Линейцы. Дилогия

* * *

— Позволю себе представиться первым — Барлога Василий Николаевич, родом из Калуги.

— Очень приятно! Кочесоков Заурбек Исмаилович. Я из Владикавказа.

Оба вежливо кивнули.

— Господин Барлога…

— Да, господин Кочесоков?

Парни невольно прыснули от искусственной высокопарности момента и церемонно чокнулись чашечками эспрессо.

— Можно просто Вася. Второй курс.

— Просто Заур. Курс первый.

Кофе был хорошим, и каждый выложил свой сотовый на стол, из вежливости отключив звук — уютная атмосфера «Шоколадницы» в целом вполне располагала к приятному разговору. Разница между первым и вторым курсом исторического факультета не столь велика, чтобы кому-то всерьёз раздувать щёки. Нет, разумеется, она была, кто бы спорил, но не для этих двух интеллигентных людей, встретившихся сегодня по воле… капризного случая? индейки-судьбы? начальственного решения декана? Бог весть!

Да и кому это важно? Наверняка не им самим, и даже не вам, и уже тем более не мне, автору. Я в этой истории вообще человек посторонний: просто описываю в художественной форме то, что услышал в сумбурной беседе с двумя молодыми ребятами в купе московского поезда, под постоянные восклицания «честное благородное!» и «мамой клянусь, да!».

Если вам это не интересно, то, ради бога, закройте книгу. Действительно, мало ли чего случайные люди наплетут на голубом глазу, узнав, что рядом с ними едет писатель! А уж если этот писатель ещё и фантаст, то наслушаешься такого таинственного, мистического, кошмарного, с обезумевшими привидениями, тайными кладбищами и кровососами из соседнего подъезда, что потом спать страшно. О да, эти ребята тоже умели нагонять жуть! И не будь я начитанным человеком, то на раз-два разоблачил бы прохиндеев, но им я поверил, как ни удивительно. А это дорогого стоит…

Итак, вернёмся к началу. Василий был высок, крепок, плечист, спокоен, имел волнистые, зачёсанные назад тёмно-русые волосы, серые глаза и румяные, словно натертые свеклой щёки. Одет в гавайскую рубашку сумасшедшей попугайской раскраски, джинсовые шорты ниже колен, белые носки и модные кроссовки. Этот парень казался рассеянным, в чем-то даже безалаберным, но тем не менее добрым, с широкой русской душой.

Заур же был черноволос, изящно сложен, с благородными чертами лица, карими глазами в обрамлении длинных оленьих ресниц и тонкими усиками. Несмотря на лето, одет строго, даже консервативно: серый костюм-тройка в рубчик, отглаженная рубашка, тёмно-синий галстук и блестящие лакированные туфли с длинными носами. Несмотря на пылкий восточный темперамент, воспитан и интеллигентен: никакого мата, никакой грубости, увлекается классикой, как в музыке, так и в изобразительном искусстве, а также спортом и интеллектуальной литературой.

Как видите, один наш герой выходец из среднерусской полосы, а другой — из ворот Кавказа. Но все же у них оказалось много общего. Во-первых, среда воспитания — оба родились в высокообразованных семьях, где детям ещё до рождения была предречена педагогическая карьера, с непременным преподаванием, полевой практикой, научной работой и впоследствии обязательным выходом в профессуру. Любые отклонения от многолетней семейной традиции не допускались категорически.

Во-вторых, карьера эта должна была начаться на историческом факультете известного московского вуза, название которого мне не позволено упоминать, чтобы не нарушить закон о «недобросовестной рекламе». И наверное, поэтому оба парня нисколько не были похожи на разбитных столичных студиозусов с инстаграмным мышлением, сексуально-рэпнутой культурой восприятия мира, модным «луком» и заранее проплаченными дипломами. Вот, собственно, и всё.

Хотя нет, наверное, есть и еще один момент — связывающее их задание. Младший студент должен был сдавать доклад о кавказской военной политике генерала Ермолова, в частности о противоречивости и логичности его решений в контексте либеральной морали эпохи, а также рассмотренных через призму современных взглядов. Второкурсник Барлога был прикреплён к новому знакомцу для того, чтобы исправлять ошибки и для так называемой общей педагогической практики.

— На ты или на вы?

— Предпочту на вы, — вежливо ответил Заур, ставя чашку на блюдечко. — Вы отвечаете за мою работу, так что мне не пристало тыкать старшему товарищу. По этой же причине вам ко мне можно на ты.

— Ничего не понимаю, кавказец к русскому — и на вы?

— Ради Аллаха, я вас умоляю…

— Не, не, погоди! — искренне удивился Василий, переходя на шёпот. — Мы когда шли из кабинета проректора, у тебя был жуткий акцент. Через слово «мамой клянус!», «э-э, ва-а-х», «эй ти, чо такоэ, а?»!

— Традиция, — холодно улыбнулся его собеседник. — Родители переехали из Грозного во Владикавказ еще до начала дудаевского конфликта. Ну, а если ты кавказец в Москве, то будь добр отвечать сложившимся стереотипам… Не я это придумал, так сложилось.

— Понятно. Ты чеченец?

— Черкес. Разница не очевидна, но она есть.

— Шикардос! То есть ты просто косишь под «кавказавра»? Нормально… С другой стороны, иначе меня бы к тебе и не прикрепили.

— А вам-то за что такая честь? Я имею в виду, зачем возиться с редакцией чужих докладов? Это весьма малоинтересное времяпровождение…

Василий ответил не сразу. Он уже успел чуточку проникнуться мнимой важностью поставленного перед ним каторжного труда по оказанию снисходительной помощи «сыну гор». Но как вдруг оказалось, его подопечный и так вполне себе справляется с задачей получения фундаментального образования. Не признаваться же, что господин Барлога в этом году, как и в предыдущем (опять, вновь и снова) практически завалил историю и имел кучу пропусков, так что усталый профессор просто дал ему последний шанс на зачёт. И это произошло не из-за тупости, а скорее из-за крайней рассеянности и весёлой безалаберности калужанина.

Воистину, не всё, что из нас желают вылепить родители, получается по их образу и подобию… Даже сейчас на встречу с незнакомым человеком Вася умудрился опоздать не на пять и не на десять минут, а на полтора часа. А мог бы, кстати, вообще перепутать дни!

Тот факт, что и молодой джигит Кочесоков каким-то чудом сумел дождаться, вовсе не свидетельствовал о кротости его характера. На Кавказе скромники и тихушники вообще нечасто встречаются. Уж реже мамонтов точно! Просто парень залип в сотовом на переписке с любимой девушкой, которой именно сейчас требовалось напрочь вынести ему мозг. Явление Барлоги временно спасало ситуацию, отодвинув неминуемые разборки по крайней мере до вечера. Ибо если уж ваша любимая решила выяснить всё, она никогда не сдастся и не отступит: бабские войны в «Ватсапе» страшная вещь…

— Почему я? Действительно, догадаться трудно, да? — Василий решил, что настало время расставить приоритеты, и начинать следовало с осознания собственного достоинства. — Причина проста, но отложим несущественное. Пожалуй, я бы взял ещё кофе.

— Тогда я, пожалуй, пойду.

— Куда?

— А вам зачем это знать? — Делано изобразив удивление, молодой человек положил на столик файлик с докладом. — Как ознакомитесь, будьте добры написать мне на почту. Электронный адрес есть в исходных данных.

— Погоди, так не пойдёт! — До Барлоги дошло, что собеседник явно пытается слинять, повесив на него ту самую работу, от которой он сам намеревался как можно успешнее ускользнуть. — Давай садись, обсудим, кто и что будет делать.

— Что тут обсуждать, о мой старший и более опытный товарищ? Вас назначили редактировать мой доклад. Вот текст, правьте как вам угодно! Когда закончите, я непременно и с уважением приму ваши советы к сведению.

— Хватит мне выкать!

— Хватит мне указывать.

— Типа, ты на серьёзных щах решил, что я буду за тебя впахивать?

— Э-э?!. — Заур старательно сделал изумлённые глаза, хлопая длинными ресницами. — Неужели что-то не так?

— Что-то не так? А не пошёл бы ты…

— Уже иду.

— И бумажки свои забери, аферист в стрингах!

— Вася, я ещё как-то могу понять, почему вы назвали меня аферистом, — кротко вздохнул кавказец, неспешно засучивая рукава. — Видимо, из-за моего акцента у ректора. Но стринги?! Это же поклёп на весь Владикавказ! Вот такое у нас не прощается…

Старшекурсник встал вовремя, чтобы увернуться от летящего в лицо кулака. Если господин Кочесоков вдруг решил, будто бы этот круглолицый русский увалень внешне похож на грушу для битья, то жизнь мигом преподала ему урок: не суди по внешности. Добродушие Барлоги совершенно не помешало ему получить зелёный пояс дзюдо, а крупные по комплекции люди при необходимости могут двигаться невероятно быстро.

— Официант! Помогите, здесь драка! — взвился вверх незнакомый женский голос.

Столик покачнулся, посуда и телефоны рухнули на кафельный пол, листы рассыпались. Народу в кафе было немного, благородно разнимать двух сцепившихся парней вот так сразу желающих не нашлось. Хотя ведро холодной воды тем явно не помешало бы.

Василий могучим броском через бедро свалил нападающего с ног, и как раз начал проводить удушающий приём, когда…

— Прекратите сейчас же! — Пылкая девушка в очках с внешностью районной библиотекарши из Бибирево начала гвоздить обоих парней подобранным докладом по голове, не разбирая, кто прав, кто виноват. Это было последнее, что они запомнили: боль, искры, туман — и…

— Доложите обстановку по «Нергалу».

— Слушаюсь, бвана! — Капитан склонился в низком поклоне, скрещивая пальцы в знак уважения и повиновения. — Наш крейсер движется с заданной скоростью, по утвержденному шестью богами курсу Сипа-Зи-Ан-На. Системы корабля работают исправно. База Иштар на планете Тиамат подготовлена для принятия резерва. Все туземные племена страстно молят небеса о вашем скорейшем прибытии.

— Точно ли все? — Чёрный Эну отличался любовью к садизму и лести.

— Все, кто нам нужен.

— Разумно. А жертвы?

— В жертву будет принесено всё, на что вы бросите взгляд, владыка…

Эну, облизнув губы длинным языком, отправил капитана заниматься прямыми обязанностями. Путь от Нибиру до Тиамат был достаточно утомителен, провизии хватало, но вот как развеять скуку? Все интеллектуальные или физические развлечения были испробованы и признаны утомительными. Чёрному бване хотелось иных впечатлений. Чего-то по-настоящему масштабного и запоминающегося. Он всерьёз подумывал даже о том, чтобы взорвать весь корабль к Мардуку Бесконечному в пекло…

Но надо было дождаться посадки крейсера. Туземцы многочисленны и ждут богов. А боги тоже ждут и жаждут…

Воздух был невероятно свеж и напоен такими дивными ароматами, что казался сладковатым на вкус. Пели птицы, звенели цикады, жужжали какие-то насекомые, и высоко в зените стояло яркое солнце. Оба наших героя лежали в густой мягкой траве, едва не касаясь друг друга головой. Заур и Василий пришли в себя почти одновременно, причём до каждого наконец-то дошло, как глупо они вели себя пару минут назад.

— Мои извинения, погорячился…

— Взаимно… Тупанул, был неправ!

Не сговариваясь, они умудрились пожать друг другу руки и только потом открыли глаза. Вопль, который взлетел до облаков, заставил птиц мигом заткнуться. Встав на четвереньки лицом к лицу, оба студента орали в полный голос. Потом они одновременно вскочили и принялись оглядываться по сторонам, озирая цветистую поляну, смешанный лес, высокое небо, синие горы на горизонте. Постояв так какое-то время, они не придумали ничего лучше, как снова заорать, стоя уже спиной к спине.

Собственно, а что им еще оставалось делать? Веселиться, как двум укуренным наркоманам? Падать на колени в религиозном экстазе, словно праведникам, попавшим в рай? Звать на помощь бесов, ангелов, хоббитов, эльфов, ректора, Бабу-Ягу, «Гугл», МЧС? К кому обращаться, кого винить, на чье имя писать жалобу?!

Крик прекратился так же резко, как и начался. Во-первых, парни вспомнили, что они-таки мужчины, во-вторых, убедились, что от сотрясения воздуха толку нет, и в-третьих, похлопав себя по карманам, оба пришли к выводу, что их сотовые остались на полу в кафе. Заурбек заговорил первым:

— Характерная природа моей родины…

— То есть?

— Судя по всему, мы на Кавказе.

— Считай, на курорте, да? — попытался найти хоть что-то положительное шумный Барлога. — Надо выбираться к какому-нибудь санаторию или дому отдыха, их тут под Пятигорском должно быть немерено.

— С чего вы взяли, что мы в районе Пятигорска?

— Ну а где тогда? — Васе было неудобно признаваться, что других городов на Кавказе он просто не знает. Собственно, он и в Пятигорске-то ни разу не был, поскольку родители не жаловали летний отдых на «рассейских югах», предпочитая дачные посёлки с озёрами и тихой рыбалкой в средней полосе.

— Понятно. — Заур покачал головой, поправляя узел галстука на шее: похоже, в этой ситуации уже ему приходилось примерять на себя роль ведущего. — Вон там тропинка, надеюсь, по ней мы сможем выйти к людям. Дальше разберемся на месте.

Он двинулся вперед первым, аккуратно смотря под ноги, чтоб не попасть модными туфлями в какую-нибудь коровью лепешку. Второкурсник, вытащив из нагрудного кармана темные очки в стиле «шериф под прикрытием», надел их на нос и широко шагал следом, морщась, когда репейники пытались прилипнуть к его белым носкам над кроссовками.

Наверное, получаса не прошло, как двое изрядно вспотевших ребят спустились к безымянной горной речке. Сейчас это скорее стоило бы назвать ручьем, змеящимся меж камней, но наверняка после дождя могучий поток ворочал здесь валунами.

Василий как раз наклонился зачерпнуть воду ковшиком из ладоней, когда спутник тронул его за плечо. На противоположном берегу, буквально в двадцати шагах, в тени дуба они увидели черноглазого всадника в коричневой черкеске с серебряными газырями и высокой чёрной папахе с широкой зелёной лентой, с аккуратно подстриженной рыжей бородой. За спиной у него было ружьё в меховом чехле, а тонкие пальцы лежали на рукояти кинжала. Стройный вороной конь с оленьей шеей раздувал огненные ноздри. Ребята замерли, исподволь любуясь ожившей картинкой Франца Рубо из учебника истории.

— Ролевик какой-нибудь? — тихо спросил Вася.

Его приятель пожал плечами:

— Не уверен, скорее москвичи кино снимают. Сейчас такие лошади редкость — настоящий кабардинец с племенного завода. А вот местных типажей как раз полным-полно…

Всадник неожиданно что-то крикнул на непонятном гортанном языке, и уже с десяток таких же джигитов, в потрёпанной одежде, но с дорогим оружием, вылетев из кустов, окружили наших студентов. Нет, будущие историки не испугались, а лишь удивились. На загорелых лицах кавказцев не было агрессии — тоже, скорее, изумление и улыбки.

Барлога искренне рассмеялся в ответ, когда один из подъехавших чуть не упал с седла от хохота, тыча нагайкой в его гавайскую рубашку.

— Физкульт-привет каскадёрам! — салютуя на римский манер, прокричал студент, снимая очки. — Мосфильм или Уорнер-Бразерс? Кто снимается — Куценко, Галустян, Кристина Асмус? Только не Джигурда, тьфу-тьфу, храни нас Ктулху! А режиссёр Бондарчук, да? Огнище-е!

Всадники на секунду замерли, переглянулись и расхохотались ещё громче. Господин Кочесоков, всё это время стоявший, как памятник человеку в футляре, не проронил ни слова, скрестив руки на груди и опустив глаза. Тот рыжебородый, которого ребята увидели первым, отдал короткий приказ, и на плоский камень у ног Заура положили лепёшку с куском белого сыра. После этого вся кавалькада пустила коней вскачь, исчезнув в лесу, словно лишний кадр, отрезанный ножницами на плёнке в монтажной.

— Покатились по звезде — ни мне здрасте, ни тебе до свидания! — философски пожал плечами Василий и тут же, опомнившись, заорал: — Эй! Стойте! А куда идти-то? Где съемочная площадк-к…

— Заткнитесь, пожалуйста, дорогой соавтор, очень прошу! — Узкая ладонь владикавказца запечатала рот товарищу, и глаза Заура при этом были даже не круглыми, а квадратными. — Вы знаете, кто были эти люди? Чеченцы! Настоящие вайнахи[1]… И не из личной гвардии Рамзана Кадырова, а из девятнадцатого века!

— Прикалываешься?

— Не имею столь дурацкой привычки.

— Эх, а я б с ними сфоткался!

— Они не тронули нас только потому, что сочли сумасшедшими! С точки зрения жителя Кавказа тех дремучих лет, вы одеты как полный псих, а из всей вашей речи они, возможно, поняли лишь два слова: «кто» и «только»! Моё почтение, уважаемый господин старшекурсник, вы только что спасли нам жизнь!

— Ты на себя посмотри…

— А чего мне на себя смотреть? Я понимаю чеченский, и тот, что был на вороном коне, сказал: «Один потерял разум, а другой — мирный дервиш, ведущий его в святые места за исцелением. Аллах велит поделиться с ними едой».

— Так и сказал, прямым текстом? Получается, мы что в…

— В заднице? — прозорливо догадался Заурбек. — Нет, полагаю, мы в прошлом. Но да, и в заднице, разумеется, тоже! Э-э, извините, а что вы делаете?

— Ем, — с набитым ртом ответил Барлога. — Всё честно, вот твоя половина! Сыр, кстати, пересоленный, а лепёшка жёсткая.

— Нельзя ничего тут есть! Вдруг это как в мире ирландских эльфов? Если хоть что-то съел из угощения обитателей холмов, то…

— Как хочешь! — Прежде чем начитанный черкес сообразил, что сейчас будет, остатки хлеба и сыра исчезли в желудке его старшего товарища. — И не смотри на меня так, я всё равно в эти ваши кавказские сказки не верю! Найдём нормальных людей, которые говорят по-русски, и всё выясним. Мы ещё разберёмся, кто тут джигиты, а кто сумасшедшие…

Кочесоков развёл руками, закатывая глаза. Безмятежная непробиваемость Василия казалась заразной. Если ты родился и вырос в горах Кавказа, то в определённые вещи не верить не можешь. Но если твой дом Калуга, тихий уютный городок в паре часов электричкой от урбанизированной златоглавой Москвы, то всерьёз ориентироваться на бабушкины суеверия как-то несолидно.

Вася в юные годы прочел немало книг в жанре фэнтези, в частности про так называемых попаданцев, чтобы относиться к происходящему не без здорового скептицизма. Тем более, если верить всяким современным розыгрышам, квестам и флешмобам, так там с «жертвами» и не такое устраивали. В жизни возможно всякое, но так тем более трезвый взгляд на вещи должен быть в приоритете. Так всегда говорил его отец, повторяя слова дедушки, якобы усвоенные им от своего отца, в своё время профессора философии Саранского университета.

— Всему должно быть своё логическое объяснение, — авторитетно заключил Барлога, смахивая сухие крошки с рубашки. — Так ты со мной? Тогда шевелим конечностями, и ать-два, ать-два!

В ту же минуту неприметный замшелый валун за его спиной вдруг ожил, крепкие руки схватили Василия за щиколотки, одним рывком опрокинув в горную речку, ударив упрямым лбом о камни и утопив дорогие солнцезащитные очки. Удивлённый Заурбек и рта не успел раскрыть, как серый мешок был наброшен ему на голову, плечи сдавило, под колени пнули, а могучий удар в солнечное сплетение едва не заставил потерять сознание. История закручивалась странными спиралями и старинными узлами…

Калужанин пришёл в себя от мерного покачивания. Руки-ноги были связаны, во рту какая-то тряпка, на голове пыльный мешок. Дышать носом можно, но не очень хочется. Судя по запаху, везут его на спине давно не мытой и невкусно пахнущей лошади. Молодой человек на минуточку задумался, а где же его случайный знакомец по институту, но, если так можно выразиться, покачивания его укачали, он сдался, расслабился и уснул.

К слову, Заур-то как раз не спал, трясясь на спине соседней лошади. Он мысленно ругался на всех известных ему языках и строил планы жестокой мести похитителям. Как именно она будет осуществлена, пока было неясно, но в конце концов господин-студент пришёл к тому же выводу, что и его старший товарищ — рано или поздно всему находится логическое объяснение. И в этом случае оно, как и следовало ожидать, нашлось.

Правда, не совсем такое, как ожидали наши герои. Да что уж там, совсем не такое!

Ребята окончательно очнулись и пришли в себя, наверное, часа через полтора-два, от шума голосов, запаха дыма и конского ржания. Их довольно бережно скинули вниз на твёрдую каменистую землю, усадив спиной к спине. Незнакомый, чуть хрипловатый голос отрапортовал:

— От, гляньте-кось, ваше благородие! Хлопцы двоих взяли близ засечной линии. Одеты чудно, не по-нашему, один навродь как русский, другой, видать по всему, татарин. Безоружные. Чего тут позабыли-то, непонятно?

— Разберёмся. Покажи обоих.

В тот же миг с будущих историков были сорваны старые мешки.

— Это ж что за клоуны такие? — аж перекрестился кто-то из солдат под нарастающий хохот остальной войсковой братии.

— Глянь, братцы, энто штаны обрезанные али рейтузы новомодные?

— А рубаха-то пестра, чистый петух!

— Кабы вместо фазана на охоте не пальнуть!

— Эй, татарин, почём ткань на сюртук брал? В такой хоронить хорошо-о…

— От чой-то тощой с удавкой на шее ходить? Мода така у мюридов, чи как?

— Как их только чеченцы не тронули? Видать, за умом скорбных приняли!

— А ну, цыц! Заняться нечем, разгоготались тут! А вы откуда ж такие взялись, черти?

Простой и вполне себе безобидный вопрос, заданный молоденьким безусым офицером в зелёном полевом мундире, повис в воздухе, не дойдя ни до одного адресата. Потому что и Василий и Заурбек во все глаза смотрели по сторонам. Военный лагерь, пушки, солдаты в белых фуражках, полевая кухня, горящие костры, осёдланные лошади у коновязи и вольные, стоящие отдельно табунками, полковые флажки, звон труб, запах табака, пороха и трав, а вокруг смешанные леса, горы, до самого горизонта, да предзакатные облака над головами…

— Я говорю, откуда вы? Кем посланы? Что делали у линии?

— Шикардос, — выдохнув, переглянулись студенты, всё ещё на что-то надеясь. — Это лучшая историческая реставрация, ежегодное Бородино отдыхает! А кто общий руководитель проекта?

— Генерал от инфантерии Алексей Петрович Ермолов, — вытянувшись в струнку, на автомате ответил офицер, но тут же опомнился: — Вы мне тут! Не сметь! Червоненко, а ну влепи-ка им пару плетей для разговорчивости!

Неулыбчивый бородатый казак, более всего похожий на какого-нибудь плечистого лешего, безоговорочно потянул нагайку из-за голенища. Но на его плечо легла сухонькая жилистая рука…

— Та чего ж спешить-то, вашбродь? — вмешался низенький неприметный старичок в потрёпанной черкеске. — Парень-то языком как по писаному чешет! Из благородного сословию, поди, а?

— Кстати, да, — сообразил Барлога, который втайне не верил происходящему, но вовремя согласился подыграть. — Вообще-то мы с другом из Москвы.

— Ах из Москвы… По какой части служите?

— Учимся в университете.

— Dans quelle université vous apprenez? [2] — вежливо поинтересовался офицер. — Молчите? Неужели студенты знаменитого московского университета не знают французского? Тогда, быть может, sprichst du deutsch, meine freunde?[3]

— Лично я учил английский, fuck you, вам на воротник, — огрызнулся Василий, в то время как его случайный товарищ вообще почитал разумным держать язык за зубами.

— Вот только британских шпионов нам тут и не хватало! — Офицер поправил фуражку, сдвинув козырёк на брови, и скомандовал: — А доставьте-ка их к его сиятельству, братцы!

— Слушаемся, вашбродь!

— И благодарю за службу!

— Уря-я… — без энтузиазма ответил за всех тот самый старичок, подмигивая ребятам. — Приказ слыхали, хлопцы? А ну, айда за мной до Ляксею Петровичу!

Студенты, освобождённые от пут, переглянулись и, быстро вскочив на ноги, охотно проследовали в указанном направлении через весь лагерь к рядам белых армейских палаток. Большой охраны к ним не прикрепили, ведь вокруг в полевых условиях и так был расквартирован целый пехотный полк, усиленный артиллерией, двумя ротами ополченцев и казаками.

Несмотря на всяческие старания (утопающий хватается за соломинку и прочую водоплавающую дрянь), Василий и Заурбек так и не увидели нигде видеокамер, проводов, прожекторов, аккумуляторов, не услышали ни одного сленгового словечка, никого не поймали на элементарной фальши или театральном переигрывании.

Даже лошади казались истинными детьми девятнадцатого века: строго косились на незнакомцев, прижимая уши и скаля зубы. К таким лучше вообще не подходить, не то чтоб с разбега прыгнуть на спину, развернуть за гриву и рвануть из лагеря верхом…

— Местные кони, — охотно прокомментировал старый казак, сбивая на затылок видавшую виды папаху, — диковаты чутка, кусаются, как заразы, чужака-то нипочём до себя не подпустят. А вот за хозяином бегать могут, ровно собачонка какая.

— Дедуль, — решился Барлога, как более общительный начиная разговор, — прошу пардону, а как к вам можно обращаться?

— Так дедом Ерошкой меня кличут.

— А по отчеству?

— Та тю…

— Ну, хорошо, хорошо. Вопросик имею, дед Ерошка, я вот так понял, что нас с другом к генералу Ермолову направили. А что он за человек вообще?

— Тебе-то что до того? Ты ж шпиён!

— Ой, вот не надо обклеивать нас ярлыками! Такие декорации понастроили, словно Карамзина за бороду держите, а в теории заговора не наигрались! Когда аулы жечь начнём? «Простая сакля, веселя их взор — горит, черкесской вольности костёр!»[4]

На этот раз старик остановился так резко, что парни обошли его с двух сторон, не сбавляя шага. А когда обернулись, он уже держал в руке длинный узкий кинжал.

— Язык бы тебе подрезать, балабол, чтоб не болтал им зазря об чём и разумения не имеешь! За Ляксея Петровича и голову сложить не жалко, он любому солдатику, казаку ли, да и как есть простому человеку — первый защитник! Пулям не кланяется, за чужие спины не прячется, смерти не боится. Вот татарин-то твой сам с какого тейпа будет?

— Во-первых, я не его, — вставил доселе молчавший Заур. — А во-вторых, я черкес.

— А то ж я не вижу? Лучшей скажи, ты мирной али нет?

— Мирной. Тьфу, то есть мирный, конечно. Позвольте представиться, Заурбек Кочесоков из…

— Нам оно без надобности… — Дедок демонстративно медленно убрал кинжал в ножны. — Про то начальству доложишься. А покуда шуруйте-ка оба, не доводите до греха!

Дальше шли молча. Второкурсник Барлога надулся на весь мир, вдруг осознав, что чудаковатый дедушка Ерошка не шутит — кинжал у него был явно боевой, видавший виды, и в ход он его пустит не задумываясь. А вот младший студент, быстро сделав правильные выводы и ни на что более не отвлекаясь, жадно впитывал всё происходящее вокруг, ибо о подобном уроке живой истории можно было только мечтать.

Военные лагеря девятнадцатого века отличались в первую очередь многоцветьем. Форма частей была разной: каждый полк, батальон, даже отряд мог иметь свои цвета лампасов и головных уборов, свои знамёна, собственное индивидуальное вооружение, и так вплоть до ярких отличий чепраков или даже формы сёдел.

Высокие казаки Лабинского полка носили нарядные синие черкески с красными отворотами, предпочитая лёгкие кавказские ружья российским. А терцы-пластуны, наоборот, одевались как можно неприметнее, в потрёпанные черкески и шаровары из серой или коричневой ткани, старые папахи, растоптанные кавказские чувяки, выглядя на фоне блестящих офицеров и аккуратных солдат едва ли не бомжами. Разве что оружие их почти всегда сверкало серебром.

Офицеры были одеты по столичному фасону, в строгие мундиры или же свободно копировали наряды кавказцев. Многие даже носили тяжёлые бурки, несмотря на летнюю жару. Почти все принадлежавшие к офицерскому сословию, были молодые, стройные, подтянутые, что свидетельствовало о постоянных физических нагрузках, верховой езде и необременительном питании.

Кстати, и сами лошади были разными. Знаменитые кабардинские породы соседствовали с арабскими и донскими. Схожая масть, как, допустим, на каком-нибудь петербургском парадном выезде, на войне не требовалась. Каждый офицер или казак мог иметь сменную лошадь, а тех крепышей-меринов, что тягали пушки, естественно, не использовали под седлом. Стоящие отдельной группой усатые артиллеристы отличались ростом и шириной плеч, им приходилось таскать ядра, разворачивать лафеты, а порой и биться в рукопашной защищая свои орудия.

В нескольких местах горели походные костры, в воздухе уже разносились запахи горячей пшённой каши. Картина военного лагеря на фоне кавказских гор была достойна кисти Верещагина или Горшильта, Гагарина или Лансере. Но главным было не это…

Чёрный Эну уже дважды совершал длительные экспедиции на Тиамат и считался опытным владыкой. Казалось, время было не властно над его волей. Впервые ему передали корабль ещё на старой тяге, когда межзвёздный путь вдоль вытянувшихся в линию планет позволял добраться до вожделенных богатств голубой планеты. Раньше они просто добывали здесь золото и другие металлы, потом перешли на алмазы, и речь вовсе не шла о банальном ограблении туземных колоний.

Нет, они в разумных пределах делились с примитивным населением всеми знаниями, которые мог воспринять их ограниченный мозг. О боги, да Верховные периодически даже устраивали селекцию людей в ряде племён, лишь бы создать касты образованных жрецов! И уже те терпеливо, с завыванием и плясками пытались учить дикарей выращивать злаки, печь хлеб, обжигать глину… Самые развитые оказались способны воспринять примитивные уроки космографии: движение небесных тел и календарные циклы, построенные на математических расчётах чётных чисел.

За всё это безмозглые аборигены с Тиамат всего лишь были обязаны пожизненно поклоняться им как богам! А редкие металлы и камни — разве это плата за учение? Скорее уж насмешка над теми, кто мог вообще лишить их существования, едва ли не по мановению ока.

— Корабль готов к посадке, бвана!

Эн вновь поймал себя на том, что много думает, а это небезопасно. Когда в голове тесно мыслям, то скучающий ум всегда найдёт тропинку к извращениям. Так что жертвы и ещё раз жертвы, много жертв…

— Стойте, хлопцы.

Старик остановился в десятке шагов от серой армейской палатки, ничем не отличимой от остальных, и помахал рукой двум офицерам. Те приветствовали его не чинясь, пожав руку как равному.

— Кто это с тобой, дед Ерошка?

— Так бес же лысый их знает! По всему видать, что они и есть шпиёны англицкие, — охотно рассмеялся старый казак. — Мы их на перевале взяли у речки. Понашему болтают — дай-то бог, не отличишь, тока слова мудрёные вплетают! Татары конные[5] их не турнули, наиб[6] с мюридами[7] даже хлеба трохи им дал. От же ж как…

— Ду ю спик инглиш? — спросил было один из офицеров, но в это время полог палатки откинулся:

— Прибыли, значит. Заходи оба! Ждал вас!

Знаменитый генерал был в простой нижней рубашке, зелёных шароварах с лампасами и высоких сапогах, походный мундир без наград небрежно наброшен на плечи. Сам ростом под два метра, если не больше, на голове львиная грива волос, никогда не знавшая гребня и, быть может, попортившая немало крови цирюльникам, а под ней широкое лицо и пронзающий взгляд немигающих стальных глаз. Ермолова достаточно было увидеть всего раз в жизни, чтоб не забыть уже никогда. Как уважительно говорили горцы, «горы дрожат от его гнева, а взор его поражает на месте, как молния»…

— Здравия желаем, — за двоих попытался ответить Василий, но могучая рука, поймав его за ворот, едва ли не зашвырнула его в палатку. Решивший не испытывать судьбу господин Кочесоков быстренько шагнул следом сам.

Внутри не было ничего особенного: земляной пол посыпан золотистой соломой, на нем стоит простая солдатская кровать, накрытая серой шинелью, грубый табурет со сменой одежды и деревянный раскладной походный столик с подробной картой Кавказского хребта и прилегающих территорий, а на стенке палатки висят тяжёлая сабля в железных ножнах и два кавалерийских пистолета. Вот и всё.

Алексей Петрович всегда выделялся среди высшего командования суворовскими привычками, доходящими до аскетизма. Ел мало, из общего котла, водку пил крайне умеренно, на жару и холод особо не реагировал, перед боем, отойдя от строя на два шага вперёд, вслух читал молитву и шёл на противника первым. Подчинённые его боготворили, а солдаты в буквальном смысле были готовы идти за него на смерть.

— Голодные? — первым делом спросил он и крикнул: — Эй там, подать хлеба, сахару и горячего чаю! Да вы садитесь уже.

Студенты безоговорочно присели на ту же кровать, генерал Ермолов тяжело опустился на стул, не сводя с них пристального взгляда.

— Откуда?

— Из Москвы.

— К чёрту город, из какого вы века?

— Двадцать первый, год две тысячи двадцать первый, двадцать шестое июня по новому стилю, — послушно отчитался Заурбек, пока его старший товарищ, едва не высунув язык, во все глаза смотрел на одного из самых легендарных героев российской истории девятнадцатого века.

— Всё верно, всё так, — сверившись с какими-то собственными воспоминаниями, облегчённо выдохнул Ермолов. — Значит, как ранее было предначертано, так и сбывается… Я должен был вас дождаться, мне были обещаны два линейца не из нашего времени.

— Предначертано? Ну, шикардос, как говорится… — начал было Вася, но тут же полетел с кровати, словив молниеносный удар львиной лапой.

— Ты мне подерзи ещё тут, мальчишка! — беззлобно предупредил генерал. — Уже давно было сказано: «Когда будешь ты на Кавказе, так после дела под аулом Дадыюрт, жди короткое время, и приведут к тебе двух парней, как бы не от мира сего. Они же и есть те линейцы…»

— Простите, как нам к вам обращаться? — осторожно спросил Заур, пока его друг пытался встать на четвереньки и вытряхнуть солому из уха.

— По чину.

— Как скажете. Ваше сиятельство, видимо, произошла какая-то ошибка. Меня зовут Заурбек Кочесоков, а это мой старший товарищ, Василий Барлога. Мы оба студенты исторического факультета московского вуза. К вам попали случайно, а вы не в курсе, как нам вернуться? — он прервался, потому что в этот момент в палатку внесли медный поднос с ломтями нарезанного белого хлеба и три глиняные кружки горячего травяного чая. — В общем, мы не участники разворачивающихся здесь событий, не хотели никому мешать и были бы рады…

— А жить ты хочешь?

— Э-э… странный вопрос…

— Так вот, Заурбек Кочесоков, — по-отечески заботливо протянул Ермолов. — Ты, я вижу, из кавказцев. Черкес или чеченец?

— Черкес он, — влез Вася.

— Без разницы. Для всех наших ты — татарин. Лучше мирной, кунак[8] вот этого русского увальня.

— Да вы просто неожиданно ударили, я сгруппироваться не успел, а то бы… — Барлога точно так же словил вторую оплеуху, на этот раз едва не вылетев из самой палатки.

— Значит, вот как? — не повышая голоса, продолжил знаменитый генерал. — Вижу, что мозги у тебя есть, традиции знаешь, так вот одевайся-ка словно местные: ичиги, черкеску с газырями, папаху высокую, кинжал на пояс — и от друга своего ни на шаг. Да, и не болтай ты как образованный! В горах таких профессоров мало, раскусят в единый миг и на ремни порежут.

Покосившись на вползающего калужанина, господин Кочесоков быстро сообразил, что кивать надо молча, отвечать когда спросят, а дурацкие вопросы не задавать вообще.

— Молодца. А ну-ка, скажи чего-нибудь?

— Вах! Что такоэ, уважаимый, ничего ны знаю, никаго ны трогал! Кароче, вчера с Казбека спустылся, соль искал, а так сапсэм дикий, дитя гор, э!

— Порадовал старика, — скупо улыбнулся Алексей Петрович, попытался расчесать пятернёй непослушные кудри и поманил пальцем Василия. — Теперь ты слушай. Чин тебе дарую подпоручика, мундир, эполеты, оружие — бери, с приятелем своим на линию пойдёте. В придачу кого из казачков вам дам, для связи. Докладывать только мне! Всё ли поняли?

Разумеется, ни тот ни другой не поняли ни черта. Ну, кроме того, что если будешь тут права качать, так живо получишь по шеям. Ребята переглянулись: с одной стороны, переходы во времени никого особенно не радуют (начитанные на всю голову психи — редкое исключение), с другой — реферат теперь сдавать не надо, потому что некому, зато приключения светят аж по самое не балуйся.

Спешить вроде как тоже некуда, а уж такая историческая практика, как полноценное участие в боевых событиях кавказских войн Российской империи вообще тянет как минимум на кандидатскую. Тогда какой смыл от всей этой роскоши отказываться? Огнище же!

Генерал привстал, негромко свистнул, и в ту же минуту в палатку сунулся немолодой подполковник.

— Ваше сиятельство?

— Драгомилов, друг любезный, не откажи в услуге, вот этих двух молодцов надобно приодеть, вооружить, расквартировать при полку. А поутру гони их с дедом Ерошкой… куда следует!

— Будет исполнено! — Подполковник зыркнул на ребят: — За мной!

Алексей Петрович ещё раз посмотрел в глаза Васе и Зауру, поочерёдно обнял обоих студентов, отечески расцеловал в обе щеки, вытер набежавшую слезинку и напутствовал:

— Линию держать как следует! Ну, а случись что… все под богом ходим… за похороны не переживайте, своими руками по три горсти земли брошу и панихиду закажу.

— А-а без панихиды нельзя как-нибудь? — испуганно охнули парни.

— Можно, — задумчиво кивнул генерал. — Казаки завсегда в овраге прикопают. Только не по-людски это, не по-христиански, что ли…

На этом весь конструктивный диалог был закончен. Легендарный полководец преспокойно отвернулся, махнув рукой, а наших побледневших и так и не успевших поесть героев вывели из палатки. На этом подполковник Драгомилов быстренько счёл свои обязанности исполненными, отдав приказ подбежавшему майору. Тот в свою очередь ловко остановил пехотного штабс-капитана, он поймал поручика, тот перехватил прапорщика, а последний в свою очередь нашёл бредущего с пустыми вёдрами солдата, и уже только тот, зевая, потащился с ребятами на другую сторону лагеря, к интендантскому обозу.

Вот именно там, после недолгих примерок, уговоров, пояснений, ругани и хохота на свет божий были явлены два новых героя. Молодой подпоручик Василий Николаевич Барлога вышел к честным людям в приталенном, зелёном мундирчике с надраенными пуговицами, белой фуражке с лаковым козырьком, чистеньких сапожках, с новенькой сабелькой в стальных ножнах на портупее через плечо. Красавчик, одним словом!

Ну и следом, путаясь в полах длиннющей коричнево-буро-синей черкески, выползло грязное чучело в лохматой папахе, сползающей едва ли не до плеч, продранных на коленях штанах и босиком. Зато на поясе его висел длиннющий кинжал в железном проржавевшем приборе, а слева на бедре болталась чёрная шашка абрека с роговой рукоятью, утопленной в ножны. В общем, такое пугало огородное надо было ещё старательно поискать по аулам…

— Вася-я, — едва сдерживая слёзы, простонал господин Кочесоков, — я не могу так ходить, надо мной ведь лошади ржать будут!

— Нашёл кого слушать! Не парься, джигит.

— А можно меня, как джигита, прямо тут застрелить из соображений гуманизма-а?

— И вот как ты себе это представляешь? — праведно возмутился Барлога, эффектно поправляя фуражку, чуть набекрень, дабы добавить к своему образу нотку весёлой лихости. — Старшекурсник исторического факультета застрелил младшего товарища на фоне кавказских войн из-за не сданного вовремя доклада?! Я на такой кипиш не подписывался.

— Ох ты ж, матерь Божья, пресвятая Богородица! — не сдержался подошедший следом старый казак. — Та за что ж тебя, татарин, так изуродовали-то? У москаля-интенданта на энтой черкеске собака спит, Зулейкой кличут.

— Какая собака?! — шёпотом переспросил бледный Заурбек.

— Брехливая сука да блохастая. Линяет исчё, как зараза…

— Вася-я, пожалуйста-а!

— Не, не, не! Даже не умоляй. Хочешь, вон, дедушку попроси, — по-быстренькому перевёл стрелки Василий. — Извините, вы не могли бы моего друга прирезать? Прямо сейчас, видите, ему очень надо!

— От же два дурня! — Дедок в сердцах сплюнул наземь. — А пошли-ка отселя до нашего огоньку, кулеш есть, начальство велело присмотреть за вами до завтра. Там ужо с утречка, по зореньке, на Линию и отправитесь.

— Я в таком виде никуда не пойду.

Господин черкес окончательно на всех обиделся, забросил шашку в кусты и сел, где стоял, прямо на землю, привычно скрестив ноги. Старый казак и Барлога обменялись понимающими взглядами, развернулись и пошли подальше, не прерывая негромкого разговора. Внимания на них никто не обращал — мало ли о чём могут беседовать молодой офицер с заслуженным пластуном терского войска. И хоть вопросов у Васи было много, но самый главный буквально рвался с языка…

— Дед Ерошка, а что значит «линия»?

— А засека.

— А по-русски?

— Та и я с тобой рази ж не русским языком разговариваю? — искренне удивился старый казак, почесал короткую бороду, вздохнул и пустился в пространные объяснения. Что-то из его рассказа студент факультета истории помнил по учебникам, что-то пришлось осваивать прямо тут на месте, так сказать в онлайн-режиме.

Засека (она же черта, она же линия, она же государева заповедь) использовалась на Руси как фортификационное сооружение ещё с середины XIV века. Одна из самых больших засек защищала русские земли от набегов крымских татар, начиная со стен Бранска и вплоть до Переяславля Залесского. А ведь вещь, если задуматься, крайне простая по сути, но весьма действенная в те суровые времена.

По факту это были ряды срубленных и поваленных друг на друга деревьев, уложенных таким причудливым образом, чтобы переплетение ветвей, быстро опутываемых колючим плющом, и вес стволов попросту не позволяли растащить, сжечь, объехать или перепрыгнуть засеку. До кучи туда же добавлялись «волчьи ямы», рвы с водой, колья и прочие малоприятные прелести.

То есть быстрый конный налёт на соседей с целью весёлого грабежа становился практически невозможен, а без лошадей, пешим строем пилякать за сто вёрст вершить преступления как-то не комильфо, не говоря уж о необходимости экстренного удирания с военной добычей.

Точно такие же засеки терские и гребенские казаки ставили по рекам Сунже и Тереку. От небольших разбойничьих групп это вполне себе помогало, но когда дагестанцы, чеченцы, черкесы, лезгины и прочие сбивались в большие интернациональные банды, то они беспощадно выжигали станицы, разрушали церкви, убивали мужчин, а женщин и детей везли на турецкий рынок. Кровь пропитывала землю там, где была мирная пашня…

— Так-от Лексей Петрович к хищникам шибко крут. Уж он-то знает, как на Кавказе всё устроено: ежели милость к лжецу проявил — ты слаб, ежели за обиду простил — ты слаб, ежели на переговоры с волками пошёл — ты слаб, ежели мстить за кровь своих не стал — ты слаб! Народец-то здешний собою силён да горд, потому и сам тока силу уважает. А гольная сила без чести что? Обман один… — вздыхал говорливый дедок, исподволь радуясь неожиданному и вежливому слушателю. — Для горца честь превыше жизни! Да и что им тут жизнь? Сам смотри — горы, камни, снег, ветер, днём зной, в ночь холод, земля неудобь[9], одно небо над головою. Каждый-от, у кого десять баранов, так тот уж, смотри, и князь! Коли чужую скотину-то вор к себе загнал, стало быть, она по закону его! Пленных русских в рабство продают, а с друг дружкой грызутся почём зря, свои своих в набегах режут без всякой жалости.

— «Верна здесь дружба, но вернее мщение»[10], — не дословно процитировал призадумавшийся Барлога. — Что ж, я всё понял, идём на линию, спасать мир.

— Эх, алахарь[11], на простой линии-то и казачков с царскими солдатиками достаточно.

— А вот теперь не понял?

— Оно ж и видно…

На этом разговор закончился, или, что вернее, был прерван бесцеремонным явлением взмыленного Заурбека, за которым гнались с десяток солдат и круглолицый повар в белом фартуке поверх обычной войсковой рубахи.

— Держи его, люди добрые! Прямо с кухни хлеб покрал!

— Я ничего не крал! Вася, честное благородное, не крал! — Замызганный владикавказец ринулся к институтскому товарищу, но спрятался почему-то за узкой спиной деда Ерошки. — Я поменялся, я ему кинжал взамен оставил!

Все невольно припухли, но Заур успел поправиться:

— Слушай, э! Зачем такое сказал, да?! Хлеба не крал, патрогал тока, ну там, свэжий, нэ свэжий? Кинжал тебе падержать дал, а ти ругаишься, вах?! Нехарашо-о, э-э…

Повар грозно сдвинул брови, замахиваясь большим половником, но старый казак с улыбкой преградил ему дорогу, широко раскинув руки:

— Иди-кось себе своей дорогою, мил человек. Не дай бог там-от каша подгорит, солдатики огорчатся, так и прикладами взашей насуют.

— Сперва я энто жульё за ногу повешу! Его ж за кражу расстрелять мало!

К шумному разговору начали прислушиваться, и Барлога понял, что друга надо спасать.

— Во-первых, кто позволил глотку драть в присутствии подпоручика?! — грозно рявкнул он, изо всех сил стараясь выглядеть презентабельно.

— Так, ваш благродь, за кражу-то расстреливать положено…

— Где положено, кем положено, кто тебе такое положил?! Оговаривается он ещё! Да я тебя в Бутырку, в Кресты, в Матросскую Тишину, на каторгу, на зону, на галеры! Об Казбек башкой ушибу, в европейских газетах пропишу, корм «Вискас» ложкой жрать заставлю!

— Правильнее было бы говорить «в солдаты лоб забрею», — привычно не удержался с уточнениями джигит Кочесоков, когда повар, не выдержавший такого напора жутких угроз, позорно сбежал, рыдая в голос. А дед Ерошка меж тем развернул кавказского студиозуса к себе лицом и не задумываясь отвесил ему оплеуху:

— Теперь меня слушай, баглай[12] клювоносый! Кинжал горцу ни на минуту оставлять нельзя! Кинжал с малолетства носят, везде, как спать ложатся, под подушку кладут. Без него ты не мужчина, а пёс драный. Оружие николи на хлеб не меняют, позор это несмываемый!

— Ай-яй-яй, стыд и срам на весь исторический факультет! — печально покачал головой Василий. — Что скажут ваши почтенные родители, господин Кочесоков?

— Чья бы корова мычала, а твоя б жевала мочало! — Довольный собой Барлога и пискнуть не успел, как столь же резко словил по шее. — Ты пошто, чудак[13] своего кунака бросил? Татарину в русском военном лагере не место, мало ли кто чего подумает, а он, голодный, аж ради краюхи хлеба кинжал с пояса снял! Разве так дружбу дружат?

Оба наших героя покаянно повесили головы. Втайне ни тот ни другой себя нисколечко виноватыми не считали, но раз уж действия разворачивались таким вот причудливым образом, следовало всё-таки соответствовать. После минутного размышления ребята принесли устные извинения строгому, но справедливому дедушке со смешным именем, после чего проследовали за ним к дальнему ряду костров.

Казаки традиционно ставили свои шалаши поближе к коням, подальше от начальства, одновременно охраняя военный лагерь. Считалось что вольные джигиты (они же абреки, разбойники, хищники, налётчики, волки и прочее) на большие отряды нападать не дерзают, но украсть лошадей или похитить неопытного зазевавшегося солдатика вполне способны.

Терцы охотно дали гостям место у костра, где на огне вкусно попыхивала обычная ячневая каша с луком, салом и дымком. Если вспомнить, что тот же Заурбек с утра ограничился чашечкой кофе, а потом отказался есть лаваш с козьим сыром, то парень настолько изголодался, что никак не отреагировал на наличие в каше нехаляльного[14] продукта. Кто-то даже ухмыльнулся на этот счёт, но в целом внимания заострять не стали: не принято. Казаки в массе своей весьма деликатный народ. Меж своими так вообще жуть какой вежливый.

Да и как иначе выжить в сообществе жилистых, брутальных мужчин, когда у каждого кинжал на поясе, шашка на боку и ружьё за плечами? Собственно, у них и женщины такие же: первыми бьют не задумываясь и сдачи дать не скупятся. Дети и старики отдельная тема, мы к ней потом ещё вернёмся.

А за плотным ужином, да стаканчиком кислого чихиря[15], людей потянуло на разговоры. Любопытствующий коллектив требовал общения.

— Слышь, твоё-от благородие, а чой сейчас поють в столицах-то? — как можно вежливее поинтересовался самый молодой из казачков, на вид едва лет семнадцати.

— В столицах-то? — старательно подражая манерам речи девятнадцатого века, Василий постучал себя кулаком в грудь. — Разное поют-с. Но попробую воспроизвести одну мелодийку. Уж простите, нонче не в голосе… Как же там? Кхм, гм… агась…

— Вы с ума сошли, это же песня Билана, к тому же старая, как экскременты мамонта! — зашипел ему на ухо образованный черкес.

— Ну и что? Они-то этого не знают.

— Нам нельзя менять историю!

— Не нуди, с одного раза не запомнят.

Эти запомнили.

Наутро пластунский взвод терского полка уходил на новую позицию, вразнобой топоча сапогами, но слаженно горланя на весь лагерь:

Про атамана нам ничего не известно, но Заурбек, кусая губы, с укором немой ярости смотрел на старшего товарища, а тот делал вид, будто с интересом любуется розово-голубыми утренними облаками.

— А что, они красивые… Шикардос ведь, правда?

С этим вряд ли можно было бы поспорить, хотя взгляд учёного человека наверняка мог бы отметить неестественный изумрудный оттенок по самому краю. Словно белый лебединый пух обвели по контуру разбавленной медицинской зелёнкой. И у этого явления была своя причина…

Несмотря на впечатляющие размеры и вес, «Нергал» приземлился почти бесшумно. Проверенное плато было подготовлено ещё тысячелетие назад, а зелёные лучи прожекторов указывали точное место посадки. Роботы технического сопровождения ожидали прибытия крейсера уже два года. Горы надёжно скрывали базу, а войны, которые одни туземцы вели против других, создавали идеальное прикрытие для переброса на Тиамат любых сил межпланетного воздействия.

Чёрный Эну всегда был противником новых веяний и, как представитель старой школы колонизации, не стеснялся жёстко указывать нижестоящим на их место. А выше него в этой экспедиции был лишь мифический бог Мардук Бесконечный, чей горделивый профиль ему вытатуировали на левой стороне груди ещё несколько столетий назад. Именно грозным именем этого бога владыка периодически выжигал непокорность или недостаточную почтительность в этом мире.

— Доложите обстановку.

— Всё идёт по вашему плану, бвана. — Капитан жестом приказал двум распластавшимся жрецам подползти ближе. — Верховный пожелал выслушать вас.

Жрецы были уже немолоды — туземцы вообще безвозвратно старели за какие-то восемьдесят-девяносто лет. Их глаза казались лишенными блеска, суставы скрипели, кожа напоминала сухую серую землю с вкраплениями черных камней и красной глины. Но исходящий от них запах был приятен владыке: это был запах безудержного страха…

— Говорите, — милостиво кивнул он, опуская бронированные веки.

Те пустились в долгий и обстоятельный рассказ о сошедших богах, воле небес, здешних народах, порохе, дамасской стали, неразрешимых проблемах между Иисусом и Магометом, великих армиях, реках пролитой крови, ломаной линии, за которую нельзя преступать, ещё каких-то малозначительных деталях, напрочь заглушивших главную тему — золота больше не будет, поскольку туземцы вдруг сами осознали его ценность.

Жрецы спешили высказать всё, ведь они прекрасно понимали, что не выйдут живыми из покоев Чёрного Эну. Он тоже знал это. Никто не строил иллюзий.

Вася и Заур, также поднятые ни свет ни заря неумолимым старым пластуном, получили на завтрак по ломтю черного хлеба с солью и диким чесноком и честно намеревались встать в строй, но дед Ерошка, кряхтя, пояснил, что у них немножечко другая задача.

— Получается, мы тоже идём на Линию, но не туда, куда все?

— Навродь того, офицерик, — туманно ответил старик, потом порылся в каком-то мешке и достал оттуда старые кавказские чувяки[16] из почерневшей сыромятной кожи. — Эй, татарин! Держи-от, всё лучше, чем босиком по горам чикилять[17].

Заур с содроганием принял подарок, мысленно представил, с кого и когда их сняли, насколько реален риск подхватить в этой обуви какое-нибудь грибковое заболевание, убедился, что велики они ему минимум на размер или два, но в конце концов признал — увы, да, это по любому лучше, чем идти босым.

— И кинжал свой забери, повар мужик незлой.

— Спасибо вам большое, дедушка Ерофей.

— А как тебе говорить надобно? — досадливо поморщился старик.

— Спаси Аллах тваю доброту, пачтеннейшый! Такой красывый туфель падарыл, э-э?!

— Ай-яй, егупетка[18], подлиза такая, вот ведь можешь, как попросят…

И пусть ребята не вполне всё понимали, но главное уяснили быстро — надо держаться друг дружки, потому как в этом историческом отрезке никакой помощи из будущего ждать не приходится. Сами, всё сами! К тому же оба немало читали, смотрели фильмы и худо-бедно представляли себе, если уж куда довелось попасть вдвоём, то и вернуться обратно можно лишь в том же составе. Так принято — законы жанра, как ни крути…

Дед Ерошка лёгким пружинистым шагом направился к ближайшему перелеску, едва ли не на корточках нырнул в низкий прогал меж кустов орешника и ни разу даже не обернулся посмотреть, как там его подопечные. Они, разумеется, тоже старались как могли, но сдались меньше чем через час. Оба просто натёрли ноги. Василий, как оказалось, и близко не представлял себе, что такое правильно наматывать портянки, ну и в заскорузлых чувяках на размер больше, чем надо, тоже особо далеко не пробежишь.

— Нам кобзда! — поймав страдающий взгляд друга, признал взмокший Барлога. — Может, привал устроим, а?

Старый казак и усом не повёл.

— Дед Ерошка, я говорю — мы всё, приехали, если что, дальше без нас!

Но их проводника, похоже, такие незначительные мелочи и близко не волновали, он как шёл, так и на секунду шага не сбавил.

— Скажите хоть, в какой стороне лагерь? Мы генералу Ермолову, Алексею Петровичу, жаловаться на неуставное отношение будем!

