Лес великого страха

IV

[13]

Магнус обскоблил ногтями кончик пера и склонился над гроссбухом. Книга была огромна, как щит пехотинца; казалось удивительным, что она в раскрытом виде не занимает всю стойку. На оставшимся свободным месте спала горгулья, свернувшись клубочком. Расслабленные крылья зверя свисали до самого пола.

– «Вкус эльфов на шпикажках», – прочел Магнус.

Гоблин поднял голову и крикнул в направлении открытой двери кладовой:

– Проверь, сколько у нас осталось, Морана.

– Пять банок, – пробурчали оттуда.

– Ага… – удовлетворенно произнес Магнус и внес пометки в книгу. – «Порох с перчинкой» посмотри теперь.

Рецепт этой фирменной закуски хозяин таверны придумал сам, чем – вполне обоснованно – гордился.

– Нет, этого нет, надо в погреб лезть, – отвечала Морана. – Шэд все сожрал вчера. Под водку.

– Но по кассе… – начал гоблин.

В кладовой хихикнули:

– Он заплатил за две банки, а за три обещал натурой отдать.

Гоблин покачал головой:

– Ох, Морана, Морана… «Ветчина со сметаной и луком по-гномовски»?

– Шесть банок.

– Должно быть восемь, – заметил Магнус. – Или тебе кто-то за две тоже натурой расплатился? Андерет, может быть? Он ветчинку любит…

Серый эльф Андерет стоял во главе цеха парфюмеров Бьонгарда и как никто мог оценить изысканный аромат старинных вин, которых было полным-полно в подвалах таверны. С гоблином их связывала старинная дружба. Она возникла в тот страшный год, когда Разрушители заняли Трандуиловы Чертоги и потребовали выдачи всех серых эльфов, бежавших в Железный Лес от гнева мандреченских магов. Андерет попал в руки Разрушителей. Магнус пришел за ним и подтвердил, что эльф родился не в Фейре, а здесь, и никогда не бывал в Мандре.

А после войны, зайдя в лавку к Андерету, Магнус встретил там очаровательного суккуба, выбирающего духи. Гоблин сразу понял, кто перед ним. Теперь Магнус радовался стабильно увеличивающимся прибылям. Дед хозяина таверны был гномом, и помимо интеллекта, позволившего Магнусу покинуть диких сородичей, передал внуку и склад характера.

– Или Сташи? – предположил гоблин.

Узкие уши горгульи дрогнули. Зверь открыл один глаз и посмотрел на хозяина таверны.

– Доброе утро, Газдрубала, – сказал Магнус.

– Никто мне ничего не расплачивался, – сердито отвечала Морана. – Сташи вчера из номера не выходила. Плакала все о ком-то… Ты знаешь, я предложила ей остаться у нас. Куда ей идти? Полукровок никто не любит, ни люди, ни вампиры.

– Но кровь не сосать и прилично вести, – сказал гоблин строго.

– Она перерожденная, говорю тебе. Кровь ей и не нужна. Отработает за постой, а там видно будет.

– Ладно. Пересчитай еще раз, – напомнил Магнус. – Ветчины должно быть восемь банок.

– Раз… два… А да, восемь. Две под лавку закатились.

Дверь таверны распахнулась. Проем заполнило огромное кабанье рыло. Горгулья вздыбилась на стойке, взмахнула крыльями и зарычала. Магнус встал, вытягивая из ножен на поясе меч.

Кабан рухнул на пол. Стало видно покрытую засохшей кровью рану в его боку и крепкую, высокую женщину, которая и притащила его. Темная полоска над верхней губой сообщала о принадлежности гостьи к племени гномов; а если у кого-то еще оставались сомнения, их развеивал боевой топор, который Хэлл небрежно закинула на плечо.

Несколько лет назад жизнь гномицы текла спокойно и размеренно. Муж Хэлл держал лавку в Бьонгарде, торговал часами, механическими игрушками и украшениями. Весь свой товар он делал сам. Темный эльф по имени Эртас купил у гнома часы и попросил выгравировать на них защитное заклинание, в котором, как известно, используется имя защищаемого. Эльф двинулся по старой тропе из Бьонгарда к Гламранту. По пути он сверялся с часами, чтобы не попасть под горячую руку троллям и паукам. Но защитное заклинание не помогло – Эртас не добрался до Трандуиловых Чертогов, где его ждала родня. А еще через год ватага темных эльфов убила паука, напавшего на их деревню. Из желудка чудовища, помимо всего прочего, достали часы с выгравированным на них заклинанием. Гильдия часовщиков исследовала механизм и установила, что он обладал дефектом сборки, из-за чего часы убегали вперед на минуту каждый час. Родственники Эртаса пошли к друидам и потребовали правосудия. Некроманты вызвали дух покойного, и после этого стало окончательно ясно, что Эртас погиб из-за того, что часы его спешили.

Гнома казнили. Хэлл продала лавку и поехала домой, в подгорья Эммин-ну-Фуин. Но добралась только до поворота на Старый Тракт. Нравы гномов были суровыми, а Хэлл за годы жизни в Бьонгарде привыкла к свободе. Да и вряд ли ей удалось бы выйти замуж снова, мужчин ее возраста среди соплеменников было гораздо меньше, чем женщин. Хэлл подружилась с хозяйкой и осталась в таверне. Морана с радостью и удовольствием уступила ей честь готовить завтраки и ужины, а так же обеды. Суккуб была хорошим поваром, но сама редко употребляла человеческую пищу. Необходимость готовить то, что не ешь, порядком утомила Морану за последние несколько веков.

– Вот это по-гномовски, – одобрительно сказал Магнус. – Кто-то еще не похмелялся с утра, а кто-то уже зверя добыл.

– Ото ж, – сказала Хэлл, подходя к стойке. – Но и похмелиться не помешает.

Гоблин нацедил пива из бочки и подвинул Хэлл мигом запотевшую кружку. Гномица приложилась к пиву. Из кладовки появилась Морана. Увидев валявшуюся на полу тушу, суккуб брезгливо наморщила носик:

– Я не буду это есть.

– Да брось, Морнушка, – сказала Хэлл добродушно, стирая пену с усов. – Замариновать с лучком и уксусом, помидорчик там…

Магнус закрыл гроссбух и убрал его под стойку.

– У меня уже слюнки текут, – сказал гоблин. – Я пока разделаю. Пойдем, Газдрубала. Поможешь мне.

Магнус взял топор Хэлл, который гномица прислонила к стойке, и двинулся к выходу. Горгулья зашлепала вслед за хозяином, волоча по полу усеянный шипами хвост.

– Мариновать помогу, – сдержанно откликнулась Морана. – Но есть не буду. Я не ем то, что всю жизнь роется носом в грязи.

– Ох какие мы принципиальные, – хмыкнула Хэлл. – Вот мораль гномов: не парься, что ешь, главное, убежать не дай. И мы всегда сыты!

– При наличии крепкого желудка – вполне применимый алгоритм, – вежливо ответила суккуб.

Морана присела на корточки, чтобы внимательнее рассмотреть добычу.

– Я не понимаю, – пробормотала она озадаченно. – Это что, нога?

– Пятая, – ответил подошедший Магнус.

Морана хмыкнула:

– Пятиногого пса я знала когда-то… очень давно.

– Я помню, ты рассказывала, – кивнул гоблин.

– Но пятиногого кабана вижу впервые, – закончила Морана.

Суккуб помогла Магнусу и Газдрубале выволочь тушу во двор. К тому времени, когда Морана вернулась, Хэлл угрюмо созерцала потеки пены на дне кружки. Хозяйка налила гномице еще пива, насыпала на тарелку сухариков.

– А что стало с тем псом? – спросила Хэлл.

– Он спал в моих снегах… а потом наступил, – ответила суккуб.

Гномица отвела взгляд, чтобы не видеть холодного мерцания в глазах подруги.

– Я все время забываю, сколько тебе лет, Морана, – сказала Хэлл.

– Да знаешь, я – тоже, – непринужденно ответила суккуб. – Надо здесь проветрить, а то надымили ночью…

Гномица прикончила кружку одним большим глотком и поднялась. Подруги подошли к окну и стали снимать ставни.

– И что мужчины в тебе находят? – заметила Хэлл задумчиво. – Я не в обиду, я просто так, – добавила она поспешно. – Ведь ты же холодна, как… как…

– Как Железная Стужа, – согласилась Морана. – Видишь ли, есть время для холода и время для тепла. Есть время для тьмы и время для…

Ставень поддался их усилиям и поехал вниз. На пол таверны легли первые лучи взошедшего солнца – розовые и теплые.

– Света, – закончила Морана.

– Однако возникает ощущение, – кряхтя, отозвалась Хэлл. – Что когда наступать тем или иным временам, решаешь именно ты.

– Это – ложное ощущение, – рассеянно ответила суккуб. – Я могу только предвидеть, и это я умею хорошо. Правда, это еще никого не спасло…

Она задумчиво посмотрела в сторону двери, из-за которой доносились тяжелые удары топора и курлыканье Газдрубалы. Лицо Мораны исказилось.

– Пойду сделаю маринад, – сказала Хэлл и скрылась в кухне.

Захлопали дверцы шкафчиков с приправами. Затем, судя по острому теньканью и сдержанному проклятию, гном уронила нож.

– Помидорчики не забудь добавить, – заметила Морана.

Раздался страшный грохот. Аккомпанементом к нему послужили заковыристые ругательства. Суккуб обернулась и увидела на полу Андерета и Шэда. Гости вчера засиделись допоздна, и возвращаться в Бьонгард уже не рискнули. Ежи не появлялись в округе Бьонгарда уже месяца два. Но помимо партизан, в лесу хватало существ, которым кони с всадниками могли показаться лакомыми кусочками. Просто ужин с добавкой и доставкой на дом!

Закадычные друзья сидели у подножия лестницы, ведущей в номера. Видимо, спуск оказался стремительным, но и более болезненным, чем предполагалось. На верху лестницы стояла Сташи. Заметив Морану, она приветственно кивнула. Судя по ее усталому, но довольному личику, о ком бы она ни плакала вчера, либо Шэд, либо Андерет, либо оба они вместе смогли осушить слезы вампирки.

– Пива, хозяйка! – простонал Шэд. – Горю!

– Вижу, дыма много, – ответила Морана. – Сейчас потушим.

– А мне винца, – слабо добавил Андерет. – Беленького, сухого, «Слеза дракона» урожайного восемьдесят второго года, погреба Элиезертт…

– Конечно, конечно, – ослепительно улыбнулась Морана. – Желание клиента для нас закон… Кушать что будем?

Высоко в алом закатном небе кружились ласточки. Раскаленный край солнца еще был виден над домами. Но сумерки уже выходили из спутанных крон кипарисов, вытекали из-под изящных лавочек, стоящих на аллее вокруг клумбы, выныривали из темных вод Нудая и двигались на город – стряхивая с себя мягкие иголки, щепки, фантики, последние капли воды. Женщина в оранжевом кёртле, стоявшая на берегу небольшого пруда, переступила с ноги на ногу. Длинный подол сюрко попал ей под каблук.

– Блади раджери![14] – негромко выругалась она.

В зале, где заседал Верховный Трибунал, стояла такая духота, что у Энедики разболелась голова. Когда приговор был вынесен, эльфка выбралась в сад и с наслаждением нырнула в свежесть сумерек. Некоторое время она не могла думать ни о чем, бесцельно рассматривая свое отражение в зеленоватом зеркале пруда.

Женственность котта подчеркивали множество мелких лазуритовых застежек на длинных рукавах. Из-за своей формы этот фасон получил название «рукав – летучая мышь». Орнамент на подоле и низком вырезе составляло множество переплетенных между собой полосок оранжевой и голубой кожи. Из таких же полосок был сделан и пояс, длинный конец которого свободно свисал. Грудь голубого сюрко из тонкого сукна украшал меховой пластрон, щедро декорированный бусинами лазурита, бирюзы и оранжево-черного тигрового глаза. Короткие черные волосы эльфки прижимала серебряная сетка, отделанная синей эмалью. Мандреченка, пожертвовавшая эльфке свой костюм, была выше Энедики, да и сам фасон предполагал удлиненный подол. Нижний край сюрко был подбит двадцатью шестью беличьими хвостиками – тринадцатью голубыми, тринадцатью рыжими, разноцветные хвостики чередовались. Энедика, потея и злясь, часто наступала на них. Сюрко был одеждой знати, нарядом для торжественных церемоний, и предполагалось, что подол за красавицей носят пажи. Но эльфке пажа никто не выделил.

Утром, когда Искандер покинул спальню Крона, маг задумчиво посмотрел на Энедику – испуганная эльфка успела накрыться своей туникой из черного шелка.

– У нас в таком виде в суд не ходят, – покачал головой маг. – А уж тем более – на заседание Верховного Трибунала Мандры. Даже свидетели. Даже темные эльфы…

Он потянулся к столику, где лежало магическое блюдце, и катнул нефритовый шар. Крон связался с некой Фетиньей. Как поняла из разговора Энедика, Фетинья была княгиней Тринадцати Белок, то есть, как пояснил Крон с совершенно невозмутимым лицом, области под названием Нижняя Волынь. Такое прозвище было пожаловано князьям Нижней Волыни еще великим князем Мандры Владимиром Солнце за подвиги и ратную доблесть. Энедике было известно шутливое значение слова «белка » в мандречи – так люди называли белую горячку. Эльфке стало понятно, с кем же так доблестно сражался предок теперешних нижневолынских князей.

Княгиня Фетинья в этом году впервые вывезла ко двору трех своих дочерей – для ввода в свет и, разумеется, замужества. Кто из троих княжон пожертвовал костюм для эльфки, осталось неизвестным. Но, судя по качеству украшений и отделки, Нижняя Волынь уже вполне оправилась от последствий войны.

Энедика почувствовала, что на улице по-настоящему прохладно. Она двумя руками приподняла подол и направилась к круглой клумбе с желтыми и красными тюльпанами чуть поодаль. Там стояли лавочки, на которых можно было передохнуть. Эльфка вдруг почувствовала, что у нее дрожат ноги.

Устроившись на лавочке, она ощутила покой, умиротворение и… опустошение.

«Больше я ему не нужна», текли в голове эльфки отрешенные мысли. – «Я исчерпала свою полезность, и к тому же я теперь знаю столько, что…. Мне не выйти из дворца живой», спокойно и холодно, будто она думала не о свой судьбе, а финале шахматной партии, размышляла Энедика. Носком туфли она вывела на песке, которым была усыпана дорожка: «Конец ». Эльфка использовала слово SchluЯ, которым в языке аварии обозначалось не смерть, а конец игры, завершение партии.

В носу защекотало от подступающих слез, от жалости к себе. Эльфка тихонько заплакала. «Все», думала Энедика, размазывая слезы по щекам. Она запрокинула голову, чтобы слезы втекли обратно в глаза, и снова увидела ласточек – птицы, все так же бесшумно выписывая круги, спустились ниже. «Будет гроза», мелькнуло у Энедики. – «Но вряд ли я ее увижу».

Она перевела взгляд на клумбу.

«Я была черной пешкой, вышедшей в королевы и переломившей ход игры», подумала эльфка и фыркнула. Фраза прозвучала очень выспренно, но именно так и обстояли дела. Люди, из-за которых сгорел Приморский квартал, были наказаны, а обвинение в поджоге – снято с темных эльфов. Да, это был еще не мир, за который боролись авари. Но это был крохотный шажок эльфов и мандречен навстречу друг другу.

Алые и желтые тюльпаны колыхались под ветром. «А ведь это какая-то руна», подумала Энедика, разглядывая выписанную на клумбе алым по желтому фигуру. – «Какая-то руна мандречи. Интересно, что она означает?».

– Эта руна означает «справедливость », – произнес кто-то на тэлерине.

Эльфка повернула голову на голос.

Неожиданным собеседником Энедики оказался высокий эльф в черной куртке Чистильщика. На плече у него висела объемистая сумка, изящная, похожая на женскую. Эльф стоял у выхода из кипарисовой аллеи и с вежливым интересом смотрел на плачущую и смеющуюся женщину. Энедику не удивило, что отпрыск Старшей Расы оказался борцом за чистоту человеческой крови. Она успела навидаться в императорском дворце самых странных персонажей. «Дурдом на выезде», как характеризовал императорскую свиту сам Крон.

Энедика благодарно кивнула. Она не стала размышлять о том, произнесла ли она свой вопрос вслух или эльф прочел его в ее ауре. «А ведь еще месяц назад я думала, что этого слова – справедливость – в мандречи нет», мелькнуло у эльфки.

Но оно – было, и причем являлось совсем не абстрактным понятием.

«Пусть», думала Энедика, с облегчением и даже каким-то нетерпением.

Месяц, прошедший в поисках, промелькнул незаметно. Тогда у нее была цель, и ради нее эльфка терпела тесную каморку, куда ее поместил Крон, часы неподвижного ожидания, когда перед потайным глазком проходили десятки служащих Имперской Канцелярии, затхлый воздух… Но теперь все. Все. Умирать – так умирать. «Только бы он не тянул», нервничая, подумала Энедика. – «А то забегается с делами, забудет… Я же с ума сойду».

Тем временем эльф подошел к ней и представился:

– Фуинбрагол, капитан Чистильщиков.

Зрачки Энедики на миг расширились. Капитан, очевидно, подумал, что это реакция на место его службы. Эльфка тоже назвала свое имя – а не боевое прозвище, которое было слишком известно. Не хотелось пугать этого милого тэлери.

– Господин имперский маг просил меня отвести вас в безопасное место, госпожа Ниарумо, – произнес Фуинбрагол.

Энедика поежилась, поняв, что капитан с самого начала знал, кто перед ним, и ее вежливые экивоки были напрасны. Еще несколько секунд назад ей казалось, что она приняла неизбежность смерти. Но при словах Фуинбрагола о «безопасном месте» эльфка ощутила нестерпимое, животное желание жить. Выжить! Как угодно, только не…

– Самым безопасным местом, несомненно, является Подземный мир, как его называют мандречены, – мрачно сказала Энедика. – Там уже бояться нечего… А куда уходят души тэлери, Фуинбрагол?

– Мы становимся волнами в Заливе Вздыбленного Льда, – спокойно ответил эльф, ничем не показав, что понял намек. – Эльдар говорят, что их души после смерти достигают Валинора, но что-то не верится… А вы, авари?

– Отступникам нет места в Валиноре. Наши души вселяются в деревья, – отвечала Энедика.

– Раньше ваш народ был гораздо многочисленней, если судить по размерам Таур-э-Ндаэделос, – заметил Фуинбрагол.

Эльфка фыркнула, хотя юмор у Чистильщика был мрачноватый.

– Вот ваши вещи, – эльф похлопал по сумке.

Энедика прибыла в столицу Мандры в походных кожаных штанах и куртке. Но эльфка успела обзавестись личными вещами, хотя из потайной каморки за кабинетом Крона выходила всего пару раз. Имперский маг принес ей пару томиков стихов на тэлерине, да несколько дней назад подарил тунику и легкий плащ.

– Проверьте, все ли на месте, уважаемая Ниарумо, – закончил капитан Чистильщиков. – Если нет, скажите, чего не хватает, мы вам потом доставим.

– Я уже точно знаю, что вы забыли, – бодро сказала Энедика. – Мой лук, колчан и да! Конечно! Мою любимую диадему с пятью алмазами…

Фуинбрагол мягко улыбнулся и поставил сумку на скамью.

– По крайней мере вашу любимую браслетку мы положили, – произнес эльф.

Энедика хмыкнула и полезла в сумку. Браслетки среди ее вещей не было и быть не могло. Темные эльфы любили украшения меньше своих северных братьев. У Энедики было проколото только одно ухо, под серьгу с алмазом, которую носили все участники штурма Мир Минаса. Эта штурмовая серьга и десяток серебряных звезд с лацканов куртки составляли всю бижутерию партизанки на момент прибытия в Кулу. И строго говоря, бижутерией это считать было нельзя – как нельзя считать боевые ордена бирюльками. Костюм нижневолынской княжны принесли вместе с сережками и браслетом – на хитро переплетенных кожаных ремешках зеленого цвета разместились крупные бусины нежно-голубой бирюзы, тепло-оранжевого сердолика и синего, как море, лазурита, напоминая собой гроздья фантастических плодов. Но сейчас украшения дочери Фетиньи, включая браслет, были на эльфке.

Энедика рассеянно и быстро пробежала кончиками пальцев по вещам – очень хотелось взглянуть на браслетку. Украшение оказалось выполнено в виде серебряного паучка, охватывающего тремя тонкими лапками руку с одной стороны и еще тремя – с другой. В спинку паучка был вставлен гладко отполированный серо-зеленый кошачий глаз. «О, Крон…», подумала эльфка с нежностью. В этот момент она окончательно поверила в то, что увидит сегодняшнюю грозу и еще много-много гроз. Крон был слишком практичен, чтобы тратиться на столь дорогое украшение для того, кого собирался убить. «Значит, воспитательный лагерь», вздохнула Энедика. Что же, это лучше, чем смерть. Почему-то эльфке казалось, что постельное белье в ее каморке будет шелковым… Да и не создали еще такого воспитательного лагеря, из которого нельзя было бы сбежать, и Лайтонд это блестяще доказал.

Кроме браслета, в сумке обнаружились четки из черного, со снежинками, обсидиана.

– Я только доведу вас до места, – сказал капитан, увидев их. – А вот эти четки, госпожа Ниарумо, вы покажете людям, которые вас встретят.

– Хорошо, – пробормотала эльфка и положила их обратно.

– Все ваши вещи здесь? – уточнил Фуинбрагол.

Энедика кивнула.

– Следуйте за мной, – сказал капитан Чистильщиков.

Он надел сумку на плечо и галантно взял эльфку под руку.

– Я представляла это себе несколько иначе, – пробормотала ошеломленная Энедика, когда они шли к дворцовому причалу.

Песок на дорожке свивался в высокие вихри. На Кулу уже обрушилась ночь, вязкая, душная ночь юга, и на аллеях зажглись фонари. Эльфка и ее конвоир были в парке совершенно одни. Во дворце вести расходятся быстро, а заседание Верховного Трибунала – это не та новость, которая располагает к прогулкам. Да и усилившийся ветер, предвестник скорой грозы, уже рвал с деревьев зеленое кружево, гнул кипарисы и аккуратно подстриженные туи.

Фуинбрагол усмехнулся:

– Конвой из четырех человек, кандалы, барабанная дробь? Это можно устроить.

– Ну неужели мои преступления против Мандры столь незначительны, что я хотя бы конвоя не заслужила, – заканючила Энедика, таща за собой проклятый подол. Беличьи хвостики цеплялись за все подряд – за ремешки сандалий, за торчащие из песка корни деревьев, за шпоры капитана. – Вы меня оскорбляете! На барабанщике я не настаиваю, ладно уж…

Эльф усмехнулся:

– Некоторые дела лучше делать тихо, уважаемая Ниарумо. И сделать тихо то, что надо делать тихо – это тоже в своем роде искусство. Да впрочем, кому я объясняю? Вам, прославленной командирше партизан?

Они поднялись на причал, часовой поспешно отдал им честь.

– А вы любите искусство? – с большим интересом спросила эльфка.

– Да, особенно театр, – рассеянно ответил Фуинбрагол.

Среди крутобоких, неуклюжих, грубо размалеванных мандреченских лодок, всегда напоминавших Энедике уток, которых нужно подстрелить, эльфка заметила на темной воде и изящную, светлую ладью, украшенную только затейливой резьбой. Отсутствие у нее весел подтвердило догадку Энедики насчет ее владельца. Фуинбрагол сделал небрежный жест рукой, подзывая ладью. Она медленно подплыла к причалу, развернулась бортом и прижалась. Капитан Чистильщиков вошел в нее и сказал:

– Прошу, уважаемая Ниарумо.

Энедика начала спускаться, запуталась в беличьих хвостах и полетела вниз – прямо в подставленные руки Фуинбрагола. Ладью даже не качнуло. Секунду разозленная, униженная Энедика смотрела ему в лицо – снизу вверх. На фоне черного неба светлые волосы эльфа казались серебряными, а черты лица в свете причального фонаря потеряли свою резкость. «А он старше, чем кажется», поняла эльфка.

– Вы хотите путешествовать таким образом? – спросил Фуинбрагол, все еще держа ее на руках. Энедика пробурчала что-то и слезла с его рук.

– Вы не боитесь, что мы попадем под дождь посредине Нудая? – спросила она.

Эльф отрицательно покачал головой. Они сели друг напротив друга на двух скамеечках. Фуинбрагол устроился на корме, чтобы видеть, куда они плывут, и легонько подтолкнул ладью своей Чи. Энедика смотрела на левый берег Нудая. Она хотела увидеть черный ожог Приморского квартала на темно-сером теле города, проплешину на колючей шкуре сломленного, прирученного зверя, опутанного раскаленными цепями главных улиц.

Но почему-то – не видела.

– У Нудая очень разветвленная дельта, – донесся до нее сквозь ветер голос спутника. – Мы не проплывем мимо Приморского квартала.

Энедика вздохнула и отвернулась от берега.

– Дайте мне ваш кинжал, Фуинбрагол, – попросила она.

Эльфка была почти уверена, что он отшутится, откажется.

– Становится интересно, – сказал капитан Чистильщиков и протянул ей оружие.

Она подтянула подол сюрко себе на колени и стала срезать грязные, измочаленные хвосты.

– Балахон из мешковины превратился в платье с низко посаженной талией, прямоугольник с дыркой для головы, который накидывали на доспехи для того, чтобы они не раскалялись под южным солнцем, стал изящным верхним платьем, – яростно ворчала Энедика. – Кожаный нагрудник, гасивший удары, превратился в меховой пластрон…

Эльфка с наслаждением вышвырнула пригоршню хвостиков за борт. Они закрутились под ветром, взметнулись над белыми от пены верхушками волн и исчезли в темной воде. Ладья Фуинбрагола шла ровно, словно двигалась не по бушующей реке, а по глади озера в безветренный день. Энедика знала, в чем здесь хитрость.

Между дворцовым причалом и тем местом, куда хотел доставить эльфку ее единственный конвоир, был натянута «нитка». Принципы создания магического коридора были описаны Ринером, одним из сильнейших магов Фейре в древности. Учение Ринера гласило, что рядом с нашим миром находится совсем иной, только он отделен от нас непроницаемой тканью, сотканной из времени и пространства. Маг научился вытягивать из этой ткани «нитки», имеющие вид полой тростинки. Если привязать концы «нити» к двум разным объектам, то всегда можно будет попасть из одного из них на другой без всяких помех, сквозь стены, огонь и воду – путник будет находиться внутри этой чуждой нашему миру «тростинки».

– Но узнать боевую форму Звездных Рыцарей и Воинов Льда все еще можно, – закончил ее мысль Фуинбрагол.

– Вот, значит, как называются на мандречи войска Роквэлвея и Мех’Хелек, – сказала Энедика, возвращая кинжал.

Восемь веков назад северные эльфы крупными стежками собрали обитаемый мир на суровую нитку, вдернутую в ушко стальной иглы своих легионов. На острие почерневшей от крови иглы тогда оказались лучшие воины из тэлери и эльдар.

– Меня больше всего смешит, что сюрко, этот нелепый байстрюк боевого плаща и пелерины, до сих пор считается одеждой знати Мандры, – продолжала эльфка. – Хотя сами эльдар и тэлери не одеваются так уже века три…

Фуинбрагол привычным движением вогнал кинжал в ножны и заметил ей в тон:

– И люди после этого принимают закон о разумном существовании разумных рас и говорят, что никакого влияния на их культуру, кроме гор пепла на месте уничтоженных деревень, мы – эльфы – не внесли.

