Леопард в изгнании

9 — ЖИЗНЬ НА МИССИСИПИ (Новый Орлеан, Октябрь 1807 года)

ЕСЛИ НЕ СЧИТАТЬ короткого перехода до реки Огайо, весь путь до Луизианы они проделали при помощи замечательного изобретения Роберта Фултона, причем так быстро, как и обещал Илья Костюшко. Тайным это плаванье можно было назвать только при наличии буйной фантазии, поскольку и Огайо, и Миссисипи были весьма оживленными реками даже в эти времена французского эмбарго, и «Короля Генриха» провожали оживленным свистом и донимали глупыми вопросами со всех встречных плоскодонок. К счастью, корабль был вооружен пушками, щетинившимися вдоль бортов, а его невероятная скорость позволила им уйти от нескольких банд речных пиратов.

Хотя все восемь членов экипажа были наняты «Белой Башней», сами они были уверены, что работают на некую непонятную организацию под названием «Королевское общество развития научных идей» или «Клуб путешественников». В любом случае они обращались с Уэссексом как с обычным человеком. В другой ситуации Уэссекс воспользовался бы такой беспечностью для побега, но сейчас он честно признавал правоту Костюшко. Сары в Балтиморе нет, а то немногое, что он знал, оставляло Уэссексу ровно столько же шансов найти ее в Балтиморе, сколько и в любом другом месте.

По крайней мере, пока его не принуждали к убийству герцога де Шарантона. Он не стал снова делиться с Костюшко своими сомнениями насчет политических убийств, но размышлял об этом очень много. Убийство человека — в особенности известного, хорошо охраняемого сатаниста вроде де Шарантона (которого, по мнению Костюшко, следовало бы давным-давно прирезать) — требовало тщательной подготовки и деликатного подхода, а не одной только королевской крови в жилах. В представлении Уэссекса выполнение подобного поручения не подразумевало торжественного прибытия на весьма заметном, невероятно уникальном и чрезвычайно шумном речном судне с паровым двигателем.

Слухи о странной речной диковине бежали впереди них, и когда они достигли верхней дельты, то уже успели привыкнуть к тому, что «Короля Генриха» провожают взглядами любопытные зрители. Местные жители толпились на прибрежных насыпях, дававших плантациям слабую защиту от постоянных разливов старушки Миссисипи. Вокруг возвышались поросшие мхом дубы, а за деревьями просматривалась заболоченная местность, обиталище призраков, где рептилии вырастали больше человека, а также таились другие, не столь естественные создания, готовые схватить зазевавшегося.

— Надеюсь, вы не думаете, что войдете в порт незаметно? — как-то раз спросил своего напарника Уэссекс. Вряд ли можно полагать, что де Шарантон, как и люди, живущие по берегам реки, уже не извещен о приближении парового судна и не поджидает его с интересом. Они были сейчас всего в нескольких днях пути от города.

— О, «Король Генрих» причалит к берегу и исчезнет прежде, чем мы достигнем города, — беззаботно промолвил Костюшко. — Капитан и команда разберут корабль на части за полдня.

— Если он раньше не взорвется, — напомнил ему Уэссекс. Паровой двигатель был штукой опасной. Котел мог взорваться в любую минуту с начала их путешествия.

— Ну да, исчезнет так или иначе, — с улыбкой согласился Костюшко. — От места нашей последней стоянки всего несколько часов ходу до одного дома на плантации, хозяин которой если и не пламенный сторонник Свободной Акадии, то уж точно не сторонник имперской Франции.

— А что это за чертовщина такая, — раздраженно поинтересовался Уэссекс, — Свободная Акадия?

— Давненько не заглядывал ты в инструкции, — пожурил его напарник. — Фронт освобождения Свободной Акадии — организация, которая призвана избавить Луизиану от имперского правления. Они хотят, чтобы ими управлял парламент с премьер-министром, но не король. Сыновья Солнца, с другой Стороны, мечтают о короле и не желают парламента, хотя и те и другие против Наполеона. Партия Свободных Креолов хочет вернуть Луизиану под власть Испании и выгнать и французов, и акадийцев, о чем и помыслить нелепо, поскольку Испания подписала договор с Наполеоном и ее трон теперь у него под задницей. Франко-Альбионский Альянс желает видеть Луизиану частью Нового Альбиона, сохранив ее автономию, и я уверяю тебя, что понятия не имею, как они будут управлять этим союзом льда и огня. Уэссекс поднял бровь, но ничего не сказал.

— Имеются и другие партии. Например, мсье Лафитт полагает, что управлять заливом должен именно он. Он хочет создать там этакое анархо-пиратское королевство. А мистер Бэрр думает, что они с мистером Джексоном поделят управление между собой. Его величество, конечно же, насчет последнего имеет противоположное мнение, но что до прочего, — Костюшко красноречиво пожал плечами, выражая полнейшее равнодушие, — я думаю, что если дойдет до революции, то наплевать, какая она будет.

— Лучше никакой революции, чем какая попало, — мрачно ответил Уэссекс — Революция — кровавая штука. За нее платят тысячами жизней.

— Ты хотел бы, чтобы залив контролировала Франция? — напрямик спросил Костюшко.

— Долго этот контроль не продержится, если де Шарантон будет продолжать в том же духе, даже если Англия ничего не будет предпринимать, — рассудительно проговорил Уэссекс. — Так что я не понимаю, почему нам надо вмешиваться.

