Леворукие книготорговцы Лондона

Глава 5

– Ты какая-то тихая, – сказал Мерлин, когда они со Сьюзен устроились в такси.

Сидя на откидном сиденье, лицом к ней, он внимательно оглядывал улицу и машины, в потоке которых они ползли по Юстон-роуд. Движение, как всегда, было отвратительным, к тому же заморосило.

– Я из провинции, студентка художественного колледжа, – ответила Сьюзен. – В Лондон приехала учиться и искать отца. Я вовсе не собиралась… становиться частью… вот этого всего. Мало мне того подозрительного дерьма, как выражается Грин, в которое я вляпалась с самого начала, теперь еще эти бандиты… Ну почему все это должно было случиться именно со мной?

– Хороший вопрос, – сказал Мерлин. – Я бы тоже хотел знать ответ.

Сьюзен злобно зыркнула на него, но промолчала. Разговор возобновился, лишь когда они проезжали мимо Дома телерадиовещания на Портленд-плейс.

– Би-би-си, – кивнул на здание Мерлин с видом столичного жителя, отвечающего на вопрос деревенщины.

– Знаю, – раздраженно бросила Сьюзен. – Говорю же тебе, я бывала в Лондоне. Раньше мы каждый год приезжали сюда на мой день рождения, только недавно перестали.

– Это я так, – отозвался Мерлин. – Просто чтобы разговор поддержать. А то ты притихла…

– Расскажи лучше, за что ты ткнул Фрэнка Трингли серебряной булавкой, – перебила его Сьюзен. – Я тебя спрашивала, но ты так и не ответил.

Мерлин покосился через плечо на Одри. Окошко в стеклянной перегородке между пассажирским и водительским отсеками было открыто.

– Хороший вопрос, дорогуша, – поддакнула Одри. – Так за что?

– Он не пожелал ответить на мои вопросы, – чопорно произнес Мерлин. – Хотя я был очень вежлив. А потом он решил полоснуть меня бритвой.

– Тебе повезло, что он так решил и к тому же затевал что-то действительно нехорошее, – сказала Одри. – Причем нехорошее в нашем смысле – завел гигантскую вошь и все прочее. А иначе ты уже огребал бы капустные грядки позади Торн-Хауса.

– Я знаю, – капризно ответил Мерлин.

– Слушайте, о чем тут речь, а? – сердито вмешалась Сьюзен. – И ты до сих пор не ответил на мой вопрос. Что ты хотел выяснить?

– Торн-Хаус – тоже часть семейного наследства, – сказал Мерлин. – Это в деревне, в Дорсете. Там выращивают овощи, много разных овощей. Тебе бы там понравилось. А вот мне – нет, поэтому меня и отправили бы туда в наказание.

– Если я выросла в деревне, это еще не значит, что я фермер, – возразила Сьюзен. – Так что ты хотел узнать?

Мерлин вздохнул.

– Шесть лет назад убили мою мать, – тихо проговорил он, глядя на свои руки: обнаженная правая лежала поверх левой в перчатке. – Застрелили. Предположительно, несчастный случай, из тех, о которых говорят, что человек оказался «не в том месте не в то время». На Слоан-стрит ограбили ювелирный, она вмешалась. Трое грабителей выскочили из магазина, когда она выходила из своего любимого цветочного по соседству. Мама уложила всех троих, но оказалось, что в машине ждал четвертый, с обрезом. Он выстрелил ей в спину, сразу из двух стволов. Когда мне исполнилось восемнадцать и я прошел посвящение, я затребовал в Скотленд-Ярде дело моей матери. Можете сколько угодно называть это нездоровым интересом, но едва я прочитал его, как сразу понял: ни о каком несчастном случае и речи быть не может. Я уверен, что тех троих специально послали туда, чтобы убить мою мать. Ограбление ювелирного было лишь прикрытием. В общем, весь этот год я, пусть и урывками, собираю сведения по этому делу.

