Личный зомби-апокалипсис

Глава 26. Шестнадцать трупов

Какова вероятность убить за раз шестнадцать человек?

Если пораскинуть мозгом, то, как два пальца обоссать.

Но если докинуть новые вводные в виде того, что они будут сопротивляться, ты не в самой лучшей физической форме, а из оружия только отвертка, коей минуту назад ковырялся во внутренностях системного блока, откручивая материнскую плату, то расклад вырисовывается на порядок хуже.

Максиму Стрельникову изначально не нравилась идея работы в женском коллективе. Он уже перерос подростковые влажные мечты, будто стоит ему лишь завалиться в офис, как его тут же скрутят сексапильные мадамы, сбежавшие из "Brazzers", и начнут предаваться с ним всевозможным низменным страстям со сладкими стонами, торчащими сосками на упругих грудях, подтянутыми попками и анимешно-хентайными глазками, наполненных похотью и развратом.

Нет.

Нихуя подобного.

Если такое и существует, то скорее всего только в вышеупомянутом "Brazzers" и малолетних дебилов, которым не прилетело по ебалу с разворота тяжелым берцем Взрослой Жизни.

Фирма "Хуйзнаетнезапоминалназвание", оккупировавшая кусок этажа мощной крепостной башни-небоскреба из стекла и железобетона, насчитывала в своем составе плюс-минус пятьдесят-семьдесят пять сотрудников. Количество постоянно колебалось от текучки кадров и крайне неумелой внутренней политики мадмуазели, которой подарили ООО грузоперевозок за сногсшибательную фигуру и качественную работу ртом. Или нет, Макс точно не знал, но судя по графикам и отчетам, начальник в юбке понятия не имел, как хотя бы выходить в ноль. Выживали лишь благодаря постоянным вливаниям извне от того, кто приобрел фирму.

Большая часть работников была в разъездах, мотаясь по стране, заключая сделки, контракты и соглашения, после чего коллеги, кооперируясь с такими же работягами, но из других организаций, налаживали транспортировку, сортировку, складирование, учет, расход, перерасчет, куплю, продажу и прочее говно.

Макс хотел бы быть одним из них.

С детства мечтал стать чем-то вроде дальнобойщика. В его представлении эта работа тупо не имела минусов — кати себе вдаль, проглатывая колесами километр за километром, новые места, новые люди и новые эмоции, красота и романтика. Всяко лучше, чем потеть в офисе, перекладывая бумажки. О том, что будет делать если ночью где-то между Мухасранском и Хрензнаетгдеево, у него накроется движок в -53 °C он как-то особо не задумывался. Хотя, если так-то углубиться в его биографию, то он согласился бы на любую работу где его общение с людьми, которые ему не нравятся, сведено к минимуму.

С натяжечкой, но Макс не отказался бы работать в коллективе, где он один из равных. Где ему нужно выполнять только служебные обязанности, которые четко регламентированы в трудовом договоре, а если что-то другое и поручали, то в виде вежливой необязательной просьбы, а не приказным тоном и еще шипеть сквозь зубы, когда он что-то делает не так. Ебать, кто бы мог подумать, что человек не имеющий ни малейшего опыта в конкретной сфере деятельности будет люто косячить, когда его запрягут в ней безвозмездно вкалывать, как папа Карло.

Стрельникову не нравилось, что он по определению был кому-то что-то должен.

Как говаривал его ныне покойный знакомый, "кому был должен — тем прощаю." В то время, услышав эту фразу, Макс так и не понял ее смысл, но сейчас все больше и больше склонялся к ее пророчески-фаталистической философии.

Ты должен всем от рождения.

И как же, блять, это бесит.

