7

Шей

После вечеринки прошло уже два дня, а я не могла перестать думать о Лэндоне и его затуманенных глазах. Когда он стоял посреди гостиной, застыв на месте, я знала, что его охватила паническая атака. Я тоже с ними сталкивалась – когда папа уезжал торговать или не возвращался домой по ночам. Я не могла пошевелиться, и с каждой секундой мне становилось все труднее и труднее дышать. В голове крутились наихудшие исходы. Он лежит без сознания в какой-то канаве. Он ввязался в перестрелку. Его убили. Он кого-то убил. Казалось, что я нахожусь в микроскопической тесной комнате без возможности выйти.

Я знала, в чем причина моей тревоги, и задавалась вопросом, что могло вызвать паническую атаку у Лэндона. Меня поразило то, что он стоял у себя дома, окруженный десятками людей, которые утверждали, что являются его друзьями, но никто не замечал его боли.

Кроме меня.

Я видела все и беспокоилась за него, хотя это не имело ко мне никакого отношения. Я так волновалась, что обратилась к Грейсону в надежде на то, что он сможет мне что-то объяснить. Наверняка Грейсон был сбит с толку моим вопросом о Лэндоне, ведь раньше я никогда им не интересовалась, но, видя его наполненные страданием глаза и понимая его боль, я не могла просто пройти мимо. Так же, как не могла внутренне согласиться на дурацкое пари с человеком, чье сердце разбито вдребезги.

Сначала я пришла в восторг от нашего спора. Это был забавный вызов, потому что он был прекрасной возможностью продемонстрировать наши истинные таланты. Даром Лэндона было умение вызывать физическое влечение. На протяжении многих лет я наблюдала за тем, как он превращал девушек в желе, просто им подмигивая. Он выбрал шаблонный образ плохого парня, и старшеклассницы десятками падали к нему на колени – и в его постель.

Мой дар был полной противоположностью. В то время как он преуспел в управлении физическим влечением, я овладела эмоциями. Я была прирожденной рассказчицей и последние несколько лет своей жизни посвятила совершенствованию своего навыка чтения людей. Каждый, с кем я встречалась, был для меня персонажем. Я изучала их подноготную. Я записывала их особенности в свои многочисленные блокноты. Я искала причины их поведения, истоки формирования их характеров, искала то, что ими двигало, и то, что их вдохновляло. Я задавала им вопросы. Я общалась с ними, потому что люди меня зачаровывали. Я любила людей. Это был мой дар – видеть окружающих со всех сторон. Я рано поняла, что в жизни нет настоящих злодеев, есть только люди, которые пострадали так сильно, что забыли, каково быть хорошими.

Задача влюбить в себя Лэндона сперва показалась мне забавной. Заставить моего заклятого врага полюбить меня представлялось мне достойным способом отыграться за годы ненависти. Кроме того, когда-нибудь в будущем я смогла бы создать персонажа на основе его личности.

Так я думала до тех пор, пока не поговорила с Грейсоном и не узнала правду о душевном состоянии Лэндона.

– В последнее время он не в порядке, – сказал он мне. – Нужно присмотреться, чтобы увидеть его боль, а большинство людей этого не делают. Он один из моих лучших друзей, и я хорошо это знаю. Он так и не пришел в себя после смерти дяди, а в субботу был день рождения Ланса – Лэндону было непросто это пережить. Я знаю, вы двое друг друга не переносите, но Лэндон хороший парень. Он просто потерялся, вот и все. Как и все мы.

Слова Грейсона остудили мой пыл. Было жестоко играть в игру с кем-то настолько сломленным.

В понедельник я подошла к шкафчику Лэндона, прокручивая в голове слова Грейсона. В то утро я посмотрела прямо на него, не зная, кого увижу, – грустного, сломленного Лэндона или холодного, отстраненного парня, которого я всегда знала.

– Привет, Лэндон.

Он повернулся ко мне, немного сбитый с толку моим появлением. Должна признаться, мне тоже было не по себе. Никогда бы не подумала, что буду первой подходить к Лэндону, чтобы поздороваться.

– В чем дело? – спросил он, доставая из шкафчика несколько книг и засовывая их в рюкзак.

– Я хотела сказать… мы можем отказаться от пари. С учетом всех обстоятельств…

Внезапно все слова вылетели у меня из головы. В его жизни было достаточно проблем; последнее, что было ему нужно, – какое-то глупое детское пари. Было много куда более важных вещей, о которых ему стоило подумать.

