Летающий на стрекозе

11. «БИБИГОН, СТОЙ!»

Лесная тропинка, как речка по зелёному ущелью, текла сквозь заросли орешника, сужаясь в том месте, где была установлена ловушка для Бибигона.

Нам было холодно, мы с трудом удерживались от того, чтобы не стучать зубами.

— Неужели он явится? — шёпотом спросил Женька.

— Конечно, явится! Ты что, его не знаешь? Он же любопытный, он сам полезет, особенно когда увидит ракету.

— В том-то и дело, — прошептал Женька. В его голосе я почувствовал жалобные нотки. Он вздохнул, губы у него скривились, глаза сощурились, брови поднялись, лоб наморщился — вот-вот заплачет.

Уж не жалеет ли он Бибигона?

— Может, раздумал? — грозно зашипел я.

Женька беззвучно зашевелил губами, но я всё равно расслышал:

— Явился!

В просвете между листьями орешника мы увидели Бибигона.

Как я и ожидал, наша ловушка сразу же привлекла его внимание. Подбежав к кирпичам, он попытался было заглянуть в щёлочку, но кирпичи так плотно стояли друг возле друга, что щёлочки не найти.

Бибигон побежал в обход и своей панамкой чуть было не задел за верёвку, свисавшую над землёй, как телефонный провод после урагана. Эх, надо было повыше верёвку подтянуть. Увидит её — и всё пропало. Он сразу же догадается, что это наша затея. Но Бибигону было не до верёвки.

Он обежал вокруг ловушки, но так как заглянуть за кирпичи ему не удалось, он решил взобраться на них. В один миг он оторвался от земли и взлетел на кирпич.

Оказавшись наверху, Бибигон увидел приманку — ракету с закопчённым носом и соплом. От неё исходил волнующий запах сгоревшей киноленты.

Затаив дыхание я смотрел на Бибигона. Вот сейчас он спрыгнет вниз, Женька дёрнет верёвку, фанерка упадёт и прихлопнет ловушку. И… Бибигон мой! От нетерпения я так сжал кулаки, что самому стало больно. Ну, Бибигон, давай прыгай!

И вдруг раздался крик:

— Бибигон, стой!

Это кричал мой лучший друг. Он поднялся во весь рост, его лопоухая голова высунулась из-за куста.

Бибигон увидел его.

— Это ты мне кричишь?

— Тебе! Не прыгай!

— Прыгай! — крикнул я, тоже высовываясь из своего укрытия.

Бибигон рассмеялся.

— Один кричит — прыгай, другой — не прыгай! Кого же мне слушать?

— Меня! — в один голос завопили мы с Женькой, и я, изловчившись, выхватил верёвку из Женькиных рук и дёрнул её.

Палка выскочила из-под фанерки, фанерка упала и прихлопнула пустую ловушку — Бибигон успел отскочить к самому краю кирпича. От волнения он не сумел удержать равновесия и, взмахнув руками, полетел вниз. Очутившись на земле, Бибигон хотел было юркнуть в кусты, но упал, запутавшись в собственном плаще.

— Спасите! — крикнул Бибигон. Его голосок еле-еле пробился сквозь ткань плаща.

Я бросился к Бибигону — сейчас схвачу! — однако кто-то крепко держал меня за майку, я даже как бы повис в воздухе. «Куст», решил я, рванулся, майка затрещала, и я полетел носом вперёд на тропинку. Мои пальцы схватили плащ Бибигона, а губы шептали: «Мой! Мой» Мой!»

Однако я рано праздновал победу. Бибигон успел выбраться из-под плаща, который я изо всех сил прижимал пальцами к земле (она, как обычно на лесных тропинках, была утрамбованная и твёрдая, точно камень), на четвереньках, подобно маленькой обезьянке, добежал до куста и исчез.

Пока я поднимался на ноги, тёр ушибленную о корень коленку и охал, Бибигона и след простыл.

— Что, съел?

Я оглянулся. Женька, прищурившись, смотрел на меня своими зелёными глазами. В его руке я увидел клок моей майки.

Так, значит, меня держал и не пускал не бездушный куст, а мой лучший друг?

Теперь — всё! Дружбе конец!

Сжав кулаки, я ринулся на противника.