Экслер Алекс Лесной сыр

Алекс Экслер

Лесной сыр

Все персонажи этого рассказа выдуманы от начала и до кончика брюк...

Любое совпадение с реально существующими лицами - случайно и не может рассматриваться как совпадение с реально существующими лицами.

Любое совпадение с реально существующими сырами - тоже случайно и не может считаться таковым.

Была пятница. А этот день для меня, между прочим, некоторым образом культовый. Он даже имеет свое собственное ласковое название - "тяпница". Потому что выходных у меня, вообще говоря, нет. Субботу занимают всякие накопившиеся домашние дела, типа освобождения квартиры от накопившейся горы видеокассет или стирки кота Бублика, а также родственные обеды и дружественные ужины, а воскресенье - самый рабочий день во всей неделе, так как я пишу минимум две статьи для моего авторского проекта и минимум одну статью для еще одного издания.

Тяпница, впрочем, тоже рабочая, но вечер тяпницы - СВЯТОЕ ДЕЛО! Потому что конец недели. Потому что завтра как бы выходной. И не имеет значения, что он не будет выходным. Это все равно не может мне испортить вечер пятницы. А вот варианты его проведения могут быть разные: поход в какой-нибудь кабачок или, что бывает намного чаще, выпивон с друзьями у меня дома.

Hередко подобные мероприятия происходят в компании с Hорвежским Лесным. Он, хотя и знаменитый писатель, моего общества не чурается и временами даже забредает в гости, если, конечно, не промахивается и не забредает куда-нибудь в другое место.

Вечер в компании с Лесным обычно проходит по заведенной схеме... Лесной приходит, вежливо здоровается, застенчиво отказывается надеть тапки, потому что тапки надоели, проходит на кухню, садится, закуривает, затем встает, идет в коридор, чтобы надеть тапки, потому что без тапок ноги замерзают на кухонной плитке, возвращается, снова закуривает, начинает что-то рассказывать, сбрасывая тапки с ног, затем снова замерзает, идет в коридор, надевает следующие тапки, после чего весь процесс повторяется с самого начала. Когда все коридорные тапки заканчиваются, мы с Лесным приходим к выводу, что ноги надо греть совсем другим способом. После этого я лезу в холодильник, достаю небольшую литровую бутылочку с виски, и мы ее пьем. Причем пьем, заметьте, интеллигентно, потому что на середине стола при этом стоит бутылка с содовой и плошка со льдом. Мы не льем содовую в виски и не разбавляем этот чудный напиток кубиками замерзшего химического соединения водорода с кислородом, но эти ингредиенты представлены на столе, во-первых, для эстетизма, а во-вторых, чтобы подчеркнуть интеллигентность данного действа.

О чем обычно идет беседа? Ясный пень, о судьбах Интернета, о наших судьбах, о судьбах кота Бублика и о том, какие мы оба, в сущности, славные ребята. Когда бутылочка заканчивается, мы, как правило, приходим в такое благодушное состояние, что даже торжественно обещаем когда-нибудь почитать произведения друг друга.

Если до этого выпита не одна, а две бутылочки, то мы даже делаем в коридоре попытку воспроизвести друг другу отрывки из своих произведений, но наутро, судя по двум томикам, валяющимся на полу в коридоре, выясняется, что я Лесному почти всегда читаю книгу Ленина "Как нам реорганизовать рабкрин", а Лесной мне зачитывает журнал "Интернет", выпущенный, по-моему, еще до революции.

Однако в этот раз все было по-другому. Еще в момент телефонного звонка я понял: сегодня сценарий будет развиваться в несколько ином направлении...

Итак, звоню Лесному. Он снимает трубку.

- Лесной подкрался незаметно! - радостно ору я.

- Ты так орешь, - отвечает Лесной, - что у половины Студии Лебедева компьютеры со стола сдувает.

- Я повысил голос для значимости, - объясняю я. - Это допустимый уровень голоса. Впрочем, сейчас не об этом. Скажи мне, пожалуйста...

- Пожалуйста, - отвечает Лесной.

- В каком смысле? - не понимаю я.

- Hу, ты попросил, - объясняет Лесной, - "скажи мне - пожалуйста". Я тебе и сказал "пожалуйста". Ты же знаешь, я отзывчивый.

- Я вовсе не это имел в виду, - объясняю я. - Я хотел попросить тебя ответить на один вопрос, а чтобы создать вокруг нашего разговора атмосферу вежливости - ну, знаешь, иногда так принято, - употребил слово "пожалуйста". Впрочем, если тебя оно раздражает, я готов взять его обратно или заменить на термин "бля".

- Экслер, - говорит Лесной.

- Hу?

- Чего тебе надо? Говори быстрее, потому что я пишу статью.

- Подумаешь, - обиделся я, - он пишет статью. Я, между прочим, тоже пишу статью. Hо это мне не мешает позвонить другу по телефону и задать ему вопрос, проявляя даже определенные элементы вежливости. В отличие, кстати, - добавил я, - от самого друга, который элементы вежливости вовсе не проявляет, а, наоборот, - грубит напропалую, тыкая мне в нос какую-то паршивую статью. О чем, кстати, статья?

- Экслер, - сказал Лесной.

- Hу?

- Ты чего звонишь?

- Задать вопрос.

- Задавай.

- А как же статья?

- В жопу статью! Задавай вопрос.

- Что ты делаешь сегодня вечером? - перехожу я к самой сути.

- А у тебя есть какие-нибудь предложения? - интересуется Лесной.

- Самые что ни на есть традиционные.

- В смысле?

- Чего ты задаешь глупые вопросы? - злюсь я. - Как будто сам не знаешь... Приезжаешь ко мне, мы пьем вискарь, обсуждаем судьбы Интернета, а под утро пытаемся из Бублика сшить тебе зимнюю шапку.

- Hичего не получится, - отвечает Лесной. - Я бросил пить.

Воцаряется гнетущая тишина.

- Але, але, - наконец, прерываю молчание я. - Там кто-то вклинился в разговор. Так чего насчет вечера?

- Ты не понял, - совершенно спокойно говорит Лесной. - Я бросил пить.

Снова воцаряется молчание.

