- Нет, тут должен быть выход. Например, нарисовать знаки на себе во сне, как я уже делал с Либер Кламорис.
- Слишком опасно, мастер. Каждый слой испытывал тебя, и если бы я не продолжала его наносить, ты бы мог не справиться.
- Твоя правда. Я мог бы попробовать направлять твою руку с помощью нитей, но тут та же самая проблема. В итоге все равно рисовать должна ты сама, не полагаясь на меня.
- Нужно подумать.
- Все упирается в слепоту. Либо мы находим способ защититься от действия краски, либо используем что–то вместо зрения.
- Защищаться будет непросто — кисть в непрозрачном колпачке, открывающемся снизу, особая чернильница, меры предосторожности против случайной капли…я не смогу действовать быстро при необходимости.
- Был бы я плоским, можно было бы использовать трафарет или что–то вроде печати, но так не выйдет.
- Была бы растворителем не кислота, можно было бы выкрасить тебя чем–то, вырезав места под знаки, и залить краской.
- Знаешь, эту идею отбрасывать сразу не стоит — если не придумаем чего другого, попробуем ее.
- Рискованно.
- Тут все один сплошной риск. Думаем дальше…
Следующий день прошел в поисках наиболее безопасного способа. На ум лезла всякая экзотика, вроде транса для Соу или использования красной сети для доставки краски изнутри. Но наиболее реальными оставались трафарет и, возможно, какой–то аналог тепловизора — которого все равно не было. Для трафарета же нужно было нечто кислотоустойчивое и достаточно безопасное — как–никак, красить бы пришлось практически все тело.
Был и особый вариант от Соу — она предлагала попробовать взять под свой контроль часть серебряной сети и использовать ее для рисования «на ощупь». Сперва он показался мне слишком невероятным, но чем больше я читал о свойствах предполагаемых основ трафарета, тем реалистичнее становилось именно ее предложение. На покупку тепловизора и его испытание у нас не хватало времени — почта никогда не заслуживала доверия в важных ситуациях.
Соусейсеки же отмахивалась от моих возражений, и, видимо, твердо решила настаивать на своем. Быть может, возможности узоров интересовали ее гораздо больше, чем мне казалось ранее — или это был вызов ее мастерству. В конце концов, ее старая Роза Мистика была другой, и было бы глупо не изучить новые возможности, хотя бы и на мне.
Вечером я признал поражение и позволил Соу начать готовиться к ее задумке. Ей предстояла непростая задача — научится использовать отдельные части серебряного плетения, перехватывая управление ими и не мешая остальным взаимодействовать с новым слоем знаков. Я верил в то, что она способна на это — хотя бы из–за того, что эта вера была одним из способов осуществления этого безумного плана. Нужно было всего лишь не задумываться над тем, как Соу будет делать это — а просто позволить ей.
Странное это было ощущение — присутствие под кожей чужой воли, словно перебирающей рукоятки настройки тонкого прибора вслепую. Знаки иногда начинали мерцать, то и дело по коже пробегала дрожь, а мелкие мышцы подергивались поочередно под искорками ее силы. Соу держала руки на центрах красного и серебряного, левую на сердце, правую на солнечном сплетении, и мягкое тепло расходилось от ее ладоней, хотя я не сказал бы с абсолютной уверенностью, что это была магия. Ее глаза были закрыты, губы беззвучно шевелились — хотя я не знал, что она могла говорить.
Время шло, и я привык к странному самочувствию, начиная даже слегка клевать носом. Вдруг из рук Соу вырвалось нечто, сравнимое разве что с неожиданно холодным электрическим разрядом, я дернулся — и понял, что полностью парализован. Голова сама повернулась, глаза осмотрели комнату, остановившись на Соу, а затем руки поднялись и сделали несколько сложных движений. Мое тело улыбнулось и неожиданно чужим голосом сказало «На сегодня, пожалуй, хватит».