Последний вопрос, совмещённый с угрозами, повис в сумрачном лесном воздухе. Дед-пластун незаметно растаял средь густых ветвей осин и вязов. Заур и Вася уныло посмотрели друг на друга. За какие-то полчаса блуждания неведомыми тропками по лесу они настолько потеряли ориентацию на местности, что, естественно, не представляли, откуда собственно шли и в какую сторону теперь возвращаться.

— Так, джигит, я где-то слышал, что мох на деревьях всегда растёт только с северной стороны.

— И каким чудом нам это поможет?

— Мы будем знать, где север!

— Уважаемый Василий, вы гений! Вот вам пень, вот мох — правда, он покрывает его полностью, но допустим, что север везде. И-и? Что дальше-то?

— Я откуда знаю! Вот предложил бы что-нибудь сам? Критиковать любой дурак может!

— Писарев, Белинский и Чернышевский дружно перевернулись в гробу.

— Ха, в их времена не было интернета и троллей! Чернышевский бы так огрёб за свои потаённые сны с Верой Павловной-с…

…В общем, как все поняли, разговор был о чём угодно, лишь бы не по делу. Ещё спустя какое-то время оба умника вспомнили, что они ещё и Фенимора Купера читали. Если кто не понял, эти двое приняли самонадеянное решение выследить опытного пластуна в густом лесу по примятым листочкам, опавшей хвое и сломанным под его ногой веточками. Типа, если у Чингачгука с пером такое получалось, то чем они хуже?! Пошли не торопясь, естественно, босиком, держа обувь под мышкой. Ну и надо ли говорить, что из этого вышло…

— Вася, я, кажется, во что-то чавкающее наступил.

— А я тебе говорил, смотри под ноги… Ай! Меня какая-то сволочь за пятку укусила-а!

— Не змея?

— Что, тут есть змеи?! Ну всё, мне, кажется уже плохо, голова кружится, в глазах резь… Слушай, а ты можешь отсосать яд? Нет, не в этом смысле… Ой!

От еловой шишки, летящей в башку, старшекурсник увернуться не успел. Но и Заур в свою очередь поскользнулся от резкого движения, опрокинувшись на спину, а при попытке встать вляпался во что-то ещё и руками.

— Вася-я! Кто это сделал? Я его задушу, я его вот этим же кинжалом кастрирую, я ему…

— Если только он не медведь, — философски буркнул господин Барлога и тут же поправился: — Нет, я чисто предположил. Они же тут не водятся, да?

Из леса вслед ему раздался глухой рёв крупного зверя. Джигита и офицера приподняло и подкинуло. Кажется, они начали перебирать ногами уже в воздухе и рванули от опасного места прямиком в неизвестность, где, если на минуточку задуматься, могло быть ещё хуже. Но когда за твоей спиной пыхтит настоящий медведь, то разумом правят инстинкты. Вернее, всего один — инстинкт самосохранения.

Остановились они, лишь выскочив на излучину реки, где за кудрявой изгородью плюща в небольшой заводи плескалась девушка. Молодая, красивая, с длинными чёрными волосами и совершенно голая. Видимо, в простонародной среде кавказских народов купальники в те годы ещё не вошли в повседневный обиход.

Ребята дружно замерли, распахнув рты, и как можно тише опустились на корточки. Красавица стояла к ним спиной, буквально в трёх-четырёх шагах, повернув голову в полупрофиль и отжимая блестящие мокрые волосы. Кажется, она могла бы даже слышать биение двух возбуждённых сердец, но по каким-то своим, кокетливым причинам не спешила оборачиваться.

На раскрасневшихся физиономиях Заурбека и Василия невольно расплылись счастливые улыбки. Бонус был крайне приятным…

— Что ж, хороша девка? — вкрадчиво раздалось сзади.

— Хороша, — практически в один голос сладострастно прошептали студенты-историки, и стальные клешни подняли их за уши.

— Я от вас научу, щеня шкодливая, как за внучкой-то моей подсматривать!

Парни было взвыли, но заткнулись в тот же миг, поскольку каждый увидел перед своим носом чёрное зияющее дуло. Всё та же красавица-брюнетка, уже в длинной белой рубахе на голое тело, держала в руках длинноствольные черкесские пистолеты с железным шариком вместо спускового крючка и большим костяным набалдашником на конце изогнутой рукояти.

— Пристрелю-от без жалости! — Ни тяжёлый взгляд, ни холодный голос девицы оптимизма не добавляли. — Дедуль, откачнись в сторонку, ща я их шмальну!

— Чего завелась-от, Танюшка? — широко улыбнулся дед Ерошка, не выпуская жертв, но тем не менее прикрывая их обоих. — Энто ж те самые линейцы. Их сам Ляксей Петрович на Линию отправил. Велено довесть и присмотреть!

— Дедуль, ты выпил, чё ли? Какие из них линейцыто?!

— От сама и спроси. Пистолетики опусти тока, не ровён час палец по курку скользнёт, стрельнёшь хлопцам в лоб, пулю потратишь почём зря!

Дедушкина внучка (так и хочется продолжить: брюнетка, спортсменка, казачка и просто красавица) медленно опустила стволы узорных пистолетов. Пара молодых людей, тихонечко выдохнув, отступили на два-три шага, чисто на всякий случай, мало ли чего…

— Отворотились оба!

Владикавказец с калужанином безоговорочно выполнили вежливую просьбу, значимо подкреплённую огнестрельным оружием. Разговаривали уже исключительно шёпотом:

— Кстати, чисто исторически женщинам на Кавказе не позволялось одеваться в мужскую одежду… Это же моветон и полное порушение всех основ!

— Думаю, и казачкам тоже, хотя у них вольностей побольше было. Но чтоб войсковой атаман или сам генерал Ермолов такое разрешил? Нет, не верю! Не может такого быть!

— Однако есть. Но поддержу вас. И, между прочим, мне она сразу не понравилась!

— Всё-таки грубость как-то противоестественна для женского пола, не правда ли?

— Совершенно согласен, коллега. Маньячка выросла, не зная берегов.

— У нас во Владикавказе вообще не принято, чтобы девушка в присутствии старших позволяла себе угрожать жизни незнакомым мужчинам, которые ей и слова не сказали.

— Да, да, увы, жуткое падение нравов.

— Ну что ж, хлопцы, — ободряюще позвал их старый казак. — Не хотите ли с внучкой моею от души поздоровкаться?

— Позвольте представиться…

— Нет уж, вы позвольте…

— Барлога Вас…

— Заур Кочес…

Студенты сломя голову, толкаясь и отпихивая друг друга, наперегонки кинулись знакомиться с черноволосой красавицей в потрёпанной тёмно-синей черкеске, перетянутой в тонкой талии серебряным пояском с висящим на нем небольшим узким кинжалом, облегающих чёрных шароварах и мягких сапожках без каблуков, до колена. Оба пистолета всё так же были при ней, но на пухлых губках уже играла миролюбивая улыбка: если всё-таки и убьёт, то, наверное, не сегодня.

— Татьяна, — в свою очередь кивнула она.

— А фамилию вашу можно полюбопытствовать? — Василий вежливо приподнял фуражку.

— Бескровная.

— Э-э… — У Заурбека вставшие дыбом волосы слегка приподняли папаху.

Почему-то скромный ответ девушки обрадовал студентов примерно как ушат ледяной воды за шиворот: оба они одновременно перевели фамилию казачки как «убивающая без крови». Это было жутковато до дрожи в коленях.

Меж тем Татьяна Бескровная, коротко поклонившись парням, вернулась к ожидающему в сторонке деду. О чём они там шептались, доподлинно неизвестно, но старый казак всё больше ухмылялся в усы, многозначительно пожимая плечами и возводя невинные глаза к небу. Вроде как лично он тут абсолютно ни при чём, начальство приказало, стало быть, им видней, а уж как куда кривая вывезет, про то, поди, одному только господу богу и ведомо…

Его красавица-внучка, в свою очередь, тоже итальянской жестикуляции не демонстрировала, разговаривала ровно, уважительно, вслух не матерясь. Но вот некоторые взгляды, как бы вскользь брошенные на наших героев, свидетельствовали о том, что она их даже близко не считала за мужчин, скорее за пару раскрашенных дымковских игрушек. Вот этот военный, а этот горец, один в зелёном, другой в коричневом, и ума у обоих примерно как у пытающихся вылупиться цыплят. И будь её воля, она бы их, как лиса, прямо со скорлупой съела.

— Та вы что ж запоздали-то? — наконец дед Ерошка соизволил обратить внимание на молодых линейцев. Оба, не сговариваясь, подняли правые ноги. — Агась, спасибочки Ляксею Петровичу, удружил! Видать, порешил из меня на старости лет няньку какую сделать!

Василий и Заур виновато опустили глаза.

— Так-от ты, офицерик, прыгай-кось сюды, будешь учиться портянку мотать. А ты, татарин…

— Я черкес.

— Шуруй отсель, пятки в речке мыть! Не ровён час, мухи на навоз слетятся.

— Да он случайно наступил! — вступился Барлога. — За нами, между прочим, медведь гнался!

— Сам ведмедь?! Да неужто? Ай-яй-яй… И рычал от так-то страшным голосом? — старик, запрокинув голову, легко издал протяжный медвежий рык. — Права Танюшка-то, нам с ней проще вас на ручках к Линии отнесть! Не то ить пропадёте тут ни за грош…

Возможно, в другой ситуации ребята хотя бы покраснели. Но за последнее время им так часто приходилось чувствовать себя полными идиотами, что начал вырабатываться иммунитет. Поэтому Вася с Зауром, стыдливо посмотрев друг на друга, лишь нарочито громко рассмеялись, хлопая друг друга по плечам: типа, вот уж подколол так подколол пенсионер, вах, крутейно, прям в цветулю, да, э-э! Улыбаемся и машем…

Пока Барлога терпеливо осваивал сложное искусство правильного пеленания ступни перед засовыванием оной в сапог, наш черкес кое-как отмыл ноги в горной речке, используя глину, пучок травы и ледяную воду. Как оказалось, носить почти окаменевшие чувяки тоже так себе удовольствие, ближе к мечте мазохиста.

Ну и поскольку лишних шерстяных носков ни у кого не оказалось, пришлось мотать те же портянки, отрезав два куска ткани с подола драной черкески. Еще в обувь напихали сухих листьев — так она хотя бы не спадала. Смилостивившийся дед Ерошка пообещал на ближайшем привале подогнать «золушкины туфельки» по ноге.

— А когда у нас привал?

— А вот как я устану, так и будет, офицерик, — бодренько откликнулся старый казак.

По всему выходило, что отдых двум студентам светит примерно послезавтра, не раньше. Что поделать, судьба…

— Да шутю, я шутю! Чего ж морды-то кислее айрану? Дальше верхами пойдём, весело, вона внучка моя лошадок приняла. До ночи на месте будем!

Действительно, черноволосая девушка выводила откуда-то из-за густой стены кустов четвёрку осёдланных лошадей, передав поводья деду.

— Гнедой мой, хоть-от и не молод, зато шаг у его тихий. Каурая зла да кусача, к тому ещё задом козлит — никто окромя Татьяны на неё сесть не сможет. Буланыйот дурак дураком, порой своей тени пугается. А вороной упрям, как чёрт, встанет над пропастью — и не сдвинешь его, ни туды, ни сюды… Выбирайте, хлопцы!

Собственно, выбор как таковой отсутствовал напрочь. Современные молодые люди свободно владеют сложной компьютерной техникой, легко сдают на права, водят машины, байки, малокаботажные суда, велосипеды, скутеры, в конце концов те же самокаты или даже скейтборды, но чтоб живую лошадь…

Это тебе не бездушная техника, где вставил ключ зажигания и держи руль два на восемь, мягко топи в педали, проверяй уровень бензина и смотри за знаками на дороге, вот и всех делов. На коняшку так просто не вскочишь, а если попробуешь, то где сядешь, там и слезешь. Она животная капризная, со своим характером, привычками, взглядами на жизнь. К ней, как к любому человеку, свой подход нужен.

Ребята с тоской посмотрели в бездонно-наглые глаза доставшихся им горбоносых жеребцов. Два злобных грубых зверя с мохнатыми гривами и нечёсаными хвостами переминались с копыта на копыто, упреждающе цыкая крупными зубами: типа, вас конкретно предупредили, пацаны…

— Вася, я, в принципе, и пешком пройдусь.

— Я за, пешком гулять полезно.

— Держите уже, — фыркнула молодая казачка, бросая поводья парням.

— Пешим-то ходом долго добираться, — поддержал её дед. — Опять же, местные хищники все верхами. Коли на хвост присядут, так-от хорошо, ежели кони утечь дадут, а не то беда. Бывали случаи, что пленных на кол сажали!

— Это вы в фигуральном смысле или в прямом? — покраснел Василий.

— В прямом, — немножко удивился старый казак. — А в фигуральном — энто как?

— М-м… это вам тоже не понравится, — туманно выкрутился старшекурсник, поправил фуражку и решительно потянул поводья. — А ну иди сюда, Сивка-бурка, я на тебе ездить буду!

«Ага, ща-а-аз…» — так и читалось в глазах буланого скакуна с чёрной гривой и чёрным хвостом. Барлога решительно шагнул вперёд, поймал его за оголовье и задумался, а как садятся-то, с правого или с левого бока? «Да какая кому разница?!» — успел подумать он, промахиваясь ногой мимо стремени.

Конь включил дурачка и просто сделал шажок в сторону. Минуты полторы они так и кружили — Вася за жеребцом, а тот от него. Со стороны это походило на иллюстрацию к «Войне и миру», что-то вроде: «— Сударыня, вы обещали мне танец! — Ах, оставьте, я не такая!»

— С другой стороны подойди, — не выдержала Татьяна. — А будет кучевряжиться, вражина, дай ему по ушам!

Василий замахнулся и… едва успел отдёрнуть руку. Буланый, клацнув зубами в считанных сантиметрах от нее, словно бы честно предупредил: «Ещё раз так маханёшь и останешься без пальцев! Откушу нафиг, скока в рот уместится! И выплюну, и никто не докажет — типа, сам виноват».

Дед Ерошка молча покачал головой, подошёл к коню, посмотрел ему в глаза, отвесил звонкого щелбана в лоб и, перекинув повод на холку, взялся за левое стремя:

— Лезь давай, офицерик.

Барлога храбро вскарабкался пузом на седло, кое-как развернулся, поймал второе стремя правой ногой и принял позу Боярского. Буланый упрямец флегматично опустил голову, ловя плюшевыми губами сочные травинки.

— А ты чего ж обмер, как неродной? Вам-то, черкесам, лошади не в диковинку.

— Я на эту зверюгу не полезу, — твёрдо объявил Заур. — Вы только посмотрите на него, это же конь-убийца!

Вороной жеребец меж тем умильно прядал ушками, вертел хвостом и строил самое невинное выражение морды лица. Не поверить в его детсадовскую искренность было просто невозможно, если не обращать внимания на пылающие глаза, залитые жаждой крови…

В общем, верхом гордого кавказца сажали в четыре руки. Студент яростно упирался, орал дурным голосом, возмущался отсутствием страховки, взывал к милосердию, требовал предоставить ему адвоката и правозащитника или хотя бы просто сообщить родным, что он пал смертью храбрых! Ну и, естественно, вороной рванул с места на третьей космической без предупреждения, едва жертва хоть как-то угнездилась в седле.

— Расшибётся же, хороняка…

— Ништо, — перекрестился дед Ерошка. — Або волей божию помре, або ездить научится!

Пока голосящий Заурбек наматывал круги, остальные взяли поводья, тронули лошадей пятками и двинулись без спешки, ориентируясь по солнышку. Буланый жеребец, едва почуяв на спине всадника, мигом стал послушным умничкой, ступал осторожно, взбрыкиваний не позволял и на разные вкусные цветики-семицветики не облизывался. Барлога сразу почувствовал себя важным барином, объезжающим леса родового поместья.

А вот тот же вороной непарнокопытный чёрт, пролетая мимо то справа, то слева, месил передними воздух, вставал на дыбы, подкидывал задом, но перепуганный кавказец держался цепко! Даже орать перестал, видимо, попросту прикусив язык. Студент-историк проклял всё на свете, но с лошади каким-то чудом не упал — память предков и кавказские гены всё-таки давали о себе знать.

Через какое-то время ему даже удалось поставить своего буйного коня третьим в кавалькаде, сразу за старшим товарищем. Первым двигался старый казак, а замыкала группу его воинственная внучка, бдительно прислушивающаяся к каждому шороху в чужом лесу и не убирающая правую ладонь с рукояти длинноствольного пистолета. Но и она не видела тех, кто уже следил за ними…

Верховный не ненавидел людей. Подобное чувство было бы слишком большим снисхождением к тем, кто на неуловимый миг перед ликом Вечности прилипал к подошвам его имперских сапог. Эта планета была законной колонией ануннаков ещё тысячелетия назад, и никто не собирался всерьёз делиться её природными богатствами с местным туземным населением. Есть вещи, которые невозможно не понять.

Одно то, что прежние владыки одаряли их крохами знаний и технологий, уже само по себе было величайшим благом и немыслимым даром людям. Но ценили ли они это? Благодарили ли денно и нощно безмолвные небеса в ожидании следующего сошествия звёздных богов? Приносили ли кровавые жертвы скота каждое полнолуние и младенцев мужского и женского пола каждую весну? Люди мало жили, но ещё меньше помнили, они слишком легко забывали свои клятвы перед теми, кто пришёл из межгалактических далей…

Внешне «Нергал» представлял собой нечто вроде конусообразной крепости из матового металла. Машинное отделение, каюты, трюмы, цеха — всё самое важное, всё, что давало ему непостижимую с точки зрения людей возможность комфортного путешествия во вселенной, скрывалось внутри. И когда корабль совершал посадку на подготовленное плато, почти семьдесят процентов его корпуса ушли в подземный бункер. Все подходы к нему также находились глубоко в каменистой почве, и поэтому для любого пытливого взгляда межпланетный крейсер представлялся лишь обычной серой горой, лишённой мха и растительности. Мало ли таких разбросано по всему Кавказскому хребту!

И это был не вопрос безопасности владыки, а скорее дань традициям. Любой приход «небесных богов» всенепременно должен быть окутан тайной. Ануннаки не понимали этого, но земные жрецы настаивали, что лишь так можно управлять стадами людей. Чёрный Эну ждал одного — момента принесения жертв, но с его прошлого визита сюда здесь что-то изменилось. Это царапало — не фатально, не болезненно, но тем не менее почему-то вдруг…

Появилась Линия. То есть она была и раньше, но тогда служила лишь некой разделительной чертой, красной линией, за которую нельзя преступать аборигенам. Наказание за это было одно — смерть. Мужчине, женщине, старику, ребёнку — без разницы. Но сейчас кто-то испытывал этот запрет на прочность…

…Если кто считает, будто бы четырёхчасовая прогулка верхом по камням и бездорожью для человека, ни разу не сидевшего в седле — это просто праздник души и тела, то не верьте лжецам.

Вначале гордый собой Василий Барлога спустя короткое время раз сто обматерил всё на этом свете, и раз двести — всё, что его ожидало на том! Кусали мухи, палило солнце, ныла поясница, жутко устали ноги, почему-то чесался левый мизинец в сапоге, эполеты давили на плечи, голова совершенно взмокла под фуражкой, висящая на портупее сабля стучала то о голень, то о колено, хотелось пить, есть, спать, слезть и умереть где-нибудь в прохладной тиши под кустиком ракиты.

Заур вполне разделял страдания старшего товарища, но, кроме всего прочего, его мучили всякие мысли. Нет, собственно, мысль-то была одна, просто разветвлялась на сотни рукавов, как устье Волги под Астраханью. Исток был где-то под Тверью и, начинаясь с тонкого ручейка: «Как мы сюда попали?», далее переходя в полноводную: «Как нам отсюда выбраться?», следом разливался почти в море паники: «А никак!!!»

Господин Кочесоков, как все уже поняли, в некоторых моментах был куда старше, умнее и ответственнее безалаберного друга Васи. И если тот, при всех сложностях, не скрывая, всё равно каким-то образом наслаждался свалившимся на их головы приключением, то мозг Заурбека буквально кипел в бесплодных попытках поиска решения и не находил его.

В тех книгах, которые читал молодой человек, или фильмах, которые он видел, у героев всегда был выбор — они знали, как именно попали в новый мир, им давали разнообразные подсказки, тем или иным способом подталкивая к выходу. Ну, хорошо, допустим, не сами герои это знали, а знали читатели и зрители, принимая задумку автора или сценариста.

Однако в данном случае не было ни единого намёка — тот, кто послал их сюда, не давал ответов и даже не ставил вопросов. Он вообще никак не проявлял своего интереса в этой истории. Пожалуй, вот это изрядно раздражало. Но было ли таким уж важным?

— Шабаш, хлопцы, покуда добрались, — громко объявил старый казак, оборачиваясь и почему-то прикладывая палец к губам.

— Псиба, — еле шевеля губами, поблагодарил офицер со второго исторического курса, мешком падая прямо в траву носом вниз.

Буланый нежнейшим образом дунул ему горячим паром в ухо, видимо, из желания как-то приободрить своего всадника. Кочесоков если и заметил странный жест деда Ерошки, то внимания всё равно не обратил, с коня слез сам, даже подмигнул вороному, после чего при попытке сделать шаг, точно так же растянулся рядом с товарищем — нос к носу, пятки врозь, коленками назад. Куда за это время исчезла Татьяна, не видел никто…

— Подымайся, твою ж мать, ваше-от благородие! — Бесцеремонно поднимая мешок с костями, именуемый Василием Барлогой, его вежливо поставили на ноги. — Та давай-ка вот на камушке посидим, отдухманимся[19], ветерочку глотнём, а?

— Дедуль, я ни-ка-кой…

— А я те и подмогну, — бодрый старичок вытащил из седельной сумки кожаную флягу, снял с молодого человека офицерскую фуражку, наполнил её до краёв и нахлобучил парню на голову. Пока Вася блаженно обтекал, настала очередь Заура:

— Ползи сюда, татарин, шевели-от гачами[20], — и уже поддерживая за грудки двух, качающихся героев, донёс до их подсознания. — Жалковать о вас не стану, хоть-от провалитесь оба. Однако ж приказ-то есть приказ, а начальство уважать надо. Ляксей Петрович человек шибко серьёзный, на ветер словами не бросается. Уж какие вы линейцы, про то ещё поглядим. А сейчас замерли…

Московские студиозусы ничего не поняли, но старый казак вдруг как мог прикрыл их спиной. Потом раздался шаркающий звук шагов, и на узенькой тропинке между валунов показалась странная старуха. Она была низкого роста, но необычайно широка в бёдрах, горбата; одета как нищенка, в самое грязное и жуткое тряпьё. Крючконосое лицо в обрамлении седых сальных косм казалось запечённым в костре яблоком, а глаза сияли яркими вспышками синего света. Именно света, а не цвета — словно под сросшимися на переносице бровями включили электрические лампочки.

Старуха ни на мгновенье не замедлила шаг, продолжая идти, куда шла, совершенно не обращая внимания на молодых людей и старика, замерших, словно своеобразная версия Лаокоона с сыновьями. От неё буквально исходила волна странного тошнотворного запаха, которого, казалось, избегали даже мухи. Однако сама старуха никому ничего не сказала, ничего не спросила, а, прошаркав мимо, так же неспешно исчезла в густом смешанном лесу.

Когда шаги окончательно стихли, дед Ерошка тихо присвистнул через нос:

— Охолонись, братцы, дыши всей грудью. Танюха?

— Туточки, — из густой травы поднялась красавица-казачка, в руках у которой было тонкое черкесское ружьё с взведённым курком. — Утекла беззубая ведьма?

— Нишкни мне тут! Знаешь, какой у ей слух?! — на всякий случай перекрестился старый пластун. — Свезло нам, хранит Господь, добрались, здесь и обустроимся. Покажешь хлопцам Линию?

— Коли надо, покажу. С чего ж нет?

Оба наших героя сию же минуту воспрянули духом, приняв расслабленные позы скучающих красавцев-мачо-жигало где-нибудь на отдыхе в жаркой Ницце. Девушка поправила папаху, мотнула головой, приглашая следовать за собой, и пошла в кусты, покачивая бёдрами, словно «Испаньола», вышедшая из порта Бристоля. Два студента одновременно вывалили языки и наперегонки рванули следом. Идти пришлось относительно недалеко.

— Татьяна, Танюша, Танечка-а! Не имя, а огонь, огнище, а?! Уж позвольте мне так называть вас, как старшему по званию…

— Вах, зачэм кукарекаишь такой красивий дэвушка пряма в розовый ушко, э? Ей камплимэнта нада гаварыть, а не про субординацию, да?!

— Слушай, как тебя там… кунак! А ты не слишком часто открываешь свой кунацкий рот? Вот сложи туда все свои предложения, прожуй хорошенько, зафиксируй челюсти сжатыми и так ходи. А говорить будешь, когда спросят!

— Ти мне кто — папа, мама, дэдушка? Язык распускаит, руки распускаит, сапсэм распущенный стал! Как это у вас па-русски? Дебила кусок, э?!

Бескровная обернулась ровно в ту секунду, когда один схватился за кинжал, а другой за саблю. И почему-то одного спокойного взгляда её карих глаз хватило, чтоб ребята почувствовали, что ведут себя как дети в садике «Ромашково».

— Сюда смотрите. — Казачка раздвинула руками заросли орешника. — Вот она, Линия.

Бывшие студенты сунулись за ней и едва не полетели вниз с коварного обрыва. Вася с Зауром невольно опустились на колени, не веря своим глазам — горная порода была словно срезана раскалённым гигантским ножом, располосовавшим землю вдоль каменистой речки.

— Гладкое, как стекло! — Ошарашенный Барлога обернулся к другу: — Слушай, как вообще такое возможно?

— В девятнадцатом веке? — сипло откликнулся Заурбек. — Я даже не уверен, что у нас в двадцать первом техника на такое способна. Ну, разве в Голливуде, компьютерная графика, по-другому никак…

Разрез шёл абсолютно прямо, наверное, метров двести, дальше уже изгибался под прямым углом и наконец поворачивал в сторону так, словно некто, планировавший эти земляные работы, первоначально вычертил их на карте, а после с педантичной дотошностью перенес на реальную местность. Ломаная линия начиналась от дальнего склона безымянной серой горы, пролегала вдоль широкой, но неглубокой речки и терялась в горном ущелье.

Татьяна опустилась на одно колено и выразительно постучала костяшками пальцев по краю, спекшемуся в единую зеркальную массу:

— Не знаем, кто таковое сотворил. Однако ж версты на две, а то и три энта линия тянется. И вдоль уреза завсегда происходит что-то. Бесов здесь видели, дэвов одноглазых, барсов с синими глазами, чёрных волков в черкесках. Раньше от думали, мол, поблазнилось, ан нет… Да вот хоть та же Мать болезней не зря тут шастает!

— Местный фольклор? — поморщился Василий, а господин Кочесоков согласно покивал.

Он, как житель Владикавказа, естественно, имел какое-никакое представление о древних местных мифах, верованиях и сказках. Поэтому после секундного размышления быстро просветил:

— Мать болезней считается одной из самых опасных ведьм на всём Кавказе, в Чечне, Дагестане, Армении и Закавказье. Появляется в образе уродливой старухи с мешком за плечами. Именно в этом мешке она, согласно поверьям, и носит все болезни. Если попросит еды, значит, жди в ауле голода. Если шкуру барана или кусок ткани — будет мор скота. Но хуже всего, когда Мать болезней погладит по голове или скажет ласковое слово о ребёнке.

— Это ты на серьёзных щах?! «Старик Мулдашев нас заметил и на астрал благословил…»

— Зря ты так, офицерик, — вступилась Татьяна, вставая и отряхивая колени. — Походи на Линию-от денёк-другой, тут и сам всё увидишь. Ну, айда, что ли?

— Куда? — хором спросили студенты.

— Секрет покажу.

— Какое чудесное и многозначительное слово… — пока Василий облизывал губы, словно бы пробуя его на вкус, скорый на ногу кавказец быстренько увязался за девушкой, которая хоть и не была блондинкой, но, казалось, явно акцентированное мужское внимание в упор не замечала, хоть ты тресни! Тут требовался иной подход.

Возможно, именно поэтому Барлога, неожиданно для самого себя, не стал их догонять, а наоборот вернулся на пару шагов назад и посмотрел вниз, примериваясь для прыжка. В принципе глубина разреза была не столь велика, метра полтора-два на глаз, так почему бы и не посмотреть, что там творится? Василий не раздумывая опёрся правой рукой о гладкий холодный край и, придерживая саблю, спрыгнул вниз. Приземлился удачно, чуть завалившись набок, но вроде ничего такого уж страшного не произошло…

Молодой человек спустился вниз, прыгая с камушка на камушек. Горная река дарила прохладу, вода казалась чище хрусталя, благо в те времена никаких химических заводов, отравляющих природу, в здешних краях не было. Василий зачерпнул воду рукой, на вкус она казалась сладковатой, и от холода ломило зубы. Шумела река, над головой сверкало солнце, изумрудные тени деревьев падали на весёлое разноцветье, где-то далеко слышались раскаты грома, в небе кружились ласточки, пели незнакомые птицы и…

— Не понял? — подпоручик поймал себя на мысли, что вот как раз пения птиц-то и не слышно. Просто доверчивый разум парня из средней полосы дорисовал идеалистическую картинку кавказских курортов, по классическим лекалам завлекающих реклам турагентств.

Но всё-таки что-то зацепилось в его памяти хотя бы на уровне школьной программы: птицы перестают петь, если чувствуют опасность. Но на первый взгляд, ничего такого видно не было. По крайней мере, пока Василий не повернул голову влево.

— Что за… как тебя обозвать-то, челдобрек неведомый?

Метрах в ста, в зарослях кустарника, угадывался всадник. Мохнатая чёрная папаха, надвинутая по самые брови, чёрная борода и усы, чёрная бурка, закрывающая почти всё тело и один глаз. Нет, не как у пирата, а просто один, словно у гомеровского циклопа. Миг, и он тронул коня. Вороной жеребец с нереально огромными, круглыми очами, ритмично пульсирующими синим цветом, словно новогодняя гирлянда, шагнул вдоль реки, и у Барлоги перехватило дыхание: конь имел лишь три ноги! Две передних и одну заднюю. И это не была травма или ампутация: жутковатый скакун был рождён таким. Рождён или кем-то создан…

— Кабздец… — негромко объявил бывший студент, бросаясь наутёк. Всадник с диким, режущим уши визгом бросился следом.

Учитывая фору, храбрый Вася успел выбежать к стене первым. Однако запрыгнуть обратно наверх не удавалось, ноги скользили по стеклянному разрезу линии, если бы над головой не грохнул выстрел и ему не протянули руку…

— Держись!

Трёхногий конь, аккуратно прыгая по камням, словно страдая водобоязнью, перенёс своего всадника на другой берег. Господин Барлога на взлёте поймал крепкую ладонь казачки, а там уже был подхвачен за воротник Зауром и общими усилиями втянут на свою сторону.

Одноглазый джигит не успел на какие-то доли секунды, стальная шашка на излёте срезала пару миллиметров с левого каблука офицерских сапог нашего недогадливого героя. Острота клинка была такой, что старшекурсник даже не почувствовал его касания…

— Спасибо, тронут, умилён, — виновато улыбаясь, покаялся второкурсник. — Что-то сдурковал я, да? Полез в одиночку на разведку. Но вы этого абрека видели? Какой у него конь? Три ноги! А ты ему глаз выбила! Единственный! В смысле, типу этому, мутному в чёрном, но он… он даже не тормознулся…

— Деду-от доложить надо, — оборвала его Татьяна, закидывая разряженное ружьё за спину. — Пошли уже.

Дорога была недолгой, но по пути владикавказец вкратце высказал калужанину всё, что он думает о его выходке. Хватило длинного ряда композиций из четырёх или пяти слов, в которых цензурными (в смысле литературными и печатными) были лишь предлоги и союзы. Покрасневший до ушей виновник всей суматохи и не предполагал, что его приятель знает такие идиоматические выражения. Даже Бескровная на минуточку прислушалась, уважительно изогнув чёрную бровь.

«Секрет» оказался всего лишь небольшой пещерой в горном склоне, удачно скрытой густой зелёной порослью молодых деревьев. Чтобы попасть туда, приходилось опускаться на колени и корячиться на четвереньках, но зато и любой, самый хитрый враг не смог бы влезть незамеченным. Секрет был и базой, и местом схрона, и крепостью одновременно.

Невозмутимый дед Ерошка ждал их внутри, сидя на небольшом камушке. Горел маленький костёр без дыма и толстые восковые свечи. На ребят дед и взгляда не поднял, сразу обратившись к внучке:

— Чёй стреляла-то?

— Чёрный абрек.

— Так они на нашу сторону не ходят.

— Он на свою и выскочил, вон, офицерика чуть шашкой не срубил. От тока из-за речки завозжался.

— Да, текучую воду они дюже не любят! — Кивком головы старик указал девушке на расстеленную в углу бурку. — Отдыхай, чего уж! Ружьишко сам почищу.

Татьяна явно хотела что-то ещё добавить, но, пожав плечами, передумала. Денёк сегодня действительно выдался суетливый, не без веселия и интриги. Оба молодых студиозуса, находящихся ныне в шкуре «попаданцев» (популярное, но жутко пошлое и богомерзкое словечко!), сначала помялись у входа, а после тихого короткого совещания осторожно присели на корточки у огня.

Первым слово взял Барлога. Да получалось, что он везде лез первым.

— Дорогой дед Ерошка! — прокашлялся историк-второкурсник, дипломатично начиная разговор с завуалированных комплиментов. — Мы предпочли бы обращаться к вам по имени-отчеству, что, несомненно, гораздо более предпочтительно в отношении столь заслуженной личности, но, уважая установленные конкретно вами границы меж банальной фамильярностью и полной невоспитанностью, решили дать вам внутрисемейное, свойское, тёплое и уютное имя Ерошк…

— По башке дать?

— За что?!

— А-от на всякий случай! Вдруг ты тут перед стариком-то необразованным изгаляешься? — Пластун пошевелил палочкой угли, стараясь, чтоб пламя не поднималось высоко и не давало дыма. — Мудрёно говоришь, хлопчик. Нехай-от за тебя кунак твой всё скажет. Эй, татарин, чё дружку-то твоему от меня нать?

— Нормально говорить или через «вах, э-э, мамой кылянусь!»?

— Как учили.

— Понятно, я попробую, — кротко вздохнул Заурбек, на мгновенье задумался и выдал эмоциональным каскадом с яростным жестикулированием: — Пачтеннейшый, тут вапрос возник, э-э! Как тибе в лицо такой слова сказать, стесняюсь даже… Мой кунак, русский афицер, каторый весь Вася, ба-альшой человек, да? Так он знать очень хочет, а ни может! Щито там на Линии такой-сякой было, э-э? Пачему земля резаный, пачему у конь три наги, пачему абрек пулю в глаз паймал, а сам савсем живой, да?!

— Ну, как у нас говорят, сопливых вовремя целуют, — многозначительно, хоть и непонятно к чему заключил старый казак. — Стало быть, всё, что знаю, расскажу. А уж где чего не так, сами разрешайте, своим умом кумекайте, себе-от на ус мотайте.

Поскольку здесь речь о моменте принципиальном, то, наверное, лучше отложить говор, или балачку[21], и на какое-то время перейти к современному общеупотребительному русскому языку. Итак, о старых засечных линиях на Руси мы уже говорили раньше. Когда целый ряд естественных исторических причин (расширение границ Российской империи, обеспечение их безопасности, веками устоявшиеся традиции местного населения, вступающие в открытое противоречие с царской властью, религиозные конфликты, непосредственные интриги англичан и турок, науськивающих одни горские народы на другие, и прочее) привели к довольно затяжным кавказским войнам, практика установления пограничных линий была разумна и вполне себя оправдывала.

Другой разговор о том, что одни эту границу постоянно нарушали, а другие методично продвигали вперёд. Но именно таким образом терцы и гребенцы, регулярно уходящие в разведку, воюющие и братающиеся с горцами, первыми набрели на Линию — некое препятствие, пересечение которого даже не грозило смертью, а жёстко гарантировало её.

И вот тут надо помнить и понимать — казаки понастоящему умели драться, учителя у них были самые лучшие! Набег вайнахов, адыгов, кабардинцев или дагов не оставлял плохим «ученикам» ни единого шанса. Держать оружие умели абсолютно все жители казачьих станиц, включая и женщин, и детей. Потому что драться не на жизнь, а на смерть также приходилось всем.

Поэтому попробуйте представить себе изумление седых терских атаманов, когда их чеченские кунаки из дальних аулов рассказывали у себя в сакле дорогому гостю о зачарованной Линии, границе между миром мёртвых и живых, между нечистью и людьми, между земным и небесным.

А поскольку непобедимая русская армия неумолимо двигалась вперёд, штыками и торговлей, силой и уговорами, пушками и дипломатией, вводя Кавказ в единую семью российских народов, то рано или поздно они также встретились с пугающей неизвестностью чужой границы…

Начитанный Заур Кочесоков знал ещё из рассказов бабушки, что в горах блуждают древние легенды о могучих чёрных абреках, которые ездят на трёхногих конях, и защититься от них можно лишь текущей водой. О летающих черепах джиннов, чей огненный взгляд убивает на месте. О страшных дэвах, под три-четыре метра ростом, более похожих на покрытые мхом валуны, способных раздавить голову человека двумя пальцами. О горбатых ведьмах, принимающих облик гордых красавиц, заманивающих путников в дом и перерезающих им горло в постели ради тёплого мяса. О жутких убырах, низкорослых, сутулых тварях, помеси человека и шакала, копающихся в свежих могилах на кладбище.

Получается, что вся эта нечисть в любой момент грозила обрушиться не только на местных горцев, но и на русских, как на незваных гостей! Меж людьми и нелюдью пролегала лишь странная ломаная Линия, вырезанная неземными богами с огненными кинжалами в руках…

— А вот Ляксей Петрович, как про ту Линию-то сведал, сразу приказ дал — никому в те края и носу не совать! Дескать, придут-от два линейца, уж они во всём энтом шабаше и разберутся. Давненько вас ждали, почитай, с прошлой зимы обходами движемся, с чеченцами да черкесами уговоры ведём, а силой на рожон-то не лезем. Хоть и Линия та что нам, что горцам — поперёк горла, как кость, встала! Да вы слушаете, что ль, а?!

Так называемые линейцы вздрогнули, захлопнули рты и с трудом отвели взгляды от спящей девушки, чьи крепкие бёдра подчёркивала скромная черкеска. На самом деле, традиционный мужской кавказский костюм идёт женщинам лишь при наличии идеальной фигуры, что в данном случае как раз таки имело место быть.

— Кочерыжки обоим поотрубаю, спички вставлю и скажу, что от так оно и було, — честно, без малейшей угрозы в голосе, предупредил дед Ерошка. — Танька моя и без того по жизни всякого хлебнула, не приведи Господь. Полезете внучку мою коробчить[22], так-от на себя пеняйте!

— Чего полезем?.. — не поняли ни тот ни другой. — Всё, покатилось по звезде! Дедуль, мы вообще-то интеллигентные люди, у нас такие вещи не приняты, любой секс только после законного брака, правильно?

— Чего-чего после брака? — в свою очередь заинтересовался старый казак.

Барлога примирительно улыбнулся, закольцовывая тему:

— Давайте считать, что мы вас услышали. Никого не коробчим, руки не распускаем, кочерыжками пользуемся только в туалете. Объясните поконкретнее, что от нас требуется на этой вашей Линии?

Дед Ерошка на смену разговора согласился, но и новое слово, видимо, тоже запомнил, отложив вопросы до следующего раза. К сожалению, чёткого ответа не знал и он. Вроде как начальству виднее, раз сюда отправили, стало быть, зачем-то надо. Его задача была их до места довести, а что там делать дальше, уж как-нибудь сами определяйтесь…

А покуда старик взял ружьё внучки, перепроверил замок, вытащил шомпол, достал из мешка тряпочку и, перейдя поближе к входу, на солнечный свет, молча приступил к чистке.

— Уважаемый Василий, нам надо поговорить, — решился первокурсник.

— Видал, какая у неё попка? — Барлога откровенно подмигнул другу. — Это же просто спираль Фибоначи! Воплощение алгебры и гармонии!

— Вася, умоляю, давайте по существу, вы вообще себе планируете отсюда выбираться?

— Ты нудный, скучный, неинтересный, некрасивый, и у меня больше шансов, понял?

— Понял. Дискуссия не задалась, — качая головой, признал Заурбек. — Я об одном, а вы о другом, я думаю головой, а вы… хм…

Ануннаки из технического отдела всей толпой колдовали над снятой головой «абрека». Мягкая свинцовая пуля, разумеется, не могла пробить стальной корпус, причинив киборгу заметный вред. Робот продолжал движение, согласно заложенной в него программе, но точный выстрел в «глаз» вывел из строя прибор видеонаблюдения. Будь заряд пороха помощнее, допустим, туземцы пальнули бы в упор из артиллерийской пушки чугунным ядром — «абрек» получил бы по-настоящему серьёзные повреждения, если б вообще не вышел в утиль.

Благо на подземных складах базы хранилось не менее полусотни таких роботизированных машин. Обычно хватало двух, максимум трёх, чтобы держать в страхе примитивные горские племена. При виде грозного «абрека» с горящим глазом, верхом на характерном трёхногом коне, доверчивые суеверные вайнахи призывали на помощь Аллаха и старались побыстрее покинуть нечистое место встречи. В таком бегстве не было стыда или потери чести, наоборот, это было единственное спасение.

Тех же, кто безрассудно рисковал вступить в схватку с боевым роботом, всегда ждала неминуемая смерть. Неутомимая машина рубила человека в куски, не реагируя на пулю в упор, пики, стрелы и даже знаменитые атагинские кинжалы, чьи клинки закалялись в «чёрной крови земли». Столкнувшиеся с защитой Линии русские казаки гибли точно так же, отчаянно нападая или яростно защищаясь от неземных технологий.

Но похоже, времена изменились, сегодня киборг, пусть и впервые, но тем не менее понёс частичный урон от выстрела землянина. Чёрному Эну это вряд ли понравится.

А что ещё ужаснее, тот роковой выстрел произвела женщина, с точки зрения ануннаков — существо слабое, беспомощное и почти бесполезное. Из одной проблемы закономерно вытекали и другие…

— Кто посмеет доложить о произошедшем великому бване?

— Кто посмеет НЕ доложить ему?!

Вечер наступил незаметно. На Кавказе такое бывает — вроде бы только что сияло солнце, а потом оно случайно закатилось за край серебряной шапки горного хребта, и сразу упала ночь. Наши герои, кстати, даже не заметили короткого закатного золота, так как были очень заняты. Старый казак в пятый или шестой раз объяснял им основы военного общежития. Да-да, есть вещи, которые стоит знать, потому что всем известно, насколько постоянным бывает временное. Раз уж они попали (во всех смыслах!), то желательно было бы всё-таки научиться выживать, дабы при первой же возможности постараться вернуться домой, а это будет трудно, если тебя уже убили. Свои или чужие — в принципе, не важно.

Важно другое, то, о чём редко кто задумывается: а это быт и соблюдение ряда традиций и правил. К примеру, ходить в туалет внутри пещеры нельзя: «Не гадь, где ешь и спишь». У реки тоже нельзя: «Вода для всего живого свята». В сосновый лес по-большому не ходи — сам догадайся, почему. За трапезой ешь быстро, что дадут и сколько дадут, не привередничай, не жадничай. Из пещеры без нужды ни ногой, а без оружия вообще никуда. Спать ночью по очереди, по четыре часа, потом смена. Да и спать тоже с оружием в обнимку.

За лошадками следи — сам можешь быть голодным, но чтоб конь всегда накормлен и ухожен. По хозяйству помогают все, прислуги нет, чинами не чванятся. И самое главное, все друг за дружку горой стоят. Кто с тобою в походе рядом, тот и брат. Павших в бою на поле не бросать, хоть на спине вынеси, но похорони по обычаю христианскому, как меж людей православных принято. Шашку, кинжал, кольцо ли, что сможешь — родным покойного передай, себе без разрешения забрать нельзя — будет грех великий…

После скромного ужина из воды и бурсаков[23] крайне немногословная Татьяна, закинув за спину черкесскую винтовку, была отправлена в дозор, скрывшись в кустах, словно скользящая тень, не потревожив ни одного ракитового листочка. Вася с Зауром в четыре руки навели порядок в пещере, убедились, что большое деревянное ведро полно воды, бочонок с порохом сух; маленькая поленница дров сложена в углу, мешки с сухарями, крупой и солью стоят на месте; три толстые бурки разложены на земляном утоптанном полу; шесть кавказских ружей в меховых чехлах прислонены к стене, четыре турецких пистолета — проверены, почищены, заряжены; три черкесских шашки с утопленными в ножны рукоятями и добрый десяток кинжалов — заточены, отполированы, смазаны.

Господин Кочесоков, у которого при виде такого арсенала просто разбежались глаза, пользуясь случаем, тут же побежал к деду Ерошке за разрешением хотя бы временно приобрести себе холодное оружие получше и побогаче, но ответ получил отрицательный:

— Кинжал тока армяне покупают. В бою добудешь.

— Да я сейчас куплю, — Заурбек достал из пустого гнезда для газырей хозяйственно сбережённые ещё на момент переодевания у интенданта, свернутые в трубочку четыре купюры — двухтысячная и три сотенных. — Не подумайте, у меня деньги есть!

— Ты точно черкес, а не армянин? — старик с интересом осмотрел новые банкноты с Крымским мостом и Большим театром в Москве. — Сказано, нет! Но бумажки-то не выбрасывай, ими огонь разжигать дюже хорошо…

Посрамлённый в лучших чувствах владикавказец, с печалью в оленьих глазах и вздрагивающими ресничками, на всякий случай обругал Барлогу за «неначищенные сапоги, порочащие образ русского офицера на Кавказе» и тупо сел в уголке, скрестив ноги, полировать тряпочкой старую шашку. Правда, обнаружив у пяты клинка непонятные слова на латыни и сложно запутанное переплетение листиков с веточками, он засомневался, чеченское ли это оружие. Впрочем, второй раз подходить с вопросами к деду Ерошке пока не решился.

Тот подошёл сам. Постоял минутку рядом, сел в той же позе, так же легко и привычно скрючив ноги на турецкий манер, усмехнулся:

— Понравилась? В здешних-то краях разные клинки встретить можно. На Кавказе завсегда воевали, кого тут тока не было — персы, татары, османы, а по Черноморью и византийцы с греками добиралися. Торговали чем не попадя, так и оружием тоже. От эта сабелька из европейских стран в горы попала, и зовётся она «трансильванский узел». Надпись на ней не разбери поймёшь, мудрёно сделана, потому как энто магия старинная-я… Чтоб, значит, никто владельца-то победить не мог!

— Но это вроде как шашка?

— А чего ж нет-то? Сюда голые клинки везли, оно и проще и дешевле, а уж тут одевали во что кому по карману. Да и ежели сабелька-то трофейная к мастеру попадала, так он эфес с ей снимет, рукоять из двух половинок роговых на клёпки поставит, отвес изменился, вот те и шашка!

Заурбек слушал, счастливо приоткрыв рот: такого им в институте не преподавали. Это была живая, чистая, незамутнённая история, в которую можно было не просто окунуться с головой, но жить, дышать, созидая её же каждый миг…

Меж тем с дозора вернулась Татьяна. На немой вопрос деда она неопределённо пожала плечами, обстоятельно доложив:

— Никого нет, я до Линии ходила, по той стороне шесть абреков насчитала. В кустах сидят, а через реку не пойдут. В горах гремело, видать, дождь был, вода поднялась. С нашей стороны хищников не слыхать. Кони тихие, вороной не бузит, а уж он-от чужаков за версту чует. В ауле песни поют, стреляют чутка — видать, похороны.

— Ну, так на то он и аул, — привычно покивал старый казак. — Ты б поспала-от, болезная… Ночью хлопцы смену держать станут.

— Эти двое? Тогда я точно не усну.

— Болезная?! — на серьёзных щах, мгновенно вскинулся Барлога. — Здесь болеть нельзя! Как подпоручик и старший по званию приказываю вам немедленно прилечь, выпив чего-нибудь горячего с малиной. Заур, у тебя противовирусное есть? Хотя кого я спрашиваю, на тебе самом вирусов, как на собаке Зулейке! Значит так, Татьяна Бескровная, утром вы возвращаетесь в лагерь и без справки от врача, или лекаря, или коновала из больницы или госпиталя, или ветеринарки сюда ни ногой!

— Болезная — так энто значит «любимая, родная». Болею за тебя, волнуюсь, стало быть, — не оборачиваясь, через плечо бросила казачка. — Совсем ты-от человеческого языка не знаешь, не русский, что ль?

Все трое покосились на покрасневшего студента и вернулись к своим делам. Чувствуя себя полным идиотом, Вася ещё побушевал минуты две-три, изображая чрезмерно заботливого отца-командира, но быстро притух. В конце концов, он прекрасно отдавал себе отчёт, кто тут на самом деле главный и чего стоит каждый из них на передовой.

— Просто хотел немножечко понравиться, — вслух бормотал он себе под нос, в позе лермонтовского Печорина встав у входа в пещеру и любуясь звёздами над головой.

На Кавказе они невероятно яркие, разноцветные, пульсирующие, как на картинах Ван Гога, и благодаря высоте гор кажутся удивительно близкими. Так что если, к примеру, падает звезда, то спешишь не загадать желание, а сразу подставить ладонь…

— Ты чего всколготился-то, офицерик? — бесшумно подошёл дед Ерошка, и в голосе его не было ни укора, ни насмешки. — Из-за Таньки моей? Так-от плюнь, да и забудь! Твоё дело службу справить, ты думай, как бы нам ту Линию подвинуть!

— Дедуль, вот оно мне… как бы поделикатнее выразиться… матом нельзя?

— Нельзя, в секрете стоим, а на речь-то матерную всяка нечиста сила, знаешь, как падка?

— Ши-кар-дос… — У Василия реально пухла голова от всех этих местных закидонов.

— Энто чё значит-то? Поди, богохульствие какое? — заинтересовался старик, мысленно перекатывая новое словно на языке, как горошину. Потом коротко рассмеялся: — Тока долго не стой. Тут, бывалоча, по ночи демоны горные низко летают. Коли взглядом с человеком встретятся, так того-от прям на месте и разорвёт!

И хотя студент двадцать первого века был готов до хрипоты дискутировать с пожилым пластуном века девятнадцатого на тему мифов и заблуждений, но что-то в глубине души подсказывало ему: этот теологический спор не выиграть. Речь о каких-то неполных трёх столетиях, а задумайтесь, насколько катастрофично и безоглядно изменился окружающий мир!

Люди ещё разговаривали на одном языке, относительно понимая друг друга, но между ними уже не могло быть безоглядного доверия. Одни ни за что бы не приняли всерьёз суеверия и колдовство, а другие отвергли бы технический прогресс, как, по сути, ту же самую необъяснимую магию. Объединяла их одна лишь родина, но так ли это мало?

— Однако на боковую пора. Ты бы сабельку-то оставил, гремит почём зря. И вона, ружьишко возьми. Стрелять-то, умеешь?

Барлога уже открыл было рот для достойной отповеди, поскольку отлично стрелял из пневматической винтовки в тире, но вовремя опомнился. Дульнозарядное черкесское ружьё в меховом чехле, с витиеватым кремнёвым замком, стальным шариком вместо спускового крючка и тонким декорированным прикладом было для него в новинку, и, пожалуй, стоило бы спросить у профессионала, каким образом эта допотопная штуковина работает.

Ну, прицелиться через ствол и пальнуть дело нехитрое, а перезаряжать-то как? Сколько пороха сыпать? Где его брать? А пыж надо? Хм, и пулю туда сразу потом? А поверх пули ещё один пыж надо? Но его утрамбовывать полагается, и чем же? А-а, тут под стволом шомпол есть! Не так? То есть тогда как, солдатам и офицерам приходилось «скусывать» пулю, а у казаков и горцев под это дело газыри есть? А газырь по-кавказски — это «готовый», в смысле готовый патрон. Тогда ещё один вопросик, если вдруг…

В общем, короткая инструкция затянулась на час обстоятельной тренировки, после чего уже обученный и уверенный в себе студент-историк честно встал на пост часового. Ну как встал? Казачьи секреты и так сами по себе места достаточно скрытные, поэтому стоять рядом навытяжку или маршировать три шага вперёд — три назад с ружьём на плече тут явно не требовалось.

Барлогу посадили в кусты, на прохладный камушек, накрытый куском овчины, чтоб не застудить невзначай одно мужское место — а то потом бегай в туалет каждый час. А ближе к трём ночи его должен был сменить господин Кочесоков, которому стоять на страже аж до рассвета. В общем, схема несложная. Как парни умудрились и её завалить, ума не приложу, честное слово…

Сначала Василий бдительнейшим образом стерёг вход в пещеру, переложив ружьё себе на колени, побратски поглаживая приклад. Это успокаивало и вселяло уверенность в том, что он храбро даст отпор любому коварному врагу, что уже «ползёт на берег, точит свой кинжал!». Стихи Михаила Юрьевича он любил и знал наизусть. Не все, разумеется — весь двухтомник, думаю, и сам Лермонтов не смог бы воспроизвести по памяти, — но тем не менее…

Уже к середине второго часа своей смены Вася начал скучать. Ничего не происходило. Всё так же шумел лес, скрипели ветви, посвистывал ветер, время от времени раздавался отдалённый треск сучьев, то ли сломанных кем-то, то ли просто упавших наземь от старости.

Шуршанием проявляли себя лесные зверюшки, мыши или белки, падали шишки с высоких изогнутых сосен; где-то ходили и более серьёзные звери — на Кавказе водятся кабаны, олени, медведи, волки. Конечно, одним выстрелом всю стаю не отпугнёшь, но если завалить вожака, то возможно, остальные не рискнут нападать. Как чисто городской житель, Барлога ровным счётом ничего не знал ни об охоте, ни о повадках зверей, но зато парню с живой фантазией скучно не бывает. Тем более что на тропинке появилась человеческая фигура…

«Стой, кто идёт!» — едва не сорвалось с губ новоиспечённого подпоручика, но каким-то наитием он сумел удержать язык за зубами.

Во-первых, фигура была явно женская, даже девичья, стройная, с чётко выраженной талией. Во-вторых, очень странно одетая. Правильнее сказать, неодетая, потому что на ней был лишь один халатик из тончайшего полотна, практически прозрачный и не скрывающий ни одной линии тела, словно на конкурсе мокрых маек. И еще незнакомка очень плавно двигалась, будто бы не касаясь босыми ножками земли. Всё это не то чтобы пугало, но несколько настораживало.

— Гражданочка-а!

Девушка остановилась у входа в пещеру, словно бы не веря собственным ушам.

— Гражданочка, — как можно тише и вежливее повторил Барлога, — вам туда нельзя, там всё занято. Там наши спят. А этот… дедушка… он в плане морали очень строг. Не надо туда ходить.

— Я всего лишь хотела согреться…

— Вы откуда взялись-то?

