Лейтенант Рэймидж

Глава 20

Рэймидж кончил зачитывать приказ о назначении, стараясь говорить очень громко, разве что не переходя на крик. Ветер буквально срывал слова у него с губ. Лейтенант скатал хрустящий прямоугольник пергамента и окинул взглядом полсотни человек, полукругом столпившихся на плоской палубе куттера. И ему и им не раз приходилось слышать, как капитан вслух зачитывает приказ, законно вступая тем самым в права командования. Благо только они не могли догадаться, что делая это, командир их сейчас волнуется как школяр. Даже высокопарные фразы наполнились для него новым смыслом — особенно замечание об ответственности за неудачу…

Команда выглядит довольно работоспособной. Штурман, Генри Саутвик, коренастый крепыш средних лет с приятным лицом, производил впечатление человека знающего и авторитетного, если судить по поведению матросов, когда тот собирал их на корме при прибытии на борт Рэймиджа. Помощник штурмана, Джон Эпплби, бывший мичман, достиг порога двадцатилетия, так что скоро мог пройти экзамен на лейтенанта. Чин боцмана не полагался для куттера, зато имелся помощник боцмана, Эван Эванс, тощий меланхоличный валлиец, чей красный нос-картошка неопровержимо свидетельствовал о пристрастии своего хозяина макать его в кружку с грогом.

После зачтения приказа, капитан, по обычаю, должен был произнести небольшую речь перед экипажем. Речь эта, в зависимости от личности капитана, состояла из подбадривающих реплик, угроз или банальностей. Рэймидж не знал, что сказать, но люди ждали — для них это был шанс познакомиться с новым капитаном.

— Мне сказали, что вы — хорошие моряки. Будет лучше, если это окажется правдой, поскольку через несколько часов «Кэтлин» очутится в заварухе, после которой у вас или будет что рассказывать своим детям, или они останутся сиротами.

Люди засмеялись, ожидая продолжения. Проклятье, он-то рассчитывал этим и ограничиться. Хотя теперь ему представился шанс растолковать им, в каком деле предстоит им рисковать своей шкурой — в результате они станут шустрее поворачиваться, когда придет время.

Он описал, как команда «Белетты» оказалась в Красной Башне, закончив словами:

— Если мы не вытащим их оттуда, французы нарубят из них фарш; если допустим какую-нибудь ошибку, всех нас запишут в графу «Выбыл по причине смерти», если, конечно, я успею отослать в морской департамент судовую роль прежде, чем захлебнусь.

Матросы громко загоготали и закричали «ура», стихийно выражая энтузиазм и веселье. Глупцы, подумал Рэймидж, пары ничем не подкрепленных трескучих фраз оказалось достаточно, чтобы он поверили в него. А может случиться так, что еще до заката его ошибка всего на какой-нибудь фут лишит их всех жизни… Тем не менее, глупцы или нет, они были расположены к нему и готовы действовать, а больше ничего и не требовалось.

— Отлично, — сказал Рэймидж, — Разойтись. Действуйте, мистер, Саутвик!

Он сделал несколько шагов в направлении кормы и спустился по узким ступенькам трапа в свою крошечную каюту. Здесь нельзя было стоять, даже склонив голову до невозможности видеть ничего, кроме палубы. В свете маленького фонаря, подвешенного к переборке, можно было разглядеть обстановку каюты: кушетка, маленький стол, буфет и расшатанный стул.

Открыв единственный ящик стола, он обнаружил судовую роль «Кэтлин». Взглянув на имена, Рэймидж увидел обычную мешанину. Колонка «Место рождения» указывала на пару португальцев, генуэзца, уроженца Ямайки, француза, и, в конце списка, американца. Он перевел взгляд по строке и увидел, что того зовут Джексон, и что внесена его фамилия прямо перед его собственной записью, гласившей: «Лейтенант Николас Рэймидж…В соответствии с приказом, датированным октября 19 года 1796…Бастия». Штурман своевременно внес новые сведения в документ, ведь прежний командир вот уже несколько дней назад попал в госпиталь, с удовлетворением отметил Рэймидж.

Пролистав книгу приказов и журнал регистрации, лейтенант не обнаружил ничего, кроме обычной рутины. Позже ему нужно будет подписать акты о приеме этих документов, а также книги сигналов, и еще кучи бумаг. Но в этот момент у него есть дела поважнее.

— Позови штурмана, и передай, пусть захватит с собой карты, — приказал он часовому у двери.

Через секунду появился Саутвик, держа под мышкой скатанные в рулоны карты.

— Каково состояние парусов, а также стоячего и бегучего такелажа, мистер Саутвик?

— Типичное для Средиземноморья, сэр, — невесело ответил Саутвик, — Ничего нового выцарапать невозможно. Весь бегучий такелаж латан-перелатан десять раз. Паруса гнилые, как перезрелые груши — на них больше заплаток, чем самой парусины. Всю чертову оснастку надо было бы выбросить еще год назад. Но мачты, рангоут и корпус, благодарение Господу, пока держатся.

— Что до экипажа?

— Экипаж первоклассный, сэр, могу поручиться. Нас немного, мы все свои и почти всегда в море. Никаких брожений по портам, которые разлагают людей.

— Прекрасно, — отозвался Рэймидж. — Теперь давайте взглянем на карту побережья к северу отсюда.

Саутвик расстелил карту на столе, прижав другой ее конец судовой ролью, чтобы не скатывался.

Излагая кратко задачу, Рэймидж попутно измерил с помощью взятого со стола циркуля расстояние до точки, где находилась Башня, и сопоставил его со шкалой долгот, размещенной на карте сбоку. Четырнадцать минут по шкале, это четырнадцать морских миль. Ветер западный, и с рассветом он обещает усилиться до свежего. Паруса и такелаж не в самом хорошем состоянии, но дело не терпит отлагательств. Для проведения операции ему необходим дневной свет. Часа через два после подъема якоря они окажутся в виду Башни, даже если придется пару раз менять галс, чтобы разведать обстановку.

— Отлично, мистер Саутвик, мы отправляемся в путь за два часа до рассвета.

Поскольку на корабле нет других офицеров — ни лейтенанта, ни второго штурмана — всю работу придется выполнять Саутвику, его юному помощнику Эпплби и ему самому.

— Вам бы не мешало поспать, — сказал он штурману.

В течение следующих десяти минут Рэймидж изучал карту, стараясь зрительно представить очертания берегов и морского дна, проклиная пробелы в промерах глубин. И тут услышал шаги по трапу. Секунду спустя раздался стук в дверь и вошел Джексон, неся письмо и два пакета.

— Это только что доставила лодка, сэр. Адресовано вам. Лодка с берега, сэр.

— Отлично, положи на койку.

Как только Джексон вышел, Рэймидж распаковал длинный сверток, форма которого позволяла догадаться о его содержимом. И действительно, разорвав обертку, он увидел шпагу. Лейтенант выдвинул клинок из ножен: в свете фонаря его поверхность казалась голубой, за исключением острия, отливавшего золотом. Сталь была заточена и отполирована. Клинок покрывала причудливая гравировка, но он был надежным и хорошо сбалансированным. Чашку гарды украшала изысканная резьба, но не в ущерб прочности. Превосходное боевое оружие, а не какая-нибудь дорогостоящая элегантная безделушка, годная только для парада.

В другом пакете он к своему удивлению обнаружил сделанный из красного дерева и окованный медью ящичек для пистолетов. Открыв его, Рэймидж узнал ту самую пару дуэльных пистолетов, которую видел вечером на полке в кабинете сэра Гилберта. Они выглядели как оружие, на которое можно положиться: идеально точные, хотя слишком легкий спуск не очень подходил для толчеи абордажной схватки. В любом случае, пара являла собой образец оружейного искусства, какой только можно себе представить. В ящичке также находились пороховой рог, запасные кремни, форма для отливки пуль и ершики для чистки стволов.

Потом Рэймидж открыл письмо. Оно всего лишь гласило: «Пожалуйста, прими этих трех помощников, которые, надеюсь, будут служить тебе в час опасности как должно. Преданный тебе, Гилберт Эллиот».

Лейтенант позвал часового:

— Пусть ко мне зайдет старшина Джексон.

Когда Джексон пришел, Рэймидж передал ему ящик.

— Проверь-ка их: хороший порох, кремни, и чтобы утром они были готовы и заряжены.

— Ого! — воскликнул Джексон. — Недурная парочка хлопушек!

Рэймидж счел момент подходящим для того, чтобы поговорить с американцем.

— Джексон, хочу сказать тебе спасибо за то, что ты сделал для меня на суде — ты сильно рисковал.

Американец удивленно посмотрел на него, и ничего не сказал.

— Но скажи мне, что нового ты собирался рассказать, помимо показаний боцмана и помощника плотника?

— То, что касается нашего путешествия в шлюпке, сэр.

— Но там разговор шел на итальянском.

Джексон задумался.

— Ну, сэр, а о крестьянской хижине, об истории с Башней, и как вы несли маркизу, и как того парня убили, и все такое, сэр.

Рэймидж изумленно посмотрел на него.

— Какого парня?

— Ну того самого, сэр, графа Претти.

— Питти.

— Ну да, Питти.

— И что тебе известно об этом?

— Только что ему попали в голову.

— Откуда ты знаешь, что в голову?

Джексон вспыхнул, словно придя в ярость из-за того, что его слова ставят под сомнение, но в этот момент Рэймидж был поглощен ожиданием ответа и ему некогда было задумываться о формулировке вопроса.

— Ну, сэр, вы помните момент, когда вы несли маркизу и столкнулись с французскими конниками?

— Да.

— Через несколько минут вы закричали, чтобы я бежал к шлюпке.

— Да, ну живее, парень!

— Хорошо. Когда я бежал по вершинам дюн, мне приходилось крутиться среди зарослей кустарника — вокруг шастали французы, и мне не хотелось попасть к ним в лапы. Едва я сунулся в проход между двумя кустами, как натолкнулся на человека, лежащего на песке, лицом вниз. Перевернув его, я увидел, что лицо у него все изуродовано. Я подумал, что это должен быть граф Прети.

— О, Боже мой! — простонал Рэймидж.

— Что такое, сэр, я сказал что-то не то?

— Нет, наоборот. Как жаль, что коммодор Нельсон не прибыл на несколько минут позже, после того, как ты рассказал бы это суду.

— Но что это могло изменить? — спросил совершенно сбитый с толку Джексон.

— Я говорил, что меня обвинили в трусости, не так ли?

— Да, сэр.

