Лик Марса

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Экспедиция на Марс/Обеспечение связи: Жизненно важной для безопасности, эффективности и производительности экспедиции была надежность коммуникаций, в силу чего к целям и задачам экспедиции был адаптирован Spacenet. Основанный в 2024 году как продолжение уже имевшегося Internet, Spacenet обеспечивал передачу данных как в широком, так и в узком диапазонах, включая взаимодействие в графическом и видео— режимах через WorldWideWeb. Среди главных земных узлов — системы искусственного интеллекта космопортов Кеннеди и Вандерберга, а также — космических центров Маршал, Джонсон и Гринбелт. Космические сетевые узлы — системы искусственного интеллекта всех укомплектованных персоналом космических станций с главным узлом на МКС, а также узлом FraMauro на Луне. Вся связь с Марсом в данный момент идет через спутник связи PV-10K на ареостационарной орбите. Дублирующую линию (в данный момент — неактивна) обеспечивает устаревшая система MSC-1, расположенная на одном из спутников Марса, Фобосе.

Выдержка из Всемирной Сетевой Энциклопедии;

vrtp://earthnet.public.dataccess

Воскресенье, 27 мая,

11:59 по времени гринвичского меридиана.

База «Сидония-1», Марс;

сол 5636-й, время сол + 13 минут по марсианскому солнечному времени.

Было немного за полночь; наступило так называемое «время сол», те самые лишние сорок одна минута с секундами, добавлявшиеся к каждым суткам для того, чтобы согласовать земную систему отсчета времени с более долгим периодом обращения Марса. Гарроуэй замышлял отправиться на боковую пораньше, однако нервы его были взвинчены до предела, и он никак не мог заснуть. День выдался напряженный. Большая часть его прошла в долгой диагностике скафандров, в которые были облачены Александер, Кеттеринг, Поль, Дружинова и Вандемеер в момент своего вчерашнего открытия. Для всех пяти скафандров была назначена внеочередная проверка. Выход на двенадцатый участок был полностью запрещен — до окончания всестороннего дистанционного обследования участка, поскольку не исключена была вероятность (пусть и ничтожно малая) влияния на скафандры со стороны окружающей среды. Впрочем, Гарроуэй не нашел в скафандрах ни малейших неисправностей.

Александер был в ярости, он не сомневался, что Жубер или кто-либо из ее подчиненных сфальсифицирует результаты, дабы воспрепятствовать продолжению работ в Крепости.

Вероятность раскола в экспедиции по причине интернациональных трений или даже саботажа со стороны ООН представляла собою серьезную опасность. Рост психологического напряжения внутри любой группы враждебно настроенных друг к другу людей, собранных вместе вдали от всего остального человечества, уже не однажды приводил к катастрофе.

Отчаявшись заснуть, Гарроуэй отправился в коммуникационный центр и надиктовал длинное письмо Кэтлин. Забросив его в Спейснет, он налил себе кофе и подсел к доктору Грейвсу и капралу Филу Хайесу, несшим ночную вахту Хайес, завидев Гарроуэя, вскочил.

— Вольно, вольно, — махнул рукой Гарроуэй. — Что слышно хорошего?

— Привет, майор, — сказал Грейвс. — Капрал как раз рассказывал мне о проблемах, с коими морские пехотинцы столкнулись на Марсе.

— У вас проблемы, капрал? — спросил Гарроуэй.

— Никак нет, сэр! — рявкнул в ответ Хайес, умудрившись и сидя держаться «смирно».

— Все в порядке, сынок, — пояснил Гарроуэй. — Я — не твой непосредственный начальник и не кусаюсь. Что стряслось?

— Ну, сэр, песок здешний для винтовок — смерть. Прямо не песок, а как обычная мелкая пыль или, скажем, мелкие песчинки в песчаную бурю, понимаете? Проникает всюду. И ко всему прилипает, хуже, чем грязь.

— Вот на этот случай и упражнялись в сборке-разборке всю дорогу. Ясно?

— Роджер вас, сэр. Но хуже всего какой-то умник на Земле перенастроил все винтовки так, что мы на стрельбах на прошлой неделе ни хрена никуда не могли попасть. Их должны были настроить на марсианскую гравитацию, понимаете? А начали с ними здесь работать — все бьют выше. Я думал, старичок Ллойд… э-э, то есть…

— О’кей, о’кей. Продолжай.

— Я думал, полковник всех съест с говном. Нас ведь, понимаете, отбирали как лучших спецов, а вышло, будто мы — худшие стрелки во всем Корпусе.

— Но вы все исправили?