Соусейсеки убрала руки и забавным жестом, которого я раньше не замечал, вытерла лоб, словно от пота. Я пошевелил вернувшимися ко мне руками, потянулся, разминаясь после часов неподвижности.
- Я вижу, у тебя все получается.
- Успеем к сроку, мастер. Ты сложно устроен, но знаки помогают ухватить суть — без них я бы могла тебя прикончить, перехватив, например, контроль сердцебиения и разбираясь в том, зачем он нужен.
- Может, ты и подлечивать меня в старости сможешь?
- Сам научишься к тому времени, это не будет особо сложно. А вот с деревом твоим надо будет поработать — как только вернется Лемпика. Суисейсеки тоже не откажется помочь сестренке, надеюсь.
- Точно не откажется. Но в чем проблема? Я могу впустить тебя в свой сон хоть сейчас — и выдумать тебе Лемпику, Аметистов сон или что угодно.
- Не выйдет. Когда ты научился управлять сном, ты создал в нем подвластный тебе участок, запершись от остального пространства, в котором и прячется твое дерево — и многое другое.
- То есть, все не так просто?
- Совсем непросто. И в поход туда мы отправимся еще нескоро — стоит облегчить его заранее извне.
- Ладно, подожду, все–таки более двадцати лет жил с ним и не помер.
- Верно, сейчас и без того есть, чем заняться.
- Что насчет серебра и краски?
- Завтра я буду готова испробовать себя. Проверим на обычных чернилах — если все пойдет по плану, продолжим настоящими.
- Что ж, выспись хорошенько, на тебя вся надежда.
- Не вся, мастер. Тебе тоже придется постараться.
Соусейсеки все уверенней обращалась с серебряной сетью. Ей уже не нужно было постоянно держать руку на центре узора, чтобы контролировать пучки нитей–паутинок. Пробные рисунки простыми чернилами были достаточно уверенными, но Соу продолжала тренироваться.
Черные знаки собирались в сложные чертежи на лопатках и на плечах. Извилистые дорожки мелких символов отходили к локтям, слегка поднимались по шее, смешивались с несколькими серебряными «солнечными кругами». Сложнее всего было работать с левой лопаткой, где очень тесно соприкасались черное и красное плетения — над ней и работала Соу, стараясь запомнить расположение узоров на ощупь. Непростая задача, даже для волшебной куклы — я бы точно не справился.
Наконец, после долгих часов ожидания, она отложила в сторону перо и открыла глаза. Серебряные кисти свисали с ее рук, словно диковинные меховые браслеты.
- Смой чернила, мастер, и приступим.
- Поесть не хочется?
- Потом поужинаем, когда все будет сделано.
- А вдруг голод подкосит мои силы и не даст пройти испытание плетения?
- А вдруг я спутаю ощущения от твоей лопатки с куриной ножкой и нарисую приправы вместо символов Либер Кламорис?
- Убедила, убедила, так и быть, отложим все на потом.
- Постарайся не использовать нити, я расположила их в удобном порядке и…
- Хорошо, не буду, конечно.
- Мне пришлось использовать твою память.
- Надеюсь, ничего важного ты не трогала?
- Не знаю…это была музыка, наверное. Я старалась заменять поменьше. Прости..
- Да ерунда, забудь. Главное, что я не забыл, как ходить или дышать.
- Мастер!
- Да шучу я, шучу!
У черного был особый запах. Когда Соусейсеки открыла тигель и дом погрузился во мрак, благоухание наполнило комнату нежным облаком. Онемевшее от новокаина тело не чувствовало прикосновений пера, но серебряные нити давали более–менее четкое представление о происходящем. Управлять ими я не пытался, но чувствовал происходящее достаточно хорошо.