Энедика хрюкнула от удивления. Эльф высказал ее мысль, но совсем не таких речей она ожидала от офицера Чистильщиков.

– Извините, сорвался, – произнес эльф смущенно. – Профессиональная привычка.

Энедика покачала головой, досадуя на себя. «И ведь знала же, что он не боевик, а провокатор», подумала эльфка и решила впредь воздержаться от разговоров. И тут, посредине черной реки, чьи воды были вздыблены ветром подобно иглам Ежей, на Энедику нахлынули воспоминания о двух последних днях.

О двух днях, когда наконец были найдены – и наказаны – те, кто уничтожил Приморский квартал Кулы вместе с детьми, бабами и стариками.

Когда в кабинет Крона вошел очередной посетитель, Энедика в своем тайнике угрюмо грызла смокву и гадала, когда же имперскому магу это все надоест, и он прикончит бесполезную ему эльфку. Наверняка он уже думает, что она солгала тогда, чтобы спасти свою жизнь.

– Здравия желаю, господин имперский маг! – услышала она бодрый голос. Эльфка прильнула к глазку. Сначала она против своей воли посмотрела на часы, висевшие на противоположной стене – обе стрелки висели ровно вниз. Полшестого, конец еще одного муторного, бессмысленного, бесполезного рабочего дня. Энедика перевела взгляд на вошедшего.

– Садитесь, Маковец, – ответил Крон.

Но Энедика уже не слышала мага. Похожее чувство она испытывала только раз в жизни – когда в Железную Стужу в давно пустовавших силках нашла замерзшего насмерть зайца. Характерные линии ауры, которые она не надеялась уже увидеть, дрожали вокруг вошедшего, оплетая его тело разноцветным коконом. Эльфка смотрела на грузного мужчину, почтительно опустившегося на самый краешек кресла для посетителей. «Козни Илу, так у него даже бородавка настоящая!», думала она.

– По вашей просьбе, господин полковник, мой отдел провел для вас аттестацию по схеме номер восемь, – продолжал Крон.

Голос имперского мага вернул Энедику к реальности.

– А именно аттестацию на чистоту крови. Мы не смогли найти записей в архивах ни волхвов Ярило, ни Дидилии, о том, кто являлся отцом вашего деда по материнской линии.

У господина полковника дернулся левый глаз.

– Учитывая, что ваша прабабка проживала на оккупированной сидхами территории, – нудным голосом произнес имперский маг. – Вопрос о расовой принадлежности вашего прадеда остается открытым.

Энедика, очнувшись, бросилась к столу. Там, между книжкой стихов, огрызком яблока и статуэткой, изображающей двух лягушек, занимающихся любовью в той позе, на которую земноводным никогда не хватило бы фантазии, валялся нефритовый кулон для связи с Кроном. Маг сказал, что как только Энедика узнает заговорщика, ей нужно будет потереть нос уродливой морды, изображенной на кулоне.

– Но такая мелочь по существующим законам не может служить препятствием для того, чтобы столь достойный человек, как вы, господин Маковец, мог бы поучаствовать в конкурсе на должность, на который вы хотели заявиться… – бухтел за стенкой Крон.

Эльфка в спешке своротила эротическую фигурку со стола, и лягушки разлетелись на мелкие осколки. «Да где же, где же…», думала Энедика, чуть не плача, лихорадочно перебирая вещи. Коротко вскрикнув и прикусив губу, она метнулась к своей постели. «Сама же подвесила на зеркало, чтобы не потерять, чтобы всегда под рукой было», мелькнуло у эльфки. – «Так всегда! Уберешь и забудешь! О Мелькор, только бы успеть… Только бы этот полковник не успел уйти, пока я достучусь, пока Крон меня раскупорит здесь…»

Она схватила кулон и принялась тереть его так, словно хотела, по примеру человеческих предков, добыть огонь из камня. Эльфка так увлеклась своим занятием, что даже не заметила, как в стене у нее за спиной засветились контуры магического прохода.

Крон обнял ее за плечи. Энедика вздрогнула и обернулась. Маг поцеловал ее в нос.

– А где этот… Маковец? – пролепетала эльфка.

– А его несут в следственный изолятор, – ответил Крон. – Сегодня с ним разбираться уже не будут, мастера все в пыточной… Господин Маковец подремлет себе тихонько до следующего утра.

Маг улыбнулся.

– Я думал, что ты врешь, что не было никаких мандречен, просивших вас поджечь Кулу, – сказал он.

Энедика насупилась.

– Но когда ты на него указала… Есть еще кое-что, чего ты не можешь знать. И все сходится, да.

Эльфка расслабилась и обняла Крона за плечи.

– Приглашаю вас на легкий ужин у меня в покоях, – церемонно ответил маг. – Такое дело надо отметить.

– А я все думала, когда вы мне это прикажете… – весело ответила Энедика и прижалась к Крону грудью.

Она ощутила, как одеревенело тело мага. Он снял ее руки со своих плеч и молча отошел.

– Крон, – растерянно произнесла эльфка. – Крон…

Маг остановился в дверях и сказал, не оборачиваясь:

– Я не приказываю. Я предлагаю.

«Ужасный имперский маг», думала Энедика, глядя на его спину в форменной черной куртке. – «Пожиратель детей, ненавистник эльфов. Любимая игрушка императора Мандры…»

Крон обернулся и закончил:

– Но я передумал. Я поужинаю один. А тебя отведут в кафе, если захочешь.

– Крон, – плача и смеясь, сказала Энедика. – Ты можешь думать все, что хочешь. Но так… так старательно.. как ты, меня еще никто не трахал. И я очень удивилась… и обиделась даже! – мрачно добавила она. – Когда ты все это время… Ничего… Нет, я понимаю, что у тебя дела… И я обрадовалась, правда обрадовалась, когда ты наконец…

Имперский маг усмехнулся и протянул ей руку.

С высоты полета ведьмы казалось, что до Бьонгарда уже рукой подать. Домики отсюда казались игрушечными, а их окна в лучах заката светились красным, словно глаза вампиров. Уходящее солнце выкрасило фигуру Светлого Всадника в алый цвет, а плащ статуи – в черный.

Карина перевела взгляд. Ведьмы кружили над развилкой, где от Старого Тракта отходила дорога к столице Лихолесья. На высоком холме пылала в последних отсветах Хорса черепичная крыша постоялого двора. Дом был окружен острым частоколом. Люди называли его таверной «На Старой Дороге», а эльфы по имени хозяина – «У Магнуса». В таверне решено было провести последнюю ночь похода. Можно было сделать рывок, и, никуда не сворачивая, идти на Бьонгард. В таком случае обоз прибыл бы к полуночи или, самое позднее, к рассвету следующего дня. Но из столицы телепатировали, что все пока спокойно и необходимости в таких героических подвигах нет. Разрешение переночевать в таверне очень обрадовало Аргу. Капитан хоть и любил порядок больше, чем людей, но все же старался беречь своих подчиненных.

На раздвоенной макушке холма сохранилось немного леса, в котором чернел глаз крохотного озерка. Но склоны холма были совершенно лысыми. Возможно, именно из-за этого он показался Карине похожим на огромный курган или древнюю башню, где время разрушило то, что не смогли разрушить враги. Ведьма поежилась. В холме было что-то неправильное, будоражащее душу и опасное. Выбеленные временем черепа смотрелись бы очень к месту на заостренных кольях забора. «Как будто», подумала Карина и прищурилась, ментально сканируя окрестности таверны. – «Как будто… Да, точно».

Обоз начал взбираться на холм. Экены подбадривали усталых лошадей криками и свистом. Карина снизилась, подлетела к Лайруксалу. Рядом с сидхом висела в воздухе звеньевая Ирина. Судя по лицам собеседников, они проводили время в обоюдоприятном флирте. Старшая крыла могла, конечно, поднять звеньевую в небо, к остальным ведьмам, но не стала этого делать.

– Лайруксал, – сказала Карина. – А зачем с этого холма свели лес?

– А он здесь никогда и не рос, – ответил сидх. – Ничего никогда не росло. Это проклятая земля. Во время битвы Мелькора с валарами сюда пролились кровь и слезы и богов – и выжгли ее начисто.

– Почему-то я так подумала, – пробормотала старшая крыла «Змей».

Слезы и кровь богов обжигали землю не только в Лихом Лесу. Карину озадачило только то, что на таком холме построили жилье. Мандречены возводили в подобных местах только капища Ящера, бога смерти.

Первый фургон подъехал к воротам таверны. Ринке постучал, и они открылись. За ними обнаружился гоблин. Массивный золотой браслет на его правом запястье на удивление органично сочетался с заляпанной кровью замшевой курткой. Карина догадалась, что это мирный гоблин, разумный настолько, чтобы жить среди эльфов – его лесные родичи не обременяли себя лишней одеждой, а уж тем более украшениями. Гоблин был несколько ниже ростом, чем его дикие соплеменники, но ничуть ни уже в плечах.

– Хаел, Магнус, – сказал Ринке. – А вот и мы.

Гоблин ничего не ответил, но распахнул ворота еще шире. Ринке вытянул лошадь вожжами, и фургон начал заезжать во двор. «Если хозяин тут – гоблин, то кто же хозяйкой, интересно», подумала Карина и перелетела перекладину над воротами.

Раздался громкий клекот. Перед ведьмой мелькнуло изуродованное яростью лицо, вполне человеческое, но с огромным птичьим клювом вместо носа. Карина шарахнулась в сторону, ударилась о балку, через которую только что перебралась, и зацепилась за метлу летевшей сзади Светланы. Обе рухнули вниз, на тент фургона. Преследователь успел несколько раз клюнуть самые аппетитные части тел ведьм. В тот момент, когда мандреченка решила, что с левой ягодицей придется расстаться, внизу рявкнули:

– Свои, Газдрубала! Назад!

– Хвост Ящера, – пробормотала Карина, провожая глазами удаляющееся серое тело. Судя по блеску перьев на крыльях, они могли быть только стальными. – Это же горгулья…

– Да, – ответил Магнус.

Ведьма покосилась на хозяина таверны. «Теперь я знаю, как выглядит смущенный гоблин», мелькнуло у Карины.

– Вы не обижайтесь, – продолжал гоблин. – Газдрубала раньше боевых ведьм никогда не видела, перепугалась…

Объект беседы повозился, устраиваясь над крыльцом, и замер в позе, невозможной и неудобной для всех, кроме него. Если бы Карина сама не ощутила бы, как быстра и подвижна может быть Газдрубала, она бы наверняка приняла ее за статую. Декоративную.

– Предлагаю пиво для всей вашей компании за счет заведения. В качестве возмещения ущерба, – добавил Магнус.

– Ладно, ладно, – проворчала Карина.

Они со Светланой расцепили метлы и спустились на землю. Ринке распрягал лошадей. В воздухе, как осенние листья, кружились снижающиеся ведьмы. Этот способ приземления крыла – по спирали, когда спускающиеся небесные воительницы находились как бы в разных точках огромной воздушной воронки – назывался «листопад». Он относился к числу самых трудных маневров, но являлся самым быстрым способом посадить на землю все крыло сразу.

Карина задумчиво разглядывала Газдрубалу.

– Ты никогда не видела горгулий? – спросил Ринке.

Ведьма отрицательно покачала головой:

– Только на картинках.

– Я даже не думала, что они остались еще где-нибудь в мире, – добавила Светлана.

– Да, наверное, их больше нигде уже и нет, – согласился эльф. – Но мы дали Мелькору клятву защищать его детей – и мы ее держим.

– А в наших сказках горгульи – дети огромного пса, несущего смерть всему живому, и Матушки Зимы, – сказала Карина.

– Вы еще много кого здесь увидите, – улыбнулся Ринке. – Главное, держите себя спокойно и независимо.

– Спасибо за совет, – задумчиво пробормотала ведьма.

Они со Светланой направились к крылечку. Во двор въехал второй фургон, которым правил Гёса. Рядом с ним сидел капитан.

– Господин Магнус, нам бы расквартироваться, – сказала Карина гоблину.

– Поговорите с Мораной, она в общем зале, – откликнулся Магнус.

Гёса неудачно взял вправо и задел фургон Ринке своим.

– Козни Илу!

– А, шайтан!

– Я помогу вам, – сказал Магнус и запрыгнул на козлы рядом с Гёсой. – Сдай немного вправо, Рин.

Арга окликнул ведьм и спросил:

– Карина, вы же о постое для своего крыла договариваться идете?

Мандреченка кивнула.

– Я вас прошу, договоритесь сразу для всех нас. Банька, если можно, ужин – ну, это обязательно, и все в этом духе…

– Хорошо, – согласилась ведьма.

Ведьмы поднялись на каменное крылечко. Карина осторожно обошла свисавший хвост горгульи. Если трактаты по магии, которые ведьме приходилось читать, не врали, шипы на хвосте чудовища были ядовиты. Светлана толкнула подругу в бок, указывая на причудливые завитушки на опорных столбах крыльца. Карина узнала несколько рун и покачала головой.

– Да не съедят они нас, Светик, – сказала мандреченка. – Каждый защищает свой дом, как может.

– Но некромантия запрещена Кругом Волшебников Мандры, – тихо возразила подруга.

– Эти знаки, как мне кажется, были нанесены сюда гораздо раньше, чем был создан Круг Волшебников Мандры, – произнесла Карина и толкнула дверь.

На ведьм обрушился запах тушеной свинины, пива и популярных в этом году эльфийских духов «Ромашка». Факелы по углам зала давали больше дыма, чем света. Сидевшие ближе всех к входу тролли вопили:

Судя по въевшимся в лица черным угольным дорожкам и простым курткам, тролли возвращались домой с шахт Эммин-ну-Фуин после удачно отработанного сезона. Центр зала, огороженный колоннами, пустовал – кроме одного столика. Расположившаяся за ним компания из пяти эльфов боролась с огромным кувшином вина. В дальнем углу чинно ужинало семейство эльфов и несколько солидных гномов, скорее всего купцов. У дальней стены зала находилась барная стойка. За ней восседала крепко сложенная женщина. Судя по аккуратной полоске усов над верхней губой, перед ведьмами была представительница славного племени гномов. «Ага», подумала Карина. – «Это наверно Морана и есть». Рядом с гномицей примостилась хрупкая светловолосая женщина, видимо эльфка. Около стойки расположилась парочка столь колоритная, что Карина невольно улыбнулась, заметив ее. Светлана же тихо ахнула.

Первым в глаза бросался эльф, худой как жердь и слишком высокий для того, чтобы быть коренным обитателем Лихого Леса. Светлые волосы и бархатный камзол, украшенный стразами, говорили в пользу этого предположения. На стойке между ними лежал мятый кусок пергамента, на котором эльф что-то писал. Вторым завсегдатаем оказался высокий, крепко сбитый мужчина, судя по черным волосам – мандеречен. Из одежды на нем была только панталоны в фиолетовую полоску. Исходя из эпизодичности его костюма, можно было догадаться, что гуляка заглянул в таверну давно, но с тех пор не может отсюда выбраться. А хозяева свято соблюдают Уложение Тайнеридов, где говорилось: «из шинка или кабака не выгонять, пока все с себя не пропьет».

– Карина, так это же… – пробормотала Света, не сводя глаз с мандречена и глупо улыбаясь.

– Кто-то из твоих давних знакомцев? – спросила ведьма.

Тролли снова затянули:

Мандречен, внимательно слушавший песню троллей, яростно фыркнул и заглянул в листок. Карина удивилась его гибкости, неожиданной для столь внушительных размеров. Мужчина потянул из рук эльфа писало и стал что-то черкать на пергаменте.

– Нет, – вздохнула Светлана. – Я обозналась.

– Ну и ладно. Пойдем к стойке, – решила Карина.

Подруги двинулись через зал.

Когда ведьмы проходили мимо троллей, компания притихла. Самый крупный из них, видимо, бригадир, шутливо заломил шапку и обнажил в улыбке кривые желтые клыки. Карина заметила на обнаженном волосатом плече тролля родовую татуировку – грубое изображение молота, перекрещенного снопом зерна. Во время последней войны многие тролли из этого племени воевали в Армии Мандры. А многие – в войсках эльфов, где играли роль пушечного мяса.

– Наше почтение, госпожи боевые ведьмы, – сказал тролль на мандречи – внятно, но с сильным эльфийским акцентом.

– Приятного аппетита, – вежливо отвечала Светлана.

«Так, акцент у него эльфийский», подумала Карина и спросила:

– Синие Капюшоны?

– Нет, – гордо ответил тролль. – Алые Кобры, второй сводный дивизион, командир четвертой разведроты Альх Теем!

– Карина, старшая крыла «Змей», – ответила ведьма и отдала честь.

Когда подруги отошли подальше и тролли уже не могли их слышать, Светлана рассеянно заметила:

– Я не думала, что кто-то из них выжил после Мир Минаса.

В спину ведьмам грянуло:

Возникла пауза, но очень короткая. Мандречен прекратил строчить на пергаменте и повернулся к троллям. При этом он сжимал в руках листок с таким свирепым видом, словно это был по меньшей мере арбалет. Эльф заглянул ему через плечо, и они хором заорали:

Голос у мандречена оказался мощный. Карине вспомнилась старинная легенда о городе, стены которого великий скальд древности Анатос разрушил своим пением. Светлана от неожиданности споткнулась. Ведьма вцепилась в плечо одного из эльфов, сидевших за столиком, мимо которого они проходили. Эльф, рубаха которого под натиском ведьм сползла с плеча, обернулся и встретился взглядом со Светланой. Он был красив, той особой, изящной красотой, что свойственна Детям Старшей Расы. Увидев целительницу, эльф улыбнулся и похорошел до степени, мужчине просто непозволительной.

– Я счастлив, госпожа ведьма, – сказал он и совершенно естественным жестом положил руку на бедро Светлане. – Вина?

Карина отодрала от него хихикающую подругу и потащила дальше. Мандречен и эльф продолжали:

За спинами ведьм загудело, загрохотали опрокидываемые стулья. Карина обернулась и ударила «звездчаткой» с левой руки – коротко, быстро, сильно. Тролли повалились на пол с деревянным звуком. В спину ведьме повеяло холодом. Мертвенным, иссушающим холодом нудайдолского лютеня[17], неожиданным и невозможным здесь и сейчас, в конце жаркого лихолесского серпеня.

– В музыкальной игре победили Шэд и Андерет, – раздался за спинами подруг очень мягкий и нежный голос. – Так решила я, Морана.

Кожа Карины, неизвестно почему, покрылась мелкими пупырышками, словно от ледяной воды, и так же внезапно это наваждение прошло.

– Шэд, – прошептала Светлана. – Шэд…

– Господа тролли, в таверне Магнуса всегда играют по правилам, – продолжал тот же голос. – Громко – это не значит хорошо, исполнение и идея песни тоже очень важны. А если вам не нравятся правила, что же… Железный Лес очень велик, там есть где разгуляться.

Карина хорошо знала буйный нрав троллей, но каменная тишина, в которой они вернулись за свой стол, почему-то ее не удивила. Эльфы и гномы из противоположного конца залы сдержанно похлопали. Ведьмы двинулись к стойке.

– Дай-ка я тебя поцелую, Шэд, – произнесла светловолосая эльфка, когда Карина и Светлана приблизились. Именно она оказалась владелицей чудесного голоса, утихомирившего троллей – и, как с изумлением поняла ведьма, хозяйкой таверны. Светлана, которой пришли в голову похожие мысли, пробурчала себе под нос:

– А гоблин-то – хват… Какую эльфочку себе оторвал!

– Мне кажется, она не эльфка, – тихо сказала Карина.

Шэд изменился в лице и хрипло спросил:

– Может, не надо, Морана?

– Надо, – ласково отвечала та. – Ты мне еще за три банки «Пороха с перчинкой» должен, соловушка моя. Это ты другим можешь простить, кому был должен, но не мне.

Шэд наклонился. Карина увидела светлый локон Мораны – длинный, волнистый, капризно выбившийся из прически. Высокую скулу и аккуратное ухо. Глаз, насмешливо уставившийся на ведьму поверх плеча Шэда. Сначала Карина подумала, что глаза у хозяйки таверны серые, как осенняя тоска. Потом – зеленые, светящиеся, как море ночью. Затем – ярко-синие, как собственные глаза ведьмы, как васильки… Глаз Мораны становился все ярче, становясь цвета раскаленного железа, и на него уже было больно, невыносимо смотреть – но и оторвать взгляд нельзя было…

Шэд прохрипел что-то нечленораздельное и повалился лицом на стойку.

– Говорила я тебе – не мешай водку с портвейном, а ты все – «коктейль, коктейль», – сказала Морана беззлобно. Но и не капли сочувствия не слышалось в ее голосе.

– Я понимаю, у вас – своя мораль, – задумчиво произнесла гномица.

– Да, – согласилась хозяйка таверны. – У нас своя мораль, Хэлл. Если это можно вообще назвать моралью.

– Но любая мораль не на пустом месте, Морана, верно ведь? – возразила Хэлл. – Мораль, по-моему, это один из алгоритмов приближения к счастью. Счастью, а не успешности в конкретном обществе.

– Мораль и счастье – это вообще из разных систем координат, по-моему, – заметил эльф, певший вместе с Шэдом. Андерет, вспомнила мандреченка. – Назови мне хоть одну моральную систему, где быть счастливым – это правильно. Это то, что одобряется обществом, то, к чему нужно стремиться.

– Хозяйка, извините, что вмешиваюсь в беседу, – произнесла Карина так вежливо, как только могла. – Но вот нам, двадцати пяти вашим новым постояльцам для счастья вполне хватило бы ужина. А если еще и баньку истопить – это было бы уже верхом всех наших мечтаний.

Кто-то хлопнул ведьму по плечу так, что Карина вздрогнула. Это оказался уже пришедший в себя Шэд.

– Наш человек, – одобрительно произнес певец. – Если хочешь, Морана, я могу стопить баню…

– Хочу, – отвечала хозяйка таверны. – Магнусу сейчас не до этого. Да и ты управишься не в пример быстрей.

Шэд молча поднялся и вышел из зала. Светлана проводила его долгим взглядом.

– А я почему-то всегда считал, что мораль – категория сугубо общественная, – продолжал эльф. – И с личным счастием связанная весьма условно. И придумана как раз для комфортного выживания того самого общества. Другое дело, что за соблюдение морали тебе что-то обещают… потом… может быть…

– Это так, Андерет, – согласилась Хэлл. – Но тот, кто не конфликтует с обществом, более счастлив, чем изгой. Конформизм – это почти счастье.

– Номера на втором этаже свободны почти все, занимайте любые, – обратилась к ведьмам Морана. – Сейчас там открыто, проветривается, за ключами подойдете потом… Ужинать что будем?

– Что-нибудь такое… домашнее, – сообщила Карина. – Знаете, как уже в походе надоел этот вечный эльфийский хлеб…

Она вздрогнула и покосилась на Андерета. Но эльф не слушал ведьму. Он говорил, задумчиво поглаживая Хэлл по руке:

– Наверно. Только я бы не позиционировал это как счастье, понимаешь? – эльф улыбнулся. – Скорее – стабильность и некоторая уверенность в завтрашнем дне. Ну да ладно. Пойду помогу Шэду…

Андерет допил вино в стоявшем перед ним бокале и вышел из-за стойки.

– Свиные ножки, тушеные с капустой, подпадают под ваше определение домашнего? – спросила хозяйка таверны. – С пивком-то? Холодец? Гороховый супчик? Что-нибудь вас устроит?

– Нас устроит все вышеперечисленное, сразу, – сказала Карина решительно. – Только я хочу сказать, у нас десять человек свинины не едят…

– Как я их понимаю, – ответила Морана, и в глазах ее промелькнул ледяной блеск. – Хорошо, я посмотрю, чем заменить.

– Очень рекомендую под холодец закуску, Магнус сам делает – «Порох с перчинкой», – заметила Хэлл.

– Хорошо, – кивнула Карина. – Этой закуски, значит… И еще что-нибудь такое… К чаю.

– Я как раз тесто с утра замесила, а что с ним делать, до сих пор не могу решить, – улыбнулась Морана. – Пироги с форелью, ватрушка с творогом и вареньем, и еще, пожалуй несколько румяных пирожков с рисом и яйцом я вполне успею приготовить, пока ваш отряд моется в бане и ужинает. Сделать?

Карина сглотнула слюну:

– Обязательно.

– У нас в таверне правило – оплата вперед, – произнесла хозяйка.

– Посчитайте нам, – кивнула Карина.

– Как долго вы намерены у нас пробыть?

– До завтрашнего утра.

Морана застучала костяшками на счетах и проговорила, обращаясь к гномице:

– Я считаю иначе. Нравственного человека воспитать сложно… Мораль идет как суррогат нравственности, чтобы у каждого конкретного индивидуума в голове был минимальный набор блоков. Чтобы стадо не разбредалось, чтобы не пихали и не толкали друг друга, а шли примерно в одном направлении. Стройными рядами или там когортой – это уж на усмотрение автора морального кодекса. А усмотрение автора морального кодекса всегда напрямую зависит от экономическо-исторических реалий, в которых существует данное общество. А счастлив тот, кто просто счастлив, Хэлл.

Карина почувствовала, что у нее голова идет кругом – от необычности обстановки, от странной беседы, что вели хозяева таверны, от усталости. Ведьма оперлась на стойку.

– Двадцать четыре гривны, две ногаты и три куны за все, – сказала Морана. – У вас оплачена баня на двадцать пять человек, ужин согласно заказанному меню, проживание и чистое белье. Пиво за счет заведения. Не оплачен только завтрак, но это уже утром разберемся.

– О да, – сказала Карина, доставая мешочек с монетами. – Мне бы не хотелось оказаться среди ваших должников, госпожа Морана.

Хозяйка таверны улыбнулась:

– Мой вам совет – ничего и никогда не берите в долг. Целее будете.

– Я обязательно последую вашему совету, – вежливо отвечала ведьма.

– Ты, Морана, наверно права, – пробурчала Хэлл. По ее напряженному лицу было заметно, что гномица старательно обдумывала слова подруги. – Но соблюдая общепринятые нормы, человек хотя бы совестью не мучается.

– Выбирайте любой свободный стол, сейчас немного перекусите и в баньку, – обратилась Морана к ведьмам. – Спасибо за то, что утихомирили этих троллей, так-то они ребята очень даже ничего, но за музыку готовы порвать любого…

Карина улыбнулась хозяйке таверны. Они со Светланой отошли от стойки, направляясь к единственному месту, где еще оставались свободные столики – в центр. Однако ведьме было очень интересно, что же ответит Морана своей подруге. И ответ не заставил себя долго ждать.

– Ты права, Хэлл, все так. Да только совесть и стыд – это ваш бич, бич смертных, – раздался спокойный голос хозяйки таверны. – У нас, высших суккубов, другие бичи, и знаешь, они причиняют нам ничуть не меньшую боль…

Ведьмы устроились за столиком. Рядом с ними тут же появилась, словно материализовавшись из воздуха, девушка в ослепительно накрахмаленном белом фартуке с подносом в руках.

– Два холодца, – сообщила девушка. – И «Порох с перчинкой».

В двери таверны ввалились экены и Ринке. Эльф, надо отдать ему должное, сразу разобрался в ситуации.

