Личный враг князя Данилова

I

— То, что ты сделал сегодня утром, выше всяких похвал. Скажу больше. Не раз мне приходилось слышать от Мюрата придирки в твой адрес.

— Да, это так, ваше величество! Он недолюбливает меня с первой встречи!

— Думаю, теперь уже нет. Весь день только и говорил об удивительном мастерстве твоих офицеров.

Действительно, удачно получилось. Не случись этого утреннего боя, Луи не знал бы, как и смотреть в глаза Бонапарту.

Приказ о срочном прибытии к императору пришел вечером того дня, когда ловля князя Данилова закончилась гибелью половины роты кирасиров. Не дав времени на отдых, Каранелли приказал выезжать задолго до рассвета.

— А Этьен? Мы собирались с утра заняться его поисками.

Доминик немного морщился, выговаривая слова. При падении с лошади он попал на валяющийся сук, и ветка сильно ударила по горлу.

— Боюсь, это напрасные хлопоты. Он ушел почти сутки назад. Впрочем, если я ошибаюсь, он найдет нас позже.

В дороге Каранелли узнал, что Наполеон вышел из Москвы, но двинулся на Калугу. Нужно было искать короткую дорогу. От Можайска отряд повернул на юг, намереваясь через Верею выехать на Боровск. Этот план таил опасность, вместо ставки Наполеона можно было попасть в тыл к русским, но все обошлось.

Ранним утром отряд въехал в Городню. Первый, кого увидел Луи, оказался Перментье. Вместе с несколькими офицерами, которых Каранелли не раз видел в свите Бонапарта, он стоял возле просторной избы.

— Где император? — спешиваясь, спросил Луи вместо приветствия.

— Здесь! Но мы сейчас выезжаем. Он хочет осмотреть позиции русских.

В это время на крыльце показался Наполеон в сопровождении маршалов и генералов.

— О! Луи! Ты вовремя! Хотя лучше, если бы ты приехал вчера. Мы здесь устроили русским небольшой Фридланд, отобрав у них Малоярославец. Поедешь с нами, расскажешь по дороге о своих успехах.

Каранелли не мог не заметить, как по лицу Мюрата скользнула гримаса недовольства. Перментье, увидев за спинами нескольких офицеров тяжелые ружья в узких длинных чехлах, предложил:

— Лишнее можно оставить здесь. Я позабочусь.

Но разговор, который не мог доставить радости ни Каранелли, ни Наполеону, состоялся только после обеда. Едва выехали из деревни, как Мюрат, пристроившийся рядом с императором, продолжил уже начатый разговор. Король Неаполитанский что-то горячо доказывал Наполеону.

— Русские! Русские казаки! — громко закричал один из офицеров свиты.

Луи оглянулся. С фланга, появившись из-за бугра, отсекая французов от деревни, во весь опор неслись полсотни всадников.

Завидев русских, Мюрат, маршал Берсье, генерал Репп и офицеры свиты растерялись. Наполеон же только улыбнулся. Серьезной опасности он не чувствовал.

— Луи! — громко крикнул он.

— Вперед! Рассыпным строем! Тридцать шагов! — скомандовал Каранелли своим офицерам. Он отодвинул бы линию обороны еще дальше, но ему не хватало времени.

— Всем остальным прикрывать императора! — Луи даже не заметил, как изменилось лицо маршала Мюрата, фактически получившего приказ от полковника. Во всяком случае, о другом звании король Неаполитанский не подозревал. Но лишь на долю секунды он потерял контроль, а потом солдат взял верх. Все правильно! У этого полковника сейчас десять человек, а у Мюрата ни одного. Только шпага.

Маршал чуть тронул лошадь, поставив ее между императором и атакующими казаками. Его долговязая фигура заслонила Наполеона так, что из-за плеча торчала только надвинутая по самые брови треуголка.

— Бить на предельной дистанции! Кто не уверен, стреляет в лошадь! — подъезжая к растянутой цепи офицеров, крикнул Каранелли. Честно говоря, полсотни казаков совсем не напугали. У каждого офицера по три пистолета, метательные ножи. У казаков вообще не много шансов добраться до рукопашной.

После первого залпа, скосившего с десяток русских, положение французов неожиданно осложнилось. Следом за первым отрядом, из-за того же бугра, вылетел второй, раза в три больший. «Двадцать на одного — это уже многовато, — подумал Каранелли, — жаль, гранаты оставили».

Луи заметил, что первый отряд казаков потерял наступательный порыв. Но следующий накатывал второй волной, и его нельзя было остановить пистолетами.

— Отходим! Быстрее! — обернувшись к свите императора, крикнул Каранелли, показывая направление.

— Засеять поле! — подал он новую команду.

«Чеснок» известен веками, но это не сделало его менее полезным. Четыре острых шипа, из которых состоят отдельные «чесночинки», могут упасть на землю только так, что один из них всегда торчит вверх, опираясь на три остальных.

Строй казаков заметно поредел, преследуя отступающих французов. Над полем неслось громкое ржание лошадей, шипы, соскальзывая с подков, легко пробивали копыта.

Но несколько десятков казаков все-таки сумели прорваться. Перезаряженные пистолеты заговорили вновь, а когда дело дошло до сечи, то в сравнении с французами казалось, что казаков изображают крепостные актеры, сроду оружие в руках не державшие.

Подоспевшей польской коннице сражаться было уже не с кем, однако именно она вошла в историю, как спасительница императора, чуть не угодившего в коварную засаду. Мюрат, наблюдавший весь скоротечный бой, но так и не принявший в нем участия, с восхищением произнес:

— Это просто чудо! Признаю, ваше величество, что я был несправедлив к вашему соседу! Это великий боец!

— Я рад, мой друг, что вы наконец поняли!

Возвращался император в Городню в плотном окружении кавалеристов, которыми руководил Мюрат.

II

— Не знаю, что и сказать тебе.

Наполеон расхаживал по комнате.

— Я разочарован, очень разочарован! Мне трудно поверить, что отряд, разгромивший утром две сотни казаков, не смог справиться с одним взводом! Я правильно тебя понял, у князя Данилова был только взвод?

— Судя по всему, не больше, — в очередной раз за время разговора опуская голову, ответил Луи.