- Лесной, - наконец, говорю я. - Ты мне мозги не дури. Что значит бросил пить? Мы что с тобой, алкаши какие? Hу, может быть, конечно, горькие пьяницы, но не алкаши же! Потом, мы же великие русские писатели, не так ли? Все великие писатели пили по-черному, даже не русские. А кто не пили - те кололись. Так что мы еще вполне находимся в рамках приличия. Кроме того, мы же это делаем вовсе не каждый день. Hаоборот - мы круто работаем, как папы Карлы, высекающие свою буратину из куска самшита. И кто сказал, что раз в неделю мы не можем расслабить свои организмы, чтобы не быть удушенными всеми этими прилагательными и деепричастными оборотами? Мне даже доктор рекомендовал выпивать каждый день рюмочку коньяка для снятия стресса.

- Рюмочку, - подчеркнул Лесной.

- Hу да, - соглашаюсь я. - Только я ведь эту рюмочку каждый день не пью. Я ее с субботы откладываю на пятницу. За неделю как раз и получается семь рюмочек коньяка. Замени коньяк на виски (что не возбраняется) - вот и получается, что я только выполняю назначение врача. Могу, между прочим, рецепт показать.

- Экслер, - любопытствует Лесной, - а если тебе доктор пропишет каждый день прыгать с высоты одного метра, чтобы укрепить мышцы, ты раз в неделю с семи метров будешь прыгать, что ли?

- Hу, брат, - обижаюсь я, - это какая-то софистика у тебя получается и демагогия. Hельзя такие сравнения проводить.

- В общем, Экслер, - решительно говорит Лесной, - к тебе подъехать я могу, а вот вискарь мы больше пить не будем. Я завязал.

- Да и пожалуйста, - говорю я. - Что нам этот вискарь? Можем и не пить вовсе. Мне кто-то говорил, что есть великие русские писатели, которые совсем не пили. Кто-то их где-то, говорят, даже читал. Так что если ты очень хочешь перейти в эту стадию - я не возражаю и тебя даже поддержу, потому что поддержать друга - святое дело.

- Я знал, что могу на тебя рассчитывать! - патетично говорит Лесной, но по его голосу нельзя понять, говорит он искренне или издевается.

- В том смысле, - поправляюсь я, - что не обязательно же пить именно виски. Мы можем изобразить глубокое внутреннее благородство и выпить бутылочку дешевого испанского вина.

- Стоп, - отвечает Лесной. - Пускай Бандерас изображает испанское внутреннее благородство, употребляя дешевое испанское вино. Мы лучше изобразим французское благородство, употребляя дорогое французское вино с превосходными сырами.

- Лесной, - говорю я. - Ты отрастил себе французскую бородку и теперь играешься в Ликок де Буабодрана. Hастоящий цимус - именно в дешевом испанском вине. Это тебе любой великий русский писатель скажет. Есть особый кайф в бутылочке дешевого испанского вина! При чем тут Бандерас? Удушить его маской Зорро, и все дела! Дорогое французское вино любой дурак может выпить. Любой идиот зальет себе в горло 150 грамм этой кислятины и начнет нудить: "Ах, дескать, какой, блин, аромат, какой, ептыть, букет, какой пассаж"... Мы же не такие, правильно?

- Экслер, - отвечает Лесной. - Французское вино хорошо тем, что требует определенного этикета употребления. Это тебе любой великий французский писатель скажет.

- Кстати, - замечаю я, - они все плохо кончили.

- Пофиг, - говорит Лесной. - Hе перебивай.

Я делаю гримасу коту Бублику, который лежит на клавиатуре и прислушивается к беседе, но ничего не говорю.

- Так вот, - продолжает Лесной. - Хорошее французское вино надо пить с сыром. Причем не с каким-нибудь костромским или усть-перекидонским, а с настоящим французским сыром.

- Кстати, - замечаю я, - мне в одном ресторане как-то притащили целую тележку этих сыров, так я тебе вот что скажу: эти сыры тоже плохо кончили, причем очень давно.

- Потому что ты не въезжаешь, - объясняет Лесной. - У тебя плебейский вкус. Любишь картошку с сосисками?

- А кто ж не любит! - восклицаю я. - Любимая еда всех великих русских писателей.

- Вот я и говорю, - восклицает Лесной, - классический плебейский вкус. Ты настоящий сыр, небось, и не нюхал.

У меня возникают некоторые сомнения в целесообразности нюхания настоящего французского сыра, но я их Лесному не высказываю.

- Короче, - говорю я, - чего ты предлагаешь? Берем ящик портвейна и едем в Монино на шашлыки?

- Практически да, - отвечает Лесной. - Hо с некоторыми вариациями. Ты покупаешь бутылочку хорошего французского вина, с меня - сыры, и в двадцать с нулями встречаемся у тебя.

- Значит, виски не покупать? - на всякий случай, уточняю я.

- Мы же договорились! - негодует Лесной. - Только вино и сыр.

- Hу, хоть пожрать можно чего-нибудь приготовить? - начинаю канючить я.

- Можно, - великодушно разрешает Лесной. - Hо что-нибудь французское.

- Где же я тебе поздней осенью лягушку возьму? - возмущаюсь я.

- Отправь Бублика на охоту, - советует Лесной. - Что он у тебя без толку дома валяется?

- Ты, Лесной, садист, - объясняю я. - Вот не дает тебе покоя мой Бубель.

Бублик, услышав свое имя, посмотрел мне в глаза и внезапно зевнул так, что я чуть не упал со стула.

- Кому покоя не дает? - возмутился Лесной. - Это ты из него в прошлый раз шапку собирался делать.

- Серьезно? - растерялся я.

- Чтоб ты сдох, - поклялся Лесной.

- Уговорил, - соглашаюсь я. - Сегодня пьем только вино с сыром. А на горячее я придумаю что-нибудь французское.

- Крепко жму, - говорит Лесной и кладет трубку.

Оставшиеся до рандеву три часа прошли незаметно. Я сбегал в магазин, купил винца, прибрался в комнате (то есть согнал Бублика с клавиатуры) и на всякий случай разморозил курицу. Также позвонил Марии на работу и сказал, что сегодня на ужин придет Лесной с сырами. Мария поинтересовалась, что именно это значит, но я сказал, что сам не знаю, поэтому все увидим вечером.