– И пива, милая девушка, пива! – закричал он с порога.

Официантка улыбнулась, не разжимая губ.

– Я – не милая девушка, я – Сташи, – сообщила она.

– Я пиво не буду, Сташи, а вот от холодца не откажусь, – проворчал Гёса.

Перина, на которой лежал Ринке, была тощенькой. Но даже принц вряд ли бы почувствовал горошину сквозь нее – все-таки перина была набита гагачьим пухом. Однако все стыки криво сколоченных досок лежанки эльф ощущал своей спиной. Но по сравнению с мешком, набитом монетами, это ложе ни шло ни в какое сравнение. Равно как и с ребристой крышкой ящика, на котором Ринке приходилось спать два последних месяца.

Эльф отдыхал после ванны. Он уже и забыл, как это приятно – быть чистым.

В дверь осторожно постучали. Ринке магически просканировал ауру того, кто стоял за дверью, и вздохнул.

– Входи, Вилли, – крикнул он и спустил ноги с кровати.

Дверь приоткрылась меньше чем на ладонь.

– Заходи, заходи, – повторил эльф.

На пороге появился Вилли. Алая шелковая рубаха с богатой вышивкой золотом на рукавах и горловине смотрелась на нем чуть лучше, чем чепчик на гигантском пауке.

– Я боялся, что ты не один, – угрюмо сказал эльф.

Ринке улыбнулся.

– А я на это тоже надеялся, – ответил он. – Но Карина не оценила идею. Она сказала, что мыться в ванне – это только грязь размазывать. А в баню я отказался идти. Я ничего не имею против того, чтобы женщина хорошенько отхлестала меня… но не в присутствии же еще трех своих подруг и двоих экен. Нанесение побоев – дело интимное и личное, не находишь?

– Не нахожу, – пробормотал Вилли. – Меня такие игры не заводят. Одевайся, пойдем пожрем уже.

Ринке достал из своего путевого мешка чистую смену одежды. На черной кожаной безрукавке были нашиты серебром звезды и листья. Зеленые брюки из легкой шерсти своим покроем напоминали экенские шаровары. Часы, с которыми эльф не расставался в лесу, остались мирно лежать у зеркала. Вместо них Ринке надел на предплечье серебряный браслет. Вилли смотрел, как друг причесывается. Густые волосы слиплись после купания в жесткую щетку, и разбить ее гребнем было не так-то легко.

– Это тебе, – сказал Вилли, когда Ринке закончил туалет. – От Лайры.

Он протянул другу крохотную керамическую бутылочку, плотно заткнутую пробкой. Ринке молча опустил ее в карман брюк. Друзья вышли из номера. Ринке запер дверь заклинанием, и эльфы спустились в зал.

Здесь стало гораздо спокойнее и свободнее, чем в момент появления в таверне конвоя каравана. Эльфы и гномы ушли, и даже тролли не орали больше своих песен, а молча работали ложками. В центральной части зала ужинали Гёса и Крюк с какими-то тремя красотками. Гёса заметил Ринке и приглашающе махнул рукой. Эльфы направились к ним – соседний с экенами столик пустовал. Ринке удивился, что обычно разговорчивый Гёса не окликнул его, но тут увидел нового гостя, да так и застыл на месте.

Гость расположился в углу, на месте покинувших зал гномов.

Именно из-за этого постояльца молчали тролли, наполняя зал благостной тишиной.

Расположение каналов в его ауре не оставляло сомнений в том, что этот худой эльф с серыми глазами и волосами чистокровного нандор – некромант. На лавке рядом с некромантом блаженно раскинулась Газдрубала. Эльф чесал ей шею. Напротив гостя сидела Хэлл. На столе стояли две кружки с пивом и миска с крупными жареными крысами. Ринке передернуло. Некромант повернулся посмотреть на вошедших. Эльф увидел свежие глубокие ссадины у него на щеке. Заметила царапины и Хэлл.

– Кто это тебя так, Квалмэхтар? – спросила гномица. – Возлюбленная?

Вилли потянул Ринке за рукав, и они направились к столу рядом с экенами.

– Нет, – ответил некромант. Он говорил негромко, но очень проникновенно. Эльфы, усаживаясь за столик, отчетливо слышали каждое его слово даже в центре зала.

– Пытались тут на днях обратиться к богу Хаоса за благословением, – продолжал Квалмэхтар. – Один знаток там… состав магических воскурений перепутал. Вот я и въехал мордой в пол, когда отрубился. Получили нехилую головную боль наутро вместо благословения. А девственница, которую мы собирались в жертву принести, сбежала под шумок. Трактат Саэрта «Черное и серое» сперла, сволочь. Во народ пошел, а?

Хэлл хихикнула. Газдрубала размеренно, как огромный кот, заурчала.

Рядом с Вилли и Ринке появилась Сташи с подносом в руках. Официантка поставила перед гостями тарелки с тушеной капустой и свининой, пиво, плетенку с хлебом, миску «Пороха с перчинкой».

– Спасибо, – сказал Вилли.

– На здоровье, – вежливо ответила Сташи и исчезла.

Ринке с интересом рассматривал девушек, сидящих вместе с экенами. Во главе стола расположилась осанистая, статная женщина в голубом шелковом платье. Толстая светлая коса ее лежала на груди. Серое бархатное платье соседки Крюка было строгим. Рукава платья расширялись от локтя. Узкую талию оттенял серебряный поясок с зеленой эмалью, светлые кудри женщины свободной волной разбегались по плечам. На груди висел серебряный же кулон с изумрудом. Из-за утонченности ее костюма Ринке решил, что перед ним эльфка. Женщина, устроившаяся рядом с Гёсой, походила на люли[18] из-за своего алого верхнего платья и вызывающего выреза на нем. Впрочем, грудь был кокетливо прикрыта высоким, под горлышко нижним черным платьем с длинными рукавами. Волосы женщины были черными, как ночь, гладкими и прямыми, как кортик. На груди ее красовалась гематитовая брошь в виде паука. Женщина в сером платье улыбнулась эльфу и приветственно подняла кружку с пивом.

Только в этот момент Ринке понял, что женщина, которую он принял за соплеменницу – это Сабрина, боевая ведьма, которая на его глазах не раз разносила троллей и пауков в клочья.

Эльф и раньше знал, что наряд оказывает огромное влияние на внешность женщины, но первый раз перевоплощение было столь сильным. Несколько секунд Ринке не мог поверить, что вот та статная блондинка – это Ундина. Ведьма, которая рубит соперников с хладнокровием профессионального дровосека, и с лица ее при этом не сходит скучающая мина. А усмехающаяся брюнетка – это Зарина, которая с урчанием отгрызала последние кусочки мяса с кости на недавнем привале, невнятно ругаясь по-экенски.

Ведьмы заметили отражение своего нового облика на лице Ринке. Зарина прыснула.

Троллям надоело сидеть спокойно. Даже присутствие некроманта не могло надолго испортить настроение этим бесшабашным созданиям.

– Танцевать! – послышались крики. – На столах, прямо здесь!

Морана, перекидывавшая костяшки на счетах за стойкой, лениво подняла голову.

– Сначала пусть Сташи уберет посуду, – сказала хозяйка таверны. – Помогите ей.

Официантка направилась к столам троллей. Они вместе сгребли со стола тарелки и судки и с громким топотом устремились к кухне. Сташи, возглавлявшая процессию, казалась юной валькирией, ведущей своих воинов в последний бой. По крайней мере, вопили при этом тролли именно так.

Вилли и Ринке принялись за еду.

– Карина-то скоро там? – спросил Ринке у Сабрины.

Ведьма стрельнула глазками:

– Они там со Светланой вдвоем остались… Это обычно надолго.

Раздался грохот – вернувшиеся из кухни тролли сдвигали столы.

– Я думал, что мы не дойдем, – сказал Гёса Зарине. – Сдохнем в этом жутком лесу.

– Я тоже, – кивнула экенка.

Перехватив взгляд Ринке, наемник осклабился.

– Не обижайся, – сказал он. – Горы тебе тоже вряд ли понравились бы.

– Давайте за это и выпьем, – предложила Зарина.

– За что? – спросил эльф. – За мою заочную ненависть к горам?

– За успешное завершение похода, – сердито ответила экенка.

– А, за это с удовольствием, – сказал Ринке и поднял кружку.

Гёса чокнулся с ним так сильно, что часть пива эльфа перелилась в кружку экена, а часть выплеснулась на пол между столами.

– Знаешь, откуда появился этот обычай? – усмехнулся Гёса. – Чокаться, в смысле?

– Знаю, – кивнул эльф. – Обычай появился для того, чтобы проверить, не отравлено ли пиво в чаше.

Столы затрещали под тяжелыми лапами троллей, но выдержали. Очевидно, мебель в таверне делалась из расчета именно на такие случаи.

– Какое хорошее у вас пиво, – наблюдая за танцем, добродушно заметил некромант.

Ринке покосился на него. Прислонившись к стене, Квалмэхтар набивал трубку.

– Эт не пиво забористое, а тролли задиристые, – возразила Хэлл. – Помахай кувалдой на медных рудниках все лето – еще не так запляшешь. Это эльфам уже и суп жидкий, и жемчуг мелкий…

– Это ж какая экономия выходит на сосудорасширяющих и диссоциирующих декоктах, – усмехнулся маг и разжег трубку. – Мне что ль в шахтеры податься?

Ринке ел. Свинина просто таяла во рту, а капуста оказалась и в меру посолена, и в меру протушена. Чего еще можно было желать после столь завершения столь трудного похода и чудесного купания?

Выпустив пару колечек дыма, Квалмэхтар рассеянно закончил в такт мыслям эльфа:

– Да, как мало нужно для счастья…

– А, так что там у тебя с богом Хаоса? – спросила Хэлл. – Он тебя осчастливил своим благословением?

Некромант грустно развел руками.

– Морана, – крикнула гномица. – Не благословишь тут красавца одного?

Хозяйка таверны посмотрела на упомянутого красавца и спросила:

– Благословить, конечно, можно. А вас отдача не замучает? Вы кроме «Черного и серого» читали что-нибудь?

Квалмэхтар откашлялся.

– И не только читали, госпожа Морана, – ответил маг. – Меня учил Разрушитель Игнат по своей «Паутине несказанных слов». А еще – ну так, для себя – я освоил все заклинания, которые приводит Ульвхаарт в своем «Ночном вое».

Глаза хозяйки таверны блеснули.

– Вы учились в Зойберкунстшуле? – уже гораздо вежливее спросила она. – Тогда у вас должен быть медальон. Да вы подойдите сюда, незачем орать через всю таверну.

Некромант поднялся. Горгулья недовольно фыркнула и села, оглядываясь с самым изумленным видом. Свет факела, отразившись в кольчуге Квалмэхтара, рассыпался на тысячу ярких бликов. Ринке узнал боремский способ плетения стального полотна. Не очень красивый, грубоватый, но ничуть не менее надежный, чем тот, которым пользовались гномы Эммин-ну-Фуин. Очевидно, маг приобрел кольчугу еще во время учебы. По просьбе хозяев, гости ходили в таверне без оружия. Но на доспехи запрет, как видно, не распространялся.

Квалмэхтар притушил трубку, оставил ее на столе и подошел к стойке, на ходу вытаскивая из-под кольчуги медальон.

– Что-то Сташи долго нет… Видимо, кто-то из троллей пришелся ей по вкусу, – сказал Ринке.

Вилли хмыкнул. Того, что у официантки нет тени, он заметил сразу.

– Пойду, закажу еще пива, – сообщил Ринке.

– И вот этой закуски попроси еще, – сказал Вилли и вывалил остатки «Пороха с перчинкой» к себе в тарелку.

– Кстати, нам пироги обещали, – напомнила Сабрина, когда эльф проходил мимо их стола. – Напомни, ладно?

Ринке улыбнулся и кивнул.

– Темные силы, светлые силы, Морана сегодня тесто месила, – пропела Хэлл и приложилась к своей кружке. Гномица подцепила вилкой крысу и закончила уже с набитым ртом: – Некросу – крысу, кирасу – на кису, в бочке с рассолом ты выловил вису…

Когда эльф подошел к стойке, Квалмэхтар уже был там. Морана задумчиво вертела в руках медальон.

– Даже и не знаю, – сказала хозяйка таверны. – Вы понимаете, кому вам придется служить?

– Да, – сказал Квалмэхтар. – Я и так служу вам всю жизнь, Морана. Но так я буду более полезен.

– Медальон-то настоящий, – глядя прямо в глаза магу, отвечала хозяйка таверны. – Но вот вы… не сочтите за обиду… вы какой-то поддельный.

– Аура имеет такой вид из-за того, что у меня каналы искривлены. Я сам их переплел, чтобы эффективнее втягивать мертвую силу, – терпеливо сказал Квалмэхтар. – Если же я буду иметь прямой доступ к источнику Цин, я приведу свою ауру в обычный вид. Никто не будет знать, что я могу пользоваться мертвой силой.

Он усмехнулся и добавил:

– До тех пор, пока я ее не призову. Настоящая война всегда начинается вдруг, не правда ли?

Морана покачала головой.

– А ежели он еще и некромов подымет – их в хозяйстве приспособить можно, – со своего места добавила Хэлл. – Мясо, которое работает, бывает полезнее того, что в могиле.

– Извините, – сказал Ринке. – Нам бы пива и пирогов, если уже поспели.

– Сейчас Сташи принесет, – ответила Морана рассеянно.

– А Тавартэр из отряда Энедики – не ваш родственник? – обратился Ринке к некроманту. – Вы ведь вроде тоже из нандор. Да и внешне похожи…

– Он мой родной брат, – ответил маг.

– Славный боец ваш брат, – сказал эльф. – Я его хорошо знаю. Исполнителен, никаких рассуждений, никаких жалоб.

– Это у нас семейное, – вежливо отозвался Квалмэхтар.

Морана тряхнула головой.

– Хорошо, – сказала она, обращаясь к некроманту. – Вы получите желаемое. Дайте мне левую руку.

Некромант протянул ей руку. Пламя факелов, освещавших таверну, в этот миг стало тусклее, языки пламени прижались и нагнулись вниз, словно кто-то подул на них все разом. Песня троллей стихла, они даже перестали пристукивать пятками, на миг сбившись с ритма. Ринке торопливо отвернулся и направился к своему столу.

– Господин эльф, – окликнула его Морана.

Ринке обернулся. Он не хотел видеть мага, которого скручивали судороги. Его голову, запрокинутую назад так, словно у некроманта была сломана шея – подбородок Квалмэхтара смотрел в низкий потолок таверны. Струйку крови, текущую от носа к виску через всю щеку ленивым зигзагом. Кровотечение из носа означало, что у Квалмэхтара перегружены каналы Чи Воды. Впрочем, этого следовало ожидать. Некромант был магом Огня, а Морана черпала Чи из Воды. При совмещении двух антагонистичных стихий тот из волшебников, кто был слабее в магическом плане, испытывал всю гамму чувств, которую может доставить боль.

Но Ринке пришлось это увидеть. Эльф не разглядел много. Но и того, что он смог различить, ему хватило с лихвой.

– Я слушаю вас, госпожа Морана, – севшим голосом ответил эльф.

– Ты родился в год Железной Стужи?

Ринке сглотнул и произнес:

– Да, и не только в год. Я родился как раз зимой, когда от мороза разрывало деревья и птицу убивало на лету….

– Сегодня тебе придется принять решение, – сказала Морана. – И тебе, когда ты будешь его принимать, надо быть столь же холодным, как зима, в которую ты родился.

– Я понял вас, госпожа Морана, – почтительно ответил эльф и двинулся к своему столику. Когда он добрался туда, на нем уже красовалось блюдо с пирогами и огромный пузатый чайник. Вилли наполнил кружку, подвинул ее Ринке.

– Пироги изумительные, – проворчал Вилли с полным ртом.

Ринке взял пирог, надкусил, но не почувствовал его вкуса. Он покосился на столик, за которым сидела Хэлл. Квалмэхтар уже вернулся на свое место. Некромант раскуривал трубку, но никак не мог попасть направленным пучком огня с пальцев на табак – у него не сильно, но заметно дрожала кисть.

– Пива! – крикнула Хэлл. – Сташи, днем спать будешь!

Ринке снова глянул на ведьм. Крюк пытался съесть оливку, насаженную на шпикажку. Свободный конец шпикажки сжимала зубами Сабрина. Эльф отвел глаза. Ведьмы были столь красивы, что он ожидал появления своей подруги с некоторым страхом.

Ринке никогда не смог бы омрачить идеал чистой красоты вожделением, а у него были все основания думать, что Карина сегодня вечером будет выглядеть именно так.

Крюк с рычанием отбросил шпикажку, отплюнул в сторону оливку и впился в губы ведьмы.

Ринке вздохнул. Иногда он завидовал прямолинейным, не замутненным излишней мудростью детям гор.

Карина и Светлана вдоволь нахлестали друг друга вениками и вымылись. Когда ведьмы выбрались в предбанник одеваться, там обнаружился запотевший кувшин и пара чашек.

– Что это тут у нас? – заинтересовалась мандреченка. Карина наполнила чашку и припала к ней губами. – Брусничный морс!

– Не иначе, Сташи принесла, – заметила Светлана.

Целительница вытерлась, завернулась в сухую простыню и устроилась на лавке.

– Да, у них тут неплохой гарнизон подобрался, отобьются от кого хочешь, – заметила Карина, наливая подруге. – Вампирка, некромант, высший суккуб, гномица, гоблин…

Ведьма сразу заметила, что аура Сташи переливается нежно-салатовыми оттенками изящной магической вуали. Волшебники часто прикрывали свою ауру защитным коконом или специально перепутывали каналы, чтобы скрыть истинный уровень своего дара. Но, глянув на пол рядом с официанткой, Карина поняла, что здесь немного другой случай. У девушки не было тени. Аура вампиров целиком состояла из Цин, и Сташи накинула на себя вуаль для того, чтобы скрыть этот факт.

Светлана взяла кружку и добавила:

– Одна гросайдеч чего стоит… – ведьма отпила, с чувством воскликнула:

– Ах, какое блаженство, – и со стуком поставила кружку на стол.

Карина задумчиво посмотрела на подругу, думая, что ослышалась.

Дверь в парилку распахнулась. Из нее с визгом высыпались обнаженные ведьмы звена Марины. Женщины выбежали из бани, криками подбадривая друг друга, направляясь к озеру. Своей неправильной формой оно больше всего походило на осколок магического кристалла, который какой-то великан обронил среди леса. Ведьмы прыгали в воду, придерживая распущенные волосы. Марина нырнула, и, неожиданно выскочив из воды, потянула вглубь Инну. Та завизжала, приняв звеньевую за русалку, и принялась отбиваться. Над черной гладью рассыпались голубые искры Чи.

Карина прикрыла дверь парилки, которую ведьмы забыли захлопнуть. Светлана же закрыла внешнюю дверь, чтобы из предбанника не уходило тепло.

– И где же ты заметила дракончика? – спросила мандреченка.

– Помнишь певца у стойки?

Карина вытерлась насухо и уточнила:

– Шэда?

Светлана кивнула.

– Он выглядит вполне…эээ… человеком, – пробормотала подруга.

– Я тоже, – пожала плечами целительница и принялась вытирать волосы полотенцем.

– Но я не слышала о драконах-оборотнях, – заметила ошеломленная мандреченка.

– А их всего двое в мире, – лениво ответила Светлана. – Это дети Вольфганга Штернхерца, Гюнтер и Шатт. Я знакома с Гюнтером, и в первый момент подумала, что это он. Они с братом очень похожи.

– Но это оказался Шэд, – задумчиво произнесла Карина. – То есть Шатт… Все равно не верится как-то…

– А ты вспомни, что он пел. Это же был наспех сочиненный гимн, восхваляющий драконов, – возразила Светлана.

Глаза подруги расширились:

– А и верно…

– Как он оказался здесь, вот что интересно, – произнесла целительница. – И на чьей стороне воюет.

– А почему сразу и воюет, – возразила Карина и натянула платье.

Светлана взглянула на наряд подруги и промурлыкала:

– То самое. Атласное, со стразами… Где, интересно, теперь тот щедрый даритель?

Сама целительница собиралась идти на ужин в своем любимом коричневом шелковом платье с рыжим отливом. В нем Светлана очень походила на изящную лукавую лисичку. Но эта лисичка была не избалованным зверем из императорского зверинца, а битой и злой свободной тварью – серебряный браслет в виде змея, кусающего собственный хвост, был надет на левое предплечье целительницы совсем не для красоты.

А для того, чтобы скрыть уродливый шрам, охватывающий руку.

– Кто ж тебе правду скажет? – угрюмо ответила Карина.

– Никто, – согласилась целительница.

Но мысли старшей крыла «Змей» крутились не только вокруг платьев; присутствие гросайдечи-оборотня в таверне не только удивило, но и встревожило ведьму.

– Может, Шэд на могилу отца приехал? – предположила Карина. – Вольфганг же был в том звене химмельриттеров, которое Ежи из катапульт над Эммин-ну-Фуин сняли?

– Да, Вольфганг был в северном отряде, – согласилась Светлана. – Может быть, ты и права. А может, Шэд скрывается здесь, как и я – в Боремии больше нет места для оборотней. Но даже оборотень не будет воевать на стороне тех, кто убил его отца.

Уверенность подруги немного успокоила Карину. Мандреченка повернулась спиной к Светлане:

– Застегни мне.

Ведьма ощутила теплые пальцы целительницы на своей спине – Света подтягивала шнуровку.

– Одного я не пойму, – сказала Карина задумчиво. – Почему люди в Боремии против оборотней так ополчились?

Целительница хмыкнула:

– А почему вы, люди, так ополчились против сидхов?

– А ты не путай, – сердито возразила мандреченка. – Сидхи завоевали Мандру… Издевались над нами…

– Но Разрушители освободили вас триста лет назад. А отомстить за тяготы ига решили только сейчас, – заметила Света, ловко застегивая многочисленные крючки. – Нестыковочка!

– Я не к тому, – возразила Карина. – Боремия всегда принадлежала оборотням, это все знают. Неречь же пришла на ваши земли сто лет спустя после Битвы Ярилы и Змея, или я ошибаюсь?

– Да, где-то так, – согласилась Светлана. – Готово!

В этот момент Марина и ее ведьмы с хохотом ввалились в предбанник. Целительница хлопнула Инну по заднице, раздался звонкий гул.

– Кстати, можете сегодня поиграть с мужчинами, если хотите, – обратилась Карина к звеньевой. – Работа закончена, можно и развлечься.

– Спасибо, Карочка, – весело отозвалась Марина. – Но мы сегодня пас. Попаримся еще чуток и спать ляжем. Даже к ужину не выйдем, в номер попросим принести. Приморились мы.

– Укатали девок лихие орки, – хохотнула Светлана.

– Ну, смотрите сами, – сказала старшая крыла «Змей».

Звено Марины ушло в парилку. Карина и целительница надели плащи – вечер был прохладным – и покинули баню.

– Так зачем люди напали на оборотней, с которыми так долго жили в мире и любви? – спросила Карина.

С озера налетел тихий ветерок, печально прошелестел в кронах деревьев, усыпав землю листьями – письмами о прошедшем лете.

– Видишь ли, – сказала Светлана. – У неречи есть легенда, например, о чудесном городе в глубине Лисьего Леса. Говорят, мостовые в этом городе выложены рубинами, а крыши вместо черепицы покрыты изумрудами.

– Это правда? У вас есть такой город?

Светлана отрицательно покачала головой:

– Звери не строят городов, Карина. Они нам не нужны. Нам – всем нам, и лисам, и волкам, и рысям, и медведям – нам нужен лес. А крестьянам нужна земля под пашню и пастбища… Вот и все.

Ведьма обняла подругу за плечи.

– Мир преисполнен болью, – прошептала мандреченка. – Болью и несправедливостью…

– Да, – согласилась оборотень. – Но другого мира для нас вообще нет.

Так они и стояли, обнявшись, некоторое время.

Следующий порыв ветра оказался теплым. Светлана принюхалась. Да и у Карины потекли слюнки, когда она почувствовала запах гороховой похлебки и горячий аромат только что вытащенных их печки пирогов. Не сговариваясь, ведьмы двинулись к таверне. Обогнув озеро по едва заметной тропинке на левом берегу, подруги вошли на задний двор через калитку. Из-за темного сарая, который судя по исходящему от него духу сухой травы мог быть только сеновалом, раздался мужской голос:

– Я тебе доверяю безгранично, но ты что – ты снова войну хочешь устроить?

Карина узнала Магнуса. Светлана придержала калитку, чтобы та не стукнула. Ведьмы замерли, не желая подслушивать чужой разговор, но и не желая вмешиваться в него.

– Наша земля нейтральна, мы же с тобой договорились, – продолжал гоблин. – Мы не лезем в чужие дела…

– Темные эльфы тоже не лезли, и что с ними сейчас? – услышала Карина голос Мораны.

– Ну пожалей ты меня, Морана, – ответил Магнус. – Ну нельзя же так…

– Нельзя – значит, нельзя, – очень спокойно ответила хозяйка таверны. – На чьей стороне будешь ты, Магнус?

– Я? Я хотел бы остаться на своей.

– Сейчас это будет невозможно.

-Тогда я буду против тех, кто нападет на меня.

– Хорошо, – сказала Морана. – Тогда и я тоже буду против тех, кто нападет на тебя.

– Я рад, что ты приняла именно такое решение, – произнес гоблин.

Раздались шаги – парочка удалялась. В темноте вспыхнул прямоугольник открывшейся двери, проявились два силуэта на его фоне – низкий, кряжистый Магнуса и изящный Мораны. Дверь закрылась, и на заднем дворе таверны снова стало темно.

– Он просил ее о жалости? – шепотом спросила Светлана.

Хотя, если подумать, теперь шептать было совершенно ни к чему.

– Угу, – ответила Карина, направляясь к дому.

Подруга некоторое время молча шла рядом. Когда ведьмы миновали высокую поленницу, Светлана спросила:

– И она его пожалела?

– Угу.

– Как мало мы, в сущности, знаем о высших суккубах… – вздохнула целительница.

Ключ беззвучно провернулся в замке. Рамдан вытащил его, проверил плечом, закрылась ли дверь, и догнал Махмуда и Ахмета. Наемники двинулись по коридору, застланному полосатыми мандреченскими половиками. Здесь, в сердце Лихолесья, половички смотрелись смешно и одновременно почему-то успокаивали. В небольшой нише Рамдан заметил миску с молоком и немного хлеба – ужином для домового. Экены тоже собирались спуститься в зал и отужинать. Большая часть отряда решила обойтись без таких излишеств. Измученные экены сразу по прибытии совершили намаз и заснули в своих номерах.

Рамдан выудил из кармана штанов монетку, присел перед нишей на корточки и положил алтын рядом с хлебом. Теперь он заметил фигурку домового в глубине ниши. Экен уже давно общался с мандреченами и знал, что обычно домашний идол имел вид хитрого старичка. Его вырезали из дерева или прилепляли к особенно узловатой коряге пару глазок – стеклянных бусин. Но духом-хранителем таверны оказалась куколка, сшитая из ярких лоскутков. Рамдан взял ее в руки и увидел, что глаза куклы обозначены двумя черными жемчужинами. «Помоги нам выбраться живыми из твоего дома, черноглазая», подумал Рамдан и погладил косу из темных ниток.

– Эй, командир, ты чего там? – окликнул его Махмуд.

Экен аккуратно посадил куколку на место и поднялся.

