Ленин в жизни

ЖЕНЩИНЫ

Трижды в своей жизни он влюблялся.

Р. Пейн. С. 212

Жизнь больших исторических фигур — а кто будет отрицать, что Ленин вошел в большую историю? — всегда интересует людей. Все хотят знать (биографы спешат на это ответить) не только, чем облагодетельствовал мир, например, Наполеон или сколько сотен тысяч людей он отправил на тот свет, но кем он был, как жил, что любил, как любил. Только обладая множеством данных, вплоть до мелочей, можно иметь перед глазами полный, не вымышленный образ человека, «сделавшего историю».

Н. Валентинов [1]. С. 32

Как ни странно, но за границей о нем (Ленине) знают гораздо больше, чем у нас (многие работы, опубликованные на Западе, вышли из-под пера тех авторов, которые лично знали Ленина). Так, например, ссылаясь на Британскую энциклопедию, пишут, что Ленин якобы был не первым мужем Н. К. Крупской: оказывается, она прежде состояла в браке с эсером Борисом Германом, близким другом Фанни Каплан. До последнего времени мы не знали и о первом браке Ленина. Несколько лет назад сотрудник еженедельника «Аргументы и факты», журналист и историк Анатолий Логинов, ссылаясь на архивы, сообщил, что Ленин якобы был женат на Крупской вторым браком и что подробности о первом браке находятся в архиве русского Жандармского отделения, к которому его не допускают. (Об этом писала и «Советская молодежь» 16 января 1990 г.)…

«Мшак» («Рабочий», армянская газета, выходившая в то время в Тифлисе. — А. А.) сообщает: «По полученному из Москвы письму видно, что недавно главный лидер совдепии Ульянов-Ленин женился на грузинке-студентке Зинаиде Квитвашвили, которая предъявила условием обвенчаться по церковному обряду. Ленин вынужден был согласиться на церковный брак. Студентка Квитвашвили в обществе своих друзей известна как умная и по наружности очень красивая женщина, которая вследствие стесненных материальных средств служила в Московском исполкоме в качестве простой конторщицы».

Должен отметить, что подобные слухи и откровенные фальшивки рождались и распространялись в общественной среде по многим причинам: вследствие неприязни к личности Ленина, недоступности документальных источников по его биографии, отрицательного отношения к существующему строю.

А. А. Арутюнов. С. 512, 520

О его первой любви мало что известно, и, кажется, она была кратковременной.

Р. Пейн. С. 212

Есть веские основания думать — хотя документальных свидетельств этому нет, — что до встречи с Крупской Ленин неудачно сватался к Аполлинарии Якубовой, тоже учительнице и марксистке, подруге Крупской по вечерне-воскресной школе для рабочих.

Л. Фишер. С. 40

Вполне возможно, что Якубова, красивая девушка и пламенная революционерка, нравилась Ульянову больше, чем Крупская. Намек на это можно найти в неопубликованной части воспоминаний Анны Ильиничны. Расставшись с Якубовой, Владимир произнес с большой нежностью: «Да-а-а, Кубочка!»

Р. Сервис. С. 132

Аполлинария Якубова происходила из той же среды, что и Крупская. Они были близкими подругами и вместе работали в одной петербургской подпольной организации, выполняя функции связных и агитаторов. Крупская описывает, как они с Аполлинарией, переодевшись в простолюдинок и повязавшись платками, смешивались с толпой работниц. Таким образом они добывали сведения о положении на фабриках Торнтона и передавали их Ленину в форме отчетов, а он, используя собранный ими материал, сочинял листовки. Когда работницы фабрик выходили в конце смены из ворот, Крупская с Якубовой совали им в руки свежие листовки. На счету у этих двух молодых революционерок было великое множество подобных проделок. Аполлинария восхищала Ленина. Она была гораздо миловиднее Крупской и посмышленней; Крупская, правда, была мягкая по характеру и работящая. Кто-то из их общих друзей так описывал Якубову: «Широкоплечая, с яркими карими глазами, светлыми волосами и прекрасным цветом лица, она была воплощением здоровья». К этому можно было добавить быстрый ум, любовь к приключениям, популярность в своей среде; Аполлинария уже тогда успела занять особое место среди революционно настроенной молодежи Санкт-Петербурга.

Р. Пейн. С. 212

Помню, как в день освобождения (из тюрьмы) брата в нашу с матерью комнату прибежала и расцеловала его, смеясь и плача одновременно, т. Якубова.

А. И. Ульянова-Елизарова [1]. С. 53

Незадолго до того, как Ленина арестовали, в 1895 году, он сделал ей предложение, а потом из тюремной камеры написал письмо, в котором просил Аполлинарию и Крупскую прийти на Шпалерную улицу и постоять за воротами тюрьмы, чтобы он мог хоть мельком увидеть их в окошко, когда его будут вести из камеры во двор на прогулку. Окошко было в коридоре, и оно выходило на Шпалерную улицу. Более четверти века спустя Крупская описала этот эпизод. В простодушии своем она говорит: «Аполлинария почему-то не могла пойти», и ей пришлось одной совершать это долгое бдение на улице под стенами тюрьмы. Отсутствие Аполлинарии совершенно понятно: обдумав сделанное Лениным предложение, она решила его отвергнуть.

Р. Пейн. С. 212

Аполлинария Якубова отвергла сватовство Ленина, выйдя замуж за профессора К. М. Тахтерева, редактора революционного журнала «Рабочая Мысль». Разочарованный, Ленин стал ухаживать за Крупской и победил ее сердце.

Л. Фишер. С. 40

Аполлинария продолжала подпольную деятельность, была схвачена и сослана в Сибирь. Но в ссылке она находилась всего несколько месяцев. Ей помог бежать из Сибири молодой профессор права Тахтерев. Они нелегально выехали из России и поселились в Лондоне. Там они позже встретились с Лениным, жившим в Лондоне в эмиграции. Они дружили домами… Кроме того, не кто иной, как Тахтерев, взял на себя все хлопоты по проведению съезда РСДРП в 1903 году: снял зал для заседаний и нанял квартиры, в которых должны были размещаться прибывшие на съезд делегаты.

Р. Пейн. С. 212213

Какое-то время Ульянов и Якубова поддерживали письменную связь, особенно после того, как Ленин оказался в Мюнхене, а Аполлинария в Лондоне. Переписка, судя по публикациям, была весьма революционной. Правда, Ульянов между делом упомянул Аполлинарии об их «старой дружбе». Впрочем, Ленин и Якубова на своем жизненном пути еще не раз встречались, и в частности в Лондоне.

Д. А. Волкогонов. Кн. 1. С. 88

После отъезда Ленина в Швейцарию образ Аполлинарии изгладился из его памяти. В мае 1913 года она умерла от туберкулеза. Второй его роман был более продолжительный, бурный и мучительный. Он начался очень пылко и обещал быть серьезным, закончился же полным разрывом через девять лет, в Галиции.

Р. Пейн. С. 213

Есть ряд свидетельств, что еще до знакомства с И. Арманд у Ленина был роман с одной француженкой в Париже. В частности, когда работник Института Маркса — Энгельса — Ленина Тихомирнов встречался в 1935 году в Париже с Г. А. Алексинским по поводу ленинских документов, Алексинский показал письма Ленина одной писательнице весьма личного характера. Тогда эти письма приобрести не удалось. Где они сейчас?..

Д. А. Волкогонов. Кн. 1. С. 88

В 1935 году некто Тихомирнов, командированный ЦК во Францию для поиска и покупки писем и рукописей Ленина, встретился с бывшим большевиком Г. А. Алексинским. Позднее он докладывал: «При первой встрече он показал мне очень осторожно письма, судя по всему, написанные Лениным. Почерк, насколько я мог убедиться (вчитываться в них Алексинский не давал), абсолютно схож с ленинским. Эти письма, как говорит Алексинский, писались Лениным одной писательнице, которая была в близких отношениях с ним, но не была членом партии. Лицо это не хочет передавать эти письма нам, пока жива Надежда Константиновна. Эта женщина вполне обеспечена, так как получала средства от нас из Москвы и они проходили или через Менжинского, или через Дзержинского, а сейчас получает регулярно соответствующую сумму из вклада в банке».

Б. В. Соколов. С. 55

С этой точки зрения могла быть интересной появившаяся в издании Bandiniere книга «Les amours secretes de Lenine», написанная двумя авторами — французом (вероятно, он был только переводчиком) и русским. Впервые в виде статей она появилась в 1933 г. в газете «Intransigeant». За книгу многие ухватились, даже много писали о ней, поверив, что у Ленина были интимные отношения с некоей Елизаветой К. — дамой «аристократического происхождения».

Н. Валентинов [1]. С. 32

Как и Аполлинария Якубова, Елизавета де К. была не только хорошенькой, но и умной и тоже была по натуре авантюристкой. Она имела средства, любила красиво одеваться, путешествовать, увлекалась искусством, много читала, разбиралась в литературе. Она знала лично многих писателей и в салонах Санкт-Петербурга была своим человеком. Она побывала замужем, но с мужем рассталась, и, когда они встретились с Лениным, была свободна. Их первая встреча произошла ноябрьским вечером 1905 года в татарском ресторане.

Р. Пейн. С. 213

О знакомстве с Лениным Елизавета К. вспоминала в почти эпической манере: «1905 год. Зима. Сильный мороз. Невский проспект покрыт снегом. В качестве эмансипированной и свободной женщины я иду обедать одна в небольшой кабачок-подвал, который находится в одной из боковых улиц близ Невского и посещается писателями, журналистами, артистами». Здесь Елизавета увидела своего знакомого, большевика Пэ-Пэ (так, инициалами, обозначает его мемуаристка). Вместе с Пэ-Пэ обедал, отдавая должное татарской кухне кабачка, какой-то незнакомец, который был представлен Елизавете Виллиамом Фреем.

Б. В. Соколов. С. 7677

Ему [Ленину] выправили паспорт на имя Уильяма Фрея, англичанина.

Р. Пейн. С. 213

Не укрылось от Лизы и то, что Виллиам Фрей почти обо всем говорил с презрительной усмешкой. Он в целом не произвел на нее сильного впечатления: «Голос его не был неприятен. Он очень сильно картавил. Рыжему цвету его волос курьезно соответствовали красноватые пятна, усеивавшие его лицо и даже руки. Но, в общем, в его внешности не было ничего особенного, и признаюсь, я была очень далека от мысли, что я нахожусь в присутствии человека, от которого должна была зависеть судьба России».

Б. В. Соколов. С. 77

В тот вечер он ужинал в ресторане со своим приятелем Михаилом Румянцевым, который тоже сотрудничал в «Новой жизни». Елизавета де К. сидела за столиком одна. Румянцев хорошо ее знал, и, заметив, что Ленин проявляет необычайный интерес к молодой даме, он подошел к ней и пригласил ее пересесть за их стол.

— Вы познакомитесь с очень интересным человеком, — сказал он. — Это личность чрезвычайно известная, однако не следует задавать слишком много вопросов.

Елизавета де К. приняла приглашение, ей было любопытно, что это за таинственный незнакомец. Она пересела к ним и тут же была представлена «Уильяму Фрею». Конечно, она спросила, действительно ли он англичанин.

— Не совсем англичанин, — ответил он, и она заметила, как по его лицу скользнула лукавая улыбка.

Р. Пейн. С. 214

Договорились, что один-два раза в неделю он будет приходить на квартиру к Елизавете для конспиративных встреч с товарищами по партии. Всего таких встреч было 10—12. Но 3 или 4 раза Лиза и Владимир Ильич оставались одни, поскольку те, кто должен был прийти, не приходили. Хозяйка предложила Ленину чашку чая: «Это было не так-то легко, потому что в эти дни я отпускала прислугу и приходилось самой «растоплять» самовар. Я сказала об этом Виллиаму Фрею, и он поспешил предложить мне свое содействие. Мы пошли на кухню, и он проявил себя очень способным «кухонным мужиком», наколов лучины для растопки самовара и раздув его изо всей мочи. Потом он помог мне отнести тяжелый самовар в столовую, и мы болтали за чашкой чая».

Б. В. Соколов. С. 78

Все это вместе взятое, «явки», где мой таинственный гость принимал не менее таинственных конспираторов, наш тет-а-тет за самоваром, который мы ставили вместе, ответственность, которую я несла за безопасность моего гостя, и доверие, которое он оказывал мне, — все это создавало между нами атмосферу близости. Но Виллиам Фрей совершенно не пользовался этим, чтобы ухаживать за мной. Он производил впечатление человека очень неловкого и малоопытного в обращении с женщинами и старательно избегал всех тех тем, которые большинство мужчин любят затрагивать, когда они находятся наедине с не старой и не очень безобразной женщиной. Но я инстинктивно чувствовала, что я ему нравлюсь. Однажды я обожгла себе руки угольком, выпавшим из самовара, который мой гость раздувал слишком сильно. Я вскрикнула от боли. Он обернулся и, схватив мою руку, поцеловал ее и потом покраснел, как провинившийся школьник. Вероятно, ему стало очень неловко, потому что, в этот день он сократил свой визит, отказался слушать музыку и ушел со смущенным и недовольным видом. Обычно иронической и слегка презрительной усмешки не было и следа...

Елизавета К.

Цит. по: Ленин в деятельности. Его роман с Елизаветой К. // Иллюстрированная Россия. Париж, 1936. № 45

Ленин был поглощен работой и не мог уделять Елизавете много времени. Они встречались только по воскресеньям. Как-то в одно из таких воскресений он взял напрокат лодку и решил покататься с Елизаветой по озеру. У него были широкие, мощные плечи, он отлично греб…

— Теперь мне ясно, что из тебя социал-демократка не получится, — сказал он.

Она грустно покачала головой:

— А из тебя... Из тебя никогда и ничего другого не получится, кроме социал-демократа.

Р. Пейн. С. 216217

Наши свидания всегда очень кратки. Он вечно спешит и вечно озабочен. Меня раздражает то, что он не дает мне своего адреса. И не говорит ничего о себе лично. В сущности, это для меня таинственный незнакомец, появившийся передо мной из густого тумана, чтобы снова исчезнуть в нем. Но, может быть, это-то и привлекает меня...

