Летчик. Фронтовая «Ведьма»

Глава 3

Прошло пять дней с того случая, когда мы с сержантом Краповым поймали диверсантов с предателем из НКВД. Семёна увезли в госпиталь, оттуда он мне написал письмо с предложением дружить. Ответа я ещё не писал. На своём новом «яшке» я всего один раз летал, в остальные дни меня припахивают управлять «Шторхом». Я этот самолётик у немцев умыкнул. Два раза летал за линию фронта к партизанам. Последний раз доставил им молодую радистку и батареи к рации, ну и так по мелочи, патроны и ещё какие-то ящики. Кузьмич прицел от «мессера» раздобыл, обещал за два дня поставить на мой самолёт. Буду пользоваться в своё удовольствие.

Сегодня вечером в столовой девичник, после ужина. У нашего шеф-повара Клавдии Олеговны Борщовой, день рождения, исполняется 48 лет. Я её так и зову «ШЕФ». Она сначала возмущалась, а потом, когда я объяснил, что такое шеф-повар, привыкла. Сегодня я с гитарой, по просьбе девочек пою песни. Как обычно заказывают «Тёмную ночь». А ещё девушкам понравились песни из репертуара Анны Герман из моего времени, «А он мне нравится», «Эхо любви». Особенно девочкам понравилась песня «Сады цветут». Кто-то спросит почему я знаю эти песни? Ответ простой. В прошлой жизни моей маме нравились романсы и Анна Герман. Я часто пел для матери. Местным женщинам понравилась и песня «Берега», которую здесь я пел достаточно часто. Видимо такие песни здесь и в это время вписывались хорошо. Я себя не очень хорошо чувствовал среди женщин поначалу, а сейчас стал привыкать. Хотя любил и с ребятами посидеть поговорить за жизнь.

Следующий день начинался как обычно. Я после пробежки и зарядки отправился на завтрак. За завтраком лётчики много шутили. На сегодня вылеты предстояли только с целью разведки, я же предполагал, что меня опять пошлют куда-то на «Шторхе». На У-2 последнее время летали Лида или Ольга. В столовой присутствовал Гладышев и я ему решился задать вопрос.

— Иван Васильевич, разрешите вопрос? — полковник не возражал, когда в столовой или наедине его называли по имени отчеству.

— Какая неугомонная. Поесть спокойно не даст. Ну, спрашивай, — разрешил комполка.

— Почему нас не пускаю на свободную охоту?

— Скажи, Женя, тебе явно неймётся? Не можешь ты усидеть на месте спокойно. Вылеты на охоту запрещены командованием. Но атаковать аэродромы противника группой нам не запрещают. Есть данные по площадкам немцев, но они все далеко от линии фронта. Всё и всем скажу сегодня. А сейчас не мешай личному составу принимать пищу.

Минут через двадцать командир построил полк. Зам командира, майор Жаров Леонид Петрович, скомандовал «смирно» и доложил о построении.

— Гвардии лейтенант Евгения Ивановна Красько, выйти из строя, — приказал Гладышев.

Я выполнил приказание и строевым шагом подошёл к командиру.

— Приказом Военного Совета Южного фронта от 24 июня 1943 года, за боевые заслуги, гвардии лейтенанту Евгении Ивановне Красько присвоено внеочередное звание гвардии старший лейтенант, — и Гладышев поздравил меня, но не отпустил в строй.

Я стоял и думал, что командир ещё что-то припас, раз не отправил в строй.

— Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 июня 1943 года, за боевые заслуги по защите нашей Родины, гвардии старшему лейтенанту Красько Евгении Ивановне, присваивается звание «Героя Советского Союза», с вручением медали «Герой Советского Союза» и вручением ордена «Ленина».

— Служу Советскому Союзу, — отчеканил я.

А ведь меня проняло, реально проняло, даже слёзы в глазах появились и ком в горле мешал ещё что-нибудь сказать. Гладышев пожал мне руку и вручил погоны старшего лейтенанта.

— Полетишь сегодня в Москву. Звезду Героя и Орден Ленина, будет вручать лично Калинин. От меня тебе отпуск на десять суток, не считая дороги и церемонии.

Прозвучала команда «вольно», «разойдись». А я неожиданно для себя бросился обнимать командира. А потом кто-то крикнул «Качай Ведьму». Меня подхватили и стали подбрасывать вверх. Высоко подлетала, оно и понятно вешу то, я всего 55 килограмм. Что там здоровым мужикам? Они бы меня и на дерево забросили, дай им волю. Хорошо, что я в шароварах, а то бы в юбке трусами сверкала. А ещё я понял у меня есть настоящий дом, где меня уважают и любят, и это наш истребительный полк.

Я пошёл готовиться к поездке в Москву. Получил парадный китель и синюю юбку. А на голову старшина выдал мне фуражку. В соответствии с приказом от 19 июня 1943 года расположил ордена, Красную Звезду и гвардейский знак справа, а Боевое Красное Знамя слева. Достал из тумбочки ТТ. С Браунингом по Москве не погуляешь, не положено. Но карманный пистолет взял с собой. А с чулками мне помогла Лида, как говорится, от сердца. Я ей пообещала, что не останусь в долгу. Чулки ещё то наказание для меня. Здесь на фронте я всё время ходил в бриджах. А с чулками пришлось одевать пояс. Теперь понимаю, почему женщине нужно больше времени, чтобы одеться. Приготовил парадное обмундирование и померил, даже в зеркало посмотрелся, есть у нас, девочки приставали к старшине пока он не достал метровое зеркало. Смотреться можно.

А, ничего так выгляжу, сам себе нравлюсь, даже в туфлях на небольшом каблучке стою, не теряя равновесия. Каблук правда всего 3 сантиметра. Кто бы мне сказал, что буду на каблуках ходить, в той жизни. Я бы точно в морду дал, не раздумывая. Снял парадную форму и уложил в чемодан. Лида уговорила увезти родным парашютный шёлк. Она недавно приперла, когда на У-2 летала. Упаковала в пакет разрезанный парашют со словами «Моим не забудь завези» и дала свой адрес. Для сестры я выпросил лётную пилотку, синего цвета с голубым кантом у старшины. Одела полевую форму, только ордена остались на парадке. Всё я готов.

В Ростов прилетели часов в пять, к вечеру. А вот вылетели в Москву только в полночь. Три часа, и мы на московском аэродроме. Бегать искать свой дом не поехал, мне подруга напомнила номер дома, а вот квартиру так и не знаю. Решил ехать в гостиницу, всё равно к 10 утра в Кремль. К тому же есть у меня попутчик Саша Силаев. Танкист и старший лейтенант. Едет за Золотой Звездой Героя. Он в начале весны со своим экипажем, уничтожили девять немецких таков и две самоходки. Выжил только Саня. Три месяца в госпитале, а вот сейчас пожалуйте, получите награду. Мы с ним познакомились на аэродроме в Ростове, когда вылет ждали. Спать не ложились, сидели болтали у него в номере. На меня, так косо горничная посмотрела, когда я к Сашке в номер заходила. Вот же мымра с извращённым воображением. Вышли пораньше, решили до Кремля пешком прогуляемся. Я хоть и москвич, в прошлой жизни, но военную Москву не видел, даже на старых фото. А Саня вообще — деревня. Он с Алтая.

Вот и топаем, стучу каблуками по асфальту, улыбка до ушей, грудь в орденах. Сверкаю как новый, медный пятак. У Силаева медаль «За отвагу» и орден «Красной Звезды». Героический попался мне попутчик, воюет с осени 1941-го года. Два раза в госпиталях лежал. По пути к Красной площади, мы Сашей наткнулись на продавщицу мороженого. День был тёплый и уже в девять утра на улице становилось жарко. Мы с удовольствием встали в очередь и купили по порции мороженого. Я с интересом рассмотрел мороженое, чуть меньше хоккейной шайбы, но такой же формы, с двух сторон вафельные кругляшки и такие же бумажные салфетки. А, вкуснотища! М-м-м, пальчики оближешь. Вот только когда начинает таять, запросто можно заляпаться. Я, к счастью, избежал этого позора. За двадцать минут до назначенного времени, мы подошли к проходной Кремля. У нас проверили документы, оказалось, что пропуска на нас заказаны. Пришлось сдать оружие. Маленький Браунинг я оставил в номере гостиницы, в чемодане.