— Прекрасно! Взвод русских драгун убивает половину роты кавалеристов и исчезает из леса, где ты перекрыл все пути.

— Не только, ваше высочество!

Можно, конечно, было не говорить, но Каранелли понимал, что в том огромном количестве ошибок виноват не случай, а он сам. А значит, и получить должен за все. Может, это и глупо, но по-другому Луи не мог.

— Что еще случилось?

— Девять егерей.

— Что девять егерей?

— Они возвращались от брода. По рассказам, кто-то зацепился за веревку, натянутую в траве. Что-то взорвалось наверху, на ветке дерева. Шестеро на месте, еще трое умерли уже в усадьбе. Семеро ранены.

Наполеон смотрел на Луи, ожидая продолжения.

— Нашли только обрывок веревки, да искореженный пистолет…

— Который выстрелил шестнадцать раз подряд точно в цель! Ты когда-нибудь сталкивался с таким оружием?

— У русских — нет! Арменьяк ставил подобное в Риме, когда мы ездили к Папе.

— Я помню.

Император замолчал. Казалось, что это, весьма незначительное событие, сильно взволновало его. Движения стали более порывисты. Продолжая вышагивать, Наполеон заговорил:

— Ты потерял четырех офицеров! Четырех! И если не ошибаюсь, еще одного князь Данилов убил при Бородино!

— Ранил, только ранил!

— Это не важно! Главное, он не может воевать дальше. А сколько человек его отряда убил ты? Только одного корнета?

— Да.

Бонапарт остановился у окна. Механически заложил руку за борт сюртука. Глядя на мокрую, в пятнах луж дорогу, задумчиво проговорил:

— Мне кажется, что у Кутузова тоже есть специальный отряд, такой же, как и твой. И обучен не хуже. Командует им князь Данилов. И ты должен понять Луи, что он побеждает тебя. Не поймешь — погибнешь.

Если бы Николаю довелось услышать эти слова, то он бы так и не понял, чем удостоился столь высокой оценки из уст французского императора.

— Мне все ясно, ваше величество. Уверен…

— Уверен?! — перебил император. — А я? Я уверен, что ты сможешь защитить меня не только от казаков, но и от князя Данилова? А ведь у меня никого нет лучше тебя, Луи!

И в эту секунду в голове дивизионного генерала Луи Каранелли, который готов был погибнуть за своего императора, мелькнула неожиданная мысль. А готов ли храбрый император погибнуть? За Францию, за империю? Или ему проще будет отправить на гибель других, чтобы спастись самому?

III

«Я стал партизаном! — думал Данилов, подъезжая к маленькой деревне, затерянной верстах в пятнадцати от смоленского тракта. — Обычный князь-партизан. Может, первый из князей в государстве Российском. А что делать? В конце концов, не я позвал сюда Наполеона».

Спрыгнув с лошади около просторной избы, Данилов распорядился:

— Француза ко мне!

Связанного, завернутого в плащ полковника, которого везли поперек лошади, опустили на землю.

— Развяжите — и в горницу!

Отсидевшись неделю в далеком селе, что располагалось в стороне от Дорогобужа, драгуны вернулись назад, в усадьбу Даниловых. Запах гари, вымытый дождями, ушел, но ямы во дворе, оставленные гранатами, и черные бревна создавали безрадостную картину.

Ветра не было, и тишина, абсолютно нереальная, просто сказочная, заполняла все вокруг. «Странно, что Порфирича нет, пора бы ему вернуться», — подумал тогда Николай.

Взвод переправился поздним вечером, на этой стороне делать нечего. Тракт идет по другому берегу Днепра, искать французских лазутчиков нужно там. На этот раз Николай решил остановиться в лесу на несколько дней. Шалаши на поляне, которую подпирал глубокий, покрытый кустарником овраг, приютили взвод. Но переночевали здесь только одну ночь. С утра ударили морозы, которые крепчали час от часу. Нужна была другая, более теплая одежда. Поскольку драгуны не имели представления, где находится основной противник, Данилов пошел на юг, поворачивая постепенно на восток в сторону Вязьмы. Пройдя несколько деревень, взвод потерял привычный вид. Одетые в разномастные, не всегда по размеру тулупы и ватники, драгуны походили на вооруженных крестьян, которые уже изрядно успели надоесть французам. Но если найти провизию или одежду оказалось возможным, то пороха оставалось на один короткий бой: пять-шесть выстрелов на каждого. Пополнить их князь собирался за счет противника. Но для этого нужны французы, желательно в небольшом количестве, с солидными запасами. Отыскать их Николай собирался на тракте, выбрав место, где лес поближе подбирался к полотну дороги.

На тракт взвод вышел перед рассветом. Данилов рассчитывал, что с утра движение не будет оживленным и выбранному для атаки неприятелю никто не придет на помощь. Но день прошел в пустом ожидании. Напуганные партизанами французы передвигались большими группами. Николай не смог найти удобного момента для нападения, не рискуя нарваться на серьезные неприятности.

Отправляясь на следующий день в засаду, Данилов дал себе слово, что если и в этот раз они останутся без добычи, то придется искать лазутчиков с тем порохом, что есть. Но повезло. Почти сразу, после того как батальон егерей прошел на запад, из-за дальнего холма показался десяток конных, спешащих в Дорогобуж. Добыть у них много пороха князь не рассчитывал, хорошо бы его оказалось больше, чем придется потратить на схватку. Но драгуны засиделись, вынужденные целыми днями прятаться в кустах, и Николай понимал, что недовольство — нет, не командиром, обстоятельствами — уже поселилось в душах.

По мере приближения всадников, Данилов чувствовал, что на сей раз удача, казалось бы, совсем позабывшая о драгунах, вернулась, озаряя все вокруг широкой улыбкой. Больше половины французов были одеты в офицерские мундиры.

— Хорошо бы хоть одного живым взять! — размечтался Азаров. — Спросить бы надо, как погода в Москве.

— Андрей, — негромко отозвался Данилов, — ты, главное, к Дорогобужу никого не пропусти. Те, кто назад к Вязьме побегут, — это мои.