Елизавета К. // Иллюстрированная Россия. № 45

Как бы то ни было, настал момент, когда Ленин начал говорить с ней о политике. В политике была вся его жизнь. Временами в приступе глубочайшего уныния он падал в кресло, и лицо его выражало такое отчаяние и муку, что она боялась, как бы он не сошел с ума. Бывали дни, когда он говорил, словно механически роняя слова, и понять, что он говорит, было почти невозможно. Произносил он их глухим, безжизненным голосом. «В такие дни, — пишет она, — я не могла понять, человек он или машина».

Р. Пейн. С. 215216

Однажды Владимир Ильич и Лиза остановились на берегу озера Леман. Елизавета К. вспоминала: «Была великолепная погода. Озеро было лазурным. Воздух — как бокал шампанского. Мы сидели на скале, над озером. Ленин вытащил вдруг из кармана книгу и принялся читать, изрекая по временам проклятья по адресу автора и делая пометки на полях и обложке. О моем присутствии он совершенно забыл. Я рассердилась и спросила: «Что вы читаете?» «Ну, это для вас не интересно». «А тогда зачем же вы берете с собой на нашу прогулку книги, которые для меня не интересны?» Я рассердилась до того, что вырвала у него книгу из рук. Обложка разорвалась, и кусок ее улетел в озеро. «Ты с ума сошла! — закричал он. — Эта книга не моя. Это книга А... Он дал мне ее на прочтение». «Оставьте мне ее. Я куплю другой экземпляр, и вы отдадите его вашему А...» Мы вернулись с прогулки, и книга осталась у меня на много лет. Еще и сейчас я сохранила кусок изодранной обложки».

Б. В. Соколов. С. 113

Однажды он сказал ей, что еще не встречал женщины, прочитавшей «Das Kapital» от корки до корки, или усвоившей железнодорожное расписание, или любительницы шахматной игры. Он даже подарил ей коробку с шахматами в надежде на то, что она станет исключением из правил. В свою очередь она могла бы о нем сказать, что еще никогда не встречала человека, столь далекого от всего того, ради чего человечество вообще живет на Земле, да вдобавок вознамерившегося перевернуть мир, в котором сам так мало понимал; человека, настолько невосприимчивого к искусству. Был случай, когда она послала ему открытку с репродукцией «Моны Лизы», попросила его внимательно ее рассмотреть и высказать свое мнение по поводу этого известного произведения искусства. Он ей ответил: «Я ничего не понял в твоей «Моне Лизе». Ни ее лицо, ни одежды ни о чем мне не говорят. Кажется, есть опера, которая так называется, и книга ДАннунцио. Просто ничего не понимаю в этой штуке, которую ты мне прислала».

Она подумала: может, он ее разыгрывает? Хотя подобные шутки были не в его духе. Но в том то и дело, что он ответил ей совершенно честно, потому что спустя некоторое время она получила от него открытку с такими словами: «Ты забыла про свою «Мону Лизу»? Ты же обещала, что объяснишь мне все про нее, но сколько я ни повторял мою просьбу, ты забываешь. Напиши, и на этот раз не забудь».

За все девять лет их дружбы это был единственный случай, когда он в своем письме к ней коснулся темы изобразительного искусства.

Р. Пейн. С. 222

Я не думаю, чтобы Ленин был феминистом в обычном смысле слова. Теоретически он, конечно, был ортодоксальный марксист, за равноправие. Но он был слишком мужчина, чтобы искренне верить в это. Во всяком случае, он всегда говорил о женщинах с нескрываемой иронией. Правда, с такой же иронией он говорил и о мужчинах. У него, несомненно, была мания величия, и все, что он видел вокруг себя, казалось ему недостаточно крупным... по сравнению с его социал-демократическим идеалом или с ним самим? Право, не знаю...

Елизавета К. // Иллюстрированная Россия. № 46

Когда Ленин уехал в Стокгольм, она последовала за ним. Даже в Швеции он жил по законам конспирации, придерживаясь системы условных знаков, паролей; встречи их происходили в укромных местах. Как-то он по телефону назначил ей свидание у автомата, выдававшего бутерброды, но предупредил, что если вокруг будет кто-то из русских, она должна притвориться случайной прохожей. Приехав на условленное место, она увидела двух грузин, которые яростно колотили по автомату. Заметив Ленина, они стали кричать: «Товарищ Ильич, помогите нам с этой проклятой буржуазной машиной. Мы хотим бутерброды с ветчиной, а она сует нам печенье!» Ленину пришлось помочь товарищам, и они получили свои бутерброды с ветчиной. Елизавета сделала вид, что они с Лениным не знакомы, и он остался доволен. «Знаешь, кто эти грузины? — сказал он. — Делегаты нашего съезда с Кавказа. Замечательные ребята, но абсолютные дикари!»

Р. Пейн. С. 216

В Стокгольме Лиза не знала, чем себя занять. Она вспоминала: «Мне скучно. Моего приятеля я почти не вижу. Он все время занят на этом проклятом съезде. Только раз — это был праздничный день — он смог освободиться на несколько часов. Мы поехали в окрестности Стокгольма, взяли лодку и совершили прогулку по фиордам. Бесчисленные островки-утесы, покрытые соснами, среди зеленоватых лагун... Я сижу у руля и смотрю, как он гребет, крепко держа весла в своих мускулистых руках. Я гляжу на него, и мне приходит в голову мысль о том, что его ремесло профессионального революционера и интеллигента-марксиста совсем не то, что ему надо было бы делать. Ему следовало бы быть землепашцем, рыбаком, кузнецом, моряком. Я говорю ему это. Он смеется, по своему обыкновению. Я вспоминаю картины с северными пейзажами, романы Кнута Гамсуна. И говорю о них с Фреем.

«Да, — отвечает он. — Гамсун необыкновенный писатель. В «Голоде» он очень хорошо изобразил физиологические и психологические муки безработного, жертвы капиталистического строя».

А я-то, несчастная романтическая дура, — я совсем не думала о «Голоде». Я вспоминала «Историю лейтенанта Глана» и «Викторию»... Нет, действительно, мы говорим на разных языках, и наши головы устроены по-разному. Мне все более и более скучно. Чтобы убить время, я осматриваю город, дворцы, музеи. Но холодные красоты «Северной Венеции» не привлекают меня. В сущности, мне нечего делать здесь, кроме того, чтобы ждать снова перерыва в работе съезда Российской социал-демократии и надеяться, что этот перерыв позволит ему повидаться со мной... Я чувствую себя униженной и решаю уехать. Я покидаю Стокгольм, даже не известив Фрея о своем отъезде».

Б. В. Соколов. С. 8485

Ленин был отнюдь не сентиментален. Даже в наиболее личных письмах он не давал волю никакому интимному чувству, и, признаюсь, я была скорее удивлена, когда — довольно редко — его письма принимали иной характер, более чувствительный и личный…

Елизавета К. // Иллюстрированаая Россия. № 46

Ты очень хорошо сделала, что поторопилась написать о наводнении, а то я уже вчера начал приходить в отчаянье. И хотел посылать телеграмму к тебе... Вообще, имей в виду, если случится поблизости от тебя, т. е. не дальше 1000 миль в окружности какая-нибудь катастрофа, то немедленно отправляй письмо о благополучии... Я остался доволен тем, что ты живешь на холме, это и в смысле гигиены выгоднее, и в смысле эстетики и настроения: виды лучше и горизонты шире (уже не говоря о наводнениях)…

Ленин.

Цит. по:Елизавета К // Иллюстрированаая Россия. № 46

В ноябре 1910 года он писал Лизе: «По поводу Льва Толстого скажу тебе мое мнение. Я всегда держался мнения не застаиваться на угнетающих мыслях, но усилием воли отстранять их на время, когда должен действовать, какого бы важного значения и непосредственного личного значения они не были, и мне кажется, что можно такого навыка достигнуть...

«Исход» Толстого замечательно украсил и завершил его жизнь, как удачный последний штрих, потому что это был единственный предъявляемый ему укор, что он живет вопреки своей проповеди. А «графинюшка» все-таки втащила-таки насильно в дом его тело, а не согласилась поставить под «деревом бедным»; дама настойчивая! Вместе с тем нахожу, что стремиться подражать Толстому в своей жизни никому не следует; у него — своя судьба, каждому из нас — свой жребий. Как у Жуковского в стихотворении о крестах: пробовал-пробовал человек всякие кресты — большие и малые, дорогие и дешевые — все не по плечу; нашел, наконец, такой, что ловко нести: оказался свой же собственный крест, который раньше носил и от которого думал избавиться. Как ни жалко, но пора уже было умирать Толстому — и как он удачно этот финал проделал...»

Б. В. Соколов. С. 135

Иногда, признаюсь, раздумываю, нельзя ли перебраться поближе к тебе. Но рок судил иное. Занимаюсь я все прежними делами: чтением, писанием да перепиской специально-практического свойства. Атмосфера мерзейшая. Вернулся в Россию Бальмонт; пишет, что Горький скоро тоже туда приедет, хотя он написал, что ему об этом ничего неизвестно. Может быть, за него хлопочет Андреева, вернувшаяся в Художественный театр... До свидания, милая. Будем ждать, когда можно будет опять свидеться. Твой...

Ленин.

Цит. по:Елизавета К. // Иллюстрированаая Россия. № 47

Ильич и Лиза встретились вновь в августе или сентябре 1910 года в окрестностях Женевы. Ленин приехал туда не из Парижа, а с острова Капри, где виделся с Горьким. По воспоминаниям Елизаветы К., Владимир Ильич отзывался о знаменитом писателе далеко не однозначно: «О Горьком Ленин говорил с симпатией, но, вместе с тем, и с нескрываемой иронией. Он рассказывал мне, как он ездил с Горьким на рыбную ловлю. Лодка с двумя матросами. Один гребет. Другой насаживает червяка на крючок и подает удочку Горькому, которому остается только забросить леску в воду. Когда попалась рыба, матрос снимает ее с крючка, и так все время... Ленин говорил, шутя, что именно так русские помещики в крепостное время ловили рыбу со своей челядью».

Б. В. Соколов. С. 109

Официальные биографы Ленина ткут вокруг его личности «позолоченную легенду» и приписывают ему самые редкие и тонкие духовные черты. Я знала его хорошо и имею основания думать, что со мной он бывал откровенен и искренен (поскольку вообще этот человек — азиат не только по внешности, но и по характеру, полному хитрости, — мог быть искренен). Я никогда не замечала у Ленина ни капли увлечения чем-нибудь, что выходило за строгие рамки его политических интересов. Он интересовался философией, но исключительно как своего рода духовный жандарм, имеющий поручение ловить и изобличать нарушителей и преступников, позволяющих себе протаскивать в партию псевдомарксистскую контрабанду. Когда он прислал мне свою книгу об «эмпириомонизме и эмпириокритицизме», книга эта меня не заинтересовала. Я дала ее на прочтение одному знакомому специалисту по истории философии. Он очень веселился, читая книгу, и говорил: «Этот забавный автор объясняет «заблуждения» такого-то (речь шла о каком-то известном философе, не могу вспомнить, о ком именно) его социальным происхождением и профессией — философ был, кажется, епископ — и в то же время он восторгается одним материалистом. Он не знает, что этот последний прославился, между прочим, тем, что предложил избрать кронпринца доктором «гонорис кауза» одного из университетов Германии, мотивируя свое предложение тем, что самый факт рождения в семье Гогенцоллернов уже дает кронпринцу естественное право на высшую степень в науке и философии». Я не преминула рассказать это Ленину. «Это не важно!» — ответил он.

Елизавета К. // Иллюстрированная Россия. № 48

Свидетельства Лизы очень созвучны воспоминаниям уже знакомого нам В. А. Оболенского, который писал О Ленине: «Он был настолько поглощен социально-политическими вопросами, что никогда на другие темы не разговаривал с нами. Я даже представить себе не могу его разговаривающим о поэзии, живописи, музыке, еще меньше — о любви, о сложных духовных переживаниях человека, а тем более о каких-либо житейских мелочах, не связанных с конспирацией».

Б. В. Соколов. С. 138

И она вернулась в Санкт-Петербург. Спустя несколько недель ей пришло от Ленина срочное письмо, в котором он требовал, чтобы она немедленно выполнила то, о чем он ее в письме просил. Письмо было такое: «Сейчас же напиши мне и точно сообщи, где и каким образом мы встретимся, иначе недоразумение может затянуться надолго». Его повелительный тон ей не понравился, и она решила прекратить свою связь с ним. Ее стала тяготить эта история.

Р. Пейн. С. 217

Его две черты были... необъятная гордость и большое недоверие к людям. Был ли он «аморалист»? Я думаю, что обыкновенное — скажем, «буржуазное», — понятие о морали не применимо в данном случае, потому что самое это понятие было ему чуждо. «Революция» и «партия» были единственной большой страстью его жизни, но он смотрел на себя как на вождя этой революции и этой партии. Чтобы добиться триумфа партии, который он инстинктивно смешивал со своим собственным триумфом; чтобы прийти к победе революции, которую он смешивал со своей личной победой, все средства казались ему хороши. И этой революционной и, вместе, личной деятельности он подчинял беспощадно все остальное. Все те, кто были в чем-нибудь не согласны с ним, были в его глазах врагами «дела», и он ненавидел их не только как личных противников, но и как существ, вредных для революции и подлежащих уничтожению. Отсюда его неистовая и грубая полемика, и его столь легкие и окончательные разрывы с теми из его друзей и товарищей, которые осмеливались позволить себе не всегда быть согласным с ним, хотя бы в какой-нибудь мелочи. Я сама испытала это на себе — опыт был довольно обескураживающим…

Елизавета К. // Иллюстрированная Россия. № 49

Однажды Елизавета К. узнала, почему ее любовник был так неравнодушен к 3-й части Патетической сонаты Бетховена, которую она по его просьбе часто играла. Оказывается, в начале 3-й части Ильич находил сходство с революционной песней — гимном еврейской социал-демократической партии «Бунд». У Елизаветы К. даже сохранились ноты бетховенской сонаты, где Ленин карандашом пометил понравившееся ему место.