– Хотя тебе велели оставить его в покое, – вмешалась Одри. На Оксфорд-серкус движение снова заглохло, так что она могла спокойно повернуться затылком к баранке и поболтать с ними через открытое окошко. Вместе с ее словами до них донесся крепкий аромат говядины с луком. – Никаких свидетельств запланированного убийства не обнаружено.

– Никаких, кроме необычайной тупости исполнителей, – огрызнулся Мерлин. – Я разговаривал с ними в тюрьме. Со всеми, кроме стрелка Крэддока, – мать, хотя и с двумя пулями в спине, успела отправить его к праотцам. Так вот, я выяснил, что они полные кретины. Уверен, что с их мозгами хорошо поработали. Все трое рассказывали одну и ту же историю.

– Может, они всегда были такими, – неуверенно предположила Одри. – Уголовники часто не отличаются умом и сообразительностью. Погоди-ка, у нас кое-что наклевывается.

Двигатель снова заурчал, и Одри со снайперской точностью направила машину в узкую щель между белым «фордом-транзит» и автобусом, прежде чем невесть откуда взявшийся фургон перегородил им дорогу и на добрых минут десять отрезал другим водителям доступ к Оксфорд-стрит.

– Бандиты редко рассказывают одну и ту же историю одинаково, – возразил Мерлин. – А эти слово в слово твердят одно и то же, причем уже много лет. Обычно люди что-то путают, забывают. Значит, этот рассказ буквально вписали им в память, предварительно стерев оттуда кое-что другое. Тогда я покопался в их досье, досье их приятелей и так далее. Я искал связи, то, что свело их вместе для этой работы.

– И конечно, ни фига не нашел, – отозвалась Одри, резко бросая руль вправо, в сторону Ганновер-стрит. – И тебе велели оставить это дело в покое. В который уже раз.

– Ну да, ничего определенного я не нашел, – признался Мерлин.

– А как же твой кузен? – спросила Сьюзен, которая думала о нем с тех пор, как ей рассказал про него Мерлин. – Оракул наоборот.

– Чего-чего? – не поняла Одри.

– Я воспользовался этим выражением, чтобы объяснить Сьюзен суть дара Нортона, – высокомерно ответил Мерлин. – Да, Нортон заглядывал в прошлое по моей просьбе. Но со дня убийства прошло пять лет, а Нортон лучше всего работает, когда речь о месяце-другом, не больше. Правда, есть такие… сущности… которые могут разобраться в путанице прошедшего или будущего либо дать подсказку, чтобы помочь вычислить правду. К одной из них я сходил.

– Против правил, – сказала Одри.

– Они в серой зоне, – ответил Мерлин.

– Ну и что? – сухо спросила Одри и тут же выругалась и вывернула в сторону руль, чтобы объехать пешехода, который внезапно шагнул на проезжую часть.

За ним потянулись другие – люди обходили группу рабочих: окружив наполовину вырытую дыру в тротуаре, те смотрели в нее с таким видом, будто она была диковинной тварью, готовой скрыться, стоит им только отвести взгляд.

– Короче, она… оно… сказало мне вот что. – И Мерлин, набрав полную грудь воздуха, откинулся на спинку сиденья и монотонно продекламировал:

– Да уж, помогла так помогла, – заметила Одри. – Я насчет «не заговорит».

