5. Сила могилы

Визжа от боли и злости, Божена отчаянно колотила правой ногой взбесившегося кадавера, повисшего на левой. Мерзкое человекообразное существо впилось в ее лодыжку и разжимало зубы лишь для того, чтобы укусить кого-нибудь из этерноктов, суетившихся рядом в тщетных попытках его оттащить. При этом хватка существа, вонзившего в плоть Божены не только зубы, но и острые крепкие ногти, нисколько не ослабевала.

– Уберите эту тварь! Мне бо-ольно! Моя нога! Он же ее откусит, черт! – Божене казалось, что она вот-вот умрет.

– Пункки! Пункки, перестань! Немедленно перестань! – кричал Руубен. Голос его звучал испуганно и жалко, – неудивительно, что кадавер никак не реагировал на требования своего хозяина.

– Чего вы ждете?! Убейте же его! – взвыла Божена, возмущенная беспомощностью своих соратников.

Бронзовая статуэтка, зажатая в чьих-то руках, взметнулась в воздух и обрушилась на плешивую голову Пункки. Череп хрустнул, как ореховая скорлупа. Кадавер, точно клещ, напившийся крови, отвалился от Божены. Его лицо, иссеченное глубокими морщинами, посерело, глубоко ввалившиеся глаза подернулись мутной пленкой, но не закрылись: Пункки обвел собравшихся бессмысленным взором, после чего перевернулся на бок, встал на четвереньки и проворно пополз куда-то, низко свесив размозженную голову. За ним тянулся след из влажных пятен.

– Что вы наделали! – Побелевшая кожа Руубена, густо покрытая темно-коричневыми веснушками, напоминала скорлупу перепелиного яйца. – Теперь Пункки превратится в драугра!

У Божены вырвалось грязное ругательство. Драугр! Только этого еще не хватало! С приказом убить кадавера она явно поспешила, ведь знала, что умерщвление человеческого тела, соединенного с демоном мертвоцепью, приведет к тому, что демон освободится от заклятья, и после этого обуздать его будет почти невозможно. Мало того, демон полностью овладеет телом, испустившим дух! Имея глубокие познания в мифологии разных народов, Божена содрогнулась, представив себе, что может натворить вышедший из-под контроля драугр – живой мертвец, обладающий огромной силой, прожорливостью и устойчивостью к разложению. Впрочем, возможность обезвредить Пункки все же была. Выбирая демонов на ярмарке в Лихоморье, Божена всегда интересовалась способами их усмирения, и, если нужно, приобретала необходимые средства для этого. Она вспомнила, что меркатор, торговавший нечистью, передал вместе с драугром кусочек пергамента с руническими символами, которые следовало высечь на камне в день смерти кадавера, одержимого этим демоном, а камень установить на могиле сразу после погребения тела. Тогда Божене казалось, что в этом нет ничего сложного. Теперь она не представляла себе, как они будут хоронить труп, способный быстро бегать и зверски кусаться.

– Поймайте его и заприте где-нибудь, пока он не разнес весь музей! – потребовала Божена, обеспокоенная возникшей проблемой до такой степени, что даже мысли о травмированной лодыжке отошли на задний план.

– Боюсь, это невозможно! – ответили ей. – Кадавер сбежал. В огромном здании мы его не найдем, если только он не вздумает сам на нас поохотиться.

– Растяпы! – рявкнула она, поднимаясь с пола. Ее тотчас услужливо подхватили под руки, помогая встать, и проводили к креслу, куда она опустилась со страдальческим стоном. – Руубен, что вы стоите столбом? Несите аптечку и обработайте мою рану. Ах, да! Захватите еще картину, что висит на стене у двери вашей каморки.

На первый взгляд картина не представляла собой ничего особенного: одинокая гора, припорошенная снегом, да чахлая сосенка, скрюченная на склоне у ее подножия, – унылый пейзаж, способный доставить удовольствие лишь меланхоликам. Ее установили на столе, подперев сзади двумя гипсовыми барельефами.