Б. В. Соколов. С. 139

Но если (даже) у Ленина не было этой секретной любви — отсюда не следует выводить, что в течение всей своей жизни он оставался верным только Крупской и не имел связи с другой женщиной. Это очень интимная область, о ней было как-то неловко писать, но теперь, когда имя этой «другой женщины» названо полностью в печати (со слов А. М. Коллонтай, ее называет г. Марсель Боди в апрельском номере 1952 г. журнала «Preuves»), — ничто уже не мешает подробно рассказать об этом происшествии в жизни Ленина, никогда не бывшем секретом для его старых товарищей (Зиновьева, Каменева, Рыкова). Ленин был глубоко увлечен, скажем — влюблен, в Инессу Арманд — его компаньонку по большевистской партии. Влюблен, разумеется, по-своему, т. е., вероятно, поцелуй между разговором о предательстве меньшевиков и резолюцией, клеймящей капиталистических акул и империализм.

Н. Валентинов [1]. С. 3233

Весной 1910 года его (Ленина) спокойному, размеренному существованию, более подходящему для среднего французского буржуа, настал конец. Ко всеобщему удивлению русской колонии в Париже, привыкшей считать Ленина абсолютным пуританином, он стал появляться в обществе женщины, которая, как всем было известно, вовсе не была ему женой. Ее звали Елизавета Арманд.

Р. Пейн. С. 247

16 июня 1875 г., через пять лет после того, как в Симбирске, на Волге, родился Ленин, в Париже, на берегах Сены, родилась девочка. Отец ее, Теодор Стефан, был известным французским оперным певцом; мать, Натали, полуфранцуженка, полушотландка, тоже была актрисой. Младенцу дали имя Инесса-Елизавета. Теодор рано умер, оставив вдову с тремя девочками без средств. Тетка, преподавательница музыки и французского языка, взяла Инессу с бабушкой в Москву. Там она получила образование. В семнадцать лет Инесса сдала экзамен на звание домашней учительницы, а в восемнадцать вышла замуж за Александра Евгеньевича Арманда, отцу которого принадлежала крупная (1200 рабочих) шерстоткацкая и красильно-отделочная фабрика в деревне Пушкино, к северу от Москвы. Арманды были обрусевшие французы, принявшие православие. «Выпись» из метрической книги «Николаевской села Пушкина церкви» за 3 октября 1893 г. свидетельствует о браке «Московской 1-й гильдии купеческого сына Александра Евгеньева Арманда, православного вероисповедания... — с французской гражданкой, девицей, дочерью артиста Инессой-Елизаветой Федоровой Стефан, англиканского вероисповедания». Выпись эта сохранилась в замечательных русских архивах и теперь находится в Институте МарксаЛенина в Москве.

Л. Фишер. С. 115

Инесса воспитывалась вместе с А. Е. Армандом — сыном фабриканта и за него потом вышла замуж (от этого брака трое детей).

Н. Валентинов [1]. С. 33

Арманды принадлежали к высшему слою московских промышленников, вместе с Морозовыми, Рябушинскими и Гучковыми. Молодой муж Инессы — Александр Евгеньевич занимался благотворительностью и был гласным Московского губернского земского собрания. Он основал сельскую школу, где преподавала Инесса.

Л. Фишер. С. 116

На путь революционной деятельности Инессу, по-видимому, толкнул старший брат ее мужа — Борис Евгеньевич, еще в 1897 г. привлекавшийся полицией за хранение мимеографа для печатания революционных прокламаций. Но этот сын фабриканта, агитировавший рабочих против своего отца, постепенно «отрезвляется» и от революции отходит, наоборот, Инесса все более и более страстно ей предается. В качестве агитаторши и пропагандистки она выступает сначала в Пушкино, потом в Москве. Те, кому приходилось ее видеть в Москве в 1906 г., надолго запоминали ее несколько странное, нервное, как будто асимметричное лицо, очень волевое, с большими гипнотизирующими глазами. Ее арестовывают в первый раз в 1905 г., потом в 1907 г. и отправляют на два года в ссылку в Архангельскую губернию, не дождавшись двух месяцев до окончания срока, она скрывается за границу, в Брюссель, где слушает лекции в университете.

Н. Валентинов [1]. С. 3334

Владимир (другой из братьев Армандов), любовник Инессы, последовал за ней в ссылку. Александр, оставшийся законным мужем, заботился о детях и посылал деньги ей и Владимиру. Когда Владимир заразился туберкулезом и уехал в Швейцарию, Инесса бежала из России к нему. Он умер через две недели после ее приезда.

Л. Фишер. С. 116

Два года провела в ссылке. Об одной из своих ссылок Инесса Арманд писала так: «Меня хотели послать еще на 100 верст к северу, в деревню Койду. Но, во-первых, там совсем нет политиков, а во-вторых, там, говорят, вся деревня заражена сифилисом, а мне это не очень улыбается».

К. и Т. Енко. С. 111

В юности Инесса была очень религиозна и очень мятежна. Прочитав в возрасте 15 лет «Войну и мир», она внутренне возмутилась против удела Наташи — самки, производящей на свет детей. Но через пять лет после свадьбы она сама уже была матерью троих — двух дочерей и одного сына. В том же 1898 году, отдыхая в Крыму, Инесса прочла книгу Петра Лаврова, ведущего идеолога народников. «Я давно не читала книги, которая бы так вполне соответствовала моим взглядам», — пишет она семье. В 1901 г. у Инессы родилась еще одна дочь, а в 1903 г., в Швейцарии, — сын. Невдалеке от Женевского озера Инесса прочла «Развитие капитализма в России» Ленина.

Л. Фишер. С. 116

В 1910 г. она приезжает в Париж, и здесь происходит ее знакомство с Лениным. В кафе на avenue d'Orleans его часто видят в ее обществе.

Н. Валентинов [1]. С. 34

Крупская тепло писала о переезде подруги в автобиографическом очерке «Инесса Арманд» (1926 год): «Зимой 1911 года она с детьми поселилась в доме рядом с домом, где мы жили тогда. Мы виделись каждый день. Инесса стала близким нам человеком. Очень любила ее и моя старушка-мать. Инесса умела всегда ее разговорить...»

В. Е. Мельниченко. Я тебя очень любила (правда о Ленине и Арманд). М.: Воскресенье, 2002. С. 123

(Далее цит.: В. Е. Мельниченко [2])

Сохранился рассказ большевички Елены Власовой о встрече Ленина с Инессой Арманд. Власова, знавшая Инессу по совместной работе в Москве, была поражена происшедшей в ней перемене: «В мае 1909 года я ее снова встретила уже в Париже, в эмигрантской среде. Первое, что у меня вырвалось при встрече, это возглас: «Что с вами случилось, Инесса Федоровна?» Инесса грустно ответила: «У меня большое горе, я только что похоронила в Швейцарии очень близкого мне человека, умершего от туберкулеза». Глаза Инессы были печальны, она очень осунулась и была бледна. Я поняла, что об этом больше говорить не следует, — Инесса страдает...»

Б. В. Соколов. С. 105

В двадцать лет она была настоящей французской красавицей: тонкое, овальное лицо, волнистые волосы, умный лоб, широко поставленные и широко раскрытые глаза, изящно изогнутые брови, сильный нос, чувственный рот и округлый подбородок, говорящий о страсти и решительности.

Л. Фишер. С. 116

Не исключено, что в советские времена фотографии Инессы при воспроизведении в печати специально ретушировали, чтобы сделать ее менее красивой и таким путем положить конец слухам об отношениях между ней и Лениным. Она действительно была красавицей — длинные, волнистые золотисто-каштановые волосы, высокие, четко выраженные скулы, нос с легкой горбинкой, восхитительно чувственные ноздри, чуть выдающаяся вперед верхняя губа, белые ровные зубы, роскошные темные брови и изящная фигура, сохранившаяся даже после пяти родов.

Р. Сервис. С. 225

Одни в Париже и в Лонжюмо считали ее красивой, другие только «еле хорошенькой», указывая, что лицо у нее ассиметричное и слишком длинное, а рот слишком широкий. В общем ее любили, но говорили, что в партии она выдвигается только по протекции: неожиданно в нее влюбился Ильич! Главный спор в сплетнях шел преимущественно о том, «живет» ли он с ней или же роман платонический?

М. А. Алданов. Самоубийство. М.: ТЕРРА, 1995. С. 126

(Далее цит.: М. А. Алданов [1])

В 19111912 гг. внимание, которым ее окружает Ленин, все время растет. Оно бросается в глаза даже такому малонаблюдательному человеку, как французский социалист-большевик Шарль Рапопорт. «Ленин, — рассказывал он, — не спускал своих монгольских глаз с этой маленькой француженки» («avec ses petits yeux mongols ilepiait cette petite francaise»).

Н. Валентинов [1]. С. 34

Намек на особые отношения Ленина и Арманд можно найти и в воспоминаниях Лидии Фотиевой, ставшей после Октябрьской революции секретарем Ленина. Во время одного из посещений парижской квартиры Ленина Фотиева обратила внимание, что Надежда теперь спит в комнате матери, а не в супружеской спальне.

Р. Сервис. С. 226

Вызвало любопытство и то, что Инесса Арманд, являвшаяся временами чуть ли не членом семьи Ленина, была в его письмах к родным фигурой умолчания: в них ее имя не упоминалось ни разу (!). Крупская коснулась имени Арманд один только раз, однако не назвав ее имени: в конце 1913 года Надежда Константиновна написала в письме к матери Ленина, что вместе с ними на концерте была «одна наша знакомая». Значит, было что таить от матери и свекрови...

В. Е. Мельниченко [2]. С. 7

Крупская, в особенности после того, как заболела, но и до этого, вряд ли могла возбудить романтические чувства.

Л. Фишер. С. 122

Американский писатель Джон Стейнбек, побывавший в Музее В. И. Ленина в Москве после войны, обратил внимание на множество ленинских фотографий в экспозиции: «Его фотографировали везде, в любых ситуациях, в разном возрасте, будто он предвидел, что в один прекрасный день будет открыт музей, который назовут Музеем Ленина». Фотографий сохранилось действительно немало — свыше 440. Больше половины из них относятся к периоду, когда в жизни Ленина присутствовала Инесса Арманд. Однако нет ни одной фотографии, где они были бы запечатлены только вдвоем — он и она. Впрочем, и наедине с Крупской Ильич сфотографировался только в 1922 году в Горках, во время болезни.

В. Е. Мельниченко [2]. С. 318

Он восхищался ее знанием иностранных языков, в этом отношении она была для него незаменимым помощником на международных конференциях в Кантале и Циммервальде в 1915 г. и на первом и втором Конгрессе Коминтерна в 1919-м и 1920 гг. Он доверял и ее знанию марксизма: в 1911 г. в партийной школе в Longiumeau (около Парижа) поручил ей вести дополнительные, семинарские занятия с лицами, слушающими его лекции по политической экономии. Наконец, Инесса была превосходная музыкантша, она часто играла Ленину «Sonate Pathetique» Бетховена, а для него это голос Сирены. «Десять, двадцать, сорок раз могу слушать Sonate pathetique, и каждый раз она меня захватывает и восхищает все более и более», —говорил Ленин.

Н. Валентинов [1]. С. 34

Член парижской группы большевиков, скрипач-любитель Гречнев-Чернов об этом времени вспоминал: «Когда она опускала пальцы на клавиши и начинала играть, вы сразу же чувствовали — это настоящий поэт рояля. Так тонко, трепетно ощущались ею дух, стихия, внутренний ритм исполняемого произведения. Виртуозно, с суровым вдохновением исполняла она сонаты Бетховена, притом не только Патетическую, Лунную, Апассионату, но и другие, порой читая их с листа».

В. Е. Мельниченко [2]. С. 123

Инесса была хорошая музыкантша, сагитировала сходить всех на концерты Бетховена, сама очень хорошо играла многие вещи Бетховена. Ильич особенно любил «Sonate pathetique», просил ее постоянно играть, — он любил музыку.

Н. К. Крупская. С. 175

История социалистического движения в Бельгии — 3 лекции; читала их эмигрантка Инесса, оказавшаяся очень слабой лекторшей и ничего не давшая своим слушателям.

Инесса (партийный псевдоним, специально присвоенный на время преподавания в школе) — интеллигентка с высшим образованием, полученным за границей; хотя и говорит хорошо по-русски, но, должно думать, по национальности еврейка; свободно владеет европейскими языками; ее приметы: около 2628 лет от роду, среднего роста, худощавая, продолговатое чистое и белое лицо; темно-русая с рыжеватым оттенком; очень пышная растительность на голове, хотя коса и производит впечатление привязанной; замужняя, имеет сына 7 лет, жила в Лонжюмо в том же доме, где помещалась и школа; обладает весьма интересной наружностью.

Донесение сек. сот. в Московское охранное отделение.

Цит. по:В. Е.Мельниченко [2]. С. 129

Внешность Инессы была особенно выигрышной на фоне внешности жены Ленина. Она также описана одним из слушателей школы в Лонжюмо, по совместительству подрабатывавшим в Московском Охранном Отделении: «Вся без исключения переписка школьников с родными и знакомыми велась через «Надежду Константиновну», жену Ленина, тесно соприкасающуюся с ЦО (Центральным Органом, в то время — газетой «Социал-демократ». — Б. С.) и исполняющую как бы обязанности секретаря редакции. Письма «Надеждой Константиновной» пересылались в Бельгию и Германию и оттуда уже направлялись по назначению в Россию. Письма из России также направлялись в указанные выше местности, пересылались оттуда к ней и здесь уже распределялись между адресатами-учениками. Имеются основания думать, что корреспонденция негласно просматривалась, и таким образом осуществлялся контроль за сношениями школьников.

Приметы «Надежды Константиновны»: около 3638 лет от роду, выше среднего или даже высокого роста, худощавая, продолговатое бледное с морщинками лицо, темно-русая, интеллигентка, носит прическу и шляпу; детей не имеет; живет с мужем и старухой матерью в Лонжюмо».

Выходит, что в Лонжюмо Крупская занималась почти тем же, что и агенты-провокаторы Охранки: перлюстрировала письма слушателей.