— Убежала из аула, мне там плохо. Там все злые и жадные, куском чурека не поделятся.

Василий даже осознавал, что уже разговаривает с незнакомкой едва ли не нос к носу. Она была очень бледна, губы алые, глаза большие и глубокие, волосы чёрные, распущенные по плечам, черты лица приятные и правильные, на вид лет восемнадцать-девятнадцать.

— Увы, мне тоже поделиться нечем.

— Нет, тебе есть чем…

Красавица улыбнулась, открывая длинные белоснежные клыки, и так резко шагнула вперёд, что Вася даже отступить не успел. Когда тонкие пальцы с чисто мужской силой сжали его за шею, он вообще со страху выпустил ружье, которое упало между ними гранёным стволом в серебряной насечке прямо на босые ножки этой…

— Да что с тобой не так? — просипел студент-второкурсник, глядя, как девушка с визгом прыгает на месте, пытаясь дуть на жуткие ожоги от пальцев обеих ступней до колен.

Она ещё успела прокричать что-то явно злое на прощанье и исчезла в ночи быстрее тающего тумана…

— Кто там был? — из пещеры высунулись дула двух пистолетов, а потом показалась и голова деда Ерошки. — Почто шумишь-то, офицерик? Взбулгачил всех…

Василий быстро опомнился, поднял ружьё и доложил ситуацию. К его удивлению, старый казак лишь рукой махнул, вновь отправляясь спать. Типа, всяческие объяснения, что да как, вполне себе потерпят и до утра. Всё остальное понимай как хочешь.

Студент-историк-подпоручик вернулся на своё место, то есть на камушек в кусты. Сердце его бешено колотилось о рёбра: раньше ему не доводилось сталкиваться с такими вот девушками-вампирами-оборотнями ни по учёбе, ни в личной жизни. Есть люди, вроде бы не предвзятые, добродушные и доверчивые, лёгкие на подъём, приятные в общении, но тем не менее совершенно не сочетающиеся с какой-нибудь простенькой мистикой. Это их не то чтобы пугает, а скорее ставит в тупик. Помните поговорку «уставился, как сельский лузер на очередное обновление сайта РЖД»? Вот примерно это же произошло сегодня с нашим Васей.

— Такая вся из себя красотка, а зубья как у матёрого алабая, — вслух бормотал он, не в силах не улыбаться самому себе. — Но я не испугался, поближе подпустил и как дам прикладом в солнечное сплетение! Неудивительно, что эта подозрительная морковка слиняла отсюда и до Приэльбрусья, как Шумахер на всех четырёх! Я герой?!. А-у-ааа…

Честное слово, зевнул он всего один раз. И вырубился тут же, в смысле уснул, где сидел, не меня позы бдительного часового. В каковом положении и застал его вышедший из пещеры полусонный Заурбек. Господина-первокурсника столь же безжалостно подняли, но, как водится, разбудить забыли. Поэтому, идя на смену другу чисто на автомате, он просто уселся рядом с ним спина к спине, пригрелся и мгновенно заснул ещё крепче. Два так называемых кунака, калужанин и владикавказец, счастливо продрыхли вплоть до самого рассвета, поскольку охрану оставшуюся часть ночи нёс всё тот же дед Ерошка. С одной стороны, ему не привыкать, однако с другой…

Сны молодых линейцев были сладкими, а вот утро началось с матюгов и подзатыльников. Это была первоначальная, так называемая «лайт-версия», зато потом, как признались ребята, их гоняли настоящей нагайкой, по-взрослому и без сантиментов:

— Ах вы, дурноеды конопляные! Я вам баштовку[24] баш на баш, одну на двоих выдам! Я-от вас, неслухов пустозвоннных, научу, как на посту кемарить! Вы у меня щас широкопытом[25] со службы полетитя-я! Отселя и к птичке потатуйке[26] сопливым носом в зад!

Студенты Балога и Кочесоков в свою очередь тоже громко, хоть и однообразно, орали, потому что нагайка в умелых руках — вещь нестерпимая, а лупил ею старый казак от всей широты души, наотмашь и без малейшего оттенка сострадания. Экзекуция была недолгой, но запоминающейся.

— Дедуль, снедать бы пора, — высунувшись из пещеры, негромко позвала Татьяна.

— Ща-а, внученька, кой-кого уму-разуму поучу…

— Да будет с них, идите ж перекусить, покуда горячее!

Вообще-то ребята горячих звездюлей уже получили, но против перекусить всё равно возражений не имели. И пусть болело теперь всё, на чём сидят, однако кусок сухого хлеба с ломтиком поджаренной солонины казался лучшим завтраком на свете.

— А есть, кстати, и стоя можно, — набив полный рот, пробурчал Василий.

— Вах, какой мудрый слова сказал, э-э?! — поддержал Заурбек, также старательно работая челюстями.

— Опосля ещё по рюмочке примем, коли пошлёт Господь во здравие, а не пьянки ради, да и на службишку, — заключил дед Ерошка, и все согласно кивнули.

Если вспоминать русскую литературу, то можно отметить, что в солдатской среде ошибку могли простить один раз (ну, плохо объяснили новобранцу), два раза (если не понял, с кем не бывает), но уж «третья вина завсегда виновата!» — стало быть, получи шомполами по спине или прикладом по загривку. Бьют же не ради самого битья, а для науки!

Казаки обычно с подобными расчётами на раз-два-три не заморачивались — в пограничье одного-единственного случая разгильдяйства могло хватить, чтоб абреки ночным набегом вырезали и спалили всю станицу, — поэтому в рог давали сразу. Но и никаких претензий после наказания уже быть не могло: пожали друг дружке руки, обнялись по-братски, похристосовались и пластунским шагом в секрет, в горы, хищников на узких тропинках выцеливать. Ружьишко есть, пороху хватает, кинжал да шашка на поясе — отчего ж не жить как-нибудь?

— Какие у нас планы на сегодня? — деловито поинтересовался Василий, быстрее всех покончив со своим пайком и тоскливо понимая, что больше не дадут и делиться никто не намерен.

— А как и всегда, дозором вдоль Линии пойдёте, — ответил дед Ерошка, не спеша разливая на четыре одинаковых глиняных стопочки. — Чихирь энто. В речке вода плохая, как в горах дожди или ветер какой, так ажно бурая от грязи. Винцо-то слабенькое, в самый раз.

Выпили все, включая Татьяну. Алкоголя в напитке, действительно, было чисто символическое количество, так, кисленький розовый компотик, хорошо если на градус-два крепче того же кефира.

— Танюха, внученька, ты от кого до себя возьмёшь?

Молодые люди приободрились, втянули животы и расправили плечи, глаза каждого горели желанием отправиться за красавицей-казачкой хоть к чёрту в пекло!

— Дедуль, так они оба малохольные. Я что ж сама-то не справляюсь, чё ли?

Лица ребят вытянулись, словно сдувшиеся воздушные шарики, похоже, так бесцеремонно их давно не обламывали в лучших чувствах.

— Так-то оно так, всё верно, — покачал головой старый пластун. — Однако ж хоть чему-то учить их надобно. Я от татарина мирного с собой возьму, а уж ты давай, сотвори такую милость, офицерика на ум-разум наставь.

— А коли прибьют его?

— Кто?

— Ох, да хоть и я сама! — прорычала Бескровная, кокетливо поправляя папаху. — Вдруг и шибану чем, под горячую руку…

— Ну, а нам-то что за печаль — горцы прибьют, али ты прибьёшь.?! Обыкновенное дело, промежду прочим. Похороним и всё. Поди, война и без них как-никак закончится.

— Шикардос…

Два студента-историка краснели, бледнели, икали, ловили воздух ртом и хватались то за голову, то за сердце поочерёдно или хаотично. Конечно, приключения приключениями, но как-то вопрос жизни и смерти они всерьёз не рассматривали. Да и кто вообще об том задумывался в двадцать с чем-то лет?

Попаданцы обычно этим не страдают. Как наличием головного мозга, образованием, логикой и умением всем этим пользоваться. Это раньше Жюль Верн или Марк Твен с гордостью писали о простых инженерах, попавших в очень непростые обстоятельства и сумевших из ничего создать налаженный быт на таинственном острове, а кое-где даже заводов и фабрик понастроить в мрачном Средневековье. Сейчас двое наших современников были беспомощнее котят, брошенных в жестокие реалии российских войн девятнадцатого века…

— Так пошли, что ль, хлопцы?

— А разве не надо оставить кого-нибудь присмотреть за лошадьми?

— К энтим лошадкам никто окромя нас не подойдёт, а подойдёт, так пожалеет.

— А-а… Ну, тогда мы в принципе готовы.

Вася и Заур попрощались друг с другом тоскливыми взглядами. На каждом висело два ружья, полный набор холодного оружия, в заплечном мешке запас пороха, пуль и пыжей, плюс сухари, вода и соль. То есть даже тяжелее, чем рюкзак у современного пятиклассника.

Но старый казак пояснил, что в горах случиться может всякое, поэтому уходя на час, бери с собой припасу на день. Не скажу, что хоть как-то это обрадовало парней, однако вариантов улизнуть с Линии не было — с дезертирами в армии Ермолова обращались соответственно историческому отрезку времени. Тем более с теми, за кого поручился сам генерал.

Выходили из секрета по одному, без спешки и суеты, направо-налево расходились быстрым шагом. Василий спешил догнать Татьяну, Заурбек покорно плёлся за дедом Ерошкой. Просчитать, кому из них придётся тяжелее, кто пан, а кто пропал, было совершенно невозможно, и это добавляло здорового драйва всем участникам.

А некие внеземные силы до недавнего времени даже не подозревали о существовании двух линейцев из будущего. Ануннаки в принципе не считали туземцев достойными существования, и уж тем более не собирались предоставлять им право самим распоряжаться своей планетой. Только было совершенно непонятно, почему это не устраивало людей…

Верховный отставил термокубок, позволяющий напитку поддерживать одну и ту же температуру от первого глотка до последнего. Золото было жизненно необходимо Нибиру для производства определённых деталей в межпланетных кораблях. Драгоценные камни тоже представляли основную ценность именно своими минеральными свойствами, а не примитивной огранкой для вульгарного украшения корон или колец. Для любого образованного ануннака подобное казалось чуждым, даже противоестественным. Их одежда была максимально функциональна, быт лаконичен, понимание искусства и красоты сведено к нулю, а практицизм возведён в культ.

Примерно то же самое касалось и их веры. Мардук Бесконечный был главным богом, чьё имя следовало периодически упоминать хотя бы из рамок приличия. Бог Энтиль Могучий во всём равен ему, но не столь почитаем. Имя бога Нергала с гордостью носил межзвёздный корабль, а в честь бессмертного Ану родители нарекли Чёрного Эну. И бвана искренне считал себя достойным продолжателем дела богов…

— Кто виноват?

— Никто, о великий!

— Наш черный абрек выведен из строя самкой аборигенов с примитивным дульнозарядным огнестрелом! На его ремонт уйдёт время — то есть самое дорогое, что есть в этом мире! Туземцы ушли безнаказанными, техники не знают, что делать — но виноватых нет?!

— О владыка…

— Вы испытываете моё терпение…

С последним глотком Эну отставил кубок. Несмотря на все передовые технологии, человеческая кровь всё равно остывала слишком быстро. Придётся пополнить запасы, но это несложно…

…Куда сложнее вести речь о разделившихся парах наших главных героев. Отдельный поход каждого из них был по-своему интересен: Василий, как помнится, пошёл с Татьяной, свернувшей вглубь леса, а Заурбек шёл дозором вдоль Линии под присмотром старого казака.

— Куда мы направляем стопы наши, о немногословная эльфийская принцесса, выросшая под сенью вековых сосен Средиземья? — едва дыша, но всё ещё на что-то надеясь, романтично хрипел господин Барлога, с трудом передвигая ноющие от вчерашней верховой езды ноги по узкой тропинке в гору. — От рун Элронда синие лучи при лунном свете тают безвозвратно, но ваших глаз неугасимый свет, способный посрамить блеск Аркенстона, гораздо выше всяческих поэм, придуманных людьми на склоне века…

— Ты с кем балакаешь-то, офицерик? — тихо переспросила молодая казачка, двигающаяся так легко и быстро, словно всё её тело было сплетено из ивовых и виноградных лоз.

— Вообще-то, как правило, девушки любят стиль Толкиена.

— А-а, так он, поди, сам собой из благородных?

— Ну да, профессор из Лондона, уважаемый человек, писатель, — поправляя два ружья на спине, пояснил подпоручик. — Так куда мы идём-то?

— В аул.

— В какой аул?

— Та в Мёртвый.

— Ку-хм… да?! — Вася не очень поверил собственным ушам. — В смысле там никто не живёт, что ли?

— Как сказать… Днём нет…

— Э-э?..

На более подробный и обстоятельный ответ рассчитывать не приходилось, да и не принципиально всё это. Через какие-то полчасика блужданий извилистыми горными тропками, по которым ходили разве что кабаны да волки, Бескровная вдруг замерла так резко, что Барлога, не удержавшись, врезался в её спину. И, разумеется, чисто случайно ткнулся губами в загорелую шейку под тяжёлой косой. Упс…

Потом был резкий всплеск боли в виске, мир перевернулся, и в себя студент второго курса пришёл уже ногами вверх, под густым ореховым кустом. Спросить, за что, он не рискнул — и правильно, можно было запросто словить добавки.

— Ладно, признаем ради компромисса, что я сам виноват, — неизвестно кому пожаловался Василий, пытаясь встать на четвереньки.

Татьяна по-прежнему стояла к нему спиной, но у плеча её уже замерло черкесское ружьё. У студента-историка хватило ума прикусить язык, молча подобрать упавшее оружие и, так же взведя курок, встать рядом в героической позе Соколиного Глаза.

— В кого стреляем, кто плохой?

— Не шуми зазря.

Девушка тихо повела взглядом в сторону, где на кромке скалы сидела птица. Сокол, коршун или кречет какой-нибудь — в орнитологии Барлога разбирался плохо, совсем никак, если уж честно. Сову от цапли отличил бы, но…

— От сколько сидит, а человека не боится.

— И что?

— Птица себя так не ведёт.

— А-а, понятно. Может, в неё камнем кинуть?

— Себе в башку кинь. Не промахнёшься?

Меж тем сокол, или кречет, или коршун, или как его там, вдруг вертикально взмыл вверх и только на высоте, где-то в зените, распахнул широкие крылья. Подпоручик проводил его взглядом, задрав голову, но палить не стал: кто их знает, может именно у этой породы так принято летать? Мало ли…

— Ружьишко-то опусти, не дострелишь.

— Да я и не собирался, хотя, между прочим, в тире всегда выбивал десять из десят… — Только сейчас Василий вдруг осознал, что перед ним открывается шикарный вид на небольшую долину меж гор, а там действительно тускло сверкали под солнцем плоские крыши кавказского аула. Аула Мёртвых.

Слабая, едва различимая тропа вела вторую группу по урезу Линии. И хоть последняя была, как помнится, ломаной, то есть состояла из прямых отрезков, соединяемых под тупым углом, подходы к ней были не везде. Обломки скал, густой непробиваемый кустарник, связанный шипастым плющом, проход по самому краю на цыпочках, плывущие под ногой камни, солнце, бьющее в глаза, — всё это неслабо развлекало по дороге.

Заурбек исчерпал свой интеллигентский запас ругательств минут за двадцать, а повторяться было не комильфо. Его снаряжение вряд ли было тяжелее, чем у товарища по институту, но длинные полы черкески, цепляясь за каждую колючку, путались под ногами при подъёме и спуске.

Дважды он чуть не навернулся, один раз хряпнулся прямо-таки очень хорошо, и если бы не папаха из бараньей шкуры, наверняка разбил бы голову о камень. А тут густая свалявшаяся шерсть спружинила, максимум, что будет — это шишка. Не сотрясение мозга, как говорится, и уже спасибо! Но всё равно больно-о…

— Без папахи-то в горах никак, — даже на минуточку не обернувшись, разглагольствовал старый казак. — В солнце не жарко, в стужу греет, бывалоча и шашкой секанут сверху, а папаха-то убережёт. Носи её не снимая! Потерять папаху — плохая примета, когда казак об землю папахой бьёт, значит, и умрёт на энтом месте, но не отступит, а коли кто тебе её с головы сшибанёт — так за таковое-то оскорбление-от смертным боем бьют! Уразумел, татарин?

— Дедушка, я черкес. Мне эти ваши казачьи прибамбасы с кружевными рюшечками абсолютно не интересны, понятно?

— Разумение имеем. А чё ж тебе интересно-то?

Молодой человек открыл было рот, собираясь пуститься в долгоиграющее перечисление, но задумался. Интересов по жизни у него было много. Заур любил книги, путешествия, разбирался в шашлыках и овечьем сыре, как все мальчишки Владикавказа немножечко знал бокс и борьбу, предполагал, что, возможно, умеет танцевать лезгинку, всерьёз интересовался историей и в будущем видел себя как минимум кандидатом наук. «Профессор Кочесоков З. И.» — так должно было быть написано золотыми буквами на дверях его личного кабинета.

Но всё это сейчас казалось неизмеримо далёким, а начинать карьеру в царской России с роли безродного, нищего кунака при расхлябанном русском офицере Васе — уж точно не самый быстрый путь к столичной кафедре.

— Вот и я тебе про то же толкую, — совершенно невероятным образом отвечая на невысказанные мысли бывшего студента, продолжил дед Ерошка. — Сперва-от в себе разобраться надо, понять нутром, кто ж ты есть. В горах одним умом велик не будешь, тут-от без храбрости никуды! А храбрость, она чаще рука об руку с глупостью ходит…

Заур хотел переспросить, что под этим подразумевается, но пластун неожиданно замер, приложив палец к губам. Студент послушно последовал его примеру, прислушался и уловил слабое механическое гудение. Это не было похоже на шмеля, стрекозу или какого-нибудь майского жука. А потом над соседней скалой, буквально в десяти шагах, в небе показалось странное существо. Господин Кочесоков едва не взвизгнул от шока, но удержал себя в руках.

Мимо них, на высоте в два человеческих роста летел череп с костями. Очень похожий на те пиратские флаги, что украшали фрегаты корсаров Карибского бассейна, но две плечевые кости были расположены под нижней челюстью не вертикально, а горизонтально. И череп и кости были украшены случайными обрывками сгнившей плоти, на макушке виднелись пряди волос, а в глазницах угрожающе поблёскивали огоньки. Жуткая композиция не спеша пролетела мимо, скрывшись за высоким орешником. Жужжание постепенно стихло…

— Это что за квадрокоптер?

— Чё?! Дак то джинн, дурилка ты черкесская! — зашипел старик.

— Нет, дедушка, — уверенно вскинулся молодой человек, постучав себя кулаком в грудь для восстановления дыхания. — Вы уж извините, ради Аллаха, но то, что мы сейчас видели, называется квадрокоптер, или дрон. Летающий аппарат слежения, снабжённый видеокамерой!

— Ты бы энто, человеческим языком сказал, ась?

— Вах?! Слушай сюда, дэдушка, арба чэтыре калеса видел? А этот кость белий, свои чэтыре калеса вверх крутит, как бабочка-стрекоз! Понял, э-э?

Дед Ерошка уже поднял было руку, чтоб отвесить воспитательную затрещину наглецу, но тут жужжание раздалось снова. Пластун истово перекрестился:

— Говорю тебе, балаболка, энто джинн! Стрелять его наши пробовали, ан пуля-от и отскакивает! Нечистая сила!

— Это дрон! — в свою очередь упёрся рогом горячий черкес. — Хотите, я вам его поймаю? Поймаю, и тогда посмотрим!

— Ты очумел, чё ли, живого джинна ловить?! Да он сверху синей молнией плюнет, как бочку пороху взорвёт! Страшное-от дело, промежду прочим.

Заур уже не слушал: он лихорадочно снимал всё вооружение, складируя его у ног, а потом быстро скинул черкеску и, подобрав камушек, запустил им в череп. Мимо. Пришлось повторить, с третьего раза почти попал, зацепив височную кость. Джинн обиделся и начал снижение.

— Ну, татарин, коли ты под монастырь меня подвёл, я ж тебя и на том свете найду, — успел пообещать старый казак, скрываясь за толстым стволом сосны. — Найду и своею рукой все газыри-то тебе по одному в такое место засуну, до Страшного суда-от выковыривать будешь!

Бывший студент сделал шаг вперёд, широким размахом закидывая черкеску вверх так, чтоб она накрыла череп целиком. Браво, вот это у него получилось с первого раза! А потом, подпрыгнув с валуна, парень ловко поймал рукав и полу, таким образом словно завернув джинна в мешок. Спонтанная операция по задержанию и поимке нечистой силы заняла от силы пару минут.

— Как видите, ничего сложного!

В ответ в черкеске образовалась обугленная дырка, сверкнула синяя молния, насквозь прошив верх папахи Заура и срезав верхушку молодой сосны.

— Ах, вот так, значит? Плохой джинн, плохой!

Вспыхнувший парень с размаху дважды приложил черкеской с черепом о каменистую землю. Раздался хруст, треск, звон разбитого стекла, и храбро выскочивший из засады дед Ерошка добил опасного противника прикладом ружья. Жужжание перешло в хрюканье, потом в заикание, в прощальное пи-пи-пиканье и наконец совершенно стихло.

«Кобзда!», как бы выразился беззаботный Василий, но господин Кочесоков был более воспитан и привык следить за языком в присутствии старших.

— Да ты, как я вижу-то, совсем не мирной татарин, а отбитый на всю башку! — уважительно прицокнул языком дед Ерошка.

Стволом ружья он раздвинул полы черкески и вытаращил глаза — волшебный «джинн» представлял собой месиво жёлтого пластика, пружинок, проводков, цветных стёкол и блестящего металла на полупрозрачной раме с четырёхлопастными пропеллерами.

— Энто что ж за хреновина дивно-техническая?

— Вай мэ, уважаемый, ты пачему такой удивлённый? Зачем оба глаз круглыми сдэлал? Квадрокоптер никогда не видел, э?!

Старый казак довольно рассмеялся, похлопав владикавказца по плечу.

…Издали аул казался вполне себе безобидным, но с каждым шагом Василий ощущал невнятную нарастающую тревогу. Что-то здесь явно было не так. В самом воздухе витало странное и необъяснимое предчувствие смертельной опасности. Татьяна легко шла на пару метров впереди, черкесскую винтовку она закинула за спину, но пальцы правой руки нежно поглаживали длинный пистолет с турецким замком.

Следуя её примеру, господин Барлога также опустил правую руку на курок кавказского ружья. Наличие грозного оружия всегда успокаивало тревогу и вселяло в любого мужчину уверенность в себе, любимом и храбром.

— А-а, как бы, типа, кого мы тут ищем?

— Никого.

— Понятно. Э-э, но тогда какого мы сюда припёрлись?

— Посмотреть.

— Так это другое дело! Пойдём, посмотрим! А чего конкретно мы там собираемся увидеть, если не секрет?

— Да чего уж… — Красавица-казачка впервые обернулась, и на губах её играла хитро-многозначительная дедова улыбка. — В энтом ауле кажный раз хоть чего нового, а заметишь. Не хищника, так джинна, не джинна, так абрека, не абрека, так ещё какую злодейскую нечисть. Ты тока стрелять не спеши, ружьишко-то зазря не лапай. Тут не всякого супротивника пулей возьмёшь.

— Огнище, — с полным осознанием важности проблемы протянул Василий. — А почему этот жилой квартал называется аулом мёртвых?

— Живых тут нет. А есть всякие иные…

Детали были опущены. Наверное, об этом стоило бы как-то порассуждать отдельно, долго, в подробностях, но увы, не в этот раз.

Меж тем они оба вышли на протоптанную дорогу к жутковатому аулу мертвецов. Кто её проложил? Уж не усопшие точно. Им оно на фиг не упёрлось, верно же? Какой смысл покойникам поддерживать в порядке дорогу в собственное селение, где никого их живых попросту нет? Тогда скажите, зачем? Спрашивается, кто же за всем этим стоит, если оно вообще хоть кому-то надо?

— Слушай, давай всё-таки я впереди пойду. Как мужчина, в конце концов.

Вася зачем-то старательно вытащил из стальных ножен длинную искривлённую саблю со сложной латунной гардой. Наверное, ему казалось, что так он выглядит более героически.

Кстати, как ею махать, он себе более-менее представлял, а вот рубить? То есть поднять заточенную железку способен любой дурак, но вот с размаху ударить ею по живому человеку, у которого потом, быть может, не исключено, кровь пойдёт, а?!

— Сабельку-то опусти, — обернувшись, хмыкнула Татьяна. — Не ровен час, себя же не в том месте порежешь. Потом детишек не будет.

Обладающий богатым воображением подпоручик покраснел, но не стал спорить, на ходу ткнул клинком в ножны, запнулся, не попал, сделал вид, что так и было задумано, помахал направо-налево, сбивая колючие цветы репейника, а потом уточнил:

— Извини, ты начала, но не договорила. Жителей тут нет, а кто есть?

— Почему нет? Я ж сказала, живых нет. А так-то жителей полно, кажную ночь почитай так куролесят, что хоть всех святых выноси! То свадьба, то похороны…

— Мертвецы? — Василий на минуточку вспомнил всяческие передачи про мексиканские карнавальные пляски на кладбище, искренне загоревшись этой идеей. — А посмотреть можно? Ну пожалуйста-а!

Бескровная покосилась на него, как на сумасшедшего, повертев указательным пальцем у виска, но ничего не ответила. Каменистая дорога, петляя, вела вниз, на ней не было видно ничьих следов. Хотя бдительный взгляд мог бы отметить в двух-трёх местах небольшие, размером с блюдце, глубокие ямки оплавившейся земли, почерневшие, словно застарелые ожоги.

Глинобитные стены домов кое-где носили отметины пуль, узкие окна были пусты, плоские крыши выжжены почти до белизны, и нигде не видно ни одной травинки. На весь аул три или четыре узловатых черных дерева, алыча или карагач. Совершенно сухие, без единого листочка, словно все их соки были высосаны до корней, с корой, похожей на чёрную кожу рук стопятидесятилетнего старика. Жутковатое до дрожи зрелище…

Наша парочка только-только успела пройти дозором по главной и, собственно, единственной улице, как сверху раздался едва уловимый свист крыльев. Татьяна резко обернулась, без объяснений обняла Барлогу, крепко прижав к высокой груди, и прошептала:

— Идём в саклю.

— Огнище-е, я за! — сипло выдохнул подпоручик.

В тот же момент казачка совершила невероятный кульбит, швырнув себя и доверчивого русского Васю в дверной проём ближайшего жилища. Те три доски, что там висели на одной ржавой петле, разлетелись в щепки, пара рухнула на дряхлые персидские ковры, счастливый студент раскатал губу, и…

— Ты б слез с меня, офицерик.

— Не понял. Ничего не будет, что ли?!

— Яичницу могу сделать. — Девушка одним лёгким пинком колена наметила место удара, и до Василия дошло:

— А-а, то есть, типа, мы здесь просто прячемся от нехороших врагов, да?

Татьяна кротко кивнула. Господин Барлога встал, благородно подал ей руку, помогая подняться на ноги. Потом решительно подобрал с пола упавшее ружьё и взвёл курок. Вот так, держа два ружья наизготовку, молодые люди плечом к плечу осторожно высунулись на улицу.

— Вот он, лупарь горбатый!

— Кто?! — не удержался студент-историк. — В смысле, я хотел спросить, где?

Татьяна мотнула головой в сторону сидящей на крыше соседнего дома птицы. Тот самый сокол-коршунгриф, шайтан орнитологический его вообще разберёт, смотрел на них свысока немигающим взглядом ярко-зелёных глаз. А потом вдруг резко, громко и пронзительно крикнул таким противным голосом, что хуже Бузовой, и…

В общем, Василий пальнул прежде, чем сообразил, что собственно делает. Но хотя бы сделал оное метко! Круглая тяжёлая пуля ударила птицу прямо в лоб, отскочив на пару метров. Казачка ловко поймала сплюснутый едва ли не в лепёшку свинцовый кругляш и засунула за шиворот кашляющему от порохового дыма герою дня:

— На вот, вернёмся живыми, медаль из неё сделаешь. Так я-от деда попрошу, он тебе её на грудь гвоздями приколотит!

— Да что не так-то? Я же попал!

— Мы оба попали…

Невозмутимая птица меж тем повела головой справа-налево и вновь продемонстрировала уникальные способности к вертикальному взлету. То есть поднялась едва ли не выше Казбека и оттуда упала камнем вниз, пробив клювом крышу. Василий с Татьяной даже в сторону бы отпрыгнуть не сумели, но, по счастью, птичка промахнулась на два метра.

— Бежим, малохольны-ый!

Студент-историк припустил за девушкой, но сверху уже раздавался грозный гортанный клёкот пернатой твари.

— Берегись! — заорал второкурсник, отталкивая казачку к саманному забору. — Эта курица кривоносая опять атакует!

Новый удар стального клюва на реактивной тяге отколол изрядный кусок каменно затвердевшей глины. Бескровная яростно выматерила птицу, даже взяла её на мушку, но стрелять не стала — смысла не было. Когда злобный сокол, или как его там, вновь набрал высоту, Татьяна потянула подпоручика за рукав, но он вдруг остался на месте. Взгляд Барлоги был рассеян и задумчив:

— Погоди, она атакует по геометрически выверенной прямой. Как взлетит, так и падает, практически отвесно.

— Да и что ж нам-то с того?

— Один эксперимент. Маленький. Ты мне доверяешь?

— Нет, я дура чё ли?! — честно успела ответить дедушкина внучка, пока подпоручик ставил её на плоский камушек.

— Как скажу «ап», делай шаг вперёд!

— От с какого перепугу ради?!

— Ждём, ждём… Ап!

Татьяна послушно прыгнула на метр в сторону, и буквально через пару секунд птица разбила в пыль тот самый камень. Коршун или сокол встал, отряхнулся и…

— Получи, курица алюминиевая!

Студент-историк со всей дури маханул тяжёлой саблей по готовящемуся к взлёту пернатому недругу. Сабля застряла между плечом и головой где-то в районе шейных позвонков, послышался треск, и Василий, словив в ответку неслабый удар электрическим током, отлетел в сторону, добив спиной многострадальный забор. А противная птица всё равно взлетела, хоть уже и не так картинно, однако кое-как набрав высоту, умудрилась зигзагами уйти за перелесок.

— Эй, офицерик, ты живой ли, чи как? — Казачка подняла белую фуражку, осторожно водрузив её на стоящие дыбом Васины кудри. Хотя теперь о кудрях, наверное, говорить и не стоило, Волосы калужанина, совершенно прямые, торчали во все стороны, словно иглы дикобраза.

— Отзовись, что ль, заноза болезная? — с непривычной нежностью попросила Таня, поднимая и почерневшую офицерскую саблю. — Идём-ка до наших. Надобно дедушке рассказать, какой ты из себя весь как есть герой!

— А он… нарисует мне… котика?

— Оо-у, да тут дело сурьёзное. Дохтору бы показаться, а?

Барлога старательно закивал, выстреливая из правого уха пять или шесть зелёных искр. Он не хотел никуда уходить. Зачем, если в ауле Мёртвых столько интересного…

…Капитан космического корабля, сидя в рубке управления полётами, наслаждался ванночкой для ног из голубоватой местной глины. Ануннаки давно отметили лечебные свойства почвы, доставляемой с Тамани, да и туземцы тоже не брезговали пользоваться своими местными горячими источниками и грязями. Стройный стюард в белом халате, символизирующем покорность и дисциплину, шёпотом докладывал последние новости.

— Наш бвана Чёрный Эну несколько раздражён.

— Насколько?

— Он выпил на два бокала больше. Говорят, что вчера здешним аборигенам вдруг удалось причинить вред одному из наших киборгов.

— Глупости, роботы неуязвимы.

— Разумеется, однако…

— Продолжай.

— Техники шепчутся, будто бы те знания, что Высшие передали людям, оказались для них слишком передовыми, а потому чрезмерно опасными для нас. Неразвитый разум дикаря способен обратить цивилизацию вспять. Киборгу повредили видеопорт.

Капитан задумался на пару минут и уважительно кивнул. Не всем ануннакам были присущи снобизм и высокомерие, и к тому же ему почему-то нравились люди.

— А сегодня к вечеру пришла ещё более пугающая новость. Пропал боевой дрон. Последнее, что он успел передать, так это сцену погони за двумя местными. Потом темнота, звук ударов и тишина.

— Это всего лишь машина, не наделённая интеллектом. У нас целая армия дронов.

— Но туземцы умудрились покалечить даже «сокола» Ту-ра 87tnt.

Капитан довольно забултыхал лапами в остывающей глине. А что, теперь причина плохого настроения Верховного обрела реальный смысл: нецивилизованные дикари наконец-то начали давать колонизаторам отпор. Похоже, у этой планеты есть свои тайные силы, Тиамат ещё покажет себя…

Вася и Заур спали в прогретой пещере на широкой чеченской бурке, укрывшись сверху простой рогожкой. Их выход на Линию в свои первые дозоры получился более чем насыщенным. Эмоции зашкаливали с обеих сторон, поэтому, видимо, и вырубились ребята практически одновременно. Дед Ерошка с внучкой мирно сидели у костерка, коротая ночь за разговорами.

— Что ж, внучка, выходит, и впрямь энти двое и есть те линейцы. Эвона, тока на службу вышли, а уже троих демонов завалили.

— Так в чёрного абрека я стреляла. Да и сокола опасного офицерик не до смерти прибил, а сабельку в руках ровно баба сковородку держит.

— Неучёные — это верно. Ну да, поди, храбростью отмеченные.

— Храбрость ума не заменяет.

— Когда-от как. Бывает и наоборот.

Молодая казачка задумалась и вздохнула, поведя плечами. Всё верно, тут дедуля прав, бывает и не такое даже, но порой всякое случается.

— А ты не засиделась ли в девках-то?

— От тока не надо…

— Да с чего ж не надо-от? У меня глаза есть, чай вижу, как на тебя станичники да солдаты заглядываются. Хоть того же офицерика возьми. Кудрявый…

Девушка вскочила, выпустив носом пар, но старый пластун удержал её за рукав черкески.

— Горяча ты больно, к старшим без должного почтения, хоть при войске на птичьих правах. Негоже девке казачью форму носить, с ружьём по куширям лазать, хищников выцеливать. Для других дел вас, баб, земля народила.

— Агась, муж, семья, дети, стирка, борщ! От мечта прям…

— Ох ты ж и спорщица! А что как я тоже не вечный? Ить куды пойдёшь, как меня боженька приберёт? Из всей родни тока ты да я.

— Дедуль, ну всё, будет тебе… Иди-от спать-ка, я до зорьки посторожу.

Старик посидел ещё с минуту, молча встал, тихо хлопнул себя по коленям и, качая бородой, отправился на боковую. А его чернобровая внучка продолжила смотреть на оранжевые угли. Невысокое пламя плясало, бросая золотисто-кровавый отблеск на звёзды, точно так же, как несколько лет назад ревущий пожар слизывал последние останки её разорённой станицы.

Когда подоспели казаки с соседних хуторов, то из всех живых нашли в лесу лишь семилетнюю дочку Бескровных. Она сжимала разряженный пистолет и не говорила ни слова, а заплакала впервые даже не на похоронах отца, матери и братьев, но разрыдалась, лишь когда из похода вернулся дед. Как обняла его, так на шаг и не отпускала. С ним она и осталась в расположении полка: девушка быстро училась всему, и спустя десяток лет даже самые отчаянные абреки в горах с уважением произносили её имя…

— Да пёс их разберёт, Заурку с Васькой, — в конце концов тихо протянула девушка. — Вполне может статься, что и впрямь они линейцы. Мне-то с того что? А ничего! Пусть ещё себя покажут, многих та Линия ломала, ещё поглядим.

Весь остаток ночи, почти вплоть до самого рассвета, казачка Бескровная честно несла пост с заряженным ружьём на коленях. Стоило пробиться первым розовым лучам, окрашивающим дальнюю цепь снегов Приэльбрусья, как старый пластун вышел ей на смену, накинув на плечи внучки нагретый чекмень. Можно было прилечь часа на три, а то и четыре.

На службе принято ложиться и просыпаться без лишнего шума, чтоб не дай бог не разбудить товарищей, пришедших с ночного дежурства. Тем более здесь, в горах, где каждый шум мог оказаться роковым, выдав противнику местонахождение маленького отряда.

Лихие чеченцы, черкесы, дагестанцы, осетины, да и всякие смешанные шайки бандитов без роду-племени всегда находили чем поживиться на узких тропах Кавказа. И пусть у них были драные бешметы, но зато отличное оружие; плохая обувь, но прекрасные кони; скудная пища, но животная храбрость; редкие монеты в кармане, но сколь угодно скота и рабов после первого же набега.

Эти люди не ходили по одному, сбиваясь в отчаянные разбойничьи ватаги от полусотни до тысячи клинков, а их весёлая отвага и безжалостная кровожадность давно стали притчей во языцех. Их боялись, ими восхищались, их воспевали и им старались не становиться поперёк дороги. Что же могла противопоставить такому набегу крохотная команда из четырёх человек — двух молодых недоучек, одного старика и одной девушки? Да и кроме того, на Линию за спинами этой команды заглядывались не только люди…

Когда дед Ерошка слегка вытянул нагайкой и того и другого, солнце висело уже довольно высоко: было часов девять, если не десять. Пора, стало быть.

— Подъём, офицерик! И кунака своего буди! Внученька-то моя до самого генерала Ермолова отправилась, трофеи ему передать, а ещё-от крупой да сухарями разжиться. Так вставайте уже, чё ли, чертяки лежебокие!

— Встаём мы, встаём, не надо больше драться! — пробулькал Барлога, не разлипая глаз и ещё плотнее кутаясь в рогожу. — Я где-то читал, что благородных господ положено будить нежно, похлопыванием по плечу и поцелуем в ушко.

— Ой, так я тя щас и прихлопну, и поцалую!

Старый казак не задумываясь вновь поднял нагайку, но господин Кочесоков, вскочив, примиряюще поднял руки:

— Вах, зачэм так громко шумишь, почтеннейший? Всё, всё, мы весь встал, сон ни в один глаз, мамой кылянус!

— Поднимай приятеля своего, — скрипнул жёлтыми зубами дед Ерошка, но плеть опустил. — Живо мне-от умыться, сходить куда надоть, в порядок себя привесть, а потом поснедаем трошки и за дела.

— Отечество в опасности? — сонным голосом уточнил Вася, но, невзирая на все чины, заслуги и звания, был поднят другом практически за шиворот, поставлен вертикально и даже слегка отшлёпан по щекам для придания хорошего цвета лица и приличествующей бодрости.

Подпоручик так хотел спать, что собственно практически не сопротивлялся. То есть не то чтоб не особо, а вообще никак. Завтрак был так же прост, как до этого обед или ужин. Хм, нет, ужин, пожалуй, был ещё проще: пара сухарей и вода, а на завтрак и обед хотя бы кашу давали. Но как ни верти, еда, употребляемая на свежем воздухе, усваивается отлично, и никаких излишеств, хотя, конечно, яблочного штруделя или ромовой бабы на десерт не хватает.

Ну, тут уж ничего не поделаешь, на войне как на войне. «Даже генерал Ермолов питается без всяких разносолов и вкусностей: что дадут, то и кидает в топку за общим солдатским котлом». После завтрака дед Ерошка поставил боевую задачу: пройти вдоль всей Линии, от краю до краю, верхами, всё необычное отмечать, но ни во что нехорошее не ввязываться.

— Стало быть, седлайте коней, хлопцы, да и в путь.

Если кто помнит, с какими проблемами столкнулись бывшие студенты, просто пытаясь сесть на уже осёдланную и взнузданную лошадь, то представьте, что творилось в маленьком загоне сейчас.

Васин буланый категорически отказывался совать морду в оголовье, и хрен его заставишь, а вороной кабардинец Заурбека вообще поворачивался к своему новому хозяину исключительно задом. Прижимал уши, злобно фыркал, взбрыкивал крупом, так что пару раз парень чудом избежал рокового удара копытом в челюсть. А вот конь старого пластуна, казалось, сам надел на себя уздечку и чуть ли не собственноручно нарядился в потник и седло, закрепив под брюхом подпруги. Что эти лошади вытворяют, уму непостижимо…

— От же шабановы коровы, всему вас учить надобно, — сжалился в конце концов дед Ерошка, сбивая папаху на затылок. — Конь, он хоть по сути скотина и есть, однако ж свой норов имеет, характер опять же, подходу к себе требует, ровно всякое живое существо. Коня, его-от понимать надобно!

— А мы что, против, что ли?! Зла уже не хватает!

— Так вы с добром подойдите.

Старик показал буланому кусочек сухаря на ладони, тот радостно сунулся мордой вперёд и довольно хрумкал, пока его седлали. С вороным пришлось построже: он уважал во всаднике твёрдую руку, для этого требовалось поймать его за гриву и с полминуты пристально смотреть глаза в глаза, пока конь не опускал голову, со сдержанным фырканьем признавая первенство своего человека.

Как оказалось, лошадиная преданность требует подобной же отдачи и от всадника. Без уважения, терпения и ласки лучше на скамейке ездить. А грубость, шпоры, ремень или кнут никогда не приводят к взаимопониманию…

Примерно через час маленькая кавалькада из трёх всадников наконец-то смогла отправиться в путь. Кони были привычны к горным тропам и уверенно держались как на крутых склонах, так и на узеньких лесных тропинках. Дед Ерошка во главе отряда неспешно объяснял цель пути:

— Верхами-то мы до ужина что туда, что обратно управимся. А пешкодралом-от шибко долго будет. Опять же по лесу идём, оленьими да кабаньими тропками. Джинны сюда, поди, залетают редко, как и соколы-от с железною башкой. Но по сторонам бдить в оба!

— Яволь, майн херен штандартенфюрер! — попытался пошутить Барлога, но в этот момент не заметил низкой ветки, за что и был мгновенно наказан тяжёлым ударом в лоб.

Буланый даже с шага не сбился: лошади вообще уверены, что если они под чем-либо проходят, то уж всаднику на их спине сам Бог велел.

— Не зевайте, дорогой старший товарищ. Получайте удовольствие, — с улыбкой подбодрил господин Кочесоков, стараясь ритмично раскачиваться в седле.

Он где-то читал, что так и надо ездить, словно бы массируя спину лошади во время езды. И Заур ехал так ровно до того момента, как его вороной вдруг резко наклонил голову, потянувшись к какому-то особенно вкусному листику, и молодой человек практически съехал по его шее носом в землю.

Старый пластун лишь демонстративно перекрестился в обоих случаях: типа за какие такие грехи тяжкие ему энто сущее наказание? Небеса безмолвствовали.

А в остальном дозор вдоль Линии пока можно было считать вполне себе успешным. По крайней мере ровно до тех пор, покуда взору ребят не представилось совершенно жуткое зрелище: шесть отрубленных человеческих голов, насаженных на грубо заострённые колья. Остекленевшие глаза, застывшие в немом крике рты, подсыхающая на камнях чёрно-коричневая кровь…

— Шайку абреков кто-то споймал, бывает такое, — ровным голосом прокомментировал дед Ерошка. — От тока ни нашенские, ни татары так с пленными не поступают. Лошадей нет, оружия нет, тел нет, а кровь-то ещё свежая. Кто ж с вами учинил эдакое безобразие, люди добрые?

И хоть вряд ли кавказских разбойников можно было хоть в какой-то мере называть добрыми людьми, Вася с Зауром спорить не стали. Слишком уж страшной получилась эта инсталляция неизбежной смерти, выставленная на всеобщее обозрение неизвестным маньяком-перфекционистом.

— А что ж, вдоль Линии-то бывало и не такое увидишь, — вздохнул старый казак, спрыгивая с седла. — Слезайте-ка, хлопчики. Кто б те хищники ни были, а похоронить их надобно по-человечески.

— Кто мог подобное сделать? — осевшим голосом спросил Барлога.

— Поди-от знай. Головы-то рубить тут все мастера, да вот тока чтоб на кол их ставить — энто уже янычарская затея, — задумчиво разводя руками, откликнулся дед Ерошка. — Да тока где тут мы, а где там турки… Хоть на Крым да Черноморье султан ихний шибко зарится, но в здешних краях им, поди, делать-то и нечего.

Заур вдруг понял, что его мутит, отошёл в кусты и вдруг, к своему собственному изумлению, выволок оттуда мелкого, в метр с кепкой джигита: чёрная черкеска, мохнатая папаха, баклажанный нос, большущий кинжал на поясе, полное отсутствие штанов, а кривые ноги поросли бурой густой шерстью.

— Это что ещё за неведома зверушка? — почти пушкинским слогом удивился подпоручик. — Подвид какого-нибудь горного хоббита?

— Ахметка я, шайтан мештный, не упивайте, посалуйста, дяденьки-и!

— Дедушка Ерошка, тут какой-то… Упс! — вовремя опомнился студент-историк из Владикавказа, хлопнув себя ладонью по лбу. — Эй, слюшай давай, почтеннейший! Тут прямо здэсь какой-такой-сякой обмылок шипилявый всэм в племянники набивается, да? Зачэм такой нэприличный макак без трусов один в горы гулять пошёл, э-э?!

Неизвестно, чему удивился больше маленький пленник — тому, что его поймали, или тому, в какой чудесной манере изъясняется схвативший его благодетель. Заур и сам это понимал, потому быстренько извинился, внеся ясность:

— Да, вынужден косить под кавказавра. Очень просили. А мне трудно, что ли?

Меж тем все трое мужчин окружили добычу, и тот резко заговорил со скоростью адыгейской трещотки:

— Небольсой отряд шёл, десяток фсадников, куда сли — не снаю, не слысал. Думал, сам шледом пойду, украду сто-нибудь, потом шъем. А они сдесь с другими дзигитами драться начали. Их много, а тех, что на трёхногих лосадях, фсего трое. Но клянушь именем Аллаха, которое я и происносить не шмею — те трое пыли сопсем не люди! И не дзинны! И дазе не демоны! Сердца их и руки шделаны из шамой настоясей ледяной стали. Они упили фсех, один сбезал, троих уфели с собой, оштальных оставили сдесь. Как насидание фсякому! И горцам, и рушшким, и дазе нам: не ходите сдесь, а не то!..

Договорить мелкому горному нечистому не пришлось: где-то неподалёку раздался шум, громко зазвучали гортанные голоса, и старый казак одними губами беззвучно отдал приказ:

— По коням!

Молодые люди только-только успели влезть в сёдла, когда в лесу прогремели первые выстрелы.

— Утекаем! — Дед Ерошка пустил своего коня рысью, остальные рванулись следом.

Подчиняясь невнятному импульсу, господин Кочесоков, вдруг склонившись к гриве вороного, в последний момент протянул руку и закинул в седло позади себя нового знакомца.

Трое всадников, петляя, уходили вдоль Линии, а вслед за ними, визжа и стреляя в воздух, неслась погоня. Не менее тридцати абреков из разных кланов, родов и племён преследовали тех, кого считали виновными в гибели товарищей, ну, или по крайней мере хоть какой-то символической жертвой за безвременную смерть оных, ибо месть в этих горах была священна.

Случись всё это дело где-нибудь в широкой донской степи, наших, наверное, взяли бы в мгновение ока, так как кабардинские кони преследователей были не в пример быстрее и выносливей русских, но узкие и витиеватые горные тропки давали шанс если уж и не совсем не оторваться от погони, то…

— Сворачивай влево! На Мёртвый аул пойдём! — быстро обернувшись в седле, прокричал старик. — Не трусись, хлопчики! Поди-от, там и оборонимся!

Василий и Заур прозорливо догадывались, что дедушке сейчас не до сантиментов или подробных объяснений, он по-любому прав, как лицо более опытное во всех подобных вопросах. Аул так аул: кони сами несли их туда, главное больше не попадаться под ветки и ушами на ветру не хлопать.

Они влетели в забытое богом горное селение по узкой тропе, отчаянной кавалькадой, дыша в затылок друг другу и сразу же спрыгнув с седёл за глинобитными заборами с редкими вставками необработанного камня. Лошадей старый казак увёл в ближайший дряхлый сарайчик, а двум студентам приказал укрыться и быть готовыми к бою!

— Вася?

— Чего?

— Должен вам признаться, что я не очень хорошо помню, как этот допотопный карамультук перезаряжается.

— Слушай, я тоже подзабыл, но думаю, это не слишком принципиально.

— В каком смысле?

— В том, что как только эти бравые джигиты кантемировского цирка сюда пожалуют, времени у нас хватит разве что на прощальный писк — «Дяденьки, мы больше не будем!»

— Планируете сдаться в плен?

— А возьмут?

— Да вы оптимист…

— Эй, я умею зарязать рузьё, — неожиданно влез между двумя спорщиками почти забытый всеми маленький кавказский шайтан. — Мне с прафедными мушульманами никак фстречаться нильзя, саплюют, сатопчут на месте. Никультурный народ.

— Ты где так русский выучил? — совершенно не к месту заинтересовался подпоручик. — Заур, посмотри на этого дефективного, он же чешет как по писаному!

— Я мноко читал. — Склонив голову набок, Ахметка снял огромную папаху, демонстрируя бритую макушку и два жёлтых козлиных рога. — Присём отбирал лусшее, сто было создано рушшкой культурой са последние пятьдесять или што лет. В састности, могу цитировать Держафина, Грибоедофа, Пушкина. Однака тот зе Кукольник как-то не сашёл, хотя щитается, сто в штолице он более популярен.

— Минуточку! Публичных библиотек у нас в горах нет, — пылко вмешался господин Кочесоков. — Справедливости ради, допустим, что томик того же Державина или ранние вещи Александра Сергеевича можно было украсть из багажа у какого-нибудь русского офицера… Однако мало иметь книги, надо же где-то обучаться чтению, филологической грамоте, в конце концов правильному пониманию текста, умению критического разбора и…

— Два образованных кавказоида — это слишком! Дед Ерошка, спасите меня от них!

Крик души Василия Барлоги был прерван появлением погони. На въезде в аул столпились три или больше десятка всадников, они кричали, палили в воздух, поднимали коней на дыбы, но не трогались с места, словно боясь переступить невидимую черту.

— Ишь, как ругаются! — удовлетворённо хмыкнул старый пластун. — Абреки энто, в свою шайку разного сброда понабрали, вот и бахвалятся, а тока до нас сунуться не посмеют.

— Почему?

— Опасное тут для живой души место. А ты, офицерик, внучка моя говорила, вроде как стреляешь метко?

— С трёх шагов птице в лобешник попал, — гордо задрал нос подпоручик.

— Шмальни-ка ихним лошадям под ноги. Да не задень! Конь-то нипочём не виноват, что разбойника-лиходея на себе носит.

Второкурсник уложил длинное ружьё на верх забора, упёр узкий приклад в плечо, взвёл курок, тщательно прицелился и нажал на металлический шарик, служащий спусковым крючком. Грохнул выстрел, всё вокруг окуталось плотным облачком дыма, а пуля вздыбила песок и камни за два шага перед всадниками. Вроде бы не самое снайперское попадание, но результат оправдал себя — разразившись целой канонадой пальбы в воздух, абреки дружно отступили, уносясь от страшного аула ещё быстрее, чем сюда прискакали.

Верховный никогда не принимал скоропалительных решений, но, однажды что-то решив, уже ни с кем не церемонился. Общеизвестно, что чем примитивней разум, тем сложнее с ним разговаривать с позиции логики, зато тем легче он усваивает уроки грубой силы. Туземцы, аборигены, дикари — народы, неразвитые физически и культурно, — по самой природе своей неспособны к цивилизованному диалогу, да и любой диалог может вестись только между равными, не так ли? В противном случае это банальный обман или самообман одной из сторон.

Чёрный Эну никуда не спешил и уже только поэтому никогда не опаздывал…

— Боевые киборги выполнили свою задачу?

— Да, бвана. — В словах владыки звучало скорее утверждение, чем вопрос, но слуги прекрасно знали, когда следует проявить дипломатическое раболепство. — Уничтожена небольшая конная группа местных туземцев, оказавших вооружённое сопротивление. Их тела сброшены в пропасть, а их головы послужат предупреждением всем остальным.

— Одному позволили уйти?

— Всё исполнено согласно вашему приказу.

— Лошади?

— В той же пропасти.

— Троих должны были взять живыми.

— Исполнено, о верховный.

— Их кровь?

— Будет подана сию же минуту.

Чёрный Эну откинулся в кресле, невольно облизнув тонкие губы. Голубая Тиамат — удивительная планета! Кроме золота и алмазов, здесь всегда можно найти вкуснейшую кровь, равной которой нет во всей вселенной…

Через полчасика все трое линейцев (то есть один казак и два недолинейца) плюс мутный, но образованный шайтан из местных смогли облегчённо выдохнуть. В конце концов, всегда приятно знать, что тебя убьют не сегодня и не вот тут прямо сейчас.

Пока ребята радостно обменивались личными впечатлениями от этого горячего дня, дед Ерошка отошёл в сторону, не сводя с нечистого Ахметки прищуренных глаз.

Тот, разумеется, сразу просёк пристальное внимание к своей скромной особе, натянул папаху на рога и честно пошёл сдаваться, плюхнувшись перед казаком на колени. До-о-олгую минуту стоял он так, ожидая решения своей судьбы…

— Из чьих будешь? — наконец сквозь зубы спросил старик.

— Мештный, с Хасавьюрта. Голодно у нас, штреляют многа, хотел на Линию пошмотреть…

— Чего на неё смотреть-то?

— За неё, — поправился шайтан.

Вновь повисла длинная многозначительная пауза.

— Так что ж, рази не ваши там балуют?

— Нет, чужие. Штрашные. Наши шами их боятшя.

— А ты не спужался, раз пришёл, так, что ль?

— Мы, мелкие шайтаны, не гордые. За дзиннами объедки потбираем, мертвесиной не брежгуем, человека нечестифого обмануть мозем, нафредить, расдосадовать, но так, стоб на куски порубить и голофы на колья — это не-е-е…

Дед Ерошка вздохнул, покачал бородой, порылся в глубоком кармане шаровар, выудил окаменевший сухарь, сдул с него прилипшие крошки и мох неизвестного происхождения, спросив:

— Голодный, поди?

Ахметка бросился вперёд на четвереньках, словно охотничий пёс, аккуратнейше взял крупными белыми зубами сухарь и, благодарно кланяясь, умёлся грызть его за дальний угол.

— Шикардос, а это вообще как соотносится с христианским вероисповеданием? — прошептал на ухо другу второкурсник. — Вроде бы так открыто подкармливать нечистую силу ни в одной религии не приветствуется.

Старый казак показал, что отлично всё слышит, но ничего не сказал. В его простом миропонимании никакого диссонанса не было: можешь накормить — накорми, можешь спасти — спаси, можешь помочь словом или делом, так помоги, чего встал-то?! Добро вернётся, когда и не ждёшь…

Все четверо понимали, что в ауле они застряли надолго. Как минимум до ночи, а там уже можно будет попробовать прорваться. Разумеется, их преследователи тоже никуда не ушли. Со стороны леса всё так же доносилось отдалённое конское ржание, а время от времени кто-либо из всадников выскакивал на дорогу и что-то кричал, грозно размахивая ружьём.

