Личная рана

Глава 9

Спотыкаясь, я добрался до коттеджа, вскипятил себе чаю и сварил яйцо. Весь день я провел словно в тумане, общаясь с Бриджит, когда та явилась. Моя рана начала болеть. Я в ответе за смерть Гарриет! Если бы я не оставил ее прошлой ночью, этого ужаса никогда бы не произошло. Может, на нее напал какой-то бродяга? Увидел обнаженную женщину у реки, изнасиловал и убил? Или, возможно, это работа Фларри, разъяренного разговором с отцом Бресниханом? Обезумев, он напал на жену, как маньяк, ведь священник подтвердил его подозрения.

Но тут меня поразила жуткая мысль. Я тоже был перевозбужден прошлой ночью. А что, если у меня раздвоение личности? А что, если я, сам того не помня, вернулся к реке и зарезал женщину, ставшую обузой? Я забрался в спальню и в отчаянии осмотрел всю одежду. Никаких следов крови. Я разделся: мое коварное второе «я» могло убить ее голым. Ни бурых пятен на коже, ни следов борьбы. Но после содеянного я мог искупаться в реке и смыть их.

Страх, что внутри меня гнездится маньяк, лишил меня последнего мужества. Я бросился на кровать, рыдая и бормоча:

– Гарриет! Дорогая, скажи мне, что я не делал этого! Прости меня, любимая! Прости за то, что оставил тебя!

И тут поверх изгороди из фуксии я увидел две машины, несущиеся к особняку Лисонов. Это наверняка полиция. На такой скорости они запросто свернут себе шеи.

Я попытался овладеть собой в преддверии следующего испытания. Я должен рассказать им правду обо всем, за исключением моего свидания с женой Фларри прошлой ночью. В нем я сознаться не осмелюсь – это все равно что сунуть голову в петлю.

Нож – вот улика! Я спустился вниз и лихорадочно осмотрел кухонные тесаки в ящике. Их лезвия блестели, чистым был и перочинный нож, лежавший на письменном столе. Значит, порядок. Но если я шизофреник, я вымыл бы клинок или выбросил оружие в реку, а теперь ничего бы не помнил об этом.

Шизофреник или параноик? А что, если убийство Гарриет было последним звеном в цепи покушений, направленных против меня? Недавняя попытка утопить меня в зыбучих песках сорвалась. Место наших любовных свиданий с Гарриет можно было выследить. И после неудачи на побережье некто убил ее, зная, что подозрение падет на меня. Очень тонкий способ от меня отделаться!

Я был удручен тем, что беспокоился лишь о своей безопасности, когда Гарриет лежала холодная у реки. Впрочем, нет, ее давным-давно нашли, иначе зачем бы приехала полиция?

Я сидел за письменным столом, когда прибыл Конканнон вместе с шарлоттестаунским сержантом. Вежливый тон офицера словно воздвиг между нами непроницаемый барьер.

– Доброе утро, мистер Эйр. Можно нам войти? Я пришел, чтобы задать вам несколько вопросов, – произнес детектив.

– Пожалуйста.

«Не говори больше, чем нужно. Не изливай своих чувств. Будь естественным».

– Не расскажите ли вы о своих передвижениях вчера? – продолжал полицейский. – Скажем, от шести вечера до шести утра.

В его речи снова прозвучала вопросительная интонация.

– Сначала я ужинал в «Колони», – коротко информировал я. – Потом поехал сюда. После этого никуда уже не передвигался, разве что в спальню.

Сержант старательно записывал.

– И в котором часу вы легли? – прозвучал следующий вопрос.

– Около половины одиннадцатого.

– У вас не было гостей вечером? Вы находились здесь в одиночестве? – осторожно выяснял офицер полиции.

«Время проявить некоторое любопытство».

– Да. А что? Кто-нибудь рыскал поблизости? – встревоженно спросил я. – Я думал, все несчастья давно позади.

В затемненной маленькой комнатке глаза Конканнона под копной светлых волос отливали темно-синим. Каждый раз, отрываясь от созерцания стола, я ловил его испытующий взгляд.

– А у вас не было свидания с миссис Лисон вчера ночью? – с преувеличенной бесстрастностью осведомился детектив.

– Нет. Вчера ночью не было. (Умно.) А что? Она настаивает, что была у меня? (Возможно, не слишком умно.)

– Вы признаете, что она ваша любовница? – чуть заметно удивился офицер.

– Да. Была моей любовницей, – безразлично ответил я.

Глаза Конканнона сверкнули.

– Почему вы сказали «была»? – вкрадчиво спросил он.

– Потому что я порвал с ней.

– И когда это случилось, мистер Эйр?

– Вчера утром, – ответил я с легким раздражением.

– Она приходила к вам сюда? – уточнил полицейский.

– Нет. Наш разговор произошел в усадьбе. Гарри тренировалась в верховой езде. Я сказал, что должен побеседовать с ней. – Я старался как можно меньше отступать от реальных событий. – Я понял, что нас больше ничего не связывает. Она ускакала от меня, оставив одного.

– И что заставило вас это понять, мистер Эйр?

– Общение с отцом Бресниханом. Мы с ним о многом переговорили позавчера, – коротко сообщил я.

– Неужели? Ясно. Вы встретили миссис Лисон на прогулке. Вы сказали, что хотите порвать с ней? – осведомился детектив.

– Нет. Я заявил, что должен с ней серьезно поговорить. О разрыве я только думал, – объяснил я. – Но она наверняка догадалась о моих намерениях. Я убеждал ее несколько раз, что мы с ней не созданы для постоянной… для брака.

– Понимаю. И когда вы намеревались поставить ее в известность о вашем решении?

– Вообще-то я немного побаиваюсь. (Осторожно.) Она не натворила каких-нибудь глупостей?

– Почему вы меня об этом спрашиваете? – подозрительно произнес офицер.

(Нетерпение тут обосновано.)

– Ну бога ради, мистер Конканнон! Вряд ли вы стали выяснять подробности нашего с Гарри романа, если бы в доме Лисонов все было спокойно.

Мой собеседник явно был сбит с толку. (Теперь не переусердствовать!) Последовала пауза.

– Вам не казалось, что миссис Лисон была способна на самоубийство? – вкрадчивым голосом заявил он. – Она никогда не угрожала вам…

– О господи! Нет! Кто угодно, только не она! Вы сказали: «была способна»? – Мой голос сорвался в непритворном отчаянии. – Лучше расскажите мне все, ладно?

Конканнон пронзил меня взглядом.

– Сегодня ранним утром Гарриет Лисон была найдена мертвой.

Это, должно быть, самый трудный момент для убийцы. Какое из наигранных переживаний – шок, удивление, недоверие, ужас – может достоверно прозвучать для натренированного полицейского слуха? Но слова «Гарриет» и «мертва» воскресили в моей душе образ живой Гарри, и я словно впервые осознал ее смерть. Поэтому мой ответ прозвучал искренне:

– О нет!

Конканнон и сержант молча пялились на меня. Чуть зарубцевавшаяся рана снова открылась, и я зарыдал. Через некоторое время мне удалось справиться со своим горем.

– Но она не могла себя убить! – воскликнул я. – Это невероятно!

– Она и не убивала. Ей нанесли несколько ножевых ударов в грудь и живот, – невыразительным тоном пояснил Конканнон. – Ее труп обнаружили у реки. Удивительно, но под ней было много высохшей крови, хотя женщина лежала на спине, когда ее нашел О'Донован. Он утверждает, что не переворачивал тело.

– На траве? Не на лужайке, примыкающей к усадьбе Лисонов? – взволнованно спросил я. – В сотне ярдов от дома?

– Именно там.

– Мы… мы часто ходили туда, – вздохнул я, поддавшись наплыву воспоминаний.

– По ночам? – поинтересовался полицейский. – Вы не назначали там свидания вчера вечером?

Я покачал головой.

– Вы договорились о встрече, а потом решили не ходить? – настаивал детектив.

– Ничего подобного! – возразил я.

– Тогда что она там делала раздетая? Ночная рубашка лежала рядом с ней, – внезапно перешел в наступление Конканнон.

Я пожал плечами. Уши шарлоттестаунского сержанта постепенно приобретали свекольный оттенок.

– Неужели она разделась не для вас? – продолжал офицер полиции. – …Ведь не для собственного же мужа?

– Надеюсь, что Фларри здесь ни при чем. Она как-то обмолвилась о еще одном своем любовнике, – заметил я осторожно.

– И кто он такой? – недоверчиво спросил детектив.

– Она заявила, что Кевин Лисон.

– Прости господи! – вырвалось у сержанта. – Прошу прощения, сэр.

– Но я не уверен, возможно, она просто хотела вызвать мою ревность, – добавил я. – Скажите, она сильно страдала?

– Удар, убивший ее, пришелся прямо в сердце, – сухо информировал меня Конканнон. – Но были и другие, нанесенные раньше, судя по кровотечению. Конечно, произведут вскрытие.

(И тогда они узнают о ее беременности. Последний гвоздь в крышку моего гроба. А может, и нет?) Конканнон продолжил допрос, спокойно и безжалостно, откровенно пытаясь поймать меня в ловушку противоречий или просто вывести из себя. После часа дотошных расспросов он расслабился:

– Я в любую минуту ожидаю появления своих людей. Вы не будете возражать, если они проведут обыск коттеджа, мистер Эйр?

– Нисколько. – Я пожал плечами. – Я начинаю привыкать к обыскам.

Старший офицер одарил меня улыбкой ледяной вежливости.

– И вы не должны никуда отлучаться из этих мест до конца расследования.

– Хорошо. Я надеюсь, что ваше дознание не затянется настолько, как расследование покушения на меня.

Бычье лицо сержанта стало кирпично-красным. Его ирландский пуританизм и так уже был оскорблен упоминаниями о сексе и обнаженных женщинах.

– Вы позволите мне проучить его, сэр? – предложил он Конканнону.

– Не позволю! – отрезал детектив.

Прибывшие из Голуэя двое в штатском явно работали с особой тщательностью. Под надзором Конканнона они осмотрели каждый предмет моей одежды, заглянули в каждую дыру и обшарили каждый укромный уголок. Позднее я заметил, что они обыскивали даже маленький садик, разбросав весь мусор, и залезли в мою машину.

– Ну? – осведомился я у Конканнона, когда они закончили.

– Результаты отрицательные, мистер Эйр, – спокойно ответил офицер. – Надеюсь, и в дальнейшем они окажутся таковыми по отношению к вам. Вы больше ничего не желаете мне сообщить?

– Мне нечего вам сообщить, – решительно заявил я.

Конканнон странно посмотрел на меня.

– Знаете, если бы миссис Лисон поджидала вас прошлой ночью, это разъяснило бы множество загадок, – произнес он доверительно. – А у нее не было привычки разгуливать в одной рубашке по ночам?

– Только на свиданиях, насколько мне известно.

– Вы считали Гарриет неразборчивой женщиной? – внезапно спросил полицейский.

– Опытной, определенно. Но неразборчивой? О господи! Да оставьте вы меня в покое! – вырвалось у меня.

У двери Конканнон обернулся.

– Фларри Лисон в ужасном состоянии, мистер Эйр.

Он вперил в меня суровый взгляд, словно ангел Судного дня, а потом направился к своей машине…

Только следующим вечером Фларри послал за мной. Я нашел его сидящим на кухне в компании Шеймуса. Он выглядел обуглившейся развалиной, всеми покинутой, а его лицо казалось еще более землистым, чем обычно.

– Это ужасно, Фларри! Не знаю, как… – сочувственно начал я.

Его лишенные блеска глаза воззрились на меня.

– Все в порядке, Шеймус!

Ирландец наградил меня непроницаемым взглядом и вышел из комнаты.

– Возьми себе стакан, – заплетающимся языком произнес хозяин. – И лучше налей мне сам, у меня руки трясутся.

Я сделал, как он мне велел.

– Поверить не могу! – бормотал Фларри. – До сих пор не могу поверить!

Глаза у него косили от обильных возлияний.

– Ее будут хоронить в пятницу, – невнятно продолжил он. – Ты составишь мне компанию?

– Конечно, – заверил я.

– Ты был ей другом. Ты для нее много значил. – Он поднял дрожащую руку. – Запомни, я тебя ни о чем не спрашиваю. Я не хочу знать ничего больше. Ты понял?

Я тупо кивнул.

– Может, она и была гулящей девкой. Но это мое дело. И мне не нужны всякие твердолобые святоши, разглагольствующие, что я должен следить за ней. Я любил эту женщину, Доминик. Любил, понимаешь? Она могла лечь в постель хоть с моим собственным братом, если это делало ее счастливой! Если в ее глазах зажигался огонь. Мы понимали друг друга. Конечно, я сознавал, что эта забытая богом дыра не может дать ей желаемого. Но я старался как мог. Она – единственное, что у меня оставалось.

Это были его слова. Я никогда их не забуду. На бумаге они выглядят слишком сентиментальными. Но они наполнили меня глубоким раскаянием. Как мне могло прийти в голову, что Фларри избил пьяного парня в кабаке из-за проигранных денег? Мне следовало бы понять его чувства, увидев, как он бросился под копыта лошадей и баюкал Гарриет на руках. Теперь он преподал мне урок настоящей любви. Этот едва волочивший ноги деревенский алкоголик любил Гарри с таким самоотречением, что я устыдился.

Так думал я, смущенный достоинством, звучащим в речи Фларри, убежденный ею. Я хотел было выпалить признание здесь и сейчас. Но как я посмею взваливать лишнюю тяжесть на его плечи, усугубляя его горе своими угрызениями совести?

– Я только что выслушал Конканнона, – бесцветным голосом проговорил Лисон. – Гарри была беременна.

Я испуганно уставился на него.

– Она сказала мне месяц назад, намекнула, что в положении. А я ей не поверил. Я… понимаешь, мы столько времени вместе. Я не ожидал, что способен зачать ребенка, – еле слышно сказал он и уставился в стакан с виски. – Я рассмеялся ей в ответ. Я насмехался!

В голове у меня все перепуталось. Значит, Гарриет уже воспользовалась своей страховкой. Она лгала мне, заявив, что всегда успеет свалить все на мужа, если худшее все-таки произойдет. Или же отцом ребенка действительно был Фларри и она шантажировала меня своей беременностью, чтобы заставить жениться на ней? Я обвел взглядом жалкую кухню. Она уже приобрела вид временного, походного жилья – места, где живут одинокие мужчины.

– Он мог бы изменить нашу жизнь, этот ребенок, – продолжал Фларри. – Я всегда хотел ребенка.

Его слезящиеся серые глаза внезапно потемнели.

– Теперь мне надо будет мстить за две жизни, – жестко произнес он.

– Мстить?

– Клянусь тебе, Доминик: кем бы ни оказался этот мерзавец, я найду его и убью! Мне безразлично, что потом со мной будет.

– Но… – беспомощно начал я.

– Зачем еще мне жить?

Молчание.

– Это наверняка кто-то из живущих поблизости, – мрачно продолжал муж Гарри. – Шеймус проверил, бродяг в ту ночь на десять миль в округе не было. В Шарлоттестауне вообще не появлялся ни один человек.

Я вспомнил месть Фларри черно-пегим и внутренне содрогнулся.

– Как я хочу хоть чем-то помочь! – сочувственно заметил я. Потом резко добавил, словно бросившись с обрыва в ледяную воду: – Конканнон подозревает меня.

– Тебя? – воскликнул Лисон. – Боже правый! Что он еще выдумает? – Фларри рассмеялся жалким подобием своего прежнего хохота. – Ты это серьезно? Думаю, да!

– По-моему, естественно, что он мог предположить… – начал я взволнованно.

– Но тебе же нравилась Гарри! – возразил мой собеседник.

– Я любил ее.

Ну наконец-то. Я почувствовал, будто у меня гора свалилась с плеч.

– Конечно любил, – подтвердил Фларри с заметной неловкостью.

Мне нужно было внести ясность.

– Я хочу сказать, что она была моей любовницей. Прости.

Фларри отвел глаза. Казалось, он снова погрузился в ступор. Я слышал, как в нескончаемой тишине тикают настенные часы. Наконец он заговорил:

– Я не хочу сейчас об этом. Разве я тебя не просил?

Но я ощущал необходимость исповеди именно сейчас. Я поведал Фларри предысторию той роковой ночи – увещевания отца Бреснихана, убедившего меня в необходимости разрыва с Гарриет, встречу с ней у реки и мое потрясение, когда я нашел ее мертвой там на следующее утро. Фларри слушал меня молча.

– Это ты убил ее? – спросил он наконец. – Говори правду!

– Я ее не убивал! – возмущенно воскликнул я.

– Клянешься?

– Клянусь! Но я в ответе за ее смерть. Если бы только я не оставил ее…

– Не думай об этом! – приказал бывший командир бригады.

– Я не осмелился рассказать Конканнону, что был у реки в ту ночь, – признался я.

– Не трусь, я не стану доносить на тебя, – пообещал мой собеседник с тенью улыбки.

Неприятная мысль мелькнула у меня в голове. А что, если Фларри сам прикончил жену? Теперь я в его власти, ему стоит лишь донести Конканнону о моем признании. Или, всего вероятнее, просто передаст меня в руки правосудия.

Это был момент истины между нами. Фларри затряс своей большой головой, похожий на раненого быка. Я не мог представить его убийцей Гарриет. Но прежний боевик был по-звериному хитер и имел кровавое прошлое.

– Отец Бреснихан может передать суть нашего разговора, – осторожно продолжил я.

– Не сомневаюсь, – пожал плечами Лисон. – Но сейчас он, по словам Шеймуса, собирается отправиться в паломничество. – Фларри посмотрел на меня невидящим взглядом. – Если бы он не трепался так долго в тот вечер, я мог бы выйти из дома и встретить Гарри до того, как… Но выпивкой и своими поучениями он меня доконал. Святой отец не успел закрыть дверь, как я уже храпел. И проспал до половины шестого утра, когда Шеймус начал колотить в дверь. Он только что ее обнаружил.

– Он рано встает, – заметил я.

– Шеймус плохо спит со времени участия в беспорядках. Тогда он был очень молод. Иногда он просыпается и бродит по усадьбе ночами или на рассвете. Конканнон допытывался у него об этом. Обыскал всю его одежду и вещи. Будь уверен, Шеймус виноват не больше меня. Кто угодно, только не он!

В сумерках цветы фуксии и клумба с монтбрецией за окном превратились в однотонное полотно.

– Я рад, что ты не считаешь меня преступником, – решил я расставить все точки над «i». – У тебя есть право подозревать меня, Фларри.

– Но она же тебе нравилась!

От незатейливости его суждений у меня перехватило горло.

– Однако один ирландский писатель считал, что каждый человек убивает предмет своей любви.

– Ну, это все вранье? В тебе нет хребта, Доминик. Если бы ты только видел раны! – воскликнул Фларри. – Ну конечно, ты их видел. Никто не станет так кромсать тело, разве только в приступе ярости… или ревности… или неразделенной страсти… О нет! Я не интеллектуал, но в состоянии разглядеть врага у себя под носом. Уверен, у тебя не было причин ревновать. И ты не такой человек, чтобы от ярости потерять над собой контроль. Твои страсти не столь неистовы, чтобы взять над тобой верх.

Исходящие от деревенского алкоголика, никогда прежде не проявлявшего склонности к анализу человеческих характеров, эти доморощенные истины были мне неприятны. Следующее замечание хозяина дома меня шокировало:

– Скажи-ка, когда вы с Гарри почувствовали симпатию друг к другу?

Я уставился на Фларри. Это уже ни в какие ворота не лезло. Интуитивно почувствовав мое замешательство, Фларри откровенно произнес:

– Мне нужно поговорить о ней, Доминик. А с кем еще я могу вспомнить ее? Она мертва, а мы с тобой оба любили ее, так почему бы нам не воскресить ее хотя бы в мыслях? Ты сделаешь мне приятное.

Вот так началась самая странная часть вечера. Обманутый муж и трусливый любовник обменивались воспоминаниями о женщине, к которой оба были привязаны. Полагаю, сторонний наблюдатель счел бы такие разговоры болезненными, чем-то вроде умственного вуайеризма, но мне ничего подобного не приходило в голову. Мы оба уже довольно много выпили, но Фларри заявил, что сейчас не пьянеет. Я ощущал его желание обладать моей Гарриет. Вдвоем мы воссоздали ее образ так ясно, что она, казалось, сидит рядом в кресле, читая один из любимых дешевых журнальчиков. Ее присутствие было сверхъестественно реальным. Я многое узнал об их прежней жизни с того дня, когда Фларри привез жену в Ирландию. Я многое поведал о своих переживаниях, даже недавно возникшем чувстве, что мы не подходим друг другу.

Только потом мне показалось странным, что во время всех этих признаний мы не упоминаем о ребенке. Определенно у Фларри должны были зародиться какие-то подозрения о моем возможном отцовстве. Подобные мысли не давали мне покоя следующие несколько дней.

Когда я наконец встал, собираясь уйти, Фларри взял меня за руку.

– Почему бы тебе не переехать сюда и не пожить тут некоторое время? – внезапно предложил он. – Все лучше, чем если мы будем тосковать, сидя каждый в своем доме.

– Спасибо, Фларри. Но я не могу.

– Почему не можешь, черт возьми?! – раздраженно воскликнул Лисон. – Ты умный человек, и ты мне нужен. Вместе мы могли бы найти того, кто это сделал. Ты и я.

