Я посмотрела несколько репортажей с пепелища моего родного дома и выслушала массу версий журналистов о том, что могло привести к трагедии. Репортеры разнюхали, что криминалисты уже установили, что причиной смертей всех в доме было убийство, и только потом все решили скрыть пожаром. Пожарные приехали очень быстро, тела пострадали от огня лишь частично. Естественно, теперь расследование будет очень дотошным. Обязательная генетическая экспертиза и установление родства погибших. И это значит, что, если заказчику и не известно пока, что меня нет среди трупов, то в скором времени это откроется. И, учитывая «закрытость» наших расследований, очень быстро это окажется во всех СМИ.
Переключая дальше, я не смогла найти ничего стоящего. Глупые ток-шоу, где обсуждали шмотки и манеру одеваться или как приготовить котлеты повкусней с таким видом, как будто от этого зависело выживание человечества, раздражали меня. Выключив телевизор, решила проветриться.
Выйдя через заднюю дверь во внутренний двор, я нашла его очень уютным, хоть и неухоженным. Клумбы и дорожки были засыпаны слоем опавшей листвы. Хаотичные смешения красного и желтого разных оттенков напоминали мне мою нынешнюю жизнь. Еще недавно это великолепие было прекрасной зеленью листьев, находившихся на своих упорядоченных местах, высоко на деревьях, поглощавших солнечный свет и питавших деревья. Они были живы. А вот сейчас эти листья лежат хоть и красочной, но совершенно мертвой грудой под ногами, создавая беспорядок. Они красивы, но теперь бесполезны и больше никогда не будут прежними.
Отыскала жесткую метлу и садовые грабли в небольшой кладовке при входе. Сгребая непослушные листья в аккуратные кучи, чувствовала себя заметно лучше.
Так прошло около часа. Почти все листья были собраны, но в это время поднялся небольшой ветер, и вся моя работа грозила пойти насмарку.
Я, глянув на побег непокорных листьев, выругалась.
– Да, ветер сейчас все растянет обратно, – раздался неподалеку незнакомый мужской голос, заставивший меня подпрыгнуть от неожиданности.
Все же, пусть отцовская сущность и оказалась сильнее маминой, и я стала оборачиваться, перевертыш из меня никакой, если человеческому парню удается подкрасться ко мне незаметно.
На смежном участке, положив руки на забор, стоял и улыбался светловолосый зеленоглазый парень примерно моего возраста.
– Эй, прости, я не хотел напугать тебя! Просто хотел познакомиться с новой садовницей Риммана.
– А ты со всеми его садовницами знакомишься? – недобро посмотрела на него, все еще не отойдя от испуга.
Парень запустил руку в и без того взъерошенные волосы и добавил им беспорядка. Выглядело так, словно он только что выбрался из постели.
– Не-а. До этого здесь никто не появлялся, кроме дядьки Валеры. Так что ты первая садовница, с которой я буду знаком, – парень улыбнулся во весь рот.
Явно он не знал, что так откровенно скалиться в мире перевертышей было совсем не принято. Демонстрация всех зубов являлась признаком агрессии, а вовсе не дружеских намерений. Но парень стопроцентный человек, и поэтому знать этого не обязан.
– Если я, конечно, соглашусь с тобой знакомиться, – пробурчала я.
– Конечно согласишься, – заявил наглец и, неожиданно опершись на руки, на которых тут же напряглись подкачанные бицепсы, перемахнул через забор и оказался прямо передо мной.
Опрометчивый шаг – вторгаться на чужую территорию, не имея разрешения хозяина.
– Я ведь поведаю тебе, прекрасная садовница, где тут компостная куча, и даже помогу найти тележку и перевезти эти листья туда. Причем лишь за то, что ты мне скажешь, как тебя зовут, и пару раз посмеешься над моими жутко остроумными шутками. – Парень повернулся и уверенной походкой направился в сторону той самой кладовки.
– Ну, вообще-то, где находится тележка, я и сама знаю, – сказала я, глядя ему в спину, на которой перекатывались мышцы под облегающей футболкой, и на задницу в застиранных джинсах.
И должна сказать, что, несмотря на то что все перевертыши были прекрасно сложены и к красивым мужским пятым точкам я вроде привыкла, на эту стоило разок взглянуть. К тому же двигался парень очень гармонично, по всей видимости, чувствуя себя весьма комфортно в чужом дворе.
– Угу, – ответил он и выкатил тележку, – но зато я буду выглядеть настоящим горячим работягой, прохаживаясь с ней туда-сюда. – Я удивленно подняла бровь. – А что, разве нет?
Он подтолкнул ко мне тележку, явно выпендриваясь и пытаясь повыгодней продемонстрировать мне свою мускулатуру.