– Ты какой-то смурной, командир, – заметил Ахмет.

Рамдан поморщился и признался:

– Я себя без меча прямо голым чувствую.

Сташи, когда приносила им свежее белье и ключ, вежливо сообщила, что по таверне Магнуса не принято ходить с оружием. Экенам пришлось оставить мечи в номере.

– Так ведь тут все… голые, – сказал Махмуд.

Дверь чуть дальше по коридору распахнулась. Из номера, смеясь и перешучиваясь, появились Ирина и Стана в сопровождении Лайруксала. Рамдан даже не сразу узнал ведьм из-за дорогих красивых платьев, в которые они нарядились. Махмуд присвистнул, а Ахмет восхищенно сказал:

– Как расфурфырились-то девки наши!

Рамдан молча смотрел на пояс широкий пояс Лайруксала. По кожаной пластине в прихотливом беспорядке были разбросаны изумруды, сапфиры и гранаты. Ведьмы и сидх двинулись в сторону лестницы. Экены последовали за ними.

– Что это у него на плече такое? – спросил Махмуд. На плече сидха висел чехол, тоже богато изукрашенный. – Маленький лук вполне поместится.

– Поместится, – согласился Ахмет. – Но у него там арфа, я думаю.

– Чего?

– Инструмент такой, – терпеливо пояснил Ахмет. – Вроде мандреченских гуслей.

Рамдан остановился. Наемники вопросительно посмотрели на командира.

– Вы идите, ешьте, – сказал экен. – А я пойду зурну возьму.

– О, давай, – согласился Ахмет.

Когда Рамдан с зурной в руках спустился в зал, Махмуд и Ахмет уже сидели за одним столом с Гёсой, Крюком и звеном Зарины. Лайруксал вместе с ведьмами устроились чуть поодаль, поближе к Ринке и Вилли. За спинами проводников каравана, тяжело ухая и притопывая, на нескольких сдвинутых столах танцевали тролли. Между столами Гёсы сотоварищи и ведьм с сидхом Рамдан обнаружил столик, за которым расположились Арга, Светлана и Карина. Командир наемников направился к ним.

– Ой, кто арфу принес, кто зурну, – обрадовалась Светлана. – У нас будет вечеринка!

Арга кивнул командиру наемников. Рамдан опустился на лавку рядом с ним.

– Супчику горохового? На говяжьих ребрышках? – дружелюбно предложила Карина.

Рамдан засмеялся:

– А пожалуй, можно… Тогда у нас точно будет музыкальный вечер!

Арга и ведьмы рассмеялись тоже. Экен придвинул к себе чистую тарелку, кастрюлю с супом, снял крышку и зачерпнул пару половников. Затем наемник вооружился ложкой. Краем уха он услышал, как Лайруксал спросил:

– Хотите танцевать, милые дамы?

– Было бы неплохо, – отозвалась Ирина.

– Но не с этими же, не под такую музыку, – добавила Стана. Очевидно, ведьма имела в виду троллей.

Как раз в этот момент один из них закричал:

– А теперь давайте выпьем! Хватит скакать! Пива, госпожа Морана!

Соплеменники энергично поддержали его:

– Бочонок!

– И жареных крыс к нему!

Загрохотали раздвигаемые столы. Мимо Рамдана промчалась Сташи с тряпкой в руках. Столы следовало протереть, прежде чем ставить на них блюда с кушаниями. Тролли вряд ли мыли ноги слишком часто. «Хотя можно было так не напрягаться», подумал экен, провожая официантку взглядом. – «Тролли – парни не брезгливые».

Лайруксал вытащил арфу из чехла, затренькал. Настроив инструмент, сидх откашлялся. Ведьмы притихли. Магнус и незнакомый Рамдану сидх прокатили мимо столика командиров каравана бочонок с пивом.

– Баллада Сапфиры, известной поэтессы Железного Леса, – сообщил Лайруксал торжественно. «Ну конечно», мелькнуло у командира наемников. – «Какое еще имечко могла выбрать себе эльфийка, да еще и поэтесса?».

– Посвящается памяти Мелькора, нашего бога! – закончил сидх.

Лайруксал не торопился начинать. Он подождал, пока тролли разольют пиво по кружкам. Шумели они при этом так, словно делили не кувшин с пивом, а по меньшей мере кабана. Сташи отнесла гулякам огромную миску жареной форели.

– Всех крыс некромант сожрал, – тихо сказал Гёса за спиной Рамдана.

– Некромант? – удивился Рамдан. – Где?

Светлана указала вилкой куда-то за спину экена. Рамдан обернулся.

Некромантом оказался высокий сероглазый эльф, которого экен сразу не заметил – тот любезничал с Хэлл в дальнем углу зала. На столе между гномицей и магом и впрямь стояла миска с чьими-то обглоданными скелетиками. Но крысиные они или нет, Рамдан с такого расстояния разобрать не мог. Однако характерные переплетения в ауре некроманта экен разобрал хорошо. Командир наемников почувствовал, как по спине пробежала волна, поднимая дыбом волосы на позвоночнике. Рамдан видел черный, толстый жгут истинной Цин, переплетенный с алыми нитями Цин самого мага и уходивший в пол. Основателем Ордена Танцоров был маг Воды, и поэтому все Танцоры Смерти набирались из магов Воды тоже. Танцоры Смерти не проходили аттестацию Круга Волшебников Мандры. Рамдан знал, что его уровень владения Чи оценивается примерно на четвертый класс. У остальных бойцов из охраны каравана – где-то на третий.

Но некромант оказался антагонистом Танцоров, магом Огня, хотя и магом третьего класса, если судить по насыщенности каналов в его ауре. На практике это означало, что в гипотетической схватке Рамдан не смог бы причинить вреда этому эльфу своей Чи, даже несмотря на то, что владел ею лучше.

И выиграл бы тот, кто оказался бы более искусен во владении именно мертвой силой.

Танцоры Смерти умели только открывать Дверь в Подземный мир; управлять Цин они не могли. В схватке один на один исход поединка зависел оттого, насколько ловко и быстро маг будет преобразовывать и швырять в противников Цин. Мертвой силы не так уж много в окружающем мире, а волшебник, отдающий свою собственную силу – что Чи, что Цин – погибал. При столкновении с некромантом средней руки Танцоры могли задавить соперника количеством. Но не в этом случае.

Черный жгут, уходивший вниз от левой стороны тела мага, однозначно говорил о том, что этот эльф черпает Цин напрямую из Подземного мира. Где ее запасы неистощимы. И даже если бы Танцоры Смерти вышли против него всей боевой пятеркой, это мало что изменило бы. Каналы Цин некроманта были так плотно вплетены в косу, соединявшую два мира, что эльфу не надо было даже преобразовывать мертвую силу – она перерабатывалась в процессе поступления.

«Какими же чарами он себя опутал, чтобы так ловко устроиться», задумался экен. Рамдан решительно тряхнул головой, отгоняя прочь ненужные мысли. Если бы он встретился с этим сидхом в Лихом Лесу, некромант убил бы Рамдана, не рассуждая. Но они встретились не в лесу. Значит, и думать здесь было не о чем.

– От любви остается лишь пепел, – запел Лайруксал. Голос у сидха оказался хорошо поставленным, но больно уж высоким. «Козлячьим», хмыкнув, подумал экен.

– От могущества магмы расплав, – продолжал сидх, подыгрывая себе на арфе. – Что быть может на свете нелепей доказательств того, что ты прав?

В пустое пространство между стойкой и столами, вышли танцевать Крюк с Сабриной и Вилли с Ириной. Рамдан увидел, как встает некромант, галантно протягивая руку гномице. Хэлл зарделась и похорошела, насколько может похорошеть гном шести футов росту и косой сажени в плечах. Сидх у стойки оставил кружку отставил кружку, из которой жадно пил, и что-то сказал Моране. Та улыбнулась. Сидх наклонился, аккуратно обнял хозяйку таверны за талию, перенес ее через стойку и поставил на пол.

Рамдан почерпнул в своей миске – такой наваристой и вкусной гороховой похлебки он давно не ел.

– Да, ты прав! – так пронзительно, что вздрогнула даже Карина, пропел Лайруксал и завернул длинную руладу.

– Пойдем, Заринка, тоже потанцуем что ли, – сказал Гёса.

– Ах, не мешай! – воскликнула ведьма. – Дай послушать!

– Господин капитан, – обратилась Светлана к Арге. – Вы не пригласите меня на танец?

Арга вытер губы салфеткой, отодвинул тарелку и негромко, благовоспитанно рыгнул.

– С удовольствием! – ответил капитан.

Парочка присоединилась к танцующим. К столу, за которым остались только Карина с Рамданом, подошел Ринке.

– Карина, пойдем, – сказал он.

Лайруксал вынырнул из чудовищно закрученного проигрыша. «Как он себе пальцы только не сломает», лениво подумал Рамдан. Сидх продолжал свою песню:

Рамдан взял себе пирог с подноса, стоявшего в центре стола. «Эх, чайку бы сейчас», подумал экен. Но идти к стойке, расталкивая танцующих, не хотелось. Рядом с наемником появилась Сташи и поставила на стол запотевшую кружку.

– Вы это, вы пирог с форелью взяли, – пояснила девушка. – Его лучше с пивом.

Прежде чем наемник успел поблагодарить, Сташи исчезла.

– Давай лучше посидим, – тихо сказала Карина сидху.

– А что так? – осторожно осведомился Ринке, присаживаясь.

Рамдан покосился на них, но промолчал.

– Ты ж меня почти на голову ниже, Ринке, – почти с отчаянием в голосе ответила ведьма.

«Кстати, о бурях в стакане», подумал экен. Рамдан хлебнул пива и откусил от пирога.

– Карина, – удивленно произнес Ринке. – Только для вальса важен рост танцоров. А сейчас – ну разве это вальс? Все пляшут, кто во что горазд.

Ведьма отрицательно покачала головой. Экен посмотрел на растерянного сидха, хмыкнул и сказал:

– Вон, посмотри, Карина – Магнус с Газдрубалой как здорово танцуют.

Ведьма перевела взгляд. Образ жизни не располагал горгулий выпрямляться во весь рост. Но сейчас, когда Газдрубала танцевала, было видно, что она намного выше гоблина. При этом не было заметно, чтобы разница в росте хоть как-то смущала партнеров.

– Ну, видишь? – сказал Рамдан почти ласково. – Ты-то, Карина, покрасивше горгульи будешь. Ну, а чем сидх твой хуже гоблина?

Карина смягчилась:

– Ладно, пойдем.

Ведьма поднялась. Ринке благодарно посмотрел на экена.

– Спасибо, – сказал сидх.

Рамдан махнул рукой:

– Не за что.

Да, ты прав.

Командир экен оказался в одиночестве и воспользовался моментом, чтобы оглядеться. Ундина отстраненно смотрела на картину, уродовавшую противоположную стену. Полотно было выдержано в мрачных тонах и изображала охоту на дракона. Кроме ведьмы и экена, за столами никого не осталось, все плясали. По залу металась Сташи, убирая опустевшие тарелки и принося новую перемену блюд. Тролли глотали пиво из кружек, недобро посматривая на поющего сидха. Пары кружились ярким разноцветным хороводом.

О, как ты был прав…[19]

Певец снова погрузился в проигрыш, казавшийся бесконечным до тех пор, пока арфа вдруг не замолчала и не стало ясно, что песня завершена.

– Лайруксал, ты лучше всех! – воскликнула Зарина.

Сидх устало улыбнулся. Толпа стала распадаться. Гости возвращались к своим столикам. Но не все. Карина, Светлана и Арга исчезли из залы. Усмехнувшись, Рамдан оглянулся в поисках Ринке. Ну так и есть, сидх пропал тоже, вместе со вторым проводником – Вилли. Ирины тоже нигде не было видно.

– Еще! Еще! – наперебой загомонили ведьмы.

– Может, пойдем ко мне в номер? – предложил Лайруксал. – Возможно, что тут мои песни нравятся не всем.

– Как это не всем! – воскликнула Стана.

Но Зарина, верно оценившая мрачность троллей, подхватила:

– А и правда, пойдемте к Лайруксалу!

– Да погодите вы, с этими танцами поесть не дадите, – мрачно возразила Стана.

– А мы попросим отнести все яства к нам, – улыбнулся сидх.

– Тогда ладно, – согласилась ведьма.

– Милая девушка, это все, – крикнул Лайруксал и сделал широкий жест над столом. – Отнесите в тридцать третий! И еще пару бутылок вина, пожалуйста! Красного полусухого, «Ужин вампира» урожая восьмидесятого года!

– Сейчас! – отозвалась Сташи.

Лайруксал поднялся, убрал арфу в чехол, и вместе с Зариной и Станой двинулся к лестнице.

Когда музыка стихла, Газдрубала от полноты чувств лизнула гоблина в ухо. Язык у горгульи был влажный и горячий, и ощущение было приятным. Газдрубала сняла лапы с плеч Магнуса, ссутулилась и зашаркала к столу.

– Морана, – окликнул Магнус подругу.

Хозяйка таверны возвращалась к стойке под ручку с Андеретом. Услышав голос гоблина, суккуб обернулась.

– Мы еще успеем поесть? – спросил Магнус.

– Да, это было бы неплохо, – оживился Андерет.

Морана покачала головой:

– Только немного перекусить если. На сытый желудок ранения опаснее.

– Ну, хорошо, давайте хоть перекусим, – согласился гоблин.

– Садитесь, – сказала Морана. – Мы со Сташи сейчас принесем.

Вампирка тут же появилась на зов и спросила Андерета:

– А где Шэд?

– А он спать лег, в бане, – ответил эльф. – Ведьмы-то все оттуда уже ушли… Говорит, умаялся сильно.

Хозяйка таверны и вампирка двинулись к кухне. Магнус и Андерет направились к столику, за которым уже расположились гном, некромант и горгулья.

– Привет, Квалмэхтар, – произнес гоблин, подходя.

– Добрый вечер, Магнус, – откликнулся маг.

Квалмэхтар поцеловал руку Хэлл и сказал, улыбаясь:

– Прошу меня извинить, я отлучусь ненадолго по одной весьма негалантной надобности.

Гномица хихикнула и сказала:

– Крысы были наисвежайшие, так что мы тут ни при чем.

– О, конечно, наисвежайшие, – отозвался маг. – Это я привык тухлятинкой перебиваться…

Он поклонился и направился к выходу из зала. Из открытой двери кухни до Квалмэхтара донесся голос Сташи:

– О Мелькор, тролли заказали яичницу из двадцати яиц! Сколько же можно жрать!

В ее тоне слышался не вызов, а неприкрытое отчаяние.

– Они не едят, они закусывают, – откликнулась Морана. – Но тролли больше ничего заказывать не будут, поверь мне. Их уже меньше половины осталось…

– Зато самые стойкие, – проворчала вампирка. – Я поняла, почему они себе все номера на первом этаже забрали – в таком состоянии по лестнице не поднимешься!

– Сейчас накроем нашим, отнесешь троллям яичницу и свободна, – сказала суккуб.

Сташи появилась из кухни так резко, что Квалмэхтар едва успел остановиться, чтобы не сбить девушку с ног. Вампирка промчалась мимо некроманта, как будто и вовсе не касаясь ногами пола. Следом за ней из дверей кухни вышла Морана с подносом, уставленном судками и мисками.

– Вы уже покидаете нас? – вежливо спросила она у гостя.

– Никогда, – улыбнулся маг и направился к выходу.

Морана смотрела вслед Квалмэхтару, и глаза ее холодно мерцали.

После того, как Зарина убежала в номер Лайруксала, Гёса заказал у Сташи графин водки. Официантка улыбнулась, сверкнув великолепными вампирскими клыками, и напомнила клиенту, что только пиво сегодня вечером за счет заведения, а за водку придется доплатить.

– Сами понимаете, для здешних мест это напиток редкий, – дружелюбно закончила она. – И цена соответствующая. Может, лучше вина? Могу предложить «Молоко горгульи» урожая…

– Сколько стоит графин водки? – перебил ее Гёса.

Сташи сказала. Крюк присвистнул.

– Давай хоть напополам возьмем, – предложил он другу.

– Мне тут одному мало, – мрачно ответил тот. – Несите, Сташи.

Гёса извлек из пояса кошелек, развязал его и вложил в руку девушки несколько монет. Официантка испарилась.

Крюк покосился на Гёсу и сказал:

– Только не забудь о втором завете Лайто.

– Что за завет? – с интересом спросила Сабрина.

Крюк чмокнул ее в щечку и сказал:

– Это неважно.

Ведьма надулась. Ей, однако, ответил Гёса:

– Нам нельзя много пить. У каждого Танцора Смерти есть своя Дверь в Подземный мир, которую мы открываем, когда захотим. А у пьяных она открывается сама собой.

– Да уж, – пробормотала Сабрина.

– Видишь, я все помню, – сказал Гёса Крюку. – Все будет в порядке, не беспокойся.

Ведьмы переглянулись. Ундина добродушно пихнула Гёсу в бок и прогудела:

– Не расстраивайся ты так.

– Ты радоваться должен, что Зарина не с тобой пошла, – добавила Сабрина.

– Да ну? – вяло отозвался экен.

Вернулась Сташи. Официантка поставила перед наемником графин с водкой и миску, из которой очень аппетитно пахло.

– Это еще что? – осведомился Гёса. – Я не заказывал.

– Это «Эльфы на шпикажках», горячая закуска к водке, – ответила Сташи. – Вы не заказывали, да, но вы понимаете, что-то клиент пошел с крупными деньгами, у нас на кассе сдачи нет… Если хотите, я могу забрать.

– Оставляйте, Сташи, ладно, – согласился экен.

Официантка удалилась. Сабрина про себя восхитилась мудростью Мораны – это явно хозяйка послала закуску Гёсе. Видимо, второй завет Лайто был известен и ей, и доводить ситуацию до критической точки суккубу не хотелось.

– Название подходящее, – заметил Крюк. – Этим остроухим кривлякам там, на шпагах и мечах, самое место. Можно, я попробую?

Гёса кивнул. Крюк в растерянности посмотрел на миску. Ее содержимое золотисто-серого цвета казалось слишком густым, чтобы брать его ложкой, но слишком жидким, чтобы зачерпывать рукой. Сабрина заметила колебания Крюка, улыбнулась и извлекла из утвари на столе двузубую деревянную вилку. Ловко выловив из соуса кусочек, она поднесла его к губам экена. Крюк подул, осторожно тронул языком, заулыбался и сорвал закуску с вилки зубами.

– Пусть лопнет презренное брюхо, чем ценный продукт пропадет! – бодро произнесла Сабрина и протянула вилку Крюку: – Дальше сам справишься, я думаю.

Гёса налил себе на два булька водки в стакан, выпил и поморщился. Крюк отдал ему вилку. Экен подцепил закуску, отправил ее в рот. Слезы выступили на глазах Гёсы. Судя по вкусу, «Эльфы на шпикажках» на треть состояли из уксуса, на треть – из лука и на оставшуюся треть из хорошо просоленной селедки.

– Да уж, – сказал экен, вытирая глаза. – Рыбья кровь в них, в сидхах…

Он налил себе еще водки и спросил:

– Так я не понял, Сабра, почему я сейчас радоваться должен?

– А это у ведьм нашего крыла игра такая, – рассеянно ковыряясь в тарелочке с клюквенным желе, ответила та.

– Что за игра? – заинтересовался Крюк.

– Ну, – произнесла Ундина. – Мы сначала мужиков в себя влюбляем, потом разводим на какой-нибудь подарок, а после бросаем.

Гёса поперхнулся водкой. Ундина похлопала его по спине.

– Вот, значит, как, – изменившимся голосом сказал Крюк, глядя на Сабрину. – И ты со мной играешь, значит?

– Да, – холодно улыбаясь, ответила ведьма. – Так что, как только я тебе надоем, подари мне что-нибудь… подороже… И не забудь признаться в любви.

– Я понял, – медленно ответил экен.

– Вот, – продолжала Ундина. – Ты извини, Гёса, но что с тебя взять? А камушки на поясе Лайруксала ты видел, я думаю.

Гёса ничего не ответил и налил себе еще водки. К их столику подошел Рамдан. В руках он держал зурну. Сначала экен сидел с другими командирами обоза – Аргой, Кариной и Светланой. Но после танца его соседи по столу покинули зал, и командир наемников, видимо, соскучился.

– Не хотите сплясать, ребята? – спросил Рамдан. – Чувячок-пяточка-носок? Просто так?

– Ой, было бы здорово посмотреть! – воскликнула Сабрина. – Пожалуйста, Крюк, прошу тебя!

– Да, это было интересно, – поддержала Ундина. – А то, когда вы танцуете, вас же не видно обычно…

Ведьмы не могли знать, что почти все танцы экенов были ритуальными и исполнялись в строго определенных случаях. Но существовал и единственный танец, который туры предписывали Танцорам Смерти исполнять при любой возможности – чтобы отточить собственное мастерство. К тому же, Рамдан не мог не заметить манипуляций Гёсы с графином. Командир, очевидно, хотел отвлечь своего наемника.

– Давай потанцуем, – предложил Крюк другу.

Гёса заколебался.

– Да я не хочу что-то, – произнес экен.

– Брось скромничать, – сказал Крюк. – Ты ведь лучше всех нас танцуешь.

– Гёса, ну пожалуйста! – выдохнула Ундина.

Вернулись выходившие по нужде Махмуд с Ахметом и поддержали предложение командира.

– Ну, ладно, – пробормотал Гёса и встал.

– Хозяйка! – крикнул Рамдан. – А можно, мы тоже спляшем?

– Конечно, спляшите, – откликнулась хозяйка таверны. – Вам барабан не нужен? Там, слева за стойкой, палочки рядом в чехле.

– Барабан – это хорошо, – кивнул командир наемников, а Ахмет воскликнул, потирая руки:

– Ох, сейчас и попляшем!

– Глядите-ка, – обратилась к троллям Морана. – Нашлись плясуны и покруче вас…

– А это мы увидим, госпожа, – откликнулся мощный тролль с вытатуированным на плече изображением молота и снопа. – Вот сейчас и увидим…

– Иди, возьми барабан, – сказал Рамдан Махмуду. – Подстучишь мне…

Экены вышли на свободное пространство между столами и стойкой. Махмуд вытащил из-за нее высокий, почти до пояса экена барабан, раскрашенный черными и красными треугольниками. Сабрина догадалась, что в таверне останавливалось подразделение из дивизии Алых Кобр. Ундина подумала, что на этом барабане, видимо, и сидит обычно Морана. Махмуд бережно извлек палочки из чехла, стукнул по барабану, проверяя звук, и улыбнулся. Рамдан заиграл. Махмуд подхватил ритм. Ведьмы подошли поближе, подтянулись и тролли. Ахмет и Крюк начали танец. Гёса стоял на краю круга и наблюдал за ними, чуть притопывая в такт – разминался. Он никогда не мог начать танцевать вот так, сразу.

Зарина и Лайруксал столкнулись в темном закутке, служившей прихожей в номере эльфа. Лайруксал провел рукой по груди Зарины. Руки у него оказались мягкие и горячие. Эльф поцеловал ведьму – медленно, бережно. Перед глазами Зарины все поплыло. Голоса смеющихся в номере Ирины и Станы начали стихать и удаляться.

– Вы скоро там? – крикнула Стана.

Лайруксал отстранился от звеньевой, улыбнулся и ушел в номер. Зарина глубоко вздохнула и хотела последовать за ним, но какая-то мысль затеребила краешек сознания ведьмы. Она глянула себе на грудь.

Любимой броши Зарины, гематитового паучка, на платье не было.

– Шайтан, – пробормотала ведьма. Зарина вспомнила короткий укол, на который не обратила внимания, когда поднималась по лестнице.

– Я мигом, – крикнула она и выбежала из номера.

Еще в коридоре экенка услышала знакомую музыку и невольно ускорила шаг. После песен троллей и эльфов в таверне зазвучали песни гор. Плакала зурна, ей глухо вторил барабан. Ведьма выбежала на лестницу и замерла на верхней ступеньке. На пустом пространстве в центре зала, между стойкой и столами, она увидела Гёсу. В своей черной шелковой рубашке и узких кожаных штанах на фоне ярких платьев ведьм и серо-зеленых курток троллей он казался похожим на маленький, остывший уголек.

– Что главное в танце? – вращая глазами, воскликнул наемник. – Главное в танце – это оскал!

Гёса улыбнулся, демонстрируя зубы, которым позавидовала бы и Сташи, выхватил из-за пояса кинжал и начал танец. Махмуд ударил в барабан, Рамдан подхватил мелодию. Хоть наемник обладал совершенно заурядной внешностью, сейчас, когда он с улыбкой крутился в танце, Гёса казался очень красивым. Да и не казался, а был, поправила себя Зарина. Наемник ритмично двигался под простую мелодию, обладавшей, как и вся музыка экенов, суровым очарованием. Махмуд четко вел, Рамдан поддерживал мелодию зурной. Кинжал летал вокруг головы Гёсы. Отблески факелов играли на лезвии. Наемник был очень пластичен, и его гибкие, текучие движения завораживали. Махмуд все убыстрял ритм, но экен не отставал. Зурна уже не плакала, а коротким мрачным криком аккомпанировала каждому движению экена. Руки и ноги наемника мелькали так быстро, что Зарине он начал казаться волшебным осьминогом. Только вместо клюва у него была ослепительная человеческая улыбка. Гёса двигался быстрее, чем это было доступно человеческому глазу. Ведьма почувствовала, что цепенеет, и ощутила смутную угрозу, которую нес этот танец. Воздух вокруг Гёсы дрожал. Экен танцевал, словно тень, словно дух. Даже Газдрубала, примостившаяся на поперечной балке под самым потолком зала, перестала чистить клювом свои стальные перья. Горгулья смотрела на наемника, подавшись вперед и не в силах оторвать глаз.

– Хэ-хей! – Махмуд последний раз ударил по барабану, завершая свою партию. Гёса вскинул руки с кинжалом и застыл, покачиваясь, на самых кончиках пальцев ног. Замолчала и зурна. Гёса опустился на всю стопу.

– Ты танцуешь, как сам Лайто, – устало сказал Рамдан.

Гёса улыбнулся в ответ и вдруг наморщился.

– Извините, – пробормотал он и двинулся к выходу из таверны.

Тролли, огромные лесные великаны, поспешно расступались перед ним, хотя каждый из них был выше экена минимум на голову и в полтора раза шире в обхвате.

Ринке лежал, уткнувшись лицом в колени Карины. Ведьма рассеянно гладила его по голове. Когда они убегали из зала, эльф успел заказать Сташи вина и сыра. Вампирка насоветовала еще фруктовый салат. В ожидании заказа любовники расположились на кровати. Ведьма молчала, Ринке тоже не хотелось разговаривать. Руки Карины были гораздо ласковее, чем их хозяйка; эльф чувствовал, что сейчас заплачет. Ринке понял, что не сможет сделать то, зачем ведьма пришла к нему.

И то, ради чего он ее пригласил, у него тоже не получится.

Карина тихо засмеялась каким-то своим мыслям.

– Давай посмеемся вместе, – сказал эльф.

– Да некромант, в углу они сидели, вместе с гномицей и горгульей, – ответила ведьма. – Видел, какой фейерверк у него в ауре?

В момент оргазма происходило энергетическое насыщение ауры, которое эльфы называли Риллэ Мэнгиль. Оно бывало разным по мощности. Квалмэхтар последние полчаса пылал, как Сильмарилль, так что свечение ауры некроманта было трудно не заметить.

