Лев зимой

Действие второе

ЭЛИС (тихонько напевает).

Позади ЭЛИС неслышно появляется ЭЛИНОР.

ЭЛИНОР. Никто, кроме тебя, но поет рождественских песен. Когда я была маленькой, Рождество вносило страшную путаницу в мою жизнь. В Святой Земле было два короля, Господь Бог и Раймонд, и я никогда не знала, чье рожденье мы празднуем.

ЭЛИС. А Генри здесь нет. (Встает).

ЭЛИНОР. Хорошо. Можем поговорить за его спиной.

ЭЛИС. Он во дворе гуляет.

ЭЛИНОР. В такой холод?

ЭЛИС. Он не замечает холода. Что случилось?

ЭЛИНОР. Разве ты не знаешь?

ЭЛИС. Он пришел, постоял немного около огня и вышел. Тебе бы понравилось, как он выглядел.

ЭЛИНОР. Была ужасная сцена с постелями и портьерами, и было сказано много слов. (Садится у сундучка). Вино со специями, я и забыла, что Генри любит его. Могу я остаться?

ЭЛИС. Это комната моя не больше, чем твоя. Мы обе жительствуем здесь.

ЭЛИНОР. Теснимся, как бедняки, по трое в одной постели.

ЭЛИС. Ты любила Генри когда-нибудь?

ЭЛИНОР. Когда-нибудь? Еще до потопа?

ЭЛИС. До Розамунды.

ЭЛИНОР (вставая). О, это древняя история, моя овечка, не осталось ни записей, ни очевидцев.

ЭЛИС. Но остались картины. Она была красивее тебя.

ЭЛИНОР. О, намного. Ее глаза при свете были фиолетовыми, а все зубки ровнехонькими. А ровные зубы — это такое редкое достоинство. Она многовато улыбалась, но жевала с настоящим достоинством.

ЭЛИС. А ты ее ненавидишь до сих пор.

ЭЛИНОР. Нет, это уже прошло. Он взял ее вместо меня. И, понимаешь, это было очень тяжело. Подобно тебе, она сидела во главе стола у Генри. А это мое место.

ЭЛИС. Потому ты и отравила ее.

ЭЛИНОР. Досужие россказни простолюдинов. О, я молилась о ниспослании ей гибели и пела песни, когда ее не стало. Но даже у Цирцеи были свои пределы. Нет, я никогда не травила Розамунду. А почему ты не радуешься? Генри живет с тобой. Ты должна быть умнее меня.

ЭЛИС. А тебе идет зеленое. Ты должна всегда его носить.

ЭЛИНОР. Ты что, завидуешь мне?

ЭЛИС. Я пыталась жалеть тебя, но жалость оборачивается в нечто другое.

ЭЛИНОР. Жалеть? Почему?

ЭЛИС. Ты любишь Генри, но ты любишь и его королевство. Ты смотришь на него и видишь города, деревни, берега морей, налоги. А я, кроме его самого, ничего не вижу. Оставь его мне, можешь?

ЭЛИНОР. Я ушла от него десять лет назад.

ЭЛИС. Ты неприкасаемая. А я-то думала разжалобить тебя. Неужели ты всегда была такой? Много лет назад, когда я была юной девочкой и боготворила тебя, неужели уже тогда ты была такой, как сейчас?

ЭЛИНОР. Весьма вероятно. Детка, я сокрушена и пришла, чтобы отдать ему все, что он попросит.

ЭЛИС. А ты знаешь, что бы я хотела получить на Рождество? Мне бы хотелось увидеть, как ты будешь страдать.

ЭЛИНОР (кивает). Увидишь, Элис. Ради тебя, пусть будет так.

ЭЛИС (кидается к ЭЛИНОР). Маман, ах, маман.

ЭЛИНОР (крепко держит ее, начинает качать и тихо поет). Рождественские вина согреют тебя. Не дрожи, моя маленькая.

ЭЛИС. Я не дрожу.

ЭЛИНОР. В рождественском камине бревна трещат. Ты что, плачешь?

ЭЛИС. Нет, мадам.

ЭЛИНОР. Прижмись ко мне, покрепче, не отпускай меня.

Входит ГЕНРИ.

ГЕНРИ (бледный, спокойный, тихий). Небо все усыпано звездами. Какими глазами надо обладать, чтобы среди такого множества открыть еще одну.

ЭЛИНОР. Ты не замерз?

ЭЛИС. Я приготовила вино. (Наливает ГЕНРИ).

ГЕНРИ. Интересно, раньше звезд было меньше или столько же? Не знаю. Это так таинственно.

ЭЛИС подает ему кубок.

Что ты налила мне?

ЭЛИС. Подогретое вино.

ГЕНРИ. Ну да, конечно. (Берет ее лицо в свои руки). Ты так-же красива наяву, как в моих грезах. (Живо — неизвестно откуда взялась энергия). А теперь быстро в постель. Моя вдова хочет говорить со мной.

ЭЛИС. Позволь мне остаться?

ГЕНРИ. Подожди меня там. Я скоро.

ЭЛИС. Она пришла выведать твои планы.

ГЕНРИ. Я знаю.

ЭЛИС. Она хочет вернуть тебя.

ГЕНРИ (ЭЛИНОР). Такого старика, как я?

ЭЛИНОР. Да, такого.

ЭЛИС. О, поедайте друг друга, это не мое дело. Я подкидыш, и у меня никогда не будет мужа, а у жены моего любовника клыки вместо зубов, и вообще все скоро умрут. Ни римлян нет у нас, ни христиан. Зато все остальное есть, что было на арене. (Выходит).

ЭЛИНОР. Я горжусь ею, ведь это я учила ее риторике.

ГЕНРИ (наливает ей вина). Итак, ты хочешь вернуть меня?

ЭЛИНОР. Это Элис так думает. Она полагает, что желание быть любимой никогда не исчезает.

ГЕНРИ. А она права. Я удивляюсь на тебя: после всех этих лет ты — как этот свободный для проезда подъемный мост — ложишься под каждого.

ЭЛИНОР (принимая от него кубок с вином). В моем возрасте движение уже не такое интенсивное.

ГЕНРИ. За твое нескончаемое здоровье. (Пьет). Ну, женушка, что ты еще задумала?

ЭЛИНОР. О, Генри, мы так все запутали.

ГЕНРИ. Что правда, то правда.

ЭЛИНОР. Хуже и быть не может.

ГЕНРИ. Ты ужасно выглядишь, как в день Страшного Суда.

ЭЛИНОР. Я очень мало сплю, вот почему. Я запухла?

ГЕНРИ. Да трудно сказать — по-моему, это естественная дряблость кожи.