Устраивать долгую осаду абреки не стали бы: их сила в мобильности и неожиданности набега, а не в терпеливом выжидании. Горцы в массе своей народ горячий. Не получилось взять с наскока — скорее всего, отступят в ожидании другого, более подходящего случая. А может, и вовсе откажутся от своей затеи, переключившись на более беззащитную добычу. Жизнь абреков коротка, словно вспышка выстрела, и уж что-что, а терпение никак не входит в главный список их добродетелей.

Поэтому спустя недолгое время дед Ерошка дал команду:

— Пошли, что ль! Надобно ночлег найти. А там от тока бы до рассвета выстоять, уж по утреннему туману как есть утекём. Ну, в край, на слом пойдём!

— Сломаемся, что ли?

— Балда! На слом пойти — стало быть, напролом, в атаку, не думая, а там дай бог силы!

— Ах, это… — важно протянул Барлога, делая вид, что просто не расслышал, а так знал, конечно.

Впрочем, обмануть ему не удалось никого, даже себя. Настоящие друзья всегда простят или не заметят твою ошибку, особенно если совершена она по случайной глупости, недомыслию или самомнению. С собой любимым в этом плане попроще: себя и обмануть, и простить легко.

Старый пластун пошёл первым, за ним господин Кочесоков, следом шайтан Ахметка, а замыкающим был Василий Барлога. Бывший студент-второкурсник закинул разряженное ружье за спину и вытащил из ножен тяжёлую саблю, думая, что если уж один раз чуть было не зарубил ею неподвижный предмет, то наверняка уже может записать себя в опытные фехтовальщики.

Первым делом дед Ерошка показал сарай, куда завёл лошадей.

— Стало быть, расседлать, ослобонить, обиходить!

Студенты вновь с опаской уставились на собственных скакунов.

— Да не колготитесь вы зазря! Лошади от седла да узды освободится — тока радость одна. Смотрите оба, два раза-от показывать не стану!

Старик ловко расседлал своего коня, вытер ему спину рукавом черкески, потрепал по холке, обнял, что-то шепча на ухо, а потом угостил его кусочком жёлтого сахара. Могучий жеребец ластился к нему, как собачонка. Вроде как выглядело это не очень сложно, и ребята заметно приободрились.

И действительно, всё прошло как по маслу. Буланый не включал дурачка, а вороной хоть и делал страшные глаза, скаля зубы, но ни разу даже не попытался тяпнуть хозяина.

— Эй, уважаимый, падскажи, пажалуйста, ради Аллаха, чито на ухо ему шептать? — осторожно обнимая своего коня за крутую шею, уточнил Заурбек.

— Ну, а что парни-то девкам шепчут?! — хмыкнул в усы дед Ерошка. — Тут ить сам смысл не в словах, а тоне. Главное дело, чтоб звучало ласково! Скотина — она ласку любит…

— Девки, ласка, скотина, любят… Сплошной моральный абьюз! — задумчиво сложил два и два подпоручик. — Ох, дедушка, феминисток на вас нету!

— А энто что за твари божьи?

— Точно нету…

Смотавшийся куда-то шайтан объявил, что на окраине аула протекает река. Ну, не так чтоб совсем уж река, курица вброд перейти может, однако вода чистая, пить можно. Вопрос скорее стоял в другом: можно ли доверять совету нечистого? Безоглядно, конечно, нет, но проверить, естественно, стоило…

И Ахметка не обманул. Небольшой ручей вполне позволил напоить лошадей, умыться самим, а также наполнить водой два найденных медных кумгана[27]. После этого путём совместного поиска был выбран один из наиболее уцелевших и серьёзных на вид домов высотой в два этажа. У него была вполне себе крепкая дверь, а узкие окна-бойницы позволяли вести прицельный огонь по возможным нападающим. Ну, а в том, что нападение может быть совершенно реальным, никто не сомневался.

Кроме того, в хижинах и саклях Мёртвого аула были обнаружены брошенные вещи, множество старых, покрытых вековой пылью, никому не нужных предметов мебели: низкие табуреты, плетёные корзины, простые люльки для детей, замерший гончарный круг, орудия сельскохозяйственного труда, лопаты, грабли, вилы… Но всё это было сделано только из дерева, словно всё железо пропавшие жители когда-то забрали с собой. Были ещё ковры и дряхлые тряпки, но ничего ценного или полезного, чем стоило бы дорожить.

Маленького шайтана со вторым сухарём в руке отправили нести дозор. Заур и Василий, наскоро перекусив, в очередной раз пытались учиться правильной и быстрой зарядке оружия, а удобно пригревшийся на пороге дед Ерошка, щурясь на заходящее солнышко, пустился в неспешный рассказ:

— Аул энтот Мёртвым ещё чеченцы прозвали. Говорят, что дело-то задолго до наших на Кавказе было. Вроде как местные знали про такой аул, где жили очень плохие люди. Грабежом-от жили, кровь лили, как воду, пленных в рабство продавали, никого из соседей не уважали, ни бога, ни чёрта не жаловали! И вот как-то оказался в тех краях неизвестный старик. Ему соседи-чеченцы говорили, чтоб не ходил мимо того аула, а он упёрся — дескать, так короче. Уговаривали старика, уговаривали, а отговорить не смогли. Ну, вот и пошёл он аулом по главной улице. Сам хромает, а дети в него камни кидают — смешно им, вишь ли! Старухи зло на путника глядят, женщины помои ему под ноги плещут, мужчины кинжалы точат. А старик возьми поскользнись, да и упади в грязь! Вот всем-от на радость! Никто ему руки не подал, подняться не помог, едва-едва выбрался он на дорогу, на колени встал и именем Аллаха попросил защиты от людей, что свет и тьму, добро и зло меж собой спутали…

— Впечатляет, — кивнул Барлога. — И фолк, и экшен, и треш в одном флаконе.

— Слушай, вам ни интиресна, ни пэрэбивай, да?! А чито дальшэ было, пачтеннейший?

— Да-от вроде как ничего и не было. Ушёл старик в ночь горами, а поутру в том ауле никто не проснулся. Все живые стали как неживые. Воистину, по делам их наказал Всевышний, доныне обречены они свет с тьмой по-иному видеть. Тела истлели, кости побелели, аул уж давно Мёртвым зовут, да тока ночами здесь до сих пор такое веселье творится! Непотребное-е…

Поскольку с этого момента оба студента уже серьёзно заинтересовались, то дед Ерошка вовремя дал команду обойти территорию, проверить лошадей, подкормить шайтана на часах и быть обратно до наступления темноты. Парни спорить не стали, да и, в конце концов, реально поразмять ноги прогулкой по таинственному, наполненному мистикой и чудесами месту куда интереснее, чем тупо сидеть на заднице, слушая чьи-то, хоть бы и самые замечательные, сказки.

— Косы глаза-а-а в окошке том! Гуляй да пой, большой дурдо-о-ом! — вольно интерпретируя Розенбаума, надрывался подпоручик, топая на шаг впереди.

— Вася, я стесняюсь спросить, а у вас что, в предках были казаки?

— Не-а, только русские.

— Тогда зачэм так громка казачий песня орёшъ, словно твой дэдушка на Дону кобыла купал?! — Качая головой, господин Кочесоков поправил черкесскую винтовку на плече. — Я к тому, что не слишком ли вы тут заигрались в этот кавказский квест? Да и я с вами.

— Эх, Заурка, а есть ли у нас шанс соскочить? — философски вздохнул Барлога, ни капли не обидевшись. — Понимаешь, если б мы представляли себе, почему и как попали сюда, то, возможно, могли бы хоть как-то предполагать, как выбраться обратно. Но, увы, думается, что даже если мы найдем ту же самую точку, куда тебя и меня выбросило, вряд ли это наш путь домой.

— Пусть так, но вы же вообще ничего не делаете. Даже не предлагаете ничего.

— Да брось. Я плыву по течению, как «глист по реке» в исполнении Стаса Пьехи. И лично мне кажется, что это не самый плохой метод поиска выхода.

— Иногда у меня создаётся впечатление, что дома вас никто не ждёт…

Владикавказец вовремя прикусил язык, внезапно поняв, что ступил на слишком тонкий лёд. Ведь если человек почему-то не хочет о чём-то говорить, то не обязательно активно подталкивать его в загривок. И если сам Заур перед попаданием из двадцать первого века в девятнадцатый вёл нудные и беспочвенные разборки со своей девушкой, то единственной проблемой второкурсника из Калуги были его пропуски занятий.

По крайней мере именно это было известно с его слов, но сколько в них было правды? Или, наверное, стоило бы выразиться деликатнее: о чём Василий в беспечной рассеянности своей просто позабыл, что он отодвинул на второй план? В отличие от своего товарища второкурсник был куда более простодушен и открыт, но с другой стороны именно эти качества убеждали окружающих в том, что Васю Барлогу все знают как облупленного, и поэтому не задают лишних вопросов. Зачем, если и так всем всё ясно? А ведь господин подпоручик был совсем непрост…

Лошади оказались в порядке, не нервничали и не рвались из сарая, и оба студента по-быстрому метнулись к реке, где на берегу нарвали им свежей травы. Начитанный шайтан Ахметка, вооружённый лишь большим кинжалом, всё так же честно стоял на часах, прячась за забором. Его интерес во всей этой истории был абсолютно непонятен, но пока нечистый как мог соблюдал свою часть договора.

Надо помнить, что кавказскую нечисть вполне себе можно было поразить обычной свинцовой пулей или даже обычной палкой, на которой начертано одно из имён Аллаха, в то время как европейский или русский чёрт боялся лишь серебра или святой воды. То есть, защищая рубежи укрывшихся в ауле ребят, маленький рогоносец Ахметка вполне себе осознанно рисковал нарваться на шальной выстрел. А то, что грозные преследователи, перекрывшие дорогу, всё ещё не собирались отступать, было ясно как день.

— Ну что, возвращаемся? Темнеет…

— Сейчас, я быстро. — Первокурсник зачем-то подошёл к шайтану, постоял рядом, помялся и наконец рискнул заговорить: — Ты ведь не обязан здесь оставаться. Дед Ерошка, может быть, кажется достаточно либеральным человеком, но он продукт своей эпохи. Православные казаки чаще всего не отличаются сентиментальным отношением к нечистой силе.

— Што ш, понимаю. Мне уйти?

— Видимо, да. Там за рекой есть небольшое кладбище, оттуда ведёт тропинка в лес. Тебя не заметят.

— А этот рушшкий, он не шдаст?

— Василий свой, мы вместе прикроем, если что.

— Ты тобрый селовек, Заурбек Кочесоков, — широко улыбнулся Ахметка, и глаза его сузились в два чёрных полумесяца. — Но, как писал фаш поэт, «клянушь четой и нечетой, клянушь мечом и прафой битфой, клянущя утренней свездой, клянушь весернею молитвой», я посёл с фами по швоей воле и не брошу тех, кто делил шо мной хлеб!

— По какой своей воле? Да я тебя за воротник поймал и втащил на коня! — Молодой человек всплеснул руками, понимая, что разговор практически закончен.

— Даже у шайтанов есть швои понятия об чести, — гордо выпятил петушиную грудь маленький рогоносец. — Фам пора! Когда фзойдёт луна, то ф этом ауле будет осень неуютно жифым людям, уж поферьте!

Шепелявость шайтана где-то веселила, где-то здорово раздражала, но Заур принимал это как данность, понимая, на что в данном случае можно не отвлекаться, а на что категорически нельзя закрывать глаза. Поэтому, следуя доброму совету от нечистого, оба студиозуса по-военному козырнули, развернулись на каблуках и быстрым шагом отправились в свою временную крепость.

Старый пластун удостоил их одним скользящим взглядом и вернулся к чистке ружья. Казалось, это вообще его излюбленное занятие, требующее сосредоточенности и внимания, ведь недаром в армии до сих пор бытует поговорка: «Оружие вычищенным не бывает, оружие бывает почищенным».

— Медитируете?

— Сидайте, хлопцы! От вам ещё по сухарю, водицы хлебните, ночь-то у нас долгая-а-а…

Барлога как раз открыл было рот в надежде напомнить, что военным людям положено более сбалансированное питание — шашлык, овощи, фрукты, супы, пироги, десерты какие-нибудь, а не это арестантское меню, но остановился на полпути, сделав вид, будто бы просто зевает.

Походная казачья диета в дозорах или секретах вряд ли могла называться питательной или полезной, с собой в заплечный мешок обычно брали сухари, соль, крупу. Остальное, по мере возможностей, добывалось как получится, где охотой, где рыбалкой, а где и банальной кражей. Любая война лишена морали, как бы ни были строги отцы-командиры, никому не под силу уследить за каждым из сотни. А за каждым из полка, а из дивизии, а из армии?!

Примерно так и рассуждал второкурсник из Калуги, давно мечтающий спереть где-нибудь пару яблок или хотя бы выпить чашечку кофе с сахаром. Но в горах не было ни одного более-менее приличного ресторанчика, а ужин из двух сухарей и ледяной воды реально угнетал желудок. Хотя, конечно, Василий вряд ли мог даже предполагать, какую яркую, насыщенную, культурную шоу-программу с широким столом и богатым угощением мог предоставить Мёртвый аул.

Наступила ночь. Лимонный серп полумесяца осветил засыпающие горы, а голубое, оранжевое и алое многоцветье неба сменилось на густой изумруд, переходящий в ультрамарин. Изумительные звёзды, разбивающиеся каплями чистейшего серебра, сияли над головой, а воздух казался таким холодным и прозрачным, что каждый шаг отзывался тонкой хрустальной нотой. Поэтичная красота кавказской природы завораживала любого. Быть может, именно поэтому более опытный старый казак, прекрасно понимая, чьи шаги могут тут раздаваться, понадёжнее прикрыл дверь, пока молодые люди, раскрыв рты, стояли у узких окон-бойниц, сжимая ружья и невольно шепча бессмертные строки:

Разумеется, Кавказ был прекрасен и до приезда на его просторы скромного поручика Нижегородского полка, но никто ни до, ни после Лермонтова не смог так ярко, честно и самоотверженно воспеть этот мир, эти горы, это небо и это величие. Поэтому музыка зурны, стук бубна, дробь барабанов, разносящиеся над седыми вершинами, и по сей день создают для нас совершенно невероятное, мистическое и даже сакральное впечатление, уводя сознание в абсолютно неведомые надмирные дали…

— Окна держи да ворон не лови, стрелять тока по команде!

— Нам кобзда?! — одновременно дёрнулись два будущих историка, едва не подпрыгивая на месте.

Только сейчас до Васи и Заура дошло, что шаги на улице не случайны, заунывные звуки музыки вполне реальны, откуда-то издалека раздаются странные вскрики, и кое-где в переулках уже загорелись огни. Но самое главное, оба каким-то чудом резко осознали: это вовсе не те абреки, что преследовали их в горах…

— Кто там? — сипло спросил подпоручик.

— Мертв… — пискнул Заур, но тут же поправился, овладев голосом: — Мертвецы. Человек девять-десять, идут по улице.

— Ха! Не боись, мёртвые не кусаются, как говаривал капитан Флинт!

— Не скажи, офицерик, энти ещё как кусаются, — хмыкнув, покачал головой дед Ерошка. — Гляди-от в оба, парни! Ежели выть начнут — беда, стало быть похороны у них. Злые будут, любого прохожего загрызут, кровь-то они лить привычные. А вот коли петь да плясать начнут, слава те Господи, свадьбу гуляют! Значит-от, гостя не тронут, а могут и подарком дорогим одарить не глядя, традиция такая.

— А ещё какие-нибудь полезные праздники есть? — сразу же заинтересовался Василий. — Ну там, Новый год, Рождество, Ханука, Пейсах, День французской революции, день святого Патрика, день получки? А вот вечер пятницы — это вообще интернациональный мужской праздник…

— Не рождается тут никто уж скока лет. В Христа-Бога или Аллаха они тоже не веруют, водки нормальной не пьют, бузу свою из кобыльего молока гонят. Тоже-от вещь крепкая, в башку дюже шибает, а уж похмелье опосля неё, у-у…

— На серьёзных щах? А попробовать можно? Ну, чисто в рамках дегустации, по чуть-чуть…

— Вах, уважаэмый, памалчи, пажалуйста, мамой прошу, сюда ухом давай, а то зарэжу! — умоляюще вскинулся господин Кочесоков. — Слушайте все, они там, помоему, скорее всего, плачут, да?

Вой, раздавшийся за стенами их случайной крепости, был похож на плач примерно так же, как горный ручеёк под Кисловодском на Рейхенбахский водопад. Сквозь бойницы было видно, как на улицу перед их домом быстро стекается народ. Можно было описать их всех двумя словами — мертвецы ходячие. Но всё-таки в хорошей литературе ценят детали и подробности, так что и мы не будем отступать от устоявшихся традиций. Итак…

Мужчины, женщины, старики и дети. Практически истлевшая плоть, лохмотья одежды и пряди волос на желтоватых черепах. Абсолютно пустые глазницы, без единой блуждающей искорки, намекающей на хоть какой-то проблеск разума. Живых покойников было много, человек семьдесят, а то и целая сотня. Вооружены оказались все, включая женщин и детей: кинжалы, шашки, пистолеты, винтовки, ружья, короткие дротики, скрежещущие зубы, длинные отросшие ногти…

И каждый мертвец выл! Запрокинув головы, обнажая шейные позвонки, с чёрной хрящевой гнилью, вся толпа в едином порыве выла, скулила, ныла, стенала, рыдала и всхлипывала на заунывный и неритмичный мотив. Это было не просто жутковато, это, знаете ли, навевало смертельную тоску. В глазах старого пластуна показалась влага, но…

— Василий, я не угадываю мотив с трёх нот, но, помоему, это что-то из Монеточки или Cygo?

— Не смеши, в завываниях местных исполнителей есть хотя бы какой-то смысл. Ты бы ещё Артура Пирожкова вспомнил, не к ночи будь помянут, тьфу-тьфу-тьфу, через левое плечо!

— А пригнитесь-ка, хлопцы.

— Чего-о? — не поняли ребята, и дед Ерошка, не вдаваясь в долгие объяснения, двумя пинками под колени на раз уложил обоих спорщиков на пол.

Очень вовремя, поскольку именно в этот момент покойные жители Мёртвого аула дали первый залп. Свинцовый вал обрушился на старые стены, влетая через бойницы или щели у косяка, но в целом камень и кладка держались — благо тяжёлых русских пушек у нападающих не было.

— А-а-а!

— Ты чего орёшь, офицерик? Зацепили, чё ли?!

— Фуражку испортили-и! — продолжил надрываться подпоручик, демонстрируя дырку рядом с царской кокардой. — Да я их за это дело сам поубиваю!

— Охолонись, они-от и так мёртвые.

— Их проблема! Убью ещё раз! Не помилую! Держите меня семеро-о!

Второй залп шарахнул до того, как ретивый Барлога успел вскочить на ноги. Мудрый господин Кочесоков, распластавшись на полу, косил под плоский коврик и даже головы не поднимал, обеими руками натягивая папаху на уши.

— Дедушка, а чего мы вообще делать будем? Ждать, пока они тут всё прострелят?

— Не, офицерик, опосля третьего разу они на штурм пойдут, — откликнулся старый казак, перекатившись на спину и вытащив кинжал из ножен. — В доме рубиться неудобно, но ежели короткими ударами башки-то пустые им срезать, так, может, и прорвёмся до лошадок.

— А потом?

— А суп с котом! Из аула-от всё одно не выпустят, зато верхом и помирать веселее!

— Я помирать не согласен, даже не уговаривайте! — успел озвучить свою точку зрения Заурбек из Владикавказа, когда третьей волной свинца старенькую дверь едва не разнесло в щепки.

Как только пороховой дым рассеялся, всё тот же студент-первокурсник грозно чихнул:

— Ну, всё, достали, я за себя не отвечаю!

Однако прежде чем пара наших героев под командованием деда Ерошки выскочила на порог, в ночи раздался знакомый шепелявый голос:

— Фыходите, не бойтеся, шдесь все швои! Жря не укусят!

В первых рядах вооружённых скелетов стоял уже знакомый маленький голоштанный шайтан в черной бараньей папахе. И в карих глазах его играли задорные огоньки.

— Переговоры?

— Ага! У наш тут швадьба намечается, это я шам женюсь! Кунаками будете?

Заур с Васей опасливо переглянулись, но рассмеявшийся дед Ерошка уже выталкивал их обоих на два шага вперёд. Типа, удачи вам, хлопчики…

Верховный задумчиво рассматривал голографии, полученные из камер слежения механического «сокола» Тура 87tnt, и последнюю запись дрона. Туземцы выглядели как обычно: ни малейшего проблеска интеллекта в глазах, напряжённые лица, примитивное оружие. Странно, как они вообще осмелились напасть! До этого момента жрецы уверяли, что сокол — священная птица для местных племён, её присутствие окружалось благоговейным трепетом, а значит, никто не смеет поднять на неё руку. Метафизический джинн в образе парящего черепа аборигена всегда вызывал панический ужас: летящая на низких высотах, эта нехитрая техника неоднократно обращала местные народы в бегство, заставляя тех бросать дома, скот и нажитое имущество. Почему же теперь они вдруг так осмелели?

Что ж, будем надеяться, что та группа конных туземцев, что была почти полностью уничтожена «чёрными абреками», преподала местным хороший урок. Более они не сунутся за Линию и не узнают тайну базы Иштар. Великим планам ануннаков не могут помешать четверо необразованных дикарей, одна из которых вообще самка.

— Если же, вопреки всему нашему милосердию и цивилизованному отношению к коренным обитателям колоний, хоть кто-то позволит себе очередной выпад в нашу сторону… — неторопливо шевеля губами, словно отрабатывая будущую речь, выдохнул бвана. — Если они только посмеют, мы будем вынуждены навести порядок на подчинённой нам территории. Добыча необходимых ресурсов вполне способна вестись без участия туземцев. — Чёрный Эну помолчал ещё минуту, собираясь с мыслями. — В конце концов, Верховный Совет позволил коренному населению Тиамат продолжать жить на своей планете. Жить, а не предъявлять свои права и не путаться под ногами. Но, увы, возможно, это политическое решение устарело, а значит, его всегда можно оспорить…

У ануннаков давным-давно были отработаны действенные, хоть и вынужденные методы принуждения непокорных планет к порядку: огонь и сера, климатические изменения, искусственные стихийные бедствия, в конце концов, проверенные штурмовые десантные войска, где десяток боевых киборгов порой стоил тысячных армий аборигенов.

И не то чтобы верховный хоть на минуту задумывался о правомочности применения силы. Сейчас он просто не мог выкинуть из головы те лица на голографии. Старик и девчонка были не столь интересны, но вот оставшиеся двое… Владыка никак не мог понять, что с ними не так…

В любой свадьбе всегда есть какая-то занимательная интрига, да и перспектив получается несколько больше, чем у обычных похорон, тем более если хотя бы на минуточку всерьёз окунуться в данную ситуацию.

Попробуйте представить себе место, время и сюжет, где одни скелеты хоронят другого. В чём смысл? Закопают такого — так он в самое ближайшее время опять вылезет. Снова ловить, а потом запихивать в могилу одного и того же или уже всех желающих в порядке «живой» очереди? А почему нет? Согласитесь, у мертвецов на нашем свете не так много развлечений…

Имитация похорон, имитация свадьбы, имитация войны, но первое место занимает, разумеется, охота на случайного путника, заблудившегося разведчика, казака или горца, вынужденного заночевать в незнакомом месте. Вот уж тут у покойника (точнее, толпы покойников) есть все шансы повеселиться, а особенно пожрать!

Когда двух студентов-историков окружила орава местных скелетов, у ребят первоначально слегка отнялись ноги. Современного человека трудно, но одновременно и легко напугать Кто-то из великих писателей говорил, что томительное ожидание смерти обычно страшнее самой смерти. То есть подозрительный скрип двери или неожиданный вороний крик прямо в ухо доведут до инсульта гораздо быстрее, вдруг ставшего у вас на пути террориста в поясе шахида, обмотанного проводками, с пластидом в зубах и пулемётом «максим» на колёсиках. В этом же историческом отрезке улыбающийся до отсутствующих ушей безносый скелет в черкеске с газырями вызывал не столько страх, сколько чисто научный интерес.

— Вот, к примеру, а как они все двигаются? — задумчиво бормотал Барлога, пока их с Зауром аккуратно подталкивали копчиками и коленными чашечками пройти на другой конец аула, ближе к кладбищу. — Ведь для любого самого маленького шажочка мозг должен послать команду мышцам, а у этих ребят ни мышц, ни мозга, всё в труху.

— Вася, вам оно действительно кажется безумно важным?

— А чего?

— Шикардос, по вашему же выражению, — господин Кочесоков с трудом удержался, чтоб не толкнуть приятеля локтем. — Получается, тот факт, что мы застряли чёрт знает где, но даже не знаем, зачем, и не можем вернуться домой, вас не напрягает?!

— Слушай, вот не надо о грустном, а? Допустим, напрягает. Может даже в душе я жутко рефлексирую по этому поводу, и что?! Чем нам это поможет?

— Я не в том смысле…

— А я вот именно в том! — наконец-то прорвало Василия. — Да, мы можем тут орать, рыдать, страдать, умолять небеса и всех богов вернуть нас домой, но толку с этого! Ты достал меня своим нытьём! Ах, мы несчастные, ах, как нам вернуться, ах, что же теперь с нами будет, ах, где искать выход?! Ищи где хочешь! Лично я думаю, что если мы попали сюда неожиданно, против нашей воли, то и вернут нас точно так же! Всё?

— Сам дурак…

— И фантазия у тебя хромая на обе ноги, даже ругаться толком не умеешь!

Столь эмоциональный диалог непременно должен был бы кончиться очередной дракой с выяснением отношений на кулаках, но, заболтавшись, парни не заметили, что процессия остановилась. Кладбище располагалось на окраине аула и спускалось по склону почти до речки, а за ней сразу начинался столь густой смешанный лес, что продраться сквозь деревья не было никакой возможности. Вот прямо здесь, среди наполовину ушедших в землю могильных камней с почти стёртыми надписями на арабском, и началось основное действие…

— Заурбек, дорогой, если я тебя чем обидел, бог меня простит! — несколько нервозно, а потому путаясь в посылах, начал Вася. — Чего они все на нас смотрят и зубами щёлкают?

Молодой человек неопределённо пожал плечами: как владикавказцу, ему были знакомы определённые традиции черкесских или чеченских свадеб, но вот как происходит бракосочетание у живых мертвецов, он знать, естественно, не мог.

— Понял, не осуждаю, сам такой. Эй, шепелявый, хоть ты скажи, что нам делать-то надо?

— Будешь обзыватьця, вообсе нисего не буду говорить!

— Ого, да ты фанат «Места встречи»?

Ахметка громко фыркнул и, не оборачиваясь, выдал минимальные объяснения:

— Я-то шам женитця не хосу, молодой иссё, не нагулялся. Но инасе никак, инасе они вас жагрыжут, а кунаков жениха ешть нелься — примета плохая…

— Командуй, — тихо предложил господин Кочесоков, и подпоручик согласно кивнул.

Маленький шайтан подтянулся, поправил наборный пояс черкески, важно выпятил небритую нижнюю челюсть и чудесным образом умудрился подмигнуть направо-налево одновременно:

— Мештные расговаривать не могут, у них яжыка-то нет, но я их и так понимаю. Фы мои кунаки, фам нушно рядом со мной итти, родителям подарки дарить, нефесту украсть, мне передать, потом иссё плясать надо, фино пить, ф зфёзды штрелять…

— Никаких ругадзе, только веселидзе? А чего, огнище! Меня всё устраивает. — Господин Барлога в предвкушении потёр ладони. — Когда кормить-то будут?

— На швадебном пиру, но фам это лусше не кушать. Штарое мясо, швежего на кладбище нету. Нефкушное оно, а фы фкусные, но фас ешть нелься — кунаки жениха, да?!

— Да, да, мы такие, — поспешно закивали оба будущих историка.

После чего они мысленно прикинули все возможные пути бегства, признали, что до сарая с лошадьми не доберутся, поскольку на пути слишком много скелетов, а опыта в разгоне шумных толп что у того, что у другого кот наплакал. Меж тем от общей массы жителей аула в сторонку выдвинулись две группы, агрессивно клацающие друг на друга уцелевшими зубами.

— Шпорят меж шобой, какую невешту для меня фыкапывать. У отних богатая, у тругих лучше шохранилась.

Учитывая, что в данном вопросе «лучшая сохранность» обозначала лишь большее количество полусгнившей плоти на костях, студиозусы дружно отдали бы предпочтение «богатой». Но их мнения покуда никто не спрашивал.

Меж тем скелеты разгорячились, и в ход пошли кинжалы. Пару минут шестеро или семеро покойников упоённо резали и тыкали друг дружку. Потом, вспомнив, что толку с этого ноль, все как-то успокоились и вместе принялись раскапывать чью-то заброшенную могилу. Потом вторую, потом третью, потом…

— Ставлю на богатую.

— А я на красивую.

— Да вы извращенец, батенька…

— Я эстет!

— Эй, фы сего? Фы ж о моей нефсте сейсяс говорите! Прояфите фежливость, э-э…

Заур с Василием мгновенно заткнулись, делая вид, что прониклись важностью момента.

Оба семейства скелетов с почётом выдернули из каменистой земли почти целый позвоночный столб, из другой ямки принесли череп, и под добрую мелодию неубиваемой лезгинки с разбегу пошёл внахлёст конструктор «Лего». Кто-то подавал рёбра, кто-то собирал по пальчикам руки, кто-то ноги, кто-то фаланги и предплюсны, какая-то безносая женщина в обрывках платья, крайне смущаясь, принесла две тазовые кости.

Работая шумно и по-кавказски эмоционально, управились со всем этим добром, включая одеяния и украшения, примерно за полчасика, после чего новоявленную «красавицу» в сопровождении братьев-джигитов представили дорогому жениху. Типа, вот, компромиссный вариант!

Ахметка важно поклонился и шепнул:

— Надо кинсалами приподнять фуаль на лице нефесты. Только шмотрите, черепушку ей не посарапайте!

— Мы осторожненько…

Парни взяли себя в руки, Заур вытащил из ножен длинный однодольный кинжал, Василий за неимением оного потянул офицерскую саблю. Зурна стихла на протяжной, полупридушенной ноте, и под барабанную дробь два стальных клинка деликатнейшим образом приподняли полуистлевшую длинную тряпочку над жёлтым челом брачующейся. Приподняли и… опустили.

— Мы не в силах смотреть на такую красоту, — громко объявил Барлога, прикрывая спиной приятеля, которого едва ли не вытошнило прямо при свидетелях на черкеску жениха. — Боимся ослепнуть! Как это по-вашему… э-э… мамой клянусь, да?!

Толпа мертвецов в едином порыве захлопала в ладоши, затопала ногами и разразилась восторженной стрельбой в воздух. Видимо, Вася умудрился найти единственно правильные слова, понятные и приемлемые для услады слуха истинных горцев. И похвалил, и отвернулся, не оскорбив девичьей чести, не задел ничьей гордости и не подвёл жениха, сохранив перед всеми его высокое достоинство! Даже сам маленький шайтан одобрительно поцокал языком, словно бы подтверждая удачный выбор кунаков.

Двое прихрамывающих мертвецов с длинными седыми обрывками волос на нижней челюсти с поклоном встали перед ребятами. Один протянул Зауру узкий кинжал в серебре, а второй передал Васе длинный шнурок, сплетённый из разноцветных шёлковых нитей, с петелькой на конце.

— Это что?

— Это старейсины аула, подарки фам дают, поклонитша надо, — подтолкнул Ахметка.

— А почему ему кинжал, а мне какая-то верёвочка?! — простонал подпоручик, но господин Кочесоков быстро заткнул ему рот:

— Молчите и кланяйтесь! Это не верёвочка, а вручную сплетённый шнур для пистолета. Дорогая вещь, между прочим! Один конец цепляете к ремню, другой к рукоятке, и если в бою оружие упадёт, то не потеряется — всегда подтянуть можно.

— Ага, — вырвался Вася, — если он такой ценный, давай меняться!

— Вам кинжал по форме не положен. И вообще, что за детсадовские капризы? Дарёное не дарят, бэ-э-э…

Скелеты, убедившись, что подарки приняты, зачем-то полезли обниматься. Василий и ухом не повёл, а более впечатлительному Заурбеку от одного трупного запаха вдруг резко стало плохо. Старейшины аула пожали плечами и отошли в сторону. Маленький шайтан поклонился им вслед и обернулся к парням.

— Что дальше? — деловито спросил подпоручик, убрав шнурок в карман.

— Нефеста пражднует ш мужчинами, а мы с женсинами.

— Разве не наоборот? — кое-как просипел приходящий в себя господин Кочесоков. Цвет лица его колебался от бледно-голубого до лимонно-зелёного, но вытошнить всё-таки вытошнило, а это уже неплохо.

— Это у фас, людей, наоборот, а у нас, несистой силы, фсё по-другому. Да и сего фы, с дефчонками фсегда праждновать феселее! Ошобенно как напьются, так у-у-ух-ай-й!..

Пританцовывающие скелеты вновь разделились на две неравные группы. Мужчин в папахах и черкесках явно было больше. Стреляя в воздух, они дружно расселись прямо на кладбище, выкапывая заранее припрятанные бурдюки с вином, кувшины с аракой или меха с бузой.

Женщины в длинных платьях (если так можно сказать про лохмотья), шёлковых платках на головах, с украшенными золотыми бляшками поясами и монистами, лебединым шагом направились в противоположную сторону, к пустому дому у реки. Там они оккупировали большой двор, расселись по-турецки кругом и, ритмично раскачиваясь, начали молча открывать и закрывать рты…

— То есть это они поют, да? — осторожно предположил Василий, поскольку безмолвное качание из стороны в сторону, с распахнутыми челюстями, выглядело несколько пугающе. Если, конечно, толпа недосгнивших скелетов в драном тряпье, отводящих душу в кружке хорового пения, способна хоть кого-то напугать.

— Крашивая пешня, так шладко сепляет за сердсе! Сейсас расскажу…

Смахнув невольную мужскую слезу, новоявленный жених попытался перевести текст на русский, одновременно рифмуя и притоптывая в такт мелодии. Признаем, что школа классической поэзии Державина, Грибоедова и Пушкина не прошла даром:

Василий оценил и даже ободряюще улыбнулся, а вот Заур никак не мог отделаться от мысли, что нечто подобное он уже слышал. И мелодия похожа, и слова, и общая дебильность «стихов» напоминали о совсем недавней попытке забыть, выкинуть это из головы, навсегда избавиться от чего-то такого, что являлось модным рингтоном на смартфоне его девушки…

— Не-е-ет!

— Ты чего орёшь?

На молодого человека в изумлении уставились все, включая мгновенно заткнувшийся хор скелетов. Господин-студент выдохнул горячим паром в две струйки через нос, его оленьи глаза яростно сверкнули под чёрной папахой:

— Танец с невестой! — громко крикнул он, заталкивая подаренный кинжал за пояс.

Толпа мертвецов мгновенно вскочила на ноги, хлопая в ладоши в ритме терской лезгинки. Из передних рядов скромно вышла недавно собранная красавица, прикрывая лицо и румянец на жёлтых костях скул. Господин Кочесоков широко раскинул руки в сторону и отчаянно храбро прыгнул в центр круга…

Если любой итальянец уже по рождению оперный певец, то нет такого кавказца, который не умел бы плясать лезгинку! Заурбек никогда не посещал танцевальный кружок имени Махмуда Эсамбаева, ведь родители молодого студента выросли в интеллигентной городской среде, чурающейся шумных посиделок с гитарой, гармонью и осетинскими барабанами. Так откуда же за спиной этого вежливого юноши вдруг выросли бурые орлиные крылья?

— Асса-а! — совершенно не в духе «Ассы» выкрикивал Заур, на цыпочках кружась вокруг медленно плывущей невесты.

Его глаза горели, оскаленные зубы сверкали белоснежной улыбкой, полы черкески взлетали вверх, из-под стареньких чувяков буквально летели искры, а в груди полыхал бешеный огонь.

Лезгинкой не наслаждаются, как вальсом, в ней не возбуждаются, как в танго, ею не тешатся, как детской леткой-енкой — нет, лезгинкой живут! По-настоящему научиться танцевать её невозможно, ведь она требует воистину железного здоровья, идеального владения своим телом, умения импровизировать по ситуации и вдохновению, но самое главное — нужно всего лишь родиться с этой дикой и прекрасной музыкой, пульсирующей в крови…

— Заурка, извини, пардон, экскьюзми, прости меня всего и сразу, но я тебя ангажирую! — Ненамного старший товарищ уверенной рукой поймал лихого танцора за воротник и развернул к себе лицом. — Начались в деревне танцы, баз нагана не ходи! Ты чего тут устроил, кунак?

Только сейчас до господина Кочесокова вдруг дошло, что танцует он не с одной невестой. Практически все женщины вышли в круг, зачарованно нарезая круги поближе к вкусному живому партнёру, а мужчины-скелеты, прервав собственные посиделки, явились на танцульки настолько поддатыми, что едва держались на ногах. Многие так и покачивались, держась друг за дружку и стоя в винных лужах.

— Вася, они же в накатый, в гавань, в стельку, в доску, в дым, в свинину, в щебню, в синьку, в зюзю…

— Вусмерть, — кивая, закончил подпоручик. — Ты кино про пиратов с Джонни Деппом помнишь? Так вот, похоже, что америкосовский Голливуд бесстыже украл эту идею из ваших кавказских сказок. Смотри сам!

Заур посмотрел и нервно икнул два раза.

Да, на свадьбах положено пить. Эту традицию поддерживают почти все народы, но только у наших горцев она возведена в культ. Откуда скелеты брали вино, никому не известно, грабили разъездные алкомаркеты, наверное, но квасили они по-чёрному, попросту выливая содержимое бочонков, бурдюков и бутылок между верхней и нижней челюстями. Стекая прямиком по позвоночному столбу, хмельные напитки омывали тазовые кости и щедро орошали каменистую землю.

— Фах, как мои кунаки красифо с моей нефестой тансевали-и! — восхищённо протянул маленький Ахметка, потирая ручки. — Толька с другими зенщинами жачем? Не надо было, джигиты в ауле осень рефнифые, суть сто — сразу зарэжем, зарэжем…

Если это было предупреждение, то оно изрядно запоздало. Пьяные скелеты с кинжалами, пистолетами и шашками в руках замкнули круг. Похоже, звание кунаков жениха не так уж гарантированно защищало от голодных мертвецов. К тому же на Кавказе не принято просто так пить, надо ещё и закусывать, а двуногая закуска стояла прямо тут, открыто маня живым теплом.

— Они что, на серьёзных щах, собираются нас есть?

— Да-да, напомните им ещё и про щи!

— Тьфу, я не это имел в виду! Мы же невкусные!

— А если они умеют готовить?

— Хм, заинтриговал…

Суровые обитатели Мёртвого аула между тем продолжали методично сужать круг, ощетинившись в сторону наших незадачливых героев всяческим острым железом.

— Ахметка, что за дела? — возмутился Барлога, и опомнившийся шайтан мигом сунул два пальца в рот, по-разбойничьи свистнув на всю округу.

Мертвецы недовольно обернулись в его сторону, и в этот пиковый момент их плотные ряды разметало в стороны тройным тяжёлым ударом.

— А ну, по коням, хлопцы! — Весёлый дед Ерошка гарцевал на своём флегматичном гнедом жеребце, держа буланого и вороного в поводу. — Кавалерия-от подоспела!

Дважды просить никого не пришлось: даже сами лошадки, казалось, прониклись важностью боевой задачи, без малейшего каприза позволив влезть себе на спину, а там, как писал Алексей Толстой, «шашки наголо и даёшь, сукин сын, позицию!».

Не успевшие вовремя увернуться скелеты смачно хрустели под подкованными копытами, Вася и Заур орали дурным голосом, старый казак демонически хихикал в бороду, а довольный собой шайтан, так и не успевший завершить обряд бракосочетания, визжа на одной ноте: «Холоштой, швободный, незенатый, вай, как ха-ра-шо-о!!!», крутился, словно небритая девочка-припевочка на утреннике. Вся кавалькада вырвалась на главную улицу, а там…

— Рассвет! Кажись, успели оторваться!

Когда первые бледно-золотые лучи появились из-за голубых и зелёных вершин гор, живые покойники быстрее тараканов, толкаясь и перепрыгивая друг через дружку, кинулись прятаться по своим могилам. И пяти минут не прошло, как Мёртвый аул вновь стал таинственным, но совершенно безопасным местом. Честное слово, хоть туристов на экскурсии приводи!

Два будущих историка Барлога и Кочесоков так и стояли, развернув лошадей, пока солнечный свет гарантированно не обеспечил им свободную дорогу из проклятого селения. Казалось бы, всё, вырвались, второй раз их сюда никакими пряниками не заманишь. Но они уже потихоньку научились не загадывать далеко вперёд. И это правильно, кстати…

Дед Ерошка, скептически похмыкивая, пустил своего гнедого неспешным прогулочным шагом, но только выехал к лесу, как раздался выстрел. Старый казак мгновенно схватился за ружьё, но из леса навстречу выехала его внучка. Каурая кобыла, опустив морду, фыркая, била копытом — видимо, она не любила запах пороха.

— Чего стреляла-то, Танюха?

— Абреки часового своего оставили. Уходить надо.

Чернобровая казачка без лишних слов рванула поводья. Остальные кони, также не дожидаясь команды, пустились следом.

По лесу, вдоль Линии, узкой тропинкой между куширями[28], потом спешились и пошли на четвереньках в секрет… В общем, когда все выдохнули, почувствовав себя в относительной безопасности, два студента из двадцать первого века практически кинулись целовать родную землю пещеры. Потом жарко обнялись друг с другом, выдули по кружке чихиря для успокоения нервов, и с молчаливого разрешения старого пластуна просто рухнули спать на расстеленные пастушьи бурки. Ночка у них выдалась весьма бурная, а потому бессонная…

— Даже не поели.

— А чего ж, внученька, линейцы-от наши и глаз ни разу не сомкнули с прошлой ночи. Утомились с непривычки-от. Пущай уж…

— Ты б и сам прилёг, дедуль.

— Я-то и прилягу. Ты вот сперва доложись, что там да как по службе-то? Как здоровьечко Ляксея Петровича? Что казаки меж собой балакают? Скоро ли войне той конец?

Татьяна привычно уселась рядышком, накрыв ковром седло, сняла папаху и, приступая к чистке винтовки, начала короткий, но обстоятельный рассказ. Опустив дословную передачу текста, постараемся сконцентрироваться на главном. Останки «летающего джинна» были тайно вручены генералу Ермолову, а после матерных изумлений вкупе с жаркими молитвами облиты святой водой, разбиты молотками в прах и выброшены в пропасть.

Задача для двух линейцев под присмотром деда Ерошки оставалась прежней. То есть нужно было сделать всё возможное, чтобы к подходу передовых частей русских войск всякая нечисть, что балует в здешних краях, была приведена в чувство и борзеть свыше меры не смела. А до того момента с подпоручика и его татарина глаз не спускать! Чуть что не так, нагайкой по хребту, шуток не дозволять и о проказах всяческих докладывать незамедлительно! Ну, и за хорошую службу выдать ещё сухарей полмешка, фунт солёного сала, четверть водки, сахару, крупы по возможности.

— Полагалось ещё пороху да пуль, но я не взяла. И без того кобыла усталая. Пошла в ночь, чтоб не рисковать зазря, казачки наши до первых кордонов проводили. Смотрю, вас в секрете нет. Думаю, мало ли, вдруг помощь нужна? Винтовку на плечо закинула, да и махнула вдоль Линии налегке. Слышу, издали в Мёртвом ауле шум да стрельба, а за версту до него абрек в засаде дремлет. Ну, вот и…

То, что некоторое время назад она преспокойно пришила незнакомого ей мужчину пулей в затылок, красавицу не волновало ни капли. Вообще человеческая жизнь в девятнадцатом веке ценилась не слишком высоко, а уж на театре кавказских войн тем более. И дело тут не в особой примитивности или жестокости народов — просто сама жизнь в горах была слишком тяжёлой, чтобы всерьёз ей дорожить. Но и добровольно отказываться от нее никто не хотел…

Всё равно ведь люди жили! Всякие, разные, в горниле переплавки народов, когда сами горцы (чеченцы, лакцы, черкесы, осетины, адыги, кабардинцы и другие) давно считали пришлых казаков за своих, а казаки, не теряя своеобычия, всегда перенимали от соседей всё лучшее — одежду, манеру верховой езды, вооружение, пляски. То есть действительно в достаточно короткие сроки люди становились своими в доску, на уровне кровных родственников.

И если горячий кавказец в любой момент мог схватиться за кинжал, а казак в свою очередь тоже всегда был готов к бою, то русский солдат, стоящий меж ними, часто вызывал здоровую досаду и с той и с другой стороны. Известны случаи, когда местные станичники не позволяли заезжим гвардейцам наезжать на своих кунаков-горцев, стеной вставая на их защиту. Точно так же гордый чеченец был готов умереть с оружием в руках, не отдав на расправу тейпу[29] своего гостя-казака! Ситуации были разные, люди разные, под одну гребенку всех не острижёшь, и не пытайтесь.

— А у вас тут что было, дедуль?

— Ох, кромочка[30], легче уж рассказать, чего не было. Погодь, вот хлопчики встанут, да и сами тебе всё распишут по-книжному, они люди учёные, оба с образованием, их послушать — так и для самой себя-от чего полезного почерпнёшь.

— Шуткуешь, дед?

Старик простодушно пожал плечами, отправляясь придремать на пару часов. Его внучка вопросительно изогнула правую бровь, потом поняла, что продолжения разговора не будет, и молча вздохнула. При всех вольностях субординация и уважение старших у казаков всегда были на высоте, да и лишние споры мало чему способствовали на Линии, так чего уж…

База ануннаков Иштар жила по строгому режиму и установленному Верховными много лет назад чёткому плану действий. Общее количество колонистов никогда не должно превышать определённых цифр (в массе своей это были технические сотрудники). В прошлые века основную часть экипажа составляли военные, и это было вполне себе оправдано, учитывая тупую ограниченность аборигенов. Увы, но последние частенько проявляли неконтролируемую агрессию по отношению к спустившимся с неба «богам». Огонь и металл приводили в чувство целые планеты, что уж говорить о неорганизованной толпе, вооружённой дубинами и камнями, но тем не менее сейчас погибшие были с обеих сторон…

Учитывая печальный опыт, ануннаки переводили свои корабли на всё более высокий технический уровень, постепенно отказываясь от живой силы в пользу роботов, дронов и киборгов. Те не уставали, не требовали платы, не нуждались в особых условиях, а их техническое обслуживание было минимальным.

К тому же, пользуясь советами местных жрецов, технике добавили мистического оттенка. Древние легенды гор Кавказа получили новое воплощение в мастерских Нибиру. Одноглазые всадники на трёхногих конях — чёрные абреки — были идеальными защитниками авангарда, никого не подпускавшими к первому периметру охраны корабля. Безжалостные, неуязвимые, безмолвные, они вселяли ужас самим своим видом. Пугающими были и джинны в виде летающих черепов, из пустых глазниц которых неожиданно появлялись огненные лучи смерти, от которых не защищали ни кольчуги, ни щиты. Даже механическая Мать Болезней, периодически разносившая споры опасных бактерий, получала задание и маршрут в лабиринтах подземной базы.

И это далеко не всё, с чем сталкивались люди, слишком близко подошедшие к Линии. Было и многое другое, что пока не использовалось из соображений практичной гуманности. В конце концов, ануннаки не собирались уничтожать собственную колонию. По крайней мере до тех пор, пока могучая русская армия не подойдёт поближе…

Заур проснулся первым, на манящий аромат пшёнки с салом, травами и дымком. Барлога спал сном праведника, дед Ерошка мирно похрапывал под буркой, подложив папаху под голову, а близ костерка красавица-казачка сидела на корточках у чугунка, помешивая кашу деревянной ложкой. Пылкое сердце владикавказца подсказало ему, что это шанс.

Подходящие слова, которыми молодой человек в своё время охмурил не одну интеллигентную девочку, сами просились на язык:

— Красиво звучит, с переподвывертом, — не повернув головы, одобрила Татьяна Бескровная. — Сам сочинил али в долг у кого взял?

— Омар Хайям устарел, — зевая, ответили из другого угла пещеры. — Ныне актуален Михаил Юрьевич, к тому же он писал прямо здесь, буквально на склоне соседней горы, не отходя от походной палатки. Как там у него? Прошу прощенья, если что-то перепутаю, учил давно-с…

— Душевно, — так же ровно поддержала казачка. — Видать, тому Михаилу крепко сердце обожгло, что вот такие слова простые столько печали несут.

— Уважаемый Василий, вам не кажется, что вы опять влезли не вовремя, не туда и не тем рылом?

— Дорогой Заурбек, если тебе не трудно облекать то кваканье, что ты издаёшь ртом, в форму слов, то рискни повторить!

Минутой позже они оба уже стояли сжав кулаки, стиснув зубы, и от первого удара отделяла лишь ма-аленькая искорка…

— Охолонись, бараны бескурдючные! — Татьяна встала между ребятами, вроде бы не делая ничего особенного, просто неожиданно повернулась винтом, отчего оба студента разлетелись в разные стороны, даже чирикнуть не успев. — От тока деда мне разбудите, я вас телешом в крапиву загоню и там кувыркаться заставлю!

— Телешом — это как? — просипел господин Кочесоков на ухо приятеля.

— Это значит без одежды, — кривясь от боли в боку, самодовольно ухмыльнулся Барлога.

— То есть она хочет видеть нас голыми?

— Базовый инстинкт, понимаешь ли.

— Да идите снедать уже! — Поправив выбившуюся прядь волос за ухо, Бескровная достала глиняные миски, накладывая в них парящую кашу.

Подпоручик первым протянул открытую ладонь, и его кунак не задумываясь ответил на рукопожатие. Наши герои дружно поднялись на ноги, отряхнулись и присели к костру.

Погода была хорошая, тепло, но не жарко, воздух свеж, ароматы деревьев и цветов будили яркость воображения, так что настроение повышалось с каждой съеденной ложкой.

Молодость почти всегда счастливое и относительно беззаботное время. Ты испытываешь кайф от диких нагрузок, постоянно тестируешь свой организм ударами, падениями, стрессами, открыто смеёшься в лицо любым опасностям, играешь с любовью и ненавистью, падаешь вниз головой в пучину больших и глубоких чувств, всегда даёшь сдачи и ничего не боишься. Возможно, вот это пылкое ощущение, что твоя жизнь зависит лишь от тебя самого, и есть счастье?

Старый казак лежал на боку, спиной к беззаботно болтающей троице, что-то вспоминал, чему-то улыбался, но не оборачивался. Пусть думают, что он ещё спит. Пусть наговорятся, поверят друг другу, почувствуют плечо товарища, поймут, кто с ними рядом. Без этого ни в обычной жизни, ни тем более на войне никак нельзя. А вот как примут каждого стоящего рядом в строю, как единокровного брата, тогда не будет на целом свете силы, способной их сломать…

— Кстати о политике… — Дуя на горячую кашу в ложке, подпоручик решил первым потоптаться в новой теме. — У меня одного складывается впечатление, что местные джигиты некоторым образом злоупотребляют последними научными технологиями?

— Вы, конечно, имеете в виду дрон и птицу вертикального взлёта? — вежливо поддерживая разговор, предположил господин Кочесоков. — Да, эти изобретения скорее характерны для нашего времени и стоят, как я полагаю, весьма недёшево.

— За мертвецов да скелетов так скажу: живые они, — так же неспешно отставив свою миску, взяла слово Татьяна. — Нечисть в этих краях завсегда водилась, всякая да разная, хоть у какого горца спроси. Бывалоча особо лихие казаки джиннов тех отгоняли пальбой в три-четыре ружья. Но вот, к примеру, так, чтобы на шашках чёрного абрека одолеть — такого не рассказывали.

— Но ведь ты ему в глаз попала!

— Попала, да что толку? На полминуточки замешкался злодей, а всё одно офицерика нашего едва не срубил.

— Минуточку! — Василий вновь менторски поднял ложку. — Получается, что здесь, на Линии, мы воюем с неким технически подкованным противником, который в свою очередь изрядно нагибает ещё и местное кавказское население? Сюжет похож на фильм «Ковбои против пришельцев», да?

— Не знаю, не смотрел.

— Ну, с Дэниелом Крейгом, он ещё русского Джеймса Бонда играл, агент ноль ноль семь!

— Вася, кажется я понимаю, почему нас до сих под подозревают в шпионаже в пользу Великобритании, — попытался осадить приятеля Заурбек, но Барлогу уже понесло.

— Татьяна, Танечка, Танюша, а скажи-ка мне, у вас тут золото пропадает?

— Дак ежели хищники на станицу налетят, так всё пропадает, даже курей к себе в аул тащат. Всё подчистую метут, гвозди из заборов зубами выдёргивают — как-никак, а добыча!

— Хороши джигиты…

— Ты уж перец с порохом-то не путай. Джигиты — энто храбрецы отчаянные, те, кто перед русскими пушками с одной шашкой гарцует, вызывает на поединок! А кто станицы грабит, то хищники, сброд всякий без чести да совести. Таким-то всё едино, чью кровь лить, они и соседей-единоверцев огнём пожгут, коли поживу почуют. Думаешь, мало в гаремах турецких красавиц-черкешенок? А кто их в рабство продал? Свои же хищники!

— Проблема работорговли решалась Российской империей годами. Сначала был закрыт крымский невольничий рынок, потом взялись за Кавказ, потом будут скобелевские походы в Среднюю Азию, а там вообще полный аллес капут творился…

— Дак расскажи, интересно дюже!

— Ребята, ребятушки, я не об этом! Вы узко мыслите! Забудьте мелкие разборки, всех ваших джигитов, абреков и прочих заразных басурман, — загорелся Василий, поскольку ранее был вынужден молчать, хватанув ложку слишком горячей каши. — Неужели вы не видите, что мы столкнулись с совершенно иной силой. Дроны! И не просто боевые дроны, а замаскированные под череп и кости. Кто-то запугивает местное население и пришлых русских! Но с какой целью? И почему этот кто-то не только не идёт на переговоры, но и вообще не показывает лица? Лично мне за всем этим делом видятся шаловливые ручки Госдепа, тянущиеся на наш Кавказ! В своё время та же Кондомлиза Райс…

— Ну не при девушке же!

— Упс, прошу прощения, сударыня! — честно покаялся подпоручик, незаметно подмигивая приятелю.

Заур ответил понимающей полуулыбкой.

Что ж, в определённой степени уровень доверия между людьми определяется рамками дозволенного и недозволенного, приличного и неприличного, и если человек, осторожно пробрасывая некие намёки, случайные фразы, двусмысленности и прочее, не получает в ответ жёсткого отпора, то значит допустимая ступенька открытости между собеседниками найдена.

Можно двигаться дальше, постепенно узнавая всё больше разного, то есть расширять границы общения без боязни обидеть или вклиниться в слишком личное пространство. В данном случае это, естественно, не означало, что при красавице-казачке стоит откровенно материться или с наслаждением чесать под труселями, но использование некоторых шутливых вольностей так или иначе допускалось. С учётом всех устоявшихся исторических традиций и культуры народов, разумеется.