— Потому, что французы — нация рабов, а англичане — нет, — ответил Костюшко. — И в конце концов подобная ситуация разрешится войной, если только никто этого не предотвратит. И если — как это не раз случалось в прошлом — де Шарантон призовет могучие потусторонние силы себе на помощь, вдруг он сможет удержать Луизиану в повиновении, невзирая на все обоснованные ожидания?

— Потому, — терпеливо сказал Уэссекс, — что де Шарантон на короткой ноге с самим дьяволом. Он объединит все партии Луизианы против себя, если этого уже не произошло.

— А если истинный король Франции у него в руках? — спокойно спросил Костюшко.

Уэссекс снова задумался — а, собственно, как много знает Костюшко о том деле, что привело его в Новый Свет, — об исчезновении Луи и Мириэль? Выяснить это возможности не было, и потому герцог отвернулся и стал молча смотреть на реку.

Весь день «Король Генрих» шел вдоль берега, подыскивая пригодный для прохода приток. Наконец такой обнаружился, и корабль двинулся по нему. Постоянное пыхтение его двигателя среди деревьев вдруг стало как будто громче. Почти сразу же они оказались в тенистой полутьме, и, посмотрев за корму, Уэссекс едва смог увидеть блестящую поверхность реки между деревьями.

На носу один из членов команды шестом промерял глубину протоки, выкрикивая что-то на своем речном жаргоне. Цапли неуклюже разлетались у них из-под носа, аллигаторы — родственники крокодилов Старого Света, — злобно разевая пасти, соскальзывали в воду у них за кормой. Воздух стал очень влажным и пах тиной и гнилью.

Наконец протока стала чересчур мелкой, чтобы продвигаться вперед. Механик снизил давление в котле. Двигатель остановился, и во внезапной тишине стало слышно, как сквозь заросли ломятся какие-то крупные животные, стараясь убраться подальше от шумного парохода.

«Король Генрих» засел в иле.

— И что теперь? — с сомнением в голосе спросил Уэссекс, глядя на окружавшее их болото. Если они не ошиблись, то, пройдя в любом направлении, через полмили наткнутся на одну из плантаций, что лежат вдоль реки. Но если они свернули не туда, то завязнут в этом болоте навсегда.

— Пойдем назад тем же путем, что и пришли, — легкомысленно решил Костюшко. — В этом суть всей жизни, друг мой.

Уже за полдень команда сняла с борта ялик и уложила туда груз обоих тайных агентов. Один из моряков отправился вместе с ними в качестве штурмана и проводника, а Уэссекс и Костюшко при помощи шестов вывели ялик на речное мелководье. Здесь даже в октябре стояла тропическая жара, и Уэссекс пожалел о своей залихватской треуголке с перьями a la militaire.[58] Его сюртук лежал поверх багажа, как и сюртук его напарника, поскольку покрой их слишком стеснял движения при физической работе.

Они старались не выходить на стремнину — теперь, на лодке без механического двигателя, Уэссекс понял, насколько опасной может быть река. Через несколько минут течение подхватило их и понесло вниз, к цели.

И вот перед ними возник грузовой причал, которых Уэссекс уже много видел по берегам реки, — строение, к которому могли причалить плоскодонки для погрузки. На краю причала сидел негритенок и болтал в воде ивовым прутиком. В годы юности Руперта было принято держать маленьких мальчиков в качестве пажей, одевать их в фантастические ливреи с тюрбанами и драгоценностями, чтобы они напоминали индийских раджей. В отличие от них, этот мальчуган был бос, а одет лишь в короткие рваные штаны с махрами на коленях.

Увидев прибывших, негритенок живо вскочил на ноги.

— Это вас надо отвести к хозяину? — заговорил он на местном диалекте с таким акцентом, что Уэссекс едва разобрал его слова.

Штурман бросил ему линь, и мальчик быстро закрепил его, пока Уэссекс и Костюшко гребли, чтобы удержать лодку на месте. Их багаж быстро перетащили на причал, и едва они успели ступить на доски, как штурман повел лодку назад, вверх по течению. Герцог сразу надел свой сюртук табачного цвета и шляпу. Костюшко, с непокрытой головой, дольше провозился со своим щегольским нарядом.[59]

— Я провожу вас в большой дом, — с важным видом заявил мальчик. — Хозяин Бароннер вас ждет. — И негритенок танцующей походкой пошел прочь, нетерпеливо поглядывая на гостей.

— И этот наряд, надо полагать, должен здесь сойти за хорошее прикрытие? — процедил сквозь зубы Уэссекс.

— Не имеет значения, что человек видит. Имеет значение то, что он думает, что видит, — философски отозвался Костюшко.

Мужчины выбрались по высоким ступеням на широкую тропу, над которой нависали плакучие ивы, и Уэссекс уже пожалел, что надел сюртук. За обрывом простиралась, уходя чуть вверх, идеально ухоженная изумрудная лужайка, а выше по пологому склону стоял большой трехэтажный дом, построенный в роскошном стиле колониальной аристократии. Архитектура напоминала карибский стиль открытыми галереями с узорчатыми решетками, что тянулись вдоль каждого этажа, чтобы уловить даже легкий ветерок. Кружевные решетки из белого металла на фоне голубой штукатурки придавали зданию барочный вид, а несколько выкрашенных в различные пастельные тона пристроек, типичных для южных плантаций, лишь усиливали эффект.

— Один только вид этого дома стоит путешествия, — с восторгом прошептал Уэссекс.

— Не думал, что ты такой мещанин, — отозвался напарник.

