Лезвие вечности

1

Прелесть подобных ситуаций, как считал Джек Слейд, заключается в том, что в них совершенно ничего нельзя понять, а если в чем-то и разберешься, воспользоваться этим пониманием невозможно. Кодированная депеша из Лондона свидетельствовала, что мнение Слейда разделяет и руководство «Сумеречного Странника».

Депеша за подписью Марстенса представляла собой растерянный отклик на отчет Слейда о последних событиях. В своем отчете британский специалист упоминал и о телефонном звонке с предложением купить стилет, и о грубоватой уличной слежке. Марстенс соглашался с тем, что утечка информации о нелегальном прибытии Слейда в Россию, скорее всего, исходит из Лондона, и сообщал о начале негласной проверки причастных к операции лиц. Но никаких указаний Слейд снова не получил, если не считать таковыми заботливые призывы соблюдать осторожность. Это было похоже на спасение утопающего, когда вместо спасательного круга с берега летят советы измерить температуру воды и активнее махать руками.

Слейд сидел за столом и передвигал по полированной крышке высыпанные из пачки сигареты. Он решал журнальную головоломку. Требовалось разложить шесть сигарет так, чтобы каждая соприкасалась с пятью другими. Это оказалось чертовски нелегкой задачей. В конце концов Слейда осенило, что сигареты следует разместить не на плоскости, а в пространстве. Воплотить теорию в практику он не успел, так как затрещал телефон. Слейд снял трубку.

— Долтон слушает.

— Здравствуйте, мистер Долтон, — сказал мужской голос по-русски.

— Добрый день.

— Вам звонит тот, кого вы просили позвонить.

— О… Я очень рад.

— А я нет, потому что вы были правы. Дела идут хуже некуда.

— Где мы встретимся с вами?

— Гм… Ваш телефон прослушивается?

— Нет.

Слейд сказал это с чистым сердцем. Предоставленная ему мистером Блейком из посольства техника надежно защищала его телефон, и не было никаких подслушивающих устройств ни в квартире Слейда, ни в его машине. Это он знал. Он не знал другого: в доме напротив с некоторых пор сняли квартиру обходительные молодые люди, заплатив хозяину огромные деньги и обеспечив того временным жильем в центре Москвы.

Сейчас один из тех молодых людей располагался за портативным пультом в глубине комнаты. Перед ним на треноге возвышался прибор, напоминающий телескоп. Невидимый сверхчувствительный луч лазера был направлен на оконное стекло квартиры Слейда. Каждое слово, произнесенное англичанином не слишком тихо, вызывало незаметное дрожание стекла Цифровые значения частоты и амплитуды этих колебаний передавались в компьютерный анализатор, превращающий их в человеческую речь. К сожалению для молодого человека, поданные по телефону реплики лазерный микрофон уловить не мог, так что записывалась только половина беседы.

— Тогда вот что, — произнес Градов. — Подберите нас на углу Николоямской и Земляного Вала.

— Вы не один?

— Нет. Вы все увидите, но не медлите, ради бога.

— Ситуация так серьезна?

— Пока нет, но нам некуда деться. Если мы будем гулять по городу…

— Значит, вам нужно убежище?

— Да.

— Хорошо, я выезжаю. Моя машина…

— Не надо, я узнаю вас в лицо. За вами следят?

— Полагаю, да.

— Оторветесь?

— Нет смысла. Я смогу привезти вас только в свою квартиру, а она им известна.

— Тогда что же делать?

— Ничего. Ждите и положитесь на меня.

Слейд закончил разговор. Молодой человек в квартире напротив нажал несколько клавиш на пульте, поднес трубку к уху.

— Говорит «Карат-2». У Британца назначена встреча.

— Где, когда, с кем? — прозвучал в ответ голос Свиридова.

— Сейчас, но где и с кем — установить не удалось. Ему звонили по телефону. Тембр определенно мужской, но амплитудно-частотные характеристики смазаны. Как насчет наружного наблюдения?

Подполковник сморщился, как от скрежета бормашины в больном зубе. Слейд — профессионал и, если он обнаружит хвост, может отменить встречу.

— Из реплик Британца вытекает, — добавил «Карат-2», — что он доставит контакт в свою квартиру.

— Ах вот как, — облегченно вздохнул Свиридов. — Тогда не надо наблюдения. Ждите его.

— Есть. Конец связи.

Слейд вышел на улицу и сел в машину. Угол Николоямской и Земляного Вала — совсем недалеко, но англичанин двинулся в протяженный объезд через Красноказарменную и набережную Академика Туполева. Да, ему придется привезти тех, кто его ждет, к себе, но это вовсе не означало, что он может расслабиться и не контролировать обстановку. Слежки он не заметил, и это встревожило его. Сомнительно, чтобы они вот так запросто отстали, скорее перешли к более утонченным методам, а это плохо. Впрочем, предыдущая слежка могла иметь демонстративно-предупредительный характер, такое тоже бывает.

Если последнее предположение правильно, рассуждал Слейд, это означает, что информационная брешь не могла образоваться в Лондоне, ибо никакая спецслужба не станет так подставлять своего агента.

Слейд ошибался. Хвост был настоящим, то есть имел целью сбор сведений о маршрутах англичанина. Преследователи прокололись по двум причинам, о которых Слейд, конечно, догадываться не мог. Первая: вечная головная боль генерала Курбатова — беда с контингентом, нехватка высококвалифицированного персонала в сфере действия проекта «Коршун». И вторая, пересекшаяся с первой и умножившая ее разрушительный заряд, — бегство Тани из «Террариума». Все занимались поисками и спешными мероприятиями, перебрасывать людей было нельзя, как нельзя было и оставлять Слейд а без присмотра. В результате, пока группа «Карат» изыскивала точку для установки лазерной аппаратуры прослушивания, другая группа вела англичанина на одной машине, что само по себе являлось грубейшим нарушением всех правил игры. Нет, оперативники не были клиническими ротозеями, но обстоятельства помогли Слейду переиграть их в тот момент.

Узнав о провале хвоста, генерал Курбатов успокоил себя следующим соображением. Слейд, по мысли Курбатова, должен был принять слежку за демонстративную акцию, а значит, отбросить идею о вероятном лондонском источнике. В такой интерпретации неудача выглядела элегантным замыслом, маневром прикрытия.

Подъезжая к условленному месту, Слейд издали увидел Градова, озиравшегося по сторонам. Иллерецкая держалась за его руку, как маленькая девочка за руку отца.

Затормозив возле них, Слейд распахнул дверцу.

— Садитесь. И давайте знакомиться.

— Я Борис Градов, — сказал Борис, усаживаясь сзади и помогая устроиться Ольге. — Это Ольга Иллерецкая, а это… Взгляните.

Он вынул из кармана куртки стилет и протянул англичанину. Слейд сразу узнал египетский экспонат по фотографии, которой снабдил его в Каире начальник полиции. Повернув рукоятку на девяносто градусов, Слейд отделил ее от лезвия.

— А содержимое? — осведомился он.

— Утрачено, — произнес Борис. — Боюсь, навсегда, но это не важно. Информация записана на дискете, она у меня с собой. И поехали поскорее, сэр. Отдавая себя под покровительство британской короны, мы руководствуемся самыми низменными побуждениями. Крыша над головой, простая и здоровая английская пища, отдых… Боже, главное — отдых! Мы устали как собаки.

Не ответив, Слейд улыбнулся и нажал на газ. Спустя несколько минут они входили в подъезд дома на шоссе Энтузиастов.

«Карат-2» вновь вызвал Свиридова:

— Они прибыли втроем, с ним юноша и девушка. Я их не разглядел, но сейчас они появятся в квартире. Ага, вот они. Оперативник поднес к глазам бинокль. — Вижу молодого человека. Девушку вижу плохо. Теперь яснее… Это Иллерецкая.

— О черт!.. Я еду к вам.

Но, прежде чем выехать, Свиридов связался с генералом Курбатовым, а тот в свою очередь с Никитиным.

2

— Располагайтесь, — сказал Слейд.

Вконец измученные Борис и Ольга повалились в кресла.

— Сейчас я принесу чего-нибудь поесть, — продолжал англичанин, удаляясь в кухню, — а вы пока рассказывайте.

— О чем? — спросил Борис.

— Обо всем понемногу, — донесся из кухни голос Слейда под аккомпанемент звяканья посуды.

— А может быть, вы зададите конкретные вопросы? Мои мозги будто взбили миксером.

— Пожалуйста. — Слейд показался в гостиной с подносом, заваленным разнообразными холодными закусками. Иллерецкая принялась помогать ему.

— Давайте начнем с дискеты, — предложил англичанин.

— Это самое простое, — промычал Борис с набитым ртом. — Информацию поместил туда профессор Калужский, а стилет попал к нему от Левандовского. Это вы, наверное, знаете.

— Да. А вам известно, о чем идет речь в дискете?

— Известно. Создание так называемых дэйнов — искусственных людей, генетически копирующих свои прототипы. Такие работы, мистер Долгой, давно проводились в России.

Заявление Бориса оказалось для Слейда столь ошеломляющей новостью, что сначала он даже не полностью осознал его важность.

— Проводились? — переспросил он. — А теперь?

— Надеюсь, что нет. Девушка… Она была нашим другом… Она не вернулась. Мы считаем, что она погибла при попытке похоронить этот проект, «Коршун». Но насколько успешной была ее попытка… Вы видели теленовости? Об аварии, взрыве в лабораторном комплексе под Москвой?

— Видел.

— Профессор Колесников, о смерти которого там сообщалось, — мозг проекта. Это он или кто-то из соучастников придумал словечко «дэйн». Они нашли древнеегипетский кубок с иероглифами, там описывались способы создания дэйнов. Так все и началось. В тех лабораториях свихнувшиеся на идее власти маньяки намеревались выращивать генетические копии, чтобы наводнить ими мир, постепенно заменяя прототипы. Всем заправляют негодяи из Аналитического центра национальной безопасности — АЦНБ, гнилого отростка всесильного ГРУ, империи шпионажа…

— Дьявол, — пробормотал Слейд. — Все много серьезнее, чем я полагал.

Он взялся за телефонную трубку.

— Куда вы звоните? — заволновался Борис.

— В английское посольство.

— Зачем?

— Подождите. — Затем он заговорил по-английски: — Пригласите к телефону мистера Блейка… Долтон. Да, срочно. Блейк? Это Долтон. Немедленно приезжайте ко мне и обеспечьте прикрытие по схеме «Хорнет».

В квартиру, снимаемую напротив дома Слейда группой «Карат», торопливым шагом вошел подполковник Свиридов.

— Ну что? — обронил он с порога.

— Скверно, — ответил «Карат-2». — Молодой человек излагает Британцу суть проекта «Коршун». По-видимому, у них есть какая-то дискета с информацией. Только что Британец звонил в посольство и вызвал помощь, но подробности неясны.

Свиридов опустился на диван. Настал момент, когда нужно было принимать мгновенное решение и тут же осуществлять его, взяв на себя всю полноту ответственности. Но Свиридову всегда не хватало инициативы и воображения. Сейчас он мог спасти проект — ворваться вместе с «Каратом-2» в квартиру Слейда, застрелить англичанина, под дулами пистолетов увезти юношу и девушку вместе с их дискетой. Потом все можно выдать за обычное нападение грабителей. Последовала бы возмущенная нота со стороны англичан, извинения Министерства иностранных дел России за трагический случай с гражданином Великобритании — и все, инцидент исчерпан.

Но Свиридов медлил. Вместо энергичных действий он углубился в раздумья, затем набрал код прямой связи с Курбатовым и стал докладывать обстановку. Даже при его лаконичности это заняло не менее минуты плюс еще минута, пока Курбатов трагически молчал.

— Ситуация меняется, — вдруг сказал Свиридов, прервав молчание. — У подъезда Британца появилась машина с дипломатическим флажком. Ее сопровождает фургон английской телекомпании «Скай Нетуорк». Они выгружают аппаратуру.

Курбатов, срывая досаду, долго ругался.

— Ладно, — заключил он. — Ждите меня, посмотрим там на месте.

В квартиру Слейда поднялся взъерошенный Блейк.

— Что случилось, Долтон? — Впопыхах он даже забыл об обращении «мистер», что с ним происходило нечасто.

— «Хорнет», — ответил Слейд. — Вот эти молодые люди сделали заявление особой важности, и у меня есть основания считать, что им угрожает опасность.

Он коротко объяснил почему.

Одна группа телевизионщиков расставляла камеры и осветительные приборы на лестничной клетке у дверей Слейда, вторая колдовала на улице возле фургона, направляя объективы на окна квартиры британского специалиста, натягивая тенты для защиты от дождя.

Слейд повернулся к Борису и Ольге.

— Познакомьтесь, это мистер Блейк, дипломат, советник посольства. Будет лучше, если вы отдадите дискету ему.

— Черта с два! — почти выкрикнул Борис.

— Что такое? — Слейд приподнял левую бровь. — Мне казалось, что вы пришли сюда за покровительством и защитой.

— Мы привезли вам ценную информацию, и у нас есть определенные условия… Что там за суета за окном?

— Английское телевидение, — пояснил Слейд.

— Будет пресс-конференция?

— Нет, это меры безопасности. Никто не может запретить телевизионщикам снимать здесь, и никто не решится напасть на нас перед камерами. Я британский гражданин, мистер Блейк к тому же обладает дипломатическим статусом. Журналисты имеют право снимать о нас фильм, и они останутся здесь столько, сколько потребуется. А теперь вернемся к вашим условиям, но прежде покажите нам файл Мы должны убедиться…

— Вы разбираетесь в генетике, генной инженерии? — напористо поинтересовался Борис.

— Нет.

— А мистер Блейк?

— Тоже нет.

— Как же вы убедитесь?

— Вот компьютер, включайте. Разбираться — не наша с мистером Блейком задача. Мы хотим лишь взглянуть. Знаете, в одном шпионском романе на микропленке оказались картинки с Микки-Маусом.

— Я не доверяю вашему компьютеру. Слейд вздохнул.

— Послушайте, Борис… неужели вы не понимаете, что в вашем положении капризничать неразумно? Если бы я хотел отобрать у вас дискету или скопировать ее, то сделал бы это уже давно, и к чему тут хитрости? Не вижу, как вы смогли бы мне помешать. Может быть, в вашем представлении и не существует разницы между нами и той же мафией, но, уверяю вас, на самом деле разница есть.

— Я вовсе не хотел… — начал Борис, но под взглядом Слейда сдался и махнул рукой — ему стало ясно, что по-другому не получится. Он подошел к компьютеру и вставил дискету. — Первая часть пароля известна мне, — проговорил он, — а вторая Ольге. И я был бы вам очень признателен, если бы на время запуска дискеты вы и мистер Блейк покинули комнату.

Англичане переглянулись.

— Мы уходим, — сказал Слейд.

Оставшись вдвоем, Борис и Ольга ввели каждый свою часть пароля. Вернувшиеся англичане склонились над экраном.

— Джентльмены, не разглядывайте файл слишком долго, — произнес Градов. — Он чересчур сложен для запоминания. Могут возникнуть затруднения.

Блейк покосился на Бориса, в интонации которого звучало предостаточно иронии.

— Похоже, вы нас не обманываете. — Обычно невозмутимый Слейд от волнения перешел на английский.

— Конечно нет, — подтвердил по-русски Борис. — И если этого довольно, я закрываю. Он убрал дискету в карман.

— Господа, — начал он. — Мы с Ольгой попали в непростой переплет. Вышло так, что о дискете Калужского пронюхала мафиозная группировка. Даже если бы мы отдали им дискету, то после этого не прожили бы и часа. Допускаю, что вам, гражданам цивилизованной страны, где полицейские даже не носят оружия, нелегко понять наш первобытный страх перед преступниками…

— Отчего же, — вставил Слейд, знакомый с теневыми сторонами российской действительности.

— А кроме мафии, еще эти «Коршуны», ополоумевшие шизофреники. Они уже покушались на жизнь Оли. И если они узнают о дискете, то полезут напролом… Как видите, господа, мы меж двух огней. Дискета — и наша надежда, и наша ахиллесова пята. Мы готовы отдать ее вам вместе с паролем, если вы переправите нас в Англию.

Иллерецкая посмотрела на Бориса округлившимися глазами. Финал его речи оказался для нее полной неожиданностью.

— В сущности, — добавил Борис, — это не требование, а элементарное желание уцелеть.

— Подождите, — сказал Слейд, — пока мы посоветуемся с мистером Блейком.

Англичане вышли в соседнюю комнату. Иллерецкая напустилась на Бориса:

— Что это за фокусы? Мы так не договаривались! Я не хочу уезжать из России! Я фактически порвала с родителями, только чтобы остаться здесь, а ты…

— Хорошо, — спокойно согласился Борис. — Я изменю условия. Попрошу мистера Долтона пожизненно выделить нам роту охраны. Нет, две роты — тебе и мне. И пусть за нами постоянно ездит телевидение.

— О боже! — Иллерецкая закрыла лицо руками. — Неужели нет выхода?

— Есть, и он предложен мной. — Борис придвинулся к девушке, обнял ее за плечи. — Оля, это все, на что мы можем пока рассчитывать. Не спеши отчаиваться. Помнишь, как говорил Ремарк? «Не все так плохо и не все так хорошо, как это кажется, и нет ничего окончательного».

3

В квартире, занимаемой группой «Карат», генерал Курбатов одновременно и прослушивал аудиозаписи, и следил за происходящим у Джека Слейда. Записанные на пленку голоса журчали в наушнике, прижатом к правому уху генерала, в руке Курбатов держал бинокль, направленный на окно гостиной Слейда, а динамик акустического преобразователя позволял ему слышать и происходивший там разговор. Когда англичане, покинув своих гостей, ушли в какую-то из внутренних комнат, куда не доставал лазерный микрофон, Курбатов опустил бинокль.

— Это крах, — сказал Свиридов.

Генерал поднялся, но сразу же сел снова — в раненой руке вспыхнула боль.

— Едва ли, — задумчиво ответил он, — едва ли… По-моему, мы сумеем справиться…

— Но как?! — воскликнул подполковник. Генерал принялся рассуждать вслух.

— Мы видели, что друг Иллерецкой не спешит дарить дискету англичанам. И если они не отберут ее силой — что сомнительно, в общем-то, — не отдаст до тех пор, пока Иллерецкая и он не пересекут границу России. А они не пересекут ее, ибо у англичан нет законных оснований вывезти их. Каким бы способом Слейд и его приятели-дипломаты ни попытались выполнить эту просьбу, с точки зрения закона это будет обыкновенным похищением. Англичане не пойдут на скандал. Слейд проник на нашу территорию под чужим именем. Мы можем разоблачить его.

— Они не знают, что мы это знаем, — заметил Свиридов. — То есть они могут, конечно, учитывать такое в своих раскладах, но откуда им знать наверняка?

— Не важно. Мы им деликатно намекнем.

Генерал вспомнил о том, как Слейд ушел от хвоста. Уже одно то, что хвост был замечен, могло поставить в затруднительное положение Леди Джейн, как бы ни успокаивал себя Курбатов. А уж «деликатный намек»… Да наплевать. Сейчас — все или ничего.

— Хорошо, им не вывезти наших друзей, — не сдавался упрямый подполковник, — а нам как действовать на глазах у телевизионщиков, в присутствии британского дипломата?

— Не сидеть же им вечно в осаде, — буркнул генерал. — Рано или поздно им придется куда-то двинуться, вот тут-то и появимся мы. Улицы Москвы еще наши, надеюсь?

— Меня беспокоит, — сказал Свиридов, — что они запускали дискету. Как знать, вдруг сейчас информация уже в компьютере англичан, если не в посольстве по линии? Их компьютер, если он оснащен нужной программой, мог и порядок ввода символов пароля запомнить, и просто скопировать информацию, пока файл был открыт.

— Если так, ничего не поделаешь… Даже изымать компьютер бессмысленно, раз он на связи с посольством. Но я не думаю, что это так.

— Почему?

— Потому что для Слейда все случилось слишком быстро. Когда бы ему возиться со спецпрограммами?

— Это не гарантия.

— Нет, разумеется. Но для нас это ничего не меняет. Тут можно только молиться о том, чтобы такого не случилось, но действовать-то все равно придется. Хороши мы будем, если упустим дискету, а потом окажется, что никаких копий у англичан не было.

— Но смысл и цель проекта «Коршун» англичанам уже известны, — напомнил Свиридов.

— Ну и что? Кто поверит этой ненаучной фантастике без доказательств? Сумасшедшие уфологи из газетенок вроде «За гранью» или «Вестник непознанного»? Дискета — вот единственная реальная опасность…

— И стилет.

— Чепуха. Я уверен, что Пантера блефовала и фотографий нет, а внутреннее лезвие — то есть главное — испарилось вместе с ней. Но дискета… Черт, дело не только в том, чтобы отнять ее у англичан! У нас самих, кроме нее, ничего не осталось. Сделаем так. Нужно вызвать сюда побольше наших людей — характерной внешности, в одинаковой одежде, без документов. Пусть они оцепят телевизионщиков. Как бы просто любопытствующие прохожие, но англичане поймут предупреждение. А для доходчивости я позвоню Слейду…

4

— Что вы об этом думаете, мистер Блейк? — спросил Джек Слейд, доставая сигареты.

Сотрудник Интеллидженс Сервис, он же советник английского посольства, пожал плечами.

— То же, что и вы. Их требование трудновыполнимо. Помимо того, есть масса сомнений.

— Пожалуйста, изложите.

— Вы с легкостью сделаете это сами. Но если хотите сравнить… Кто эти молодые люди и не набивают ли они себе цену громкими заявлениями? Откуда у них такая информация, где доказательства? Этот файл может быть…

— Полагаю, он может быть именно тем, чем кажется, — ответил Слейд, выпустив изящное колечко дыма. — Пока я гонялся за стилетом, получил немало тому подтверждений. Запросите копии моих подробных отчетов. Все, что Борис говорил о преследованиях мафии, — правда. И мне лично пришлось… Впрочем, это детали. Мистер Блейк, информация, заключенная в дискете, исключительно важна. Я, конечно, не могу утверждать, что сообщение об удачных русских экспериментах — не миф. Но если нет, это означает, что у русских есть или может появиться оружие куда опаснее ядерного. Опаснее потому, что тут нет сдерживающих факторов. Они появятся тогда, когда аналогичной информацией завладеем и мы — и позаботимся о том, чтобы русские знали… да, знали — мы не только не пребываем в неведении, но и способны ответить.

— Информационное сдерживание.

— Да, мистер Блейк, но это уже вопросы высшего порядка. Наш с вами более прост. Отказав молодым людям в их просьбе, мы, скорее всего, обрекаем их на смерть.

— Превосходно, мистер Долтон. — Вялым жестом Блейк как бы подвел черту. — Перевезти их в посольство, а оттуда прорыть подземный ход до Трафальгарской площади? Вы это предлагаете? Или нечто в духе Фредерика Форсайта? Фальшивые паспорта, накладные бороды?

Зазвонил телефон, и Слейд взял трубку.

— Долтон слушает, — произнес он по-английски.

— Долтон? Мне нужен Слейд, — прозвучал ответ на русском языке. — Однако как удачно, что эти два джентльмена совмещаются в одном лице!

Движением руки Слейд показал советнику посольства, чтобы тот снял трубку параллельного аппарата.

— Кто говорит? — спросил Слейд.

— Вы со мной не знакомы. Я хочу, чтобы вы обратили внимание на то, что вскоре будет происходить под вашими окнами. Телевизионные съемки всегда собирают толпу, правда? Присмотритесь к этой толпе.

— Зачем?

— Присмотритесь, — повторил голос в трубке. — Слейд, я буду говорить с вами на языке, к которому вы привыкли, — на языке разведки и контрразведки. Вам известно, что ради безопасности государства иногда приходится пренебрегать некоторыми формальными процедурами. У нас нет постановления об аресте лиц, которых вы укрываете. У нас нет также законного основания для изъятия присвоенной ими российской интеллектуальной собственности. Но вы сели играть краплеными картами. Вы находитесь на нашей территории, эти люди — российские граждане. Позвольте им уйти.

— А если нет?

— Вы в кольце, Слейд. Попытка похищения не удастся. Вас попросту арестуют, разоблачат и вышлют, а ваше правительство сядет в такую лужу, что отставка им покажется счастьем.

— А может быть, наоборот?

— Что наоборот?

— Я разоблачу ваши забавы с дэйнами? Собеседник на другом конце линии сухо засмеялся.

— Я считал вас умнее, Слейд. У вас нет и не будет ни единого факта. Отдайте то, что принадлежит нам, и разойдемся с миром. Умейте проигрывать с достоинством.

В трубке раздались короткие гудки. Джек Слейд посмотрел на мистера Блейка, вдруг постаревшего на несколько лет.

— Вы все поняли по-русски? — осведомился Слейд.

— Да. Они идут в открытую, а это значит, что либо их позиция несокрушима, либо слишком хрупка и нервы сдают. Но мы не узнаем, какое из моих предположений верно.

— Подождите минуту.

Слейд вышел из квартиры, спустился на улицу. Табор телевизионщиков окружала небольшая кучка зевак, среди которых выделялись двое атлетов в серых костюмах с оловянными глазами. К ним присоединился третий, потом еще один. Слейд вернулся обратно.

— Там полно их людей, — сказал он.

— И ни вы, ни я ничего не можем им противопоставить, — подхватил Блейк. — Вы здесь нелегально, а я — лицо официальное, что, пожалуй, еще хуже.

— Следовательно, мы проиграли?

— Да.

— И два человека умрут из-за нашего бессилия?

— Вот как мы поступим, — произнес Блейк, усаживаясь в кресло. — Убедим наших гостей скопировать для нас файл. Получив копию, мы обменяем оригинал на гарантии того, что в нашем присутствии молодые люди получат заграничные паспорта и улетят из России.

— Отличная идея, мистер Блейк. Жаль, что от нее придется отказаться.

— Почему?

— Потому что на моей памяти ГРУ впервые ведет игру так нагло.

— Это не ГРУ.

— Не совсем, но это те же люди, с тем же опытом Их теперешнее поведение — свидетельство того, что им отчаянно необходима дискета. Следовательно, тот взрыв в лаборатории действительно нанес ущерб их программе, если не уничтожил ее. И я не намерен дать им возможность ее восстановить, с копией или без.

— Тогда так: передаем файл в посольство, дискету стираем и сообщаем об этом нашим оппонентам через их парней, болтающихся внизу. Лишившись всяких шансов отнять файл, противник лишится и нужды преследовать молодых людей. Тогда угрозой для них останется только криминальная группа, но она не помешает им получить паспорта и визы, потому что до отлета не найдет их, мы их спрячем.

— Это кажется мне очень спорным решением, — сказал Слейд. — Криминальные боссы меня мало беспокоят, а вот… Гм… Нужно поговорить с нашими гостями. Если они в принципе согласятся, попробуем принять за основу.

Он возвратился в гостиную. Иллерецкая дремала на плече Градова, но тут же встрепенулась, заслышав шаги Слейда.

— Ваши дела не блестящи, господа, — сказал анличанин, — но есть вот какая мысль.

Он слово в слово передал предложение Блейка.

— Нет, — категорически заявил Борис. — Вы получите дискету из моих рук только в самолете на Лондон.

— Вы нам не доверяете?

— Был такой президент США — Рональд Рейган. Он очень любил русскую поговорку «Доверяй, но проверяй».