ЭЛИНОР. Я видела Ричарда.

ГЕНРИ. Великолепный мальчик. (Ставит кубок на стол.)

ЭЛИНОР. Он говорит, что вы ссорились.

ГЕНРИ. А мы все время ссоримся.

ЭЛИНОР. Он считает, что ты хочешь лишить его престола.

ГЕНРИ. Я думаю, что сменю гнев на милость. А как ты думаешь?

ЭЛИНОР. А меня это не очень трогает. Говоря по правде, Генри, я вообще не знаю, есть ли на свете такие вещи, которые бы волновали меня. Мне иногда кажется, что я жажду чего-то по привычке, и все мои желания — лишь поэтические страсти, не что иное как воспоминания. (Ставит кубок на стол).

ГЕНРИ. Я мог бы часами слушать твои россказни. Итак, твои вожделения подзаржавели. Великолепно, великолепно.

ЭЛИНОР. Я так устала, Генри.

ГЕНРИ. Попробуй поспать немного. Засни, и пусть тебе приснится сон, что ты поедаешь меня, зажаренного с гренками, — такое, знаешь, филе Анри а ля мод.

ЭЛИНОР. Генри, прекрати.

ГЕНРИ. Элинор, я еще и не начинал.

ЭЛИНОР. Чего же ты хочешь? Чтобы день был твой? Он твой и есть. Все твое, и я в том числе.

ГЕНРИ. Ты моя? Моя кто, что?

ЭЛИНОР. Да что тебе угодно! Ты хочешь впредь видеть мое имя на бумаге. Пожалуйста! Я подпишу любой документ. Тебе нужна Аквитания для Джона? Пусть берет. Пусть она принадлежит ему, тебе, кому угодно. Бери ее.

ГЕНРИ. В обмен на что?

ЭЛИНОР. Да ни на что. Чтобы хоть немного успокоиться. Чтобы положить конец всему этому. Ради всего святого, посади меня на корабль и отправь обратно в Англию, запри меня в темнице и потеряй ключ. Оставь меня в покое.

ГЕНРИ одобрительно кивает головой и начинает хлопать в ладоши.

Я клянусь в этом. Я даю слово.

ГЕНРИ продолжает аплодировать. Покачивая головой, надломленная, она медленно опускается в кресло.

О, хорошо, хорошо. Хорошо.

ГЕНРИ. Может быть, тебе дать подушку? Подставку для ног? Не хочешь укрыться теплой шалью?

Она тупо смотрит сквозь него.

Твои клятвы кощунственны. Твои слова ругательные. Твое имя на бумаге — это испорченная бумаге. Бог свидетель, ты достойна всяческого поношения, и я это сделаю, слышишь?

ЭЛИНОР никак не реагирует.

Элинор!

Она тянется к нему, хватает его руки и целует их.

Не смей этого делать!

ЭЛИНОР (роняет его руку и едва слышным голосом, будто издалека). Как и любому другому мыслящему человеку, мне хотелось бы думать о том, что на свете есть — не важно, чей или какой, есть какой-то бог. Не из страха — смерть не страшна, это жизнь нас непрестанно жалит. Но, если где-то есть какой-то бог, я должна существовать в его воображении, ну, как Антигона в воображении Софокла. Во мне не должно быть никаких противоречий, никаких сдвигов, все должно быть на месте, ничего не перепутано или испорчено. И тогда, Генри тогда есть смысл в моем существовании. Я была бы королевой в Аркадии, а не животным в хаотичном мире. А теперь скажи мне, с того места, откуда мы отправились в путь, мы когда- нибудь доберемся до Рождества?

ГЕНРИ. Шаг за шагом (Берет кубок и направляется к постели).

ЭЛИНОР. Что же будет со мной?

ГЕНРИ (опрокидываясь на постель). Премиленькое любопытство у такой дохлой кошки. Если тебя интересуют мои планы, спрашивай, я отвечу.

ЭЛИНОР. Завоевывай Китай, ограбь Ватикан, постригись в монахи — мне наплевать. Дай я перепишу мои земли на Джона и пойду спать.

ГЕНРИ. Нет, ты слишком великодушна. Я не могу принять такую жертву.

ЭЛИНОР. Ну, ну, хватит. Я подпишу бумагу — хоть кровью, хоть слюною, хоть яркими синими чернилами. Давай покончим с этим.

ГЕНРИ. Давай не торопиться. Нет, я не хочу, чтобы ты что-нибудь подписывала.

ЭЛИНОР. Не хочешь?

ГЕНРИ. Бог мой, как мне нравится дразнить тебя!

ЭЛИНОР. Ты не хочешь, чтобы я отдала мои земли Джону?

ГЕНРИ (кивает, улыбается). Попало в яблочко.

ЭЛИНОР. Ты не хочешь Ричарда, но ты не хочешь и Джона.

ГЕНРИ (садится). Ты угадала, схватила суть.

ЭЛИНОР. Ну, хорошо, говори. Ставь меня на место. Что ты хочешь?

ГЕНРИ (спокойно). Новую жену.

ЭЛИНОР. О. (Садится рядом с ним.)

ГЕНРИ. Ты эстетка и склонна к поэзии. Ты поклоняешься красоте и простоте. Этому же поклоняюсь и я. Долой все уродливое и сложное, пусть сгинут жабы и бубонная чума и. наши взаимоотношения. Скажи мне, что может быть более красивым и простым, чем новая жена?

ЭЛИНОР. Итак, со мной разводятся, да? И как думаешь, папа римский согласится на это?

ГЕНРИ (подымается и наливает еще вина). Папа обязан мне, я помог ему получить пурпурную мантию. Думаю, он согласится.

ЭЛИНОР. Элинор уйдет, Элис придет. Почему?

ГЕНРИ. Почему? С тех пор, когда Цезарь, увидев Брута с окровавленным кинжалом в руках, спросил: «И ты тоже?» — с тех пор не было более глупого вопроса.

ЭЛИНОР. Но я все же повторяю, почему?

ГЕНРИ. Новая жена, женушка, родит мне сыновей.

ЭЛИНОР. Мне казалось, что сыновей у тебя более чем достаточно. Чего-чего, а этого у тебя хватает.

ГЕНРИ. Мне нужен Сын. (Пьет и ставит кубок.)

ЭЛИНОР. Для чего? Да мы могли бы заселить целый город деревенскими девками, которые рожали сыновей от тебя. Сколько их было? Помоги мне сосчитать этих ублюдков.

ГЕНРИ. Все мои сыновья ублюдки.

ЭЛИНОР. Ты действительно сделаешь так, как задумал?

ГЕНРИ. С удовольствием, любовь моя.

ЭЛИНОР. Но твои сыновья — это часть тебя самого.