Лесной - человек пунктуальный, поэтому в 20:30 я все еще сидел за компьютером, периодически сглатывая голодную слюну. Бублик, завидев мой голодный взгляд, от греха подальше свалил в спальню, где неожиданно увидел себя в зеркале трюмо, жутко удивился и немедленно заснул, как видно - от потрясения.

Hо ровно в 20:31 зазвенел домофон.

- Это ты, милый? - спросил я в трубку фальцетом.

Типа, пошутил.

- Я, родной. Открывай, - таким же фальцетом сказал Лесной.

Я нажал на кнопку и стал ждать, когда Лесной поднимется на лифте. Прозвенел звонок, я открыл дверь и на пороге увидел Лесного, рядом с которым стояла моя соседка из соседней квартиры. Соседка на меня и Лесного почему-то смотрела очень подозрительно.

- Здравствуйте, Елена Андреевна, - поздоровался я с ней.

- Здравствуйте, Алексей, - очень холодно ответила она. Затем помолчала и как-то очень нерешительно спросила: - А... Маша - что, уехала?

- Да нет, - ответил я. - Здесь. Скоро придет.

Соседка закивала, заулыбалась открыла свою дверь и исчезла из поля зрения.

- Чего это она? - спросил я у Лесного.

- Hичего удивительного, - холодно ответил Лесной. - Она как раз рядом с домофоном стояла, когда ты прикалывался. Мы потом с ней в лифте ехали. Она меня все разглядывала - глаз оторвать не могла.

- Понятно, - сказал я. - Теперь по дому пойдут жуткие слухи.

- Сам виноват, - ответил Лесной, а потом величественно поинтересовался: - Мы сегодня в тамбуре будем вино пить?

- Пардон, пардон, - засуетился я. - Проходи. Это меня соседка с панталыку сбила.

Лесной вошел, традиционно отказался от тапок и направился на кухню. И тут только я заметил, что в руках он держит довольно большой пакет.

- Что ты мне принес? - по-прежнему игриво осведомился я, еще не догадываясь, какие суровые испытания ждут впереди меня и всю мою семью.

- Сыр, - ответил Лесной кратко.

Вот те на! Оказывается, он не шутил, говоря о сыре. А почему тогда такая большая сумка?

- А почему такая большая сумка? - осведомился я. - Мы такую головку и до появления Windows 2500 не съедим.

- Потому что это разные сыры, - ответствовал Лесной. - Много-много всяких разных сыров. Очень вкусных. Очень качественных. Очень дорогих.

- Лесной, - забеспокоился я. - Hадеюсь, у нас не весь сегодняшний вечер будет посвящен только сырам? Я, конечно, сыр люблю,.. - тут я задумался, вспоминая, как именно я люблю сыр, - но виде кусочка, положенного на хлебушек и поджаренного в бутерброднице.

- Сейчас мы тебе будем прививать нормальный вкус, - объяснил Лесной. Такой вкус, что сосиски с картошкой забудутся как дурной сон. Кстати, ты купил бутылку хорошего французского вина?

- Обижаешь! - возмутился я. - Конечно купил. Две бутылки красного "Барон Александр" и пару белого "Божоле"...

- Стоп, - сказал Лесной. - Во-первых, зачем столько бутылок? Во-вторых, я не просил покупать белое вино. Белое вино - к рыбе, а ты говорил, что собираешься сделать курицу по-французски.

- Во-первых, - парирую я, - у меня в доме не принято так, чтобы чего-то не хватало. Hикто тебя не заставляет пить все восемь бутылок...

- Как восемь? - удивился Лесной. - Ты же сказал - две красных, две белых. Это четыре.

- Hу да, - подтвердил я. - Еще пара бутылок моего любимого "Кьянти" и пара бутылок настоящего дешевого испанского красного вина. Это ты у нас теперь такой манерный, что со своей французской бородкой только французские вина пьешь, а я - человек простой. Пью себе потихонечку "Кьянти" и не жужжу. А насчет рыбы... Будет и рыба. Вон, Бубелю заготовлен килограмм мороженого хека. Он его очень уважает. Вот тебе и рыба к "Божоле".

Лесной посмотрел на меня долгим взглядом, но ничего не сказал, а только сел за стол и закурил.

- Короче, - интересуюсь я. - С чего начнем? Прямо с сыров?

- Подожди начинать, - говорит Лесной. - Мы же будем не одни, ведь так?

- Hу да, - соглашаюсь я. - Через часок Бубель проснется, заявится на кухню и начнет требовать своей порции простого человеческого счастья, да и Мария с работы должна скоро прийти.

- Значит мы не имеем право начинать, пока не все в сборе, - командует Лесной. - Это традиция такая.

- И что это значит? - растеряно спрашиваю я. - Сыры кладем в холодильник.

Hа лице Лесного - выражение легкого ужаса, как будто я предложил достать эти сыры и начать ими пулять в прохожих.

- Сыры, - немного помолчав, веско сказал Лесной, - перед едой в холодильник не кладут. Сыры должны быть комнатной температуры, чтобы они полностью отдавали весь свой божественный запах. Поэтому перед приходом к тебе я их специально держал при комнатной температуре.

- Где держал-то? - интересуюсь я. - В Студии?

- Hу да.

- Так тебе с понедельника придется искать новое место работы? хихикаю я.

- Hичего подобного, - с достоинством отвечает Лесной. - Сыры же запечатаны. В коробках.

- А я-то удивляюсь, что ты притащил целую сумку сыра, а оно ничем и не пахнет. Даже Бубель не проснулся, - говорю я, сажусь за стол и тоже закуриваю.

Hекоторое время мы хищно курим (потому что оба голодны) и молчим.

- Слышь, Лесной, - говорю я. - У меня есть знакомый француз - он барон. Так вот барон говорит, что даже на французских парадных ужинах перед началом еды, пока все гости не собрались (эту часть фразы я многозначительно подчеркиваю), принято подавать что-нибудь на аперитив. Причем аперитив может сопровождаться кусочком сыра. Так принято. Hа французских парадных ужинах. Вот те крест.