Б. В. Соколов. С. 107108

— Хорошо помню Инессу Арманд. Нерусский тип. Миловидная женщина. По-моему, ну так, ничего особенного... Ленин обращался с ней очень нежно.

В. М. Молотов. Цит. по: Чуев Ф. И. С. 273

Об этих же днях оставил еще одно свидетельство тот же А. С. Гречнев-Чернов: «В Париже, недалеко от улицы Толбияк, идущей прямо к парку Монсури, жила Инесса Федоровна Арманд, одна из активных работников партии. Она сняла комнату у находящегося в эмиграции уральского рабочего И. П. Мазанова. Я знал Мазанова по нелегальной работе в Донбассе. Посещая земляка, я довольно близко познакомился с И. Арманд. Этому помогли наши совместные занятия музыкой: я играл на скрипке, а она на рояле, который брала напрокат. Играла она много, хорошо владела техникой игры и обладала чувством настоящего музыканта.

Владимир Ильич охотно слушал нашу игру. Он часто приходил к И. П. Мазанову, которого знал по ссылке в Сибири. С Инессой Арманд, которую Владимир Ильич очень ценил как работника, его также связывали дружеские узы. Иногда с ним приходила и Надежда Константиновна. Играли мы самые разнообразные веши: и ноктюрны Шопена, и сонаты Бетховена; играли Моцарта, Баха, Венявского, Шумана, Шуберта, вариации Берио.

Владимир Ильич усаживался в кресло позади рояля и молча слушал. Владимир Ильич очень любил музыку и понимал ее. Он восторгался отдельными местами из сонат Моцарта, где торжественно и величественно звучали аккорды, он увлекался сонатами Бетховена, любил бурного и темпераментного Баха, спокойную, душевную музыку Шопена, Шуберта, Шумана, высокую технику вариаций Берио. Некоторые вещи, такие, например, как ноктюрн Шопена в ми-бемоль или «Легенда» Венявского, он просил повторять».

Б. В. Соколов. С. 115116

Наружность Инессы, ее интеллектуальное развитие, характер делали из нее фигуру, бесспорно, более яркую и интересную, чем довольно-таки бесцветная Крупская. Ленин ценил в Инессе — пламенность, энергию, очень твердый характер, упорность.

«Ты, — писал он ей 15 июля 1914 г., — из числа тех людей, которые развертываются, крепнут, становятся сильнее и смелее, когда они одни на ответственном посту".

Н. Валентинов [1]. С. 34

Недаром тогда бытовала шутка, что товарищ Инесса являет собой редкостный случай полного единства формы и содержания и в качестве такого примера должна быть включена в программы по диалектике.

Е. Я. Драбкина. С. 28

Пожалуй, лучше всех сказала о себе сама Инесса Федоровна в одном из откровенных писем к своей старшей дочери: «Знаешь ли, я скажу про себя — скажу прямо — жизнь и многие жизненные передряги, которые пришлось пережить, мне доказали, что я сильная, и доказали это много раз, и я это знаю. Но знаешь, что мне часто говорили, да и до сих пор еще говорят? «Когда мы с вами познакомились, вы нам казались такой мягкой, хрупкой и слабой, — а вы, оказывается, железная»... Неужели на самом деле каждый сильный человек должен быть непременно жандармом, лишенным всякой мягкости и женственности? — По-моему, это «ниоткуда не вытекает», по выражению одного моего хорошего знакомого... Наоборот, в женственности и мягкости есть обаяние, которое тоже сила...»

В. Е. Мельниченко [2]. С. 122

В 1921 г. современник вспоминал: «Как сейчас вижу ее, выходящую от наших Ильичей. Ее темперамент мне тогда бросился в глаза... Казалось, жизни в этом человеке неисчерпаемый источник. Это был горящий костер революции, и красные перья на ее шляпе являлись как бы языками этого пламени».

Л. Фишер. С. 117

Несмотря на ее разрыв с мужем, происшедший, кажется, без всяких драм, семья Арманд ее снабжает средствами. Все время своей эмиграции, т. е. до 1917 г., в деньгах она не нуждается.

Н. Валентинов [1]. С. 34

Всех мужчин и женщин, которых когда-либо Ленин встречал, он примерял только к делу, только по их отношению к делу, — и соразмерно отвечал им: так, как требовало дело, и до того момента, пока оно требовало. Лишь одна Инесса, хоть и вошла в его жизнь через то же дело, иначе быть не могло, никакая посторонняя не могла б и приблизиться, — но существовала как будто для него одного, просто для него, существо для существа... Пяти минут не умея провести впустую, чтобы не раздражиться, не отяготиться бездельем, — с Инессой он проводил и помногу часов подряд. И не презирал себя за то, не спешил отряхнуться, но вполне отдавался этой слабости. И вот высшая степень: когда все без исключения доверяешь ей, когда хочется ей все рассказать — больше, чем любому мужчине…

А. И. Солженицын. Ленин в Цюрихе. Екатеринбург: У-ФАКТОРИЯ, 2002. С. 145

К Инессе очень привязалась моя мать, к которой Инесса заходила часто поговорить, посидеть с ней, покурить…

Н. К. Крупская. С. 250

Помню, что В. И. в юности… читал и перечитывал по нескольку раз своего любимого Тургенева.

М. И. Ульянова. С. 287

Если мотивы влечения Ленина к некоторым произведениям Тургенева («будучи в гимназии, — сказал он мне, — я очень любил «Дворянское гнездо») приходится узнавать лишь с помощью догадок, различных сопоставлений и сближений с различными его высказываниями, есть одна вещь Тургенева, в которой можно уже точно указать, какие в ней мысли им особенно ценились. Имею в виду рассказ «Колосов», а касаясь его, мы неизбежно придем к весьма интимной стороне жизни Ленина… По настоянию Ильича, говорила мне Крупская, [в сибирской ссылке] особенно тщательно мы перевели некоторые страницы из рассказа «Колосов». На эту вещь он обратил большое внимание еще в гимназии и крайне ценил ее. По его мнению, Тургеневу в нескольких строках удалось дать самую правильную формулировку, как надо понимать то, что напыщенно называют «святостью» любви. Он много раз мне говорил, что его взгляд на этот вопрос целиком совпадает с тем, что Тургенев привел в «Колосове». Это, говорил он, настоящий революционный, а не пошло-буржуазный взгляд на взаимоотношения мужчины и женщины.

Весьма заинтересованный тем, как же Ленин смотрит на «святость любви», я, конечно, отыскал «Колосова» и вновь прочитал его. Рассказ слабый, бесцветный, не я один, а обычно все проходят мимо него. Ничего из него не западает, ничто в нем не останавливает. Странно, думал я, как могла такая вещица «крайне цениться» Лениным! В Женеве я мог этим удивлением ограничиться и о том, что говорила Крупская, позабыть. Но в свете того, что с Лениным позднее случилось, о «Колосове» нужно поговорить подробнее.

Лицо, от имени которого ведется рассказ, называет Колосова человеком «необыкновенным». Он полюбил девушку, потом разлюбил ее и от нее ушел. Помилуйте, что же тут необыкновенного? Это ежедневно и ежечасно всюду случается. Необыкновенно то, отвечает рассказчик, что Колосов это сделал смело, порывая со своим прошлым, не боясь упреков.

«Кто из нас умел вовремя расстаться со своим прошлым? Кто, скажите, кто не боится упреков, не говорю — упреков женщины, упреков первого глупца? Кто из нас не поддавался желанию то щегольнуть великодушием, то себялюбиво поиграть с другим преданным сердцем? Наконец, кто из нас в силах противиться мелкому самолюбию, мелким хорошим чувствам: сожалению и раскаянию? О, господа, человек, который расстается с женщиной, некогда любимой, в тот горький и великий миг, когда он невольно сознает, что его сердце не все, не вполне проникнуто ею, этот человек, поверьте мне, лучше и глубже понимает святость любви, чем те малодушные люди, которые от скуки, от слабости, продолжают играть на полупорванных струнах своих вялых и чувствительных сердец. Мы все прозвали Андрея Колосова человеком необыкновенным. И если ясный простой взгляд на жизнь, если отсутствие всякой фразы в молодом человеке может называться вещью необыкновенной, Колосов заслужил данное ему имя. В известные лета быть естественным — значит быть необыкновенным».

В этих словах квинтэссенция рассказа Тургенева. Является ли поведение Колосова «революционным» или «пошло-буржуазным», в это входить, конечно, не буду. Важно, что рассуждения Колосова Ленин одобрял, именно таков, по словам Крупской, был его взгляд на вопрос. Близкие отношения мужчины и женщины должны быть основаны на безраздельной, полной любви и искренности. Как только человек чувствует и сознает, что его сердце уже «не вполне» проникнуто женщиной, еще недавно им любимой, не боясь упреков, не поддаваясь «мелким чувствам» (Ленин очень часто употреблял эти слова), он должен с нею расстаться. Этого требует «святость любви», так поступать — значит «быть естественным». <…> Раз Ленин прожил с Крупской без малого тридцать лет (они познакомились в 1894 г.) и все время придерживался кодекса Колосова — значит, его сердце всю жизнь было проникнуто любовью к ней одной. Будь иначе, во имя проповедуемой им «святости любви», не боясь упреков «глупцов», не поддаваясь «мелким чувствам» (среди них — раскаянию и сожалению), он смело расстался бы со своим прошлым, покинул бы Крупскую, хотя в течение многих и многих лет она была вернейшей и преданной спутницей его жизни. Так должен бы я заключить, слушая в 1904 г. Крупскую, но то, что произошло с Лениным позднее, свидетельствует о полном попрании им кодекса Колосова.

Н. Валентинов [1]. С. 2832

Тут надо сказать, что для самих основоположников марксизма, равно как и для их видных последователей, адюльтер был делом вполне обычным. В феврале 1929 года немецкая коммунистка и соратница Арманд и Крупской по международному женскому социалистическому движению Клара Цеткин писала директору Института Маркса и Энгельса Давиду Борисовичу Рязанову: «О существовании сына Карла Маркса и Елены Демут я узнала в качестве неоспоримого факта не от кого иного, как от самого Карла Каутского. Он рассказывал мне, что Эде (Эдуард Бернштейн. — Б. С.) сообщил ему, что из переписки с несомненностью выяснилось, что Маркс является отцом незаконного сына... В одном из писем Маркс горячо благодарил Энгельса за дружескую услугу, которую тот ему оказал, признав перед его женой себя отцом. Каутский с сыном Маркса познакомился во время своего пребывания в Лондоне. По его мнению, это простой молодой рабочий, по-видимому, не унаследовавший и тени гения своего отца. Он, по словам Каутского, необразован и неодарен... Энгельс не интересовался своим мнимым сыном, он воспитывался у чужих людей. Ни Маркс, ни Энгельс не уделили ему никакого внимания. Об этом рассказывал и Парвус. Во время бурной сцены со своей женой он сослался в виде «оправдания», как мне сообщила возмущенная Таня Гельфанд, на то, что вот даже и у Маркса был незаконный сын. Ленхен Демут была служанкой в семье Маркса... «Пересуды» по поводу того, кто был отцом первой дочери Луизы Фрейбергер — Виктор Адлер, Бебель или Энгельс, — я прошу сохранять в строгом секрете. Еще жива семья Фрейбергеров, так же как и сын Адлера и дочь Бебеля, и я знаю, что они тогда сильно страдали от пересудов... Для исследователей Маркса и Энгельса существуют более серьезные вопросы...»

Б. В. Соколов. С. 133134

Знала ли Крупская об отношениях между Лениным и Инессой? Не могла не знать, трудно было не заметить. Со слов той же Коллонтай (она хорошо знала Инессу и с нею переписывалась), Марсель Боди сообщает, что Крупская хотела «отстраниться», но Ленин не шел, не мог идти на такой разрыв. «Оставайся», — просил он. С точки зрения кодекса Колосова, здесь все данные, чтобы расстаться с прошлым, не бояться упреков, не поддаваться мелким чувствам — раскаянию и сожалению. Но Ленин не хотел расстаться с прошлым, он любил Крупскую и вместе с тем Инессу — налицо два параллельных чувства. Жизнь оказалась не влезающей ни в т. н. «революционные» декларации Колосова, ни в чепуху о «пролетарском браке» и «классовой точке зрения в любви». Нельзя не отметить проявленное потом Крупской, совершенно особое, мужество самозабвения. Под ее редакцией вышел сборник статей, посвященных «Памяти Инессы Арманд», и ее портрет и теплые строки о ней она поместила в своих воспоминаниях (см. издание 1932 г.). Это требовала память о Ленине. Далеко не всякая женщина могла бы так забыть себя...

Н. Валентинов [1]. С. 35

Коллонтай добавила, что и в Париже и вообще Крупская была «au courant». Она знала, что Ленин «был очень привязан к Инессе, и не раз выражала намерение уйти. Ленин удержал ее». Крупская осталась бы с Лениным по тем же причинам, что и многие другие жены в подобных обстоятельствах, но, кроме того, он был не только ее мужем, может быть и не в первую очередь мужем, а политическим руководителем, и она жертвовала собой ради его потребностей, даже если одной из потребностей была Инесса. Остаться с Лениным значило служить коммунистическому движению, ее сильнейшей страсти. Жены часто подчиняют свою личную жизнь карьерам даже менее значительных людей. В конце концов, Ленин попросил ее не уходить. Но если бы он попросил ее уйти, она ушла бы, не вымолвив ни слова в его присутствии, не проронив ни слезы — партийная дисциплина.

Л. Фишер. С. 123124

— Оставайся, — просил он.

Н. Валентинов [1]. С. 35

«Оставайся». Не ленинский это слог. Придумано сие, казалось бы, сообразно ситуации. Но на самом деле ситуация-то как раз была иной. Ленину даже в голову не приходило расставаться с женой, поэтому, коли Крупская и затеяла разговор на эту тему, то Ленину не с руки было просить ее остаться, скорее всего, муж мог сказать, что расстаться придется с Инессой. По крайней мере, так именно он и поступил, чтобы не ранить жену...