ГЕНРИ. Как бородавки или зоб — я удалю их.

ЭЛИНОР. Мы их сотворили. Это наши мальчики.

ГЕНРИ. Я знаю, но, господи, посмотри на них. Молодой Генри — тщеславный и лживый, слабый и трусливый. Единственный патриотический его поступок — своевременная смерть.

ЭЛИНОР. А я-то думала, что ты его любил больше других.

ГЕНРИ. Так и было. Джеффри — вот шедевр. У него нет тела, он приспособление, весь из колесиков и рычагов.

ЭЛИНОР. В каждой семье есть такие.

ГЕНРИ. Да, но не все четверо. Теперь Джон. Это ты надоумила его на последнее предательство?

ЭЛИНОР. У Джона так мало ума. но тем не менее это же я.

ГЕНРИ. Я ловил его на лжи и объяснял это молодостью, я видел, что он мошенничает, но считал это мальчишеством. Я знал, что он и крадет, и блудит, и лупит своих слуг, и что он давно не мальчик. Он взрослый человек, которого мы с тобой сделали.

ЭЛИНОР. Не дели Джона со мной, это твое творенье.

ГЕНРИ. А Ричард — твое! Как ты могла послать его договариваться о Филиппом?

ЭЛИНОР. Я была утомлена. У меня было много дел. Они же друзья с Филиппом.

ГЕНРИ. Элинор, лучшим среди них был Ричард — самый сильный, самый красивый и с самой колыбели взлелеянный тобою. У меня никогда не было шанса сблизиться с ним.

ЭЛИНОР. Ты никогда и не хотел этого.

ГЕНРИ. Откуда ты знаешь? Ты же забрала его. Разрыв с мужем ты могла перенести, но не с твоим мальчиком.

ЭЛИНОР. Все мои поступки продиктованы твоим отношением ко мне.

ГЕНРИ. Ты выбросила меня из постели.

ЭЛИНОР. Но не ранее того, как ты выбросил меня из своей.

ГЕНРИ. Все не так просто. Я такое объяснение принять не могу.

ЭЛИНОР. Я обожала тебя.

ГЕНРИ. Никогда.

ЭЛИНОР. До сих пор.

ГЕНРИ. Изо всей лжи эта самая мерзкая.

ЭЛИНОР. Я знаю, поэтому я и приберегла ее для сегодняшнего дня.

Внезапно они бросаются в объятия друг другу.

О, Генри, мы испортили все, к чему прикасались.

ГЕНРИ. Да, это правда, и все из-за Розамунды.

ЭЛИНОР. Нет, ты прав, все не так просто. Жизнь, если она что-нибудь стоит, это. снежная лавина. И винить маленький комочек снега в том, что он все начал. Это так же справедливо, как и бессмысленно.

ГЕНРИ. Ты помнишь, как мы встретились?

ЭЛИНОР. Помню, даже час встречи и какого цвета ты носил чулки.

ГЕНРИ. Я едва мог разглядеть тебя — солнце слепило глаза.

ЭЛИНОР. Шел дождь, но это не важно.

ГЕНРИ. Мы мало разговаривали, как я помню.

ЭЛИНОР. Очень мало.

ГЕНРИ. Я никогда не видел такой красоты — я подошел и коснулся тебя рукой. Господи, откуда у меня была такая дерзость?

ЭЛИНОР. Ты видел мои глаза.

ГЕНРИ. Я любил тебя.

ЭЛИНОР. Развода не будет.

ГЕНРИ. Что?

ЭЛИНОР. Никакого развода не будет.

ГЕНРИ. На будет?

ЭЛИНОР. Нет. Боюсь, тебе придется обойтись и так.

ГЕНРИ. Это была просто прихоть.

ЭЛИНОР. Я так рада. Мне бы не хотелось тебя потерять.

ГЕНРИ. Слушай, ради моего любопытства, скажи мне, как умный человек другому умному человеку, ну как ты можешь вообще потерять меня? Ты когда-нибудь видишь меня? Я хоть когда-нибудь бываю с тобой? Когда-нибудь слышу тебя? Разве я не бываю, там, где тебя нет?

ЭЛИНОР. Меня не интересует география твоего бытия.

ГЕНРИ. Разве мы пишем друг другу? Или ты получаешь от меня какие-нибудь весточки? А вверх по Темзе плывут ли лодки с подарками для тебя? Кто о тебе помнит?

ЭЛИНОР. Ты.

ГЕНРИ. Да ты не имеешь ко мне никакого отношения. Мы нигде и никак не соприкасаемся. Так как же ты можешь потерять меня?

ЭЛИНОР. Неужели ты не чувствуешь наших уз?

ГЕНРИ. Ты достаточно хорошо знаешь, что меня нельзя остановить.

ЭЛИНОР. А мне и не надо тебя останавливать. Мне надо задержать тебя. У каждого из твоих врагов есть друзья в Риме. Мы будем долго мешать тебе.

ГЕНРИ. Ну и что? Я еще не заплесневел. Из меня ничего не сыплется. Я еще проживу много лет.

ЭЛИНОР. А сколько? Допустим, я задержу тебя на год. Я могу: это возможно. Допустим, твой первый сын умрет. Наш же умер — значит, такое может быть. Допустим, потом пойдут девочки, — так ведь было, значит, тоже возможно. Сколько лет будет нашему папуле? Что за жизнь у него будет, у этого хилого, подслеповатого, полоумного, высохшего и хромого калеки с ватными руками?

ГЕНРИ. Как приятно, что это тебя заботит.

ЭЛИНОР. А когда ты умрешь, что, конечно, печально, но неизбежно, что станет с Элис и ее чахоточным принцем? Ты же понимаешь, Ричард не даст этому чаду вырасти.

ГЕНРИ. Но ты не позволишь ему совершить такое преступление?

ЭЛИНОР. Не позволю? Да я сама втолкну его в детскую.

ГЕНРИ. Ты не можешь быть так жестока.

ЭЛИНОР. Не сокрушайся. Не переживай. Мы это сделаем после твоей смерти.

ГЕНРИ. Элинор, что ты хочешь?

ЭЛИНОР. То же, что и ты, чтобы мой сын был королем. Ты еще можешь их наделать. Я не могу. Или полагаешь, что я хочу исчезнуть? У меня ничего нет, кроме сына, которого ты можешь уничтожить, и ты же называешь меня жестокой. Все эти десять лет ты наслаждаешься в жизни тем, чего я была лишена, и ты любил другую женщину все это время. А я, видишь ли, жестокая. Да я могла бы с тебя живого содрать кожу, и сам бог сказал бы, что это справедливо. Что бы я ни сделала тебе, все по заслугам. Нет ничего, что было бы чрезмерным для тебя.