— Ваше упрямство… неумно, — раздраженно заговорил Слейд. — Поймите, у нас нет никакой практической возможности вывезти вас вместе с дискетой. Посмотрите в окно. Видите этих одинаковых кукол? Это люди АЦНБ. Да если бы их тут и не было, мы ведь не можем просто отвезти вас в посольство или в аэропорт!

Градов стоял у окна, покусывая фильтр сигареты. Внезапно он порывисто обернулся к Слейду.

— Но это же горстка заговорщиков! Неужели вы… Мы ничего не в состоянии предпринять?

— Горстка? Ну что же… Позвоните вашему президенту, — сардонически усмехнувшись, посоветовал Слейд.

— Тьфу… Оля, ты согласна сейчас отдать им информацию?

— Нет.

— А они не согласны на наши условия.

— Мы не в силах выполнить ваши условия, — уточнил Слейд. — Не знаю, что еще мы с мистером Блейком сможем вам предложить.

Генерал Курбатов слушал этот разговор через акустический преобразователь. Упорство Бориса, причину которого Курбатов не до конца понимал, радовало его, ибо играло ему на руку.

На улице начинало темнеть. Скучающих телевизионщиков сменили их коллеги из ночной бригады. Режиссеры и операторы «Скай Нетуорк», примчавшиеся сломя голову на шоссе Энтузиастов по настоянию господ из посольства, недоумевали. Снимать было нечего. А впрочем, сенсационных кадров иногда приходится ждать неделями. Вот странно, что зеваки не расходятся.

Любимые сигареты Курбатова «Мальборо» улетучивались в форсированном темпе. Генерал не пропустил мимо ушей слова Бориса о горстке заговорщиков. В какой-то мере это так и было. За Курбатовым, даже за Никитиным, не стояла вся мощь государства, хотя генерал-лейтенант и осуществлял прикрытие на высоком уровне. Стоит потенциально враждебным силам в ГРУ (другие спецслужбы в счет не идут) заинтересоваться происходящим на шоссе Энтузиастов, и Никитин сделает все, чтобы погасить этот интерес. По заготовленной легенде, придуманное недалеко от правды, всего-навсего выслежен очередной шпион… Но во-первых, на территории России выслеживанием шпионов полагалось заниматься контрразведке ФСБ, а во-вторых, не бывает прикрытий стопроцентно надежных. Некоторая шаткость фундамента беспокоила генерала Курбатова. Зато он понимал, что ни сейчас, ни позже англичане не сумеют опереться ни на какие силы в России, реально способные противостоять «Коршуну». Для этого они недостаточно информированы и недостаточно авантюристичны. И все же… В бинокль генерал увидел, что в квартире Слейда включили магнитофон. Пока англичане вели нескончаемые дискуссии в дальней комнате, Борис и Ольга по их просьбе записывали историю своих приключений. Еще до того, как позвонить Слейду, они договорились умолчать о некоторых вещах. Например, о кассете с записью беседы Слейда и Сэйла (из самой кассеты Градов вытащил ленту, размотал и выбросил). Борис считал, что эти сведения могут поставить под удар российского агента в Интеллидженс Сервис, а ведь тот совсем не обязательно «коршун» и враг человечества. Может быть, «коршуны» лишь перехватили его информацию. Конечно, Бориса тревожили дыры, зияющие в такой урезанной версии. Многое становилось необъяснимым, и Борис не имел представления, как свести концы с концами. Профессионалы не пройдут мимо белых ниток и торчащих ушей, а на изобретение правдоподобной лжи Борису не хватало ни времени, ни квалификации. Он утешал себя и Ольгу тем, что они сделают максимум возможного для затемнения роли русского разведчика, и большего дилетантам не достичь. Градову не суждено было знать, что беспокоился он напрасно.

Борис добросовестно продиктовал минут двадцать и уступил это право Иллерецкой. Закурив, он расположился на диване. Мысли вертелись вокруг одного и того же — «Коршун», дискета, Бек, англичане… Под звук тихого голоса Ольги и шум усилившегося дождя Борис незаметно задремал. К полуночи дождь прекратился, прохожие исчезли с улицы, словно их смыло, лишь мерзли под своими тентами телевизионщики в окружении бесстрастных курбатовских манекенов. Порой проезжали машины, но если их водители и замечали людей у подъезда, то их взгляду было недоступно напряжение невидимой вольтовой дуги, соединившей две квартиры в домах, стоящих один напротив другого. Это было насыщенное энергией противостояние, и ни один из участников не знал, где проскочит искра, когда пробьет конденсатор.

5

Ранним утром прикорнувшего Курбатова разбудил Валерий Свиридов.

— Слейд уезжает, — сказал подполковник.

— Куда? — спросонья Курбатов не сразу вспомнил, где провел ночь и почему.

— Об этом они в нашей зоне не говорили. Слейд спустился вниз, садится в машину.

— За ним… Упустите — убью…

Свиридов умчался выполнять приказ, а генерал обратился к «Карату-1», сменившему «Карата-2».

— Что делает Блейк?

— Ничего. Пьет чай, угощает гостей.

— Пьет чай? Чертов англичанин! Неплохо бы и нам попить чайку.

Вместо ответа оперативник протянул генералу термос.

В течение первой половины дня Курбатову поступали донесения о Слейде. Британский «физик» заехал в посольство, затем купил билет на самолет и отправился в аэропорт.

— Куда он летит, в Лондон? — спросил Курбатов по телефону.

— Нет, не в Лондон. В Кувейт.

— В Кувейт? О господи, что он задумал?

— Не знаю, — бесхитростно ответил Свиридов. — Не увозит ли он… В общем, не придраться ли к нему на таможне?

— Не надо. То, что он может увезти, проще передать электронным способом.

Джек Слейд ничего не увозил из Москвы. Он летел в Эль-Кувейт транзитным рейсом авиакомпании «Бритиш Эйруэйз», чтобы встретиться с шейхом Мохаммедом Данияром, нефтяным магнатом, чье личное состояние, по оценке журнала «Форбс», занимало четвертое место в списке крупнейших состояний мира. Мохаммед Данияр не только здоровался за руку с лидерами ведущих держав, но и со многими из них дружил, вместе отдыхал и ездил на сафари.

Слепая случайность свела Данияра, выпускника Гарвардского университета, обладателя неисчислимых богатств, политика и писателя, автора знаменитой книги «Нищета цивилизации», с безвестным «Сумеречным Странником», Джеком Слейдом. Когда иракские войска оккупировали Кувейт, Слейд находился там с деликатной миссией, связанной с тонкими экономическими маневрами Великобритании на Ближнем Востоке. Он работал под крышей англо-кувейтской компании «Проксима». Гусеничный лязг танков Саддама Хусейна застал его в конторе. Слейд посмотрел в окно и продолжал спокойно изучать документы. Совсем иначе отреагировали другие сотрудники — двое англичан и двое граждан Кувейта, а также прибывшая в офис «Проксимы» для переговоров двадцатипятилетняя девушка, красавица Эренофре, хорошо известная в деловых кругах столицы. Англичане не скрывали растерянности, кувейтские граждане — гнева.

Спустя полчаса в контору ворвались иракские солдаты под командованием капитана. Они выстроили мужчин у стены, усадили девушку за стол и начали бесцеремонный обыск, больше походивший на погром. Так как ничего для себя интересного им найти не удавалось, капитан скучал. Он наклонился к Эренофре и что-то прошептал ей на ухо. Смуглое лицо девушки вспыхнуло, она наградила капитана увесистой пощечиной. Тот выхватил пистолет и приставил ко лбу Эренофре. Все присутствующие, включая солдат, оцепенели от ужаса — в глазах капитана явственно читалась готовность выстрелить.

Не делая лишних движений, Джек Слейд шагнул вперед, выдвинул ящик стола, до которого еще не успели добраться солдаты, достал предназначенный для защиты от грабителей револьвер и аккуратно прицелился. Прежде чем солдаты опомнились, грохнул выстрел. Пуля выбила оружие из руки капитана. Слейд взвел курок и направил ствол револьвера в переносицу иракского офицера.

— Я дипломат британской короны, — проговорил он по-арабски. — Если вам, господа, угодно воевать с моей страной, воля ваша. Развязать войну очень просто — если вы немедленно не уберетесь отсюда, я стреляю. Можете стрелять в ответ. Выбирайте.

Капитан злобно, не моргая, смотрел на Слейда. Так они стояли друг против друга, наверное, с полминуты. Потом капитан резко повернулся, подобрал пистолет, отдал короткий приказ и покинул офис во главе своих солдат.

Эренофре была дочерью Мохаммеда Данияра, и он принял Слейда по пышному восточному церемониалу, полному радушия. За обедом шейх предложил англичанину стать владельцем одной из новооткрытых нефтяных скважин. Слейд мягко, но непреклонно отверг щедрый дар.

— Видите ли, дорогой мистер Данияр, — произнес он с улыбкой, — не скрою, быть миллиардером приятно, но это хлопотная профессия. Моя работа не столь высоко оплачивается, зато она поспокойнее, и я не собираюсь ее менять.

С тех пор они встречались еще не раз, и Данияр не оставлял мысли отблагодарить англичанина. Что ж, подумал Слейд, сидя в кресле «боинга», заходящего на посадку в международном аэропорту Эль-Кувейта, вот вам и предоставится шанс, уважаемый шейх.

Предупрежденный телефонным звонком из английского посольства в Москве, Мохаммед Данияр выслал «роллс-ройс» прямо к трапу самолета. Шпион и шейх обменялись эмоциональными приветствиями, как истинные друзья.

— Мистер Данияр, — говорил Слейд, сидя в роскошной библиотеке дворца шейха, выстроенного в самом дорогом районе столицы, — вы не переменили мнение относительно тех русских контрактов, о которых рассказывали мне в Швейцарии зимой прошлого года?

— Боюсь, что нет, Джек, — шейх развел руками, — русское оборудование дешевле, верно, но по качеству и надежности уступает американскому. К тому же вечная нестабильность в России… А почему вы вспомнили об этом, Джек? Уж не собираетесь ли вы стать лоббистом русских компаний?

— Нет, — рассмеялся Слейд. — Я как был, так и остаюсь лоббистом Ее Величества. Я хочу втянуть вас в авантюру, сэр.

— Авантюра? Это очаровательно.

— Гм… Да. Вы могли бы выкроить день для поездки в Москву? Совсем не обязательно подписывать с ними договоры, достаточно побеседовать и окончательно отказать.

— Я свободно распоряжаюсь своим временем, Джек, — сказал заинтригованный шейх, — но зачем вам это нужно?

— Это будет не обычная поездка, мистер Данияр. Вы обратитесь с просьбой в российское Министерство иностранных дел…

По мере того как Слейд излагал свои планы, лицо Данияра выражало то недоверие, то веселое удивление, а под конец шейх откровенно расхохотался.

— Джек, вы романтик и фантазер, и этим вы мне нравитесь. Ваш сценарий напоминает мне голливудский фильм. Я буду рад оказать вам эту пустяковую услугу, но с двумя условиями.

— С какими, сэр?

— Во-первых, вы не примете это за полный расчет. То, о чем вы просите, слишком просто, чтобы я мог таким путем расплатиться с вами.

— Не возражаю, — улыбнулся англичанин.

— И второе условие. Вы расскажете мне эту захватывающую историю во всех подробностях.

— Любопытство, сэр? — поддел Слейд.

— Что поделаешь, — сокрушенно вздохнул Данияр. — Нам, сильным мира сего, тоже свойственны человеческие пороки.

6

В Москве, в кабинете министра иностранных дел Российской Федерации проводилось незапланированное совещание. В числе его участников были: сам министр, его первый заместитель, председатель правления компании «Рашн ойл уоркшоп», российского лидера по производству нефтедобывающего и нефтеперерабатывающего оборудования, и президент одного из крупных банков.

— Не думаю, — произнес глава «Уоркшоп», продолжая тему обсуждения, — что просьба Данияра невыполнима. Пойдя ему навстречу, мы можем получить солидный выигрыш для экономики России в целом. Не только для нашей отрасли важны иностранные инвестиции…

— Ваш Данияр — просто капризный восточный деспот, — раздраженно заявил заместитель министра. — В следующий раз он потребует президентских почестей и эскорта истребителей для своего самолета.

— В чем, в сущности, проблема? — вмешался президент банка. — Данияр просит всего лишь предоставить ему дипломатический статус на время краткого визита в Москву. Это значит, что его не будут обыскивать на таможне, вот и все. Или вы опасаетесь, что он повезет наркотики?

— Не только таможня, — сказал министр. — Дипломатический статус включает и другие привилегии. Экстерриториальность — то есть его гостиничный номер, его машина будут считаться территорией иностранного государства; затем — дипломатическая неприкосновенность, неподсудность местному суду.

— Вы что, его судить собираетесь? — хмыкнул банкир.

— Мы не можем создавать прецедент, — пояснил заместитель министра. — Данияр, сколько бы денег у него ни было, остается частным лицом. С точки зрения международного права и он, и безработный из-под моста абсолютно равны. Я имею в виду, что, если тот и другой захотят приехать в нашу страну, они смогут сделать это на равных основаниях. В частном порядке хоть салютом встречайте… Нас же на смех поднимут! Русские настолько обнищали, что награждают дипломатическим статусом первого попавшегося проходимца с набитыми карманами.

— Данияр не проходимец, — возразил глава «Уоркшопа». — С ним считаются в мировой политике, об экономике я уж не говорю. Даже если не будет заключено контрактов, сам факт переговоров с Данияром произведет благоприятное впечатление на наших западных партнеров.

— Считаются, да, — не сдавался заместитель министра. — Но не обряжают его в сюртук дипломата.

— Пожалуйста, — рассердился банкир, — из-за вашего упрямства мы можем потерять несколько миллиардов долларов инвестиций и лишиться выгодных заказов.

— А из-за вашего авантюризма мы потеряем лицо, — упорствовал заместитель министра.

— А вам не кажется, что вы мыслите как в совке? — прищурился банкир. — Без штанов, зато с гордо поднятой головой.

Видя, что дискуссия грозит перерасти в рукопашную, министр решил положить ей конец.

— Господа, — сказал он. — Я считаю, что в создавшихся обстоятельствах разумнее всего удовлетворить просьбу господина Данияра. Дружественный жест с нашей стороны продемонстрирует нашу открытость и стремление к взаимопониманию. И еще, — министр улыбнулся, — если не сегодня-завтра правительство Кувейта назначит послом в Российской Федерации мадемуазель Эренофре Данияр, чему я не удивлюсь, нынешнее положительное решение вопроса будет не самым неудачным ходом.

Слова министра подвели итог совещания. Присутствующие поднялись и направились к выходу. По дороге заместитель министра недовольным тоном проворчал, обращаясь к президенту банка:

— Через неделю мы, чего доброго, расстелим красную ковровую дорожку перед фермером из Оклахомы.

Эти слова, которых, правда, уже не слышал министр, свидетельствовали о независимости мышления перспективного политика и твердости в отстаивании собственного мнения, хотя и никак не могли повлиять на принятое решение.

7

Данияр прибыл в Москву, как и подобает шейху. Из его огромного белоснежного самолета (переоборудованного американского военно-транспортного) выкатился фешенебельный «линкольн» с затемненными стеклами, впечатляющий автомобиль, построенный по личному заказу Данияра. Служащие аэропорта, высыпавшие поглазеть на это чудо, гадали, как многометровый лимузин будет разворачиваться на московских перекрестках. О безопасности движения думали не только они, «линкольн» умчался в город в сопровождении двух машин ГИБДД с включенными мигалками и четырех мотоциклистов шейха.

Слейд вернулся в Москву раньше, регулярным пассажирским рейсом. В квартире на шоссе Энтузиастов он сообщил Блейку о результатах поездки, проинструктировал Градова и Иллерецкую. К досаде Курбатова, разговор происходил вне досягаемости лазерного микрофона.

— Чего они ждут? — пожаловался генерал Свиридову. — Ни бельмеса не понятно, тянут время. Они решили взять нас измором?

— Нет, они задумали что-то, — сказал Свиридов тоном эксперта. — Только вот что?

Переговоры Данияра с российскими промышленниками и банкирами продолжались четыре часа. К его удивлению, они не закончились безрезультатно. Проницательный шейх сумел увидеть перспективы российской экономики. Хотя он и не подписал контрактов на поставку русского оборудования для нефтяных скважин, несколько других важных вопросов были решены к взаимной выгоде, и стороны расстались, довольные друг другом.

«Я-то думал, что оказываю вам любезность, Джек, — пробурчал про себя Данияр, усаживаясь в „линкольн“, — а попутно заработал и приобрел полезных партнеров. Интересно, кто кому помогает?»

Водитель опустил стеклянную перегородку внутри салона и обернулся к Данияру.

— Куда, сэр?

— Заедем в гости к моему другу. Надеюсь, замечательные русские полицейские проводят нас.

Через переводчика Данияр сообщил адрес экипажу сопровождающей машины ГИБДД. Караван тронулся в путь.

Перед глазами Курбатова, прильнувшего к окну в изумлении, граничащем с потрясением, развернулась фантастическая картина: к подъезду дома Джека Слейда подкатил автомобиль ГИБДД, за ним длиннейший, слепящий хромированными бамперами «линкольн» с дипломатическим номером, украшенный кувейтским флажком, в центре геометрически правильного прямоугольника мотоциклетного эскорта, а за лимузином еще одна машина автоинспекции. Оживленно застрекотали телевизионные камеры. Два мотоциклиста замерли у подъезда в седлах своих стальных коней. Два других мотоциклиста в элегантной белой форме спешились, к ним присоединились четверо в такой же форме, появившиеся из недр просторного «линкольна». Все шестеро вошли в подъезд. Курбатов не мог видеть, как они застыли почетным караулом на лестнице на всем пути к двери квартиры Слейда.

Генерал бросился к телефону, схватил трубку и снова вернулся к окну с аппаратом в руках.

— Алло, Слейд? Слейд! Что это значит?

— Мы уезжаем, — ответил англичанин, и в его голосе Курбатову почудилась насмешка.

— Вы не смеете! Это похищение! Британское правительство…

— О, британское правительство, конечно, не может позволить себе такого, — прервал его Слейд. — А мой друг Мохаммед Данияр, пользующийся дипломатическим статусом, может. Кстати, как насчет штурма? Что-то подрастерялись ваши оловянные солдатики. Попробуйте остановить мистера Данияра, помешать его друзьям отбыть с ним. Скандалы на хорошем уровне — его любимое развлечение. Под хорошим уровнем я подразумеваю именно правительственный, президентский, при самой широкой гласности…

— Я заявляю официальный…

— Да ни черта вы не заявляете! Ваш поезд ушел. Победитель получает все, как поется в популярной песне.

— Слейд, я разоблачу вас как шпиона!

— Пожалуйста… Я тоже уезжаю. Вообще-то меня никогда здесь не было, правда? Англичанин повесил трубку.

— Запустите еще раз вашу дискету, — обратился он к Борису и Ольге. — Дабы не перепутать.

— О, вы нам не доверяете! — воскликнул Борис, явно пародируя самого Слейда.

— Доверяй, но проверяй, — улыбнулся тот.

— Проверяйте, мистер Рейган.

Раздался долгий звонок в дверь. Слейд и Блейк поспешили навстречу Мохаммеду Данияру, тем временем Борис и Ольга открыли файл.

Шейх вошел в гостиную, как предводитель пиратов входит в кают-компанию захваченного корабля. Его темные глаза смеялись.

— Это те молодые люди? — спросил он по-английски. — Привет вам! Я нахожу вашу историю интригующей. Борис поклонился шейху.

— Мы рады, мистер Данияр, — от волнения он с трудом подбирал английские слова, — что вы согласились помочь нам и что столь выдающийся человек…

Он не сумел продолжить. Слейд бросил взгляд на экран монитора, кивнул.

— Берите дискету, и поехали.

Градов закрыл файл, нажал кнопку, дискета выдвинулась из дисковода. Едва Борис протянул к ней руку, Иллерецкая издала протяжный стон. Англичанин с полуоборота успел подхватить падающую девушку. Вдвоем с Блейком при живейшем сочувствии Данчяра они уложили ее на диван.

— Там, в кухне, в аптечке, нашатырный спирт, — сказал Слейд, и Борис побежал в кухню. Возвратившись с флаконом, он протянул его стоявшему ближе всех Блейку.

— Надеюсь, все будет в порядке, — пробормотал Борис по-английски, глядя снизу вверх на высокорослого Данияра. — Это нервное… Ей так не хотелось покидать Россию!

— Я понимаю, — вежливо ответил шейх. — Родина есть Родина, и уезжать вот так… Но, поверьте мне, зло недолговечно. Вы вернетесь, и скорее, чем думаете.

Иллерецкая открыла глаза, морщась от запаха нашатырного спирта.

— Идти сможете? — Слейд наклонился к девушке.

— Конечно. — Иллерецкая села. — Простите.

— Тогда не мешкаем, — проговорил Слейд.

Борис вытянул дискету из дисковода, положил в карман.

— До свидания, мистер Блейк. Спасибо за все.

— Я нахожусь на службе Ее Величества, — скромно и с достоинством произнес советник посольства.

Данияр, Слейд, Ольга и Борис спустились к машине вдоль бравой шеренги почетного караула. Увидев «линкольн», Иллерецкая всплеснула руками.

— Ничего себе! Сколько же человек там помещается? Градов перевел вопрос шейху.

— Если идти на рекорд для Книги Гиннесса — не знаю, — проговорил Данияр с забавно-сконфуженной интонацией. — Но с комфортом разместятся человек двадцать.

— Ничего себе! — повторила Ольга.

Оперативники генерала Курбатова с тоской наблюдали, как добыча ускользает из рук, но поделать ничего не могли. Сам генерал чуть ли не плакал у окна.

Данияр дал сигнал к отправлению. На головной машине ГИБДД завертелась мигалка.

— Что же мы все-таки тут снимали? — растерянно спросил у режиссера оператор «Скай Нетуорк».

Тот пожал плечами, провожая взглядом удалявшуюся процессию.

К телевизионщикам вышел Блейк, предварительно сложивший в кейс специальный модем и еще кое-какие приборы из квартиры Слейда.

— Благодарю за содействие, господа. Позже я пришлю вам меморандум, касающийся некоторых финансовых и… творческих вопросов.

— Ради этого мы мчались сюда сломя голову, мокли под дождем, не спали? — обиделся режиссер.

— Оставайтесь британцами, — подбодрил его Блейк, садясь в свою машину, и укатил.

Ольга с восхищением разглядывала салон «линкольна» — кожаные диваны, телефон, с помощью которого шейх мог связаться с любой точкой земного шара, громадный телевизор, бар с изобилием безалкогольных напитков.

— Тут можно жить, — заметила она.

Шейх не понял русской реплики, но по лицу девушки догадался, что его машину хвалят, и согласно закивал.

«Линкольн» и мотоциклы въехали по открытой рампе прямо в фюзеляж самолета. Экипажи конвоя ГИБДД завистливо вздыхали внизу. Интерьер двухэтажных апартаментов лайнера привел Иллерецкую в еще больший восторг. Это был настоящий летающий дворец.

Летчики доложили о готовности. Борис расслабился лишь тогда, когда самолет оторвался от полосы и набрал высоту.

Вышколенные стюарды подошли с подносами. В хрустальные бокалы полилась чистейшая швейцарская минеральная вода — шейх не пил ничего другого. Впрочем, для своих гостей он держал шампанское и коньяк, но от предложения выпить спиртного и англичанин, и русские тактично отказались.

— Ну а теперь, Борис, — Слейд посмотрел поверх бокала на золотых рыбок в аквариумах, — не находите ли вы, что самое время отдать мне дискету?

— Пожалуйста, мистер Долтон. — Градов вручил дискету англичанину.

— Долтона больше нет. Джек Слейд… А пароль?

— Сначала я хотел использовать слово «EVIL» — зло, — сказал Борис, — но потом мне пришло в голову, что наоборот оно читается как «LIVE» — жить. Это и есть моя часть пароля.

— А мое слово простое, — произнесла Иллерецкая. — «НОРЕ», надежда…

8

— Я никогда не видел в этом кабинете более жалкого существа, чем вы, — орал Никитин. — Надо умудриться провалить все! Они были у вас в руках вместе с дискетой и паролем. А вы позорно прошляпили, господин генерал… — он презрительно подчеркнул «господина», — то есть, тьфу, господин бывший генерал Курбатов! Более того, вы додумались в телефонном разговоре со Слейдом назвать его настоящее имя, чем поставили под удар Леди Джейн!

В последнем упреке генерал-лейтенант был прав лишь отчасти — Марстенс санкционировал проверку персонала «Сумеречного Странника» раньше, после доклада Слейда о звонке Тани и об автомобильном преследовании.

— Но ведь, — осмелился робко возразить Курбатов, — мы могли просто опознать Слейда.

— Расскажите это Марстенсу! — гремел генерал-лейтенант. — За каким чертом вы вообще позвонили Слейду?

— Это был единственный шанс запугать его.

— Ну вот и запугали… Курбатов, вы не стоите даже пули, которой вас следовало бы расстрелять. Лучше удавитесь, как Иуда! Проекта «Коршун» больше нет, так почему вы еще живы?

Курбатова охватила слепая ярость. Разве он не сделал все, что было в человеческих силах? А теперь с ним обращаются как с нашкодившим щенком. Он едва удержался от того, чтобы плюнуть Никитину под ноги. Но годы дисциплины и субординации победили, и он лишь униженно спросил:

— Какие будут приказания?

— Приказания?! Да какие могут быть приказания вам… Ничтожество! Вы разжалованы, вы уволены, вы… — Никитин задыхался, кулаки его сжимались и разжимались. — Вот что. Если у вас не хватит мужества покончить с собой, убирайтесь из Москвы. Даю слово офицера, встречу — застрелю. Вон!

Генерал вскинул голову, посмотрел в налитые кровью глаза Никитина и молча вышел.

Он был раздавлен, повержен, уничтожен. Дело его жизни погибло, и его вышвырнули за порог. Этот Никитин… Он вдруг представился генералу кабинетным хлыщом, умеющим только драть глотку и даже это делающим плохо, чересчур театрально. Домой, домой… Табельный пистолет отобрали, но дома есть верный «вальтер».

Служебную машину, конечно, отобрали тоже. Генерал (да нет, какой генерал?! — одинокий пожилой человек Алексей Дмитриевич Курбатов) остановил такси.

Квартира, где он прожил много лет, показалась ему холодной и неуютной. Курбатов налил стакан коньяка, залпом выпил. Легче не стало, только заболела голова. Из тайника он достал «вальтер», медленно разобрал, собрал, щелкнул спусковым крючком. Пистолет функционировал безупречно. Курбатов зарядил его и положил на стол. Придвинув лист бумаги и ручку, он начал писать, но задумался и скомкал бумагу. Для кого он пишет и о чем? О любви к России, о мечте и ее крушении? Но не ложь ли это? Тех, кто встретит его на ТОЙ СТОРОНЕ, если там кто-нибудь встретит, не обманешь, а остающимся на Земле все равно. Курбатов поднял пистолет к виску.