План атаки прост, как лапти. Дюжина драгун встречает французов ружейным залпом. По этому сигналу Данилов вместе с вахмистром и еще четырьмя всадниками вылетают из леса и отрезают путь к отступлению. Свободные ружья тех, кто пойдет в атаку, переданы лучшим стрелкам для второго выстрела.

— Успокойся, ваше сиятельство, думаю тебе останется только трофеи собрать. Можешь палаш из ножен не вынимать.

Николай чуть усмехнулся. Если драгуны будут хорошо стрелять, такая возможность есть. Но что-то не заладилось. Может, долгое ожидание схватки, а может, сегодня не день кавалерии.

Когда Данилов вылетел на дорогу, то половина французов готова была дать отпор. Еще один во весь опор пытался умчаться в сторону Дорогобужа. По нему-то и стреляли во второй раз. К счастью, удачно.

Исправляя собственную оплошность, драгуны во главе с майором выскочили из леса и понеслись что есть мочи, с ружьями наперевес, закрывать дорогу на Дорогобуж. Оценив положение, в котором они оказались, французы решили, что лучше уйти на Вязьму, но их попытку на корню пресек Николай. Двумя выстрелами с дистанции в полсотни шагов он уложил самых резвых. Поняв, что по тракту не прорваться ни в ту, ни в другую сторону, французы рванули в лес, стоящий на противоположной стороне. Разумное решение. Преследовать их никто не собирался.

— Вахмистр, только порох и пули! — крикнул Данилов, пуская коня рысью. Он заметил, что офицер, пытавшийся ускакать в Дорогобуж, жив и пытается вылезти из-под убитой лошади.

Азаров молча подкинул вверх пистолет, да так ловко, что тот буквально замер на высоте плеча, сидящего на коне князя. Легко, словно со стола, Николай ухватил оружие. Взводя курок, он в очередной раз с благодарной теплотой подумал о кавалергарде: «Надо же, выстрелы мои сосчитал! Знает, что заряженных пистолетов у меня больше нет».

Французский офицер оказался полковником. Сопротивляться не мог, поскольку сильно ударился о камень на обочине. С ним особенно не церемонились, быстро связали, бросили поперек лошади. Пороха и пуль, к удивлению Данилова, оказалось довольно много, каждый из французов вез по несколько фунтов, но на серьезный бой этого бы все равно не хватило.

IV

Вечером следующего дня Каранелли прибыл на место короткой схватки русских с отрядом полковника Матье, одного из многочисленных адъютантов Наполеона. Весть о том, что на него, посланного организовать резиденцию императора в Дорогобуже, напали русские, долетела еще вчера. Со слов уцелевших офицеров, русские крестьяне продемонстрировали редкую выучку. И что еще успел заметить один из оставшихся в живых, партизаны были отлично вооружены. В результате полковник исчез, и это, несомненно, говорило о том, что он еще жив. Зачем русским забирать труп?

Обеспокоенный Бонапарт, проявив в очередной раз интуицию, отправил Каранелли разобраться с исчезновением полковника. Это первый случай, когда исчез адъютант императора. И формальный повод выяснить, что же произошло, имелся. Но причина, по которой Луи ретиво бросился выполнять пожелание Наполеона, крылась в ссоре, произошедшей между ними два дня назад. Первой настоящей ссоре с того момента, когда лейтенант Бонапарт покинул Корсику.

Днем ранее Каранелли проводил разведку. Нужно было определить, насколько удалось оторваться от русских. Французская армия из-под Малоярославца уходила стремительно, но достаточно ли? Пропустив арьергард, лазутчики переоделись в русские мундиры и поехали навстречу армии Кутузова. Дорога представляла ужасное зрелище. Трупы лошадей валялись иногда посреди дороги, так и не отброшенные на обочину. Нередко попадались и орудия, поскольку не хватало сил их тащить. Но самое страшное — это трупы солдат и офицеров. Тяжелораненых или больных оставляли умирать на обочинах, а иногда просто сбрасывали в овраги. Повозки встречались повсюду. В основном в них тоже лежали трупы. Изредка доносились стоны раненых, чьи души отчаянно цеплялись за жизнь, не давая умереть два-три дня без пищи, воды и лекарств. Сопротивляясь ночному холоду и влаге дождей.

Выехав на пригорок, французы заметили в низине, у мелкого ручейка, с полдюжины мужиков, толкущихся возле повозок.

— Партизаны? — полувопросительно, полуутвердительно произнес Доминик.

— Вряд ли! Мародеры. Но не расслабляться. Вдруг решат, что мы хотим отобрать у них добычу.

Но это оказались не мародеры. На телеге, запряженной мерином, лежали, издавая глухие стоны, двое французских солдат и офицер-артиллерист.

— Что делаете? — грозно спросил Каранелли, подъезжая к пожилому приземистому бородатому мужику.

Ответить тот не успел.

— Дед Федор! — раздался от дальней повозки звонкий мальчишеский голос. — Дед! Здесь еще один живой!

— Грузите его, да езжай! И возвращайся побыстрее. До обеда надо еще раз поспеть.

Наконец мужик повернулся к Луи.

— Не взыщи, ваше благородие, тока Мишке если не ответить, то заорется, что корова недоенная. Раненых мы здесь собираем.

Но Луи уже и сам догадался, чем заняты мужики, и это так поразило, что он не смог удержаться от следующего вопроса.

— А кто приказал?!

— Никто. Мы сами.

— Но это же французские солдаты?! — удивлению Каранелли не было предела.

— Это не солдаты ужо, ваше благородие. — И, чуть помолчав, добавил: — Но люди.

Каранелли тронул лошадь. «Люди, — стучало в голове, — люди! Это вы с Мишкой люди. А эти… Не будь сами ранены, так товарищей своих, кто идти не может, на обочинах побросали бы. Чтобы награбленного побольше утащить».

Лазутчики догнали Наполеона уже под Гжатском, чтобы сообщить приятную новость — французская армия движется быстрее русской. Но у императора имелись основания не успокаиваться. Кутузов мог сократить путь, например через Медынь выйти с юга на Вязьму. Нужно торопиться, и Бонапарт делал все возможное, чтобы ускорить движение армии.