ГЕНРИ. Я скоро умру. Настанет день, когда я не успею увернуться, и в Вестминстере запоют «Виват Рекс» кому-то другому. Умоляю тебя, пусть это будет мой сын.

ЭЛИНОР. Никак не могу расплакаться.

ГЕНРИ. У меня нет сыновей,

ЭЛИНОР. У тебя слишком много сыновей. Больше тебе не надо.

ГЕНРИ. Ну, пожелай мне удачи. Я уезжаю. (Идет к выходу.)

ЭЛИНОР. В Рим?

ГЕНРИ. Там держат Папу.

ЭЛИНОР. Ты не осмелишься уехать.

ГЕНРИ. Скажи эти слова в полдень, и они попадут прямо в зад моему коню. К пасхе я отделаюсь от тебя, моя овечка. Тебе остались считанные дни быть королевой. (Снова хочет уйти).

ЭЛИНОР. Уедешь в Рим, и мы поднимемся против тебя.

ГЕНРИ. Кто это мы?

ЭЛИНОР. Ричард, Джеффри, Джон и Элинор Аквитанская.

ГЕНРИ. В тот день, когда эти отважные сердца объединятся, мы увидим в воздухе летающих свиней.

ЭЛИНОР. Ты можешь уже сейчас увидеть бедных хрюшек, сидящих на верхушках деревьев — посмотри же! Неужели ты не понимаешь, что дал мальчикам повод для единения — новые сыновья. Как только выедешь из страны, считай, что ты ее потерял.

ГЕНРИ. Все объединились и сразу.

ЭЛИНОР. И Филипп тоже. Он будет с нами.

ГЕНРИ. Да, да, он может.

ЭЛИНОР. Ну так как же с твоей поездкой в Рим?

ГЕНРИ. И ты действительно готова сделать все это?

ЭЛИНОР. О, ты у меня в руках. Я держу, все еще держу тебя.

ГЕНРИ. Следует ли мне взять тысячу рыцарей в Рим, или это будеи слишком помпезно?

ЭЛИНОР. Но блефуй, Генри, хотя я и люблю это.

ГЕНРИ. Бедняжка. Ну, как мне сказать тебе? Ты просто ошиблась в расчетах.

ЭЛИНОР. Да что ты? В чем же именно?

ГЕНРИ. Ты должна была лгать мне. Ты должна была обещать мне быть хорошей женой, пока я не вернусь. Я бы отпустил их всех троих. Вот тогда они могли бы драться со мной.

ЭЛИНОР. Но ты не можешь держать своих сыновей здесь под ключом?

ГЕНРИ. Почему же это я не могу, черт побери!

ЭЛИНОР. Ты не осмелишься.

ГЕНРИ. Почему? Что меня остановит? Пусть немного посидят здесь, в Шиноне.

ЭЛИНОР. Я запрещаю это.

ГЕНРИ. Она запрещает!. (Намеревается уйти).

ЭЛИНОР (ему вслед). Так спал со мною твой отец или нет?

ГЕНРИ. Несомненно, ты скажешь, что спал.

ЭЛИНОР. Это расстроит тебя?

ГЕНРИ. Ну так как же с этой тысячей войска? Пусть будет помпезно, черт с ним.

ЭЛИНОР. Генри, не оставляй меня. Я на самом деле — я все сделаю ради того, чтобы удержать тебя.

ГЕНРИ. Я знаю, что ты думаешь, что это серьезно.

ЭЛИНОР. Проси что хочешь.

ГЕНРИ. Элинор, это все прошло. Давно.

ЭЛИНОР. Испытай меня. Скажи, что я должна сделать?

ГЕНРИ. Ничего.

ЭЛИНОР. Может быть, рассказать, как я прелюбодействовала с твоим отцом?

ГЕНРИ. А ведь есть одно пожелание — отправляйся на тот свет.

ЭЛИНОР. Сначала ты, старик. Я лишь надеюсь, что смогу это увидеть. Ты ведь так боишься конца, так боишься умереть.

ГЕНРИ. Бедная Элинор! Если бы она солгала.

ЭЛИНОР. Она так и сделала. Она сказала, что никогда не любила твоего отца.

ГЕНРИ (бледный). Я всегда могу рассчитывать на тебя.

ЭЛИНОР. Я ни разу не коснулась тебя, не говоря себе: «Джеффри, Джеффри».

ГЕНРИ. Когда ты мне сделаешь больно, я заплачу.

ЭЛИНОР. Я украсила тебя таким количеством рогов, что даже Людовик мог бы тебе позавидовать.

ГЕНРИ. Ждешь, что это меня взволнует?

ЭЛИНОР. Я убью тебя, если ты уйдешь от меня.

ГЕНРИ. Попробуй.

ЭЛИНОР. Как я любила тело твоего отца. Он был красавец!

ГЕНРИ. Этого никогда не было.

ЭЛИНОР. Я могу и сейчас увидеть его тело. Хочешь, я опишу его тебе?

ГЕНРИ. Элинор, я надеясь, что ты. умрешь!

ЭЛИНОР (касаясь его руки). У него были грубые руки, вот здесь были шрамы.

ГЕНРИ. Перестань!

ЭЛИНОР. Я могу чувствовать его руки. Я помню их.

ГЕНРИ. А, а, ах!

ЭЛИНОР. Что такое? Тебе больно?

ГЕНРИ. О, боже милостивый меня тошнит. (Выбегает.)

ЭЛИНОР (кричит ему вслед). Да, мы грешили с ним. А ты был в соседней комнате.

ГЕНРИ убегает. Длинная пауза.

Ну, что ж, в какой семье не бывает своих взлетов и падений. (Протягивает руки к жаровне). Холодно. Ничего не чувствую. (Двигается ближе к огню). Совсем не чувствую ничего. (Обхватывает себя руками). У нас назад нет пути, как ты думаешь, Генри?

Свет медленно гаснет до полного затемнения.

ГЕНРИ. Вставай, просыпайся, уже утро.

ЭЛИС (испуганно вскакивает). Генри?!

ГЕНРИ. Если король уже поднял свою задницу, никто не должен спать.

ЭЛИС. Что случилось?

ГЕНРИ. Нужно собираться и ехать.

ЭЛИС. Началась война? Что происходит?

ГЕНРИ подхватывает ее, обнимает.

ГЕНРИ. Поздравляю со счастливым Рождеством!

ЭЛИС. Генри, что случилось?

ГЕНРИ. На этот раз совсем ничего. Не веришь?

ЭЛИС. Где ты был всю ночь?