– Не боишься, что Римман надает тебе по заднице за вторжение? – спросила я его.
– Я видел, что он уехал. Обычно он возвращается только под утро. Так что у меня уйма времени, чтобы попытаться очаровать тебя.
– Очаровать? Ты даже имени моего пока не смог узнать!
– Узнаю. Мне торопиться некуда. И к тому же я частенько помогал дядьке Валере. И вообще, Римман хоть и крутой, но вменяемый мужик и с соседями дружит. Так что, предполагаю, моей заднице ничего не угрожает. Если только ты не решишь на нее покуситься.
– О нет! Разве что твои жутко остроумные шутки окажутся смешными только в твоем понимании. Тогда мне, возможно, захочется тебя пнуть, – огрызнулась я.
– О, ну, это вряд ли. Думаю, когда ты стояла тут и пялилась на мой зад, тебе приходили мысли совсем не о пинках.
– Я не пялилась на твою задницу! – фыркнула насмешливо.
– Пялилась, я видел!
– Ты просто нарцисс и самовлюбленный придурок! – спокойно сказала я и стала собирать листья в тележку.
– Ну и ладно. Ври себе, сколько хочешь. Хотя не вижу ничего такого в том, чтобы признаться, что не в состоянии оторвать глаз от чьих-то роскошных ягодиц. Я вот смотрю сейчас на твой зад и не собираюсь скрывать, что он просто фантастично выглядит, когда ты наклоняешься за этими листьями. Могу тут хоть целый день стоять и любоваться.
Я резко выпрямилась и выронила листья из рук.
– Немедленно прекрати! – ткнула я в него пальцем.
– Что? Пялиться на твою попку?
– Да!
– Как скажешь! Все остальное тоже очень даже ничего! Кстати, меня зовут Миша. Окажешь ответную любезность и представишься? – хитро посмотрел он.
Я поколебалась, а потом все же сказала.
– Я Марина, – решив воспользоваться тем же именем, которым назвалась и Инне.
– Ты врешь! – тут же раскусил меня Миша. – Ну ладно, если тебе так хочется, буду называть тебя Мариной. Ты надолго здесь, Марина?
Я не знала, что ответить, да и, собственно, парня это не касалось.
– Не знаю. Все будет зависеть от Риммана. – Я постаралась пожать плечами как можно безразличней.
– А ты его родственница или девушка? – Вот же неугомонный!
– А тебе не говорили, что ты ужасно бесцеремонный и любопытный?
– Миллион раз и даже пару раз побить пытались.
– И что?
– Не помогает. Я неисправим. Так что, ты ему какая-нибудь сестра, или вы парочка?
– Я ему не сестра! – раздраженно ответила я.
Да и парочкой нас назвать язык не повернется.
– Оу! Выходит, все-таки Римман наконец привел в дом женщину! – подмигнул мне Миша.
– Что ты хочешь сказать?
– То, что до этого единственной женщиной, входившей в его дом, была его домработница. Значит, ты его девушка и у него на тебя серьезные планы.
– О, поверь, тут ты ошибаешься! – горько усмехнулась я.
– О, поверь, тут ТЫ ошибаешься! – передразнил меня Миша. – Мариночка, если такой мужик, как Римман, впервые приводит домой женщину – это очень даже важно для него. Я тебе как эксперт говорю! И хотя то, что его намерения серьезны, не есть хорошо для меня, я не буду падать духом. Если ты будешь жить по соседству, то мало ли, вдруг тебе когда-нибудь надоест молчаливый и брутальный мужик, и ты захочешь оттянуться с веселым и общительным, просто неотразимым во всех отношениях соседом.
– Неотразимым во всех отношениях? Тут и такой сосед имеется? – съязвила я.
Миша же, ухмыльнувшись, покатил наполненную тележку вглубь участка.
Мы собрали все листья за несколько часов, и я успела привыкнуть к тому, что у Миши ни на секунду не закрывается рот. Такое впечатление, что, если он помолчит, его просто разорвет. Но вскоре меня это перестало напрягать, и я даже стала находить его забавным. Он рассказывал множество интересных историй о жизни, друзьях и подругах, курьезах, с ними происходивших. Не все эти истории были пристойными, но мне понравилось слушать о той жизни, о которой я почти ничего не знала. Реальной жизни реальных молодых людей. Моих ровесников, с которыми я никогда не общалась, и знала о том, чем они живут, только из романов.