— Так вот, обвинение заключалось в том, что я уплыл в шлюпке, преднамеренно бросив раненого графа Питти. Указывалось даже, что мы гребли, когда кто-то слышал, как он зовет на помощь.

— Но разве вы не нашли его после того, как доставили маркизу в шлюпку, сэр? Я видел следы на песке возле тела, идущие от шлюпки и обратно, и думал, что они ваши.

— Так и есть, но никто не видел, что я возвращался. Так же не было никого, насколько мне было известно, кто мог бы подтвердить, что я нашел его с лицом, изуродованным выстрелом.

— Кроме меня, сэр.

— Да, кроме тебя. Но я не знал, что ты знаешь, и — Рэймидж горько засмеялся — ты не знал, что я не знаю, что ты знаешь!

— Проблема была в том, сэр, что вы все разговаривали по-итальянски. Я понял, что у вас с тем, другим парнем, возникла ссора, но никто не знал, из-за чего. И все же: я могу дать показания, когда трибунал соберется вновь.

— Может быть. Хотя боюсь, что суд не поверит нам теперь, они сочтут, что мы сговорились.

— Могут сэр. Но им нужно будет только допросить остальных ребят из шлюпки — те могут поклясться, что я рассказал им, что видел, когда вернулся в шлюпку еще до того, как леди лишилась чувств.

— Ладно, посмотрим. Займись-ка лучше пистолетами. И передай вестовому: пусть принесет мне что-нибудь поужинать.

— Эй, парень… э…к брашпилю, — сказал Рэймидж помощнику боцмана, и в ту же секунду пронзительный свист дудки разнесся по кораблю, звуча в темноте несколько зловеще.

Рэймидж устал, веки его налились свинцом, и он проклинал себя за то, что не провел осмотр корабля накануне вечером. Управление небольшим куттером с косым парусным вооружением существенно отличается от управления фрегатом с прямыми парусами: помимо отличий в парусах, на «Кэтлин» стоял румпель взамен рулевого колеса, и брашпиль вместо кабестана. Рэймидж едва не выставил себя дураком, отдавая свой первый приказ, лишь в последний момент успев сказать «брашпиль», а не «кабестан».

Баковые и полдюжины морских пехотинцев, приписанных к кораблю, ринулись вперед. Двое нырнули в люк — им предстоит укладывать канат в бухту по мере выхаживания якоря.

Ветра было достаточно, может быть даже слишком, если учитывать, что под ветром от береговых скал море должно было быть более спокойным. Стоит настороженно относиться к страшным порывам ветра, прорывающимся через ложбины гор и обрушивающимся на море под острым углом — не один корабль потерял благодаря им стеньги …

В отличие от гнилых парусов, мачта на «Кэтлин» была достаточно солидной, больше человеческой талии в обхват, сделана из отборной балтийской ели, по крайней мере, поставщики Адмиралтейства наверняка клялись, что из отборной. Длинный гик, проходивший у него прямо над головой, пока он стоял на квартердеке, на несколько футов выступал за гакаборт, напоминая хвост спаниеля. Огромный грот по всей длине был свернут и прикреплен к мачте сезнями, гафель подтянут к гику.

Кливер и стаксель большими кипами лежали у подножья соответствующих снастей: кливер на конце бушприта, который, словно гигантское удилище, почти горизонтально выдавался на сорок футов вперед, а стаксель у самого форштевня.

— Якорь на панере, сэр, — отрапортовал Саутвик с полубака. Якорный канат теперь находился по отношению к дну под таким же углом, как и фока-штаг.

— Отлично, продолжайте выхаживать.

Настало время поднять грот. Джексон передал ему рупор, и Рэймидж проорал:

— Вахтенные с полуюта и незанятые — на корму!

К нему подбежала группа матросов.

— Травить ниралы и набить рей-тали… Отдать сезни!

Без промедления часть моряков принялась травить тросы, другая часть разбежалась по гику, развязывая узкие полоски троса, крепящие к нему гафель и грот.

— Якорь сорван, сэр! — прокричал с полубака Саутвик. Якорный канат стоял вертикально, якорь теперь не касался дна. Проклятье, он немного запоздал: якорь уже не держит, но нет еще и парусов, чтобы судно управлялось.

— Поднять гафель — выбирай и заводи… Поднимайте грот…Отопить пятку и гафеля.

Матросы бросились к снастям, удерживающим тяжелый гафель и приготовились к подъему паруса. Увидев, что все готовы, лейтенант крикнул:

— Тяни, навались! Теперь одерживай!

Парус медленно пополз по мачте, полотнище затрепетало на ветру.

— Подтянуть грота-шкот… Поживее там! Так, крепи грота-шкот.

Он повернулся к стоящим у румпеля квартирмейстеру и матросу.

— Переложить руль. Круче. Так держать.

Гика-топенант слегка ослаб, так как парус принял на себя часть веса рангоутного дерева. Мд-а-а… парус весь в заплатках, но работает неплохо.

Как хорошо снова отправиться в путь, даже сейчас, покидая переполненный рейд на куттере и чувствуя груз тяготящих проблем. Ему не приходилось управлять таким кораблем прежде, и он не знал, как будет куттер вести себя при разном положении руля и парусов. Некоторые из судов с косым вооружением предпочитали туго выбранные передние паруса и свободный грот, другие — совсем наоборот.

Но будь он проклят, если станет спрашивать у Саутвика — скоро и так ему станет ясно, что нравится «Кэтлин». Единственной штукой, которую хотелось бы узнать, не откладывая — как быстро она набирает скорость и слушается руля, чтобы установить контроль над кораблем. Если куттер тихоходен и его снесет на большое расстояние, прежде чем он даст ход, то под ветром на якоре стоит достаточно кораблей (среди них и флагман коммодора Нельсона), чтобы сделать столкновение неизбежным.

Якорный канат и сам якорь пока еще висели вертикально и работали как тормоз, но, судя по скорости, с которой матросы вращали шпиль, через несколько мгновений якорь должен показаться на поверхности. Видя, что нос корабля уваливается вправо, под ветер, Рэймидж отдал несколько приказаний, и сначала стаксель, а затем кливер поползли вверх по снастям, по мере того, как моряки налегли на фалы.

Оба паруса моментально забрали ветер, и корабль тотчас оживился — он уже не лежал безвольно на воде, покачиваясь на якорном канате, как отъевшийся бычок на привязи; вода бурлила под форштевнем, обтекая корпус, и пенной кильватерной струей исчезала за кормой.

На полубаке матросы набросили на якорь стропы и подтянули его к клюзу — шток якоря выступал по сторонам носа как кабаньи клыки. Прихватив тросами лапы, якорь закрепили параллельно борту.

Поскольку нос судна уваливался вправо, передние паруса могли забрать ветер с бакборта, и именно на левом галсе «Кэтлин» могла направиться к Мачинаджо.

«Кэтлин» рванулась вперед как лошадь, перешедшая с рыси на галоп, ее форштевень рассекал воду, вздымая белый бурун. Рэймидж различил впереди смутные очертания стоящего на якоре транспорта и быстро приказал переложить руль и паруса так, чтобы «Кэтлин» пошла круче к ветру.

Когда под действием парусов корабль рванулся вперед, предоставляя волнам лизать пушечные порты подветренного борта, Рэймидж перехватил беспокойный взгляд Саутвика, только что появившегося на юте. Штурман не имел привычки проходить мимо больших судов так близко с наветра, когда малейшая ошибка, или просто большая волна могли свести на нет промежуток в несколько футов и привести к столкновению. Саутвик был, конечно, совершенно прав: безопаснее проходить с подветренной стороны, но это приведет к потере времени, так как паруса маленькой «Кэтлин» попадут в тень корпуса большого корабля и потеряют на несколько бесценных секунд ветер.

Рэймидж приказал квартирмейстеру слегка отвернуть, распорядился ослабить паруса, и постепенно положил куттер на курс, который должен был привести их к останкам «Белетты». Даже двум матросам удерживать румпель было тяжеловато. Если ветер усилиться, придется крепить его тросом. Стоит ли поднять бом-кливер? Нет, как и топсель — куттер уже сейчас делал добрых восемь узлов, и дополнительная парусность только заставила бы его глубже осесть, не прибавив скорости. Многие допускают такую ошибку.

Бастия растворялась за кормой. В темноте Джанна вряд ли могла наблюдать за его отплытием, хотя «Кэтлин» пришлось пройти не далее чем в полумиле от подножия сада вице-короля. Рэймидж был настолько поглощен управлением кораблем, что даже не смотрел в ту сторону.

— Мистер Саутвик, передайте управление помощнику штурмана идите ко мне вместе с помощником боцмана.

— Есть, сэр.

По мере того, как «Кэтлин» шла на север, Рэймидж неожиданно почувствовал радостное воодушевление: может куттер и является одним из самых маленьких боевых кораблей флота, но зато одним из самых маневренных. Его косое вооружение позволяет ему идти так круто к ветру, что он превосходит в маневре намного более крупного противника с прямыми парусами, а увертливость поможет выстоять против превосходящей артиллерии последнего. Это как в истории про быка и терьера — пока терьер способен уклоняться от грозных рогов и копыт быка, он неуязвим.

Рэймидж направился к поручням наветренного борта у мачты, где, ухватившись за одну из карронад на случай, если ударит особо сильная волна, мог без помех поговорить со штурманом и помощником плотника.

Дьявол, снасти и концы выглядели весьма потертыми: если их состояние соответствует внешнему виду, то они могут порваться в любую минуту, отправив мачту за борт.

На гроте, вздымавшемся прямо над ним, заплаток было больше, чем на накидке неаполитанского нищего — этого даже темнота не могла скрыть.

— О, да, — сказал Рэймидж, заметив взгляды Саутвика и Эванса. — Тут много чего следовало бы поменять.

Вкратце он посвятил Эванса в историю «Белетты».

— Нет смысла расписывать в деталях план действий, пока мы не видели ее. Но если фрегат при столкновении сломал только руль, то при нашей осадке риф нам не опасен. Мы может держаться того же курса, что и «Белетта». Все что нам нужно, это полоса глубокой воды у ее бакборта.

— А как мы будем снимать людей, сэр? — поинтересовался Саутвик.

— Предполагаю лечь в дрейф у ее борта и удерживаться в таком положении, пока не примем всех на борт. Удерживать корабль на месте — ваша задача, Эванс.

— Зацепимся кошками, сэр?