ГЕНРИ. Ты знаешь, что такое королевский поезд? Это свита, придворные. Там рыцари, солдаты, повара, писцы, фургоны, коляски, носилки, телеги с бельем, драгоценностями, цыплятами, бочками с вином и специями. Я всю ночь готовил такой поезд.

ЭЛИС. Для чего?

ГЕНРИ. Мы едем в Рим, повидаться с Папой.

ЭЛИС. Он снова отлучил тебя от церкви?

ГЕНРИ. Он должен освободить меня. Я развожусь с Элинор. Страна содрогнется, узнав, что наш брак с тобой не был освящен церковью.

ЭЛИС. Это было после того, как я ушла вчера?

ГЕНРИ. Мы немного обнимались и целовались.

ЭЛИС. О, прошу тебя, будь серьезным.

ГЕНРИ. Ну, тогда я сказал ей, что мы с тобой поженимся.

ЭЛИС. И нас поженят?

ГЕНРИ. Сам Папа.

ЭЛИС. Это правда?

ГЕНРИ. Мне что, встать на колени?

ЭЛИС. Это не новая шутка?

ГЕНРИ. Свадебный кортеж уже готов. Кони бьют копытами.

ЭЛИС. Она любит тебя, Генри.

ГЕНРИ. Все готово. Можешь убедиться.

ЭЛИС. Она найдет способ остановить нас.

ГЕНРИ. Как? Ее здесь не будет. Как только ветер переменится, мы ее отправим в Солсберский Тауэр. К обеду она уже будет на плаву.

ЭЛИС. Если не она, так Ричард помешает нам.

ГЕНРИ. Предоставь мне волноваться по этому поводу.

ЭЛИС. Ему едва ли понравится, если он меня потеряет!

ГЕНРИ. Он потерял кое-что побольше тебя. Свободу! Я поместил его в тюрьму.

ЭЛИС. Ты что?

ГЕНРИ. Он в подвале вместо с братцами и вином. Королевских детей выдерживают вместе с королевским портвейном. Ты еще не сказала «да». Хочешь услышать официальное предложение? (Становится перед ней на колени, демонстрируя ей свой профиль). Вот самый лучший мой профиль — он есть на всех монетах. Печальная Элис, пойдешь за меня?

ЭЛИС. Не могу в это поверить.

ГЕНРИ. Будь моей королевой.

ЭЛИС. Я никогда не тешила себя такими надеждами. Хочу сказать, что я надеялась, но никогда не думала… Я хочу сказать.

ГЕНРИ. Мы будем любить друг друга, и ты подаришь мне сыновей.

ЭЛИС. Я даже не могу сказать, что я хочу сказать.

ГЕНРИ. Пусть у нас будет пятеро — мы обойдем Элинор на одного. И ты узнаешь, я мог бы назвать первенца Людовиком, если ты пожелаешь. Людовик Первый! Как это звучит для короля Англии?

ЭЛИС. Генри, их никогда нельзя выпускать.

ГЕНРИ. Ты меня не слушаешь? Кого выпускать?

ЭЛИС. Твоих сыновей. Ты заточил их в темницу и должен держать их там вечно.

ГЕНРИ. Ты считаешь?

ЭЛИС. Если они выйдут на свободу после твоей смерти, мое место либо в темнице, либо в монастыре. Я не очень беспокоюсь о себе. Тюрьма так тюрьма. Но, Генри, что будет с ребенком?

ГЕНРИ. Не говори пока о ребенке. Он еще не появился на свет.

ЭЛИС. Но если они окажутся на свободе, они тут же убьют его. Мне придется жить и видеть, как убивают наших детей.

ГЕНРИ. Не ты ставишь ультиматумы, а я.

ЭЛИС. Но не на этот раз. Либо ты заточишь их навечно, либо подыщи себе другую вдову. Мне такое место не по вкусу.

ГЕНРИ. Ты понимаешь, что просишь у меня?

ЭЛИС. Ты не держал в заточении свою королеву?

ГЕНРИ. Но мои мальчики. Как я могу?

ЭЛИС. Ты должен решить.

ГЕНРИ. У тебя нет детей.

ЭЛИС. И никогда не будет.

ГЕНРИ. Но ведь они мои сыновья.

ЭЛИС. Я их ненавижу. Но мне нужно начинать новую ветвь. Если ты хочешь этого, надо платить.

ГЕНРИ. Ты поедешь в Рим, если я повелю. Ты выйдешь за меня, если я повелю. Мальчики будут

свободны, если я повелю. Условия могу ставить только я один. Но трудность заключается в том, понимаешь, загвоздка в том. что ты права. (Устало опускается в кресло). Невероятно, но у меня есть дети, которые могут убить других моих детей. Каждый раз, когда я читал «Медею», я говорил себе: «Нет, это абсурд. Рыба поедает свое потомство, то же делают лисы, но не мы». Однако она это сделала. Думаю, она сошла с ума, а ты? Да, она должна была быть безумной. (Встает).

ЭЛИС. Генри, ты идешь вниз?

ГЕНРИ. Вниз? Да.

ЭЛИС. Выпустить их или посалить?

ГЕНРИ. Ты могла бы сказать своему ребенку: «Ты последний раз видел восход солнца»?

ЭЛИС. Ты можешь это сделать?

ГЕНРИ. Я был бы великим злодеем, верно?

ЭЛИС. Я должна знать! Можешь?

ГЕНРИ. Я должен мочь, не так ли?

Свет слабеет и переходит в полное затемнение.

ДЖОН. Вся штука в том, чтобы не пролить вино. Когда ты закрываешь эту дырку в бочке. (Он ловко это делает). Вуаля! У меня был учитель — латинист и алкоголик — кружку?

РИЧАРД протягивает ему кружку.

Он научил меня всему, что знал.

ДЖЕФФРИ. А знал он всего ничего.

ДЖОН. Я, пожалуй, напьюсь.

ДЖЕФФРИ. На твоем месте я бы беспокоился.

ДЖОН. Вы знаете меня — кружку. (Нацеживает РИЧАРДУ полную, берет у него пустую.) Я очень переживаю, когда что-нибудь не так.

ДЖЕФФРИ. Ты не знаешь, что теперь будет?

ДЖОН (поднявшись). Нет, и ты тоже не знаешь. Ты и твой великий ум. «Я есмь все то, что осталось. Иди сюда, папочка, я здесь». Вот здесь ты и есть.

РИЧАРД. Это не надолго.

ДЖЕФФРИ. Ты думаешь, мы выберемся наверх?

РИЧАРД. Нет, я думаю, что мы попадем вниз — в крепости есть темницы. На глубине тридцати саженей. Вот там бы я нас и держал.