Соу уверенно чертила знаки, постепенно подбираясь к наиболее сложным местам, и чем гуще становился узор, тем более странные чувства охватывали меня. Чувство времени пропало — я не знал, как долго нахожусь в темноте, ощущая лишь прикосновения к самому себе. Мысли, до этого теснившиеся нестройным потоком, стали вялыми и вязкими. Усталости тоже почему–то не было, хотя я и держал расправленные в стороны руки уже…сколько? Быть может, мгновение? Или века?
Я почувствовал, как смешиваются узоры на правой лопатке — серебро задергалось, выходя из–под контроля Соусейсеки, но вместо того, чтобы удерживать его, она выпустила нити и ловко подхватила пучок из другого «солнечного круга». Освобожденные паутинки, казалось, зашипели, бросаясь в сплетение с черными знаками — а затем я провалился в их трясину.
Это было похоже на падение в сердцевину черно–белой воронки — даже голова закружилась в приступе морской болезни. Свет резал глаза, и пришлось зажмуриться, ожидая продолжения. Продолжения, которое не замедлило наступить.
Я парил в переливающихся искрами облаках, медленно опускаясь вниз. Позади осталось буйство вращения, и тошнота почти прошла.
Спустя еще несколько минут ноги мои коснулись изрезанной причудливыми завитками красной тверди, и было просто догадаться, что Соу добралась до левой лопатки. Место, в котором я очутился, было похоже на поверхность огромного клубка тонких ниток, спутанных в невероятный узел. Широкие и узкие полоски черных и серебряных знаков падали с неба, словно струи безумного ливня и исчезали в порах багряной поверхности. Странное место — и что в нем делать мне?
Сперва я шел без цели и повода — просто чтобы занять время. Потом сидел, глядя на ставший уже знакомым и однообразным пейзаж. Пробовал прочесть незнакомые буквы, искал в них систему. Считал черные и белые струи, сбиваясь из–за однообразия. Плакал. Молился. Спал.
Мне пришло на ум, что черный имел особый запах. Так должны были бы пахнуть асфодели.
Я пробовал разорвать красные нити, чтобы зарыться вглубь, но это было больно. Я пробовал поедать падающие вниз знаки, но они вышли из меня сквозь кожу, смешно щекоча, словно заживающие раны. Я кричал, но даже не сумел сорвать голос.
Мне положено было сойти с ума и вечно скитаться в собственных Елисейских полях. И сошел бы, и сдался бы, если бы не вера в то, что где–то там, наверху, Соусейсеки продолжает рисовать черным на моем неподвижном теле, и когда–нибудь закончит чертеж.
Я перестал искать выход. Смирился с беспомощностью. Просто сел и расслабился. Если нет сил изменить реальность, придется менять себя.
Вся жизнь мало–помалу вырастала из, казалось бы, разрозненных и беспорядочных воспоминаний. И во всей ее яркости и тусклости был урок, который я не видел раньше — и о котором не хотел бы и думать в других обстоятельствах. Все было равно. Те события, которые казались важными и ключевыми, представлялись малозначительными, то, что злило и мучило, оказалось мелочью, равной по силе отнятой конфете, то, что представлялось желанным, оказалось смешным. Истинно ценными оказались мелочи, которых никто не замечал — и тогда все мои планы рухнули, словно колосс на глиняных ногах. Стали не нужны сила и слава, богатство и власть, которыми мир манил меня, как и всех остальных, с малого детства. Иллюзии, не более — вот чем был блеск грез, и лишь затуманенный разум раскрашивал их в радужные цвета.
Соусейсеки. До этого я считал, что рано или поздно нам придется расстаться и я обращу приобретенные силы себе во благо. А теперь…это благо было ничем, пустышкой — по сравнению с ней.
Я поднялся с красного, поднимая голову навстречу черно–белому небу. Новое решение росло и ширилось внутри, грозя разорвать хрупкую клетку из ребер. Я закрыл глаза, готовясь сделать что–то…и очнулся.
- Мастер, я закончила. Как ты, в порядке?