Я снова отказался. Что оказалось большой ошибкой…

На следующее утро Бриджит не появилась. Я поехал в Шарлоттестаун, был очень удивлен странным приемом. Мои пожелания доброго утра на улице недвусмысленно игнорировались. Группы детишек плевали мне вслед. В двух магазинах и на почте мое появление встретили ледяным молчанием. Почтальонша все-таки заставила себя продать мне несколько марок, но лавочники просто не обращали внимания на мои заказы. В гараже Шейн заявил, что у него закончился бензин. Я пытался увещевать его, заметив, как он только что заполнял бак другой машины. Но он повернулся ко мне спиной и ушел в гараж, набычившись и отводя взгляд. В баре «Колони» прежде почтительный Хаггерти посмотрел на меня с пренебрежением, смешанным со страхом.

– Вы больше не будете пить в этом баре, мистер Эйр. С сегодняшнего дня.

– Что это, черт возьми, значит? – вспылил я. – Закон обязывает вас…

– Это мой приказ. Убирайтесь сейчас же отсюда! – безапелляционно произнес он.

Это был настоящий бойкот. Я начал паниковать. Я прошелся до магазина Лисона, где всегда закупал провизию. Я сделал заказ, но продавец отказал мне, сославшись на инструкцию не предоставлять мне больше кредита.

– Но это же смешно! Я всегда оплачиваю свои счета в конце каждого месяца. – Я вытащил несколько банкнотов. – Если вы настаиваете на наличных, то возьмите!

Последовала пауза.

– Я посоветуюсь с менеджером.

Еще чего!

– Хорошо, я подожду, – нагло заявил я.

– Его сейчас нет, – отрезал продавец. – Что желаете, миссис Рони?

– Тогда я переговорю с мистером Лисоном!

Я вышел из магазина в ярости. Двое мальчишек на углу плюнули мне под ноги.

– Этот парень убил миссис Фларри, – громко проговорил один из них.

– Ага! Пойдите и утопитесь, мистер! Кровавый англичанин! – визгливо закричал другой.

Они бросились на дорогу и, набрав конского навоза, принялись кидать в меня. Улица была полна народу, люди пялились на меня, грозя кулаками.

Я протолкался сквозь возбужденную толпу и позвонил в дом Кевина Лисона. Потом, рывком распахнув дверь, вошел. Появилась обеспокоенная Майра.

– Я вернусь к вам через минуту. Присаживайтесь и отдыхайте.

Она отсутствовала минут пять. Я на досуге размышлял над своим затруднительным положением. Если я покину Шарлоттестаун, полиция сочтет мой поступок бегством преступника и я окажусь в тюрьме. Если же я останусь, то мне грозит голодная смерть.

И кто еще мог организовать этот бойкот, если не сам Кевин Лисон?

Глава 10

Вошла Майра, тыльной стороной ладони откинув со лба локон золотисто-каштановых волос. Она сообщила с обычной светской учтивостью, что дети на пикнике и будут очень сожалеть, что не застали меня. Я прервал ее болтовню:

– Мне в этом городе объявили бойкот, Майра!

Она удивленно уставилась на меня.

– Бойкот? Что вы имеете в виду?

Я поведал ей о моих мытарствах за последние полчаса. Мать семейства, казалось, была искренне удивлена.

– Но это ужасно! – возмутилась она. – Кевин должен положить этому конец. Боюсь, что сегодня вечером он в отъезде, но…

– Наверняка это дело рук Кевина, – произнес я спокойно.

– Боже правый, быть не может! Он не способен на такое! – воскликнула хозяйка дома.

– Он владелец «Колони», где мне отказали в выпивке. Он владелец магазина, в котором мне отказались продать продукты. Никто не осмелился бы так поступить без приказа вашего мужа, – возразил я.

– Но… Это невозможно! – потрясенно заявила женщина. – Это какая-то ошибка. Доминик, зачем ему устраивать вам бойкот?

Я чуть было не выпалил: «Потому что я отбил у него Гарриет и он в ярости. Или задумал какую-то политическую интригу и, считая меня британским шпионом, хочет выжить отсюда». Но, видя, что Майра расстроена, я не мог заставить себя произнести это.

– Похоже, народ считает меня убийцей Гарриет. Надеюсь, не Кевин убедил их в этой ерунде.

На ее лице отразился явный испуг.

– Но ради бога, зачем ему так поступать?

Я пожал плечами.

И тут неожиданно самообладание покинуло ее.

– Эта гадкая, гадкая женщина! – воскликнула она. – Знаю, мне не следует так говорить о мертвой, но мы рады, что избавились от нее. Все были счастливы до тех пор, пока не появилась она!

Майра резко встала и принялась нервно перебирать украшения на каминной полке.

– Все? Боже правый, что вам-то она сделала плохого? – ошарашенно спросил я.

– Да вы все запали на ее размалеванное лицо и наглое поведение!

Майра обернулась ко мне со злыми слезами на глазах.

– Она была настоящей подзаборной шлюхой, эта дрянь! – рассерженно крикнула женщина.

– Но Фларри любил ее, – запротестовал я.

– Она обвела его вокруг пальца, как Далила Самсона, – гневно ответила хозяйка. – Она погубила его.

Я пропустил ее слова мимо ушей.

– Вы не о Фларри так печетесь, – произнес я, осененный внезапной догадкой.

Майра опустила голову.

– Не понимаю, к чему вы клоните.

– Вы ревновали ее к Кевину, – заявил я. – Не так ли, Майра?

Она наградила меня возмущенным взглядом. Потом, к моему глубокому замешательству, рухнула на пол и, обхватив мои колени, разразилась бурей рыданий. Я ласково погладил ее по волосам. Отупевший от страданий после смерти Гарриет, я воззвал к чувству справедливости Майры только потому, что она тоже была женщиной, матерью. Эта гордая ирландка так долго подавляла свою ревность, что сейчас ее переживания излились потоком бешеной ярости. Я почувствовал, что с нахлынувшими слезами ее руки потеплели.

Наконец Майра пришла в себя и снова села, вытирая лицо. Потом нервно рассмеялась.

– Не знаю, что вы должны теперь обо мне подумать! – горько заметила она. – Сделать из себя такое посмешище!

– Вам нечего стыдиться, Майра, – произнес я успокоительным тоном.

– Никогда не предполагала, что во мне скрывается такая ревнивая истеричка. Но у меня ведь никогда не было причин для ревности – до ее приезда.

– Но, – неловко сказал я, – разве вы знали, что Кевин и…

– Она не пропускала ни одного мужика. – Глаза Майры, еще влажные от слез, пристально вглядывались в мое лицо. – Почему муж так часто уезжал по ночам? Он злился, если я интересовалась отлучками. Я никогда не осмеливалась спросить, уж не с Гарриет ли он встречался. Думаю, она вела себя с ним бесстыдно, так, как я бы никогда не решилась. – Майра покраснела. – Я могу поделиться с вами тем, в чем никому бы не призналась. Ведь вы чужак (то есть не из близких друзей), искушенный в житейских делах.

– Что вы, я вовсе не такой! – попытался возразить я.

– Я… я не из страстных женщин, – продолжала Майра, снова покрывшись румянцем. – Наверное, она доставляла Кевину то удовольствие, которого я не могла ему дать.

– Но для вас это еще не конец света, правда? – ласково сказал я.

– Нет, – ответила она тихо. – По крайней мере, я подарила Кевину детей. О боже, я совершенно забыла о приличиях! Не хотите ли стакан виски?

Мы подняли наши стаканы. Хозяйка попросила у меня сигарету и закурила – неумело, как школьница. Чтобы она не заговорила о наших взаимоотношениях с Гарриет, я поинтересовался:

– А о каких это идиотских расспросах Конканнона шла речь?

– Все началось с выяснения, где мы были в ночь, когда Гарри… в ночь ее смерти. Кевин рассвирепел.

– Конканнон был обязан осведомиться об этом у всех соседей. Полагаю, вы оба были дома, – сказал я беспечно.

Майра посмотрела на меня странно. Казалось, она тщится принять какое-то решение. Женщина сделала большой глоток виски, а потом у нее вырвалось:

– Он ужасно скрытный! Я хотела сказать, мой муж. Он просто ненавидит расспросы о своих поездках. Часто он даже мне не говорит, куда собирается.

– Неужели? – спросил я, чтобы поддержать разговор.

– В тот день у него допоздна продолжались деловые переговоры в Голуэе. Он поехал назад по прибрежной дороге, и милях в восьми отсюда в машине кончился бензин. Этой дорогой редко пользуются, а ночью все заправки закрыты, поэтому ему пришлось возвращаться домой пешком. Кевин добрался сюда около полуночи. Я очень волновалась.

Я подумал, что эта дорога неподалеку от Шарлоттестауна проходит мимо усадьбы Лисонов.

– Конканнона интересовали какие-то глупые подробности: «Где он оставил автомобиль? Как долго шел пешком? Встретил ли кого-нибудь по пути?» Иезуитские вопросы. Кевин с Шейном ранним утром отправились с канистрой бензина к оставленной машине. Она была припаркована на траве рядом с дорогой. Шейн потом подтвердил показания мужа.

– Тогда почему же Кевина это так разозлило? – удивился я.

– Его расстроили другие вопросы: «С кем именно вы встречались в Голуэе? Где? Зачем?» Конечно, он вынужден был отвечать. Конканнон пришел еще раз, вчера, и теперь уже принялся донимать меня. «В каком состоянии пребывал Кевин, вернувшись? Случалось ли раньше, чтобы у него заканчивался бензин?» Я ответила, что Кевин был усталым и раздраженным, придя домой, и сразу же лег в постель. Представляете, люди Конканнона обыскивали наш дом! – негодующе воскликнула Майра. – Я была вне себя. Мне трудно объяснить подобное безобразие детям.

Хозяйка в рассеянности налила себе еще порцию виски, потом извинилась и предложила мне тоже. Лицо у нее раскраснелось. Я понял, что она не привыкла к выпивке.

– Вы, наверное, беспокоились, когда Кевин добрался до дома так поздно? – вежливо осведомился я.

– Беспокоилась? Вообще-то я даже отправилась…

Майра закрыла себе рот ладонью простодушным жестом проговорившейся школьницы.

– Отправились искать его? – подтолкнул ее я.

– Я себя выдала, верно? – заявила она, вспыхнув. – Дома в мое отсутствие ничего не случилось, с детьми спала Катти. – Майра сделала еще один глоток виски. – Ужасно крепкое! – поморщилась она. – Надо же, я забыла разбавить его водой! Я веду себя просто возмутительно.

– И далеко ли вы забрались, Майра? – осторожно вернул я разговор в прежнее русло.

– Далеко? А, понятно! Я проехала на велосипеде милю или две по проселку. Я решила, что Кевин поедет там, а не по главной, – пояснила миссис Лисон. – Я была в ужасе, боялась, что он попал в аварию.

– И в какое время это было?

– В половине одиннадцатого? В одиннадцать? Я точно не помню. Кевин обещал, что будет дома к девяти, понимаете, – быстро проговорила она. – Потом мне пришло в голову, что муж может поехать и по главной дороге и обнаружит мое отсутствие. Поэтому я сломя голову помчалась назад. Я вернулась домой за несколько минут до его появления.

– Вы рассказали об этом Конканнону? – уточнил я.

– Нет. Это не его дело, – резко ответила женщина.

– А Кевину вы признались? – спросил я заинтересованно.

– Конечно. Он ужасно разозлился.

– Интересно, с чего бы? – с легкой иронией заметил я.

– Он так бушевал, будто я… будто я шпионила за ним в ту ночь, – сбивчиво произнесла мать семейства.

Слово «шпионила» навело меня на мысль, что повествование Майры не совсем искренно. Попивая виски, пока она встречала детей, только что вернувшихся с пикника, я лишь еще больше уверился в правильности своей догадки. Некоторые фрагменты ее речи звучали наигранно, словно женщина повторяла рассказ, выученный наизусть.

Тут меня осенило. Кевин вернулся домой около полуночи, Майра чуть опередила его! Следовательно, будучи на велосипеде, жена должна была подобрать его на дороге. Она вышла из дома в половине одиннадцатого или в одиннадцать. В таком случае за десять минут она добралась до усадьбы Лисонов. («Я проехала милю или две по проселку».) И что она там делала добрых полчаса?

Когда Майра вернулась в комнату, я выпалил:

– Возможно, именно так вы и поступили.

– Поступила как? Я вас не понимаю, – ошеломленно ответила хозяйка.

– На самом деле шпионили за Кевином, – пояснил я.

Майра наградила меня убийственным взглядом зеленых глаз. С пылающим румянцем на высоких скулах она выглядела настоящей красавицей. Губы ее дрожали. Не дав ей возможности возразить, я продолжал:

– Дорогая Майра, ваши страсти меня не шокируют. Как долго вы провели в поместье Лисонов той ночью?

В какую-то секунду мне показалось, что она меня ударит.

– Да как вы смеете?! – возмутилась женщина. – Вы сошли с ума! Ноги моей никогда не бы…

Я прервал ее гневную речь, указав на расхождение во времени:

– Понимаете, Майра, либо вы должны были перехватить Кевина на дороге, либо проехать неподалеку от жилища Лисонов и вернуться домой по той узкой тропе.

Майра упрямо возражала, но я не мог оставить ее в покое: если она угодила в западню, то мое положение с самого начала было гораздо хуже.

– Это останется между нами, Майра, – со всей возможной мягкостью увещевал я ее. – Пожалуйста, будьте честны со мной.

Постепенно правда выплыла наружу. За несколько недель до случившегося Майра заметила в поведении мужа странную нервозность и скрытность, не обычные для него.

– Он однажды проговорился, что за ним кто-то следит.

В день отъезда Кевина в Голуэй Майра ощущала нарастающее беспокойство и какую-то фальшь в его словах, какую-то виноватую браваду, всегда вызывающую у нее подозрения по поводу Гарриет. Она почувствовала неладное в момент разговора с мужем о поездке в Голуэй и преувеличенно нежного прощания.

– Казалось, он с трудом сдерживает возбуждение и словно ожидает чего-то.

Уложив детей спать и оставшись в одиночестве, Майра поддалась приступу ревности, разъедавшей ее, словно медленно действующий яд. Через некоторое время женщина больше не могла выносить неизвестности. Она была убеждена, что Кевин либо уехал вместе с Гарриет, либо собирается встретиться с любовницей в ту ночь. Отчаявшаяся Майра позвонила в дом Лисонов. Ответил Фларри.

– Гарри дома? – осведомилась жена Кевина.

– Да. Найти ее?

Майра отказалась от разговора, попросив передать какое-то пустяковое известие.

Но мучения на этом не закончились. Когда Кевин не вернулся к половине одиннадцатого, Майра пришла к выводу, что он наверняка развлекается с Гарриет. Она поехала на велосипеде в усадьбу Лисонов, пробралась за ограду и некоторое время подслушивала, прячась за деревьями.

– И вашего мужа там не оказалось? – заключил я.

– Слава богу, нет! Хотя они могли расположиться в одной из хозяйственных пристроек. Я не осмелилась подойти близко к дому, – объяснила мать семейства.

– Или у реки? – осторожно спросил я.

– Так далеко я не заходила, – заявила собеседница. – Я все время старалась держаться в тени деревьев.

Не прозвучало ли это несколько уклончиво?

– Вы могли бы заметить ее тело на той самой полянке, где Фларри удил рыбу в день нашего знакомства.

Майра передернулась:

– А оно было там? Я не знала. Я побоялась подойти настолько близко к реке, – сбивчиво проговорила женщина. – О, Доминик! Мне так стыдно за себя! Следила за Кевином! Должно быть, я в ту ночь сошла с ума.

– И вы вообще никого не видели? – уточнил я.

– Никого. И даже не слышала, – уверенно заявила ирландка. – Нет, подождите-ка… Возвращаясь назад, я разглядела впереди какого-то пьяного, всего в нескольких ярдах от въезда в город. Я его не узнала – фонарь на моем велосипеде не слишком сильный. Просто увидела шатающуюся фигуру мужчины, ковыляющего по дороге. Я не рискнула обогнать его, поэтому выждала пару минут, пока он не исчез между домами.

– Вам следовало бы поставить в известность об этом Конканнона, – посоветовал я.

Майра посмотрела на меня в ужасе.

– Вы хотите сказать, что это был убийца?

– Какой-нибудь спившийся бродяга вполне мог забраться в усадьбу и попытаться изнасиловать Гарриет, – растолковал я ей. – Конканнон разыскивает человека именно такого сорта.

– О нет, я никогда не решусь поделиться этой историей с офицером полиции! Что он обо мне подумает после моей прежней лжи? – воскликнула хозяйка дома.

– Но вы же не захотите, чтобы невинного человека повесили за убийство Гарриет? – настаивал я.

– Я вообще не хочу, чтобы из-за этой развратницы кого-то вешали, да простит меня Господь!

– Говорю же, люди считают, что это моих рук дело, – в отчаянии произнес я. – Вероятно, Конканнон думает то же самое.

Майра застенчиво посмотрела на меня.

– Тогда они глупцы! – с чувством заявила она. – Скажите, бога ради, с какой стати Конканнону подозревать вас?

– Вы сами должны знать, – ответил я грубо.

После минутного молчания женщина осторожно заметила:

– Вообще-то в городе ходили разные сплетни. Наверное, из-за них.

– Сплетни?

– Мы, то есть Кевин и я, слышали, что вы неравнодушны к Гарриет, – смущенно пробормотала женщина.

– Неравнодушен! – взорвался я. – Боже правый! Я был страстно в нее влюблен! Простите. Но я больше не могу выносить этих ирландских околичностей….

– Значит, она и вас заполучила, – вздохнула Майра грустно. – Бедный Доминик! Хотя теперь это не имеет значения.

Я обнаружил, что плачу. Сейчас от любого сочувственного слова у меня на глаза наворачивались слезы.

– Она не была порочной, Майра, – бормотал я, сдерживая рыдания. – Поверьте мне, не была!

Я весь дрожал. Женщина на несколько мгновений прижала мою голову к себе. Потом призналась:

– Вам необходимо подкрепиться. Нет, не с детьми, лучше я принесу вам поднос. Погодите минутку, сейчас раздобуду что-нибудь съедобное.

Хозяйка вышла, оставив меня в комнате одного. Я услышал голоса детей, весело болтающих в соседней комнате, размышляя о Фларри, страстно хотевшем иметь ребенка, и о той самой ночи, когда я предоставил Гарриет ее судьбе у реки. Я представил Майру, в сумерках бродившую по усадьбе Лисонов, которую сводили с ума подозрения и гордость. К счастью, она не заметила меня и не слышала нашей перебранки.

Но возможно, она застала Гарриет обнаженной у реки после моего постыдного бегства и в приступе ревности на пала на нее. Нет, это смешно. Женщина не станет кромсать тело соперницы. Или все-таки… Нет, исключено. Майра никогда бы не разоткровенничалась со мной о своих скитаниях в ту ночь, если бы на ее совести было нечто худшее, чем слежка за Кевином. Интересно, признается ли она в ней отцу Бреснихану после его возвращения. Он будет связан тайной исповеди, но он может посоветовать Майре поставить Конканнона в известность о своих приключениях.

Кевин – другое дело. Чтобы такой практичный, такой целеустремленный человек не позаботился о достаточном количестве бензина в машине? Скорее, нехватка бензина могла быть неплохим прикрытием его свидания с Гарриет. Нет, это абсурд. Не могла же моя подруга назначить свидание нам обоим? А он сам вряд ли бы приехал в усадьбу, рассчитывая на случайную встречу. Но возможно, предчувствуя наш разрыв, Гарриет действительно договорилась встретиться с Кевином после моего ухода или рассчитывала на соперничество между нами. Ей нравилось вызывать ревность: в своих чувствах она оставалась примитивной женщиной. Предположим, Кевин следил за нами из-за деревьев. Правда, мы не занимались любовью. Но сцена была достаточно красноречива, чтобы вызвать у него горькую ревность. Кевин – трус, по словам Фларри. Он, вероятно, не осмелился бы ссориться со мной в открытую, но что произошло после того, как я оставил ее?..

А что, если у него тогда помутился рассудок и его обычная осмотрительность была сметена потоком переживаний? Я представил, как Гарриет насмехается над Лисоном-младшим, обвиняя его в трусости, испытывая его терпение до тех пор, пока он не вытащил нож и не начал в ярости калечить ее тело, украденное мной. Я-то прекрасно знаю, как Гарриет могла задеть мужчину за живое!

Но кровь! Наверняка она забрызгала бы ему одежду. Майра заметила бы пятна, когда Кевин вернулся. Полиция тоже обыскала дом. Хотя стоп! Кевин – человек расчетливый, он не стал бы убивать сгоряча. Раздевшись для нее, он мог потом окунуться в реку, смывая кровь. Что, несомненно, как подозревает Конканнон, сделал я. Я представил, как братец Фларри с акульей ухмылкой склоняется над Гарри, занося нож, и меня передернуло.

Вошла Майра с подносом.

– Я звонила Фларри, – сообщила она спокойно. – Он сейчас приедет на мотоцикле. А теперь вы должны чего-нибудь поесть, Доминик. У вас усталый вид.

И она просидела со мной до появления Фларри, которому я тут же поведал о бойкоте.

– Где Кевин? – резко произнес Лисон-старший.