ДЖЕФФРИ. А если бы я был на месте отца, я вообще не стал бы держать всех троих. Ведь ты никого не берешь в плен, никого. И тому есть веская причина. Двери темниц открываются в обе стороны, а на крышках гробов нет петель.

ДЖОН. Я знаю тебя. Ты хочешь напугать меня.

ДЖЕФФРИ. Джон, меня совершенно не интересует, сухие или мокрые у тебя штаны. Я думаю, что именно я могу умереть, и меня бросает в жар от этой мысли.

ДЖОН. Но у нас есть друзья.

ДЖЕФФРИ. Назови хоть одного.

ДЖОН. Но кто-то ведь должен спасти нас.

ДЖЕФФРИ. Не знаю кто, как и почему.

РИЧАРД. Он не услышит моей мольбы. От меня Генри не получит никакого удовольствия.

ДЖЕФФРИ. Ты, храбрящийся глупец, неужели имеет значение, как кому падать.

РИЧАРД. Имеет, если ничего иного нет, кроме падения.

ДЖОН. Неужели нельзя бежать, спрятаться?

РИЧАРД. Только в бочке с вином.

Слышен стук отодвигаемого засова.

ДЖОН (в испуге). Джефф, посмотри!

Входит ЭЛИНОР с большим подносом, накрытым крышкой. Подобно ГЕНРИ, она не спала.

ЭЛИНОР. Мой корабль отплывает в одиннадцать часов пришла проститься. (Подходит к подножью большой колонны).

ДЖЕФФРИ. Генри знает, что ты здесь?

ЭЛИНОР. У королевы еще остались некоторые привилегии. Я принесла вам завтрак.

ДЖОН (наливает вино). Я не голоден!

ДЖЕФФРИ. Что он задумал?

РИЧАРД. Он хочет держать нас здесь?

ЭЛИНОР. Прежде всего подкрепитесь.

РИЧАРД. Ради всего святого, мама.

ЭЛИНОР. Ешь.

Ставит поднос на основание колонны, слышен металлический звон. РИЧАРД бросает на нее взгляд, подходит к подносу и сбрасывает крышку. На подносе несколько кинжалов и коротких мечей.

ДЖЕФФРИ (беря меч). Неплохо, Элинор.

РИЧАРД (верен себе, спокоен, уверен). Что из себя представляет внешняя охрана, сколько их там?

ЭЛИНОР. Один тюремщик.

РИЧАРД. А во дворе и у ворот?

ЭЛИНОР. Они готовят королевский выезд, и там сплошной хаос. Вы можете свободно пройти.

РИЧАРД. Мы поедем в Пуатье. Он это поймет, но когда он прискачет, мы встретим его с нашими войсками. (Поворачиваясь к ДЖЕФФРИ и ДЖОНУ). Держитесь поближе ко мне, и когда надо будет, бежать, бегите как следует.

ДЖЕФФРИ. А зачем нам бежать? Думаю, мы должны остаться.

ДЖОН. Остаться здесь?

ДЖЕФФРИ. Да, дождаться Генри. (ЭЛИНОР). Он же придет, не так ли, и придет один? (РИЧАРДУ). Счет ножам — три к одному.

РИЧАРД. Ты думаешь, мы сможем это сделать?

ДЖОН. Я сделаю что-нибудь не так. Вы сами убивайте его, а я буду смотреть.

ДЖЕФФРИ. Нет, все трое и все вместе: мы должны это сделать вместе. Я хочу, чтобы мы все отвечали за это.

ЭЛИНОР. Не слушайте его. Берите оружие и убегайте.

ДЖЕФФРИ. И упустить такую возможность?

ЭЛИНОР. Убирайтесь!

ДЖЕФФРИ (РИЧАРДУ). Я буду стоять за дверью вместе с Джоном. Тебе придется напасть на него спереди. (Оборачиваясь к ЭЛИНОР). А ты, счастливица, будешь зрителем в этой драме.

ЭЛИНОР. Мать ищет имя для тебя — если только есть в английском языке слово достаточно гнусное.

ДЖЕФФРИ. Остановись. Меня много поносили, с меня достаточно. Ты принесла сама весь этот ножевой товар и бросила его нам под ноги. И не смей говорить, что ты не думала об этом.

ЭЛИНОР. Я говорю. Я отрицаю это.

ДЖЕФФРИ. Поклянись чем-нибудь. Заставь меня раскрыть рот от удивления, узнать, что у тебя есть что-нибудь святое.

ЭЛИНОР тихо поворачивается и идет к двери.

РИЧАРД (идет вслед за ней). Куда ты?

ЭЛИНОР. Наверх, на свежий воздух.

РИЧАРД хочет преградить ей дорогу.

ДЖЕФФРИ. Не останавливай ее.

РИЧАРД. Но она же предупредит его.

ДЖЕФФРИ. Пусть идет. Ему она ничего не скажет.

ЭЛИНОР. Ты думаешь, я позволю, чтобы свершилось то, что вы задумали?

ДЖЕФФРИ. Матушка, твое положение весьма плачевное. Если ты проболтаешься, будет много казней, а тебе это не нужно. Нет, ты не захочешь потерять ни одного из нас, даже меня.

ЭЛИНОР. Ты умен, но я сомневаюсь в том, что ты прав.

ДЖЕФФРИ. О, леди, неужели вы не понимаете, в какое положение вы попали? Предупредить его — значит убить нас, а не сказать ему — значит убить его. Предельно ясная картина.

ЭЛИНОР (не очень громко). Стража!

ДЖЕФФРИ. Давай, давай. Покричи еще, только чуть повыше тоном.

ЭЛИНОР. Я прикажу стражнику убрать оружие.

РИЧАРД. И этим самым сбросить нас вниз, в каменную яму, на глубину тридцать саженей!

ЭЛИНОР. Тогда бегите, спасайтесь. Еще есть время.

РИЧАРД. Нет, Джеффри прав. Мы остаемся.

ЭЛИНОР. Ты тоже? О, Ричард.

РИЧАРД. О. О. и еще раз о. В них нет ничего, лишь пустой звук.

ЭЛИНОР. Но ты же не убийца.

РИЧАРД. Увидишь.

ЭЛИНОР. Нет, нет. Ты мой Ричард и ты любишь меня, все будет хорошо.

РИЧАРД. Дай мне поцеловать эту ужасную царапину.

ЭЛИНОР. Да, пожалуйста. Подойди, дай обнять тебя.

РИЧАРД. Ты сейчас красивее, чем раньше. Так много красоты во зле, когда оно столь чистое. Ты настолько ужасна, что кажешься прекрасной. Стоишь и смотришь, как святая, которой больно все это, но которая только что принесли нам все эти кинжалы и мечи для того, чтобы мы сделали твою работу.