Мы с Мишей уже давно расположились на садовых качелях, которые он основательно раскачивал, активно жестикулируя и вдохновенно рассказывая о том, как над его приятелем – жутким бабником – подшутили девчонки, которых он допек. Я сидела спиной к дому и уже откровенно хохотала, не столько, наверное, от самой истории, сколько от артистичной ее подачи симпатичным Мишей. Если честно, не помню, случалось ли мне в моей жизни смеяться так долго и громко. Я всегда старалась сдерживать любые сильные проявления эмоций, но прямо сейчас, в присутствии этого взъерошенного парня с хитрыми зелеными глазами и языком без костей, смеяться от всей души мне было легко. Кажется, совсем ненадолго я забыла и об ужасе, случившемся в моей жизни, и о том, сколько еще всего должно произойти.
Неожиданно Миша прервался на полуслове и замер, глядя куда-то мне за спину. Потом он почти непринужденно поднял руку и взмахнул.
– Э-э-э. Привет, Римман! Как поживаешь, сосед? – постарался сохранить внешнюю веселость парень, но я видела, что на самом деле она улетучилась без следа.
Я обернулась. Римман стоял в дверном проеме, перегораживая его почти полностью своей монументальной фигурой и мрачным, тяжелым взглядом смотрел на нас. На приветствие Михаила он ответил медленным кивком, словно раздумывал, стоит ли вообще реагировать, и вперив в меня взгляд, больше не возвращал его к парню. От всей его позы и выражения лица веяло скрытой угрозой.
– Иди сюда! – рявкнул мне Римман.
– Ладно, увидимся еще, садовница, – сказал Миша и, вернувшись к забору, перемахнул обратно.
Но он не ушел, а остался стоять, с легким беспокойством уставившись на нас с Риманом.
– Смотрю, ты весело проводишь время? – ледяным голосом сказал Римман, с яростью глядя мне в глаза.
– Миша мне помог собирать листья, и мы немного поболтали… – попыталась объяснить, чувствуя непонятную робость, но Римман грубо дернул меня за руку, затаскивая внутрь.
Резко захлопнув за мной заднюю дверь, которая была совершенно прозрачной, он толкнул меня на нее и тут же вдавил своим телом, бешено атакуя мой рот. Его губы были жесткими и безжалостными, и прорезавшиеся клыки причиняли боль, но при этом неожиданно эти ощущения возбудили меня так стремительно и сильно, что я, не сдержавшись, застонала в его хищный рот. Мое тело напрягалось по собственной воле, желая быть к Римману еще ближе. А он поглощал меня, жадно облизывая выступившую из поврежденных его клыками губ и языка кровь, и рычал низко и непрерывно, заставляя нечто глубоко внутри меня отзываться острой нуждой на эти порочные вибрации.
Римман оторвался и молниеносно развернул меня, прижав к стеклу грудью и лицом. И только сейчас я почувствовала, что футболка моя задрана выше груди, потому что прохладное стекло обожгло кожу. Вскрикнув, я распахнула глаза и тут же пересеклась взглядом с Мишей. Он по-прежнему стоял и не отрываясь смотрел на нас сквозь стекло двери, и его глаза были расширенными от шока, а дыхание – тяжелым. Я безуспешно дернулась из рук Риммана, задохнувшись от стыда, но он только жестче прижал меня к стеклу, и его рука сжала мою талию до боли, а вторая, быстро расстегнув мне пуговицу и молнию на джинсах, скользнула прямо к моему лону. Я рванулась опять, глядя, как потемнели глаза парня, неотрывно наблюдавшего за нами.
– Рим, не надо, пожалуйста! – взмолилась я.
Но, похоже, мужчине было совершенно наплевать на мои мольбы. Рыкнув, он двинул пальцы глубже, одновременно прижимая ладонь к какому-то чувствительному месту, и мои ноги подогнулись и глаза закатились. Низкий голодный стон вырвался из горла, и я поразилась, что могу звучать так неистово и похотливо.
– Скажи мне, принцесса Ники, ты такая влажная из-за меня или из-за этого мальчишки? – прорычал он, терзая жесткими поцелуями мою шею.
Я не могла понять, о чем он меня спрашивает, потому что вообще не могла сосредоточиться ни на чем, кроме интенсивного давления его пальцев. И в этот раз они не были такими осторожными, как утром. Римман действовал ими жестче, на грани боли, заставляя мое тело дергаться, как от разрядов электричества, и все чаще срываться со стонов на крики. Я уже совсем ничего не соображала и не могла даже вспомнить ни о ком и ни о чем, застыв в моменте, когда казалось, что каждое его следующее движение убьет меня.
Я уже рыдала и извивалась, и почему-то была уверена, что Римману ничего не стоит прекратить эту пытку, но он удерживает меня в этом состоянии нарочно, наказывая.
– Возможно, озвучивая условия нашей сделки, я выразился недостаточно четко, Ники, – прохрипел он у самого моего уха, – но я не из тех, кто делится. Проведешь ты со мной день, неделю или год, но ты принадлежишь только мне. Ты меня поняла?