– Он вернется только завтра, – объяснила Майра. – Поехал в Дублин.

– Вечно братишки не бывает именно тогда, когда он нужен! – хмыкнул хозяин усадьбы и приказал: – Пошли, Доминик. Я все улажу сам.

Я поблагодарил Майру за гостеприимство и последовал за Фларри. Несколько мальчишек, слонявшихся неподалеку, пялились на меня через улицу, но не решались открывать рот в присутствии местного героя. Сначала мы заявились в «Магазин Лисона». Всю дорогу до магазина Фларри толкал свой мотоцикл рядом со мной. Шел мелкий моросящий дождик, и в своей старой плащ-палатке отставной боевик выглядел непривычно грозным.

– Где Брайан? – требовательно спросил он у продавца.

– Его нет, – испуганно отвечал тот.

– Ему лучше появиться, – категорично заявил мой спутник. – Пойди-ка поищи его. Бегом, парень!

Продавец скрылся с места действия, оставив нас в совершенно пустом помещении. В дверях возник менеджер.

– Почему это мистеру Эйру отказано в продуктах? – жестко осведомился Лисон-старший.

– Конечно, это не мое решение, Фларри, – быстро проговорил управляющий. – Мистер Кевин сказал…

– К дьяволу мистера Кевина! – отрезал бывший командир бригады.

– Я потеряю работу, Фларри, если… – оправдывался Брайан.

– Ты потеряешь нечто большее, если будешь упорствовать, – ледяным тоном произнес мой спутник.

– Ладно, если ты берешь ответственность на себя, – покорно согласился менеджер.

– Беру, беру, – угрюмо подтвердил Фларри.

Я повторил свой заказ. Мы водрузили картонную коробку на седло мотоцикла Фларри и отправились к гаражу Шейна, где стоял мой автомобиль.

– Заполни бак, – приказал Фларри появившемуся Шейну. – Нет, не мой, а мистера Эйра.

Механик смущенно посмотрел на нас.

– Знаешь, Фларри, дело в том, что… – начал он.

– Да провались ты с этим делом! Ты ведь продаешь бензин на этой чертовой бензоколонке? – Взгляд Фларри был тверже гранита.

Куда только подевался тот самый добродушно-веселый мягкотелый пьяница, которого я знал?

– Если ты так хочешь. – Шейн бросил на отставного героя озадаченный взгляд и залил горючее в бак.

– Так-то лучше! – пробурчал мой спутник. – И чтобы я больше не слышал о подобной чепухе! Думаю, нам неплохо бы выпить после всей этой болтовни, Доминик.

Мы пересекли улицу, направившись к бару «Колони». Красная рожа Хаггерти побледнела при нашем появлении.

– Слышал, ты отказал тут моему другу в выпивке, Дезмонд? – громко спросил Лисон-старший.

– Отказал, – подтвердил управляющий, стараясь не растерять остатки наглости.

– Теперь тебе придется ему налить. И при всех, – отчеканил муж Гарри.

– У меня тут кое-какая проблема, Фларри, – забормотал Хаггерти. – Не то чтобы я…

– Попридержи язык! – рявкнул собеседник. – У тебя будут проблемы похуже, если ты…

– Сперва я позвоню мистеру Кевину и сообщу, что произошла ошибка, – предупредил ирландец.

– Не трудитесь, – вставил я. – Он сейчас в Дублине.

Хаггерти нервно оглядел бар. Но двое других посетителей выскользнули при виде Фларри, кулаки которого сжимались в карманах плащ-палатки.

– Только ради тебя, Фларри, – сдался управляющий отелем.

– Ну нет. Ты меня неверно понял, храбрец! – Голос великана стал приторным, словно патока. – Мой друг, мистер Эйр, делает тебе одолжение, пробуя твое виски. И не разбавляй водой, хватит той, которую ты уже долил в бутылку. – Голос Фларри превратился в рычание. – Давай пошевеливайся, а то я сверну тебе шею!

– Не разговаривай со мной таким тоном, Фларри, – напыщенно заявил ирландец.

Но при первом же движении огромных ручищ бывшего боевика Хаггерти весь сжался и бросился наполнять два стакана.

Едва мы вышли на улицу, я обрушил на Фларри поток благодарностей. Но он только отмахнулся от моих излияний:

– Кот из дома, мыши в пляс! Возможно, из меня получился бы неплохой заместитель мэра. Хотелось бы мне знать, что у Кевина на уме, черт его побери! Конечно, он добивается своей цели окольными путями. Обронил словечко тут, словечко там: «Как вы полагаете, должны ли мы обслуживать мистера Эйра после подобного…» и так далее. Не мытьем, так катаньем. У братишки полгорода в кармане, – размышлял вслух Лисон-старший. – Пока тебе лучше плыть под конвоем. Я провожу тебя до своего дома, заодно хочу кое о чем рассказать.

Мы сидели в гостиной Лисонов, где я не бывал со дня смерти Гарриет. Несмотря на довольно теплый денек, в комнате чувствовался холод. Вещи Гарри были все еще разбросаны, усиливая жалкое и безжизненное впечатление. Однако наблюдать за Фларри, демонстрирующим необычную решительность среди этого разорения, словно смерть жены возродила его к жизни, было странно. Он полностью оправился от разрушительного отчаяния, в которое был погружен в первые дни.

Вопреки собственным прогнозам, я чувствовал себя в его обществе непринужденно, что усугубляло нереальность происходящего.

– Я никогда не доверял этому парню, Хаггерти, – говорил хозяин дома. – Он трусливый шакал. Правда, мой братец тоже не лев. А теперь, до прихода Шеймуса, я лучше расскажу тебе о признании, которое я вытянул из него на днях. Этот дурень продырявил тебе шляпу из-за кустов. Он сознался, что хотел тебя хорошенько припугнуть.

«И поэтому оставил записку в моем коттедже», – подумал я.

– Шеймус очень предан мне. Вы с Гарри его беспокоили (ты понимаешь, о чем я), и он вздумал защищать мои интересы. О'Донован не пытался убить тебя, просто предупредить, – проникновенно произнес собеседник. – Ты простишь его?

– Конечно, хотя я и не исповедую всепрощения, – ответил я удрученно.

– Тогда порядок.

– Фларри, ты относишься ко мне по-дружески, чего я не заслуживаю, – расстроенно начал я. – Кажется, ты единственный человек здесь, не подозревающий меня в…

– Не обманывай себя, Доминик, – прервал меня Лисон. – Ты привык считать меня мягкотелым человеком, опустившимся морально и физически. Возможно, я и был таким какое-то время. Но все изменилось. Во время беспорядков я без колебаний казнил несколько черно-пегих, предварительно доказав их преступления. Ты мне нравишься, Доминик, – продолжал Фларри, вперив в меня стальной взгляд, – но, если я выясню, что это ты убил Гарри, пощады от меня не жди!

– Мне это известно, – подтвердил я. – И я считаю твое решение правильным.

– Я воображал тебя размазней, теперь вижу, что ошибся. В тебе действительно есть мужество, – одобрительно заявил бывший командир. – Входи и усаживайся, Шеймус. Я сегодня спасал Доминика. Ты знаешь, что в городе ему объявили бойкот?

– Слышал всякие пересуды, – ответил О'Донован.

– Мой братец вряд ли будет доволен, услышав, что я положил этому конец. «Больше никаких кредитов от мэра!» – передразнил Фларри с хриплым смешком. – Но зачем братишке этот скандал, скажи на милость?

– Сначала он поселил мистера Эйра в коттедже «Джойс», чтобы проще было за ним приглядывать. Теперь же мистер Лисон, наоборот, пытается выжить Доминика из города, – рассуждал Шеймус. – Я не вижу в его действиях никакой логики.

– А, случайно, не Кевин хотел меня утопить в зыбучих песках? – осведомился я.

Я уловил, как Шеймус и Фларри переглянулись.

– Такое могло случиться, – заключил последний. – Хотя мне не хотелось бы так скверно думать о собственном брате. Но если он считает тебя опасным для своих планов… Впрочем, разве такое возможно?

– Это очень странный способ избавиться от врага, – заметил Шеймус. – Почему бы не прикончить мистера Эйра прямо в доме еще одним ударом по голове?

– Может, он суеверен. Не хотел замарать руки. Предпочел, чтобы море убило меня вместо него, – начал фантазировать я.

Мое легкомысленное предположение было встречено с незаслуженной серьезностью.

– А мистер Эйр, возможно, прав, – согласился управляющий поместьем.

– Ну что вы, Шеймус! Я сморозил глупость. Даже ирландец не может быть настолько суеверным, – возразил я.

– Кевин вполне мог бы избрать этот путь, – заявил Фларри. – Но я не верю, что он замышлял нечто худшее, чем до смерти напугать Доминика.

Я ошеломленно уставился на собеседника.

– Почему ты в этом так уверен?

– Мы с Шеймусом поделились друг с другом своими наблюдениями. Та впадина, где тебя обнаружил отец Бреснихан, не слишком опасна, – пояснил хозяин дома. – Твоя машина завязла неглубоко. Сезон весенних приливов уже закончился, и вода затопила автомобиль лишь наполовину. Шейн потом довольно легко вытащил его. Не скажу, что Кевин сильно горевал бы, скончайся ты от сердечного при ступа при виде волн, затапливающих машину вместе с тобой, но дело не в том. Он просто хотел заставить тебя испугаться и уехать.

– И молчать, – вставил Шеймус.

– Молчать? – удивился я. – Но…

– Вы услышали той ночью нечто угрожающее его благополучию. Он надеялся, что вы сбежите из страны, мистер Эйр, – рассуждал ирландец. – И он таким образом дал понять, что, передав информацию, которая, по его мнению, вам известна, вы роете себе могилу.

– Я ничего не понимаю, Шеймус! – воскликнул я.

– Это было последнее предупреждение. Если вы вовремя не уберетесь отсюда или раскроете рот по возвращении в Англию, он найдет вас и проучит. Это только раньше ИРА мстила информатору, уехавшему из страны, – растолковывал О'Донован. – Кевин заставил вас почувствовать на своей шкуре его власть, чтобы вы оставили его в покое.

– Но я же ничего не слышал! – возразил я.

– А откуда ему об этом знать?

– Конканнон с тобой не согласен, – заявил Фларри. – Он завалил меня вопросами о моем братце, пытаясь выведать, что мне известно о политической деятельности Кевина. Вообще-то я не в курсе. И не выдал бы его, если бы был посвящен в его делишки. Но Конканнон – мужик умный, он не даст Кевину покоя.

– По словам Майры, ее муж заметил за собой слежку, – поведал я.

– Правда? Мне надо с ним поговорить. Что бы он ни замышлял, ему лучше не высовываться некоторое время, – проговорил старый солдат. – Ты еще что-нибудь слышал, Шеймус?

– Нет, ничего.

– Шеймус – мои глаза и уши, Доминик. Он обшарит страну вдоль и поперек при малейшем намеке на покровителей Кевина.

– Если бы я смог найти чужака, разговор с которым услышал мистер Эйр! Но о нем ни слуху ни духу! Я узнал, что он мог быть на той ярмарке, когда миссис Фларри упала с лошади, но…

– Погодите! – возбужденно воскликнул я. – Я видел какого-то типа, подававшего знак Кевину. Я еще подумал, что по виду он явный проходимец.

– А вы можете его описать?

Я попытался. Но я не слишком хорошо запомнил незнакомца, поскольку этот человек ничем не выделялся из общей массы.

– Он мог просто поставить вместо Кевина, – скептически заметил Фларри. – Майра против любого пари: следит за Кевином, как орлица, не спускает ли он денежки у нее за спиной.

– Твой брат ставит только на бесспорный выигрыш, – кисло заметил ирландец.

– Только на скачках. Но он очень честолюбивый человек. Наш мэр не упустит шанса, который может возвысить его над остальными. Разве не так, Шеймус?

– Так.

Последовало продолжительное молчание. Наконец Фларри сказал:

– Гарри никогда не доверяла ему. Упокой, господи, ее душу!

«Действительно, – подумал я, – ей необязательно было доверять мужчине, чтобы забраться к нему в постель. Кому угодно, только не Гарриет! Для нее неопределенность только добавляла остроты любовному приключению. А разве мы все не могли ошибиться в мотиве покушения на меня и убийства моей подруги? А что, если за всем этим кроется ревность?» Однако разве я мог поделиться этой версией с Фларри? Хотя он заявил, что не стал бы возражать против близости Гарриет даже с его родным братом, лишь бы это ее осчастливило, но эти слова вырвались у него в приступе отчаяния и горя. Фларри конечно же не верил в такую возможность. А теперь рядом со мной совершенно другой человек: если я поведаю ему, что Гарриет призналась мне в любовной связи с его братом, о которой догадывалась Майра, я тем самым подпишу Кевину смертный приговор.

Глава 11

На следующий день ровно в полдень мы с Фларри ожидали похорон у ворот церковного кладбища. К нам присоединилась Майра, но Кевин отсутствовал. Жена передала его извинения, которые я не принял. Начал моросить мелкий дождик, не охладивший любопытства местных жителей, которые группками стояли на дороге за оградой, молчаливые, но не агрессивные: мы прошли мимо без всяких неожиданностей. Под их оценивающими и терпеливыми взглядами я чувствовал себя диким зверем в зоопарке.

Трое полицейских в штатском слонялись у ворот. Из подъехавшей машины появился Конканнон, с деловым видом кивнул нам с Фларри и прошествовал в церковь. Говорят, что убийц тянет на похороны своих жертв. Неужели Конканнон здесь, чтобы наблюдать за моей реакцией?

Я осмотрел неухоженное кладбище. Могильные камни, стоящие рядами, словно обесцвеченные и выкрошившиеся зубы, выступали из травы. Я пытался вообразить лицо моей подруги и запечатлеть в памяти трагический финал ее жизни, смакуя свое горе, но мой мозг отказывался воссоздавать ее образ. Лишь одна чудовищная мысль не давала мне покоя: после вскрытия положили ребенка назад, в нее, или нет?

Я почувствовал рядом присутствие Фларри, стоявшего неподвижно, как гранитная скала. Словно осужденный на смерть перед командой, приводящей приговор в исполнение. Он не дрогнул и, вероятно, не молился. Я не мог соотнести этого стойкого человека с деревенским пьяницей, которого знал предыдущих три месяца. На меня снизошло откровение, что моя привязанность к Фларри сродни отношению к отцу: меня переполняло сыновнее чувство вины за прошлое равнодушие и причиненную боль.

В этот момент подъехал катафалк. За ним по грунтовой дороге двигалась толпа, мужчины и женщины старались обгонять друг друга. Мощная рука Фларри сжала мне плечо, то ли утешая, то ли стремясь получить утешение. Я ощутил всю тяжесть переживаемого им горя.

Носильщики взгромоздили гроб на плечи и понесли его в ворота. Этот мерзкий лакированный ящик с его отвратительными медными ручками казался слишком маленьким, чтобы вместить Гарриет. Незаметным кивком церемониймейстер (как я про себя обозвал его) подсказал нам следовать за гробом. Фларри, высоко подняв голову, уверенной поступью двинулся позади него. Мы с Майрой последовали за ним.

В церкви было мрачно и темно, церемония отпевания из сострадания была короткой. Майра тайком наблюдала, как подобный обряд происходит в протестантской церкви. Фларри, похоже, ни на минуту не отвел взгляда от гроба. Я вспомнил пикник, когда мы с Гарриет видели похоронную процессию, бредущую по побережью: слова пастора звучали для меня так же бессмысленно, как крики чаек в тот день. Я хотел в последний раз оживить образ моей возлюбленной во всей неистовой энергии ее страсти, прежде чем она уйдет в землю. Но сейчас я был способен созерцать лишь неясное отражение собственного лица в отполированной крышке гроба.

Затем мы двинулись из церкви. Не более чем в двадцати ярдах виднелась горка свежей земли, а рядом прямоугольная яма в траве. Гроб опустили в могилу, неловко наклонив на одну сторону. Были сказаны последние слова, брошены горсти земли. Фларри вынул розу из какого-то венка и уронил ее на крышку. Его губы беззвучно шевелились. Я заметил, что Конканнон пристально наблюдает за ним. Потом Фларри развернулся и отошел прочь.

Майра, убрав мокрый носовой платок, посмотрела на меня с материнской заботой и взяла под руку, проводя по поросшим травой кочкам к воротам, словно я был инвалидом, вышедшим на свою первую прогулку после тяжелой болезни. Я вдруг осознал, что по моим щекам катятся слезы.

– Ничего, Доминик, – ласково уговаривала меня женщина. – Все уже кончено.

Чья-то рука открыла нам ворота. Это был Конканнон. «Для Гарриет все кончено», – подумал я. Группки людей на узкой дороге расступались, освобождая проход. На кладбище меня сопровождал Фларри, обратно – Майра. Я чувствовал себя опустошенным, мои глаза воспринимали мир только в двух измерениях: лента дороги, силуэты мокрых деревьев и домов Шарлоттестауна представлялись вырезанными из серого картона.

Я услышал, как произношу, обращаясь к Майре:

– А ведь она заслуживает хотя бы солнечного дня для своих похорон.

– Вы не заглянете к нам на глоток бренди? – сочувственно спросила мать семейства.

– Это очень мило с вашей стороны, Майра, но я должен отвезти Фларри домой.

Лисон-старший поджидал меня у автомобиля, разговаривая с детективом, опередившим нас. Прежде чем мы покинули кладбище, Конканнон отвел меня в сторону и попросил дождаться его днем в коттедже. Казалось, его отношение ко мне изменилось, хотя я не мог понять, как именно.

Всю обратную дорогу мой спутник молчал. Только когда я подвез его к дому, он предложил мне провести вечер вместе.

– Ты очень поможешь мне, Доминик. Сегодня я не вынесу одиночества. Мы с тобой устроим ночное бдение. Ты сделаешь это для меня?

Как я мог отказаться?

Вернувшись в свое жилище, я открыл банку консервированных языков, сделав себе бутерброд с хлебом и маслом. Я был крайне озабочен предстоящим разговором с офицером полиции. Чтобы успокоиться, я решил написать своей матушке, поведав кое-что из произошедшего здесь. Я хотел заняться письмом до похорон и даже вставил лист бумаги в пишущую машинку, но не успел напечатать ни слова, как что-то отвлекло меня. Я, должно быть, вынул лист, хотя и не запомнил этого. Во всяком случае, бумаги в машинке не было.

В три часа прибыл Конканнон. На этот раз он был один, отчего я сразу вздохнул свободнее. Его манеры тоже стали менее официальными.

– Вы, должно быть, не слишком хорошо себя чувствуете после похорон и прочих неприятностей. Но долг есть долг, – начал он, освобождаясь от дождевика и усаживаясь на узкий подоконник. – Ну, доложу я вам, теперь с мистером Лисоном вас водой не разольешь!

– Я ему очень благодарен, – осторожно произнес я. – Он спас меня от голодной смерти.

– Неужели? – Проницательные глаза Конканнона впились в мое лицо сквозь сумеречные тени.

Я сообщил ему о бойкоте. Детектив казался более заинтересованным, чем удивленным, заставив меня во всех подробностях описать события, связанные с бойкотом.

– Спасибо за информацию. Вы, должно быть, очень огорчены. Народ здесь ужасно не любит приезжих, – заключил он миролюбиво. – Но теперь-то все в порядке?

– Я не верю в стихийность этой акции, – возразил я. – Для меня очевидно, что люди были проинструктированы.

– И чем же? – поинтересовался старший офицер.

– Кевином Лисоном. Кем же еще? – уверенно заявил я. – Разве полиция об этом не подозревает?

– Мистером Лисоном? Это тяжелое, но голословное обвинение, – скептически произнес полицейский. – У вас имеются доказательства? Вы уже обсуждали эту тему?

– Нет. Неприятности начались только вчера, когда он был в отъезде, – пояснил я. – Хотя я говорил с его женой. Она впустила меня буквально за пару минут до нападения толпы.

– Понятно. Она, конечно, ничего не знала о бойкоте? – уточнил детектив.

– Вероятно, – пожал я плечами. – Но если и догадывалась, то не присоединилась к нему. Она женщина порядочная.

– Да, порядочная, – согласился Конканнон. – А как насчет вас, мистер Эйр? Вы не хотите изменить показания?

– Показания? – беспомощно переспросил я.

– О вашем местопребывании в ночь убийства Гарриет Лисон.

– Значит, я до сих пор главный подозреваемый? – перешел я в наступление.

– Вы не ответили на мой вопрос, – спокойно заметил офицер.

– Нет. Зачем мне их менять? – Я злился на себя за трусость, вынудившую меня солгать полицейскому. Но я должен был теперь придерживаться сказанного. – Если бы я тайком выбрался из дома и убил Гарриет, то вряд ли стал бы с вами откровенничать об этом. Но я ее не убивал!

– Но вы все-таки выходили тайком. – Утверждение Конканнона прозвучало скорее вопросительно.

– Нет, – твердо ответил я.

– Тогда очень жаль, – вздохнул детектив. – Вы могли бы услышать или увидеть что-нибудь подсказавшее нам ключ к разгадке преступления.

Я сохранял молчание.

– Вы теперь очень дружны с Фларри, – продолжал Конканнон, словно бы размышляя вслух. – Вы ведь многим ему обязаны, мистер Эйр. И я говорю не только о бойкоте.