ЭЛИНОР. Это неправда.

РИЧАРД. Но ты же принесла оружие.

ЭЛИНОР. Замолчи!

РИЧАРД. Ты хочешь его смерти — убей его.

ЭЛИНОР. Ты противоестественное животное.

РИЧАРД. Противоестественное, мамочка? Скажи мне, что такое естественное? Природа нам дарит и ядовитые грибы, и младенцев с кривыми спинами, и зобатых людей, и бешеных собак, и жен, убивающих мужей, — что же тогда противоестественно? Вот твой барашек, подойди к нему, осыпь его поцелуями. Он весь твой.

ЭЛИНОР. Нет, ты не мой! Я за тебя не в ответе.

РИЧАРД. А от кого же я все это узнал? Кто был моим наставником? Сколько мне было лет, когда ты первый раз пошла войной на Генри?

ЭЛИНОР. Маленьким ты был, я уже не помню.

РИЧАРД. Сколько сражений я наблюдал?

ЭЛИНОР. Но это были сраженья, не нож из-за угла.

РИЧАРД. Я никогда не слышал, чтобы трупы вопрошали о том, как их убили. У тебя есть разум — ответь мне, что это было, о чем ты думала, когда твои лучники направляли свои арбалеты ему и грудь?

ЭЛИНОР. Это было на поле боя.

РИЧАРД. Мне все равно, где это было, хоть на цветочной клумбе. О чем ты думала тогда, Элинор?

ЭЛИНОР. О тебе.

РИЧАРД. О своем противоестественном животном?

ЭЛИНОР. Все, что я делала, я делала для тебя.

РИЧАРД. Ты хотела смерти отца?

ЭЛИНОР. Нет, этого не хотела никогда.

РИЧАРД. Но ты пыталась его убить?

ЭЛИНОР. Да.

РИЧАРД. Но зачем? Чего же ты хотела?

ЭЛИНОР. Я хотела вернуть Генри.

РИЧАРД (кладет кинжал на поднос). Ты лжешь!

ЭЛИНОР. Мне был нужен Генри. Есть здесь стулья?

ДЖОН (протягивает ей кубок с вином). Вот.

ЭЛИНОР берет кубок и протягивает руку, касаясь щеки ДЖОНА.

(Отстраняется). Не надо этого.

ЭЛИНОР. Я без этого так долго жила. Я вынесу.

ДЖЕФФРИ. Она его предупредит. Я был неправ. Она это сделает, если у нее будет шанс.

ЭЛИНОР. Значит, ты в безвыходном положении, не так ли, ягненочек?

ДЖЕФФРИ. Каким образом?

ЭЛИНОР. Ты не рискуешь оставить меня здесь и боишься выпустить меня отсюда. Ну так что же мы будем делать с мамой? (Она ставит бокал рядом с винной бочкой).

ДЖЕФФРИ. Ну с ходу я бы мог сделать несколько предложений.

Раздается звук отодвигаемого засова.

ДЖОН. Посмотрите, кто это. (Бежит к подносу и накрывает его крышкой).

Входит ГЕНРИ с охапкой больших свечей. За ним ЭЛИС, у которой в руках горящая свечка.

ГЕНРИ начинает вставлять свечи в канделябры, а ЭЛИС их зажига ет.

ГЕНРИ. Здесь мало света. То, что мы делаем в темницах, лучше делать при свете. Я украл эти свечи в часовне. Никто не возражал. Христос не пожалеет о них, а капеллан служит у меня.

ЭЛИНОР. Ты ужасно выглядишь.

ГЕНРИ. Ты тоже.

ЭЛИНОР. Немного недоспала.

ГЕНРИ. Мы все сможем скоро немного отдохнуть.

Все свечи зажжены. В погребе становится тепло и весело.

Вот так-то лучше. Ярко и ясно, как утром.

ЭЛИНОР (двигается к подносу). Хочу унести завтрак.

РИЧАРД (становится перед нею). Рано еще.

ЭЛИНОР. Все холодное.

РИЧАРД. Холодные они лучше.

ГЕНРИ. Слушайте меня. Мне нужен ответ. Могу ли я когда-нибудь выпустить вас отсюда?

РИЧАРД. Чего ты хочешь от нас? Ты сошел с ума. К чему тебе было приходишь сюда? Черт побери, зачем ты пришел?

ГЕНРИ. Думаете, я хочу держать вас под замком?

РИЧАРД. Тебе придется. Тебе нельзя нас выпускать. Ты же знаешь. Я никогда не остановлюсь.

ГЕНРИ. И я не могу остановиться.

РИЧАРД. Остается только драться.

ГЕНРИ. И этого не осталось. Ты хочешь сражаться со мной — чем?

ДЖЕФФРИ и РИЧАРД рвутся к подносу, но ЭЛИНОР опережает и останавливает их.

ЭЛИНОР. Мои дети. В прошлом я приезжала и уезжала и любила вас, когда мне это не мешало. Я никогда не нянчила вас, не купала, не кормила, но сегодня. сегодня я воспылала любовью к каждому из вас, и поэтому решила накормить вас завтраком.

РИЧАРД. Мама!

ГЕНРИ. Пусть она побудет матерью.

ЭЛИНОР. Мне казалось, что у меня нет выбора, но я снова ошиблась. (Она снимает крышку и прислоняет ее к цоколю колонны).

ГЕНРИ (подходит к подносу). Храбрые мальчики у меня. Три бойца. Кто должен был ударить первым? Как вы меня поделили? Господи.

РИЧАРД. Ты довел нас до этого.

ГЕНРИ. Тогда в чем же остановка? Вы же убийцы, не так ли? Я тоже. Я могу это делать. (К ДЖЕФФРИ). Бери кинжал. (РИЧАРДУ). Ну, давай, давай, иди на меня.

РИЧАРД. Я не могу.

ГЕНРИ. Ты ведь Ричард, да?

РИЧАРД. Но ты — Генри.

ГЕНРИ. Прошу вас — мы не можем остановиться, и у нас нет пути назад. Ничего не осталось.

ДЖОН. Папочка! Возьми меня к себе. Пожалуйста. Неужели нельзя все начать сначала?

ГЕНРИ. Сначала?

ДЖОН. Мы всегда раньше так делали.

ГЕНРИ. О да, мы всегда.

ДЖОН (бежит к нему о распростертыми руками). О, папочка.

ГЕНРИ обнажает меч и направляет его прямо в грудь ДЖОНА. ДЖОН с трудом останавливается, спотыкается и падает с плачем.

ЭЛИНОР. Действуй. Казни их. Ты король. Ты осудил. Ты вынес приговор. Теперь ты все знаешь.