Их юный провожатый тем временем пустился бежать вперед, криками оповещая о прибытии гостей. Уэссекс и Костюшко неторопливо последовали за ним. Когда они подошли к веранде, навстречу им вышел человек — наверное, хозяин. Он был одет безупречно, в ярком креольском стиле прирожденного орлеанца, а гладкая смуглая кожа говорила об африканских предках. На мгновение Уэссекс даже застыл от удивления, затем вспомнил, что тот институт рабства, который практикуется в Луизиане, не только признает существование свободных цветных, но даже позволяет им самим держать рабов.

— Добро пожаловать в «Облака». Я Реттлер Бароннер, хозяин. Надеюсь, путешествие по реке было приятным? — Он говорил как настоящий парижанин, только чуть растягивал слова, что выдавало в нем уроженца Нового Света. Без видимой спешки Бароннер проводил гостей в дом, подальше от любопытных глаз прислуги.

«Облака» походили на пышный восточный дворец. Интерьер представлял собой странную смесь уступки тропическому климату и приверженности к требованиям европейской элегантности. Полы с паркетом из кипарисового дерева были покрыты яркими восточными коврами, а серванты заставлены серебром и сверкающим хрусталем.

Бароннер провел их в миленькую комнатку на втором этаже. Французские окна по обеим сторонам выходили на веранду. Вдали за деревьями виднелась река. Красивый столик в стиле шинуазри стоял в самом центре комнаты, весь покрытый позолотой и лаком, а в одном углу комнаты красовалась большая расписная ширма.

— Прошу вас, джентльмены, чувствуйте себя как дома. Ваши комнаты скоро будут готовы. Кстати, не желаете ли освежиться?

Не дожидаясь ответа, Бароннер сильно потянул за шнур звонка возле двери. Вскоре вошла молодая негритянка с серебряным подносом, на котором стояли вазочка со льдом, вазочка со свежей мятой, графинчик с виски и лежали несколько головок белого сахара. Служанка поставила поднос на стол и удалилась. Бароннер тщательно смешал ингредиенты и, разлив в серебряные чашечки, подал напиток гостям.

— Это называется джулеп. Местный напиток Говорят, лечит все — от люмбаго до желтой лихорадки, но я подумал, что раз вы с севера, то он несколько скрасит вам здешнюю жару.

Уэссекс осторожно пригубил гремучую смесь, но она оказалась на удивление приятной. Костюшко, как он понял, пришел к такому же заключению, только быстрее. Но поляк был знаменит своей склонностью к выпивке.

— У вас прекрасный дом, — как бы между прочим начал Уэссекс.

— Благодарю вас, — улыбнулся Бароннер, усаживаясь напротив гостей. — Я профессиональный игрок. Выиграл «Облака» в карты и решил оставить поместье себе — атмосфера в Новом Орлеане в эти дни стала определенно нездоровой, и все, кто может, уезжают в деревню или еще куда-нибудь.

— Что вы можете рассказать о де Шарантоне? — спросил Костюшко, наклоняясь вперед.

Бароннер поднял руки, не желая говорить на эту тему.

— Я человек мирный. Я не встаю ни на чью сторону и не лезу в дела других. Время от времени я принимаю гостей, которые считают это место удобным для встреч, чтобы никто их не заметил, но не больше.

Уэссекс промолчал. С той минуты, как хозяин принял их и не спросил имен, стало понятно, что он держит «Облака» как дом встреч… но тогда ради встречи с кем явился сюда Костюшко, если не с самим Бароннером?

— Понимаю, — беспечно откликнулся Костюшко. — Но что сейчас происходит в городе?

Бароннер пожал плечами. Лицо его внезапно сделалось усталым.

— Солдаты генерала Виктора патрулируют улицы, он постоянно муштрует городское ополчение и рекрутов. Корабли адмирала Бонапарта патрулируют залив и устье реки, гоняются за призраками и кораблями Лаффита. Но никто не может, быть одновременно повсюду. — Он, совсем как истинный француз, пожал плечами. — В городе очень… спокойно. Люди постоянно исчезают. Внезапно исчезают. — Бароннер замялся, готовый что-то добавить, но затем передумал. — Что ожидать от людей, которые немногим лучше янки и кэнтоков?

Он обаятельно улыбнулся.

— Кэнтоки? — спросил Уэссекс, никогда не слышавший этого слова.

— Речные дикари… по крайней мере, становятся таковыми, когда альбионские грузы проходят через порт. Они забирают у них плату на пристани, а затем пьют и гуляют по всему городу, пока не пропивают все. Но губернатор де Шарантон закрыл Болота — так называется район, где они гнездятся, — и сжег их хибары дотла.

Уэссекс посмотрел на своего напарника. Он слишком хорошо знал Костюшко, чтобы понять, что слова Бароннера не понравились бывшему гусару.

— Очевидно, спокойствие не продержится долго, — вежливо предположил Костюшко.

На миг им показалось, что Бароннер сейчас перекрестится. Но вместо того он встал.

— Джентльмены, должен с сожалением сообщить, что дела вынуждают меня покинуть вас на время. Пожалуйста, звоните, если вам что-то понадобится, мы здесь живем как цивилизованные люди — обед будет в половину девятого.

Он поклонился — коротко, как все жители континента, — и вышел из комнаты.

— «В Новом Орлеане очень спокойно», — насмешливо повторил по-английски Уэссекс. — В этом случае нам лучше отправиться домой.

— Точно, — кисло откликнулся Костюшко, глядя вдаль с неожиданно мрачным видом.

— Кстати, не хочу быть чересчур назойливым, но, милый мой друг, кем вы будете на этой неделе?