– Что ты имеешь в виду под «обстоятельствами»?

Его голос был низким и заставил волоски на моем теле встать дыбом, даже несмотря на то, что было только восемь утра.

– Грейсон сказал мне, что в прошлые выходные у Ланса был день рождения, и…

– Что? Ты боишься проиграть? – перебил он, но я заметила, как при упоминании дяди по его телу пробежала дрожь.

– Нет. Я просто подумала, что у тебя есть проблемы посерьезнее.

– В моей жизни нет ничего, о чем стоило бы беспокоиться, – сказал он, закрывая свой шкафчик и закидывая рюкзак на плечо. – Так что не пытайся мне это навязать. Если хочешь отказаться от пари – вперед. Но будь я проклят, если сдамся так просто. Я не жалкий цыпленок.

– Лэндон, ты до сих пор не отошел от смерти Ланса. Ты не в порядке.

– Тебе необязательно рассказывать мне то, что я и так знаю, – ответил он хриплым голосом.

Насколько мне было известно, Лэндон не курил, но временами его голос напоминал голос заядлого курильщика.

– Да, но… Через несколько недель наступает годовщина его смерти…

Его подбородок напрягся, и он крепко сжал лямки рюкзака.

– Грейсон слишком много болтает, – прошипел он.

– Я рада, что он мне об этом сказал.

Лэндон сделал шаг назад.

– Послушай, Цыпа, я не нуждаюсь в твоей жалости. Это не повод для благотворительности, ясно тебе? Мне не нужна Маленькая Мисс Совершенство, чтобы решить свои проблемы.

– Я не пытаюсь решить твои проблемы, Лэндон, и я не совершенство…

– Как угодно. Если ты хочешь отказаться от спора, я не против. Я сразу понял, что ты не доведешь дело до конца. Но не стоит притворяться, что ты делаешь мне одолжение. Я все еще на сто процентов уверен, что выиграю.

Я изучала его. Смотрела за тем, как он двигался. Как шевелились его пальцы. Как подрагивала его ухмылка.

Я смотрела на Лэндона, а где-то на фоне звучали слова Грейсона.

Нужно присмотреться, чтобы увидеть его боль.

Его глаза.

Его красивые, печальные глаза.

Они были тяжелыми и несчастными, наполненными историей, которую он боялся рассказать. Было что-то, что он хранил в себе. Его шрамы? Его боль? Его правду?

Я хотела узнать о нем больше. Я хотела изучить страницы, которые он прятал от мира. Я хотела узнать все о мальчике, которого ненавидела и который ненавидел себя еще больше. Я была абсолютно уверена, что не было никого, кто ненавидел бы Лэндона так сильно, как он сам, и от одной этой мысли хотелось плакать.

Это была не жалость, а… боль.

Он был самым сложным персонажем, которого я когда-либо встречала, и я бы солгала, если бы сказала, что мне не хотелось узнать продолжение его истории.

– Отлично. Тогда пари все еще в силе, – сказала я, расправляя плечи.

Его тело немного расслабилось, как будто мои слова его обрадовали. Как будто по какой-то причине это было ему нужно.

Через несколько секунд его тело снова напряглось, и он пожал плечами.

– Хорошо. Увидимся, когда ты признаешься мне в любви, – сказал он, уходя.

– Не раньше, чем это сделаешь ты.

– В твоих снах, милая.

– Только если в кошмарах, – крикнула я ему. – И не называй меня милой!

Он махнул мне рукой, положив конец нашему разговору. Несколько секунд я стояла рядом с его шкафчиком, понимая, что, возможно, я взяла на себя слишком много. Могла ли я заставить Лондона влюбиться? Я не была уверена, что он вообще способен на любовь, не говоря уже о том, чтобы полюбить меня.

Этот спор был ошибкой. Мы оба это знали.

Тем не менее по какой-то причине мне этого хотелось – возможно, даже сильнее, чем следовало. Всякий раз, когда я оказывалась рядом с ним, я чувствовала в теле жар, которого никогда не испытывала с другими. Я хотела знать, почему это происходит. Я хотела знать, чувствует ли он то же.

Я хотела узнать его историю. Прочитать его мучительный, тяжелый роман.

Прочитать все его болезненные, кровоточащие главы.