В. Е. Мельниченко [2]. С. 190

«Расставание» произошло по инициативе Ленина. Крупская в своих воспоминаниях избегает говорить о «расставании» и пишет: «...Предполагалось, что Инесса останется жить в Кракове, выпишет к себе детей из России; я ходила с ней искать квартиру даже, но краковская жизнь была очень замкнутая, напоминала немного ссылку. Не на чем было в Кракове развернуть Инессе свою энергию, которой у нее в этот период было особенно много. Решила она объехать сначала наши заграничные группы, прочесть там ряд рефератов, а потом поселиться в Париже, там налаживать работу нашего комитета заграничных организаций».

После проведения «расставания» между Арманд и Лениным в Кракове, которое было сделано по настоянию Крупской, Арманд была отправлена в Париж. Из Парижа Инесса Арманд тут же пишет письмо Ленину в Краков, в котором говорится только о любви…

К. и Т. Енко. С. 111

Суббота, утро

Дорогой, вот я и в ville Lumiere и первое впечатление самое отвратительное. Все раздражает в нем — и серый цвет улиц, и разодетые женщины, и случайно услышанные разговоры, и даже французский язык. А когда подъехала к boulevard St. Michel (Бульвар Сен-Мишель. — фр.), к орлеанке и пр., воспоминания так и полезли изо всех углов, стало так грустно и даже жутко. Вспоминались былые настроения, чувства, мысли, и было жаль, потому что они уже никогда не возвратятся вновь. Многое казалось зелено-молодо — может быть тут и пройденная ступень, а все-таки жаль, что так думать, так чувствовать, так воспринимать действительность уже больше никогда не сможешь, — ты пожалеешь, что жизнь уходит. Грустно было потому, что Ароза была чем-то временным, чем-то переходным, Ароза была еще совсем близко от Кракова, а Париж — это уже нечто окончательное. Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда раньше, какое большое место ты еще здесь, в Париже, занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитями связана с мыслью о тебе. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это никому бы не могло причинить боль. Зачем было меня этого лишать? Ты спрашиваешь, сержусь ли я за то, что ты «провел» расставание. Нет, я думаю, что ты это сделал не ради себя.

Много было хорошего в Париже и в отношениях с Н[адеждой] К[онстантиновной]. В одной из наших последних бесед она мне сказала, что я ей стала особенно дорога и близка лишь недавно. А я ее полюбила почти с первого знакомства. По отношению к товарищам в ней есть какая-то особая чарующая мягкость и нежность. В Париже я очень любила приходить к ней, сидеть у нее в комнате. Бывало, сядешь около ее стола — сначала говоришь о делах, а потом засиживаешься, говоришь о самых разнообразных материях. Может быть, иногда и утомляешь ее. Тебя я в то время боялась пуще огня. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умерла бы на месте, чем войти к тебе, а когда ты почему-либо заходил в комнату Н. К., я сразу терялась и глупела. Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к тебе, говорили с тобой. Только в Longjumeau и затем следующую осень в связи с переводами и пр. я немного попривыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо так оживляется, и, во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал...

И. Ф. Аманд — Ленину. Декабрь 1913 г.

Неизвестные документы. С. 121122

После смерти Ленина Политбюро вынесло постановление, требующее от партийцев, имеющих письма, записки, обращения к ним Ленина, передать их в архив Центрального Комитета, что с 1928 г. фактически было передачей в полное распоряжение Сталина. Этим путем, нужно думать, попали в архив и письма Ленина к Инессе. В отличие от писем, обращенных к другим лицам, почти всех напечатанных еще до 1930 г., письма Ленина к Инессе — за исключением трех напечатанных в 1939 г, — начали появляться в «Большевике» лишь в 1949 г., т. е. 25 лет после смерти Ленина. Ряд понятных соображений («разоблачение интимной жизни Ильича») препятствовало их появлению. Только в 1951 г. — 27 лет после смерти Ленина — некоторые письма, свидетельствующие, что отношения Ленина с Инессой — в 35-м томе четвертого издания его сочинений опубликованы (конечно, не все, а с осторожным выбором!) были столь близкими, что он обращался к ней на «ты». Из писем можно установить, что это интимное сближение произошло осенью 1913 г. Инесса тогда только что бежала из России, куда поехала с важными поручениями Ленина и попала в тюрьму. Ленин и Крупская жили в это время в Кракове. В своих «Воспоминаниях» Крупская пишет: «Осенью 1913 г. мы все очень сблизились с Инессой. У нее (после сидения в тюрьме) появились признаки туберкулеза, но энергия не убавилась. У нее много было какой-то жизнерадостности и горячности. Уютнее и веселее становилось, когда приходила Инесса. Мы с Ильичем и Инессой много ходили гулять. Ходили на край города, на луг (луг по-польски — блонь). Инесса даже псевдоним себе с этих пор взяла — Блонина. Инесса была хорошая музыкантша. Очень хорошо играла многие вещи Бетховена. Ильич особенно любил Sonate Pathetique и просил ее постоянно играть...»

Н. Валентинов [1]. С. 3435

Когда будешь писать мне о делах, то как-нибудь отмечай, о чем можно говорить и чего говорить нельзя. А то иногда хочется сказать что-нибудь и не знаешь, как ты на это смотришь.

И. Ф. Арманд — Ленину. Декабрь 1913 г.

Неизвестные документы. С. 122

Воскресенье, вечером

Была сегодня у Ник[олая] Вас[ильевича]. Застала там Камского с семьей и Иголкина, который только что вернулся из Америки и ругает ее на чем свет стоит. Рассказывал много интересного. Они меня здесь прозвали исчезнувшей Джокондой — и это мнение обосновывают очень длинно и забавно.

И. Ф. Арманд — Ленину. Декабрь 1913 г.

Неизвестные документы. С. 122

В одном из писем (к Елизавете К., которую, как мы помним, называют одним из сильных увлечений Ленина. — Е. Г.) Владимир Ильич попросил: «Напиши, кто такая была Джиоконда? По виду ее и костюму не могу понять. Знаю, что есть опера такая и, кажется, произведение Д'Аннунцио? Но что это за штука, не знаю». Лиза решила, что Виллиам Фрей (один из псевдонимов Ленина. — Е. Г.) ее разыгрывает. Однако в одном из следующих писем он напомнил: «Несмотря на мою просьбу, ты мне ничего не написала о Джиоконде. Напиши, кто такая она была. Не забудь».

Б. В. Соколов. С. 138

Ну, дорогой, на сегодня довольно — хочу послать письмо. Вчера не было письма от тебя! Я так боюсь, что мои письма не попадают к тебе — я тебе послала три письма (это четвертое) и телеграмму. Неужели ты их не получил? По этому поводу приходят в голову самые невероятные мысли. Я написала также Н[адежде] К[онстантиновне], Брату, Зине и Степе.

Неужели никто ничего не получил! Крепко тебя целую.

Твоя Инесса.

И. Ф. Арманд — Ленину. Декабрь 1913 г.

Неизвестные документы. С. 122

...Дивлюсь немного, что нет от Вас вестей. Покаюсь уже заодно: у меня, грешным делом, мелькает мысль — не «обиделись» ли уже Вы, чего доброго, на то, что я не пришел Вас проводить в день отъезда? Каюсь, каюсь и отрекаюсь от этих мыслей, я уже прогнал их прочь.

Ленин — И. Ф. Арманд.

Цит. по:В. Е. Мельниченко [2]. С. 198

Дорогой друг!

От тебя нет писем, и я толкую это в хорошую сторону: верно, приехали или приезжают ребята, и ты чувствуешь себя хорошо. От всей души желаю получше провести с ними лето! Надя настояла-таки на днях попробовать велосипед: в результате после 5 минут езды повторение всех симптомов базедки и неподвижность глаз, и рост опухоли, и страшная слабость и т. д. Вероятно, вторая операция будет неизбежна, а пока попробуем горы в Поронине.

Надеюсь, ты при отъезде распорядишься аккуратно по почте о пересылке тебе писем.

Ленин — И. Ф. Арманд. Позднее 1 (14) апреля 1914 г.

Неизвестные документы. С. 124

Дорогой друг! Ты отвечаешь на мое грустное письмо, а я совершенно забыл, как, что, когда я писал — вот неудобство переписки чересчур издалека.

Ленин — И. Ф. Арманд. Воскресенье. 8 марта 1914 г.

Неизвестные документы. С. 120

По правде говоря, я уже в течение нескольких дней беспокоюсь: никаких известий от Вас! Если Вы обижены на меня, Вы бы, вероятно, написали другим друзьям, но, насколько известно, Вы не пишете никому! Если я в ближайшие дни не получу от Вас письма, я напишу нашим друзьям, чтобы узнать, не заболели ли Вы. Я уже не один раз осведомлялся насчет писем до востребования — нет ничего.

... Как Вы себя чувствуете? Довольны ли Вы? Не скучаете ли Вы? Заняты ли Вы очень? Вы мне причиняете много огорчений, лишая меня совершенно вестей о себе!..

Ленин — И. Ф. Арманд. Май 1914 г.

Цит. по:В. Е. Мельниченко [2]. С. 198

Если возможно, не сердись на меня. Я причинил тебе много боли, я это знаю... Преданный тебе В. У. После твоего отъезда из Парижа (англ.).

Ленин — И. Ф. Арманд. 25 мая (7 июня) 1914 г.

Неизвестные документы. С. 136

Как-то у тебя? Есть ли малярия? Ежели хоть малейшая опасность ее, разумнее бы всего было уехать, благо пансион не связывает.

Ленин — И. Ф. Арманд. Позднее 8 (21) июня 1914 г.

Неизвестные документы. С. 144

Дорогой друг! Вчера я совершил прогулку в горы (после того как целые недели шли дожди, погода хорошая) и потому вчера не ответил на Ваше письмо. Я очень доволен, что вы все здоровы, не больны, и что вы заняты.

Ленин — И. Ф. Арманд. Ранее 23 июня (6 июля) 1914 г.

Неизвестные документы. С. 150

О, мне хотелось бы поцеловать тебя тысячу раз, приветствовать тебя и пожелать успехов: я вполне уверен, что ты одержишь победу.

Искренне твой В. И.

Ленин — И. Ф. Арманд. 3 (16) июля 1914 г.

Неизвестные документы. С. 154

В середине 1914 года, когда отношения между ними уже охладели, Ленин попросил Инессу вернуть его письма. Скорее всего, он хотел уничтожить свидетельства прошедшего романа: а для чего еще могли понадобиться ему старые письма?

Р. Сервис. С. 226

В начале июля 1914 года между Лениным и Арманд шли объяснения в связи с проведенным «расставанием» и уничтожением писем, которые Ленин писал Арманд: «Никогда, никогда я не писал, что я ценю только трех женщин. Никогда!!! Я писал, что самая моя безграничная дружба, абсолютное уважение и доверие посвящены только 23 женщинам. Это совсем другая, совсем-совсем другая вещь.

Надеюсь, мы увидимся здесь после съезда и поговорим об этом. Пожалуйста, привези, когда приедешь (т. е. привези с собой) все наши письма (посылать их заказным сюда неудобно: заказное письмо может быть весьма легко вскрыто друзьями. — И так далее...). Пожалуйста, привези все письма, приезжай сама, и мы поговорим об этом».

К. и Т. Енко. С. 115

Погода прекрасная. В последнее воскресенье мы предприняли великолепную прогулку на «нашу» маленькую гору. Вид на Альпы был необычайно красивым; я очень жалел, что Вас не было с нами...

Ленин — И. Ф. Арманд. Июль 1914 г.

Цит. по:В. Е. Мельниченко [2]. С. 198

Мой дорогой, самый дорогой друг!

Пожалуйста, пиши подробнее. Иначе я не могу быть спокойным... Твой В. И. <…>

Ленин — И. Ф. Арманд. Июль 1914 г.

Цит. по:В. Е. Мельниченко [2]. С. 194

Наилучшие приветствия в связи с приближающейся революцией в России.

Ленин — И. Ф. Арманд. 12 (25) июля 1914 г.

Неизвестные документы. С. 159

Сегодня великолепный солнечный день со снежком.

После инфлюэнцы мы с женой первый раз гуляли по той дороге... по которой — помните? — мы так чудесно прогулялись однажды втроем. Я все вспоминал и жалел, что Вас нет…

Ленин — И. Ф. Арманд. Январь 1916 г.

Цит. по:В. Е. Мельниченко [2]. С. 198

Дор[огой] др[уг]!

Посылаю письмо Гриши (Г. Я. Беленький. — Е. Г.). Надя шлет привет Вам и всем. Лечение ее идет, кажись, ничего, хотя здесь хуже, чем в Зер[енберге] и я, верно, скоро уеду в Цюрих.

Ленин — И. Ф. Арманд. 9 (22) июля 1916 г.

Неизвестные документы. С. 189

Но кроме делового письма захотелось мне сказать Вам несколько дружеских слов и крепко, крепко пожать руку. Вы пишете, что у Вас даже руки и ноги пухнут от холоду. Это, ей-ей, ужасно. У Вас ведь и без того руки всегда были зябки. Зачем же еще доводить до этого? Вы пишете сами, что скоро уедете (я не говорю об этом, ибо Вы просили, ч[то]бы я не писал Вам своих просьб о том, чтобы Вы лучше уехали, где люди есть). Очень рад, что Вы сами собираетесь уехать, и от всей души желаю, чтобы полегче было в другом месте.

Ленин — И. Ф. Арманд. 13 (26) ноября 1916 г.

Неизвестные документы. С. 196-197

Ты только точно запомни, не записывай, пусть будут другие слова, но запомни смысл. Моя жизнь была связана с Инессой очень сильно, я бы сказал, кровно, насмерть. В определенный период нашей жизни, в тысяча девятьсот шестнадцатом году, мы вместе с ней решили: наши взгляды на революцию требуют пересмотра.

Мы ни с кем не говорили, только друг с другом, но оба пришли к тому, что Ленин слишком категоричен в суждениях, слишком далеко идет. Оба считали, что отечество нужно защищать. Тогда Инесса напомнила мне про ленинскую месть Романовым за брата и предположила в его отношении к самодержавию много личного.

А я вспомнил, как Ленин, когда был у меня в Брюсселе, однажды рассказал, что уезжал на лодке по Волге с братом Сашей, и над рекой стелилась песня. Он вспомнил казненного Сашу, помолчал и вдруг, как бы про себя, не обращаясь ко мне, прочитал строфу из пушкинской оды «Вольность»:

Самовластительный злодей,

Тебя, твой род я ненавижу,

Твою погибель, смерть детей

С жестокой радостию вижу.