И он обхватил мою грудь, сжимая вершину и добавляя ощущений. Как будто и так это уже не было невыносимо.
– Да, – сумела едва слышно выдавить я.
– Не слышу! – рыкнул Римман и продолжил пытку, лишающую меня любых признаков разумности.
Это с его-то слухом перевертыша он чего-то не расслышал? Жестокий подонок!
– Да-а-а! – закричала я, выгибаясь еще больше в поисках избавления от мучительной боли, скрутившей внутренности в жесткий комок. – Ублюдок, ненавижу тебя!!!
– Я знаю, принцесса, – прохрипел он и вдруг впился зубами мне в плечо. В тот же момент пальцы одной руки жестко сжали мой сосок, а другой надавили на что-то остро-чувствительное в моем лоне, и внутри взорвалось, заставляя выгибаться так сильно, что едва не порвались мышцы. Я кричала и задыхалась, пока просто все вокруг, включая и мое собственное невесомое тело, не исчезло в какой-то вязкой темноте.
Пришла я в себя лежащей на диване в кухне-гостиной. Римман чем-то гремел в районе плиты.
– Ты, естественно, не обедала, – сказал он, явно обвиняя.
– Я забыла…
– Что, такая увлекательная беседа была, что потеряла счет времени? – язвительно спросил он.
И на меня тут же накатило чувство стыда. Миша наблюдал за нами! Смотрел не отрываясь за тем, что делал со мною Римман. Зачем он остался? И видел ли он все до конца? То, как я извивалась и умоляла Риммана и как я окончательно потеряла себя от его развратных ласк?
– Зачем ты сделал это… так? – тихо спросила я Риммана. – Тебе нравится меня унижать?
– Унижать? Ники, не вижу ничего унизительного в том, чтобы заставить кончить женщину.
– Но ведь ты видел, что мы не одни…
– Ты о том мальчишке-соседе? Но ведь это он сам принял решение остаться и подглядывать за тем, что я делаю в СВОЕМ доме со СВОЕЙ женщиной, не так ли? Он мог уйти, но остался. Хотя я на его месте тоже бы хрен ушел. Вид того, как ты кончаешь… Ники, это было запредельно горячо! – нагло ухмыльнулся Римман. – Думаю, парню обеспечены еще долгие-долгие ночи влажных снов с твоим участием.
– Но зачем ты это сделал? – Мне хотелось одновременно и сжаться от стыда и почувствовать все это снова.
– Потому что так захотел. Я не обязан перед тобой отчитываться! Ты делаешь все, что я хочу, там, где я хочу, и столько раз, как мне хочется, а взамен получаешь защиту. Это условия нашей сделки. Или ты решила, что они тебе не подходят? Ну так дверь не заперта – можешь проваливать в любой момент.
От обиды мне хотелось зарыдать и броситься на Риммана с кулаками. Ну, неужели нельзя быть хоть чуточку нежнее, ну, или не настолько выпячивать договорную основу наших отношений, тем более сейчас, когда в моем теле еще не утихли отзвуки пережитого наваждения, которое сотворил со мной он?
– Иди ешь! – холодно сказал он.
– Да не хочу я! – выкрикнула я и помчалась прочь.
Но буквально через секунду была перехвачена сильными руками Римана. Я рванулась от него изо всех сил, царапаясь и кусаясь, причем позволив прорезаться моим клыкам. Римман яростно зарычал и повалил меня на пол, опять буквально распластывая весом собственного тела. Сколько бы я ни билась, это приводило только к еще более тесному контакту между нами. Схватив пальцами мой подбородок, мужчина снова обрушил на меня всю неистовость своего рта, терзая в агрессивном поцелуе. Римман был жестким и горячим надо мной. Его бедра двигались без остановки волнообразными толчками, вжимая меня в пол, а жесткую твердость его члена – прямо в мой живот и лобок. И снова от всего этого мое тело стало каким-то сгустком вожделения и не желало сопротивляться этому мужчине. Ноги ослабли и распахнулись, словно в приглашении, и руки сами собой соскользнули на ягодицы Риммана и, впившись в них, поглощали игру тугих мускулов при этих первобытных движениях. Мои собственные бедра устремлялись навстречу ему.
Римман, почувствовав мою капитуляцию и отклик, стал целовать меня мягче, хоть и по-прежнему глубоко и подавляюще. Он застонал так протяжно и страстно, что внутри у меня все сжалось от предвкушения и желания слушать подобные стоны бесконечно.
Но неожиданно он резко отстранился и, вскочив, поднял меня и толкнул к стулу.
– Сядь. Ешь! Немедленно! – последовали резкие команды, и он сел напротив.