Их убивали прямо на Смоленском тракте. В присутствии императора и его свиты. Две тысячи русских пленных солдат и нижних офицерских чинов. Заряды не тратили. Убивали штыками и прикладами, разбивая головы беспомощных безоружных связанных людей. Бить приходилось помногу раз — скользкие липкие ружья с трудом удавалось удерживать в руках. Конвоиры из гренадеров, рослые, как на подбор, трудились в поте лица.

— Что же вы делаете?! Что делаете? — шептали беззвучно губы совсем юного корнета. Но знающие русский все поняли, не слыша слов. Каранелли заметил, как напрягся стоящий рядом Доминик. Перегнувшись через шею лошади, он твердо положил руку на плечо малыша.

— Я сам!

Но Луи не успел. Герцог Коленкур, тот самый, который имел немало оснований ненавидеть русских, поскольку младший брат Огюст погиб на Бородинском поле, вдруг заорал в лицо Бонапарту:

— Это бесчеловечная жестокость! И это пресловутая цивилизация, которую вы несли в Россию? Разве мы не оставляем у русских своих раненых и множество пленных?

— Это война, герцог! Наши раненые уже ничем не помогут армии.

— Это не война! — никогда раньше, если не считать детства в Аяччо, Каранелли не позволял себе разговаривать таким тоном с Бонапартом. — Это мерзость, Набулио!

Император резко повернулся. На долю секунды в глазах мелькнул нехороший огонь, но встречный взгляд, жесткий и презрительный, остановил его. Поза Каранелли также не выражала почтения, причем настолько, что даже герцог замолчал.

— Вчера я видел, как русские мужики, — голос Луи был не менее жесткий, чем взгляд, — выискивали среди брошенных нами раненых солдат тех, кто еще дышал. И развозили по домам. А сегодня мне стыдно, что на мне такой же мундир, как на этих мясниках!

Луи тронул лошадь и медленно поехал в сторону Гжатска. Его отряд молча потянулся следом.

— Никогда не думал, что император может отдать приказ, — проговорил Доминик, когда они отъехали, — который я откажусь выполнять.

Вечером Наполеон передал через Перментье приказ разыскать пропавшего полковника Матье.

Первым делом Каранелли велел прибыть к месту событий трем оставшимся в живых офицерам. Их рассказ не очень удивил Луи, нападения на дорогах становились все чаще. Одна подробность насторожила. Когда из леса выскочили на лошадях крестьяне, одетые, как и положено, во что попало, офицеры решили дать бой. Все трое в один голос утверждали, что в беспорядочное бегство их обратил мужик, который с невообразимой дистанции дважды на скаку попал из пистолета в цель. И хотя, как говорят русские, у страха глаза велики, здесь не тот случай. Все они повторяли, что стрелок находился около одиноко стоящей рябинки. Каранелли не поленился померить расстояние. Получалось никак не меньше полусотни шагов. И еще. Один из офицеров говорил, что все, кого он видел, как скачущие, так и бегущие из леса наперерез, были обуты в сапоги со шпорами.

— А ружья? — неожиданно спросил Доминик.

— Нет, у тех, что на лошадях, ружей не было.

— Это понятно. Я спрашиваю о тех, что выбежали из леса.

— Пожалуй, — задумчиво ответил офицер, понявший наконец суть вопроса. — Кажется, у всех были… да, точно! Кавалерийские укороченные ружья! Со штыками!

— Русского образца? — допытывался Левуазье.

— Да!

— И если бы не одежда, то нападавших можно было принять за кавалеристов русской армии?

— Да! Несомненно!

— Кирасир? Гусар?

— Нет… скорее драгун.

«А он ничего, этот капитан. И сообразил, куда уходить, чтобы не погибнуть, и заметил немало, — подумал Каранелли. — И с толку сбить не удалось. Жаль поздно, а то можно и к себе было взять».

— Ваше имя?

— Капитан Жермен!

— Со мной рота конных егерей, но командир занемог желудком! Принимайте, капитан! И быстрее, времени нет!

Теперь Каранелли не сомневался, что нападение на Матье, дело рук князя Данилова. И если он доложит императору, который прибудет через день-другой, все как есть, то новых упреков не миновать. Надо что-то делать прямо сейчас!

Немного поразмыслив, Луи приказал сопровождавшей его роте конных егерей становиться лагерем прямо у тракта, выставив усиленные посты. Для своего отряда он поставил палатки здесь же.

Почти всю ночь Луи просидел над картами. Где Данилов? У него должно быть место бивуака. Переночевать ночь-другую в лесу он может, но не больше. Холод выматывает, забирает силы. Морозы ударили нешуточные.

С рассветом четверка под командованием Доминика отправилась на север вдоль единственной дороги между болотами, мимо сгоревшего Асташково, до Изборово. Другая четверка под командованием Фико пошла на юг. Укладываясь в промерзшей палатке, чтобы вздремнуть пару часов до возвращения товарищей, Каранелли готов был поспорить сам с собой, что поиск у Фико будет более удачным, чем у Левуазье.

V

— Назовите ваше имя, звание и полк, в котором вы служите.

— Я не считаю нужным сообщать это главарю бандитов.

«Однако, — подумал Данилов, — не просто с ним будет».

В избе натопили. Он и Азаров давно сняли тулупы, а француз нагло заявляет такое, словно не видит мундиров штаб-офицеров. Но Андрея этим вывести из себя невозможно.

— Ну! Не стоит так огорчаться! Могу вас успокоить: вы попали в плен не к дремучим крепостным крестьянам, а к драгунам армии Кутузова.

— Вы не армия! Вы лесные бандиты, нападающие из-за угла! — чуть взвизгивая, прокричал полковник.

Азаров не стал вступать в дискуссию. Он взял невысокого худощавого полковника за шиворот и, оторвав от пола одной рукой, резко встряхнул. Это произвело такое впечатление на разом потерявшего всякую спесь француза, что он затих, испуганно глядя на кавалергарда. Мгновенная смена настроения распетушившегося пленного так позабавила Данилова, что он, с трудом сдерживая смех, проговорил:

— Вам лучше отвечать на мои вопросы. А то майор даст вам щелчок по лбу. Итак? Имя, звание, полк?

— Полковник Матье!

— Командуете полком? Каким?