9

Идиллический домик в Восточной Англии, близ устья реки Крауч в восьми милях севернее Саутенда-он-Си, принадлежал Джеку Слейду. Он купил его пять лет назад, когда в странном помрачении рассудка собирался жениться. Из этого намерения ничего не вышло, соответственно, Слейд почти и не жил в белом коттедже с двускатной черепичной крышей, где возвышались две каминные трубы. Он лишь наезжал туда с друзьями время от времени. Для отдыха дом подходил как нельзя лучше. Утопая в зелени, он стоял уединенно (до ближайшего городка Бернхем-он-Крауч пять миль, да еще надо пересечь реку). Живописные скалы отделяли его от побережья Северного моря, защищая от безжалостных ветров. Вблизи располагались площадка вертолетного клуба «Стрэйт ап» и парк с многочисленными аттракционами, работающими только в пятницу, субботу и воскресенье, когда люди съезжались науикенд. В остальные дни можно было прокатиться по морю на яхте, прямо от дома к причалу сбегала извилистая дорожка. В общем, пастораль, если не обращать внимания на шум вертолетов.

— Вот мои владения. — Широким жестом Слейд указал на коттедж. — Пока поживете здесь, а дальше будет видно.

Он открыл двустворчатую дверь под пирамидальным колпаком, укрывающим крыльцо от дождя. Ольга и Борис вошли в дом.

Стены гостиной первого этажа были отделаны лакированным деревом. Три морских пейзажа привлекли профессиональное внимание Ольги и заслужили ее одобрение. Обстановка вряд ли дорого стоила Слейду: низкая широкая тахта, банкетки на ковре, кресла у камина. Большой телевизор, телефон, полки с книгами, невысокий круглый столик, бар — вот, пожалуй, и весь традиционный набор. После воздушного дворца Данияра коттедж Слейда выглядел по-холостяцки незатейливо, но вместе с тем ощущалось и желание хозяина создать уют, компенсирующий одиночество.

— Ванная справа, — объяснял Слейд, — наверху вторая гостиная, мой кабинет и спальня. Кухня вон за той дверью, в холодильнике должно быть достаточно припасов. Устраивайтесь, я вернусь только завтра. С вашими делами образовалось столько проблем. Как бы меня со службы не выгнали.

— Кстати о службе, — сказал Борис. — Нам придется пройти через это… Детектор лжи и все такое? Слейд бросил на Бориса беглый взгляд.

— Детектора лжи не обещаю, но кое о чем вас, безусловно, расспросят. Но это позже, а пока советую отвлечься. Мой бар в вашем распоряжении. Если захотите, можете совершить прогулку на яхте. Идите по тропинке к берегу, не заблудитесь. Морем заведует парень по имени Том Лэннинг, удовольствие стоит десять фунтов в час. Вот вам на всякий случай тридцать фунтов, а вот ключи от дома. Магазины в Бернеме, до них порядка пяти миль… Я делаю покупки в вертолетном клубе, но вас туда не пустят, там по членским карточкам. На вашем месте я вообще бы не суетился и ограничился яхтой. Как утверждает мудрая русская поговорка, поспешность хороша исключительно при ловле блох. Успеете еще обжить старушку Англию.

— Вам тревожно за нас? — спросила девушка.

— Нет. Бояться нечего ни вам, ни мне. — Он написал цифры на листе бумаги. — По этим телефонам вы всегда найдете меня. Первый — квартира в Лондоне, по второму… мне передадут.

Слейд нагрузил Ольгу и Бориса различными полезными инструкциями (от вызова полиции, пожарных и «скорой помощи» до хозяйственных мелочей) и попрощался. В окно было видно, как он садится в приземистую красную машину.

— Как ты думаешь, — проговорила Ольга, — что будет, когда он узнает?..

— Предпочитаю совсем об этом не думать. — Борис заглянул в бар, вытащил бутылку красного вина.

— Мы поступили с ним по-свински, да?

— Нет. Он нас поймет, должен понять. Борис выдавил пробку вилкой и наполнил бокалы вином доверху.

— Давай выпьем, Оля. Наконец-то мы в безопасности, не надо ни от кого убегать, ни в кого стрелять.

— Стрелять? — рассеянно произнесла Иллерецкая, поднося бокал к губам. — Кстати, где твой пистолет?

— Остался в Москве, в квартире мистера Слейда. Наверное, его забрал мистер Блейк. Почему ты о нем вспомнила? Никак не можешь привыкнуть? Мы в бе-зо-пас-нос-ти, пойми!

— Так ли это?

— Что значит «так ли это»? «Коршуны» от нас точно отстанут, зачем мы им теперь? А Беку нас здесь ни за что не найти. Такого же мнения придерживается и Слейд, это не только по его словам видно. В противном случае нас бы солидной охраной окружили.

«Так-то оно так, — мысленно добавил Борис, — но вот нанимать охрану мистеру Слейду пришлось бы лично и расплачиваться из собственного кармана. Кого еще всерьез волнует судьба двух русских, уже в Москве рассказавших почти все, что знали? Для спецслужб они, в принципе, обуза. Этот мир жесток».

— Наверное, ты прав, — тихо сказала Иллерецкая, глядя в бокал. — Я в самом деле немного сошла с ума. Я возвращалась домой с выставки, и вот я в Англии…

— А я? — подхватил Борис. — Я всего-навсего купил компьютер, чтобы закончить свой роман.

— Ты писал роман? — удивилась Иллерецкая.

— Разве я не говорил? Не до того было. Детективный роман под названием «Ледяной Паук».

— Это очень интересно. Я люблю детективы, но еще никогда не встречалась с писателями.

— Вообще-то это мой первый роман, — признался Борис. — Не знаю даже, получалось что-то толковое или нет. К сожалению, рукопись конфисковал Бек.

— Но ты можешь восстановить его по памяти.

— Кому это нужно здесь, в Англии? Тут Чейзов своих хватает…

— О господи! Я все время забываю… Борис налил еще вина, подошел к окну в старомодной раме-переплете и выглянул в парк.

— Неужели мы действительно в Англии? — воскликнул он, едва не расплескав вино из полного бокала. — И вот эта лужайка перед домом — не лужайка вовсе, а риэл инглиш лон? Знаешь, я всегда мечтал побывать в разных странах, но чтобы вот так…

— А я мечтаю только об одном — вернуться, — вздохнула Иллерецкая. — И я понимаю чувства тех эмигрантов, которых коммунисты выгнали из России. Но там хоть была политика, борьба за свободу. А нас кто выгнал? Две шайки-лейки.

— Шайки-лейки, — задумчиво повторил Борис. — Оля, а тебе не приходило в голову, что все это не так уж случайно?

— То есть?

— Ну, в конкретных проявлениях — да, случайность. Я компьютер купил, ты тогда в аварию и в больницу попала.

А не в конкретных, в общем? Эти дэйны… Не замысел ли это, чтобы погубить нашу Землю?

— Конечно замысел. Ведь мы с тобой это знаем.

— Да нет, не то, — Борис пошевелил пальцами, подыскивая слова, — я имею в виду не замысел «Коршунов». Но откуда все это взялось? Много тысяч лет назад секрет дэйнов принесли на Землю инопланетяне…

— Ты в это веришь?

— В это поверить куда проще, чем в то, что какие-то там жрецы и шумеры сами дошумерили до практической генной инженерии, да не на лягушках. Кстати, ты знаешь, как переводится название «Шумер»? «Страна повелителей ракет».

— Ракет? А ты откуда это узнал?

— Вычитал где-то. Сейчас же полно всего печатают о контактах в древние времена. И над Египтом что-то такое летало, и над Индией, и над Южной Америкой… Вселенная огромна. Ни в пространстве, ни во времени нет ей конца. И я бы гораздо больше удивился, если бы мы оказались единственными. Вот уж было бы чудо так чудо.

— Ну ладно, допустим, это пришельцы просветили наших темных предков. И что с того?

— А зачем они это сделали?

— Мало ли зачем… Может, хотели улучшить человеческую породу. Дэйн ведь как бы лучше, совершеннее человека.

— Возможно, но помнишь, что говорила Таня? «Рано или поздно дэйны осознают свое превосходство, а правда станет известной людям. Все закончится грандиозной кровавой бойней». Не в этом ли заключался план пришельцев? Подбросить нам идею дэйнов, ждать, пока она так или иначе не реализуется в нужном им виде, а потом вернуться на планету, где воевать уже не с кем?

— Ждать тысячи лет? — Ольга пожала плечами.

— Тысячи лет могут быть для них временем одного перелета, как для нас перегон метро. А дэйны… как знать, так ли уж они похожи на людей?

— Ты видел Таню.

— Во всем похожи, да. А нет ли в программе их создания какого-нибудь тайного замочка, ключик к которому хранится у пришельцев? Они возвращаются, подают какой-то сигнал, и дэйны вручают им Землю. А до того об этом ключике ни дэйны, ни их земные создатели и подозревать не могут.

— Как страшно, — взгляд Ольги потускнел, — дэйны-зомби завоевывают Землю для пришельцев. А помнишь, какие-то скрижали великого Тота, которые будут открыты, и все в нашем мире изменится… Не в них ли ключик?

— Оля, — ответил Борис, возвращаясь к столу, — если и есть такой ключик, он пока не работает. Таня пожертвовала собой, чтобы остановить «коршунов». И если кто-то когда-нибудь создаст других дэйнов, почему бы им не быть такими, как Таня? И вообще, думать обо всем этом можно, но изменить ничего нельзя — по крайней мере, не нам с тобой. Так что давай не будем, ладно? Сегодня нам подарили день, так воспользуемся им.

— А как?

— Будем дышать английским воздухом. И последуем доброму совету — прокатимся на яхте. Пошли.

Печаль во взгляде Иллерецкой растаяла. Она отбросила волосы со лба и легко поднялась.

— Пошли!

День клонился к вечеру, в парке развесистые кроны деревьев с округлыми плотными листьями почти не пропускали солнечных лучей, и здесь было сумрачно. Платаны, подумал Борис. Он совершенно не разбирался в этом, но ему смутно помнилось, что в каком-то утонченном английском романе замок лорда окружали именно платаны. А стало быть, платаны и есть.

Тропинка, выложенная мелкой синеватой плиткой, вывела Бориса и Ольгу за каменную ограду, поросшую мохнатой зеленью. Дальше тропинка серпантином петляла между скалами и спускалась к устью реки. Там, у причала, возле маленького островерхого домика застыли на зеркальной глади воды четыре яхты. Собственно, лишь одно из суденышек, снабженное двумя мачтами, заслуживало такого названия. Борису приглянулась длинная желтая посудина с надстройками на носу и корме. На борту угловатыми буквами значилось «Аманда Линн».

— Привет, мисс Линн, — помахал рукой Борис. — Я вас люблю. Но где же обещанный мистер Лэннинг, заведующий морем?

— Давай постучим в дом, — предложила Иллерецкая.

Они так и сделали. Дверь открылась, и на пороге выросла двухметровая фигура рыжеволосого парня со смеющимися светлыми глазами.

— Ой, — сказала Ольга.

— Вы мистер Лэннинг? — вежливо спросил по-английски Борис.

— Я просто Том. А вы гости мистера Слейда, я знаю. Я видел, как вы проезжали на машине.

— Прекрасно, Том. Я Борис, это Ольга. Прокатите нас по морю?

— Черт возьми! Для чего же, по-вашему, я здесь торчу? Десять фунтов в час, и выбирайте авианосец по вкусу.

— Мы уже выбрали «Аманду Линн».

— О! Старушка Аманда и мне по душе. Вид у нее неказистый, но какой ход! Вы будете ловить рыбу?

— Ловить рыбу? — изумился Борис. — И это можно?

— Все, что хотите. За дополнительную плату, конечно.

— Я что, должен заплатить за каждую рыбу, которую сам же и поймаю?

Том Лэннинг рассмеялся.

— Нет, рыба бесплатно. Платить нужно за снасти.

— Я… понятно. Нет, мы не будем ловить рыбу, Том. Но охотно прихватим с собой баночек пять пива, если у вас таковое имеется.

— «Будвайзер», «Молсон», «Бавария»?

— Что покрепче.

— Отлично. Прошу на борт, а я сейчас…

Он исчез в доме, а Борис и Ольга по сходням перебрались на «Аманду». Борис с интересом разглядывал панель управления, рычаги и приборы у штурвала. Иллерецкая прикоснулась к эбонитовому набалдашнику, венчающему рычаг.

— Ты бы справился?..

— С этим? Ну, если понаблюдать за мистером Лэннингом, наверное…

— А если плыть очень-очень далеко? Борис удивленно поднял брови.

— Доктор Ален Бомбар переплыл Атлантический океан на резиновой лодке, так что… А куда это ты собралась плыть?

Ольга не успела ответить, потому что Том Лэннинг бросил с берега упаковку из шести пивных банок, и Борис поймал ее с ловкостью заправского голкипера. Затем мистер Лэннинг перепрыгнул на борт сам.

— Куда отправляемся? — Он щелкнул тумблером, заменяющим ключ зажигания, и двигатель зарокотал.

— А куда можно? — спросила Ольга, показывая, что она не бессловесное существо и даже может составить английскую фразу.

— На юг, мимо Грейт-Уэйкеринга к Шоберинессу, или на север, пустынное побережье и скалы до самого Уэст-Мерси, очень красиво.

— Эти названия нам ни о чем не говорят, — заметил Борис.

— Да? — Том Лэннинг так воззрился на Бориса, точно тот сообщил ему о своем кровном родстве с семьей Виндзор. — Откуда же вы приехали?

— Мы приехали…

— Издалека, — неожиданно перебила его Ольга. — Мы приехали из страны нескончаемого сна, от которого невозможно очнуться, заполненного выстрелами и преследованиями, замешанного на запахе крови. Мы поднялись из нашего личного ада, обманув тысячеглавых драконов, стерегущих врата…

Лэннинг несколько оторопел.

— А… Это стихи Джима Моррисона?

— Нет, мои.

— Чудесно, мисс… Так куда идем?

— В открытое море, — решила Ольга.

— В море так в море.

Лэннинг отшвартовал яхту (если уж именовать так «Аманду Линн») и подал вперед ручку газа. Дизель сердито зарычал, за кормой клокотала вспененная вода. Градов и Ольга стояли у кормовой надстройки, пиво Борис водрузил на вибрирующую крышку люка. Одну банку он предложил Лэннингу, тот подмигнул, сорвал кольцо, снова повернулся к штурвалу и прибавил газа.

Борис и девушка находились за спиной Тома. Он не видел их и из-за шума мотора едва ли слышал их разговор, да и не понимал по-русски, но они слышали друг друга…

— Здесь совсем нет чаек, — заметила Ольга.

— Чаек?

— В море должны быть чайки. Провожать корабли.

— Гм… Ну да, может быть, они появятся позже.

Лэннинг еще увеличил скорость. «Аманда» ходко перескакивала с волны на волну, и устоять на ногах было нелегко. Борис и Ольга уселись на рундук возле борта. Сюда летели брызги. Борис облизнул воду с губ — она была пресной. Закатное солнце нарисовало золотую дорожку на гребнях волн. Берег удалялся, а впереди виднелись два громадных пассажирских лайнера — слишком далеко, чтобы рассмотреть их.

— Ты хотела бы написать картину… вот такую? — Жест Бориса получился неопределенным, охватывающим землю, море и небо.

Иллерецкая отрицательно покачала головой.

— Зачем? Все это уже есть.

— А по телевизору тебя обозвали мастером портрета и пейзажа. И на выставке я видел…

— Ах это… Это ученические работы. Я не собиралась их выставлять, Родзянко уговорил. А мои настоящие картины тебе нравятся?

— Не знаю. Они меня и притягивают и пугают. Как в фильме, когда ждешь, что вот-вот что-то случится.

— И ничего не случается?

Борис посмотрел на девушку немного отстраненно, будто думал о своем.

— Нет, случается. Что-то ВСЕГДА случается. А большой, наверно, переполох поднялся на выставке. Ну, и среди твоих знакомых, когда ты исчезла.

— Видимо так, — равнодушно кивнула девушка.

— Кто-то может с ума сойти от беспокойства.

— Нет, никто.

— Да? Это прекрасно. Я хотел сказать, это скверно. Иллерецкая слабо улыбнулась — Борис не мог поручиться, что ему не почудилась эта улыбка.

— А ты? — произнесла девушка с неуверенной интонацией.

— Что я? — откликнулся Борис.

— Из-за тебя есть кому сходить с ума?

— О да… Толпы моих будущих читателей. Правда, они еще не знают, какая утрата их постигла.

— Я серьезно.

— Серьезно? Хорошо.

— Что хорошо?

— То, что ты серьезно задаешь такой вопрос.

Борис повернулся к девушке. Капельки воды на ее лице сверкали, как крохотные бриллианты.

— Это дождь, что идет с омраченных небес, — пробормотал он.

— Что?

Борис ощутил дыхание девушки, столь отличное от морского ветерка. Оно пахло… Молоком? Это невозможно, и тем не менее это так. Молоком, свежескошенной травой, чем-то далеким, детским.

— Ничего. Просто какое-то стихотворение.

Борис осторожно коснулся губами губ девушки. Она не ответила и не отстранилась. Ее ресницы трепетали, но это был только ветер.

— Наш корабль идет ко дну? — прошептал Борис так близко от ее лица, что она не услышала, а почувствовала его слова.

— Это так, капитан.

— Но мы можем уйти на берег.

— Нет, капитан. Никто не может. Людям лишь кажется, что можно сесть в шлюпки и вернуться на берег. На самом деле никто и никогда не уходит с тонущих кораблей.

— Никто и никогда?

— Нет.

Борис обнял девушку, глядя в ее невероятно синие, как небо, глаза. Всегда что-то случается, и никто не уходит с тонущих кораблей.

Уцепившись за низенький фальшборт, девушка встала и закричала по-английски:

— Хей, шкипер! Мы возвращаемся в гавань! Удивленный Том Лэннинг оглянулся.

— Но вы же еще ничего не видели! Я хотел показать вам древние скалы Блэкуотера, мисс…

— Бунт?! Я прикажу протащить вас под килем! Лэннинг расхохотался, демонстрируя крепкие белые зубы, и заложил такой крутой вираж, что девушка не удержалась на ногах и плюхнулась на колени Бориса. Через двадцать минут «Аманда Линн» причалила там, откуда отправилась в путь.

— Спасибо, Том, — искренне поблагодарил Лэннинга Борис. — Это было лучшее путешествие в моей жизни.

Пожав руку озадаченному мореплавателю, он подхватил девушку и вынес на берег.

— Пиво забыли! — окликнул его Том.

— Угощаю, — великодушно объявил Борис, которого переполняла жажда благотворительности.

— Поставь меня на землю, уронишь, — смеясь, взмолилась Иллерецкая.

— Уроню то, что мне дорого?! Никогда! Однажды я уронил и разбил бутылку водки, так это мне был урок на всю жизнь.

Он донес Ольгу до самого дома, изрядно запыхавшись. Борис пренебрегал спортом и не привык держать в руках груз тяжелее записной книжки, но на сей раз ему так хотелось сделать исключение.

В парке, под густыми древесными кронами, уже совершенно стемнело. Борис нашарил выключатель и зажег четырехгранные фонарики, осветившие крыльцо.

— Добро пожаловать домой, — сказал он.

— Но это не наш дом, — с грустью проговорила девушка.

— Нет, это наш дом. Дом странников, укрывающихся от грозы.

Борис прошел в гостиную, включил бра по обеим сторонам книжных полок.

— Я промокла и замерзла, — пожаловалась Ольга.

— Прими горячий душ, а я растоплю камин.

— Ты умеешь топить камин?

— Надо же когда-то учиться.

Она отправилась в ванную, а Борис занялся камином. Сначала он напустил в комнату столько дыма, что можно было повесить не то что топор, а весь инструмент пожарной бригады. Борис открыл окна, и дым немного рассеялся, зато образовался сквозняк и принес с собой новую напасть: огонь в камине заполыхал с такой чудовищной силой, что знаменитый костер Паниковского бледнел в сравнении с ним. Борис схватился за кочергу. Наконец он ухитрился умерить пламя, так что дикий вой в трубе перестал напоминать о старте баллистических ракет.

Оля вышла из ванной в длинном темно-фиолетовом халате. Кашлянув от дыма, она устроилась в кресле у камина. Халат чуть распахнулся на груди.

— У тебя здорово получилось… для первого раза, — произнесла она. — Можно снимать исторический фильм о газовой атаке немцев на Ипре в тысяча девятьсот пятнадцатом году… Но все-таки закрой окна. Я простужусь.

Борис выполнил ее просьбу.

— Знаешь, в этой ванной я была вроде Алисы в Стране Чудес. Там есть такие штуки…

— Какие? — спросил Борис, выуживая сигарету из деревянного ящичка в верхнем отделении бара.

— Такие… Их надо крутить, а потом нажимать.

— Ну да?

— Еще бы… Я поняла, именно в этом все дело, когда попадаешь в чужую страну. Люди, автомобили, магазины — все такое же. Дома немного другие, но главное отличие в мелочах. Как открыть воду в ванной? Как позвонить по уличному телефону? Куда бросать жетоны, чтобы пройти в метро, и есть ли у них вообще жетоны? В книгах об этом не пишут.

— Конечно не пишут, — согласился Борис. — Это само собой разумеется. Пойду посмотрю на твои штуки. Значит, сначала крутить, а потом нажимать? Не наоборот?

Девушка обиженно взглянула на Бориса.

— Интересно, как это у тебя выйдет. Пошуровав кочергой в камине, Борис загасил сигарету и двинулся в ванную. Он разделся, встал под душ и приступил к исследованию никелированной панели, обилием ручек, кнопок и рычажков похожей на пульт управления космического корабля. Он едва не ошпарился, прежде чем научился регулировать температуру воды. Но больше, чем столь очевидное стремление усложнять жизнь, Бориса удивило наличие окна в наружной стене, через которое был виден парк. Впрочем, почему бы и нет, подумал он. Ванная с окном снизу доверху, без штор невозможна в России, но здесь, в Англии, в стране покоя и безопасности, на территории частного владения, куда никто без приглашения не забредет, она уместна, как нигде. Иллюзия единства с природой, да почему иллюзия? Единство. Ведь и портьеры в гостиной — не для того, чтобы кто-нибудь не подглядел, а элемент дизайна, для уюта…

Второго халата не оказалось. Борис закутался в огромное полотенце наподобие древнего римлянина. Вернувшись в гостиную, он вскинул руку в салюте.

— Марк Антоний, начальник конницы и сенатор, приветствует тебя, царица Египта!

— О… Ты похож на Антония. Особенно очки.

— Я Антоний в современной трактовке, — пояснил Борис. — Очки символизируют великий ум.

Пока он принимал душ, гостиная успела согреться. При мягком освещении, дополненном отсветами оранжевого пламени, комната стала еще более уютной и домашней, словно уменьшилась в размере. Оля сервировала стол, приготовив скромную закуску из запасов Слейда, поставила в центр новую бутылку вина. Приспособлением вроде автоматического штопора, найденным Олей, — тоже характерный штрих непривычного быта — Борис откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.

— Давай выпьем за корабли, — сказала девушка. Отражение огненных языков плясало в рубиновой сердцевине бокала.

— За те, что идут ко дну?

— Нет. За те, что держат путь к далекому дому… и возвращаются. И за вас, храбрый капитан.

— Корабли не возвращаются, — Борис поднял бокал, — корабли уходят и приходят, а это совсем не одно и то же.

— Я рада.

— Чему?

— Я и сама так думала, а ты правильно угадал.

— Я не угадывал, я теперь знаю.

Они выпили понемногу, просто чтобы ощутить вкус вина.

— Неужели для того, чтобы отличить важное от пустяков, — сказала Ольга, опуская взгляд вниз, к огню, — неужели для этого надо, чтобы в нас стреляли?

— А что, по-твоему, важно?

— Сидеть в кресле у камина.

— Пить вино.

— Говорить ни о чем.

— И молчать о том же.

Они улыбнулись друг другу одними глазами.

— Планировка английских домов, — промолвил Борис, — такая же загадка, как и те штуки в ванной. Например, мистер Слейд упоминал о том, что где-то тут есть спальня. Но вот где?

Оля подошла к Борису, присела на подлокотник его кресла, провела рукой по его влажным волосам.

— Зачем тебе спальня, Антоний? Вот ковер. Это шкура льва, поверженного Гераклом. А за окнами шумит великий Рим, и так близка битва при Акции…

Борис прикоснулся щекой к щеке девушки, глядя, как опадают и становятся красными языки пламени в камине.

— Антоний проиграл битву при Акции, — очень тихо выдохнул он.

— Нет. Если ты сражался, ты уже не проиграл.

10

Джек Слейд очень устал. Так всегда с ним бывало: бюрократическая канитель после операции выматывала сильнее, чем работа на холоде, во враждебном окружении.

Марстенс уехал на какое-то таинственное совещание на Даунинг-стрит, и Слейд получил долгожданную передышку. Он даже позволил себе выпить рюмку французского коньяка — только одну, как лекарство от усталости.

В кабинете было полутемно из-за прикрытых штор. Слейд включил компьютер, вынул из сейфа привезенную из Москвы дискету, посмотрел на нее. Здесь, в Лондоне, еще никто не заглядывал в файл, никто, кроме Слейда, даже не взял дискету в руки, и это было очень странно. Как правило, любая новая информация сразу попадает в оборот специалистов, а уж такая… Ведь из отчета Слейда всем предельно ясно, ЧТО он привез! И Марстенс ничего не объяснил, лишь намекнул, что Даунинг-стрит в растерянности и многое должно проясниться после совещания. Многое? Ну что ж, подождем…

Слейд вложил дискету в дисковод и подумал о пароле, составленном Борисом и Ольгой независимо друг от друга, — о не существующем в языке, но таком трогательном слове «LIVEHOPE»…

Имени файла на экране не появилось. Слейд нахмурился. Сбой компьютера? Нет, все работает нормально. С противным ощущением электрической дрожи вдоль позвоночника Слейд вызвал программу восстановления удаленной информации. Программа утверждала, что с дискеты ничего не удалялось. Это была чистая отформатированная дискета.

Слейд вынул ее из дисковода. Та самая дискета, «Вербатим», со слегка потертой наклейкой, с карандашной пометкой. Да она и не может быть другой. Тогда как же…

Ведь никто не имел возможности форматировать прямо на глазах у Слейда!

Чертовщина… Слейд уперся пустым взором в столь же пустой экран. Из транса его вывел прерывистый сигнал интеркома.

— Мистер Слейд, немедленно зайдите к мистеру Марстенсу.

Вот как — немедленно. Что стряслось? Почему Марстенс вернулся так быстро? Обычно эти совещания бесконечны.

Сунув дискету в карман, Слейд вышел из кабинета. Марстенса он нашел в странном расположении духа — тот выглядел не рассерженным, не озабоченным, а… Если бы Слейд знал Марстенса хуже, он определил бы его вид как виноватый. Но Марстенс и покаяние — понятия несовместимые.

— Садитесь, Джек. — Марстенс кивнул на кресло и замолчал, будто не решался начать.

Тогда решился Слейд — на прыжок в ледяную воду Он достал дискету, положил ее на стол и сказал:

— Сэр, вот дискета, которую я вывез из Москвы. Только что я запускал ее, но…

Марстенс сделал утомленно-останавливающий жест, и Слейд умолк.