– Так что вы на ней увидели такого интересного, а, Руубен? – спросила Божена, когда финн закончил бинтовать ее лодыжку и теперь стоял, пряча глаза, с видом побитой собаки. Но едва тот открыл рот для ответа, она сама заставила его молчать, вскинув руку в предупреждающем жесте.

Картина ожила.

Дрогнула сосновая ветка. Скрипнул снег, сминаемый чьей-то ногой. На горном склоне, освещенном луной, возникла – словно просочилась сквозь камень – человеческая фигура. Размытый силуэт прямо на глазах приобрел объем и четкость. Когда обозначилось лицо, оно показалось Божене знакомым.

– Лоухи? Вот так встреча! Не ожидала! – Божена даже с кресла приподнялась, подавшись вперед, но тут же поморщилась и села обратно, – покусанная лодыжка давала о себе знать.

Женщина на картине раскрыла редкозубый рот в чудовищной улыбке.

– Помню тебя, чужестранка! – послышался скрипучий голос, исходивший прямо из холста, и столпившиеся вокруг этернокты взволнованно зашептались, хотя все они повидали в своей долгой жизни еще и не такие чудеса.

– Любопы-ытно, – протянула Божена, прищуриваясь. – Как же занесло тебя в это нарисованное место?

– Было время, захаживал в мои земли один человек, смелый, но глупый. Умные – те не пойдут в пределы Похьолы по своей воле, а этот приходил, очень уж хотелось ему на просторы здешние полюбоваться. Понравился он мне, позвала я его в гости, накормила досыта, сводила в баню, покатала на лодке по реке, и он мне добром отплатил – нарисовал меня у горы, перед входом в подземелья Маналы. – Старуха шагнула в сторону и показала на темную расщелину за своей спиной. – Вот отсюда он приходил, мой храбрец! Трудным был его путь, все силы у него отнимал. Бывало, доводилось мне этого героя травами целебными отпаивать да мазями натирать. Смелый был человек, говорю тебе! Не каждый дерзнет спуститься в нижние пределы мира и пройти берегом черной Туонелы, что течет по страшным урочищам Маналы. Но и этот храбрец дрогнул, когда увидел, что картина его ожила – и я на ней ожила тоже. Замазал он меня серой краской, сровнял с горным склоном. Думал, это меня остановит! – Ведьма визгливо хихикнула, сверкнули под космами ее злые глаза. – Глупый был человек! С тех пор я могу, когда вздумается, посмотреть на мир, откуда он был родом, и, бывает, люди из этого мира тоже видят меня.

– Как интересно! – Божена разволновалась. Неужели переход в потусторонний мир найден? – Скажи, дорогая Лоухи, а выйти, выйти из картины ты можешь? – спросила она с надеждой, но собеседница ее разочаровала.

– Художником тот герой был талантливым, но не настолько!

– А сам-то он как к тебе попадал?

– Говорю же, через нижний мир ходил!

– Но он же… он не в виде призрака был? Ты говоришь, что кормила его, в бане парила. Значит, он в своем теле приходил?

– Так и есть.

– Но как же это у него получалось?

– Э-э… Что-то говорил он об этом. – Ведьма задумчиво поскребла затылок. – Вспомнила! Он в могилках чужих устраивался и мертвым притворялся.

– В могилках? – Божена поморщилась и повернулась к Руубену. – Напомните мне имя автора этой картины, что-то вылетело из головы.

– Аксели Галлен Каллела, – мгновенно ответил финн. – Мы встречались пару раз в тысяча девятьсот пятнадцатом.

– Ах, так вы лично были с ним знакомы! Слышали что-нибудь о его перемещениях в потусторонний мир?