– Что вы имеете в виду? – раздраженно спросил я.

– Вы в долгу перед ним, – заявил Конканнон с неожиданной грубостью, – за то, что пользовались его женой.

– Это касается только нас двоих.

– Значит, вы признались ему в своей любовной связи, – сделал вывод полицейский.

Тут-то он меня и поймал!

– Да, признался, – неохотно подтвердил я.

– И Фларри воспринял эту новость нормально? – В голосе Конканнона прозвучало ехидство.

У меня возникло ощущение, что меня используют как пешку в шахматной партии.

– Он не обиделся, – коротко пояснил я. – Фларри – замечательный человек, я только недавно стал понимать это.

– И он не проявил никаких признаков ревности? – покачал головой детектив. – Он, должно быть, святой. Неужели он не пришел в ярость, узнав, что его жена забеременела от вас?

От слов Конканнона меня обдало жаром.

– Он об этом не подозревает, – уклончиво ответил я. – Я и сам не уверен, правду ли мне сказала Гарриет.

О чем я не должен проговориться Конканнону, так это о моем признание Фларри о нашей встрече с Гарри в ночь убийства. Следующее замечание старшего офицера меня удивило.

– Уверен, вы большой знаток человеческой натуры. Иначе вы не смогли бы написать ни одной книги.

– Надеюсь, так оно и есть, – осторожно заметил я.

– Однако вам еще многое предстоит узнать о примитивных людях, таких, как мы, дикие ирландцы, – продолжал разглагольствовать детектив. – Как вам известно, мы ужасно коварны. Наш народ веками скрывал свою ненависть к англичанам.

– Не вижу, какая связь… – начал я раздраженно.

– Ирландец может затаить даже самую сильную ярость до подходящего момента…

Голос Конканнона смолк. Через несколько минут он заявил:

– Я считаю, что Фларри все время держал вас на крючке. Получив последнее доказательство вашей связи, он покончил с женой. Это классическое убийство из ревности, – отчеканил полицейский.

– Нет, нет и нет! – вырвалось у меня. – Фларри… вы совершенно его не знаете.

– У него был мотив, – безжалостно возразил офицер. – У него была возможность. Отец Бреснихан только что беседовал с ним, подтвердив его худшие предположения. Он обнаруживает свою жену обнаженной у реки, поджидающей любовника. Разве любому мужчине на его месте кровь не ударит в голову?

– Я просто не могу поверить в эти бредни! Будь Фларри таким, он скорее убил бы меня или нас обоих, – воскликнул я.

– Разве вы не понимаете, почему мистер Лисон так подружился с вами после всего случившегося? Он обвел всех вокруг пальца, убедив, что умеет прощать, – с безупречной логикой растолковывал полицейский. – Ревнивый человек не станет так себя вести. Своей благосклонностью к вам он защищает себя от подозрений.

– Вы это серьезно?

– Я чертовски серьезен, мистер Эйр.

– Но вы же обыскали дом Лисонов, – не отступал я.

– Если вы думаете о белье в кровавых пятнах, то преступник, скорее всего, сначала разделся, а потом окунулся в воду. Это мог быть лишь Фларри. Или вы, мистер Эйр, – равнодушным тоном заключил детектив.

У меня упало сердце.

– Тогда почему вы меня не арестуете и не покончите со всем этим?! – гневно воскликнул я. – Я не люблю игру в кошки-мышки…

– А я не люблю убийства, – произнес Конканнон внушительно. – Не нравится мне и губить невиновного.

– Значит, теперь вы выбираете между мной и Фларри, не так ли? Вам следовало бы оглянуться вокруг, – заявил я рассерженно.

– И на кого мне следует обратить внимание? – миролюбиво поинтересовался собеседник.

Мысль о том, что Фларри подозревают в преступлении, лишила меня благоразумия. Я не хотел причинить боль Майре, но не вынес обвинений против моего друга.

– Если вы ищите ревнивого мужчину, то почему бы вам не заинтересоваться Кевином? – с долей ехидства спросил я.

Лицо Конканнона приняло настороженное выражение. Я понял, что веду себя словно виновный: пытаюсь очернить другого. Но отступать было уже поздно.

– Гарриет намекала мне, что Кевин был ее любовником. Я вам уже сообщал об этом. Вы догадались, что он находился неподалеку от усадьбы Лисонов в ту роковую ночь?

– Разве? – осведомился офицер полиции.

– Боже правый, неужели вы этим не поинтересовались? – не поверил я.

– А вы-то откуда знаете?

Я в деталях изложил все повествование Майры, за исключением ее собственных скитаний по усадьбе. Разглашение этой части рассказа показалось мне предательством ее доверия. Конканнон слушал мои умозаключения без особого энтузиазма. Но ведь ни один профессионал не терпит вторжения любителя на его территорию.

– Вы не хуже меня понимаете, что эта история с бензином требует разбирательства. Если Кевин неправильно назвал время, значит…

– Я позабочусь об этом.

Солнце, непредсказуемое, как ирландцы, выглянуло из-за безнадежно серых туч, его лучи наискось пронизали полутемную комнату. Я заметил, что настороженный взгляд детектива изменился, став слегка насмешливым. Такое выражение лица могло бы принадлежать иезуиту, выслушивающему мнение не слишком умного неофита по сложному богословскому вопросу.

– Ну, если это все, что вы… – обиженно начал я.

– О нет, мистер Эйр, вы мне очень помогли, – улыбнулся старший офицер. – И я, безусловно, вам благодарен. Но знаете ли, если говорить о ревности, у нас имеется еще один кандидат.

– Неужели?

– Майра Лисон настолько сильно переживала из-за мужа, что отправилась искать его в сельской местности, когда он припозднился на час-другой, – ошарашил меня полицейский.

– О, бога ради! Неужели вы думаете, что она способна лишить кого-то жизни? – воскликнул я.

– А почему бы и нет? Во время допроса у меня создалось впечатление, что она очень скрытная женщина, но не без внутреннего огня, – заявил детектив. – Ее муж слишком расчетлив, чтобы потерять голову и совершить преступление в порыве страсти.

Конканнон замолчал, прикуривая одну из своих нечастых сигарет.

– Я полагаю, что и вы в глубине души таковы, мистер Эйр.

– Премного вам благодарен! – фыркнул я, необычайно раздосадованный.

По крайней мере, я не сообщил ему о приключениях Майры в ночь убийства, после долгого ожидания Кевина на основной дороге. Потом я вспомнил о пьяном, которого она встретила. Стоит ли мне разгласить эту тайну? Пожалуй, нет. Эту историю женщина могла просто-напросто выдумать, отводя от себя подозрения в убийстве Гарриет. Я доверял Шеймусу, разгадающему эту шараду, если только это в человеческих силах.

Мы бессвязно поболтали минут пять. Потом Конканнон встал, собираясь откланяться.

– И как долго еще мне придется здесь оставаться? – раздраженно осведомился я.

– До тех пор, пока мы не закончим расследование, мистер Эйр, – равнодушно ответил он.

– И когда это будет? – настаивал я.

Конканнон молча пожал плечами.

– Но черт побери! – заявил я гневно. – Я могу стать следующей жертвой!

– Вам никто не причинит вреда до тех пор, пока вы находитесь под защитой Фларри Лисона…

Несколько часов спустя я глотал виски в компании рыболовных принадлежностей в доме Лисонов. Мы с Фларри здорово набрались. Это было странное ночное бдение. После похорон в пустом доме двое скорбящих пьяно исповедовались друг другу о женщине, заставившей их, будь она жива, драться не на жизнь, а на смерть. Фларри напивался, пытаясь забыть ее, я пил, чтобы избавиться от подозрений, посеянных Конканноном в моей душе.

– Чего хотел этот детектив? – мрачно спросил Фларри, словно прочитав мои мысли.

– Он думает, что ее мог убить ты, – не стал скрывать я. – Глупый извращенец!

– Неужели? У него есть право на подобные выводы.

– Я сказал ему, что это идиотская мысль, – произнес я нервно.

Фларри сжал пальцами удочку, а потом вернул ее на стол.

– Он пытался что-то выудить из тебя? – поинтересовался хозяин дома.

– Пытался, – подтвердил я. – И хотел заставить меня проговориться, что я был с Гарриет в ту ночь, когда…

– Но ты не признался?

– Ты – единственный человек, знающий об этом, Фларри, – с пафосом заявил я.

– Я ему не донесу, – пообещал Лисон, сопроводив свои слова громкой отрыжкой. – Странно, что мы сидим здесь вдвоем и разговариваем о ней. Чертовски странно. Если прочтешь такое в книге, не поверишь. Ну да ладно. Женщины – дьявольское семя. Упокой, господи, ее душу!

В какой-то момент этого нереального вечера Фларри все же принес хлеб и сыр. Несколько позже он принялся яростно поносить репортеров, донимавших его.

– Сейчас не осталось личных тайн. Эти ребята будут заглядывать через плечо ангела в Судный день, любопытствуя, что он там пишет.

– Ничего скверного о тебе они не напечатают, Фларри, – успокаивал я друга.

– Возможно, за исключением убийства, – бросил он мрачно.

Я вдруг протрезвел.

– Но когда ты убивал, шла война.

– К черту черно-пегих! Я говорю не о них. – Он проницательно взглянул на меня. – Но я подразумеваю не Гарри, что бы этот мерзкий Конканнон ни выдумывал. Я о том парне, что лишил ее жизни. На моих руках будет его кровь.

– Почему ты не оставишь его суду? – спросил я удивленно.

Фларри плюнул в камин.

– Суду?! Я не дам подонку ускользнуть от меня таким образом.

– Фларри, ты пьян, – успокаивающе произнес я. – Ты передумаешь, когда повстречаешься с ним лицом к лицу. Неужели ты хотел бы болтаться на виселице?

– Я хочу придушить этого парня собственными руками. А ради чего еще мне жить, когда Гарри больше нет? – Его слезящиеся глаза посмотрели на меня. – Как ты думаешь, что я за человек?

– Я считаю тебя ленивым и добродушным человеком, питающим романтическую тягу к насилию. Но жестокость противна твоей натуре, поэтому ты погружаешься в нее с закрытыми глазами. На самом деле ты добросердечен и обижаешься на себя за это; тебе хотелось бы простить убийцу, поэтому ты превращаешь свое сердце в камень.

Во время этой тирады Фларри пялился на меня с возрастающим изумлением.

– Прекрати, ради бога! Никогда в жизни не слышал подобного заумного бреда! Доминик, это ты пьян. Я ни слова не запомнил из твоей возвышенной речи.

– И я тоже, потому что ты бросил тень сомнения на все сказанное, – ответил я, подумав. – Но скажи мне, я действительно пьян, иначе не осмелился бы спросить, почему ты не задушил меня, когда… когда я раскрыл тебе мою тайну?

– Какую тайну? – не понял хозяин дома.

– Когда я рассказал, что мы виделись с Гарриет в ночь убийства, – пояснил я.

В комнате воцарилась тишина. Казалось, Фларри собирается с мыслями.

– Значит, я зря тебя не задушил? – произнес он наконец. – Но я не такой дурак, как многие думают. Я уверен, что ни один преступник не решился бы на подобное признание, зная, что окажется в моей власти. Ведь ты мог бы и промолчать об этом, верно?

– Но…

– Погоди немного. Однажды, в тяжелые времена, мне пришлось допрашивать одного ирландца. Его подозревали в предательстве двоих его друзей, выданных карателям. Он устроил великолепную сцену показной скорби по своим друзьям, которых замучили и расстреляли. Но все его слова звучали фальшиво. Я нутром чувствовал, что это поддельные слезы. А твои были настоящими. Ты искренне раскаивался в том, что оставил ее одну. – После этого прочувствованного монолога бывший боевик хмыкнул, добавив: – Теперь я говорю как отец Бреснихан. Да к черту все это! Это дьявольски унылые поминки. Мы должны затянуть песню. Ты знаешь «Парней из Уэксфорда»?

Я напел столько мелодий, сколько мог вспомнить. Фларри отбивал такт кулаком по столу и хрипло подтягивал мне. Я исполнил «Арфа, которая однажды…», а потом, к собственному удивлению, начал петь «Она шла по ярмарке», повергнув Фларри в слезы. В какой-то момент, наверное, входил Шеймус, потому что я помню его поддерживающим мешковатую фигуру Фларри и громко ревущим какую-то революционную песню.

Наконец Фларри рухнул в кресло.

– Так-то лучше, – заявил он. – Вот это похоже на дело. У него славный голос, правда, Шеймус?

– Правда, – согласился ирландец.

– Никаких мерзких похоронных воплей. Ты когда-нибудь слышал причитания по покойнику, Доминик? – заинтересовался мой друг.

– Нет, – пожал я плечами.

– Чертовски неприятный шум, словно стая волков воет на луну, – мрачно пояснил муж Гарри. – Так, что кости стынут.

– А ты когда-нибудь слышал вой волков, Фларри? – спросил О'Донован.

– Я слышу его, когда приходит бейлиф, – буркнул собеседник.

– Что напоминает мне…

– Оставь свои воспоминания при себе, Шеймус! – натужно рассмеялся хозяин дома. – Мне не нужны вытянутые лица на поминках. Лучше выпей! Знаете, ребята, сегодня я первый раз как следует нализался после смерти Гарри. За это надо выпить.

С трудом занявшись подсчетами, я выяснил, что прошло уже четыре дня со смерти Гарриет. Они показались мне вечностью.

– Мы все ее любили. За Гарри! Упокой, господи, ее душу! – поднял стакан Лисон.

Мы торжественно выпили.

– А теперь выпьем за Доминика, – продолжал он. – Пусть дьяволы утащат в ад крышу того дома, где нас с тобой плохо примут!

– А теперь за Шеймуса, – поддержал я. – Шеймус, я дарую тебе свою шляпу с широкими полями! Я не могу выразиться лучше.

– Я с удовольствием ее принимаю, мистер Эйр, – улыбнулся ирландец.

– Пожалуйста, – улыбнулся я в ответ.

– Эту ужасную старую покрышку? – заорал Фларри. – Неужели это все, что ты можешь ему предложить? Она годится только для похорон какого-нибудь нищего бездельника.

– Что напоминает мне… – вступил в разговор О'Донован.

– Молчи, Шеймус! – приказал бывший повстанец.

– Нет. Дай человеку сказать, – бессвязно пробормотал я. – Ему есть что поведать нам в данный момент. Пообщаться, я бы сказал.

– Я не обнаружил ни следа пьяницы, которого, по словам миссис Кевин, она встретила. Никто в городе его в глаза не видал, – проинформировал нас ирландец.

– А почему жители должны были его видеть? Они все уже отправились в постель к этому времени, – произнес хозяин дома.

– Мне стоит последовать их примеру. – Я посмотрел на свои наручные часы.

Стрелки показывали почти час ночи. Я попытался встать, но упал на стол.

– Доминик, ты пьян, – заявил Лисон.

– Вас проводить домой, мистер Эйр? – сочувственно спросил управляющий.

– Никуда ты не пойдешь! – завопил Фларри, а затем объявил О'Доновану: – Он останется тут на ночь.

– Но Фларри… – робко возразил я.

– Я не принимаю дурацких отказов. Ты меня слышишь? – продолжал буянить старый солдат.

Шеймус подмигнул мне:

– Командир не принимает никаких отказов.

– Тогда согласен, – сдался я. – Спасибо, Фларри.

– Так-то лучше, – ухмыльнулся он. – Для западного британца просто великолепно. Давай напьемся сейчас и посрамим дьявола.

Было почти два часа ночи, когда мы легли. Фларри проводил меня в маленькую спальню рядом со своей.

– С этой кроватью что-то не так, мой мальчик, – заявил он, изумленно пялясь на полосатый матрац. – В чем дело?

Я безуспешно пытался остановить вращение комнаты.

– На ней нет постельного белья.

– О господи! Оно у тебя будет! – воскликнул хозяин дома и вывалился из спальни.

Он вернулся с охапкой простыней и одеял в руках. Мы, шатаясь, кое-как застелили постель.

– Тебе еще что-нибудь нужно? – поинтересовался великан.

Я усиленно шевелил мозгами.

– Да, пижама.

Фларри принес мне свою.

– Теперь спокойной ночи, – произнес он. – И спасибо, что составил мне компанию. Желаю хорошенько выспаться!

Но сон мой не был спокойным. Недосушенные простыни – плохое снотворное. Ворочаясь на кровати, я чувствовал, как сырость пробирает меня до костей. Наконец я сбросил простыни и завернулся в одеяло. Но выпитое спиртное подействовало на меня возбуждающе. Я лежал с открытыми глазами, сначала опасаясь, как бы на меня не упали вращающиеся стены, а потом вспоминая о часах, проведенных с Гарриет, о загадке ее смерти, о странной личности Фларри и его непредсказуемом поведении. Неужели я лежу в постели совсем рядом с комнатой убийцы? Конечно нет. Внешняя простота этого человека обманула меня, бывший повстанец не был ни наивным, ни мягкосердечным. Флоренс Лисон обладал интуицией первоклассного военачальника и беспощадностью партизана. Но одно не вызывало никаких сомнений – его любовь к Гарриет была выше ревности.

В незанавешенном проеме окна посветлело. Неужели? Я зажег свечу и посмотрел на часы: только без пяти три. Я подошел к окну. Сначала мне показалось, что горит отдаленная роща в поместье. Потом разглядел пламя, просвечивающее сквозь кроны деревьев. И в это мгновение я услышал топот бегущего по дорожке человека. Какой-то крестьянин перепрыгнул через перелаз в сад, крича:

– Коттедж «Джойс» горит! Вызывайте пожарных!

Я бросился в комнату Фларри, который громко храпел. Но от прикосновения моей руки (я вспомнил об этом позднее) он тут же проснулся.

– Вызывай пожарных, Фларри! Мой дом горит!

Мой друг одолел половину лестницы, пока я собирался с мыслями. Крестьянин барабанил в парадную дверь. Впустив его, я узнал своего соседа, живущего в сотне ярдов от дороги, ведущей к моему обиталищу. Он так запыхался, что сперва не мог вымолвить ни слова. Я услышал голос Фларри, говорящего по телефону в зале. Потом хозяин дома вернулся к нам.

– Они уже выехали, – коротко сообщил он. – Привет, Майкл. Доминик, набрось на себя что-нибудь.

И только в этот момент я заметил, что сам он был полностью одет.

Глава 12

Несколько минут спустя, запыхавшиеся от бега, мы были у моего жилища. Немногочисленные соседи неподвижно стояли на тропе, восхищенно глазея на пламя. Крытая тростником и соломой крыша весело вспыхивала, время от времени выплевывая тлеющие лохмотья, плавно спускавшиеся нам на головы. Стекла в верхних окнах растрескались от жара, две маленькие комнатки наверху, должно быть, накалились докрасна.

– Не стойте с разинутыми ртами! Делайте что-нибудь! – ревел Фларри. – Несите лестницу и ведра!

– Что толку-то, мистер Фларри! – ответил какой-то зевака. – Определенно все сейчас взорвется. Когда мы подошли, огонь бушевал, как в топке.

Я бросился к двери, отпер ее ключом и вошел. Дым внизу ослепил меня, жара была адская, но я ощупью пробрался к столу, схватил пишущую машинку, рукопись и дневник и, шатаясь, выбрался наружу. Буквально через несколько секунд верхний этаж с грохотом рухнул. Дым и искры вырвались из открытой двери, и пылающий факел выстрелил на тридцать футов вверх над крышей. Я отпер дверцу своего автомобиля, и несколько добровольцев помогли мне откатить его на безопасное расстояние.

Через несколько минут подъехали две антикварные пожарные машины. Струи воды обрушились на крышу, насмешливо зашипевшую в ответ. Меня начала бить нервная дрожь. Фларри с горящими глазами схватил меня за плечо.

– Чудовищное пламя! – воскликнул он. – Ты рад, что спал сегодня у меня, верно?

– Почему сначала занялся верхний этаж? Не понимаю! – бормотал я.

Еще одна подоспевшая команда безуспешно пыталась воспользоваться лестницей в борьбе с этим адом.

– Если там кто-то есть, – сказал офицер пожарной команды, – он наверняка уже погиб.

– Коттедж был пуст, – успокоил я ирландца.

– Вы там, случайно, не хранили бензин? – допытывался собеседник. – Пламя что-то слишком упорное.

– Нет, бензина я не хранил.

– Тогда происшествие смахивает на поджог, – заявил пожарный. – Мы завтра проведем расследование, как только все затушим. Хотя что-нибудь обнаружить можно будет только чудом. Этот джентльмен ваш друг, мистер Лисон? – добавил офицер, бросив на меня подозрительный взгляд.

– Да, и он поедет ко мне отсыпаться, – категорично заявил хозяин поместья. – Он валится с ног, разве вы не видите?

Я отвез Фларри назад в усадьбу.

– Великолепный был финал поминок, – произнес он безжалостно.

– И правда, изумительный! – согласился я.

– Кевин рассвирепеет: потерять коттедж и пять фунтов в неделю, – усмехнулся мой приятель.

– В месяц. Но послушай, Фларри, ни одна живая душа не знала, что я решил остаться у тебя на ночь. Если кто-то действительно поджег мое жилище, он был уверен, что я сплю у себя в комнате. И как он попал в дом? Дверь-то была заперта.

– Значит, у него был ключ, – заявил Лисон, проигнорировав скрытый смысл моей реплики.