Ты должен до гробовой доски своим родителям, что как-то не соизволили у тебя поинтересоваться, а хочется ли тебе рождаться в точке пространственно-временного континуума, где из стабильности только бедность, липкая безнадежность и сырая плесень бессмысленной цикличности самоистязания, поддавшихся на ложные посулы. И всем будет, как-то плевать какими они были родителями. Директива Доминика Торетто "Нельзя отворачиваться от семьи, даже если семья отвернулась от тебя", как-то через раз работает. Чисто физически нереально сложно заставить себя, не то, что помочь по хозяйству, финансово и эмоционально, человеку, что превратил первые десятилетия твоего пребывания в этом мире в кромешный Ад и Израиль. Тебе сложно о нем просто вспоминать без вспышки гнева, выливающегося в насилие или разрушение всего, что попадается под руку. Возможно, это можно перерасти. Не нужно, а можно. И плюньте в лицо тому, кто спизданет, будто старые обиды нужно рано или поздно простить. Они прощаются, только когда обидевший уже кормит червей. На земном шарике существует не так много людей, у которых хватит похуизма и здравого смысла, чтобы простить, например, сломанное бедро, вывихнутые пальцы и частую сетку шрамов на спине от непрестанных избиений ебучим проводом. И после этого общество, которое понятия не имеет, что творилось за закрытыми дверями и насквозь лживой картинкой образцово-показательной ячейки общества, смеет что-то предъявлять о долге, долге за появление на свет. Еще больше керосина в огонь подливают сами родители. Если они окончательно не превратились в низший слой общества, от которых даже бомжи с наркоманами нос воротят, то… сука, Макс едва мог сдержать свою ненависть, когда ему неприкрыто в лицо врали о том, что, ебать, он конечно, лживый пидорас. То есть, не было всего этого?! Не было, ты чего, все придумал, не наговаривай на нас…

Стрельникова бесило это.

Бесило, что он должен тварям, которые болт на него клали.

Должен отдать долг Родине, пойдя и сдохнув где-то в канаве от пневмонии, таская мешки цемента и кирпичи на дачу какого-то зажравшегося генерала. А ведь он как-то не припомнит, что у кого-то что-то занимал.

Должен работать, чтобы просто не подохнуть от голода в зябкой тьме отключенных коммунальных услуг.

Должен не плакать, когда ему, блять, больно. И спрашивается почему?

Должен существовать не так, как сам этого хочет, а как решил кто-то другой.

Должен бухать, ведь не пьешь — не мужик.

Должен, что-то доказывать окружающим, обществу и всему остальному миру.

Должен жениться. Не потому, что влюблен или хочет этого, а потому, что должен. Как там говаривали классики?.. Мы — поколение, воспитанное женщинами. Неужели другая женщина сможет нам помочь?

Должен создать семью. Семью, которая ему не нужна. Должен растить детей, которые ему не нужны. Должен решать проблемы, которые бы тупо не возникли бы, если бы не существовало этих детей и жены.

Должен терпеть выходки мигрантов, что приперлись в чужую страну и наводят в ней свои "правильные" порядки. Ведь нельзя же втащить чурке, что оскорбляет твою мать, хочет трахнуть твою сестру, а тебе вскрыть глотку, как свинье. Можешь попробовать это сделать. Рискнуть здоровьем. Если не сгребут мусора, то "Уася, твой дом труба шатал" подзовет пару братков и они впрессуют твою тушку подошвами сапогов в асфальт. Потому, что ты никто, за тебя никто не вступиться, ты должен терпеть.

Должен набрать кучу кредитов на облупленную квартиру, разваливающееся корыто и айфон для какой-то в край охуевшей пизды. Потому что так надо.

Должен покорно сглатывать, когда твою машину поджигают обдолбанные пидорасы, выбивают тебе окна, режут гнилыми ножичками тебя или твоих корешей. Должен потому, что ну, серьезно? Самооборона? А не подохуел ли ты часом? Захотелось у параши спать с куском мыла в жопе? Ты покорный скот и не тебе решать твою же судьбу.

Должен быть КАК ВСЕ.

Должен делать вид, что все нормально. Будто не хочется проломить череп мрази, что ссыт в лифтах, посреди ночи врубает свой ебучий шансон на весь двор, что бухает, как сука и ведет себя, как агрессивное быдло.

Должен не говорить о своих проблемах, что гложут изнутри, медленно разрывая на кровоточащие и агонизирующие ошметки. Ведь так не принято.

Должен быть успешным и не "страдать херней". Остальные же лучше знают, что тебе надо от этой жизни.

Должен жить ради кого-то другого. С хуя ли нельзя жить ради себя любимого? Чем так им не нравиться здоровый эгоизм? Тем, что таких нельзя заставить батрачить на себя, как бесправных холопов?