Награждение проводили в Георгиевском зале, Большого Кремлёвского дворца. Награды вручал Михаил Иванович Калинин. А ничего такой, бодренький дедушка, бородка клинышком, седой, рост примерно средний. И улыбается. На меня смотрел каким-то заинтересованным взглядом, а во взгляде смешинки. Для меня это событие, потому я на всё и на всех смотрел с любопытством. Среди награжденных я был самым молодым, да к тому же девушка. Вот и проявляли ко мне интерес офицеры. Но я-то их кобелиную натуру понимаю, сам такой был. Хотя общаться мне это не мешало. А потом был банкет. Кто-то пил шампанское, а кто и водку. Я уже знаю реакцию своего девичьего тела, потому не ведусь на всякие предложения типа «Давай выпьем за победу». Однако какое-то количество шампанского пришлось проглотить, но мне не повредило, а наоборот расслабило. Ко мне подошёл офицер по форме явно из НКВД, а на плечах погоны генерал-лейтенанта.

— Здравствуйте. Услышал вашу фамилию при награждении. Вот решил подойти познакомиться.

— Давайте познакомимся. Только мужчина первый представляется, — ответил я и генерал улыбнулся.

— Хорошо. Комиссар государственной безопасности 3-го ранга Павел Анатольевич Судоплатов, рад знакомству, — и он протянул мне руку.

А ничего такой мужик, можно сказать даже интересный. А главное молодой, ему явно далеко до сорока. Будь я в душе девочкой, мне бы такой понравился.

— Гвардии старший лейтенант Евгения Ивановна Красько. Можно просто Женя. По призванию лётчик-истребитель, причём талантливый лётчик, — Судоплатов осторожно пожал мою ладошку.

— Скажите, вам Иван Павлович Красько не родственник? — спрашивает, а сам улыбается, наверняка знает, что родственник.

— Ответ положительный. Я его старшая дочь.

— Ага, вот оно как! Я ещё подумал фамилия знакомая, потому и подошёл к вам.

— А что, по внешности я не вызываю желания знакомиться? — после моего вопроса Судоплатов, на какой-то миг смутился.

А я тем временем разглядывал его. Ну надо же, легендарная личность, а я запросто жму ему руку.

— Ну почему же. Внешность у вас такая, что любой нормальный мужчина не отведёт взгляд. Хотя бывает, что с красивой девушкой познакомиться труднее. Мужчины бывают робкими в этом вопросе.

Судоплатов оказался замечательным собеседником. Вскоре мы перешли на «ТЫ», причём по его просьбе. Умел легендарный разведчик построить разговор. Выспрашивал о моей службе. Но я-то тоже не лапти плету. Так что уклонялся по мере возможности, но про пленение командира дивизии Вермахта генерал-майора Фрица фон Шутмана рассказал. Судоплатову ли не знать про такого пленника? Наверняка участвовал в допросе этого немца.

— Я об этом знаю. Значит ты и есть та самая «Ведьма»? Много слышал о тебе, но представлял немного другой. Ты знаешь, что за тебя объявлена награда в тридцать тысяч рейхсмарок? И это только за сведения о «Ведьме».

— Знаю. Одного добровольца я уже сдала в НКВД. Кстати, следователем оказался из ваших. Злобин фамилия, — вздохнул я тяжко.

Судоплатов смотрел на меня удивленным взглядом с минуту, а потом засмеялся.

— Ах-ха-ха. Да-да. Жаловался он, что какая-то бешеная девка хотела его на кол посадить. Напугала ты его, Женя. Получилось у тебя быстро его расколоть.

— Экспресс допрос, — машинально ответил я.

— Что? Что за допрос такой, экспресс говоришь? — спросил он, я прикусил язык, но было поздно.

— Быстрый допрос. Пока человек под впечатлением, давишь на него морально и жёстко. Точнее выводишь из психологического равновесия, и он твой, на блюдечке с голубой каёмочкой.

Я поинтересовался об отце. Судоплатов пояснил, что всё рассказать не имеет права. Но с отцом всё нормально. Он выполняет задание разведки. А когда вернётся домой, пока не известно. Потом он начал расспрашивать откуда мне известны методы допроса. Вот хитрый лис! Я сказал, что напугался и с перепугу, моя буйная фантазия стала творить неимоверные вещи. По виду Павла Анатольевича, он мне не поверил. А потом мы влились в компанию офицеров и гражданских. И понеслось. Меня вынудили выпить ещё два бокала шампанского, тормоза мои упали. Гитару в студию! Не совсем так, конечно. Но гитару принесли.

И я запел. Первую исполнил «Тёмная ночь». Ну а что? На фронте она стала очень даже популярная. Какой-то полковник сказал, что песню поют по всем фронтам «А сочинила её Ведьма». Но кто такая «Ведьма» он не знает. Наверно псевдоним. Мы с Павлом Анатольевичем засмеялись, оказывается он знает этого полковника. Судоплатов объяснил, что это и есть та самая «Ведьма», автор этой песни. При этом мне стало немножечко стыдно, но самую капельку. Шампанское в моем организме не позволило покраснеть. Полковник начал осыпать меня комплиментами. А меня несло.

— Расскажу вам одну историю. Мы с моим ведомым летали на разведку. Так как я пилотирую лучше, то решила, что буду отвлекать немцев, а ведомый сделает фото укреплений и огневых точек. Ну я и пустилась исполнять фигуры пилотажа. Настоящее авиашоу получилось, — скромность моя уснула от шампанского.

— Не понял. Авиа что, простите? — спросил какой-то майор, тоже в лётной форме, но на него зашикали и он замолчал.

— Ну вот, кручусь, верчусь и смотрю две пары «худых». Я напарнику кричу уходи в облачность. Доставь данные разведки. А он упёрся. «Да как я девушку брошу, да ещё товарища, я не трус». А я как рявкну! Под трибунал отдам за невыполнение приказа. Вернусь в полк сама расстреляю. А тут ещё три пары «худых». Ведомый понял, что нам не отбиться, а данные разведки спасать надо, и шмыг в облака. А немцы как извращенцы набросились на бедную девушку, наверное, понравится хотят. Взяли в «клещи» и показывают жестами, садись мол мы тебя не обидим.

— А ты что? — спросил Павел Анатольевич.

— А я девушка недоверчивая. А ху-ху не хо-хо. И показываю средний палец, — я показал жест, который известен в моём прошлом.

Слушающие «грохнули» громким смехом. Потом кто-то спросил.

— А немцы что?

— Что-что? Стрелять начали, обиделись наверно. Джентльменов у них явно нет. Ну и я тоже чуть-чуть постреляла.

— Чем закончилось, тебя сразу сбили?

— Ну-у не сразу. Сначала я семерых приземлила. А потом, всё-таки попали. Но мне повезло, и я осталась жива.

Лётный майор наверно не верил, всё задавал мне каверзные вопросы.

— А выбралась как? — неуёмный летун никак не угомонится.

— Как-как? Самолёт у немцев украла, вместе с генералом.

Опять все «заржали» как кони. Такой громкий смех привлекал всё новых слушателей.

— Товарищи, я подтверждаю, что всё сказанное это красавицей истинная правда, — сквозь смех поддержал меня Судоплатов.

— Ты и есть, та самая Ведьма? — спросил незнакомый майор.

— Не думаю, что на фронте летает другая, — ответил я, улыбаясь.

— Листовки над окопами немцев, тоже ты разбрасываешь? Сама придумала, может подсказал кто? — спросил тот же майор.

— Конечно сама. Придумала и разбрасываю. Мне наш Батя чуть по шее не настучал.

— За листовки? — спросил кто-то.

— Да, нет. За то, что низко над немецкими окопами летаю. Немцы в окопах от страха гадят, а наши разведчики ругаются, что по дерьму ходить приходится, в темноте не видно куда наступаешь ногой.

И снова дружный хохот офицеров. Взрослые дядьки, а веселятся, как мальчишки.

Два военачальника Рокоссовский и Толбухин обсуждали прошлые операции по фронтам, высказывая совершённые, по их мнению, ошибки. Очередной взрыв хохота привлёк их внимание. Они подошли ближе, чтобы посмотреть, что там происходит. В центре слушателей стояла красивая девушка и что-то увлеченно рассказывала, что вызывало веселье у собравшихся мужчин.

А я между тем продолжал, язык-то без костей, а голова шампанским залита.

— И вот товарищи, после этого случая, я написала песню «Их десять — нас двое». Правда, немцев действительно было десять, — и я без зазрения совести начинаю исполнять песню Владимира Высоцкого «Их восемь нас двое», только заменил имя Серёга на Имя Антон и слово «восемь» на «десять».