— Конечно. Это же — сразу ясно, что произошло. Сами знаете эти новые электронные винтовки ни в Корпусе, ни в прочих частях — нигде не любят. Слишком много всяких сложных устройств, понимаете? Вот как в старые времена — это другое дело.

Гарроуэй хмыкнул. Хайес был явно слишком молод, чтобы помнить эти «старые времена».

— Я так и сказал, — вмешался Грейвс, — кто-то на Земле допустил ошибку в расчетах.

— И я того же мнения, — сказал Гарроуэй.

М-29 были сконструированы так, чтобы при прицеливании и подготовке к стрельбе пользоваться данными ПАДа атмосферное давление, высота, количество боеприпасов, земное притяжение и т.д. Что якобы являлось серьезным преимуществом в сравнении с оружием старого образца, где прицеливание и подготовка к стрельбе осуществлялось вручную.

— Гравитационное ускорение на Земле, грубо говоря, девятьсот восемьдесят сантиметров в секунду в квадрате. А на Марсе?

— Триста семьдесят один и еще около трети, — ответил доктор Грейвс.

— Тогда все понятно. Какой-то снабженец увидел триста семьдесят один сантиметр в секунду в квадрате, сказал «Э-э, непорядок!» — и поменял.

— За собственным оружием всегда и во всем должен следить стрелок, — сказал Хайес тем же обыденным тоном, каким говорит любой профессионал о своем инструменте. — А доверься какому-нибудь снабженцу на Земле — вон что выходит. Если есть хоть какая-то возможность нагадить, они ее наверняка найдут.

Хайес не уточнил, кто имелся в виду под словом «они», однако Гарроуэй вполне понимал его чувства. Именно так солдаты всех времен и народов относятся к тыловым бюрократам.

— Припоминаю, — добавил Грейвс, — я читал нечто подобное о первых конструкциях космических станций. Например, «ЮС Скайлаб» в семидесятых… думаю, ее персонал испытывал значительные трудности, так как земные конструкторы упорно забывали о том, что в космосе нет «верха» и «низа». Господи, и таким людям доверяли конструирование космических станций!

— От земных предрассудков не так-то просто избавиться, — согласился Гарроуэй.

Хайес рассмеялся:

— И не говорите, сэр! Вы о башмаках уже слышали?

— Не-ет.

— Какой-то идиот — небось тот же самый козел-ОБОСник, который устроил нам геморрой с винтовками, — видать, углядел, что мы отправляемся в «пустынный район», и теперь у нас тут — тридцать пар обуви модель 1, пустынная, стандартная, для морской пехоты.

Гарроуэй выпучил глаза:

— Обувь для пустыни? На Марсе ?!

— Разрази меня гром, сэр! Как будто мы можем их носить с бронекостюмами первого класса! Полковник, когда услышал об этом, чуть не рехнулся от злости. Я считаю, именно поэтому Слай с Фулбертом вызвались лететь в ущелье Кандор. Чтобы помочь капитану Барнсу с подобной ерундой.

— Уверен, капитан Барнс оценит их помощь, — усмехнулся Гарроуэй. — Честно говоря, я…

Он оборвал фразу на полуслове: входная дверь с лязгом распахнулась, и первым на пороге возник один из солдат ООН, в полной боевой броне и со «штурмгевером» СГ-32 наперевес. Магазин винтовки был примкнут к гнезду позади пистолетной рукояти — прямое нарушение внутреннего распорядка базы.

— Что за черт… — начал было Гарроуэй, но легионер тут же направил на него зрачок кургузого ствола.

— Пожалуйста, оставайтесь сидеть, — сказал вошедший.

Голос его из внешнего динамика бронекостюма звучал резко. Акцент был похож на немецкий. Гарроуэй знал, что большинство солдат Иностранного легиона, приданных группе наблюдателей ООН, — немцы, под командованием офицеров-французов: Бержерака, Ла Салля и Дютетра.

Бержерак, узнаваемый лишь по оттиснутой на груди бронекостюма фамилии, вошел следом за солдатом, держа в руке «зиг-зауэр П-940».

— Будьте любезны встать и медленно отойти от консоли, — сказал он, указывая стволом пистолета в угол. — Руки держите на виду.

За Бержераком вошли еще двое, занявшие позицию по обеим сторонам от двери, в то время как первый держал на мушке Гарроуэя, Хайеса и Грейвса.

— Пожалуйста, не делайте резких движений, — объявил Бержерак. Повинуясь его кивку, один из легионеров повесил винтовку на плечо, подошел к американцам и быстро обыскал их.

— C’est libre, — доложил он, закончив.

— Что все это значит? — возмущенно спросил Грейвс.