И кто я? Не думаю, чтобы здесь с распростертыми объятиями приняли герцога Уэссекского. Он англичанин — так я слышал, — добавил по-французски Уэссекс.

— Несомненно. Самый что ни на есть английский англичанин, — ответил Костюшко, столь же легко переходя на французский. — Имею честь представиться — граф Ежи Курагин, специальный атташе царя, нахожусь здесь по очень важному поручению.

— Россия еще не союзник Франции, что бы там ни говорил Талейран, но ведет себя крайне осторожно, и ее очень обхаживают, особенно после датского альянса, — подвел черту Уэссекс. — И, полагаю, я сейчас опять шевалье де Рейнар, не то чтобы республиканец, не то чтобы роялист, но уж никак не англичанин.

— Как и сама Луизиана, — добавил Костюшко. — И хотя в Париже уже давно знают, кто такой шевалье де Рейнар, здесь это не имеет значения. Неплохой выбор. Но сейчас я тебя тоже покину. Мне надо пройтись. Надеюсь, ты не сделаешь ничего такого, что могло бы повредить нашему хозяину?

— Ни в коем случае, — ответил Уэссекс и встал из-за стола, чтобы добавить себе в чашку виски. Он вспомнил процедуру приготовления джулепа и даже передернулся. Нет уж, пусть французы сами пьют свой жутко холодный напиток. — Я буду прямо-таки образцом добродетели.

Но как только Костюшко удалился — Уэссекс не сомневался, что тот отправился на секретную и давно подготовленную встречу, — герцог подошел к окну и осторожно выглянул наружу. Как он и ожидал, через несколько мгновений появился Костюшко, успевший прихватить с собой блестящий цилиндр и привычную трость, и зашагал по лужайке, даже не обернувшись, — этакий щеголеватый бездельник. Уэссекс подождал, пока поляк не исчезнет за деревьями, и посмотрел на часы.

Было начало шестого, и, несмотря на их милый разговор всего несколько минут назад, он не собирался даже бездействием потворствовать планам приятеля. Значит, надо уходить тотчас же, прежде чем Костюшко окончательно вовлечет его в свои махинации. На реке он уже сориентировался, так что до Нового Орлеана доберется без труда.

Но надо действовать быстро. Он приоткрыл дверь и прислушался. Все было тихо. Он медленно отворил дверь и вышел в коридор. Быстро осмотрел комнаты на этаже и отыскал свой багаж. Уэссекс даже рискнул немного задержаться, чтобы экипироваться так, как если бы он был здесь по официальному поручению.

Деньги в виде золотых наполеондоров отправились в пустые каблуки его сапог и в кошелек. Ножи и пистолеты он рассовал по привычным местам в сюртуке. Оглядев рапиру и трость со спрятанным внутри клинком, Уэссекс помедлил, затем все же взял рапиру как более тяжелое и чуть более надежное оружие. Документов у него не было, но вряд ли они понадобятся в таком огромном порту, как Новый Орлеан, и в любом случае их будет легко раздобыть.

Но что он будет делать, когда доберется до города, Уэссекс понятия не имел.

Выбраться тайком из чужого сельского дома ранним вечером — задача гораздо более трудная, чем может показаться. Но его светлость герцог Уэссекский так поднаторел в сем непростом деле, что добрался до лестницы беспрепятственно. К чести мсье Бароннера, он старался не замечать прихода и ухода своих гостей, так что Уэссекс не особенно опасался столкнуться с хозяином. Хотя Костюшко и пошел в совершенно другом направлении, Руперт не обольщался насчет его отсутствия, так что надо было поторапливаться.

Широкая длинная аллея вела от передней двери до чугунных ворот. Около мили будет, прикинул Уэссекс. За воротами он увидел дорогу, которая вскоре, но не прямо сейчас станет его целью. Он завернул за угол дома и пошел быстро, но не бегом.

Плантации Нового Света очень похожи на огромные поместья Света Старого — это как маленькие деревеньки: в центре особняк или замок, а вокруг разбросаны надворные строения. Уэссекс без спешки нашел нужную ему постройку, открыл дверь и вошел.

Не у всех плантаторов есть ледник. Но Бароннер подал им джулеп со льдом, так что не приходилось сомневаться — здесь ледник есть. Зимой лед собирают с мелких прудов и даже с реки и хранят, перемежая слоями мешковины и опилок, для дальнейшего использования. Уэссекс сел на полку, тянущуюся вдоль трех стен дома, и ощутил сквозь брюки холод, как если бы опустился на холодную мраморную плиту. После душной жары прохлада ледника была приятной, хотя лучше все же не оставаться тут надолго.

Необходимо было где-то спрятаться, чтобы не попасться на глаза сразу, — Костюшко не сможет признаться хозяину, что исчезновение Уэссекса не запланировано и что не все идет как надо. Такое признание, несомненно, заставит и без того несмелого Бароннера отказать ему в помощи. Уэссексу нужно было только выждать до полной темноты и под ее прикрытием выйти на дорогу. Он наймет или даже украдет лошадь на первой же попавшейся плантации.

И что потом?

В Новом Орлеане к его услугам будут все преимущества, которые только может дать большой город. Уэссекс постарается скрыть свое прибытие и отбытие от местного отделения «Белой Башни», если понадобится. Он сумеет отыскать Сару, Луи и даже Мириэль, если они здесь, и составить свой план в соответствии с обстановкой. А что касается де Шарантона, на время герцог собирался оставить его в покое — пока их пути не пересекутся. Де Шарантон — это проблема Франции. Пусть Франция ее и расхлебывает.