– Оракулы обычно уклончивы и ненадежны, – сказал Мерлин. – Вот почему я решил, что в этой песенке не хватает одной строки, невысказанного «пока не», или что разговор с этим парнем, если я его найду, даст мне другую подсказку. И в сущности, оказался прав. Кстати, «Город Луны» – это Луан-Дун, или Лондон. Вот почему я решил пошарить среди дегустаторов Северного Лондона и обратить особое внимание на тех, кто связан с преступным миром. Я нашел двоих – карманника и книжного вора. Не самые большие авторитеты, конечно, но именно они вывели меня на Трингли, настоящего вора в законе. С теми двумя я разговаривал вполне мирно и с «дядей Фрэнком» поговорил бы так же, если бы тот не полез за бритвой…

Вдруг он умолк, подался вперед и уставился через плечо Сьюзен в заднее окно, потом резко обернулся и поглядел в переднее. Такси медленно ползло по Керзон-стрит, только что миновало поворот на Болтон-стрит. Вся проезжая часть была запружена автомобилями, а тротуары – пешеходами, в основном туристами.

– Одри! – воскликнул он. – Мелюзга!

– Вижу, – ответила Одри так, словно глазам своим не верила. – Чего это они повылезли-то при солнце?

Сьюзен разглядывала улицу сквозь боковое окно в рябинках дождя, пытаясь понять, что так встревожило Мерлина и Одри. На ее взгляд, снаружи все было как обычно – море машин, фургонов и мотоциклов плескалось между тротуарами, по которым тек такой плотный поток пешеходов с зонтами всевозможных цветов, форм и размеров, что те, у кого зонтов не было, то и дело подныривали под чужие, не желая получить струйку воды за шиворот или спицу в глаз.

– Там нет солнца, – сказала она. – А что вы…

– Фигура речи, – пояснил Мерлин. – Те, кого мы зовем мелюзгой, вообще не показываются при свете дня… а тут я уже троих насчитал, Одри…

– А я – четверых, – последовал ответ. – Пятерых… Чертово движение! А вон шестой! Седьмой! Ну же, поезжай, идиот!

Такси резко остановилось – впереди него сдал назад фургон, причем там, где места для этого не было совершенно. Позади них автомобили и без того стояли бампер к бамперу, так что такси застряло намертво.

– Остаемся здесь или сматываемся? – тревожно спросил Мерлин.

Одри посмотрела вперед, по сторонам и наконец назад.

– Они окружают такси хороводом, – мрачно сказала она. – Кто знает, вдруг холодное железо поможет, но я не понимаю, я такое в первый раз вижу. И вообще никогда их так много не видела, не говоря уже о том, чтобы они танцевали при свете дня. Сматываемся!

– Ладно, – сказал Мерлин. – Ты на восток? А мы на запад?

– Ага, – выдохнула Одри.

– У тебя нет чего-нибудь старого, чтобы их треснуть?

В ответ Одри выхватила из-под солнечного козырька палку из ветки терновника. Палка была примерно ярд длиной, кривая, узловатая и твердая, как железо, без наконечника или украшений. Два шипа торчали из ствола крестообразно, образуя что-то вроде рукоятки. Одри просунула палку в окошко перегородки:

– Возьми ты. Они наверняка гонятся за Сьюзен.

– Спасибо, – ответил Мерлин.

– Если удерете от них, отключишь охрану, – добавила Одри.

– Ага. И ты, – сказал Мерлин.

– Готовы? – спросила Одри. – Вперед!

– Что такое? – удивилась Сьюзен.

Она смотрела в окно. Снаружи все выглядело совершенно нормально, и вдруг прямо за стеклом возник ребенок: мальчик лет пяти или шести, со странной клиновидной мордашкой, блестящими глазенками и ярко-красными щеками. Свободная ярко-алая рубашка, разорванная во многих местах, придавала ему сходство с клоуном, которого протащило через аэродинамическую трубу.

Он начал приплясывать и кривляться, отчего стал еще больше похож на клоуна, и вдруг ухмыльнулся во весь рот, показав ряды гнилых пеньков, среди которых выделялись два желто-белых резца непомерной длины и остроты.

Сьюзен шарахнулась, но Мерлин, схватив ее за руку, распахнул дверцу, и они выскочили на асфальт, Одри сделала то же самое с другой стороны.