— Спокойствие, доктор. Никому из вас ничто не угрожает, пока вы подчиняетесь моим приказам.

Из рекреационного помещения появилась еще одна персона в униформе ООН — Мирей Жубер.

Ее появление Гарроуэя ничуть не удивило.

— Вы…

— Весьма сожалею, майор. Но упрямство Дэвида вынудило нас прибегнуть к крайним мерам.

Она подала Бержераку маленький ювелирный футляр. Французский полковник вынул из него десятигигабайтный модуль памяти и подключил к разъему на консоли компьютера связи. После этого он начал отстукивать на клавиатуре команды.

— Минутку! — Грейвс шагнул вперед, однако молодой плотный солдат ООН остановил его, ткнув стволом в живот. — Но он не имеет нрава!..

— Напротив, доктор, — возразила Жубер. — Мы имеем право и воспользуемся им. В данный момент все американцы и русские на базе взяты в плен.

Гарроуэй сощурился. Эта баба вполне может говорить правду. Да, морская пехота должна была обеспечивать безопасность американской научной группы, однако задание было сформулировано весьма смутно. Время за полночь, находиться в полной боевой готовности вроде бы не было причин. Большинство морских пехотинцев, должно быть, спят в казарменном помещении. За исключением тех, что несут вахту — вот как Хайес. То есть восемь человек из тридцати. Нет, из двадцати семи, трое — в ущелье Кандор. И из этих восьми снаружи — только двое…

Быть может, эти двое заметят, что что-то не так? Гарроуэй припомнил вахтенное расписание на эту неделю. Кто же сегодня снаружи? Да, Камински и Гроллер. Он взглянул на пульт радиостанции. Если бы кто-нибудь смог передать сообщение на аварийной частоте.

— Даже не думайте поднимать тревогу, — сказал Бержерак, проследив за его взглядом. — Я только что задействовал новые коды для связи. Теперь вы не можете связаться друг с другом… и с Землей, кстати сказать, также.

Гарроуэй обратился к Жубер:

— Как же вы, должно быть, озабочены всеми теми пертурбациями в политике, о которых говорили…

С этими словами он как ни в чем не бывало заложил руки за спину. Бержерак, отдавший приказ держать руки на виду, не сказал ни слова.

Гарроуэй продолжал:

— Что вы намерены сделать? Полностью похоронить открытие Дэвида? Или просто все подгрести под себя?

— Вы, американцы, слишком заботитесь об индивидууме и его достижениях, — отвечала Жубер, — в ущерб благу всего сообщества. В данном случае — мирового сообщества. Мы не можем позволить, чтобы эта информация дошла до широкой публики. Пока публика не будет к ней должным образом подготовлена.

— По-моему, вас заботит кое-что другое, — возразил Гарроуэй, держа руки за спиной и положив ладонь правой на свою «манжету» — Вы увидели шанс получить монопольный доступ к инопланетным технологиям.

— Да, это также весомая причина. Но заключается она в том, что мы можем позволить вам, американцам или русским, пользоваться лученными здесь знаниями единолично.

— А вы, значит, пытаетесь захватить их не для себя?

Гарроуэй нажал на застежку «манжеты», и мини-компьютер упал в его ладонь. Осторожно, стараясь не выдать себя выражением лица или движениями плеч, он спрятал манжету за пояс на пояснице. Захватчики наверняка постараются лишить пленников доступа к компьютерам. Возможно, таким образом ему удастся сохранить свой.

Других планов и мыслей на данный момент у него не было.

— Все, что мы делаем, — заявил Бержерак, — делается для всего человечества. А не только для эгоистичных и развращенных американцев.

Он явно здорово разозлился, и Гарроуэй решил не продолжать эту тему. Мобилизуя против Америки весь остальной мир, пропагандистская машина ООН вовсю внедряла в умы образ «жадного и развращенного американца». Что не могло не тревожить. Стоит навесить на человека ярлык — хотя бы «жадный и развращенный» — и можно не волноваться никто не усомнится в правомерности его уничтожения. Если войска ООН выступили против всех американцев, находящихся на Марсе черт возьми, что же они собираются делать с пленными? Пленных — слишком много, чтобы их было легко охранять.

Положение сложилось предельно скверное.

12:11 по времени гринвичского меридиана.

Пост № 1, за пределами жилых помещений;

база «Сидония-1», Марс;

время сол + 25 минут по марсианскому солнечному времени.

Капрал Фрэнк Камински понял, что пора двигаться ноги совсем за мерзли. Изо всех нарядов на «Сидонии-1» наружная вахта была самым худшим.