Песня произвела впечатление, в мой адрес полетели дифирамбы. Может кончено не стоило петь ТАКУЮ песню, именно здесь. Но я был слегка пьяненький. А пьяненькая девушка склонна к глупостям. А ещё пьяная девушка, сами понимаете, себя контролирует плохо.

Фёдор Иванович Толбухин подозвал адъютанта и попросил узнать, что это за девушка.

— Товарищ командующий, это лётчик-истребитель из 73-го гвардейского. Позывной «Ведьма». Её весь наш фронт знает. Помните листовки с карикатурой на Гитлера? Это она и вытворяла. Солдаты про неё легенды уже складывают, — ответил адъютант тихонько, чтобы слышал только Толбухин.

Фёдор Иванович тут же вспомнил, он сам недавно хлопотал о присвоении внеочередного звания девушке-лётчику. А потом пересказал Рокоссовскому, что это за девушка.

Я спел ещё пару песен и остановился. Народ стал расходится. Ко мне подошёл мужчина в гражданском костюме, по годам за тридцать, лицо круглое. Представился как Леонид Давидович Луков. Сказал, что он снимает фильм и песня «Тёмная ночь» это то, что надо, для одной сцены в фильме. И если я не буду возражать, что песню исполнит Марк Бернес, он с удовольствием бы вставил эту песню в фильм. Леонид Давидович работает на киностудии имени Максима Горького. В связи с эвакуацией в Сталинабад, фильм снимался там. Но сейчас планируется возвращение в Москву. Луков может встретиться со мной в гостинице. Я пообещал, что обязательно заеду. Потом ко мне подошёл конструктор Яковлев Александр Сергеевич, точнее сейчас он занимает должность заместителя наркома авиационной промышленности по новой технике. И мы с ним говорили о самолётах, я сообщил, что летаю на экспериментальном Як-9У. Мы хорошо поговорили и о прицелах, и о том, что мне понравилось вооружение. Только бы у парных пулемётов увеличить калибр до 14,5 мм. А Пушку можно до 32 мм. Хотя и так получается неплохо. Движок бы желательно помощнее, да скорость повыше.

Ну а позже мы поехали в ресторан, последнее, что помню я пел песни из репертуара Анны Герман.

Проснулся я утром на кровати в гостинице. Голова трещит. Это всё от шампанского. Вот ведь зарекался не пить! Что было в ресторане помню плохо, правильней сказать, не помню. Как добрался до гостиницы? Тёмное пятно в памяти. А было что-то между рестораном и гостиницей? Тоже ноль. А стыдно-то, как! Даже уши горят. Но тушка моя одета, так и спал в кителе. Огляделся, на тумбочке лежит мой табельный ТТ. А я даже не могу вспомнить, как забирал его у охраны. Рядом лежат коробочки с орденами и грамота. Встал, надо принять душ и идти сдаваться в отчий дом. Раздался стук в дверь. Это горничная, приглашает меня к телефону. Иду с надеждой, что ничего плохого не узнаю. Это оказался Судоплатов.

— Здравствуйте, Евгения. Звоню вам, чтобы успокоить. Вчера ничего плохого не произошло. Контакты и телефоны, которые вам давали, я положил в карман вашего кителя. До номера проводил тоже я. Не переживайте, ничего такого не было, за что вам было бы стыдно.

— Спасибо, Павел Анатольевич, — шепчу в трубку.

— Женя, если вдруг на фронте попадёшь в неприятную ситуацию с особистами или контрразведкой. Попроси, чтобы связались со мной. Ключевое слово «Ведьма».

— Я поняла, спасибо вам огромное.

— Ну будь здорова, летай дальше и сбивай в небе врага, — засмеялся он в трубку и отключился.

Поднявшись в номер, залез под душ. Надо было приходить в себя и идти сдаваться родственникам.

После душа я приладил ордена и звезду Героя на китель, перед этим погладив его. В общем привёл в порядок и соответствие своё обмундирование. Взяв чемодан и тюк с парашютным шёлком отправился на Арбат. Время близилось к четырём часам дня. Пока топал, похмелье практически прошло. Вот что значит молодой организм. Правда, я по пути выпил газировки немало, но это уже частности. На улице тепло, можно сказать жарко, мало ли какая меня жажда мучает? Номер дома мне Лида называла, осталось понять в какой квартире. Подруга сказала, что дома у меня никогда не была. Я вошёл во двор и остановился у скамеек. Как бы узнать? Может спросить? Мимо проходил молодой мужчина, но без руки. Видимо фронтовик инвалид. Я окликнул его. Мужчина остановился и как только посмотрел на меня, сразу завопил.

— Женька! Красько! Не узнаёшь меня? — одет был мужчина в гимнастёрку без погон, шаровары, сапоги, на голове кепка.

— Э-э-э.… — проблеял я, не зная, что сказать.

— Во даёт! Я, Тимофей Кулаков. Эх Женя, Женя, мы же с тобой в одной школе учились, только я в параллельном классе, а ты комсомолка активистка, — засмеялся Тимофей.

— Привет Тимофей, — пытаясь улыбаться выговорил я.

— Ух, ты! Орденов прямо иконостас. Герой Советского Союза! Кто бы сомневался. Такая как ты и не могла иначе. Ты в авиации?

— Ну да, лётчик-истребитель, на Южном фронте воюю.

— Очуметь! Молодец. Ты всегда была целеустремлённая. А я вот видишь, под Москвой руку потерял. Сначала даже домой возвращаться не хотел, но этой зимой мать меня нашла и в Москву привезла. Работаю в жилконторе мастером. Курсы закончил. Кого наших на фронте встречала?

— Нет. Как я встречу, я же в небе летаю?

— Понятно. Много фрицев сбила. Хотя что я спрашиваю? По орденам всё видно. Ну ты даёшь! Женька Красько Герой Советского Союза. Кому скажу не поверят.

Мы присели на скамейку. Тимофей стал рассказывать о тех, про кого знал. Назвал погибших и ребят, и девчонок, рассказал про Москву. Оказывается, наш дом входит в его участок, а сам он живет в другом доме. Мы говорили почти час. Наконец он сказал, что надо идти по работе, а меня наверно дома заждались. Я только хотел спросить номер квартиры, точнее думал, как спросить. Как услышал визг на весь двор. По двору бежала девчонка лет десяти или одиннадцати. И орала на весь двор. С таким голосом можно боевую тревогу по всему городу оповещать. Из окон стали выглядывать жители.

— Женька! Женька вернулась! Моя сестра вернулась! Ура-а! — вопила девица неприлично, а я подумал наверняка это моя сестра Валентина.

Девочка с разбегу врезалась в меня и повисла на шее, а по размерам она чуток меньше меня. Как меня эта кобылка не снесла, не понимаю. Сходу сестра затараторила как пулемёт Дегтярёва.

— Я в школьном дворе, а мне Петька рыжий «Твоя сестра с фронта вернулась». А я ему «Врёшь гад, так шутить нельзя» и ка-а-к дам ему в рожу. Он упал и хнычет «Правду говорю, твоя сестра в форме лётчика и с орденами, с чемоданом». Ну я его жалеть не стала, некогда. Да и не люблю, когда хнычут. Да как рвану домой. А тут смотрю ты. Я от радости и ору. Что стоишь пошли домой, мама дома. Она обрадуется. Ух ты! Звёздочка Героя! Вот это да! Теперь я всем пацанам нос утру. А то хвастаются «Орден, орден Красной Звезды». Тоже мне задаваки. А у тебя и орден Красной Звезды есть! И Красное Знамя! А то, что за знак? А, знаю, гвардейский значок. Ух ты! А ты старший лейтенант. Я все звания наизусть знаю. А пистолет дашь посмотреть? А пострелять? Ну чё стоишь? Пошли домой, — Валентина схватила мой чемодан и тюк, и попёрла в подъезд.

— Ураган, — дал точное определение моей сестре Тимофей.

Я пожал плечами и потопал за сестрой. Настроение стало хорошим, я и в той жизни о сестре мечтал. Правда здесь не сестра, а Апокалипсис. Ни разу не дала мне вставить слово. Вот где егоза растёт, Евгения Красько наверно по сравнению с ней ангелом была. Валя открыла дверь и бросив мои вещи у порога, снова заорала.

— Мама, мама, Женька с войны пришла. Самая геройская сестра в мире. Ура-а!