Около дюжины уродливых пацанят в ярких рубашках, держась за руки, выплясывали вокруг такси. Они явно собирались встать в хоровод, но не успели: Мерлин с размаху ударил терновой палкой по двум протянутым друг к другу рукам и метнулся в возникшую дыру, таща за собой Сьюзен, как на буксире. Ей пришлось бежать со всех ног, иначе он вывихнул бы ей плечо.

Мерлин бежал по проезжей части, лавируя между автомобилями, и вдруг встал как вкопанный. Навстречу им, откуда ни возьмись, высыпала новая толпа страшноватых ребятишек, окружила их и пустилась в пляс.

Тут Сьюзен с ужасом осознала, что с улицы исчезли все пешеходы – и с зонтиками, и без таковых, и здравомыслящие люди в плащах с поднятыми от непогоды воротниками, и юркие, легко одетые оптимисты. Всюду, куда ни глянь, были только дети – дюжины дюжин ребятишек плясали, сужая круги и протягивая друг другу руки: трехпалые ладони с загнутыми назад большими пальцами, растущими совсем из другого места, чем у людей, с кривыми, словно когти, ногтями. Одним словом, они больше походили на лапы хищных птиц, чем на человеческую ладонь.

Танцоры – сорок, а то и пятьдесят – встали в большой круг, посередине которого оказались Мерлин и Сьюзен, и побежали против часовой стрелки. При этом они совсем не шумели, только обернутые в тряпье ноги шелестели по асфальту, а из широко распяленных гнилозубых пастей вылетало зловонное дыхание. Все быстрее и быстрее неслись они по кругу, подскакивая и шаркая, подскакивая и шаркая…

Правой рукой Мерлин притянул Сьюзен к себе, а левую, с палкой, вытянул вдоль бока.

– Опоздали, – сказал он. – Они поймали нас в Майский круг. Держись за меня, не отпускай.

– А где… – начала Сьюзен и умолкла, озираясь по сторонам, не столько в страхе, сколько в изумлении. За спинами скачущих пацанят исчезли не только пешеходы – вся улица, все дома, все автомобили таяли на глазах, истончались, уступая место совсем иному пространству: впереди теперь лежало открытое поле, а вокруг них громоздились палатки и шатры, сараюшки и телеги, повозки и прилавки. Погода и та переменилась – дождевые облака раздвинулись, открыв ярко-голубое небо, с которого лился прямо-таки августовский зной, хотя календарь с утра показывал девятнадцатое мая.

– Бесплатно ничего ни у кого не бери, – предостерег Мерлин. – Особенно еду и питье.

– Но здесь же никого… – опять начала было Сьюзен и опять не успела закончить: вокруг стояли люди, много людей, все в средневековых одеждах – коротких кожаных куртках, домотканых рубахах и штанах, в сапогах и простых башмаках из кожи.

Вместе с людьми вернулись и звуки: продавцы громко называли свои товары, покупатели болтали и смеялись, вдалеке играли музыканты – гудели дудки, бил барабан. За звуками нахлынула волна запахов – вонь от множества потных, немытых тел, земли и навоза мешалась с ароматами жареного и копченого, переслаивалась дымом костров.

Тут плясуны дружно встали, засмеялись и, разорвав круг, бросились кто куда и быстро растаяли в толпе.

– Где мы? – спросила Сьюзен и несколько раз моргнула.

Все вокруг выглядело как-то странно, но она не могла понять почему…

– На Майской ярмарке, – отозвался Мерлин. – А точнее, внутри ее мифического резонанса, который сохранился благодаря тому, что место, где она проводилась много веков подряд, сохранило свое название до наших дней[3]. Это ловушка. Пацанята… точнее, гоблины… заманили нас сюда своим танцем. Что совсем не похоже, кстати, на их обычное поведение. Они, конечно, трикстеры, но сравнительно безобидные. Например, они никогда не отнимают жизнь, по крайней мере нарочно…