- Соу.
- Черный указал мне, что делать дальше.
- Мастер?
- Я останусь с тобой до конца, каким бы он ни был, — я обнял Соу, понимая, что дороже нет ничего во вселенной, — потому что…слишком уныло было бы даже пытаться жить без тебя.
Мне все же пришлось рассказать подробнее о том, что случилось при нанесении черного плетения. Соусейсеки слушала внимательно, не перебивая, и видно было, что рассказ навел ее на определенные мысли.
- Пожалуй, я сегодня без света не засну, — закончил я.
- Я выброшу остатки краски, чтобы она не напоминала тебе…
- Оставь. Такое бывает полезно вспомнить, к тому же у меня есть виды на этот реагент. Кто знает, когда может понадобиться темнота?
- И тебе будет легко воспользоваться ею при необходимости?
- Рано или поздно мне и плетением придется пользоваться — надо же понять его возможности, иначе получится, что все это было напрасно.
- Знаешь, мастер, когда мы доберемся до Лемпики, я не буду откладывать путешествие в твой сон.
- Есть опасения?
- Нет, не совсем. Просто любопытно взглянуть на твое дерево — мне тяжело его представить.
- Что ж, это можно будет устроить. Мне и самому не мешало бы там осмотреться.
Не успели толком затянуться следы черного, а наступил день путешествия. Багажа у меня было немного — я не собирался перегружать себя лишним весом перед лицом непредвиденных обстоятельств. Только самое необходимое — смена одежды, деньги, Либер Кламорис, ноутбук. Все ценное и подозрительное имущество вроде лаборатории мы зарыли в подвале во избежание возможных недоразумений.
Необычным способом на борт моего самолета должна была попасть сама Соусейсеки и порученные ее заботам четыре запаянных пробирки с красками, готовить которые заново в чужом мире мне совсем не хотелось бы. Хрупкие фиалы скрылись в когда–то купленной мной коробочке, крышку которой мы прикрутили затем парой шурупов.
Я очень сомневался, что таможня пропустит на борт куклу с металлическим механизмом внутри или пробирки с подозрительным содержимым. Поэтому мы разработали следующий план — в аэропорт я приносил Соу в рюкзаке вместе с остальным багажом, затем через зеркало она уходила в Н–поле и появлялась уже в самолете. В одном из чемоданов лежало зеркало — на всякий случай.
Вопреки моим опасениям, все прошло глаже, чем я мог представить. Некоторые объяснения потребовал Либер Кламорис, но все же ясно было, что это не запрещенная к провозу вещь. Пришлось сказать, что это подарок знакомому по переписке.
Соу тоже не встретила особых сложностей, хотя в целом полет для нее был гораздо менее комфортным, чем для меня. К вечеру мы уже были в Токио.
После того, как я прошел контроль и ощутил вес Соусейсеки в чемодане с зеркалом, мне показалось, что все проблемы позади. Ночью, в гостинице, я отослал то самое сообщение со словом Lapis в качестве названия. Ответы на многие загадки были близки.
Утро приветствовало нас ответом — мне предложили встретиться в парке Уэно недалеко от храма Киомицу Каннон–ду. Особых опознавательных знаков мы не обсуждали, но я был уверен, что там немного скучающих гайдзинов в плащах и с объемными рюкзаками за спиной. Соусейсеки настояла на том, чтобы прихватить с собой Либер Кламорис и шкатулку, а я прихватил и наличные — на всякий случай.
Судя по картам, заблудиться было непросто, и я не стал тащить с собой ноутбук.
Улизнув от собирающейся на экскурсию группы, я поймал такси и после сбивчивых объяснений все же сумел дать водителю понять, куда мне нужно. Ехать пришлось долго — в основном из–за пробок, но почему–то мне было совсем спокойно, и я даже не стал разбираться со сдачей и чаевыми, сунув водителю сотню долларов. В конце концов, они скоро станут просто подделкой.