— А и где тут моя каша? — кряхтя, приподнялся дед Ерошка.

Молодые люди дружно подвинулись, давая место старшему. Разговор перешёл в иное русло: при старшем студенты привычно прикрутили фонтан эмоций. Барлога прекрасно отдавал себе отчёт, когда стоит распускать хвост перед девушкой, а когда стоит проявить сдержанность. Старый казак был любопытен от природы и не чуждался рассказов про чудеса, но бездоказательно трепаться в его присутствии казалось немного несолидным.

— Я тут кой-чё услышать успел из вашего-то балаканья. Джиннов ловить, выходит, дело-от нехитрое. Сокола прогнать можно, а покойничков обманом меж трёх сосен обкрутить. Но вот на какой хромой козе к чёрному абреку подъехать, мы и не знаем. Отсюда одна мыслишка у меня сообразовалась… Однако каша-от хороша сегодня, а?

— Дед, не тяни.

— А ты меня не понукай, внученька.

— Да и не собиралась, но…

— А исчё не спорь с дедушкой.

— Я не спорю!

— Споришь-от.

— Нет, не…

— И ворчишь!

— Не-е, ну огнище просто! — не выдержав, вмешался подпоручик. — Мы тут не лишние на ваших семейных разборках? Никому не мешаем, нет? Между прочим, нам тоже всё тут жутко интересно. Заур, подтверди!

— Должен признать, что я абсолютно солидарен с… минуточку… Вах! Слушай, пачтеннейший, ти зачэм так на свою внучка крычишь, э? А ты дэвушка, маладой, красивый, нежный как пэрсик, пачему дэдушку не уважаешь? Пачему голосом на него грубишь? Нихарашо-о, да…

Дед Ерошка и Татьяна едва удержались от того, чтоб не блямкнуть обоих линейцев из будущего деревянной ложкой по лбу. И не то чтоб парни так уж этого не заслуживали, но в конце концов у всех четверых сейчас была большая общая задача.

Русская армия готовилась к очередному наступлению, значит, вскоре царские солдаты будут и здесь. Сам генерал Ермолов по каким-то своим причинам не хотел штурмовать Линию, предоставив честь её демонтажа парочке непонятных студентов-историков, пришедших из другого времени. И сделал он это отнюдь не из личного каприза или больной фантазии, а следуя предсказаниям, хотя и близко не представлял себе, кто именно предупредил его об этой встрече… Люди часто не замечают самого важного или неправильно истолковывают замеченное.

— Добро! — Дед Ерошка отложил пустую миску, вытер усы рукавом старенькой, аккуратно подлатанной черкески. — Стало быть, задача боевая у нас на сей день одна: как бы чёрного абрека за Линию выманить, опосля чего прижать от сукиного сына к ногтю.

— Получается, две задачи, — деликатно поправил Барлога. — Но в остальном согласен. Нужен мозговой штурм, разведка боем и теоретические наработки, закреплённые в условиях полевой практики. У меня дедушка Кёнигсберг брал, до подполковника дослужился, так что опыт и чуйка есть.

— У вас или у него? — тонко улыбнулся Заур. — Не сочтите за сарказм, просто уточняю.

— Охотно объяснюсь, — не моргнув и глазом продолжил отважный подпоручик. — Итак, что нам известно об этих ваших чёрных абреках? Да я в курсе, что они не ваши! Не надо цепляться к словам!

— Никто и слова не сказал.

— А то я по лицу не вижу?! Но пусть, пусть… Давайте о главном. Абреки ездят на трёхногих конях, их оружие шашка и они боятся текущей воды. Вопрос: а видели их хоть раз в дождь?

Дедушка с внучкой неуверенно переглянулись и отрицательно замотали головами.

— Тогда можем ли мы предположить, что для них опасна не только речная вода, но и та, что течёт сверху? Уважаемый Заур Кочесоков, о чём это говорит?

— Электроника. Закоротит, и… Прошу прощения, наверное, лучше так… Эй, слущий, такой весь умный, да? Как так про абрэков догадался? Вадой их полил — и всё, с подмоченный репутаций им нильзя-я! Смишно палучается, э-э!

— Так, хлопцы, слушай меня! — вежливо прервал старый казак натужный театр двух актёров. — Ты, офицерик, попроще бы говорил с людьми, а ты, татарин, кунака своего хоть иногда сдерживай. Поёте-то вы в один голос, да не разбери что. Собирайтесь!

— Куда?

— Чёрного абрека ловить будем. По старинке, на живца.

— Шикардос! — загорелся Василий, бодро засучивая рукава. — А кто у нас живец? Чего вы все на меня так смотрите?

Четверо всадников узкой горной тропой вышли к Линии. Учитывая, что, скорее всего, они имеют дело с закамуфлированной робототехникой, решено было делать засаду ровно там же, где подпоручик впервые столкнулся с всадником в чёрном. Выход на это место был проверен, неожиданностей никто не ждал, погодка баловала, по пути каждый несколько раз повторил свою роль, и в идеале никаких косяков не ожидалось. Но, с другой стороны, разве хоть какая-то военная операция, похожая на безрассудную авантюру, проходила без сучка без задоринки?

Действовали по плану старого пластуна. Почему? Потому что на Кавказе всегда уважали старейшин, ведь тот, кто сумел дожить до седой бороды не потеряв чести, вне всякого сомнения, был достойным человеком. В казачьих станицах также существовал совет стариков, который по необходимости мог отменить приказ самого атамана.

Дед Ерошка, будучи умудрён годами и жизненным опытом, тоже по праву считал себя ответственным за всех троих молодых людей и не задумываясь запретил бесполезное лихачество:

— Офицерик один пойдёт, другим за реку ни шагу! Мы с татарином…

— Я черкес.

— …с татарином в кустах ждём, а внучка моя с ружьишком прикрывать станет. Стреляет-то она получше любого из нас. А коли два раза пальнуть успеет, так может и не тока глаз абреку выбьет.

— Но что если она покалечит технику? — дёрнувшись в седле, спросил Вася.

— Нам-то с того что? Подберём поломанную, риску меньше. Заурка-от ваш в прошлый раз так джинна летучего об камни раздолбал, что приходи, кума, любоваться! И ништо, Ляксей Петрович распрекрасно всё принял, посмотрел, плюнул, да и выбросить приказал.

Конечно, если подумать, то весь этот хитроумный план при непредвзятом трезвом взгляде трещал по всем швам, будучи шит белыми нитками и набит роялями во всех кустах. Но если не слишком глубоко копать и не лезть с критикой раньше времени, то вполне могло бы и сработать. А могло и нет — судьба дама шаловливая…

Когда каждый занял своё место на Линии, несколько нервничающий, но старательно не показывающий страха, Барлога вновь шагнул на тот острый угол, с которого не так давно совершил безумный прыжок вниз. Но если в прошлый раз он махнул наудачу, не представляя, что его ждёт, то второй раз осознанно сигать в лапы опасности не было уже ни малейшего желания.

— Кажется, у меня немножечко болит живот, — вдруг вспомнил подпоручик, тоскливо глядя вниз. — Нет, раз такое дело, не хотелось бы вдруг… может быть, я сначала… Ох, точно болит! Заур, у тебя случайно таблетки не завалялись?

— Мысленно я всегда с вами, — быстро прошептал господин Кочесоков, на мгновенье появляясь из кустов и толкая друга в спину.

— А-а, сволочь горбоносая-а-а…

— Если что, вы обращайтесь, не надо стесняться!

В свою очередь так же «мысленно» поклявшись по возвращении оторвать товарищу-первокурснику всё, что висит или болтается без дела, Василий кое-как встал. Прыжок вышел неуклюжим: парень ушиб колено и потерял фуражку — пришлось, хромая, ловить её меж мокрых камней, поднимать из лужицы и надевать на голову. Но пока что это было самое неприятное. Ожидаемый чёрный абрек, видимо, где-то прятался и нападать не спешил.

Подпоручик немного приободрился:

— Ну-с, и где тут местные джигиты? А то вот он я, храбрый русский офицер, вышел перед ужином на прогулку! Вооружён одной саблей, и сам без лошади-и! Быстро бегать не умею, потому что ножку ушиб. Из-за одного владикавказского идиота-а! Меня кто-нибудь слышит?!

Шумел смешанный лес, плескалась неглубокая речка, переваливая хрустальные волны через валуны, кое-где даже свистели птицы, но, увы, не было никакого намёка на присутствие рядом страшных всадников на трёхногих конях. Оглянувшись назад, Барлога опустил голову, решая, что делать дальше. Возможно, ему стоит пройти на несколько шагов дальше? Вроде опасности пока нет…

— А я тут ещё дальше гуляю, один и совершенно без охраны! Случись что, наверное, даже убежать не смогу-у! Но кого же мне здесь опасаться? Тут ведь и нет никого, правда же?!

Пока с Василием соглашалось общаться лишь горное эхо, и то через раз. Если горло не надрывать, то и эхо не ответит, но суть не в этом, а в том, что ни абреки, ни соколы, ни джинны ни в какую не желали появляться. А вот это уже ставило всю задуманную операцию на грань провала.

Упёртый второкурсник решительно перешёл речку, нарочито громко топая сапогами и изо всех сил привлекая внимание. И только здесь ему повезло. Ну, если так можно выразиться, конечно…

— Ага, попался! Иди сюда-а! — Вася едва не захлопал в ладоши, когда из кустов слева, шагах в пятидесяти показался всадник на трёхногом коне. — А ну, поймай меня, кастрюленция с микросхемами, струю бобра тебе в процессор, фритюрница лапиндосовская на хомячьем пару, терминатор ты непарнокопытный, китайский пылесос с лодочным мотором на кобыляндии, унитаз финский в папахе компьютеризированной!

Казалось, на минуточку чёрный абрек даже заслушался. Вряд ли казаки или местные горцы хоть когда-нибудь разговаривали с ним в таком тоне. Молились или ругались — да, но явно другими словами. Барлога воспрянул духом и набрал полную грудь воздуха для следующей очереди крупнокалиберного филологического артобстрела, но тут из кустов справа вышел второй всадник, точно такой же, словно клонированный на одной птицефабрике.

— Мне кобзда! — зачем-то повторив слово в слово прошлый мессендж, бравый подпоручик пустился наутёк.

Понимание того, что он сам попал в банальнейшую засаду и противники теперь легко сомкнут клещи, пришло уже на момент выхода на финишную прямую. Каким-то сверхъестественным образом (это загадка почище бинома Ньютона) молодому человеку удалось без посторонней помощи вскарабкаться по абсолютно гладкой, отполированной до стеклянного блеска поверхности скалы на два с лишним метра вверх.

Сверху загрохотали выстрелы, Татьяна стреляла с колена из четырёх заранее приготовленных ружей. Но второй раз попасть в глаза нападающим уже не удалось, хотя казачка была уверена, что минимум три раза попала точно в цель.

Первый же всадник, аккуратно форсировавший реку по камушкам, уже занёс было шашку, но не достал и до каблука господина Барлоги, зато дед Ерошка и Заур вдвоём опрокинули на чёрного абрека два ведра ледяной воды. Раздалось лёгкое потрескивание, запахло гарью, из ушей и ноздрей коня повалил дым, однако ничего больше не произошло. Чёрный абрек не сломался, не взорвался, не потерял ни рук, ни ног, шашку тоже не выронил…

— Вася, простите, но это не Гингема, от ведра воды не испарится! — вздохнув, честно признал первокурсник и поправил папаху, сбивая её на затылок. — Может, на всякий случай надо было добавить ионы серебра или уж сразу обливать его соляной кислотой?

— Ага, сейчас, только в соседний магазин за химикатами сбегаю!

— Да угомонитесь вы, ироды! — беззлобно вмешался старый казак. — Гляньте-кось лучше, чё творится-то! От же два петуха друг дружку топчут!

— Где?!

Второй абрек подскакал на помощь к первому, с разницей быть может в минуту, но неожиданно был атакован своим же товарищем. Два стальных клинка свистели в воздухе с неуловимой для глаза скоростью, удары сыпались на плечи и головы всадников, обрубки бараньих шкур, частицы стекла и металла, летели во все стороны. Спустя самое короткое время оба чёрных абрека рухнули на землю вместе с трёхногими лошадьми…

— Может, они устали или притворяются?

Заурбек не задумываясь поднял камень потяжелее и метко засандалил ближайшему всаднику по башке. Раздался приглушенный металлический гул. Все понимающе переглянулись.

— Ну что ж, офицерик пойдёт со мной. — Дед Ерошка достал из заплечного мешка моток верёвки и пошёл к ближайшей сосне. — Ты уж, внученька, присмотри сверху на всякий-от случай.

— Тока вы не шибко задерживайтесь там, — откликнулась красавица-казачка, привычно перезаряжая ружья.

— А мне что делать? — Господин Кочесоков ненавязчиво выпятил живот, демонстрируя подаренный мертвецами дорогой кинжал в серебре чеченской работы.

— Тебе-то? — широко улыбнулся старый пластун. — А ты, вон, отойди в лесок шагов на десять да в кустах схоронись. Как кто из не наших пойдёт, так того и зарежешь!

Вроде бы все прекрасно поняли, что это шутка, но всё равно почему-то обидная. Молодой человек не был трусом. Просто в его понимании силовое разрешение конфликта всегда являлось чем-то сродни дипломатическому проигрышу. Эволюция дала человеку возможность общаться в социуме посредством слов, зачем же вмешивать в диалог кулаки?

И не то чтоб мальчик вырос в прям вот таких уж тепличных условиях — драться на улице ему приходилось, — но по крайней мере дома его никогда не пороли за плохие оценки. Образованные, интеллигентные родители умели найти с ребёнком общий язык, и если в каких-то совсем уж тяжёлых случаях применяли систему наказаний, то никак не физическую. Вот поэтому сейчас исполнение такого простого и естественного на войне приказа вызывало слишком много вопросов.

Заур не очень представлял себе, как сможет угрожать ножом незнакомому человеку, не говоря уж о том, чтобы просто воткнуть хоть в кого-то кинжал, без предупреждения выпрыгнув из кустов. Надо признать, что этот момент большинство писателей просто опускает, а ведь убийство одного человека другим — это серьёзнейшее моральное испытание, и не каждая неподготовленная психика это выдерживает…

— То есть что, сразу резать?

— Ага.

— Не спросить, не прогнать, не взять в плен, а именно…

— Всё, замаял! — Старик похлопал поникшего студента по плечу, кивнул довольному собой подпоручику, и они оба поочерёдно спустились по верёвке вниз.

Заур так и остался стоять у края линии, сжимая руками кинжал, но и близко не зная, как им пользоваться.

— Не горюй, татарин, — тепло поддержала скрывающаяся в кустах казачка. — Первый раз всегда тяжело человека жизни лишить. Даже хищника.

— А во второй?

— И во второй тяжело, в третий, в пятый. Легко, когда сердцем очерствеешь.

— И сколько же ты убила, чтоб… — Студент-историк прикусил язык, вдруг поняв, что чуть было не перешёл красную линию, но Татьяна сделала вид, будто бы и не услышала его слов.

Ей до сих пор снились мама, отец и два брата — все живые, смеющиеся, любящие её, но никогда не изрубленные, в лужах крови… Память словно намеренно уничтожила именно эти страшные картины, не давая девушке сойти с ума.

А подпоручик, страхуемый дедом Ерошкой, храбро тыкал остриём офицерской сабли под бурку поверженного абрека. Как все наверняка уже поняли, оба чёрных всадника были самодвижущимися машинами, роботами или киборгами, неизвестно откуда появившимися на склонах Кавказских гор. Хотя вопрос, возможно, даже и не столько в этом, а в том, что стоило сделать в первую очередь — избавиться от опасного врага прямо сейчас или всё-таки сначала выяснить, кто он, откуда и сколько там таких ещё есть.

— Далеко шагнул прогресс! — в допустимых рамках закона об авторских правах процитировал Барлога. — Возникает множество интересных моментов, но мне жутко интересен один: если мы с Зауром избавим Линию от всех этих типов, нас вернут домой?

— Энто уж как генерал решит, — туманно ответил старик, к чему-то прислушиваясь.

— Не то чтоб лично я куда-нибудь так уж слишком спешил. Но если поднабрать сувениров, каких-то нам не очень дорогих вещественных доказательств — автограф Алексея Петровича Ермолова, кстати, вполне подойд…

— Чёй-то за звук такой? Тик, да так, тик, да так…

— Какой звук?! — Василий уставился на мерно тикающего абрека. — Ах, это… Это ерунда, скорее всего часовой механизм. Такие ставят на… Бежи-и-и-м!!!

Они только-только успели добежать до верёвки, крикнув замешкавшемуся черкесу: «Тяни-и!», как шарахнул взрыв. Последнее, что успел увидеть бравый подпоручик — это улетающую вбок каменистую речку, белые кружевные облака, изумлённую Татьяну с распахнутым ротиком и верхушку той сосны, у корней которой дед Ерошка ещё недавно привязывал догорающую в его руках верёвку…

— Кто доложит Верховному?

— Пусть это сделает капитан корабля.

— А если Чёрный Эну убьёт его, то кто доставит нас домой?

— Как можно убить капитана? Нет-нет, его он не тронет!

— Ты готов повторить это шести черепам прежних рулевых «Нергала»? Бвана всегда считал, что милосердие — это быстрая смерть. Второй и пятый умирали неделями.

— Не можем же мы оставить Верховного в неведении? Уничтожение сразу двух…

— Самоуничтожение.

— Без разницы! Уничтожение сразу двух чёрных абреков…

— Не скажите. От точности формулировок зависит очень многое.

— Что, например?!

— Благодаря видеокамерам «сокола» мы все видели, как два наших киборга напали друг на друга, нанося самые страшные повреждения, приведшие в результате к включению механизма самоуничтожения. Но камеры не успели захватить момент, из-за чего именно это произошло. Мы все видели, как произошла схватка, как вниз спустились туземцы, как произошёл взрыв. Никому из нас неизвестна точная причина странной поломки первого киборга. Так стоит ли на ней зацикливаться?

— Верховного нельзя обмануть!

— Упаси меня Мардук Бесконечный от таких мыслей! Но ведь можно рассказать лишь то, что мы знаем наверняка. Не вдаваясь, так сказать, в предварительные версии.

— Хм, возможно, это разумно…

— Уверен, что это единственно верное решение.

— По крайней мере всем ясно, кто доложит ему об этом.

— И кто же этот самоубийца?

— Ты!

Тем временем в другом месте вёлся иной, но не менее эмоциональный диалог.

— Тащи его сюда, на травку! За плечи бери! Вот же тяжеленный…

— Зато живой! Почти живой… То есть, наверное, он выживет, да?

— А то! Чего с ним случится-то? Дед лёгкий, упал твоему офицерику на живот, в пузе костей нет, ломать нечего, я вздрогнула, только когда он сосну поломал… лбом!

— Вот как раз за голову я бы и не переживал, он всё равно ею мало пользуется. Ну, поесть туда, фуражку надеть или ляпнуть чего…

— Ты зачем на кунака-то наговариваешь? Бесилы[31] объелся, или как?! Друг твой за товарищей пострадал, деда моего от смерти уберёг, а ты его оббрехал почём зря!

— Ох, простите, извините! Мне надо признаться ему в братской любви?! Между прочим, мы и познакомились-то три дня назад. Я этого самодовольного, болтливого, необразованного грубияна и близко другом своим не…

— Кажись, очухался.

— Вася-а-а, вы живы! Хвала Аллаху, как же я счастлив! Дайте я вас обниму, дорогой!

— Придушишь же-е…

Старый казак, держась за левый бок, с усмешкой смотрел на Заура и Татьяну, суетящихся вокруг пытающегося приподняться на локте второкурсника. Взрывная волна практически выбросила двух разновозрастных мужчин за пределы Линии, но завораживающие фантазии о поломанной сосне, падении с огромной высоты и расчудесном спасении наверняка стоит оставить на совести — или бессовестности — рассказчиков.

Об дерево ударились, это да, но зато потом удачно рухнули на пружинистые кусты молодого орешника. А тот момент, что дед Ерошка оказался поверх Василия Барлоги — чистой воды случайность, тут уж и цепляться не к чему и выдумывать тут конспирологические теории точно не надо. Все живы-здоровы, ну и слава тебе, Господи!

Назад в секрет возвращались так же, как приехали, то есть верхами. Испуганные недавним грохотом, дымом и огнём лошадки тревожно прядали ушами. Василий покачивался поперёк седла: ноги с левого бока, голова и руки с правого. На лице его блуждала рассеянная улыбка, на лбу зрел здоровущий шишкарь, так что фуражка не налезала (её вёз друг-кунак). Татьяна на всякий случай держала свою кобылу поближе к дедовскому мерину, чтобы в любой момент поддержать старого казака. Тот же, несмотря на боль в подреберье, мешающую дыханию, в седле сидел уверенно, на всякий случай держа в правой руке украшенный пистолет с черкесским замком. Наверное, именно поэтому меньше чем за минуту до первого выстрела он успел крикнуть:

— Сполох![32]

Потом всё смешалось. В лесу раздались крики, тропинку заволокло клубами порохового дыма, застучали конские копыта, пули засвистели в воздухе, звонко выбивая щепки из стволов сосен, ясеней и клёнов. Вася кубарем полетел в кусты, когда его буланый встал на дыбы, подхваченный за узду чужой рукой. Заур вертелся на своём бешеном вороном, размахивая кинжалом во все стороны. Но, когда дым развеялся, он послушно поднял руки вверх — в грудь студента смотрели пять или шесть стволов.

— Ти главный чорт, с урусом дружишь! — грозно прошипел один из нападающих, судя по оружию в серебре, главарь шайки, устроивший им засаду. — За нами пайдёшь, в плен пайдёшь, в гарэм туркам пайдёшь!

— Русскаго взяли! — крикнул кто-то справа. — Отрэзать иму голову?

— Не-ет! — заорал Заурбек, лихорадочно пытаясь выдумать хоть что-то подходящее по сюжету. — Он депутат Единой России! Нет, сын сенатора Соединённых Штатов Америки! Олигарх, короче! Машины, яхты, небоскрёбы! Миллионы и триллионы долларов на счету в швейцарских банках!

Воцарилось недоуменное молчание. Господин Кочесоков яростно стукнул себя кулаком по лбу, поправил дырявую папаху и страдальчески простонал:

— Вах, ти что савсэм глупый башка, да? Нельзя его рэзать! Выкуп брать нада! Многа золота, порох, пули, за него урус-генерал Ермолов сто коней даст! Э-э?!

— А-а, савсем другой дела, да-а, — с уважением протянули нападавшие, переглядываясь меж собой.

Судя по внешнему виду и разнообразию вооружения, это была та самая смешанная банда кавказских разбойников, что загнала наших героев в Мёртвый аул. Двенадцать мужчин, бородатые, черноволосые, возрастом, наверное, где-то от тридцати до пятидесяти, одеты как попало — некоторые вещи новые, но в целом жуткая рванина. Зато у каждого ружьё за плечами, на поясе шашка и кинжал, все на хороших каурых или вороных лошадях. Всё как принято на Кавказе: главные ценности настоящего абрека — это оружие и конь, а всё остальное можно просто отнять, что они обычно и делали…

— Ищё два было, где?!

— Шайтан-казак! Шайтан-девка! Ушли оба!

Главарь шайки выругался сквозь зубы, погрозил кулаком в небо и, больше не сказав ни слова, резко рванул поводья, взмахнув плетью. Его тонконогий жеребец с белой звездой во лбу взвился под всадником, танцевальным пируэтом развернулся на задних ногах и бросился по лесной тропе с такой скоростью, что просто растаял в облачке пыли.

Остальные разбойники развернулись за ним, и вороной Заура также был вынужден включиться в общую скачку. А вот Барлогу схватили за руки два белозубых джигита и, смеясь, потащили за собой, держа между двух коней. Ушибленный головой второкурсник потерял фуражку и портупею с саблей, но, кажется, хотя бы более-менее пришёл в себя, старательно перебирая ногами. Тайные тропы уводили их всё глубже в тёмную глушь гор…

Никому не известно, какие мысли блуждали в то время в сотрясённом мозгу Василия, но вот господин Кочесоков, у которого бесцеремонно отобрали подаренный кинжал, абсолютно точно мог сказать, о чём думал старший студиозус. Молодой человек едва ли не вслух проговаривал про себя сюжет знаменитой повести Льва Толстого «Кавказский пленник».

Матёрый человечище писал эту вещицу не только для школьного чтения в наши дни, но и как своеобразный ответ на одноимённую поэму Александра Сергеевича Пушкина. И если верить неким общим моментам сюжета, то приятелей доставят в какой-нибудь очень далёкий горный аул, где закуют в колодки, посадят в глубокую яму и будут кормить сухими лепёшками от случая к случаю. В то же время пленники должны будут писать слезливые письма дальним родственникам в Россию с просьбой прислать деньги для выкупа. Обычно очень большие.

Вот только родных у студентов в данном историческом периоде не было, а с теми далекими предками, что были, ни Вася, ни Заур не имели чести быть знакомыми. Оставалась зыбкая надежда на Алексея Петровича: суровый генерал не задумываясь мог просто смести весь аул пушками, требуя вернуть ему пленников.

Из учебника истории вспоминался один занимательный случай. Была похожая ситуация, когда неграмотные абреки похитили спешащего с донесением русского майора Швецова и, решив по его мундиру, что он «вах, какой балшой чилавэк!», зарядили за его голову немыслимый выкуп в десять арб, полных серебра. Найти такие деньги сразу было немыслимо, и сослуживцы офицера уже собирались объявить сбор пожертвований по всей России.

Но что сделал Ермолов? Он тут же приказал притащить к нему в крепость князей и старейшин тех земель, по которым прошли бандиты, и жёстко пообещал им:

— Если до заката вы не найдёте способ освободить майора, вас всех повесят!

— А нас-то за что?

— За то, что хищники прошли по вашим землям к нашей линии, захватили русского офицера и ушли с ним обратно. Вы не остановили их, вы не сообщили нам, значит, соучаствовали в похищении и покрытии злодеев. Ещё вопросы?

Через пару часов выкуп был снижен до десяти тысяч. Генерал рассмеялся и сказал, что не заплатит ни копейки, но время истекает, а петля ждёт. Ближе к вечеру объявился «добрый» аварский хан из мирных татар и за свои деньги «выкупил» пленника. Майор Шевцов живым и здоровым вернулся на службу, а горцы впредь зареклись играть с Ермоловым в опасные игры. И хотя в случае наших героев гарантий подобного исхода не было, но надежда на чудо все же грела сердце…

Опытные разбойники петляли и путали, внимательнейшим образом смотря за тем, чтобы никто, ни одна человеческая душа не могла за ними проследить. Ну, всё почти так и было. Просто никому и в голову не могло прийти всерьёз обращать внимание на хитрого буланого жеребца, на цыпочках крадущегося по запаху любимого хозяина, угощавшего его сухариками. А что вы думаете, кони и не на такое способны!

Наверное, часа через два или даже больше вдали осторожно сверкнули первые жёлтые огни. Дорога до затерянного разбойничьего аула была крайне запутанной и опасной, а на одном горном склоне тропа казалась настолько узкой, что на ней нипочём не смогли бы разъехаться два всадника: один непременно бы упал в пропасть.

Вороной конь Заура уверенно нёс всадника, карабкаясь по камням, словно горный козёл, а вот пришедший в себя Василий благим матом орал, что у него кружится голова, и просил лучше пристрелить его на месте, но дальше он ни ногой! Однако два-три удара нагайкой по спине привели парня в чувство. Более того, он очень постарался запомнить в лицо того красавчика, который его бил, и скрипя зубами пошёл, куда гнали.

Сам аул, окружённый низким забором из навоза и глины, был относительно небольшим, наверное, домов на десять-двенадцать. Из распахнутых деревянных ворот высыпали жители, кто-то из старух выкрикивал проклятия пленникам, кто-то кидался в них мелкими камушками, но большинство седобородых горцев, казалось, не испытывали ни малейшей радости от возвращения абреков. Чувствовалось, что люди элементарно устали от долгой войны.

Обоих студентов, как и ожидалось, сначала повели на допрос. В сакле, одной из самых больших и ухоженных, бандиты устроили нечто вроде штаба. Как понял знающий язык владикавказец, абреки просто захватили маленький аул ночью, перебив всех мужчин, продав в рабство детей и женщин, а само это место сделав своей базой. С оставшимися стариками иногда делились добычей, что хоть как-то оправдывало проживание, а также делало местное население вынужденными соучастниками. Пожилым людям пришлось покориться силе.

— Нас взяли в плен? — тихо уточнил Вася.

— Да, — кратко кивнул Заур, не желающий разжёвывать очевидное.

— Требуют большой выкуп за мою голову?

— Да.

— Конечно, денег у нас нет, но они этого не знают?

— Да.

— А можно я врежу тому гаду, что меня плетью вытянул?

— Да, — на автомате ляпнул господин Кочесоков, не успевая удержать руку друга, и тяжёлый кулак подпоручика в красную кашу разнёс нос нагло ухмыляющегося абрека.

— Шайтан-урус!

Через мгновенье наши храбрецы оказались в кольце обнажённых кинжалов и взведённых пистолетов. Не хватало только искры, и если бы в дверном проёме не показался сгорбленный старик с большим глиняным кувшином бузы, приключения двух российских студентов с исторического факультета могли бы трагически оборваться на этом самом месте. А так разбойники на минуточку отвлеклись, выпили и… расхохотались!

Причём громче всех смеялся тот, кому разбили нос:

— Шайтан-урус, джигит-урус, храбрый урус!

Видимо, личная отвага человека, отсутствие страха смерти, умение смотреть в глаза опасности и не прощать обид были единственными качествами, которые ценили небогатые горцы. Но, как понимаете, это отнюдь не значило, будто бы ребят прямо сейчас похлопают по плечу, пожмут руки, нальют выпивку, дадут куснуть чурека и с почётом отпустят по домам. Наоборот, за достойного противника не стыдно было потребовать ещё больший выкуп.

— На, урус! — Перед Василием положили на пол мятый обрывок бумаги, воронье перо и медную чернильницу с полузасохшей жижей. — Пиши! Хорошо пиши! Много бакшиш пиши!

— Что. Конкретно. Писать? — скрипнул зубами Барлога, покосившись на приятеля. Тот пожал плечами: в смысле да что угодно, хоть стихи Егора Летова каллиграфическим почерком с лингвистическими ошибками, они все тут наверняка неграмотные.

— На. Какой. Адрес?

Заур вновь неопределённо поморщился: типа, да кому какая разница, можешь в ООН или в Гаагу, а можешь драгоценному ректору института, из-за которого они вообще тут попали обеими ногами в бараний жир.

— Какую. Сумму. Указывать? А-а, ладно, всё с вами ясно, покатились по звезде, пишу от фонаря! «Стопятьсот миллионов долларов или эквивалент в биткоинах» — столько хватит?

Господин Кочесоков приблизительно озвучил предложение второкурсника. Абреки, посовещавшись, выдвинули встречное предложение — в два раза больше! Вася согласился. С него тут же потребовали — в два и ещё один раз столько же! Барлога, в принципе, был не против, но тут уж упёрся Заур, прекрасно понимавший, как пропорционально растут аппетиты наивных бандитов, видимо, считавших, что в плен к ним попался не кто иной, как племянник самого русского царя.

В результате сошлись на мешке золота и небольшом табуне кабардинских лошадей. Утром письмо должно было быть доставлено в один из мирных аулов, где его обязательно передадут через знакомых казаков первому же офицеру. Тот отнесёт на почту, потом всего три дня доставки почтой в Санкт-Петербург, ещё день на сбор денег в банке, ещё три дня назад… Короче, через неделю вся банда скупит себе половину Кавказских гор и ещё немножечко в Абхазии, с выходом к морю, своим участком пляжа, коктейлями и шезлонгами под зонтиками.

После этого разгорячённые бузой и грядущими перспективами бандюки взашей вытолкали студентов из сакли и по одному спустили их на верёвке в глубокую, под три метра, яму, выкопанную в каменистой почве. Туда же опустили маленький кумган со свежей водой и половину сухой лепёшки на двоих. Всё. Ловушка захлопнулась. Бежать некуда.

— Должен признать, что яма в простоте своей тем не менее гениальное изобретение тюркских народов. Пленники всегда на виду, выпрыгнуть не получится, выкопать ход голыми руками невозможно, к тому же в яму можно сливать помои, плевать туда, кидать всякую дрянь, дополнительно унижая узников, дабы лишить людей человеческого достоинства, как последней воли к сопротивлению. Удобно же, не находите?

— Слушай, Заурка, у меня такое ощущение, что ты на меня наезжаешь. Чё я-то тебе сделал?

— Хм, дайте подумать… За последние дни я попал в прошлое, меня обсмеяли, отобрали одежду, нарядили в рваное тряпьё, посадили на дурацкую лошадь, потом меня били, в меня стреляли, мне испортили папаху, надо мной все издеваются, заставляют есть свиное сало, меня взяли в плен люди, которые умерли почти три столетия назад, я сижу в дурацкой яме, а началось всё с того, что мне навязали здоровенного остолопа в соавторы на вполне себе готовенький реферат, и… и… действительно, при чём тут вы?!

— Шикардос! Всё верно, как по полочкам разложил! — Барлога, зевая, уселся прямо на сырую землю. — Я тут ни при чём. Всё началось с того, что ректору не понравился твой реферат. Твой, не мой. Но заметь, я же тебя не упрекаю!

— Вы мерзейший тип!

— Сам ты Габуния!

— Как ти минэ назвал?! Зарэжу за такие слава, шакал парщивий! — Господин Кочесоков даже не понял, что заговорил с требуемым, но ненавистным акцентом, лапая пояс там, где должен был бы висеть кинжал.

— Ругайся потише, и так башка трещит…

— Ноги моей здесь не будет! — раненым волком взвыл Заур и полез из ямы наверх, скользя ногтями и каблуками.

Результат был предсказуем: шесть попыток, исцарапанные руки, острые камни, болючие падения на пятую точку. Хлеб Вася успел убрать, а кумган с водой всё-таки попал под горячую руку (или ногу), мгновенно превратив дно ямы в грязную лужу. Казалось, первокурсник готов был сесть прямо в неё и разреветься, но в этот момент сверху, тычась в стены, поползла длинная толстая жердь. Над краем ямы показалось бледное лицо того самого старика, что приносил разбойникам выпивку.

— Эй, черкес, забирай своего кунака и уходи!

— Спасибо, отец! — громким шёпотом ответил подпоручик, потому что у Заура перехватило горло. Парень никак не мог справиться с посменно обуревающими его чувствами: обида, ненависть, ярость, разочарование, недоверие, надежда, благодарность…

Василий встал, упёрся руками в стену и подмигнул другу. Тот кошкой взлетел ему на плечи, обеими руками взялся за жердь и полез наверх. Через пару минут он уже в свою очередь помогал выбраться товарищу. Старик приложил палец к губам, кивая на шумящих в сакле разбойников. Оба студента понятливо кивнули и пригнулись, осторожно оглядываясь по сторонам.

— Бегите в лес. Русский лагерь в десяти верстах. Не опасайтесь волков, они не посмеют напасть на человека, но сюда заглядывает кое-кто пострашнее зверя.

— Летающие джинны?

Старик, охнув, пробормотал охранительную молитву Аллаху. Но не успел он больше сказать ни слова, как в звёздной россыпи неба мелькнули непривычные оранжевые огоньки.

— Квадрокоптеры! И кстати, их много, — задрав голову вверх, отметил владикавказец. — Интересно, что они здесь забыли в таком количестве?

Ответ пришёл через секунду, когда взрыв грохнул практически у них под ногами. Седобородый горец упал с обугленной дырой в груди, а двух незадачливых героев горячей волной опрокинуло обратно в ту же яму. Это ни на йоту не прибавило им настроения, но, возможно, спасло жизнь, потому что там, наверху, вовсю полыхал огненный ад. Грохот взрывов глушил отчаянные крики людей, рушились дома, ржали перепуганные лошади, горели деревья, сверкали лазерные лучи, насквозь прожигавшие камень. Казалось, все силы зла обрушились на разбойничий аул, карающим мечом сметая всё, что подавало хоть какие-то признаки жизни. Это был чистый геноцид, производимый бездушной неземной силой, не дающей ни малейшего шанса никому, обрекая всё сущее на физическое уничтожение…

Владыка не слишком долго обдумывал сложившуюся ситуацию. Во-первых, Чёрный Эну не любил напрягаться, во-вторых, на каждый подобный случай существовали чёткие инструкции, и в-третьих, любую проблему лучше давить в зародыше. Ануннаки колонизировали не один десяток планет, поэтому каждый верховный знал, какие действия он обязан предпринять в случае малейшей опасности для своих сотрудников, корабля, базы и вспомогательной техники.

Увы, но подобное случалось частенько. Туземцы почему-то считали полученные из космоса знания даром богов. Ключевое слово — «дар», то есть за это не нужно было платить. Но любые «боги» ничего и никому не давали даром, каждый из них преследовал собственные интересы. Альтруизм — изобретение поздней человеческой философии. Каждый мыслит в своих масштабах, кто-то в рамках своего племени, кто-то на уровне планеты, а кому-то приходится отвечать за целые галактики. И любая случайная песчинка в этом отлаженном механизме может привести к критическим последствиям.

Чёрный Эну ещё раз пристально вгляделся в лица двух местных аборигенов на кристаллическом экране круглого монитора. Техники выхватили, что смогли, а программы были способны собрать единый облик из десятка разрозненных снимков.

— Ничего. Всё как и две-три сотни условного летосчисления назад. Грубая трансформация одежд и вооружения, слабые подвижки в технологиях производства и земледелия, но по-прежнему ни малейшего проблеска интеллекта в глазах. — Верховный откинулся в кресле; его желудок был полон, но глоток тёплой крови всегда успокаивал нервы. — Итак, согласно всем инструкциям и предписаниям, мы обязаны нанести ответный удар, дабы надолго отбить у туземного населения саму мысль о проникновении на нашу территорию. Не думаю, что это будет сложно.

Технический отдел предоставил всю возможную информацию благодаря камерам слежения «сокола» Ту-ра 87tnt. Управление последними, кстати, было переведено в ручной режим. Если аборигены посмели напасть на одного, то в опасности были и остальные.

Другой разговор с дронами. Их на базе Иштар было достаточно, поэтому на выполнение задания было отряжено сразу десять боевых «джиннов». А Чёрный Эну, облизывая губы, всё ещё всматривался в черты тех двух нарушителей порядка, из-за которых всей базе ануннаков пришлось предпринимать лишние усилия. Он смотрел и не видел.

— Вы что-то знаете о нас. Но что?

Заур и Вася вальтом лежали на дне ямы, полузасыпанные обрушившейся землёй, боясь пошевелиться и даже дыша через раз, но, видимо, это их и спасло. Неизвестно, были ли дроны оснащены тепловизорами — возможно, их приборы ночного видения реагировали лишь на движение. В любом случае примерно через пять или десять минут, казавшихся вечностью, грохот взрывов прекратился так же неожиданно, как и начался. Упавшая в горы тишина пахла гарью и смертью…

— Ты живой?

— Вроде да.

— Тогда глянь меня целиком, ничего нигде не оторвало? — Василий попытался встать на ноги, отряхиваясь от комков чёрной земли, словно большой пёс в пехотном мундире.

Ребята помогли друг другу встать, проверили руки-ноги, и вроде бы на первый взгляд не нашли никаких явных повреждений. Тюрьма редко приносит пользу, но, как ни странно, именно обычная никчёмная яма спасла их молодые жизни. На данный момент это уже вселяло робкую надежду, которая, в свою очередь, требовала решительных действий.

— Вообще-то нам надо как-то отсюда выбираться.

— Согласен с вами, уважаемый второкурсник. Уверен, вы полны идей и предложений.

— Заурка, ты нудный…

— Вася, иногда мне кажется, что я куда взрослее и ответственнее вас.

— А в глаз?

— Какие ещё рифмы знаете?

— Пид…

— Приличные?!

Барлога махнул рукой, понимая, что, зацепившись языками, можно застрять тут окончательно. Бегло осмотревшись, он обратил пристальный взор к той самой жерди, с помощью которой они уже выбирались наверх. Быть может, попробовать ещё раз…

Увы, в древесине чернела сквозная дырка от лазера, и одного прикосновения тяжёлой русской руки хватило, чтоб жердь с треском хрустнула. Василий предложил как-то укрепить её своим шёлковым шнурком для пистолета, но всё равно ничего не получилось: использовать эту штуку повторно не было никакой возможности. Ситуация складывалась не лучшим образом ровно до тех пор, пока не раздались осторожные шаги и на фоне звёздного неба не показалась любопытная морда буланого коня, который держал в зубах офицерскую фуражку…

— Я его сейчас расцелую! — пообещал подпоручик, когда буланый мотнул головой, ловко стряхивая длинные поводья в яму.

Господин Кочесоков кротко вздохнул и в свою очередь подставил спину. Василий кряхтя вскарабкался на плечи друга, встал на цыпочки и дотянулся-таки до поводьев кончиками пальцев. Умненький жеребец потянул наверх, и уже на самом краю ямы бывшего студента подхватили под локоть крепкие руки старого пластуна:

— Ты глянь, внученька, а ить живы оба! А ты вон говорила, померли, померли-и…

— Дедуль, весь аул сожжён. Кто ж знал, что энти прохвосты в яму попрячутся?!

— Не-е, видать, пожалел боженька две братские души в бескрайней своей милости, — смеясь, ответил дед Ерошка, помогая уже тому же Барлоге вытаскивать товарища. — Только зачем-от оно ему надо было? Так это не нам судить — видать, есть у Господа на хлопчиков свои планы, коли они ещё живы.

Другим повезло меньше. Татьяна, не опуская приклад черкесской винтовки от плеча, обошла все развалины: не уцелел никто, за исключением двух или трёх лошадей, сумевших ускакать в лес. По крайней мере, одним из сбежавших был бодрый вороной жеребец Заура.

Всё остальное джинны выжгли. Разбойники, местные жители, животные, деревья, заборы, сараи и сакли — дроны, замаскированные под черепа в останках плоти, уничтожили всех и всё, что смогли. Над разорённым аулом вился чёрный дым, кое-где плясали языки пламени, запах горелого мяса витал в воздухе, кровь пропитала горькую каменистую землю. Вряд ли ещё хоть кто-нибудь решится поселиться в этом проклятом месте.

Двух студентов из России двадцать первого века не слабо трясло, такого количества смертей вокруг они ещё никогда не видели…

Куда более привычные ко всему старик и девушка вместе, плечом к плечу лишний раз обошли всё что можно, собирая где придётся полезные трофеи. Если кого-то коробит общее правило обыскивать трупы на войне, так увы — объяснять очевидное бесполезно, а осуждать реальность за то, что она именно такова, бессмысленно и бесперспективно.

Василию вернули его саблю — она была почти в порядке, исключая разве что две незначительные вмятины на ножнах. Отобранный кинжал Заурбека найти не удалось, зато Татьяна вручила владикавказцу сразу два других шикарных кинжала — один широкий грузинский, целиком в серебре, а другой лакской работы, с узким чеченским клинком и характерным орнаментом.

— Считай, что с бою взял!

— То есть с трупа? — поморщился студент.

— Ох, не хочешь, не бери! — вмешался подпоручик. — Дай сюда. Я тоже кинжал поносить хочу!

— Тебе, офицерик, по форме не положено, — повела плечами казачка. — Хошь, пистоль черкесский дать могу. Слегка почернел от гари, но сам исправный. Держи!

Вася тут же вцепился в длинноствольный пистолет, едва не подпрыгивая от счастья, как ребёнок с новой игрушкой. В целом они забрали четыре ружья, три пистолета, пять кинжалов и две дорогих шашки. Прочее оружие, если и было, то находилось под завалами или пришло в негодность после взрывов. Еду или воду даже не искали, зато набрали полный карман серебряных монет русской и турецкой чеканки. Тоже пригодится, как-никак деньги есть деньги.

Долгое время провозились с тем, что перетаскали трупы в одну общую могилу в той же яме. Дед Ерошка деловито пояснил, что не хоронить нельзя, и речь не о какой-то особой гуманности. Днём в горах бывает жарко, дикие звери да птицы мертвечину быстро не приберут, а от гнили болезни разные ветром разносит. Так что без вариантов.

Уходили при первых рассветных лучах, молча. Говорить было не о чем, да и не особенно хотелось. Наверное, та же Татьяна могла бы рассказать о том, как им удалось оторваться вчера, как они искали следы ушедшей разбойничьей шайки, как на них выскочил воодушевлённый буланый, скача от радости козлом и практически за рукав черкески потянул старого казака к нужной тропинке. Когда дед и внучка услышали грохот взрывов, то пустили коней вскачь, но опоздали. Возможно, к счастью. Летающие джинны исчезли в ночи до того, как казак с казачкой выбрались на окраину горящего аула.

Однако самый большой сюрприз ждал всех у казачьего секрета. Когда маленький отряд вывернул к рощице у горы, там прямо поперёк тропинки, на сером камне, скрестив босые ножки, сидел небритый маленький шайтан в большой чёрной папахе. Его широкое лицо расплылось в довольной щербатой улыбке:

— Ай, кого я визу? Кунаки мои, зивые и сдорофые!

— Энто что ещё за бесюган в черкеске?

В руке девушки мгновенно сверкнула «андреевская» гурда, но дед Ерошка устало махнул рукой:

— Энтого знаем. Шайтан местный, Ахметкой кличут, было дело, помог нашим хлопчикам. Да хорош уже зубы скалить на кого ни попадя…

Бескровная с видимым сожалением бросила шашку в ножны. Побледневший нечистый выдохнул, вытянув губы трубочкой: он ещё не был знаком с чудесной привычкой чернобровой красавицы начинать знакомство с прицела между глаз или с клинка к горлу.

— Как дела, жених? — Василий сполз с коня и не чинясь подал шайтану руку. — Какими ветрами в наших краях?

— Вах, сошкучился очень! Скушно без фас ф горах, э-э, тоска! Фот думаю, фы у меня ф гостях в ауле Мёртвых были, дай и я к фам загляну, да?

— Визит вежливости, значит, — господин Кочесоков также придержал своего вороного, в то время, как казаки проехали вперёд. — Допустим, мы верим. Но вся мировая литература от мифов о Гильгамеше до романа Булгакова учит нас не доверять данайцам, дары приносящим.

— Нанайцам?

— Данайцам, — важно добавил ясности подпоручик. — Это как Даная, которую все рисовали голой, под золотым дождём, но только не она, а мужики, их много, и все с подарками. Мораль в том, что если тебе кто-то чего-то зачем-то и почему-то даёт даром, то спасибо, нет, я вас боюсь!

Ахметка и Заур недоуменно переглянулись. Васина манера объяснять что-либо могла запутать любого. Впрочем, шайтан быстро вспомнил, зачем пришёл, и честно постарался раскрыть карты — если само понятие честности вообще применимо по отношению к представителю нечистой силы…

Утро выдалось солнечным, прохладным и ярким, так что, несмотря на бессонную ночь, оба студента чувствовали себя на адреналине, бодрыми и свежими, сна ни в одном глазу, а значит, могли выслушать нежданного гостя со всем вниманием. Бескровная, обернувшись, дала понять, что в секрет нечистого не пустит, и если так уж надо пообщаться — болтайте тут, ибо нечего всяким там!

В общем-то парни прекрасно понимали, что она права. Ахметка тоже ни капли не обиделся: шайтаны существа необидчивые по природе. Тем более что дело-то было важным.

— Слюшайте, кунаки, я тут в Мёртфом ауле пагаворил со знаюсими людьми…

— С покойниками, — поправил Барлога.

— Они гофорят, што мир ижменился, што фсё не так ф горах!

— Для мертвецов? Естественно.

— Што сама Мать Болесней дфоиться стала!

— Как они могут видеть, у них же глаз нет, — свысока напомнил подпоручик.

— Убыры, которые кощти на кладбисе грысли, теперь детей крадут, крофь их пьют!

— Ага, чёй-то я не видел в вашем ауле ни одного ребёнка…

— Вася, уважаемый, вы не могли бы пять минут помолчать, а?! — Господин Кочесоков в сердцах сорвал папаху, запихивая её в рот старшего товарища. — Лезете везде со своими комментариями, как Ксения Собчак в уральский монастырь. Дайте уже ему хоть объясниться толком!

— Я и гофорю, — постучал себя кулачком между газырей маленький шайтан. — Несисть софсем штыд потеряла, чузих слусает, бесчештные дела фытфоряет, непрафильно это, мамой клянусь, э-э!

— Каких чужих? — Бдительно выловив хвост нужной информации, Заур вперился острым взглядом в бегающие глазки рогатого.

Тот поелозил задом, убедился, что удрать от неудобного вопроса не получится, и сдал всех с потрохами, без пыток. Продираясь сквозь его манеру речи, дефективную во всех смыслах, друзья-студенты смогли вычленить не так много нового, но на пару определённых моментов обратить внимание стоило.

Зайдём издалека… Нечисть (почти любая) живёт на нашей планете достаточно долго, как минимум с момента появления человека разумного и прямоходящего. Для кого-то из этой братии люди было досадной ошибкой древних богов, другие видели в представителях древнего человечества движущуюся мишень для бесконечных и не всегда безобидных шуток, а для иных они сразу стали непримиримыми врагами. Но вернёмся к нашим баранам, к нашим горным баранам…

Нечистая сила Кавказа во все века была очень разной. Яркой, противоречивой, причудливой. Черти, бесы и шайтаны толкали человека в спину на узкой тропинке, нашёптывали на ухо плохие советы, исподволь сводили с ума; великаны безжалостно убивали путников и охотников, шагнувших на их территорию; горбатые упыри раскапывали кладбища, грызли кости и ели мертвечину; джинны запугивали и обманывали, обращаясь в камень, змей или зверей; ведьмы и колдуньи воровали малышей, чтобы пить их кровь и омолаживаться, купаясь в ней…

Жутко? Да, конечно!

Но всё это было, если можно выразиться, своей родной, местечковой нечистью чисто земного происхождения, местной сортировки и розлива. Человечество за века худо-бедно привыкло и приспособилось к ней, даже выработало свои методы защиты, а в ряде случаев набиралось сил для оказания активного сопротивления.

Гораздо хуже было, когда на планете появлялись иные, непостижимые и страшные чужаки. А если верить серьёзным современным альтернативным «учёным», то Кавказ, как место силы, посещали далеко не только ануннаки. Вспомним хотя бы некоторых: игиги, серые, сассани, арктурианцы, красные, арийцы, марсиане, плеядианцы, венерианцы, яхгуел, зелёные, сатурниане, чёрные, нептунианцы, дымные, эфирниане, галактиане и прочие.

Допускается мнение, что в целом с человечеством могут относительно мирно соседствовать свыше тридцати шести внеземных цивилизаций. Но вот когда уже они начинают чрезмерно активничать на чужой планете, тогда начинаются проблемы и у нас, и у них. В конце концов, тот же фильм «Хищник» со Шварценеггером не на пустом месте появился. В Голливуде что-то да знали…

— Тут такой дело, кунаки, надо нам троим вмеште дерзаться. Будем гнать чузих гоштей с насих гор! Я фам памагу, фы мне шпину прикроете, мы фсех мёртфых поднимем! Бальшую фойну начнём, газават им устроим, фсех зарэжем, э-э?! — Воодушевившийся Ахметка стоял на камушке, как Ильич на броневике, указуя грязной ладошкой в направлении скрытой за перелесками и холмами Линии.

Барлога, грозно изогнув бровь, вопросительно покосился на Заура и лишь после молчаливого согласия последнего наконец-то смог выплюнуть его папаху. Всё услышанное ребятами нуждалось в осмыслении: с разбегу бросаться на технически и цивилизационно превосходящего врага, то есть на межгалактическую базу непонятно каких инопланетян с дагестанской шашкой наголо никто не собирался. Хотя, согласно мифам о Второй мировой, та же польская кавалерия храбро шла с саблями на фашистские танки. Но кавказцы не зазнавшиеся ляхи, у них всё-таки мозг есть…

— Слушай, давай так, — качая головой, наконец определился Кочесоков: по какой-то личной маловразумительной причине он почему-то считал себя ответственным за маленького шайтана. — Как я понимаю, мы всё равно здесь надолго. Так что, в принципе можем каким-то боком помочь друг другу. Но! Подчёркиваю, есть определённые «но». Мы тут не одни. Мы с казаками. У нас есть определённые обязательства перед генералом Ермоловым, и пусть пока не совсем ясно, что из всего этого выйдет, однако…

— Намёк уловил, — влез подпоручик, делая настолько многозначительное выражение лица, что никто вообще ничего не понял. — Короче, Ахметка, режь правду-матку: что мы с другом поимеем, если вместо службы на Линии вдруг попрёмся вписываться в разборки нечисти?

— Вы армяни, што ли, да?!

— Нет, я русский, он черкес, даже в Ереване никогда не были. Просто мы не конченые идиоты. Заур, как объяснить ему это попонятнее?

Студент первого курса недолго думая отвесил шайтану звонкий подзатыльник. Нечистый поймал слетевшую с рогатой головы папаху, вновь водрузив её на макушку, и после короткого размышления, сопровождаемого активным грызением ногтей, выдал:

— Золата дам! Немнога, палавина мешок…

— Шикардос, — быстро согласился будущий историк из Калуги, потому что универсальная валюта в жёлтом металле имеет ценность в любом отрезке времени, а в будущем ещё и добавляет на тридцать-сорок процентов, как высоколиквидный антиквариат.

Но у его младшего товарища были другие жизненные ориентиры.

— А ещё ты вернёшь нас домой, в наше время, в тот же день и час!

— Э-э, слюшай… эта фсё не так проста, да-а, — засомневался кавказский шайтан, сурово хлюпнув носом. — Минэ подумать нада. Осень крепка нада.

— Как надумаешь, приходи!

— Эй, а золото? Заурбек, дорогой, давай хоть авансом возьмём в счёт моей будущей докторской диссертации!

Владикавказец молча развернул старшего товарища за плечи, лицом к ожидающим их лошадям. Барлога пыхтел, бурчал, возмущался, но влез на спину буланого жеребца. Когда оба наших героя, тронувшись по тропинке, обернулись назад, Ахметка всё ещё сидел на камушке в позе роденовского мыслителя, или орла на вершине гор, или Тириона Ланнистера на краю унитаза, или Карлсона на подоконнике, или…

Когда Васе скучно стало искать новые ассоциации, кони уже увезли их за поворот, передвигая копыта быстрым и уверенным шагом. Предчувствуя отдых, рассёдлывание, овёс и воду, буланый с вороным едва не пустились рысью, так что ребятам не удалось толком обсудить столь скоропалительно оборвавшийся разговор. Возможно, каждому требовалось побыть наедине со своими мыслями. Личное пространство важно любому из нас.

В конце концов, Василий прекрасно отдавал себе отчёт, что в этом временном отрезке так уж сильно задерживаться не стоит. Уют, комфорт, культурные и цивилизационные ценности манили его домой. Весёлые приключения хороши лишь тогда, когда ты вовремя можешь снять жестяной шлем, отклеить эльфийские уши и отложить алюминиевый меч. А вот когда ты с каждым часом понимаешь, что вязнешь в прошлом глубоко и надолго, это редко радует.