– И он запер дверь за собой, чтобы я наверняка не смог выбраться? – нервно проговорил я. – Окна слишком маленькие, чтобы в них протиснуться.

– Ты мог сам оставить в доме что-нибудь горящее, – спокойно возразил бывший боевик.

– Но я не возвращался сюда после ухода Конканнона. А он удалился около полудня, – продолжал я возбужденно. – Лампу я не зажигал, камин тоже не горел.

– Успокойся, Доминик. Кефи все выяснит, когда затушит пожар, – заверил меня мой друг. – А сейчас ложись в постель. Ты падаешь от усталости.

И хотите – верьте, хотите – нет, несмотря на влажные простыни, возбуждение и все прочее, я заснул, как только моя голова коснулась подушки.

Меня разбудил телефон, трезвонивший внизу. Тут же появился Фларри:

– Конканнон хочет тебя на пару слов.

Я кое-как дотащился до аппарата. Голова у меня раскалывалась, а первые слова старшего офицера только усилили мою растерянность.

– Доброе утро, мистер Эйр. Значит, вы хорошенько все взвесили? – произнес он.

– Взвесил? Что я должен был взвесить, черт побери?! – грубо спросил я.

Последовало непродолжительное молчание.

– Вы будете в доме Лисонов часа в два? – поинтересовался полицейский. – Сегодня утром я занят.

– А где еще я могу быть, если преступник спалил мой коттедж? – возмущенно воскликнул я.

– Я приеду туда, – сообщил детектив. – А вам с мистером Флоренсом лучше не терять друг друга из виду до моего появления.

– И что означает это зловещее предупреждение? – кисло осведомился я, но Конканнон уже повесил трубку.

Фларри на кухне жарил яичницу с ветчиной.

– Что за бред нес этот Конканнон, черт его побери?! – раздраженно рявкнул я.

– Спрашивал, когда я тебя видел в последний раз. Я поведал ему, что ты спишь наверху, изможденный алкоголем и впечатлениями бурно проведенной ночи. – Фларри пребывал в приподнятом настроении. – Похоже, это известие чуть было не свалило его с ног. А что он тебе наговорил?

– Потребовал присматривать за тобой, – фыркнул я. – Он появится после обеда.

– Ты застрахован от неприятностей, Доминик? – внезапно спросил хозяин дома.

– Ты имеешь в виду имущество или жизнь? – уточнил я.

Этот вопрос вызвал у великана припадок буйного смеха.

– Ну ты и шутник! – прохрипел Фларри в перерывах между приступами хохота. – Мне хотелось бы, чтобы ты не лишился ни того ни другого.

– В коттедже у меня не было ценных вещей. Только несколько книг и одежда, – успокоил я друга. – Да еще мой бинокль! Жаль было бы машинку и рукопись, но их я сумел спасти.

– Так вот из-за чего ты рисковал! – произнес Фларри застенчиво.

– Конечно. Но я уже начинаю думать, что никогда не закончу свой роман.

– Ерунда, у тебя вся жизнь впереди, – отмахнулся Лисон. – А теперь пошли перекусим. Если ты сможешь сделать первый глоток, все будет в порядке.

Фларри протянул мне чашку кофе, сдобренного виски.

– Это пойло возродит тебя к жизни. Как говорится, для опохмелки.

Он выглянул из окна.

– К концу дня тучи рассеются. – В его голосе звучала уверенность. – Бог даст, мы завтра сможем пойти поудить рыбку.

После завтрака я вышел побродить по усадьбе. Я почти оправился от последствий ночного бдения, но в висках еще пульсировала боль, и я чувствовал удушье, как перед грозой. Тяжелая туча цвета индиго нависла над горами. Ноги, словно намагниченные, тянули меня на нашу зеленую лужайку в усадьбе Лисонов. День был таким пасмурным, что я без труда вообразил фигуру Гарриет, спешащую ко мне, похожую на привидение в белой ночной рубашке.

Вода стояла низко и зловеще отблескивала металлом. Скалы выступали из нее, словно надгробные камни. Фларри рассказал мне, что на следующий день после гибели Гарриет полицейские в болотных сапогах обыскали этот участок речного русла. В те времена еще не появились ни водолазы, ни металлоискатели, во всяком случае в Западной Ирландии. А заводь, где Фларри так часто забрасывал удочку, была слишком глубока. Поэтому, если нож покоится на дне, его никогда не найдут.

Я услышал шум мотора медленно движущейся по аллее машины и вскоре разглядел ее между деревьями. Бросившись наперерез, я подоспел как раз в тот момент, когда Кевин выходил из автомобиля. Когда он оглянулся, я уже стоял рядом. Мои надежды на то, что он в шоке выдаст себя, оказались напрасны. Владелец магазина не побледнел и не отшатнулся.

– Как вы? – поинтересовался он, тепло пожимая мне руку.

– Для живого неплохо, – мрачно заявил я.

– О, то, что произошло, просто ужасно! – воскликнул Лисон-младший. – Провидение позаботилось о вас, ведь вы не спали в коттедже в ту ночь.

– Так вы слышали о пожаре? – спросил я с наигранным удивлением.

– Мне сообщил Кефи – начальник пожарной команды, – пояснил Кевин. – Потому-то я и заехал сюда по пути. Там все залито водой, а от здания остались одни стены.

– А Кефи обнаружил, отчего начался пожар? – заинтересовался я.

– Он пока ведет расследование. Конечно же ему придется проконсультироваться в страховой компании у эксперта по пожарам. Но я беспокоюсь о вас, ведь вы лишились всего имущества. Только позвоните, и я приобрету для вас все, что в моих силах. Наверное, вам необходима новая пишущая машинка взамен сгоревшей.

– Очень мило с вашей стороны, – натянуто поблагодарил я.

За разговором мы подошли к дому. Фларри в своей комнате с рыболовными принадлежностями привязывал искусственных мушек.

– Здорово, Кевин, – бросил он, не поднимая головы, – говорят, ты теперь сжигаешь свои дома. Хоть предупредил бы нас, что ли.

– Мне вовсе не нравятся твои шутки, – оскорбленно заявил Лисон-младший. – Неужели ты не понимаешь, что, если бы не случайность, Доминик мог бы…

– Поджариться до хрустящей корочки? – усмехнулся хозяин дома. – «Да, я понимаю, куда вы клоните», – как однажды ответила актриса архиепископу.

– Сейчас не время для грязных шуточек, Фларри. Я… – раздраженно начал Кевин.

– Ну и зачем ты сюда пожаловал? – буркнул старший брат.

– Конечно же осведомиться о здоровье Доминика. Он пережил суровое испытание!

– Верно, братишка, – хмыкнул бывший повстанец. – А что заставило тебя перемениться к нему?

– Я тебя не понимаю! – возмутился владелец магазина.

– Если ты такой заботливый, то почему объявил ему бойкот? – вкрадчивым тоном поинтересовался собеседник.

– Черт! Что за вранье! – заорал Кевин. – Меня даже в городе не было, когда…

– Смотри не проговорись, – прервал его брат. – Доминик прекрасно знает, почему ты так поступил.

Фларри отложил удилище и, загибая пальцы, стал перечислять каждый инцидент.

– Бриджит, Шейн, Хаггерти, Брайан в магазине – они все пляшут под твою дудку.

– Может быть, горожане имеют зуб на мистера Эйра. И на тебя заодно, братец, – невинно предположил муж Майры.

– Значит, по-твоему, недовольство людей было стихийным? – допытывался хозяин поместья.

– Как поджог, – ехидно вставил я, – коттеджа «Джойс».

– Не говорите чепухи! – взорвался разозленный Кевин. – Все в Шарлоттестауне знали о связи Гарриет и мистера Эйра, очевидно, кроме тебя. Они имеют право подозревать его в убийстве любовницы. Я не верю в подобную ерунду сам, но…

– Но не возражаешь, если другие в нее верят, – жестко закончил Фларри. – Ну давай! Что тебя действительно беспокоит, Кевин? У тебя вид словно у затравленной лисицы.

Так оно и было. В акульем изгибе рта младшего из братьев сквозила неуверенность, совершенно не характерная для его обычно напористой манеры поведения. У меня возникло подозрение, что Кевин близок к истерике.

– Я хочу переговорить с тобой с глазу на глаз, Фларри, – заявил он.

– Нет, Доминик останется, – отрезал хозяин дома. – Один ум хорошо, а два лучше, особенно в беде.

Повисло молчание.

– Простите за все, что я вам наговорил, вы оба, – вздохнув, заговорил Кевин. – Просто у меня неприятности. Вы не поверите, старший офицер Конканнон собирается предъявить мне обвинение. И в чем? В убийстве! Он снова выпытывал у меня подробности поездки в Голуэй. Как будто я помню каждый дюйм дороги и могу дать отчет о каждой минуте той ночью! Ему очень тяжело отвечать, особенно когда голова забита совершенно другим.

– А чем? – поинтересовался Фларри, глядя ему в глаза.

– Делами! – нетерпеливо и, похоже, уклончиво ответил брат. – Даже Майра ополчилась против меня!

– Неужели? – улыбнулся Лисон-старший.

– Она думает, что я… Она ревнива… Ей пришла в голову сумасшедшая идея, что я был… ну, что я тоже симпатизировал Гарриет, – запинаясь, бормотал Кевин. – Майра высказала это на другой же день! Я теперь не знаю, что и думать!

– И конечно, ты не заглядывался на мою жену? – Насмешливая улыбка хозяина усадьбы стала еще шире.

– Не зли меня! – воскликнул мэр.

Единственный раскат грома заставил Кевина подскочить на стуле. Повторения не последовало, но с того момента беседу сопровождало отдаленное ворчание грозовых туч в восточных горах. Фларри снова принялся привязывать мушек – его пальцы были на удивление проворны. Не поднимая глаз, он сказал:

– С тобой еще кое-что не так, Кевин, мой мальчик. Возможно, в Шарлоттестауне ты и важная птица, но даже здесь ты не всемогущ. В какую заварушку ты ввязался?

Его тон был отечески ласков, почти трогателен. Но Кевин, хотя его широкий рот и скривился, упрямо хранил молчание.

– Ладно, – хладнокровно продолжил Фларри. – Я сам попробую догадаться. Ты вляпался в какую-нибудь иезуитскую политическую интригу, а теперь ты увяз в ней по самые уши и не осмеливаешься выйти из игры. Сообщники разорвут тебя в клочья, если ты только подумаешь о бегстве. Мы с тобой никогда не сходились во мнениях, Кевин. Но ты мой брат, и мне бы не хотелось, чтобы тебя посадили в Маунтджойскую тюрьму или придумали чего похуже!

– Ты сам когда-то сражался за Ирландию, – буркнул Кевин.

– И что я в результате приобрел? – иронично спросил бывший командир бригады.

– Я же сказал: «За Ирландию», а не за себя, Фларри! – возразил мэр.

Фларри нетерпеливо ударил кулаком по столу.

– Значит, ты решил стать еще одним мучеником свободы? – проворчал он. – Я не верю в твое бескорыстие. Во что бы ты ни ввязывался, ты ни разу не забывал о своей выгоде!

– Это ложь! Ты вечно стараешься унизить меня, – заявил Кевин, вспыхнув. – Ты завидуешь мне, потому что я сколотил состояние, пока ты пьянствовал, торгуя репутацией ветерана войны с черно-пегими! Ты вечно занимал у меня деньги и позволял жене шляться по…

– Хватит! Убирайся! – вспылил Лисон-старший. – Я больше не хочу тебя видеть!

Братья несколько секунд пожирали друг друга глазами. Затем Кевин вскочил и выбежал из комнаты.

Фларри снова занялся наживками, выуживая мушек из жестяной коробки тремя пальцами своей изувеченной руки.

– Я поспешил поссориться с ним, Доминик, – печально произнес он. – Парень разозлил меня, как обычно. Я все время пытаюсь поговорить с ним по душам, но, если при следующей встрече он снова начнет обвинять меня, я опять с ним разругаюсь!

Бросив взгляд в окно поверх его головы, я залюбовался внезапно опустившейся завесой дождя. Небеса разверзлись, опорожняя содержимое туч на землю. Дождевая пелена была сплошной, словно поверхность водопада.

– Замечательно, – заметил Фларри. – Завтра вода будет что надо.

Я побрел в гостиную и в растерянности взял в руки один из многочисленных журналов Гарриет. И в который раз удивился, насколько изменился Фларри после ее смерти. Возможно, его прежняя безалаберность не являлась ни естественной манерой поведения, ни маской. Вероятно, это была попытка зрелого мужчины общаться с женщиной гораздо моложе себя, забавлять ее, подстраиваться под ее требования. Неужели Фларри интеллектуально опустился до ее уровня из любви и умственной праздности? Ее смерть определенно стряхнула с моего друга налет этой праздности. Новый Фларри был внушительным, словно огромный сонный стареющей лев, только что вновь открывший мощь своей лапы.

С балкона были видны струи дождя, плотные, словно шитое бисером покрывало. Речка бурлила под его потоками, монтбреции и фуксии поникли от бешеного напора дождя. Я почувствовал странное желание выбежать нагишом под ливень, словно он смог бы смыть с моей души всю грязь. Я поднялся наверх и расстелил постель, потом взял несколько страниц своей рукописи, спасенной из огня, и принялся уныло их перечитывать. Нет, это никуда не годится! Какой-то картонный, надуманный роман. Лучше бы он сгорел вместе с коттеджем, словно ребенок, которого Фларри считал своим, погибший вместе с матерью.

Я наспех перекусил вместе с Фларри и Шеймусом – они оба казались озабоченными, – а ровно в два прибыл Конканнон. Фларри впустил его в дом и помог снять плащ, промокший насквозь, пока его владелец преодолел каких-нибудь двадцать ярдов от машины до парадного входа. Наконец полицейский и хозяин дома вошли в гостиную.

– Итак, вы потеряли самообладание, мистер Эйр? – спросил детектив.

– Хотелось бы мне знать, о чем это вы! – в замешательстве произнес я.

Конканнон вытащил из портфеля листок бумаги, держа его за два уголка перед моими глазами.

– Вот об этом. Нет, не прикасайтесь, просто прочтите.

Текст был отпечатан на машинке, а внизу стояла моя подпись.

– Но я ничего подобного не писал! – выдавил я наконец, совершенно сбитый с толку.

– Это сообщение напечатано на вашей пишущей машинке, – настаивал следователь. – Я взял образец шрифта несколько дней назад. А это ваша подпись, не так ли?

– Очень похожа, – отозвался я. – Но ведь это подделка.

– Но отпечатки пальцев подделать невозможно, – сухо возразил полицейский.

– Отпечатки пальцев? – ошеломленно переспросил я.

– Я получил это письмо утренней почтой и тщательно исследовал его, – объяснил детектив. – На нем повсюду только ваши отпечатки пальцев. Других нет.

Я рухнул в кресло в полном изнеможении. Несколько мгновений я был близок к обмороку. Фларри хотел было взглянуть на роковой листок, но Конканнон быстренько засунул его обратно в портфель.

– Это послание мистера Эйра, признающегося в убийстве вашей жены и объявляющего о намерении покончить с собой, – коротко проинформировал он великана.

– Поверить не могу! – ошарашенно воскликнул мой друг.

– В таком случае объясните, откуда на бумаге его отпечатки пальцев, мистер Лисон, – заявил старший офицер.

Хозяин дома лишь печально покачал головой. Я был в отчаянии: ловушка в конце концов захлопнулась. Конканнон, казалось, ждал от меня каких-то слов, но у меня перехватило горло. Тогда снова заговорил Фларри:

– Послушайте! Если бы письмо было настоящим, а Доминик струсил в последний момент, ему пришлось бы бежать отсюда, зная, что его признание обязательно попадет к вам в руки.

– Это послание с его подписью и опечатками пальцев, отпечатанное на его собственной пишущей машинке… – начал возражать полицейский.

Я взволнованно прервал его, припомнив одно незначительное происшествие. Я пояснил Конканнону, что, собираясь отправить письмо моей матушке несколько дней назад, я вставил в машинку лист бумаги, но ничего не успел напечатать – что-то меня отвлекло. А после его вчерашнего визита я заметил пропажу чистого листа из машинки.

– Надеюсь, вы не хотите обвинить в краже меня? – насмешливо произнес детектив.

– Не говорите глупостей! – гневно ответил я.

– И когда вы в последний раз видели лист в машинке? – осведомился он с издевкой.

– Тем же утром, еще до похорон, – уточнил я. – Похороны! Я отсутствовал около часа или немного больше. Кто-то мог проникнуть в дом и увидеть этот лист. И зная, что на бумаге окажутся мои отпечатки, написать это признание.

– Занимательная история, мистер Эйр, – недоверчиво проговорил следователь. – У вас недурное воображение, даже для писателя.

– В его идее гораздо больше смысла, чем в твоих измышлениях, Конканнон, черт тебя подери! – прорычал Фларри.

– Очень хорошо, – вздохнул полицейский. – Примем ваше утверждение в качестве гипотезы. Некто печатает признание и отсылает его по почте мне. После этого он должен подстроить ваше самоубийство той же ночью. Но зачем и как?

– Этот ваш некто – убийца, а так называемое признание и мое самоубийство снимают с него все подозрения, – быстро ответил я.

– Понятно, – усмехнулся детектив. – А что вы ответите на вопрос «как»?

– Ну, это совсем просто, – неожиданно вступил в разговор Фларри.

– Неужели? Ладно, расскажите мне, – пожал плечами старший офицер.

– А полиции разве неизвестно, что коттедж «Джойс» сгорел дотла прошлой ночью?

– Я полагал, что мистеру Эйру следовало бы принять яд, а не спалить себя заживо, – ехидно заметил старший офицер. – К тому же, смерть в пламени очень мучительна.

– Не строй из себя дурака, парень! – оборвал его хозяин дома. – Можешь попридержать язык, пока я пораскину мозгами? Ты выяснил, что обнаружил Кефи?

– Выяснил, – уклончиво ответил полицейский.

– На пожарище нашли керосиновую лампу? – настаивал Лисон-старший.

– Нашли, – коротко сообщил детектив. – На полу. Верхний этаж рухнул.

– Замечательно. Могу рассказать, как я бы действовал, решив совершить поджог, – рассуждал мой друг. – Не перебивай, а то у меня мысли разбегаются. В полной уверенности, что к двум часам ночи Доминик крепко спит, я бы спокойненько пробрался в жилище с канистрой бензина. Ты обычно берешь лампу с собой в спальню?

– Нет, только свечу, – ответил я.

Фларри возбужденно расхаживал по комнате.

– Правильно. Я бы зажег лампу и, держа ее в руках, осторожно поднялся по лестнице с канистрой. Потом перевернул лампу на пол и вылил бы на нее бензин. Или, может быть, просто бросил спичку, – объяснял Лисон с горящими глазами. – Все помещение тут же вспыхнет, но я еще успею сбегать вниз с канистрой, запереть дверь коттеджа, чтобы помешать Доминику выбраться, если в нем еще теплится жизнь, и убраться подальше оттуда раньше, чем пламя охватит весь дом.

– Но какой смысл в ваших действиях, если вы не видите мистера Эйра в постели? – поинтересовался детектив скептически.

– А как я могу его разглядеть в темноте? Я же не стану входить и обшаривать постель на ощупь, чтобы убедиться, – усмехнулся бывший боевик. – Я просто проделываю эту милую шутку с бензином и лампой, а потом быстро сматываюсь.

– Ты мог бы сколотить себе состояние, рассказывая такие небылицы на ярмарке, – насмешливо заявил Конканнон, но я заметил, что рассуждения моего друга произвели на него впечатление.

– Однако ты так и не добрался до яда, – продолжал он. – Предполагалось, что мистер Эйр, выпив его, устроит себе огненное погребение?

– У него рядом с кроватью могла стоять лампа, а в предсмертных конвульсиях он бы ее перевернул, – объяснил Фларри не без удовольствия, – и случайно устроил пожар.

– Но потом мы бы не обнаружили в теле яда, – заметил Конканнон, вступая в игру.

– Да вы бы не потрудились искать яд в обугленном трупе?! – воскликнул бывший командир бригады. – У вас же было признание…

– Нет, мы непременно проверили бы! – возмутился офицер.

– Возможно, тот парень, напечатавший письмо, накапал яду… Доминик, у тебя стоит стакан с водой на прикроватном столике? – заинтересовался Фларри.

– Нет, – ответил я.

– Возможно, ты привык пропускать стаканчик на ночь? – расспрашивал Лисон.

– Не всегда, – возразил я. – Только время от времени.

– Тогда он мог бы налить отравы в виски и надеяться на лучшее, – заключил мой друг.

– Все это только рассуждения, – нетерпеливо прервал его Конканнон. – Я не отрицаю, что ваши предположения могут оказаться оправданными. Но тогда кто же такой этот мистер Икс в конце концов?

Я хотел было ответить, но Фларри опередил меня.

– У Кевина есть ключ от дома, – ровным голосом сообщил он. – Его не было на похоронах. Он считает, что ты собираешься обвинить его в убийстве Гарри, поэтому ему выгодно свалить все на Доминика.

– К тому же, – добавил я, – пишущая машинка не идет у него из головы: только утром он предлагал заменить ту, что я потерял при пожаре.

– Значит, ты считаешь виновником пожара своего брата, Фларри, – подвел итог старший офицер. – Я навестил его час назад. Он утверждает, что всю ночь провел в постели, что подтверждает и миссис Лисон.