— Джек, это совещание… Оно только подвело итог. Вопрос поднимался еще после сообщения Дэвида Сэйла о возможности репликации. Вы удивлены? Это так… Отчасти он увязывался с клонированием. Вам, вероятно, известно, что о клонировании дискутировали и раньше. Отношение самое осторожное. Уже с начала апреля девяносто седьмого года ассигнования на эти программы были урезаны наполовину, а через год финансирование вообще собирались отменить. Но не отменили, оставили тонкий ручеек из-за медицинских надежд на выращивание органов для пересадки. Но ваша репликация — совершенно иное дело. Это поле для невиданных в истории злоупотреблений. Мнение единодушно, Джек не буду ходить вокруг да около, лучше сразу. Ваши усилия напрасны. Ваша операция проведена блестяще, но… впустую.

— Сэр…

Марстенс полуприкрыл глаза.

— Мне очень жаль, Джек. Любые исследования по этой теме категорически запрещены, любая информация, откуда бы она ни исходила, подлежит уничтожению, а ее распространение отныне является тяжким уголовным преступлением. Вы рисковали жизнью, чтобы добыть эту дискету, но у вас хватит мужества и мудрости примириться с тем, что она никому не нужна.

— Но… Русские, сэр… — ошарашенный Слейд не находил слов.

— Русские, да… Они теперь обезврежены, Джек Проект «Коршун» мертв. Не потому, что у них не осталось научной и материальной базы — в этом мы едва ли когда-либо убедимся, наверное, — а потому, что их безумные проекты имели шанс на осуществление только при сохранении полной тайны, и они это понимают. Впрочем, это не снимает с нас обязанности за ними присматривать. Но как конкретно это будет происходить — отдельный вопрос и не нашего с вами уровня.

— Колесо познания катится, — пробормотал Слейд.

— Что?

— Боюсь, развитие науки не остановить запретами.

— Но это НЕ ЗЕМНАЯ наука, Джек.

— Простите, сэр?! — Джек Слейд был бы менее ошеломлен, если бы Марстенс сейчас станцевал перед ним рок-н-ролл на столе.

— Это не земная наука. — Марстенс улыбнулся в ответ на реакцию Слейда — Это чуждое знание, навязанное извне неведомой силой. Разве вы забыли, как вам говорил об этом Дэвид Сэйл?

— Он высказал предположение. — Слейд еще не опомнился.

— Джек, я практик, очень далекий от фантазий любого рода. И если я вижу на улице слона, мне легче признать этот факт, чем исходить из постулата, что слоны в Лондоне не водятся, и хитроумной логикой убеждать себя в том, что это вовсе не слон. Несколько тысячелетий назад люди Земли не могли открыть репликацию. А значит, открыли ее не они. Для меня этот факт так же бесспорен, как увиденный воочию слон.

— Да, наверное… И все же в Англии, да и не только в Англии, немало ученых добровольно пошли бы в тюрьму, лишь бы прикоснуться к тайне репликации. А военные? Неужели они не оказывали давления, чтобы получить этот файл?

— К счастью, нашей страной правят не военные, а ответственные политики, Джек. Я не знаю, что там нас ждет в будущем, может быть, найдется еще десяток таких стилетов или какой-нибудь Франкенштейн сам откроет репликацию. Я не говорю, что это невозможно, это всего лишь противозаконно. Но мы знаем об опасности, и это главное.

Марстенс встал, словно подводя черту под первой частью беседы.

— Теперь об утечке информации из нашего отдела, Джек. Проверка определила круг подозреваемых. И наибольшее подозрение вызывает ваш секретарь.

— Ингрэм?

— Да, Роберт Ингрэм.

— И потому его нет на месте? Я думал, он болен.

— Он временно отстранен под благовидным предлогом. Данных для ареста пока недостаточно, прямых улик нет. Но именно к Ингрэму сходятся все нити.

— Но ведь есть и другие подозреваемые?

— Да, и поэтому я намерен устроить классическую ловушку. Вернуть Ингрэма на службу, затем подсунуть всем подозреваемым псевдоважную информацию, каждому свой «меченый атом». По реакции Москвы мы установим, какая приманка сработает. Но я почти уверен, что это Ингрэм. Так как это задание поручается вам, в ближайшее время жду детальных предложений.

Слейд чуть изменил позу в кресле.

— Это ведь не так срочно, сэр? Мне не хотелось бы бросать на произвол судьбы моих российских друзей.

— Занимайтесь ими параллельно, Джек, но, боюсь, их надежды остаться в Англии беспочвенны. Вы знаете наших крючкотворов… Кажется, у девушки есть родственники в Канаде?

— Родители, сэр.

— Вот и хорошо. Рассмотрите этот вариант. А о дате их вызова для допросов вам сообщат.

Слейд поднялся и взял со стола дискету.

— Я могу идти, сэр?

— Конечно. Сегодня отдыхайте, но завтра жду предложений по Ингрэму. Не забудьте стереть файл. Не скрою, так и тянет заглянуть. Но увы, Джек! Я слишком часто нарушал законы в ходе операций, чтобы делать это еще и в стенах родного учреждения. А все же любопытно…

Не так любопытно, как вы думаете, мелькнуло у Слейда, когда он шел к выходу, сжимая дискету в руке.

11

Красный спортивный автомобиль Джека Слейда подкатил к дому. На звонок в дверь никто не откликнулся. Тогда Слейд открыл запасным ключом и вошел в гостиную. Он увидел закуску и недопитую бутылку вина на столе, поднялся по лестнице на второй этаж, заглянул в спальню.

Борис и Ольга крепко спали под одеялом, тесно прижавшись друг к другу. Руки девушки обвивали шею Бориса, ее голова покоилась на его плече. В этой картине было столько мира и тепла, что Слейд невольно улыбнулся. Он бесшумно закрыл дверь и спустился в гостиную, где снял трубку внутреннего телефона. Наверху раздался звонок.

Спросонья Борис не сразу понял, что это за звук и что он означает. Потом он вытянул руку и схватил трубку.

— Алло.

— Добрый день, — сказал Слейд, разумеется по-русски.

— О, мистер Долтон…

— Называйте меня мистер Слейд. Я больше привык к своему настоящему имени.

— Хорошо, мистер Слейд. Где вы?

— Внизу, в гостиной.

— Вы уже знаете?

— Да.

— Мы одеваемся и идем.

Борис положил трубку. Оля заворочалась во сне, что-то пробормотала. Борис прикоснулся к ее плечу.

— Оля, просыпайся. Он здесь.

— Кто здесь? — Девушка села в постели, хлопнула ресницами, тут же инстинктивно прикрылась одеялом.

— Слейд. Он все узнал.

— О дискете?

— Да, ждет нас на расправу. Может быть, я один с ним поговорю?

Девушка постепенно возвращалась от сна к реальности.

— Ну уж нет. Чтобы станцевать танго, нужны двое, правда?

Они появились в гостиной минут через двадцать, приведя себя в порядок настолько, чтобы не выглядеть беспомощными, какими выглядят люди, вытащенные из постели. Ольга поздоровалась, Борис взял сигарету и закурил.

— Как вы это сделали? — спросил Слейд.

— Это целиком моя вина, — начал Борис, но девушка перебила.

— Не слушайте его, мистер Слейд. Он будет изворачиваться и покрывать меня. Мы придумали это вместе, заранее. В компьютерном магазине мы купили упаковку дискет «Вербатим», таких же как та, с файлом. Потом мы зашли на телеграф, попросили там карандаш, ластик, поработали с наклейкой, чтобы новизна не бросалась в глаза, сделали карандашную пометку. Не сразу получилось, штук пять испортили. Остальные дискеты в упаковке мы выбросили. Вот… А когда мы во второй раз продемонстрировали вам файл, я как будто бы в обморок упала. Пока вы, мистер Блейк и мистер Данияр возились со мной, Борис подменил дискету.

— Я бы подменил раньше, — добавил Борис, — да боялся, что вы попросите снова включить. Так и вышло.

— Гм… А куда вы дели настоящую?

— Когда я выходил в туалет в самолете мистера Данияра, я разломал корпус дискеты, а сам диск смял, поджарил зажигалкой и спустил в унитаз. Если на свете существует способ восстановить информацию после такой обработки, значит, я зря рассказал вам об этом.

— Успокойтесь, Борис, — ответил Слейд, — такой способ вряд ли существует, да никто и не стал бы его искать.

— Почему?

— Потому что английское правительство приняло закон, запрещающий все исследования такого рода — у нас это называют репликацией, — а также поиск, распространение и любое использование подобной информации. Мне приказали стереть файл и забыть о нем.

— Вот как! — воскликнул Борис почти разочарованно. — Выходит, мы старались напрасно?

— Вы опасались, что в Англии возникнет проект вроде «Коршуна»?

— Да. — Борис затушил сигарету в пепельнице. — Понимаете, из-за этого погибла та девушка, Таня, наш друг. Она хотела полностью уничтожить все, что только есть об этом… о репликации. И я искренне надеюсь, что у АЦНБ ничего не осталось. От стилета — лишь оболочка… Получается, дискета была последним известным нам источником. Если бы мы поступили иначе, мы бы предали ту девушку и многих других людей, которые живут на Земле и хотят жить спокойно. Я не оправдываюсь, мистер Слейд. Я убежден, что мы действовали правильно.

— Да, — проговорил Слейд. — Я тоже думаю, что вы поступили правильно. Так или иначе, эта история закончена, и не пора ли…

— Не совсем закончена, — сказала Ольга. — А стилет? Где он, что с ним?

— Ах да, стилет. Стилет вернется в каирский музей, откуда он и был похищен вместе с другими экспонатами, которые тоже удалось вернуть. Я не успел зайти в посольство Египта в Москве и передать их, но уж в Лондоне я это сделаю.

— И люди будут смотреть на него, любоваться красотой… даже не догадываясь, какая странная и захватывающая история с ним связана! Может быть, это самая странная история в мире.

— Возможно, — суховато откликнулся Слейд, настроенный не столь романтично. — Мне сейчас ближе другая история, ваша…

Борис налил себе вина, жестом предложив Оле и Слейду (оба отказались). Слейд продолжал:

— Тут много неясностей, вашей проблемой будут заниматься в высоких инстанциях. Чем все завершится, не берусь предсказать. А пока вам предстоит жить здесь. Не знаю сколько — неделю, две, месяц. Расценивайте это как летние каникулы. Меня вы будете видеть нечасто, работы полно. Но ничего, любые новости узнаете без промедления. Я дам вам немного денег. В общем, развлекайтесь, но съездить и поговорить с моими коллегами вам все же вскоре придется.

— Мистер Слейд, — произнес Градов, все еще не переключившийся после неожиданного оборота дела с файлом. — Вот вы как будто одобрили наш поступок… Я о дискете…

— По этому поводу мне добавить нечего.

— А каким было бы ваше мнение, если бы не принятый закон?

— Точно таким же, если вы спрашиваете о моем личном мнении. Хотя ни ваши, ни мои действия, ни законы британского правительства, ни даже всех правительств, вместе взятых, не изменят ситуации по существу. Открытое однажды не закроешь вновь.

— Однако, — заметил Борис, — египетский секрет таился в подземельях бог знает сколько веков. Может быть, очередную штуковину и откопают, но лет через тысячу.

— Я имел в виду современные исследования, — пояснил Слейд. — Двигатель науки — любопытство, а его не отменить правительственным запретом. Впрочем, надеюсь, что вы правы, и тысяча не тысяча, но лет сто у нас в запасе есть. — Он засмеялся. — Вот что, я в затруднении. Нужна ваша помощь.

— Да? — Борис наклонил голову.

— Я страшно устал, но, если сейчас завалюсь в постель, просплю до ночи, проснусь с больной головой и потом уже не усну. А вот если мы втроем сядем в машину и поедем в Лондон, в джазовый клуб Ронни Скотта…

— Принято! — Ольга захлопала в ладоши. — Джазовый клуб! Мистер Слейд…

Она взглянула на Бориса, а он на нее. Без слов их взгляды говорили одно и то же: в джазовый клуб, на скучнейшую лекцию или в батискафе на дно морское — нет разницы, все одинаково интересно, все восхитительно с тобой, с тобой…

12

Металл казался обжигающе холодным, несмотря на то что имел комнатную температуру. Да, это не был холод, обусловленный законами физики, это был холод МОГИЛЫ. Ветер, дующий с другой стороны, откуда нет возврата…

Курбатов оторвал ствол пистолета от виска, положил оружие на стол. Почему он должен умирать? Он, пусть немолодой, но полный сил и энергии человек? Он, а не те, кто виновен в его поражении и чудовищном позоре? Он ли минуту назад был уверен, что жизнь потеряла смысл? Нет, смысл остается: ВОЗМЕЗДИЕ. Не месть — мстят рогатые мужья и обиженные любовницы. Именно так: возмездие или, еще лучше, ОТМЩЕНИЕ. В мести всегда есть что-то детское: «Ах ты так?! Вот тебе, вот!» Ничего подобного нет в отмщении или возмездии. Просто каждый должен получить то, что ему причитается, то, что он заслужил. Торжествует незыблемый закон бытия, установленный Господом, а Всевышний волен выбирать любое орудие.

Курбатов поймал себя на том, что он, законченный атеист, вдруг вспомнил о Боге. Как ни странно, это не удивило его. Минута наедине с заряженным пистолетом, готовность нажать на спуск — такое изменит кого угодно. Помутнение разума? Нет, всего лишь изменение, а не помутнение. Курбатов знал, что признаков безумия нет.

Он знал, но… Но ЭТО БЫЛО помутнением разума.

Теперь нужно наметить список жертв. Он должен убить всех виновных, без гнева и пристрастия, сознавая, что он — только орудие, а решения принимаются на небесах. Первый — Никитин, не потому, что виновнее других, а потому, что ближе. Потом Иллерецкая и ее дружок. И наконец, десерт, чудесный финал этой захватывающей охоты — Джек Слейд.

Времени лучше не терять.

Экс-генерал сунул пистолет в карман и вышел из квартиры.

На автобусе он доехал до гаража, где стояла его старая машина — «жигули-шестерка». Он заботился о ней, хотя пользовался всегда служебной «волгой», и периодически оплачивал профилактические работы, точно предчувствуя, что вскоре она ему понадобится.

Усевшись за руль, бывший генерал включил зажигание. Двигатель работал как часы. Курбатов выехал на московские улицы. Из первого попавшегося телефона-автомата он позвонил Никитину.

— Василий Тимофеевич? Курбатов говорит.

— Какого черта? Я приказал вам или подохнуть, или убраться из Москвы.

— Василий Тимофеевич, получена чрезвычайно ценная информация. Проект спасен.

— Что?!

— Это правда. Я не стал вас обнадеживать, не зная, сработает ли моя авантюрная страховка, а она сработала. Теперь у нас есть все, а у англичан ничего. Я видел материалы, они подлинные… Но доставивший их человек требует огромного вознаграждения.

— Обещайте ему все, что он хочет.

— Он соглашается говорить только лично с вами.

— Мм… А откуда он узнал обо мне?

— От меня. Я полагаю, это не имеет значения, ведь он будет устранен.

— Да, вы правы. Я и сам хочу поговорить с ним, убедиться… Кто он такой?

— Весьма высокопоставленная персона. Вы знаете его в лицо и будете удивлены. — «Очень удивлены», — добавил про себя Курбатов.

— Когда и где состоится встреча?

— Первый вариант, если он вас устроит, — через час, на пятом километре к востоку от того места, где раньше был внешний пост охраны «Террариума». Резервный…

— Отставить резервный, я буду там.

— Василий Тимофеевич, важно, чтобы вы приехали один. Этот человек…

— Безусловно! Спугнуть его?! Лимиты глупости исчерпаны!

— Еще нет, — сказал Курбатов коротким гудкам и повесил трубку. Настроение его поднялось. По дороге он купил целый блок «Мальборо», курил, насвистывал арию из оперетты. Улеглась даже ноющая боль в руке.

Он прибыл на пятнадцать минут раньше срока. Место было выбрано удачно, машины здесь проходили редко. Курбатов переложил «вальтер» из внутреннего кармана в боковой.

«Волга» генерал-лейтенанта показалась из-за поворота точно в назначенное время. Обычно Никитин ездил на «мерседесе», но на этот раз предусмотрительно сменил автомобиль. Он сам сидел за рулем, кроме него, в машине никого не было. Одет он был в темный цивильный костюм.

Выйдя из своей машины, Курбатов облокотился на раскрытую дверцу. «Волга» затормозила, генерал-лейтенант тяжеловесно выбрался из салона.

— Где же ваш человек? — спросил он, позабыв о приветствии.

— Его нет, Василий Тимофеевич.

— Вижу, что нет… Опаздывает?

— Нет, не опаздывает. Его не существует. Я выдумал его, чтобы исполнить смертный приговор.

— Что вы мелете? — Никитин отступил к машине.

Курбатов выхватил пистолет и выстрелил. Пуля попала в грудь генерал-лейтенанта, удар отбросил Никитина назад. Курбатов выстрелил еще дважды — в грудь и в голову. Тело генерал-лейтенанта повалилось на дорогу возле левого переднего колеса «волги».

Вновь небрежно насвистывая, Курбатов спрятал пистолет, сел в «жигули», развернулся и поехал в Москву. По пути он остановился у мусорных контейнеров на окраине и выбросил оружие.

13

Дверной звонок не работал, Курбатов постучал. Через долгую, очень долгую минуту послышались шаги. Тот, кто был за дверью, заглянул в глазок. Загремели засовы.

Перед Курбатовым стоял сухопарый мужчина лет пятидесяти, с седой шевелюрой и водянистыми глазами, одетый по-домашнему в рубашку и тренировочные брюки.

— Заходите, Алексей Дмитриевич, — буднично пригласил он. — Чаю, кофе?

— Да, пожалуй, выпью кофейку. — Курбатов прошел в однокомнатную, небогато обставленную квартиру.

Эта квартира и этот человек, Виктор Петрович Стасов, были стратегическим резервом Курбатова. Создавая такой резерв, он надеялся, что воспользоваться им не придется никогда. И вот — пришлось…

Курбатов устроился за кухонным столом, а хозяин принялся варить кофе. Алексей Дмитриевич не торопился с разговором, он отдыхал. С наслаждением выпив первую чашку, Курбатов наконец задал вопрос:

— Сколько у меня там всего денег, Витя?

— Триста семьдесят пять тысяч долларов, Алексей Дмитриевич, — с готовностью рапортовал Стасов.

— Я забираю триста… Семьдесят пять — твои. Стасов молча кивнул. Их взаимоотношения не позволяли ему спрашивать о том, о чем не говорит сам Курбатов.

— Кроме того, — продолжал тот, — мне срочно нужен паспорт с английской визой на чужое имя — русское — и билет на ближайший рейс в Лондон.

— Ближайший?

— Как будет готов паспорт. Так, дальше. Мой уровень владения английским не таков, чтобы выдать себя за англичанина, так что в Лондоне мне понадобятся документы якобы давно натурализовавшегося иммигранта.

— Легендированные?

— Нет, это слишком долго, а я очень спешу. Просто пристойная фальшивка для бытовых нужд. И придумай, как мне затем из Лондона попасть в Америку.

— Последнее — самое трудное. Но сделаем, — заторопился Стасов под пасмурным взглядом экс-генерала. — Вы повезете деньги с собой?

— Да.

— Будьте осторожны. Такая сумма наличными — опасный груз.

— Это уж не твоя забота, Витя. Налей-ка еще кофе.

14

После вчерашнего разламывалась голова. Волынов не привык много пить, и целая бутылка виски «Джек Даниэльс» отравила его, но встряска была необходима. Тучи сгущались. Он это чувствовал, он это знал. А тут еще внезапное отстранение от работы под явно надуманным предлогом и столь же внезапное возвращение на службу.

Телефонный звонок вызвал всплеск головной боли. Волынов, он же Роберт Ингрэм, застонал, сбросил одеяло и нащупал трубку в предрассветном полумраке.

— Хелло, — буркнул он.

— Доброе утро, сэр, — раздался в трубке мужской голос с сильным акцентом. — Очевидно, я говорю с мистером Уайтхедом?

«Уайтхед» означало срочную встречу у входа в паб «Буллз хед», Лонсдейл-роуд, 373. Волынов посмотрел на часы.

— Вы ошиблись, — ответил он. — Мистер Уайтхед здесь не живет и никогда не жил.

Если бы он сказал «вы ошиблись номером», это переводилось бы как «встреча невозможна, связь по каналу-2». Просто «вы ошиблись» значило «я приеду», а «никогда не жил» — «будьте предельно внимательны, возможна слежка, отмена встречи по оговоренному сигналу». А вот «видимо, вы набрали неверный номер» означало бы провал… Но Волынов не оценивал ситуацию столь трагично.

Положив трубку, Волынов встал с постели, проглотил три таблетки аспирина. Интересно, как он будет вести машину в таком состоянии?.. И еще интереснее — «Уайтхед», экстренный пароль для критических ситуаций. К нему не прибегали еще ни разу.

Хвоста Волынов не обнаружил. А когда он подрулил к пабу «Буллз хед» и увидел, кто его ждет, изумлению не было границ. Генерал Курбатов собственной персоной! Что же стряслось в Москве?!

Выйдя из машины, Волынов пожал Курбатову руку.

— Здравствуй, Леша, — тепло сказал Курбатов. — Как ты тут?

— Я докладывал, Алексей Дмитриевич. Плохо.

— Ничего, держись… Я приехал, чтобы увезти тебя на родину.

— Вы, лично?!

— Да… Такие дела, Леша. Последнее задание — и ты в Москве.

Они степенно зашагали по улице. Лондонский туман скрывал их от утренних прохожих, но он мог скрыть и наблюдателя от взглядов Курбатова и Вольтова.

— Задание такое, — вполголоса заговорил Курбатов. — Твой шеф Слейд привез в Лондон двух русских. Тебе это известно?

— Нет.

— Ладно, я расскажу тебе о них. Мне необходимо знать, где он их держит, и получить подробные планы этого места и окрестностей, ну и вообще, как можно больше сведений.

— Нелегко будет, Алексей Дмитриевич. Мне не доверяют. Когда вам это нужно?

— Сегодня вечером. Волынов споткнулся.

— Сегодня вечером? — беспомощно повторил он.

— Да, и особо не осторожничай, ведь ты уезжаешь домой сегодня же. Можешь сработать и грубовато. Но это не все. Мне понадобится оружие.

— Оружие?! Здесь, в Англии, в стране-лужайке, стране стеклянных домов? Лондон — это не Чикаго и не Москва, Алексей Дмитриевич.

— Постарайся, Леша, очень постарайся. Мне нужны два пистолета — один хороший, многозарядный с глушителем, второй все равно какой, хоть дамский. Автомат, гранатомет, боеприпасы…

— Алексей Дмитриевич, а бомбардировщик вам не нужен? — не выдержал Волынов, в голове которого еще бушевал вчерашний хмель. — Тут один продает недорого.

Охвативший Волынова гнев имел под собой основания. О чем они там в Москве думают? Неужели эти кабинетные крысы всерьез полагают, что за годы работы в Лондоне Волынов создал собственный тайный склад оружия для штурма Букингемского дворца?!

Курбатов полностью игнорировал реакцию Волынова.

— Для проведения операции мне выделены деньги, — сказал он. — За каждый из пистолетов мы можем заплатить до тридцати тысяч долларов, за автомат и гранатомет с боеприпасами — до восьмидесяти, если автомат с подствольным гранатометом — до ста.

Волынов поскреб в затылке.

— В принципе, тут есть один подпольный торговец, — признался он. — Крайне ненадежный тип, и деньги потребует вперед…

— Ничего, за деньгами сейчас съездим. Они… там, где я остановился… По дороге проинформирую тебя насчет русских гостей мистера Слейда. А вечером, в девять, встретимся в точке «Олдершот-одиннадцать», близ Уокинга.

15

Оперативной точкой «Олдершот-одиннадцать», или «Гнездом», называлась укромная лужайка в одном из немногих перелесков Англии, не бывших чьим-то частным владением. Курбатов приехал сюда из Уокинга, где взял напрокат старый «форд» по фальшивым документам.

Волынов прикатил вовремя на «феррари». Даже изрядно подержанная, какой ее и купил Волынов, эта машина притягивала взгляды. Волынов приобрел «феррари» с умыслом: автомобиль человека, которому не от кого скрываться и нечего скрывать.

Пересаживаясь в машину Волынова, Курбатов жестом осведомился о «жучках» и получил столь же безмолвный успокаивающий ответ. «Жучков» действительно не было. Марстенс справедливо рассудил, что, если Ингрэм найдет их (а Волынов бы нашел), это сведет на нет операцию-ловушку, потому что тогда «меченый атом» не улетит в Москву. Но ни Волынов, ни тем более Курбатов о рассуждениях Марстенса не догадывались.

— Алексей Дмитриевич, — произнес Волынов со странной смешанной интонацией самодовольства и озабоченности, — мне пришлось действовать как в кино про шпионов. Вскрытие сейфов и взлом компьютерных сетей.

— А результат?

— Успех. Мне повезло: оказалось, что Слейд поселил русских в своем загородном коттедже на реке Крауч, а я там раньше бывал, и обстановка мне знакома, так что оставалось лишь уточнить детали. Специальной охраны нет, но…

— Давай по порядку, — потребовал Курбатов. Волынов раскрыл папку.

— Вот общий план местности, расстояния в метрах. Схема, как проехать из Лондона и Саутенда-он-Си. От «Гнезда» по прямой около ста пятидесяти километров. Вот подробный план коттеджа — это я рисовал по памяти — первый, второй этаж. Окрестности… Здесь вертолетный клуб «Стрэйт ап», здесь лодочная станция. Ближайший поселок милях в четырех с половиной.

— Ага… — Курбатов рассматривал бумаги. — В клубе и на лодочной станции кто-нибудь дежурит по ночам?

— В клубе сменная охрана, два человека постоянно. При станции живет один парень, Том Лэннинг. Вот его домик. А вот парк аттракционов. Там в будни никого не бывает, сторожа нет, приглядывают ребята из клуба.

— Так… Сегодня Слейд, конечно, переночует в коттедже?

— Он передо мной не отчитывался, но думаю, что нет. Завтра ранним утром у него какое-то дело в Харроу.

— Вот как? — Курбатов ощутил укол разочарования оттого, что испарялись шансы покончить со всеми тремя приговоренными разом. Но, может быть, это и к лучшему. Напряжение в схватке со Слейдом возрастет, а ценно то, что дорого достается. Лондонский же адрес Слейда ему, конечно, был известен.

— Ладно, — сказал Курбатов, — теперь опиши в деталях коттедж и местность по этим схемам.

Отвечая на вопросы, Волынов говорил еще с полчаса, и экс-генерал наконец представил себе театр будущих военных действий так хорошо, словно сам побывал там. Он удовлетворенно кивнул.

— Переходим к оружию.

Волынов надел тонкие кожаные перчатки и принес из багажника два кейса, побольше и поменьше. Сначала он открыл маленький.

— Пистолеты. Вот легкий испанский «стар», не очень солидная модель, но вы сказали, что один из пистолетов сойдет и попроще…

Курбатов взял пистолет, проверил магазин.

— Правильно. А второй?

Со сдержанной гордостью Волынов извлек из кейса здоровенный пистолет с привинченным глушителем и далеко выступающим магазином перед спусковым крючком.

— Ого! Вот это артиллерия, — оценил Курбатов. — С такими я не сталкивался. Расскажи о нем.