— Валя, ну что ты орёшь как пожарная машина? Вот ведь горло лужёное.

Из кухни вышла очень симпатичная женщина, только морщинки вокруг глаз. Волосы собраны в узел на затылке. В юбке и блузке, а сверху фартук для кухни. Увидев меня, женщина выдохнула «Доченька», побледнела и пошатнулась, схватившись за косяк кухонной двери. Я непроизвольно шагнул к ней и обнял, подхватив мать Евгении Красько. В душе у меня почему-то защемило, а глаза наполнились влагой.

— Мама, я в отпуск на десять дней, — прошептал я.

В глазах у меня появились слёзы. Ну надо же. Это всё тело этой Евгении, так реагирует, наверно. Мария Николаевна стала обнимать меня, целуя в щёки. А из её глаз текли слёзы. Он только приговаривала «Живая, живая. Спасибо тебе Господи». Мы прошли на кухню, и мама Евгении стала хлопотать возле плиты.

— Я тут котлеты пополам с хлебом стряпаю. Мы немного мяса на рынке купили. Женечка, какая ты красивая в этой форме. Воюешь, вон орденов-то сколько.

— Мама, она Герой Советского Союза. Теперь её фотографию в школе повесят и пионерскую дружину назовут именем Евгении Красько. А я стану Председателем пионерской дружины, — тут же влезла Валька.

— Да тебе откуда знать? Сорока, — по-доброму улыбнулась Мария Николаевна, было видно, что дочерей она любит.

— Жень, а ты чего не сообщила, что приезжаешь? Мы бы тебя на вокзале встретили, — снова влезла сестра.

— Меня на самолёте привезли. И сразу в Кремль награждение вручал Калинин, а потом домой, — о похождениях я решил умолчать.

— Не фига себе. Калинин в Кремле. У меня знаменитая сестра. А Сталина видела? А какой у тебя самолёт? — казалось, что Валентину заткнуть нельзя.

— Да умолкни ты, сорока, — обратилась мать к младшей дочери, Валентина сразу надула губы.

— Мам, я в кремле разговаривала с папиным начальником. Он сказал, что у него всё хорошо, но пока он на задании, — я решил, что буду называть эту женщину «мамой».

— Спасибо доченька. А то от него давно вестей нет. Знаю, что письма он написать не может, но сердце тревожится. Ну а как ты? Нравится летать?

— Нравится, мама. Очень нравится. Я теперь лётчик-истребитель.

— Господи! Да ведь гибнут они бывает. Говорила тебе иди на военного переводчика, они в штабах служат. Всё спокойней.

— Ты за меня не переживай. Нет такого немца, который меня собьёт, — попытался я успокоить мать, но она только тяжело вздохнула.

— Класс. А сколько ты немцев сбила? — для обиды Вали хватило ненадолго.

— На моём личном счету 15 «мессеров».

— Ух ты! Здорово. Ты, кстати, обещала пистолет показать, — моей сестре явно в рот палец не клади.

Я, улыбаясь, достал ТТ, вытащил обойму и дал в руки Валентине. Пока играется мы поговорим с Марией Николаевной. Мать рассказала подробно о своей новой работе.

— В Университете сейчас по моей специальности студентов почти нет, только немецкий язык. А вот курсы переводчиков есть, там и зарплата, и продуктовый паёк. Отец ваш оставил своё денежное довольствие на меня, ну ты помнишь, при тебе было. А сейчас получше стало, да ты денег выслала, я, кстати, не тратила. Пусть лежат на чёрный день.

— Мама, я тебе высылала, чтобы вы тратили. Вот одежду, например обновить надо. У меня боевые скопились тысяч десять, плюс довольствие я не тратила. Давайте завтра по магазинам пройдёмся, — я старался играть роль девушки, но ошибся.

— Чего это с тобой? Как ты на войне изменилась. Раньше тебя сроду в магазины не вытащишь. А Вале мы из твоих старых перешиваем, получается вполне хорошо.

— Я привезла парашютного шёлка для шитья. Мы на фронте нижнее бельё из него шьём. Очень удобно. Сможешь сама сшить?

— Ой, Женя, шутница ты. Нет, по мелочи я могу, конечно, но бельё лучше швее отдать. Есть на соседней улице одна. Хорошо шьёт, вот ей и отдадим в пошив. Она много денег не возьмёт, ещё лучше продуктами. Что касается магазинов, там нет ничего. Только в коммерческом, но там дорого.

Болтали до полуночи, а потом я лёг спать. С возрастом сестры я ошибся, оказывается Валентине 12 лет. Получалась разница, между нами, всего восемь лет. Наверно Евгения была у неё нянькой. Пилотку лётчика подарил Вале, практически сразу, чем вызвал очередной визг.

На следующий день решил, что не мешает посетить кинорежиссёра Лукова. Обещал человеку. После десяти утра я приехал к Леониду Давидовичу, там мы подписали документы, что песня будет использована в фильме «Два Бойца». Расстались на доброжелательной ноте. После обеда было хождение по комиссионкам с целью потратить деньги, ну и приобрести вещи. Заглянули к знакомой швее и сделали заказ, на пошив нижнего белья. Так и прошёл мой первый день отпуска.

Моя сеструха сдержала своё обещание. Уж не знаю, что она там говорила, в смысле в своей школе, ну и бывшей Жениной. О чём она радостно сообщила за ужином.

— Женя, а тебя завтра приглашают в нашу школу. Будешь выступать перед пионерами и комсомольцами, — и Валька довольно улыбнулась.

— Ну ты даёшь, сестричка. Каникулы же на дворе. Какие такие выступления могут быть? — усомнился я.

— Сегодня наш пионерский актив обошёл всех, кого смогли найти. Думаешь я зачем в школу с утра бегала?

Делать нечего пришлось идти и поддержать старания Вали. Народу собралось не так уж мало. Собрание проводили в спортивном зале школы. Директор школы выступила с пламенной речью. А потом предложили мне толкнуть речь. Но я решил всё по-своему. Предложил школьникам задавать мне вопросы, а я по возможности буду отвечать. И вопросы посыпались.

— А в каком лётном училище учились? А когда на фронт попали, сколько немцев убили? — спрашивает рыжий видимо комсомолец.

— А сколько вы сбили самолётов у фашистов? — спрашивает другой пионер.

— Ребята, давайте не частить с вопросами. Я буду отвечать по порядку. Лётное училище в городе Энгельсе. На фронт попала в начале мая этого года. На моём счету 15 мессершмиттов.

— Чтобы получить звание Героя надо сбить не меньше 20 самолётов, — сделал замечание тот же рыжий, ух какой информированный.

— Мне звание Герой Советского Союза дали за то, что я пленила генерала Вермахта, командира пехотной дивизии.

— Будьте добры, расскажите, как это произошло, — спросила какая-то девочка.

— Такая информация является секретом. Извините ребята не могу рассказывать.

И так далее, и тому подобное. Мучили меня детишки три часа. Потом директор школы попросила, чтобы я дала фотографию для школы. Я пообещала, что сделаю и передам с сестрой. Когда возвращались из школы с Валей зашли в фотоателье, там сфотографировались вместе с ней и я сделала портретное фото. Квитанцию вручила Валентине.

Через три дня пришло приглашение от Яковлева Александра Сергеевича. Он приглашал меня в Тушино на полигон завода № 82. Я дал согласие, так как отпуск в Москве начинал меня тяготить. Из Москвы туда ехала машина, поэтому я добрался с комфортом. На полигоне познакомился с лётчиками, которые испытывали самолёты. Здесь же был и Яковлев. Он видимо запомнил наш разговор, вот мне и предложили полетать на Як-9У. Такой аппарат был. Ну что же болтать я болтал, теперь пора показать и в деле себя. Для реалистичности предложил двум лётчикам исполнить роль противников. Руководство дали добро. Я попросил сменить парадку на комбинезон, мне предоставили такую возможность. Сел в кабину, от винта и взлёт. Испытатели сразу хотели показать, что они не зря едят свой хлеб. Но я не дал им такого шанса. Фигуру пилотажа «размытая бочка», здесь оказывается тоже не знали и не только эту фигуру.

Кувыркались в воздухе минут сорок, когда нам дали команду на посадку. Я выскочил из кабины Як-9 и подошёл к группе, где стояли инженеры, испытатели и Яковлев. Александр Сергеевич первый пожал мне руку. Оба испытателя представились. Один был постарше седой и седыми усами, он назвался Иваном Петровичем Копытиным. Второй представился, как Сергей Алексеевич Кошкин, по возрасту ему было чуть больше тридцати.

