорника и полез обратно, едва не столкнувшись с матросами: кто-то, наконец, догадался позаботиться о раненых.

Призраки, последний резерв капитана, спасли-таки корабль. «Паровая Душа Стерлинга» скрылась в наползающем тумане. Проскользнув перед носом «Немезис», они двигались на северо-северо-запад — с черепашьей скоростью, но всё же удаляясь от своего врага. Немного погодя на броненосец стали возвращаться «стим бойз» — они выныривали из тумана, скользя по волнам, словно конькобежцы по льду. Великолепная чувствительность ко всякого рода вибрациям позволила им ощутить работу двигателя и засечь направление; догнать же идущий самым малым ходом корабль не составило труда. Спустя час капитан приказал увеличить скорость. Призраки вновь сделали то, что не смог бы никто, кроме них: шли дозорами впереди и по бокам судна, готовые предупредить в случае малейшей опасности. Озорник по-прежнему не приходил в сознание. Ран на нём не имелось. Очевидно, всё дело было в контузии — тогда, на палубе, он стоял ближе всех к месту разрыва снаряда. После осмотра судовой врач велел отнести Осокина в его каюту — лазарет был невелик, а раненых на корабле имелось достаточно. Ласка присела на край койки, держа Льва за руку — это было всё, чем она могла помочь. Потап вскоре ушел: моряки, не дожидаясь рассвета, начали восстановительные работы, и его недюжинная сила была там весьма кстати. Броненосец пострадал куда меньше, чем полагал сэр Роберт Мак Дули. Он сохранил плавучесть и ход; герметичные переборки не позволили воде проникнуть дальше поврежденных отсеков. Правда, теперь о погружении не могло быть и речи, да и скорость он развивал едва половину от прежней. Они находились в относительной безопасности — по крайней мере, до рассвета; и капитан Стерлинг собирался использовать эту возможность по максимуму.

Мало-помалу Ласка погрузилась в дрему. Потревожили её дважды: один раз матрос, посыльный от Стерлинга (капитан желал знать, не пришел ли Озорник в сознание), другой раз — Потап.

— К самому берегу подошли, — сообщил зверь. — Там, это… Город какой-то: в тумане не видать, фонари только светят… Приздраки наши разведать отправились: навроде, река тут…

— Наверное, это Гудзон, — сказала девушка, припомнив карту. — А город тогда — Новый Йорк.

— О! Поворачивам! — прокомментировал немного погодя зверь. — А и вправду река, не окиян: чуешь, качат по-другому теперь.

— Да… — внезапно Ласке пришла в голову мысль. — Слушай, Потап, а где наш пленник? С ним-то что?

— Сидит запертой, чего ему сделается… — проворчал медведь. — Караулить-то некому таперича, да и толку: замки там хорошие…

— Надо его выпустить. Посмотри, есть кто возле его каюты? Только тихонько…

— Не дело задумала! — возразил Потап. — Он тебе не сват, ни брат, чего ты о нем печешься…

— Стерлинг его пристрелит, как только вспомнит, вот почему! Не хочешь — не надо, я сама… — Ласка встала. — Только не мешай…

— От дура девка, от дура… — медведь негодующе фыркнул. — Ладно уж, гляну…

Коридоры в этот час были пусты. Девушка и медведь крадучись пробрались к каюте узника. Ласка открыла дверь.

— Джек! Просыпайтесь! — зашептала она.

— Я не сплю, какое там! — откликнулся Мюррей. — Что тут было? Вам дали бой? Обстреляли? Я думал…

— Да замолчите вы! Ступайте за мной — и ни слова!

— Но послушайте…

— Пасть закрой! — тихо, но очень внушительно посоветовал журналисту Потап, склонившись к его лицу.

Сказано это было, разумеется, по-славянски — однако Джек прекрасно понял: тихонько пробормотав «молчу-молчу», он двинулся следом за девушкой. Прежде, чем позволить ему вылезти на палубу, Ласка высунула из люка голову и осмотрелась. Вокруг по-прежнему висел густой туман; но справа по борту сквозь него просвечивали бледные пятна фонарей — в каких-то двух десятках ярдов от борта.

— Это Новый Йорк, — шепотом сказала Ласка. — Сейчас вы спуститесь в воду и тихо, слышите, очень тихо поплывёте к берегу…

— Почему вы это делаете?

— Да потому что не хочу, чтобы вам влепили пулю! Давайте, живее!

— Лэсси… Вы необыкновенная девушка! — Мюррей внезапно склонился к ней и осторожно поцеловал в щеку.

Потап сердито засопел, и Джек не стал дожидаться более внятных намёков. Пригибаясь, он метнулся к борту — и почти без всплеска скользнул в воду. Воспоминания об обжигающем холоде Атлантики были свежи; по сравнению с океаном Гудзон показался почти тёплым… Он плыл к невидимому пока что берегу, с каждым гребком всё яснее сознавая, что жив и свободен — после всех выпавших ему приключений.

— Везучий вы сукин сын, мистер Мюррей! — негромко вымолвил журналист и усмехнулся.

Где-то невдалеке плеснула вода. Рыба играет, подумал Джек, ощутив под ногами дно. Интересно, какая тут рыбалка… Тут. В Новом Свете. Который имеет куда более точное название: Земля Чудовищ. Плеск послышался снова, на этот раз ближе — такой вкрадчивый, маслянистый, загадочный… Джек пулей выскочил на берег.