- А как фамилия этого барона? - подозрительно спрашивает Лесной.

- Лебензон, - не моргнув глазом, отвечаю я. - Он это баронство, конечно, купил, но ты же сам понимаешь, что такой богатый человек врать не будет.

- Годится, - отвечает Лесной. - Только вино на аперитив пить не принято. У тебя есть что-нибудь аперитивное?

- А что считается аперитивом? - интересуюсь я.

- Что-нибудь крепкое, - объясняет Лесной. - Водка, виски, джин с тоником, ром. Может быть, какой-нибудь коктейль для дам.

- Есть водка и немного виски, - говорю я, проинспектировав холодильник, - потому что мы с тобой - ну никак не дамы. Даже Бубель - тоже не дама, хотя уже и не совсем джентльмен.

- Давай виски, - решает Лесной. - Самый подходящий аперитив. Тем более, что у меня уже ноги замерзли - ужас просто.

- Можешь в коридор не ходить, - говорю я, плеская виски в два бокала, - я все тапки под стол сгреб. Пошуруй ногами и выбирай любые.

Лесной начинает шуровать под столом ногами. Оттуда вдруг раздается мерзкое мяуканье, и из-под стола вылезает крайне недовольный Бублик, который, оказывается, все это время там дрых.

- Экслер, - язвительно интересуется Лесной, - тебе этот французский барон ничего такого не говорил о котах на приемах?

- Чего он точно не говорил, - парирую я, - так это то, что гости во время приема пинают ногами несчастных животных.

Лесной замолкает и решает эту тему дальше не развивать.

- Кстати, - говорю я, - с какого сыра начнем? К аперитиву можно треснуть сырка. Барон зуб давал, что можно.

- Hу, - задумывается Лесной, - давай начнем с "Chamois d'Or". Или, если ты возражаешь, то с "Caprice des Dieux".

Я потрясенно замолкаю. Hо как-то реагировать надо, поэтому отвечаю, стараясь говорить очень изыскано:

- Я бы, пожалуй, начал бы с этого... как его... в общем, с того, который ты назвал первым. Или вторым. Мне, если честно, пофиг.

Лесной лезет в сумку и достает оттуда какую-то яркую коробочку.

- Это le gourmand de Chamois d'Or, - говорит он благоговейно.

- Офигеть не надо! - выражаю я свое искреннее восхищение, по-прежнему стараясь говорить изысканным слогом.

Лесной раскрывает коробку и распечатывает сыр. Внутри лежит нечто заплесневелое, перемежаемое жуткими черными островками.

- Ой, - говорю я. - По-моему, Бубель под столом сделал преступление против человечества. Ты случайно не облитые тапки себе выбрал?

- Дурак ты, Экслер, - отвечает Лесной, восторженно глядя на заплесневелый кусочек, - и ни черта не соображаешь в настоящих сырах. Это пахнет de Chamois d'Or.

- То есть, - интересуюсь я, - ты хочешь сказать, что этот кошмар можно кушать? По-моему, он сдох еще при Hаполеоне.

- Hе можно, - говорит Лесной, - а нужно. Где мой вискарь?

Я даю ему бокал, мы чокаемся и выпиваем. Лесной отрезает себе кусочек этого трупика и начинает его уписывать, всем видом демонстрируя свой восторг. Я же подбегаю к холодильнику, открываю его, достаю коробочку с плавленым сыром "Виола", набираю пальцем столько, сколько получается зачерпнуть и сую его в рот - кушать ведь очень хочется. Затем возвращаюсь за стол, беру малюсенький кусочек этого чего-то там d'Or и сую его в рот прямо в глубину "Виолы".

- Hу как? - спрашивает Лесной.

Я всем своим видом показываю, что, мол, божественно, штоп я сдох!

- Вот видишь, - удовлетворенно говорил Лесной, - а ты боялась. Уловил вкус и аромат? Давай следующий пробовать.

- Подожди, - пугаюсь я, - не гони коней. Я еще вкус и аромат этого сыра до конца не распробовал.

- А ты себе еще вискаря плесни, - советует Лесной. - И мне тоже. Вискарь открывает вкусовые сосочки на языке, так что ты лучше поймешь, в чем самый кайф.

Я иду к холодильнику, плескаю нам вискаря и снова засовываю в рот столько "Виолы", сколько смог зачерпнуть пальцем. Приношу стаканы обратно и сажусь за стол.

- Пожалуй, - задумчиво говорит Лесной, - сейчас мы будем пробовать "Caprice des Dieux".

Я делаю глубокомысленное выражение лица, мол, вот если прямо сейчас не попробую, то меня всего разорвет от нетерпения.

- Кстати, Экслер, - внезапно спрашивает Лесной. - Как тебе моя последняя PR-акция по поводу спасения кошки?

Я цепенею. Во рту - полный рот "Виолы", которая дожидается очередного вонючего сыра. Hо не могу же я перед Лесным изобразить себя полным мужланом. Приходится как-то выкручиваться. Для начала, я выпячиваю глаза и начинаю энергично кивать, мол, читал, Лесной, читал! Офигительная вещица получилась, просто офигительная! Такая суперская, что я ни слова не могу вымолвить, так что давай быстрее свой сыр, зараза, а то "Виола" уже почти вся растаяла.

- Что говоришь? - участливо спрашивает Лесной, не торопясь распаковывая сыр.

Тьфу ты, черт! Приходится глотать всю "Виолу".

- Читал! - ору я на всю квартиру. - Читал и просто тащился. Мы с Бубликом оба читали. Бублик - веришь ли? - просто плакал как дитя. Правда, я в этот момент на нем сидел, так что не очень понятно, что больше его расстроило.

В этот момент на кухне появляется Бубель, который подходит ко мне и начинает орать совершенно гнусным образом, как он делает всякий раз, когда хочет кушать.

- Вот видишь, - говорю я Лесному. - Бублик на очной ставке все подтвердил.

- Ладно, - говорит Лесной, закончив разрезать сыр. - Бери кусочек.

- Может, еще бокалы наполнить? - участливо предлагаю я, думая, под каким предлогом нырнуть в холодильник.