...Мы долго говорили с ней. Она решила написать Ленину о своих сомнениях.

Написала и получила ответ, после которого сказала мне: «Уходи, Жан, уходи и не оглядывайся. Ты молод, слабоват характером, поэтичен. Вся эта жизнь не для тебя. Пиши книги и люби жизнь, если сможешь. А мне отступать некуда. Я под его гипнозом навсегда. Мне нельзя иначе. Если отступлюсь, значит, все мои жертвы были напрасны, и жизнь прошла зря…»

И. Ф. Попов. Цит. по: Васильева Л. Кремлевские жены. М.: Вагриус, 1992. С. 6970

Ваши нападки на Э[нгель]са, по моему убеждению, верх неосновательности. Извините за откровенность: надо много посерьезнее подготовиться, прежде чем так писать! Иначе осрамиться легко — предупреждаю entre nous (между нами. — фр.), по-дружески, с глазу на глаз, на случай, что Вы когда-либо в печати или на собрании так заговорите.

Ленин — И. Ф. Арманд. 6 (19) января 1917 г.

Неизвестные документы. С. 201

Дорогой друг! Последние Ваши письма были так полны грусти и такие печальные думы вызывали во мне и так будили бешеные угрызения совести, ч[то] я никак не могу прийти в себя. Хочется сказать хоть что-либо дружеское и усиленно попросить Вас не сидеть почти в одиночестве, в местечке, где нет никакой общественной жизни, а поехать куда-н[и]бу[дь], где можно найти новых и старых друзей, встряхнуться.

Ленин — И. Ф. Арманд. 30 декабря (12 января) 1917 г.

Неизвестные документы. С. 198

По-видимому, Ваш неответ на несколько моих последних писем указывает — в связи с кое-чем еще — на некоторое измененное настроение или решение или положение дела у Вас. Последнее Ваше письмо содержало в конце два раза повторенное слово — я понял, справился. Ничего. Не знаю уже, что думать, обиделись ли Вы на что-либо или были слишком отвлечены переездом или другое что... Боюсь расспрашивать, ибо пожалуй расспросы Вам неприятны, и потому условлюсь так, что молчание Ваше по этому пункту я принимаю именно в том смысле, что расспросы Вам неприятны, и баста. Я тогда извиняюсь за них и конечно не повторю.

Ленин — И. Ф. Арманд. 9 (22) января 1917 г.

Неизвестные документы. С. 203

Буквально за несколько дней до получения известия о революции в России Ленин обиделся на Инессу: «Конечно, если у Вас нет охоты отвечать или даже есть «охота» и решение не отвечать, надоедать вопросами не буду»…

Ночью 3 апреля 1917 года Инесса Федоровна Арманд почти вместе с Владимиром Ильичом Лениным вышла на перрон Финляндского вокзала в Петрограде и, не скрывая слез, смотрела, как его навсегда забрала у нее толпа.

В. Е. Мельниченко [2]. С. 236, 320

Об этом периоде взаимоотношений Ленина и Арманд свидетельствует М. В. Фофанова, на петроградской квартире которой Ленин скрывался накануне октябрьского переворота. В эти дни Фофанова передавала письма Ленина по многим адресам, в том числе и Инессе Арманд.

«...В Октябрьской революции Арманд не участвовала, — вспоминала Фофанова. — Письма Ленина к Инессе Федоровне носили личный характер. Я не могла отказать Владимиру Ильичу. О его теплых связях с Инессой Надежда Константиновна знала. На этой почве между Владимиром Ильичом и Надеждой Константиновной были серьезные конфликты еще до октября. Но особо остро возник конфликт между ними после революции, когда Ильич стал главой Советского правительства. Владимир Ильич назначил Инессу Федоровну председателем совнархоза Московской губернии и поселил ее у кремлевских стен, напротив Александровского сада, рядом с квартирой своей сестры, Анны Ильиничны. Он часто пешком навещал Инессу Федоровну.

Надежда Константиновна заявила Владимиру Ильичу, что если он не прекратит связь с Арманд, то она уйдет от него. К сожалению, семейный конфликт стал достоянием членов ЦК партии и правительства, которые все знали и замечали...»

К. и Т. Енко. С. 119120

— Говорят, Крупская настаивала, чтобы Инессу Арманд перевести из Москвы...

— Могло быть. Конечно, это необычная ситуация. У Ленина, попросту говоря, любовница. А Крупская — больной человек.

В. М. Молотов. Цит. по: Чуев Ф. И. С. 274

В письме дочери Инессе в начале февраля 1919 года, накануне отъезда во Францию в составе делегации Красного Креста для переговоров о судьбах интернированных там русских солдат, она писала: «Дорогая моя Инуся. Вот я и в Питере. Ехали мы чрезвычайно долго. Прибыли сюда только к 10 часам вечера, но едем пока очень удобно и тепло. Сегодня переночевали в Питере и сегодня утром едем дальше. И через несколько часов уже не будем больше на нашей дорогой социалистической родине. При отъезде какое-то смешанное чувство. И хочется ехать, а когда подумаешь о вас, то не хочется, и вообще много думаю о вас, моих дорогих и милых. В твое письмо вкладываю: первое письмо для Саши, второе письмо для Феди (сыновей. — Б. С.) и третье письмо для Ильича. О последнем пусть знаешь только ты. Письмо первое и второе передай немедленно, а письмо 3-е пока оставь у себя. Когда мы вернемся, я его разорву. Если же что со мной случится (говорю это не потому, что считаю, что в моем путешествии есть какая-либо опасность, но в дороге, конечно, всякое может быть, одним словом, на всякий случай), тогда передай это письмо Владимиру Ильичу. Лично ему передать можно таким образом: зайди в «Правду», там сидит Мария Ильинична, передашь это письмо и скажешь, что это письмо от меня и лично для Владимира Ильича. А пока держи письмо у себя. Ты моя дорогая дочка. Когда думаю о тебе, то думаю не только как о дочери, но и как о близком друге. Ну, до свидания, моя дорогая. В сущности, скоро увидимся. Едва ли, я думаю, наша поездка протянется и 2 месяца. Крепко тебя обнимаю и целую. Твоя мама. Письмо Владимиру Ильичу запечатано в конверте».

Б. В. Соколов. С. 225226

Вот почему, когда в 1920 году мама умерла, Владимир Ильич и Надежда Константиновна взяли сестру, меня и младшего брата под свою опеку (старшие братья были в Красной Армии). С тех пор я стала часто видеться с ними, бывать в их кремлевской квартире.

И. А. Арманд (дочь Инессы). Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине // Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 8. С. 99

Квартиру вблизи Кремля, рядом с квартирой своей сестры Анны Ильиничны, Арманд обеспечил Ленин. 16 декабря 1918 года он отправил ее к коменданту Кремля с такой запиской: «Коменданту Кремля, товарищу Малькову. Т. Мальков! Подательница — тов. Инесса Арманд, член ЦИК. Ей нужна квартира на 4-х человек. Как мы с Вами говорили сегодня, Вы ей покажите, что имеется, т. е. покажите те квартиры, которые Вы имели в виду. Ленин».

В. Е. Мельниченко [2]. С. 360

Кроме того, она получила право на высшую «первую категорию классового пайка». Правда, и этот привилегированный паек в то голодное время был довольно скуден. В день полагался фунт хлеба, а также перловая крупа, селедка или вобла, спички, керосин...

Б. В. Соколов. С. 225

Честно говоря, после возвращения из эмиграции в Россию Инесса работала буквально не щадя себя. Уже летом 1917 года, по словам очевидца — мужчины, — «бросалось в глаза, что она сильно подалась физически», в последующие три года «доведя себя до крайней степени усталости и истощения». Другой очевидец — женщина — свидетельствовала: «…Общие условия жизни последних лет, усиленный темп работы, непомерная трата сил и энергии накладывали отпечаток на внешность Инессы. Она увядала на наших глазах». К сожалению, Ленин этого, по большому счету, не замечал. Проявляя, так сказать, точечную заботу об Инессе, скажем, во время болезни, он упустил самое главное — физическое угасание женщины, долгие годы придавленной неподъемной работой.

В. Е. Мельниченко. С. 360361

Дорогой друг!

Хотел позвонить к Вам, услыхав, что Вы больны, но телефон не работает. Дайте номер, я велю починить.

Что с Вами? Черкните 2 слова о здоровье и о прочем.

Ленин — И. Ф. Арманд. Из писем февралямарта 1920 г.

Неизвестные документы. С. 327

Т[овари]щу Инессе Арманд

Неглинная ул[ица], д[ом] 9, кв[артира] 6

(от Ленина)

Дор[огой] друг!

Посылаю кое-что для чтения. Газеты (англ[ийские]) верните (позвоните, мы пришлем за ними к Вам).

Сегодня после 4-х будет у Вас хороший доктор. Есть ли у Вас дрова? Можете ли готовить дома? Кормят ли Вас? A t° теперь? Черкните.

Ленин — И. Ф. Арманд. Не позднее 16 февраля 1920 г.

Неизвестные документы. С. 327

Все это Ленин очень легко мог увидеть собственными глазами, не посылай он со своими торопливыми, кстати безответными, записками с четырехкратными подчеркиваниями самокатчиков Совнаркома: от Кремля к Неглинной, где тяжело хворала любящая его женщина, как говорится, рукой подать.

В. Е. Мельниченко [2]. С. 360

Тов. Инесса!

Звонил к Вам, чтобы узнать номер калош для Вас. Надеюсь достать. Пишите, как здоровье. Что с Вами? Был ли доктор? Привет!

Ленин.

Ленин — И. Ф. Арманд. Не позднее 16 февраля 1920 г.

Неизвестные документы. С. 327

Дорогой друг!

Напишите точно, какая t° у Вас?

Б ы л л и д о к т о р? Кто? Выходить нельзя.

Ленин — И. Ф. Арманд. Не позднее 16 февраля 1920 г.

Неизвестные документы. С. 328

Но будем реалистами, не станем рисовать радужными красками то, что заслуживает преимущественно черной и серой гаммы. Сохранилось свидетельство большевички Виноградской, навестившей Инессу во время болезни. Она долго стучала в дверь, электрический звонок не работал. Уже собралась уходить, даже начала спускаться по лестнице, как вдруг щелкнул замок, и в дверях показалась сама Инесса. Оказалось, что дома никого не было, и ей еле хватило сил, чтобы открыть. Когда гостья выразила изумление по поводу того, что больную оставили одну, Инесса по-большевистски возмутилась:

— Дети ведь работают и не должны из-за такой глупости, как моя болезнь, манкировать работой. Не приставлять же ко мне специального человека!

В квартире стоял отчаянный холод, естественно, не топили. Больная была сильно простужена, кашляла, вся дрожала, пытаясь дыханием согреть окоченевшие пальцы. Комната, где лежала Инесса, имела ужасно неуютный и нежилой вид, всюду толстым слоем лежала пыль. Только старомодное платье с рюшью вокруг шеи, как и роскошные волосы, подчеркивали давнюю принадлежность больной к аристократическому свету... «Вид у нее был такой плохой, — писала Виноградская, — что я ее почти не узнала... Конечно, ни единой жалобы, ни единого вздоха я не услышала от нее. Наоборот, она пыталась придать себе бодрый вид, расспрашивала о фронте, радовалась нашим успехам. Мне было тяжело слышать ее совершенно охрипший голос, я боялась ее утомить и поторопилась уйти. Перед уходом я хотела согреть ей чаю, но в доме не оказалось ни единой спички. Так она и осталась без кипятку. Я ушла, совершенно потрясенная всем виденным».

В. Е. Мельниченко [2]. С. 359360

Неглинная ул[ица], д[ом] 9, кв[артира] 6.

Дор[огой] друг!

П о с л е понижения н е о б х о д и м о выждать неск[олько] дней.

Иначе — воспаление легких.

Уверяю Вас.

Испанка теперь свирепая.

Только испанка у Вас была?

А б р о н х и т?

Не надо ли еще книжечек?

Пишите, присылают ли продукты для Константинович?

Напишите поподробнее.

Не выходите раньше времени!

Ленин — И. Ф. Арманд. Не позднее 16 февраля 1920 г.

Неизвестные документы. С. 328

Дорогой друг!

Итак, доктор говорит, воспаление легких.

Надо а р х и осторожной быть.

Непременно заставьте дочерей звонить мне (124) ежедневно.

Напишите о т к р о в е н н о, чего не хватает?

Есть ли дрова? Кто топит?

Е с т ь л и п и щ а?

К т о г о т о в и т?

Компрессы кто ставит?

Вы уклоняетесь от ответов — это не хорошо. Ответьте хоть здесь же, на этом листке, по всем пунктам.

Выздоравливайте!

Ваш Ленин.

Починен ли телефон?

Ленин — И. Ф. Арманд. Не позднее 16 февраля 1920 г.

Неизвестные документы. С. 328329

Последствия Инессиной болезни были столь долговременными, что Серафима Гопнер, встретившая подругу через несколько месяцев — летом 1920 года, вздрогнула, увидев, как осунулась и похудела Инесса. Уловив этот взгляд, Инесса сказала: «Да вот после зимы никак в себя не приду... Болела».

В. Е. Мельниченко [2]. С. 360

После проведения Международной конференции коммунисток, прошедшей в рамках II Конгресса Коминтерна, Инесса, по свидетельству Крупской, «еле держалась на ногах». Ведь работать приходилось по 1416 часов в день. Ильич был очень озабочен состоянием здоровья своей партийной подруги и в середине августа 1920 года написал ей письмо с предложением отправиться отдохнуть в какой-нибудь санаторий: «Дорогой друг! Грустно очень было узнать, что Вы переустали и недовольны работой и окружающими (или коллегами по работе). Не могу ли я помочь Вам, устроив в санатории? С великим удовольствием помогу всячески. Если едете во Францию, готов, конечно, тоже помочь; побаиваюсь и даже боюсь только, очень боюсь, что Вы там влетите... Арестуют и не выпустят долго... Надо бы поосторожнее. Не лучше ли в Норвегию (там по-английски многие знают) или в Голландию? Или в Германию в качестве француженки, русской (или канадской?) подданной? Лучше бы не во Францию, а то Вас там надолго засадят и даже едва ли обменяют на кого-либо. Лучше не во Францию… Если не нравится в санаторию, не поехать ли на юг? К Серго на Кавказ? Серго устроит отдых, солнце, хорошую работу, наверное, устроит. Он там власть. Подумайте об этом». На свою беду Инесса послушалась совета Ленина и решила вместе с младшим сыном Андреем отдохнуть на Кавказе.