«Какого хрена, — мрачно подумал он, — с чего я здесь морожу задницу, пока Бен со Слаем дрыхнут себе в Кандоре за милую душу?»

Ответ нашелся тотчас же да потому, что — сам дурак, не догадался вовремя вызваться. Но, честно говоря, дело было даже не в этом. Камински просто опасался, что Слай опять что-нибудь отчебучит и попадется на этом.

«Все, — подумал он. — Больше я с этими козлами не разговариваю».

После долгих месяцев, проведенных взаперти, на борту «Полякова», Камински думал, что будет рад снова попасть на настоящую планету с настоящим небом над головой, где есть место, чтобы хоть немного пройтись. К сожалению, планета оказалась немного не такой, как он ожидал. Конечно, жилые модули базы были просторнее корабельных кают, однако все они были одинаково однообразны и предельно утилитарны. Наверное, проектировал какой-нибудь архитектор, считавший, что людям нравится жить внутри топливных баков.

Однако снаружи было еще хуже. С базы нельзя было выйти иначе, как в бронекостюме первого класса, при полной выкладке, включая пятидесятикилограммовый ранец и портативную энергоустановку. Ну да, на Марсе этот ранец весил от силы пятнадцать кило, но инерции-то все равно имел на все пятьдесят так что, ежели идешь и хочешь остановиться — не забудь упереться изо всех сил, потому что ранец будет продолжать двигаться и, того гляди, уволочет тебя за собой. Конечно, перед полетом Камински успел привыкнуть к броне первого класса, но все равно на учениях это было совсем не то. Дисплей шлемофона с поступающей на него информацией, спору нет, хорош, только чувство — все равно такое, точно играешь в видеоигры, сидя в консервной банке.

Хуже всего было по ночам — небо такое темное. Камински вырос в пригороде Чикаго, и там, между огромным городом и чудовищным ультраплексом в Вудфилде, на небе по ночам не видно было ничего, кроме Луны. А здесь чернота над и под линией горизонта была совершенно одинаковой. Знаешь только, что горизонт — там, где кончаются частые, яркие, бело-голубые звезды. Прежде он никогда не видел даже Млечного Пути, а тут — вот, дугой тянется через все небо, точно длинное облако с уймой прорех… Картина эта заставляла чувствовать себя совсем маленьким и всеми покинутым.

Но все-таки хуже всего оказался холод. Бронекостюмы первого класса вполне могли служить космическими скафандрами, однако были куда хуже утеплены, чтобы выиграть в весе и маневренности. Арсено-галенидные батареи и топливные микроэлементы обеспечивали достаточно энергии, чтобы обогревать бронекостюм в течение дня, а также — переработку воздуха и воды, но ночью, когда температура порой опускалась до ста пятидесяти ниже нуля, почва промерзала настолько, что, казалось, высасывала тепло из подошв. Все морпехи надевали под бронекостюм термоноски, чего для долгой, четырехчасовой вахты в ледяной непроглядной тьме этого явно не хватало. Согреться можно было только непрестанно двигаясь, да по очереди отпуская друг друга минут на двадцать отогреться в шлюзовой камере главного жилого модуля.

Задачей часового было патрулирование участка вокруг главного модуля и ГОУ и — через каждый час — проверка автоматической крекинговой установки к востоку от периметра базы, взлетно-посадочной площадки для шаттлов и водяной скважины с резервуаром, находившейся на юге. Черт побери, как будто ожидают нападения марсиан, ожесточенно думал Камински. Хотя та черная громада, которую называют Крепостью, и пустая оболочка Корабля, заслоняющая звезды к северу от базы, нагоняют достаточно жути, чтобы уже минут через десять поверить во все, что угодно.

Он как раз завершил обход на текущий час и теперь брел по песку на север, к гостеприимно сияющим огням внешних прожекторов базы. Вот из шлюзовой камеры вышел Гроллер. Камински помахал ему, и Гроллер махнул рукой в ответ.

Тогда Камински потянулся к клавише на плече и включил рацию бронекостюма. Вообще-то ее полагалось держать включенной постоянно, но состояния полной боевой готовности пока никто не объявлял, и потому большинство морпехов выключали рации, когда не пользовались ими, чтобы сберечь заряд батарей.

В наушниках раздался оглушительный треск. Камински поспешно убавил громкость. Канал был полностью блокирован. Попробовал запасной — то же самое.

Только этого не хватало! Увидев, что Гроллер указывает на боковую сторону своего шлема, Камински понял, что и у него проблемы со связью. Значит, слава тебе господи, сбой не в бронекостюме; это в коммуникационном центре что-то не так. Неважно. Кто-нибудь сходит внутрь и доложит.