Поэтому, как ни верти калейдоскоп, но любые, самые замысловатые, ни разу не повторяющиеся узоры всё равно будут собраны только из тех кусочков цветного стекла, что насыпаны в игрушку. И если внутри жёлтый, синий, зелёный и чёрный, то рисунок никогда не будет иметь ярко-красные тона. Точно так же, пока вы не разберётесь, кто и зачем закинул вас в тот или иной мир, вам никогда не выбраться из него обратно.

А вот каким именно способом логики или дедукции следовало разложить случайные линии или цвета, чтобы понять структуру времени и сам смысл их пребывания здесь — эта задачка была явно не для чистых студенческих умов, не тронутых излишними знаниями и не обезображенных пылкой страстью к академической науке. Нет, разумеется, все люди разные, и студенты тоже, но мне достались именно эти. Что делать?

Мир не выбирает себе героев, выбор делают они сами…

Когда добрались до секрета и спешились, дед Ерошка выдал каждому из парней по сухарю в руки, а потом отобрал верхнюю одежду для чистки, отправив «приводить себя в порядок». Это значит — равняйсь, смирно, кругом, шагом марш, в нижнем белье, босиком, парадным шагом, носок тяни — к речке и мыться!

— Танюшка, внученька, посмотри за хлопцами, что да как…

— Что именно у них посмотреть? — недоверчиво сощурилась красавица-казачка.

— Ох, девка, про то и думать не моги! Твоя службишка в кустах, на тенёчке прилечь с ружьишком, проследить хищника случайного, али джинна летучего, мало ли…

Вася и Заур уныло переглянулись: после всего, что они пережили в последние дни, купание в ледяной воде горной речки как-то не казалось заслуженной наградой. Куда как ближе к наказанию, но знать бы тогда за что? Тем не менее, взяв оружие, без которого на Кавказе и в наши дни никуда, парочка послушно получила на руки две чисто стиранные тряпки вместо полотенец, и отправилась за конвоирующей их неулыбчивой девушкой.

До ручейка, имеющего такое большое самомнение, что его называли речкой, хотя в определённых местах его могла на раз форсировать даже курица, Татьяна, внимательно оглядевшись, разрешительно кивнула. Типа, купайтесь, можно.

— Растелешайтесь, чё встали-то?

— И мы действительно рас… расте… рас-теле-шаться будем? — откровенно смакуя и едва ли не по буквам, протянул господин Кочесоков.

Подпоручик решительно кивнул, стягивая с плеч шёлковую нижнюю рубашку, но тонкие подштанники оставил из скромности. Владикавказец последовал его примеру, оставшись в простеньких штанишках, но папаху не снял. Папаху снимать нельзя — это он запомнил. Вода была настолько холодная, что, ступив одной ногой в ручеёк, Вася с визгом отпрыгнул обратно:

— А-а-й, мать твою! Холодрыга-то какая! И мы на серьёзных щах должны тут мыться?! Ни бани, ни сауны, ни ванны с горячей водой, ни шампуня, ни мыла, ни…

— Тс-с! Офицерик, ты не шуми так-то! — Из раздвинувшихся кустов ракиты показалась недовольная физиономия дедовой внучки. — Где тут в секрете баньку ставить? Вода есть, так-от в ей и плескайся. Глины со дна набрал, себя сухой травкой обтёр, да и смыл! Всех делов-то на три копейки, а тут шуму на царский пятак…

— Она над нами издевается, да? — задрав голову, спросил Василий безмолвствующие небеса.

Заур пожал плечами и, пользуясь случаем, влепил старшему товарищу здоровенную плюху грязи на спину. Взревевший неодупляющим Басковым на самых высоких нотах подпоручик ответил в той же манере, в результате чего примерно через минуту оба студента-историка были грязными, как чёрные гробокопатели дождливой ночью, и счастливыми, как две нехаляльных свиньи в одной луже.

…Ровно в то же самое время на противоположном берегу, где сосны спускались почти к самой воде, в густоте ветвей недвижимо сидел коричнево-серый сокол. Неземная видеоаппаратура успешно записывала действия двух объектов, введённых в память птицы.

Технический отдел специалистов с Нергала прятался по самым дальним отсекам корабля. И не то чтобы Чёрный Эну как-то особенно зверствовал, вовсе нет. Скорее он впал в некую прострацию, как только получил непроверенные сведения от младших стюардов о том, что двое туземцев вновь оказались замечены в относительной близости от Линии. Причём, согласно передаче «сокола» Ту-ра 87tnt, это были те самые туземцы, из-за которых был практически стёрт с лица земли целый аул — чтобы два тела затерялись среди множества других трупов…

Где прячут звезду? Конечно, во вселенской россыпи других звёзд. А пепел разбойничьего аула должен был навеки похоронить память о двух дерзких аборигенах. Верховного ни на йоту не волновали невинные жертвы, ибо те, кто не принадлежал к великому народу ануннаков, уже по факту не имели права на жизнь. Тогда почему это произошло?

Чёрный Эну впервые за многие и многие годы почувствовал некое нервное напряжение. Он пошевелил перепончатыми пальцами ног. Казалось, что в ванну, наполненную горячей жидкой глиной, случайно попал один или несколько мелких камушков. Это не могло испортить удовольствие, но почему-то всё равно задевало.

Словно не он — Верховный Отец, Управитель Миров, Покоритель Вселенной, Свет Карающей Мудрости — железной волей контролировал ситуацию, а некие, непонятные силы вдруг вмешались совершенно не в своё дело.

— Вы звали нас, верховный? — От стены отделились два силуэта офицеров личной охраны.

— Да, но ещё три минуты назад.

— Мы пришли и стояли в тени, не желая нарушать ход ваших мыслей.

— Что ж, мне угодно, чтобы все силы Нергала были приведены в полную боевую готовность. Я хочу знать, насколько укреплены наши рубежи, каково состояние корабля, как подготовлено вооружение и сколько ещё мы намерены торчать на Тиамат.

— Не вызовут ли эти действия паники среди экипажа? — осторожно спросил один из телохранителей.

Эну поманил его указательным пальцем, потом мгновенно перехватил за шею и сунул головой в тёплую жижу. Офицер бился недолго: несколько пузырей на поверхности синей глины, короткие судороги тела, десяток капель, упавших на металлический пол, и всё…

— Разрешите исполнять? — Второй показал себя умнее.

Верховный раздражённо кивнул. Водные процедуры были испорчены, как и настроение. За всё это должен был кто-то ответить…

— Танечка, душечка, идите к нам! Водица нонче, словно парное молоко-о!

В ответ из тех же кустов высунулась тонкая девичья рука, пальчики сложили изящный кукиш, махом отметая все последующие предложения подобного толка.

Что ж, грязь отлично чистит кожу, а ледяная вода бодрит горячую кровь молодости. Примерно минут через пятнадцать-двадцать оба вымытых парня в мокрых подштанниках вышли на берег, усевшись на прогретые солнцем белые валуны. Настроение было самое то для задушевнейшей беседы.

— Что вы думаете по предложению нашего рогатого приятеля?

— Ахметки, что ли? Мутный тип.

— Как и вся нечисть. Но есть шанс, что он вернёт нас домой.

— Ну, точно мы знать не можем. Ты ведь сам говорил, что все договоры с этой мифической братией заканчиваются плохо.

— В плане золота да. Обычно джинны, черти, шайтаны и прочие охотно предлагают людям богатства, которые потом превращаются в пыль или осенние листья. Однако…

— Продолжай, коллега…

— Если мы просим что-то нематериальное, то у того же Ахметки будет меньше шансов увильнуть от своего обещания. Мы в любом случае должны как-то вернуться. Почему бы не с помощью нечистой силы? Естественно, составив договор, оговорив все моменты, урегулировав все детали, и так далее.

— Огнище! А если он его нарушит, мы покатимся по звезде или жаловаться пойдём? Есть тут какой-нибудь высший суд, куда можно обратиться, если тебя обманул горный шайтан?

— Э-э…

— Вот и я о том же.

— Э-э-э…

— Заур, ты куда уставился-то? Я тут!

— Э-э-э-э…

Повернув голову и проследив взгляд обалдевшего друга, Вася замер и почувствовал, как у него перехватывает дыхание. На противоположном берегу ручейка, шагах в пятидесяти-семидесяти от них шла девушка. Очень юная и красивая! Вот прямо-таки словно сошедшая со страниц шаловливых стихов «Гаврилиады», между прочим, приписываемых самому Александру Сергеевичу Пушкину:

Правда, там речь идёт о еврейке, а тут в горах Кавказа по камушкам ступала босая стройная брюнетка с двумя длинными косами ниже пояса, в одной тонкой, почти облегающей ночной рубашке. Она шла, словно танцуя тверк, а бюст четвёртого, если не пятого размера поражал высотой и упругостью. Видимо, парни как-то очень уж шумно капали слюной, поскольку незнакомка резко обернулась, являя дивное личико, испуганно всплеснула руками и, неловко поскользнувшись, плюхнулась в ручей…

— Дама в беде!

— Я заканчивал курсы спасателей на водах!

— На Минводах ты их заканчивал?

— А у меня юмор тоньше!

— А я сильнее!

— И тупее!

— Рискнёшь повторить?

— О небо, пока мы спорим, она же утонет! — первым догадался прекратить бессмысленный и беспощадный диспут двух интеллигентов горячий первокурсник.

Они с подпоручиком пожали друг другу руки и, поднимая брызги, наперегонки бросились спасать несчастную.

Однако в ручейке особо не утонешь, и красавица сама преотличнейше справилась с нелёгкой задачей своего спасения. Девушка встала в полный рост, мокрая рубашка облепляла её тело, словно полупрозрачное матовое стекло. И уж да, поверьте, там было на что посмотреть и за что подержаться, во всех, самых двусмысленных смыслах…

Девушка оказалась довольно рослая, под метр восемьдесят, обладала прямой спиной, осанкой гимнастки, узкой талией — рюмочкой, двумя ладонями обхватишь, — стройными и сильными ногами настоящей балерины (а не Волочковой!), мягкой текучей линией живота, развёрнутыми, чуть покатыми плечами и великолепной грудью. Вот именно на последней, возможно, стоило бы задержать взгляд подольше, и парни так и сделали. Высокая, объёмная, притягательная, чарующая, и задорные соски на ней стоят, словно выточенные из розового мрамора!

— Эм… ух… В смысле я… Позвольте представиться…

— Салам… э-э… салам! Вах, какой красывий пэрсик… Тьфу, что я несу?! Э-э…

— Ах, я разбила свой кувшин, — мелодичным, словно флейта ветров голоском, печально протянула красавица, казалось, совершенно не обращая внимания на двух остолбеневших парней. — Как мне быть, кто же мне поможет?

— Мы! — наконец овладел голосом Барлога и покосился на Заура.

— На иносказательном языке народов Кавказа, — тихо прошептал тот, — это значит, что она уже не девственни… Короче, имеет опыт!

— Огнище-е…

— Два храбрых джигита не проводят меня до моей одинокой сакли, где я смогу высушить свою единственную рубашку у огня? Я так замёрзла…

Вот вроде бы любому сразу ясно, что такие сладкие предложения от прекрасных и сексуальных до икоты незнакомок ничем хорошим не заканчиваются? Кто слишком наивен, какому романтичному пятикласснику это непонятно? Думаю, понятно всем! Однако в нашем случае два взрослых, неглупых, воспитанных студиозуса из двадцать первого века напрочь отключили головы, принимая судьбоносное решение уже совершенно другим местом, противоположным тому, на которое они успешно нашли себе приключения.

Одинокая сакля, аккуратненькая и чистенькая с виду, оказалась совсем рядом, буквально в полусотне шагов вглубь леса, у склона горы. Правда, взмокли ребята так, словно прошли с десяток километров. Но пока два дивных задних полушария под облегающей тканью, по которым затейливо пришлёпывала мокрая коса, покачиваясь, манили вперед, никто из наших друзей малейшего признака усталости не показывал. Язык на плечо — и вперёд!

Распахнув лёгкую деревянную дверь на кожаных петлях, девушка пригласила гостей войти. Внутри горел невысокий огонь в очаге, над ним висел изрядный медный котёл с аппетитно булькающим варевом, на полу лежали толстые персидские ковры, стены были украшены коллекцией кухонной утвари — ножи, блюда, кумганы, ковши, половники, а в углу стоял большой кованый сундук, накрытый волчьей шкурой. То есть не сказать, чтоб на первый взгляд все было подозрительно…

— Отвернитесь, дорогие гости. Позвольте мне снять рубашку.

Ребята настолько потеряли головы, что их пришлось просить дважды.

— Вы храбрые и благородные джигиты, — раздался томный голос за их спинами. — Не распускали руки, не пытались обидеть одинокую девушку! Вы заслуживаете награды.

Красавица, завёрнутая в волчью шкуру от подмышек до колен, открыла сундук и достала оттуда две шикарные черкески, синюю и красную. Плотная ткань, отличный крой, серебряные газыри и такие же новенькие наборные пояса черкесской работы. Вася и Заур вдруг впервые вспомнили, что сами-то стоят в одних подштанниках.

— Возьмите, прошу вас!

Обе черкески были словно специально сшиты для каждого. Подпоручику досталась красная, а его кунаку синяя. Девушка счастливо рассмеялась, демонстрируя ровные белые зубки:

— Наверное, вы голодны? Еда скоро будет. А пока чем я ещё могу одарить моих гостей? Быть может, станцевать или спеть вам?

На этот раз, вопреки устоявшимся правилам игры, первым попробовал включить мозг именно Барлога. Пусть шёпотом, но всё же:

— Слушай, а не слишком ли всё это распрекрасно складывается?

— Вася, на вас не угодишь!

— Нет, ну скажи, на Кавказе точно существуют традиции именно такого гостеприимства?

Господин Кочесоков мысленно сформулировал крайне язвительный ответ, покатал его на языке и вдруг передумал. Как-то действительно всё было чересчур шоколадно — с мёдом, джемом, сгущённым молоком и плюс ещё сахарной пудрой сверху…

— Вы молчите? Что ж, мой дом слышал много криков, но я умею доставить радость и молчаливым джигитам…

Она сделала шаг вперёд и вдруг резко поцеловала владикавказца прямо в губы. Тот и дёрнуться не успел.

— Гражданочка, а как вас по имени-отчеству, позвольте полюбопытствовать? — с тревогой и завистью одновременно спросил подпоручик.

— Зачем тебе знать моё имя, о русский? Впрочем, ты можешь спросить своего друга. В горах нет человека, который не слышал бы о красавице Горбож!

— Это кто? — Вася обернулся к Зауру.

— Самая страшная чеченская ведьма, — облизывая губы, сиплым голосом ответил тот. — Заманивает людей, убивает и ест. Говорят, что руками она способна сломать хребет быку. Её не останавливает текущая вода или серебряная пуля. Бежим?

Ха! Да они не успели сделать и шага, как рукава подаренных черкесок неожиданно выросли, связавшись узлом у них за спиной. Прекрасные глаза хозяйки сакли вдруг стали жёлтыми, словно у волчицы, а в уголках пухлых чувственных губ сверкнули клыки.

— Куда же вы спешите, гости? Разве я не нравлюсь вам, разве не сладки мои поцелуи, разве я не красива, разве не восхитительно моё тело? Присмотритесь получше, пока я буду танцевать и петь для вас…

Волчья шкура дрогнула, грозя упасть вниз, руки девушки поднялись у неё над головой, и, плавно извиваясь в танце, она запела низким бархатным голосом. Текст старинной кавказской песни был примитивен, но по рифме и смыслу вполне мог дать фору современной попсе:

На последних строках волчья шкура таки упала под ноги роковой красотке, а в её руках вдруг оказались два здоровенных мясницких ножа. Варево в котле забулькало ещё сильнее, и на поверхности похлёбки показалась отрезанная кисть человеческой руки…

— Нам кобзда… — зажмурившись, честно признали Вася и Заур.

Но в этот момент в двери постучали. Очень вежливо и деликатно, но копытом. Ведьма Горбож, гроза и ужас гор Кавказа, обернулась с такой скоростью, что чёрные косы её свистнули в воздухе со скоростью неумолимой чеченской шашки.

— Тот, кто помешал бабушке кушать, сам станет её добычей, — нежно протянула она, делая шаг вперёд, и… дверь взорвалась!

Сдвоенный удар ног двух могучих жеребцов, вороного и буланого, отправил красавицу пятками вверх прямиком в её же котёл. Брызги вперемешку со щепками взлетели до потолка, сопровождаемые отборнейшей вайнахской руганью.

В тот же миг дорогие черкески на студентах-историках обернулись дряхлыми сползающими лохмотьями, пышные ковры на полу — пожухлыми листьями, дорогой сундук — старой корзиной, а сама сакля — дырявым шалашом из камыша и веток. Прежним оставался лишь большой медный котёл, из которого вылезала на дымящуюся мокрую землю грязная голая старуха.

Ранее прекрасное лицо превратилось в уродливое собачье вымя, покрытое гнойными струпьями, жёлтые пеньки зубов торчали во все стороны, лысый череп едва прикрывали слипшиеся пряди седых лохм, скрюченные пальцы на руках и ногах были непомерно длинными, а из спины торчали короткие чёрные шипы. Зрелище то ещё — умирать будешь, не забудешь!

Калужанин с владикавказцем не могли вспомнить, какая сила вынесла их из страшного места, кинула на хребет неосёдланным скакунам, заставив вцепиться в гриву, а вслед им неслось скрипучим старческим голосом, всхлипывающим от обиды:

— Я вам отомщу-у! Я вас везде найду-у! Я вас и на том свете резать буду-у! Вернитесь, а?!

Возвращаться не собирался никто — ни всадники, ни их отчаянные кони. И к удивлению Васи с Зауром, скакать им пришлось довольно долго, петляя узкими оленьими тропами. Странно — вроде ведь шли за красавицей какие-то пять-шесть минут, а обратная дорога заняла почти час. Может быть, ведьма умело отводила глаза и на самом деле жила далеко в горах, прячась от людей? Кто знает, этот вопрос так и остался невыясненным. Как, впрочем, и многие другие…

Считается, что литературные герои всегда должны всё знать. То есть раскрыть все тайны, развязать все узлы, распутать все нити интриги, чтобы в конце книги торжественно раскрыть привередливому читателю все карты. А уж задача читателя решить, что сказать: «Не может быть, не верю!» или же «Я так и знал, с самого начала!». Оба варианта стандартны и приемлемы.

Но жизнь обычно редко следует как литературным традициям, так и потребительским хотелкам. Она куда сложнее любой книги, а потому редко предсказуема и ещё реже раскрывает направо-налево свои тайны. Наберитесь терпения: быть может, когда-нибудь потом вы вдруг тоже попадёте в историю, и уж она-то будет предельно ясной, логичной и правильной с точки зрения любого критика. А здесь — увы…

Когда резвые скакуны вынесли друзей к тому самому ручью, где не так давно произошло достопамятное знакомство с ведьмой Горбож, на бережку, привалившись спиной к тёплому валуну, дремал дед Ерошка. Или, что вернее, делал вид, будто бы дремлет, положив ружьё на колени и не убирая ладони с курка. На приближающийся перестук копыт он слегка приоткрыл правый глаз. Потом потянулся, зевнул и улыбнулся:

— Долго ж вы гуляли, хлопчики! Ну да, расскажите старику, чё у вас тут за сшибка приключилась?

Барлога храбро открыл было рот, но потом решил предоставить первое слово товарищу. Всё-таки господин Кочесоков был в этих краях относительно местный и даже знал, как зовут заманившую их в гости ведьму. Старый казак слушал внимательно, ни разу не перебив, не задавая вопросов и не хмыкая с пренебрежением — типа, брехня! Более того, он даже впервые посмотрел на друзей с заметным уважением. Всё-таки они сумели справиться сами.

— От я-то себе по хозяйству хлопочу, как слышу, лошадки-то вроде разыгрались. Пошёл к загону — глядь, ваши двое ажно на дыбки встают, ровно-от рвутся куда! А и дай, думаю, выпущу. Говорят, конь за хозяина завсегда беду чует. Э-эх, рванули так резво, что чуть ветром с меня папаху не сдуло! Вот ведь, животина, а разум и сердце имеет…

Василий обернулся к своему жеребцу, широко распахивая объятья, и буланый прижался к нему всей грудью, как к брату. Заурбек так же обернулся к вороному, подошёл к нему, что-то зашептал на ухо, и непокорный конь склонил голову ему на плечо. Они простояли так довольно долго, покуда подпоручик не догадался спросить:

— А где Татьяна? Она ведь вроде охраняла нас из-за кустов.

— Внучка моя? Дак там же и спит в обнимку с ружьецом. По правде сказать, отродясь за ней такого не помню. Ровно чародейство какое.

— Так её разбудить?

— Отчего нет? — простодушно кивнул старый пластун. — Тока осторожно.

— Я буду нежен.

Первокурсник и обернуться не успел, как Барлога с хрустом вломился в кустарник на пригорке, а секундой позже вылетел оттуда кубарем, сияя шёлковыми подштанниками, словно цирковой медведь. Следом за ним вышла разгорячённая со сна казачка.

— За что?! Ничего не сделал, подошёл тихо, склонился к ушку, говорю шёпотом: «Пора, красавица, проснись…», а она сразу по шее! Совсем никакого романтизма!

— Скажи спасибо, чё не убила на месте, — ровно ответила Бескровная. — Дедуль, а что ж солнце так высоко? Сморило меня, да?

— Может, и так, — пожал плечами дед Ерошка. — А тока вот татарин-то говорит, будто бы они с офицериком к ведьме вайнахской в гости захаживали. Храни Господь, что-от живыми выбрались. Навродь, ничего полезного не откушено, ась?

— На первый взгляд, нет, — переглянулись студенты.

— Чудные дела-а-а, — пожала плечами дедушкина внучка. — А мне будто горсть песку кто в глаза насыпал, вроде протёрла, и…

В древних легендах говорится, что коварная людоедка старуха Горбож прославилась в плохом смысле на весь Кавказ, подкарауливая и заманивая в свой дом одиноких путников. Там она кормила и поила их, одаривала подарками, а уж потом убивала и ела. Обычное дело. Но вроде как эта тема действительно касалась лишь мужчин, а женщин она не трогала.

Теперь же получалось, что ведьме вполне хватало колдовских чар наслать сон на девушку с ружьём, чтоб та не мешала её чёрным планам по каннибализму. В общем, проконсультируйтесь у специалиста — вдруг хоть кто-то в горах знает правду не из интернета, а от бабушек и дедушек. Благо на Кавказе до сих пор хватает долгожителей.

Ануннаки лишь дважды использовали силу за всё время своей колонизации голубой планеты. Тиамат была достаточно молода, а заселяющие её народы отличались первобытным строем, примитивной племенной культурой и склонностью к агрессии. Возможно, это было связано с краткостью их жизненного цикла, ведь подавляющее число аборигенов находилось лишь на первой ступени перехода от дикого зверя к высокоорганизованному животному. Их мыслительный процесс был чрезвычайно упрощён, а язык скуден. К чему воевать с такими? Их достаточно запугать.

Межпланетные корабли увозили с планеты нужные им минералы и полезные ископаемые, а взамен щедро расплачивались доставкой «богов». Боги в свою очередь обучали жрецов, демонстрировали «чудеса», воспитывали вождей, организовывали локальные войны и управляемые конфликты, контролируя таким образом численность покорного населения. Но иногда приходилось применять силовые решения. Обычно было достаточно уничтожить пару тысяч туземцев, чтобы остальные на столетия запомнили «гнев богов»…

— Инструкция предполагает сначала использовать жрецов, потом чудеса, потом запугивание и лишь в самом крайнем случае применять огонь.

— Всё верно, коллега, но кто напомнит об этом Верховному?

— Мы все.

— Все — значит никто.

— Вот наши отчёты. Показания жрецов и их мнение о смене языческих традиций в переходе на единобожие существенно меняют дело. К словам стариков относятся с прежним уважением, но не безоговорочно. Они нам не помогут.

— Тогда чудеса?

— Ну, собственно… Чёрные абреки, соколы видеонаблюдения, джинны, Мать болезней и прочие наши киборги и есть те самые «чудеса». Аналитический институт межпланетных наработок даже не предполагал, что вдруг может потребоваться нечто иное.

— Да, взрывами и лазером тут уже вряд ли кого запугаешь…

— Что говорит сам Чёрный Эну?

— Бвана готовится к войне.

— Нас слишком мало.

— Его это волновало хоть когда-нибудь?

— Действительно…

Когда вернулись в секрет, дед Ерошка указал внучке на котелок не успевшей остыть каши, и Татьяна послушно взялась за раскладывание мисок, деревянных ложек, сухарей и зелени. Также из запасов на свет показались сало, дикий чеснок, сухари и четыре кружки под чихирь.

В качестве наказания за проступок понурую девушку отправили есть на пост, а трое мужчин вольготно расположились в пещере у костерка. Вася с Зауром переоделись, вооружились, и когда с кашей было покончено, а слабенькое винцо ещё плескалось в кружках, Барлога не удержался:

— Вообще-то я думал, вы её нагайкой накажете. Как нас. Ну, за сон на посту.

— Девку нагайкой никак нельзя, — нравоучительно пояснил старый казак. — Полюбит боль, дак потом такое в постели устраивать начнёт, хоть всех святых выноси…

— А я думаю, она не виновата, — вставил своё слово и владикавказец. — В конце концов, это чисто наш косяк. Повелись, как два лоха озабоченных! Всё же сразу было видно: не ходят чеченские девушки за водой в одной ночнушке, не тащат в дом двух парней сразу, не задаривают с порога, не пляшут перед ними в непристойном виде. Это же горы, а не Москва, прости господи!

— Ну, ты на города-то русские тоже зря не клепи. Люди везде разные…

— Неужели?! Сколько помню историю, это вы пришли на Кавказ, а не Кавказ пошёл на Россию! Вы жгли аулы, вы истребляли племена, вы обрекали горцев на голод, заставляя покидать насиженные места!

— Добавь ещё — вы мирили народы, вы строили школы, вы открывали больницы, вы создавали города, — поддержал друга Василий, но в голосе его проскальзывало раздражение. — Ты ж почти историк, Заурка! Восемнадцатый-девятнадцатый век — это время строительства империй по всему миру. Все вокруг друг друга завоевывали, всё полыхало, такова историческая данность. На хрена нам тут националистические провокации разводить?

— Я… тебе… не Заурка-а-а!

Первокурсник вскочил на ноги, рванув кинжал из-за пояса. В этот момент он был готов зарезать всех, хотя спроси его, зачем и почему, вряд ли бы он чётко определился с ответом.

Барлога медленно потянулся к сабле, но дед Ерошка даже бровью не повёл. Он и так прекрасно знал, что сейчас будет. Смысл-то зазря суетиться?

— Руки подними, — холодно раздалось сзади, и меж лопаток господина Кочесокова ткнулось дуло черкесской винтовки. — Тока дёрнись, татарин, в единый миг душу вышибу, к гуриям в рай!

Заур нипочём не мог бы сказать, какая сила заставила его вопреки голосу разума не подчиниться, а резко нырнуть вниз, развернуться, взмахнуть кинжалом, и… Отработанный удар прикладом в лоб отправил его в глубокий нокдаун.

— Ништо, оживеет! Я ж вполсилы, — хладнокровно прокомментировала Татьяна, скорее для подпоручика, и передала винтовку деду. После чего умело развернула тело студиозуса носом вниз, связала ему руки за спиной его же наборным поясом, прижала коленом и только потом уже спросила:

— Что у вас тут случилось-то? Он с ума чё ли съехал, на своих с кинжалом бросаться?

— Ума не приложу, внученька! — покачал головой старый пластун. — Вроде как сидим мирно, трапезничаем, винца-от трошки пригубили, а парня-то вдруг и понесло по ухабам! Хорошо ещё царя материть не стал, уберёг-от его боженька…

— А ты чего молчишь, офицерик? Твой кунак тебя чутка не зарезал!

— А я думаю, — многозначительно протянул Барлога, уставившись невидящим взглядом в потолок. — Вспоминаю, пытаюсь сообразить, выстроить дедукцию, то есть соединить причинно-следственные связи в единую логическую линию.

— Дедуль, так, походу, у нас уже два линейца умом тронулись, — повертела пальцем у виска красавица-казачка. — Ты их больше к ведьмам-то не пускай. На башку жидковаты оба.

— Ага! Вот оно! Вспомнил! — Василий едва не подпрыгнул на месте. — Вспомнил! Она его поцеловала! Дада, прямо в губы, чмоки-чмоки, и всё! Что, если поцелуй этой вашей красавицы-старухи Горбож мог слегка заколдовать моего друга? Огнище, да?!

Все задумались, посовещались и признали, что вполне возможно. В Кавказских горах и не такая мистика имеет место быть, так чего уж…

— Вопрос лишь в том, что делать дальше?

— Дак и нет тут никакого вопроса, — тонко улыбнулся старик. — И тайны особой нет. В сказках-то завсегда клин клином выбивают!

— В смысле? — заинтересовался второкурсник, а Бескровная покраснела, как снегирь.

— Ну, энто без меня, дедуль!

— Да как без тебя-то? Татарина нашего не мужик-от целовал, а баба. Стало быть, и заклятие вашим бабским поцелуем снимать надобно.

— Действительно, — поспешно влез Барлога. — Некая доля разумности в этом есть, я полагаю, стоит хотя бы попробовать.

— Вот ты и пробуй, свиристелка столичная!

— Не вовремя ты, Танька, жадовать[33]-от стала! Уж прояви по случаю христианское милосердие, чмокни парнишку-то…

— Бесите меня оба-а! — рявкнула девушка, но в этот момент господин Кочесоков умудрился развязать ремешок и с диким визгом бросился в атаку.

Дед Ерошка увернулся неуловимым круговым движением, а вот зазевавшийся поручик не успел. Грозный Заурбек смёл его в угол, словно соломенную куклу, повалил на спину, прыгнул коленями на грудь и начал душить. Василий захрипел, в пальцах владикавказца, сомкнувшихся на его горле, появилась неожиданная, нечеловеческая сила.

— От не приведи Господь, вы про то хоть кому расскажете, — хрипло оповестила мрачная казачка, резко разворачивая голову первокурсника и запечатывая его губы долгим поцелуем.

Заур обмяк с первой секунды, бешеный огонь в его глазах погас, руки ослабли, а гримаса ярости на лице сменилась выражением блаженства…

— Тьфу! — Татьяна выпрямилась, рукавом черкески вытирая пухлые губки. — Дайте чихирю теперь, что ль, аспиды!

— Эй, хлопчик, а ты в себе ли? — заботливо переспросил старик-пластун.

Студент поднял на него удивлённые глаза:

— Да. А почему я на Васе сижу?

— Меня это тоже интересует, — прохрипел подпоручик, проверяя сохранность кадыка. — В следующий раз не фиг с ведьмами целоваться!

— Вы о чём?

— Слезь уже с меня, небритый извращенец!

Молодой человек с невнятными извинениями поспешил вскочить на ноги и подать руку старшему товарищу. Пока дед Ерошка, приобняв Заура за плечи, рассказывал ему, что тут произошло в последние пять-десять минут, Барлога подошёл к Татьяне. Девушка залпом приканчивала уже вторую кружку разбавленного вина.

— Ты извини нас. Неудобно получилось как-то… — нужные слова находились не сразу, да и те всё равно были не совсем подходящими. — Нельзя было тебя заставлять его целовать, понимаю. Просто… ну, на тот момент ничего другого в голову не пришло… Глупо всё, да?

Татьяна кивнула.

— Прости. Я виноват.

Девушка кивнула дважды.

— Хочешь, дай мне по башке. Так будет честно.

— Хочу. Очень хочу, офицерик! Но честно вот так будет. — И она так же страстно и долго поцеловала обалдевшего Василия. Потом обернулась и глаза в глаза предупредила: — Я за сон в дозоре сполна рассчиталась. Ежели кто опосля руки распустит, переломаю!

— Моя внучка, — с гордостью протянул дед Ерошка, когда горячая красавица, поправив папаху, решительно вышла из пещеры, на ходу прихватывая верное ружьё.

— Давно хотел вас спросить, — махнув рукой на заторможенного друга, господин Кочесоков повернул разговор со стариком в другую сторону, — Бескровная — это прозвище, кликуха, псевдоним, погоняло или всё-таки уже фамилия?

— Татьяна-то мне по матери внучка. Батька её лихой атаман был, из Бескровных. Старый казачий род. А прозвище-то у них такое от того, что атаман-от кровь своих бережёт. Скока в поход взял, стока и вернул!

— Ох, мы с Василием думали, что она у вас без крови всех убивает — ну там, душит или ядом травит. А это фамилия, получается? Ух ты…

— У казаков-то много необычных фамилий, — хмыкнул в усы старик, огладил бороду, припоминая, и зачастил: — Дурындин, Полубес, Цепляев, Твердохлебов, Растеряев, Раздайбеда, Тюрьморезов, Дерикозов, Кривоплясов, Вислоухов, Бураков, Кривозубов, Косоротов, Гнилопуз, Желтобрюхов, Хромушин, Недомерков, Косой, Ноздря, Сопляков, Разоглядов, Кадигроб, Сгорихата, Перебейнос, Недорубов, Толстобров, Ширинкин… Дак-от продолжать долго можно, кажная фамилия от прозвища идёт, а прозвища те люди не задаром раздают. Иное и заслужить надобно!

— Ого! — только и выдохнул студент-первокурсник.

Хотя чего там особенно удивляться-то? Практически у всех народов клички переходили в фамилии, многие наивные люди в старые времена специально шёпотом давали ребёнку истинное имя (для себя и близких) и глупое, смешное, нелепое прозвание, чтобы отпугнуть и обмануть злых духов. На самом деле, рассуждали они, есть ли смысл изумлённому бесу вредить человеку, которого зовут Косой или Гнилопуз? Ему вроде как и без того уже досталось по жизни. Но истинное имя быстро забывалось, а вот кличка приклеивалась намертво — не смоешь, не отдерёшь!

…А вот уже вечером, за ужином, когда у маленького костерка мирно собрался весь отряд, все четыре души, будущие историки (историки из будущего?) наконец-то смогли толком поговорить по поводу предложения маленького шайтана. И хоть на первый взгляд, обсуждать-то было особо нечего — за Линией вольготно расположился некий общий враг, коего по-любому надо гнать — но можно ли объединяться с нечистым для достижения праведной цели?

Классики русской литературы, в лице Пушкина и Гоголя, утверждали, что не стоит. В конце концов, для любого верующего человека главное в его кратком пребывании в земной жизни, это спасение собственной бессмертной души. А какое может быть спасение, если ты заключил богомерзкий союз с чёртом, бесом или шайтаном? Правильно, никакого.

С другой стороны, для всякого военного человека, как и для всякого настоящего мужчины — долг и честь — не пустые слова. Есть приказ генерала Ермолова «подвинуть Линию», сделать передвижение русских войск максимально безопасным, разобраться с тайными и опасными чудесами в Кавказских горах. И если для достижения поставленной цели нужно на время объединить светлые силы с тёмным воинством, то возможно, такой грех им полковой поп, скрипя зубами, но отпустит?! Так что, да, пожалуй, поговорить было о чём.

— В конце концов, в том же Мёртвом ауле Ахметка нас здорово выручил.

— Так-то оно так, офицерик, да-от не выведи я лошадок вовремя, покойнички в том ауле до сих пор бы ваши с кунаком косточки грызли…

— Вах, зачем так страшна гавариш, уважаемый? Пачему такой вещи впаминаиш? Вэсэла была, пели все, обнимались, дружыли, падарки дарыли, лезгинка-а танцэвали, э-э?!

— Ну, я энтого не видала, не при делах, дура баба, волос длинный, ум короткий, девке на войне не место, с советами не лезу, решайтесь сами, а вот коли вдруг понадобится в кого пальнуть, тока пальцем ткните.

— Стало быть, с божьей помощью, берём вашего Ахметку в честные сугласники[34]?

В общем, решение было принято достаточно быстро, единогласно и без особых прений. Два наших современника особыми комплексами веры не парились, а казаки, будучи войском иррегулярным, первыми разведчиками и застрельщиками, тем паче были привычны к разумному компромиссу. Нравится — не нравится, спи, моя красавица!

Так что перекрестились, плюнули и пошли на службу. Всегда так было, а кавказские традиции благородного куначества порой собирали под одним знаменем самых заклятых врагов. Ну, а как и что дальше будет, потом поглядим — бог не без милости, казак не без счастья!

— Давайте, хлопчики, зовите своего шайтана-то. Будем вместе думку думать, как за тут Линию пойти, да-от своими ногами назад возвернуться.

— Шикардос! — Василий обернулся к Зауру. — А как его позвать?

— Чего вы на меня так смотрите? Мне-то откуда знать?

— Ну, ты его… как это, не приятели, а… короче, ты с ним ближе общаешься, чем я!

— Ах, вот, значит, как… Сейчас соберусь с мыслями… Зачэм неправда сказал?! Пашёл ты в глубокий ущэлий, старий баран в жирный курдюк цэловать, да!

Оба студента вновь вскочили на ноги, хватая друг дружку за грудки. Видимо, в самом воздухе гор Кавказа всё-таки разлита какая-то неуловимая глазу весёлая агрессия. Чисто ради эксперимента, попробуйте произнести перед зеркалом: «Зарежу, как шакала!», и в девяносто девяти процентах вы произнесёте эти слова с кавказским акцентом. Да, так бывает…

— Танюша, внученька, — не вставая с камушка попросил дед Ерошка. — Поддай жару!

Девушка молча кивнула, а потом пошло моталово, перекидалово и отпиналово.

Молодая казачка, не деля на правого и виноватого, честного и нечестного, хорошего и плохого, так отходила обоих гостей из будущего, что приходи, кума, любоваться! Она крутилась винтом, приседала едва ли не в шпагате, била коленом в грудь, цепляла носком ноги противника, встречая его на локоть в переносицу, перебрасывала через спину, валяла по полу, заставляя глотать пыль, и если б парни одновременно не подняли руки, экзекуция продолжалась бы хоть всю ночь до утра.

— Да чего мы сделали-то?! — наконец, едва ли не дуэтом возопили оба, прячась за спиной старого пластуна.

— На службе ссориться грех, — наставительно протянул казак. — От Танька вас и поучила уму-разуму. Заодно, глядишь, и уроки какие ни есть запомните.

— Ты, офицерик, бороться горазд, да открытый слишком, хитрого удара не ждёшь. Хоть в горло, хоть в живот, хоть в пах тебя бей, — охотно добавила даже не запыхавшаяся дедова внучка. — Татарин, наоборот, в кулачки дерзает, а тока горяч слишком, про ноги не думает, подсекай его да и клади затылком в камень! Ну ништо, за неделю, поди, обоих вас выучу.

— Тоже мне, сенсей в юбке.

— Добавки хочешь?

Барлога уже закусил удила, но господин Кочесоков каким-то чудом удержал приятеля. Хотя, возможно, Вася хорохорился чисто из принципа, нарываться на лишние тумаки было не в его жизненных приоритетах. Единственный сын в семье, последний продолжатель фамилии, Василий в целом рос вполне себе мирным и очень воспитанным, хотя и избалованным ребёнком, но перемещение во времени и реальное участие в театре Кавказских войн за считанные дни или даже часы сделало его другим человеком.

С другой стороны, возьмите самого тихого, спокойного, интеллигентного юношу, переоденьте его в военную форму, дайте коня и саблю в руки, так у него мгновенно выпрямится спина, заиграет взгляд, развернутся плечи, в бровях лихой изгиб сообразуется, и ведь не узнать — прям Аника-воин! Хоть сейчас с эскадроном трубачей на турецкий фронт! Мужчины, они существа с сюрпризом…

Остаток вечера оба студента провели за тренировками рукопашного боя и основ владения холодным оружием. Для Заура было новостью узнать, что кинжал надо держать тремя пальцами, мизинец лишь контролирует рукоять, а большой палец направляет удар. Резать предпочтительнее, чем колоть, а уж если взялся за кинжал, то непременно бей! Пугать глупо и смешно, пока ты «грозишь», тебя десять раз по-настоящему зарежут без всякого предупреждения.

Подпоручик в свою очередь уяснил, что рубить саблей надо под математически выверенным углом в сорок пять градусов, рубящий удар предпочтительнее колющего. Долгие фехтования в горах не в чести, здесь ценится скорость и точность удара. У кавказской шашки иной отвес и балансировка клинка, что тоже требует специальных знаний. В конном бою проще уклониться, чем парировать, но если двое джигитов несутся в сшибку, то управление лошадью решает больше задач, чем длина или острота клинка. Ну и определённое равнодушие к смерти тоже играет свою роль.

Многому нужно было научиться здесь и сейчас, теперь и сразу, потому что даже если ты очень хочешь вернуться в своё время домой, то хотя бы сумей выжить до этого момента…

— Всем спать, — хлопнул в ладоши старый казак. Зевнул, перекрестился и взял ружьё. — До полночи постою, потом внучка моя, за ней ужо татарин рассвет встретит.

— А я? — приподнялся Вася.

— А ты отдыхай, твоё благородие! Про тебя службишка завтра будет.

— Опять чёрных абреков выманивать?

— Догада-а…

Подпоручик расплылся в самодовольной улыбке: приятно ведь, когда уважаемый человек хвалит тебя, называя умным и догадливым.

Спать укладывались в одежде, не снимая сапог, положив оружие рядышком — мало ли что? Во время кавказских кампаний военные вскакивали по первой же тревоге, а казаку в секрете необходимо быть вдвое более бдительным. Горы редко дают второй шанс, воронёный кинжал не склонен к жалости, а безымянные ущелья и быстрые реки всегда голодны…

Когда студенты уснули, Татьяна вышла из пещеры.

— Дедуль, иди-ка и ты приляг. Я одна отдежурю.

— Выспалась, чё ли?

— Ну, деда-а…

— Шуткую, — беззлобно и даже с какой-то лёгкой печалью хмыкнул казак. — А что ж, когда линейцев нашихто целовала, какой те больше глянулся?

— Да какие они линейцы…

— Ох, Танька, мутишь ты воду, да и головы-то парням крутишь зазря. Нешто сама не видишь, как они при тебе гоголем вышагивают, друг дружку задирают, внимание-от на себя обратить просят, одного взгляда твоего заради!

— Дед… — Красавица мягко обняла старика. — От не дура, всё вижу. А тока никуда я от тебя не уйду, некуда идти-то. Не наши они оба, вон, спят да и видят, как бы к себе возвернуться. В будущее ихнее.

— Ну, дак и ты бы с ними.

— Кому я там нужна? Ни образованности, ни манер, ни кровей благородных, ни приданого, чего ж мне в царстве их расчудесном, во граде золотом, на холме белом делать-то?

Дед Ерошка только вздохнул в ответ, незаметно смахивая случайную слезу. Он тоже прекрасно понимал, что в будущее возьмут не всех, но внучку свою любил больше жизни, а потому всё равно в глубине души хоть капельку, да надеялся. Хотя вот спроси его, на что именно, ведь не ответил бы, отшутился или отмахнулся. Кто их, стариков, поймёт…

— А и впрямь, пойти ли вздремнуть? Татарина я те сам на смену подниму.

— Он черкес, — с лёгкой досадой в голосе поправила Татьяна. И покраснела…

— Верховный гне-ва-е-тся-я!

— И что? — Управляющий техническим отделом был слишком флегматичен даже для каменных идолов сатурнианцев, прославленных среди галактик своей невозмутимостью.

— Бвана убьёт меня-а-а, если, ядерный дроссель вам под хвостовой отсек, ему сию же минуту не доложат о полной боевой готовности Нергаха-а! — орал на него младший стюард помощника второго офицера.

— Готовности к чему?

— К войне-е!

— С кем?

— С двумя туземцами-и-и!

— Межпланетный космический крейсер расчехляет все световые и звуковые пушки ради войны с двумя местными аборигенами? — неторопливо уточнял техник, не прерывая копания в микросхемах чёрного абрека. — Я правильно понял?

— Да-а!

— С двумя? Не с двумя тысячами, не с двумя миллионами, не…

— Заткнись! — сорвался стюард, лихорадочно вылизывая собственное лицо длинным раздвоенным языком. — Твоя мама должна была придушить тебя, пока ты был в яйце! Просто исполняй приказ самого Эну!

— А я что делаю?

— Делай это быстрее!

— Ага.

— Ещё быстрее!

— Бегу и волосы назад.

— Ты лысый! Мы все лысые!

— Только заметил?

— Это саботаж! Я сию же минуту доложу о твоей медлительности верховному! Он убьёт тебя своими же руками-и!

— Единственного профессионального техника-механика на корабле? Ну-ну, удачи. Ты иди, докладывай, стюардов у нас ещё много…

Ночь шла ровно. Под буркой было тепло, и сны снились хорошие. Про Владикавказ, про маму, про милый дом. Поэтому и нежный шёпот над ухом казался совершенно естественным продолжением сладких грёз Морфея…

— Заур, Заурчик, пора, вставай уже, скотиняка ты эдакая!

— А-а?!

— Не ори, — шикнула строгая казачка. — Давай вон на пост. Поди, твоя очередь дозор держать?

— Какой дозор? Тот, где «идёт борьба бобра с ослом»? — не сразу проснулся владикавказец, поскольку умнее шутки не придумал, а её Татьяна никак оценить не могла.

Какой бобёр, чей осёл, с какого перепугу, в честь чего и каким образом они там борются, Аллах им судья! Но служба есть служба, а рука у молодой красавицы твёрдая, и пришлось, зевая, встать, принять ружьё, поправить кинжал на поясе и плестись на пост. Холодный ночной воздух быстро проветрил голову, выдув остатки сна, и молодой человек был полон решимости честно исполнить свой воинский долг перед товарищами.

И поначалу, то есть первые полчаса, ему это дело вполне себе удавалось. Положив тонкую кавказскую винтовку на плечо, он вышагивал на манер оловянного солдатика прусской армии, разминая мышцы. Потом утомился и присел на камушек.

Природа благоухала ароматами, где-то неподалёку журчал горный ручей, небо над головой было чистым до изумрудного ультрамарина и так причудливо разукрашено звёздами, что оторвать взгляда не представлялось никакой возможности. Душа студента-первокурсника пела, но тем не менее это не помешало ему вовремя услышать крадущиеся шаги…

— Стой, кто идёт?

— Ах, это я пришла с утра, твоя красотка Гульнара! — На тропинке в десяти шагах от бдительного часового нарисовалась стройная девичья фигурка в красном платье, полупрозрачной чадре на голове и почему-то жутко кривыми ногами.

— Вот только можно не врать? — честно попросил Заур.

— Ну, э-э… может, и не красавица, и не так чтоб Гульнара, но многим нравится её нора! — Красное платье исчезло в тот же миг, сменившись на длинный белый балахон седобородого учёного мудреца в зелёной чалме и снова с ногами, меж которых свинья могла пробежать. — Я, читающий Коран, досточтимый старец, по лесам, да по горам праведный скиталец! Несу неумным людям свет истины на блюде!

— Значит, не можешь не врать? — уточнил молодой человек, взводя курок. — Стреляю сразу, в пятак не промахнусь.

— Погоди, погоди, ты случайно не грамотный? — незваный гость или гостья вдруг перешли на прозу.

— Нет, не случайно. Я специально грамотный. И, между прочим, много чего читаю, не только Коран.

— Тогда придётся повернуть. — Теперь перед начитанным первокурсником стояла сгорбленная годами, кривоногая старушка с коричневым лицом «крошки-картошки», в глубоко надвинутом на самые брови платке. — Тебя легко не обмануть!

— Именно так, можешь больше не притворяться.

— Имя бессмертное моё, твоё, именно имя-я…

— Я знаю.

Заур действительно знал, что ночной гость мог менять любые личины, но вечно кривые ноги выдавали его с головой. С рогатой головой, если быть точным. А если ещё точнее, то на всём Кавказе, наверное, нет ребёнка, который бы не слышал сказок о хитром чёрте Хайраге.

Том самом, что привык скрываться среди обычных людей. Кто же узнает нечистого, если внешне он выглядит совершенно по-человечески? Но единственное, от чего никогда не мог избавиться чёрт — так это от рогов на лбу и врождённой кривизны ног с раздвоенными копытами. Многие считали его чисто осетинским или вайнахским бесом, но думается, что в этом ушлом типе была примесь и дагестанской, и аварской, и карачаевской крови. А судя по профилю, там ещё горские евреи из-под Дербента отметились. И уж как вся эта гремучая смесь европейских рифм, творимых под местечковую лезгинку, отразилась на его деятельном характере, судите сами…

— Раз нельзя джигита съесть, с кем тогда имею честь? — В этот момент перед господином Кочесоковым стояла уже маленькая кривоногая девочка с хитрым ленинским прищуром.

— Говори, зачем пришёл! — Из бабушкиных сказок молодой черкес чётко помнил, что у Хайрага нельзя идти на поводу и отвечать в его манере. Если нечистый толкает вас на поэтический баттл, не давайте ему ни шанса! Чёрт запутает, заморочит, заиграет — и опомниться не успеешь, как уже будешь послушно повторять всё, что он скажет.

— Я послан к вам другом, шайтаном Ахметом. Он хочет вас видеть за час до обеда солнца. Тебя, Заурбек, величавый и сильный, ну и кунака, что зовётся…

— Барлога. — Даже первокурсника было непросто поймать в такую уж детсадовскую ловушку с рифмами. — Нам тоже есть о чём с ним поговорить. Где встречаемся?

— Ты помнишь то место, где в Мёртвом ауле вы с другом ходили под шашки и пули? — томным мурлыкающим голосом спросила рогатая чёрная кошка. — Спрошу я тебя, но не медли с ответом: а в ваших краях есть певцы и поэты? И ради знакомства, в полуночной мгле, хотя бы две строчки напой тихо мне!

— Рифма хромает! Впрочем, я слыхивал и похуже. Моргенштерна, к примеру… Хотя там не только с рифмой, там больше с татуированной головой проблемы…

— Значит, не хочешь по-хорошему? — Кошка зевнула во всю пасть, одновременно превращаясь в здоровенную собаку смоляной масти, ростом с шестилетнего бычка. — Тогда скажу просто: у тебя в стволе одна пуля, и та свинцовая. Меня можно остановить только пулей, выточенной из соли! Но до того как ты успеешь прицелиться, я вырву твой кадык зубками.

— А-а… Ахметка разве не ждёт завтра нас с Васей на встречу?

— Ждёт, дорогой! — Заур и глазом не успел моргнуть, как чёрный пёс уже возвышался над ним, став нос к носу. Его смрадное дыхание обжигало, а в глазах горело оранжевое пламя ада. — Ждёт, но с одним всегда проще договориться, чем с двумя. Однако…

Студент-владикавказец сдержанно икнул. Больше всего сейчас он боялся поднять шум. Если услышат казаки, то рванутся на выручку, и тогда драки с чёртом не избежать. А кто пострадает первым? Естественно, тот, кто ближе.

— Поговорим, как два джигита? — предложил Хайраг, принимая образ стройного красавца-мужчины в длиннополой приталенной черкеске и чёрной папахе из шкуры козы. — Слюшай, ай! Давай в тры загадка играть? Ты у минэ выиграл, я тибэ падарка дал, кунаком назвал, э?! Я у тибэ выиграл — харчо, шашлык-машлык, долма, кутаб, оджазхури из тибэ сделаю! Да?

— Давай.

— Правильна гавари, как джигит! — зарычал чёрт, оскалив неестественно белые зубы.

— Вах, не ори на миня, зарэжу! — постучав кулаком в грудь, опомнился господин Кочесоков. — Играт давай! Загадка свои давай! Я тибэ в рог все отгадка дам!

— В иё руках всыгда типло, в иё глазах всыгда светло. Всыгда прастит, всыгда паймёт, ни в чём тибэ не упрыкнёт. И ти спеши иё обняъ, она зовётся словом…?

— Мама.

— Ну, э-э, нэ савсэм так, пачти, но…

— Мама эта! — упёрся молодой человек. — Папай кылянусъ!

— Второй загадка, — прищурясь, кивнул Хайраг. — Иго вэршины високи! Иго пищеры глубаки! И он багаче ста царей, сильнее ста богатырей! Его снэга — услада глаз, и гор его зовут…?

— Кавказский горний хрэбет.

— Э-э, ну ты адным словом скажи!

— Адным нильзя. Никак! Ни наукаёмко будет, панимаишъ?!

— Панимаю, панимаю, — скрипнул зубами коварный чёрт, без предупреждения выбрасывая третью загадку: — Она с ражденья у джигита, и суть её из стали свита. На том и этам свете, верьте, её патеря хужи смерти! Она в душэ и сердцэ есть, ей имя…?

Вот тут Заурбек реально притормозил. То есть он, разумеется, знал ответ, да тут и догадаться несложно, но произнести слово «честь» вслух было не возможно никак. Одно попадание в рифму — и всё, Хайраг уже в предвкушении сучит кривыми волосатыми ножищами, и вырваться из его хватки после того, как сам согласился на игру будет, нереально.

— Атвэт давай, да?

— Адын минут…

— Э-э, атвэт давай!

— Харашо-о… — Первокурсник закатил глаза, пытаясь максимально точно вспомнить формулировки из учебника. — Эта достойный уважений и гордости моральный качества настоящего джигита! То есть атносителный понятий, как духовный достоинства чилавэка, в призма апридилённый културный и сациалный традиций его народа, да!

— Э-э?! — теперь уже неслабо затупил и сам кавказский чёрт. — Ты минэ савэм запутал, адным словам сказать не можишь?!

— Магу! Но ни хачу! Ти миня и так понял.

— Ни понял!

— Ну дык, то уже твои проблемы, кривоногий, — спокойно раздалось из кустов, и три ружейных ствола взяли рогатого на прицел. — Заряжено-то крупнокалиберной солью, как ты любишь. От тока дёрнись, доставь нам радость!

Владикавказец наконец-то смог выдохнуть. Он и без того тянул время, как мог, в надежде уболтать, обмануть, провести противника, не подставляя друзей. Однако именно их огневая поддержка в конце концов решила исход дела.

— Казаки, да? И русский офицер с ними? — криво улыбнулся Хайраг, мигом переходя на нормальный язык. — Не надо стрелять, мы же играли! Шутка-а!

Он вдруг резко рухнул на землю, и в ту же минуту чёрная змея, извиваясь между камней, исчезла в темноте. На полянку вышли дед Ерошка, Вася Барлога и Татьяна Бескровная.

— А что ж, справился наш татарин-то?

Заур хотел привычно напомнить, что он черкес, но потом махнул рукой и от души улыбнулся всем:

— Спасибо, вы очень вовремя. Я его практически уделал…

После чего отчаянный и очень начитанный герой Владикавказа просто поплыл, осев прямо на землю и выпустив ружьё из рук. Когда Василий подхватил его, он уже крепко спал.

— Пораненный?

— Нет, — удивлённо ответил подпоручик, придерживая младшего товарища. — Спит. На серьёзных щах, ей-богу, спит и всё.

— Тащите-ка его на постелю, — скомандовал старый казак. — Я ужо на часах постою.