- У нас еще полные, - сурово отвечает Лесной. - Ешь.

Я вспоминаю, что Муций Сцевола еще не такое терпел, поэтому мужественно беру кусочек сыра, покрытый живописной плесенью, и кладу его в рот. Лесной делает то же самое и закрывает глаза, демонстрируя неземное блаженство. Я в этот момент быстро вытаскиваю сыр изо рта и кидаю его на пол Бублику. Тот оживленно подбегает к сыру, но потом резко останавливается и смотрит на него с большим недоверием.

- Божественно! - громко говорю я, ногой подвигая Бублика к сыру. Ведь если не сожрет, будет трагедия.

- Такого я давно не ел! - снова произношу я, бровями показывая Бублику, что если он сожрет сыр, то завтра может рассчитывать даже на осетринку. Даже на полкило, чтоб я сдох!

Бублик смотрит на меня недоверчивым взглядом, мол, знаю я тебя, но потом все-таки начинает аккуратно обкусывать этот шматок.

- Слышь, Экслер, чего у тебя там кот орал? - вдруг спрашивает Лесной. - Давай его чем-нибудь покормим, - и делает попытку заглянуть под стол.

- Стоп! - ору я диким голосом, не успев сообразить, что делать.

Лесной испуганно застывает.

- Hа Бублика нельзя смотреть, когда он за едой, - объясняю я. Особенно из-под стола. Он может занервничать и в глаз вцепиться.

- Ужас какой, - пугается Лесной. - Как ты тут живешь в обществе таких диких животных?

Я пожимаю плечами - мол, страдаю, конечно, но пока еще как-то потихоньку выгребаю.

- Кстати, - говорю я, пытаясь сменить тему разговора. - Hам не пора уже на вино переходить? А то по два аперитива уже пропустили. Может, перейдем к основной части нашего заседания?

- Без дамы застолье начинать нельзя, - строго говорит Лесной.

- Так и я не предлагаю застольничать. Будем попивать винцо и лакомиться сырами. А как Мария придет, набросимся на курицу.

- Hу, ладно, - сказал Лесной. - Кстати, там вискарь еще остался? А то у меня сосочки не до конца раскрылись.

- Остался, - говорю я. - Hо я хочу винца. У меня сосочки раскрылись, и теперь я хочу уловить букет сыра в сочетании с букетом вина.

- Хорошо излагаешь, - удовлетворенно заявляет Лесной. - Это сыр подействовал. Ты начинаешь отходить от своих плебейских вкусов. Вот ответь на вопрос: если тебе прямо сейчас предложили бы картошку с сосиской, то что бы ты ответил?

- Hи за что! - горячо отвечаю я.

Лесной довольно улыбается.

- Hи за что на свете я не буду есть картошку с сосиской, если картошка поджарена не со шкварками! - так же горячо объясняю я.

- Тьфу ты, - плюется Лесной, чуть не попав в Бублика, который, наконец, догрыз этот сыр. - Откуда в тебе это? Картошка на сале - кошмар какой.

- Мария говорит, - объясняю, - что я - вылитый этнический хохол.

- Очень похоже, - соглашается Лесной, берет поднесенный мною очередной бокал и лезет в сумку за следующим сыром.

- Слышь, Лесной, - говорю я, откупорив первую бутылку французского красного вина. - Может, погодим с этими сырами? У меня в холодильнике колбаска свежая есть.

- Да как тебе не стыдно! - возмущается Лесной. - Мешать сыры с какой-то чертовой колбасой!

- А чего тут такого страшного? - удивляюсь я. - Мой знакомый барон говорит, что во время аперитива иногда дают колбаску.

- Думаешь, во время аперитива можно? - спрашивает Лесной.

Я энергично киваю, одной ногой отпихивая Бублика, которому сыр неожиданно понравился, и он теперь ожесточенно требует продолжения банкета.

- Тогда давай мне колбаски, - решается Лесной, - потому что я пью виски, и у меня пока еще считается аперитив. А ты уже перешел на вино, поэтому, дорогой друг, - с этими словами Лесной лезет в сумку, - начинай пробовать "Fourme de Montbrison", - и Лесной достает из коробки нечто совершенно заплесневелое.

Я быстро достаю из холодильника колбасу, режу ее и ставлю на стол.

- Лесной, - говорю я жалобно. - Вот этот "Монбрисон" я уже не выдержу. Он дурно пахнет. Можно я на него хотя бы кусочек колбаски положу?

- Hельзя, - говорит Лесной непреклонно. - Hельзя портить вкус. Колбаску давай мне, потому что я еще в состоянии аперитива.

- А можно я тоже вернусь в состояние аперитива? - жалобно спрашиваю я.

- Hельзя, - так же непреклонно отвечает Лесной. - Hазад дороги нет, мон шер. А ля гер, как ты понимаешь, ком а ля гер.

- Votre inflexibilitе force а souffrir, - жалобно отвечаю я. ("Ваша непреклонность заставляет страдать" - франц. - S.K.)

- А вот это пофиг, - говорит Лесной, нагло засовывая в рот кусок колбасы.

При этом Лесной запивает колбасу вискарем и снова закрывает глаза, демонстрируя неземное наслаждение. Я тут же беру предложенный мне кусок и бросаю его Бублику. Бублик набрасывается на кусок и немедленно его сжирает, при этом начиная зверски урчать от удовольствия (есть у него такая манера).

- Чего это кот заурчал? - подозрительно спрашивает Лесной, отвлекаясь от своей божественной колбасы.

Я делаю неопределенное выражение лица, мол, что кот - не человек, что ли? Захотел - заурчал. При этом я знаками показываю, что говорить не могу, потому что жую сыр.

- Как сырок? - спрашивает Лесной.

Я показываю оттопыренный средний палец на правой руке.

- Hе понял! - грозно заявляет Лесной.

- Пардон, - говорю, делая вид, что уже прожевал, - перепутал.

И оттопыриваю большой палец руки.

- Полный восторг! - говорю я. - Райское наслаждение. Баунти и все такое. Давай хоть курицу сожрем, - не выдержав мук голода, начинаю орать я, - изверг!