— Да, но прежде всего берегите наше судно: нельзя допустить, чтобы нас вдруг развернуло носом и мы потеряли бушприт — надо быть очень осторожными. С другой стороны, нельзя позволить биться о борт фрегата, иначе мы в клочья порвем наши снасти о его русленя и шлюпбалки. Так что изготовьте три кранца сигарообразной формы — набейте их абордажными сетками, койками, обрывками тросов, чем угодно. По моему приказу спускайте один на носу, другой в середине, чтобы защитить наши вант-путенсы, а третий у кормы.

— Есть, сэр.

— Еще мне понадобится дюжина абордажных кошек с линем по меньшей мере фатомов десять каждая. Отберите шесть лучших матросов и расставьте их по штирборту, начиная от якорного клюза. Им предстоит по моей команде забросить кошки и надежно зацепиться за «Белетту». Если необходимо, используйте более толстые канаты, чтобы удерживаться возле нее, — добавил он. — Лини кошек могут не выдержать.

— Нам придется принять много людей, — заметил Саутвик.

— Верно. По мере прибытия отправляйте всех вниз, за исключением офицеров. Если мы только не окажемся под огнем — в таком случае нам потребуется помощь их морских пехотинцев.

— Насколько вероятно, что французы осложнят нам жизнь? — спросил Эванс.

— Весьма, но, скорее всего, не сразу — они, думаю, будут заняты осадой Башни.

— Они могут поджечь корабль, сэр, — сказал Саутвик.

— Могут. Но солдатам неизвестно, насколько он поврежден, поэтому я склоняюсь к мнению, что они постараются сохранить его для своих целей. И еще: угол возвышения наших карронад недостаточен, чтобы прикрыть отступление людей с Башни на «Белетту», но нашим морским пехотинцам, возможно, придется пострелять по мишеням. Отрядите им в помощь полдюжины матросов, которые сносно обращаются с мушкетами. Все остальные мушкеты должны быть заряжены и сложены в сухом и доступном месте, их мы отдадим морским пехотинцам с «Белетты». Это все. Вопросы есть? Нет? В таком случае, выполняйте.

Оглядев горизонт, Рэймидж спустился в свою каюту. Ветер не усилился, и Эпплби, молодой помощник штурмана, занимал матросов работой со снастями грота и носовых парусов, подтягивая или травя их в зависимости от изменений в направлении ветра.

Достигнув подножья трапа, Рэймидж отсалютовал в ответ на приветствие часового, вошел, согнувшись, в каюту и сел на койку, раскачиваясь в такт движениям «Кэтлин». Он был доволен собой. Было слышно, как руль скрипит в петлях, а время от времени, когда на корму обрушивалась волна, чувствовался глухой удар. Нос подсказывал, что под его каютой расположена кладовка, забитая мешками с жесткими сухарями, судя по аромату, не очень свежими. А еще внизу располагалась крюйт-камера, где в бочках и мешках хранился порох. Существует иллюстрирующая незавидную судьбу капитана поговорка, что командир королевского судна живет на бочке с порохом. Куттер принадлежал к тем немногим судам, для которых это не являлось простым сравнением.

Башня и остов «Белетты» скрывались за небольшим мысом, и стали видны только когда «Кэтлин» оказалась у них почти на траверзе. Рэймиджа порадовало, что фрегат расположен примерно так, как он и ожидал, напоминая огромного кита, выброшенного штормом на берег. Однако будь проклят тот лейтенант, не упомянувший в своем рапорте про этот другой мыс на юге, на расстоянии всего лишь пары сотен ярдов от того, на который наскочила «Белетта». На карте он указан не был, но после того, как «Кэтлин» повернула, чтобы подойти к поврежденному кораблю, Рэймидж убедился, что стоило ему сделать малейшую ошибку, куттер запросто мог налететь на этот мыс прежде, чем успел бы отвернуть…

— Мистер Саутвик!

Штурман тут же явился.

— Сделайте в вахтенном журнале запись о положении фрегата в соотношении с этими двумя мысами. Детали можете добавить позже. Не исключено, что они пригодятся тому, кто придет спасать или сжигать нас.

Рэймидж снова посмотрел на Башню. Благодаря многократному увеличению трубы она, казалось, находится лишь в нескольких сотнях ярдов. Судя по постройке — испанское сооружение шестнадцатого века, в хорошем состоянии. Оно представляло собой темно-красную колонну, расположенную у самого основания мыса. Единственным входом служило отверстие футах в пятнадцати от земли.

Над башней появилось безобидное на вид облачко дыма, уносимое прочь ветром, потом другое, затем серия более мелких. Команда «Белетты» вела огонь из бронзовых шестифунтовок и мушкетов, но разглядеть их цели было невозможно.

Башня выглядела невредимой, так что скорее всего французам не удалось доставить сюда полевые орудия. Это неудивительно: учитывая условия местности, даже мул с трудом мог сюда добраться.

Рэймидж еще раз оглядел «Белетту». По мере того, как «Кэтлин» продвигалась на север, положение фрегата становилось более ясным: теперь явно было видно, что тот на деле лежит под углом около тридцати градусов к утесу, с кормой, направленной на север, как и сказал Пробус. Мачты, сломанные почти у самой палубы, лежали на утесе, словно три крутых мостка.

Проклятье, что это там, на верху Башни? Три клока материи? Нет, три сигнальных флага! Ими, привязанными к шесту, кто-то размахивал изо всех сил, стараясь в то же время не высовывать голову из-за парапета.

— Джексон, сигнальную книгу, живо!

Однако дни в мичманском чине еще были свежи в памяти Рэймиджа, так что ему не составило самому прочитать сигнальные флаги и понять их значение. Синий, с вертикальными белыми полосами, красный, и французский триколор. Первые два означали сигнал номер тридцать один, означавший «находящийся в виду корабль…» Триколор сообщал, что корабль французский.

Озадаченный, Рэймидж осмотрел горизонт вокруг, но в виду не было ни одного судна, кроме застрявшей на скалах «Белетты». Сигнал может означать «корабль» или «корабли»… А, вот в чем дело: его предупреждают, что на борту фрегата французские солдаты.

— Джексон, подтвердить сигнал.

Американец поспешил к ящику с сигнальными флагами.

— Помощник штурмана! — рявкнул Рэймидж, — помогите с сигналами. Мистер Саутвик, примите на время управление.

Чертова сигнальная книга: в стремлении объяснить свои намерения засевшему в Башне капитану «Белетты» Рэймидж был ограничен парой сотен слов и стандартных выражений, занесенных в книгу для соответствующих флагов: к примеру: «Убрать паруса», «Флоту встать на якорь», «Конопатчикам с инструментом прибыть на указанное судно».

Будем надеяться, что капитан «Белетты» не лишен воображения, подумал Рэймидж, пролистывая сигнальную книгу, чтобы освежить память.

— Джексон, желтый флаг на кормовой флагшток. Да, да, я знаю. Устанавливай скорее эту штуковину, она понадобится всего на пару минут!

Он предугадал протест Джексона, поскольку устанавливать на ходу кормовой флагшток было опасно — его могло снести гиком. Вот почему в море вымпел на «Кэтлин» поднимали на гафеле.

Уже через несколько секунд желтый флаг трепетал над кормой, и Рэймидж с облечением увидел, что с Башни подтвердили сигнал. Обернувшись, чтобы приказать Джексону спустить флаг и убрать флагшток, он натолкнулся на изумленные взгляды штурмана и других, кто наблюдал за действиями капитана. Ничего удивительного, подумал Рэймидж, так как в обычных условиях сигнал означал, что кого-то должны повесить или выпороть. Объяснение крылось в точном значении сигнала, указанном в сигнальной книге: «Наказание должно быть исполнено». Смысл его должен быть очевиден для людей в Башне.

— Бейте тревогу, мистер Саутвик, — произнес он и добавил, — на фрегате французы.

Не успел штурман прокричать первые слова приказа, как с бака уже донеслось тра-та-та барабана. Помощник плотника и его люди нырнули вниз, чтобы приготовить инструменты и затычки для пробоин. За ними последовал помощники канонира с целью отпереть крюйт-камеру и выдать замки и картриджи для карронад. Команда помощника боцмана наполняла до половины ведра водой и расставляла их около карронад, готовя запальные фитили, которые полагалось держать в прорези возле запала, тлеющей стороной над водой, и использовать в случае, если кремневый замок даст осечку.

Другие моряки посыпали мокрым песком палубу и трапы, чтобы они не были скользкими, но самое главное — чтобы в результате трения подошв или отката орудий не воспламенился просыпавшийся порох. Те, кто последовал за помощником канонира в крюйт-камеру, вскоре снова выбежали на палубу; каждый нес по два полых деревянных цилиндра. Тщательно упакованные, в цилиндрах лежали фланелевые мешочки с порохом — готовые к первому выстрелу картриджи.

— Орудия зарядить, но не выдвигать, мистер Саутвик. Проследите, чтобы дульные пробки не были вытащены, а замки укрыты.

Рэймидж снова заглянул в книгу сигналов. Попытка разъяснить свои намерения людям в Башне напоминала веселую игру в шарады.

— Джексон, подготовь сигнал «один-три-два», но не поднимай, пока не я не скажу. Как только его подтвердят, поднимите «один-один-семь». Он у вас есть?

Он повторил номер и заметил, как молодой помощник штурмана, Эпплби, наскоро записывает приказание на грифеле, употреблявшемся для отметок о курсе и скорости корабля.

— Эпплби, — окликнул его Рэймидж, — отправляйся и передай командиру каждого орудийного расчета на штирборте, что скоро мы откроем огонь по «Белетте». Мы пройдем рядом с ней, но я постараюсь плавно повернуть фордевинд. Каждое орудие стреляет по мере готовности. Я намереваюсь стрелять продольным огнем, так что пусть целятся только в корму.

Не забыл ли он чего-нибудь? Если говорить прямо, обстрелять продольным огнем севший на скалы фрегат с французскими солдатами в намерении выкурить их оттуда — достаточно просто. В письменном рапорте это займет одну строчку. Подойти к борту фрегата и принять на борт его экипаж — еще две строчки. По существу вся операция, от выхода из Бастии и до возращения, уложится самое большое в восемь строк.

Тем не менее, стоит ему допустить ошибку — налететь на скалу и продырявить куттер, получить от французов ядро и потерять мачту, или повредить корабль при швартовке к фрегату, — и Рэймиджу не избежать нового трибунала. Флот — строгий судия. В военное время, когда в море находятся сотни судов, операция подобная этой является для капитана обычной рутиной. Успех здесь не вполне верное слово: человек либо справляется с заданием, либо нет. И если нет, то ему придется отвечать за последствия, все равно, как если бы это было сражение. Суд исходит, прежде всего, из убеждения, что удача и решимость не менее важны, чем вес бортового залпа, а во-вторых, из устоявшейся традиции, что один бритт равен трем французам или испанцам.