— Это американский «интердинамик КГ». По ряду тактико-технических характеристик приближен к пистолетам-пулеметам, но стреляет только одиночными. Магазин на тридцать шесть патронов.

— Превосходно. А что во втором кейсе? Там находился разобранный автомат. Волынов сноровисто собрал оружие и сказал:

— Израильский «галил АРМ». В нем многое вам знакомо, он разработан на базе «Калашникова», но кое-что по-другому. Диоптрический перекидной целик для ночного прицеливания… Откидная мушка с фосфоресцирующей точкой и откидной целик с двумя точками по бокам прорези.

— Отлично, — одобрил довольный Курбатов.

— Отводить затвор одинаково удобно как правой, так и левой рукой, — продолжал Волынов, — то же касается и предохранителя-переводчика. Вот, видите, над рукояткой управления огнем, слева рычажок. А справа — как у «калаша».

— Ты будто в воду смотрел, когда покупал эту штуку, сынок, — хрипловато выговорил Курбатов. — Я как раз руку повредил…

— Далее, — показывал Волынов, — в пазе цевья — стойки шарнирной сошки, они могут использоваться как рычаги приспособления для перекусывания проволоки. Вот они, у шарнира. А главное — компенсатор и магазин с двенадцатью специальными патронами, позволяющий использовать винтовочные гранаты. Самих гранат четыре.

— Лучшего и желать не приходится… Разбирай и клади в багажник. «Интердинамик» тоже, а «стар» я оставлю у себя.

Заказывая оружие, Курбатов лелеял надежду обойтись без автоматной пальбы и тем более метания гранат. Во всяком случае, Иллерецкую и ее друга он убьет без таких впечатляющих эффектов. Но Слейд — опасный противник. И теперь Курбатов выйдет на него не с пустыми руками.

Волынов захлопнул багажник и возвратился в салон «феррари», стягивая перчатки.

— Поговорим о твоей отправке. — Курбатов держал пистолет на коленях.

— Алексей Дмитриевич, я вот что подумал… Вы один, а этот арсенал наводит на мысль, что дело намечается жаркое. Мог бы я задержаться в Лондоне еще на сутки и помочь вам?

— Помочь?..

Курбатов стиснул пистолет. Его план был таким — после получения информации и оружия выстрелить Волынову в висок, протереть рукоятку пистолета и вложить в руку трупа. Самоубийство. Мотив налицо: преследуемый шпион. Это было необходимо потому, что живой Волынов представлял опасность. Когда его схватят (а его неминуемо схватят), он под воздействием психотропных средств выложит и сведения о приезде Курбатова в Лондон. Произойди это раньше или позже отлета экс-генерала в США, куда он собирался, все равно за Курбатовым начнут охотиться и найдут.

Но предложение Волынова было настоящей удачей. Во-первых, двое — не один. Во-вторых, Волынов хорошо знаком с окрестностями коттеджа Слейда. В-третьих, вместе с, ним Курбатову будет много проще разработать детали покушения на Слейда. И в-четвертых, Волынов, погибший в перестрелке со Слейдом, становится единственным виновником обоих преступлений, к тому же с железным мотивом! Шпион выполняет задание и умирает. Красиво… Тем более что гибель Ингрэма-Волынова в перестрелке, возможно, даже имитировать не придется (вот если бы!). А если придется… Тогда придется.

Совесть нисколько не тревожила Курбатова. Он был лишь орудием в руках высшей силы. Орудием становился и Волынов.

— Спасибо, Леша, — сказал экс-генерал. — Помощь мне не помешает. Мы должны ликвидировать троих этой ночью.

— Двух русских, — кивнул Волынов. — А кто третий?

— Твой босс. Если он в Лондоне, поедем за ним туда, потом.

— Слейд?! Этого черта, пожалуй, ликвидируешь…

— Попробуем, — усмехнулся Курбатов.

— Все это оружие — против Слейда? Но не собираетесь же вы забросать его лондонскую квартиру гранатами?

— Леша, Слейд — это Слейд. И когда я просил оружие, я просто помнил об этом. Если понадобится, я буду гнать его до края Земли…

У Волынова вдруг зародились сомнения.

— Алексей Дмитриевич, а почему вы взялись за это сами? У вас, извините, возраст не тот, чтобы бегать с пистолетами. Неужели не нашлось оперативника?

Курбатов вздохнул.

— Леша, тебе не все положено знать. Скажу одно: приказ поступил сверху. С самого-самого верха…

Экс-генерал улыбнулся. Волынову неведомо, с КАКОГО верха поступил приказ.

— А зачем простой пистолет? — спросил Волынов.

— Для инсценировки самоубийства Слейда при благоприятных обстоятельствах, — солгал Курбатов. — Но, Леша, после акции переправить тебя в Москву так легко, как я планировал, уже не удастся.

— Я знаю. Я вас не оставлю.

У Курбатова защемило сердце. Это уж слишком даже для него…

— Спасибо, Леша, — тихо проговорил он.

— Но почему переправить одного меня? Разве вы не возвращаетесь?

— Нет. Мое задание на этом не исчерпывается. Леша, папку с бумагами надо сжечь.

— Само собой. Поедем на двух машинах?

— Мой «форд» взят напрокат в Уокинге, его тут поблизости могут знать. Да и скорость у него… «феррари» пошустрее, вот только приметная очень…

— Зато от любой погони уйдет.

— Ох! Лучше бы без погонь. Но ты прав, скорость важнее. Бросим старикашку «форда», вернемся к нему после операции. А если не вернемся…

— Вернемся, Алексей Дмитриевич.

16

Ночная тьма пришла не постепенно и медленно, как обычно бывает в этих широтах, а обрушилась черной глыбой. Ее сгустили стремительно подгоняемые ветром с северо-востока тучи. Волынов сбавил скорость и зажег фары, но километра за два до коттеджа Слейда погасил их. Дорогу освещали фонари тянущегося справа парка аттракционов. «Феррари» остановился не у самых ворот, ведущих на вертолетную площадку клуба «Стэйт ап», а поодаль, в глубокой тени высокой ограды.

— Собери автомат, Леша, — распорядился Курбатов.

— Зачем? Вы сами говорили, что парень с девчонкой сложностей не создадут.

— Да, но где гарантия, что с ними нет Слейда?

Волынов, надев перчатки, выполнил приказ. Оставив автомат в машине, он направился к воротам вертолетного клуба и позвонил.

— Кто это? — Прозвучал голос из переговорного устройства.

— Билл Уоллес. На прошлой неделе я забыл в клубе визитку и все не мог выбрать время заехать.

Волынов рассчитывал, что сменные охранники, может быть, и помнят имена постоянных членов клуба, но уж никак не их гостей.

— Нам не передавали никакой визитки, сэр, а, как правило, найденные вещи хранятся у нас…

— Я забыл ее в ресторане. Или в курительной… Пауза.

— Может быть, вы сами зайдете и поищете? Постаравшись, чтобы его тяжкий вздох был слышен охраннику, Волынов нехотя сказал:

— Ну хорошо… Открывайте.

Охранник отодвинул засов калитки. Волынов вошел, держа голову так, чтобы свет фонаря не падал на его лицо. Охранник повернулся вслед за ним, и тут за спиной парня вырос Курбатов, нанесший удар в основание черепа рукояткой пистолета. Не издав ни звука, охранник начал заваливаться. Волынов подхватил его и бережно уложил на подстриженную траву.

— Где второй? — шепнул Курбатов.

Волынов молча указал рукой на светящееся окно дневного клубного мотеля.

— Давай, — скомандовал экс-генерал.

Закрыв лицо сделанной из платка маской, Волынов принял из руки Курбатова пистолет «стар» и рванул на себя ручку двери.

— Не двигаться! — заорал он. — К стене!

Ошеломленный охранник повиновался. Волынов выключил его мощным ударом и освободился от маски, мешающей дышать.

— Чувствую себя гангстером, — посетовал он. — Надо бы чем-то связать их.

— Волоки сюда того, а я пока придумаю, — ответил Курбатов.

Он оборвал телефонные провода, перебросил рубильники в распределительной коробке и содрал со стены длинный и прочный электрический кабель. Волынов втащил в комнату первого охранника. Вдвоем с Курбатовым они крепко связали кабелем обоих парней. Проще и надежнее было их убить, но Курбатов, как ни странно, имел свои моральные принципы. Умереть должны виновные… И, увы, тот, без чьей смерти не обойтись, но не посторонние люди.

— На лодочную станцию, — скомандовал он.

Том Лэннинг пил пиво, по-русски, с копченой рыбой, когда в окно постучали. Будучи парнем не трусливым и физически не слабым, Лэннинг сразу отворил дверь и недоуменно уставился в ствол пистолета.

— Эй, ребята, вы грабители, да? Ну так вы ошиблись адресом. Денег у меня мало, да и тех я вам не отдам. Убирайте ваш вонючий пистолет и проваливайте, а то как бы по шее не получить…

Вновь спрятавшийся за маской Волынов попытался провести прием. Куда там! Лэннинг шутя отбросил нападавшего и повернулся к Курбатову. Прокол, мелькнуло у того, запомнит меня… Лопается имидж призрака во мраке.

— Я говорил, — угрожающе процедил Том. — А ну пошли вон…

Из положения лежа Волынов запустил пистолет. С металлическим лязгом «стар» ударил в затылок Лэннинга. Том, как подрубленный могучий дуб, падать не спешил. Лишь натолкнувшись на кулак вскочившего Волынова, он величественно рухнул. Волынов подобрал пистолет.

— Ну и бугай, — покачал головой Курбатов, — чуть все не испортил. Давай свяжем его простынями.

Бывший генерал повредил телефонную линию и здесь. Теперь в округе не осталось ни одного исправного телефона и ни одного человека, способного вызвать полицию. Конечно, гарантии нет: мало ли кто с сотовым телефоном может оказаться поблизости. Но что сделано, то сделано, в рамках возможного путь свободен.

Забрав из машины «интердинамик» с глушителем, Курбатов и Волынов зашагали к коттеджу. Перебравшись через каменную ограду, они разыскали ящик с электрическим щитком. Одним движением руки Курбатов обесточил территорию, оставив свет только в доме Слейда.

Окна гостиной были занавешены, на втором этаже свет не горел. Из парка было невозможно определить, сколько людей находится в коттедже и кто они. Сжимая рукоятку «интердинамика», Курбатов подал знак Волынову. Они пошли в обход дома по периметру.

На окне ванной комнаты не было занавесок. Курбатов и Волынов как зачарованные уставились на девушку под душем.

— Она так красива, — прошептал Волынов. — За что ее приговорили?

— Она враг нашей страны. — Курбатов поднял пистолет.

В этот момент девушка наклонилась к панели управления, чтобы добавить горячей воды. Пуля, выпущенная Курбатовым, со звоном разбила стекло в окне, пронеслась до точки, где за полсекунды до того находился висок девушки, пробила дверь ванной, вылетела в гостиную, срикошетировала от лестничных перил и разнесла бутылку на столе перед носом Бориса.

Курбатов чертыхнулся, прицеливаясь вновь. Бросившись в ванную, Борис потушил свет и выдернул Олю из-под хлещущих струй воды. Второй выстрел расколошматил флаконы на полке у зеркала. Борис ничком упал на пол, прикрывая собой девушку.

Темноту в ванной рассеивал лишь свет из гостиной через приоткрытую дверь. Курбатов не видел ничего. С проклятиями он добил оконное стекло пистолетом и полез внутрь, беспрерывно стреляя — емкость магазина «интердинамика» позволяла не экономить патроны. Глушитель выдыхался, и выстрелы звучали все громче. Волынов не стрелял из своего испанского пистолета, боясь попасть в Курбатова.

В ванной свистели пули, осыпалась кафельная плитка, разлетались керамические дверцы шкафчиков. Острые осколки бомбардировали пол вокруг Бориса и девушки. Сильным толчком Борис выпихнул Олю в гостиную, затем выкатился по полу сам. Схватив тяжелый торшер, он запустил его на манер копья в копошащуюся в ванной, плюющуюся огнем темную фигуру.

— Леша, к двери! — закричал Курбатов, увернувшись от торшера. — Не давай им уйти!

Волынов побежал вокруг дома. Градов слышал реплику Курбатова, он понял: противников по меньшей мере двое и выйти на крыльцо — значит, подставить себя под пули. Он потянул девушку наверх, на второй этаж, запер изнутри дверь спальни.

— И что теперь? — Оля дышала часто, неровно. Борис распахнул окно.

— Прыгать!

— Туда?! Я ноги переломаю!

— Здесь не так высоко… Надень быстро что-нибудь поплотнее, иначе порежешься и побьешься.

Пока Оля возилась с джинсами и курткой, Борис поднял телефонную трубку, начал набирать лондонский номер Слейда. Выстрел… В двери появилось пулевое отверстие, и трубка вылетела из руки Бориса.

— Прыгай! — заорал Градов.

Девушка замешкалась на подоконнике, Борис подтолкнул ее в спину и выпрыгнул следом. Волынов от крыльца стрелял на звук. Поднявшись на ноги, Борис и Ольга кинулись в темноту.

Волынов и Курбатов настигали беглецов, которые оказались зажатыми в темном углу, образованном забором и стеной павильона одного из аттракционов парка. В кромешном мраке Борис нащупал какую-то фанерную дверь. Он рванул ее что было сил, хилый замочек вылетел. За дверью — тот же мрак… Борис нашарил выключатель возле нее, врубил свет. Он понимал, как это опасно, но в темноте нельзя сделать ни шагу, а погоня совсем близко.

Вдоль зеркальной галереи загорались и гасли разноцветные огни, бежали цепочками, перекрещивались и сталкивались, потом вновь расходились в разные стороны.

— Что это? — шепнула Оля, прижимаясь к Борису. — Где мы?

— В чертовом зеркальном лабиринте, я думаю. Помнишь, мы листали проспект?

— Ловушка! Подстрелят, как кроликов.

— Нет… Вперед! Там в центре есть эти, как их… Чудеса Вселенной, что ли… Там оторвемся!

Тысячи отражений в цветных лучах дразнили их, но дезориентировали и противников, ворвавшихся следом. Курбатов и Волынов не знали, стреляют ли по живым мишеням или по зеркальным фантомам. Выстрелы, сопровождаемые звоном стекла и хлопками разрывающихся ламп, гулко отдавались в пустых коридорах.

— Куда? — Оля замерла у очередного перекрестка.

— Направо. Все время направо!

После еще нескольких поворотов они очутились в круглом зале, откуда узкая лестница вела наверх, в скопление блестящих шаров.

— Вот, — пробормотал Борис. — Скорее!

Прыгая через три ступени, они устремились вверх по лестнице. Миновав открытый люк, они попали внутрь макета космического корабля из какого-то фильма. Тут стояли фантастические приборы и аппараты, достаточно увесистые, чтобы послужить холодным оружием.

Подошвы курбатовских ботинок загремели по трясущейся лестнице. Борис оторвал от подставки подмигивающий куб и швырнул в люк. Вопль и грязное ругательство подтвердили попадание. Борис с Ольгой принялись бросать в люк фрагменты декорации, какие можно было сдвинуть и поднять. В ответ раздавались выстрелы.

— Но что дальше? — Ольга с яростью столкнула в люк угловатую космическую штуковину. — Они достанут нас!

— Где-то тут должен быть выход на «Луну», этот корабль может поворачиваться вокруг оси, можно выйти на «Луну»… Но вот как… Постой, вот! — Завертев хромированное колесо, Борис открыл продолговатый люк. За ним угадывался лунный ландшафт. — Давай на «Луну», — скомандовал Борис, — а я попробую развернуть эту каракатицу и присоединюсь к тебе.

— Зачем разворачивать?!

— Быстро!

Взгляд Бориса сказал Ольге больше любых слов. Она послушно спрыгнула на «Луну».

Усевшись за пульт, Борис нажимал кнопки одну за другой. Что-то гудело, искрило, модель фантастического корабля дрожала и покачивалась, но разворачиваться упорно не желала. Переключатель на штурвале зажег в иллюминаторах россыпь звезд. Как же включается поворотный механизм?! Борис в отчаянии стукнул по штурвалу кулаком, и в ту же секунду пол ушел из-под его ног. Ага, вот оно!

Борис наклонил штурвал круче. Сделав полный оборот, корабль встал в исходную позицию, и люк вновь совместился с выходом на «лунную поверхность».

Борис выломал пластиковую панель пульта, выдрал тонкие провода. Один из них он привязал к штурвалу. Когда он выбирался на «Луну», Курбатов и Волынов показались во входном люке. Борис дернул провод, модель корабля начала поворачиваться, отрезая погоню. Это давало фору секунд в тридцать.

— Где выход? — крикнула Ольга, заблудившаяся среди многочисленных кратеров.

— Не помню. Там внутри еще «лунная цивилизация», через нее выход.

— Но как до нее добраться?

Борис указал на решетчатую конструкцию метрах в пяти.

— Кажется там.

Это был лифт, но он не работал. Борис отломил кусок пластмассового кратера, потом еще один. Оля поспешила на помощь. Пластик поддавался удивительно легко. Они успели проделать большую дыру и спуститься в нее до того, как преследование возобновилось.

В отличие от лифта, «лунная цивилизация», к несчастью, работала, да еще как. Из-за всех углов выскакивали жуткие уродцы и чудища, не давали пройти, а Борис не мог обнаружить выключатель, обесточивающий эту фантасмагорию. Приходилось прорываться.

Но те же уродцы создавали препятствия для пуль из курбатовского «интердинамика». Магазин опустел больше чем наполовину, выстрелы раздавались реже. Курбатов отвинтил и отбросил уже ненужный глушитель, теперь только мешающий прицельно стрелять. Он зашипел от боли, причиненной раскаленным металлом, и шарахнул «интердинамиком» по голове особо надоедливого страшилу, чем испортил механизм куклы и освободил себе дорогу.

Борис и Ольга покинули «Луну» через нижний люк и оказались в парке.

— «Аманда Линн»! — вспомнил Борис. — К реке!

Они побежали к выходу. Курбатов и Волынов вылезли из «Луны» и помчались следом, ориентируясь по звуку шагов.

— Возвращаются в коттедж? — недоверчиво пробурчал Курбатов. — Глупо. Они там как на ладони.

— Нет! — Волынов показал рукой на причал. — Они постараются уйти рекой! Скорее! Наперерез!

Поскольку Курбатов разделался с освещением, разглядеть что-либо у причала было невозможно. Волынов на ощупь нашел большой прожектор у домика Тома Лэннинга, но, пока он нашаривал аварийный рубильник, время уходило…

Спотыкаясь в темноте, Борис и Ольга достигли причала.

— «Аманда Линн» — крайняя справа, — проговорил запыхавшийся Градов.

Волынов наткнулся наконец на рубильник. Ослепительный белый луч ударил с берега. Он приближался к «Аманде Линн», где Борис лихорадочно, ломая ногти, отвязывал концы.

Ольга щелкнула тумблером зажигания. Двигатель завелся без капризов, но, чтобы управлять яхтой, надо было зажечь хоть какой-то свет. На этот риск пришлось пойти, включив маленькую лампочку над приборной панелью.

— Вон они! — завопил Волынов и накрыл «Аманду Линн» лучом прожектора.

Яхта отваливала от причала, Борис и Ольга пригнулись за надстройкой.

На этот раз Курбатов прицеливался очень долго. Ему надоела суетливая беготня, он хотел стрелять наверняка. Волынов провожал яхту прожектором. Цель была превосходной — медленно движущейся, хорошо освещенной…

Борис выжал газ, резко увеличивая скорость. Беспощадный луч словно приклеился к яхте. Курбатов выстрелил, но промахнулся.

Внезапно произошло нечто повергнувшее Курбатова и Волынова в состояние аффективного транса — яхта исчезла. Луч прожектора ползал по серым камням, не попадая на воду.

— А, будь оно все… — простонал Волынов. — Это скалы, яхта идет под прикрытием скал!

— За ней, на берег!

— Нельзя, Алексей Дмитриевич. Там нет ни дорог, ни тропинок. Это дикие скалы, понимаете? Дикие скалы! Идти туда в темноте — верная гибель. Свернем шею на первых шагах.

— Тогда возьмем другую яхту, догоним по воде…

— Уже не догоним.

— Ты хочешь сказать, что мы их упустили?

— Вертолет! — воскликнул Волынов. — Мы можем взять вертолет, здесь никто ничего не увидит и не услышит, некому!

— Что?

— Вертолет из клуба!

— Ты умеешь водить вертолет?

— Да, я занимался в таком же клубе, в Норфолке! Идемте! Никуда они не денутся!

— Тогда быстрее… В машину, надо взять автомат!

— Оставьте что-нибудь для Слейда.

— И ему хватит, Леша…

Когда они добежали до площадки, Волынов распахнул дверцу ближайшего вертолета. Осваиваясь, он посидел в пилотском кресле, потом запустил двигатель, что без ключей сделать было непросто, но для Волынова выполнимо. Лопасти раскручивались сначала неторопливо, потом превратились в натужно звенящий, рубящий воздух круг.

Большое приподнял вертолет над площадкой, включил три обращенных к земле прожектора. Летающее чудовище понеслось к устью реки.

Борис вел «Аманду Линн» поближе к скалам. Он надеялся, что им удалось оторваться, что преследователи переломали кости в скачках по огромным камням или попросту отстали. Его заблуждение развеял гром небесный.

— О боже!

Ревущий вертолет надвигался сверху. Оттуда хлестнула автоматная очередь, прошила тонкую крышу надстройки. Поменяв магазин, Курбатов зарядил «галил» винтовочной гранатой.

— Попрощайтесь с папой, детки, — сказал он и выстрелил.

Граната вбуравилась в воду правее борта «Аманды Линн».

— Ниже! — заревел Курбатов, перекрикивая грохот двигателя. — Прижми их к берегу!

— Что?

— К берегу, к скалам! Сажай их на камни и зависай!

Он выразительными жестами объяснил Волынову, что от него требуется.

Со скоростного виража вертолет так низко промчался над «Амандой», что наклоненный диск лопастей едва не задел сигнальную мачту. Курбатов вставил в компенсатор вторую гранату.

«Аманда» удирала на всех парах, но тягаться с вертолетом она не могла. Луч ее прожектора, желтоватый и блеклый в сравнении со сверкающим треугольником воздушного дракона, полз по скале. Борис не выключал его — от вертолета все равно не спрячешься, а яхта может налететь на камни.

— Смотри! — Оля вытянула руку. Наполовину залитый водой грот, где хватит места для «Аманды»! Там можно укрыться от вертолетной атаки. Борис перевел штурвал вправо, но добавлять газа было уже некуда.

С вертолета тоже заметили грот. Курбатов поспешно выпустил гранату. Пуск совпал с маневром Бориса, и вторая граната плюхнулась в воду, снова по правому борту. Курбатов, схватив «интердинамик», поливал яхту свинцом. Пули изрешетили носовую надстройку, защелкали по корме. В топливный бак Курбатов не попал, но пули заклинили двигатель, который чавкнул и замолчал. «Аманда» потеряла ход. По инерции она еще скользила по воде к гроту, но все медленнее и медленнее.

— Все! — ликовал Курбатов. — Мы взяли их!

На боевом развороте вертолет почти пикировал на «Аманду». Волынова охватил бешеный азарт. Ему было уже безразлично, кто или что там внизу. Важно поразить цель…

Волынов не был опытным пилотом. В норфолкском клубе он налетал всего шесть часов, к тому же на другом типе вертолета, более легком и маневренном. Он допустил ошибку, разогнавшись до слишком большой скорости, погасить которую сразу не позволяла инерция. Но все же он держался в безопасной зоне, и расчет его был довольно грамотным. Он мог пройти над яхтой, сбросить газ и красиво выполнить зависание, давая возможность Курбатову расстрелять «Аманду» по вертикали, но ради этого ни на единую долю секунды не отрываться от приборов, слиться с машиной.

Оля зажмурилась. Жесткий пронизывающий свет бил с вертолета. Борис тщетно пытался оживить дизель. Что ж, всплыло откуда-то из подсознания, все люди когда-то умирают…

К реву летающего монстра добавился новый звук — тоскливый вой сирен над рекой. Борис оглянулся и увидел очертания приближающихся быстроходных катеров, залитых белым пламенем электрических огней, извергающих яркие импульсы синих проблесковых маяков. Полиция?!

Волынов не слышал сирен, но видел маяки. Это отвлекло его на четверть секунды, не больше. Но для тяжелой воздушной машины, несущейся по касательной к скале со скоростью сто десять миль в час, четверть секунды равнялась вечности.

Курбатов ухватился за предпоследнюю гранату. В этот миг вертолет врезался в скалу.

Огненный шар вспыхнул над устьем реки.

Грохот взрыва топливных баков вертолета был таким, что казалось, началось извержение вулкана. Пламя далеко осветило все вокруг, включая израненную «Аманду» и полицейские катера, но лишь на мгновение. То, что осталось от вертолета (да что там осталось?!), рухнуло в забурлившую воду, и глубина поглотила раскаленные обломки.

«Аманда Линн» погружалась. Маленькие пулевые отверстия — вроде бы пустяки, но в момент взрыва осколки металла пробили насквозь днище яхты. В дыры с рваными краями хлынула вода.

— «Аманда Линн»! — раздался усиленный мегафоном дребежащий голос с полицейского катера, поймавшего яхту в скрещение прожекторных лучей. — Стоп машина!

— Опоздали, — прохрипел Борис. — Нас уже остановили…

Он обнял вздрагивающую от рыданий девушку. Полицейские катера подходили к борту «Аманды». Если бы Борис знал о философских воззрениях Курбатова насчет высшей силы, пожалуй, он согласился бы с бывшим, теперь навсегда БЫВШИМ генералом в том, что такая сила есть…

17

Воспользовавшись правом на телефонный звонок, Борис из полицейского участка позвонил в лондонскую квартиру Джека Слейда. Тот ответил, что немедленно выезжает, и посоветовал не отвечать ни на какие вопросы до его появления.

Окрестности коттеджа Слейда стали ареной расследования небывалого для Англии, совершенно гангстерского преступления. Сюда съехалось столько полицейских, сколько не собирали, наверное, художества Джека-потрошителя. Из Лондона мчались сквозь ночь машины, набитые сотрудниками Интеллидженс Сервис. Поднятые с постелей корреспонденты телевидения, радио, газет соперничали с ними в оперативности. Первыми после полиции всполошились услышавшие взрыв жители городка Бернем-он-Крауч, а дальше — принцип снежного кома, стремительно катящегося по склону горы.

Борис и Ольга пили горячий кофе из термоса под охраной двух констеблей. Им дали сухую одежду, замерзшую девушку, кроме того, закутали в одеяло. Они вполголоса разговаривали по-русски, полицейские поглядывали на них подозрительно и хмуро.

— Это никогда не прекратится, — всхлипнула Ольга, наливая расплескивающийся кофе дрожащей рукой. — Никогда… Даже если мы спрячемся на Северном полюсе, они найдут и убьют нас…

Борис раздумывал, не торопясь отвечать.

— Они, — повторил он. — Но кто — они?

— Как кто? АЦНБ, «коршуны»!

— Сомневаюсь…

— То есть как — сомневаешься? А кто же это? Борис отпил обжигающий напиток.

— Не очень мне верится в мстительность «коршунов». Пусть они… мм… не совсем нормальны, но они профессионалы, а не отъявленные маньяки. По-моему, это люди Бека.