Должен терпеть вышестоящих по положению. С какого-то перепуга должен пресмыкаться перед теми, кто наворовал, насосал или кому это бабло и влияние досталось тупо по наследству. Ну заебись, конечно.

Должен женщинам.

Должен терпеть их конченные выходки, ибо "ну это же девушка".

Женский коллектив уровня обратного развития "клубок змей" — это психо-эмоциональный Ад.

Интриги, сплетни, обсуждения, грязные секретики, бесконечный треп, принеси, подай, "нутыжемужик". Еще больше радости доставляют ситуации наподобие "я, когда была молодой дурой, потрахалась с мудаком-уголовником и залетела. Он ушел, а у меня никому не нужный пиздюк, которому я ломаю психику своим скотским поведением, поэтому ближайшие годы, пока ты будешь здесь работать я ржавой ложкой выковыряю твое мозговое вещество через ушные раковины, потому что, у тебя лицо похоже на этого пидораса с двумя судимостями."

Везде это сраное должен.

Кому, блять? Себе? Так ниухя подобного. Окружающим? Так пошли они нахуй с такими добровольно-принудительными заявочками.

Если общество без твоего вмешательства решает каким ты должен быть, то ты не сильный и крутой. Ты амеба, что следует за поводырем. "Настоящему мужику", как-то поебать на мнение остальных на тему того, как должен выглядеть, жить и вести себя "настоящий мужик".

Блять, ты должен жить. Сука, вдумайтесь только — должен жить. Уже и сдохнуть спокойно не дадут.

Наверное, Макс в первые минуты, когда зомби-апокалипсис докатился до его геолокации испытал подобие экстаза, от осознания, что старый мир раскрошился, как гнилой зуб и был выплюнут в холодную бездну забвения вместе с вязкой кровавой слюной того, что раздражало его прежде.

Но хуй там плавал.

Семнадцать человек заперлись на своем этаже и через панорамные окна разглядывали агонизирующую Москву. Дым пожарищ, спичечные коробки танков и БТР-ов, низко пролетающие звенья вертолетов и фигурки людей — гражданских, военных и мертвых. Стрекот автоматных очередей, дополненный пулеметным рокотом. Тяжелое уханье артиллерии и автоматических пушек.

Единогласно было принято решение сидеть на жопе ровно и не лезть в гущу событий, что тугим узлом сплелись вокруг Первопрестольной. Еды, что сумели наскрести со всего этажа, хватило на несколько дней.

Знаете на что способны более десятка психически неустойчивых и неподготовленных к стрессовым ситуациям людей в замкнутом помещении, которые уже чувствуют вкрадчивый шепот голода и хриплые взрыкивания зомби за перекрытыми дверьми, что скрылись в прохладе зданий от солнечного света? Макс до этого момента не знал и не особо хотел узнавать.

Ему снесло чердак на третий день.

Успокаивающее и медитативное ковыряние в потрохах компьютера прервалось воплем жирной бабищи, сводившемся к тому, что он, как единственный среди них мужчина, должен выйти наружу и позвать на помощь, ибо телефонная связь не работала, а Интернет резко упал после наплыва в него паникеров всех мастей.

Голоса в голове, составляющие личность Максима Стрельникова, внезапно пришли к выводу, что дальше эту хуйню терпеть просто выше их сил.

Толчком швырнуть системник ей под ноги. Хруст одного из пальцев на ступне, когда в него прилетело углом довольно увесистой бандуры. Визг затыкается на полуслове, когда жало крестовой отвертки пробивает ей висок, скрытый за бесформенным хитросплетением полураспущенной "гульки".

Ее тело медленно заваливается на пол, сгребая конечностью всевозможную канцелярию со стола.

— Ну, что, бабоньки, повеселимся?!

Это не заняло много времени.

Они не могли и не хотели нормально и внятно сопротивляться. Больше голосили и прикрывались друг другом, не додумавшись до того, чтобы навалиться толпой, погребая свихнувшегося пацанчика под своими тушами.

Макс бил по наиболее уязвимым точкам, руководствуясь директивой "один удар — один труп".

Разворотить сонную артерию и кровь красочным веером брызжет на стену.