Француз молчал. Азаров подвинулся ближе, с интересом рассматривая лоб пленного. Матье запаниковал. Отнюдь не трус, отлично владеющий шпагой и кинжалом, блестяще стреляющий из пистолета, полковник не знал, что делать. Его никогда еще не трясли, подняв за шиворот. И растерянный, глядя на подступающего русского богатыря, он почувствовал, как дикий страх зарождается в груди.

— Я адъютант императора! — облизывая пересохшие губы, ответил француз.

— Ого! — невольно сорвалось с уст майора, переглянувшегося с Даниловым.

— И что здесь делает адъютант, когда сам император в Москве?

— Где? — Матье запнулся, сообразив, что сболтнул лишнего. Эти русские даже не знают, что французская армия почти две недели назад ушла из Москвы! Получается, что он, адъютант, выдал императора?

— Так! Тогда рассказывайте подробно и с начала.

— Ничего я вам больше не скажу…

— Что-о? — скорее удивленно, чем грозно произнес Азаров.

— Не скажу! Ничего не скажу! Можете расстрелять меня! — собрав остатки мужества, снова перешел на крик Матье.

— А-а! — вдруг как-то поскучнев, почти зевая, отозвался Азаров. — Нет, полковник, расстреливать мы вас не станем. Вы же нас за бандитов считаете, вот мы порох и побережем. Мы вас крестьянам отдадим. Только не этим, а в соседнюю деревню.

Андрей лениво прислонился плечом к бревенчатой стене, однако скользнул взглядом по адъютанту. Убедился, что полностью приковал его внимание.

— Деревни там, правда, нет — сгорела, а крестьяне есть. Нарыли землянок и живут непонятно как. И жутко они не любят французов. Потому, что именно они им деревню и спалили.

Андрей сделал паузу; на Матье уже не смотрел, более внимательного слушателя трудно придумать.

— Злые они, как черти. Но если испанцы или итальянцы попадутся, то с ними попроще. Вилы в бок, да и закопают. А вот, если французы…

Майор снова немного поиграл в молчанку. Наконец поднял глаза.

— Берут елочку — молодую, высокую, гибкую — и наклоняют до самой земли. Привязывают вот здесь, — Азаров показал на сапог Матье у самого сгиба, — и к верхушке. А на другую ногу колоду пудов на пять. Вы знаете, сколько весит русский пуд?

В глазах полковника проступило беспокойство — он знал.

— Так вот, отпускают елку…

— Да что ты ему рассказываешь! — перебил Данилов, поняв, что сейчас самое время внести свою лепту. — Мы же проезжали, елка у дороги. Он все сам видел.

— Нет, — чуть поморщился майор, — он в плащ завернут был.

— Ах, да! Как же я мог забыть!

Николай повернулся к Матье и с жаром продолжил:

— Вы себе не представляете, до чего же языкасты русские мужики! Они это называют «приготовить лягушку по-французски». Каково?

«Сейчас он упадет в обморок», — подумал Азаров, на всякий случай наливая в кружку воду из стоящего на столе кувшина.

Но полковник проявил самообладание. Правда, уже не пытался отказываться отвечать на вопросы. За четверть часа русские офицеры узнали, сколько удивительных событий произошло после того, как князь Данилов с взводом драгун покинул расположение армии.

— Это совсем другое дело, полковник! — удовлетворенно произнес Николай. — Еще один вопрос. Меня интересует… Как бы это получше сказать? Знаете ли вы всех, кто часто бывает у императора? Кроме постоянной свиты.

— Разумеется. Маршалы, командиры корпусов. Генералы, командиры дивизий, но эти реже.

— Тогда скажите, кого из лазутчиков лично принимает Бонапарт?

— Что? Лазутчиков? Я не уверен, что с ними разговаривают даже бригадные генералы. К императору попадают только обобщенные сведения, составленные из многих донесений. А разве у вас не так?

Матье искренне не понимал, почему русский задал такой странный вопрос.

— Хорошо. Тогда скажем по-другому. С кем чаще других уединяется Бонапарт?

— Со многими.

— Я спросил — с кем чаще других? Мюрат? Даву? Ней?

Данилов действовал интуитивно. После взрывов на Бородинском поле, утром следующего дня, он уже не сомневался, что лазутчики действуют по личному указанию Наполеона. Если охоту на партизан Давыдова вполне мог организовать любой из французских маршалов, то масштабная операция с оставлением завоеванных накануне флешей и высот могла быть проведена только по прямому приказу императора. И сейчас, задавая наводящие вопросы, Николай пытался сбить с толку адъютанта. Может, он скажет что-нибудь интересное?

— Герцог Коленкур.

— Еще.

— Я не знаю, что отвечать! — Матье поежился, вспомнив крестьян из соседней деревни. — Император может уединиться с кем угодно. Даже с начальником специальной инспекции кавалерийских частей! Кстати, с ним он тоже проводит подчас немало времени наедине.

— Кто такой?

— Бригадный генерал Шарль Перментье. Бывший адъютант. Так он тоже бывает у императора. Иногда один, но часто вместе с помощниками. Маршалы ждут по два часа!

Матье не заметил, как начал горячиться. Видимо, маршалы частенько срывали досаду долгого ожидания на адъютантах.

— А что за помощники? — чисто механически спросил Данилов.

— Да так, одно недоразумение! — продолжал распаляться полковник. — Я так понимаю — лошадей считают. А важности-то… Непонятно, за что такие звания носят. Один — несколько раз видел — просто смех какой-то. Маленький, хлипкий — по сравнению с ним сын полка гренадером покажется. А по чину — полковник!

Данилов увидел, как напрягся за спиной адъютанта Азаров. Стараясь сохранить равнодушный тон, проговорил:

— Может, вы и правы. Невозможно перечислить всех, кто удостаивается аудиенции вашего императора.

Когда Матье увели, Андрей задумчиво произнес:

— Если я не ошибаюсь, нашего «графа Каранеева» при штабе Наполеона называют генерал Перментье.

В одном майор был абсолютно прав — он ошибался.