* * *

– Погоди, я же правильно тебя поняла, – сказала Трейси, стоя рядом с моим шкафчиком, – ты поспорила с Лэндоном, что сможешь заставить его в тебя влюбиться?

Я схватила свой учебник по английскому.

– Да.

– С Лэндоном Харрисоном?

– Ага.

– С тем самым Лэндоном Харрисоном, который засунул тебе жвачку в волосы в средней школе?

– Это была пережеванная ириска.

– Как будто это что-то меняет.

– Ну, в любом случае, это так. У меня есть четыре месяца, чтобы влюбить его в себя до того, как он заставит меня захотеть с ним переспать.

Трейси в полном замешательстве взмахнула руками.

– Боже, ты сбиваешь меня с толку. Вы, ребята, друг друга ненавидите. Ваша ненависть – самая постоянная вещь в мире. Как вы вообще решились на что-то подобное?

– Знаю, но я не могла отказаться от спора. Я наткнулась на них с Реджи, когда они заключали пари насчет меня. Они выглядели, как два самодовольных орангутанга.

– Только не мой милый Реджи! – воскликнула она.

Я закатила глаза.

– Велика вероятность, что он не такой милый, как ты думаешь, Трейс.

– Все в порядке – я люблю кислые леденцы. Кстати, о конфетах… – Она протянула мне руку, и я вытащила из кармана леденец.

Эту черту я переняла от Мимы – я никогда не выходила из дома без кармана, наполненного конфетами. Они радовали меня в течение всего дня.

Трейси довольно ухмыльнулась, бросая леденец в рот.

– Как хорошо, что ты их услышала. Представь, если бы они и правда попытались тебя разыграть? Классическая ситуация в духе «10 причин моей ненависти»[17].

– Согласна, но теперь, когда я все знаю, у меня есть преимущество. Теперь Лэндону придется ответить за то, что он решил на меня поспорить. Его ждет полный провал.

Трейси с минуту изучала меня, прищурив глаза.

– Что? – спросила я.

Она еще сильнее сузила глаза.

– Да что такое?!

– Слушай, я не знаю, как тебе сказать… Не подумай, что я за Лэндона, но…

Она замолчала, и я приподняла бровь.

– Просто скажи.

– У тебя чувствительное сердце.

Я рассмеялась.

– Что? О чем это ты?

– Ох, Шей… – Трейси нахмурилась, качая головой. – Ты пишешь любовные истории, чтобы заработать на жизнь. Ты добра к каждому человеку, который встречается на твоем пути. Ты кормила бездомного котенка из бутылочки, прежде чем отвезти его к ветеринару, и… не знаю, ты слишком добрая. Ты единственный человек в мире, который готов вытерпеть даже Демонику, – заметила она.

– Ты имеешь в виду Монику? – уточнила я.

– Я имела в виду то, что сказала. Она – воплощение зла, а ее недобойфренд – твой главный враг. И ты действительно хочешь лечь в постель к ее парню? Все знают, что она превращается в злобную психопатку по отношению ко всем, кто перейдет ей дорогу. Даже если они с Лэндоном не были в официальных отношениях, она все равно считает его своим. Есть неписаное правило, что Лэндон Харрисон уже занят.

– Я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему пари.

– Я просто беспокоюсь насчет того, что любовь – твоя психологическая установка. Если Лэндон Харрисон покажет свой недостаток или слабость, или… не знаю, улыбнется, ты на это поведешься, а потом бац! Его пенис в твоей вагине, пока ты ошеломлена, сбита с толку и думаешь, что влюблена.

– Ложь. Я легко с этим справлюсь.

Я надеялась, что смогу. Молилась, что смогу. Иначе мне грозил главный провал в жизни.

– Хорошо, хорошо… но есть еще одна проблема.

– Какая?

– Думаю, в конце концов ты переспишь с Лэндоном Харрисоном.

– Что?! Нет! И тебе не нужно произносить его полное имя каждый раз, когда ты о нем упоминаешь.

– Еще как нужно, потому что это Лэндон Харрисон – твой заклятый враг! Ты ведешь себя так, будто это самая обыкновенная ситуация, когда на самом деле вы двое оказались на одном ринге. Ты не можешь проиграть эту битву, Шей. Понимаешь меня? Если вы переспите, то ты потеряешь девственность с Лэндоном-чертовым-Харрисоном! Ты разоришься на походах к психотерапевту.

Загрузка...