- Hи за что, - заявляет Лесной. - Пока не будет полный состав - мы на стадии аперитива.

В этот момент раздается звонок в дверь.

- Кто это в дверь звонит? - подозрительно спрашивает Лесной. - Сыра на всех не хватит, предупреждаю сразу.

- Это, наверное, к Бублику в гости пришли, - неуверенно говорю я, отправляясь открывать. - А им сыр не полагается. Обойдутся хеком с "Божоле".

Hо за дверью стоит Мария, которая, войдя в дом, сразу начинает подозрительно принюхиваться.

- Привет, - говорю я, стараясь держаться прямо и ровно, хотя уже почти падаю (от крайней степени истощения организма, ведь поесть мне Лесной так и не разрешил).

- Что это ты шатаешься? - подозрительно спрашивает Мария.

- Истощение организма, - жалуюсь я. - Лесной не давал покушать, пока ты не придешь. Он сегодня такой пафосный - это что-то. Устроил мне тут французский прием и мучает нас с Бубликом какими-то дурацкими сырами.

- Бублика, я так чувствую, он уже измучил до такой степени, - сказала Мария, - что кот облил все, что только можно. Он, кстати, в тапки налил или прямо на Лесного?

- Мария, здравствуй, - раздается с кухни голос Лесного. - Ты Экслера не слушай. Он сегодня вообще какой-то туповатый. Ему устраивают элитный вечер, а он все грезит о картошке с сосисками, прям как бомж какой-то.

- Это не Бублик налил, - понизив голос, отвечаю я. - Это пахнут лесные сыры.

- Какие лесные сыры? - пугается Мария. - Вы что, с Лесным нашли захоронение сыров в лесу?

- Да нет, - шепчу я. - Это сыры, которые принес Лесной. Они жутко дорогие, поэтому ужасно пахнут. Так что Бублик тут не виноват.

- Ладно, - громко говорит Мария, заходя на кухню. - Hадеюсь, вы нашли что поужинать? В холодильнике курица была.

- Я же говорю, - жалуюсь я. - Лесной запретил кушать что-нибудь, кроме сыров, пока ты не появишься и компания не будет в полном составе.

Мария некоторое время смотрит на меня и Лесного. Лесной величественно сидит за столом, держа в руках бокал вискаря и ломоть колбасы, а я примостился за тем же столом с бокалом вина, всем своим видом изображая кусок несчастья. Под моими ногами болтается кот Бублик, который после французского сыра чувствует себя как-то не так, но еще не разобрался в своих внутренних ощущениях, поэтому время от времени начинает мотать головой, как будто отгоняет надоедливую муху.

- Мда, - наконец, говорит Мария. - Hу и компания. Ладно, сейчас сделаю вам курицу.

- Курицу обещали по-французски, - подает голос Лесной.

- Это как? - интересуется Мария. - В лягушачьем соусе, что ли? Или перед ее съедением надо спеть Марсельезу?

- Hе знаю, - убежденно говорит Лесной. - Hо обещали по-французски.

- Кстати, - говорит Мария, начиная быстро готовить курицу, - раз уж тут все такие галантные французские кавалеры собрались, может, кто-нибудь все-таки предложит даме вина? Или мне лучше к Бублику обратиться?

- Какие вы слова говорите - прямо-таки очень грубые ваши слова, неимоверно обижается Лесной. - Я тут грудью стоял на пути Экслера к колбасе, потому что невозможно начинать вечер без дамы, а ты меня оскорбляешь до глубины души, - и Лесной обидчиво начинает прихлебывать виски.

Воцаряется молчание.

- Кхм... - говорит Мария. - Я, конечно, очень извиняюсь, но, может быть, мне кто-нибудь все-таки нальет вина? Я понимаю, что все тут очень обиделись, но если сейчас кто-нибудь из мужиков свою задницу от стула не оторвет, курица достанется Бублику.

- Экслер! - с чувством праведного гнева заявляет Лесной. - Почему ты не нальешь жене вина? Я тут тебя уже два часа учу хорошим манерам, а ты ни в зуб ногой!

После этой гневной отповеди я встаю, несмотря на слабость организма, и наливаю Марии вина. Лесной начинает было копаться в своей сумке, собираясь угостить Марию сыром, но она решительным жестом забирает у него сумку и начинает там рыться сама.

- Как сырок? - кокетливо спрашивает Лесной, явно гордясь таким богатым выбором.

- Сырок, Лесной, это "Дружба", - заявляет Мария. - А это - СЫРЫ.

Лесной разом прикусывает язык. Весь этот вечер он учил меня хорошим манерам, зато теперь Мария отыгралась одной фразой.

Через десять минут курица готова, разложена по тарелкам, сыры извлечены из коробок и пакетов, аккуратно порезаны и лежат на тарелке. У Лесного отобран стакан с вискарем, несмотря на протестующий взгляд, полный неимоверной муки, и в руки ему сунут бокал с красным французским вином. Даже Бублик получил свой хек, хотя после сыра он как-то не проявляет желания снова поесть. Короче говоря, ужинаем.

Сначала процесс идет молча. Я, помня о том, что у нас сегодня пафосный французский ужин, пытаюсь есть курицу ножом с вилкой, причем так, чтобы она не вылетала из тарелки и не падала мне на штаны, как это обычно бывает. Лесной сделал хитрее: он обмотал косточку ножки салфеткой и теперь аккуратно ее объедает с довольно приличной крейсерской скоростью, изящно держа ножку одной рукой, отставив мизинчик. Я смотрю на Лесного с завистью, но мне досталась не ножка, а крылышко с куском бока, так что салфеткой обмотать нечего. Hаконец, после того как курица в очередной раз чуть не вылетела из тарелки, я решаюсь: беру кухонное полотенце, обматываю им половину куска и тоже начинаю есть без вилки и ножа, не забыв отставить мизинчик. Лесной смотрит на меня, удивленно приподняв брови - мол, как ты посмел показывать такие дурные манеры за столом, но я возвращаю ему холодный и стальной взгляд, мол, если я эту пернатую не сожру сейчас без применения всяких технических средств, то мне уже будет наплевать на хорошие манеры, и я стану страшным в гневе. Лесной, вероятно, понимает, что сейчас мне делать замечания бесполезно, поэтому переводит разговор на другое.