Б. В. Соколов. С. 262263

Серго! Инесса Арманд выезжает сегодня. Прошу Вас не забыть Вашего обещания. Надо, чтобы Вы протелеграфировали в Кисловодск, дали распоряжение устроить ее и ее сына как следует и проследили исполнение. Без проверки исполнения ни черта не сделают.

Ответьте мне, пожалуйста, письмом, а если можно, то и телеграммой: «письмо получил, все сделаю, проверку поставлю правильно".

Ленин — С. Орджоникидзе. 18 августа 1920 г.

Неизвестные документы. С. 329

Кроме того, Ленин снабдил Арманд специальной бумагой в Управление курортами и санаториями Кавказа:

«17. VIII. 1920 г.

Прошу всячески помочь наилучшему устройству и лечению подательницы, тов. Инессы Федоровны Арманд, с больным сыном.

Прошу оказать этим лично мне известным партийным товарищам полное доверие и всяческое содействие.

Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)».

В. Е. Мельниченко [2]. С. 375

П. С. Виноградская описала свою встречу с Арманд накануне ее отъезда из Кисловодска: «В последний вечер мне довелось услышать игру Инессы на рояле. Мы очень долго ее упрашивали. Она упорно не соглашалась. Наконец, она села за рояль и стала играть нам Шопена, Листа и других классиков. Полились дивные звуки, и все мы сидели зачарованные... Инесса, сначала несколько смущенная, в дальнейшем сама увлеклась игрой и играла нам до поздней ночи. Я тогда только увидела, каким она была музыкальным человеком и какой огромной техникой она обладала. Никто из нас, даже знавшие ее близко в эти годы, не знал о том, что она играет так прекрасно. Ни ей, ни другим за эти годы было не до музыки...»

Б. В. Соколов. С. 279

Диву даешься, как мог Ильич отправить Инессу, тем более с маленьким сыном Андреем, в такую долгую и по тем временам опасную поездку. Достаточно сказать, что в середине августа 1920 года на Кубани был высажен крупный врангелевский десант генерала Улагая с целью отрезать от Советской республики один из самых хлебородных районов страны.

В. Е. Мельниченко [2]. С. 373

Усиленная работа по организации и проведению международной женской конференции, соединенная с плохим питанием, окончательно надорвали силы тов. Инессы. Но только после усиленных просьб ее друзей она решается покинуть Москву. Она уезжает на Северный Кавказ. Но главным образом не ради себя, а для лечения своего больного сына Андрюши. Там я видела ее в последний раз. Инесса приехала такая усталая и разбитая, такая исхудавшая...

Л. Сталь. Цит. по: Соколов Б. В. С. 279

...В моей жизни любовь занимает и сейчас большое место, заставляет меня тяжело страдать, занимает значительно мои мысли.

И. Ф. Арманд. Дневник 1920 года // Свободная мысль. М. 1992. №3

На Кавказ она прибыла настолько утомленной, истощенной и нервной, что ей тяжело было видеть людей. Она избегала встреч, ее раздражал говор, смех; она все больше старалась уходить далеко в горы. Как сейчас, помню ее высокую, стройную фигуру в черной пелерине, белой шляпе, с книжкой в руках, медленно поднимающуюся в горы, все выше и выше.

П. С. Виноградская. Цит. по: Соколов Б. В. С. 282

Ее утомляли люди, утомляли разговоры. Она старалась уединяться и по целым вечерам оставалась в своей темной комнате, так как там не было даже лампы. Постепенно хорошее питание в санатории, горный воздух и живительное солнце юга делают свое дело, и перед своим отъездом я вижу тов. Инессу на фоне голубого неба, в горах, снова воскресшей к жизни и борьбе.

Л. Сталь. Цит. по: Соколов Б. В. С. 279

1/IX 1920 года. Теперь есть время, я ежедневно буду писать, хотя голова тяжелая, и мне все кажется, что я здесь превратилась в какой-то желудок, который без конца просит есть. Да и ни о чем здесь не слышишь и не знаешь. К тому же какое-то дикое стремление к одиночеству. Меня утомляет, даже когда около меня другие говорят, не говоря уже о том, что самой мне положительно трудно говорить. Пройдет ли когда-нибудь это ощущение внутренней смерти? Я дошла до того, что мне кажется странным, что другие так легко смеются и что им, по-видимому, доставляет наслаждение говорить. Я теперь почти никогда не смеюсь и улыбаюсь не потому, что внутреннее радостное чувство меня к этому побуждает, а потому, что надо иногда улыбаться. Меня также поражает мое теперешнее равнодушие к природе. Ведь раньше она меня так сильно потрясала. И как я мало теперь стала любить людей. Раньше я, бывало, к каждому человеку подходила с теплым чувством. Теперь я ко всем равнодушна. А главное — почти со всеми скучаю. Горячее чувство осталось только к детям и к В. И. Во всех других отношениях сердце как будто бы вымерло. Как будто бы, отдав все свои силы, всю свою страсть В. И. и делу работы, в нем истощились все источники любви, сочувствия к людям, которым оно раньше было так богато! У меня больше нет, за исключением В. И. и детей моих, каких-либо личных отношений с людьми, а только деловые. И люди чувствуют эту мертвенность во мне, и они отплачивают той же монетой равнодушия или даже антипатии (а вот раньше меня любили). А сейчас иссякает и горячее отношение к делу. Я человек, сердце которого постепенно умирает... Невольно вспоминается воскресший из мертвых Лазарь. Этот Лазарь познал смерть, и на нем остался отпечаток смерти, который страшит и отталкивает от него всех людей. И я тоже живой труп, и это ужасно! В особенности теперь, когда жизнь так и клокочет вокруг.

И. Ф. Арманд. Дневник 1920 года // Свободная мысль. М. 1992. №3

Арманд вела этот дневник в сентябре 1920 года — месяце смерти — в Кисловодском санатории…

В. Е. Мельниченко [2]. С. 192

К сожалению, обстановка на Кавказе была далеко не такова, чтобы можно было там уединиться и отдохнуть. Я уж не говорю о том, что санатории были тогда еще совершенно не устроены. Инесса, например, имея путевку на руках, не могла добиться комнаты в санатории, так как не было мест. Когда же ей товарищи отыскали комнату на стороне, то оказалось, что там не на чем было спать. Местная власть, которую семья Лениных, обеспокоенная состоянием Инессы, просила о ней позаботиться, запросила Инессу, в чем она нуждается. Но Инесса, всегда скромная и не требовательная, не осмелилась просить большего, чем... подушку.

П. С. Виноградская. Цит. по: Соколов Б. В. С. 282

Вот что запомнилось, например, большевику Г. Н. Котову, знавшему Инессу еще по Парижу и вновь встретившемуся с ней в Кисловодском санатории: «Доведя себя до крайней степени усталости и истощения, тов. Инесса, наконец, приехала на Кавказ, дабы отдохнуть и поправиться для дальнейшей работы. На Кавказе я встретился с ней не на работе, а по тому же несчастью, что и она, т. е. по болезни. Как старые знакомые и как друг к другу хорошо относящиеся товарищи, мы постарались устроиться в одной из кисловодских так называемых санаторий, поближе друг к другу.

Зная т. Инессу как компанейского товарища и как веселого во всякие минуты при встрече с товарищами, на этот раз я увидел что-то неладное, что-то не так. Конечно, перемена мне стала понятной очень скоро. Оставаясь все такой же, она просто изнемогала от усталости, от переутомления. Ей необходимо было оставаться одной в тишине, и она это делала. Она уходила в горы и в лес одна. Я много раз пытался привлечь ее к игре в крокет и звал посидеть в той компании, какая там была, но в ответ получал: «Потом, еще успеем, а пока я пойду отдыхать на солнце». Если бы не ее младший сын Андрюша... который был веселым моим компаньоном, и если бы не нужно было по звонку обедать и пр., то она, кажется, и не возвращалась бы к шуму людскому.

Так было недели две. Это был какой-то запой одиночества. Потом тов. Инесса постепенно стала приходить в себя. Вместе с поправкой чисто физической, она стала отходить и духовно. Было очень заметно, что дело идет на поправку. И сама она говорила, что чувствует улучшение, в весе тоже прибавляется.

Все это время пребывания в Кисловодске условия политические были достаточно неприятны для отдыха. Помимо всевозможных белогвардейских выступлений сравнительно вдали от Кисловодска, были часты угрозы и непосредственно Кисловодску. В связи с этим были нередки ночные тревоги.

Люди нервные, издерганные, не умевшие владеть собой, а также трусы и шкурники, как беспартийные, так и партийные, не могли лечиться и отдыхать; они или просто даром проводили время, или удирали. Не из числа таких была т. Инесса. Все эти предупредительные тревоги ее мало задевали. Она на них или совсем не реагировала, или реагировала очень мало, не портя себе настроение. В данном случае т. Инесса была только сама собой, была тем коммунистом, который закален в боях, с выдержкой, с силой воли и, главное, не трус и не шкурник. В то время, когда вокруг Кисловодска завязались настоящие бои, когда целыми днями слышно было трахтание артиллерии, когда Кисловодск могли отрезать белогвардейцы, в это время началась паника: многие удирали почем зря. И на сей раз т. Инесса была одной из немногих. Ни паника, ни просто потеря равновесия ее не охватили…

Б. В. Соколов. С. 274276

Инесса обожала своих детей настолько, что теряла иногда по отношению к ним чувство беспристрастности... С улыбкой и сейчас вспоминаю, как во время моих споров с ее младшим сыном, Андреем, возникавших при игре в крокет (на Кавказе во время отдыха) «из-за злостного нарушения крокетных правил», — Инесса всегда принимала сторону сына, хотя бы все окружающие свидетели удостоверяли его неправоту...

П. С. Виноградская. Цит. по: Соколов Б. В. С. 282

3 сентября 1920 года. Вчера не писала, ходила гулять, а затем не могла писать, потому что нет лампочки в нашей комнате. Здесь, в Кисловодске, мало еще что налажено. Власть взята недавно — и потому все характерные черты такой начальной стадии власти. Мне теперешний Кисловодск очень напоминает 1918 год в Москве. Такая же неналаженность, такая же непрочность еще власти, связанные с покушениями, беспорядками и пр. Только здесь положение труднее, потому что нет пролетариата, который в Москве и Московской губернии являлся всегда в самые трудные минуты надежной опорой. Здесь пролетариата мало, а в станицах работа проведена еще небольшая, признаться сказать, не представляю себе, как здесь вести работу.

В станицах много крупных хозяев — богатых крестьян. В горах, по слухам, еще ходят банды белых. На днях убиты были двое ответственных работников. Некоторые больные в связи с этим очень волнуются — боятся нападения. Немного боюсь только за Андрюшу — за моего дорогого сынка. Я в этом отношении слабовата — совсем не похожа на римскую матрону, которая легко жертвует своими детьми в интересах республики. Я не могу. Я неимоверно боюсь за своих детей. Я не могу удерживать их от опасности — не имею права их удерживать. Но страдаю от этого и боюсь за них бесконечно. Я никогда не была трусихой за себя, но я большая трусиха, когда дело идет о моих детях и в особенности об Андрюше. Я не могу даже подумать о том, что придется пережить, если ему придется когда-нибудь пойти на фронт, а боюсь, что ему придется. Ведь войне еще долго продолжаться. Когда-то восстанут наши заграничные товарищи.

Да, мы еще далеки от того времени, когда интересы личности и интересы общества будут вполне совпадать. Сейчас жизнь наша — сплошные жертвы. Нет личной жизни потому, что все время и силы отдаются общему делу. Или, может быть, это я не умею, другие, может быть, и выкраивают себе все-таки хоть небольшой уголок счастья? Странные сейчас отношения между людьми. Вот сейчас наблюдаю сцену, правда, не из настоящей жизни, а из жизни курорта. Прежних старых отношений нет — то, что раньше называлось знакомство. Вообще в жизни люди больше не ходят друг к другу в гости. Отношения больше деловые. Здесь в курорте, в особенности в дождливые вечера, друг к другу ходят «просто так». И все-таки это не совсем то, что было раньше, хотя обывательского в публике, безусловно, еще много.

И. Ф. Арманд. Дневник 1920 года // Свободная мысль, М. 1992. №3

Тов. Инесса в это время физически была сильно истощена и нервно крайне расстроена. Общая обстановка того времени в Кисловодске для отдыха была чрезвычайно неблагоприятна. К тому же высадившийся десант белого партизана полковника Назарова создал в этом районе весьма тяжелое положение. Все было мобилизовано на случай необходимости отражения бандитского нападения отрядов Назарова. Коммунисты и надежные беспартийные, приехавшие на отдых и лечение, были поставлены под ружье и несли ночное сторожевое охранение. Вскоре по распоряжению из центра группу ответственных работников направили для лечения и отдыха во Владикавказ. Тов. Инесса очень не хотела уезжать из Кисловодска и, только уступая настойчивости товарищей, приехавших за нами, согласилась поехать во Владикавказ. Наш вагон был прицеплен к воинскому поезду, шедшему во Владикавказ.

И. С. Ружейников. Цит. по: Соколов Б. В. С. 284

Инесса упорно отказывалась, заявляя: «Если существует опасность, то пусть увезут сначала всех женщин и детей, а я уеду последняя». Но член Терского областного комитета РКП ответил, что в случае отказа ехать добровольно с товарищами в специально назначенном вагоне, будет применена военная сила. И против своей воли тов. Инесса оставила Кисловодск.