— Евгения Ивановна, я восхищён! Если вы такое вытворяете в воздухе с немцами я не удивлюсь, если вам в скорости дадут вторую Золотую Звезду, — похвалил меня Яковлев.

— Евгения Ивановна, вы применяли неизвестные фигуры пилотажа. Расскажите кто вас научил? Я не встречал таких кульбитов до этого, в смысле до вашего появления, — спросил Кошкин.

— Можно рассказать, как эти фигуры выполнять. Только мне нужна бумага и карандаш, так будет легче объяснять, — предложил я.

Требуемое нашли быстро, и я взялся черкать на листе бумаги. Все с интересом наблюдали.

— «Размытая бочка». Что такое «Бочка» вы знаете. А здесь я добавила движение машины не по прямой, а по спирали. У нас в полку ребята эту фигуру называют «ведьмина бочка». «Колокол», сваливание происходит не вперёд, а на правое крыло, или на левое, происходит как бы поворот. Мне предлагали назвать эту фигуру моим именем, но я не хочу. В шутку друзья зовут «Колокол ведьмы». В бою помогает легко уйти от преследования и даже пристроиться в хвост противнику. «Кобра», здесь задираешь нос и убираешь обороты, происходит как бы заваливание аппарата через голову, но снова даёшь обороты и играешь всеми закрылками. Получается, что противник проскакивает, а ты спокойно пристраиваешься ему в хвост. Счёт идёт на доли секунд. Неопытным лётчикам такое лучше не делать.

— Извините, но насколько я знаю, вы закончили лётную школу весной. Вас разве можно назвать опытным лётчиком, ваше мнение? — спросил инженер, я не запомнил его фамилии.

— Если хотите, я хороший и талантливый лётчик. Вам это покажется не скромным, но это так. А на фронте все учатся быстро, — и я посмотрел прямо в глаза инженеру.

— Меня интересует ещё две фигуры, — вернул тему разговора Копытин.

— Такую фигуру я называю «хук», делается на вираже. Можно вверх или вниз. Зависит от расположения противника, чтобы не попасть под обстрел. Ну и последнее «чакра». Делается почти так же, как и «петля Нестерова», только по очень маленькому радиусу, обязательно работая увеличением или уменьшением оборотов двигателя. Эх, если бы движок помощнее. Можно такое вытворять, — засмеялся я, рисуя фигуры на бумаге.

— Евгения, на какой высоте вы стали выводить машину из «штопора»? — спросил Кошкин.

— Я применила «плоский штопор» с вращением. Выводить начала примерно на пятьсот.

— Этим вы нас напугали. Думал, что всё, брякнется о землю, — засмеялся Яковлев.

— Я не первая в этом. До меня такое делал Василий Сталин.

Я ещё раз подробно прошёлся по эскизам, давая пояснения лётчикам, а потом попросил проводить меня в душ и переодеться. Кошкин вызвался всё показать. Когда мы с Сергеем ушли, компания продолжила разговор.

— Феноменальный лётчик, — произнёс Яковлев.

— Не хотел бы я оказаться в воздухе её противником. Поверьте, моему опыту. Такие как она рождаются одна на тысячу, — добавил Копытин, трогая себя за ус.

— Вы знаете, в Кремле, когда познакомился с ней. Разговаривал с Толбухиным, Командующим Южным фронтом. Он так и сказал: «Она на весь фронт такая одна», задумчиво произнёс Яковлев.

— Может попробовать её переманить? — спросил инженер Жаров.

— Не получится. Хотя я бы попробовал, но сомневаюсь, что её отдадут, — снова задумчиво произнёс Александр Сергеевич.

В Москву меня вернули почти в 10 часов вечера. Я попросил водителя остановиться, не доезжая до дома. Решил прогуляться.

Высадили меня на Пречистенской набережной, на улице было ещё светло, поэтому я, не спеша шёл пешком. Москва этого времени значительно отличается от той, которую я знал. Шагать мне бы не очень далеко, до Знаменки, а потом можно пройти дворами. Семья Евгении жила на улице Арбат. Пока шёл на улице стемнело. В это время Москва уже не прифронтовой город, так что фонари на улицах зажглись, но уж больно редкие. Проходя мимо одной из арок, услышал женский крик, который резко оборвался. Я не раздумывал, а как-то автоматически свернул в арку и оказался в полутёмном дворе. Двое мужчин держали женщину. Точнее держал один, а второй рылся в её сумке. Двор немного освещался из окон домов, так что сплошной темноты не было. Мне удалось разглядеть женщину. Она была одета в хорошее платье, на голове шляпка, я бы сравнил её с артистками. Мужики выглядели невзрачно. Такие не запоминаются. Темная одежда на головах кепки. Похоже спонтанно я влипаю в историю. Но не бежать же мне прочь впереди собственного визга.

— Эй, жиганы, предлагаю оставить женщину в покое, — я старался говорить спокойно.

Старался то, я старался, но голос мой женский, и вид у меня попросту девичий. Плюс я не слабо волновался. Даже интересно, в небе во время управления самолётом, совсем не испытываю страха. Как будто в игру компьютерную играю, а здесь реально мурашки по спине забегали. Может тело девушки реагирует по-другому? Стыдно признаться, но того и гляди в трусики насикаю. Я достал свой ТТ и направил на мужиков.

— Я кому говорю? Гопники недоделанные, быстро женщину отпустили, — я таким образом пытаюсь себя накачать смелостью.

— Чаво? Слышь, подстилка комиссарская, шагай пока мы тебя не попользовали, — прогундосил тот, что рылся в сумке, а второй хрюкнул от веселья.

— А если, фраерок, я тебе яйца отстрелю? Ты так же веселиться будешь? — я взвёл на боевой взвод пистолет.

В этот момент мне в спину упёрся твёрдый предмет и щёлкнул взводимый курок.

— А ну, шмара, тихо! Не дёргайся, а то дырку в тебе дополнительную сделаю, — сказал это тот, который стоял сзади меня, хрипловатым голосом.

Как же я не заметил или он подкрался так тихо? Для меня и дамочки ситуация изменилась в очень плохую сторону. На полёты я уезжал в бриджах и сапогах, китель правда парадный. Но в кармане, к сожалению, не лежит маленький Браунинг. Отправляясь на полёты, я не посчитал нужным вооружаться «до зубов». Не было и метательного ножа в сапоге, а вот маленький ножичек по-прежнему спрятан в поясе бриджей.

— «Бурый», в ней делать дырку не надо. Разреши я с ней поиграю? Смотри какая конфетка, такую убивать не стоит, пока её нежное тело не потискаю. Загоню ей «дурака» под кожу, чую страстная девка, — выговорил гнусавый.

— Пасть захлопни, «Крапива». А ты, сучка, медленно положи свой пистолетик и оттолкни ногой в сторону моих корешей, — приказал «Бурый».

Я снял с боевого взвода ТТ, положил на асфальт и толкнул ногой в сторону гнусавого.

— Ну вот и ладненько, теперь и баб осмотреть можно, — сказав, «Бурый» обошёл меня, и я смог его разглядеть.

Бандит одет в тёмный костюм, штаны заправлены в сапоги. Рост примерно средний, левая скула выделяется шрамом от ожога. Тем временем двое бандитов продолжали грабить женщину.

— «Хохол», чего долго возишься? — спросил «Бурый» третьего.

— Рыжьё снял. Шмотьё у артистки путное. Платье надо снять и туфли. Вещи богатые, не стоит оставлять, — пробасил «Хохол».

— «Бурый», здесь недалеко подвал есть глухой. Давай туда, там шмотки заберём и баб попользуем. У такой крали и трусы можно продать за рублики. В натуре, у меня бабы неделю не было. А эти чистенькие, свеженькие. У офицерской подстилки ордена снимем, я знаю кто их купить может, — гнусавым голосом предложил «Крапива».

«Хохол» стукнул предполагаемую артистку по голове кулаком, женщина тут же потеряла сознание. Бандит взвалил её на плечо и двинулся в глубь двора. Меня толкнули в спину пришлось идти следом за первым бандитом. «Бурый» и «Крапива» шли следом за мной. Мой ТТ взял «Крапива».