– Поцелуй меня, красотка, – взревел вдруг рядом с ними пьяный здоровяк. Из одежды на нем была только рубаха из грубого домотканого полотна, да и та задралась намного выше колен. Слюнявыми губами он потянулся к Мерлину, но тот ловко вывернулся и ударил его терновой палкой под коленки. Здоровяк потерял равновесие и рухнул на грязную землю. Еще крепче сжав руку Сьюзен, книготорговец повел ее подальше от разбитой деревенской колеи – будущей Керзон-стрит, – где пьяница лежал в луже и хохотал так, словно всю жизнь мечтал вываляться в грязи.

– Они настоящие, – задохнулась от изумления Сьюзен, когда мимо, едва не задев ее, проплыл поднос с ароматными пирожками. Его несла женщина, чье лицо цвело счастливой улыбкой. – И все такие довольные, даже странно.

– Здесь все настоящее, но только для нас и ненадолго, – сказал Мерлин. – А они такие довольные, потому что это идеализированная версия ярмарки. Куда нас заманили гоблины. Но они обязаны следовать традиции и дать нам шанс выбраться…

Тут он скакнул в сторону, чтобы избежать столкновения с ребенком – настоящим, а не зубастым, остролицым гоблином, – и Сьюзен пришлось повторить кульбит своего спутника, иначе она отпустила бы его руку.

– Как и водяной в Хайгейт-Вуд, гоблины должны играть по правилам своей легенды. Мы с тобой лишние в их мире, и сейчас здесь, с нами, есть одна вещь, которая тоже не вписывается в этот мир, не подходит ему. Они должны показать ее нам трижды. Если мы не разглядим ее и не потребуем себе, то останемся в этом мире навечно; забудем, кто мы, откуда, и превратимся в архетипы мифической ярмарки.

– Вещь, которая не подходит, – повторила Сьюзен рассеянно.

Ее отвлек медведь: большой, бурый, он приближался к ним справа, по проходу между палатками. Шкура зверя лоснилась, точно шелковая, сам он семенил и покачивался на ходу, а вожатый, который вел медведя на тонкой серебристой цепочке, копировал каждый его шаг, так что они здорово походили на пару подвыпивших гуляк.

– Это может быть человек, вещь, что угодно, главное, чтобы оно выглядело странно, не на своем месте, – продолжил Мерлин и потянул Сьюзен с пути медведя к прилавку. Там лежали груды жареных сосисок и кружили тучи мух. За прилавком была яма, полная тлеющего древесного угля, над ней лежала решетка, где тоже были сосиски: шипящие, потрескивающие, истекающие жиром.

– Сосиски! Лучшие сосиски! Королю впору… королеве тоже подойдут! – надрывалась хозяйка прилавка, женщина невысокая, но весьма громкоголосая. Увидев Сьюзен, она низко поклонилась и протянула ей вилку, на зубьях которой исходил паром кусок ароматной сосиски. – Попробуйте, ваше высочество!

Запах сосисок и впрямь кружил голову, гоня прочь мысли об антисанитарии. Сьюзен почувствовала, как рот наполняется слюной, и уже хотела протянуть руку за угощением, но Мерлин потащил ее дальше, мимо трех жонглеров и небольшой толпы у громадной бочки, врытой в землю между двумя мазанками. Там шло соревнование по ловле угрей: кто больше наловит, сиганув в бочку.

– Нельзя ничего есть, забыла? – рявкнул Мерлин, затащив ее за мазанки, где было меньше народу. – Одной крошки довольно, чтобы мы застряли здесь навеки. Эх, жалко, Вивьен с нами нет.

– Кто такая Вивьен?

– Моя сестра. Спец по всяким загадкам, головоломкам и прочему. Ну а ты ничего странного не увидела?

– Откуда мне знать, что здесь не к месту?! – возмутилась Сьюзен. – Я же никогда не была на средневековой ярмарке! На современную, и то не ходила.