– Вот повезло гномочке, – продолжала Карина. – У нас в Мандре говорят – «любовь зла, полюбишь и козла». А у вас, как я погляжу, все наоборот. Он суровый мужчина, некромант этот; но красивый. Мог бы выбрать себе и среди эльфок, я думаю…

– Его зовут Квалмэхтар, – пробормотал Ринке. – А их отношения с Хэлл тут ни при чем.

– Вы знакомы?

Эльф повернулся набок, спиной к ведьме. Несколько секунд он смотрел на магический светильник, стоявший посреди пустого пока еще стола. Светильник был сделан в виде прозрачной колбы в виде груши на ножке. Внутри колбы летали, кружились в хороводе и бились о стенки разноцветные светящиеся бабочки.

«Вот так и мы», подумал Ринке. – «Думаем, что ищем путь. Думаем, что сами выбираем дорогу. А на самом деле мы все, и эльфы, и люди – вот такие же сгустки Чи, которым кто-то придал форму и запустил в запаянную колбу».

Надо признать, что эта малооргинальная мысль посещала Ринке каждый раз, когда он видел такие магические светильники. Возможно, именно поэтому эльф предпочитал использовать для освещения факелы или магические светильники нейтральной формы, в виде светящихся шаров.

– Я познакомился с Квалмэхтаром только сегодня, – ответил эльф. – А с братом его, Тавартэром, мы вместе воевали. Я думаю, Тавартэр и сейчас бродит где-нибудь по Железному Лесу вместе с Ежами. А я мандреченские караваны вожу, – добавил он скорее сам себе.

– Мандра хоть и покрупнее, чем Лихой Лес, но тоже – большая деревня, – согласилась Карина. – Но кто же так разжег некроманта, если не гномица?

– Морана.

Ринке перевернулся на спину, увидел лицо Карины и засмеялся.

– Одну нашу богиню ты уже видела, – сказал эльф. – Теперь познакомилась и со второй. Морана – не суккуб, как можно подумать. Она богиня Смерти и Зимы. Вы поклоняетесь ее сестре, как я понял, только вы зовете ее Матушкой Зимой. У Мораны нет детей, потому что нет никого среди богов, чье семя проросло бы под снегом. Ну, Мелькор только если, но он погиб. И поэтому называть Морану «матушкой» кажется нам нелогичным. И Квалмэхтар пришел к ней, чтобы она благословила его. Теперь ему не надо втягивать и преобразовывать Цин из окружающего мира. В Квалмэхтаре теперь всегда будет истинный Цин, сила самой Смерти.

Ведьма провела пальцами по лицу эльфа – нежно, медленно. У Ринке перехватило дыхание.

– Как драконы, как гросайдечи, – произнесла Карина задумчиво. – Они ведь не призывают Чи Огня. Они сами – Огонь.

– Да, – с усилием продолжал эльф. – Для того, чтобы принять что-то в себя, нужно иметь в себе пустоту. Во время оргазма сбрасывается не только Чи, но и Цин, ведь эти каналы симметричны. Морана заставила его кончить, и каналы Цин Квалмэхтара опустели. И тогда она и расплела их, вывела прямо на…

– На Подземный мир, где Цин всегда в избытке, – понимающе кивнула мандреченка. Ведьма поморщилась. – Если дар богини так насытил его каналы Чи, то что сейчас творится в его каналах Цин, даже подумать страшно. Впустить в себя Цин самой Смерти, это, наверно, как залить себе в жилы расплавленный свинец. Даже для некроманта.

Ринке закрыл глаза.

– Ваши боги очень любят вас, раз живут с вами, – сказала Карина.

– А боги мандречен не спускаются на землю? – спросил эльф.

Воздух справа от столика задрожал, потемнел и сгустился в улыбающуюся Сташи.

– Ваш заказ, – сообщила официантка.

Сташи принялась расставлять на столе приборы, салатницу, тарелочку с сыром.

Ринке встал, взял у вампирки вино и штопор. Ловко выдернув пробку, эльф пристроил бутылку на тумбочке под зеркалом и поставил туда же бокалы, чтобы разлить вино. Ринке запустил руку в карман брюк. Между ним и Кариной была официантка, и ведьма не могла видеть, что делает эльф. Сначала Ринке показалось, что бутылочки в кармане нет. Что он ее потерял, что она вывалилась где-нибудь в зале. Эльф ощутил горькую радость, и ту его пальцы наткнулись на теплый, гладкий бок бутылочки.

Просто она была очень маленькой, а карман шаровар – очень большим, и Ринке не нащупал ее сразу.

– Приятного аппетита! – сказала Сташи.

Эльф понял, что ее силуэт сейчас истает. Ринке поспешно вытащил бутылочку из кармана и повернулся спиной к мандреченке, чтобы Карине было не видно его рук.

– Только одна богиня, Нава, иногда спускается с небес, – вернулась к разговору мандреченка. – Она приходит, когда становится совсем уж тяжело, и помогает нам. Дважды она уже приходила, в облике княгини Старгородской и Разрушительницы Пчелы. Эти ее воплощения называют Девой Плача и Девой Боли. Сейчас многие надеются, что она спустится к нам в третий раз. Как Дева Смеха.

Эльф аккуратно вытащил крохотную пробку и сказал:

– Про княгиню я слышу впервые и не знаю, что она сделала. Но зачем приходила Пчела, я знаю.

– Да, – отвечала ведьма. – Нава спустилась, чтобы освободить нас от сидхов.

– И что, сейчас жизнь в Мандре хуже, чем под властью наших братьев? – спросил Ринке.

Эльф посмотрел на свои часы, лежавшие между бокалами. Времени оставалось совсем мало, да его попросту больше не было. Он поднес бутылочку к краю бокала, наклонил, ожидая момента, когда по сверкающему хрусталю потечет темно-коричневая струйка. Ничего не произошло. Видимо, бутылочка была наполнена меньше, чем наполовину.

– Знаешь, – сказала Карина угрюмо. – Жизнь всегда сложная. Как говорят, на богов надейся, а сам не плошай. А так – да, войну-то мы выиграли, но очень…

В зеркале Ринке увидел, как ведьма повела рукой в воздухе, подыскивая слова.

– Люди очень устали, – сказала Карина наконец. – Эта война нас доконала. Мы перестали смеяться. Я была весной на празднике возвращения Ярилы в родной деревне. Волхв спел гимн, а потом обычно поют, кто что хочет. Но никто не пел. Ты понимаешь, многие ушли на войну совсем детьми и не успели выучить наших мирных песен. А старики, кто помнил все песни, первыми погибли во время войны – от голода, от болезней. И эта тишина… Это было ужасно…

– Ну, ты про рябину песню знаешь, – сказал эльф. – Или такую грустную песню нельзя петь во время Беллентэйна?

Он почти перевернул бутылочку вверх дном, но из нее так не появилось еще ни капли. «Может, жидкость слишком густая?», думал Ринке. – «Или сначала надо было встряхнуть?».

– Так я и другие песни знаю, – ответила мандреченка и продолжала мрачно: – Я одна и пела. Люди сначала слушали, потом начали смеяться потихоньку. Развеселились…

Ринке вздрогнул. Темная капля появилась из горлышка, но упала не в бокал, куда должна была, а на крышку тумбочки, и расползлась на ней уродливой кляксой. Эльфа пробил холодный пот. Он глянул в зеркало, чтобы проверить, не заметила ли Карина этих его манипуляций.

Из зеркала на него смотрели Мать Рябина и Морана.

«Для тебя, Ринке, все только начинается», услышал эльф мягкий голос хозяйки Железного Леса. – «Время в наших мирах течет по-разному; для того, чтобы оковы потеряли силу, мало открыть замок на них куском мифрила. Обрету я свободу или нет, зависит от вас. От тебя и от нашей гостьи. Что ты выберешь – жизнь или смерть, лес или предательство, то и будет. Есть что выбрать, смотри, не прогадай.

Пока она в моем лесу, проклятие не будет действовать. Наслаждайся! Но запомни – там, где сила любви и жизни уступает силам расчета и смерти, мои чары не властны!»

Спокойный, вежливый голос Мораны вторил ей:

«Сегодня тебе придется принять решение. И тебе, когда ты будешь его принимать, надо быть столь же холодным, как зима, в которую ты родился».

– Волхв потом так меня благодарил, так благодарил… – продолжала Карина рассеянно. – А Квалмэхтар – молодец. Уважаю. Я как-то к некромантам раньше не очень хорошо относилась. Падальщики – они и есть падальщики. Но так отдаться своей богине может только очень смелый человек. Ну, то есть сидх. Он знал, что на пути его служения будет много боли, но все равно выбрал именно эту дорогу…

«Я понял», подумал Ринке, глядя на Мать Рябину. – «Я надеюсь, что я понял правильно…»,

Богиня улыбнулась и кивнула. Эльф перевел взгляд на ее сестру.

«Я прошу тебя об одном», произнес он мысленно. – «Я не неженка, но я и некромант. Я не хочу страдать. Пусть будет, что будет, но пусть это будет быстро. И не очень больно».

Морана усмехнулась и отрицательно мотнула головой – таким сильным жестом, что закачались ее причудливо закрученные локоны. Ничего другого от нее Ринке и не ожидал. Беспристрастность богини Зимы вошла в поговорку.

Но хотя ответ богинь был разным, улыбки на их лицах были совершенно одинаковыми. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – Морана и Мать Рябина были родными сестрами.

Богини исчезли, и эльф увидел отражение Карины.

– Мы пить-то будем? – сказала ведьма недовольно. – Сколько можно пробки нюхать?

Ринке заткнул бутылочку крышкой и засунул ее за зеркало. Пальцы его дрожали. Ринке вспомнился Квалмэхтар, который никак раскурить свою трубку, промахиваясь мимо нее направленным пучком своей Чи. В какой-то миг эльф даже подумал, что выронит эту треклятую бутылочку. Но этого не случилось.

Ринке разлил вино по бокалам и отнес их к столу. Они с ведьмой чокнулись и молча выпили. Эльфа порадовало, что мандреченка не потребовала никакого тоста; сейчас он не смог бы ничего предложить, в голове плыла звенящая пустота. Он сел на кровать и взял нож, решив нарезать сыра.

– А как ваши боги поступают с теми, кто служит богам врагов? – спросил Ринке.

Сидх отделил ножом первый кусочек от дырчатого, с крохотными слезинками во впадинах сыра.

– Предателей никто не любит, Ринке, – пожала плечами ведьма. – Ни новые хозяева, ни старые. Даже те, к кому они переметнулись, чувствуют по отношению к предателям гадливость … Ну, это обычно так.

– А как же Балеорн? – спросил Ринке и подал Карине кусочек.

Ведьма с наслаждением впилась в сыр зубами.

– Он жил с Разрушительницей Пчелой, – продолжал эльф. – Балеорн был из эльдар, его дед ходил на юг вместе с Звездными Рыцарями. И после того, как Балеорн сошелся с Пчелой, в Фейре от него все отказались. Им с Разрушительницей пришлось жить у нас, в Железном Лесу.

– Я слышала, что они жили в Экне, – рассеянно сказала Карина. – Отрежь еще сыра, очень уж он вкусный.

Ринке выполнил ее просьбу и продолжал:

– Так что мандречены? Как вы относитесь к тому, что ваша богиня жила с врагом? Разве она не предала вас таким образом? И что говорят в Мандре о Балеорне?

– Ты знаешь, мы не настолько распущены, чтобы обсуждать личную жизнь наших богов, – произнесла Карина. Ринке понял, что ведьма не так пьяна, как кажется. – Пчела сделала то, ради чего спустилась на землю. А потом вольна была делать все, что хочет. Балеорн был могучим магом, это всем известно. Это же сидх помог ей создать Эрустим. Это был выбор, достойный Пчелы. Конечно, нам хотелось бы, чтобы наша богиня жила с нами, но если нет – значит, мы этого попросту недостойны.

Ринке допил вино, положил руку ей на плечо и произнес:

– Закончим лекцию о наших богах?

– Может, не стоит, Ринке? – ответила Карина тихо. – Ведь…

Ведьма открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Однако эльф понял, что она хотела сказать.

– Ты слышала, о чем на прощание кричала Мать Рябина, – произнес эльф. – Ты думаешь, что ее чары здесь потеряли свою силу. Возможно. Морана – воплощение не только искушения, но и смерти и расчета, это точно. Как хочешь, Карина. Как скажешь. Мне кажется, что ты привыкла ко мне. Привязалась. Я тоже. Но наши народы остаются врагами, и мне бы не хотелось, чтобы когда-нибудь, потом, в бою, когда ты увидишь эльфа, похожего на меня, у тебя дрогнула рука. Ведь у твоего врага рука не дрогнет, – добавил он с усилием. – И ты погибнешь. Я бы этого не хотел. Я примерно представляю действие твоего проклятия и думаю, что смогу это выдержать.

Ринке усмехнулся и добавил:

– Ну, не убьешь же ты меня.

Эльф посмотрел на нож, который все еще держал в руках, и положил его на тумбочку, стоявшую в изголовье кровати.

– Нет, – сказала Карина серьезно. – До такого еще ни разу не доходило.

– Я не обижусь. Я обрадуюсь, что ты теперь снова защищена.

– Я люблю тебя, Ринке, – ответила ведьма. – Что бы я ни сказала потом, знай, что это правда.

– Хорошо… Давай только набросим на дверь магическую сеть, чтобы нам не мешали.

Эльф и ведьма одновременно подняли руки.

Гёса схватился за резные перила крыльца, согнулся пополам. Со стороны он казался обыкновенным гулякой, который не рассчитал свои силы в борьбе с зеленым змием и вот-вот испачкает ступени таверны своей блевотиной.

Но это было не так.

Гёса был не обыкновенным гулякой.

Еще во время танца, отдаваясь музыке, Гёса почувствовал, что окружающий мир удаляется от него. Тускнели краски, исчезали голоса. Лица зрителей превращались в смазанные серые пятна. Экен испытал наслаждение – вместе с реальностью от него уходила и боль, которую не смогла заглушить даже водка. Но тут его глаза выхватили из непрозрачной паутины, которой покрывался мир, черно-красную вспышку.

Зарина стояла наверху лестницы. Лицо ее блестело от слез, но ведьма улыбалась.

И экен с ужасом понял, что напиться ему удалось – дурное дело, как говорится, нехитрое. А сейчас произойдет то, о чем предупреждал Лайто в своем втором завете. Дверь в Подземный мир, которую Гёса всегда открывал с таким трудом, потихоньку приоткрылась сама. Серый налет, покрывший мир в глазах экена, говорил о том, что аура наемника насытилась Цин. Для того, чтобы мертвая сила вырвалась в мир живых, не хватало самой малости. Чьего-нибудь слова, жеста – и этим жестом мог оказаться самый невинный жест.

Гёса выбрался из зала. Тролли торопливо расступались перед ним. Эти твари, порождение темной магии Лихого Леса, не могли не чувствовать того, что сейчас с ним происходило.

Экен рванул рубашку на груди, глубоко вздохнул.

Он ощутил запах, чуть горьковатый аромат духов «Кинжал гурии», который вдыхал сегодня весь вечер. Руки Зарины обвились вокруг тела Гёсы. Экен почувствовал спиной горячую грудь ведьмы – она прижалась к нему всем телом. Кровь отлила от головы наемника и ударила совсем в другое место. Гёса увидел перед собой Дверь. Когда у экена встал, Дверь рывком приотворилась еще дюйма на три. Воздух вокруг наемник задрожал, меняя свою структуру. Чи Воздуха исчезло под порывом ледяного ветра Подземного мира. Резкое падение уровня магической силы в своей стихии должно было насторожить Зарину. Но разгоряченная ведьма не обратила на это никакого внимания.

– Пойдем, – прошептала она по-экенски. – Пойдем ко мне, Гёса.

Наемник в отчаянии хватил воздух ртом. Экен боялся глубоко вдохнуть, пошевелиться, чтобы не распахнуть свою Дверь окончательно. Тогда не стало бы ни теплой летней ночи, ни таверны, во дворе которой он стоял.

Ни ведьмы, которую он любил, и которая страстно обнимала его.

– Нет. Уходи, – с трудом сказал Гёса. – Я пьян.

Рука Зарины скользнула вниз. Экен закрыл глаза, чтобы не видеть открывающейся Двери в своей ауре. Ведьма нащупала то, что искала, и томно протянула:

– Ну, не так уж ты и пьян…

– Я сказал, нет, – повторил Гёса. – Зачем я тебе сдался, Зарина? Ты ведь читала Соран, должна знать, что мне лизать нельзя. А уж сидх-то в этом деле точно мастер…

Оскорбленная ведьма отпрянула от него. Но прежде чем Зарина успела ответить, Гёса открыл глаза. Экен увидел у ворот таверны Вилли.

Из конюшни не скрипнув ни единым колесом, выехал фургон. Гёса узнал подводу из каравана, который ведьмы и экены вели к Бьонгарду. Зарина тоже заметила фургон, и, с огромным изумлением – Лайруксала, который правил фургоном. Сидх усмехнулся.

– Лизать тебе я не стал бы, – сказал Лайруксал, глядя на ведьму. – Я не некрофил.

Зарина поняла, что Стана и Ирина мертвы, и совершенно нечеловечески зарычала.

– Эй, ненекрофил, ты далече собрался с нашим добром? – осведомился экен.

Он уже все понял, и чувствовал неимоверное облегчение. Больше можно было не сдерживаться. Обычно Гёса сомневался, сможет ли он открыть свою Дверь. Сейчас экен сомневался, сможет ли закрыть ее тогда, когда это будет необходимо.

Но это уже не имело значения.

– Заведи фургон обратно, – раздался над ухом наемника надломленный яростью голос ведьмы.

Лайруксал усмехнулся:

– А не то?

За ведьму ответил Гёса:

– Тогда я буду танцевать…

– Я так и знал, – очень спокойно ответил сидх. – У нас здесь для тебя есть хороший партнер по танцам. Развлекайтесь.

У Гёсы оборвалось сердце. Краем глаза экен увидел выходящего из нужника Квалмэхтара. Зарина лихо выругалась по-экенски, но голос ее дрожал. Как и Гёса, она знала, что и против обычного некроманта Танцору Смерти в одиночку не выстоять. А уж в схватке с магом, черпающим Цин непосредственно из Подземного мира…

Лайруксал хлестнул лошадь. Фургон медленно поехал к воротам. Один тролль уже выводил из конюшни следующую лошадь, второй тащил упряжь. Вилли взялся за тяжелую щеколду ворот.

– Беги в зал, – не оборачиваясь, одними губами проговорил Гёса. – Приведи сюда…

Словно в ответ на его слова, в зале сверкнула ослепительная магическая вспышка – кто-то бросал заклинание. Огромная тень выросла от ног Гёсы и на миг накрыла усмехающегося Квалмэхтара. В таверне раздались крики, затрещала мебель. Тролли все-таки разломали столы.

– Зря ты все-таки не выпила вина со своими подругами, – мягко сказал Квалмэхтар ведьме.

Зарина зашипела, как змея.

– И что же теперь с тобой делать? – пробормотал некромант и рассеянным жестом размял пальцы.

Гёса ощутил прикосновение к своей ауре и напрягся. Он решил, что это первая атака Квалмэхтара. Но экен с удивлением понял, что с его каналами хочет поиграть Зарина.

– Не мешай, – выдохнула она ему в ухо. – Я сделаю так, что ты ударишь его не Чи Воды, а Чи Воздуха…

Гёса повиновался, убрал блоки. В неожиданной помощи ведьмы – экен и не знал, что можно наполнить свои каналы Чи другой стихии – заключался его единственный шанс выиграть схватку.

– Не разменивайся на мелочи, Квалмэхтар, – услышал Гёса за своей спиной голос тролля. – С этой мандреченской сукой мы сами разберемся…

Наемник ощутил, как Зарина резко крутанулась на месте – распущенные волосы ведьмы хлестнули экена по спине. Давление на каналы Гёсы прекратилось – Чи понадобилась самой Зарине. Экен смотрел, как Вилли опускает щеколду. Танцор Смерти рванул свою Дверь на себя одновременно с сидхом, толкнувшим тяжелые створки ворот. Последнее, что услышал Гёса, прежде чем они с Квалмэхтаром исчезли в пульсирующей черноте, был вопль Зарины:

– Я экенка, ты, выкидыш гросайдечи от хорька!

Вой тролля, которого ведьма ударила направленным пучком Чи, эхом аккомпанировал Гессе. Они сцепились с Квалмэхтаром и покатились по гладким черным ступеням лестницы, ведущей в Подземный мир. Некроманту удалось столкнуть Танцора в открытую Гёсой Дверь. Но в падении экен захлестнул мага в аркан из Чи Воздуха, одолженного наемнику Зариной, и увлек Квалмэхтара за собой.

Энедика, совершенно довольная собой, магом и проведенной ночью, тихо посапывала, уткнувшись лицом в живот Крона, когда кто-то грубо сорвал с нее одеяло. Эльфка подняла голову и увидела невысокого мужчину с изломанным носом сюрка и кривыми ногами кавалериста. Энедика узнала его, и от ужаса проснулась окончательно.

Мужчина не удостоил ее взглядом. Очевидно, он сорвал одеяло в поисках Крона – в тесно сплетенных под одеялом двух телах сложно было обнаружить имперского мага. Энедика тихонько сползла с Крона и двинулась к краю постели, подальше от Искандера. По пути она наткнулась на собственную тунику, накрылась ей и замерла. Имперский маг зашевелился.

– Пока тут тебе лизали яйца, Ежи кокнули «Хрустальное яйцо»! – заорал Искандер.

– А я говорил тебе, что не стоит посылать тот обоз, – чуть с хрипотцой после сна ответил Крон. Как будто и не лежал перед императором Мандры в одном драгоценном перстне, которым вчера исцарапал всю Энедику.

– Это не Ежи подожгли Приморский квартал, – продолжал маг.

– А кто? – рявкнул Искандер. – Симаргл спустился с неба и поджег Кулу?

– Виновные уже задержаны, – ответил Крон. – Прикажи созвать Верховный Трибунал, и сам все увидишь.

Искандер посмотрел на мага в упор, но тот выдержал его взгляд.

– Через четверть часа в зале заседаний, – сказал император и вышел.

Махмуд зашел за стойку и поставил барабан на место. Засунув палочки в чехол, он затянул на нем веревочки.

– По койкам, – сказал Рамдан. – Отоспаться как следует…

Экены потянулись к лестнице, за ними последовали и ведьмы.

– Мы тоже, пожалуй по последней и баиньки, – сказал кто-то из троллей.

Компания вернулась к своим столам.

– Спокойной ночи, – сказал гоблин Магнус, обращаясь к ведьмам и наемникам.

– Да нет, это будет бурная ночь, – заметила Морана.

Сабрина хихикнула.

– Для кого как, – мрачно ответила Ундина. – До завтра, госпожа Морана.

Рамдан посмотрел на ментальный след Гёсы и похолодел.

– Вы идите, – произнес он и вручил зурну Махмуду. – Я сейчас…

Он быстрым шагом направился к выходу из зала. Когда он приблизился к первому из столов, за которым допивали тролли, один из них поднялся и преградил экену путь. Рамдан хотел его обойти, но тут встал еще один соплеменник тролля, с наколкой во все предплечье, изображавшей молот и сноп зерна.

– Вы пока что останетесь здесь, – недружелюбно зыркая из-под густых бровей, сказал татуированный тролль.

– Не думаю, – холодно ответил наемник.

– Господа тролли, пропустите наших гостей, – сказал Магнус. – Если им нужно во двор, пусть идут.

Рамдан магически просканировал двор и заорал:

– Лайруксал и тролли угоняют наш обоз!

Газдрубала на балке над ними вздрогнула во сне, повела крылом, но глаз не открыла. С крыльев вывалилась пара стальных перьев и со звоном вонзилась в стол между Рамданом и троллем.

– Шайтановы дети! – рявкнул Крюк и ломанулся с лестницы обратно в зал. Экен чуть не сбил с ног Сабрину. Ведьма успела вцепиться в перила. Когда мимо нее с руганью проскочили Махмуд и Ахмет, она увидела Ундину, державшуюся за перила с другой стороны.

– Позови наших, мне не достучаться… Неужели все спят? – сказала Сабрина.

Ундина попыталась выйти с кем-нибудь из ведьм на телепатический контакт – в этом она была сильнее поланки. Ведьма изменилась в лице.

– Они все мертвы, – тихо сказала боремка.

Сабрина бегом стала спускаться с лестницы. Ундина последовала за ней.

– Не лезь не в свое дело, гоблин, – говорил тем временем Альх Теем.

Все пятеро наемников уже стояли перед ним.

– И не стыдно тебе такое говорить при Моране? – выкрикнул еще кто-то из троллей.

Сабрина оглянулась, ища глазами суккуба. Морана со скучающим видом мешала в своей чашке.

– Прикончим их, – негромко сказал Альх Теем.

Еще когда тролли танцевали, Сабрина поняла, что их неповоротливость, неуклюжесть – только кажущаяся. Вот и сейчас тролли выбрались из-за своих столов и набросились на экен быстрее, чем ведьма успела прочесть заклинание для «звездчатки». Наемники бросились к стойке, чтобы укрыться за ней. Сабрина сложила пальцы. Ундина уже держала руки наготове, чтобы ударить троллей одновременно с подругой для усиления эффекта.

– Пригнись! – крикнула Сабрина бежавшему на нее Крюку.

Экен рухнул, как подрубленный, подкатился под ноги Махмуду и сбил его на пол тоже. Поле действий для ведьм расчистилось. Сабрина метнула заклинание. Вспышка затмила свет тусклых факелов. С той стороны зала, где ужинали хозяева таверны, раздался грохот. Сабрина обернулась. Магнус и Хэлл поставили на бок стол и сейчас перегораживали им свою часть зала, от стены до стойки.

– Ну конечно, – пробормотала ведьма. – Своя рубашка ближе к телу…

– Сюда! – крикнул Магнус и махнул рукой Сабрине.

Рассуждать было некогда. Крюк вскочил, сгреб подругу в охапку и кинулся к импровизированной баррикаде, как заправский бегун. Экен перебросил Сабрину через стол – ведьма успела заметить выцарапанную на столешнице надпись: «Ивар» – вскарабкался на него сам, помог залезть Ундине. Затем баррикаду с изяществом джейранов перелетели Ахмет и Махмуд. Последним явился Рамдан. В руках он сжимал перья горгульи. Не успев толком встать на ноги, командир экен метнул перья в нападающих. Сабрина увидела, как стальное перо вошло в глаз троллю. Огромное тело, обмякнув, рухнуло на пол и еще несколько раз дернуло ногами, но ни единого звука тролль больше не издал. Второе перо вонзилось в шею его соплеменнику, кровь ударила во все стороны. Тролль захрипел и упал.

– Я же говорил, без мечей – что голый! – крикнул Рамдан.

– Что с Гёсой? – тяжело переводя дыхание, спросил Крюк.

– Он утратил контроль над своей Дверью, – ответил командир. – Но сейчас это даже к лучшему…

– Вы умеете «Коробочку»? – спросил кто-то Сабрину в самое ухо. Ведьма обернулась. Это оказался ужинавший с хозяевами сидх.

– А то одному мне их не взять, шкура у троллей больно толста…. – пояснил он.

Ведьма торопливо кивнула.

– Дина, «Коробочку»! – крикнула она подруге.