Стоит ему просчитаться и развернуть «Кэтлин» бортом к фрегату, а французам суметь должным образом использовать пушки «Белетты», то Рэймиджу повезет, если куттер не отправится на дно. Никому не придет в голову считать маленький куттер, вооруженный десятью карронадами, способным атаковать фрегат с двадцатью шестью двенадцати- и шестью шестифунтовыми орудиями. Это означает самоубийство, и капитан куттера, уклонившийся от схватки будет оправдан, а возможно, заслужит похвалу. Но если этот фрегат сидит на скалах… Это другое дело: потерпевшие крушение суда принято считать беззащитными.

Но «Белетта» вовсе не беззащитна — Рэймидж знал, что если «Кэтлин» войдет в зону поражения, французы обрушат на нее полный залп орудий левого борта: тринадцать ядер, каждое диаметром в четыре с половиной дюйма и весом двенадцать фунтов, и еще три весом по шесть фунтов. Они также могут использовать картечь: двенадцатифунтовки в состоянии выплюнуть более 150 картечин — железных шаров весом около фунта каждый, а шестифунтовки — еще восемнадцать массой по полфунта.

«Вы все еще под трибуналом…» — фраза Пробуса всплыла в его памяти. Допустить, чтобы потерпевший крушение корабль потопил куттер — все равно что вынести себе смертный приговор, подумал Рэймидж. Он станет посмешищем для всего флота: «Вы слышали? Развалина потопила сына старины Пали-без-Передышки!»

Глядя в подзорную трубу, он, как показалось, различил лица, осторожно выглядывающие из нескольких пушечных портов «Белетты». Французы рассчитывают, что он не догадывается об их присутствии на борту — они подстроили хитрую ловушку и ждут, когда англичане окажутся на дистанции выстрела. Но им неизвестно, что его уже предупредили. Более того, он знает, на какой угол в сторону кормы могут быть довернуты орудия «Белетты», так что если куттер будет держаться под определенным углом по отношению к фрегату, ему ничего не грозит. Наглядно это можно представить как веер, раскрытый от центра корабля. Но если «Кэтлин» окажется внутри веера, трех точных попаданий будет достаточно, чтобы разнести крошечный куттер в щепки.

Рэймидж попытался произвести в уме приблизительные расчеты: если пушки «Белетты» будут довернуты на максимальный угол на корму, а «Кэтлин», делая семь узлов, пройдет ярдах в ста от нее под углом в сорок пять градусов к осевой линии фрегата, а затем повернет…

Он выругался, проклиная себя за слабость в математике, и бросил считать. Если не удастся отвернуть вовремя, огонь их все равно достанет. И все же ему надо подойти ближе, пусть и это и рискованно — если он хочет, чтобы залп картечи из его карронад дал результат. С дистанции более сотни ярдов разлет железных шаров слишком велик; чтобы быть уверенным, что картечь проломит корму «Белетты» и порубит, будем надеяться, французских солдат в капусту, нужно подойти ближе.

Рэймидж ощутил, что его недавнее воодушевление исчезло — предстоящее задание оказалось намного труднее, чем можно было представить: если бы куттер встретился с фрегатом в открытом море, то мог был использовать свою лучшую маневренность для уклонения от мощного бортового залпа фрегата, в то же время всегда остается небольшой шанс, что один удачный выстрел с куттера может повредить рангоут фрегата, позволив маленькому кораблику ускользнуть. Но у «Кэтлин» такого шанса не было — сидящая на скалах «Белетта» представляла собой не что иное, как крепость, и французские артиллеристы, обученные стрелять по движущейся цели, получали другое серьезное преимущество: у них есть неподвижная платформа для стрельбы, в то время как куттер раскачивается на волнах.

Рэймидж посмотрел через левый борт «Кэтлин»: с их теперешний позиции «Белетта» казалась укороченной — видна была только корма и часть борта. Самое время лечь на другой галс, взяв курс, аналогичный тому, которым следовала «Белетта», когда наскочила на камни.

— Мистер Саутвик, мы ложимся на другой галс.

Штурман прокричал серию команд, и матросы побежали к кливеру, стакселю и парусам грот-мачты, другие встали наизготовку у снастей подветренного борта.

Саутвик посмотрел сначала через палубу вперед, потом наверх, чтобы убедиться, что все в порядке.

— Готовсь!

— Переложить руль! — бросил он рулевым.

Нос куттера стал уклоняться под ветер, в направлении берега. При прохождении линии ветра кливер и стаксель заполоскали, поскольку поток воздуха обдувал их с обеих сторон. Затем над головами у них повернулся гик грота.

— Руль под ветер! Трави снасти… Крепи шкоты!

Моряки, хлопотавшие у шкотов штирборта переместились неторопливо — или, скорее, так казалось, поскольку на самом деле двигались они быстро, но, благодаря хорошей тренировке, использовали минимум усилий, — к шкотам бакборта и стали выбирать их. Передние паруса снова надулись, едва ветер вдохнул в них жизнь.

— Поживей, там, — рявкнул Саутвик. — Увалиться, — приказал он двум рулевым. Те немного повернули румпель, чтобы корабль немного увалился под ветер и мог набрать ход, а волны не били прямо в нос судна.

— Спасибо, мистер Саутвик, — сказал Рэймидж. — Берите круче к ветру.

— Выбрать кливер- и стаксель-шкоты, — прокричал Саутвик, — выбрать грота-шкот! Квартирмейстер — немного на штирборт!

Рэймидж наблюдал, как заостренный нос «Кэтлин» разворачивается к ветру. Разница составляла лишь несколько градусов, но сказалась мгновенно. С момента выхода из Бастии до поворота на другой галс куттер шел бортом к ветру и волнам, почти не подвергаясь качке — валы, набегавшие с бакборта, проскальзывали под корабль и разбивались о его массивный киль, ветер, надувавший паруса, компенсировал их удары, так что куттер мчался вперед легко и грациозно.

Но теперь, повернув круто к ветру, «Кэтлин» врезалась в волны под острым углом, нос ее взлетал и опускался по диагонали при встрече с каждым валом, рассекая его гребень и поднимая из под наветренной скулы сверкающий фонтан брызг, намочивший все до самой мачты.

Не сознавая что делает, Рэймидж балансировал на ногах, мышцы которых то напрягались, то расслаблялись, стараясь удержать его прямо.

Он посмотрел на «Белетту» — она теперь была прямо с правой скулы, а курс «Кэтлин» медленно приближал ее к берегу. Подсознательно Рэймидж прикинул снос корабля, отметил, что он слишком велик, и приказал:

— Квартирмейстер, круче к ветру, пока паруса не заполощут… Вот, так держать.

— Зюйд-вест-тень-вест, сэр, — механически отозвался рулевой.

— Отлично, мистер Саутвик. Прикажите обтянуть паруса, если вас не затруднит.

Теперь почти как надо, подумал Рэймидж: «Кэтлин» нацелилась на «Белетту», словно намеревалась вонзить бушприт в ее капитанскую каюту. Теперь от него требуется точно рассчитать тот последний момент, когда нужно отвернуть, ведь если он хочет дать шанс своим канонирам, то не должен отворачивать слишком рано.

По счастью, корма — самое уязвимое место больших военных кораблей: ее большой транец гораздо менее прочен в сравнении с бортами. Если картечь с «Кэтлин» пробьет его доски, то пронижет насквозь оставшуюся часть судна. Эффект, который это произведет на французских солдат, должен быть ужасен: факт, что они не привыкли к полутьме и тесноте главной батарейной палубы фрегата, еще более его усилит. Когда они услышат, как трещат доски транца, и увидят, как их цель, развернувшись на пятачке, снова уходит в море, не попав в зону досягаемости их орудий, солдаты начнут нервничать. А беспокойство от страха, как и страх от паники, отделяет лишь один шаг…

— Помощник боцмана! Передай помощнику плотника, что мы, возможно, окажемся под огнем со штирборта меньше чем через пять минут.

Это позволит команде плотника, вооруженной деревянными затычками, парусиновыми, кожаными и медными пластырями, а также большим количеством жира, приготовиться заделывать любые пробоины. Учитывая продольную качку, вероятность того, что ядро попадет в подводную часть носа во время подъема на волне, довольно высока. А при ветре с берега «Кэтлин» накренилась на бакборт, являя взорам большой участок медной обшивки уязвимой части днища штирборта.

Вверх-вниз — нос «Кэтлин» взбирается на волну, потом скользит вниз в хребта и врезается в ложбину. Неожиданно сильный порыв ветра накренил ее так, что острый форштевень зарылся в следующий вал под острым углом. Изрядная масса воды обрушилась на бак и понеслась к корме по плоской палубе. Едва матросы успели ухватиться за пушки и тали, как оказались по колено в воде, разлившейся подобно реке и потащившей за собой по палубе все незакрепленные предметы, включая орудийные банники и ерши, и даже несколько фитильных ведер.

Саутвик дал команду морякам у кормовых пушек, и они успели поймать уплывший инвентарь прежде, чем его вынесло в море через орудийные порты.

Рэймидж выругался. Хорошо еще, что он распорядился вернуть на место дульные пробки, запечатывающие стволы карронад.

— Мистер Саутвик: проверьте орудия, пусть командиры расчетов насухо протрут кремни и замки.

Каждую деталь «Белетты» уже можно было легко разглядеть без помощи подзорной трубы. Рэймидж подозвал Саутвика, еще раз бегло изложил план, и напомнил, с нажимом на каждое слово:

— Как только мы окажемся на дистанции стрельбы, уваливаемся под ветер, чтобы задействовать орудия. В ту самую минуту, когда выстрелит последняя пушка, приводимся к ветру и уходим в сторону моря.

— Есть, сэр. Все ясно.

— И следите за шкотами и снастями.

— Есть, сэр, — бодро ответил Саутвик, — сделаем все так, словно за нами наблюдает адмирал.

— Надо даже лучше, — усмехнулся Рэймидж, — Гораздо хуже получить заряд от французов, чем выволочку от адмирала.

В эту секунду Рэймидж подумал про Джанну: что она делает сейчас? Ему пришлось силой воли отогнать эти мысли, поскольку он начал уже размышлять, увидятся ли они когда-нибудь вообще. Вопрос не праздный, если посмотреть на жерла двенадцатифунтовых орудий, торчащих из портов «Белетты».