– Еще бы! – фыркнул мой приятель. – Но у Кевина хватает исполнителей его приказов, и ты об этом прекрасно осведомлен. Ты расспросил его, где он шлялся во время похорон?

– Нет. Но это мы тоже установим, – пообещал детектив. – В моем распоряжении пока нет армии полицейских.

– Зато у вас достаточно людей для наблюдения за мной, – вставил я довольно едко.

Конканнон понял намек.

– Я действительно снял с вас охрану пару дней назад, – с сожалением произнес он. – Согласен, это было ошибкой. Наблюдатели могли бы предотвратить пожар в вашем доме.

– Я догадываюсь, что вы лишь отослали их подальше от моего жилья, рассчитывая, что у меня возникнет соблазн сбежать отсюда.

Конканнон пропустил мою реплику мимо ушей. Вместо ответа, он заявил Фларри, что хочет кое-что обсудить со мной с глазу на глаз. Подмигнув мне, хозяин дома удалился. Без его присутствия я чувствовал себя до странности беззащитным. Старший офицер начал подробно допытываться у меня о событиях предыдущей ночи: «Во сколько мы легли спать? Кто сообщил нам о пожаре? Спал ли я, когда в дом Лисонов постучался известивший нас сосед?» И так далее и тому подобное.

Он вытянул из меня информацию о том, что я легко разбудил Фларри, который оказался полностью одетым.

– Мы пили, – объяснил я. – Не сомневаюсь, он завалился спать, не удосужившись даже снять ботинки.

– И вы говорите, он упорно настаивал, чтобы вы провели ночь в его доме? – уточнил детектив.

– Вообще-то ему не пришлось долго меня уговаривать, – признался я.

Конканнон продолжил расспросы, но я никак не мог сообразить, куда он клонит. Я ознакомил его со смутными воспоминаниями о наших поминках: сентиментальность, пение, буйство.

– Странная манера поведения, когда твоя жена только что упокоилась в могиле, – прокомментировал он. – Шеймуса не шокировало подобное поведение?

Я невольно встал на защиту Фларри.

– Во всяком случае, Шеймус этого не демонстрировал, – ответил я. – Фларри любил ее, в этом нет никаких сомнений. Зачем осуждать человека, каким бы способом он ни пытался умерить свое горе?

Конканнон был рассержен моим заявлением. Мы снова вернулись к игре в вопросы и ответы. Наконец он заключил:

– Итак, вы не можете достоверно подтвердить, что мистер Лисон не отлучался из дома после окончания поминок?

– Господи боже мой! – ошеломленно воскликнул я. – Неужели вы полагаете, что это он спалил коттедж? Бога ради, да зачем ему это делать?

– Чтобы обвинить своего брата, – коротко ответил Конканнон.

– Вы, должно быть, сошли с ума, старший офицер! – возмутился я.

– О'Донована тоже не было на похоронах, – равнодушно заметил детектив. – Он вполне мог напечатать ваше признание и отправить его по почте. Для Фларри он на все готов.

– Но…

– Однажды я видел карикатуру, – продолжал Конканнон беспечно. – Уличный головорез прикончил в подворотне свою жертву. А другой бандит в это время, подкравшись сзади, заносил нож над первым.

– Разве это не поучительная история, детки? – язвительно произнес я.

– Фларри изо всех сил старался меня убедить, что это его брат устроил пожар, чтобы избежать обвинения в убийстве. А что, если это ваш друг организовал поджог и ложное признание, чтобы вы заподозрили Кевина? Чтобы мы все пребывали в заблуждении, что это была отчаянная попытка Кевина избавиться от подозрений.

– Подобных маразматических измышлений вконец рехнувшегося старого интригана я никогда…

– Флоренса Лисона очень заботило наше мнение о причинах пожара, вы не заметили? – заявил детектив, проигнорировав мою гневную тираду.

– Я знаю одно: Фларри не убивал своей жены! – возмущенно воскликнул я.

– А откуда вы это знаете? – Конканнон вперил в меня свой самый испытующий взгляд.

– Просто знаю и все! – настаивал я.

– У него был самый веский мотив и прекрасная возможность, – возразил офицер полиции.

– Мне все равно! – не сдавался я.

– Очень странно, откуда взялась такая внезапная преданная дружба? – осведомился собеседник.

– Вы еще вообразите, что мы сговорились и вместе прикончили Гарри, – саркастически произнес я.

– И я подразумеваю не только ревность, говоря о мотиве, – с безразличным спокойствием продолжал Конканнон. – Гарриет сорила деньгами…

– Никогда не замечал ничего подобного, – отрезал я.

– А Фларри был почти банкротом. Вы знаете, сколько он должен своему брату? – поинтересовался детектив. – Если Кевина повесят за убийство, это положит конец финансовым проблемам вашего друга.

– Но…

– Кевин завещал брату кругленькую сумму, – объяснил полицейский. – Он – человек богатый. А Майра Лисон в случае его смерти получит большую часть имущества.

– Следовательно, у Майры тоже есть веская причина желать, чтобы мужа обвинили в преступлении? – язвительно заметил я.

– Там, где замешаны деньги, всегда есть мотив для убийства.

После подобного высокопарного заявления Конканнон замолк. На протяжении нашей странной беседы он, казалось, искал в моих словах подтверждение каких-то своих тайных умозаключений, но я был слишком взбешен, чтобы проявлять осторожность. Конканнон получил то, что хотел, но все еще казался настороженным. Я почувствовал, что он чего-то ждет.

– Знаете, – начал я через некоторое время, – полагаю, вы все это время выдумывали всякие небылицы. Болтали первое, что на ум взбредет. Пудрили мне мозги, чтобы просто поразвлечься.

Конканнон, заерзав в кресле, криво улыбнулся и открыл было рот, собираясь что-то сказать. В это мгновение на улице грохнул сдвоенный выстрел. Мы с офицером выскочили из комнаты. «Господи! – пронеслось у меня в голове. Фларри застрелился!» Выбежав на мощеный двор за домом, мы столкнулись с Шеймусом, важно шествующим с двустволкой а одной руке и большой лисицей в другой. Дождь прекратился.

– Наконец-то я ее поймал! – улыбнулся управляющий. – Кур воровала. Такая смелая! Никогда бы не подумал, что она проделывает это средь бела дня.

– Хорошо, что у тебя было с собой ружье, – сказал Конканнон.

Не успели мы вернуться в дом, как зазвонил телефон. Я услышал, что Фларри пошлепал из комнаты с удочками к аппарату. Потом он завопил:

– Это тебя, Конканнон!

Меня оставили одного в гостиной. Не знаю, почему это видение посетило меня именно тогда, но я был просто потрясен, вообразив, как проснулся в своей маленькой спальне, объятой пламенем. Кровать горит, окошко слишком мало, чтобы протиснуться сквозь него, в отчаянии и агонии мое тело скручивается в огне, словно сухой листок.

Когда вернулся Конканнон, мне показалось, будто он спас меня из горящей печи или из захлопнувшейся ловушки. Выглядел детектив почти благодушно.

– Я вынужден откланяться, – заявил он, потирая руки. – Знаете, мистер Эйр, вы ужасно упрямый человек.

– Неужели? – вежливо произнес я.

– Скажите мне, что еще могла делать Гарриет Лисон, лежа обнаженной у реки, если не поджидать своего любовника? – насмешливо спросил детектив. – Загорать? Вы все еще утверждаете, что не назначали ей свидания в ту ночь?

Я отрицательно покачал головой.

Странная, гипнотическая, почти напевная интонация появилась в его тоне.

– Вы невиновны во всем остальном. Почему вы скрываете от меня это? Почему?

Я сохранял молчание.

– Тогда я сам скажу почему, – проникновенно говорил старший офицер. – Вы не можете простить себе, что оставили ее там на произвол… Вы никогда не сможете забыть, что порвали с ней в конце концов. Никогда. Вы внушаете себе, что все случилось не из-за вашего расставания. Но ничего не выйдет. Вы будете носить шрамы от ее ран в своем сердце всю свою жизнь. Мне жаль вас.

Еще минута, и я бы доверился этому удивительному человеку. Но тут снова звякнул телефон.

– Это тебя, Доминик! – крикнул Фларри. – Майра хочет поговорить с тобой.

Я был рад ускользнуть от разрушительных уловок Конканнона. Но беседа с Майрой меня ничуть не успокоила. Она произносила слова, как автомат:

– Доминик, вы не могли бы немедленно приехать ко мне. У меня большое горе.

– Да, конечно, – успокоил я его. – А в чем дело?

Она потеряла самообладание и разрыдалась:

– Кевина арестовали!

Глава 13

Пока я ехал по главной улице, Шарлоттестаун показался мне совершенно иным, словно дом, где произошла катастрофа, закрытый ставнями, притихший и побежденный. Кроме двоих крепких парней, пристально рассматривавших меня, когда я вылезал из машины, поблизости не было ни души. «Неужели все население города арестовано?» – подумал я. Улицы не выглядели бы более мрачно, даже если бы в этом нездоровом маленьком городишке разразилась эпидемия чумы. Атмосфера была столь же безнадежной, как в моей первой школе в Ковентри: невольно возникало ощущение полной изоляции.

Я почувствовал облегчение лишь в тот момент, когда Майра открыла мне дверь и торопливо провела меня в кабинет Кевина. Три маленьких веснушчатых личика ошеломленно уставились на меня из глубины коридора.

– Не торчите тут, дети! – прикрикнула на них мать. – Займитесь чем-нибудь! Идите на улицу и поиграйте! Погода разгулялась.

Эта нервозность не вязалась с обычно уравновешенным поведением Майры. Казалось, она сама не своя: ее румянец выглядел чахоточным, волосы спутались, а глаза покраснели от слез.

– Какой позор! – пробормотала она. – Как это переживут дети?

– Что происходит, Майра? – осведомился я. – Мне совершенно ничего не известно.

– Я не знаю, к кому обратиться! – воскликнула она. – Если бы только отец Бреснихан был здесь!

– А я ничем не могу помочь? – сочувственно спросил я.

– Кэтлин говорит, возможно, святой отец вернется сегодня вечером, – бессвязно произносила хозяйка дома. – Ужасно! Эти люди увели его с собой. Они даже не дали мне с ним поговорить!

– С Кевином?

– Да. – Майра разрыдалась.

Когда она немного пришла в себя, я поинтересовался выдвинутыми против Кевина обвинениями.

– Я ничего не знаю, – плакала Майра. – Даже подумать не смею.

– Вообще-то у нас не полицейское государство, – рассудительно сказал я. – Мистер Лисон имеет право воспользоваться услугами защитника, не так ли? Вы уже звонили адвокату?

– Зачем? – пробормотала женщина. – Человек, арестовавший Кевина, сказал мне, что его отправляют в Дублин.

– В Дублин? Но почему, черт возьми?! – растерянно воскликнул я.

– Я не знаю! – всхлипывала хозяйка дома.

Через некоторое время ситуация прояснилось. Майра вышла за покупками, а по дороге домой разговорилась со школьной директрисой. Приближаясь к дому, женщина заметила у дверей какой-то незнакомый автомобиль. Парадная дверь отворилась, и трое чужаков, вышедших из дома, запихали Кевина в машину. Один из них произнес: «Мы увозим вашего мужа в Дублин на допрос. Попрощайтесь с ним. Мы с вами свяжемся».

– Они были в форме, эти люди? – уточнил я.

– Нет, – покачала она головой.

– И Кевин ничего вам не сказал?

– Нет. Вряд ли он вообще меня заметил. У мужа был такой вид, словно небо обрушилось ему на голову, – вздохнула миссис Лисон. – Войдя в дом, я застала там еще двоих мужчин, рывшихся в ящиках письменного стола. Они лишь недавно ушли. Меня просто вытолкали из комнаты. Я не смогла вытянуть из них ни слова о Кевине.

– А они показали ордер на обыск? – выспрашивал я.

– Нет. Я была слишком взволнована, чтобы думать об этом. К тому же дети плакали.

Мне пришла в голову мысль о нацистской Германии. Я подумал о внезапных ночных визитах, когда человека уводят на тайный трибунал и, возможно, его никто больше не увидит. Где доказательства, что схватившие Кевина неразговорчивые чужаки были представителями полиции? Я не стал пугать своими идеями Майру, осведомившись, можно ли мне воспользоваться ее телефоном. Она молча кивнула. Сначала я позвонил Фларри, но Конканнон уже ушел. Я попытался связаться с полицейским управлением Голуэя, но там мне ответили, что начальник еще не вернулся. Наконец, я дозвонился до полиции в Шарлоттестауне. Голос медлительного сержанта, потерпевшего сокрушительную неудачу в расследовании моих неприятностей, показался не слишком утешительным.

– Мистера Кевина забрала из дома группа людей в штатском, – сообщил я. – Они были bona fide?

– Не ломайте над этим голову, мистер Эйр! – посоветовал собеседник.

– Я и не собирался, – ответил я. – Это миссис Лисон. Она хочет узнать, что произошло.

– Это ее право, – произнес служака со сводящим с ума спокойствием. – Но не стоит спешить, мистер Эйр. Старший офицер навестит ее сегодня вечером.

– Но побойтесь бога! – раздраженно заявил я. – Миссис Лисон следует объяснить, в чем обвиняют ее мужа.

– В свое время ей все объяснят, – заявил сержант.

– Скажите сейчас, – настаивал я.

– У меня нет соответствующего приказа, – упрямо твердил полицейский.

– Но ведь не в убийстве? – допытывался я.

Я почти услышал в телефонной трубке скрип мозгов сержанта.

– С чего вы решили, что в убийстве? – подозрительно спросил он.

– О, чтоб тебе! – Я бросил трубку.

Майра смотрела на меня в отчаянной надежде, зрачки ее зеленых глаз расширились от страха и волнения.

– Ему приказано держать рот на замке, – коротко объяснил я. – Судя по его увиливанию, скорее всего, Кевина арестовали по подозрению в убийстве. Хотя я не знаю, почему полиция старается сохранить это в тайне. Мне жаль, Майра.

Миссис Лисон встала, повернувшись спиной ко мне, ее тело окаменело, лоб прижимался к стене – извечная поза женщины в шоке. Она простояла так довольно долго, пытаясь успокоиться, прежде чем обернулась ко мне.

– Этого я и боялась. О, Доминик! Я так этого боялась! – проговорила она отрывисто, снова опускаясь на стул.

Я погладил ее по плечу, чувствуя себя ужасно неловко.

– Постарайтесь не волноваться, Майра, – успокаивал я ее. – Верьте, что его невиновность обязательно будет доказана.

– Если бы Кевин был со мной откровеннее! – вздохнула мать семейства. – Я бы простила его. Он не делился своими переживаниями, поэтому я не могла ему помочь. Эта женщина – она погубила всех. Когда я увидела ее той ночью… – Майра резко оборвала фразу.

– Увидела ее? – ошеломленно переспросил я.

Женщина как-то странно глянула на меня наполовину встревоженно, наполовину лукаво.

– Не знаю, что вы подумаете теперь обо мне. Просто я упомянула вам не обо всем, что случилось в ночь убийства. – Она печально вздохнула. – Теперь, когда его арестовали, это уже не имеет никакого значения. Абсолютно никакого.

Ее голова с гордо поднятым подбородком повернулась ко мне. Взгляд хозяйки дома был обращен внутрь себя.

– Я рассказывала, что какое-то время бродила по усадьбе. Я была в ужасном состоянии: злилась на себя за выслеживание собственного мужа, – вспоминала миссис Лисон. – Так унизительно сознавать, что опустилась до вульгарной слежки! И я действительно ее видела.

– Неужели? – спросил я, чтобы подтолкнуть ее к дальнейшим откровениям.

– Я тихонько кралась под деревьями. Знаете эту рощу на краю усадьбы, между пастбищем и рекой? Потом я выглянула из-за лиственной завесы. Было темно, но не настолько, чтобы я не разглядела ее на траве, у самой воды. – Лицо моей собеседницы скривилось. – Лежала обнаженная, потягиваясь, как шлюха.

– Действительно?

– А потом – тело – исчезло, – с расстановкой произнесла женщина.

– Исчезло? – переспросил я удивленно.

– Ее фигуру заслонила какая-то темная масса. Мне так показалось в первое мгновение, – пояснила мать семейства. – В следующее мгновение я поняла, что это мужчина в темном костюме. Человек некоторое время не двигался. Я пряталась слишком далеко, чтобы слышать их разговор. Потом я увидела ее руки, обнимающие темную фигуру, словно… словно эта развратница пыталась притянуть мужчину поближе. Я больше не могла выносить этот кошмар. Я убежала куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от этого места. Некоторое время сидела у тропки, пытаясь успокоиться, это было так отвратительно! – И миссис Лисон разразилась рыданиями.

– Но, Майра, – сказал я некоторое время спустя, – вы же не могли узнать ту темную фигуру со спины. Почему вы решили, что это был именно Кевин?

– А кто еще это мог быть? – грустно произнесла хозяйка дома.

– Это мог быть я, – выдавил я из себя. – Вам не приходила в голову такая мысль?

– Нет. Во всяком случае, в ту ночь, – призналась женщина. – Я ожидала застать с ней Кевина, поэтому я и сочла… Ведь это были не вы, верно?

– Верно, – постарался ответить я уверенным тоном.

– А потом Кевин пришел домой, – продолжила Майра. – Он был в темном костюме. И мне показалось, что он ведет себя очень странно. Раздраженный, усталый… не знаю, как сказать… он словно был далеко отсюда. Он казался чужим. Поэтому, когда я услышала, что Гарри…

– Но, Майра, если… Вы же не видели крови на его одежде? – сочувственно спросил я.

Женщина задрожала.

– Я не знаю, – чуть слышно ответила она. – Думаю, нет.

– Полиция ведь осматривала вещи Кевина, – попытался я успокоить Майру.

– Я предположила, что он каким-то образом избежал… – отозвалась хозяйка дома.

– И вы никогда не намекали ему о своих догадках? – удивился я.

– Нет, я не осмеливалась. Только спросила его, чем он был занят в тот вечер и почему вернулся так поздно. Муж заявил, что в машине кончился бензин. Мне не хотелось признаваться, что я подсматривала за ним. – Майра улыбнулась мне слабой копией своей трогательной улыбки. – Боюсь, вы не сможете меня простить, Доминик.

– Я? Не прощу вас?

– Если бы я поведала Конканнону об увиденном, он никогда не стал бы подозревать вас в преступлении. И вам бы не пришлось пройти через это отвратительное дознание. Я уверена… вы ей симпатизировали, – смущенно добавила Майра.

– Вам тоже есть за что меня прощать, – откровенно заявил я.

– Я не понимаю, – изумленно взмахнула ресницами женщина.

– Дело в том, что мне пришлось известить Конканнона о ваших странствиях в поисках Кевина в тот вечер, – с сожалением произнес я.

Майра поджала губы.

– Я знаю, что обманул ваше доверие. Но я сам оказался в еще худшем положении, – попытался я оправдаться. – В действительности Конканнон не проявил к этим сведениям никакого интереса. Но мне жаль, правда.

– И я полагаю, вы сообщили ему, что я делала… бродила по усадьбе?

В ее сарказме я уловил нотку опасения.

– Нет. Я лишь упомянул, что вы выехали на велосипеде встречать Кевина, подождали на перекрестке и вернулись домой тем же путем.

– А почему я должна вам верить? – резко заявила женщина.

Но я различил вздох облегчения.

– Я вас не выдам, – пообещал я. – Это было бы подло. Но у меня нет причин любить вашего мужа.

Произнося эту речь, я вдруг испугался, что Майра может неправильно понять мое последнее замечание. Она пристально посмотрела мне в глаза.

– Подразумевается, что у вас есть причина любить меня? – спросила она с шокирующей откровенностью.

– Я… я хотел сказать, что вы никогда не причиняли мне зла… вы были ужасно добры ко мне, – сбивчиво проговорил я, смутившись.

Майра отвела взгляд.

– А Кевин навредил вам? – спросила она внезапно. – Как?

– Да все тот самый бойкот, – в замешательстве произнес я. – И…

– И? – подтолкнула меня она.

Я понял намек:

– Я подозреваю, что это он спалил коттедж. И привез меня связанным на побережье, где я чуть было не утонул.

– Вы с ума сошли, Доминик! – Миссис Лисон говорила с искренним недоумением. – Для чего ему так скверно поступать с вами? Вы ему нравились.

Я ответил как можно легкомысленнее:

– Дорогая Майра, вы – не единственный ревнивый человек в Шарлоттестауне.

– О, перестаньте!

Женщина натянуто улыбнулась. Потом ее красивые брови снова сошлись на переносице.

– Не знаю, как мы можем так о нем рассуждать после его ареста. Мне должно быть стыдно.

– Вы ему ничем не поможете, если будете хандрить, – сказал я как можно убедительнее.

– Хорошо, я больше не буду! – ответила она по-детски.

О, женское послушание!

– Но что же мне делать, Доминик? – всхлипнула жена Кевина.

– Держаться. Выживать. Возможно, все случившееся – ужасная ошибка, – советовал я покровительственным тоном. – Переговорите с отцом Бресниханом после его возвращения. Даже если произойдет худшее, у вас есть дети. И я рад буду помочь вам, чем смогу. Однажды, когда все это будет позади…

– О, что за мерзкие разговоры! – воскликнула она.