А вот Бонапартовы поручения насчет святых реликвий… ладно, представим даже, что таковые существуют (в чем Уэссекс сомневался), и если корсиканец сумеет ими овладеть, то кто скажет, что он не достоин лавров победителя?

Такая идея не приходила в голову Уэссексу пять лет назад, даже пару лет назад, но сейчас его все чаще и чаще посещала мысль, что ему следует выйти из Игры Теней. Похоже, у него появилось весьма неуместное и губительное для шпиона чувство этики. Уэссекс вдруг осознал, что будет рад оставить шахматную доску Европы другим игрокам и вернуться к обычной жизни.

Если только ему позволят.

Если только Сара жива.

Не в первый раз видение, терзавшее его с момента возвращения в Англию, становилось главной его мыслью. Сара может быть уже мертва. Шесть недель прошло с тех пор, как те, с кем Уэссекс разговаривал, последний раз видели ее в живых. Сети, в которые так легко угодил Луи, могли захлестнуть и ее.

Если так…

«Господи, не допусти! — неуклюже и отчаянно воззвал Уэссекс к Силе, к которой не обращался с тех пор, как его отец бесследно сгинул во Франции. — Господи, не допусти…»

Поскольку если так, то Уэссексу больше незачем стараться дожить до старости.

Илья Костюшко шагал, быстро, но без спешки, к баракам рабов. В Балтиморе ему сказали, чтобы он выкроил время для получения инструкций от представителя местного центра, который будет ждать его в «Облаках». Он сам его найдет, а если нет, то Илья должен в течение трех дней попытаться установить контакт, выходя в одно и то же время каждый вечер, после чего может дальше выбираться сам, как сумеет.

«Убить или вернуть в Лондон».

Приказ Парижского центра насчет его напарника был все еще в силе, как бы Илье ни хотелось послать все это подальше. Когда он доставил в Лондон Ратледжа, ему — поскольку Уэссекс сбежал — дали указания насчет де Шарантона, но он был отправлен оценить ситуацию в Луизиане, и никаких указаний насчет каких-либо действий ему дано не было. Лондон до сих пор хотел, чтобы курок спустил именно Уэссекс, поскольку у герцога был опыт в уничтожении колдунов, причем успешный. То, что Уэссекс мог отправиться в Новый Альбион по собственным делам, а не затаиться где-то в норе, или что Илья пренебрежет приказом и последует за герцогом, а потом похитит его, в голову Мисберну, вероятно, не приходило.

«Вероятно — не значит действительно», — напомнил себе Илья. Вполне возможно, что Уэссекс до сих пор исполняет тайный приказ, а поиск пропавшей герцогини — всего лишь прикрытие. В Игре Теней случались вещи и куда более странные, но Илья почему-то сомневался, что сейчас именно такой случай. Он давно знал Уэссекса, но того хладнокровного, невозмутимого и безразличного ко всему тайного агента больше не существовало. Этот человек исчез, как утренний иней под лучами солнца по имени Роксбери, и нынешний Уэссекс слишком горячо заботился о слишком многих вещах. Англичане, рассудительно убеждал себя Илья, не созданы для страсти, и теперь он опасался того, что может случиться с его другом из-за этого пагубного чувства.

Он надеялся уговорить Уэссекса вернуться в Игру, привезя его в Новый Орлеан. Если это не удастся, то он сумеет хотя бы уберечь его от других агентов «Белой Башни». Если бы не Уэссекс, сам Илья давным-давно уже был бы мертв, и ему не терпелось вернуть долг.

И все же, если бы они работали вдвоем, как в старые добрые времена, все было бы куда легче. Не то чтобы Илья не был полностью уверен в исчезновении Сары, хотя полубезумное состояние Уэссекса все же склоняло его поверить в это; но он совершенно не мог представить себе, что все же заставило ее уехать в Новый Свет — если, конечно, она действительно уехала. Вероятно, Уэссекс знал причину, но не доверял Илье.

Костюшко с сожалением покачал головой. Упрямее англичанина может быть лишь влюбленный англичанин, и, похоже, у Уэссекса налицо симптомы этой болезни.

Илья прошел через лужайку, мимо аккуратных построек, сквозь посадки молодых кипарисов и попал в совершенно иной мир.

Здесь в несколько рядов теснились низкие бараки из некрашеного дерева. Рядом с некоторыми были разбиты маленькие садики, перед другими — лишь выметенные пыльные луизианские дворики. В белесой пыли возились детишки, слишком маленькие для работы на плантациях. Они играли в какие-то замысловатые игры с палочками и камешками вместо игрушек. Работники, мужчины и женщины, в одинаковых бесформенных холщовых балахонах, медленно тянулись под жарким послеполуденным солнцем к общей кухне, где для них готовили ужин. Некоторые с любопытством смотрели на незнакомца, но большинство либо не поднимали глаз, либо отворачивались.

Это был барракон, поселок рабов, место обитания человеческой собственности, которая была разрешена недоброй славы Черным Кодексом[60] Луизианы.

Илье было трудно постичь смысл рабовладения и психологию рабов. Солдаты любой армии в мире кормились и одевались хуже рабов луизианских плантаций, но они все же были свободны. Слуги в любом богатом доме, даже крепостные его родины, пусть нищие и безжалостно эксплуатируемые, все же обладали хоть какой-то свободой, которой у этих людей не было. Это — он с трудом нашел сравнение — как суп без соли. Хотя очевидной разницы между такой свободой и несвободой не улавливалось, она все же существовала.

— Господин… это правда?