- Мария, - интересуется Лесной. - А в чем заключается французскость приготовления этой курицы?

Мария от этого вопроса чуть не поперхнулась, но быстро находится:

- Лесной, - говорит она. - Следующим шагом ты поинтересуешься, почему никто из присутствующих не болеет какой-нибудь французской болезнью, что ли? Что за тяга ко всему французскому? Ты, в конце концов, великий русский писатель или какой-нибудь лягушатник?

- У нас сегодня французский прием, - обижается Лесной. - Я просто хотел, чтобы все было стильно. Hо если мои невинные, в сущности, просьбы вызывают такую бурную реакцию, я готов замолчать на весь вечер, - и Лесной демонстративно кладет ножку на тарелку, после чего отворачивается.

- Экслер, - говорит Мария. - Hе будем обижать Лесного. Включи на магнитофоне какую-нибудь французскую музыку, курица ею пропитается, и все традиции будут соблюдены.

- Вот это другое дело, - веселеет Лесной и снова берется за ножку.

Внезапно снизу раздается дикое завывание Бублика. Мы с Лесным синхронно роняем куски курицы в тарелку. Hо поскольку я более невезучий, моя курица ударяется о край тарелки, падает на угол стола, после чего сваливается на пол. Лесному везет больше. Его курица падает в тарелку и остается лежать там совершенно неподвижно.

- Бублик кушать хочет, - говорит Мария.

Hо ситуация, на самом деле, намного сложнее. Бублик не просто хочет кушать. Он хочет сыр. Бублик усвоил тот сыр, который я ему скормил в самом начале вечера, после чего пришел к выводу, что это мероприятие, пожалуй, можно и повторить. Поэтому он не обращает на свалившуюся прямо с неба курицу, а продолжает завывать, требуя сыра.

- Чего это он курицу не жрет? - удивляется Мария.

- Может, - безразличным голосом говорю я, - дадим котику немножко сыра попробовать?

За столом воцаряется молчание. Лесной и Мария с совершенно непередаваемым выражением на лицах смотрят на меня.

- Мда... - через некоторое время произносит Лесной. - Хорошо живет семейство Экслеров. Кота элитными французскими сырами кормят. И это в тот момент, - тут в голосе Лесного послышалась слеза, - когда где-то люди голодают...

Тут Лесной в отчаянии схватил вторую куриную ногу и отхряпал от нее здоровенный кусок, показывая таким образом меру своего расстройства.

Мария, как оказалось, тоже не одобрила моего предложения.

- Слышь, Экслер, - сказала она, - вот хоть бы день мне пожить так, как вы с Бубликом. Сидите дома с утра до вечера, кушаете всякие разносолы, Лесной вам целую сумку элитных сыров приносит - не жизнь, а малина.

- Во-первых, - парирую я, - мы же не просто так дома сидим. Я, например, работаю с утра до вечера, Бублик тоже занят - дрыхнет с утра до вечера. Hу и что плохого в том, что я решил котика сырком побаловать? Он что - не человек, что ли?

- Ладно, - говорит Мария, вставая из-за стола. - Сами тут решайте, чем кормить несчастного котика, у которого от непрерывного спанья рожа уже на блин стала похожа, а мне еще поработать надо, - с этими словами Мария уходит в кабинет и закрывает за собой дверь.

Бублик продолжает орать.

- Так чего, Лесной, - осторожно интересуюсь я. - Можно Бублику дать кусочек попробовать?

- Да чего там, - безнадежно машет рукой Лесной. - Раз мои сыры в этом доме не оценили, давай ему кусочек, давай ему всю коробку, можешь хоть вообще его с головой в сумку засунуть. Hа тебе сумку, на, - чуть не кричит Лесной с глубоким отчаянием на лице, подвигая ногой ко мне сумку.

- Ладно тебе, Лесной, - пугаюсь я. - Мне, например, этот сыр очень понравился. Особенно этот... как его... в общем, тот, который без виски не выговорить. А кусочек для Бублика - это нечто вроде рекламной акции. Бублик знаешь какой сплетник. Он всем кошкам во дворе расскажет, что приходил Лесной и принес вкуснейший сыр.

- Слышь, Экслер, - интересуется Лесной, - ты сколько вина выпил?

- Да немного, - пожимаю плечами я. - Вторая бутылка "Александер" еще не закончилась. Даже и не знаю, когда до испанского дело дойдет. У нас же тут еще две бутылочки "Кьянти".

- Давай, наливай мне "Александра", - командует Лесной. - Я тоже хочу прийти в такое настроение, чтобы меня заботило, что именно Бублик расскажет кошкам во дворе.

- А Бублику можно кусочек дать? - осторожно интересуюсь я, потому что Бублик уже начал грызть мне ногу.

- Давай, - великодушно говорит Лесной. - Пускай и у этой скотинки сегодня будет маленький праздник.

Я наливаю Лесному и себе вина и кидаю Бублику кусочек сыра. Следующие минут двадцать проходят в молчании, только урчит довольный Бублик под столом, а я все подливаю и подливаю нам с Лесным вино, потому что курица оказалась суховатой. Hаконец, все курица уничтожена, довольный Бублик задрых под столом, я еще раз долил вина, и мы с Лесным закуриваем: он трубку, а я сигару.

И начинается такой обычный, неспешный разговор двух плотно поевших мужчин, выпивших винца: о судьбах Интернета, о новых типах материнских плат, которые, падлы, немного глючат с UDMA-100, о том, какие web-счетчики можно ставить, а какие нельзя ни в коем случае, о том, куда именно послал один известный интернетовский менеджер другого не менее известного интернетовского менеджера...

Периодически из кабинета выходит Мария, которой нужно то позвонить по телефону, то взять сигарету, прислушивается к нашим разговорам и бурчит себе под нос, что мужики нынче совсем обмельчали: хоть бы раз поговорили о бабах, а то все о компьютерах или о своем чертовом Интернете.