Настроение хозяйки дома внезапно переменилось. Она взирала на меня с опаской.

– Некоторые мужчины пытаются сблизиться с женщиной, когда у нее большое горе. Мне так говорили, – напряженно сказала миссис Лисон.

– Да, но я не принадлежу к их числу, – успокоил я ее.

– Вы для меня большое утешение, мой дорогой, – тепло произнесла моя собеседница. – Разве не странно, что я разговариваю с вами так запросто. С первой нашей встречи я подумала, что мы с вами очень похожи.

Я понимал, что разговор принимает опасный оборот. Сдержанность и светские условности Майры начинали сползать с нее, подобно шелухе, после суровых испытаний последних нескольких дней. А я был усталым, бестактным и доведенным до последней черты.

– Майра, вы любили… Вы любите Кевина? – вырвалось у меня, прежде чем я спохватился.

Ее глаза расширились.

– Люблю ли я его? – возмущенно заявила она. – Ну конечно! Я люблю его, ведь он – мой муж.

Я улыбнулся ей.

– Как гадко с вашей стороны так меня дразнить! – обиженно воскликнула женщина. – Я действительно любила его. Я была готова ради него на все – даже умереть, если нужно…

– Или служить образцом беспорочной ирландской женственности в соответствии с идеалами отца Бреснихана, – насмешливо отозвался я. – Но через некоторое время вы поняли, что на самом деле превратились в обычную домохозяйку, муж которой скрывал от нее самую интересную часть своей жизни.

– Вы очень циничны, Доминик, – горько сказала миссис Лисон.

– Вы знаете, что это правда, – возразил я.

Ее губы задрожали. Она бросила на меня продолжительный испытующий взгляд. В следующее мгновение она припала к моим ногам, причитая:

– О, Доминик! Мне так одиноко!

Я понял, что неосознанно подталкивал ее к этому. Мне тоже было одиноко. В моем сердце образовалась пустота, алчущая заполнения. Лицо Майры было разгоряченным, все еще влажным от слез, а дыхание обжигало мою щеку. Я поцеловал ее. На мгновение она сжалась в моих руках, потом напряженное тело женщины расслабилось, и она ответила с удивительной страстностью. «Нет, это не желание близости, – думал я, – лишь поиски забвения в моих объятиях».

Мы некоторое время целовались. Но ее ласки не принесли мне облегчения. Между мной и Майрой стояла Гарриет. Она отвратила меня от прочих женщин. Мне внезапно вспомнились две строки из Мередита:

Я легонько оттолкнул Майру от себя. Она смотрела на меня невидящими глазами.

– Прости, дорогая, но мы поступаем скверно. Так не пойдет, – произнес я нежно.

– Конечно.

Майра стояла надо мной с пылающими щеками, нервно приглаживая волосы. Она старалась держаться с достоинством.

– Вы ведь тоже несчастны, правда, Доминик?

И лишь на обратном пути в усадьбу Лисонов я почувствовал отвращение к себе. Что на меня нашло? Почему я так вел себя с Майрой? Флиртовал, воспользовался ее незащищенностью, вызванной тревогой за судьбу Кевина! Так поступить мог только опустившийся человек. Но с другой стороны, что заставило Майру отбросить привычную сдержанность? Задав себе этот вопрос, я задумался над загадкой ее натуры. Я мало общался с женщинами до Гарриет, но моя подруга успела обучить меня всем тонкостям любовной стратегии. Мы погружались в захватывающую игру уловок – игру, столь поглощающую, что, казалось, она охватывает весь диапазон войны между полами. Я никогда целиком не доверял моей возлюбленной, никогда не был уверен в ее ко мне отношении. Какой восхитительно возбуждающей была эта неопределенность! Гарриет выработала во мне стереотип восприятия женщин.

Майра же, сначала казавшаяся такой не похожей на Гарриет, такой стеснительной, лишенной чувственности, рассудительной и последовательной, теперь воспринималась сквозь призму моего любовного опыта. Разве эта сострадательная мать семейства под внешней мишурой воспитания и привычек не была такой же непостоянной, капризной, лукавой и, возможно, лживой? Подчиняющей мужчин своим желаниям бессознательно точно так же, как Гарриет сознательно манипулировала мной?

Я принялся размышлять о внезапной откровенности Майры, признавшейся, что видела той ночью Гарриет и темную фигуру, склонившуюся над ней, а потом убежала. В рассказе жены Кевина не было ничего неправдоподобного. Однако казалось странным, что ревнивая женщина, отправившаяся на поиски своего мужа и заставшая его на месте преступления, не накричала на него, не разоблачила его в ту же минуту, вместо того чтобы тайно вернуться домой. А если Майра не была уверена в личности любовника Гарри, почему она не подошла поближе, чтобы удостовериться? Неужели ее неистовая ревность не смогла одолеть пуританское воспитание?

Просто из любопытства предположим, что Майра выдумала эту историю. Для чего ей понадобилось солгать мне? Только если за таинственной темной фигурой преступника скрывалась она сама. Майра явно почувствовала облегчение, услышав, что я не передал Конканнону повесть о ее ночных скитаниях. Тогда почему она изменила свою первоначальную версию? Возможно, рассчитывая, что я непременно перескажу ее Конканнону, забивая последний гвоздь в гроб ее мужа. Нет, вряд ли ревность миссис Лисон достигла такого накала, чтобы толкнуть ее на убийство. Уж слишком все это запутанно. Во всяком случае, полиция осматривала ее платья, как и одежду Кевина, и не обнаружила на ней никаких кровавых следов. Но если я и представлял Майру Клитемнестрой, Кевина трудно было вообразить кем-нибудь, кроме Эгеста.

Тут у меня возникла омерзительная мысль. «Женщины, – размышлял я (имея в виду Гарриет), – обладают инстинктивным умением возбуждать мужчину разговорами о сексе». Описание обнаженной Гарриет, обвивающей руками темную фигуру, превратило нас с Майрой в соучастников этой любовной сцены в моей эротической фантазии. Действительно ли Майра неосознанно стремилась пробудить во мне желание? А потом бросилась мне на шею.

Нет-нет, это просто игра воображения. Майра всего лишь обезумевшая от горя женщина, слепо ищущая любого утешения…

Мы с Фларри преспокойно напивались в его кабинете, когда около половины седьмого явился с визитом Конканнон. Я не был настроен распространяться об откровениях Майры, а хозяин дома был разговорчив не более меня. Однако поприветствовал гостя довольно любезно и, усадив в лучшее кресло, вложил стакан с виски ему в руку. Конканнон выглядел человеком, медленно выздоравливающим после тяжелой болезни.

– Итак, вы арестовали моего брата? – взял быка за рога Фларри.

– Да, – подтвердил старший офицер. – Я вам сочувствую.

– Он признался? – уточнил мой друг.

– Он будет давать показания завтра в Дублине, – коротко сообщил полицейский.

– Вы обычно отвозите убийц в Дублин? – удивился Лисон-старший.

– Кевина Лисона не обвиняют в убийстве, – заявил детектив.

Как только Конканнон произнес эти слова, я тут же понял, что все это время не очень верил в виновность Кевина. Последовало молчание.

– Я рад это слышать, – заметил наконец Фларри.

Зная его намерения разделаться с убийцей, я был уверен, что мой друг в восторге от этой новости.

– Не в убийстве? Тогда, черт возьми, в чем его обвиняют?! – воскликнул я.

– В том, что называется государственной изменой, мистер Эйр, – объяснил офицер. – В предательстве.

Фларри тяжело вздохнул.

– Именно этого я и боялся! – печально проговорил он. – Бедный дурачок! Мне следовало бы предостеречь парня, черт побери! В его предательстве есть и моя вина.

– Вы знали, что Кевин участвовал в тайной политической деятельности?

– Нет, не знал, – отозвался Лисон-старший. – Но догадывался. И понимал, что разговаривать с ним на эту тему бесполезно. Братишка все равно не стал бы меня слушать. А как долго вы об этом знали?

– У нас возникли подозрения еще в начале года, но мы ничего не могли доказать. Мистер Эйр дал нам первый ключ, – сказал детектив.

– Неужели? – удивился я. – И что это было?

– Вы помните, что услышали фразу незнакомца, сказанную Кевину в его кабинете: «Какая польза от насилия?»

– Да, но…

– Этот человек цитировал Пфауса, – пояснил Конканнон. – Оскар Пфаус – американец немецкого происхождения, журналист, приезжавший в Ирландию в феврале. Его хозяева оказались на редкость невежественными заговорщиками. Можете себе представить, Пфауса послали установить контакт с ИРА через генерала О'Даффи!

– Боже правый! – воскликнул я изумленно. – Это все равно что искать встречи с Гарри Поллитом через Освальда Мосли!

– Мне ничего не известно об этих людях, – произнес полицейский и продолжил: – Пфаус сумел связаться с Тоуми, Расселом и некоторыми другими экстремистами ИРА.

– Добиваясь, чтобы ИРА затеяла беспорядки на севере, оттянув туда как можно больше британских войск, когда Гитлер решит атаковать? – предположил я.

– Грубо говоря, так, мистер Эйр, – подтвердил Конканнон.

– И мой брат замешан в этой ерунде? – спросил Фларри.

– И да и нет. У него были более честолюбивые планы, – отозвался следователь. – Человек, разговор с которым подслушал мистер Эйр, – специальное отделение выследило его – это некий Джоджхан. Он, как и ваш брат, был тайным членом ультраэкстремистской группы ИРА. Эти люди планировали захватить политическую власть в стране, но совсем не для отвода глаз.

– Невероятно! – поразился я.

– Чего только не случается на этой земле! – вздохнул старший офицер. – Кевин Лисон представляет новое поколение ирландцев. Да поможет нам бог! Организатор и бизнесмен, которого интересует только личная власть. Путешествуя по стране, он вращался как в политических, так и в деловых кругах.

– Но ему не удалось бы привлечь армию на свою сторону, – заметил Фларри.

– Любая армия исполняет приказы политиков. И даже ирландская армия иногда, – усмехнулся детектив.

– Вы хотите сказать, что Кевин планировал установить диктатуру? – уточнил я.

– И он, и Джоджхан, и некоторые другие. Конечно, с помощью Германии, – сообщил полицейский. – Теперь они все у нас в руках. Специальное отделение следило за ними последний месяц. Это было мудреное дело. Мы не хотели торопиться с арестом мистера Лисона, чтобы не насторожить остальных. Мы схватили их всех одновременно в разных частях страны. Сегодня утром.

Последовало молчание. Конканнон потер свои воспаленные глаза тыльной стороной ладони.

– Значит, ты был прав, – обратился я к Фларри, – все эти нападения на меня – дело рук твоего брата. И Кевин действительно хотел запугать меня, выдворить из страны и заставить молчать по возвращении домой.

– Это Кевину пришла в голову идея утопить вас в песке, – подтвердил Конканнон. – А Джоджхан, Хаггерти и еще один парень осуществили ее. Поджог вашего коттеджа – другое дело. Хотя и его мог подстроить наш доморощенный заговорщик: у нас пока еще нет доказательств.

– Но ведь это определенно была попытка убить меня, а не напугать? – возразил я.

– О, к тому времени Кевин уже здорово запаниковал. Я серьезно на него давил по поводу убийства миссис Лисон, – заявил офицер.

– Так, значит, вы его подозревали? – заявил офицер.

– Нисколечко, – пожал плечами детектив. – Просто хотел заставить его нервничать, чтобы он совершил какой-нибудь промах и нарушил конспирацию. И мне это удалось.

– И какую же ошибку он сделал? – заинтересовался я.

– Он начал лгать и противоречить своим же показаниям по поводу ночного возвращения из Голуэя. Мы были уверены, что он направлялся к Отерарду, чтобы посоветоваться с одним из сообщников по заговору: за мистером Лисоном следили, но ему удалось оторваться. Видите ли, Кевин должен был скрывать цель поездки в Голуэй, но, поверив, что мы подозреваем его в убийстве, он вынужден был выбирать из двух зол. Его поражение стало лишь делом времени, сейчас, – пространно объяснил собеседник, – я не буду вдаваться в подробности. Но Кевин мог морочить нам голову по поводу посещения Голуэя, только признав, что находился поблизости от места преступления незадолго до смерти миссис Лисон. И наоборот.

– И он решил избавиться от этой части дилеммы, спалив мой коттедж и отправив поддельное письмо? – предположил я.

– Очень возможно, – согласился детектив. – Кевин не осмеливался нарушить конспирацию. Джоджхан – предводитель заговорщиков – перерезал бы ему горло. Поэтому Кевин очень волновался на допросе по поводу убийства, но страх отвлек его внимание от мысли, что мы могли заподозрить его в измене.

– В наши дни все было проще. У нас была лишь одна причина для тревоги, – сказал Фларри с ноткой печали в голосе. И пробормотал: – Эта многострадальная страна…

Я резко его оборвал, заметив:

– Итак, пока вы распутывали этот политический клубок, у вас не было возможности вести расследование гибели Гарриет.

– Не торопитесь, мистер Эйр, времени еще достаточно, – возразил полицейский. – Вполне достаточно.

– Для вас – возможно, но мне пора возвращаться домой, – заявил я. – Я не могу вечно сидеть на шее у Фларри.

– Всегда добро пожаловать, – автоматически откликнулся хозяин поместья.

– Теперь вы намереваетесь вести эту войну нервов против нас? – настаивал я раздраженно.

– Против вас? – Тяжелый взгляд Конканнона уперся в мое лицо.

– Против Фларри, против меня. И… – Я замолчал.

– И? – потребовал продолжения полицейский.

– И против того, кто еще у вас под подозрением, – выдавил я.

Я не мог произнести имя Майры. Я не смел облечь в слова свое беспокойство за нее. Во мне было достаточно ирландской крови, чтобы вздрагивать от слова «информатор». Я и так причинил ей достаточно зла.

– Сегодня из Корка приедет водолаз, – внезапно заявил детектив.

– Неужели? – Голос Фларри звучал равнодушно, но в его позе я почувствовал необычное внимание.

– Чтобы найти нож? – уточнил я.

– Здесь ножей хватает. – Фларри обвел безвольной рукой комнату с рыболовными снастями.

– А вот и те, что я изъял, – объявил Конканнон, выгружая содержимое своих карманов. – Все клинки подвергались исследованию. Результаты отрицательные.

– Значит, вы намерены отыскать нож убийцы в глубоком омуте и повесить преступника на этом основании? – язвительно поинтересовался Лисон-старший. – Так вы рассуждаете?

– Сначала отыщем нож, а потом будем от него отталкиваться, – ответил полицейский.

Конканнон пристально смотрел на Фларри.

– Конечно, на нем уже не будет крови вашей жены, – резко бросил старший офицер, словно обвинял нас в отсутствии этой важной улики.

Мне никогда не нравилась эта его выверенная жестокость.

– Но осмелюсь предположить, орудие преступления подскажет нам недостающие детали, – добавил полицейский.

Поскольку Фларри никак не отреагировал на эту реплику, Конканнон продолжал:

– Разве вы не заинтересованы в поимке убийцы вашей жены?

– Почему же, заинтересован. – Фларри ткнул пальцем Конканнону в грудь. – Но знаешь, что я тебе скажу, парень? Ты напрасно утомляешь своего человека, оставив его охранять речку до появления водолаза.

Старший офицер смутился:

– О чем это вы?

– Разве тебе не ясно, – взревел Фларри, – что сейчас глубина омута восемь футов и вода все прибывает? Пловец из меня никудышный. Если ты решил, что я сегодня ночью нырну в омут, достану нож и закопаю его где-нибудь, то ты придурок!

Конканнон криво улыбнулся.

– Именно поэтому полицейский будет наблюдать за рекой, – язвительно ответил он. – Мне не хотелось бы видеть вас утонувшим.

Эти двое были противниками, достойными друг друга. Я вообразил, как Фларри швырнул детективу невидимую перчатку. Конканнон представлялся мне хитроумной гончей, увивающейся вокруг медведя, громким лаем отвлекая его внимание. В маленьких глазах Фларри таилась усталость, его огромные ручищи, похожие на медвежьи лапы, бессильно покоились на подлокотниках кресла. Я внезапно задохнулся от осознания, что в этом поединке наверняка победит Конканнон.

– Если вы вобьете себе в голову, что Фларри убил Гарриет, вы совершите самую страшную ошибку в своей жизни, – бросился я в атаку.

– Благодарю за непрошеную поддержку, мой мальчик, – насмешливо произнес хозяин дома.

– Это очень трогательно, – заявил Конканнон. – Но не сомневаюсь, что Фларри точно так же защищал бы вас.

– Еще бы. И знаешь, что я тебе скажу, Конканнон? Если я и прикончил бы кого-нибудь, то не Гарриет, – хмуро заявил вдовец. – Хочешь пари?

Старший офицер отрицательно покачал головой, бросив на Фларри оценивающий взгляд. Казалось, эти двое играют в гляделки, словно дети. Потом Конканнон сухо распрощался.

Фларри следил из окна за детективом, направляющимся к машине.

– Посмотри, Доминик, – усмехнулся он. – Я так и думал! Этот тип притащил с собой наблюдателя, и бедняге придется всю ночь сторожить омут, чтобы я не прыгнул за ножом. Какой позор! Мы должны вынести несчастному постель.

У меня не было настроения присоединяться к шуточкам Фларри.

– Эй, Доминик, гляди веселей! – воскликнул мой приятель. – Так-то лучше. Надеюсь, ты не лунатик и не ходишь во сне?

– А что? – отозвался я.

– Ты ведь неплохой пловец, верно? Смотри не вздумай разгуливать по ночам и нырять в реки. Это может плохо кончиться.

После нашей беседы я долго не мог заснуть. Это была всего лишь пятая ночь со смерти Гарриет, но я чувствовал, будто все связанное с ней происходило в какой-то другой жизни, столетия назад. «Убийства редко расследуют за неделю», – думал я. Однако в присутствии Конканнона я чувствовал какое-то необъяснимое нетерпение. Мне хотелось наконец избавиться от горя и неопределенности. Я мог понять эмоциональное возбуждение преступника, осознанно или неосознанно подталкивающее его любым способом сдвинуть дело с мертвой точки, хотя это тут же выдало бы его.

И снова меня обуял ужас, что я сам убил Гарриет в параноидальном безумии. Я был первым кандидатом в собственном списке подозреваемых. Возможно, Конканнон поджидает, когда я выдам себя. Кевин теперь вычеркнут из списка. Остаются только Фларри, Майра, я и таинственный мистер Икс – шатающийся пьянчуга, которого Майра видела, возвращаясь на велосипеде домой, и который потом, похоже, исчез с лица земли.

После гибели Гарриет я существовал в каком-то нереальном мире, словно бы в пустоте, превращавшей память о счастливых днях нашей близости в нечто столь же нереальное. Казалось невероятным, что до смерти моей подруги я так презирал Фларри: не в моем характере так относиться к людям. Все случившееся с нами казалось мне сейчас игрой с фантастическими образами, в которую меня втянула Гарриет, превратившая меня в такое же бесплотное видение. Отец Бреснихан пробудил меня от этих грез. Или это надуманное объяснение, а на самом деле я просто устал от моей любовницы?

Но я был одержим чувством нереальности, как раньше был одержим Гарриет. Если наша любовь сейчас представлялась мне прекрасной грезой, я вполне мог положить ей конец, когда мой рассудок спал.

Таинственная фигура, заслонившая белое тело Гарриет, – скрывался ли за ней неведомый мистер Икс, или Фларри, или я, или, возможно, Майра? Мне была не по душе мысль о последних трех. Но меньше всего мне хотелось бы обнаружить, что это Фларри, поскольку я был виноват перед ним. «Однако, – рассуждал я, – Конканнон остановился именно на его кандидатуре».

В этот момент меня осенила мысль, что я никогда не пытался представить себе состояние Гарриет после нашего разрыва. Она лежит на траве у реки, обнаженная и пьяная. Я только что бросил ее, заявив, что мы больше никогда не будем близки, отказавшись заняться с ней любовью в последний раз. Отвергнутая женщина разозлена, расстроена, плачет. Почему она вскоре не накинула ночную рубашку и не поторопилась домой?

Разве я сам не направился в коттедж и не лег спать сразу же? Даже если бы со мной случилось раздвоение личности, вернувшись на лужайку, я бы наверняка не застал ее.

О да! Она могла заснуть в изнеможении от пережитого горя.

Но если рассказ Майры правдив, женщина не спала при появлении темной фигуры. Если бы этой тенью был бродяга или мистер Икс, не стала бы обнимать его: скорее она бы закричала и убежала. Если бы к ней приближалась Майра, вооружившаяся ножом, моя подруга не стала бы покорно ждать удара, словно жертвенная овечка.

Тогда Фларри? Она открывает глаза и видит своего мужа, склонившегося над ней. Ей нет необходимости кричать и убегать. «Что ты здесь делаешь?» – спрашивает он. «Мне было так душно. Я вышла проветриться и уснула». – «Ладно, вставай. А то простудишься до смерти». – «Иди сюда, Фларри…» Гарри поднимает руки, чтобы прижаться к нему; она всегда считала мужа простаком.

Но тут мои фантазии рассыпались на кусочки. Зачем Фларри взял из дома нож? И почему Майра не слышала криков жертвы? Гарриет не сдалась бы без борьбы: она определенно была жизнелюбивой девушкой. Если бы Майра задержалась на минуту, она увидела бы саму схватку и ее конец.