Руубен пожал плечами:

– Я тогда не придавал этому значения, но ходили слухи… нет, даже не слухи, а факты – были ведь свидетели… в общем, Каллелу, в самом деле, не раз заставали лежащим в свежевырытой могиле, но… все считали, что он так вдохновляется. У всех творческих личностей имеются свои особенные способы для этого.

– Ах, вот как! Любопы-ытно… Значит, лежал в свежевырытой могиле, говорите. Свежевырытая – это лучше, чем уже кем-то занятая, такое можно потерпеть, но … все-таки это еще не совсем могила, как я понимаю? Ведь там не был никто похоронен? Может быть, достаточно просто выкопать яму на кладбище и улечься в нее?

– Могила есть могила, ее роют для умершего человека. Обычная яма, выкопанная просто так, пусть даже и на кладбище, не сработает, думаю, – заметил кто-то из этерноктов, кажется, это был Карл.

Божена обернулась и наградила его одобрительным взглядом.

– Что ж, логично. Значит, нужна именно могила, и к тому же еще не занятая своим хозяином. Это усложняет дело, но попробовать стоит. Как интересно! До чего неожиданный поворот! – Божена вновь взглянула на картину, собираясь подробнее расспросить ведьму о художнике, но той уже и след простыл, лишь зигзагообразная расщелина темнела в горном склоне на том месте, где только что стояла хозяйка холодной и снежной Похьолы – страны злых колдунов.

С посещением кладбища Божена решила не тянуть, благо до рассвета оставалось еще несколько часов, и приказала Руубену собрать походный рюкзак со всем необходимым, включая фонари и теплые пледы на троих. Идти на погост толпой не имело смысла, едва ли там найдутся свободные могилы для всех, поэтому Божена взяла с собой лишь двух попутчиков – Марка и Руубена. Первого придется принести в жертву Осдемониуму (если они доберутся до Лихоморья, конечно), незадачливый и нервный соратник ее раздражал, да к тому же потреблял слишком много недожитка, запасы которого совсем иссякли, и Божена вынуждена была просить порошок у других этерноктов, а те врали, что у них тоже почти ничего не осталось, хотя наверняка просто жадничали. А вот финн может еще пригодиться ей, он хорошо знаком с биографией художника и карело-финским эпосом «Калевала», где описаны места, в которые они вскоре отправятся, если эксперимент с могилой пройдет успешно. Полезно иметь такого попутчика! Главное, чтобы старуха Лоухи не проболталась ему кое о чем.

Судя по всему, Руубен до сих пор не догадывался, куда подевалась его женушка вместе с их капризным детенышем. Узнав правду, финн, чего доброго, обезумеет и может испортить все дело, ведь он так сильно любил свою Айну, что чуть было не покинул общество этерноктов. Именно поэтому Божене пришлось вмешаться и внести коррективы в его дальнейшую судьбу, без его ведома, само собой. Блаватская послала своих людей проследить за женой Руубена, и те, улучив момент, похитили Айну вместе с дочкой во время прогулки в роще неподалеку от ее дома. Божена собиралась отдать обеих жертв Осдемониуму, но этому помешала хозяйка Похьолы, преградившая ей путь в потустороннем мире. Лоухи заявила свои права на душу Айны: будто бы давным-давно от нее сбежала в мир людей одна девушка-помощница, да прихватила с собой песню-заклинание из шкатулки с колдовскими заговорами. Песня перешла по наследству от беглянки к ее дочери, потом к внучке, к правнучке, и так досталась Айне, – ведьма почуяла свою пропажу, когда Божена переместилась в потусторонний мир вместе с женой Руубена. Пришлось Блаватской уступить хозяйке Похьолы – отдать ей женщину с ребенком. Ведьма поклялась, что, как только песня-заклинание вернется в шкатулку, обе жертвы – и мать, и младенец, исчезнут с лица земли, и даже следов их нигде не останется. К тому же, Лоухи не поскупилась, расплатилась с Боженой вседеньго́й – монетами из особенного колдовского металла, которые были в ходу в любой стране потустороннего мира, имея свойство всюду принимать вид местных денег. Меркаторы на ярмарке в Лихоморье только вседеньгу́ и признавали, ведь они вели торговлю в разных частях света. Таким образом, Божена только выиграла, отдав Айну с дочерью старухе Лоухи, ведь Осдемониум был скуп и обычно платил меньше, а порой еще и жульничал, подсыпая в кошель со вседеньго́й грошовые медяки.