Остается проделать еще около полумили, а это четыре-пять минут; а куттер движется слишком быстро и раскачивается слишком сильно, чтобы у артиллеристов появился реальный шанс.

— Выдвигайте орудия, мистер Саутвик. Дульные пробки оставить.

Рэймидж смотрел, как карронады задвигались на станках, следуя легкому изменению курса, и неожиданно решил сказать несколько слов команде. Он поднес ко рту рупор — что за противный вкус у медного нагубника, — и закричал:

— Слушай сюда! Мистер Эпплби объяснил, что вы должны делать. Помните — каждый выстрел — через капитанскую каюту! И поживее на парусах, когда мы станем разворачиваться, а не то французы разнесут «Кэтлин» корму, а вместе с ней ваши головы.

Матросы закричали и замахали руками в ответ: брызги вымочили их с головы до ног, но они выглядели веселыми.

С подветра от утесов куттер оказался в полосе более спокойной воды; теперь нужно было опасаться внезапных порывов ветра. Рэймиджу хотелось уменьшить снос, да и крен был слишком сильным.

— Убрать стаксель, мистер Саутвик. Потравить грота-шкот.

Матросы у мачты потравили фал стакселя, другие стали спускать полотнище паруса. Заполоскав на секунду-две, оно сползло вниз. Одновременно другая группа моряков ослабила грота-шкот. Давление ветра на паруса уменьшилось, куттер стал двигаться медленнее, качка сразу сделалась менее резкой.

Проклятье… Как всегда, он слишком затянул, но, чем меньше все они, включая его самого, думают о пушках «Белетты», тем лучше.

Джексон стоял рядом, и Рэймидж приказал ему:

— Поднять первый сигнал — номера сто и тридцать два.

Американец потянул один конец фала, зажав другой между ног.

Рэймидж посмотрел на матросов у румпеля — они оказались хорошими рулевыми, так что лучше будет указать им направление, чем задать курс.

— Правьте, как если бы вы намеревались причалить к берегу в трехстах ярдах от фрегата с той стороны.

К этому времени сигнальные флаги уже развевались на ветру, и через подзорную трубу лейтенант увидел, что Башня подтвердила получение сигнала.

Поймет ли капитан «Белетты» значение сигнала, только что переданного с куттера: «Использовать пушки и стрелковое оружие»? Рэймидж рассчитывал, что его коллега предпримет диверсию, чтобы отвлечь врага, но если даже его не поймут, на план это не повлияет.

«Белетта» казалась покинутой, но Рэймидж знал, что скрытые подзорные трубы наблюдают за ним и обменом сигналами с Башней.

— Активная стрельба с Башни, сэр, — доложил Джексон.

Рэймидж поднял голову. Так и есть: британцы поняли намек, и делают все возможное. На верхушке сооружения то и дело возникали облачка дыма, тут же уносимые ветром.

Бросив взгляд вперед, через палубу, Рэймидж заметил, что куттер по-прежнему время от времени врезается в особо крутые волны, обдавая брызгами наветренную часть бака.

— Поаккуратнее с большими волнами, — бросил он рулевым. Не стоит больше заливать орудия.

Утесы теперь были совсем близко, да и до «Белетты» рукой подать.

— Приготовиться к повороту, мистер Саутвик! Квартирмейстер — держи, как если бы собирался подойти к ее борту!

Штурман отдал приказания.

Рэймидж вдруг забеспокоился, не подвел ли он куттер слишком близко, так что угол возвышения карронад окажется недостаточным. Саутвик заметил беспокойство капитана, но неправильно понял его причину, и, кивнув в сторону утесов, сказал со своей обычной жизнерадостностью:

— Если мы сядем на камни, сэр, это будет уж совсем жутким невезением — под такими скалами должно быть не меньше десяти сажен глубины.

Рэймидж кивнул в ответ: такие крутые утесы подразумевали глубокую воду, в то время как низменному побережью обычно сопутствуют отмели.

Пока «Кэтлин» приближалась к фрегату, на Рэймиджа нахлынул целый поток ощущений. Море стало намного спокойнее, хотя утесы не затеняли ветер так, как ожидалось. Наверху виднелась только вершина Башни — гряда скал скрывала остальное.

«Вы все еще под трибуналом», — что бы не имел в виду Пробус, у следующего трибунала не будет недостатка в свидетелях, но если сейчас он допустит ошибку, то обвинять станет некого.

Бог мой, фрегат быстро приближается! Рэймидж перехватил взгляд Джексона и осознал, что почесывает шрам на лбу. Проклятый американец! Усилием воли он сцепил руки за спиной, зажав подзорную трубу под мышкой. «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом»…[45]

Теперь уже можно было различить стекла кормовой галереи фрегата — они поблескивали на солнце. Еще видны были жалкие остатки рудерпоста, где руль был срезан у самого начала подводной части кормы. Удивительно, как мачты ухитрились упасть прямо на утес.

Еще триста ярдов. Нет, меньше, гораздо меньше.

Рэймидж поднес ко рту рупор, потом отдернул его и стер с нагубника соленую воду — жажда уже и так дает о себе знать.

— Помните, ребята: каждый выстрел — в цель! Не торопитесь. Не забывайте, что мы будем постепенно поворачивать, так что не спешите наводить орудия. Пробки — вон!

Стал различимы детали золотого орнамента на транце и кормовых галереях «Белетты». В окне с выбитым стеклом на мгновение появилось чье-то лицо.

— За все, что дано нам, да преисполнит нас Господь искренней благодарности, — с притворной набожностью произнес Джексон слова известной молитвы.

До точки открытия огня осталось двести ярдов. Куттер скользил, словно прогулочная яхта — для полноты картины не хватало только смеющихся прекрасных женщин на палубе… Сто пятьдесят ярдов… Таких, как Джанна — задающей вопросы, спотыкающейся при произнесении незнакомых слов, с ее мелодичным голосом, с ее телом… Сто ярдов. Квартирмейстер балансирует с наветренной стороны румпеля, стараясь удержать его, другой рулевой тянет или толкает в такт с ним.

— Приготовиться травить шкоты, мистер Саутвик.

Лишний приказ — он уже отдал его раньше. Рэймидж снова почесал шрам, не обращая внимания, заметил это проклятый Джексон, или нет, и опять увидел промелькнувшее в окне лицо.

С места, где он стоял, до форштевня «Кэтлин» было шестьдесят футов, а ее бушприт выдавался вперед еще на сорок — в целом, чуть более тридцати ярдов.

И тут Рэймиджа охватил ужас: он понял, что не сможет обстрелять «Белетту» и лечь на обратный курс, избежав огня задних орудий в батарее фрегата. Он ошибся: как в расчете курса, так и в оценке закругления кормы «Белетты». Но теперь поздно что-либо менять.

До точки поворота пятьдесят ярдов. Половина их этих людей, напряженно застывших сейчас у пушек, умрет через пару минут.

— Квартирмейстер — поворачивай понемногу. Мистер Саутвик — шкоты! К орудиям!

Постепенно нос куттера, прежде направленный точно на корму фрегата, стал отворачивать к морю. Рэймидж подумал, что ему никогда прежде не доводилось видеть, чтобы корабль разворачивался так медленно. Ему уже хотелось приказать квартирмейстеру сильнее переложить румпель, когда он увидел, как командир расчета первой карронады присел на колено футах в четырех-пяти за орудием, и, сжимая в руке шнур замка, стал прицельно смотреть вдоль ствола.

Спокойнее, скомандовал себе Рэймидж. Бог мой, каким чудовищно огромным кажется фрегат, если смотреть на него с палубы маленького куттера. Внезапный грохот от выстрела орудия впереди заставил его вздрогнуть, но инстинктивно он посмотрел на цель: целая секция кормовой галереи «Белетты», где появлялся человек, скрылась в облаке пыли — странно, но ядро, попавшее в резное дерево галереи, всегда поднимает пыль. Несколько ржавого цвета точек возле пролома показывали места, где разлетевшиеся картечины пробили обшивку.

Снова грохот — выстрелила вторая карронада — и заряд картечи врезался в корму ближе к штирборту. Большая часть железных шаров попала ниже окон, породив новое облако пыли, дождь обломков и искры, где произошел рикошет от металла.

Выстрелило третье орудие, попав в центральную секцию. «Кэтлин» продолжала отворачивать к морю, и Рэймидж мог теперь видеть борт фрегата. Видны были неуклюжие короткие жерла орудий главной батареи, торчащие из портов. Они были развернуты к корме до предела. Рэймидж представил себе французов, сжимающих тросы замков, в ожидании, когда станет виден куттер…

Пороховой дым от карронад «Кэтлин» сносило назад, и хотя Рэймидж его не видел, зато чувствовал этот кислый, щиплющий горло запах. Шум и запах битвы — сочетание, заставляющее людей на время терять рассудок, превращая спокойных, дружелюбных моряков в кровожадных убийц. Бывают моменты — особенно при абордаже — когда офицерам приходится потрудиться, чтобы удержать своих людей в рамках дисциплины. Это редко им удается, однако успеху не нужны оправдания, а в случае неудачи — кто спросит с мертвого командира?

— Мистер Саутвик — к повороту!

Громыхнула четвертая карронада — остался еще выстрел — он посмотрел на пятое орудие, последнее в его маленькой бортовой батарее. Помощник артиллериста, Эдвардс, склонился над ней, беря прицел — даже сейчас неплохо было бы увеличить угол возвышения. В руке Эдвардс держал шнур. Да выстрелит когда-нибудь этот проклятый парень? Тот снова посмотрел вдоль ствола, поглядел через порт: не набегает ли большая волна, — и, переждав вал, дернул за шнур.

Рэймидж почти не услышал звука выстрела, увидел только клуб дыма, вылетевший из жерла орудия.

— Поворачивай!

Квартирмейстер и его помощник переложили руль. Моряки лихорадочно суетились у грота-шкота, стремясь изменить положение гика, другая группа матросов работа у снастей кливера. Нос куттера стал медленно поворачиваться к морю, но медленно, слишком медленно. Рэймидж посмотрел, как тяжелый гик пересек палубу, потом повернулся к корме.

Прямо на него глядели жерла четырех двенадцатифунтовок главной батареи фрегата и четыре меньших орудия, установленных на верхней палубе — прямое доказательство ошибочности его расчетов. Поскольку корпус «Белетты» закруглялся к оконечностям, последние орудия батарей могли быть довернуты гораздо больше: он не принял в расчет это искривление, и вот теперь французские артиллеристы наблюдают, как «Кэтлин» входит в поле их видимости.