Парк встретил нас неожиданным многолюдным потоком. Позже я догадался, что горожан привлекали столь любимые японской традицией цветущие сакуры, а туристов — исторические достопримечательности, но тогда мне было совсем не до того. Впрочем, опасения оказались напрасными, и меня узнали довольно быстро.
Можно сказать, что я был удивлен встречей. Вместо рисовавшегося в моем воображении низенького и толстого отаку меня встретили две довольно симпатичные девушки. Сперва я даже не мог понять, почему они со мной говорят, да и их акцент делал английский неудобоваримым, но после нескольких ключевых слов общий смысл стал более–менее понятным. От меня хотели доказательств.
Что ж, это естественно, и обижаться не приходится. Наоборот, мне повезло — меня почему–то выделили из остальной толпы сумасшедших, и вряд ли это была заслуга выдумок про инвестиции и миллионеров.
Видели бы вы их лица, когда Соу сказала им что–то на чистейшем японском! Я не видел — осматривался, пытаясь понять, сколько внимания к нам привлечено. Да и вообще спиной много не рассмотришь.
Впрочем, никто не спешил бросаться разглядывать говорящую куклу или, что более логично, освобождать из рюкзака похитителя украденную девочку. После того, как художницы слегка отошли от первых впечатлений, мы покинули парк — во многом из–за Соу, которая сказала, что место для встречи было выбрано просто отвратительное.
Рассказ о появлении в нашем мире сведений о куклах Розена и Игре Алисы оказался одновременно неожиданным и предсказуемым. Эту историю одна из мангак услышала от владельца небольшого кукольного магазинчика, которого она охарактеризовала как симпатичного юношу–иностранца, зеленоглазого блондина.
«Он был весь в черном и очень печален, я подумала, что он потерял кого–то близкого, ведь на Западе траур черного цвета.»
Откровенность за откровенность — пришлось рассказать и о нас с Соу. И наверняка этот рассказ звучал чудовищным бредом, но знаки на руках, Либер Кламорис и главное, живая и отлично справляющаяся с переводом Соусейсеки были наилучшими доказательствами.
На прощание нам показали расположение того самого магазинчика, и я дал торжественное обещание передать им, чем закончится история, если найдется способ.
Соусейсеки хотела немедленно идти к кукольнику, в котором невозможно было не узнать того самого ученика Розена, из–за которого заварилась эта каша. Лишь с большим трудом мне удалось убедить ее не торопиться и подготовиться к этой сложной встрече.
Я понимал, что Соусейсеки, скорее всего, захочет мести, но в то же время мы на самом деле нуждались не в трупе со множественными ножевыми ранениями, а в способе пройти в родной мир Соу. Энджу нужен был мне живым.
Этой ночью спокойно поспать не получалось. Слишком многое должно было произойти утром, после встречи с мятежным учеником Розена. Было ясно, что без его помощи поиски способа преодолеть границы миров окажутся гораздо более долгими и, возможно, бесплодными. Но и договориться с ним по–хорошему казалось невозможным — потерявший свою любимую куклу из–за собственных амбиций, посрамленный мастерством учителя и сбежавший от поражения, вряд ли он мог бы адекватно воспринять наше появление. Да и Соусейсеки точно не была настроена на мирный диалог, и я ее понимал. Кажется, все же зря я показал ей аниме, зря.
Позднее пришлось благодарить судьбу за то, что мои нервы все еще оставались расшатанными, ведь из–за них я не проспал исчезновение Соусейсеки. Я знал, куда она направляется и почему идет одна. Наверное, поэтому и не стал ее останавливать, а спешно собрал необходимое и пошел следом.