До кладбища добрались на такси, но до входа не доехали и высадились чуть раньше, чтобы избежать лишних вопросов и не вызвать подозрений у водителя, – едва ли тому доводилось привозить сюда пассажиров в ночные часы. Еще не хватало, чтобы он заявил в полицию о странных личностях, отправившихся прогуляться среди надгробий при свете луны. Поэтому пришлось пройтись пешком вдоль каменной стены метров триста, а потом еще и перелезть через нее, ведь у главных ворот могли быть установлены камеры видеонаблюдения, а Божене не хотелось, чтобы их потревожили во время медитации на дне чужой могилы.

Но, несмотря на все меры предосторожности, ей казалось, что их кто-то преследует. Божена затылком чувствовала чей-то взгляд, а иногда ей слышались крадущиеся шаги далеко позади.

Кладбище скалилось плотными рядами надгробий – низких прямоугольников, похожих на черные зубы. Их вид тотчас нагнал на Божену тоску и вызвал мысли о гниющих под мраморными плитами телах. Судя по свежим датам смерти на могилах, Божена поняла, что она и ее спутники зашли в новую часть кладбища, где регулярно велись погребения. Здесь с большой вероятностью должна была найтись еще не занятая покойником могила. Так и вышло: уже через несколько шагов Руубен едва не свалился в нее, не заметив в темноте. К счастью, Марк успел ухватить финна за шиворот, – надо же, хоть какую-то пользу принес! Мужчины спустились на дно ямы и расстелили там туристический коврик из вспененной резины, а поверх уложили несколько шерстяных пледов, после чего помогли спуститься туда своей наставнице. Могила оказалась довольно просторной, даже втроем им совсем не было тесно. Правда, разлечься, как Каллела, не получилось, но Божена надеялась, что не так уж важно, в какой позе переходить в потусторонний мир – в лежачей или сидячей, поэтому они устроились, подобрав под себя ноги и прислонившись плечами друг к другу, чтобы не касаться стылой земли.

Через некоторое время сверху послышался шорох, за которым последовала череда странных звуков, словно кто-то неподалеку рылся в земле, царапая ее когтями. Жутко завоняло мертвечиной, и раздалось громкое чавканье. Не иначе, здесь водились упыри, пожирающие гниющие трупы. Божену передернуло, и она ненароком толкнула Руубена, а тот – Марка. Последний проворчал недовольно:

– Что-то мне здесь не нравится!

– Можешь идти! Никто тебя не держит! – презрительно, но очень тихо фыркнула Божена, – не хватало еще, чтобы тварь наверху их услышала.

Марк не ответил. Руубен тоже промолчал. В тишине, где-то очень близко, отчетливо слышались клацанье зубов и душераздирающий хруст. Нервы у всех напряглись до предела, и когда порыв ветра швырнул им на головы охапку влажных листьев, сорванных с деревьев, они разом подскочили, истошно визжа и размахивая руками так, что наставили друг другу синяков. Над краем могилы показалась чья-то взлохмаченная голова. Марк вскинул руку с зажатым в ней фонарем, и луч света уперся в перепачканное лицо кадавера Пункки – тот смотрел на них сверху мутными глазами, глухо рычал и, похоже, готовился к прыжку. От ужаса Божене сделалось дурно, она зажмурилась и в тот же миг почувствовала, как земля под ней проваливается.

– Очнитесь, ваше темнейшество! – Голос Руубена проник в ее сознание, даря надежду на то, что она все еще жива. – Можете встать? Нам надо идти.