Боремка развела руки для заклинания.

– На счет «три»! – завопила Сабрина. – Раз!

– Да где же некромант? – проворчала Хэлл. – Как не вовремя его понос разобрал!

– Два!

Морана грустно улыбнулась гномице и сказала:

– Большая потеря ждет тебя вскоре.

– Это я и без тебя вижу, – ответила Хэлл Моране. – Потеря головы…

Над баррикадой появилась голова первого нападающего. Тролль зарычал и нацелился огреть Магнуса по башке стулом, который прихватил с собой для столь возвышенной цели. Сабрина взвизгнула, отвлекшись. Но она ничем не могла помочь гоблину.

Морана возникла на баррикаде в непринужденной позе – нога на ноге. Тролль изумленно заморгал. Суккуб выпрямила руку, которую до этого держала за спиной. В руке Мораны оказалась кружка с пивом. Суккуб так огрела тролля по голове, что кружка треснула. Голова его скрылась в пене. Тролль сполз по столу и исчез из поля зрения осажденных.

– Раз! – выкрикнула Сабрина.

Магнус сдернул Морану с баррикады за стройную ногу. Сверкающий магический клубок пронесся над краем стола. Магическая сеть развернулась в воздухе, прошлась по шкурам троллей, смяла и отбросила назад.

– Но это ненадолго, – пробормотал сидх.

В подтверждение его слов, раздался страшный треск и забористая брань – тролли отламывали ножки у стола, чтобы подобраться к баррикаде под его прикрытием.

– Не обошли бы нас с фланга, – озабоченно сказал Рамдан, глядя на лестницу.

Галерея второго этажа опоясывала весь нижний зал. Выход на нее экены, ведьмы и хозяева таверны контролировать не могли. Будь тролли чуть посообразительнее, они могли бы подняться на галерею и прикончить всю компанию вместо того, чтобы ломиться на баррикаду с упорством барана при виде новых ворот. Хватило бы и одного стола, сброшенного сверху.

– Газдрубала, – негромко произнесла Морана. – Проснись, доченька. Помоги нам…

Горгулья на балке зашевелилась, что-то сонно проклекотала. Потом открыла один глаз. Человеческое лицо горгульи было довольно-таки симпатичным, и огромный клюв только добавлял обаяния Газдрубале. Но сейчас лицо горгульи исказил безумный гнев берсерка. Газдрубала бесшумно спикировала вниз. Тролли завизжали и завопили на все голоса. Осажденным было почти не видно, что именно делает горгулья – мешал стоявший на ребре стол – но из акустического сопровождения Сабрина вывела, что действия горгульи соответствовали ситуации. Крики стихли. Газдрубала поднялась, сделала круг почета под потолком. Зависнув над поверженными троллями, она обдала их порцией кала, любовно выпестованного, судя по количеству, дня за три. Сабрина истерически захохотала. Тролли тихо выли. Газдрубала подлетела к осажденным, приземлилась на баррикаду. Морана погладила ее по голове.

– Молодец, доча, – сказала суккуб, тоже с трудом сдерживая смех. – Умница.

Морана поцеловала стальной клюв, потемневший от крови. Газдрубала закурлыкала и принялась чистить перышки.

– Вы же Танцоры Смерти, как я понимаю? – мрачно произнесла Хэлл, обращаясь к наемникам. – Так танцуйте. Пробивайтесь к своим. Мы вас прикроем.

– Наш Танец не действует на троллей, – ответил Рамдан.

– Но ведь партизаны угонят ваш обоз, – сказала Морана. – И ваш товарищ погибнет.

Командир наемников улыбнулся:

– Арга уже расплатился с нами. А Гёса сейчас в таком ударе, что перепляшет самого Лайто…

Экен вежливо улыбнулся. Морана поняла – наемник догадался, что вскоре потеряет Хэлл. И даже не что, а кого.

– Так что за Гёсу я не опасаюсь, – продолжал Рамдан. – И Заринка там с ним…

У Сабрины вырвался радостный крик. Когда Ундина сказала, что остальные ведьмы крыла «Змей» мертвы, поланка просто приняла это, не рассуждая. А оказалось, что звеньевая их тройки еще жива, и это было приятно вдвойне.

– Отобьются…Вы поймите меня правильно, госпожа Морана, – проговорил Рамдан. – Деньги у нас на руках. Нет, мы охраняли бы груз завтра, на дороге. А сейчас… Если появится Арга и потребует, чтобы мы помогли им – я выполню приказ. Но бессмысленно губить своих людей я не буду.

– И вас, девочки, не отпущу, – добавил он, глядя на растерянных ведьм. – Если дойдет до трибунала, так и валите все на меня. Лучше быть живым преступником, чем мертвой ведьмой.

Сабрина хмыкнула.

– Весьма практично, и я бы даже сказала – мудро, – одобрительно кивнула Морана.

– Пат, – заключил Рамдан. – Они ничего не смогут нам сделать, но и выбраться во двор таверны мы тоже не сможем.

Магнус посмотрел на него с интересом:

– А вы умеете играть в шахматы?

– А вы что думали, я только мечом махать да на зурне дудеть умею? – улыбнулся экен.

Гоблин смутился и промолчал.

– Шахматы в Экне изобрели, между прочим, – хмуро сказал Крюк.

Ундина не принимала участия в разговоре. Приподнявшись на цыпочки, ведьма пыталась рассмотреть, что же происходит во дворе – входная дверь была открыта, но в узком прямоугольнике отчетливо можно было разобрать только одно.

Темноту.

Марина успела поваляться на софе в своем номере перед тем, как идти в баню. Она поняла, что весь вечер она проведет на этой перине, достойной богов. Ведьмы ее крыла разделяли мнение звеньевой. К уже оплаченному ужину, который Сташи принесла им в номер, Марина и Инна заказали на десерт мороженое, а Тина – клюквенное желе. Сегодня им почему-то захотелось таких, детских, удовольствий вместо обычных пива и водки. Ведьмы объелись мороженым, перемазались желе и нахохотались до боли в животе, после чего, усталые, но жутко довольные, легли спать. Зная по опыту, что в дверь немедленно начнут ломиться, кто в поисках штопора, кто – ласк, ведьмы набросили на вход тройной экран неслышимости и заговорили магический замок так, что Марина засомневалась, смогут ли они открыть дверь утром. Тройка ведьм занимала двухкомнатный номер, с небольшой софой в проходной комнате и роскошной двуспальной кроватью в дальней. Звеньевая загнала ведьм на двуспальную кровать, а сама легла на софе и тут же заснула.

Но, несмотря на экран неслышимости, вскоре в сон Марины начали просачиваться хорошо знакомые звуки. Ведьма долго балансировала на грани между явью и сном, не желая просыпаться. Но тут в пол прямо под ней ударили снизу чем-то тяжелым, да так, что Марину чуть не сбросило с уютной софы.

Ведьма села, наклонила голову, прислушиваясь. Сердито цокнула языком, повела плечом, снимая экран неслышимости. И, холодея, узнала в несущихся со всех сторон звуках привычную мелодию боя. Марина ментально просканировала местность. Как оказалось, дрались не только в зале на первом этаже, но и во дворе таверны. А кто с кем дрался, и за что, это ведьме стало ясно сразу и без сканирования.

– Подъем! – рявкнула звеньевая.

Когда первый фургон поравнялся с воротами, Лайруксал крикнул:

– Вилли, сходи за Ринке! Что он так долго возится?

– Я стучал к ним, еще сразу, – угрюмо ответил Вилли. – Шиш там. Чарами оплетено все.

– Сходи и приведи его сюда! – ответил Лайруксал и вытянул лошадку вожжами.

Фургон выехал со двора таверны. Вилли направился к дому. Он миновал чью-то подводу, доверху загруженную мешками. Судя по беловатому налету на них – с зерном. Эльф увидел дрожащую на крыльце таверну черную сферу, в которой вспыхивали белые дрожащие зигзаги. Вилли решил обойти дом. Забраться на второй этаж здания не составило бы никакого труда для темного эльфа. А куда выходит окно номера Ринке, Вилли себе хорошо представлял.

Сташи сняла фартук, повесила его на гвоздь и потянулась, предвкушая отдых.

В зале негодующе заскрипело ломаемое дерево, во дворе таверны заржали лошади. Вампирка осторожно выглянула из кухни. Сташи увидела Морану. Хозяйка таверны сидела на поставленном набок столе. Как раз в тот момент, когда вампирка увидела ее, суккуб разбила кружку с пивом о голову тролля, лезущего на баррикаду.

Сташи метнулась обратно в кухню. Девушка распахнула окно и вывалилась на мокрую от росы траву. Не успев подняться, вампирка увидела темный силуэт, бегущий прямо на нее. В темноте было не разобрать, человек это или эльф. Но жест, в котором нападающий торопливо сложил пальцы, Сташи узнала. Слишком часто ей уже приходилось видеть этот жест в своей жизни. Вопреки ожиданиям всех, кто пытался применить его к вампирке, заклятие Серебряных Ресниц не ослепляло Сташи, а причиняло ужасную головную боль. Вампирка дико закричала и ударила первой. Наотмашь, вложив в удар всю свою силу, которой так сильно стеснялась и обычно старалась сдержать. Мужчина отлетел в сторону, ударился о забор таверны и медленно сполз по нему. Сташи, словно со стороны, увидела свои руки на его горле, ощутила горячие толчки аорты под пальцами.

Все-таки она не делала этого очень давно. Сташи промахнулась и впилась в плечо мужчины, рыча и разрывая его клыками. Ощутив под зубами кость, девушка очнулась. Всхлипнув, она отбросила залитое кровью тело.

Сташи кинулась бежать.

Марина осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор. В нем было пусто, двери соседних номеров – распахнуты. Звеньевая никогда не любила открытых дверей, откуда, словно внутренности из распоротого живота, на проходящего мимо обрушиваются сбитые хозяевами простыни, криво повешенные картины и висящие на люстре чулки. Но сейчас надо было заглянуть к соседям. Ведьмы бесшумно выдвинулись в коридор. Марина жестом указала Инне на номер наемников, Тине – в противоположную сторону. Сама звеньевая осталась посредине коридора. Марина держала меч наготове и поглядывала в сторону лестницы, ведущей на первый этаж таверны. Оттуда пока, слава Радагасту, никто не появлялся.

«Экены мертвы», телепатировала Инна. – «Всех зарезали во сне».

«А Чи убийцы? Мы его знаем?»

«Да», отвечала ведьма после некоторой паузы. – «Здесь везде Чи Лайруксала. И Вилли».

Марина глубоко вздохнула. В коридоре появилась Тина. В расширенных глазах ведьмы застыли огромные зрачки.

«Ирина и Стана мертвы?», спросила Марина, хотя уже знала ответ.

«Там… там только Стана. Мертвая».

«Надо проверить номер Карины», – телепатировала звеньевая. Инна присоединилась к ним и спросила:

«А может, сразу номер Ринке?»

«Ты – в номер Ринке, Тина – к номеру Карины», решила Марина.

Номер старшей крыла «Змей» находился почти у самого выхода на галерею, а Ринке разместился не в левом, как ведьмы, а в правом крыле здания. В том же крыле, как вдруг сообразила Марины, где выбрали себе комнаты Арга, Вилли и Лайруксал. Комната Карины оказалась запертой, внутри никого не было. Звеньевая и ее ведьмы вышли на галерею. Марине хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию. Хозяева таверны, оставшиеся в живых наемники и Ундина с Сабриной, которых Марина узнала по платьям, отгородили дальний угол зала столом. На импровизированную баррикаду с воем и ревом карабкались тролли. Звеньевая посмотрела вниз как в тот момент, когда на баррикаде появилась суккуб и разбила о голову тролля кружку пива.

– Вот вам и ее хваленое беспристрастие, – услышала ведьма нервный шепот. Марина перевела взгляд и увидела, что вход в правое крыло таверны перекрыт комодом. Над комодом торчали головы сидха и гнома.

– Что теперь будет с грузом? – продолжал гном. – А с нами?

Сидх молчал, но бледен был до синевы. В следующий миг оба исчезли за баррикадой.

Марина видела только один выход из ситуации, но колебалась. Первый раз в жизни ведьме приходилось принимать настолько важное решение.

В воздух с клекотом поднялась спавшая на балке Газдрубала. Горгулья обрушилась на троллей, снизу донесся вой и крики.

Марина тряхнула головой и сказала:

– Поставим магическую сеть, чтобы тролли не могли подняться на галерею и зайти к нашим с тыла. Только колдуем аккуратно, не дай Перун, нас заметят.

– Какой тип сети? – спросила Тина.

Марина лихорадочно соображала. Сеть, несомненно, надо было поставить. Но еще предстояло вылететь во двор и перегородить ворота, чтобы никто не мог покинуть таверну. Звеньевая сомневалась, что они втроем смогут сплести заклинание необходимой мощности на воротах. Число противников во дворе было неизвестно. А темные эльфы хоть и были слабейшими магами среди своих соплеменников, но колдовать они все же умели. Остаться же во время боя без запасов Чи означало резко снизить шансы самих ведьм выйти из схватки живыми.

– Ты глянь, – хихикнула Инна. – Газдрубала обосрала троллей…

Марина сморщилась и отмахнулась.

– «Розочка», третий уровень мощности, – решила она. «Розочкой» называлась простейшая, но надежная плетенка. – На счет «раз»…

Шэд ощутил, как кто-то бесцеремонно трясет его за плечо. Оборотень открыл глаза. В теплом полумраке бани он различил темную фигуру. Но к аромату березовых веников, дыма и остывающих камней, который Шэд так любил и именно поэтому расположился на ночь именно здесь, примешивался другой запах, который он сразу узнал. Да и как было не узнать. Флакон с этими духами Андерет подарил Сташи только вчера. Шэд случайно опрокинул его и разлил половину. Весь день оборотню казалось, что от его собственных рук несет «Месячными горгульи» – так он переиначил вычурное эльфийское название композиции, «Свет полумесяца на крыльях горгульи».

Но сейчас и в самом деле пахло кровью.

От Сташи…?

Он схватил ее, резко, торопливо, ища рану.

Но Сташи оттолкнула его с такой силой, что оборотень вспомнил, что перед ним вампирка, хотя и перерожденная.

– Нет, Шэд! – закричала она. – Потом! Проснись! Встань! Там, в таверне…

Альх Теем услышал над головой хорошо знакомый свист рассекающих воздух метел.

– Лайра! – рявкнул он. – Воздух!

Фургон, которым правил сидх, был уже в воротах. Но Лайруксал услышал тролля. Эльф перегнулся со своего места как раз вовремя, чтобы увидеть трех ведьм, летящих на него подобно небесному копью.

Воздух дрожал от вибраций Чи. По характерному резонансному зубцу Лайруксал понял, что хотят сделать мандреченки. Они собирались заткнуть ворота Дугой Аэретиля. Эльф усмехнулся, встряхнул кистью и нараспев выкрикнул несколько слов. В воздухе между ведьмами вспыхнула бледная вспышка, по форме похожая на лепесток кувшинки. Лайруксал с наслаждением видел, как одна из мандреченок рухнула на крышу конюшни и пробила ее. Вторая на всей скорости ударилась о частокол, загнав рога метлы между кольями; а третья, кувыркаясь, шлепнулась вниз, на двор таверны, прямо перед носом Альх Теема.

Лайруксал огрел лошадь вожжами по крупу.

Марина едва успела отстегнуться от метлы и выхватить меч из паза в спинке сиденья, а огромный тролль уже навис над ней. Ведьма ударила, ни о чем не думая, зная, что тролль примет выпад на оглоблю, которую держал в руках. В голове у звеньевой гудело, но за семь лет боевой практики у нее случались и более жесткие приземления. Тролль отступил, поднимая оглоблю, и тут метла Марины боднула его в подмышку. Противник охнул, дернулся и раскрылся. Ведьма перехватила меч обеими руками, как копье, и вогнала его в жирную волосатую грудь. Прямо туда, где под мышцами и ребрами билось сердце. Тролль осел на землю, своим весом выворачивая оружие мандреченки из собственного тела. Но к ведьме уже спешил его товарищ, размахивая огромным молотом. Видимо, этот тролль успел сходить в свой номер за оружием до того, как началась кровавая катавасия.

Марина переступила с ноги на ногу, усложняя задачу троллю и подготавливая себя к финту.

Это все было привычно и не особо смущало ведьму. А вот…

Марина украдкой оглянулась.

Фургон скрылся за воротами, и возница держал путь явно не в Бьонгард. А ведь крыло «Змей» щедро оросило путь каравана собственной кровью для того, чтобы доставить груз в столицу Лихого Леса.

Арга смотрел на лицо спящей ведьмы. Он собирался задать ей не меньше десятка вопросов и получить на них ответы, сколь угодно неприятные, но Светлана увернулась от разговора самым изящным и простым способом. Во сне с нее сошло всегдашнее кокетство, и перед капитаном мирно посапывала удовлетворенная красивая женщина. Рыжие волосы в темноте казались черными волнами на белой подушке. Ведьма хотела набросить на дверь экран неслышимости, но Арга попросил ее не делать этого.

И шум, поднявшийся в зале, капитан услышал – и верно оценил его. Арга коснулся плеча Светланы. Ведьма тут же открыла глаза, как будто и не спала.

– Твоя форма осталась в номере? – спросил он.

Светлана хотела сказать, что ее никогда еще не будили столь оригинальным вопросом, но тут услышала то же, что и Арга. Ведьма решила, что время для шуток у нее еще будет.

– Нет, – сказала она. – Мы храним форму в корзине на метле.

Она щелкнула пальцами в воздухе, призывая метлу.

– Что с Мораной? – спросил Шэд, расстегивая брюки. Эльфийскую пряжку хитрой формы заклинило. «Надо было голым спать, и чего я, придурок, постеснялся?», яростно подумал он.

– Они отбиваются от троллей в зале, – ответила Сташи.

Оборотень поднял голову:

– А тролли хотят угнать тот караван, что ведьмы привели?

– Да.

– Понятно, – произнес Шэд.

Хрустнула ломаемая пряжка. Оборотень стащил с себя брюки и пошел к выходу из бани. Сташи следовала за ним.

– Ты умеешь драться? – спросил он, когда они миновали баню.

Шэд покосился на ее блузку. «Хотя можно было и не спрашивать», мелькнуло у него. Сейчас, в лунном свете, черное пятно на груди девушки было видно во всех подробностях. Но оборотень понял и еще кое-что.

Это была кровь не Сташи.

Для того, чтобы выбраться на обрыв, венчавший северный склон холма, им пришлось пройти через скошенный Магнусом луг. Колючая стерня впилась в босые пятки Шэда. Он тихо зашипел.

– Нет, не умею, – отвечала вампирка, едва поспевая за ним. – Я это случайно! Я так испугалась, когда он…

Он непроизвольным движением одернула блузку и продолжала:

– Но я буду, Шэд, я буду!

Оборотень остановился на краю обрыва.

– Не умеешь – не берись, – сказал он. – Сиди в бане. Когда все запылает, улетай в Бьонгард. Летать-то хоть умеешь?

Сташи торопливо закивала.

– Когда полетишь, держись правой стороны дороги, – добавил Шэд и поцеловал ее.

Он ощутил вкус крови на своих губах, и вслед за этим пришло чувство, которое он не хотел сейчас испытывать. Но слепую ярость драки уже разбудили уколы мертвой травы, а горько-соленый вкус крови всегда лишал его рассудка.

– Отойди… – хрипло сказал Шэд.

Вампирка отступила на несколько шагов. Он не стал смотреть вниз – высоту елочек, растущих под этим склоном, Шэд помнил всем своим телом. Он шагнул вперед. От вибраций Чи распрямился смятый в драке воротничок на блузке Сташи. Над обрывом, заслоняя звезды, взметнулись крылья. Хотя по форме они напоминали крылья чудовищно огромной летучей мыши, их обладатель не имел с маленькими пискунами ничего общего.

Кроме способности летать.

Светлана постучалась в номер Ринке. Там, как чувствовала ведьма, находилась Карина. Но пробиться сквозь опутавшие проход чары Светлана не смогла. Капитан и ведьма двинулись по коридору. В нишах между дверями номеров на эльфийский манер были расставлены статуи и высокие вазы с сухими цветами, косяки и балки украшала резьба. Взгляд ведьмы зацепился за бронзового лучника в нише. Он мечтательно смотрел в потолок и целился прямо в вырезанную на поперечной балке птицу. Сидхи Фейре обычно изображали своих героев одетыми, но этот стрелок был полностью обнажен. «Сказывается разница в климате», хмыкнула ведьма и тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Светлана увидела комод, преграждавший выход на галерею. Около комода стоял гном в одних штанах и сидх, еще менее одетый. Они заметили боевую ведьму и Аргу и молча отошли от баррикады. Капитан хотел подсадить Светлану на комод. Но ведьма перемахнула через него одним прыжком, слишком непринужденным для того, чтобы в нем не были задействованы левитационные заклинания.

Арга перелез через комод и, пригибаясь, подошел к перилам галереи. Светлана уже сидела около них на корточках и смотрела вниз. Капитан глянул через ее плечо.

– Странно, что тролли до сих пор не поднялись сюда и не задавили наших сверху, – пробормотал капитан.

– А лестница закрыта магической сетью, – ответила ведьма. – И тролли это видят.

Арга облегченно вздохнул. Светлана повернулась к нему. Он увидел, как со дна ее зеленых глаз подобно огромному осьминогу, который водится в южных морях и топит купеческие корабли, поднимается бешенство.

– Я не могу никого найти, – отрывисто сказала ведьма. – Будем действовать сами. Я прощупала двор – сидхи угоняют наш обоз. На крыльце прячется Зарина, между ней и троллями дверь в Подземный мир, открытая. Тройка Марины бьется с троллями, но остановить Ежей они не смогут.

На скулах у Арги перекатились желваки.

– Я сейчас прикажу Зарине войти в таверну и наделать столько шума, сколько она сможет, – продолжала Светлана. – Тебя я спущу вниз, к нашим, и брошу в троллей самое мощное заклинание, какое смогу. Потом будем прорываться во двор. Или есть другие предложения?

Арга отрицательно покачал головой.

– Это лучшее, что мы сейчас можем сделать, – произнес капитан.

Светлана сложила пальцы, чтобы вызвать метлу.

– Отставить, – скомандовали сзади.

Ведьма узнала голос Карины и обернулась так быстро, что с куртки отлетела пряжка.

Таверну поставили на фундаменте, оставшемся от разрушенной дозорной башни. Каменных блоков, валявшихся на холме еще с тех времен, хватило на баню и первый этаж таверны. Вилли два раза упал, порвал брюки и разодрал в кровь колени, пока старался вскарабкаться по гладкой стене. Вампирка, с которой он столкнулся по дороге, от души приложилась к Чи эльфа. Много силы ушло и с кровью. Да и заклинания, обезболивающее и останавливающее кровотечение, не относились к числу экономичных заклинаний. Плечо у Вилли отзывалось болью при каждом движении рукой. И если бы эльф не знал левитационного заклинания, у него ничего не получилось бы. На втором этаже дело пошло легче – здесь стены были сложены из кирпича, и кое-где кирпичи выпали. Вилли добрался до окна, в котором неясно мерцал светильник. Магнус поставил в окна таверны не слюду и не пленку бычьего пузыря, мутную, почти не пропускающую дневной свет. Гоблин раскошелился на витражи из боремского стекла – прочного, но прозрачного. Рама делила окно на две половинки. Шпингалет, как уже удалось нащупать Вилли при помощи ментального сканирования, находился на дальней от него половине окна. Эльф, матерясь сквозь зубы, пытался поднять шпингалет своей Чи. Когда Вилли уже решил, что шпингалет заговорен, стальной штырек поддался его усилиям. Эльф вывел его в крайне верхнее положение и торопливо толкнул раму остатками своей Чи. Хлопнула дверь номера Ринке.

Вилли торопливо просканировал комнату и понял, что из нее выбежала мандреченка, а друг остался на кровати. Эльф преобразовал и применил все запасы магической энергии, которые у него были, и теперь некоторое время вообще не смог бы колдовать, что ставило его в уязвимое положение в предстоящей драке. Но Вилли успел увидеть и кое-что еще, что заставило его броситься в окно, забыв о всякой осторожности.

Он ввалился в номер, как был, на коленях прополз к кровати и зажал рукой горло Ринке. В свете порхающих в магическом светильнике бабочек Вилли увидел, как его рука чернеет от крови. Эльф беспомощно оглянулся. Он пользовался Чи Огня, но в комнате Ринке не было ни камина, ни горящего факела, откуда можно было почерпнуть силу. Оставался только светильник, идиотская стеклянная груша с мотыльками. Втянуть уже преобразованную Чи всегда было легче, чем брать волшебную энергию из самого пламени. Но не так уж много ее и было в этой игрушке.

Светильник потух, словно задутая сквозняком свеча.

Скрепляя каналы друга, Вилли понял, что этой порции Чи ему не хватит. Рана была слишком глубокой, да и пришел он слишком поздно. Уже не меньше трети крови Ринке перекочевало из вспоротого горла на белье кровати. Но главной потерей была не кровь. Центральный канал Чи Ринке был разорван у шеи вместе с сосудами. Вилли глубоко вздохнул. Они с Ринке оба пользовались Чи Огня, что облегчало задачу. Эльф вскрыл канал собственной Чи. Вилли чуть не потерял сознание от боли и вдруг накатившей слабости, но смог замкнуть свой канал Чи на ауру Ринке. Он знал, что не сможет продержать друга долго. Для того, чтобы объединить две ауры в одну, необходимо было принести Клятву Синергистов. Храм Синергистов находился недалеко от Бьонгарда, и когда двое знакомых Вилли решились на этот обряд, эльф сходил с ними – из любопытства. Процедура оказалась очень сложной. Два жреца связывали все каналы Чи Синергистов полдня, используя известную только им методику. Вилли не был знаком с этим тайным знанием, но что он точно знал – теперь можно было плести заклинание, которое остановит не только кровь Ринке, но и вытекающую из друга жизненную силу. Чем он и занялся.

В окне, на миг заслонив звезды, промелькнул силуэт летающего ящера – слишком маленький для дракона, слишком большой для гросайдечи. Но Вилли не удивился. В момент раскрытия ауры можно увидеть и не такое. Он не стал отвлекаться. Еще надо вытащить друга из таверны и волочь его через лес.

Грудь Карины занимала темно-алая клякса. Дорогое атласное платье было испорчено безвозвратно, но не это взволновало Светлану. Аура подруги сияла холодным черным светом – так всегда бывало при тяжелых ранениях, когда в каналы жизненной силы вливалась сила смерти. Ведьма попыталась привстать.

– Ты ранена? – нервно спросила целительница.

Она ощутила руку Арги на своем плече. Капитан, в отличие от ведьмы, присутствия духа не потерял, и помнил, что самое главное для них троих сейчас – не высовываться.

– Нет, – отвечала Карина.

И тут Светлана увидела источник свечения. «Ёрмунганд», мелькнуло у целительницы. – «Осколок Льда! Ну конечно…».

– Телепатируй Зарине, – продолжала старшая крыла «Змей». – Как только в зале раздастся взрыв, она должна закрыть Дверь в Подземный мир, потому что вместе с осколками из таверны вылечу я. А мне надо попасть не в чертоги Ящера, а во двор. Пусть бросит мощную порцию Чи, модификация сгустка «пентаграмма», и вызывает метлу. Как только я появлюсь, мы с ней поставим на ворота Дугу Аэретиля.