— Господи Иисусе! — пробормотал Джексон.

Дуло последней пушки главной палубы «Белетты» полыхнуло красным и выплюнуло облачко желтоватого дыма. Долей секунды позже наверху раздался треск, и Рэймидж увидел, как стеньга «Кэтлин» медленно клонится вниз. Он не мог оторвать глаз от фрегата. Следующее орудие блеснуло и окуталось дымом. Резкий звук, похожий на треск разрываемой парусины, дал понять Рэймиджу, что ядро прошло в нескольких футах от него, но неприятный лязг металла и крики раненых без слов сказали ему, что оно пронеслось вдоль линии карронад по штирборту. Едва лейтенант снова повернулся к фрегату, как выстрелила последняя пушка верхней палубы, через секунду за ней — вторая.

Он ожидал грохота и боли, но вместо этого ярдах в тридцати за кормой куттера раздался всплеск, а следом за ним — зловещий вой, когда ядро, срикошетив от воды, пронеслось над их головами. Второе ядро, должно быть, прошло слишком высоко.

— Пушки верхней палубы наводил один человек, — прокомментировал Джексон. — И кто бы сказал, куда он послал последнее ядро?

Выстрелила третья пушка верхней палубы, почти следом за ней третья с главной батареи. Глухой удар и дождь щепок свидетельствовали, что ядро проломило фальшборт «Кэтлин», но, кинув, взгляд на румпель, Рэймидж убедился, что руль исправен, зато переведя взгляд на матросов у грота-шкота, обнаружил кровавую мешанину тел — ядро упало прямо посреди них.

«Кэтлин» направлялась на северо-восток, и быстро меняла курс. Рэймидж ждал, когда выстрелит четвертое орудие главной палубы. Если повезет, остальные не смогут вступить в дело.

Саутвик уже распорядился послать людей наверх, чтобы разобраться с повреждением стеньги, и теперь вернулся с докладом.

— Стеньгу можно убрать без помех, сэр — больше ничего не повреждено. Сбиты три орудия правого борта. По прикидкам, около дюжины парней убито и где-то две дюжины ранено.

— Хорошо. Проследите, чтобы раненых отправили вниз немедленно.

Кровавая бойня. Но могло быть гораздо хуже. Что дальше? Как, черт побери, ему удастся забрать людей из Башни, если он не сможет использовать фрегат в качестве причала? Ладно, ладно, скомандовал себе лейтенант. Без паники. Подумай, Рэймидж, хорошенько подумай.

Хм… Факт: из пяти орудий правого борта «Кэтлин» осталось только два. Отлично. Если я собираюсь снова атаковать со штирборта, нужно передвинуть на место поврежденных орудия с бакборта. На это нужно время, особенно если учесть крен.

Факт: все три ядра, выпущенных с главной палубы «Белетты», попали в «Кэтлин»: так что если по мне сделают полный бортовой залп, можно предположить, что попадут, по меньшей мере, ядер десять из тринадцати. А десять попаданий превратят «Кэтлин» в руины.

Факт: «Белетта» неуязвима для «Кэтлин» — даже после обстрела картечью ее орудия повели огонь, и причем точный. Прислуга у пушек скорее всего, была перебита, но ее тут же сменили.

Факт: … и тут его осенила мысль: да, «Белетта» неуязвима для «Кэтлин», а для ее бывшего экипажа, засевшего в Башне? Не смогут ли они совершить вылазку и отбить корабль, используя мачты как абордажные лестницы?

Если не брать в расчет абордаж с «Кэтлин», который невозможен, поскольку им не дадут подойти к борту фрегата, это остается единственным шансом. Чем больше Рэймидж размышлял, тем больше убеждался в этом.

Невыясненными оставались два фактора: сколько французов засело на «Белетте» и какие силы осаждают Башню.

Рэймидж подозревал, что в Башне скрывается порядка ста двадцати моряков и морских пехотинцев, и есть основания полагать, что у большинства из них есть мушкеты или кортики. Если он все правильно организует, у команды «Белетты» появится сильный союзник — внезапность. Зачастую этот фактор играет решающую роль в сражении. Орда британских матросов, с воплями и гиканьем неожиданно выскочивших из Башни, может прорвать французский кордон вдвое большей численности. А на самой «Белетте» они получат все преимущества, так как им придется сражаться на хорошо знакомом им корабле, тогда как французы будут чувствовать себя неуверенно.

Значит, решено. Рэймидж потер лоб: как бы донести идею до капитана «Белетты», заточенного в высокой Башне? Такого сигнала в книге нет.

«Кэтлин» тем временем продолжала идти на северо-восток, теряя время. Рэймидж поднял голову, глядя, как матросы опускают последние куски разбитой стеньги на палубу. К нему подошел Джексон.

— Все раненые спущены вниз, сэр. Десять убитых, еще трое не протянут долго.

Тринадцать напрасных жертв, с горечью подумал Рэймидж.

— Сколько всего раненых?

— Пятнадцать, сэр.

Двадцать пять убитых и раненых из экипажа в шестьдесят четыре человека — больше трети, по сути, почти половина. Вполне достаточно, чтобы удовлетворить любого, кто судит о действиях корабля в бою по списку потерь, даже если капитан его все еще под трибуналом.

И все же, ему повезло: Саутвик, Эпплби, Джексон и Эванс — все невредимы.

— Мистер Саутвик, будьте любезны, на минуту.

Мастер примчался тут же. Лицо его по-прежнему выражало оптимизм. «Из тех, кто не боится трудностей», — с благодарностью подумал Рэймидж.

— Когда мы сможем лечь на другой галс? Мы теряем время, уходя в море этим курсом.

— Дайте мне две минуты, сэр. Нужно убедиться, что все фалы движутся свободно, и проверить ванты и штаги.

— Отлично, — ответил Рэймидж и повернулся к Джексону, — книгу сигналов, пожалуйста.

Он пролистал книгу, глядя на номера сигналов в левой части страницы и их значения в правой.

Сначала надо поднять «Приготовиться к бою». Это команда «Белетты» поймет сразу. Они могли разглядеть, какие повреждения получил куттер, и их капитан, без сомнения, гадает, что предпримет Рэймидж дальше.

О! Рэймидж постучал по странице пальцем — ему стоило подумать об этом раньше: «подготовительный флаг», вкупе с сигналом к абордажу. Точное название последнего гласило: «Абордировать противника по мере сближения с ним», но если поднять его с «подготовительным флагом», капитан «Белетты» не станет его выполнять, пока «подготовительный флаг» не спустят.

Он едва успел приказать Джексон набрать сигналы на фал, приготовив их к подъему, как подошел Саутвик, отрапортовавший, что мачта очищена от обломков.

— Прекрасно, — отозвался Рэймидж. — Поворачиваем немедленно.

Три минуты спустя «Кэтлин» развернулась и снова направилась к берегу, идя круто к ветру. Брызги смывали с палубы темные пятна у разбитых орудий и дальше на юте, где погибли шкотовые.

Если бы вместо обычных ядер французы использовали крупную или мелкую картечь… Крупная картечь могла нанести гораздо большие повреждения, чем сбитая стеньга. Мелкая — сорок два железных шарика каждый весом в четыре унции — запросто смела бы всех с палубы. Рэймидж поежился.

Лучше дать экипажу «Белетты» как можно больше времени на подготовку — не простое дело отдать команды доброй сотне матросов, укрывшихся в Башне.

— Джексон, поднимай сигналы, но убедись, чтобы «подготовительный» предварял второй.

— Есть, сэр.

Рэймидж смотрел, как по фалу пополз сначала красный флаг, а за ним — разделенный на четыре красных и белых квадрата.

«Приготовиться к бою» — один из самых волнующих сигналов в книге.

Через подзорную трубу он увидел, что Башня дала подтверждение.

На другом фале Джексон поднял флаг, разделенный по горизонтали на пять синих и четыре белые полосы — «подготовительный».

И наконец американец поднял сигнал из двух флагов: на первом — синий крест на белом фоне; на втором — горизонтальные синие, белые и красные полосы — «Абордировать противника…»

И снова Башня дала подтверждение.

Все зависит от времени…все зависит от времени… Впрочем, не все: если у парней из Башни не получится отбить «Белетту», ничто не спасет «Кэтлин» от гибели, потому что о неудаче станет известно слишком поздно, чтобы успеть уйти.

Окинув взором палубу, Рэймидж заметил свернутые койки в абордажных сетях, которые он дал распоряжение помощнику боцмана приготовить, когда собирался подойти к борту «Белетты» — до того, как узнал, что на ней французы. Лучше будет пристроить их с внешней стороны борта. А парни с кошками — их не убили? Капитан направился к Саутвику и дал ему соотвествующие указания.

Видимо, ветер стал все-таки слабеть: еще раньше Рэймидж почувствовал, как несколько раз он стихал, словно либеччо переводил дух. Ему часто приходилось наблюдать, как полдюжины таких вот замираний предвещают переход в течение десяти минут от сильного ветра к штилю, оставляющему корабль неподвижным на волнующемся море, когда вверху все стучит и раскачивается, а внизу подпрыгивает вверх-вниз, будто в приступе пляски святого Витта. А если предположить, что они заштилеют ярдах в ста от «Белетты», после того, как моряки выйдут из Башни?

Рэймидж покачивался в такт движениям куттера. «Белетта» лежала примерно в миле впереди, они шли тем же курсом, что и прежде. Сигналы «Приготовиться к бою» и «Абордировать» развевались, последний в сопровождении многозначительного «подготовительного». Шкоты кливера и грота потравили, так что оба паруса в значительной степени обезветрели, скорость куттера снизилась до пяти узлов. К «Белетте» они должны подойти примерно через двенадцать минут.

Рэймидж подошел к квартирмейстеру, стоящему с наветренной стороны румпеля, его помощник расположился с подветренной стороны.

— Приказы вам понятны?

Квартирмейстер самоуверенно усмехнулся.

— Да, сэр. Так же, как прежде, только на этот раз я должен подойти с наветра к борту «Белетты», ее срез кормы напротив нашего.

— Отлично. Постарайся. Не забывай про бушприт — нам не к чему загарпунить им «Белетту».

И моряк, и квартирмейстер засмеялись.