Но, подойдя ближе, он увидел еще одного человека в бронекостюме, стоящего в проеме люка шлюзовой камеры. Странно. Вроде бы больше никто не должен…

Стоявший в шлюзовой камере поднял винтовку, целясь в Гроллера. В долю секунды, застывшую, точно стоп-кадр, Камински увидел череду вспышек и даже заметил, как стреляющий, выпуская длинную очередь в спину Гроллеру, борется с отдачей.

Камински перешел на тяжелый, неуклюжий бег, срывая с плеча М-29. Ноги вязли в песке. По ночам верхние его слои обычно замерзали, образуя твердую хрусткую корку из смерзшихся песчинок, с каждым шагом ломающуюся и проседающую под ногой.

Удивительно, но стрелок, похоже, промахнулся. Камински не понимал, куда ушла очередь, даже не зацепившая ничего не подозревавшего Гроллера, но тут же вспомнил о том, что случилось с самими морскими пехотинцами на стрельбах. Наверное, винтовка этого типа тоже не в ладах с местной гравитацией…

Неловко затормозив, Камински поднял свою М-29 и прицелился в стрелявшего.

Целиться обычным образом в космическом скафандре по ряду причин невозможно. Но М-29 были оборудованы видеосистемой, улавливавшей изображение цели посредством установленного на ложе объектива и в увеличенном виде передававшей его на дисплей шлемофона стрелка. Камински смог разобрать лишь, что нападавший облачен в бронекостюм ООН и в данный момент пытается опереться на заслонку люка шлюзовой камеры, чтобы выпустить еще одну очередь. Лазерный дальномер показывал 243,6 метра. Камински поймал цель в перекрестье прицела… и выругался: стрелявший поспешно укрылся в шлюзовой камере.

Гроллер, увидевший, как Камински поднял винтовку, наверняка не мог понять, что происходит. Обернувшись, он не увидел ничего подозрительного и махнул Камински рукой, как бы спрашивая: «Какого хрена?..»

Камински снова включил рацию, и канал снова оказался забит. Теперь он понял, что кто-то глушит связь намеренно, и снова побежал вперед, отчаянно ругаясь и знаками пытаясь показать Гроллеру «ложись! укройся!»

В проеме люка снова появился человек, за ним — другой, вооруженный чем-то, с виду вдвое длиннее М-29 и явно гораздо тяжелее. Яркая зеленая вспышка и ранец Гроллера тут же вспыхнул в ответ. От толчка Гроллер упал ничком, из ранца его вырвалась струя белого пара.

Камински подбежал к нему. Гроллер успел встать на четвереньки и теперь отчаянно пытался дотянуться до ранца. Похоже, у него был пробит второй баллон; кислород из пробоины струился в разреженную, ледяную атмосферу, тут же оседая изморозью на стенке баллона.

Проклятье! Камински мог либо вступить в перестрелку с нападавшими, либо попытаться спасти Джима Гроллера. И выбор был очевиден. Бросив винтовку, он упал на колени, одной рукой поддерживая товарища, а другой — ища вентиль, отключающий второй баллон от всей системы воздухоснабжения. Ах ты, и бронекостюм поврежден! Активно-камуфляжное покрытие под поврежденным баллоном обгорело; вокруг пробоины диаметром чуть уже карандаша быстро рос слой изморози.

— Черт, Джим, не двигайся! Не двигайся!

Но Гроллер метался из стороны в сторону, точно в лихорадке Камински изо всех сил толкнул его плечом, придавил к холодному песку и зажал пробоину в скафандре пальцем перчатки. Бронекостюм был достаточно жестким, а давление воздуха в нем — не слишком высоким, и утечку вполне можно было ликвидировать. Камински запустил руку в ремонтную аптечку в поисках гермопластыря.

Через несколько минут, подняв взгляд, он увидел, что нападавшие стоят в нескольких метрах от них и держат их под прицелом. Тот, что со штурмовой винтовкой, вышел вперед и подобрал оружие морских пехотинцев, пока другой продолжал целиться в них из своего тяжеловесного оружия. Теперь Камински узнал эту штуку: тяжелый лазерный карабин «хеклер-унд-кох ЛК-36», с питанием от батарей комплекта жизнеобеспечения.

Лазерный луч не подвержен влиянию гравитации, а это значит, что он обычно попадает туда, куда целишься. Убедившись, что наложенная на пробоину в бронекостюме Гроллера заплата «схватилась» надежно, Камински медленно поднял руки. Ооновцы подошли ближе и жестами велели обоим встать.

Только на пути в жилой модуль Камински понял, что теперь они с Гроллером — военнопленные. Надо же… А он и не знал, что началась война.