– Куда идти? – Божена открыла глаза и опасливо огляделась, но все вокруг тонуло в кромешном мраке. – Мы, что, умерли?

– Думаю, нет, но похоже, все-таки перешли в загробный мир.

– Хорошо, значит, план сработал. А где ваш бешеный Пункки? Вы прогнали его?

– Прогнал. Обопритесь на меня. Нам не стоит оставаться здесь слишком долго, нужно искать выход. Думаю, мы найдем его, если пойдем вдоль берега реки.

– Реки? Какой реки?

– Ну как же, той, что течет в Манале, забыли разве? О ней говорила Лоухи.

– Ах, да! Но я ничего не вижу. Марк, включите фонарь!

– Поверьте, не стоит, ваше темнейшество! – возразил Руубен. – Вам лучше не смотреть по сторонам. Да и тревожить здешних жильцов не следует. Просто идите и держитесь за меня, мы с Марком уже осмотрелись и наметили путь: слева от нас река, справа – скала, а между ними хорошо натоптанная тропинка, куда-нибудь да выведет.

И они пошли. Точнее – поползли, как улитки, елозя по земле ногами, чтобы не оступиться. Темнота казалась густой и липкой, обволакивала и будто сопротивлялась, не желая пропускать чужаков в свои владения. Из реки доносились всплески, то едва различимые, то резкие и звонкие, а иногда даже мелкие брызги долетали до путников. Божена вздрагивала, крепче сжимала рыхлое плечо Руубена и просила идти побыстрее. Позади нее шел Марк, замыкавший шествие, но Божене казалось, что за ними идет еще кто-то.

– Посветите назад! – потребовала она, отчетливо различив чужие шаги. – Кажется, нас преследуют!

– Лучше нам не знать, кто это, – тихо ответил Руубен. – Надо идти и не останавливаться.

– Нет уж! Дайте мне фонарь! Думаю, свет отпугнет это существо.

– Или привлечет других таких же. А может, и кого пострашнее. Поверьте, если бы нас хотели растерзать, это давно бы уже случилось. Где-то я слышал, скорее всего, от самого Каллелы, что верный способ выжить в чужих и враждебных краях – это сойти там за своего. И поскольку мы находимся в царстве мертвых, надо вести себя как можно тише и незаметнее, ведь мертвые не шумят и не зажигают фонарей.

И все-таки свет вспыхнул, – Марк не выдержал и направил луч фонаря назад. В образовавшемся световом туннеле мелькнуло что-то бесформенное и тотчас исчезло. Луч сдвинулся в сторону, уперся в скалу, переместился ниже и вытянулся далеко вперед, не встретив преграды. Высветилась маслянистая и черная, как деготь, речная гладь. Вода плескалась всего в нескольких метрах от тропинки, и в ней что-то быстро двигалось, похожее на гигантских змей. Вдруг высунулось наружу узкое и блестящее змеиное тело, сложилось гигантской петлей и вновь ушло под воду, а следом показалась голова, вроде бы тоже змеиная, но с человеческим лицом, какие бывают у утопленников. Божена увидела мутные слепые глаза, распухший нос и синие губы, объеденные рыбами. Чудовище исчезло слишком быстро, не позволив разглядеть себя как следует, поэтому Божена решила, что все дело в игре воображения, подстегнутого страхами. Любопытной от природы, Блаватской захотелось рассмотреть подводных обитателей. Она вытянула шею и от неожиданности охнула, заметив на берегу женщину зловещего вида, – та стояла, склонившись над водой, и выбирала из сети речных гадов, которых с остервенением швыряла в объемную посудину вроде корыта, стоявшую у ее ног. Черные нечесаные космы скрывали ее лицо, длинное платье намокло от брызг и прилипло к костлявому телу, – ребра выпирали так сильно, что пересчитать их можно было без особого труда.

Загрузка...