Татьяна, не задавая лишних вопросов, подхватила Заура за ноги, Барлога приподнял за плечи, и вот так в четыре руки спящий кунак был доставлен на спальное место и заботливо укрыт буркой.

Учёные знают такой феномен, когда от стресса или неожиданного напряжения всех духовных сил люди буквально падают, словно срубленные сном. Причины подобной реакции организма всячески изучаются, но если коротко, то весь замес в психологии и непочатых тайнах человеческого мозга. Объяснения отложим до утра…

Рассвет пришёл в хорошем расположении духа — ни дождичка, ни ветра, а лишь освежающая прохлада вкупе с чарующим птичьим пением. Исходя из того, что события прошлой ночи не позволили толком выспаться никому, общее время подъёма было сдвинуто ближе к десяти.

Дед Ерошка, который, как и многие старики, вполне довольствовался четырьмя-пятью часами, приготовил завтрак и самолично разбудил молодёжь. Причём Татьяна поднялась, едва заслышав его шаги, а вот ребят пришлось взбодрять более шумно и энергично. Ну, то есть, говоря по совести, поднимать за шиворот, ставить на ноги и хорошенько взбалтывать. Барлогу, категорически отказывающегося открывать глаза, так взболтали аж два раза.

Все важные вопросы были подняты за кашей и чихирём. Хотя почему все — вопрос-то собственно один: идти или не идти в Мёртвый аул по приказу мелкого шайтанчика? После всего того, что учудил его так называемый посланник Хайраг, называть это «тактичным приглашением к разговору» язык не поворачивался. Поэтому и никакой речи не могло быть о том, чтобы парни отправились лишь вдвоём, как их «приглашали». Пойдут все четверо.

— И от при беседе вашей мы с внученькой рядышком постоим. Кабы чего не вышло…

— А смысл ему вообще нам угрожать, если он сам предложил нам военный союз? Он добрый малый, и мы в его интересах!

— Э-э, Вася-а-а, дарагой, можно я тибе в лицо один умный вещь скажу? Тока ты ни абижайся, да? Савсем клиныческый идиот, э-э?! Он шайтан! Нэчисть! Обман его втарое имя!

— Чё в ухо орать-то?

— А по-иному, видать, до тебя, офицерик, не доходит, — резюмировала общее мнение красавица-казачка. — Добро, дедуль! Поснедали, пора уж собираться. Верхами пойдём?

Пошли верхами. Отдохнувшие лошадки были только рады размять ноги, буланый не дурил, а вороной не выкобенивался. Ехали вооружившись до зубов: подпоручику были выданы два черкесских пистолета, а его кунаку — второй кинжал и чеченская шашка на пояс. Даже если внешне бывшие студенты выглядели немного потешно, то всё равно считали себя без пяти минут героями России. Старый казак был на два корпуса впереди, его внучка Бескровная с расчехлённой винтовкой за спиной замыкала цепочку, периодически оглядываясь назад.

…Серый недвижимый сокол на верхушке молодой сосны тщательным образом фиксировал их маршрут. Данные сразу попадали в обработку технического отдела. С сегодняшнего дня у всех киборгов с базы Нергала не было других заданий и цели, только двое молодых линейцев в центре кавалькады. Не все четверо всадников, а только эти двое…

— Вы все знаете меня.

— Да, о Верховный, — достаточно бодро ответил экипаж на общем собрании. Никто не хотел приходить, но так чтоб открыто игнорировать приказы Чёрного Эну желающих не было, конченые дураки в космосе не летают.

— Вы все знаете, я не умею красиво говорить. Но если уж берусь…

— Да, о Верховный. — В бодрость добавились нотки нездорового оптимизма.

— Это была шутка-а!

— Ха-ха, — так же дружно ответили слушатели, демонстративно задыхаясь в пароксизмах смеха и хватаясь за животы. Юмор начальства всегда самый смешной, даже если он просто дебильный.

— Вы все знаете, что я не люблю долгих речей и пышных метафор.

— Да, о верховный, — уныло вздохнули все, поскольку прекрасно понимали, что Чёрный Эну не заткнётся уже до вечера. И если в долгих межгалактических перелётах, столь же долгие разговоры как-то помогали скоротать время, то здесь они его просто убивали. И ведь сбежать-то некуда…

Бвана прокашлялся, настраивая увеличивающие линзы в правом глазу. Не то чтобы он плохо видел, но знал психологию подчинённых и помнил, что всегда лучше выглядеть немножечко слабым. Это позволяет вовремя раскрывать заговоры или по крайней мере выявлять неблагонадёжных. Пусть все думают, что взгляд начальства не так зорок, тем сильнее будет их изумление в нужный час.

Потом он долго и пространно говорил о ведущей роли священного народа ануннаков в просвещении и цивилизации Вселенной, об их глубокой жертвенности в деле умножения разумных миров, о великих и бессмертных трудах по передаче факела знаний примитивным аборигенам неосвоенных планет. Он вспоминал о бессмертных подвигах крейсеров с Нибиру, о забытых могилах на безымянных землях, о тоннах вывезенных богатств, так необходимых их родине для дальнейшего процветания и несения нелёгкой ноши высшей расы.

Потом речь зашла о катастрофической неблагодарности просвещаемых туземцев. Как только те переходили на уровень примитивного расчёта движения небесных сфер, начиная создавать первые города, то почему-то резко забывали о своих благодетелях, но зато вспоминали о богатствах собственной планеты. Самое странное, что они больше не желали приносить жертвы богам Нибиру, а напридумывали своих собственных. И вот те боги местного разлива отнюдь не были склонны делить золото и драгоценные камни с пришельцами из других галактик.

Но главное прозвучало в конце, и слушатели прекрасно знали, к чему всё идёт.

— Аборигены всегда ведут себя как неразумные дети. Их следует не просто учить, но и регулярно напоминать о плате за уроки. Если же они начинают забывать, кто здесь учитель, то наказание не должно заставлять себя ждать, ибо ожидание порождает надежду. Беспочвенную надежду.

— Да, о Верховный…

— Это стоит помнить всем! И вам в том числе.

И на этот раз днём, при солнечном свете, Мёртвый аул выглядел вполне себе гостеприимно. По главной и единственной улице неспешным шагом важно прогуливался маленький шайтан в высокой бараньей папахе, черкеске ниже колен и с голыми волосатыми ногами. Грудь колесом, нос полумесяцем, морда довольная, глаза бесстыжие, язык шепелявый. В общем и целом, всё как всегда.

— А-ах, ково я фижу?! Поштенный дед Ероска, как сдорофье, как дафление? Кунаки мои-и! Сердсе от радошти разрыфается! Сейсас обниму, расселую, фино пить пойдём, да?! Вах, и красафица тут? Ка-ака-ая-я дефушка?! Персик! Хурма! Гурия какая-то, чештное шлово…

— Коню-от под копыта не лезь, фейхуа на тощих ножках, — ответил за всех старый казак, пружинисто спрыгивая на землю. — Зачем хлопчиков наших до себя звал, отвечай? И без баловства мне тут!

Ахметка приложил обе руки к сердцу, вежливо поклонился до земли и молча указал кивком головы на ту самую саклю, где ребята не так давно прятались от погони банды абреков.

На этот раз лошадей привязали к вкопанным столбам, а не в отдельной конюшне. Просто из соображений безопасности: если придётся удирать, так сиганут по сёдлам едва ли не с порога.

Трое мужчин шагнули в дом, а казачка задержалась у входа. Просто присела на камушек, прислонясь спиной к стене и положив ружьё на колени. Возможно, она не страдала так называемым «бабским любопытством», но, скорее всего, по привычке встала на пост.

— Шадитесь, дорогие гошти! Я так счаштлив, моя душа уже поёт жастольные песни! — Маленький шайтан, улыбающийся на ширину гурийского кинжала, широким жестом указал на большой ковёр в главной комнате, медные блюда с яблоками и грушами, свежий хлеб, два кумгана, нарезанный козий сыр, зелень и ароматный шашлык.

От одного запаха мяса, пожаренного на вишнёвых прутиках, у вечно голодных студентов засосало под ложечкой. В секрете ведь приходилось есть только сухари да кашу. Однако оба уже были научены печальным опытом гостеприимства у ведьмы Горбож — ничего не пить, не есть и не принимать в подарок.

— Благодарствуем, сыты мы, — сухо ответил за всех дед Ерошка. — Давай-ка по делу побалакаем, Ты-от хлопцев зазвал. Стало быть, с ними разговоры вести будешь?

— Э-э, наферное, глюпый Хайраг не так меня понял. Канешно, я буду весь рад, если такой уфажаемый селовек, поштеннейший штарец, героичишкий казак, дашт нам швой мудрый шовет! Но какой разгофор без фина, э? Налифаем, да?!

— Пить не станем.

— Ха-ха, шмешно! Казаки — и не пьют! Яжва мучаэт, или вам жёны не разресают?

— Ай, шутник, веселия полны штаны, — покачал головой старый пластун, разворачиваясь к дверям. — Айда до дому, хлопчики. С нечистым водиться — тока замараться…

Заур и Василий безоговорочно развернулись на каблуках, выполняя приказ старшего. Ахметка повесил нос, скуксился и простонал:

— Ну, финоват, финоват, что теперь? Фино из ослиной мочи, фрухты внутри гнилыэ, сыр из глины, мясо чэловэчина… Прэсирать будете бэдного шайтана?! Но такими нас сосдал Аллах!

— На Аллаха стрелки не переводи, — строго бросил господин Кочесоков, и хозяин уцепился за хоть какой-то знак внимания в свою сторону.

— Больсе ни ражу не обману! Нисего плохого не подшуну! Хотите, башню Крылова про форону и лисису с выразением проситаю? Там мораль осень умная в консе есть — ешли что-то спёр, так кушай молса и клюфом не щёлкай! А есё я знаю, как сокола лофить. Мамой клянушь!

Дед Ерошка неизвестно чему ухмыльнулся, но остановился на самом пороге. Об опасности пуленепробиваемых птиц все здесь присутствующие знали не понаслышке.

— Ну, что ж, трохи-то послухать можно…

— Ваиштину шлова мудрого щелофека! Шмотрите! — Маленький шайтан извлёк неизвестно откуда большой глиняный кувшин едва ли не с себя ростом и гордо указал на него пальцем: — Фот оно, ресение фсех проблем, э-э!

— Горшок? — уточнил Заур.

— Да!

— Ночной? — принюхавшись, догадался Барлога.

— Да! Присём полный. Эй, фы куда?! Он не этим полный, в нём шмола! Хоросая шмола, сосновая!

Молодой первокурсник и старый казак обменялись страдальческими взглядами, вновь разворачиваясь на выход. А вот подпоручик наоборот задержался…

— Ахметка, это то, что я думаю?

— Фсё, как ты любись, кунак мой! — Нечистый подмигнул калужанину и, в четыре руки подхватив горшок, они выволокли его на улицу. Дальше всё было просто и предсказуемо.

В небесах над Мёртвым аулом всегда парили два-три сокола. Казачка выбрала ближнего и спустила курок. Как и ожидалось, пуля не причинила птице почти никакого вреда, но ожидаемо возбудила боевую ярость. Уходить с линии прямой атаки было нетрудно: убедившись, что сокол падает с неотразимостью курса гривны, ловкий шайтан подставил на своё место кувшин смолы ровно за десять секунд до атаки крылатого чуда инопланетного происхождения.

Глиняный кувшин, разумеется, разнесло в брызги. Просмоленная машинка наблюдения «made in Nibiru» с чавканьем разлепила крылья, сделала два шага, с трудом повертела птичьей головой, не в силах расклеить глаза, попробовала взлететь, даже поднялась на турбинной тяге на метр вверх, и…

— Фот тебе, жлой, протифный птиц! — Подпрыгнувший Ахметка ловко добил робота деревянной лопатой по маковке.

Остальные птицы вмешиваться не стали, незаметно исчезнув, чтобы наверняка успеть передать всю видеоинформацию куда следовало.

— А оно-от и неплохо, — задумчиво протянул дед Ерошка. — Нехай энти злыдни тоже знают, что от нас неведомо чего ожидать можно. Знают и боятся.

Все удовлетворённо ухмыльнулись.

— Так уж признавайся, шайтанова морда, нечисть поганая, много-от у вас тут таких-то ловкачей?

Ахметка важно поправил папаху, слегка присвистнул сквозь зубы и, словно запустив ксерокс, одномоментно размножился на сотню точно таких же нагловатых кривоносых типов в черкесках.

— Школько надо, штолька и будет, э?!

— Красавчик! — одобрительно заключил Барлога. — А дроны как гасить будем? И, кстати, этих чёрных абреков тоже, их ведь каждого водой не обольёшь.

— Фопрос решаемый, толька шоветоваться надо. Пройдём ф скалю, уфажаемые?

— Пройдём, — осторожно вмешался Заур. — Но давайте не в эту.

Предложение сочли разумным. Если по наводке соколов сюда заявятся джинны, то лучше любоваться на их полёты со стороны. Лошадей отвели в проверенную конюшню, и все дружно перешли в небольшой сарайчик на краю аула. Хотя сам шайтан уверял, что джинны тут особо безобразничать тоже побаиваются, то есть заглядывают не часто, летают на бреющем и никого обычно не задевают. Почему?

Это отдельный момент, о котором можно только гадать. Предположительно, ануннаки догадывались о том, что человек — далеко не единственная форма разумной жизни на планете. Но если они чётко знали, как следует вести себя с аборигенами, используя кнут и пряник, то с нечистой силой такие технологии не прокатывали.

Шайтаны, ведьмы, бесы, великаны, упыри и прочие ни капли не нуждались в получении знаний о земледелии, биологии, математике, геометрии, химии. Всё это нечисть оставляла людям, а сама привычно занималась своими делами, где честный труд был на последнем месте, а искушение и обман на первом.

Возможно, поэтому таких уж прямых конфликтов с колонизаторами у них не было. Ануннаки не представляли особого интереса для рогатой кавказщины — на них просто не обращали внимания. Ну, прилетели, улетели, чего кипеж-то разводить? Однако постепенно всё менялось. Случайные стычки начинали искрить, пришельцы из космоса не были склонны к компромиссу, так что нечисть естественным образом обернулась за помощью к людям.

И вот сейчас четыре человека сидели напротив одного маленького кривоногого Ахметки, строя планы совместного военного союза против чужаков. Это нормально, все так делают. Сначала все разом разберёмся с теми, кто сидит за Линией, а уж потом продолжим вечные разборки меж собой.

В конце концов, Всевышний не просто так дозволил нечистой силе вредить человеку, дабы честно проверить святость веры и крепость духовного стержня. Только такие люди по милости Господа достойны вечной жизни, только им уготованы кущи рая. И какая же роль в этой извечной борьбе уготована инопланетным вторженцам? Ни-ка-кой. Значит, гнать их с шахматной доски в шею!

— Слышь, Заурка, а чего мы, собственно говоря, так паримся?

— Вася, конкретизируйте, пожалуйста, ваш месседж.

— Ой, да я в том смысле, что если в наше с тобой время никакой Линии на Кавказе нет, значит, мы её полюбому уничтожили!

— И?..

— Включи мозги! Зачем нам сейчас напрягаться, если мы всё равно…

— А если не мы? Что если мы с вами погибнем прямо тут, а Линию сотрут другие, те кто продолжат наше дело? Эта мысль к вам в мозг ни разу не постучалась?

— Покатились по звезде…

— Вот именно!

Господин Кочесоков первым прекратил бессмысленный спор, отодвигаясь от загруженного подпоручика, поближе к деду Ерошке, расчерчивающему кончиком кинжала на земляном утоптанном полу схему подходов к Линии, направление течения реки, обрывы, тропинки и густые лесные массивы. Но Барлога, придя в себя, начал докапываться уже до Татьяны.

— Слушай, а можно спросить, между нами, девочками?

Казачка покосилась на него с нездоровым подозрением.

— Ох, да шутка это, недалёкий подкат… Я что на самом деле спросить хотел, тебе Заурка наш как… ну, нравится?

— Не кривой, не горбатый, отчего ж не нравится-то?

— Между прочим, я тоже не кривой и не горбатый, — надулся Вася.

— Так и ты нравишься, — с врождённой прямолинейностью отвечала девушка. — Оба хороши, хоть рожи красками малюй да-от на стену в хате заместо святых вешай! Тока вот тебе чего с того, офицерик?

— Как… ну, я вообще-то…

— Замуж меня звать хочешь? — наивно захлопала длинными ресницами Таньяна. — Так у нас разница в возрасте поди века три, ты ж для меня ещё и не родился! Мне мужчина в доме нужен, казак, а не дитя великорослое…

Василий открыл было рот, подумал, закрыл, поймал мысль, открыл и уже было сказал букву «а», но вовремя захлопнулся снова. Для чернобровой красавицы, выросшей в этих суровых краях под свист пуль и звон клинков, умеющей драться, стрелять, носиться верхом по горам, мало спать, мало есть и умудряющейся при этом оставаться яркой и свежей, без капли косметики, он и вправду был сущим ребёнком избалованного двадцать первого столетия.

Что он мог ей дать? Что предложить? Увезти с собой в светлое будущее? Научить жить в современном мире, пользоваться техническими новшествами, ездить в метро, ходить на каблуках, есть суши, пить колу, сидеть в интернете, постить в «Инстаграм», накачивать губы, тусить в клубах?

Или же прямо наоборот: уехать с ней куда-нибудь на Кубань, трудиться в фермерском хозяйстве, народить десяток детишек, копаться в огороде, делать закатки на зиму, а в свободное время петь в народном хоре старые песни, по президентской программе «Возрождение казачества»?

А может, вообще устроить её по контракту в армию? Девушка она сметливая, физическая подготовка на уровне спецназа, служить умеет, быстро выбьется в офицеры, пройдёт пару-тройку горячих точек, хоть в той же Сирии или Донбассе, будет получать медали и довольствие, выйдет замуж за боевого полковника, и…

— Не, не, не! — Подпоручик громко хлопнул себя по правому уху, выбивая налево все глупые фантазии. Даже думать о том, что Бескровная может выйти замуж за кого-то другого, было неприятно и больно. С чего бы?

— А ить прав наш офицерик, — с уважением покосившись в его сторону, протянул дед Ерошка. — Никуда энта затея не годится. Не смогём мы такой сель в горах вызвать, чтоб-от грязью всю ту Линию залило, а более никого не тронуло. Это ж природная катаклизьма! Давай-ка мы-от умного человека послухаем…

— Чего? — Барлога не сразу понял, почему это все вдруг уставились на него с выжидающими взглядами. — А, типа, что по делу? Ну… сейчас… Была у меня тут одна идейка…

Молодой человек лихорадочно перебирал в голове всё, хоть как-то подходящее по теме, что он когда-либо читал или хотя бы видел в кино. Прямых ассоциаций не было, а все остальные планы требовали либо высокотехнической подготовки, либо гораздо больших человеческих сил. Но на данный момент их на Линии всего четверо, плюс маленький шайтан с неограниченными клонами и обширными связями.

— Сначала нам нужна глубокая разведка боем, — наконец решился он. — Ни мы, ни нечисть не знаем, кто там за рекой? Понятно лишь, что их защищают передовые силы механических абреков, механических джиннов и механических птиц. Но кто в девятнадцатом веке способен на создание подобных роботов? Только самая развитая раса. Значит, нам необходим проход за Линию.

— Вася, не то чтобы я против, — вежливо вставил Заурбек. — Но, допустим, мы обнаружим там какого-то крайне сильного противника. Тех же сумасшедших американских учёных из будущего или могучую инопланетную станцию. Что мы тогда будем делать?

— Драться! — рубанул ладонью горячий калужанин.

— А ведь верно говорит офицерик-то. Поди, энто наша земля, наши горы, наш Кавказ. С врагом-от его делить не станем.

— Вах, как красива шказал! Мы отшюда не уйдём, пушть они убираютша! Я дфе шашки в руки фосьму, кинзал в жубы и один из фсех зарэжу-у!

— Эй, эй, эй! Погодите, я что, против, что ли? — возмутился первокурсник, краснея под оценивающим взглядом молчаливой казачки. — Я могу и в первых рядах пойти, мне не страшно. Но давайте хоть как-то продумаем всю операцию, что ли…

Невзирая на трезвость подачи, сам посыл почему-то ни от кого не получил должной оценки. Горцы народ горячий — на коней, в шашки и с визгом всей толпой вперёд! Единственная военная хитрость ещё со времён Чингисхана — это притворное отступление, а потом развернулись, собрав толпу втрое больше, и опять по ранее утверждённой программе — кони, шашки, визг, вперёд!

Примерно ту же схему впоследствии использовали и наши казаки, но у них она называлась «вентерь» — это был способ заманивания противника, получивший свое название из-за схожести с рыбной ловлей. А всяческие там тонкости тактики и стратегии оставались для скучных европейских генералов, самой природой лишённых главных качеств настоящего джигита — лихости и молодечества.

Храбрости и силы кавказским горцам было не занимать, с этим не поспоришь. Однако их полная разрозненность, делёжка на кланы и тейпы, вечная война между своими, торжественное принесение клятв верности русским наместникам и преспокойная измена собственному слову уже на следующий день, если это было хоть чем-то, сиюминутно выгодно — напрочь рушила всё.

Даже легендарный Шамиль, сумевший железной рукой объединить народы Чечни, Дагестана и Черкесии, поставивший мужчин под ружьё, обеспечивший кузнецов военными заказами, поддерживаемый авторитетом стариков и серьёзнейшей религиозной базой, всё равно воевал не умением, а числом. Но войны выигрывают пушки, штыки и солдатская дисциплина.

— Да ты не принимай к сердцу, татарин! — вдруг обернулся старый казак, хлопнув парня по плечу. — На кой ляд нам долгие планы, когда погода-то меняется? От хоть нос в оконце высуни да глянь: всенепременно ещё до заката дождь будет! Да неслабый.

Господин Кочесоков, честно говоря, уже задолбавшийся всех поправлять, что он не татарин, а черкес, последовал совету и удивился, с какой скоростью тьма заволакивает небо. Огромные тучи, словно чёрные папахи, поспешно садились на вершины гор. Примолкли леса, сама природа замерла в предчувствии грядущего ливня, казалось, обещающего как минимум смыть всё, что не успело попрятаться с лица земли. Надвигалась серьёзная гроза, а они в здешних краях бывают страшными…

— Ну что, собачий сын, шайтанова твоя мать, пойдём по двое, клещами. Мы с тобой по левую руку, хлопчики по правую. Внученька моя на стрёме останется, при лошадках. И не спорь, Танька!

— Та и слова не сказала, — повела плечиком молодая казачка.

— А то я тя не знаю!

— А коли знаешь, деда, так с чего зазря бухтишь?

— Поговори у меня-от… — прекрасно понимая, что она всё сделает как надо, но по-своему, сдался старик. — Офицерик, сабельку-то отложи. Ружья и пистолеты тоже оставим. Налегке за Линию скользнём, тока с кинжалами.

— Мне по форме не положено.

— Ништо, ночью-то, поди, не видно. У кунака своего в долг возьмёшь. А там, небось, на месте разберёмся.

Все согласно кивнули. В конце концов, план как план, могло быть и хуже. Заур задумчиво кусал нижнюю губу, Василий откровенно зевал — его всегда клонило в сон в непогоду, — а маленький, крайне довольный собой шайтан прихлопывал в ладоши в ритме лезгинских бубнов, и только дед Ерошка с внучкой помалкивали, один лишь раз обменявшись понимающими взглядами. Оба отлично знали, что именно им придётся отвечать за эту авантюру, чем и как она бы ни закончилась.

«Безумству храбрых поём мы песню!» — напишет в грядущем двадцатом веке великий и противоречивый Максим Горький. Он тоже догадывался, что разница между безумством и храбростью весьма условна. Буйные психи мало чего боятся, а умение отключать инстинкт самосохранения в бою всегда полезно истинным героям. Вот эту самую безумную храбрость и предстояло проявить нашим отчаянным студентам-историкам, шагнув с края зеркальной скалы в смертельную неизвестность под проливным дождём…

— Мозем идти, кунаки! — молодцевато доложил Ахметка, повесив на свой украшенный пояс аж пять разнокалиберных кинжалов. — Небеся гнефаются, льёт, как фодопат Дефисьи Шлёзы, и прямо за щиворот, э-э?

— Хороший день, чтобы умереть, — в духе туповатого американского кинопатриотизма поддержал его Барлога, за что моментально словил подзатыльник от старого казака. — Чего, больно же?!

— Я-от Ляксею Петровичу обещался вас живыми возвернуть. Так чтоб от тебя и речи про смертушку слышно не было! Когда ей-то понадобится, так-от сама за тобой явится. Уж там проси не проси, а кажному в свой час Белолобой кланяться. Тока торопить её зазря грех великий!

— Вообще-то, я не в том смысле… — И Вася получил плюху уже от Татьяны. — Ай, вы меня неправильно поняли! — Третий подзатыльник прилетел уже от Заура Кочесокова. — А ты-то куда лезешь, кулацкий подпевала?!

— Мошно я тозе один раз его суть-суть штукну?

Кривоногий нечистый жутко обрадовался возможности присоединиться к общей забаве, но был перехвачен в прыжке железной рукой русского офицера. Одного прямого взгляда глаза в глаза Ахметке хватило, чтоб быстренько извиниться и первым удрать на улицу, под проливной дождь. Старый казак, усмехнувшись в усы, мотнул головой: пора…

— И?

— Сокол Ту-ра 87tnt уничт…

— И?

— Наш боевой робот мобильного слежения уничто…

— И?

Верховного слегка заклинило, а когда начальство в таком состоянии, то и подчинённые начинают несколько нервничать, не в силах элементарно выговорить нужное слово. И, в общем-то, их можно было понять: суровый бвана не прощал ошибок, а к носителям чёрных вестей относился без сантиментов. Но даже его шокировал очередной урон, нанесённый совершенной технике ануннаков примитивными дикарями.

— Что?

— Другой сокол из того же района наблюдения прислал достаточно подробную видеозапись. Я не смею рассказывать, как всё произошло…

— Что?

— Это была изощрённая, чётко продуманная схема убийства, они сумели унич… порази… нанести непоправимый ущерб нашему…

— Что?

Ситуация выглядела неприглядно: сначала разбитый дрон, потом пострадавшие «абреки» и вот уже второй сокол. Первый ещё не вышел из починки, а второй, судя по его останкам, проще превратить в комок космического мусора. Туземцы умудрились каким-то невероятным чудом рассчитать траекторию пикирования и залить тонкий механизм природными клеящими веществами, которые в избытке дают произрастающие на Тиамат деревья. Изощрённое, животное коварство!

— Дальше?

— У нас ещё двенадцать роботов Ту-ра 87tnt, этого хватит для круглосуточного наблюдения за…

— Дальше?

— Техники уверены, что соколов надо выпускать в паре с дронами. На Линию соприкосновения выведены сразу восемь «чёрных абреков». Конечно, нет никаких свидетельств о планах нападения туземцев на корабль, однако нельзя исключ…

— Дальше?

А ведь если задуматься, то эти бессмысленные и ничем не спровоцированные нападения били в первую очередь по престижу небесных богов, не говоря уж о личном авторитете Чёрного Эну. Да, разумеется, будут применены все необходимые силы, но небо над базой Иштар уже заволакивали тучи. Технику придётся поберечь.

Как же это раздражало…

Вася с Зауром прокляли всё: службу, время, перенос в прошлое, приказ Ермолова, казаков, нечисть, Линию, погоду, разведку боем и даже друг друга до кучи. Двум будущим историкам хватило ровно пяти минут, чтобы вымокнуть до нитки. Узкая тропинка превратилась в скользкую грязь, где камни и упавшие ветки так и лезли под ноги. Молнии освещали небеса раскалёнными добела ломаными линиями, предваряя каждый раскат грома, который, казалось, задался целью просто оглушить или даже расколоть горы.

Парни упорно плелись вперёд, к той самой скале, где им уже дважды приходилось сталкиваться с чёрными абреками. Владикавказец и калужанин сейчас походили на два вконец размокших комка туалетной бумаги. Они даже материться вслух не могли, чтоб не захлебнуться дождевыми потоками.

Встали на краю, кротко выдохнули через нос и, сдвинув брови, плечом к плечу, дружно спрыгнули вниз. Не удержавшись на ногах, оба полетели в одну большую лужу, выползли оттуда на четвереньках и, посмотрев друг на друга, едва не рухнули в ту же лужу, задыхаясь от истерического хохота. Но, как ни странно, это было частью обретения внутренней свободы.

— Вася, если я когда-нибудь вновь начну чрезмерно умничать, похрюкайте мне в ухо, я с благодарностью вспомню, какой был свиньёй!

— Иди ко мне, бро, потрёмся пятачками! Мы ж кабаны?

— Да, чушки те ещё! Вымылись, переоделись в чистое — и с наслаждением мордой в грязь!

Василий помог Зауру встать, после чего они вновь осознали важность поставленной перед ними задачи и, поскальзываясь на камнях, упорно пошли вперёд по направлению к горной речке. Да-да, той самой, которую ещё недавно мог перейти вброд любой пьяный ёжик. Сейчас река больше походила на бушующий селевой поток, ворочавший валунами и корягами, а пузырящаяся вода местами доходила до колен.

Чудом не свалившись, не утонув и не позволив унести себя вниз по течению, наши герои сумели-таки выбраться на чужой негостеприимный берег. Встали спина к спине, выхватив кинжалы, готовые к чему угодно, пьяные без вина, а потому весёлые и безбашенные.

Не знаю, замечал ли кто, как быстро русские на Кавказе становятся ещё более отчаянными горцами, чем любой из местных народов? Они пьют вино из буйволиного рога, скачут на кабардинский манер, вертят шашкой не хуже (а то и лучше!) любого осетина, относясь к смерти в лучших вайнахских традициях. А как говорят сами чеченцы, если герой умирает, то по своей воле. Так, чтобы сама смерть его несла врагу страх и уважение…

— Где плохие? — хрипло выдохнул Барлога.

— Попрятались, — неуверенно пожал плечами Заур.

— От кого?

— Рискну предположить, что от нас.

— Не от дождя?

— Нет, дождь ерунда. А вот мы сегодня реально страшные.

Вдохновившись осознанием собственной крутизны, парни бегло осмотрелись по сторонам и, с трудом разглядев в прибрежном лесу тропинку, пошли в неизвестность. Ливень не умолкал ни на минуту, но мокнуть дальше всё равно было некуда, оставалось идти вперёд до конца.

Меж тем тропинка становилась всё шире, постепенно переходя в добротную утоптанную дорогу. Откуда-то дотягивался странный зеленоватый свет, и стоило нашим студентам завернуть за большую скалу, как…

— Шикардос!

— В смысле?

— Я тебе говорил, что это инопланетяне? Смотри сам!

Сквозь непрекращающийся ливень размыто просматривался какой-то голливудский сюжет. Хотя наши в последнее время тоже пытаются снимать крутые псевдокосмические фильмы (не будем их называть, чтоб не позорить), но на Западе пока с этим делом лучше.

На чётко очерченной прямоугольной площадке величиной с половину футбольного поля, без всякого ограждения, стоял довольно компактный межпланетный корабль, больше напоминающий кухонный блендер из стекла и металла, закамуфлированный под серую гору. Главный вход был задраен, никакой охраны не видно, внутри горел тусклый свет, мерцали зелёные и синие огоньки, и…

— …И тишина! — пытаясь перекричать шум дождя и раскаты грома, завершил Вася. Теперь картинка была полной. — Ну что, кунак, так и будем здесь мокнуть или попросимся в теремок погреться?

— К терминаторам под бочок?

— Это был намёк?

— А что, уже нельзя?

— А я такое говорил?

— А я?

— Всё! — Барлога сдался первый, прекрасно понимая, что переболтать владикавказца всё равно никак не получится. Еврея ещё можно, украинца, но не владикавказца! — Что ты предлагаешь?

— Дождаться деда Ерошку с нашим карманным шайтаном, посовещаться, осмотреть всё здесь со всех сторон и драпать, пока нас не застукали.

— Про драпать мне нравится. Но вот просто так уйти и не сделать никакой гадости?

— Вы правы, это будет неприлично.

Друзья, не сговариваясь, шагнули на площадку, гладкую, как стекло, и чёрную, как душа Адольфа. Потом так же дружно хряпнулись на спину, подскользнувшись в грязной обуви. Приложились крепко, но не обиделись, а если даже и выругались, то мысленно. Просто сняли сапоги и чувяки, оставив их на краю, а дальше пошлёпали босиком. Всё равно ноги давно промокли, зато хоть не так скользко. Таинственный космический корабль буквально притягивал…

Позже ни Вася, ни Заур не могли внятно объяснить даже самим себе, какого кисловодского лешего они туда попёрлись? Одни, никого не дождавшись, не посоветовавшись, как собирались, с дурацкими кинжалами наперевес. Ладно, пусть кинжалы были хорошими, из качественной амузгинской или атагинской стали, но что это против инопланетного оружия?! А вот так — это Кавказ, магия гор, накрыло с головой, и пошли не задумываясь, качая плечами, пристукивая голыми пятками в безумном ритме гордой казачьей лезгинки!

Не представляю, как по правилам должна была быть организована охрана такого важного объекта, как космическая база, но никто не крикнул им с вышки: «Стой, стрелять буду!», не показались бдительные дроны, нигде не сработала сигнализация, не засветились режущие лазерные лучи. Нет, не произошло ровно ничего. Видимо, пришельцы искренне считали, что в плохую погоду всё равно никто в гости не придёт. Ну, почти так…

Два студента, переодетые согласно эпохе и ведущие себя абсолютно нелогично для любого вменяемого «попаданца» (ещё раз повторю, какое же это поганое слово — гори в аду его изобретатель!), беспрепятственно добрались до самого корабля, где нос к носу столкнулись с буквально выскочившим из-под земли маленьким шайтаном в большой папахе:

— Вах! Кунаки мои! Мы фас узе заздались! Тут фаш детушка Ероска фсех сясофых снял!

— Кого?

— Сясофых, они тут штояли, ш палками штранными. Я ему помогал!

Заглянув за плавный изгиб то ли турбины, то ли сопла, то ли посадочной ступени, ребята увидели четырёх ещё искрящих белых роботов, чем-то похожих на имперских солдат из «Звёздных войн» Джорджа Лукаса (тут великий режиссёр угадал, поклон ему!). Над ними стоял старый казак, запасливо складывая за пазуху обрывки разноцветных проводков. На левом рукаве его черкески виднелся дымящийся разрез.

— Добралися, хлопчики? От и ладно. А мы туточки с Ахметкой повоевали трохи.

— Вы ранены?

— Та не, вскользь задело. От из тех гнутых трубок палили, вражины. Да тока целиться их, видать, не учили, стреляют-от хуже зайцев с ружьём.

Что ж, по крайней мере, это объясняло, почему часовые не встретились Васе с Зауром. Охране «повезло» столкнуться с другой, куда более опасной парочкой. Старый пластун и эмоциональный шайтан с дефектами речи показали себя поистине гремучей смесью, которая ни одному роботу не по зубам. В данном случае даже четверым!

— Так-от что ж энто за крепостишка железная?

— Космический корабль, — задрав голову вверх, с придыханием ответил господин Кочесоков. — Представитель внеземной цивилизации, даже в нашем двадцать первом веке ничего подобного ещё и близко не создавали.

— Э-э, по-селовесешки скази, а?

— Што тибэ скажи? Зачем тибэ скажи? Ти всё равно ничиго ни паймёшь умом сваим ограничынным, каторый спутнык от шаттл в упор ни отлычаит, да!

— Э-э?! — чуть было не обиделся Ахметка, но первокурсник быстро нашёл более внятное объяснение для малообразованного жителя девятнадцатого века:

— Короче, это боги со звёзд…

Дед Ерошка, забекренив папаху, только присвистнул, а маленький обалдевший нечистый с невольным уважением опустился на колени. В его простом сознании подчинение более сильному было введено в абсолют.

— Ну, какие уж там боги, это, как говорят в Одессе, ещё будем посмотреть, — задумчиво и даже с некоторым вызовом протянул Барлога. — Предлагаю сделать это прямо сейчас. Просто постучим ногой в дверь и познакомимся!

Подпоручик ретиво шагнул к проёму запертого люка, замахнулся с правой и был чудом остановлен Зауром, повисшим на левой руке, дедом Ерошкой на правой и кривоносым Ахметкой, упавшим ему в ноги. Все трое с большим трудом оттащили в сторонку рвущегося вершить разборки насквозь мокрого, но горячего русского офицера.

— Пустите-е, хуже будет!

Куда уж хуже-то? Усталые, грязные, фактически без оружия, на чужой территории, при попытке силой вломиться в межпланетный корабль неизвестной, но явно очень прогрессивной цивилизации — это уже, знаете ли…

— Вай, — тихо пискнул нечистый, неожиданно пропадая на ровном месте.

Был — и нет. Там, где он только что стоял, теперь чернела открытая пасть подземного люка. Старый казак и два студента замерли, как тараканы на кухне, застигнутые врасплох карающей тапкой вернувшегося домовладельца. Бесконечно долгую минуту все молча стояли под дождём, слушали гром, краем глаза любуясь на сверкающие молнии, и не двигались с места.

— Что теперь делать будем? — одними губами спросил Василий.

— Товарища, хоть бы и нечистого, в беде-то бросать грешно, — покачал бородой дед Ерошка.

— А чего вы на меня сморите? — на всякий случай отступил Заур.

А на кого ещё было смотреть? Широкоплечий второкурсник Барлога нипочём не пролез бы в люк, а отправлять в неизвестность пожилого человека вообще не представлялось этичным. Не говоря уж о том, что именно владикавказец в глубине души почему-то считал себя ответственным за присутствие в их компании весёлого кривоклювого шайтана, зачем-то спасённого им от разбойничьих клинков. Да и вообще, когда столько пережили вместе, гуляли на свадьбе, бились с врагами, не пойти на смерть ради дружбы казалось уже как-то не интеллигентно, что ли…

— Наверное, надо сказать нечто патриотическое? — Заурбек тоскливо вгляделся в неподкупные глаза боевых товарищей, глубоко вдохнул, выдохнул и выдал: — Боже-е, царя-а-а храни! Россия великая наша-а держава-а! Вах, я всэм так скажу, ми джигиты или нэт?! Аллах акба-а-ар!

После чего прыгнул в люк ногами вперёд, оставив после себя долгое эхо.

— Огнище! — завистливо вздохнул Василий. — Дед Ерошка, а пошли-ка и мы по периметру, может, ещё какого-нибудь киборга фейсом об асфальт повозим?

Старый казак отличнейшим образом уловил суть, кивнул и первым направился в обход инопланетного крейсера. Название «Нергал» на борту они встретили в нескольких местах, но только прочесть не смогли, так как ни тот ни другой не знали алфавита небесных гостей. Да если б и смогли, что бы им это дало? Один маленький намёк на великую внеземную цивилизацию, прилетевшую в очередной раз облагодетельствовать нашу планету? Возможно такое?

В принципе, да, пока не выходит за рамки фантастического допущения. Вот только Василий Барлога, как студент государственного московского университета, ни на миг не был сторонником альтернативной истории, не считал Эрнеста Мулдашева пророком, не носил шапочку из фольги, а потому всё равно бы ничего не понял. Хоть намекай ему, хоть поленом в лоб — всё как об стенку горох! Гораздо интереснее то, что сейчас происходило с его младшим товарищем…

«Всё. Я прыгнул. А почему? Потому что я идиот. Редкостный идиот, каких мало. Такого идиота кусок ещё поискать надо. Этим даже можно гордиться. Но нужно ли?» — повторял про себя горячий владикавказец, летевший по извилистой трубе вниз в неизвестном направлении (и хорошо хоть ещё лампочки по пути горели).

Кому и зачем понадобилось прокладывать этот своеобразный тоннель, было неизвестно, зато осознание разумности (в смысле неразумности) собственного поступка пришло ещё в момент прыжка. О чём молодой человек и оповещал самого себя вслух:

— Двадцать лет, ума нет и, видимо, не будет. Зачем мне сдался это шайтан? Ради кого я лечу неизвестно куда? Почему мне вообще взбрело в голову помогать врагу рода людского?!

В этот момент труба резко кончилась, и господин Кочесоков приземлился прямо в заботливые руки кривоногого Ахметки.

— Вай, кунак мой… Ти што, за мной присёл, да?

— Ну, наверное, — без особого счастья в голосе подтвердил Заур.

В глазах умилённого шайтана показались крупные слёзы радости.

— Я упал, а ты за мной присёл… Не бросил глюпого Ахметку… Хочэшь, типерь мамой сваей назову?

— Нет, это точно лишнее.

— А хочешь, папой тибя назыфать буду? Дятей, тётей, бапушкой, э-э?!

— Давай вообще обойдёмся без сантиментов и телячьих нежностей! — Студиозус встал на ноги, поправил папаху и огляделся по сторонам. — Хм, где это мы? Что за бункер? Есть предположения?

Увы, нечистый никак не мог успокоиться, он вытирал глаза грязным рукавом мокрой черкески и буквально хлюпал носом от накативших чувств. Видимо, к нему, действительно, мало кто относился по-людски, а не полюдоедски.

Поняв, что с этой стороны помощи ждать не придётся, молодой человек, вынужденно решил взять инициативу в свои руки. Они оба находились в небольшой комнате, стены исписаны инструкциями или указаниями на неизвестном языке. Под потолком горят неоновые лампы странной формы, ромбического сечения. На полу один монорельс, обрывающийся аккурат под самым люком. Наверх по трубе не вскарабкаешься, значит, надо искать какой-то другой выход.

— Ну что ж, начнём с главного. Где у нас тут дверь?

Верховный любил дождь. Текущая с небес вода словно бы обладала особенным свойством успокоения нервной системы. Проливаясь снаружи, она невероятным образом обволакивала изнутри, гася раздражение и умиротворяя душу. В эти редкие минуты Чёрный Эну больше не хотел убивать: он мечтал выйти из каюты, покинуть корабль и лечь, раскинув лапы, прямо на холодное покрытие площадки, наслаждаясь нескончаемыми струями воды, льющимися на чешуйчатую спину. Ему давно стоило бы так сделать, если бы не субординация, не перешёптывания подчинённых, не тот благоговейный ужас, который он был обязан вселять одним своим видом…

Эну не считал себя тираном. Просто руководитель экспедиции всегда должен обладать более значительным авторитетом, чем даже капитан корабля. В конце концов, именно он является духовной опорой и стимулом для всех тех, кто прилетел на «Нергале». Да и задача любого капитана — привести судно к цели, не более.

Ну, иногда, быть может, оказать достойный отпор звёздным налётчикам, которые тоже не часто рискуют появляться в близости от кораблей с Нибиру.

Что ещё? Следить за командой и порядком на борту, вот и всё. В то же время труд самого Верховного был гораздо сложнее. Да что там, просто несоизмеримо!

Эну отставил опустевший бокал, на столе остались следы капель крови. На его плечи ложилось участие во многих походах, а ведь были экспедиции, которые длились годами. Ему приходилось усмирять мятежи, топить в океанах огненной лавы примитивные туземные города, вдохновляя на геноцид целые эскадры штурмовиков. А разве не умение заставить своих подчинённых идти на смерть ради благородной цели, является высшим талантом настоящего руководителя?

И всё-таки в дожде есть какая-то неуловимая магия. Праматерь богов Тиамат знала, какую планету выбрать: голубой цвет, пригодная для жизни атмосфера, практически неисчерпаемые богатства недр и самое главное — невероятный релакс в виде чередования солнечного тепла с водяной прохладой.

Упрямые струи бились в стёкла иллюминаторов, раскатов грома не было слышно, но вспышки молний на доли секунд окрашивали вершины гор в оттенки сине-зелёного и лимонно-розового. Надо позвать стюарда, пусть принесёт ещё бокал подогретой крови. Погода шепчет, так сказать…

Чёрный Эну не успел нажать кнопку вызова, как юный стройный ануннак в безукоризненно-белом мундире влетел в кабинет.

— Прошу прощения, владыка, я прервал ваши мысли…

В иное время Эну бы убил за подобную бесцеремонность, но сейчас было просто лень вставать с кресла. К тому же так хотелось выпить…

— Кажется, у нас проблемы.

— Кончилась кровь?

— О нет…

— Тогда не беспокой меня по пустякам, — поморщился Верховный.

— Сработала сигнализация — кто-то проник в нижние отсеки базы.

— Птица или крыса. Кто бы то ни был, я не желаю…

— Это люди, владыка.

Дверь нашлась быстро, только она была заперта. Ахметка честно пытался втиснуть кинжал между косяком и замком, чуть не сломал. Потом с досады даже пару раз стукнул в дверь рогатой головой, но результат нулевой в обоих случаях. Видимо, заперто было снаружи, но, раз к выходу из трубы подходил монорельс, значит, он куда-то вёл. Руководствуясь этим предположением, аккуратный владикавказец ещё раз осмотрел дверь и таки нашёл небольшую панель справа от косяка. На ней было всего три кнопки.

— Ну, терять-то нам особенно нечего. Жмём на каждую по очереди?

— Зми, дарогой кунак, сильна зми!

Нажатие на первую кнопку отключило свет, при повторном нажатии свет вернулся. Понятно. Вторая кнопка открывала и закрывала окно люка, а вот третья со скрипом распахнула дверь.

— Шикардос, как сказал бы наш общий друг Вася, — резюмировал господин Кочесоков.

— Кто протиф нас с кунаком, фсех упью или зарэжу!

Маленький шайтан сделал самое зверское выражение лица и, выхватив кинжал, первым шмыгнул наружу, в открывшийся коридор. Заур также постарался как можно грознее сдвинуть брови, следуя за нечистым. По идее, это должно было хотя бы напугать потенциального противника, но коридор был пуст.

Следуя по линии монорельса, незваные гости дошли до большого шкафа слева, где от пола до потолка стояли за стеклом раскрашенные металлические соколы. Рядом стоял специальный станок, вроде тех, что подают мячи на тренировках в теннисе.

— Возможно, так и запускают этих тварей через тоннель в небо.

— Ваах, ты праф! Ты мудрый, как шарейшина тейпа! А ты птиц паршифый, злой, как сабака! Засем меня кусал?! Фот тибе, вот! Мало, да?! А-а, и тибе фот! Буишь минэ знать, как кусатца!

Студент и глазом моргнуть не успел, как нечистый распахнул стеклянные дверцы, вывалил неподвижных пернатых на пол и начал рубить им головы большим амузгинским кинжалом. Сталь плохо режет сталь, но с проводками справляется отлично. И минуты не прошло, как десять соколов слежения валялись бесполезной грудой, словно куча дохлых загрипповавших куриц, а довольный собой шайтан с визгом прыгал вокруг, яростно визжа, словно дагестанская зурна.

Заурбек вовремя успел поймать его за руку, утаскивая подальше, а откуда-то издалека уже доносились монотонные звуки сирены. Они становились всё громче и громче…

— Фетка птищка сидела, птищка песинка пела! — всё ещё приплясывая, дурным голосом орал Ахметка, бултыхая ногами в воздухе. — Птищка я улыбалса, как тжигит тансевалса-а!

Прикрыть ему пасть удалось, лишь когда за углом зазвучали шипящие голоса. Наши свернули в противоположную сторону, нырнув в открытый проход, а мимо них волочащимся шагом протопали два гуманоида в голубых, закрытых с ног до головы комбинезонах, больше похожих на костюмы химической защиты. В руках или лапах незнакомцев покачивались причудливо изогнутые трубки с прикладами, вроде тех, что были на вооружении у часовых. Проверять, чем они стреляют, не хотелось. Тем более что…

— Ва-а-ах! Цёрный апрек! Один, тва, три, цетыри, пять и … Слусай, нас всего двое, а зачем их тут столька, э?

Обернувшийся молодой человек едва ли не нос к носу столкнулся с механической мордой трёхногой лошади. На нём неподвижно сидела грозная мужская фигура в чёрной бурке и папахе, закрывающей половину лица. В опущенной руке тускло сверкала длинная черкесская шашка. И вот таких всадников в помещении было ровно шесть штук, что отнюдь не добавляло уюта и светлых надежд. Скорее уж наоборот.

— А это что? — Взгляд Заура неожиданно отметил характерные двери лифта за спинами чёрных абреков. — Думаю, нам туда.

На панели была всего одна треугольная кнопка, вершиной вверх.

— Что ж, по крайней мере, вниз дороги нет. Предлагаю наверх.

— Разумные слова. Вот только что ты будешь делать наверху? — ответил ему незнакомый мужской голос с лёгким чеченским акцентом.

Только сейчас владикавказец с шайтаном заметили сидящего в дальнем углу человека. Пленник был одет в дорогую черкеску и хорошие сапоги, на голове его красовалась высокая папаха, перевязанная широкой лентой зелёного шёлка. Рыжая борода испачкана кровью, сочившейся из разбитых губ, руки скручены сзади, никакого оружия, но глаза спокойные, а на тонких губах качается полуулыбка.

— Вы наиб, — безошибочно определил будущий историк. — Как сюда попали?

— Как все попадают. Был пленён в бою.

— Как вас зовут?

— Зачем тебе знать моё имя, джигит? Может, ты колдун и хочешь поймать мою душу? — усмехнулся мужчина. — Тому, кто ходит с шайтаном, стоит получше выбирать себе друзей.

— Э-э-э! Пагавари нам тут! — устрашающе оскалился нечистый, вновь выхватывая кинжал.

— Дай сюда! — Господин Кочесоков вырвал клинок и шагнул к пленному.

— Это прафильно, сам его зарэжь!

— Ещё чего.

— Эй, кунак, ты зе не…

Заур молча полоснул кинжалом по пластиковым лентам на запястьях рыжебородого незнакомца. Ахметка, закатив глаза, хлопнул себя грязной ладошкой по лбу:

— Ну, фсё! Теперь с сабой его потассим, да? А там наферху кто? Старый касак, дефушка-касаська с рузьём и рушшкий офисер, мой кунак, между просим! Сто они фсе сказут? Сто мы им заклятого врага, наиба ф гости притассили, да?!

Ответить Заур просто не успел, хотя ругаться матом он умел неплохо. Но разборки не состоялись: звуки сигнализации резко оборвались, зато трижды прозвучало очень нехорошее пиликанье, и чёрные всадники ожили. В складском помещении сразу стало тесно и шумно.

— Бежим! — успел прошептать молодой человек, в прыжке дотягиваясь до кнопки лифта.

Наиб и шайтан не заставили просить себя дважды. Железные дверцы разъехались в разные стороны, словно театральный занавес, пропуская всех троих в довольно просторную камеру. Чёрные абреки ринулись в атаку слишком поздно: удары шашек пришлись на закрывающиеся двери…

Лифт рванул вверх с такой скоростью, что у всех подогнулись ноги, а маленького Ахметку вообще едва не вытошнило на качающийся пол. Но уже через несколько секунд кабина резко остановилась, двери автоматически открылись, и все трое выпрыгнули наружу, практически сразу попав под всё тот же непрекращающийся дождь.

— Вася-а-а! Дед Ерошка-а!

— А туточки ж мы! — почти сразу же раздалось в ответ. Старик-пластун чуть придерживал под локоток покачивающегося Барлогу. На немой вопрос Заура он только плечами пожал: — Так-от мы уж второй круг дозором обматываем, вот и наткнулись на другой пост. Офицерик наш возьми да от дури храброй в лобовую нахрапом и пойди!

— Это как?

— Энто лбом в лоб! Двоих загасил так, что аж на четыре шага супротив ветру отлетели. Я третьего примял. Глядь, а герой наш за башку держится, говорит, дескать, земля не в ту сторону вращается.

— Да, Вася в своём репертуаре!

— Покатился по звезде-е, — чуть заплетающимся языком прокомментировал старшекурсник и неожиданно здраво уточнил: — А это кто с вами? Рожа знакомая вроде…

— Уходить нада! — торопливо вмешался маленький шайтан, оттопыривая из-под папахи большое волосатое ухо. — Погоня будет, безать со фсех ног осень-осень нада, э?!

Желающих поспорить почему-то не оказалось. Дед Ерошка махнул было рукой, и в этот момент подземный лифт вновь открыл двери, выпуская в ночь первую четвёрку чёрных абреков. И если бы небеса хоть на пару минут прекратили неумолимый ливень, то история двух линейцев из будущего могла бы прекратиться буквально на следующей странице этой пёстрой истории. Но, как вы понимаете, всё продолжилось согласно погодным условиям, да ещё в достаточно комичной манере.

Наши бросились босиком врассыпную, по щиколотку в воде, и даже пленный наиб по примеру остальных догадался быстренько снять тонкие сапоги. Преследователи с ходу пустили трёхногих коней вскачь, но изготовители не учли коэффициент скольжения неподкованного копыта по гладкой поверхности в сырую погоду. У скакунов все три ноги поехали в разные стороны, и все пятеро всадников рухнули, подняв тучи брызг. Веселуха-а!

А из лифта уже выпрыгивал второй отряд, который налетел на первый, навернулся через них же, и в причудливых позах неумолимо заскользил в погоню. Но из-за вращения в воде закрутился вокруг собственной оси и, резко сменив курс, всей массой врезался в третью группу выскочивших белых роботов. Засверкали искры, послышался треск электричества, и ночной дозор вперемешку с чёрными абреками полетел к едрене фене под наглый хохот удирающих туземцев…

…Когда выбрались к реке, заранее подхватив свою обувь, а до гладкой стены наверх оставались считанные шаги, Заур вдруг услышал над самым ухом:

— Я узнал тебя. А ты не так прост, дервиш. Хоть и стоишь на чужом берегу.

Он резко обернулся, но наиб уже исчез в густом перелеске. Впервые показавший признаки усталости дед Ерошка свистом дал знать внучке, что они вернулись и вниз были сброшены две мокрые верёвки. Подниматься было трудно, однако в спину никто не дышал — погоня кончилась, не успев начаться, поэтому уже час спустя весь отряд грелся у огня в пустом доме Мёртвого аула. Рассказы о совместных и индивидуальных подвигах затянулись вплоть до самого рассвета. Который, как всегда, наступил столь же неожиданно, сколь внезапно закончилась гроза…

Спать повалились все, даже не выставив часовых. Шайтан Ахметка поклялся на собственном кинжале, что никто и ничто не потревожит сон его дорогих кунаков, бесконечно уважаемого дедушку и прекрасную Татьянка-ханум. Ему поверили, но привели лошадей, привязав их к коновязи у порога. В конце концов, днём Мёртвый аул был достаточно безопасен, а если кто и попробует подойти слишком близко, бдительные кони этого не допустят. Сам нечистый улёгся, свернувшись калачиком на пороге, и захрапел первым.

Быстро уснули все, кроме Заура. Первокурсник исторического факультета вертелся с боку на бок, пытаясь хоть на минуту выкинуть из головы таинственные слова освобождённого им мюрида. Рыжебородый узнал его даже переодетым, а ведь господин Кочесоков изо всех сил старался прятать лицо, сутулить плечи и отводить глаза.

Студент прекрасно помнил их первую встречу, когда благородный кавказец назвал его «учёным дервишем, сопровождающим сумасшедшего», а его мюриды положили к их ногам хлеб и сыр, возможно, поделившись последним — таковы были традиции гор. И вот сейчас тот же самый человек сказал ему: «Ты стоишь на чужом берегу». Вряд ли он имел в виду просто берег реки.