Светлана кивнула, чуть запрокинула голову назад и закрыла глаза, выходя на связь с Зариной.

– Как только я сброшу бомбу, – продолжала Карина, обращаясь к Арге. – Вы со Светланой спускайтесь вниз и ведите во двор остальных наших.

Капитан кивнул.

– Зарина говорит, что она не доверяет этим эльфийским штучкам, – пробормотала Светлана, не отрывая глаз. – Она предлагает Щит Демьяна.

– Щит Демьяна так щит Демьяна, – произнесла Карина и вызвала метлу.

На севере ночи короткие. Уже начинало светать, когда таверну потряс взрыв. Две ведьмы пролетели над двором, низко, словно ласточки перед грозой. Внизу, как в ведьминском котле, червивым клубком вскипало варево боя. Однако ведьм заметили. Вслед им понеслись россыпи разноцветных искр. «Два „огненных веера“, одна „ажурная плеть“, отметила Карина. – „Среди Ежей два мага третьего уровня и один – четвертого“. Мандреченка и экенка зависли в воздухе по разным сторонам ворот. Карина увидела трех крупных черных жуков, ползущих вниз по склону холма, и стиснула зубы. Три из пяти фургонов уже были в руках партизан. И даже четыре, если считать темное пятно у самого подножия горки одним из угнанных фургонов. Но нет – пятно двигалось вверх по склону, а не вниз.

– Три! – крикнула старшая крыла «Змей», поднимая руку.

Летящую стрелу сложнее заметить, чем файербол. Но и сбить в ведьму не легче, чем поймать кусок мыла в тазу. Однако Ежи в очередной раз подтвердили, что слава лучших лучников обитаемого мира досталась им не за красивые глаза. Карина ощутила горячий толчок в плечо. Ее отбросило назад и вниз. Ведьма яростно выматерилась сквозь зубы. Ранение было не опасным, но вместе с кровью Карина потеряла способность управлять своей Чи.

И вести метлу.

Судя по гортанному крику экенки, с ней случилось то же самое.

Карина спикировала, рухнула на твердую, утоптанную землю. С трудом подняв голову, ведьма увидела Аргу. Капитан лежал на боку. Из груди его торчал хвостик стрелы с черно-белым оперением. Кровь еще не была видна на красном мундире. Рядом с капитаном появилась Светлана. Целительница опустилась на колени перед телом, позабыв друзьях и врагах, кружащихся в яростном хороводе.

– Варум… – тихо произнесла Светлана.

Мимо прогрохотал последний, пятый фургон каравана.

Целительница упала на тело Арги и зарыдала в голос.

Карина здоровой рукой переломила стрелу, торчавшую из собственного плеча. Но пошевелить раненной рукой ведьма все равно не могла, а отстегнуться от метлы одной рукой было невозможно. Светлана заметила Карину, увидела свежий потек крови на плече и прошептала обезболивающее заклинание. В двух шагах от них огромный тролль замахнулся топором на хозяина таверны. «Значит, все-таки Синие Капюшоны», подумала ведьма. Безоружный Магнус стоял на коленях, и закрыться от сверкающего лезвия ему было нечем. Да и гоблин не успел бы. Между Магнусом и троллем появилась Морана и пнула врага между ног. Тот согнулся, зарычал от боли и выронил топор. Его тут же подхватил Магнус и рубанул тролля чуть ниже колена. Тролль рухнул на хозяина таверны, заливая его своей кровью. Напарник тролля, с которым тот бился спина к спине, развернулся. В руках у него был серп такого жуткого вида, что даже не верилось, что им когда-то жали рожь. Карина поняла, что истаять, исчезнуть с места схватки Морана не успеет. Ведьма первый раз в жизни подумала, что суккубы – беззащитны. У них нет клыков, как у вампиров, они не обладают физической мощью, как гоблины и гномы. Да и магические способности суккубов лежат отнюдь не в области боевой магии. Правда, суккубы обычно в защите и не нуждаются.

С неба раздался яростный клекот. В воздухе мелькнули серые крылья. Горгулья ударила тролля клювом в шею, и его голова отлетела в сторону. Но рука уже мертвого противника, продолжая последнее движение, перерубила тело горгульи пополам.

Со стороны ворот донеслись дикие крики. Карина с трудом повернула голову.

Во двор таверны ворвалось пламя. Звезды в небе исчезли за силуэтом летающего ящера.

Светлана обняла Карину. Ведьма ощутила, как под безмолвием скованного заклинанием тела толкнулся наконечник стрелы.

– Мы не доставили груз по назначению, – прошептала Карина.

– Но и врагу он тоже не достался, – ответила Света.

Ведьмы поцеловались.

Кто-то захлопнул Дверь в Подземный мир. Резко, нимало не заботясь о том, с какой стороны Двери окажутся Квалмэхтар и Танцор Смерти. По тому, как изменились ощущения, некромант понял, что его выбросило в мир живых. Значит, Дверь закрыли мощным ударом Чи. Если бы путь в Подземный мир закрыла Морана, оба соперника остались бы там. В какой-то момент схватки Квалмэхтару показалось, что именно так и будет. В экене, с которым бился некромант, было что-то неуловимо странное. Опасное. Как будто перед Квалмэхтару был не жалкий Танцор Смерти, а равный некроманту по возможностям Музыкант Смерти.

Но Музыкантов Смерти за всю историю мира было только двое, Лайтонд и Вахтанг. И оба они погибли. Первый – забрав с собой почти всю Армию Мандры, второй – расколов горы Экны Порисским ущельем.

Маг открыл глаза. Квалмэхтар не чувствовал тела, а, возможно, там было нечего чувствовать. Но того, что еще оставалось от его физической оболочки, хватило, чтобы удержать дух мага. Квалмэхтар не знал, надолго ли. Но это его уже не заботило. Он увидел пламя, врывающееся в ворота таверны. Узнал гросайдеч в огромном силуэте, тень от которого накрыла двор. Ему приходилось встречать в Зойберкунстшуле и химмельриттеров, и воздушных ящериц. Гросайдеч наклонил голову, разевая пасть. Зверь, как и Квалмэхтар, находился под властью бешенства боя. Таверна уже сгорела бы и так – ближайшие к воротам фургоны пылали, как смоченные в смоле факелы, а огонь гросайдечей остановить было нельзя.

Квалмэхтар увидел огромный топор, прислоненный к низкому широкому камню с плоской верхушкой. Камень был весь в темных потеках, очевидно, его использовали как разделочный стол. Взять оружие некроманту было нечем.

Но и остановить Квалмэхтара могла только смерть, а она была на его стороне. Гибель в Огне для мага, пользующегося той же стихией, можно было считать подарком по сравнению с любым другим видом смерти. Но и это мало волновало некроманта. А вот то, что Цин так же годилась для создания кинетического импульса, как и Чи, было весьма будоражащим фактором.

Приятно будоражащим.

Топор вздернуло в воздух, словно былинку. Оружие просвистело в воздухе, направляясь на встречу с бронированной шеей ящера. Эльф знал, где расположены огненные железы ящера, и хотел разбить их, лишить Шэда возможности сделать выдох. Никогда еще Квалмэхтар не испытывал такого наслаждения. Возможно, именно это и подвело мага. Или же причина была в том, что мишень хотя и была большой, но все же не была неподвижной.

Некромант промахнулся. Вместо шеи топор угодил в плечо гросайдечи. Ящер взревел.

Сложно перерубить кости дракону; но гномовский боевой топор – это как раз то оружие, которым это можно сделать.

Гросайдеч выдохнул последний раз и осел в собственное пламя. Словно птица феникс, которая, по рассказам, водится в Сюркистане. Но в отличие от феникса, гросайдечи предстояло не возродиться в огне, а погибнуть в нем.

А Квалмэхтар в чертоги Ящера совсем не торопился. Губы некроманта чуть дрогнули в коротком, звучном слове. Маг успел призвать тот единственный щит, перед которым останавливается даже Огонь – потому что Огонь, как и силы других стихий, относится к силам Жизни.

Но щит из Цин не ограждал своего обладателя от действия материальных объектов. Гросайдеч раздавил пылающий фургон, и оттуда на Квалмэхтара вывалился огромный, окованный железом сундук.

Некромант на краткий миг снова ощутил свое тело – теперь это был клубок, скрученный из нитей боли – и перестал чувствовать что бы то ни было.

Пламя нежно лизнуло повозки и тела, мертвые и еще живые. Мертвым было уже все равно, а вот живым было не выдержать таких ласк. Крики сгорающих заживо троллей взмыли к небесам, серым и пустым.

Но всего каравана, фургонов, их возничих и лошадей, огню хватило только, чтобы раздразнить аппетит. Тряпье тентов и дерево днищ пламя сожрало мигом. Отшатнулось от золотых слитков из рассыпавшихся в пепел сундуков, побрезговало мечами и кольчугами, скрывавшихся за мягкими боками холщовых мешков. Огню надо было набраться сил, чтобы насладиться столь великолепной, но твердой закуской. Пламя коснулось своим дыханием тел ведьм, таких аппетитных и мягких, попробовало на зуб колья забора – сухость и горечь, но чтобы оттенить вкус, сойдет. Вгрызлось в каменные ступеньки таверны и недовольно отступило – на время, не навсегда. Сначала можно было заняться телом своего создателя, в котором под жесткой броней пряталось нежное, мягкое черное мясо. Стальные ребра фургона, разорванного гросайдечью, впились в его тело подобно шампурам, и это только добавляло пикантности блюду.

Но попробовать его огню было не суждено.

На двор таверны обрушилась стужа, лютая, беспощадная стужа лихолесских зим. О, она могла не только разорвать птицу на лету. Стужа остановила веселую пляску пламени и прикончила огонь быстрее, чем Карина успела вздохнуть. Последний раз взметнулись и опали языки умирающего пламени. Под бледным от рассвета небом остались только тела, зола и пепел.

Заполучить стратегический груз Ежам не удалось.

К черному телу гросайдечи метнулась чья-то фигурка. Карина узнала Сташи.

– Неееет! – так, что стало больно ушам, закричала вампирка.

Сташи обхватила голову дракона руками.

Магнус стряхнул с себя отвратительные ошметки – все, что осталось от тролля. Гоблин сел и заморгал. Морана стояла над разорванным надвое телом горгульи. По лицу суккуба текли слезы. Рядом с Мораной обнаружилась Хэлл. Лицо гномицы толстым слоем покрывала сажа; но две светлые вертикальные дорожки от внутренних углов глаз к подбородку уже расчертили эту черную маску.

– Я видела плачущих вампиров и раньше, – пробормотала Карина. – Но я не думала, что когда-нибудь увижу плачущего суккуба…

– Я думаю, что это многие видели, – очень тихо ответила Светлана. – Как и плачущего гнома. Но подобное зрелище очень сложно пережить…

И прежде чем ведьма успела понять, о на что намекает подруга, вокруг наступила мертвая тишина. Неземной холод разлился по двору таверны. Мандреченка почувствовала, как замирает сердце в ее груди. Карина увидела, как иней покрывает ресницы Светланы, как чернеют губы подруги.

Магнус с трудом поднялся на ноги. Жуткий мороз ломал тело гоблина, но он знал, что должен встать. Магнус обнял Морану. Холод обжег его, гоблину вспомнилось, как он в детстве сдуру лизнул железное ведро, висевшее на цепи у колодца. Детское ощущение по сравнению с тем, что он испытывал сейчас, было все равно что поцелуй по сравнению с оплеухой. Магнус приблизил губы к уху подруги и, из последних сил ворочая немеющим языком и прошептал:

– Накажи меня одного, Морана, это я виноват вот всем, я же не знал…

– Но я знала, что так будет, – негромко отвечала хозяйка таверны. Каждое ее слово болезненным эхом отдавалось в груди каждого, кто ее слышал.

– Знала… – продолжала суккуб. – Ах, никого и никогда я не смогла спасти своим знанием… Газдрубала была его последним ребенком… Она единственная выжила из пятерых крылатых щенков…

Карина почувствовала, как у нее слипаются глаза. Невыносимый, жгучий холод, постепенно превращался в ласковое, приятное, но в то же время мучительное тепло…

– Они убили не Газдрубалу. Они убили его, уничтожили его последний след на этой земле, – продолжала Морана. – Он всегда наступал всем; но теперь он наступил самому себе…

– Мы живы, пока нас помнят, Морана, – ответил Магнус. – Я не был знаком с отцом Газдрубалы. Но и кроме горгульи он успел сделать многое. Многое, за что его будут помнить даже те, кто никогда его не знал…

Гоблин говорил что-то еще, но тело Карины уже проваливалось в уютный, сладкий сон, из которого возврата нет…

Морана улыбнулась.

– У нас не бывает детей от смертных, – сказала суккуб. – И сейчас я жалею об этом.

Холод внезапно отступил. Во двор таверны вернулась прохлада утра – и показалась Карине горячее крутого кипятка. Ведьма застонала и села, рывком, превозмогая себя. Старшая крыла «Змей» схватила Светлану за плечи, встряхнула. Голова подруги безжизненно мотнулась из стороны в сторону. Карина сильно ударила Свету по лицу. Глаза целительницы крыла «Змей» открылись. В посветлевших от боли глазах подруги взметнулся край широкой юбки отступающей смерти.

Гоблин окинул взглядом свои владения и произнес:

– Нда.

Карина поняла, что ошибалась, считая гоблинов тупыми. Просто эти дети Лихого Леса были самыми сдержанными в выражении чувств среди его обитателей. Ведьма поднялась на ноги. Следом за ней встала и Светлана. Целительница потянулась к ее плечу, возобновить обезболивающее заклинание. Но старшая крыла «Змей отстранилась.

– Когда чары перестанут держать, я подойду к тебе. Осмотри всех, кому еще можно помочь, – сказала Карина. Покосившись на огромное тело, занимавшее почти весь двор, ведьма тихо добавила:

– Разберись с гросайдечью в первую голову…

Целительница, чуть пошатываясь, направилась к дракону. Под ногами ведьмы что-то звякнуло. В золе блестели крупицы жемчуга и бусины тигрового глаза. Гном, которого она узнала – это он стоял у баррикады, закрывшей выход на галерею – ползал по земле, собирая украшения. Светлана повернула вправо, собираясь обойти купца. Он схватил ведьму за ногу. Светлана устало подумала, что все, что она может сделать – это стукнуть его кулаком по голове, но вряд ли это произвело какой-нибудь эффект. У гномов кости толстые…

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила ведьма. – Если нет, отпустите меня. Здесь много раненных.

Гном молча подал ей пригоршню аметистов – все, что осталось от изящного ожерелья.

– Не надо, – утомленно сказала Светлана. – Мы больше никого не тронем. Дождемся подкрепления из Бьонгарда и уйдем.

– Вы мне просто понравились, – буркнул гном.

Целительница пожала плечами, приняла подарок и ссыпала камни в карман штанов. Ведьма миновала повозку, от которой остались лишь железные оси и ступицы колес. Над ними рыдал тот самый эльф, за плечо которого целительница ухватилась вчера вечером. Огонь превратил дорогие соболиные и бобровые шкурки, которые купец вез из Бьонгарда, в черную легкую пыль.

– Кто мне теперь заплатит? – кричал эльф истерически. – Кто возместит убытки?

– Все претензии – к Ежам, – прогудел Магнус из другого конца двора.

Купец замолчал. Светлана добралась до хвоста гросайдечи и коснулась шипов ладошкой. Судя по короткому, но слабому уколу Чи, который она ощутила, Шэд был еще жив.

– Кто теперь старший по обозу? – спросил Магнус.

Карина обвела взглядом двор в поисках Рамдана. Командира экен ведьма не обнаружила, а вот Крюка, стоявшего с шапкой в руках над кучей пепла, она заметила.

– Видимо, я, – пробормотала мандреченка.

– Сообщить в Бьонгард о происшедшем? – осведомился Магнус.

– Не стоит, – мрачно ответила ведьма. – Мы получили приказ остановиться в вашей таверне от короля Моруско. Теперь мы свяжемся с воеводой Бьонгарда Алексеем Черным. Сами.

– Это ваше дело… Надо завалить ворота, на случай, если Ежи вернутся, – сказал гоблин. – Да только нечем. Вы не могли с вашими подругами опутать проход чарами?

– Это можно, – согласилась Карина.

Мандреченка откашлялась, прочищая горло, и крикнула:

– Крыло «Змей»! Перекличка! Тройка Зарины! Зарина?

– Я, – откликнулись откуда-то из-за крыльца.

Карина продолжала. Голоса ведьм отвечали ей – с забора, из опаленной конюшни, из-за гросайдечи. Результаты проверки обрадовали старшую крыла. Погибли только Ирина и Стана, все остальные ведьмы оказались изрядно помяты, но живы. Карина отправила всех, кто еще мог держаться на ногах, к воротам – перегородить их Щитом Демьяна. Сама же старшая крыла «Змей» направилась к Моране. Суккуб все так же стояла над трупом горгульи. Ведьма остановилась на почтительном расстоянии и осторожно спросила:

– Мы не могли бы поговорить?

Хозяйка таверны устало кивнула.

– Ты знала, что это все произойдет, – произнесла Карина. – Но почему ты…

Она замолчала, опасаясь продолжать. Суккуб усмехнулась:

– Почему что? Не напустила на вас сонные чары и не дала эльфам угнать караван?

– Хотя бы, – тихо отвечала мандреченка.

– Нет, – очень спокойно сказала хозяйка таверны. – Когда человек – или эльф – должен сделать выбор, даже боги не могут выбрать за него.

– А ведь вам, богам, наверное тяжело, – задумчиво произнесла Карина.

– Не тяжелее, чем смертным, – вежливо сказала суккуб. – Но и не легче, да.

Лицо Карины дрогнуло. Ведьма подняла глаза к небу, шмыгнула носом. Затем протерла глаза и пробурчала:

– Пепел попал…

Сташи услышала над ухом мягкий голос Светланы:

– Позвольте, я посмотрю… Я целительница.

– Да чем вы можете помочь? – закричала вампирка. – Вы умеете лечить людей, но он же – дракон!

Гросайдечи могут разговаривать только мысленно, и Шэду еще хватило сил на телепатемму. «Уйдите», раздалось в головах ведьмы и Сташи. – «Дайте умереть спокойно».

– Я родилась рядом с Драконьей Пустошью и много общалась с химмельриттерами, – терпеливо ответила Светлана. – Они приезжали в магическую школу, где я училась, на спецкурс – «Врачевание огненных тварей». Я прослушала его тоже, драконы всегда нравились мне…

В безумных глазах вампирки промелькнули искорки здравого смысла. Сташи отошла от гросайдечи. Шэд тихо зарычал и хлестнул хвостом землю.

– Я училась вместе с сыном Искмерии, – тихо добавила Светлана.

Гросайдеч заметно вздрогнул. «Хорошо, приступай», телепатировал он целительнице. Она осмотрела изуродованный бок, из которого торчали оплавленные железные штыри.

– Жизненно важные органы не задеты, – сообщила Светлана. – Сломайте эти стальные полосы, Сташи, и мы вытащим их из тела. Тогда Шэд сможет превратиться обратно в человека, и вылечить его будет гораздо проще.

– А это еще не все, – угрюмо отвечала вампирка. – Вы на плече посмотрите…

– Я обязательно посмотрю, – сказала Светлана. – А вы пока сделайте, что я говорю.

Сташи забралась на бок Шэда и взялась за полосу металла. Вампирка чуть качнула ее, пытаясь согнуть. Оборотень хотел зарычать, но из его горла вырвался только тоненький всхлип. Вампирка погладила гросайдеч по закопченной чешуе и впилась в штырь зубами. Железо хрустнуло и переломилось. Сташи отбросила огрызок и переползла к следующему штырю, торчащему из тела дракона. Светлана тем временем отогнула гибкую перепонку крыла и увидела торчащее из раны топорище. Целительница задумчиво почесала кончик носа. С другой стороны от Шэда обнаружилась Хэлл. Гномица оглядывалась по сторонам, словно в поисках чего-то. Особенно пристальное внимание она уделила обугленному сундуку, лежавшему рядом с низким, плоским камнем. Хэлл перевела взгляд на топор, засевший в ране. В глазах ее мелькнула ярость. И стыд, вдруг сообразила ведьма. Гномица заметила целительницу и спросила:

– Тоже вытащить? Вам не выдернуть будет, он глубоко сидит. Давайте я…

– Не надо, – сказала Светлана. – У Шэда перерублена ключица, разорван канал Чи. Если вытащить топор, надо сразу заклинание накладывать. А то Шэд даже превратиться не успеет.

– Так накладывайте, это же ваша профессия, – угрюмо ответила гномица.

Из-за крыла высунулась Сташи и сообщила:

– Готово.

Светлана улыбнулась и кивнула:

– Очень хорошо. Господа, никто здесь не владеет Чи Воды или Земли?

Шэд, как дракон, был воплощением Огня, а ведьма – магом Воздуха. Огонь, как известно, питается Воздухом, но не сдерживается им. Оборотень потерял много жизненной силы, и если бы целительница дала ему свою Чи, он просто втянул бы ее в себя. Для того, чтобы скрепить заклятие, нужна была нейтральная Чи, да и антагонистичная подошла бы.

– Я маг Земли, госпожа ведьма, – откликнулся высокий мужчина, сидевший на ступеньках крыльца. У него не осталось волос на голове. Кожа с правой стороны лица свисала бордовыми лохмотьями, а на лысом черепе вздулась огромным сплошным пузырем. Острое ухо обуглилось. Светлана поняла, что перед ней сидх, только когда он повернул голову – другую сторону лица огонь почти не повредил.

– Андерет, скотина, ты жив! – с облегчением воскликнула Хэлл, увидев его.

– А я в огне не горю, – ответил сидх. – В воде тоже не тону, почему-то… Я готов отдать Шэду все, что смогу, только объясните, как, – продолжал Андерет, обращаясь к Светлане. – В той магической школе, где учился я, спецкурсов для химмельриттеров не читали…

– Но вам самому нужна помощь, – сказала Светлана.

Сидх махнул рукой.

– У меня хоть из тела ничего не торчит, кроме того, что торчит всегда, – с юмором ответил он.

– Подойдите сюда, – попросила целительница. – Руки сделайте вот так… Да, растопырьте пальцы… И призовите всю Чи, какую сможете. А теперь…

Пробитая стрелой рука почти не слушалась. Зарина с трудом отшвырнула обгорелые доски, отбросила ногой чью-то оплавленную палицу и торопливо осмотрела Гёсу. К непередаваемому восторгу ведьмы, ран на теле наемника не оказалось. Синяки и ушибы экенка считать не стала. Ведьма потрясла Гёсу, окликнула его. Экен не отозвался. Только тут Зарина заметила, что в лице наемника нет ни кровинки. Ведьма склонилась к его лицу, но дыхания не ощутила. Попыталась найти пульс, но его не обнаружилось тоже.

– Светлана! – закричала Зарина, но получился лишь полушепот. – Карина! Кто-нибудь, помогите!

Экенка беспомощно оглянулась и увидела, что Морана и Карина идут к ней.

Мандреченка оценила всполохи в ауре Гёсы и пробормотала:

– Я что-то не пойму. Ни одной смертельной раны нет, но и духа в теле уже нет…

Зарина зарыдала.

– Он призвал больше Цин, чем смог выплеснуть и переработать, – сказала Морана. – Его каналы Чи забиты мертвой силой. На физическом уровне это означает смерть.

– Нееет! – завопила Зарина, и этот крик у нее получился уже значительно громче. – За что! Неужели никак нельзя его спасти?

Карина покосилась на суккуба.

– Можно, – ответила Морана и продолжала, обращаясь к Зарине: – Я вижу, сегодня вы уже одалживали ему свою Чи. Он смог усвоить и переработать ее. Сейчас, если вы станете его Синергисткой, отторжения Чи не произойдет. Она пройдет по каналам этого человека, вытеснит Цин. Тогда дух, скорее всего, вернется в тело.

– Вы можете сделать нас Синергистами? – спросила Зарина.

– Нет, – отвечала хозяйка таверны. – Мне подвластно только Цин. Если я коснусь вашего друга, он умрет. Вам нужен тот, кто умеет управляться и с мертвой силой, и с живой.

– Но здесь же был некромант! – воскликнула экенка. – Они танцевали на крыльце!

Карина глянула через витые перила. Если Гёсу отбросило налево от крылечка, Квалмэхтар мог оказаться справа. Сейчас там лежала голова гросайдечи. Над ней колдовали Светлана, сидх с чудовищно обгоревшим лицом, Сташи и гномица. Воздух над Шэдом задрожал, заискрился.

По знаку Светланы Сташи дернула рукоятку на себя. Топор вышел из раны и упал к ногам целительницы – вампирка не смогла его удержать.

– Перекидывайся, Шэд! – крикнула ведьма.

Над двором таверны вспыхнула и опала разноцветная сфера. Когда свечение погасло, на месте дракона обнаружился лежащий ничком обнаженный мужчина. Кровь уже запеклась на сквозных ранах в его боку.

– Все? – раздался хриплый голос оборотня.

– Ну, почти, – улыбнулась Светлана. – Вас надо уложить в постель. Я обработаю раны, наложу повязки…

Андерет и Сташи помогли Шэду подняться. Вся троица двинулась к входу в таверну. Светлана последовала за ними. Хэлл осталась во дворе. Она подняла свой топор и легким, небрежным движением отшвырнула в сторону оплавленный сундук.

При виде гномицы губы Квалмэхтара дрогнули в улыбке.

– Туки-туки, я домике, – сказал некромант.

Хэлл замахнулась. Но опустить топор не смогла – он словно застрял в воздухе. Гномица оглянулась и увидела Карину. Ведьма держала топор в воздухе своей Чи. А Хэлл и не заметила, как ведьма подошла к ней. Мандреченка скользнула оценивающим взглядом по ауре некроманта. Мало толку было бы от заклятия, наложенного умирающим. Но судя по расцветке и насыщенности его ауры, маг чувствовал себя гораздо лучше, чем выглядел.

– Подождите немного, – сказала мандреченка гномице. – Мы его вернем.

Хэлл очень изобретательно выругалась на наречии орков и опустила топор.

– Ты наложишь временное заклятие, аналогичное Клятве Синергистов? – обратилась Карина к Квалмэхтару.

– Если мне пообещают за это жизнь, – ответил тот.

– Трус! – закричала Хэлл. – Как и все вы, охотники за падалью. На живых-то рука не поднимается, да?

– Да прекратите вы! Скорее! Пусть он уходит, шайтан с ним! – завопила Зарина. – Гёса же сейчас умрет!

Карина вопросительно посмотрела на Морану.

– Тебе оставят жизнь, – сказала суккуб некроманту. – Ты уйдешь, и тебя никто не будет преследовать.

Карина подала руку Квалмэхтару. Эльф ухватился за нее и поднялся на ноги.

– Больше никогда не приходи сюда, – дрожащим от гнева голосом сказала Хэлл.

Квалмэхтар насмешливо приподнял бровь и сказал:

– Я думаю, что запретить посещать таверну может только ее хозяйка.

– Морана, скажи ему! – яростно закричала гномица.

Некромант несколько мгновений смотрел в светлые глаза суккуба. Морана молчала.

– Пойдем, – сказала Карина Квалмэхтару.

Суккуб, некромант и мандреченка обогнули крыльцо и оказались рядом с распростертым на земле Гёсой. Квалмэхтар встал рядом с ним на колени и взял его правую руку своей левой.