– Ладно, пойдем искать, – сказал Мерлин. – Смотри внимательно и не отпускай мою руку.

– А чего они все тут такие счастливые – улыбаются, смеются, прямо бесит? – спросила Сьюзен, пока они пробирались по узкому ярмарочному проулку, который скоро вывел их в более широкий, центральный. – По мне, лучше бы хмурились и глядели угрюмо, и то не так жутко было бы.

– Оборотная сторона ярмарки тоже присутствует, и нам ее скоро покажут, не волнуйся. За праздничным фасадом скрываются обман, воровство, отчаяние и даже убийства. И лучше нам выбраться отсюда раньше, чем ярмарка начнет меняться. Но я не вижу ничего, что было бы здесь некстати!

На пересечении рядов Сьюзен остановилась и, приподнявшись на цыпочки, огляделась. Правда, она и так была выше всех ростом, и это оказалось удобно, хотя и странно. Пританцовывая на ходу, к ним приближались музыканты: барабаны, две лютни, куча дудочек вроде флейты и еще одна штуковина, похожая на волынку-переростка. Подойдя ближе, лютнисты сделали изысканный пируэт и расступились, а из-за их спин показалась молоденькая девушка с огромной корзиной цветов. Едва взглянув на нее, Сьюзен поняла: то, что они ищут, и то, что с самого начала вселяло в нее непонятное беспокойство, находится прямо перед ними.

– Цветочница! – крикнула она, проталкиваясь сквозь толпу краснорожих поселян в одежде из мешковины, которые покатывались со смеху над ужимками и прыжками двух акробатов на ходулях, изображавших неудачное совокупление каких-то странных существ, возможно, насекомых. На этот раз Сьюзен тащила за собой Мерлина, а не наоборот.

– Что?

– Здесь все такое яркое! – крикнула девушка, ныряя под огромный поднос с пирогами, который, видно, специально вытащили на самую середину прохода. Мерлин ужом скользнул за ней. – Цвета как в мультике! Супернасыщенные, сочные. А в корзине цветочницы есть цветок совсем без цвета. Вон она!

Цветочница уходила, ее спина мелькала в толпе, которая прибывала прямо на глазах. Казалось, все, кто был на ярмарке, бросили свои дела и сбежались к центральному перекрестку с одной-единственной целью – помешать Сьюзен и Мерлину догнать девушку с корзинкой. Просто остановить людей было не во власти гоблинов, ведь они нарушили бы древний закон, которому подчинялась вся их жизнь, но вот слегка переиначить его – это пожалуйста.

Мерлин снова бежал впереди, размахивая терновой палочкой. Все, кто попадался им, старались увернуться от нее, точно боялись прикосновений, но, когда палочка все же дотрагивалась до них, не выказывали никаких признаков неудовольствия, а наоборот, смеялись и улыбались.

Девушка с корзинкой свернула в боковой проход, и Сьюзен снова увидела в ее корзинке тот цветок. На этот раз его заметил и Мерлин. Роза на высоком стебельке была не просто бесцветной, но совершенно прозрачной, и казалась бы стеклянной, если бы стебель не пружинил, а лепестки не трепетали при каждом шаге цветочницы.

– Это уже второй раз! – крикнул Мерлин. – Вперед!

И он сунул палку между колен торговки угрями, отчего та споткнулась и рухнула, уронив кадку с товаром, которую несла на голове. Скользкие твари рассыпались во все стороны, люди поскальзывались на них и тоже падали, образуя кучу-малу. При этом они ни на миг не переставали улыбаться и хохотать, точно это было удовольствие, за которое они заплатили из собственного кармана.

Мерлин и Сьюзен, перепрыгнув через угрей, снова побежали за цветочницей, а та, обогнав их на дюжину шагов, торопливо шагала по узкому проходу между задними рядами уличного театра – двух- или трехэтажного сооружения из раскрашенного холста на деревянном каркасе. Вдруг небо потемнело, набежали тучи, внезапно повеяло холодом.