— Сдается мне, что знакомец наш сейчас при императоре французском. Который сегодня уже в Вязьму прибудет, — утром следующего дня сказал Азаров. — Или впереди немного. У Бонапарта адъютант пропал, как ему теперь здесь ехать? Глядишь, и самого в плен возьмут. Вот и послал лазутчиков узнать, что случилось.

— Догадки это, Андрей! Но шанс есть.

— В любом случае, нам надо искать их. Приказ Кутузова никто не отменял. И искать нужно около Наполеона.

— Что верно, то верно, сейчас вся французская армия около Наполеона. А сам он на Смоленском тракте — деваться ему некуда! Отправь кого-нибудь понаблюдать за дорогой. Только осторожно! Не высовываться и ни во что не ввязываться!

К вечеру Николай узнал, что на дороге стал лагерем отряд, однако не сильно многочисленный.

«Какие храбрые, — подумал он, — сейчас бы сюда гусара Давыдова, изрядная вышла бы потеха». Но эти французы партизан не боялись.

— Ну вот и знакомцы наши пожаловали, — произнес Азаров, когда доложивший эстандарт-юнкер вышел из избы.

— Почему так решил?

— А кто еще отважится ночевать в ровном поле, не боясь партизан?

«Я уже почти дотянулся до его уровня! — мелькнула мысль. — То же самое подумал».

— Тогда будем действовать, исходя из того, что «граф Каранеев» сейчас на дороге.

— Что делаем? — деловито спросил Андрей.

— Ложимся спать, нам очень рано вставать.

— Мусье! Мусье! — здоровенный бородатый мужик, раскидав сено, в которое зарылся с вечера Матье, тряс его за плечо. — Вставай, мусье!

Плохо соображающий спросонья, адъютант увидел, что дверь сарая открыта, и мужик указывает на нее, словно приглашает выйти. Ежась от холода, Матье выбрался наружу. Утреннее солнце, отражаясь от тонюсенького слоя снега, выпавшего ночью, рассыпалось снопами золотистых искр, мешая, как следует раскрыть глаза. Щурясь, полковник шел за мужиком. Может, русские желают продолжить допрос, хотя вчера весь день никто не тревожил адъютанта, кроме этого мужика, который приносил кашу и воду.

К удивлению француза, сопровождающий вывел его на дорогу, но пошли они в сторону от домов.

«Куда он ведет меня? Решили расстрелять? А где тогда драгуны? — мысли понеслись в уже проснувшейся голове, пока вдруг одна не заставила похолодеть. — Они хотят сделать из меня „лягушку по-французски“!»

Страх парализовал, с трудом удалось устоять на ногах, ставших деревянными. Но через несколько секунд, кровь ударила в лицо — Матье решил, что легко не дастся. Будет драться голыми руками, зубами! Пусть его убьет этот русский дикарь, но он попытается вырваться и убежать. Но мужик не заметил никаких метаморфоз в поведении француза. Неожиданно он остановился и взмахнул рукой.

— Туда! Туда иди!

Мужик показывал в сторону леса, куда уходила дорога. Адъютант не понимал.

— Уходи! Там Смоленский тракт! Се ре… тир, — вспомнив наконец, то, чему учил его подполковник, проговорил мужик. — Тракт! Два лье! — И показал два грязных пальца.

В глазах Матье появилось понимание. Мужик отпускал его и показывал путь к Смоленскому тракту. Невероятно!

— Где… офисьер? — с трудом выговорил полковник.

— Драгуны?

Француз поспешно закивал.

— Драгуны се ретир, — мужик махнул рукой в противоположную сторону, — до рассвета ушли.

Адъютант посмотрел вслед сопровождающему, который, повернувшись, зашагал в деревню. Хотя последние слова остались для Матье загадкой, он понял, что русские драгуны ушли, а этот мужик просто отпустил его и еще указал дорогу к Смоленскому тракту. Не веря своему счастью, адъютант припустил так, словно его вызывал император.

Он выскочил из-за поворота прямо на передовой дозор конных егерей.

— Это полковник Матье, — узнавший адъютанта капитан Жермен ехал вместе с Домиником.

— Не нравится мне это. Где он был?

— Думаю, сам расскажет, — Жермен обрадовался, увидев полковника.

— Капитан, приготовьте роту к бою! Считайте, что на нас уже напали.

— Откуда?

— Пока не знаю! Забирайте полковника и отходите! — распорядился Доминик.

Левуазье направился к Каранелли, расположившемуся в арьергарде отряда.

— Что случилось?

— Нашелся полковник Матье!

— Вот как? — Луи не ожидал такого оборота. — Где?

— Просто вышел нам навстречу.

— Это подозрительно, Доминик! — Каранелли забеспокоился.

— Я уже дал команду к отступлению.

— Разумно.

Отряд отошел к границе леса. Здесь Каранелли начал расспрашивать Матье. Тот отвечал четко и без запинки, не забывая, однако, подчеркнуть, каким молодцом он держался. Рассказывая, как он презрительно молчал в лицо русским, адъютант до того вошел в роль героя, что в голову закралась мысль: «А почему ему, адъютанту Наполеона, нужно отвечать на вопросы какого-то полковника из инспекции кавалерийских частей?» И только он собрался оформить это словами, как к Каранелли подъехал Анри Фико, который отходил вместе с последним взводом егерей.

— Все тихо, мой командир! — проговорил он.

Взглянув на его мощную фигуру, Матье сразу передумал, вспомнив, как беспомощно болтался в руке Азарова.

В конце разговора, чтобы еще раз подчеркнуть собственную беспримерную храбрость, адъютант рассказал про «лягушку по-французски», которой русским не удалось его запугать.

— Врет, наверное, — сказал Фико, отъезжая от командира.

— Кто его знает! — ответил Доминик. — Русские — дикари! Только что-то последнее время цивилизованная Европа кажется мне не менее дикой.

Каранелли отправил полковника в сопровождении десятка егерей в Вязьму, навстречу Наполеону. Через три часа рота, осторожно, с предварительной разведкой дороги, на которой ничьих следов, кроме Матье, обнаружить не удалось, вышла к деревне. У околицы, на одной из молодых елочек, верхушка которой наклонилась к дороге, висело тело французского офицера. Он был привязан за ногу. К другой ноге, свисая почти до самой земли, была привязана толстенная дубовая чурка.