Илья остановился. Перед ним в дверях одного из бараков стояла женщина, которая прислуживала им в библиотеке Бароннера. Собственно, дверей в похожем на сарай сооружении не было, их заменял выцветший полотняный полог, который женщина отодвинула в сторону, готовая в любой момент снова отступить под защиту жалкого укрытия.

Илья шагнул к ней.

— Что — правда? — спросил он так же тихо, как и она.

— Вы приехали издалека, — вся фраза слилась в одно слово, словно женщина очень торопилась, — и мы слышали… англичане говорят, что у них теперь есть закон, по которому никто не может владеть людьми. Это правда?

Глаза ее казались огромными от страха и надежды. Она очень рисковала, всего лишь заговорив с ним. Если это ему не понравится, то ей конец. По закону ее жизнь не стоила ничего, кроме символической суммы денег. По закону он мог ее убить — но для него это было так же немыслимо, как убить просто так птицу или рыбу.

— Да, — тихо отозвался Илья. — Это правда. Ни один англичанин не имеет права владеть рабами, и любой раб, ступивший на английскую землю, становится свободным.

— Свободным… — прошелестела женщина.

— Это так называемый Освободительный Билль Уилберфорса. Он вступил в силу начиная с марта этого года и стал законом в Новом Альбионе и на Земле Принца Руперта. Если сумеешь добраться до севера — ты свободна, — сказал ей Илья.

— Меня убьют, если я сбегу, — прямо сказала женщина, и кровь внезапно отхлынула от ее лица. Она быстро опустила полог и скрылась в доме.

Он тряхнул головой, вдруг разозлившись на себя. Какое право он имел забивать этой девочке голову несбыточными мечтами? Добра он ей этим не принес. Илья отвернулся и пошел прочь.

Наконец он достиг края поселения рабов и теперь стоял на границе девственных зарослей. Даже в такое время года природа была роскошной, как сны курильщика опиума, — целый лабиринт деревьев, лиан со вкраплениями маленьких прудов с черной водой.

— Итак, англичанин, ты таки явился на рандеву? — послышался странно глухой голос, говоривший по-английски с жутким акцентом.

— Я не англичанин, — ответил Илья на том же языке и медленно повернулся к говорившему.

Перед ним стоял человек, одетый по моде орлеанских мелких дворянчиков, но лицо его скрывала маска из золоченой расписной кожи и цветных перьев, вроде тех, что носят на карнавале. Илья узнал ее — это была маска Мома, греческого божества насмешек и анархии,[61] ставшего покровителем разнузданного веселья, которым отмечали грядущее наступление Великого Поста. Маска искажала голос до неузнаваемости, но у Ильи вдруг возникло ощущение, что скрывающийся под личиной человек знает его, поскольку тот отступил назад и поднял руку, словно защищаясь от удара.

— Нет, — сказал он. — Вы не англичанин, это правда. Но мне сказали, что придет англичанин.

— Планы изменились. Вы — Мом?

— Если вы Янус, то я — лунный старец. — Это был пароль, о котором ему сказали еще в Лондоне.

— Луна насылает безумие, — дал он условленный отзыв.

— Мы живем в безумном мире, n'est-ce pas?[62] Пароль, отзыв и подтверждение. Можно было продолжать.

— Что вы должны мне сказать? — спросил Илья. Он знал, что Мом — один из хорошо замаскированных местных агентов, который передавал лорду Кью информацию о де Шарантоне в течение многих месяцев. Илья надеялся, что сейчас он сообщит ему новости о местной ситуации.

— Новости неприятные, cher. Губернатор Шарантон — сущий дьявол. Он поклоняется черным силам в подземелье под собором Людовика Святого. Он хочет стать королем в Новом Свете и обрести власть короля миропомазанного, как древние короли Старого Света.

Миропомазанник? Власть короля земли, исходящая из священного брака с ней? Такой брак заключал Генрих, такой брак заключит в свой черед принц Джейми. Отец Ильи давал обеты земле, поскольку он был благородного происхождения. Это был доступ к силе, которую утратил Наполеон, казнив старого короля, поскольку Революция уничтожила всех, кто мог восстановить древний ритуал, а земля никогда не примет цареубийцу.

— Де Шарантон хочет стать королем? — переспросил Илья. — Этой страны? — Но какую связь это могло иметь с тем поручением, ради выполнения которого Талейран послал сюда герцога?

— Я знаю, я говорил ему, что это не поможет. Но он говорит, этот дьябль, что у него есть маг вуду, который будет говорить с духами земли, и что он устроит жертвоприношение, которое точно сработает.

— Когда должно состояться жертвоприношение?

— В День Всех Душ. Но у Жана есть миленькое убежище в Grand Terre, на Большой Земле. Шарантон хочет прикончить его. Он предложил ему сделку, что, мол, заплатит за Жана выкуп и отпустит его пиратов, но Жан сам хочет править Луизианой и думает, что лучше сам прирежет Шарантона, так что они сцепились как два аллигатора.

Замысловатая схема была изложена на таком заковыристом местном наречии, что у Ильи заболела голова от напряжения, с которым он пытался ее понять. Но одну вещь он уяснил четко. Де Шарантон хочет принести в жертву человека, чтобы получить власть над землей. И единственная жертва, которая могла ему или кому-либо еще в этом помочь, — Луи.

Исчезнувший дофин, ныне король в изгнании.