– Нет! Играем честно! – завопил Мерлин, еще прибавил шагу и сумел-таки коснуться кончиком терновой палки спины цветочницы.

Она остановилась и повернулась. Издали она казалась улыбчивой и хорошенькой, но теперь было видно, что с румяной мордашки сбежали все краски, щеки исхудали и зашелушились, подбородок заострился, рот наполнился пеньками зубов, среди которых торчали два резца, длинных и острых, а еще она уменьшилась на целый фут.

– Мы не из этого времени и места, как и твой цветок, – с пафосом начал Мерлин. – Отдай его…

Рычание заглушило его слова, а потом из щели между сараями выскочила громадная лохматая собака и зубами вцепилась в палку. Собака была такой тяжелой, что Мерлина, который не выпустил палку из рук, развернуло и протащило несколько шагов, а Сьюзен, которую он тоже держал за руку, не успела отреагировать и от толчка упала в грязь, крепко приложившись бедром. Хорошо хоть свободную руку выставила, а то могла бы что-нибудь сломать. Но все равно было больно.

– Плохая собака! – рявкнула она скорее по привычке, не очень рассчитывая на реакцию животного. – Плохая собака! Фу!

Все, в том числе, наверное, собака, удивились, когда зубастые челюсти разжались и выпустили палку.

– Сидеть! – скомандовала Сьюзен, поднимаясь с земли.

Она была очень зла и потому, что упала и выпачкалась, и потому, что ее втянули во все эти мистические разборки, и вообще из-за всего на свете.

Собака села. Сьюзен поглядела на цветочницу:

– А ты, гоблин, или как тебя там, дай мне цветок. Живо!

Цветочница вытянула из вихря ярких маргариток бесцветную розу и, опустившись на колено, протянула ее Сьюзен.

Та взяла цветок.

Ярмарка исчезла стремительно, как ледяная скульптура тает на видео при ускоренной перемотке: мультяшные цвета сменились блеклой реальностью, средневековая вонь – выхлопными газами, а толчея старинной ярмарки – столпотворением современного Мейфэра.

Они стояли на Керзон-стрит, у поворота на Шеперд-маркет. Дождь припустил еще сильнее, крупная капля попала Сьюзен в глаз. Рядом с ними остановились две молодые американки, явно туристки.

– Видела тех ребятишек? – спросила одна другую. – Которые пробежали здесь только что?

– Каких ребятишек? Нет, я, кажется, отключилась ненадолго – никак не приду в себя после перелета. Ой, ты глянь! Какая прелесть! Настоящий английский паб!

– Их ждет неприятное открытие, – сказала Сьюзен. – Пинта настоящего эля комнатной температуры, плюс молодые американки обычно терпеть не могут…

– А ты знаешь, что тварь, которая вцепилась в мою палку, была не собакой, а волком? – сказал вдруг Мерлин. Нахмурившись, он внимательно разглядывал глубокие отметины на темном старом дереве, оставленные волчьими зубами, потом вздохнул и стряхнул пятнышки грязи, приставшие к его платью. Но пятнышки оказались слишком свежими и размазались, превратившись в полоски, которые не только не испортили платье, но даже придали ему особый панковский шарм. – Так что я уж и не знаю, кто ты… или, может быть, что?

– Я – это просто я, – задумчиво ответила Сьюзен, глядя на розу, которая утратила все признаки живого цветка и стала стеклянной, прозрачной и негибкой. – Я умею говорить с собаками, и все.

– Вот как?! – жизнерадостно воскликнул Мерлин. Закинув на плечо палку, он, в лучшей манере Джина Келли, перескочил через лужу и стремительно, так, что платье встало колоколом, повернулся к Сьюзен. Та по-прежнему стояла на месте. – Пошли, магазин уже совсем рядом!