VI

— Надеешься, что получится? — задумчиво проговорил Азаров. — Хотя ты так удачно дополнил мою страшную сказку «лягушкой по-французски», что грех не использовать! Думаешь, расскажет?

— Уверен! Знаю я эту адъютантскую породу, в нашем штабе насмотрелся. Что бы ни случилось — главное цену себе набить! Не удивлюсь, если он будет рассказывать, что сам видел целые роты «лягушек». Ладно, давай спать! Чего загадывать — получится, не получится? У тебя же нет другого плана?

— Нет.

— Спокойной ночи, кавалергард!

— Спокойной ночи, драгун!

Еще до восхода взвод вышел из деревни, направившись в противоположную от тракта сторону. Пройдя две версты, драгуны остановились, дожидаясь офицеров. Те же в свою очередь ждали Прохора, который выводил из деревни Матье.

— Ну, как он? — спросил Азаров, когда Прохор вошел в избу.

— Припустил, только пятки засверкали!

— Вот и отлично! Андрей, ты справишься один?

— Вот Прохор с мужиками помогут наклонить елку, а дальше сам. И лучше, чтобы никого рядом не было.

— «Француз» готов? Чурка?

— Как велели, ваше высокоблагородие! К полуночи все сделали.

— Где?

— К елочкам отнесли.

— А вторая колода?

— На месте! Куда сказали, там и стоит. И досочки свежеобструганые прибили.

— Молодец! Тогда все. Помогите майору, да собирайтесь быстро и уходите! Завтра пришлите кого-нибудь узнать — не сгорела ли деревня? Все понятно?

Через четверть часа Данилов ускакал к драгунам. Одним из главных козырей его плана были овраги. Хорошо разветвленная система глинисто-песчаных оврагов, с крутыми стенками, разлеглась на востоке от деревни. Причем с дороги их нельзя разглядеть.

Конечно, Данилов не сомневался, что перед тем, как войти в деревню, лазутчики попытаются осмотреться и вполне могут обнаружить и овраги, и засаду. Но надеялся, что им будет не до этого — у околицы ждала отличная приманка.

Драгуны спешились за оврагами. Путь по дну длиной почти в версту. Посередине он круто поворачивал и выходил к околице — шагов триста до дороги. Хотелось бы ближе, но не стоять же посреди поля!

— Объясняю! Задача у нас прежняя: по команде высунуть ружья, прицелиться. Стреляем залпом, и бежать! Ружья бросить!

Заметив вопросительный взгляд, Данилов прервался.

— Что случилось, вахмистр?

— Ваше высокоблагородие, как же без ружей? Драгуну без ружья никак нельзя!

— Увы, братцы, все понимаю! Но и вы поймите! У каждого два пистолета заряженных и по одному заряду в ружьях. Это все!

Так и было. Весь порох и пули, включая то, что добыли позавчера на Смоленском тракте, взял Азаров.

— Потому даже не приказываю — прошу вас — бросьте ружья! Не можем мы себе позволить бесполезное железо таскать. Здесь бежать нужно быстро: до поворота надо промчаться раньше, чем французы очухаются.

Данилов переводил взгляд с одного на другого, но не во всех глазах встречал понимание.

— Трудно это, но мне надо не столько врагов убить, сколько вас не потерять! Где я еще таких драгун найду в тылу у французов? Так что давайте побудем немного… гусарами. Но с палашами!

Кажется, дошло. Некоторые лица засверкали улыбками.

— Хорошо, ваше высокоблагородие, — проговорил вахмистр, — приказ выполним, как один!

— Спасибо! — Данилов говорил вполне серьезно. Кому не известно, что для драгуна оставить свое оружие врагу хуже, чем для гусара сбрить усы?

Дальше дело было за вахмистром, который тщательно проверял, как готовят позиции для единственного выстрела подчиненные. На крутом склоне из перемешанного с глиной замерзшего песка это было не просто.

Напротив, у елочек, возился Азаров.

— Майор! Что так долго? — крикнул во весь голос Данилов.

Азаров не ответил, хотя Николай был уверен, что тот услышал его. Значит, не до разговоров. Наконец Андрей выпрямился.

— Сейчас, ваше сиятельство! Уже иду к вам!

— До нас три версты в обход!

— Помню!

Согнутая елочка начала разгибаться, поднимая тяжелый груз, который даже с расстояния в несколько метров трудно отличить от подвешенного французского офицера.

Ждать пришлось долго. Азаров объехал овраги, оставил лошадь и пришел на позицию, а французы все не появлялись. Пара часов прошла в напряженном ожидании. Наконец на дороге показались конные егеря.

— Все! — негромко, хотя до неприятеля было больше чем полверсты, скомандовал Азаров драгунам. — Ружья убрать, никому не высовываться!

Осторожно оглядевшись, егеря двинулись по дороге. Несколько раз небольшие группы отъезжали в сторону, осматривая места, которые казались им подозрительными.

— Толково идут, — оценил Азаров, который выглядывал из оврага вместе с Даниловым из-под чахлого кустика. — Как бы не нашли нас раньше срока.

— Это вряд ли. Зря мы с тобой, что ли, сказки полковнику Матье в уши заливали?

Четкие действия французов вдруг разом прекратились. Волнение пробежало по их рядам. Дозоры сбились в кучу, затем рысью помчались к елкам. Забыв обо всем на свете, егеря скакали туда, где на дереве висел «офицер». В числе следующих за ними Данилов разглядел сквозь окуляр трубы «малыша» и «графа Каранеева».

— Ружье мне! — негромко скомандовал он.

Вахмистр отдал свое. Вглядываясь в противников, собирающихся около подвешенного «француза», Николай жалел только о том, что у него один заряд.

Капитан Жермен прискакал к елочкам, когда около них собралась почти вся рота егерей, которые расступились, пропуская командира. Он остановился, подняв лошадь на дыбы.

— Варвары! Какие варвары! — гневно выдавил потрясенный офицер.

Жермен выхватил саблю. Люка Сен-Триор, несущийся во весь опор впереди бойцов отряда Каранелли, за долю секунды до смерти почувствовал острейшую неотвратимую опасность, но ничего сделать не успел.