ГЕНРИ. Господь свидетель, я так и сделаю. Приходи в понедельник, и они повесят тебя на веревке вместе с бельем, а потом принцы будут болтаться на рождественских елках.

ЭЛИНОР. А зачем ждать? Они же убийцы. Они же предатели. Ты дал им жизнь — возьми ее,

ГЕНРИ. Кто скажет, что это чудовищно? Я король. Я считаю, что это справедливо. (Держит меч перед собою). Почему я, Генри, милостью божьей король Англии, повелитель Шотландии, Ирландии и Уэльса, граф Анжуйский, Бретонский, Пуатуанский и Норманский, властитель Мэна, Гаскони и Аквигании, настоящим приговариваю тебя к смерти. Совершено в день Рождества в Шиноне года одна тысяча сто восемьдесят первого. (Подходит к РИЧАРДУ с поднятым мечом. Размахивает мечом во все стороны и со звоном швыряет его на пол).

РИЧАРД слегка пошатнулся, но остался на месте недвижим и молчалив. В гнетущей тишине слышатся всхлипывания. Они исходят от ГЕНРИ, который рухнул на пол около своего меча.

(Очень тихо и задумчиво). Конечно, я этого не хотел. Дети, дети, — о, господи, это же все, что у нас есть. (Разбитый, сокрушенный, не в состоянии глядеть ни на кого и ни на что, ГЕНРИ делает знак, чтобы они вышли из погреба). Уходите. Я уничтожен. Вы для меня но существуете. Никогда больше не появляйтесь мне на глаза.

ДЖОН, ДЖЕФФРИ и РИЧАРД уходят.

ЭЛИНОР. Ты жалеешь розги, ты испортишь этих мальчиков.

ГЕНРИ. Я не мог это сделать, Элинор.

ЭЛИНОР. Никто и не думал, что ты сможешь.

ГЕНРИ. Я думал, что смогу.

ЭЛИС. Ты их спасла. Ты устроила все это.

ЭЛИНОР. Неужели я?

ЭЛИС. Они свободны благодаря тебе. Когда-нибудь они его убьют, ты это знаешь.

ЭЛИНОР (кивает). В следующий раз или в другой.

ЭЛИС. Вы всегда выигрываете, маман.

ЭЛИНОР. Да, но не сам приз.

ЭЛИС (ГЕНРИ, который медленно поднимается). Иди отдохни.

ГЕНРИ. Я не хочу пускать женщин в мою жизнь.

ЭЛИС. Ты устал.

ГЕНРИ. Я бы мог завоевать всю Европу, но в моей жизни были женщины.

ЭЛИС. Я подогрею тебе вина.

ГЕНРИ. Я разбил твой мир, глупая сучка, а ты стоишь вся сотворенная из меда и патоки. Сладкая? У меня от тебя даже зубы ноют.

ГЕНРИ и ЭЛИС обнимаются.

ЭЛИНОР. Как трогательно! Это специально для меня?

ГЕНРИ. Для тебя? (К ЭЛИС.) Уходи, иди, иди.

ЭЛИС. Когда я буду нужна тебе, я буду ждать. (Выходит).

ГЕНРИ (оборачивается к ЭЛИНОР). Что ты сказала? Специально для тебя? Я довольно много сделал из-за тебя. Мне бы надо было давно убить тебя.

ЭЛИНОР. Пока никто не подглядывает, сделай это сейчас.

ГЕНРИ. Я разбрасывал сокровища, не жалел человеческих жизней, все растратил для того, чтобы получить эту черную яму. Я знаю цену вещам. Я знаю, что я сотворил. А я хотел многого.

ЭЛИНОР. Это что, мольба о жалости?

ГЕНРИ. Но не о твоей. Ты привела меня к этому. Ты побудила меня на безумные поступки. Ты обескровила меня.

ЭЛИНОР. Это твоя ноша. Не взваливай ее на меня. Ты сделал то, что сделал, и никто, кроме тебя самого, на заставлял тебя так поступать. Поэтому подними-ка эту ношу и неси ее. Я же несу свою. Мои потери — это моя работа.

ГЕНРИ. Какие потери? Меня обманывали, не тебя. Это у меня ничего не осталось.

ЭЛИНОР. Пропали труды всей твоей жизни, да? Владения твои — ничто, земля что грязь. Я потеряла тебя. Я даже не могу вернуть тебя. Ты не страдал. Я могла бы, смеясь, перенести твои поражения. У меня они были. Если ты разбит, так это только потому, что ты хрупкий. В тебе воплощено все, что я когда-то любила. Господи, да разве ты знаешь, что такое ничего? Я хочу умереть.

ГЕНРИ. Не хочешь.

ЭЛИНОР. Хочу умереть.

ГЕНРИ. Я удержу тебя.

ЭЛИНОР отходит, ГЕНРИ идет за ней.

ЭЛИНОР (устало опускается на пол около винной бочки). Я хочу умереть.

ГЕНРИ. Так и будет. Подожди еще немного, и это случится.

ЭЛИНОР (улыбаясь). Конечно, случится.

ГЕНРИ. Мы с тобой в погребе. Ты возвращаешься в тюрьму, а моя жизнь прожита зря, и мы потеряли друг друга, а ты улыбаешься.

ЭЛИНОР. Таким образом я выражаю отчаяние. В жизни есть все, кроме надежды

ГЕНРИ. Мы имеем друг друга, и мне кажется, в этом и есть надежда.

ЭЛИНОР. Мы дикие существа, Генри, и вокруг нас темнота. Видишь их? Вон там видны их глаза.

ГЕНРИ. А они видят наши глаза. (Поднимается, нагибается и поднимает свой меч). Я готов схватиться с кем угодно. А ты?

ЭЛИНОР. Какой бы я была дурой, если бы отказалась от своей любви к тебе.

ГЕНРИ (вкладывает меч в ножны). Пойдем, я провожу тебя на корабль.

ЭЛИНОР. Так скоро?

ГЕНРИ. Всегда есть съезд двора на Пасху.

ЭЛИНОР. Ты выпустишь меня на Пасху?

ГЕНРИ (кивает). Пусть будет воскрешенье. Ты сможешь снова попробовать победить меня.

ЭЛИНОР. Возможно, я так и сделаю.

ГЕНРИ. А возможно, у тебя снова не выйдет.

ЭЛИНОР (встает, берет его за руку, они двигаются к выходу). Видишь, уже поздно, и я не хочу упускать прилив.

ГЕНРИ (двигаясь вместо о ней). Ты знаешь, я надеюсь, что мы никогда не умрем.

ЭЛИНОР. Я тоже надеюсь.

ГЕНРИ. И думаешь, у нас есть шанс?