— Да? А им зачем нас убивать? Похитить, я еще понимаю, но убить…

— Кто сказал, что они хотели нас убить?

— Вот тебе раз! А, ну да, они хотели пригласить нас на чай. Чистейшее недоразумение…

— Убить тебя, — сказал Борис. — Тебя, а не нас. В ванной стреляли в тебя. Смотри, все просто. «Коршунам» нет смысла ни убивать, ни похищать нас, но, если бы они все-таки задумали похищение, целью этого похищения была бы ты, правильно? Для них логичнее предположить, что именно ты утаила информацию, и они ни за что не стали бы в тебя стрелять. Но гоняться за тобой они могли бы раньше. Что толку теперь, когда мы здесь? Не круглые же они идиоты.

— А люди Бека?

— Тут совсем другое дело. Они охотятся за мной, то есть за дискетой. Им ведь вряд ли известна вся история. Каким-то образом они выслеживают меня в Англии. Ты для них — только помеха, свидетель, и они стреляют в тебя в ванной…

— Ну конечно! Как я не додумалась! Да, но постой. А зачем они бомбили «Аманду»?

— Бомбили, но не попадали! Все время по правому борту. Хотели бы попасть, попали бы. Они прижимали нас к берегу, опять же, чтобы захватить меня…

— Ты прав. А значит…

— А значит, я возвращаюсь в Россию. Ольга поперхнулась глотком кофе.

— Что?!

— Я знаю, как остановить Бека. Эта мысль давно свербила, как-то неуловимо… не могла оформиться. Черт, я же надеялся, что им не достать нас здесь… И я упустил из виду…

— Что упустил?

— Помнишь слова Левандовского? Примерно так: «Я отдал стилет профессору Калужскому… И подробные схемы расшифровки…»

— Ну и что же?

— Из-за этих схем все равно пришлось бы вернуться. Кто знает, НАСКОЛЬКО они подробны? Если профессор сохранил их, они могут быть опасными. Но это — и оружие против Бека. Надо вновь встретиться с Антоном, и тогда, если удастся их найти…

— А если не удастся?

— В этом случае потруднее придется, но я доиграю до конца. Поведу себя с Беком так, как если бы они у меня были… В глазах Бека у меня создалась некая репутация. Она мне поможет.

— Не понимаю.

— Тебе и не надо понимать.

— И ты хочешь уехать в Россию… Один, без меня? Борис долил в стаканы кофе.

— Оля, а не довольно ли приключений на твою голову? Приедешь, когда все будет позади.

— Нет!

— Прекрати.

— Борис, в нашей будущей жизни я обещаю беспрекословно слушаться тебя во всем. Что хочешь исполню без вопросов и возражений. Но сейчас я говорю «нет».

— Оля, выслушай меня…

Борис не успел обрушить на девушку поток аргументов, потому что в помещение полицейского участка вошел Джек Слейд.

— Поехали, — сказал он. — Мое начальство договорилось с полицией, вас отпускают под мою ответственность. Потом, конечно, вас допросят. От моего коттеджа осталось что-нибудь? Я туда не заезжал.

— Немногое, — сообщил Борис. — Но стены в основном целы.

— Спасибо. Я привез вам одежду. Ту, что на вас, верните полицейским, а свою заберите с собой.

— Откуда вы узнали, что нам понадобится одежда? — полюбопытствовал Градов. — По телефону, кажется, я не просил ее у вас.

— Пол-Англии уже знает в подробностях, что произошло на реке Крауч, — усмехнулся Слейд. — Трудно тонуть и не намокнуть. Ну, поехали в Лондон.

В машине Градов спросил:

— Мистер Слейд, о нападавших есть хоть что-то?

— Пока одни догадки.

— У меня тоже имеются догадки. — Борис коротко посвятил Слейда в свои умозаключения.

— Возможно, — кивнул англичанин. — Расследование едва начато…

— Мистер Слейд, я хочу вернуться в Москву.

— Мы хотим, — поправила его Ольга.

— Вот как?

— Здесь ничуть не безопаснее, — продолжал Борис. — НИГДЕ не безопаснее. А справиться с Беком я смогу только в Москве.

— Здорово! — Слейд вдавил акселератор. — Вот так сразу и справиться?

— У меня появились идеи. Слейд приподнял плечи.

— Вы — свободные люди, Борис. Если вы решите вернуться, я не вправе препятствовать. Но так ли вы уверены, что это были не «коршуны»?

— Да, уверен. АЦНБ — это спецслужба, хотя и своеобразная. А чистая мстительность, по-моему, спецслужбам чужда, нет?

— Вообще-то да. КГБ при коммунизме проводил какие-то ликвидации изменников, но их целью было устрашение, коль скоро преданность делу великого Ленина давала сбои… Не ваш случай.

— Вот видите…

18

В комнате, расположенной справа от кабинета Марстенса, сотрудники Интеллидженс Сервис допрашивали Бориса, слева такой же обработке подвергали Иллерецкую. А в центре, в кабинете, Марстенс беседовал с Джеком Слейдом.

— Исчезновение Ингрэма мне очень не нравится, — сказал Марстенс, глядя в окно. — И еще больше меня смущает тот факт, что его машину обнаружили неподалеку от вашего коттеджа в ту ночь…

— Вы допускаете, что Ингрэм участвовал в нападении?

— Не знаю. По показаниям охранников вертолетного клуба и Тома Лэннинга точно ничего не установишь. Мужчина в маске… Возможно, это был Ингрэм, а может быть, и нет. Второго видели мельком… Но бесспорно, что Ингрэм умел управлять вертолетом.

— А что дали подводные работы?

— Об опознании тел и речи не идет, извлечены лишь фрагменты. Кости, черепа, зубы — все в пыль. Остается экспертный анализ ДНК, но это дело долгое. Под водой нашли исковерканную израильскую автоматическую винтовку «галил АРМ», а в парке аттракционов — глушитель от не найденного пока оружия. На нем есть отпечатки пальцев, но не Ингрэма.

— А машина? Перевозилось ли в ней оружие? Если да, могли остаться следы масла.

— В машине обнаружены два пустых кейса, действительно со следами масла внутри. Такие же следы есть и на сиденье, сейчас их исследуют в полицейской лаборатории. Но ни снаружи, ни внутри кейса нет отпечатков пальцев Ингрэма.

— Ни одного твердого факта, — подытожил Слейд. — Градов и Иллерецкая также не опознали Ингрэма по фотографии, но не отрицают, что это мог быть и он.

— Косвенные улики — великая вещь, Джек, — произнес Марстенс. — Скольких людей осудили на смерть на основании косвенных улик…

— Не стану спорить, сэр. Но мотивы? Марстенс широко развел руками.

— Увы, если Ингрэм был в том вертолете, у него уже не спросишь.

— Да, косвенные улики тем и раздражают, что ничего не знаешь наверняка. Меня, собственно, Ингрэм занимает в этой связи вот почему. Градов хочет вернуться в Россию, он убежден, что на него и Ольгу напали люди того русского преступного сообщества, вы помните. Но он может ошибаться. Крайне маловероятно, чтобы Ингрэм напал на них по заданию АЦНБ, и все же…

— Если это был Ингрэм, то не из личной же неприязни к вашим гостям он действовал!

— К НАШИМ гостям, — подчеркнул Слейд. — К нашим, сэр. Вы, как и я, не можете не чувствовать ответственности за них. И с вашего позволения я расскажу Градову о наших подозрениях насчет Ингрэма, прежде чем он примет окончательное решение.

— Я не собираюсь вас отговаривать, Джек. Выходя из кабинета Марстенса, Слейд нос к носу столкнулся с Градовым.

— Уф! — Борис стер с виска блестящую капельку пота. — Совсем меня загоняли ваши заплечных дел мастера. А бедную Олю еще пытают?

— Наверное. — Слейд положил руку на плечо Бориса и направил его в сторону рекреационного холла. — Мне нужно поговорить с вами.

Они уселись в кресла и закурили.

— Борис, — начал Слейд, — один из тех людей, что напали на вас в коттедже… Возможно, этот человек — российский «крот» в Интеллидженс Сервис. Вы знаете, что такое «крот»?

— Глубоко законспирированный агент или нелегал?

— Что-то вроде этого.

— Опознали труп?

— Да какое там… Нет, конечно. Но мы полагаем, что это мог быть он. А также возможно, что он был связан с АЦНБ.

— Возможно? — Рука Градова дрогнула, шапочка пепла упала с сигареты на ковер. — Но НАСКОЛЬКО возможно?

— Есть некоторые основания так думать. Быть может, окончательная истина будет установлена не скоро. Но я счел своим долгом предупредить вас.

— Людям АЦНБ незачем было пытаться убить Ольгу.

— Повторяю, Борис, точно мы не знаем.

— А вы, мистер Слейд? Вы сами верите, что у людей АЦНБ были причины на нас нападать? Что же вы молчите? Я спрошу иначе. Видите ли вы хоть одну такую вероятную причину? Или можете допустить?

— Честно говоря…

— Не видите. Вот и я не вижу… Хорошо, пусть этот человек и был агентом, связанным хоть с АЦНБ, хоть с чертом и дьяволом. Но единственный, кому важно меня достать, — Генрих Бек… Может быть, этот агент и на него работал. Хотя нет, тогда бы Бек знал… Но, может, Бек просто нанял его для похищения. И к тому же ведь вы не уверены, что один из нападавших и «крот» — одно и то же лицо?

— Не уверены, Борис. Но я посоветовал бы вам не спешить в Россию.

— Это лучше, чем сидеть и ждать их новой попытки.

— Вы твердо решили?

— Да.

— А Ольга?

— Она едет со мной. Я пытался уговорить ее остаться. Она и слушать не хочет. Впрочем, если моя затея сработает, мы оба будем в безопасности.

Слейд покачал головой.

— Как знаете… Удерживать вас силой никто не станет. Вы сможете вылететь, как только закончатся диалоги с моей службой и полицией.

— А они еще не закончились?!

— Нет.

— И долго ли…

— Нет, Борис, недолго. Но в организации вашего возвращения есть дополнительная трудность. Официально вы не отбывали из России, а значит, официально и не можете вернуться туда.

— Черт! Я совсем забыл об этом.

— Выход есть. Мы дадим вам фальшивые документы, в Москве вы уничтожите их. Если, конечно, вы согласны нарушить закон.

— Я согласен. Нарушать закон для меня вошло в привычку. Мистер Слейд, я страшно сожалею, что из-за нас пострадал ваш дом.

— Ничего, — улыбнулся Слейд, — ремонт уже идет.

В коридоре появилась Ольга Иллерецкая. Легким шагом она подошла к мужчинам, вытянула сигарету из пачки Гра-дова.

— Оля, — сказал Борис, поднося ей зажигалку, — мистер Слейд поможет нам вернуться.

— Когда?

— Скоро.

— Только не вздумайте меня благодарить, — произнес Слейд. — Может статься, я отправляю вас на смерть. Назовите меня жестоким за эти слова, но я предпочитаю не оставлять недоговоренности. Ольга, я предупредил Бориса, о чем — спросите у него. Но он не мой подчиненный, и приказать ему я не имею права.

19

Они покидали Англию. В аэропорт их привез человек, который стал им близок и дорог, но которого они едва ли увидят снова — Джек Слейд. Им не суждено было узнать, чем закончится расследование, какие выводы сделают полицейские и коллеги Слейда. Все это оставалось в не совсем чужой теперь стране, а их самолет улетал все дальше и дальше от Лондона.

Во время долгих вечерних разговоров Оля рассказала Слейду о своих музыкальных пристрастиях, а Борис — о незавершенном романе. В аэропорту Слейд преподнес им прощальные подарки. Девушке он вручил коллекционное издание «Лед Зеппелин», полный комплект альбомов, а Градову — «паркер» с золотым пером. Иллерецкая донельзя растрогалась и поцеловала Слейда. Борис пожал ему руку. Дождавшись, пока они поднимутся по трапу в самолет, помахав вслед стартовавшему лайнеру, Слейд уехал.

— Вот и еще одна взлетная полоса позади, — сказала Ольга, когда самолет набирал высоту. — Знаешь, а я уже скучаю по мистеру Слейду и его дому. Как жаль, что мы никогда не сможем его навещать.

— Никогда не говори «никогда», — буркнул Борис.

В Москве стояла жара. Прямо в аэропорту Борис обменял пятьсот долларов, коими их снабдил Слейд, на рубли, сохранив только часть заокеанских денег для расплаты с извозчиком. В машине он назвал адрес Антона Калужского.

— Нам нужно избавиться от документов, — шепнула девушка.

— А, да… — Борис попросил водителя остановиться, углубился в перелесок и сжег фальшивки.

Антон оказался дома. Он посмотрел на Иллерецкую и Градова так, что лишь не буркнул «век бы вас не видать».

— Я думал, все вопросы решены, — проговорил он.

— Все, да не все, — ответил Борис, проходя в комнату. — Понимаете, Антон, кое-что мы узнали от господина Левандовского. Он передал вашему отцу научные заметки… Они очень важны для…

— Хоть для оформления пропуска в рай, — отрезал Антон. — Я не позволю вам рыться в бумагах отца.

— Пропуск в рай? — Борис колюче улыбнулся. — Насчет рая не знаю, но, если мы не найдем этих заметок, нам вполне могут выписать пропуск в ад.

— Даже так?

— Именно так. Вы помните тех парней с дачи? Они не любят шутить.

Антон, усевшись на диван, покосился на Градова.

— Это как-то связано с… их требованиями?

— Как вам сказать, — уклончиво произнес Борис. — Уверяю вас, тут нет ничего такого, что нанесло бы вам ущерб. А нам эти бумаги могут спасти жизнь.

— Они настолько ценны?

— И да, и нет. Да, если использовать их по назначению. Но это очень опасно, поэтому использованы они не будут.

— Не понимаю, — вздохнул Антон. — Не понимаю и не хочу понимать… Не хочу иметь с этим ничего общего. Для меня все бумаги — только память об отце. Я бы не продал ни одной бумажки и за миллион, но вы такое говорите. Если вы найдете бумаги, вы исчезнете из моей квартиры навсегда?

— Да! — неожиданно зло бросила Иллерецкая. — И если не найдем, тоже исчезнем навсегда. Но не только из вашей квартиры.

— Ищите, — сдался Антон. — В кабинете отца целый шкаф набит папками и тетрадями.

Он провел их в кабинет, показал шкаф, а сам удалился на кухню, где принялся подчеркнуто громко греметь посудой.

Борис и Ольга приступили к поискам. Они быстро научились отличать округлый почерк профессора и не тратили времени на изучение написанного им от начала и до конца. Их внимание сосредоточивалось на других почерках.

К исходу второго часа поисков Борис наткнулся на папку, содержимое которой показалось ему знакомым.

— Смотри. — Он протянул папку Ольге. — «Воистину, ты восстанешь из забвения смерти»… То, что было в файле!

— А вот иероглифы. — Иллерецкая перелистала бумаги. — Да, похоже, нашли…

— Антон! — позвал Градов.

Калужский вошел в кабинет со стаканом чая в руках.

— Да?

— Вот папка Левандовского — Здесь же и записи вашего отца, его завершение этой работы. Бумаги Левандовского вам, понятно, ни к чему, но, если вы не возражаете, мы заберем и…

— Что уж теперь возражать, — Антон махнул рукой и поморщился — его рана еще болела, — берите, и желаю вам удачи…

— Куда теперь? — спросила Ольга на улице. Папка лежала в сумке Бориса, между записями «Лед зеппелин» и электробритвой.

— Я бы сразу двинул на виллу Бека, дорогу я запомнил. Но тебе туда никак нельзя.

— Борис, я…

— Стоп! Кто обещал слушаться? Переговоры с самим Беком — это одно дело, но любимая манера его ребят — сначала стрелять… Пошли к Мезенцеву. Вряд ли теперь они следят за его квартирой.

— Но нам и надо встретиться с ними.

— Не нам, а мне. И не с ними, а лично с Беком.

— Если ты прав насчет слежки, — сказала Ольга, — можно отправиться и к тебе домой. Логика та же самая.

— Нет, ко мне повременим. Все-таки…

— А ко мне?

— Тоже не надо. Не идет у меня из головы предупреждение Слейда о том «кроте»… Пока я не разобрался во всех этих хитростях и премудростях мадридского двора, лучше не высовываться.

На такси они доехали до дома Мезенцева. Борис позвонил, и дверь после осторожного вопроса открыл сам Андрей. Он смотрел на Бориса как на выходца с того света. Пауза затягивалась. Андрей взглянул на Олю, потом снова на Бориса — можно ли при ней говорить? — и Градов едва заметно кивнул.

— Ну, ты силен, — вымолвил наконец Андрей. — Разве я не просил тебя разбираться тихо, а трупы упаковывать аккуратно? Зачем гранатами-то? Устроил в моей квартире мясокомбинат…

— Впустил бы странников, — жалобно проканючил Борис.

— Да входите, чего там. — Мезенцев посторонился. — Сегодня войны не предвидится?

— Да кто ее знает, — усмехнулся Борис. — А это Оля.

— Очень приятно. Оля, вы из какой мафии, хорошей или плохой?

— Все зависит от точки зрения, — объяснил Борис, оглядывая гостиную. — Ой, мама мия…

Комната напоминала пещеру троглодита. Ни одного неповрежденного предмета мебели, не говоря об аппаратуре, от которой остались какие-то обгоревшие каркасы. Пробитая пулями дверь, выщербленные стены… Оконные стекла Мезенцев вставил, но на этом, очевидно, его финансы иссякли.

— Вот тебе и «мама мия». — Андрей достал сигареты. — Меня выдернули из отпуска, я мчусь сюда… Страшное дело! Милиция сутками не вылезала. Что да как… Не знаю, и точка. Тебя я не выдал.

— Спасибо. А это, — Борис кивнул на сюрреалистические обломки, — хранишь на память?

— На какую память! — возмутился Мезенцев. — Это моя обстановка, не видишь?

— А… Именинный пирог, клюква в сахаре… Кстати, накорми нас, а потом я съезжу кое-куда. Если вернусь, посмотрим, чем тебе помочь. А Оля пока побудет у тебя, ладно?

— Если вернешься?! Какая интересная у людей жизнь! Оружие-то хоть есть у тебя?

— Оружие? — переспросил Борис. — Оружия нет. Забыл на явке британского шпиона.

— И он не теряет чувства юмора, — обратился Андрей к Ольге. — Я бы после такого…

— Он правду говорит, — произнесла девушка. Мезенцев подмигнул ей.

20

Память не подводила Бориса. Он уверенно указывал водителю пойманной в Москве машины дорогу к вилле Генриха Рудольфовича. В его сумке не было ничего, кроме папки с записями Левандовского и профессора Калужского. Следовало подумать о предстоящем, но Борис постоянно возвращался мыслями к недолгому прощанию в прихожей Мезенцева.

Андрей тактично оставил Бориса и Ольгу вдвоем. Они обнялись, как в последний раз.

— Я хочу с тобой. — Губы девушки плохо повиновались ей.

— Нет.

— Мы впервые расстаемся с тех пор, как…

— Да, с тех пор, как встретились.

— Я буду ждать, и с тобой ничего не случится.

— Ничего не случится, — эхом отозвался Борис. Сколько женщин говорили похожие слова своим любимым, и еще ни в одном случае это никого не спасло…

Расплатившись с водителем, Борис вышел из машины метрах в пятидесяти от ворот поместья Бека. Автомобиль укатил обратно в город. Борис рассматривал башенки над воротами, крышу особняка. Он чувствовал себя бесконечно одиноким, будто все люди на Земле вдруг испарились и планета опустела. Тишина угнетала его. Чтобы развеять наваждение, он кашлянул, щелкнул пальцами и зашагал к воротам. Нажав кнопку звонка, он не отпускал ее, пока не захрипело переговорное устройство.

— Кто?

— Мне нужно видеть Генриха Рудольфовича.

— А ему нужно вас видеть?

— Полагаю, очень. Я Борис Градов. Переговорное устройство возбужденно хрюкнуло.

— Ну да? Генрих Рудольфович в Москве.

— Ничего. Впустите меня, я подожду. А вы позвоните ему и сообщите, что приехал Градов.

— Э-э, — опасливо донеслось из переговорного устройство. — Вас впустишь, а вы…

Борис подавил смешок. Вот нагнал страху на мафию!

— Да не бойтесь же… Я один и без оружия.

— Гм… Ну ладно, входите. Но никаких сюрпризов, иначе…

Калитка приоткрылась. Борис направился к дому мимо вооруженных охранников. Навстречу Градову вышел невысокий мужчина средних лет.

— Здравствуйте, Борис. Не скрою, ваш приезд застиг нас врасплох.

— Да? Но вы прямо-таки жаждали заполучить меня в гости. И вот я здесь. Беку позвонили?

— Сейчас позвоню.

— Я буду ждать в его кабинете. Принесите сухого вина и легкую закуску. Не мешкайте со звонком, у меня мало времени.

— Ваша сумка…

— Смотрите. Здесь только папка, которую я привез Генриху Рудольфовичу. Можете меня обыскать, оружия у меня нет. Я не стрелять приехал… Неужели не понятно?

Его все же обыскали. Не удостоив более мужчину ни единым взглядом, Борис поднялся по лестнице в кабинет в сопровождении охранника. Его заказ принесли без промедлений.

— Генрих Рудольфович выезжает. — Плечистый парень искоса поглядывал на легендарного Градова.

— Хорошо. — Борис сделал величественно-отпускающий жест, подсмотренный в фильме про графа Монте-Кристо.

Вино Градов не стал и пробовать, и есть ему не хотелось. Он просто устраивал спектакль.

Бек прибыл через пятьдесят шесть минут, что соответствовало минимальному времени пути от московского офиса до виллы. Шеф охраны представил подробный доклад.

— Может быть, к Градову пойдете не один? — спросил он в заключение.

— Ну да… Вызовите эсэсовцев с овчарками. Ох, да перестаньте вы!

Когда Генрих Рудольфович вошел в кабинет, Градов курил, развалившись в кресле. При виде Бека он встал.

— Добрый день, Генрих Рудольфович. Бек чуть не подал Борису руку, но это выглядело бы неуместно. Он сдержанно кивнул.

— Чем обязан, Борис Михайлович?

— Я привез вам вот это.

Когда Борис запустил руку в сумку, Бек невольно напрягся, хотя и знал, что Градов не вооружен… Из сумки появилась всего лишь обычная папка.

— Что это? — задал естественный вопрос Бек.

— Здесь дубликат той информации, что была записана на дискете. Дискету пришлось уничтожить, но это то же самое. У вас есть специалист, который сможет подтвердить, что я вас не обманываю?

Бек подумал о Барсове и ответил:

— Да. Такой человек у меня есть.

— Пригласите его.

— Успею. Пока ваше заявление условно принято.

— Возьмите папку, — сказал Борис. — Она не кусается. Генрих Рудольфович раскрыл папку, бегло прочел первую страницу, пролистал остальные.

— Похоже на правду, — признал он.

— Конечно. Это и есть правда.

— Тогда я отказываюсь понимать. — Бек подсел к столику, налил себе вина. — Вы что, предлагаете купить мне это?

— Нет, отдаю даром. Берите, пользуйтесь… — Борис шагнул к выходу, потом' обернулся, будто вспомнил что-то. — Да, Генрих Рудольфович… Сколько ваших людей переселилось на небеса в процессе погони за мной?

— Немало.

— Да, немало… Видимо, вам ясно, что я не мог бы действовать так эффективно, если бы мои руководители не наблюдали за вами очень пристально?

— Пожалуй…

— Не пожалуй, а так оно и есть. И наблюдение будет продолжаться всегда. Вы не узнаете, каким образом. Это не в ваших силах. Но, поверьте, стоит вам предпринять шаги к практическому освоению того, что тут в папке, нам это станет известно.

— И тогда?.. — Бек поднял взгляд от папки, гипнотизировавшей его.

— О, ничего ужасного — с нашей точки зрения. Но вам не просто надают по шее. Нет, вас раздавят, как клопа. Ваша империя лопнет. Я вас предупредил, но это лишь мои слова, ничего больше. Папка у вас. Хотите рискнуть — пожалуйста.

Генрих Рудольфович ударил кулаком по столику так, что бутылка подпрыгнула.

— Но кто вы? Чего вы добиваетесь? Какой вам от всего этого прок?!

— Мы? — Борис улыбнулся. — Ну, назовите нас Полицией Будущего. Мы — люди, которым небезразлична судьба человечества. Эта папка в любом случае отправится в небытие. Сейчас, если вы сожжете ее в камине, или потом, но только вместе с вами. Ваш выбор?

Бек отшвырнул папку. Она поехала по крышке стола и свалила на пол бокал. Бек даже не заметил этого.

— Генрих Рудольфович, вы проявили завидное упорство, — продолжал Борис. — Оно было бы достойным уважения, если бы не ваши методы. Знаете, когда вы выследили меня в Англии…

— В Англии? — переспросил Бек в полнейшем недоумении. — Я не выслеживал вас в Англии. Я и не знал, что вы там были…

— Ладно, оставим, не оправдывайтесь… Генрих Рудольфович, пора прекратить эту бессмысленную войну. Она с самого начала не нужна была ни вам, ни нам. Но вас, как мы поняли, ничто не способно образумить, кроме одного. И вот я здесь, с этой папкой, яблоком раздора. Но ее, папки, фактически не существует. Она есть, и ее нет. Ею невозможно воспользоваться.

— Да… Да, я понимаю вас, но…

— Не расстраивайтесь слишком. В конце концов, что вы теряете? Все ваше — при вас. А это… так, мираж, сон.

И неужели вас самого прельщает роль врага рода человеческого?

— Хорошо. — Бек решительно встал и вынул из кармана золотую зажигалку «зиппо». — Я сожгу папку. Охота за этой информацией не принесла мне ничего, кроме потери людей и денег, а получив ее, я могу потерять все.

— Абсолютно, — кивнул Борис, глядя, как огонь пожирает брошенные в камин листы. Он перевел дыхание с облегчением, теперь с настоящим облегчением. Все, теперь уже конец.

Он подобрал с ковра неразбившийся бокал и налил себе вина.

— За упокой этой жути, — провозгласил он. — А знаете, Генрих Рудольфович, ведь кое-кто уже пытался дублировать людей по этой методике.

— Да? И что с ними стало?

— С искусственными людьми?

— Нет, с их создателями.

— Они умерли. Точнее, умер вдохновитель и глава проекта, а их центр был уничтожен вместе со всей информацией.

— Я так и думал. Полагаю, я поступил мудро.

— Я тоже так полагаю. — Борис выпил вино и поставил бокал на стол. — Генрих Рудольфович, и еще…

— Да?

— Верните рукопись моего романа. Я хочу закончить его.

— Так это все-таки не камуфляж?

— Я писал книгу. Почему бы и нет? Не считаете же вы, что я только и способен стрелять и убивать?

— Да нет… — Бек как будто смутился. — А роман увлекательный… Любопытно было бы дочитать.

— Я пришлю вам экземпляр с автографом, — пообещал Борис.

— Если будут трудности с изданием, обращайтесь ко мне.

— Ну уж нет… Крепкая литература в протекции не нуждается.

— Гм… Как посмотреть. — Бек открыл сейф и достал рукопись с нижней полки. — Вы взяли этот сюжет из ваших реальных приключений?