Клинок сабли перерубил веревку, освобождая «тело» от чурки. «Француз» подпрыгнул, и мощный взрыв разбросал сотню пуль и все гвозди, что удалось найти в деревне. Один из них попал точно между глаз Люка.

Позже Николай не мог объяснить, почему он выбрал «малыша». Может, потому, что «Каранеев» не убил его, ослепшего после вспышки в камине? Хотя, конечно, мог бы. Или потому, что получил от «малыша» смертельный удар шпагой под сердце?

Так или иначе, но холодный гнев, наполняющий грудь, сослужил хорошую службу. Данилов увидел, как вздрогнул после выстрела «малыш» и свалился под ноги коня.

Князь, не оглядываясь, бежал впереди драгун, чтобы у них не было ни малейшего сомнения, что сейчас надо исполнять маневр «бег на скорость до лошадей». Позади слышалось хриплое дыхание, топот двух десятков пар сапог и громкий голос вахмистра:

— А ну, быстрей! Еще быстрей давай! Вашу мать, «гусары»!

Взрыв, а потом залп за спиной сразу показали Каранелли, что и в этом поединке он играет не свою мелодию, а лишь исполняет волю дирижера, который все расписал, как по нотам. Потери оказались немыслимыми, но, тем не менее, численный перевес оставался на стороне французов.

Каранелли потратил несколько минут, пока привел в порядок свое войско. Подобравшись к оврагам, офицеры сделали несколько залпов гранатами из штуцеров, потом остатки роты егерей были брошены в атаку. Французам не отвечали.

Добравшись до обрыва, Луи увидел лишь темную дорожку следов на белесом фоне, уходящую за поворот.

— Будем преследовать? — спросил подъехавший Арменьяк.

— Я уже не совсем понимаю, кто кого преследует. Как там Доминик?

— Живой. Вовремя шкуру надел, хотя не хотел.

«Шкурой» офицеры Каранелли называли новое достижение Бусто — кирасу сложной конструкции из стальных ячеек в форме пчелиных сот, обтянутой свиной кожей вместе со щетиной.

— А остальные наши все в шкурах?

— Да, даже Люка был.

Луи замолчал, вглядываясь в следы на снегу. Арменьяк ждал указаний.

— Нет, преследовать не будем. Возьми с десяток егерей. Пойди, посмотри, что еще приготовил русский князь. Остальные пусть займутся ранеными. Домиником в первую очередь.

Вскоре Каранелли вернулся в деревню. С облегчением узнал, что больше ничего необычного не случилось, если не считать одной странной находки. У дальней околицы, с противоположной стороны деревни, прямо на дороге стояла колода. Поверх нее лежала веревка. На прибитой доске углем было написано по-русски: «Каранеев! Сделай это себе сам!»

Доминик лежал в жарко натопленной избе в одних подштанниках. Когда становилось невмоготу валяться на животе, отворачивался лицом к стене. Другое плечо, ушибленное при падении, сильно болело. По левой лопатке, расплылось фиолетовое пятно размером с чайное блюдце.

— Как себя чувствуешь? — спросил Каранелли.

— Уже лучше, завтра буду вполне здоров.

— Это хорошо. Я смотрю, у тебя падение с лошади уже входит в распорядок дня.

Они замолчали, думая об одном том же. Наконец Доминик проговорил:

— Жалко Люка! Он ведь к тебе еще раньше меня попал.

— Да. Я случайно увидел, как он стреляет. Взял к себе, а он мне говорит: «У меня старший брат есть. Так он еще лучше стреляет».

— Обидно. Сначала Николя. Тогда «графиня Возьмитинская» должна была уехать из Смоленска. Да и много чего у нас в карете было… Он поехал и пропал. А сегодня и брат так глупо…

— Поймал нас Данилов! Третий раз поймал! Знаешь, Доминик, Наполеон считает, что князь — командир русского специального отряда. Такого же, как и наш.

— Нет, Луи, нет! Я думал над этим. Палашом он, конечно, хорошо владеет, но это только по меркам драгун. Мы дрались пять лет назад. Любой из наших справится с ним одной сковородкой.

— А стреляет?

— Стреляет изумительно, но это самое простое. Ты посмотри, чем вооружены его люди? Обычные драгунские ружья. Ты не знаешь, почему он их сегодня бросил?

— Не знаю, но думаю не потому, что они сильно мешали бежать. Есть одна догадка.

— Не томи, командир.

— У него нет пороха.

— Кстати, о порохе. Разве ты не видишь, что у него нет нитропороха? А что есть? Да ничего, кроме того, что имеется в любом драгунском эскадроне! Нет, Луи! Наполеон, конечно, великий полководец, но здесь он ошибается. Князь Данилов обычный драгун.

— Он в очередной раз устроил засаду, в которую мы угодили всем отрядом.

— Да, это так. А знаешь почему? Дикари мы, Луи! Дикари! Поверили, что русский офицер станет пленного разрывать живьем на части. Как увидели чучело на дереве, так сразу про все на свете забыли! Понимаешь, никто не засомневался даже, что быть такого не может!

Левуазье поднял глаза, в которых отчетливо отражалась горечь.

— Потому, что все мерим по себе. Мы поверили, что русские сделали это, потому что готовы сделать сами. Вот такие мы дикари!

С легкой гримасой на лице Доминик отжался, согнул колено, затем сел.

— А князь Данилов дикость нашу первобытную учел и сыграл на ней, как на флейте.

Малыш умолк. Теперь взгляд его упирался в деревянный пол. Каранелли тоже не нарушал тишину. И опять они думали об одном и том же.

— Нам ведь говорили, что мы несем цивилизацию в глухую Россию, — в голосе Доминика по-прежнему звучала горечь разочарования. — А разве можно принести цивилизацию на штыках? Разве культуру можно привить огнем? Духовность мечом крестоносца? Мы несем варварство. И князь Данилов отлично понял, кто мы. Он не командир специального отряда. Он русский офицер, защищающий родину от набега дикарей. Который хорошо знает, с кем имеет дело.

— Доминик, ты меня пугаешь!

— Да полно, Луи! Ты сам себя пугаешься после того убийства русских пленных под Гжатском. Я же вижу.