Я шёл и мысленно рассуждал о своей судьбе. Если сейчас меня грохнут, то какая была цель засунуть меня в это тело? Для чего? В изменение истории я не верил. Евгения Красько обычная девушка, таких миллионы. Она не может влиять на исторические процессы. Стать прогрессором я не способен. Если что-то знаю, то только в общих чертах. Автомат Калашникова мне знаком в плане устройства, но из какого металла и как сделать, для меня тёмный лес. В технике разбираюсь только как пользователь. Летать, конечно, умею, но это не поменяет исторический процесс. Саму историю знаю не очень хорошо. А про войну помню, что была серьёзная битва на Курской дуге. Ну ещё знаю когда война закончилась. Что ещё? Помню Хрущёва, он вроде переворот совершил после смерти Сталина. Берию, кажется, приказал тоже расстрелять Хрущёв. Но что это даст? Да ничего, только мне личные проблему получу. В этом времени с НКВД не шутят. И что это за силы, которые меня направили в это время? В Божественное провидение я особо не верил, в прошлой жизни верующим меня назвать было нельзя. Какие-то физические явления? От мыслей меня отвлёк разговор бандитов, которые шли позади меня.

— «Бурый» ну отдай мне девчонку. Что тебе жалко, что ли? С продажей орденов мой человек, я же тебе полезен, — ныл по дороге «Крапива».

— Не мороси, тля. Бабами сможешь у «Сивого» на хазе попользоваться. Хотя можешь и эту после того, как я грохну её, — и 'Бурый засмеялся, будто телега заскрипела, даже впереди идущий хохол снова хрюкнул.

— Ага, там все бабы кому-то принадлежат, не уговорить. И зря на меня тянешь, никогда я на мёртвых не покушался, — обиженно прогнусавил «Крапива».

— Не пыли, а то я не знаю, как ты в больничке развлекался, когда мы за морфием ходили, — снова хохотнул «Бурый».

— Та баба не мёртвая была, а в коме. Мне врач сказал, прежде чем, я его зарезал, а значит живая, — оправдывался «Крапива».

Стоила подумать о своём спасении. Наконец мы подошли к дому, с торца которого была лестница, она и вела в подвал. «Хохол» откуда-то вытащил керосинку, типа «летучая мышь» и зажёг её. Мы вошли в подвал. «Хохол» был явно здоровым бугаем, нёс женщину как ребёнка, а она была намного крупней меня. Свернули в боковое помещение подвала, здесь на полу валялись деревянные лежаки, на некоторых были старые матрасы. «Бомжатник» подумалось мне. Здоровяк опустил женщину на лежак и начал снимать с неё платье и обувь. Снял даже чулки не порвав. Наверно опыт имеет, а чулочки у дамочки дорогие, капроновые. Или нейлоновые?

— Всё снимать? — непонятно у кого спросил Хохол, разглядывая нижнее бельё женщины.

Подошёл «Крапива», посмотрел на кружевное бельё артистки.

— Снимай, кружавчики модисткам отдадим, у них богатые клиентки есть, продадут, — заявил гнусавый, жадно разглядывая женщину.

— Такая сладенькая моя будет. Я первый, — басом и грозно заявил «Хохол», показывая на артистку пальцем.

Он склонился над женщиной и снял с неё нижнее бельё. Белое тело молодой женщины невольно привлекла внимание бандитов. Я сунул руку за пояс и потянул за кольцо свой тычковый нож. «Хохол» раздвинул ноги женщине и встал на колени, освобождая себя от штанов. Я посмотрел на «Бурого», он по-прежнему направлял револьвер в мою сторону. Если прыгну сейчас, он успеет выстрелить. Чем бы их отвлечь? Однако бандиты отвлеклись сами. Когда «Хохол» навалился на артистку и пробовал приступить к своим действиям, оставшиеся смотрели на это действие. У «Крапивы» даже слюна потекла изо рта, и он стал подвывать. Бурый толкнул его в мою сторону с приказом: «Раздевай вторую». Гнусавый потерял равновесие и навалился на меня. Я в свою очередь изо всех сил пихнул его на «Бурого». «Крапива» завалился на своего дружка, обхватив его руками, тем самым отвёл револьвер от меня. Я прыгнул следом, ударив «Бурого» в шею, моментально разрезав яремную артерию. Кровь брызнула фонтаном прямо в лицо «Крапиве».

Верзила был занят артисткой и даже не повернулся в нашу сторону, только пыхтел как паровоз. Я схватил руку с револьвером «Бурого» и направив в спину «Хохла» выстрелил. Вывернув револьвер из рук ослабевшего бандита, от всей русской души врезал «Крапиве» между ног. Он корячился в поисках ТТ, который обронил. «Хохол» так и замер на женщине. Я подошёл ближе и потянул его за шиворот. Тяжёлый зараза. Кое-как стащив его в сторону, посмотрел на «Бурого». Тот уже отходил, конвульсивно дёргая ногами. А «Крапива» стонал, согнувшись в позе эмбриона. «Запнувшись» об его тушку сапогами, целых четыре раза, я выдернул ремешок из штанов верзилы и связал руки гнусавому. Артистка по-прежнему была без сознания. «Если очнётся, поймёт картину, случившуюся с ней. Явно расстроится». Пролетела мысль в моей голове. Пришло в голову решение как-то видоизменить картинку. Натянул штаны на мёртвого «Хохла». Потом взял нижнее бельё и одел на артистку. Самое неблагодарное это приводить в чувство женщину. Хлопнул её по щекам. Она заморгала и очнулась. К моему удивлению женщина не кричала, только спросила.

— Что они со мной делали?

— Одежду хотели забрать. У вас дорогая одежда, видимо хотели продать, — спокойно предложил я версию.

— Я вас помню. Вы хотели помочь. Это вы их убили?

— Пришлось. А этого надо сдать в милицию.

— Не говорите никому, в каком я здесь виде была. Это повредит моей работе.

Я только кивнул и принялся за обыск бандитов. Нашёл деньги, золотые украшения, горсть патронов к револьверу, золотой брегет и две финки. Украшения отдал пострадавшей, остальное сунул в карман. Финки спрятал за голенища сапог. Женщина стала одеваться. Пока она одевалась, мы познакомились. Она действительно была артисткой. Играла в театре и пела, по всей видимости неплохо. Её звали Маргарита Шведова, по возрасту ей было 28 лет. Подгоняя живого бандита сапогами по копчику, мы двинулись на выход из подвала.

Выйдя из подвала, присели на кирпичную кладку. «Крапиве» я приказал лежать рядом. Достав револьвер стрельнул три раза в воздух. Где-то вдалеке засвистели в свисток. Вскоре во двор прибежал патруль. Они послали одного солдата за милицией. А я рассказывал капитану, что нас пытались ограбить, вот мне и пришлось двух бандитов убить.

Милиция приехала на старом автобусе. Служители порядка вытащили трупы бандитов из подвала. Старший лейтенант из уголовного розыска узнал живого бандита.

— Кого я вижу. «Крапива», ты ли это? Ну теперь тебе гад, точно лоб зелёнкой намажут.

Позже в отделении милиции мы давали показания как потерпевшие. Мне пришлось писать по какой причине я стал стрелять. В общем проторчали мы в милиции ещё два часа. Потом непонятного чего, ждали ещё час. Одежда Маргариты не пострадала, как ни странно. А вот моя форма была в пыли. Кстати, Шведову узнали в милиции, надо же какие театралы здесь служат. Один из сержантов предложил нам чаю, что удивительно, даже с сахаром. Маргарита уверила меня, что для меня всегда будут контрамарки в театр. Даже адрес свой назвала и приглашала в гости в любое время. Домой нас развезли на автобусе. Когда я вошёл в квартиру, Мария Николаевна не спала. Она критически осмотрела меня и махнув рукой подвела итог.

— А я думаю в кого у нас Валентина? А ответ вот он прямо передо мной. Снимай свой мундир, его чистить надо.

Я прошёл в квартиру и стал раздеваться.

Утром встал и решил размяться во дворе. Пятый день отпуска. Походил по квартире. У родителей трёхкомнатная. Хотя чему удивляться, отец в НКВД, хоть и в разведке. Странно, что за время войны никого не подселили. Осмотрел себя в зеркало. На взрослую женщину я в спортивной одежде не выгляжу. Выбежал во двор и стал делать разминку. Подошли две пожилые женщины поздоровались, а называют меня по имени отчеству. Женщины отошли и сели на скамейку почти у подъезда. Всякий раз удивляюсь насколько гибкое тело у Евгении Красько. Надо на шпагат сесть, пожалуйста. Хочешь продольный шпагат, тоже получите. Не то что я в прошлой жизни, как вспомню так вздрогну, с каким трудом мне давалась растяжка. Я уже закончил зарядку, когда во двор въехала машина. Чёрная такая, не помню, как называется. Вроде «эмка» её называли и делают её сейчас на заводе ГАЗ. Из машины вышли четверо, трое мужчин и женщина. Все такие важные, на начальство походят. Женщина что-то спросила у бабушек на скамейке. Те показали в мою сторону. И солидная дама направилась ко мне.