— Что? — Борис на миг остолбенел, потом рассмеялся. — Нет, Генрих Рудольфович. Литература — это литература, а жизнь — это жизнь. Они не должны иметь никаких точек соприкосновения.

— Никаких?

— Ну, скажем, почти.

Вид денег в сейфе направил мысли Бориса в иное русло.

— Генрих Рудольфович, коль скоро вы открыли сейф, выдайте мне двадцать пять тысяч долларов.

— Зачем? — удивился Бек. — У вас что, денежные затруднения?

— Нет, — ответил Борис. — Но тут есть тонкость. Это должны быть именно ваши деньги.

— Почему мои?

— Потому что ваш Котов разгромил квартиру моего друга, а делать ремонт ему не на что. Конечно, я мог бы заплатить, но не находите ли вы, что это ваша проблема?

— А… Ну что же, раз так, берите. В сумку Бориса поверх рукописи посыпались запечатанные пачки долларов.

— Распорядиться, чтобы вас отвезли? — спросил Бек.

— Да, пожалуйста.

Бек взялся за телефонную трубку.

— До свидания, — сказал он Борису, когда тот шел к двери.

«Вряд ли мы когда-нибудь увидимся», — подумал Борис.

Он ошибся. Они увиделись приблизительно через три часа, и причиной их новой встречи стали обстоятельства не менее загадочные и драматические, чем все происходившее до сих пор.

21

Из окна кабинета Бек смотрел, как отъезжает от виллы серебристый «мерседес», увозящий Градова. Прихватив бутылку хорошего виски, Генрих Рудольфович покинул кабинет, по дороге успокоительно кивнул шефу охраны и спустился в гостиную. Там он задернул шторы, чтобы укрыться от палящего солнца, и откупорил бутылку. На вращающейся стойке с видеокассетами он выбрал фильм, включил магнитофон.

Это был «Охотник на оленей» Майкла Чимино, любимая лента Бека. Тяжелый и мрачный фильм импонировал Беку потому, что повествовал о двух вещах — о стойкости человеческого духа и о том, что не бывает духа несгибаемого. Война раздавит кого угодно, а понятие «война» Бек трактовал широко.

Если бы кто-то подсмотрел сцену, разыгравшуюся в кабинете Бека, то мог бы подумать, что Генрих Рудольфович выдохся, поскольку сдался так быстро. Но это была лишь форма. Содержание, как всегда, лежало глубже. В различных обстоятельствах вынужденная реакция может выглядеть и малодушием, и мужеством. Очень трудно оценивать поступки людей правильно.

Ступени лестницы вели Бека к поражению. От эйфории первых дней, внезапно блеснувшей мечты — через перманентные неудачи реальных шагов — к осознанию недостижимости цели. Когда пришел Градов, Генрих Рудольфович уже подвел для себя итог, и его занимала в большей степени тактика оппонента, нежели борьба всерьез.

На экране играли в русскую рулетку, крутили барабан заряженного одним патроном револьвера, щелкали у виска. Играли пленные американцы, кровожадные вьетнамцы выли от восторга. Герой должен был погибнуть, потому что это — записанный на пленку фильм, и, сколько его ни запускай, все равно увидишь одно и то же. Логика событий неумолима, как логика движущейся магнитной ленты. Запись на пленке можно стереть и записать что-то новое, но это будет уже другой фильм, с самого начала другой.

Генрих Рудольфович налил рюмку виски, выпил, потом без перерыва еще одну.

— Пустяки, — произнес он вслух. — Подумаешь… Визгу много, а шерсти мало. — Он засмеялся и подмигнул собственному отражению в большом зеркале. — Кое-что я потерял… Но кое-что ведь и осталось, верно?

22

Бориса доставили к дому Мезенцева. Не чуя ног, он взлетел по лестнице, поднял руку к звонку и вдруг замер.

Дверь была приоткрыта, совсем чуть-чуть. Почему? Если кто-то из них вышел из квартиры… Или они оба… Зачем оставлять открытой дверь?!

Он толкнул дверную ручку, шагнул в прихожую.

— Оля? Андрей?

Молчание.

Оказавшись в гостиной, Борис сразу увидел человека, лежащего у стены в луже крови, лицом вниз. Градов вопреки очевидному не желал узнавать в нем Андрея, хотя одет он был как Андрей и сложен так же… Наклонившись, Борис с усилием перевернул лежащего.

Волосы Мезенцева слиплись от крови, кровь заливала лоб, щеки, закрытые глаза. Борис метнулся в кабинет, в кухню. Оли нигде не было. Тогда Борис вернулся к Андрею, попытался нащупать пульс. Несколько кошмарных мгновений ему казалось, что он держит руку трупа. Но тоненькая нить все же билась…

Градов кинулся в ванную, смочил полотенце в холодной воде, оттер кровь с лица друга. Мезенцев едва слышно застонал, разлепил веки.

— Борис…

— Это я, Андрей! Держись, я вызову «скорую»…

Борис сорвал трубку с разбитого аппарата, кое-как починенного Мезенцевым. Он долго объяснял, что произошел несчастный случай, что у его друга травма головы… Господи, да что же они выспрашивают, когда надо спешить?!

Наконец ему пообещали выслать машину. Борис вновь склонился над Мезенцевым.

— Андрей, ты можешь говорить? Что здесь было, Андрей? Где Оля?

Мезенцев снова издал тихий стон.

— Какой-то мужик… Я не отпирал, он сам вошел… Я его не знаю… Кажется, ударил меня… Ничего не помню…

— Сейчас приедет «скорая», я вызвал… Держись…..

Борису было ясно, что из квартиры необходимо уйти до приезда врачей. В подобных случаях они обязаны ставить в известность милицию, а Борису встречаться с ней не с руки. Но он не хотел покидать раненого друга, несмотря на то что ничем не мог помочь. Он выбрал промежуточное решение: широко распахнул дверь на лестницу, прислушиваясь к шагам. Периодически он смачивал лоб вновь лишившегося сознания Андрея холодным влажным полотенцем.

Снаружи, снизу донеслись голоса.

— Вроде этот подъезд…

— Смотри по номерам. Да, наверх надо…

Борис выбежал в прихожую, схватил сумку и поднялся на один лестничный пролет. Сверху он видел фигуры в белых халатах. Так, для Андрея он сделал все, что было в его силах… А Оля?

Мимо квартиры Мезенцева Градов спустился на улицу. Обогнув машину «скорой помощи», он зашагал прочь. Куда, зачем? Нет никакой возможности найти Олю. С чего хотя бы начинать? Обращаться к властям абсолютно бессмысленно, не говоря уж о том, что самого Бориса запрут под замок как личность крайне подозрительную, а расскажи он и малую часть своей подлинной истории, вообще отправят в сумасшедший дом. И ни одного человека, способного не то чтобы помочь, а просто поверить…

Ни одного, разве? Такой человек есть, и это Генрих Рудольфович Бек. Захочет ли он помогать Борису, узнав правду, — другой вопрос. Может быть, рассвирепевший Бек пристрелит Градова. Но идти больше некуда и не к кому.

Борис помахал рукой проезжавшей машине. Сперва водитель наотрез отказался везти его в такую даль, но Борис назвал цену, мигом положившую конец переговорам. Градов мог поклясться, что водитель ломает голову над тем, кто его пассажир, готовый столько платить. Не улепетывает ли с места преступления?

К какому бы выводу ни пришел ошарашенный сказочной щедростью водитель, он благополучно высадил Градова у виллы Бека. Борис хотел было расплатиться по курсу рублями, обмененными в аэропорту, но водитель напомнил, что предложение было сделано в долларах. Тогда Борис запустил руку в сумку, вслепую распечатал одну из пачек, отдал деньги.

Генрих Рудольфович не стал скрывать удивления, когда охрана сообщила ему по телефону о визите Бориса, а вслед за тем и сам Градов появился в затемненной гостиной.

— Вы что-то забыли, Борис Михайлович?

Борис швырнул сумку в дальнее кресло, сел ближе к Беку.

— Нет, я ничего не забыл. Я в отчаянном положении, и помочь мне можете только вы.

— Вот как? Но позвольте, не далее… Требовательным жестом Борис остановил его.

— Подождите. Я прошу выслушать меня, не прерывая. Никакой Полиции Будущего не существует. Никакой организации, никого. Есть я, один я.

— Да что вы говорите? — саркастически процедил Бек.

— Это правда. Выслушайте.

— Ну-ну… — Бек поудобнее устроился в кресле.

Борис начал рассказывать — во всех подробностях, не упуская мелких деталей. Ему было важно, чтобы Бек узнал все, что знает он, Борис, без пробелов и неточностей. Все, включая Таню, АЦНБ, Джека Слейда, полет в Англию и обратно… А особенно истинные причины неудач людей Бека.

— И вот я сижу перед вами, — закончил Борис, — а Оля исчезла, и без вас мне ее не найти.

Генрих Рудольфович с минуту после этих слов сохранял неподвижность, потом его силуэт в полумраке как-то странно затрясся. Борис с тревогой присмотрелся к нему и тут же понял, в чем дело. Магнат смеялся, все безудержнее с каждой секундой. Вскоре он хохотал так, что дребезжали оконные стекла.

— Ай да Борис Градов! — Он хлопал себя по коленям. — Так вы объегорили старого хитрого дядюшку Генриха, вы — никто и ничто!

— Вы сами себя объегорили, Генрих Рудольфович, — возразил Борис. — Вы так привыкли к сложным проблемам и еще более сложным решениям, что не сумели разглядеть простые вещи у себя под носом. Это называется аберрацией зрения…

Магнат оборвал смех.

— А папка, что я сжег на ваших глазах… Она была настоящей?

— Самой настоящей. Я не мог рисковать, обманывая вас, ведь предлагал же я пригласить вашего специалиста.

— И я держал ее в руках! Ключ к власти над миром!

— Ничего бы не вышло, Генрих Рудольфович, — сказал Борис. — В АЦНБ этим занимались покруче вас ребята, а что получилось? Они создали уничтожившее их самих существо. Это слишком опасная игрушка, такое никому не по зубам.

— Да, вероятно, — успокаиваясь, проговорил Бек. — Я подумал и об этом… Раса сверхлюдей? Гм, это чревато…

— И пусть не Полиция Будущего, но англичане теперь все знают. Они сумеют создать противовес, страховку на случай, если кто-то… Как — не моего ума дело, но уверен, что сумеют. Так что, по большому счету, я вас не обманул.

— А вот сейчас вы отдаете себе отчет, как рискуете? Вы в полной моей власти Я могу приказать расстрелять вас. Градов пожал плечами.

— Ну и прикажите. Толку никакого, зато моральное удовлетворение.

— Эта девушка так дорога вам? Настолько, что вы без колебаний вручили мне собственную жизнь?

— Да. Вы поможете мне?

Генрих Рудольфович поднялся из кресла.

— Помогу. Знаете, то, как вы провели меня, и прочие ваши подвиги… Вы большей частью следовали за событиями в ситуации вечного шаха. А вот сейчас вы нашли мужество прийти и не хитрить, а все рассказать, зная, чем это может грозить вам. Это — поступок.

— Спасибо, Генрих Рудольфович. — Борис нетерпеливо перескочил к единственной интересующей его теме. — Как мы будем искать Олю?

Бек отстучал пальцами дробь по крышке стола.

— Данных маловато… «Какой-то мужик», тоже мне особые приметы. Фотография девушки у вас есть? Борис развел руками.

— Я и адреса ее не знаю.

— Ничего, адрес узнаем на выставке, пошлем людей за фотографиями к ней домой.

— А если у нее дома нет фотографий?

— У красивой девушки нет фотографий? Но хоть паспорт у нее есть? В крайнем случае сделаем снимок с видеопленки на телевидении. Это первое. Второе: в милиции работает полковник Кондратьев. Когда я искал вас, он… Словом, второе — подключаем его. Узнаем, в какую больницу отвезли вашего друга Мезенцева, пусть человек Кондратьева сидит у постели и ждет, когда можно будет снять показания. Авось Андрей что-нибудь вспомнит… Затем опрос жильцов дома Мезенцева — за период времени, пока вы ездили ко мне с папкой. Ориентировка постам ГИБДД по снимкам девушки… Так, что еще… — Бек позвонил Кондратьеву и велел срочно прибыть на виллу. После этого он спросил Бориса: — А у вас имеются хоть какие-то догадки, пусть самые фантастические? Все может пригодиться. Кто мог похитить Ольгу?

— Не знаю. Если не ваши люди напали на нас в Англии…

— Нет, не мои.

— Это вряд ли могли быть и люди АЦНБ.

— Но вы рассказали, что Слейд…

— Да, «крот»… Не знаю. Не могу понять зачем. Я думаю, если и был «крот», то он работал, постоянно или только в одном случае, и на какую-то третью силу.

— Что ж, — вздохнул Бек, — поищем эту силу.

23

Вилла Генриха Рудольфовича Бека превратилась в штаб операции. Сюда стекались сведения от групп Кондратьева и самого Бека.

К следующему полудню во мраке полной неизвестности забрезжил слабый свет.

Андрей Мезенцев, пришедший в себя в больнице, более или менее связно изложил картину случившегося Градову и милицейскому лейтенанту, работавшему на Кондратьева.

— Через полчаса после твоего ухода, Борис… Мы с Олей разговаривали в комнате… В двери как будто ключ заскрежетал. Я подумал, что это мог ты почему-то вернуться, у тебя же был ключ… Вышел в прихожую… Дверь очень резко распахнулась, и на пороге — этот мужик.

— Он был вооружен? — спросил милицейский лейтенант.

— Нет. В руках у него была какая-то железяка, но не пистолет и не нож. Я бросился бежать в комнату… Он меня настиг и сзади — по черепу. Я отключился…

— Опишите его, — попросил лейтенант.

— Да я его меньше секунды видел. Довольно высокий, ростом с вас, плечистый, глаза, по-моему, серые. Точно не скажу. Подбородок округлый, короткая стрижка. Цвет волос? Не помню. Обычное лицо, ничего примечательного. Возраст — лет сорок. Одежда? Самая обыкновенная, летняя. Светлые брюки, рубашка тоже светлая, но не белая. Бежевая, что ли…

Лейтенант мучился с Мезенцевым около сорока минут, выуживая подробности, но дело так и не продвинулось. Зато теперь было известно точное время нападения, а это опора для работы со свидетелями.

Градов задержался в палате после ухода лейтенанта. Он расстегнул сумку и вытряхнул на одеяло пачки долларов.

— Здесь двадцать пять тысяч без какой-то мелочи, — сказал он. — Тебе на ремонт.

Мезенцев вытаращил глаза под повязкой.

— Откуда столько?!

— Это не мои. Передает тебе с извинениями человек, по вине которого разбомбили твою квартиру.

— Вот это да… Так возьми их пока! Где мне их тут держать?

— Положи в тумбочку. У меня, как ты заметил, интересная жизнь… Не до твоих пиастров.

— Слушай, Борис… Эти деньги… И Оля… Во что же ты все-таки впутался?

— Расскажу как-нибудь за кружечкой пивка. Ну, счастливо тебе. Выздоравливай.

Градов сложил пальцы колечком, вышел из палаты, сел в «мерседес» и уехал на виллу Бека.

Показания двух свидетелей, бабушки с первого этажа и домохозяйки с третьего, принесли некоторую пользу. Бабушка видела, как мужчина, соответствующий описанию, данному Мезенцевым, подъехал на белых «жигулях» и вошел в подъезд. Домохозяйка, напротив, заметила этого мужчину выходящим из подъезда в сопровождении девушки (она видела девушку лишь со спины и не могла опознать по фотографии). Они сели в машину и уехали. Благодаря домохозяйке удалось уточнить модель «жигулей» — «шестерка» («у бывшего мужа такая же»). Но как Градова, так и Бека с Кондратьевым смущала в показаниях домохозяйки одна подробность. По словам женщины, девушка села в машину добровольно, без малейшего сопротивления, мужчина лишь слегка придерживал ее за локоть.

На номер белой «шестерки» не обратил внимания никто из двоих.

— Вот и найди эту машину, — сетовал Кондратьев. — Их миллион. Только на ГИБДД надежда.

Фотографии Ольги Иллерецкой были розданы сотрудникам ГИБДД и разосланы на большинство стационарных постов. Рассылка продолжалась.

24

На трассе Москва — Серпухов, возле Щербинки, в день похищения Иллерецкой сержант Петров остановил белые «жигули» шестой модели. В машине, кроме водителя, находилась девушка на переднем сиденье, пристегнутая, как и положено, ремнем безопасности. Сержант подошел к затормозившему автомобилю, козырнул, представился и попросил предъявить документы.

— Шатуров Владимир Осипович?

— Точно так, — улыбнулся водитель.

— А пассажирка?

— Сестра моя младшая, Шатурова Ольга Осиповна.

Сержант заглянул в машину. Ему показалось странной неподвижность девушки, смотревшей прямо перед собой. Пьяная, что ли, или дури накурилась? Ну да это сержанта не касается, водитель-то трезвый.

Предвосхищая дальнейшие расспросы, сидевший за рулем мужчина протянул Петрову паспорт девушки.

— Шатурова, — пробормотал Сержант, — Ольга Осиповна… Все правильно.

— К матери едем, в Столбовую. У меня что-нибудь не в порядке?

— Машина грязная.

— Закрутился с работой… Вымою. Приедем, и сразу вымою, честное слово.

Сержант тщетно искал, к чему бы еще придраться. Проверил аптечку, багажник, изучил талон техосмотра как под микроскопом. Никаких нарушений… И все же сержанту не хотелось отпускать эту машину. Она ему не нравилась.

Если бы его спросили чем, он бы не ответил. Профессиональная интуиция подсказывала: что-то нечисто.

Но интуицию, как любят подчеркивать бюрократы, к делу не подошьешь. И сержант с сожалением разрешил водителю продолжать путь. Номер машины он, конечно, записал.

Придя на службу следующим утром, сержант Петров увидел фотографию разыскиваемой Ольги Иллерецкой. Только тогда он понял, что не давало ему покоя. Не поведение девушки в «жигулях», а вернее — отсутствие поведения, — это ее личное дело. Просто сержант уже видел эту девушку — мельком, по телевизору, — и ее фамилия была вовсе не Шатурова.

25

Сообщение сержанта Петрова долго добиралось до Кондратьева, ибо формально полковник не имел права заниматься делом Иллерецкой, не входившим в круг его обязанностей. Вообще же подвести законную базу под розыск Иллерецкой оказалось неожиданно легко. Как выяснилось, ее давно искали многие — журналисты, художники, друзья. Знаменитый Родзянко, устроивший Ольге выставку, даже обратился в милицию. Заявление у него не приняли, мотивируя тем, что Иллерецкая не крепостная крестьянка и не обязана появляться в выставочном зале или ночевать дома. Это, может быть, и необычно, сказали ему, но криминала не усматривается.

Теперь же в милицию поступило заявление от Андрея Мезенцева — о наглом нападении на его квартиру и об исчезновении пришедшей к нему в гости девушки. С подачи Кондратьева милицейские чины зашевелились, вспомнив и о беспокойстве Родзянко. С приобретающей известность художницей уже в то время было не все в порядке, решили они.

Кондратьев на части разрывался, пытаясь по мере сил переключить на себя каналы, официально ему не подвластные. Ведь похитителя (или похитителей) Иллерецкой могли отыскать и помимо него. А те, похитители то есть, не дай бог обладают обширной информацией. Возьмут, да и наговорят об Ольге и Борисе столько, что и Градова, и девушку нужно будет уже из тюрьмы выручать.

Получив доклад Петрова, Кондратьев прежде всего установил «биографию» «жигулей» с указанным номером. Машиной владел инженер с предприятия концерна «Пепси-Кола». Закавыка была в том, что инженер лежал в больнице с заболеванием печени, а его машина в течение двух недель стояла в запертом гараже. Осмотр автомобиля показал, что им никто не пользовался в отсутствие хозяина. Значит, номера на остановленной Петровым «шестерке» фальшивые.

Сержант дал словесный портрет так называемого Шатурова. Приметы совпадали с теми, что запомнил Мезенцев. Запросы о белых «жигулях» полетели по трассе Москва — Серпухов и в близлежащие поселки. Вскоре начали приходить и ответы. Машину заметили сотрудники ГИБДД на въезде в Климовск, потом на выезде из Чехова. Правда, никто не задерживал ее. По хронометражу получалось, что после того, как сержант Петров отпустил «шестерку», она двигалась в сторону Серпухова со скоростью от восьмидесяти до ста километров в час. В Серпухове ее не видели, зато пришли сведения из Пролетарского и Протвино. Машина привлекла внимание протвинского милиционера, потому что свернула на редко используемую проселочную дорогу, хотя почти параллельно проходит шоссе. Дорога вела к административной границе Калужской области.

Таким образом, «шестерка» могла направиться в Высокиничи, Жуковло, Белоусово, Обнинск или Малоярославец, а оттуда — куда угодно. Милиция и ГИБДД этих городов и поселков хранили молчание. Операция «Перехват», объявленная на следующий день после событий, едва ли могла быть результативной. Машину искали, но…

Бек приказал раздобыть наиподробнейшую карту Подмосковья, захватывающую Калужскую область. Ее расстелили на огромном дубовом столе и отмечали зафиксированные передвижения «жигулей».

— Последний контакт вот здесь. — Бек поставил карандашную точку на окраине Протвино, повел линию по проселочной дороге и с раздражением бросил карандаш на карту. — А дальше машина будто на молекулы разлетелась! Черт возьми, «жигули» не иголка. Ее утопили? Спрятали в лесу?

— В лесу? — Кондратьев взял карандаш. — В лесу… Подождите-ка. Эта дорога ведет, судя по карте, в Высокиничи…

— Двадцать пять километров от Протвино, — сказал Градов.

— Ну да. И здесь должно быть ответвление, а оно на карте не показано.

— Какое ответвление? — спросил Бек.

— Вот тут, на девятом километре. Ветхий мостик через Протву — не знаю, цел ли он до сих пор, — а за ним старый лесной проселок, совершенно заросший.

— Что за дорога? — Бек склонился над картой.

— Местные жители, — проговорил Кондратьев, — прозвали этот район Бермудским треугольником. Вершины треугольника — Таруса, Детчино и Высокиничи. Внутри, примерно на равном расстоянии от них — исток реки Суходрев. И вот где-то возле этого истока что-то было…

— Замечательно, — поморщился Генрих Рудольфович. — Что-то где-то было… А конкретнее нельзя?

— Так я не знаю конкретнее, — сконфуженно ответил Кондратьев. — При застое… Коммунизме… В общем, в те годы тут находилась закрытая зона, секретный объект. Может, охотничий домик для местной или московской верхушки, а может, и покруче что. Слухи ходили самые жуткие. Будто бы там окопались спецслужбы и туда привозили людей… Для чего? Ну, не хочу сплетни повторять. Но сейчас там все заброшено, хотя какие-то строения остались. Деревенские туда не ходят, боятся. Суеверный страх.

— Дом Страдания, — вымолвил Борис.

— Что? — обернулся к нему Бек.

— Роман Уэллса, — пояснил Градов. — «Остров доктора Моро». Ученый-маньяк мучил живых существ в Доме Страдания. Потом доктор Моро погиб, а дом сгорел, но и развалины по-прежнему внушали ужас.

— Так… Страдания или нет, а присмотреться к этому Бермудскому треугольнику надо, — решил Генрих Рудольфович. — Раз люди боятся, там удобно прятаться.

— Когда поедем? — Борис взял новую сигарету, он курил без перерыва.

— Чтобы быть там к вечеру, между десятью и одиннадцатью часами, когда сумерки, но еще не темно. С собой — аппаратура ночного видения, инфракрасные бинокли, оружие с приспособлениями для прицеливания в темноте. Рации не надо — они могут слушать.

— Они? — Борис нахмурился. — Да, конечно… Олю увез как будто один человек, но сколько их всего…

— Мы не знаем, — закончил Бек.

— А что мы вообще знаем о похищении?

— Мало… И это малое не радует. Личные качества того парня — хладнокровие, дерзость. Явно очень опасный тип. Но еще хуже то, как подготовлена операция. Нужно было заранее изготовить фальшивые паспорта и номера для машины — раз. Как-то узнать о квартире Мезенцева — два… Одиночка? Не похоже.

— Имеет отношение к спецслужбам? — предположил Борис.

— Скорее, имел в прошлом, — сказал Кондратьев.

— Почему вы так думаете?

— Потому что его работа отдает смесью профессионализма и кустарщины. Зачем действующим спецслужбам эта канитель с паспортами, номерами? Будь это спецслужбы, мы никогда не услышали бы об Иллерецкой от сержанта ГИБДД.

— Резонно, — обронил Бек. — Борис, что-то не так?

— А? — Борис вздрогнул, и пепел упал с его сигареты. — Да… Показания той женщины. По ее словам, Оля сама села в машину. А сержант Петров видел, как она…

— Возможно, похититель ввел ей какой-то наркотик, подавляющий волю.

— Да, и ее могут накачивать еще черт-те чем… А мы будем ждать до вечера…

— Вечером безопаснее. Нам надо соблюдать осторожность.

— Вы едете с нами? — Борис взглянул на крестного отца.

— Я староват для работы в поле, — устало произнес Генрих Рудольфович. — А моих лучших людей вы с вашей Иллерецкой перебили. Могу выделить двоих, на которых смело можно положиться.

— Двоих дам и я, — сказал Кондратьев.

— Со мной пятеро, — подытожил Борис.

— Шестеро, — поправил полковник. — Я имел в виду — двое плюс я сам.

— Не так мало.

— Для разведки достаточно.

— Разведки? А если они там?

— Ну, тогда…

— Тогда, Борис, — предостерег Генрих Рудольфович, — не вздумайте поддаться эмоциям и во всем слушайтесь полковника Кондратьева. При необходимости подключим еще людей.

26

В гараже Бека были выбраны две неброские машины, серые «восьмерки». Вооружение группы из шести человек составляли итальянские укороченные штурмовые винтовки «Беретта SC/90S» — удобное и надежное оружие. Кроме штурмовых винтовок, у всех имелись американские штык-ножи «М 9» с приспособлениями для перекусывания проволоки. Учитывалась и возможность действий в стесненных условиях, когда основное оружие окажется малоэффективным из-за размера и веса или недоступным. Поэтому в нательных кобурах находились небольшие пистолеты «стил сити армз» 22-го калибра.

Помимо того, в брезентовых подсумках лежали специальные очки, концентрирующие слабый свет и резко повышающие способность к ориентировке при низкой освещенности. Борис уже примерял их поверх своих очков — держались как влитые. В подсумки также были уложены спецназовские индивидуальные аптечки, обычные и инфракрасные бинокли, ручные гранаты и запасные магазины для винтовок (с патронами, снабженными зажигательно-трассирующими пулями). Такие пули оставляли за собой в полете светящийся след, что было немаловажно при ночной корректировке огня.

Перед выездом все надели бронежилеты и камуфляжные комбинезоны, нанесли на лица пятна грима. Попрыгали — ничто не брякает, не звенит.

Чтобы обеспечить зеленую улицу и избежать неприятностей с автоинспекцией, Кондратьев и Бек употребили все свое влияние. Серыми кометами машины с тонированными стеклами проносились мимо постов ГИБДД.

