Лицо в темной воде

Пролог

«…20 октября 1939 года.

Дров мало, от холода и волнений силы у всех на исходе. Деревья вокруг какие-то хилые и сырые. Костер разводили на гнилых бревнах, неохота рыть яму. Ужинаем в палатке. Холодно. Вместе с дождем начал падать снег.

Не хочется об этом писать, но – все плохо. Все очень плохо. Митя сказал, что мы уже не выйдем из тайги живыми. Сказал это очень грустно, и никто не стал ему возражать. В группе наблюдается полный упадок сил – и физических и моральных.

Никак не можем уйти от болота. Словно прав был тот страшный старик в Холозьве, и какая-то ведьма нас тут кружит, заставляет все время выходить к болотам. Все сильно подавлены. Женя Кочев, видимо, чем-то отравился. (Лесные ягоды?) У него что-то вроде галлюцинаций, он думает, что кого-то видит, и очень этого пугается, хотя вокруг нас только деревья. Его тревога передается и нам. Полчаса назад Женя стал кричать, что видит чудовище, и попытался сжечь палатку, чтобы огнем отпугнуть это чудовище. Игорь связал ему руки ремнем.

Мы пытались шутить, но шутить больше не получается.

Из семерых человек остались только мы четверо. Смерть товарищей очень сильно нас угнетает. Но больше всего угнетает неизвестность. Мне все время кажется, что нас и правда кто-то преследует, идет за нами по пятам, что смерти были не случайными и они продолжатся. Но кому надо нас убивать?

Около двух часов, во время перехода, набрели на заброшенную стоянку лесных жителей – то ли хантов, то ли манси. Здесь повсюду на деревьях их значки и засечки. Вероятно, они так общаются между собой. Или предупреждают о чем-то.

Если бы я верил в Бога, я бы помолился. Очень не хочется умирать (ЗАЧЕРКНУТО). Очень хочется жить.

Допишу потом, кто-то кричит в лесу, Митя тоже кричит, мы…»

(На этом записи в дневнике экспедиции А.Н. Пичугина обрываются.)