Рэймидж был доволен, что лег в дрейф и перетащил карронады с левого борта взамен вышедших из строя орудий правого — работа тяжелая, но стоящая свеч. Он подошел к расчету последнего из орудий. Справа и слева от пушечного борта стояли прислоненные к борту кортики и абордажные пики, готовые к использованию в любой момент. Орудие было заряжено, пробка закрывала дуло от брызг. Кремневый замок укрыт кричащей желто-красной полосатой тряпкой, судя по засаленности, прежде она украшала голову одного из матросов. Запальный шнур лежал сверху. Сбоку от карронады пристроили кошку со свернутым в бухту линем. Некогда до блеска надраенные доски палубы были покрыты глубокими царапинами — после того как ядро с «Белетты» разбило карронаду, замененную теперь на новую.

— Кто отвечает за кошку?

Вперед выступил плотного телосложения матрос в перепачканных парусиновых брюках и мятой синей рубашке.

— Я, сэр.

— Ты знаешь, куда должен забросить кошку?

— Если мы подойдем к борту, как вы сказали, сэр, я должен закинуть ее за фальшборт прямо над вторым с кормы пушечным портом.

— А если не к борту?

— То за гакаборт, сэр.

— Хорошо. И не забудь отпустить кошку, когда метнешь — мне не хотелось бы, чтобы ты перелетел вместе с ней на «Белетту».

Стоящие поблизости моряки захохотали. Секундой позже к ним присоединился и сам матрос с кошкой, не сообразивший поначалу, что Рэймидж шутит.

Рэймидж пошел дальше, перекидываясь парой-другой слов с каждым орудийным расчетом. Проверил, как укреплены за бортом сигарообразные кранцы, и не мешают ли они дулам орудий.

Почти у самого форштевня он увидел маленького, тощего матроса, почти совершенно лысого. У ног его лежала кошка и свернутый линь. Моряк едва ли казался подходящим на роль метателя, и все же помощник боцмана поставил именно его на самую важную и трудную позицию — у бушприта, под кливером.

— Как далеко ты можешь бросать?

— Не знам, сэр.

— Футов на сорок?

— Не знам, сэр, но намного дальше, чем еще кто-нибудь на борту.

— Откуда ты знаешь?

— Прежний капитан устроил что-то вроде состязания, сэр. Я получил чарку сверх нормы!

— Здорово, — улыбнулся Рэймидж. — Повторишь бросок — получишь две чарки!

— О, спасибо, сэр, спасибо. Джон Смит-третий, старший матрос, сэр. Вы не забудете, сэр?

Глаза у моряка сияли. Он не мог не знать, что минут через восемь ему предстоит в одиночестве стоять на посту, подвергаясь смертоносному огню французов, но эта перспектива его не волновала. Зато шанс получить пару чарок рома заставил его глаза блестеть и испытывать беспокойство, не забудет ли капитан своего обещания.

— Не забуду, — ответил Рэймидж. — Джон Смит-третий.

— Виноват, сэр, только что вспомнил: я теперь второй, сэр. Один из первых двух отдал якоря у четвертой пушки.

Рэймидж посмотрел на «Белетту». Значит, из Бастии отплыло три Джона Смита. При удаче вернутся два. Один, переводя жаргонное выражение моряка, убит. Бастия… Джанна… Что она делает сейчас?

Он снова направился на корму, подошел к наветренной части палубы и попросил Джексона подать подзорную трубу.

— Возьмите и это тоже, сэр, — сказал американец, протягивая ему пистолеты, присланные сэром Гилбертом Эллиотом.

— Да, спасибо.

Лейтенант расстегнул нижнюю пуговицу жилета, отвернул полы и засунул длинные стволы пистолетов за пояс.

— И еще это, сэр. — Джексон подал ему шпагу.

Рэймидж отмахнулся.

— Оставь себе. У меня уже есть.

Нагнувшись, он расстегнул укрепленный в ботинке чехол метательного ножа.

Подошел Саутвик, сияющий, как новая монета.

— Все нормально, сэр?

— Великолепно, мистер Саутвик.

— Если у вас получится, как в прошлый раз, то будет все отлично.

Рэймидж свирепо посмотрел на него и хотел уже приказать ему придержать язык, когда понял, что штурман говорит совершенно серьезно — этот идиот и вправду полагал, что первая атака прошла успешно. Успешно! Десять трупов без церемоний сброшены за борт, а пятнадцать раненых лежат внизу, из них трое, по выражению Джона Смита, вот-вот бросят якоря на том свете…

Рэймидж поднес к глазу окуляр подзорной трубы и посмотрел на «Белетту», стараясь оценить дистанцию. После некоторого промедления он, не оборачиваясь, скомандовал Джексону:

— Спустить «подготовительный»!

— Есть, сэр.

Осталось около полумили — это дает команде «Белетты» шесть минут на то, чтобы выйти из Башни и захватить фрегат. Господи, как велико искушение дать им десять минут, избежав риска для «Кэтлин»: за это время они или возьмут корабль, или начнут в панике прыгать за борт, заблаговременно предупредив тем самым куттер о своей неудаче.

Но если оставить шесть минут, есть шанс, что «Кэтлин» подойдет к борту фрегата через две минуты после того, как начнется абордаж, как раз когда французы бросят пушки, чтобы схватиться с десантом. Залп карронад «Кэтлин», произведенный в упор, может перевесить чашу весов, давая французам понять, что они оказались между двух огней — абордажной партией из Башни и пушками, а возможно, еще и десантом, с «Кэтлин».

Лейтенант посмотрел на корму «Белетты» и пришел в изумление, оценив разрушения, причиненные ей карронадами «Кэтлин». Он подумал, что неплохо было бы дать помощнику артиллериста посмотреть на результаты стрельбы и рассказать о них людям.

— Эдвардс, — распорядился Рэймидж, — возьмите трубу и осмотрите повреждения. Если нам удастся сделать следующий залп, я хотел бы, чтобы он был таким же удачным.

Артиллерист подошел, взял трубу и устроился поудобнее. Посмотрев на фрегат, Эдвардс присвистнул.

— Ну и ну, мы вдребезги разнесли капитанскую каюту!

Типичная реакция, подумал Рэймидж, усмехнувшись: идея разворотить капитанские апартаменты на королевском корабле, да еще исполняя приказ, не могла оставить равнодушной.

— Но сэр… — воскликнул Эдвардс, и замялся, так как корабль покачнулся на мощной волне. Он устроился поудобнее и вновь припал к окуляру. — Бог мой, сэр, к ним на борт прибывают еще люди!

Рэймидж выхватил у него трубу. Эдвардс оказался прав, но эти люди были британцами. Несколько дюжин человек появились на кромке утеса и теснились на пути к упавшим мачтам, которые уже были густо облеплены моряками.

— Выкатить орудия, мистер Саутвик! Квартирмейстер: держать румпель так, словно от этого зависит твоя жизнь!

Проклятье, «белеттцы» выскочили из Башни и ринулись на корабль быстрее, чем он ожидал — теперь ему нужно прибавить ходу, чтобы помочь им. А ему хотелось подойти к фрегату на минимальной скорости, поскольку куттеру нужно немало времени, чтобы остановиться.

Рэймидж перевел объектив к низу мачт — никаких признаков дыма — возможно, французы на корабле еще не подозревают, что матросы устремились на них сверху. Лейтенант вознес про себя хвалу небесам, что те не кричат, сохраняя шанс на внезапность нападения.

Снова посмотрев на утес, Рэймидж заметил, что толпа на нем заметно поредела: добрая половина моряков была на мачтах или уже на корабле. Почему не видно французских мундиров? Видимо, вылазка из Башни совершенно застала их врасплох.

Рэймидж со щелчком сдвинул трубу — «Кэтлин» подошла так близко, что все было видно невооруженным глазом.

Квартирмейстер орлиным взором следил за шкаторинами грота и кливера, реагируя движением румпеля на каждый порыв ветра. Куттер подошел так близко к скалам, что ветер стал переменчивым, дуя по большей части под углом и потихоньку меняя направление.

— Мистер Саутвик, дайте команду людям с кошками занять свои места. Прикажите баковым приготовиться обстенить кливер.

Корма фрегата сделалась огромной. Рэймидж посмотрел вдоль борта «Белетты» — орудия, как и прежде, были выдвинуты из портов и довернуты на максимальный угол. Видны были выступающие за борта руслени со свисающими обрывками вант, прежде поддерживавших мачты. Это, скорее всего, будет представлять проблему. Впрочем, может и нет: они расположены слишком высоко, чтобы повредить такелаж «Кэтлин».

Рэймидж видел, как матросы с кошками в руках расположились вдоль борта куттера. Джон Смит, недавно третий, а теперь второй, забрался на бушприт, полотнище кливера частично скрывало его из виду.

Шестеро с кошками, еще с полдюжины управляются со шкотами и фалом кливера, другие десять — чтобы спустить грот. М-да-а… На пушки остается совсем немного. Самый опасный момент наступит, когда команда «Белетты» окажется на борту куттера, и «Кэтлин» отправится в обратный путь — если французы сумеют управиться с пушками и сделать хотя бы несколько залпов…

Рэймидж потер шрам на лбу: ему в голову пришла новая идея.

Поскольку его карронады не могли принести существенной пользы — так как, стреляя по фрегату, он рисковал попасть в англичан, он решил обезопасить себя от пушек «Белетты», пока французы заняты отражением атаки сверху.

— Джексон! Возьми дюжину парней, и как только мы подойдем к борту, высаживайся и перережь все тали и брюки крепления орудий, какие только сможешь. Потом идите на помощь ребятам с «Белетты».

Если французы станут стрелять из пушек без брюков, останавливающих их после отдачи, орудие прокатится через палубу, убивая всех, кто окажется на пути.

Джексон довольно ухмыльнулся и, выхватив шпагу, подаренную Рэймиджу сэром Гилбертом, побежал по палубе, подбирая людей.

Осталось еще две сотни ярдов… Какой же инерционный выбег у этого корабля? Проклятье, волна ударила в скулу с бакборта, но квартирмейстер быстрым движением румпеля вернул куттер на курс.

И все-таки Рэймидж оказался в более выгодном положении, чем ожидал: ему был виден фрегат во всю длину, а курс «Кэтлин» проходил параллельно и мористее на расстоянии пятнадцати-двадцати ярдов от осевой линии «Белетты».

Сто пятьдесят ярдов…

— Мистер Саутвик! Ослабить грота-шкот.

Куттер начал постепенно терять скорость.

— Грота-шкот под ветер, а кливер-шкот на ветер!