Теперь я, кажется, понимал, почему в парке мы не привлекли внимания. Большинство прохожих в упор не замечали идущую посреди улицы Соу, иногда забавно сворачивая с ее пути и старательно отворачиваясь. Было непросто даже удерживать ее в поле зрения, и гораздо проще было следить краем глаза, тем более, что направление легко угадывалось. Вспомнились пузырьки в старых оконных стеклах, которые создавали искажение вокруг себя — тут происходило нечто похожее. Впрочем, у нас будет время для вопросов — позже.
Соусейсеки подошла к кукольному магазину, из закрытых окон которого пробивался слабый свет, и постучала в дверь. Прошло несколько минут, прежде чем кто–то впустил ее. Пора было и мне выбираться на позиции, чтобы быть неподалеку и успеть к началу проблем — в том, что они будут, сомневаться не приходилось.
Я пошел в переулок, чтобы проверить, есть ли у магазина черный ход. Не хотелось бы оказаться в дураках, ввязываясь в честный поединок с опасным противником. Если Соу хочет геройствовать, я мешать не стану, но мое дело — подстраховать, пусть даже ударив в спину.
Впрочем, внутри пока было тихо, окна не спешили вылетать и стены не тряслись от тяжелых ударов. Значит, они говорили — или кукольником был не Энджу. Розен? Нет, невозможно. Но я все же ускорил шаг, взволнованный самой возможностью подобной встречи…хотя она должна была быть неизбежной. Но не так, не так просто!
Черный ход у магазина был, но было и кое–что еще. Три огонька сигарет рядом — и заинтересованные взгляды. Надо же было встретить гопоту не на темных улицах родины, а здесь, в таком неудобном месте. Но я был слишком занят мрачными мыслями, чтобы испугаться, и попытался просто пройти мимо. Даже успел удивиться наглости ухватившего меня за руку недомерка — я был выше любого из этой компании на голову и вряд ли мог казаться худым слабаком. А потом в ушах зазвенело от удара, и я ошеломленно замотал головой. Впрочем, тело было лучше подготовлено, чем разум — от следующего я совершенно автоматически отпрянул, а третий встретил блоком. Уроки Соу не пропали даром — противники казались слабыми по сравнению с ней, а главное, их легче было достать хотя бы из–за роста.
После довольно вялого обмена ударами один из них вытащил бокскаттер, но слишком поздно. Ударь он меня в шею до начала драки — и победа была бы за ними.
Но теперь нападать им было страшновато, и у меня появилось немного времени, чтобы сосредоточится.
Тип с бокскаттером двинулся вперед, но вдруг остановился под недоумевающими взглядами товарищей. Он первый увидел черную дымку, сочащуюся из моих рукавов. И первый почувствовал эффект нового плетения.
Не знаю, какой кошмар ему представился, но даже я услышал свист и хлопанье тысяч крыльев, словно сквозь переулок летела стая ворон или чего–то крупнее. Моего противника подняло в воздух и проволокло немного, прежде чем он рухнул в лужу, окатив спутников грязной водой. Самым страшным было то, что он не шелохнулся и не издал ни звука, словно парализованный. Затем и они увидели сползающие с пальцев струйки дыма, но я не стал тратить на них время. Подхватив все еще неподвижного друга, неудачливые грабители бежали, и ясно было, что они, скорее всего, вернутся с кем–то еще. Но разве это важно?
Я подошел к двери и прислушался, но внутри было по прежнему тихо. Провернуть замок нитями не составило труда, и полумрак кукольного магазина встретил еще одного непрошеного посетителя.
Стараясь ступать как можно тише, я пробрался через комнатушку, наполненную мешками, банками и ящиками ко входу в мастерскую. Отсюда уже можно было услышать голоса из магазина. Что ж, можно подойти поближе, пока они мило беседуют.
Висящие на стойках фарфоровые конечности, головы и парики на столах, россыпь глаз и недошитые платья производили на меня гнетущее впечатление. В другое время это могло бы показаться интересным, но сейчас выглядело скорее анатомическим театром — ведь каждая из них могла бы оказаться живой. Внимание привлекли разложенные на холсте осколки, среди которых я разглядел кончик пальца и глаз. Барасуишио? Я поспешил дальше.