– Дайте мне левую руку, – сказал маг Зарине.

Экенка поспешно повиновалась. Теперь, когда маг держал руки ведьмы и наемника, его собственные руки оказались перекрещенными.

– Заклятие, которое я наложу, – произнес Квалмэхтар. – Продержит только до тех пор, пока баланс Чи и Цин в этом теле не восстановятся.

– Если вы решите, что хотите быть связанной этой клятвой навсегда – дорогу в Храм Синергистов я вам потом покажу. Это недалеко, – произнесла Морана.

– Там видно будет. Колдуй уже! – воскликнула Зарина.

Квалмэхтар, шатаясь, брел через двор к воротам. Точнее, к тому, что от них осталось. А осталось немного – два обугленных столба. Разноцветные зигзаги защитного заклинания дрожали между ними.

Едва некромант закончил обряд, и Танцор Смерти сложно выругался по-экенски, ведьмы, охая и ахая, потащили раненного в таверну. Квалмэхтар рассудил, что и ему самое время двинуть отсюда. Некромант чувствовал тяжелый взгляд Хэлл у себя на спине, точнехонько между лопаток. Хотя самой вспыльчивой расой считались мандречены, терпение гномицы тоже не стоило испытывать. Маг был уже на полпути к выходу, когда на его пути материализовалась Морана.

– Дай-ка я тебя поцелую, – сказала суккуб. – На прощание.

Квалмэхтар вздрогнул, поняв, что это значило.

– А я думал, Морана, что подарочки – не отдарочки, – заметил некромант.

– А это был не подарок, – холодно отвечала хозяйка таверны. – Тебе дали оружие и указали цель. Ты решил, что можешь выбирать цели сам. Но на своих врагов выходи со своим оружием.

– Но разве они – и не твои враги тоже, Морана?

– В лесу – да. Но эта земля – нейтральна, так решили мы, ее хозяева. И если вы хотите быть принятыми здесь, вам придется оставить свои дрязги там, в лесу. Запомните это все.

– Нельзя быть врагом там и другом здесь, Морана, – возразил Квалмэхтар.

Суккуб поморщилась:

– Не тебе рассуждать о верности богов.

– Я думал, что ты – наша богиня, – сказал некромант. – Ты темная, так и мы не слишком светлы. Но ты…

– Ну, ты еще заплачь, – презрительно перебила его Морана.

Квалмэхтар закусил губу и опустил лицо.

– Нет, плакать я не буду, – сказал он глухо.

– Будешь, – ласково ответила суккуб. – Я очень надеюсь, что ты умеешь делать что-нибудь еще, кроме некромантии. Силы Смерти больше не будут повиноваться тебе.

Маг дико посмотрел на Морану.

– Нет, – выдохнул он. – Нет. Как ты можешь отбирать то, что дала не ты?

– Да, не я, – вежливо ответила хозяйка таверны. – Но ты слишком вольно толкуешь приказы, Квалмэхтар. И это значит, что раньше или позже ты повернешься против меня. А ты единственный в Железном Лесу, кто может причинить мне вред, и ты об этом знаешь.

Лицо мага изменилось так, что суккуб сочла необходимым добавить:

– А когда я умру, на этот лес опустится бесконечная зима. Все живое погибнет. Или ты забыл старинные песни? Да и ты не выйдешь со двора таверны, если убьешь меня.

Она стояла перед ним, невысокая хрупкая женщина с необычно светлыми волосами, и спокойно смотрела на мага. Квалмэхтар покосился на крыльцо. Там, поигрывая топором, стояла Хэлл. Гномица не смотрела на них. Хэлл наблюдала за ведьмами, кружившими над забором. Но для того, чтобы метнуть топор, гномице не понадобилось бы призывать ни Чи, ни Цин. Хэлл смогла бы придать оружию необходимый кинетический импульс и за счет мышечного усилия.

Умирать с топором в спине не хотелось.

– Я покину Железный Лес, – сказал Квалмэхтар. – И вернусь, только если ты меня позовешь.

– Или так, – согласилась Морана. – Твой Цин останется при тебе. Но утро после Самхайна ты встретишь на чужом берегу… Однако мне было бы очень приятно, если бы ты покинул наш лес еще до осеннего равноденствия.

– Хорошо. Я двинусь по Старой Тропе сразу, как выйду отсюда, – помолчав, ответил маг. – А сейчас я прислонюсь к забору, если ты не возражаешь.

– Как тебе будет удобнее.

Квалмэхтар выбрал место около обугленного частокола, чуть в стороне от ворот. Некромант не хотел мешать ведьмам, заканчивавшим плетение магического щита. На Морану и эльфа никто не обратил внимания. Небесные воительницы очень измучились и были слишком заняты делом, чтобы глазеть по сторонам. Некромант уперся спиной в забор и сообразил, что при их в разнице в росте Моране будет просто не дотянуться до его губ. Квалмэхтар подкатил к себе ногой обугленную чурку – все, что осталось от поленницы Магнуса, – и сделал приглашающий жест. Суккуб встала на полешко.

Раньше Моране не приходилось целовать Квалмэхтара. Некромант захаживал в таверну не так уж часто и в долг ничего не брал. Она ожидала, что губы Квалмэхтара будут жесткими, напряженными. Но некромант не пытался оттолкнуть ее, смягчить боль, которая должна была последовать за этим прикосновением. Он коснулся ее языка своим. Первый раз Моране предстояло забрать у кого-либо так много; и никогда еще тот, кому предстояло отдать часть своей силы, не пытался быть нежным.

Квалмэхтар хотел, чтобы ей было хорошо.

Несмотря ни на что.

И несмотря ни на что, он ее просто хотел.

В этот раз это было его истинным желанием. Морана не желала облегчать Квалмэхтару процесс возврата оружия и его каналов чувственности не касалась.

На двор таверны начал медленными хлопьями падать снег. По цепочке женских голосов пролетели изумленные возгласы, но некромант этого уже не слышал. Он осел назад, тяжело навалившись на забор всем телом, и крепко схватился за суккуба. Но голос Мораны, несколько мгновений – или столетий – спустя выплывший из холодной бездны, он все же услышал:

– Отпусти меня.

Квалмэхтар разжал руки и увидел, что лицо у Мораны влажное. Суккуб отвернулась. Некромант взял ее пальцами за подбородок.

– Эй, – сказал Квалмэхтар. – Ну не буду я плакать. Даже чтобы доставить тебе удовольствие. Но я не хотел, чтобы ты плакала.

– Я не очень горяча, – спокойно отвечала суккуб. – Но снег от моего дыхания все же тает.

Снегопад прекратился так же внезапно, как и начался. Некромант несколько минут стоял неподвижно, глядя, как тают снежинки на полешке. Морана спрыгнула на землю. Квалмэхтар, держась за забор, двинулся к воротам.

– Откройте ему проход, – сказала хозяйка таверны.

В темно-синем непрозрачном щите, заполнившем пространство между столбами, медленно проступила дыра. Некромант увидел черное пятно на дороге за воротами – все, осталось от фургона. Прежде чем шагнуть за щит, маг обернулся.

– Я слышал, что не только эльфы гибнут, когда наши боги изменяют нам, – с трудом произнес он. – Боги тоже умирают, если от них отказываются те, кто их любил!

– Вот как, значит, – спокойно ответила Морана. – Тогда послушай, и я тебе кое-что скажу. Боги любят тех, кто с ними спорит. Не все боги, но я – люблю. И мне очень жаль, что эта любовь осталась неразделенной.

Она смотрела, как его спина исчезает в овале прохода. Как затягивается отверстие в щите. Как ведьмы медленно летят над двором. Силуэт суккуба начал медленно таять. Когда первая из ведьм приземлилась на крыльце, Морана уже сидела на своем обычном месте – на барабане за стойкой.

Не в первый раз ему приходилось уходить, оставляя за спиной дымящиеся развалины.

Далеко не в первый.

Справедливости ради надо сказать, что первыми дымящимися развалинами за спиной некроманта были руины его родного села, сожженного Армией Мандры.

Но когда Квалмэхтар миновал обугленный остов второго фургона, некромант вдруг понял, со щемящей ясностью, что позади него остался не только дом, который он мог считать своим.

А вся его жизнь.

Какова бы ни была причина, он жег, убивал, предавал и мучил о с одной только целью. У Квалмэхтара было своеобразное понятие о любви, но оно у него было. А теперь у некроманта не осталось ничего.

Ни дома, ни леса, ни любви.

И тогда он развернулся и пошел обратно. Он решил сказать Хэлл, что она может сделать с ним все, что пожелает. Хоть зарубить сразу, хоть четвертовать, если ей так больше нравится. В момент смерти волшебника, владеющего Цин, открывались ворота в Подземный мир, куда затягивало все живое; ну так ведь и маг, который мог закрыть эти ворота, находился в таверне.

Точнее, находилась.

Квалмэхтар переступил через торчащую из-под обломков фургона черную руку. По лопнувшим от жара часам на запястье некромант понял, что эта рука принадлежала Лайруксалу. В этот момент маг услышал зов – слабый, но отчетливый. Квалмэхтар остановился и прислушался. Сначала, по характерной окраске импульса, некромант понял, кто его зовет. А потом маг понял, зачем его зовут. Квалмэхтар последний раз посмотрел на темно-синий щит на воротах таверны, сошел с дороги и стал быстро спускаться по косогору. Маг чуть не сломал ногу, соскользнув с камня, который на вид казался очень прочным, но зашатался, когда Квалмэхтар наступил на него. Однако темпа не сбавил – зов был все тише.

Но ослабевал не только тот, кто позвал некроманта.

Все же, Квалмэхтар надеялся успеть.

Верховный Трибунал собрался не через четверть часа, но через двадцать пять минут.

Зал заседаний оказался небольшим помещением. Своими большими окнами, рядами деревянных скамеек и трибуной для учителя у стены он напомнил Энедике школьный класс. Стальная клетка у противоположной стены уничтожала это обманчивое впечатление. Становилось понятно, что трибуна поставлена здесь не для учителя квеньи или математики, а для президиума Верховного Трибунала. Слева от трибуны находился стол. За ним расположился щуплый человек в сером мундире. Фигурой и манерами он напоминал огромную застенчивую лягушку. Судя по стопке чистой бумаги на столике перед ним, это был секретарь Верховного Трибунала. Крон усадил Энедику рядом с секретарем, ободряюще улыбнулся эльфке и сказал:

– Отвечай на вопросы четко и спокойно. Говори правду и ни о чем не волнуйся.

Энедика хмуро кивнула. Эльфка была взвинченная беготней, примеркой нового костюма, предстоящим судом и отсутствием завтрака – а судя по золотым, косо лежащим поперек зала столбам солнечного света, они с Кроном пропустили не только завтрак, но и обед. «И почему здесь я, а не Черная Стрела», подумала Энедика с тоской. – «Та в детстве пила на золоте, ела на серебре. Уж она бы чувствовала себя здесь как рыба в воде. Глазки бы секретарю построила…А я всю жизнь по лесам и болотам, хорошим манерам не обучена».

Маг набросил на нее покрывало невидимости и добавил:

– Сиди тихо. А ты присматривай тут за ней, Эмнер, – обратился он к секретарю.

Тот нервно улыбнулся:

– Как всегда, ставите передо мной невыполнимую задачу?

Крон хмыкнул и направился к своему месту в президиуме. Искандера еще не было. Энедика от нечего делать стала рассматривать герб Мандры. Он висел на стене над трибуной. Двухголовый орел держал в лапах Эрустим. Птица была вырезана из ореха и отлакирована. Уменьшенную копию Жезла Власти с большим искусством выковали из стали и украсили гематитовым шариком. И Эрустим, и орла покрывал толстый слой пыли и мушиных какашек. «Значит, мандреченам не так уж часто приходится созывать Верховный Трибунал», подумала эльфка.

Хлопнула центральная дверь, и в зале появился Искандер. Крон и Эмнер поднялись со своих мест. Энедика хотела встать тоже, но передумала. Все равно император ее не видел. Искандер прошел к возвышению и сел рядом с Кроном.

– Заседание Верховного Трибунала Мандры объявляется открытым, – произнес маг.

Эмнер согнулся над бумагой.

– Для дачи показаний вызывается полковник Маковец, – сообщил Крон.

Энедика почувствовала, как имперский маг телепатировал стоявшей за боковыми дверями охране. Два крепких парня в форме Чистильщиков зал ввели полковника Маковца и остановились перед возвышением. Один из конвоиров оказался статный блондином – про таких говорят: «кровь с молоком». Второй был чуть поменьше ростом, черненький и глазастый. Маковец был спокоен или по крайней мере казался таким.

– Вы полковник Маковец, начальник штаба по лихолесскому фронту? – спросил Эмнер.

– Так точно, господин секретарь, – ответил тот.

Секретарь задал еще несколько вопросов о дате и месте рождения, очевидно, необходимых по мандреченским правилам для заполнения протокола.

– Полковник Маковец, – произнес Крон. – Вы обвиняетесь в том, что пытались вступить в сговор с врагами нашей родины, а именно сидхами-сепаратистами Лихого Леса.

У полковника дернулся левый глаз. Маковец пытался встретиться взглядом с императором. Искандер сцепил перед собой пальцы на столе и со скучающим видом смотрел в окно.

– С целью устроить в Куле пожар, – продолжал имперский маг нудным голосом. – Что вы имеете сказать по поводу предъявленных вам обвинений?

Маковец гордо задрал подбородок:

– Ничего, кроме того, что это клевета и ложь.

На последнем слове его голос едва заметно дрогнул.

– Хорошо, – кивнул Крон и добавил, обращаясь к Эмнеру: – Это обязательно зафиксируйте. А вы, Маковец, посидите пока.

Охранники отвели полковника к деревянной скамье, на которой все втроем и устроились.

– Для дачи показаний приглашается эльфка Ниарумо, – сообщил имперский маг и сделал небрежный жест, уничтожая покрывало невидимости.

Император чуть подался вперед. Конвоиры синхронно повернули головы в сторону появившейся эльфки. Светловолосый богатырь восхищенно присвистнул. Маковец побледнел.

Энедика поднялась со своего места. «Реверанс, что ли, сделать», подумала она мрачно. Но и в лучшие времена ее реверансы выходили больше похожими на судороги паралитика. К тому же, эльфке совсем не хотелось запутаться в свисавших с подола беличьих хвостиках и растянуться на полу под множеством устремленных на нее взглядов.

– Вы – эльфка Ниарумо, так же известная как Энедика, командирша отряда лихолесских сепаратистов? – осведомился Крон.

– Так точно, господин имперский маг, – с трудом произнесла эльфка.

– Назовите дату вашего рождения, – попросил Эмнер.

– Мне не хотелось бы отвечать на этот вопрос, – пробормотала Энедика.

Секретарь кашлянул. Но за эльфку неожиданно заступился император.

– Пропустите эти вопросы, Эмнер. Давайте перейдем сразу к сути, – сказал Искандер. – Женщина скорее предаст все и вся, чем сообщит свой возраст.

Эльфка благодарно и удивленно посмотрела на него.

– Вы знакомы с этим мандреченом, полковником Маковцом? – спросил Крон.

– Да, – сказала Энедика. – Незадолго до Мидаёте, это Купайло по-вашему, он и еще один мандречен искали встречи со мной. Я согласилась. Мы встретились. Имен они тогда не называли, и того, что он является полковником Армии Мандры, я не знала.

Эмнер только успевал обмакивать перо в чернильницу. По белому, как мука, лицу полковника Маковца текли крупные капли пота. Охранники смотрели на эльфку пустыми глазами профессиональных убийц.

– В чем была цель той встречи? – поинтересовался Крон.

– Маковец и его друг хотели нанять мой отряд для того, чтобы мы подожгли Кулу, – ответила эльфка. – Мы отказались.

– Почему? – спросил имперский маг.

– Сколько они вам предлагали? – почти одновременно с ним осведомился император.

Энедика беспомощно посмотрела на Крона.

– Сначала отвечайте на вопрос того, кто старше по званию, – негромко произнес секретарь.

– Триста золотых далеров, – сказала эльфка. – Доставка в Мандру и обратно, содержание моего отряда во время операции так же за счет заказчика. Мы отказались потому, что мы – не наемники. Мы работаем только на себя… И еще потому, что ходили слухи о том, что Мандра хочет прекратить войну. Вы выводите армию из нашего леса. В Трандуиловых чертогах от дивизии осталось два полка… Ой… – Энедика смутилась и покраснела.

– Сбор информации поставлен у вас хорошо, – кивнул император. – Продолжайте.

– Так вот, – вернулась к рассказу эльфка. – Нам не нужна эта война, мы устали от нее… И мы не хотели злить мандречен… ну, вас… Вы ведь вроде тоже начали подумывать о мире.

– То есть вы отказались от предложения полковника Маковца устроить пожар в Куле и он ушел ни с чем? – спросил Крон.

– Да, так все и было, – кивнула Энедика. – Эльф из отряда принца Рингрина говорил мне, что Маковец обращался и к ним. Принц тоже отказался….

– Хорошо. Присядьте, – сказал имперский маг.

Энедика опустилась на скамью, прислонилась к стене. Голова у нее гудела, ноги дрожали. Полуденное солнце наливалось силой и злостью, и эльфке было жарко и душно.

– Полковник Маковец, подойдите сюда, – сказал Крон.

Его слова отдались в ушах Энедики болезненным гулом. Стальные набивки на каблуках конвоиров зацокали по каменному полу. Эльфка поморщилась – ей в голову словно вколачивали раскаленные гвозди. Эмнер нагнулся, вытащил из ящика стола оплетенную соломкой бутыль и незаметно протянул Энедике. Она сделала пару жадных глотков. Вкус напитка оказался странным, но приятным. Эльфка благодарно улыбнулась и спросила шепотом:

– Что это?

– Квас с изюмом, – тихо ответил секретарь.

Энедика вернула бутыль.

– Что вы теперь можете сказать по поводу предъявленного вам обвинения? – спрашивал тем временем у полковника Крон.

– Ничего, – хрипло сказал тот. – Это все клевета и ложь.

– Вы вынуждаете Верховный Трибунал применить к вам Заклятие Правдолюбца, – сказал Искандер. Энедика слышала об этой разработке мандречен, но никогда не видела ее в действии. Эльфка с большим интересом посмотрела бы, как плетется это заклятие.

– Ты же не боевая ведьма, Ярек? – добавил император.

– Моя жизнь в руках вашего величества, – обморочным голосом ответил полковник.

– Приступай, Крон, – сказал Искандер.

Маг извлек из складок своего плаща деревянную чашу и несколько пузырьков с разноцветным содержимым, а так же столь хорошо знакомый Энедике предмет, как мерная ложка. Крон откупорил один из пузырьков – по залу разнесся запах шафрана. «Добавлен, чтобы забить аромат основы», сообразила эльфка. Маг сосредоточенно наполнил ложку ярко-синей жидкостью и вылил ее в чашу. Крон покосился на эльфку. Заклятие Правдолюбца было изобретением мандреченского мага Константина, и люди вряд ли не хотели делиться своими секретами с эльфкой. Энедика подвинулась поближе к Эмнеру и прошептала:

– А при чем здесь боевые ведьмы?

Секретарь покосился на нее, потом на императора.

– Расскажи ей, Эмнер, – добродушно сказал Искандер.

Эмнер откашлялся и начал:

– С позволения его величества, я расскажу вам о Казусе Свиригайло. После поражения при Пориссе, а это было, признаем, положив руку на сердце, одно из самых страшных поражений, какие только знала в своей истории армия Мандры, военная контрразведка стала искать виновных. Утечка информации была очевидна…

В следующие полчаса, пока в чаше Крона смешивались дурно пахнущие жидкости, эльфка с большим интересом выслушала историю о том, почему боевые ведьмы у мандречен не подлежат пыткам во время дознания. То есть даже Заклятие Правдолюбца к ним применять нельзя. Энедика разыграла этот небольшой спектакль для того, чтобы Крон не думал, что она не сводит глаз с его рук, запоминая каждый жест. И мандречены охотно поддержали игру. Первую за последние двести лет игру мандречен и темной эльфки, приятную обеим сторонам.

Эмнер поведал, что командующий наголову разбитой дивизии чудом уцелел. Его звали генерал Свиригайло. В качестве предателя генерал указал на ведьму Катерину, старшую крыла «Мертвая рука». Катерина доставила пакет с инструкциями к битве. Кроме нее и генерала, тот пакет никто и в руках-то не держал. Катерину забрали прямо перед вылетом на патрулирование. Одного не учли имперские мастера заплечных дел. Целительница крыла была не только возлюбленной Катерины, но и ее Синергисткой. Когда Катерине начали рвать грудь раскаленными щипцами, «Мертвая рука» неожиданно вернулась в расположение войск. Запах паленого мяса привел боевых ведьм в неистовство. Разъяренные ведьмы разнесли фургон, в котором размещалась походная пыточная камера, убили палача и скучающего секретаря. Он должен был протоколировать допрос. Но мага, который должен был допрашивать ведьму – а это был сам Крон, – там не оказалось.

– Крона незадолго до появления ведьм вызвали в палатку императора по срочному делу, – деликатно сообщил Эмнер.

– А я в том фургоне был и не нужен, пока шел «разогрев» перед допросом, – лениво вставил имперский маг – он тоже прислушивался к рассказу.

– Крыло «Мертвая рука», теперь уже в полном составе, смерчем прошлось по армейскому лагерю, – продолжал Эмнер. – Генералу Свиригайло вдруг захотелось покинуть ставку.

Энедика хихикнула и слушала дальше:

– Но ему это не удалось. Ведьмы вынули его из стремени и бросили его к ногам императора.

– Я был сильно озадачен таким размахом дела, – признался Искандер.

На столе перед Кроном что-то громко зашипело. Маг негромко выругался.

– Ведьмы потребовали, чтобы имперский маг применил к Свиригайло Заклятие Правдолюбца, – произнес Эмнер. – Искандер согласился, разбудил господина имперского мага, и господин Крон наложил чары.

– Свиригайло такое рассказал! – добавил Искандер. – Я пожалел, что гвардия не пропустила ведьм в мою палатку.

– На зрелище собрался посмотреть весь лагерь, – рассказывал секретарь. – Солдаты узнали не только о том, кто на самом деле передал содержание секретного пакета противнику. Но и куда уходит большая часть выделяемого войску пайка… Где, в каких банках крутится их жалование, которые части под началом Свиригайло не получали уже больше года… Генерала казнили на месте.

– А я оглядел руины общеармейского бивака и понял, что еще одной облыжно обвиненной ведьмы моя армия не переживет, – сообщил император.

– После чего его величество и подписал указ о неприкосновенности боевых ведьм во время дознания. Впоследствии этот закон называли Казусом Свиригайло, – закончил Эмнер. – Но полковник не является боевой ведьмой, и поэтому Заклятие Правдолюбца можно применять к нему…

Крон сделал последний пасс рукой и сказал:

– Готово.

Маг сошел с возвышения и поднес чашу к губам Маковца. Тот дернулся. Конвоиры отработанным движением схватили его за руки с двух сторон. Полковник попытался отвернуться. Светловолосый богатырь свободной рукой схватил его за голову. Второй охранник ловко зажал нос полковника. Маковец открыл рот, и Крон тут же влил туда содержимое чаши. Полковник поперхнулся и стал отплевываться. Темно-зеленая струйка потекла от угла губ к подбородку, брызги упали на мундир Маковца. Глаза мандречена закатились, он повис на руках охранников.

Больше всего Энедику впечатлило то, что вся процедура проходила в полной тишине. Ни полковник, ни имперский маг не произнесли ни слова. Ни мольбы, ни ответного оскорбления.

Крон отступил от обмякшего Маковца, вернулся на свое место и собрал пузырьки. Рассовав их по карманам, имперский маг сказал:

– Приведите его в чувство.

Блондин ухватил полковника подмышки и повернул лицом к своему напарнику. Тот отвесил Маковцу звучную затрещину. Голова полковника дернулась, как на веревочке. Маковец с трудом открыл глаза. Энедику чуть не стошнило. Эльфка даже удивилась – она давно потеряла чувствительность к таким мелочам. «Это квас, наверное», подумала Энедика, прислушиваясь к своему желудку. Собственные ощущения заинтересовали ее гораздо больше показаний Маковца. Полковник тихим голосом ребенка, который изо всех сил хочет быть послушным и старается обрадовать своих родителей, рассказывал, как ездил в Лихой Лес вместе со своим хорошим другом, Малютой Старгородским… Крон очень ласковым голосом расспрашивал его. Эльфка же думала только о том, разрешается ли свидетелям покидать заседание Верховного Трибунала для отправления естественных надобностей. В какой-то момент ей показалось, что вопрос сейчас решится сам собой. Одорическая атака на окружающих началась без предупреждения и всякого на то желания эльфки. Вслед за газом в ход обычно вступала тяжелая артиллерия. Энедика стиснула зубы. Ей совсем не хотелось, чтобы в Куле, да и во всей Мандре потом рассказывали о том, как темная эльфка обделалась от страха, представ перед очами Верховного Трибунала. Эмнер покосился на соседку, не отрываясь от своей писанины. По непонятным причинам бурчание у нее в желудке прошло так же внезапно, как и началось.

– Ну, ясно, – произнес Искандер. – Но почему ты сделал это, Ярек?

– Я хотел стать генералом. Я хотел командовать войсками в Лихом Лесу, – доверчиво глядя на императора, отвечал Маковец. – Если бы война закончилась, меня уволили бы по сокращению. Я ж кадетских корпусов не кончал, звание на войне получил… Да и господин Хляндик как раз жил в Приморском квартале. Он погиб, и я думал, а может меня теперь назначат начальником…

– Хорошо, я понял тебя, – ничего не выражающим голосом ответил Искандер. – У меня больше нет вопросов.

– Будем приговор выносить? – осведомился Крон.

Император кивнул. Охранники снова устроились на лавке вместе с Маковцом. Полковник болтал ногами, как маленький ребенок, смотреть на это было жутко. Энедика отвернулась и прислушалась, как переговариваются Искандер и Крон.

– Четвертовать его, и всего делов, – говорил император Мандры. – А подходящую статью Эмнер найдет потом в Уложении.

Лицо Маковца сморщилось, когда он услышал эти слова.

– Я огорчил императора! – зарыдал полковник.

Блондин погладил его по голове.

– Да нет, что ты, – сказал он. – Император доволен тобой. Ты рассказал ему всю правду.

– Да? – обрадовался Маковец.

– Конечно, – сказал светловолосый охранник.

Его напарник извлек откуда-то леденец на палочке и протянул полковнику.

– На, – сказал охранник мягко. – И посиди тихо, будь хорошим мальчиком.

Маковец, судя по всему, уже забыл, что этот человек ударил его по лицу полчаса назад. Полковник взял леденец и стал сосать, причмокивая. Энедику пробрал озноб. Эльфка отвернулась.

– Статьи… это не так важно. Но четвертовать… все-таки, дворянин в третьем колене, – сомневался Крон. – Это подорвет уважение к знати, думается мне. Ну что такое, как простого конокрада. Я советую отрубить голову. Чинно, благородно…

– Да срал я на эту знать, – ответил Искандер. – Ублюдок заслужил четвертования!

– Значит, он будет четвертован, – отступился маг. – Но срать на знать я бы тебе не советовал… – добавил он так тихо, что эти его слова услышали только император и эльфка.

Искандер поднялся с места, и вслед за ним встали и все присутствующие.

– Оглашается приговор, – церемонно произнес Крон.