Это позволит снастям не запутаться, когда он отдаст приказ обстенить кливер, и парус, отклоняемый назад ветром, станет разворачивать нос судна под ветер, относя прочь от фрегата. Но, закрепив в последний момент грота-шкот и довернув румпель, можно будет заставить нос куттера повернутся в нужную сторону. Две противоборствующие силы уравновесят друг друга, позволяя куттеру лежать в дрейфе у борта фрегата, на достаточном расстоянии, чтобы матросы могли забросить на него кошки, зацепив их за фальшборт.

Сто ярдов, возможно, даже меньше, а чертов куттер летит, как коляска с понесшими лошадьми. Проклятье, это рискованно, но если они остановятся, не дойдя до фрегата, это плохо. Если же, напротив, будут двигаться слишком быстро вдоль его борта, остается еще шанс затормозить, зацепившись кошками, или быть прижатыми к нему порывом ветра.

— Мистер Саутвик! Мы ложимся в дрейф у борта фрегата. Как только забросят кошки, сразу подтягиваемся. Я скомандую, когда обстенить кливер и переложить грот.

Семьдесят пять ярдов по прикидке, и весьма грубой.

Никто не выглядел обеспокоенным: лицо Саутвика светилось безмятежностью, квартирмейстер сконцентрировался на руле, Джексон махал шпагой сэра Гилберта, проверяя балансировку клинка.

— Мистер Саутвик, обстенить кливер! — рявкнул Рэймидж.

Проклятье, похоже, они проскочат мимо! А что это за треск? Мушкетная пальба! И крики на борту фрегата.

— Правее! Грота-шкот на корму!

Он ошибся ярдов на тридцать по меньшей мере. Нет, может, только на двадцать — даже меньше, если кошки удержат.

Легший на снасти кливер, пытающийся развернуть нос под ветер, встретил противодействие грота, старающегося привести нос к ветру. Но что еще более важно, в результате этой борьбы куттер стал терять скорость быстрее, чем предполагал Рэймидж, и сокращать разрыв между двумя кораблями.

Их разделяло лишь несколько ярдов, они прошли десятифутовую отметку: бушприт «Кэтлин» уже пересек линию кормы фрегата.

— Квартирмейстер, переложить руль.

Если повернуть перо руля больше, чем на тридцать градусов, оно начнет работать как плавучий якорь. Теперь…

— Мистер Саутвик! Обезветрить грот и кливер!

Саутвик прокричал приказания. Кливер заполоскал, а длинный гик грота развернулся на бакборт, позволяя ветру обтекать парус с обеих сторон, не давя на него.

До Рэймиджа дошло, что Саутвик орет: «Бог мой, вот это точность!».

Поднеся к губам рупор, Рэймидж закричал:

— Забрасывай кошки!

Он смотрел, как Джон Смит-второй расположился на бушприте, держа в руке свисающую кошку. Тело его не выглядело напряженным, скорее расслабленным. Затем он вскинулся и развернулся, заведя назад правую руку. Внезапно его плечо и рука метнулись вперед, кошка взлетела вверх, заставляя линь образовать дугу в воздухе. Кошка исчезла за фальшбортом фрегата, и Смит отпустил линь, предоставляя другим матросам выбирать слабину. «Кэтлин» остановилась так близко, что бросок получился несложным, но Смит честно заработал свои две премиальные чарки.

Остальные кошки по очереди взмывали вверх и исчезали за фальшбортом. Моряки налегли на лини, и через мгновение «Кэтлин» стукнулась о борт фрегата.

— Абордажная партия, вперед! — проревел Рэймидж в рупор, и увидел, как Джексон прыгнул с планширя куттера в открытый пушечный порт «Белетты». Остальные последовали за ним.

Повинуясь внезапному порыву, Рэймидж откинул рупор, выхватил из-за пояса пистолеты и запрыгнул на последнюю карронаду, намереваясь последовать за Джексоном, но в этот момент наверху, на планшире полуюта фрегата появилось несколько человек. Балансируя на пушке, Рэймидж понимал, что не успеет поднять пистолеты и приготовился встретить мушкетный залп. Но вместо него он услышал «ура» — английское «ура».

Чувствуя себя идиотом, лейтенант слез с карронады. Засунув пистолеты на место, он подобрал рупор и прокричал:

— Эй, с «Белетты», спускайтесь на борт, да поживее!

Чей-то властный голос раздался сверху, и Рэймидж увидел в одном из пушечных портов офицера, без шляпы, но с эполетами на обоих плечах, говорящих о по меньшей мере трехлетней капитанской выслуге.

Среди хлопанья парусов, воплей и мушкетной пальбы трудно было расслышать что-либо, поэтому Рэймидж снова запрыгнул на карронаду. Капитан прокричал:

— Дайте нам пять минут, чтобы покончить с лягушатниками.

— Слушаюсь, сэр.

«Слава Богу, — подумал Рэймидж, — наши одерживают верх».

— А как с французами на утесе, сэр?

— Не беспокойтесь. Мы не дадим им спуститься по мачтам, это все, что нужно!

Капитан еще не кончил говорить, когда стрельба донеслась с другого конца корабля, и Рэймидж увидел, как на обрыве появились французские солдаты, но тут же вынуждены были отпрянуть назад.

Капитан «Белетты» Лэйдман оказался верен слову: не прошло и четырех минут, как моряки — среди них и Джексон со своим отрядом — стали спускаться на палубу «Кэтлин». Лэйдман прокричал с юта:

— Все, за исключением морских пехотинцев. Вы готовы дать ход?

— В любую секунду, сэр.

— Прекрасно.

Лэйдман скрылся из виду, и через минуту облаченные в красные куртки морские пехотинцы, не выпуская из рук мушкеты, полезли вниз по борту фрегата. Едва достигнув палубы «Кэтлин», не дожидаясь приказа Рэймиджа, их лейтенант рассредоточил пехотинцев вдоль фальшборта куттера. Солдаты принялись заряжать мушкеты, готовясь открыть огонь. Остальные белеттцы тем временем укрылись внизу, чтобы не мешаться.

Джексон, дожидавшийся возможности отрапортовать, сказал:

— Все брюки перерезаны, сэр, по обоим бортам.

— Быстро управились.

— Несколько парней с фрегата помогли нам, но я проверил каждую пушку лично.

— Очень хорошо. Оставайся здесь.

Наконец, в пушечном порте снова появился капитан Лэйдман, спустившийся затем на «Кэтлин».

— Добро пожаловать на борт, сэр, — поприветствовал его Рэймидж.

— Благодарю вас, юноша. Прошу прощения, что к вашему прибытию на борту «Белетты» расположились незваные гости.

— Ну, вы хотя бы предупредили об их присутствии, — рассмеялся Рэймидж. — Однако, прошу извинить меня, сэр…

Капитан Лэйдман кивнул, и Рэймидж повернулся к штурману.

— Мистер Саутвик, обстенить кливер и поднять стаксель.

Бушприт «Кэтлин», лежащей у борта фрегата, указывал под углом на скалы, на которых сидел нос «Белетты», и единственное, к чему пришел Рэймидж, было дать ветру развернуть нос куттера, оставив корму обращенной к фрегату. Это позволит избежать столкновения с рифами у подножия следующего мыса.

— Эванс, — обратился он к помощнику боцмана, — обрежь четыре передних линя, а последние два оставь. Если надо, вытрави их, но наша корма должна быть пришвартована. Квартирмейстер, переложить руль.

Ветер теперь наполнял кливер спереди, так что парус стал плоским, как доска. Постепенно нос куттера стал уваливаться под ветер, но благодаря длинному килю часть энергии ветра преобразовалась в продольное движение, так что корма «Кэтлин» потихоньку двинулась вперед.

Рэймидж посмотрел назад: кормовая галерея фрегата, сильно пострадавшая после первой атаки «Кэтлин», образовывала одну линию с транцем куттера. Эванс командовал матросами, попеременно то травя лини кошек, не препятствуя движению назад, то выбирая их, чтобы удержать куттер развернутым кормой к фрегату и помочь носу развернуться.

Рэймидж выждал, пока форштевень «Кэтлин» не ушел с линии скал, лежащих впереди. Стаксель уже подняли, и он, как и кливер, работал назад.

— Мистер Саутвик, будьте любезны дать кливеру и стакселю забрать ветер.

Едва паруса дадут тягу, снос «Кэтлин» назад должен прекратиться, и она двинется вперед, но пока не работает грот, корабль будет сохранять стремление увалиться под ветер.

— Квартирмейстер, руль по центру.

Неожиданно раздавшийся треск мушкетных выстрелов заставил его посмотреть на вершину утеса: встав на колено и приложив мушкеты к плечу, там расположилась группа французских солдат. В ту же секунду морские пехотинцы, расставленные вдоль борта «Кэтлин», открыли ответный огонь, и французы скрылись.

Под напором ветра, наполнившего передние паруса, «Кэтлин» слегка накренилась и стала постепенно набирать ход.

— Эванс, обрезать лини! Квартирмейстер, держать курс! Мистер Саутвик, грот!

Спустя десять минут «Кэтлин» полным ходом шла вдоль побережья, направляясь к Бастии, а Рэймидж, передав управление Саутвику, направился к капитану Лэйдману, который, как заметил лейтенант, деликатно стоял в сторонке на квартердеке.

— Приношу свои извинения, что не мог оказать вам соответствующего приема, сэр. Меня зовут Рэймидж.

— Лэйдман, — хрипло ответил тот. — Черт возьми, вы здорово управились, юноша. Можете не сомневаться, я отражу это в своем рапорте. Позвольте представить вам моих офицеров. Они в вашем распоряжении. Можете брать людей, сколько нужно: вам, насколько я понимаю, сильно не хватает рабочих рук, не так ли?

Не дожидаясь ответа, Лэйдман подозвал своих лейтенантов, штурмана и командира морской пехоты, и представил их.

— Кстати, — заметил капитан, — было бы неплохо развести огонь на камбузе: мы некоторое время ничего не ели…

— Конечно, сэр, я распоряжусь.

Рэймидж повернулся к Джексону:

— Передай моему вестовому, пусть организует для офицеров что-нибудь перекусить.

Потом нашел взглядом помощника боцмана:

— Эванс, прикажите коку, пусть возьмет кого угодно из наших и экипажа «Белетты», но через час обе команды должны получить пищу.

Затем лейтенант подошел к Саутвику. Тот просто протянул ему руку, и Рэймидж пожал ее.

— Благодарю. Я намерен спуститься вниз, поговорить с ранеными. На камбузе разводят огонь. Кстати, выдайте всем матросам по чарке, а Джону Смиту-второму — две!