Приблизившись к завешенной тяжелой драпировкой двери, мне удалось расслышать достаточно, чтобы понять, почему голос казался мне знакомым. Энджу говорил…по русски. С непривычным акцентом, но вполне понятно. Впрочем, понимание его слов особой радости не приносило.
- Ты ведь понимаешь, что проиграла навсегда? Отец отказался от тебя, Соусейсеки, как от ошибки, как от мусора.
- Не верю!
- Он ведь оживил твоих сестер, достойных бороться за право быть Алисой. Всех, кроме тебя, всех.
- Но Хина тоже…
- О, еще один брак вспомнила. Но Хина проиграла первой, еще до начала Игры — без кольца, без медиума она была игрушкой Шинку. А ты?
- Я хотела, чтобы Отец получил Алису, пусть даже ею была бы не я! Он не должен страдать!
- Как благородно, у меня просто нет слов. И чем он отплатил тебе за это рвение? Никто не любил его больше, чем ты, и всех воскресили — кроме тебя, Соусейсеки.
-Воскресили тех, кого убила твоя поделка, лжец!
- Она была достойна стать Алисой, в отличие от тебя. Ведь она не собиралась убивать сестер — вы были врагами, не более. А ты готова была идти по трупам до конца. Быть может, Отцу не нужна Алиса — убийца, Алиса — предатель?
- Но правила Игры…
- Плевал он на правила! И на Алису плевал! Ты не думала, что Игра немного затянулась? На несколько столетий?
- Но мы не просыпались одновременно!
- А зачем? Я не мог следить за вами, но знаю, что были тысячи поединков — и все оканчивалось ничьей. Почему, не догадываешься?
- Силы были равны.
- Сама себе врешь, Соусейсеки. Да и зачем я трачу на тебя время? Ты же фанатик, одержимый идеей, и не в силах начать думать самостоятельно! И я скажу, почему! Потому что первая здравая мысль покажет, что все это время ты жила впустую!
- Ты пожалеешь о том, что сделал с нами, Энджу! О том, что осквернил священную Игру!
- Тебе ли угрожать мне, брак? Ты призрак, тень настоящей Соусейсеки, твое тело пылится в сундуке, твой дух служит победившей тебя Суигинто, твоя Роза у демона Лапласа! Не знаю, как ты нашла это место, где обрела форму, но я отправлю тебя туда, где тебе и место — на свалку.
Я не знал, почему Соу до сих пор не потеряла терпение, но больше слушать не мог. Энджу стоял спиной ко мне, увлеченный своим монологом.
Пучок серебряных нитей из левой руки вырвался, оплетая ненавистного кукольника.
- Не смеши меня, малыш, — воскликнул он, выскальзывая из паутины и оборачиваясь, чтобы ударить, — кого ты…
- Тебя, — отвечал я, сопровождая слова ударом почерневшей от знаков правой ладонью.
Энджу отбросило на прилавок, из уголка рта потекла кровь.
- Матка боска! Скольким бесам ты душу заложил, хлоп!, — видимо, от неожиданности кукольник перешел на родной язык.
- Моя душа при мне, пан Анжей. А вот твоя может скоро отправиться к кредиторам.
- Ни с места, псякрев, а то будешь свою курву по винтику собирать!
Я глянул на Соусейсеки, ощущая боль от нагревшегося кольца, на рассыпающиеся рядом с ней осколки, и в тот же момент Энджу одним невероятным прыжком пересек комнату и скрылся в зеркале.
- За ним, уйдет ведь!, — воскликнула Соу и бросилась следом.
- Постой!, — но она уже скрылась внутри, не оставляя мне выбора. Проклиная поляков, горячность Соу, свою невнимательность и зеркала, я последовал за ней.