Внезапно все действия Уэссекса стали для Ильи абсолютно понятными. Во время последней миссии во Франции Уэссекс отпустил короля Луи. Дядя Луи, аббат де Конде повенчал юного короля с леди Мириэль, перед тем как они оба исчезли, явно направляясь в единственную часть мира, где будут в безопасности, — в Новый Свет. Шарантон каким-то образом выследил его. Он хотел получить пост губернатора Луизианы, чтобы основать себе твердыню, из которой мог бы начать действовать. Разговоры о святынях, коими он соблазнил Талейрана, скорее всего, лишь дымовая завеса для истинных намерений де Шарантона.

Но каким-то образом юные влюбленные сумели передать весточку герцогине Уэссекской. Герцогиня отправилась в Новый Свет, чтобы помочь им, а Уэссекс был непонятно где и потому он отправился следом за супругой. Понятно, почему он искал Сару в Балтиморе так отчаянно, если знал, что она вовлечена в дела де Шарантона!

— Это, — сказал Илья вслух, — очень плохо.

— Я должен идти, — ответил Мом, делая шаг назад.

— Стойте! — сказал Илья. — Вы должны мне рассказать…

Но тот уже исчез. Прямо на глазах у Ильи растворился в сумерках болот, словно сам был лишь порождением тумана.

Шарль Корде бежал по зыбкой почве к дороге, шедшей вдоль реки, туда, где его ждал с лошадью Реми Тибодо. Корде сжимал в руке маску Мома и без конца проклинал свое невезение.

Этот, будь он трижды неладен, англичанин послал на встречу с ним одного из тех двоих, кто знал Гамбита в лицо. А раз здесь бешеный гусар, значит и этот холодный как лед англичанин поблизости! Если они поймут, кто скрывался под маской, они усомнятся в его честности, а Гамбит никогда в своей жизни не бывал настолько искренним, как сейчас.

Де Шарантон и Лафитт — его любимую Луизиану раздирали на части сатана и морской дьявол. Каждый хочет править в ней, как король, и они разорвут la belle Louisianne[63] в клочья, а остальное пожрут английские псы, которые снова сгонят народ Гамбита с его земли. И в своей грызне они уничтожат единственного человека, который может править этой несчастной землей с согласия всего ее населения.

Он выбрался на дорогу. Тибодо стоял, держа лошадь, а в другой руке сжимая фонарь. Вокруг него вились, словно легкий дымок, мошки. Корде вздохнул: придется скакать всю ночь, чтобы вовремя быть при Шарантоне и никто не узнал про его ночную поездку. Кроме того, ему нужно было посетить еще одно мероприятие вне города, которое он не смел пропустить, — коронацию наследницы Саните Деде как преемницы la Reine de Vodoun.

— Все путем? — спросил Тибодо, помогая Корде сесть в седло.

Акадиец-убийца только хмыкнул.

— Не могло быть хуже, даже если бы мы очень постарались.

Если бы Костюшко знал, о чем думает Корде, он бы от всей души присоединился к нему. Илья стоял в дверях одной из комнат второго этажа «Облаков» и растерянно озирался. Он обыскал уже все комнаты на этом этаже, но предметы, пропавшие из багажа Уэссекса, красноречиво рассказывали о том, что произошло, так что Илье даже не надо было искать.

Проклятый невозмутимый англичанин сбежал.

«И как раз когда я получил информацию, которая окончательно сводила наши интересы воедино», — думал Илья, садясь на кровать. Шляпа сползла ему на нос, он сорвал ее и со злости запустил через всю комнату. Легче ему от этого не стало.

Уэссекс втихую сбежал. Сейчас он может находиться где угодно, и если начать орать и звать его, то Бароннер до смерти перепугается, что лишит Илью важной базы для операции.

Нет, пусть Уэссекс уходит, может, сумеет сберечь свою шкуру. А ему самому пока надо выяснить, где эта Большая Земля, найти какие-нибудь более или менее верные карты и потом попытаться туда проникнуть. Лучше всего, если это удастся сделать в течение двух следующих дней. Как только он сумеет спасти Луи — и тех, кто еще сидит в плену у Лаффита, — можно попытаться сорвать и остальные планы де Шарантона.

Если, конечно, он сумеет понять, почему де Шарантон собирается совершить обряд именно в День Всех Душ.

Но прежде чем приняться за дело, надо переодеться к обеду и придумать правдоподобное объяснение отсутствию Уэссекса. Тихонько ругаясь про себя по-французски — хороший язык для сильных выражений! — Илья стянул перчатки и начал развязывать галстук.

Ночь была в разгаре — полная соловьиных трелей, кваканья лягушек и совиного уханья. Уэссекс осторожно выбрался из своего укрытия. Вся усадьба светилась, окна, за которыми в изобилии горели свечи, отбрасывали на темную зелень лужайки светло-зеленые квадраты. Слуги либо были у себя в хижинах, либо прислуживали в доме. Его никто не увидит.

Уэссекс шел быстро и тихо, радуясь, что дорога гладкая и широкая — результат того же рабского труда, которому так обязана своей элегантностью Луизиана. Даже в потемках — поскольку луна убывала и через несколько дней ночи станут совсем темными — идти по ровной дороге было легко. На протяжении мили или около того от парадного входа в «Облака» дорога была посыпана белым песком, привезенным из невообразимой дали. Потом песок сменяла красная глина Луизианы, но путь явно был оживленным и куда лучшего качества, чем могла бы похвастаться Англия.

«Сохранится все это после того, как в Луизиане не станет рабов?» — подумал Уэссекс. Он не видел никаких признаков беспорядков, которые, по предсказаниям Мисберна, непременно должны были возникнуть после того, как распространятся известия о Билле об отмене рабства. Но возможно, он не там искал. Невозможно себе представить, что люди будут терпеть рабство, когда свобода так близка, и что местные плантаторы, которые смотрят на своих рабов как на имущество, будут спокойно стоять и смотреть, как те разбегаются.