— Вы из квартиры Красько, проводите нас туда? — спросила важная дама.

— Э-э-э… Да, а что? — растерянно спросил я.

— Успели, жиличку пустили. Пётр Никодимович, я давно говорила, что надо подселить или принимать меры, — обратилась дама к пузатому мужику в очках, под мышкой он держал папку и постоянно вытирал пот с лица носовым платком.

— Простите, а вы кто? Может стоит представиться? — предложил я способ к диалогу.

— Я, Элла Дормидонтовна, начальник отдела жилкомхоза в горисполкоме. Ну что вы сможете нас проводить, мы хотим посмотреть вашу квартиру, точнее квартиру Красько?

Вот это имя с отчеством!! Я в нокдауне, не заражал только потому, что слегка ошарашен этой компанией. Боюсь спросить её фамилию, точно не удержусь от смеха.

— Конечно, Элла Дормидонтовна, я провожу вас. Только будьте так любезны представить остальных товарищей.

— Пётр Никодимович Лысов представитель горсовета. Никодим Сидорович Сусликов из отдела по распределению жилого фонда города Москвы. Сперанский Аристарх Леонидович начальник торгового отдела горисполкома Москвы, прошу любить и жаловать, — важно сообщила мне дама из жилкомхоза.

— Очень рада познакомиться. Предлагаю, товарищи, пройти к нам в квартиру, там и поговорим. Зачем соседям лишний раз уши греть? — и я двинулся к подъезду.

Мы вошли в квартиру и Дормидонтовна по-хозяйски предложила своим спутникам осмотреть жилую площадь. Я же, извинившись пошёл переодеться, надо было снять спортивную одежду. Не мудрствуя, я одел форму и вышел к непрошеным гостям. Гости не стеснялись, потому их последний разговор достиг моих ушей.

— Пожалуй, мне подходит эта квартира. Как я и хотел на Арбате, — вальяжно заявил Сперанский.

— Думаю, мы ваш вопрос решим. Надеюсь, вы понимаете, что надо приложить усилия? — дама с необычным отчеством Дормидонтовна, видимо уже для себя всё решила, глазки, на её лоснящемся лице, забегали.

— Конечно, конечно. Я уплачу двойную цену, — заверил даму вальяжный мужчина.

При моём появлении разговор сразу увял, а мой вид и ордена явно произвели впечатление.

— Скажите, товарищи, а почему именно эта квартира вас заинтересовала? — невинно спросил у гостей.

— Здесь явно лишняя жилплощадь. В такой большой квартире проживают всего двое, тем более однополых. Мать и дочь, — ответила дама.

— Разве? Может вы ошибаетесь, может стоит проверить? — сделав наивное лицо спросил я.

Пузатый в очках заглянул в папку и улыбнувшись, что-то там прочитал.

— У нас несколько заявлений от соседей. Мы сделали запросы и получили ответы. Ранее здесь проживали четыре человека. Но Иван Павлович Красько пропал без вести на фронте и отсутствует больше года, наверняка сбежал к фашистам. Евгения Ивановна Красько в этом году попала в плен и там была расстреляна. А плен, знаете ли, не приветствуется нашим командованием. Так что Мария Николаевна пусть благодарят наше государство, что им не предъявили, как врагам народа, а то совсем бы из Москвы выселили, — у Петра Никодимовича светилось лицо от удовольствия.

Во дают. Быстро всё расписали. А мне интересно, это какая сука про мой двухдневный плен болтает. И это не шутки. Надо попробовать узнать.

— Отлично, Пётр Никодимович. А не подскажите куда переселят Марию Николаевну с дочкой?

— Ну мы же не звери какие. Есть комната причём большая, правда в коммуналке. Но зато не далеко, Можайский переулок. Приличные соседи, — ответил Никодимыч, улыбаясь ещё шире жирными губами.

— Я буду вам очень признательна, если подскажите, кто написал про плен дочери, — я даже подмигнул Никодимовичу.

— Э-э-э… А, вот нашёл. Письмо пришло из полка, где служила их старшая дочь. Написал некий, Зузин Андрей Ильич. Это письмо давно пришло, но как говорится пришлось, кстати, — и Петя Никодимович, подойдя ко мне погладил меня по предплечью.

А ведь он моё подмигивание принял за флирт. А у девушки есть преимущества, я-то по своей мужской глупости этим не пользуюсь. А замполит то, какая сучка, и когда успел стукануть?

— Ну что же, спасибо, Пётр Никодимович, за информацию. Но я думаю, что разочарую вас, Аристарх Леонидович. Вы эту квартиру не получите. Ой, простите меня, с моей стороны невежливо, забыла представиться. Гвардии старший лейтенант Евгения Ивановна Красько, лётчик-истребитель.

Лица у гостей вытянулись, ордена на моей груди производили впечатление.

— Да-да, та самая старшая дочь Ивана Павловича. Видите, как всё складывается, меня вызвали в Москву и Звезду Героя мне вручал сам Калинин. А сейчас я в отпуске. Что касается Ивана Павловича, между прочим сотрудника НКВД, то он находится в длительной служебной командировке. А я сейчас позвоню его начальству. И пусть мне комиссар государственной безопасности 3-го ранга скажет, почему семью заслуженного сотрудника государственной безопасности причислили к врагам народа, а его самого записали в пособники фашистам. А может это ваша личная инициатива? Или вы торгуете жилплощадью? А может вы по приказу немецких агентов мараете имя сотрудника НКВД и пачкаете имя Героя Советского Союза?

Я решительно подошёл к телефону, был в нашей квартире такой, и стал набирать номер. Я на самом деле намерен был звонить Судоплатову. Лица гостей превратились в лица утопленников. Своим гостям посоветовал пока никуда не уходить и набрал номер. Трубку взяли почти сразу.

— Судоплатов у аппарата, — ответил приятный баритон.

— Павел Анатольевич, вас беспокоит Евгения Красько.

— А, это вы Евгения Ивановна. Вижу, решили воспользоваться моим предложением?

— Не знаю даже как сказать. Здесь к нам в квартиру пришли гости, с целью выселения. Меня записали в покойники и в предатели, а отца без вести пропавшего.

— Что за люди, кто же такие? Что проявляли интерес к работе Ивана Павловича?

Я повторил фамилии представителей, которые находились у меня.

— Вы, Евгения Ивановна, без приключений не можете, — засмеялся Судоплатов.

— Да что вы? Какие приключения? Я тихая и безобидная.

— Нам уже сообщили, как тихая и безобидная двух бандитов пристрелила, а третьего в милицию сдала. Кстати, вы оказали помощь актрисе, которая мне нравится. Как актриса, конечно.

— Да вы что? А хотите я у Шведовой контрамарки возьму на спектакль? Она мне обещала. Завтра в театр к ней собираюсь.

— Нет не надо. Какой тут спектакль с моей работой. Дайте трубочку самому старшему из гостей.

Я передал трубку Петру Никодимовичу. После разговора гости расстроенные и напуганные покинули нашу квартиру. А ведь даже толком не извинились. Думаю, неприятности у них будут. Ну вот что за поганая штука жизнь? Если так легко могут взять и отобрать жильё. Нет, я перед отъездом обязательно узнаю, чем закончился этот конфликт.

Сегодня шестой день моего отпуска. Утром выбежал во двор сделал зарядку, сейчас завтракаю. Валентина учесала по своим делам. Так и сказала: «У меня дела». Ходить в форме что-то расхотелось. Утро, а столбик термометра уже показывает двадцать пять в плюсе. Открыл шкаф и принялся мерить одежду моей тушки. Платья, юбки, кофточки и блузки. Наконец решился, остановив выбор на одном из платьев. Так, а платьице почти в обтяжку. Ну надо думать, я же здесь интенсивно тело тренирую. Оделся и встал перед зеркалом, разглядывая себя. Ну и мода у них в этом времени. Подол ниже колена. Материал не пойму какой, но лёгкий, от ветра будет развиваться. Нашёл туфли и лёгкие тапочки, бежевого цвета. Порылся ещё и нашёл что-то вроде босоножек, только с закрытым носком, а главное они на танкетке.