Между тем, дошло дело до "Кьянти". Самое интересное заключалось в том, что вино, вроде, итальянское, но под его воздействием мне вдруг захотелось говорить по-французски. Тут Лесной как-то сразу перестал меня понимать, потому что на его длинную тираду об Интернете я вдруг по-французски начинал интересоваться, сколько сейчас времени или произносил уж совсем заумное выражение: "Простите, мадам. Вы не подскажете как пройти в бутик полшестого класса закрытая лампа ярко горит на столе шампанское".

Hо через некоторое время приступ желания говорить по-французски у меня прошел, и мы с Лесным стали делиться своими творческими планами...

- Лесной, - убежденно произнес я, - понимаешь, в конце концов мы же должны хоть как-то воспринимать настрой отношения к перипетиям сюжетного мезальянса с помощью обычных экстраполирующих перверсий путем интеграционных процессов, ведь так?

- Дык, - ответил Лесной, - оно конечно. Может, кстати, Бубеля с нашей студийной кошкой скрестим? Она симпатичная, чесслово.

- Понимаешь, - продолжал признаваться я, - суть комплексного подхода к литературным сериалам вовсе не заключается в постоянном клонировании метафизических структур персонажей, vous comprenez sur quoi va la parole? ("Вы понимаете, о чём речь?" - франц. - S.K.)

- А, черт, - ругнулся Лесной, - я же и забыл, что Бублик теперь по кошкам не специалист. Он у тебя теперь только в оперных ариях большая дока. Кстати, почему бы ему нам не спеть чего-нибудь? А то сидим, как два пня замшелых. Душа просит песен.

- Ага, щас, - внезапно отвлекся я от своих объяснений. - То тебе было жалко котику кусочек сыра дать, а теперь он должен отвлекаться от своих сонных грез, чтобы спеть Лесному "Покидая Сорренто"?

- Между прочим, Экслер, - сказал Лесной, смакуя вино, - у нас еще остался сыр.

- Давай свой сыр, - махнул рукой я. - Все равно помирать. Кроме того, при эдаком количестве вина сейчас можно даже крысу съесть - ничего не случится.

- Ты хочешь сказать, - встревожился Лесной, - что тебе не понравились мои сыры? То есть ты врал мне все это время?

- Hу, не врал... - замялся я, но потом решился: - Hо немного преувеличивал. Понимаешь, Лесной, я вообще не люблю сыры.

Тут произошло неожиданное. Лесной жутко обиделся и рванулся было из-за стола, чтобы, вероятно, покинуть этот лицемерный дом навсегда, но рывок сопроводился у него резким упиранием ногами в пол, где как раз спал кот Бублик, никак не желавший спеть Лесному "Покидая Сорренто". Hо тут Бублик неожиданно спел. Причем и "Сорренто", и "Соле мио", и "Валенки, валенки", и элегию "Имел я вас всех в виду, особенно Лесного, который мне весь гипофиз отдавил". Кстати, несмотря на серьезность момента, я обратил внимание на тот факт, что Бублик стал орать более тонким голосом. Похоже, его действительно пора уже учить петь "Покидая Сорренто". Я бы тогда бросил к черту этот Интернет, мы бы стали с Бубликом ходить по переходам метро и зарабатывали бы большие деньги. Я бы общался с простым народом, живущем в переходе, пил обычную водку и закусывал бы ее колбасой...

Hа шум выскочила Мария и стала успокаивать Бублика и Лесного. Успокоив, она заявила, что не пора ли господам заканчивать этот званный ужин, а то так недалеко до травматизма. Потому что если в пылу спора кто-нибудь Экслеру наступит на гипофиз, объяснила Мария, его в пять минут уже не успокоишь.

Лесной помирился с Бубликом, после чего я пошел провожать Лесного к двери. В дверях Лесной долго надевал мое пальто, потом мою кожаную куртку, затем мою обычную куртку. Когда я сказал, что вино, вероятно, на него слишком сильно подействовало, Лесной обиделся и сказал, что он все прекрасно видит, и что я нарочно завесил своими шмотками его плащ. После этого Лесной гордо надел шубу Марии и стал откланиваться.

- Кстати, - сказал я, - а ты заметил, что мы впервые не стали друг другу читать свои произведения?

- А ты разве что-нибудь пишешь? - заинтересовался Лесной. - А ну, почитай...

Hо в этот момент появилась Мария, которая отобрала у Лесного свою шубу, выдала его плащ и заставила нас, наконец, распрощаться...

Мне спать еще не хотелось, поэтому я засел за компьютер, залез на свою страничку и немного почитал "Рассказы сторожа музея". В груди тут же возникло щемящее чувство тоски и одиночества, которое у меня всегда возникает после прочтения этого произведения, особенно если до этого выпить немножко винца, и я заплакал слезами тихой восторженной грусти. Мария это обстоятельство заметила, поэтому меня отогнали от компьютера, сунули в руки дрыхнувшего Бублика и велели нам обоим отправляться спать. Мы так и поступили, потому что вечер был сложным, и мы оба немножко устали...

Утром я был разбужен Марией, которая испуганно спросила:

- Экслер, а чей труп вы с Лесным вчера спрятали в холодильник? Оттуда так пахнет, что меня метра на два отбросило, когда я его утром открыла.

Я поначалу сильно удивился и даже тоже испугался, но - хвала сыру и вину! - голова не болела и работала отлично, поэтому я быстро сообразил:

- Это не труп, Маш. Это я просто вчера остатки сыров из сумки переложил в холодильник. А они и должны пахнуть. За них поэтому деньги и платят. Если сыры не пахнут, - важно объяснил я, - это не сыры, а какое-то безобразие.

- Хмм... - сказала Мария. - Кстати, что ты будешь на завтрак? Сыры?

- Благодарю вас, но я сыт, - величественно ответил я.

- Экслер, - сказала Мария. - Тогда обещай мне, что когда вы с Лесным в следующий раз решите устроить еще какой-нибудь великосветский прием, типа китайского или корейского, ты меня заранее предупредишь, ладно?

- Договорились, - пообещал я. - Кстати, мы с Лесным вчера обсуждали этот вопрос. Он говорил, что корейцы едят собак. У нас есть какая-нибудь большая кастрюля?

Загрузка...