Лента Мёбиуса

1 Четверг, 3 мая, 6:30 Сон первый: Винные бутылки

Картинка у него перед глазами дрожала, то вырастая, то уменьшаясь. От этого дико ломило виски. Стефан остановился на середине лестницы и резко обернулся, прежде чем сбежать на первый этаж. Он нашарил выключатель в гостиной и несколько раз нажал. Но свет не зажегся. Не было света, были только кровавые следы, которые его пальцы оставляли на штукатурке. Мгновение он рассматривал свои руки, залитые красной жизнью, красной смертью, а потом снова помчался вниз по лестнице. Карманный фонарик вспарывал темноту. Собственное дыхание обжигало. Было больно. Было страшно.

Все стремительно промелькнуло у него перед глазами. Прямо перед ним, между колоннами, на стене, парадный портрет злобной и язвительной баронессы де Рей. Слева прелестная вьетнамская фарфоровая статуэтка, которую он снес одним движением локтя. На плиточном полу вскрытые упаковочные коробки, груда чемоданов, раскрытый сапожный нож…

Он бросился к двери и одним махом пролетел восемь ступенек, ведущих в подвал. Редкие окна этой холодной части огромного дома находились как раз на уровне сада, как иллюминаторы каменного корабля, идущего ко дну. В ранний утренний час окна пропускали лишь призрачный свет. Потом луч фонарика отразился в зеркале. Стефан замер. Пальцы его потянулись к трем глубоким царапинам на лице и скользнули вверх, к заплывшему, слезящемуся левому глазу.

В глухой ярости он саданул кулаком по зеркалу. И его отражение в рыбацком непромокаемом костюме цвета хаки взорвалось, словно граната.

Он побежал дальше по коридору, вдоль идущих по стенам труб. Желтоватый луч фонарика выхватывал из темноты ряды мясницких крюков, свисавших с потолка. Справа громоздилась груда каких-то бесформенных волосатых предметов, брошенных на съедение времени.

Головы. Десятки отрубленных голов, десятки застывших в последнем крике лиц.

Стефан в тревоге посмотрел наверх. На первом этаже раздался шум, затопали легкие шаги, кто-то пробежал. Он обернулся, и от него с шипением быстро метнулась в сторону какая-то тень. Кот, его собственный кот не узнал хозяина.

Гонимый страхом, он помчался мимо полутемных комнат, возникавших то справа, то слева. В одной были собраны глазные яблоки, стояли банки с ногтями и прозрачные пакеты, туго набитые волосами. В другой были расклеены афиши фильмов: «Муха» Кроненберга, «Техасская резня бензопилой» Хупера, «Кошмар на улице Вязов» Уэса Крейвена.

Ну вот он и добрался. Вот она, предпоследняя комната. Перепрыгнув через провода, угольные брикеты и битые кирпичи, он бросился к винным бутылкам. И все остальное вокруг него исчезло: не было ни побега, ни смерти, ни крови. Сейчас самое важное – как стоят бутылки.

Стефан застыл перед стеллажом с алкоголем. Луч фонарика осветил первый ряд, и с особой тщательностью – то место, где находилось бордо урожая 1996 года. Во втором ряду стояли бутылки с бургундским урожая 1999 года.

Бордо сверху, бургундское снизу.

Не может быть.

Он вгляделся еще раз. Бордо сверху, бургундское снизу.

Тогда фонарик выпал у него из руки и снизу, с полу, осветил следы от уколов на правом предплечье. Один след был лиловым, почти черным. Видно, игла сломалась и застряла в теле.

В отчаянии он упал на колени, застонал, как загнанный зверь, и заплакал, уткнувшись лбом в землю, набрав пыли в нос и рот. А потом вдруг вскочил от внезапно охватившей его ярости.

Стефан шагнул к стопке угольных брикетов, на которой лежал кусочек мела, схватил его и принялся вслепую что-то писать на кирпичной стене. Какие-то слова, фразы, еще и еще.

– Когда? Когда же ты все это прочтешь?

Мел быстро раскрошился, и под конец Стефан, казалось, писал голыми пальцами.

Он не увидел, не услышал, как в этот момент у него за спиной возникла чья-то массивная фигура и направила на него пистолет.

Цикл повторился.