Л. Сталь. Цит. по: Б. В. Соколов. С. 280

Мне кажется, что я хожу среди людей, стараясь скрыть от них свою тайну — что я мертвец среди людей, что я живой труп. Как хороший актер, в который раз повторявший сцену, которая уже перестала его волновать или вдохновлять, я повторяю по памяти соответствующие жесты, улыбку, выражение лица, даже слова, которыми я пользовалась раньше, когда действительно испытывала чувства, которые они выражают. Но сердце мое остается мертво, душа молчит, и мне не удается вполне укрыть от людей свою печальную тайну. От меня все же веет каким-то холодком, и люди это чувствуют и сторонятся меня. Я понимаю, что явление это коренится в физиологических причинах — переутомление нервов? неврастения? Что-нибудь в этом роде. Но едва ли это излечимо. Я теперь уже больше не устала, мне надоело уже бездействие, но внутренняя мертвенность осталась. И так как я не могу больше давать тепла, так как я это тепло уже больше не излучаю, то я не могу больше никому дать счастья...

И. Ф. Арманд. Дневник 1920 года // Свободная мысль. М., 1992. №3

Для того чтобы попасть в Нальчик, ей пришлось проехать через Владикавказ и ту часть Владикавказской железной дороги, где было наибольшее скопление беженцев из Грузии. Это были революционные крестьяне, спасавшиеся в пределы Советской России от прелестей меньшевистского «демократического» террора (на самом деле здесь речь идет об участниках неудачного восстания, организованного грузинскими коммунистами при советской поддержке. — Б. С.). Среди них свирепствовала холера. И тов. Инессе не пришлось уже закончить своего лечения в живописном Нальчике.

Л. Сталь. Цит. по: Соколов Б. В. С. 280

10 сентября. Вчера читала отчет о съезде народов Востока и очень волновалась. Это важнейшее событие — этот съезд, точно так же как съезд III Интернационала, — удивительно спаяло движение рабочих различных стран, спаяло не революцией, а действительно в действии, точно так же, я думаю, и съезду народов Востока удастся спаять в действии выступления этих народов. Интересно только, насколько удастся постановления съезда действительно сделать достоянием широких масс восточных народов. Мне как-то не верится, чтобы это было возможно. Ведь там еще все так дико, так темно...

И. Ф. Арманд. Дневник 1920 года // Свободная мысль. М., 1992. №3

По приезде в г. Нальчик тов. Инесса первый день себя чувствовала нормально. Ходили по городу и ездили осматривать дачу, где намерены были поселиться для отдыха, а вечером были на партийном собрании местной организации. Вечером, часов в 9-10, возвращались в свой вагон на вокзал пешком, делясь впечатлениями о постановке партийной работы в г. Нальчике и говоря о положении дел на врангелевском фронте. Тут же тов. Инесса затронула вопрос о вышедшей тогда брошюре Владимира Ильича «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», говорила долго и восторженно.

И. С. Ружейников. Цит. по: Соколов Б. В. С. 285

Перечитала только что «St. Mars» (роман французского писателя-романтика Альфреда Виктора де Виньи «Сен-Мар». — Б. С.) — поражает меня, как мы далеко ушли благодаря революции от прежних романтических представлений о значении любви в человеческой жизни. Для романтиков любовь занимает первое место в жизни человека, она выше всего. И еще недавно я была гораздо ближе к такому представлению, чем сейчас. Правда, для меня любовь никогда не была единственным. Наряду с любовью было общественное дело. И в моей жизни, и в прошлом было немало случаев, когда ради дела я жертвовала своим счастьем и своей любовью. Но все же раньше казалось, что по своему значению любовь имеет такое же место, как и общественное дело. Сейчас это уже не так. Значение любви по сравнению с общественной жизнью становится совсем маленьким, не выдерживая никакого сравнения с общественным делом. Правда, в моей жизни любовь занимает и сейчас большое место, заставляет меня тяжело страдать, занимает значительно мои мысли. Но все же я ни минуты не перестаю сознавать, что, что как бы мне ни было больно, любовь, личные привязанности — ничто по сравнению с нуждами борьбы. Вот почему воззрения романтиков, которые раньше казались вполне приемлемыми, теперь уже кажутся...

И. Ф. Арманд. Дневник 1920 года // Свободная мысль. М., 1992. №3

На этих словах запись драматически обрывается. Арманд так и не успела ее закончить. Дела, связанные с угрозой нападения белых и спешной эвакуацией из Кисловодска, а потом болезнь отвлекли ее от дневника.

Б. В. Соколов. С. 272

При сомнительных обстоятельствах во время отдыха на Северном Кавказе 24 сентября 1920 года Инесса скоропалительно скончалась.

М. В. Фофанова. Цит. по: Арутюнов А. А. С. 541

После последней записи было еще последнее письмо к дочери Инессе, отправленное в середине сентября: «Дорогая моя Инуся, может быть, ты теперь уже вернулась из своей экспедиции и находишься в Москве. На всякий случай пишу тебе.

Мы уже 3 недели в Кисловодске и не могу сказать, чтобы до сих пор мы особенно поправились с Андреем. Он, правда, очень посвежел и загорел, но пока еще совсем не прибавил весу... Я сначала все спала и день и ночь. Теперь, наоборот, совсем плохо сплю. Принимаю солнечные ванны и душ, но солнце здесь не особенно горячее, не крымскому чета, да и погода неважная: частые бури, а вчера так совсем было холодно. Вообще не могу сказать, чтобы я была в большом восторге от Кисловодска...

Проскочили мы довольно удачно, хотя ехали последнюю часть пути с большими остановками, и после нас несколько дней поезда совсем не ходили. Слухов здесь масса — не оберешься, паники тоже. Впрочем, теперь это все успокоилось более или менее... Временами кажется: не остаться ли поработать на Кавказе? Как ты думаешь?»

Это письмо дочь прочла уже после смерти матери.

Б. В. Соколов. С. 272273

Она заболела еще в вагоне, рано на рассвете. Но по природной своей деликатности она не решилась разбудить товарищей, чтобы получить своевременную помощь. Через несколько дней Инессы не стало. Ослабевшее сердце не выдержало борьбы. Инесса сознавала, что она умирает. Последние слова ее были: «Тов. Ружейников, я чувствую, что я умираю. Оставьте меня: у вас есть семья, вы можете заразиться». Так с мыслью и с заботой о других ушла из жизни т. Инесса...

Л. Сталь. Цит. по: Соколов Б. В. С. 281

В течение 8 дней тело тов. Инессы стояло в мертвецкой и не издавало почти никакого зловония. Как будто это был не труп. Так истощена была тов. Инесса.

Г. Н. Котов. Цит. по: Соколов Б. В. С. 278

Вне всякой очереди. Москва. ЦеКа РКП, Совнарком, Ленину. Заболевшую холериной товарища Инессу Арманд спасти не удалось точка кончилась 24 сентября точка тело препроводим Москву Назаров.

Телеграмма от 24 сентября 1920 г.

Цит. по: Соколов Б. В. С. 289

Но похороны состоялись не скоро: чтобы доставить гроб с телом Инессы из Нальчика в Москву, потребовалось без малого две недели.

Е. Я. Драбкина. С. 28

В ночь на 11-е октября прибыл в Москву с Юга гроб с телом скончавшейся тов. Инессы. Для встречи гроба на Казанском вокзале собрались делегации от Центрального и Московского отделов работниц и райкомов Москвы, были также родные и друзья покойной, среди них тов. Ленин и Н. К. Крупская. С вокзала траурная процессия направилась к Дому Союзов и там, в Малом зале, убранном цветами и траурной материей, установлен был гроб, который утопал в цветах и многочисленных венках с надписями, среди которых особенно выделялись надписи: «Старому борцу за пролетарскую революцию и незабвенному другу от ЦК РКП» («старому борцу» было всего-то 46 лет! — Б. С.); «Стойкому борцу за освобождение рабочего, т. Инессе Арманд от МК РКП»; «Верному другу работниц и борцу за их освобождение» от Отдела ЦК РКП по работе среди женщин; венки от районов Москвы и т. д.

Весь день и всю ночь 11 октября у гроба находился почетный караул из представительниц Центрального и Московского отделов работниц и от районов. В 12 часов дня 12 октября к Дому Союзов постепенно прибывают представители всех районов города Москвы, Московского Совета, ЦК РКП и т. д. Оркестр красных курсантов играет траурные мелодии, и почетный караул курсантов выносит гроб, который устанавливается на катафалк, и похоронная процессия медленно направляется по Театральной площади и площади Революции, вдоль Кремлевской стены, на Красную площадь. У свежей могилы тов. Инессы собрались представители рабочих и работниц Москвы отдать последний привет покойной.

Из официального отчета о похоронах И. Ф. Арманд. Цит. по: Соколов Б. В. С. 295296

Уже почти рассвело, когда, дойдя до Почтамта, мы увидели двигавшуюся нам навстречу похоронную процессию. Черные худые лошади, запряженные цугом, с трудом тащили черный катафалк, на котором стоял очень большой и поэтому особенно страшный длинный свинцовый ящик, отсвечивающий тусклым блеском.

Стоя у обочины, мы пропустили мимо себя этих еле переставлявших ноги костлявых лошадей, этот катафалк, покрытый облезшей черной краской, и увидели шедшего за ним Владимира Ильича, а рядом с ним Надежду Константиновну, которая поддерживала его под руку. Было что-то невыразимо скорбное в его опущенных плечах и низко склоненной голове. Мы поняли, что в этом страшном свинцовом ящике находится гроб с телом Инессы.

Е. Я. Драбкина. С. 29

Анжелика Балабанова, в то время бывшая секретарем Третьего Интернационала, в своей книжке воспоминаний также оставила описание Ленина на похоронах Инессы. «Не только лицо Ленина, но и весь его облик выражал такую печаль, что никто не осмеливался даже кивнуть ему. Было ясно, что он хотел побыть наедине со своим горем. Он казался меньше ростом, лицо его было прикрыто кепкой, глаза, казалось, исчезли в болезненно сдерживаемых слезах. Всякий раз, как движение толпы напирало на нашу группу, он не оказывал никакого сопротивления толчкам, как будто был благодарен за то, что мог вплотную приблизиться ко гробу».

Л. Фишер. С. 124

Очевидцы рассказывали мне, что во время ее похорон Владимир Ильич терял сознание и его удерживали от падения.

М. В. Фофанова. Цит. по: Арутюнов А. А. С. 541

Марсель И. Боди служил в советском представительстве первым секретарем и почти ежедневно встречался с Коллонтай. Его статья в «Preuves» представляет собою воспоминания о Коллонтай. Она и Боди часто вместе гуляли в окрестностях Осло. Однажды речь между ними зашла о ранней смерти Ленина. «Он не мог пережить Инессу Арманд, — сказала Коллонтай. — Смерть Инессы ускорила его болезнь, ставшую роковой».

«Инессы?» — воскликнул Боди, никогда прежде не слыхавший этого имени.

«Да, — подтвердила Коллонтай, — в 1921 г., когда тело ее привезли с Кавказа, где она умерла от тифа, и мы шли за ее гробом, Ленина невозможно было узнать. Он шел с закрытыми глазами, и казалось — вот-вот упадет».

Л. Фишер. С. 123

Англичанка Клэр Шеридан, скульптор, лепила ленинский бюст как раз в те октябрьские дни. Вот что она запомнила: «В течение всего этого времени (сеанса, продолжавшегося с одиннадцати утра до четырех вечера. — Б. С.) Ленин не ел, не пил и не выкурил ни одной папиросы... Мои попытки завязать с Лениным разговор не встретили одобрения, и, сознавая, что своим присутствием я и так докучаю ему, я не посмела настаивать. Сидя на подоконнике и отдыхая, я не переставала твердить себе, что это происходит на самом деле, что я действительно нахожусь в кабинете Ленина и выполняю свою миссию... Я без конца повторяла про себя: «Ленин! Ленин!» — как будто никак не могла поверить, что окружающее меня — не сон.

Вот он сидит здесь, передо мной, спокойный, молчаливый, небольшого роста человек с огромным лбом. Ленин, гений величайшей революции в истории человечества, — если бы он только захотел поговорить со мной. Но... он ненавидел буржуазию, а я была ее представительницей. Он ненавидел Уинстона Черчилля, а я была его племянницей... Он разрешил мне работать у себя в кабинете, и я должна была выполнять то, зачем пришла, а не отнимать у него попусту время; ему не о чем было говорить со мной. Когда я, собравшись с духом, спросила, какие новости из Англии, он протянул мне несколько номеров «Дейли геральд».

Б. В. Соколов. С. 291

Дети Инессы Арманд обращаются ко мне с просьбой, которую я усердно поддерживаю:

1) Не можете ли вы распорядиться о посадке цветов на могиле Инессы Арманд?

2) То же — о небольшой плитке или камне?

Если можете, черкните мне, пожалуйста, через кого (через какие учреждения или заведения) это Вы сделали, чтобы дети могли туда дополнительно обратиться, проверить, дать надписи и т. п.

Если не можете, черкните тоже, пожалуйста:

может быть, можно приватно заказать? или, может быть, мне следует написать куда-либо, и не знаете ли, куда?»

Ленин — Л. Б. Каменеву. 24 апреля 1921 г.

Цит. по: Соколов Б. В. С. 299300

Инесса умерла 24 сентября 1920 г. в Нальчике, горном курорте в Кабардино-Балкарской области на Северном Кавказе, куда она поехала для поправки здоровья. Она похоронена в кремлевской стене, недалеко от Джона Рида и по соседству с могилами Жданова, Фрунзе, Свердлова, Дзержинского и Сталина. Инесса не была столь значительной фигурой, но Ленин, как видно, придавал ей очень большое значение.

Л. Фишер. С. 124

Не забывал Ильич и детей Инессы. Например, 11 июля 1921 года дал рекомендательное письмо к советскому послу в Персии Ф. А. Ротштейну: «Рекомендую Вам подателя Александра Александровича Арманд и его сестру Варвару Александровну. Я этих молодых людей знаю и сугубо о них забочусь. Чрезвычайно был бы Вам обязан, если бы Вы на них обратили внимание и помогли им всячески».

Б. В. Соколов. С. 300

Могила ее теперь в тени его мавзолея.

Л. Фишер. С. 124