Отвертка проходит через шарообразный студень глазного яблока, пробивает дно глазницы и впивается в мозг.

Или впав в подобие яростного транса берсерка часто строчить кому-то в брюхо, перекручивая ленты кишок в кровавое месиво, вываливающееся на пол.

Оставил в живых только трех — наиболее симпатичных. Они не могли сбежать — за дверью мертвецы, минимум трое, случайно поднявшихся на лифте именно на этот этаж, из тех кого порешили мародеры, наводящие суету далеко внизу. Не могли выпрыгнуть в окно — высоко, тут без вариантов, тупо в кашу размажет. Они прятались в офисе, умоляя оставить их, со слезами и соплями смотря на тела своих подруг и коллег. Навалиться всем телом на одну, перехватывая ей руки скотчем под истеричные визги. Потом ноги. Дальше следующая.

В подкорке мозгового вещества вдруг сама собой сочинилась коротенькая песенка, проигрываемая в слуховых нервах и подсознании раз за разом, пока тела падали на пол.

Шестнадцать трупов, шестнадцать трупов я зверски замочил.

Шестнадцать трупов, шестнадцать трупов я люто расчленил.

Шестнадцать трупов, шестнадцать трупов в сортире утопил.

Шестнадцать трупов, шестнадцать трупов я песику скормил.

Троицу девиц, полностью обездвиженных двумя полными рулонами скотча, кинул одна на другую, заперев в кладовке.

Выбросил мертвых через окна.

Вода еще шла, мокрой тряпкой протер от крови один угол помещения.

Вытащил первую.

У него давно уже не было секса.

Приставив отвертку к шее, где уже невооруженным взглядом просматривался бешеный пульс, вкрадчиво объяснил ей, что с ней произойдет если она попытается откусить его дрочило или не качественно отсосет.

Блондинистая мадмуазель лет двадцати пяти не стала заигрывать с судьбой, а послушно и с некоторой неловкостью припала губами к вставшему члену. Ласкала его языком, изредка цепляясь зубами за головку. Заглатывала по самые яйца с чавкающе-хлюпающими звуками. Жирная струя спермы брызнула ей в горло. Поперхнулась и закашлялась, выталкивая из себя дрочило. Семя потекло по ее лицу — пухлым губкам, щекам, аккуратному чуть вздернутому носику и подбородку.

Максу понравилось. Ему еще никто раньше не делал минет.

Вытащил вторую, третью.

Прошипел им в уши, что послушные сучки должны стараться, а не отлынивать от своей работы.

А потом выкинул первую в окно. Потому, что мог.

Оставшиеся, с растекающейся тушью и помадой, в два ротика заставили Стрельникова второй раз кончить.

Он бы не отказался поиграть с другими их входными отверстиями, но, к удивлению и сожалению, так и не смог найти презервативов, а соскребать с члена их говно или маяться от венерической боли в самом начале своего блистательного пути безжалостного отморозка, не особо хотелось.

Вторая улетела вслед за первой.

Третья, жалобно хнычущая и давящаяся его спермой, осталась в живых. Не надолго.

Разворотить отверткой ей ахиллесово сухожилие и почти насквозь пробить голень. Кровь, горячая кровь на полу и ее бархатной коже. От нее тяжелеет ткань юбки и колгот.

Макс хрустнул шейными позвонками. Прямо, как в боевиках. Потому, что хотел и мог.

Разгреб баррикаду из мебели.

За куском белого пластика слышно рычание живых мертвецов.

Как же долго он этого ждал.

Подложить еще живой шмат мяса, что отвлечет нежить от его скромной персоны, под самый порог.

По-удобнее перехватить свое неказистое оружие, ребристая рукоять отвертки ласкает ладонь, и пинком распахнуть дверь.

Если ему сегодня суждено умереть, то он умрет счастливым, улыбаясь в лицо Смерти, так как еще никогда не улыбался. Пора сдохнуть в одиночестве, стоя на горе из трупов.

Гуляй, рванина!

Примечание автора:

Ага, вот такой я мудила нехороший. Пару месяцев назад сочинил позитивный и оптимистичный стишочичек про шестнадцать трупов, после чего жестко написал про это целую главу.

Какой же я молодчинка.

Просто красавчик.