Его раздумья резко оборвались, когда он увидел вдалеке впереди мерцание света. Уэссекс пошел на свет, стараясь не сбиться с дороги. В темноте расстояние как следует не оценишь, а он не хотел всю ночь гоняться за блуждающими огнями.

Но свет оказался более призрачным, чем показалось сначала, и герцог был готов вообще оставить поиски его источника, когда вдруг услышал грохот барабанов.

Звук приглушали деревья — именно потому он и не услышал его раньше и поначалу подумал, что у него слуховые галлюцинации, но, когда подошел поближе, звук стал отчетливее. Два или три барабана выстукивали сложный ритм. Пока он слушал, звук стал громче, словно бы его слух настроился на зов барабанов, и в диком ритме Уэссексу чудилась та же бешеная, кровожадная ярость, что двигала толпами в дни Террора.

Он не понимал, что это такое, но предпочитал посмотреть, а не оставлять у себя за спиной нераскрытую тайну. Добравшись до того места, откуда шел неверный свет, Руперт свернул с дороги.

Подойдя поближе, он увидел, что источник света был не один, — два больших костра горели на болоте. Они были разнесены на расстояние около сорока футов или около того, а между ними была плотно утоптанная, лишенная растительности земля. Впечатление было такое, будто тут часто танцевали. Между кострами плясали около шестидесяти человек — женщины в тюрбанах из белого полотна,[64] мужчины с повязанными на головах белыми шарфами. Одежда их была очень пестрой — от лохмотьев рабов до элегантных французских платьев печально известных содержанок, «женщин-змей» Нового Орлеана.[65] Уэссекс продолжал смотреть и вскоре понял, что те, кого он поначалу принимал за мулатов, на самом деле были креолами или французами.

Грохот исходил из лежавшего на боку огромного барабана. На нем сидел молодой негр и колотил двумя палочками по разрисованной овечьей коже. На каждой стороне огромного цилиндра сидели мужчина и женщина, колотя по деревянным ободьям барабана чем-то вроде большой берцовой кости крупного животного.

На дальнем конце поляны, прямо напротив затаившегося Уэссекса стоял длинный стол. На одном его конце сидел черный кот, на другом — белый. Между ними стоял маленький горшок, из которого торчало нечто вроде маленького дерева или кустика, пара калебас[66] и какая-то статуя в три фута высотой, наподобие статуй католических святых, но в ярких одеяниях, расшитых тайными знаками, — а лицо ее и руки были черны как уголь. На шее статуи висело замысловатое ожерелье из костей и зубов животных.

Уэссекс не сразу понял, что коты — просто чучела, а пока он рассматривал их, барабаны внезапно замолкли.

Воцарилась абсолютная тишина. Барабанщик пошел к столу, потянулся к кукле, и — тут Уэссекс не смог рассмотреть как следует, костры давали мало света — вокруг его руки вдруг обвилась змея. Когда он взмахнул змеей, из толпы вышла молодая женщина, креолка или мулатка — разглядеть не удалось, и начала танцевать с молодым человеком и змеей в полной и неестественной тишине.

Уэссекс вовсе не был уверен в значении того, что сейчас видел. Это зрелище не носило отметин сатанизма, как у Шарантона, поскольку здесь не оскверняли христианских символов. Это было родственно английскому ведьмовству — ничего удивительного, поскольку, хотя сама Луизиана была страной католической, Черный Кодекс запрещал учить рабов христианству, равно как запрещал им отправлять их собственные культы.

В любом случае, то, что сейчас происходило на поляне, ничего не говорило Уэссексу по той простой причине, что он не знал, какую пользу может из этого извлечь. Подождет, пока снова не забьют барабаны, а затем сбежит.

Но пока приходится ждать и смотреть.

Теперь мужчина передавал змею из рук в руки над головами поклонявшихся, а женщина кружилась сама по себе в странном чувственном танце. В одной руке у нее была калебаса с временного алтаря, и Уэссекс увидел, как в отсвете костра заблестели прозрачные капли, когда она кропила из калебасы себя и остальных. Ожидание давило почти ощутимо, и вдруг бешеные вопли предвкушения разорвали тишину.

Зря он остался. Лучше убраться подальше, пусть и рискуя быть замеченным, и не ждать, пока появится тот, кого они сюда призывают. Уэссекс с трудом отвел взгляд и оглянулся. Ночь была теперь куда более темной, и он зажмурился, пытаясь адаптироваться после яркого света. У него было чувство, что он слишком долго смотрел ритуал и подпал под его чары.

Когда он наконец двинулся прочь, за ним последовала некая тень.

Уэссекс остановился, ощутив опасность, а затем бросился к дороге, пытаясь опередить преследователя, кем бы тот ни был. За спиной у него с удвоенной силой застучали барабаны. Несколько мгновений герцог бежал через заросли, пока наконец не выбежал на место, откуда начал искать свой путь через болото. Тогда он решительно повернулся лицом к противнику.

Перед ним не было никого.

Поначалу Уэссекс подумал, что это всего лишь игра света и нервы. Но нет — наблюдатель был, хотя сейчас, похоже, сбежал. Или явился какой-то дух, охраняющий это место. Герцог помедлил немного, чтобы сориентироваться, а затем снова осторожно и быстро пошел к дороге.

Но несмотря на все свои старания, он так и не дошел до нее.