В двадцать один час пятьдесят минут миновали Протвино, двигаясь по маршруту белых «жигулей». Через девять километров проселочной дороги первая «восьмерка», где находился и Борис, остановилась у прогнившего деревянного моста.

— Что будем делать? — спросил боевик Бека по имени Олег, сидевший за рулем. — Рискнем или…

— Они же проехали, — сказал один из милиционеров Кондратьева, Стас.

— Мы этого не знаем, — возразил Олег. — А если и проехали, их было двое в машине. А нас трое, и на нас тонны железа. Надо посоветоваться.

Он подошел ко второй машине, посовещался с Кондратьевым. Было принято решение идти дальше пешком. Машины подогнали к самой воде, укрыв их на берегу в зарослях кустарника, двинулись по мосту цепочкой. Впереди шел Игорь, второй боевик Бека, под ним-то и провалилась гнилая доска. Он едва не упал в воду.

— Добро пожаловать в Бермудский треугольник, — усмехнулся второй милиционер, Владимир. — Если кто-то скажет мне, что здесь проехала машина…

Вместо ответа Олег указал на свежий излом покосившейся опоры перил. На другой стороне перила были частично снесены. Это походило на результат зигзагообразного маневра автомобиля, огибавшего ветхий настил в центре.

За мостом заросшая колея вела в чащу угрюмого леса. Полковник обратил внимание остальных на примятую колесами траву.

— Кто-то тут точно проезжал недавно, — произнес он. — Я удивлюсь, если это не та машина, которую мы ищем.

В лесу было значительно темнее, чем на открытом пространстве. Все надели очки и словно оказались в совершенно ином месте, залитом ярким зеленоватым светом. К этому надо было привыкнуть.

Вскоре они наткнулись на ржавую металлическую сетку, уходившую в лес направо и налево. Высокие стойки оплетала вверху колючая проволока — там, где еще не рассыпалась от коррозии. Колея пролегала через распахнутые настежь, погнутые решетчатые ворота. К створке была прикручена фанерная табличка с полустертыми буквами:

Но пропуск предъявлять было некому. За воротами торчала одинокая будка с полуоткрытой дверью, державшейся на одной петле.

Из любопытства Борис заглянул туда. Железный стол, привинченный к полу, два стула с узкими сиденьями — и все. Крепления на стене наводили на мысль, что здесь когда-то были электрические и телефонные кабели, а, следовательно, и наружное освещение, и связь.

Группа продвигалась вперед. Темнело, и компенсирующие очки почти не помогали, но без них бы совсем ничего не разглядеть.

Машину первым заметил Владимир. Она стояла поодаль от колеи, замаскированная сломанными ветками. Их растащили в мгновение ока.

— Номер тот самый, — констатировал Стае.

Градов обошел машину, открыл незапертую дверцу. Сдерживая волнение, он занял кресло, где почти наверняка (ошибка очень маловероятна!) недавно сидела Оля. Обивка показалась ему чуть теплой, но это был спровоцированный эмоциями обман органов чувств. Борис напряг зрение, вглядываясь в царапину на заклеенной пластиковой пленкой, имитирующей дерево, крышке рундука. Обыкновенная царапина, результат чьей-то небрежности… Но включив воображение, в ней можно было усмотреть подобие двух сцепленных латинских букв — L и Z.

— Ну конечно, — пробормотал Борис. — Эй, идите сюда!

Все столпились у открытой дверцы.

— Смотрите. — Борис ткнул пальцем в царапину.

— Ну и что? — не понял Олег.

— Это она, Оля… Это ее знак для меня. Наверное, у нее была минута или две, пока этот тип укрывал машину ветками. Она, разумеется, не могла написать свое имя или что-то осмысленное по-русски, он бы сразу заметил. А это похоже на случайную царапину. Но это буквы L и Z. Ее любимая группа, «Лед зеппелин»! Она знала, что я догадаюсь…

— Ладно, — сказал Кондратьев, — пусть так. Но если он бросил тут машину, они где-то близко. С этой минуты не шуметь и без крайней нужды не разговаривать.

Шестеро отправились в путь вдоль колеи. За деревьями — вроде бы старый дом?

Внезапная вспышка из-за тех деревьев ослепила Бориса. Он машинально сорвал очки. Что это? Явилась догадка: в доме зажгли свечу или фонарик, а сверхчувствительная оптика многократно усилила свет. Борис вновь надел очки.

Остальные, разумеется, тоже увидели этот свет в одном из окон. Регулирующие устройства, вмонтированные в оправы очков, позволяли затемнять освещенные объекты и четче выделять контуры окружающего. Несколько поворотов ручек, и окно превратилось в блеклое дрожащее пятно, зато дом предстал во всех деталях.

Двухэтажное деревянное строение едва ли использовалось когда-то в качестве охотничьего домика, как допускал Кондратьев, когда рассказывал на вилле Бека о «Бермудском треугольнике». Оно было начисто лишено каких-либо украшений и архитектурных излишеств. Те, кто его возводил, заботились только о функциональности, а никак не о красоте. Дом имел форму вертикального параллелепипеда с плоской крышей, где торчали какие-то искривленные антенны. На втором этаже — три окна, никаких балконов или террас, внизу — дверь без крыльца (нижний край вровень с землей) и единственное окно — то самое.

Кондратьев молча, жестами определил диспозицию. Владимиру и Олегу предписывалось обойти дом по краю поляны, Игорь и Стае должны были провести рекогносцировку, соответственно, с востока и запада. Самому полковнику и Борису (Кондратьев хотел присматривать за ним лично) оставался фасад.

Четверо бесшумно исчезли. Кондратьев махнул рукой Борису, затем выразительно прижал палец к губам. Пригнувшись, они подкрались к стене.

27

После смерти Никитина Валерий Свиридов получил наконец звание полковника и вожделенную должность начальника Отдела специальных операций АЦНБ «Торнадо». Должность привлекала его не сама по себе, а как стартовая площадка для проекта «Коршун-2», безраздельно принадлежащего ему, Свиридову. Ибо новоиспеченный полковник не верил, что у Иллерецкой не осталось копии файла. По его мнению, не оставить себе копии было все равно что зарезать курицу, способную нести золотые яйца. И спрятана вторая дискета где-то здесь, в России. Иллерецкая не рискнула бы везти ее в Англию, принимая во внимание обстоятельства ее бегства. Она вернется.

Итак, Свиридов ждал возвращения Ольги и готовился к нему. О Борисе он знал мало, но этот фактор его не особо беспокоил — черт с ним, подумаешь, мальчишка. Англичане? Да, с ними придется считаться, но против любого лома, вопреки поговорке, все-таки есть прием, и Свиридов сумеет его найти. Главное — информация Иллерецкой. Валерия Свиридова всегда недооценивали… А он не так прост, и он докажет это всему миру.

Свиридов размножил фотографии Ольги (они сохранились у него после организации неудачного покушения) и раздал сотрудникам отдельного отряда пограничного контроля «Москва» в аэропорту Шереметьево-2. Используя служебные контакты, он также постарался поставить под контроль другие возможности пересечения границы. Фальшивые паспорта, номера для машины — это были семечки. В реестрах ГИБДД полковник отыскивал белые «шестерки», похожие на одну из его машин, потом вел детальные проверки. Ему подошла машина больного инженера, которой еще длительное время предстояло не покидать гаража. Свиридов установил на свою «шестерку» такие же номера и позаботился о нужных документах.

Все эти (и другие) подготовительные мероприятия полковник проводил втайне от коллег по отделу «Торнадо». Проект «Коршун» считался мертвым и похороненным, и пока не в интересах Свиридова было вызывать его призрак. Потом «Торнадо» станет ядром «Коршуна-2», но лишь тогда, когда все рычаги будут в руках полковника, и он примет все меры, чтобы никто не мог перехватить их… А сейчас ему непосредственно помогали только двое «независимых оперативников». Конечно, на службе знали, что он предполагает возвращение Иллерецкой, так как его пограничные приготовления скрыть было невозможно, но относились к этому не слишком серьезно. В ее возвращение никто не верил, однако чем черт не шутит… Тогда можно будет расспросить ее об английской одиссее. Сам же полковник твердо знал две вещи: она вернется и навсегда исчезнет.

Его предприимчивость и терпение были вознаграждены. Из Шереметьево-2 ему сообщили о прибытии Иллерецкой в сопровождении Градова. Их вели до города, где передали Свиридову, а он следовал за ними до квартиры Калужского. Действовать там полковник не решился — слишком оживленно было у подъезда. Он мог только гадать, как долго там пробудут Ольга и Борис. Может быть, переночуют? Но уж ночью-то он…

Все получилось иначе. Они вышли и сели в такси (хорошо, что не спустились в метро, в таком случае полковнику пришлось бы временно оставить машину).

Дом, где жил Андрей Мезенцев, по мнению полковника, идеально подходил для похищения. Прокравшись в подъезд вслед за Борисом и Ольгой, Свиридов сумел краем глаза взглянуть на открывшего им дверь человека. Опасности не представляет, заключил полковник. И на вооруженную охрану здесь явно не напорешься. Друзья Иллерецкой — не того полета птицы.

Пока вернувшийся в припаркованную на углу машину полковник присматривался и раздумывал, ушел Градов. Еще лучше… Не стоит медлить.

Но Свиридов принужден был ждать еще с полчаса. На детской площадке неподалеку гуляли зоркие бабушки с внуками. Едва они убрались, полковник подрулил к подъезду, поднялся по лестнице и вложил отмычку в замок.

В прихожей послышались шаги. Свиридов распахнул дверь ударом ладони плашмя. Молодой человек, лицом к лицу с которым он оказался, с перепугу бросился бежать. Свиридов настиг его и свалил, саданув по голове кулаком с зажатой отмычкой.

Иллерецкая в страхе отступила к стене. Полковник выхватил из кармана шприц и всадил в плечо девушки, без труда подавив ее сопротивление.

Снадобье быстро достигло мозга. Зрачки Иллерецкой расширились, на лице появилось отрешенное выражение.

— Вот и хорошо, милая, — сказал Свиридов. — Теперь пойдем. Ты моя младшая сестренка, правда?

— Да.

— Ты ведь хочешь поехать к нашей мамочке, да?

— Да.

Полковник вывел девушку из квартиры, они сели в машину. Маленькое происшествие с сержантом Петровым не очень обеспокоило полковника — для подобных случаев он и приготовил фальшивые документы и номера.

Оля смутно воспринимала происходящее. Наркотик установил мощную завесу между ней и миром, но где-то на периферии сознания билась одна мысль, одно имя: Борис… И когда Свиридов вышел, чтобы замаскировать машину, она почти инстинктивно нацарапала ногтем на пластике буквы L и Z.

Свиридов заметил царапины, но посчитал их следствием нарушения координации движений под наркотиком. К тому же, оставь здесь Ольга целое письмо, как это поможет ей?!

У дома их встречали «независимые оперативники», матерые убийцы Саша-Медведь и Слава-Вальтер, прозвище которого говорило о пристрастии к любимой марке пистолета). Вначале полковник планировал использовать их как ассистентов при похищении, но потом отказался от этой идеи. Громилы могли создать больше проблем, нежели разрешить. Но в качестве охраны и исполнителей простых поручений они незаменимы.

— Порядок, господин полковник? — спросил Вальтер. Свиридов не скрывал от горилл ни своего имени, ни звания, ведь им предстояло умереть.

— Порядок, — подтвердил Свиридов, державший за руку Иллерецкую. — Но допросить ее можно будет только завтра к вечеру. Я вспрыснул ей неслабую дозу.

— А эта доза, чего вы ей там впрыснули, может, наоборот, язык ей развяжет?

— Увы, нет. Она механически подтвердит любое внушение, но ее мозг отключен.

— А нет ли у вас этой… сыворотки правды?

— Нет, — усмехнулся Свиридов. — Да и зачем? У нас своя сыворотка, получше.

28

Оля очнулась в полной темноте. Что с ней случилось, где она? Девушка немногое помнила с того времени, как беседовала с Мезенцевым в ожидании Бориса. Какой-то человек, какая-то машина…

Неожиданно зажегся электрический свет. Он был неярким, словно лампочку питал подсевший аккумулятор. Иллерецкая обнаружила себя лежащей на голой кушетке в крохотном помещении без окон. Было сыро и холодно, болела голова.

Дверь со скрипом открылась, вошел высокий широкоплечий мужчина. Он посмотрел на часы.

— Очнулись? — грубовато бросил он. — Пора бы… Ольга приподнялась, села на кушетке.

— Где я? Кто вы такой?

— О, неплохие вопросы. — Мужчина недобро улыбнулся. — Вы начинаете как раз с самого главного. Отвечу в обратном порядке. Я — полковник Свиридов, АЦНБ, отдел специальных операций «Торнадо». Можете называть меня «господин полковник». А где вы — сейчас узнаете. Это пойдет вам на пользу.

Полковник плавным жестом указал на дверь.

Олю изрядно пошатывало. Они очутились в длинном коридоре, похожем на тюремный, освещенном столь же тусклыми лампами, как и в камере.

— Мы в трех метрах под землей, — объяснил полковник. — Правда, здесь уютно? Когда-то это называлось объектом «Финал». Почему так? Потому что здесь частенько заканчивались дороги шпионов и врагов государства. Если бы вы знали, какими словоохотливыми они становились при виде нашего оборудования! Из него кое-что сохранилось, а кое-что я установил заново, специально для вас. Потом покажу, а пока пошли наверх.

По каменной лестнице они поднялись из подвала в комнату с одним окном, но с дверями в каждой стене. Обстановка — стол и два стула. Свиридов сел. Движением руки он предложил девушке последовать его примеру.

— Мы не так далеко от Москвы, — сказал он, — но, будьте уверены, здесь нас никто не найдет. А найдет — не обрадуется. Я принял меры. Смотрите!

Он потянул какой-то рычаг. Панель внутренней стены повернулась вокруг горизонтальной оси, расположенной на высоте около метра от пола. Черные стволы четырех пулеметов уставились на окно и входную дверь.

— Это называется «расстрельная машина», — пояснил полковник. — Изобретена, кажется, в Сингапуре… В общем, где-то там. Применялась у них для казни преступников, а у нас — для самообороны. Огонь ведется автоматически. Мигом покрошит хоть взвод, хоть роту. Но расстрельная машина слепа, она не может прицеливаться. Этот недостаток с лихвой восполняют двое вооруженных людей — они на втором этаже. Профессиональные убийцы, терять им нечего. Ну, теперь вы видите, что помощи ждать нет смысла?

— Чего вы хотите от меня? — с хрипотцой в голосе спросила Ольга, борясь с головокружением.

— Самой малости. Информации по проекту «Коршун».

— Что?! — Удивление заставило ее заговорить громче, оно было сильнее наркотического похмелья. — Боже, неужели в АЦНБ сидят одни кретины?!

— Нет, не одни кретины, — самодовольно изрек полковник. — В основном — да… Эти бедняги думают, что все погибло… Но один умный человек в АЦНБ все же есть — я.

Только я понял, что вы сохранили копию файла, на дискете или каком-нибудь другом носителе. Отдайте ее, и вы свободны.

Полковник перевел рычаг. Стенная панель встала на прежнее место, скрыв пулеметы.

Оля четко поняла, что ее положение безвыходно. Есть файл или нет, этот подонок не выпустит ее живой. И его не обманешь вымыслами о спрятанной где-то дискете. Он пошлет кого-нибудь проверить.

— Молчите? — Полковник истолковал растерянность девушки по-своему. — Ладно, идем вниз.

Он схватил ее за руку и потащил в подвал, но втолкнул в другую камеру, более просторную. Там стояло нечто вроде металлического кресла, за ним виднелась вторая дверь.

Полковник усадил девушку на жесткое сиденье, пристегнул ее руки к подлокотникам резиновыми ремнями. Затем он открыл небольшой люк в стене, выдвинул оттуда странную поблескивающую конструкцию на сложном шарнире и поместил перед лицом Ольги.

— Вглядитесь хорошенько в это устройство, — сказал полковник. — Я хочу, чтобы вы усвоили принцип действия.

Аппарат состоял из плоской никелированной дуги диаметром сантиметров в сорок с просверленными на концах отверстиями, в которых торчали заостренные стальные стержни, обращенные внутрь полукруга. Эти стержни, очевидно, приводились в движение червячной передачей, соединенной через систему шестерней с пружиной часового механизма.

— Просто, но убедительно, — тоном инквизитора произнес Свиридов. — Сюда помещается ваша голова. Стержни прижимаются к вискам слева и справа. Я завожу пружину, запускаю часовой механизм — медленно или быстро, по моему желанию. Стержни начинают двигаться, вдавливаться в виски. А вот здесь — видите, колечко? Оно освобождает червячную передачу. Если я вытяну его, ничто более не удержит стержни. Пружина развернется, и они с огромной силой пробуравят ваш мозг, сомкнутся внутри черепа… Довольно скоро вы станете мечтать об этом акте милосердия, но тщетно.

Свиридов надел дугу на голову девушки, закрепил затылок фиксатором, подкрутил стержни так, чтобы они едва касались висков, завел пружину.

— Я включаю самый медленный режим, — проговорил он. — Полсантиметра в час. У вас будет время подумать… А надумаете, позовите меня. Вот кнопка на подлокотнике.

Послышалось тиканье часового механизма и жужжание червячной передачи. Свиридов вышел. Девушка безутешно заплакала. Ей представилась яхта «Аманда Линн», робкий поцелуй под закатным солнцем и под каскадами брызг… Ее картины… Не будет больше картин.

Свиридов поднялся на второй этаж, где громилы играли в карты. Здесь окна были занавешены плотными шторами, не пропускавшими ни единого лучика света.

Вальтер обеспокоенно покосился на дверь.

— Господин полковник, а внизу-то лампочка горит. И занавесок там нету.

— Эх ты, голова. — Свиридов снисходительно похлопал его по плечу. — Конечно, нет их там. Если сюда кто сунется, куда пойдет? На свет. И дверь входная не заперта. Там их встретит расстрельная машина… — Полковник погладил набалдашник рычага, такого же как и внизу.

— А могут сунуться? — с тревогой спросил Медведь.

— Да нет, вряд ли…

— А ну как ребятишки местные просто так забредут? Их тоже кончать будем?

— Свидетелей? Да, в первую очередь. От такого даже махрового убийцу покоробило. Полковник опустился на стул, а «независимые оперативники» возобновили прерванную игру. Свиридов наблюдал за ними, лениво развалясь на сиденье. Сейчас Иллерецкая даст сигнал… Потом надо проверить ее показания и убрать всех троих… Могилы готовы… Свиридов станет самым могущественным человеком на Земле. И плевать ему на англичан и на всех тех, кто что-то знает, о чем-то догадывается. Он не повторит ошибок предшественников… Полковник принялся обдумывать детали практического воплощения проекта «Коршун-2».

29

Сквозь пыльное оконное стекло Борис увидел комнату со столом и двумя стульями, где никого не было. Он потянулся к ручке двери, но Кондратьев отстранил его, увел за собой к деревьям.

Вернулись разведчики. По их словам выходило, что с трех других сторон дома — лишь темные окна. Но если на первом этаже компенсирующие очки позволяли разглядеть безлюдные комнаты, то на втором — одна чернота.

— А стало быть, — вполголоса сказал Кондратьев, — они там и прячутся, за шторами. Где же еще?

— Может быть, тут есть подвал, — предположил Игорь.

— Станут они сидеть в подвале, как в ловушке…

— Почему они? — вмешался Стае. — Наверное, он там один, не считая девушки.

— Лучше переоценить противника, чем наоборот, — наставительно произнес Олег.

— Кстати, о ловушках, — проговорил Владимир. — Зачем внизу свет? Просто забыли? А если…

— Что «если»? — Олег пожал плечами. — Минировать сами себя они не будут…

— Наша задача — разведка, — напомнил Стае. — А мы ничего не знаем. Сколько их? Где девушка?

— А попусту болтая, ничего и не узнаем, — сказал Кондратьев. — Так… Берете дом на прицел с четырех сторон. А я попытаюсь потихоньку проникнуть в дверь и пробраться на второй этаж. Посмотрю, послушаю…

На сей раз фасад достался Стасу. Игорю — восточная сторона, западная — Владимиру, а северная — Борису и Олегу.

Кондратьев подошел к двери и взялся за ручку. Приготовленная отмычка не понадобилась — дверь отворилась.

На втором этаже мелодично прозвенел звонок.

— Ах черт! — воскликнул Свиридов и перекинул рычаг.

Гориллы схватились за автоматы.

Панель повернулась. Стволы тяжелых пулеметов приняли горизонтальное положение, с грохотом извергли огонь.

Первая же пуля врезалась прямо в грудь Кондратьева, туда, где его защищала самая толстая пластина бронежилета. Удар был настолько силен, что Кондратьева выбросило назад в дверь, и он потерял сознание. Стоявший под прикрытием деревьев Стас получил две пули в правую руку, другие пули разнесли лазерный прицел его «беретты» и заклинили затвор. Лежа на траве, Стас левой рукой выхватил пистолет. Но судя по интенсивности огня, в доме засело человека четыре с пулеметами… Стае метнул в окно две гранаты, и от невыносимой боли в раненой руке у него потемнело в глазах. Он упал ничком. Громыхнули взрывы, и расстрельная машина замолкла.

Тактика Свиридова сработала. В самом начале боя противник лишился двух активных единиц. Полковник выскочил на лестницу, поливая наугад из «Калашникова».

Снизу Владимир открыл огонь по окнам второго этажа. Подбежавший Борис рывком опустил ствол его «беретты».

— Что ты делаешь?! А если Оля там?! Гориллы Свиридова скатились по лестнице вслед за полковником. Медведь и Вальтер вырвались из дома с беспорядочной пальбой. Полковнику это не удалось, потому что Игорь всаживал в дверь пулю за пулей, отрезая Свиридова от его армии.

Пуля, посланная Медведем, пронеслась так близко от лица Владимира, что сорвала с него очки. Ругаясь, Владимир сменил магазин «беретты» на тот, что был в подсумке, и принялся лупить зажигательно-трассирующими, видными в темноте. Угол дома загорелся. Пламя жадно вгрызалось в сухое дерево, и Свиридов ничего не мог с этим поделать. Оставалось только бежать в подвал, там есть другой выход наружу.

Под прикрытием огня Олега Борис бросился в дом, его выстрелы вышибли автомат из рук Свиридова. Преследуя полковника по пятам, Борис ворвался в подвал, Олег за ним.

В мрачном коридоре они остановились. За которой из дверей исчез противник? Вон та, кажется, неплотно закрыта…

Борис распахнул дверь. Свиридов возился со средневековым устройством, охватывающим голову Иллерецкой. Он не хотел терять источник информации, надеялся удрать вместе с девушкой, но не успел.

Градов прицелился. Красное пятнышко лазерного луча засветилось на лбу Свиридова.

— Стой! — заорал полковник, выдергивая какое-то кольцо из часового механизма. — Не стреляй! Вот пружина! Если я отпущу рычаг, эти чертовы гвозди пробьют ей башку!

— Он не лжет, Борис, — прошептала девушка, вся в слезах, бледная от боли. — Ты пришел слишком поздно…

Компенсирующие очки на глазах Бориса давали возможность рассмотреть смертоносный механизм очень подробно. Борис видел, что угроза противника — не пустой звук. Убив врага, Градов не сумеет перехватить рычаг. Вот если бы подобраться поближе…

Он сделал шаг.

— Стоять! — скомандовал полковник, скорчив гримасу.

Наверху шла ожесточенная схватка. Раненный в ногу Владимир прикончил Медведя гранатой, но не смог подключиться к Игорю в погоне за Вальтером.

Еще секунда, и Вальтер уйдет, затеряется в зарослях… Игорь дважды выстрелил одиночными. Вальтер упал, но он не был ранен. Он отползал за будку с бревенчатым накатом, напоминающую вход в блиндаж. Эта будка — неплохое укрытие и огневая точка, а Игорь ярко освещен пламенем пожара.

Вальтер водил стволом «Калашникова». За его спиной мелькнула тень — это был Кондратьев, вышедший из состояния шока. «Беретта» коротко и зло исполнила барабанный реквием. Вальтер уткнулся лицом в землю. Больше он не шевелился.

— Где Борис и Олег? — крикнул Кондратьев.

— Там, в доме. — Игорь подбежал к будке. — Уже не пройти, все горит…

— А это? — Кондратьев кивнул на бревенчатое сооружение. — Зачем тут эта конура, если там нет хода в подвал дома?

Прочная дверь была заперта. Автоматные очереди не помогли, а взрыв гранаты мог завалить предполагаемый ход. Игорь выхватил из подсумка штык-нож, раскромсал дерево вокруг замка и дернул ручку изо всех сил. Полетели щепки, замок выломился из дверного полотна.

От порога лестница уходила вниз, в темноту. Кондратьев начал спускаться первым.

Свиридов, пользуясь ситуацией, приказал Борису и замершему за его спиной Олегу бросить оружие. Пришлось повиноваться… И тут Борис увидел, как открывается дверь за спиной Свиридова. Он хотел закричать, предупредить Кондратьева… Поздно.

Кондратьев выстрелил в Свиридова сзади. Тот пошатнулся, но, прежде чем его рука разжалась на стопоре пружины, Борис прыгнул вперед и вцепился в рычаг.

Свиридов свалился на пол. Борис, напрягая все свои силы, сдвинул рычаг. Стальные стержни, из-под которых по щекам Оли стекали струйки крови, отошли от висков девушки. Кое-как Градов с помощью Олега закрепил стопор тугой пружины, расстегнул ремни на подлокотниках. Изматывающее нервное напряжение Бориса привело к тому, что Игорю, Олегу и Кондратьеву пришлось тащить наверх не только Иллерецкую, но и его. Никто не проверил, мертв ли Свиридов… А тот, превозмогая адскую боль в спине, встал, покачиваясь, как пьяный. Это было отчаянное усилие, возможное лишь благодаря резервам психики в состоянии шока. Но резервы эти тут же истощились. Свиридов шагнул куда-то в пространство, потерял равновесие и рухнул на железный трон смерти, где только что сидела Ольга. От сотрясения плохо закрепленный Борисом стопор сорвался. Стальные стержни с хищным хрустом проломили череп злополучного полковника. Хлынула кровь последней жертвы чудовищной машины.

Огонь добрался до аккумуляторов, и все лампы в подвале погасли.

Наверху, подальше от горящего дома, который мог вот-вот обрушиться, Олег сделал Иллерецкой инъекцию стимулятора. То же не помешало бы и Градову, но он, едва держась на ногах, отправился помогать раненому Стасу. Игорь перевязывал Владимира.

Опираясь на плечо Бориса, Стае подковылял к Кондратьеву.

— Все живы? — прохрипел он.

— Да, все. Неважная операция, могли бы сработать и почище. Моя вина, но все живы.

Крыша дома с треском провалилась. К ночному небу взметнулся сноп искр. Градов снял ненужные компенсирующие очки. Оля подошла к нему. Слезы смешивались с кровью на ее лице, но она улыбалась.

— С этой раскраской ты похож на Фредди Крюгера, — сказала она.

Борис обнял ее. Так они стояли молча, их черные силуэты четко проступали на фоне пламени.

— Вот и все, — пробормотал Борис. — Теперь уже все…

— Мне совсем не было страшно…

— Правда?

— Конечно нет. Ведь я знала, что ты придешь. Капитаны не покидают своих кораблей.

— Нет, — сказал Борис. — Никогда.