Но наблюдала ли жена Кевина борьбу или прелюдию к любовному акту?.. И к тому же ребенок, которого она носила. Предположим, что Фларри не смог или не захотел ответить на ее желание близости. Я мог представить Гарриет в ярости и разочаровании, насмехающуюся над ним, прозрачно намекающую, что беременна не от него. Фларри сам мне поведал, насколько хотел ребенка от нее: казалось, он ни секунды не сомневался в своем отцовстве. Шок от осознания, что ребенок зачат не от него, мог лишить его рассудка. Множество бесцельных ран на ее теле выглядели делом рук обезумевшего человека, снова и снова слепо наносившего удары в беспамятстве, словно женщина на его глазах превратилась в отвратительного, сладострастного и коварного суккуба.

Следующим утром стало ясно, как близок я был к истине – и как далек от нее.

Глава 14

Поскольку я скверно спал той ночью, задремав лишь на рассвете, то проснулся только в половине десятого. Снизу доносились слабые голоса, и вскоре я услышал хлопанье парадной двери и чьи-то шаги, удалявшиеся в сторону сада.

Спустившись вниз, я обнаружил человека Конканнона, беседовавшего с О'Донованом за завтраком.

– Привет! – сказал я ему. – Я думал, вы должны мешать нам плескаться в речке, чтобы мы ненароком не утонули.

Полицейский глупо осклабился:

– О, мистер Фларри в безопасности в обществе святого отца.

– Отец Бреснихан только что вернулся, – пояснил Шеймус. – Фларри отправился с ним на рыбалку. У священника такой вид, будто он узрел привидение. Может, свежий воздух вылечит его.

Я съел яичницу с домашним хлебом, которую О'Донован подал мне прямо на сковороде.

– Когда вас сменят? – поинтересовался я у молодого наблюдателя.

– Даст бог, в полдень, – вздохнул тот. – У тебя больше нет яиц, Шеймус? Я еще не наелся.

– А что нужно было отцу Бреснихану в такую рань? – заинтересовался я.

– Я не слышал, – безразлично отозвался Шеймус. – Был занят готовкой еды для этого парня. Черт тебя подери, Рори, пойди покарауль хоть немного!

– Меня комары чуть не закусали до смерти! – обиженно пробубнил полицейский. – И я умираю хочу спать. Неужели у тебя нет ни капли сострадания?

– Спать хочешь, говоришь? Можно подумать, ты глаз не сомкнул всю ночь! Спорим, ты спал себе спокойно! – насмешливо бросил О'Донован.

– Неправда! – возмущенно воскликнул охранник.

– И сколько привидений ты видел? – усмехнулся управляющий.

– Ни одного. Только воду, и она пенилась о скалы всю ночь, – хмуро ответил наблюдатель. – С гор речка течет быстро. Мистер Фларри вряд ли что-то выудит.

– Мистер Фларри поймает рыбу и в водах Стикса, если того захочет, – заверил Шеймус. – Во всяком случае, сегодня облачно, и ветра нет.

Через несколько минут я отправился прогуляться по усадьбе, прихватив старый полевой бинокль Фларри. Это было отвратительное утро, когда окружающее кажется застывшим, притихшим, безжизненным, словно природа впала в каталептический транс. Скотина бесцельно бродила, склонив головы, отрешенно разглядывая траву перед собой, словно решая неразрешимую задачу. Птицы, должно быть, удалились от мира – ни писка, ни щебета не доносилось с окрестных деревьев. Единственным звуком, нарушающим тягостное безмолвие, было слабое журчание речки далеко слева от меня и шум подъезжающего автомобиля.

Это была машина Кевина. Я направился ей наперерез и увидел Майру на сиденье водителя.

– Святой отец здесь? – нервно воскликнула она.

– Да. Фларри повел его к реке, – объяснил я.

– Я звонила ему вчера вечером, но Кэтлин ответила, что святой отец слишком устал для встречи с кем-либо. А связавшись с ней после завтрака, я узнала, что он отправился сюда.

– Вам ведь некуда спешить, правда? Выходите из машины, мы пойдем поищем его, – успокаивающе произнес я.

– Я должна поделиться с ним моей тревогой за Кевина, – заявила Майра в отчаянии. – У меня камень на сердце, Доминик.

Она вырулила на обочину под деревьями аллеи, задев передним бампером ясень, и покинула автомобиль.

– Похоже, у меня все валится из рук, – буркнула она в слезах.

Ее глаза созерцали траву под ногами. Произошедшее вчера между нами было забыто и вычеркнуто из жизни. Гордое лицо женщины выглядело застывшей маской.

Мне пришла в голову сумасшедшая идея. Я приведу Майру под те самые деревья, растущие на краю зеленой лужайки, откуда она в ту ночь подглядывала за Гарриет и убийцей. Или же увидела Гарриет и убила ее. Я заставлю Майру снова пережить эту сцену. Возможно, воспоминание побудит ее выдать себя. Неспешно шагая по траве, я представлял, как приведу миссис Кевин в замешательство каверзными вопросами, хотя понятия не имел, что это будут за вопросы. Я чувствовал, что нахожусь на грани неприятного открытия, нервничал и был подавлен.

– Я так и не получила никаких известий от старшего офицера, – прервала молчание Майра.

– Кевину предъявлено обвинение в политическом заговоре, – неловко отозвался я. – Не в убийстве.

– Тогда я вообще ничего не понимаю, – горько вздохнула миссис Лисон. – При чем тут политика?

Но у Майры не было времени задать все вопросы, вертевшиеся у нее на языке: мы подошли к полосе деревьев и онемели от зрелища, столь странного, что на какое-то мгновение я испугался за свой рассудок.

Ярдах в пятидесяти, спиной к нам, у кромки воды, стоял Фларри, сжимавший удилище. Вспененный поток торопливо гнал свои волны прочь от него. А на самой середине реки барахталась фигура человека в черном, то исчезая в глубоком омуте, то вновь появляясь на поверхности. Вот пловец снова вынырнул, держа в поднятой правой руке предмет, сверкнувший в слабом луче солнца. Я сфокусировал свой бинокль на безумном купальщике. Им оказался отец Бреснихан. Вода стекала с его перекошенного лица. Майра вскрикнула и рванулась вперед, но я крепко схватил ее за запястье.

Причины этой трагической сцены я могу воссоздать по показаниям Фларри Лисона, суть которых Конканнон изложил мне на следующий же день.

Незадолго до моего пробуждения в доме Лисонов появился отец Бреснихан. Он попросил Фларри о немедленной беседе с глазу на глаз. Хозяин дома собрался порыбачить в свое удовольствие, поэтому предложил святому отцу составить ему компанию.

– Вы слышали, что мой брат арестован? – поинтересовался мой друг.

– Мне об этом сказала Кэтлин, – ответил священник.

– Бедный глупый лис – он перехитрил самого себя, – меланхолично сообщил Фларри. – Политиканы погубят эту страну! Святой отец, вы плохо выглядите. Видно, паломничество не пошло вам на пользу. Вы похожи на саму смерть во плоти.

Отец Бреснихан ничего не ответил. Дойдя до зеленой лужайки, он остановился.

– Ну, святой отец, – добродушно произнес Фларри, – вы пришли, чтобы выслушать мою исповедь?

– Я не люблю, когда исповедь делают предметом шуток, – автоматически возразил отец Бреснихан.

– Хорошо, тогда что вы от меня хотите? – осведомился владелец поместья.

Святой отец обратил свой взор на собеседника. Глаза горели лихорадочным огнем на его изможденном лице.

– Это я пришел вам исповедоваться, Фларри, – торжественно произнес он. – Вашу жену убил я.

– Вы? Ну что вы, святой отец! – успокаивающе заговорил Лисон. – Вы явно не в себе. Возможно, вы больны и бредите.

– Говорю же: я убил вашу жену, – настаивал священник. – Вы должны мне верить!

– Быть не может, чтобы вы оказались способны на жестокость! Конечно, я вам не верю. – В замешательстве Фларри перебирал свои удочки.

– Оставьте снасти в покое и слушайте меня! – приказал священник.

– Успокойтесь, – продолжал мой друг мягко. – Я вызову доктора. Он быстренько приведет вас в порядок.

– Меня уже ничто не поможет! – Это был крик проклятой души. – Бог меня не простит! Как я могу желать, чтобы вы простили меня? Все, что я прошу, – понять мои действия. И тогда я пойду в полицию и сдамся.

– Очень хорошо, – отвечал Фларри проникновенным тоном, каким разговаривают с сумасшедшими. – Вы убили Гарриет. И как это произошло?

Он уселся на траву рядом с отцом Бресниханом, который начал свою повесть, стараясь сдержать подергивание своего лица. Иногда монолог святого отца был больше похож на неразборчивое бормотание, и Фларри едва мог уловить смысл его слов, иногда, напротив, речь священника замедлялась и становилась четкой, словно он должен был убедить собеседника в своей правоте.

– Попрощавшись с вами той ночью (вы помните?), я думал сократить путь вдоль речки. Я устал. Мне нужно было проветриться. Я как раз дошел до этой полянки… Ведь это произошло здесь, не так ли? – Отец Бреснихан произнес это, словно человек, только что осознавший, где находится. – Я набрел на вашу жену, раскинувшуюся на траве. Она улыбалась мне, обнаженная и бесстыдная. Я склонился над ней, собираясь сделать ей выговор. Это был мой долг. Мой долг, вы понимаете?

– Ну конечно же! – усмехнулся Фларри, все еще подыгрывая безумцу. – Вы не могли позволить, чтобы в вашем приходе валялись обнаженные женщины.

– А вашим долгом было, как я вас предупреждал, держать свою жену в узде, – ответил церковник. Отец Бреснихан провел рукой по лицу, словно стряхивал паутину. – Женщина была пьяной и наглой. Она попыталась обхватить мои коленки. Сначала я подумал, что это жест мольбы. Я ошибался. Она… она… она пыталась соблазнить меня!

Теперь святой отец забормотал себе под нос, словно Фларри вообще не было рядом.

– Она была мне отвратительна. Запах спиртного, исходящий от нее. Запах ее тела.

– Какое суровое испытание для вас, святой отец! – насмешливо вставил хозяин поместья.

– Эта женщина не отпускала меня. Она поливала меня бранью и шипела, словно змея, – завороженно говорил церковник. – Она была в ярости, потому что я убедил Доминика Эйра в греховности его проступка и он пообещал мне больше никогда не предаваться разврату с ней. Я поведал ей, что она погрязла в смертном грехе. Это было моей обязанностью, хотя она и не принадлежала к нашей вере. Я объяснял, что она шлюха, что будет гореть в аду, если не искупит своего греха.

– Сильно сказано, святой отец! – заметил Лисон-старший.

– Она смеялась надо мной, заявив, что я не мужчина, а евнух, – возмущенно воскликнул священник. – Евнух! Мне надо было уйти от нее тогда.

Отец Бреснихан посмотрел на Фларри обезумевшим взглядом. Священник дрожал.

– Но блудница была ужасно сильной. Она притянула меня к себе. Я понял, что она задумала отомстить мне, погубив мою душу. Плоть. Потеющая плоть. Ужасно. – Святого отца перекосило от отвращения. – Женщина, словно дикое животное, полезла на меня, ее пальцы срывали с меня одежду. Я не мог вырваться из ее цепких рук. Грешница обладала дьявольской силой.

Священник прервался, вытирая слюну с губ.

– Я не отрицаю, Фларри, я поддался искушению, – продолжал он более сдержанно. – Сильному искушению. Я молился, чтобы не согрешить. А искусительница смеялась. Какое наслаждение для нее – погубить священника! Теперь я вынужден был сражаться со своей плотью, со всем своим грешным существом, так же как с ее телом. Даже воздух вокруг смердел похотью. В невидящих глазах церковника отражался пережитый ужас. Мне удалось достать свой перочинный нож и открыть его. Я обезумел. Я словно бы вонзал нож в собственную развращенную плоть. Женщина отпустила меня и упала. Я спас свою душу.

Последовало продолжительное молчание. Отец Бреснихан дрожал, словно загнанная лошадь.

– Понятно. И что вы сделали потом? – отрешенно спросил Фларри.

– Я почувствовал ужасное отвращение. Я отбросил нож прочь. Лезвие сверкнуло в луче выглянувшей луны… я видел, как клинок упал в глубокий омут.

– А дальше? – все тем же безразличным тоном произнес мой друг.

– Я убежал. С трудом добрался до дома. На улице не было ни души, и меня никто не видел, – торопливо бормотал священник. – В одном месте на дороге мне показалось, что я слышу позади шорох велосипедных шин, но никто так и не обогнал меня. Это, наверное, была галлюцинация. – Запавшие глаза отца Бреснихана отчаянно взирали на Фларри. – Однажды я сказал, что убийство не прощается никогда, оно лишь может быть забыто. Я ошибался. Я не надеюсь, что вы простите меня. Я лишь хочу, чтобы вы поняли причины моего преступления. Я уже написал архиепископу, а теперь сдамся властям.

– Понять вас, святой отец? Но вся ваша история выдумана от первого до последнего слова. У вас нервный срыв. Вы сам не свой, – мягко убеждал безумца мой друг.

– Но я…

– Вы всегда были против плотских грехов, – продолжал Лисон почти ласково. – А теперь они вам мстят. Вы все это вообразили себе.

– Хотелось бы мне, чтобы вы были правы, Фларри! – вздохнул священник. – Но это не так.

– Тогда где кровь? – недоверчиво произнес собеседник.

– Кровь? – криво улыбнулся церковник. – Я сжег все в печке, вернувшись домой. Кэтлин в тот день куда-то отлучилась, и у меня была целая ночь, чтобы уничтожить следы. Я смочил одежду в бензине. Впрочем, полиция никогда не стала бы искать убийцу в доме священника.

Фларри молча смотрел на него.

– Вы не можете поверить, что человек, принявший духовный сан, способен на убийство? – печально спросил отец Бреснихан. – Мы – тоже люди, и иногда умерщвление плоти нас подводит.

– Вы напали на Гарри, потому что испугались ее… того, что она пыталась сделать с вами? – спросил вдовец с непроницаемым лицом. – Погубить вас? Это так?

– Она разрушила бы мое призвание и обрекла бы мою душу на вечные муки. Разве вы не можете этого понять? – оправдывался церковник.

– Значит, вы прикончили ее из самозащиты? – язвительно уточнил мой друг. – Ее и моего неродившегося ребенка?

– Да, – ответил святой отец почти нетерпеливо, – можно объяснить мой проступок и такими словами.

– И тогда вы удалились от мира? – продолжал владелец поместья.

– Я не убегал, Фларри, – объяснил священник. – Мне нужно было примириться с Богом, прежде чем я сдамся.

– И вы преуспели в этом? – поинтересовался вдовец.

Отец Бреснихан уставился на бушующую воду.

– Нет, – выговорил он наконец. – Бог отвернулся от меня.

Фларри поднял удилище с травы рядом с собой.

– Святой отец, это странная история, – заметил он рассудительным тоном. – Вы не найдете никого, кто бы вам поверил.

– Но вы-то верите? – умоляюще спросил священник.

– Я – нет, – отрезал собеседник. – Вы перевозбудились. Вам нужен продолжительный отдых.

– Но это же правда! – в отчаянии вскричал фанатик. – Говорю вам: это правда!

– Тогда докажите, – спокойно заявил Лисон.

– Доказать? Но как?

– Вы говорите, что бросили нож в реку, – с расстановкой проговорил мой друг. – Это был тот самый нож с вашими инициалами?

– Да, – подтвердил святой отец.

– Найдите этот нож, и я вам поверю, – хрипло произнес вдовец.

Отец Бреснихан уставился на Фларри. Понял ли священник своим расстроенным умом, что с ним произойдет? Почему он тщился убедить Фларри в правдивости своего невероятного рассказа? Истины мы уже никогда не узнаем.

Что касается меня, я до сих пор питаю к святому отцу величайшее уважение. Он был интеллигентным, смелым и честным человеком и, несомненно, добросовестным священником. Я не держу на него зла, хотя его молчание заставило меня пережить ужасную неделю, подозреваемого полицией и сомневающегося, не сам ли я лишил жизни Гарриет в помрачении рассудка. И я давно простил убийство моей подруги. Глубочайшее отвращение, смешанное с неудержимым вожделением, обратившим отвращение против самого себя, – мог ли справиться с этим бушующим потоком страстей кто-нибудь другой? Отец Бреснихан остается для меня трагической фигурой, а античные авторы считали, что трагедия свершается из-за фатальной ошибки героя.

Бреснихан в своем неведении и отвращении к сексу бросал вызов самой безжалостной из богинь – Афродите. Именно она, ополчившись на священника, погубила его жизнь в несколько минут.

Возможно, он был наказан за грех гордыни – высокомерное презрение, с которым он всегда противостоял воплощению Афродиты в женщине. Не знаю. Гарриет никогда не вызывала у меня омерзения, но она и меня была способна заставить в панике замахнуться на нее ножом, чтобы прорубить себе путь к свободе сквозь лианы ее цепких рук.

Невозможно догадаться, в какой момент Фларри почувствовал истинность слов отца Бреснихана. Вероятно, он понял горькую правду раньше, чем бросил вызов святому отцу, потребовав найти нож. Фларри после смерти жены превратился в человека, обуянного единственной страстью – желанием мести. Полагаю, вы можете счесть, что мой друг был безумен, как и все одержимые. Он не был интеллектуальным человеком: наполовину крестьянин по образу жизни, партизан по профессии, удивительно великодушный, когда этого меньше всего можно было ожидать (по крайней мере, в отношении меня), но в глубине его души скрывался коварный и безжалостный боец, не сомневающийся, что враг, разрушивший самое дорогое, должен искупить вину ценой собственной жизни.

Итак, когда я увидел разыгрывающийся перед моими глазами последний акт трагедии, то застыл в молчании, словно греческий хор, сперва ошеломленный и недоумевающий, а затем окаменевший от ужаса.

– Найдите этот нож, и я вам поверю, – произнес Фларри.

Отец Бреснихан бросился в воду. Из-за мощного течения и неровного речного дна он несколько раз оступался. Но священник упрямо прокладывал себе путь в направлении омута, а добравшись, начал неумело нырять в него. Фларри описывал Конканнону, как святой отец погружался в воду снова и снова, но появлялся на поверхности с пустыми руками. Церковник выглядел жалко – с перекошенным лицом он судорожно цеплялся за скалу, чтобы не быть смытым течением.

В этот момент подъехали мы с Майрой. Ныряльщик с торжествующим криком размахивал каким-то предметом, словно выловил жемчужину. Я навел бинокль на него и увидел, что это было.

– Застрял между камнями! – донесся до меня возглас отца Бреснихана.

Но почему моему другу взбрело в голову послать святого отца на поиски рокового клинка? Тут священник покачнулся и исчез в воде, потом показался чуть ниже по течению и неуклюже поплыл к берегу.

Майра тихонько всхлипывала рядом со мной. Я навел бинокль на Фларри, возвышавшегося, словно скала, у кромки воды. В этот момент великан забросил удилище. Я проследил за искусственной мушкой, приземлившейся с неимоверной точностью на поверхность воды чуть выше головы отца Бреснихана.

До меня долетел звук быстро сматываемого спиннинга. Я наблюдал за движением рук рыбака, он снова взмахнул удочкой. Священник схватился рукой за ухо, словно его укусил шершень, и снова погрузился под воду. Когда бедняга наконец вынырнул, из его уха струилась кровь – крючок вошел в хрящ.

– Матерь Божья, что это Фларри делает? – испуганно пробормотала Майра. – Разве так спасают утопающих?

А удильщик тем временем медленно сматывал катушку, играя со своей добычей, подтягивая святого отца все ближе к берегу. Теперь несчастный выбрался на мелководье и мог бы легко встать, пройдя оставшийся путь по колено в воде, если бы Фларри так туго не натягивал леску, что отец Бреснихан должен был либо лишиться половины уха, либо покорно ползти вдоль берега, словно пойманная рыба.

И только несколько часов спустя я сообразил, что он мог бы разрубить леску ножом, который все еще сжимал в руке.

Лицо Фларри казалось застывшей гипсовой маской – он лишь слегка надувал губы, примериваясь, не порвется ли леска от натяжения. Мой друг выглядел настолько обыденно, что вся сцена производила еще более нереальное и фантастическое впечатление. Я был так сбит с толку, что не мог постигнуть смысла загадочного зрелища, разыгранного перед нами Флоренсом Лисоном и отцом Бресниханом.

И тогда настал момент истины. Священник, которого вели, словно овечку на заклание, встал на колени на полосе гальки, отделяющей лужайку от речных волн. Он мог бы перерезать леску, но не делал этого. Я заметил, как рука партизана потянулась вниз, нащупывая что-то в траве под ногами. Я следил, как святой отец протягивает ему клинок. Я видел бесстрашный взгляд святого отца и его шевелившиеся губы. Лисон передал потом Конканнону, что последними словами отца Бреснихана были:

– Нет, Фларри! Не бери греха на душу, сын мой!

Но правая рука Фларри, снимающая багор, поднялась. Мы с Майрой, выйдя из оцепенения, закричали и бросились вперед. Но багор со смертельной жестокостью вошел в шею стоящего на коленях человека.