Одев, походил по квартире, вроде устойчиво, не должен упасть. А походка сразу поменялась. Зад, без моего участия, кренделя выписывает. А мы-то мужики думаем, что бабы специально задом вертят, оказывается у них конституция тела такая. И цвет подходит под платье. Похоже моя протеже была модница. Я ещё раз осмотрел себя. Как же назывался стиль такого платья? Вроде свинг. От талии расширяется как колокол. Ладно сойдёт. Косметика не нужна всё равно ничего не понимаю в этом. Теперь важный момент, куда бы спрятать пистолет. Поискал по квартире женские сумки, нашёл две. Одна близка к хозяйственной авоське, а вторая маленькая. В такую ТТ не помещался. Махнув рукой, взял Браунинг, ещё и место осталось, немного подумав прихватил метательный нож. Всё, я готов к походу. Не помешает посетить театр, где работает Маргарита Шведова.

Иду по улице, наслаждаясь погодой. Первые минуты было не привычно, лёгкий ветерок развивал подол. Хорошо то, что не жарко, продувает слегка между ног, но к этому надо видимо просто привыкнуть. Осмотрелся по сторонам, а мужчины оборачиваются, меня это не удивляет. Я бы сам на такую девочку глазел не отрываясь. Идти не далеко, по улице Арбат с пересечением Малого Никольского переулка. Добрался до театра и пошёл через проходную, сделав морду «кирпичом». Вахтёр меня притормозил, но я, взмахнув офицерской книжкой, сказал, что иду договариваться о поездке агитбригады на фронт. Побродив по кулуарам театра, с помощью подсказок нашёл в одном из залов Маргариту. Наверно здесь репетируют спектакли. На сцене стоит рояль. Какой-то мужик командует актрисами здесь их четверо, хотя может не все актрисы. Я сразу вмешиваться не стал, присел с краю понаблюдать. Маргарита пела, а на рояле ей подыгрывала женщина, или правильней сказать аккомпанировала. Пела Шведова незнакомые мне песни, а вот голос её мне понравился, чем-то он походил на голос какой-то певицы из моего времени, но я не смог вспомнить какой. Когда Маргарита закончила петь, я громко захлопал в ладоши. Участники репетиции повернулись в мою сторону. Мужчина подошёл ко мне ближе.

— Милое создание, а вы кто? И что здесь делаете, в наших пенатах? — спросил дядечка.

— Я пришла в гости к Маргарите, она меня приглашала. Хотела посмотреть, как она играет, а увидела, как поёт. Мне очень понравилось, — простодушно ответил я.

Мужчина улыбнулся и обратился к Шведовой.

— Маргарита Семёновна, это к вам. Перерыв три минуты, поговорите с девушкой и продолжим репетицию.

Шведова со сцены сначала не разглядела меня, а когда я подошёл ближе, обрадовалась.

— Герман Янович, это Женя. Та девушка, которая выручила меня. Я вам рассказывала, что на меня напали бандиты.

Мужчина более внимательно посмотрел на меня, в том числе и женщины стали разглядывать, что это за создание появилось здесь.

— Вы, значит, героическая девушка. Но Маргарита Семёновна сказала, что вы офицер. Тем не менее давайте знакомиться. Я художественный руководитель Герман Янович Орлов, — и он взял меня за руку.

— Я, Женя Красько. Не удивительно, что меня за офицера приняли. Я, лётчик-истребитель, гвардии старший лейтенант. Просто сегодня вспомнила, что у меня есть платья, — Орлов галантно поцеловал мне ручку.

Шведова тоже подошла ко мне и обняла, поцеловав в щёки два раза. А она, однако, красотка, так бы и прижался к ней покрепче. Но не поймут-с, товарищи артисты, а партия коммунистов не оценит.

— Женя, мы готовимся к поездке. Скоро выезжаем на фронт с агитбригадой, будем давать концерты, — сообщила Шведова.

— А давайте, я вам дам свои песни, — предложил я, ну вот кто меня тянет за язык.

— Вы пишите песни? — удивился Герман Янович.

Я ответил четверостишием, которое мелькнуло в моей голове, хотя я не знал автора.

Эта компания из людей искусства заулыбались, а Орлов предложил показать, что у меня есть из песен. Ну что же, покажем, я попросил гитару, а когда её принесли подошёл к женщине у рояля. Она представилась Анной Тихомировной Зориной.

— Анна Тихомировна, я буду играть на гитаре, а вы попробуйте взять ноты на рояле, — обратился я к Зориной.

Я задумался на несколько секунд. В прошлой жизни одна знакомая девушка пела замечательную песню, называлась она «Вальс медсестры». Я помню ей даже подыгрывал. Кто написал эту песню я не знал, но решил начать с неё. И тут мой взгляд упал на аккордеон, который стоял на стуле.

— Скажите это чей инструмент? — обратился я к Зориной.

Но ответила девушка, сидящая в зале, я её сначала даже не заметил.

— Я играю, простите это мой аккордеон. Я, Ольга Батурина, учусь в консерватории, точнее училась, но скоро продолжу, — девушке на вид было лет двадцать, может чуть больше.

И мы сыграли, понравилось всем. Вот в этот момент я предложил попробовать песню «Эхо любви», в моём времени исполнителем была Анна Герман, точнее не совсем в моём времени, а скорее во времена моей мамы. Потом хорошо зашла песня «Когда сады цветут», это тоже песня из любимых моей матери, потому знал я их неплохо. Четвёртой я решил запустить песню, которую исполнял в 21-ом веке Ярослав Сумишевский «Давай оставим всё как есть». Эта песня мне самому очень нравилась. И последнюю песню, которую я продемонстрировал сегодня была «Берега», в моём времени её исполнял Александр Малинин. А после мы долго пробовали, репетировали, пока не стало получаться так как я хотел. Незаметно наступил вечер. Герман Янович позвал нас перекусить, чем Бог послал. Трапеза проходила в гримёрной Шведовой. Они меня расспрашивали о фронте. Очень удивились моему позывному «Ведьма». Когда покушали, Ольга Батурина попросила.

— Вы можете сыграть ещё что-то, из своего?

Совесть моя сидела крепко под замком. Ну а что, может в связи с моим появлением здесь эти песни совсем не напишут? Вдруг будущее меняется? Поэтому я сначала сыграл песню «Поговори со мною мама», её пела Толкунова, но только лет через тридцать. Шведова тут же записала слова этой песни, а Зорина расставила нотные знаки. Мы разошлись по домам. Меня приглашали без стеснения заходить, и в обще быть как говорится «своей в доску». На прощание я сказал Шведовой, что дарю ей свои песни, чтобы она исполняла на радость людей. Герман Янович заверил меня, что они обязательно оформят авторство на Евгению Красько.

Когда Евгения Красько ушла, Герман Янович обратился к Зориной.

— Анна Тихомировна, как вам эта девушка? Ну надо же, «Ведьма», надо сказать довольно симпатичная «Ведьма».

— Стихи прекрасные, а музыку я доработаю. Вот только песню «Давай оставим всё как есть», было бы неплохо дуэтом петь. И песню «Эхо любви» тоже. Подумайте кого к Рите поставить из мужчин.

— Да, проклятая война. Такие талантливые люди вынуждены воевать на фронтах. Такой девушке на сцене блистать, а она рискует жизнью за нашу Родину, — задумчиво проговорил Орлов.

Герман Янович распустил артистов, а сам пошёл к художественному руководителю театра.

У меня оставалось три дня отпуска, но провёл я их неожиданно дома. Вернувшись из театра, к вечеру почувствовал боли внизу живота. Я уже предполагал, что это то, что случается с каждой женщиной раз в месяц. Спал плохо, а на следующий день даже не планировал вставать с постели. Что за наказание? Неужели у всех женщин это происходит так болезненно? Поэтому весь день я валялся и матерился, кляня на все лады судьбу и те силы, которые меня сюда забросили. Однако на следующий день стало легче. Вспомнив о заказах из полка, два дня бродил по разным магазинам. Компанию в этом нелёгком деле мне составила сестра. Съездили на аэродром, я узнал, когда будет служебный самолёт в Ростов-на-Дону. Мне сказали, что в следующую ночь будет борт. Оставшееся время ушло на сборы, наставление матери «Береги себя» и наставление сестры «Перебей как можно больше фашистов». И вот наконец я сижу в транспортном самолёте, который везёт меня на юг.