Скорее это было неким упрёком, полупрезрительной пощёчиной, говорящей о том, что вольный черкес не должен служить русскому. И плевать, что времена изменились — армия Ермолова будет продолжать покорение Кавказа, а значит, будут гореть аулы, гибнуть герои и мирные жители, и человеческая кровь с обеих сторон, смешиваясь на земле, окрасит горные пики…

Перед внутренним взором Заура вспыли страницы его собственного доклада, из-за которого всё и началось. Вспомнил он описанную им же осаду аула Дади-Юрт, крупнейшего места сосредоточения абреков, разбойников и грабителей всех мастей. Первоначально, как и полагается, горцам было предложено сдать аул без боя, отступив за реку Сунжу. Но, естественно, привыкшие к безнаказанности бандиты, сидящие за высокими каменными стенами, не восприняли русских всерьёз. Потому что до сих пор никто на всём Кавказе не мог тягаться с неуловимыми бандами грозных абреков, ради наживы легко убивающими и своих и чужих.

Но вот на рассвете царские войска пошли в атаку. Ими руководил походный атаман генерал Сысоев, под его началом стояло пять рот кабардинских пехотинцев, две роты Троицкого полка, порядка семи сотен казаков и пять орудий артиллерии. Битва была страшной. Пушки разрушали каменные заборы, пули свистели со всех сторон, люди бились в рукопашной на узких улочках и дворах грудь в грудь, штыки против кинжалов, никаких законов, никаких правил, никакого милосердия.

Горцы сражались отчаянно: они стояли на своей земле, убивая своих жён и детей, а потом безрассудно бросались на верную смерть. Солдаты прикрывали друг друга, офицеры шли в самую свалку, никто не ждал пощады, огонь пожирал дома, пороховой дым ослеплял людей, и эта кровавая бойня длилась несколько часов. Здесь не было героев в белом, здесь была война.

От большущего аула остались сожжённые развалины, русским удалось спасти едва ли две сотни женщин, детей, стариков, с десяток раненых мужчин, был убит каждый пятый солдат, сам генерал Сысоев тяжело ранен, но победа оказалась столь впечатляющей, что самые горячие горские джигиты уважительно признали могучую силу русского штыка.

Поэтому когда следом было взято селение Истису, там бои длились едва ли с полчаса. Практически без сопротивления сдались Ноенберды и Аллаяр-аул, а маленькая крепость Хошгельды вообще встретила генерала Ермолова хлебом-солью.

Участник кавказских войн поручик Михаил Лермонтов как-то написал такие строки:

Кого-кого, а поэта, дважды награждённого за личную храбрость в стычках с горцами, никак не упрекнёшь в презрении или неуважении к противнику.

Но именно это и тревожило сейчас мятежную душу Заура Кочесокова: почему он, черкес по крови и рождению, стоит на чужом берегу? Быть может, его место на противоположной стороне, в рядах отважных соплеменников, с шашкой и кинжалом, на горячем кабардинском жеребце? Как получилось, что он поставлен изображать кунака, денщика и чуть ли не прислугу этого самодовольного русского Васи, который вообще ничего не понимает в кавказских традициях, лезет куда не просят, с бесцеремонностью косолапого щенка московской сторожевой, счастливого, невоспитанного, милого, но кусачего?

Уж, наверное, ему-то все эти приключения, бои, беготня, рваный сон, несбалансированное питание и отсутствие туалетной бумаги под кустом только в радость! Да если бы не хладнокровие Заура, этот неотёсанный старшекурсник был бы зарублен чеченцами ещё в самом начале, у безымянной горной речки! И ведь именно там, именно тогда гарантированно стоило хотя бы задуматься: а действительно, на каком же берегу ты стоишь, на своём или на чужом? Задуматься и принять решение…

Сон оборвал мысли молодого владикавказца как раз на том моменте, когда он твёрдо решил уйти в горы и присоединиться к отрядам мятежного имама Шамиля. Пусть даже как будущий историк он прекрасно отдавал себе отчёт в том, чем это закончится…

Дед Ерошка проснулся первым. Говорят, старикам вообще нужно спать мало. Он осторожно потянулся, сунул пистолет за пояс и вышел из дома. Лошади стояли спокойно, за ночь они отдохнули, можно было бы седлать и возвращаться в свой секрет. Татьяна присоединилась к деду буквально через пару минут, чуткости её сна могла бы позавидовать любая рысь или волчица. Разговаривали негромко, чтобы зря не будить остальных.

— Рукав бы зашить, дедуль.

— Дак то мелочь, в пещерке, поди и заштопаешь.

— Самого не задело?

— Ни раза! Да и хлопчики-то себя показали настоящими линейцами, друг за дружку-от держались крепко, труса не праздновали. Что татарин, что офицерик, лихостью и удачей не обижены. Один-от ажно за шайтаном нашим в дудку лезть не испужался, сам вышел и его вывел. Другой при мне двоих часовых врукопашную завалил, без оружия, лоб в лоб! Не обманулся в них Ляксей Петрович!

— Да и пёс с ними!

— Чего ж вдруг-от?

— А того ж… Лучше скажи, что у нас там за Линией? Я так поняла, будто крепость какая иноземная. Вся из стали, пушкой не пробить, живут там злыдни-демоны, а служит им всякая нечисть из пришлых да иногородних.

— Поднимай выше, Танюшка — из инопланетных! Я и сам не всё понял, но-от щас расскажу…

В этот момент доверительный разговор внучки и деда был бесцеремонно прерван тревожным ржанием каурой кобылы. В лесу притихли птицы, земля под ногами начала вздрагивать. Старый пластун озадаченно покачал головой:

— Опять двуротый Шаболдай в горах чикиляет[35]!

— Давно б стрельнули его, а?

— Дурачков на Кавказе любят, такого грех убивать. Сходи ужо, прогони супостата.

Татьяна взлетела на спину своей лошадки, даже не тратя времени на седлание.

— Ружьишко-то возьми.

— Так обойдусь. Поди, не в первый раз.

— Ну, с богом…

Каурая пустилась с места в намёт. Через Мёртвый аул вела одна дорога, и, доскакав до самой окраины, казачка спрыгнула на большой валун и уселась на него, подвернув ноги на азиатский манер. К её лёгкому удивлению, в небесах не парили соколы, а над плоскими крышами домов не проносились жужжащие джинны. Обычно они здесь частые гости, но, видимо, не в этот день.

Земля продолжала вздрагивать, и временами слышался странный гул. Но девушке не было страшно. И не потому, что чувство страха забылось или атрофировалось, вовсе нет… Просто люди на Кавказе презирают трусость, считая ее грехом против Всевышнего. Действительно, если твоя жизнь уже расписана по дням и решена, разве есть смысл чего-то бояться? Всё произойдёт ровно так, как угодно Аллаху, а никак не иначе!

Это, наверное, заслуживает уважения, но одновременно заставляет человека совершать кучу откровенно глупых поступков, потому что и ответственность за них легко можно переложить на того же Всевышнего. Типа, я не виноват, так было предначертано…

А у казаков отношение к страху иное. Они принимают инстинкт самосохранения как естественное состояние для человека и животного: страха не надо бояться или стыдиться, его нужно делать союзником, им нужно учиться управлять. Не прыгать очертя голову в пропасть носом вниз, а, по выражению Александра Дюма, «тщательно оберегать свою кожу». Проще говоря, храбрость и страх должны идти рука об руку, помогая друг другу.

Пока те же солдатики и офицеры храбро маршируют плотным уверенным строем на вражеские пушки, падая под картечью и вновь смыкая ряды, казаки тихонько обойдут ту батарею сзади, а потом кинутся с сумасшедшим гиком, подняв панику, трое против десятерых. Всю прислугу вырежут — вот тебе и нет артиллерии! Победы лучше достигать быстро, разумно, тактикой, стратегией и малой кровью, война ведь и без того дело грязное…

Татьяна, не вставая с места, приготовила всё необходимое. Выложив на камень щепоть соли в платочке, горсть лесных орешков, такую же пригоршню винтовочных свинцовых пуль, сунула рукоятью в рукав острый менгрельский кинжал с «крестом святой Нины» на пяте. Потом она сладко потянулась, подняв руки над головой, и уже после всего этого честно дождалась Шаболдая. Благо, он не заставил слишком долго по себе скучать…

— Верховный всё знает, нам конец!

— Положим, он знает не всё…

— А чего он не знает? Этот идиот доложил ему, что аборигены проникли на «Нергал»! Дежурный офицер службы охраны корабля уже пытался перегрызть себе вены на ноге!

— Справился?

— Ему помогают стюарды. Все они знают, какое наказание светит за проникновение посторонних на корабль.

— Во-первых, это произошло случайно.

— Кто-то забыл герметически закрыть выходной тоннель для джиннов и соколов Ту-ра 87tnt, а глупые туземцы просто провалились туда.

— Да, такое бывает. Дело случая.

— А потом случайно переломали наших птиц слежения, случайно попали в помещение для хранения киборгов-абреков, так же случайно вызвали лифт и случайно бежали.

— Форс-мажорные обстоятельства. Ничего личного.

— А как объяснить их беспрепятственный отход за реку и уничтожение наших роботов охраны?

— А вот это тем более случайность. Причём роковая!

— В смысле?

— Был дождь, и, естественно, техника пострадала. Надо было стрелять из лучевых пушек, а не гонять чёрных абреков. Теперь придётся работать над их водонепроницаемостью.

— Но как эти двое вообще умудрились попасть на территорию базы?! Мы же потратили столетия, усилиями жрецов делая это место запретным в умах местных аборигенов. Они с молоком самок впитывают страх перед Линией!

— Может, это были не местные? И они просто не в курсе, что нас надо бояться…

Дрожь земли становилась всё явственней. Лес смолк, но верхушки деревьев напряжённо покачивались, словно кто-то могучий шатал их стволы. Молодая казачка вела себя совершенно спокойно: покатала пальчиками лесные орехи, даже успела разгрызть два, и тут из чаши выпрыгнуло страшное чудовище.

Это был одноногий великан, загорелый до черноты, втрое выше человеческого роста и такой волосатый, словно его связали из непромытой бараньей шерсти. Башка лысая, лицо плоское, глаза маленькие, лоб низкий, брови, словно две сосновые ветви, срослись на переносице. Нос вроде батона протухшей докторской колбасы, весь в прыщах, пасть полна жёлтых зубов, скорее похожих на потрескавшиеся кабаньи клыки, руки свисают почти до земли, ногтями можно камни выкапывать.

Одет в грубую безрукавку из медвежьих шкур до колена, подвязанную украденной где-то верёвкой. Таких брутальных типов блондинки из библиотеки обычно называют «о, мой мачо», верно?

— А-а, челове-ек! Хочу ам-ном-ном! — счастливо зарычало чудище, заприметив девушку, спокойную, как валун, на котором она сидела. — Шаболда-ай я! Хочу ам…

— Слюнями не брызгай и руки убери. Не то нос откушу!

Великан на мгновение стушевался, сведя глазки к кончику носа.

— Шучу, — смилостивилась Татьяна. — Не буду я кусать твой сопливый баклажан.

— Ты кто?

— Странный вопрос. Я — это я.

— Хм… Слушай, Яэтоя, ты чё такой маленький, но дерзкий? А ну…

— Не нукай, не запряг. Орехи будешь?

— Буду, — доверчивый великан протянул ладонь, высыпал себе в рот с десяток круглых свинцовых пуль и мощно зачавкал. Впрочем, отдать ему должное, то что «орехи» невкусные, он понял достаточно быстро, уже на третьем сломанном зубе. Он выплюнул их в траву вместе с расплющенным свинцом, и уставился на девушку уже с некоторой опаской.

— Как ты такие невкусные орехи кушаешь? Дай в губки посмотреть…

Шаболдай потянулся было указательным пальцем и мгновенно лишился когтя.

— Это ты как?

— А ногтем, — безмятежно соврала Татьяна, вновь пряча кинжал в рукав. — Вот всегда спросить хотела, почему про тебя в горах говорят: «Шаболдай двуротый»? Рот-то у тебя один.

— Жру много. За двоих, — ответил лысый великан, всё ещё рассматривая чистый срез когтя. — Ты, наверное, очень сильная, да? Но я всё равно сильнее. Вот только раз дуну, и нет тебя!

Он набрал полную грудь воздуха, запрокинул голову, зажмурился и дунул на манер волка из сказки про трёх поросят. Скорость ветра в секунду была умопомрачительная, ближайшие деревья закачались, кусты пригнуло к земле, траву вообще вырывало с корнем. Но ловкая казачка просто спрыгнула за валун, где спокойно переждала бурю.

Когда недалёкий великан выдохся, девушка вновь встала перед ним в полный рост и объявила:

— А ну-ка, наклонись поближе…

— Зачем?

— Да вот кажется мне, что у тебя правый глаз шире левого.

Лысый Шаболдай послушно наклонился, едва не коснувшись носом высокой груди дедушкиной внучки, и сам предупредил:

— Это правда, в левый меня орёл клюнул, когда я его яйца пил. Сожрал потом орла.

— Орлицу, — наставительно поправила Татьяна, метко швырнув в карий зрачок горсть соли. Вопль, который издал великан, был слышен даже в Закавказье, Грузии и Армении, а горным эхом, наверное, и до Ирана с Турцией долетел. Естественно, Вася и Заур проснулись мгновенно, словно от пожарной сирены в ухо.

— Чёчилось?! — в два голоса вскинулись они.

— Да то, поди, внученька моя Шаболдайку двуротого вспять погнала, — зевнул дед Ерошка, зашивая рукав своей видавшей виды черкески. — Великан энто местный, на одной ноге ходит. Силы немереной, прожорливый, аж жуть, на все горы страх наводит! От тока ума недалёкого…

— Великан? Я хочу посмотреть!

— Вася, я с вами!

Однако когда оба студиозуса прибежали на окраину аула, красавица-казачка уже шла им навстречу. Не обращая внимания на их восклицания, где злодей, куда ушёл, почему их не подождал, они тоже посмотреть хотели, интересно же, и так далее, девушка просто вручила Барлоге отрубленный коготь с указательного пальца великана. Исследуйте, парни! Вдалеке ещё слышались ухающие прыжки и отдалённые всхлипывания. Бескровная меж тем вернулась к деду.

— Не шибко ты его обидела-то?

— Не, всё как и в прошлый раз. Умнее он не становится.

— Про имя твоё выспрашивал?

— А то! Ты говорит, кто? Я, говорю, это я. Так и запомнил.

— В прошлый раз вроде как по-другому назвалась?

— Ясам. Но это ж что в лоб, что по лбу. Спросят, чего орёшь, кто тебя обидел, он и ответит: «Ясам» или: «Яэтоя», — завершила Татьяна. — Так мы-от что, здесь вечерять будем, али всё-таки до дому до хаты?

Разумеется, ночевать в Мёртвом ауле никто не собирался. Ахметку будить не стали — в конце концов, он в этом селении всегда желанный гость, пусть отсыпается. Оседлали лошадей, попрыгали верхами и направились лесной тропой в свой секрет, ставший почти родным. Дорога была, как помнится, не слишком длинной, так что ничего такого достойного упоминания по пути не произошло.

Разве что Вася с Зауром долго спорили, кому будет принадлежать обрезок когтя, какую он имеет ценность для науки и как срочно его надо отправить в фонд Кунсткамеры столичного Санкт-Петербурга? Но тут вопросов было больше, чем ответов, сами понимаете. Впрочем, хотя коготь впоследствии достался подпоручику, однако честь таскать его была предоставлена господину Кочесокову. Так или иначе, но довольны оказались все, никто не ушёл надутым.

Считается, что казаки всегда поют в походе. Так вот, оказывается, нет. Пластуны на пограничной территории чаще всего помалкивают. Горло драть хорошо, если отряд большой, впереди разведка и никаких неприятностей не ожидается — тогда, как говорится, чего бы и не спеть? Заур почему-то вновь ушёл в себя, вспоминая, чего он там недоанализировал в прошлый раз, перед тем как уснуть. Что-то мутное про чужой берег, да?

Зато погодка радовала. Несмотря на то, что после грозы всё размокло, повсюду валялись сломанные ветром ветки и под копытами хлюпало, но смеющееся солнышко, белейшие, свежевыстиранные облака и самозабвенные птичьи трели вселяли надежду.

По крайней мере, тот же Барлога вдруг поймал себя на том, что пытается трампампамкать какой-то мотивчик в такт мерной рыси своего буланого. Желудок урчит от голода, голова только прошла, спали мало, одежда до сих пор влажная, грязная, как у чучела огородного, а в душе соловейки крылышками трепещут. Что ж за растакие чудеса природные?

Всё кончилось, когда могучий скакун деда Ерошки, идущий впереди маленького отряда, вдруг прижал уши и, тревожно раздувая ноздри, встал как вкопанный. Вслед за ним, повинуясь своей особой конской интуиции, мгновенно остановились и все остальные лошади.

Татьяна Бескровная, не дожидаясь приказа или намёка, птичкой слетела с седла и, щёлкнув курком черкесской винтовки, исчезла в кустах. Студенты дёрнулись было за ней, но старый казак упреждающе поднял руку — ждём! Девушка вернулась через пару минут.

— Нет больше секрета. Спалили нас.

— Кто?

— Следов на земле нет. По всему видать, те же летающие джинны.

Дед Ерошка тронул поводья. Дальше шли тихим шагом, оглядываясь на каждый шорох, не убирая рук с оружия. Хотя, наверное, понимали, что против жужжащего в небе инопланетного квадрокоптера длинноствольный пистолет середины девятнадцатого века вряд ли чем поможет. Не тот уровень, не та сила и мощность стрельбы. Вот если б добрый «калашников», тогда ещё да…

Когда вышли по узкой тропинке к пещере, ахнули уже все. Площадка у входа была перепахана огненными струями, загон для лошадей разломан в щепки. Внутри самого секрета, видимо, взорвалась бомба, не уцелело практически ничего, лишь валялись покорёженные ружья и пистолеты, разбитая посуда, остатки тлеющих шкур да кое-где ещё плясали крохотные островки огня. Ни воды, ни пороха, ни припасов. В воздухе всё ещё витал слабый запах гари.

— Шикардос, теперь мы бомжи, да? — тихо спросил Барлога.

— Правильнее сказать, жертвы межпланетного терроризма, — задумчиво поправил Заур.

— А-а, ты тоже въехал, что мы не с теми связались?

— Я с самого начала был против. Мы лишние в этом временном отрезке, что нарушает сам ход истории. И, разумеется, приводит к таким вот плачевным результатам.

— Ты это на серьёзных щах? Лично я склонен принимать произошедшее как агрессивное приглашение за Линию. Сходим в гости ещё раз?

Первокурсник даже не ответил: он понимал, что его старший товарищ неслабо треснулся головой (и не в первый раз, кстати!), а значит, ожидать от него разумных действий в ближайшее время вряд ли стоило. Сам же подпоручик сполз животом с буланого, потрепал его по холке, поискал глазами, подобрал и отдал ему последний подмокший, чудом уцелевший сухарь и вместе с казаками пустился оценивать нанесённый ущерб.

Поскольку после любого пожарища всегда хоть что-то полезное да отыщется, втроём им удалось собрать: несколько горстей крупы, два непогнутых кинжала, шило, ещё шесть (одна погнутая) серебряных монеток из разбойничьего аула и аж целых три запасных подковы. Всё остальное пропало безвозвратно, адрес тайной дислокации маленького отряда линейцев можно было объявлять утратившим актуальность.

— Что ж, мы-от их ночью навестили, шороху навели, а с утречка ужо и они ответить сподобились, — широко перекрестился старик. — Нам и обижаться, стало быть, не на что.

— Вам нет, а мне есть, — сухо ответила казачка. — Я ж девка любопытная, мне теперича тоже охота пришельцам иноземным кулаком в харю двинуть, как поздоровкаться.

— Можем проводить! — в один голос вскинулись Вася с Зауром.

— А энто ежели вам дедушка позволит, — кокетливо повела круглым плечиком Татьяна. — Он у меня дюже строгий, до свадьбы-то с хлопцами гулять не дозволяет. В ком тока какую шаловливость почует, разом за кинжал и режет всё желание под корень! У нас уже половина станицы фальцетом в Кубанском хоре поёт. Вы думаете, почему-от я до сих пор не замужем?

Ну, на таких притягательных условиях энтузиазм молодых людей тоже заметно подугас, однако они сумели сохранить лицо. Оба честно встали перед дедом Ерошкой (который сурово кусал собственную бороду, лишь бы не заржать) и дали слово чести, что быстренько сгоняют с красавицей-казачкой за Линию, всё ей покажут, но дома все будут как штык до двадцати двух ноль-ноль!

Договорились, что возвращаться все будут в Мёртвый аул. Пока действует договор с шайтаном Ахметкой, покойников со всякой нечистью можно и не особо бояться, а крыша над головой нужна.

Отдалённый, едва уловимый гул подсказывал, что где-то далеко в горах работают русские пушки. Значит, могучая армия Ермолова с боями, медленно, но неуклонно движется вперёд. В своё время они дойдут и сюда, но до этого кое-кому предстоит разобраться со всем этим безобразием за Линией…

До аула возвращались все вместе, а уже там оставили деда Ерошку на попечение выспавшегося нечистого. Тот едва ли не отплясывал от счастья, отвешивая низкие поклоны и вереща, что будет просто счастлив провести время в разговорах с таким казачьим мудрым старейшиной. Красное вино, лесные орехи, сухой чурек, масло и козий сыр появились неизвестно откуда.

Православный пластун, вздохнув, без затей перекрестил накрытый столик, и сыр превратился в кусок мела, орехи в речную гальку, масло в грязь, но вино и хлеб остались прежними. Над какими-то вещами не властны чары нечисти, сакральную «кровь и плоть» Христову не подделаешь.

— Внученька, ты уж на рожон-то зазря не лезь. Побереги хлопцев. Храбрые они, слово держат, но по жизни ровно дети неразумные.

— Ой, ну я и не знаю, право, уж как пойдёт…

— Танька!

— Чегось?

— Ты у меня… Смотри-от!

Девушка разулыбалась, крепко обняла деда, пристально взглянула в бесстыжие глаза кривоногого шайтана, сдвинула брови, демонстративно проведя ладонью под горлом, так что Ахметка нервно сглотнул, и выпорхнула из дверей. Два приятеля-студента ждали её, усевшись верхами.

Все трое пустили скакунов в галоп, и хоть господа Барлога с Кочесоковым ещё болтались в сёдлах, но вороной и буланый, словно смилостивившись, старались делать всё, чтобы не выронить своих неумелых всадников. Извилистая горная тропа вела их к той самой Линии…

Верховный заливал мозг туземным алкоголем. Ануннаки прекрасно знали о свойствах перегонного аппарата, но никогда не использовали полученный спирт для приёма внутрь. Ему находилось десятки других способов применения, от дезинфекции до чистки деталей в тонкой аппаратуре. Однако, неоднократно замечая, как накачиваются водкой аборигены, пришельцы со звёзд тоже, бывало, совершали грех подражания. Надо же понять, каким образом местные жрецы с голубой Тиамат впадали в экстаз, пели, плясали, а потом даже шли на смерть в прекраснейшем расположении духа?

Чёрный Эну задумчиво покачивал в руках сосуд с прозрачной бесцветной жидкостью крепостью ровно в сорок восемь градусов и размышлял вслух:

— Разумеется, они проникли к нам в грозу. Природное явление, которое ранее считалось священным для первобытного сознания. Никто и никогда раньше не мог представить себе, что именно в проливной дождь, под гром и молнии, хоть кто-то из них посмеет сделать шаг через Линию…

Говорить и думать о потерях не хотелось. Владыка прекрасно понимал, что не является доминатом на самой Нибиру, а значит, именно ему придётся давать отчёт о потерях экспедиции. Тем более что сейчас всё складывается не в пользу ануннаков. Хорошо, что хоть алкоголь постепенно успокаивал малоприятное предвкушение неминуемой ответственности…

— С другой стороны, как они воапще… вааще… посмели поднять взгляд в нашу сторону? Оторвать его от грязной… этой… земли под ногами? Они сами говорят — из земли вышли, в землю уйдём! Пральна? Вот так и делайте. Это называется се-гре-га-ция, и-истес-с-снный отбор! Чё вы к нам припёрлись? Чё вам тут н-надо? Мы чё, вам м-мешаем, что ли?!

Верховный поймал себя на том, что слишком часто спотыкается в буквах и при этом зачем-то облизывает губы. Эта мысль показалась ему настолько смешной, что он попробовал дотянуться кончиком языка до собственного носа. Получилось! Эну с наслаждением потыкался в каждую ноздрю, отхлебнул ещё и постарался максимально расслабиться.

— Ф докладе наа… напис… написа… ха-ха, смешное слово… Нада сказать, што их… этих… туземц… а-б-о-ри… уф! Ка-ароче, их были сотни! Тысячи! Многа-а… Но я победил! Ф-фсех! Вышел с двумя ба-зу-ка-ми и… как этта… расхреначил им тут… И чё?! И ф-фсё!

Когда стюарды осторожно отрыли дверь, Чёрный Эну уже спал на полу, в ароматной луже спирта, завернувшись в коврик. Его парадный мундир был мокрым, штаны полуспущены, хвост нервно дёргался, ноздри выдували жёлто-зелёные пузыри, а из уголка рта тянулась длинная непрозрачная слюна.

— Утром он будет очень зол.

— Если не опохмелится.

— Нужно предупредить химиков насчёт алкоголя.

— Да. Выходим тихо, тихо-о…

…По пути парни наперебой развлекали свою спутницу веселыми рассказами о светлом будущем. Красавица-казачка обладала живым умом, бойким языком и хорошим чувством юмора, поэтому общаться с ней было легко, несмотря на огромную разницу во времени и миропонимании.

Согласитесь, есть какие-то моменты, при которых легко находить точки соприкосновения даже совершенно разным людям. Например, хоть те же анекдоты. Уж онито всегда понятны любому человеку, любой веры, любой эпохи и любой национальности.

В этот раз тон задавала Татьяна:

— Сидят на званом обеде фельдмаршал Суворов с генералом Кутузовым. Подали на стол арбуз. Кутузов ест и тайно свои корки кладёт на тарелку Суворову. А потом как закричит: «Господа, смотрите, каков обжора наш Александр Васильевич! Вон сколько у него корок!» На что Суворов спокойно отвечает: «Господа, нет, вы посмотрите, каков обжора наш Михаил Илларионович! Он даже корки съел!».

Молодые люди не оставались в долгу, хоть и старались подбирать что-то максимально понятное, одновременно слегка подковыривая друг друга. Начал Заурбек, подмигнув подпоручику:

— Если у вас в Калуге принято пропускать женщин, то у нас во Владикавказе принято не пропускать ни одной!

Барлога насупился, а Татьяна уже отбивала подачу:

— Споткнулся как-то Петр Первый на параде, а тут простой солдат за локоть поддержал, не дал ему упасть. Государь его по плечу хлопнул и говорит: «Орёл! Вот тебе рубль серебра за усердие! На что потратишь?» Солдат отвечает: «Водку пить не буду, лучше бабу себе сыщу». — «Ох, шалун! Ну, сыщи, да тока смотри, чтоб здоровая была!» На другой день видит царь того же солдата: «Как дела, служивый, бабу-то сыскал, здоровую?» — «Да уж куда здоровее, государь, едва рубль назад отнял!»

Первокурсник открыл было рот, но на этот раз Вася был быстрее:

— Женился как-то кавказец на москвичке. Говорит ей: «Слюшай, прыготовь хинкали!» — «С чего бы это, за красивые глаза, что ли?» — «Нэт, за целыэ зуби!»

Теперь уже был готов надуться господин Кочесоков, но девушка быстро вставила своё слово:

— Едет полем молодой есаул с казаками. Видит, впереди парнишка гусей пасёт. Решил атаман над ним пошутить: «Эй, парень, а чегой-то ты на меня так похож? Твоя мамка при моём батьке в нашей хате случаем не прислуживала?» Казаки в гогот! А парнишка спокойно так отвечает: «Та ни! То мой батька у вашей мамани конюхом служил!»

В общем, если уж и не обхохотались, то по крайней мере в нужную точку все прибыли с хорошим настроением. Полная тайн и опасностей Линия гостеприимно встретила их легким ветром и разлитым повсюду расплавленным янтарём грядущего заката, когда даже холодные тени приобретают мягкий оттенок золота с медью. Горы кажутся бархатными, птичьи трели сонными, в разноцветном небе вместе с опускающимся солнцем уже восходит прозрачная луна, а потому всё вокруг представляется чуточку мистическим.

В этом сказочном мире невозможны и противоестественны грохот выстрелов, льющаяся кровь, крики боли, насилие над человеком и божественной природой его. Это сложно передать простыми словами, без выспренности и патетики, но так легко прочувствовать душой… Достаточно сесть вечером на прогретый камень, чуть прикрыть глаза, запрокинуть голову, расслабить плечи и ровно дышать в такт всей гармонии мироздания. А для чего ещё мы рождены на свет?

Наши герои уже спрыгнули с коней и шагнули к урезу, когда именно девушка заметила то, на что должны были обратить внимание парни.

— Ох ты ж, какой шнурок внизу! Чистый да гладкий, обронил кто? Подобрать бы не забыть.

Оба студента с двух сторон вцепились в Татьяну, как коршуны, оттаскивая её от края.

— А ну объяснитесь! Не то поубиваю обоих, и дедушка не осудит.

— Это не шнурок, это провод, — как ему казалось, доходчиво, объяснил подпоручик, а его кунак добавил:

— Если там провод, то, скорее всего, он ведёт к какой-то взрывчатке. Спрыгнем на землю, а взлетим на небеса!

— Ух ты…

— А другой выход к Линии есть?

— Как не быть, чёрные абреки на конях трёхногих не здесь-от вверх прыгают. Можем ихней тропой пройти.

Господин Кочесоков важно кивнул, а вот Вася задержался у края, о чём-то подумал и попёрся в лесок. Вернулся он оттуда, волоча за собой тяжеленную корягу, и вежливо попросил остальных отойти подальше, держа лошадей в поводу. Заур, оценив идею, тут же кинулся на помощь, и в четыре руки, раскачав древесину, друзья сбросили ее вниз. Хорошо, что хоть сами рухнуть плашмя успели — громыхнуло так, что щепки той же коряги взлетели на высоту трёхэтажного дома.

— Шикардос, да?

Глаза казачки Бескровной и трёх укрывшихся за её спиной лошадей стали круглые, как елизаветинский рубль, и такого же размера. Причём, как она потом призналась, больше всего её огорчило, что такой хороший шнурок нельзя было забрать себе: в хозяйстве бы дюже пригодился.

Посмотрев вниз, когда осела пыль, все убедились, что ямища там образовалась преизрядная, однако, с другой стороны, и земли к зеркальной стене набросало столько, что грех не спуститься. Решили на другую точку не идти, а махнуть прямо тут, причём даже верхами.

Татьяна повела свою лошадку первой. Буланый и вороной прижимали уши, вырывали поводья, тревожно раздувая ноздри, но показать страх перед кобылой уже не могли — включался чисто мужской гонор, поэтому хоть и упирались, но шли. Зато к поднявшейся от недавнего дождя мутной речке бросились уже вприпрыжку, наперегонки.

Вода в некоторых местах доходила лошадям почти до брюха, но это лишь веселило скакунов, бьющих копытами и поднимающих водопады грязных брызг. На том берегу при первом взгляде ничего опасного заметно не было — ни проводков, ни шнуров, ни растяжек, — а за перелеском и склоном горы открылось всё то же гладкое плато со стоящим на нём межпланетным космическим кораблём.

На этот раз историкам представилась возможность оценить его красоту, размеры и масштабы при свете дня. Впечатление было совершенно иным. Не похож на так называемые «тарелочки», традиционно «замеченные» нетрезвыми или укурёнными «очевидцами». Заур сказал бы, что общая форма скорее напоминает треугольные кавказские пирожки с мясом или сыром.

Металл голубоватого оттенка, матовый, без блеска. Видимо, внутри размещалось несколько палуб; иллюминаторы были круглые или прямоугольные, с округлыми краями. По борту шла нечитаемая чёрная надпись, а может, и просто набор непонятных знаков букв или чисел.

Подойти поближе, присмотреться, постучаться, почеловечески познакомиться с представителями инопланетного разума возможности не было. На этот раз корабль по всему периметру плотно окружали белые роботы, стоявшие через каждые три метра. В их руках были гнутые трубки, стреляющие молниями, огнём или лазером — доподлинно неизвестно, но в прошлый раз руку деда Ерошки чудом не зацепило именно этим.

И хотя Барлога на серьёзных щах уверял, что он один десятерым таким голыми руками наваляет, из-за кустов вылезать не стали. Издалека вполне полюбоваться можно, а незамеченными точно никак не пробраться, даже не пытайся.

— Огнище-е…

— В смысле?

— Матом нельзя при девушке, а иначе чувств не выразишь.

— Вася, если вы не можете выражать свои эмоции без нецензурной лексики, мне жаль вас. Как можно жить с таким кургузым словарным запасом?

— Вот, значит, как? Ну-ка, попробуй сам произнести без мата: «Шнуров — настоящий поэт!» Не можешь?

— Э-э, без мата не могу…

— Хлопцы, а простите, Христа ради, что лезу в ваши важные разговоры со своими бабскими глупостями, — нежнейшим голоском пропела Татьяна, — но тут нас, кажись, убивать пришли. Обернитесь, что ли?

Оба студента едва не подпрыгнули вместе с боевыми конями. Слева и справа, беря в клещи троицу наших авантюристов, выходили чёрные абреки. Немного — один слева, один справа. Их трёхногие скакуны развивали не слишком большую скорость, поэтому можно было бы и оторваться, если б опасность была замечена вовремя. А так клещи замкнулись, и волей-неволей приходилось принимать бой. Вот только победить в нём надежды не было…

— Можем попробовать спешиться и в кусты, как мыши, — задумчиво берясь за пистолеты, протянула казачка. — Ежели в разные стороны сыпанём, так, глядишь, кто и уйдёт.

— Лично я не рискну показаться перед дедом Ерошкой, зная, что бросил его внучку и своего кунака, — пожал плечами Василий.

— Поддерживаю, — согласился Заурбек. — Я тоже не самоубийца. Нет уж, раз все пошли, значит, все и вернёмся. Или не вернёмся, но всё равно все.

Меж тем абреки остановились в десяти шагах, шашки в их клешнях выглядели жутко устрашающе.

— Я беру на себя левого. — Татьяна решительно взвела курки. — Хлопцы, правый ваш.

— Не согласен, — галантно откликнулся господин Кочесоков. — Думаю, левый будет мой, а правый моего друга. Не сомневайтесь, милая девушка, мы справимся.

— Ты с дуба рухнул, татарин?

— Я черкес, — гордо заявил владикавказец с таким видом, словно само это слово разом объясняло всё на свете, распахивая все двери и гарантируя победу во всех соревнованиях.

Чёрные абреки замерли, словно ожидая команды. Заур с Татьяной успели раза три обменяться прямо противоположным мнением на эту тему, а старшекурсник притих, как будто уйдя в глубоко в себя. В неторопливом мозгу Барлоги крутились давно заржавевшие шестерёнки: он вдруг вспомнил уроки физики, которыми пренебрегал в школе. А зря, честное благородное, зря!

— Дорогой Вася, так вы с нами или как?

— Оставь его, не видишь, затупил офицерик…

— Вася, вы крайне не вовремя впали в прострацию. Они сейчас бросятся в атаку.

— От же как шашками крутят, аж лезвия не видно…

— Крутят. Да, точно, — заторможенно повторил подпоручик, пытаясь мысленно восстановить в голове общую схему движений робота. — Слит с лошадью, вправо-влево, вперёд-назад не гнётся, рука прямая вращается в плечевом суставе под одним углом, как пропеллер. Это значит что? Что…

Дурашливый жеребец Барлоги устал ничего не делать и со скуки начал вертеться на одном месте. Круглое лицо Василия озарила неуверенная улыбка.

— А поворотись-ка, сынку! — Он развернул скакуна крупом к медленно подкрадывающемуся противнику, сполз с седла и, держа коня под уздцы, встал перед его мордой нос к носу. — Ждём, ждём, ждём. Не бойся, ударить он может только сбоку, у него механика такая. Как начнёт обходить, сразу, в два копыта… низко… по коленям… Да-а!

Умничка буланый, периодически включавший дурака, на этот раз изобразил исключительное понимание ситуации. Пока чёрный абрек угрожающе вертел шашкой, его трёхногий конь получил двойной удар в переднее колено. Надёжная инопланетная техника только хрупнула от сильнейшего пинка, усиленного железными подковами. Робот рухнул наземь вместе с поломанным конём: скакать на двух ногах его не запрограммировали.

— А не такой уж я и гуманитарий! Покатился по звезде, снял его, как гусеницу с танка…

Заур с Татьяной успели лишь обменяться понимающими взглядами, разворачивая своих лошадей хвостом к противнику. Те, как понимаете, тоже были не против лишний раз побрыкаться, особенно кобыла. Сдвоенный удар переломал колени уже второму роботу, а каурая, не удержавшись, подскочила и допинала уже всадника по башке. Яростное скобление шашкой по земле прекратилось с нервным скрипом.

— Ай да офицерик наш! Како-ой молодец, давай выпьем рюмочку-у с тобо-ой наконец! — счастливо пропела красавица-казачка. — От тока теперь уж точно валим отсель!

Три всадника рванули к горной реке и, взлетев вверх по новообразованному склону, покинули Линию. Погони не было, стрельбы вслед тоже. На горы быстро опускалась фиолетовая ночь.

Двое специалистов из технического отдела глазами одного-единственного уцелевшего «сокола» Ту-ра 87tnt смотрели вслед студентам и девушке, хлопая в ладоши и злорадно хихикая над будущим пробуждением бваны. То, что Верховный накидался «синькой», разумеется, знали все, от капитана до последнего стюарда на корабле.

Есть вещи, которые невозможно утаить, а есть те, которые категорически отказываются утаивать по ряду причин. И поскольку любой подчинённый прекрасно понимает, какой кайф плюнуть на спину сопящему в грязной луже высокому начальству, то команду можно было понять. Даже сам капитан «Нергала», сделав демонстративный выговор своему помощнику за распространение сплетен, тишком пожал ему лапу и благодарно потрепал по плечу, шёпотом обещая представить к награде за расторопность и умение верно оценивать ситуацию.

Остальная часть экипажа вообще бегала взад-вперёд, вверх-вниз по всем отсекам, шумно обсуждая очередную победу неуловимых туземцев над бездушными машинами с острыми железками. Когда и каким образом ануннаки нижнего звена стали такими упоёнными фанатами двух линейцев, неизвестно, но факт оставался фактом.

Ещё бы дождаться, когда они начнут специально подыгрывать нашим, но ладно, это, конечно, вряд ли. Да и нужно ли? Достаточно уже и того, что морально они болели не за свою команду, а за русского с черкесом…

Верховному снились красочные сны. Он видел десятки и сотни планет, которые его эскадра признавала пригодными для колонизации. Там встречались чудесные и странные города с дивными зданиями, каналами, акведуками, построенные то ли местными жителями, то ли такими же залётными гостями со звёзд.

Хотя сам Чёрный Эну предпочитал слово «боги», ему нравилось, когда племена аборигенов встречали его корабль со слезами счастья и покорности. В долгих, рваных, ярких снах жители облагодетельствованных планет спешили принести ему дары — цветы, плоды, иногда даже своих самок или детей. Последнее было особенно кстати, если вспомнить вкус крови обитателей голубой Тиамат.

Вот уж поистине, Земля — это настоящая драгоценность во всей Вселенной! Отсюда можно было вывозить всё — от полезных минералов до животной пищи, от редких металлов до необходимых сортов растений. Эту загадочную планету можно было исследовать тысячелетиями, но каждый раз она была полна тайн. Холодные полюса, где под невероятными толщами льда хранились огромные природные богатства. Пустыни, чей основной товар был песок, но именно в нём нуждалась промышленность Нибиру. Океаны воды, сложный индивидуальный состав каждого из которых был кладезем пищевой соли, от которой сходили с ума все ануннаки…

Другие планеты тоже платили свою посильную дань. Возможно, они были даже более лояльны и выгодны, по крайней мере не находились так далеко, на краю галактики. Добираться до Тиамат было слишком долго и накладно, хотя, конечно, каждая такая экспедиция окупала себя во много раз. Один поход закрывал столетия! Тем более непонятно, с чего вдруг местные туземцы заартачились именно сейчас? Разве «боги со звёзд» не были к ним справедливы и добры? Ах, неважно, всё это неважно…

Владыка сладко облизывал губы. Его окружало влажное тепло, в воздухе разносились ароматы детства, посторонние звуки не тревожили слух. Прозрение наступило как всегда резко и без предупреждения. Чёрный Эну раскрыл глаза, лёжа на полу своей каюты, с болью в висках, обожжённым горлом, резью в желудке, ощущением тошноты, в луже собственной… м-м…

— Я прибью их всех, но завтра, — неприятным писклявым голоском прошептал он. Голова буквально раскалывалась.

В Мёртвый аул въезжали уже практически наугад, благо кавказские кони знали дорогу и вполне себе неплохо ориентировались в темноте. Тем более что уже на въезде горели огни, покойнички начинали выползать из своих могил, кто-то уже пытался наигрывать на зурне, и ночка ожидалась весёлая. Впрочем, как понимаете, слово «скука» вообще не котировалось у местных жителей.

Настроение было самым приподнятым, душа пела в жажде срочно рассказать всему миру о победах и приключениях трёх всадников. Ну, если и не всему миру, то хотя бы тому же деду Ерошке, на крайняк даже маленький шайтан Ахметка подойдёт, они умеют слушать. Ещё жутко хотелось есть — одни воспоминания о куске сухого хлеба уже вызывали слюну.

Главное для Василия с Заурбеком было то, что вернулись они до двадцати двух, как и обещали, чинно передав внучку деду с рук на руки. Старый казак дожидался их в том же доме, где стараниями кривоногого шайтана был оборудован вполне себе сносный приют на четыре персоны. На глинобитном полу уложены квадратные дагестанские ковры, на них кавказские бурки, три чёрных, одна белая, в углу поставлено деревянное ведёрко с чистой водой.

Маленький столик накрыт куском алого шёлка, а на нём, к вящей радости голодных студентов — половина чурека, лесные орехи, в глиняной миске тают куски дикого мёда в жёлтых сотах, и отдельно, в медном кувшинчике, домашнее абхазское вино. Дед Ерошка важно подтвердил, что всё проверено на вшивость, можно потреблять.

Когда на столе не осталось ни крошки, старик разлил всем по одному стаканчику сухого красного. Больше нельзя, пьянство до добра не доводит, а на чужой земле тем паче. Подробный отчёт о походе за Линию давала Татьяна. Она достаточно честно, хоть и с экивоками, расписала их совместные приключения, начиная от взрыва и до победы над чёрными абреками.

В обоих случаях, как понимаете, главным героем был бравый подпоручик Василий Николаевич Барлога, а его кунак, мирной татарин Заурка, осуществлял, так сказать, подсобные функции. И это в принципе, верно, не поспоришь. Но всё равно непонятно, зачем казачка вообще так затейливо расставляла акценты? Быть может, таким нехитрым образом она вызывала в парнях ревность и провоцировала на состязательность? Кто разберёт таинственную душу красивой девушки…

Вася, к его чести, всячески превозносил храбрость товарища, но быстро отвлёкся, когда казачка отвлекла его вопросами о том, как люди в будущем под землёй ездят, как у них там книги разговаривают, железные птицы людей катают и правда ли, что ежели у девки грудь не выросла, то её (в смысле грудь!) раздуть можно? Сама Танечка, понятное дело, до таких вопросов и не додумалась бы. Но видимо, что-то почерпнула из необременительной болтовни двух товарищей с исторического факультета, вот и захотела детализации…

— А где наш шайтан? — не зная о чём ещё спросить, буркнул первокурсник, стараясь не смотреть в их сторону.

— Чегось?

— Ахмэтка, кунак наш, шайтанама, гидэ?

— От теперича понял, — благодушно кивнул пластун, маленькими глоточками прихлёбывая слабенькое винцо. — Ахметка-от ваш по делам своим нечистым отправился. Куды? Про то не ведаю. Он не сказался, а я за его мордою богомерзкой следить-от не подряжен, с меня и вас двоих на шее предостаточно.

— Спасиб, отэц!

— Да ты чего посмурнел-то, татарин? — усмехнулся дед Ерошка. — Али уж так внученька моя в сердце запала, что в лютую ревность к товарищу впал? Так-от ты первый женись, офицерик, поди, ещё её замуж не звал. Да и не позовёт.

— Пачэму, э?

— Так друг твой, понятное дело, из благородных. Дворянских кровей, стало быть. Ну, Танька-от простая казачка, хоть и атаманова дочь, а всего приданого кинжал да винтовка. Дом-то у них богатый был, его со всем добром абреки спалили. На всю станицу хорошо-от, ежели два забора уцелело. А так — ты бедный, она небогата, отчего вместе не быть?

Повесивший было нос господин Кочесоков слегка воодушевился.

— Тока-от я думаю, вряд ли она за горца-то пойдёт, — мигом переобулся дед Ерошка. — Упрямая дюже, веру чистую, православную менять не станет, да и в хиджабе вольную казачку ходить тоже не заставишь. Ей в ауле вашем нипочем не выжить. Разве от тока тебя в казаки переписать? Отчего ж нет, бывало такое. Отслужишь свой срок на кавказской линии, а там, глядишь, до хаты в отпускную, и грудь в крестах! Ежели не убьют, конечно. Тогда не, тогда не нать…

Заур прикинул перспективы, сравнил длительность службы иррегулярных войск с современной армией Российской Федерации и понял, что любящей жены он просто не дождётся. Она естественным образом состарится до его героической демобилизации.

— Да по совести-от говоря, а и куды б ты молодуху привёл? У тебя всех богатств только и есть, что черкеска старая да папаха с дырой. На хату гроши нужны, опять же хозяйство какое-никакое, коровка, лошадок пара, барашки, да гуси, да куры. Ты с земли-то прокормиться сумеешь?

Первокурсник умоляюще вскинул брови вверх. По окончанию долгого пятиминутного задумчивого размышления он окончательно понял, что матримониальных надежд в этом мире у него нет. Во-первых, парень всё ещё собирался вернуться в своё время, а во-вторых, сама мысль забрать с собой Татьяну (хотя куда она без деда?) в шумную Москву или к родителям во Владикавказ ушла, не попрощавшись.

Подозреваю, что на серьёзных щах, без особого цензурирования, подобную идею отверг бы и Барлога. Впрочем, не всю! Вот он бы запросто не стал париться, а взял и остался здесь навсегда. И самое смешное, что Заур подспудно понимал — у Васи здесь всё преотличнейшим образом получится.

Устроится советником или прорицателем при том же Ермолове, впоследствии переедет с молодой женой в столицу, произведёт там фурор, станет знаменитостью салонов, будет посещать приёмы, а, зная всю историю кавказских войн, вполне себе вовремя прикупит домик в Кисловодске, куда будет приезжать на воды каждое лето. И хорошо, если ещё историю не полезет менять, с него станется!

Однако чем бы ни были на тот момент заняты наши герои, им пришлось одновременно отвлечься на нервный стук костяшек в дверь. Если студенты просто резко, до хруста шейных позвонков, повернули головы, то дед с внучкой обернулись уже с пистолетами в руках.

Под одновременный звук взведённых курков на пороге показался длиннющий однорукий скелет в лохмотьях старого бешмета. Правой рукой он держал левую, видимо, ею и стуча в дверь. Выражение его черепа, если так можно выразиться, было смущённо-виноватое и даже какое-то просительное.

— Что угодно-с, милостивый государь? — Подпоручик изобразил вежливый полупоклон.

Скелет бодро вставил левую руку в плечевой сустав, повертел ею и, радостно осклабившись, мотнул головой.

— Типа, выйдем поговорим?

— Я с тобой! — тут же вскинулся Заурбек, опомнился и поправился: — Дэдушка, скажи иму, ми вдваём пайдём, да?!

Старый пластун не задумываясь кивнул. Татьяна меж тем, ни говоря ни слова, в два быстрых шага скользнула к узкому оконцу и осторожно выглянула на улицу. Обернувшись, молча изобразила вращательное движение пистолетом и показала четыре пальца.

— Четыре. Верчение. Четыре ножки стола. Ага, столоверчение! Каких духов будем вызывать?

— Я полагаю, духов уже вызвали, — поправил приятеля сообразительный владикавказец. — Там четыре летающих джинна, верно?

Девушка расплылась в довольной улыбке: значит, угадал.

— Погодите, но если там дроны, стреляющие молниями, то нам точно надо выходить? Может, наоборот, закопаемся куда-нибудь? В прошлый раз в яме они нас не заметили.

— Вася, ради Аллаха, если вы не забыли, в прошлый раз они целиком весь аул разнесли! Эти стены нам не защита. Надо что-то придумать…

— Так думай, татарин, в прошлый раз ты ж лихо джинна одолел, — шёпотом напомнил дед Ерошка, и Заур сосредоточенно закусил губу.

Да, один раз у него это получилось, но тогда те, кто управлял квадрокоптером, явно не ожидали нападения с их стороны. Теперь всё иначе. Дрон будет стрелять, едва заметит человека, и надеяться вновь накрыть его чем-нибудь, чтоб потом раздолбать о ствол сосны, явно не стоит. Даже если каким-то чудом прокатит с одним, то оставшиеся трое превратят и это селение в полыхающие руины.

— Давайте разберёмся, — сам себе под нос бормотал молодой человек, быстрыми шагами меряя комнату. — Дрон сам по себе мишень не выбирает, значит, должен быть некто, кто даёт ему команды. Соответственно, нам надо найти и обезвредить этого наводчика. Где он может быть?

— Дак вышел уже, — повела плечиком красавица-казачка. — Сказал, дескать, сам на месте разберётся. Мне велел «прикрыть пулемётным огнём»! А я что, ежели надо, прикрою…

Господин Кочесоков не сразу понял, что речь о его старшем товарище, что он уже на улице, с саблей наголо, один против четырёх летающих джиннов. Страстно выругавшись по-чеченски, молодой человек выбежал из сакли и замер, едва не въехав лбом меж лопаток тому же подпоручику. На сцене боевых действий разворачивался первый акт, а мягкий лунный свет вкупе с горящими там и сям факелами придавал всему мерцающий, динамичный, даже какой-то голливудский антураж…

На единственной широкой (то есть два всадника смогут разъехаться) улице, подняв руки вверх, стоял маленький небритый шайтан с бледным носом. Над ним на высоте метра в три-четыре зависли четыре жужжащих «черепа» в обрывках грязных тряпок.

Со всех сторон спешили взволнованные скелеты, вооружённые чем попало, от ржавых кинжалов до палок, камней или просто зубов. Социально активное население Мёртвого аула и близко не собиралось оставаться в стороне от всего происходящего. Меж тем Василий даже не обернулся, хотя заговорил первым:

— А-а, это ты, Заурка? Знаешь, я вот тут подумал на досуге, нас ведь, наверное, ищут дома? Скорее всего, уже и в полицию обратились, и морги обзвонили, да? Но с другой стороны, как правило, перемещенцы во времени возвращаются назад в ту же самую минуту, что и пропали. Это утешает, правда? Фактически дело за малым, вернуться домой и всё.

— Вася, можно спросить, вы совсем охрене… Тьфу, в смысле — какой у нас план?

— Хороший.

— Это вдохновляет! Но хотелось бы немножко конкретики.

— Переговоры! — громко объявил Барлога и, так же подняв руки вверх, шагнул навстречу в замершему, как пингвин на стрёме, Ахметке.

Джинны мгновенно отреагировали, и два черепа обернулись в сторону студента. Заур осторожно отступил назад, сдвинув папаху на брови, незаметно шаря взглядом по сторонам — где может быть тот, кто управляет дронами? Разумеется, никого похожего на прыщавого подростка с джойстиком или очкастого военного в камуфляже с ноутбуком он не нашёл. Зато на каменном заборе вдалеке сидел сокол с подозрительными глазами. Они равномерно мигали красным, что, согласитесь, нехарактерно для данного вида птиц. Владикавказец понял, что вот оно и есть…

— Так как вас там называть, звёздные лорды? — продолжал надрываться подпоручик, и джинны, кажется, его слушали. Сокол так уж точно повернул любопытную металлическую голову. — Позвольте мне, как представителю научной интеллигенции и вооружённых сил Российской империи, приветствовать вас на планете Земля! Смотрите, я пришёл с миром!

Он подчёркнуто медленно снял плечевой подвес с саблей, демонстративно положив его у ног, и тихо подмигнул нечистому, мол, ничего не бойся.

— Если вы на серьёзных щах хотите найти достойного местного жителя, обладающего нужными навыками и развитым интеллектом, то этот мелкий обмылок вам не подойдёт. Возьмите меня!

— Э-э, сачем так ругаиссья? Обозфал нехарашо бедного Ахметку…

— Видите, он даже двух слов связать не может, дефекты речи хуже, чем у Куценко!

Вася гордо встал за спиной обиженного маленького шайтана, легко приподнял его за шиворот и вдруг одним мощным броском отправил в долгий полёт, удачно закатав рогатого прямо в объятья неприступной казачки, вышедшей с ружьём на порог сакли. Пухлые губки кривоногого Ахметки смачно чмокнули её в румяную щёчку. Последнее, что успел почувствовать осчастливленный шайтан — это нежный запах девичьей кожи и тяжёлый удар прикладом в переносицу…

Дроны, видимо, даже не поняли, как это произошло. Да что там дроны, завертевшаяся после всего этого кутерьма была настолько сумбурной и непредсказуемой, что уследить за кем-либо вообще не представлялось никакой возможности, а госпожа логика приказала долго жить. А началось всё с шальной пули, угодившей крайнему дрону прямо меж глазниц. Тот дёрнулся и спустился пониже, что его и сгубило…

— Гаси инопланетных лохов! — грозно взревел Барлога, отрывая голову у ближайшего к нему мертвеца и запуская черепушкой в опустившегося джинна.

Промахнуться на расстоянии в полтора метра было невозможно, и от лобового соприкосновения с тяжёлым круглым предметом дрон дёрнулся, автоматически пальнув в сторону. В результате случайно (вряд ли намеренно!) попал в своего же товарища-джинна. Тот хряпнулся вниз, дымя, как подбитый «фокке-вульф». А дальше пошло-поехало…

Воодушевлённые Васиным кличем скелеты дружно запулили вверх всем, что было под рукой. Кое-кто даже старательно подбросил своего же более лёгкого соседа, так что общими усилиями и второй джинн рухнул наземь. Где уж там был попросту затоптан в диком ритме лезгинки грозной толпой мёртвых горцев.

Бесшумно скользящий посреди этого бардака одинокий черкес сумел добраться до забора и нахлобучить свою папаху на отвернувшегося сокола. Птицу накрыло с головы до пят. Хитроумному первокурснику оставалось лишь шибануть папахой два-три раза с размаху о тот же каменный забор, и только шестерёнки с пружинками покатились под ноги. «Дохлого» сокола он закинул куда подальше, в сторону старого кладбища, кому надо пусть похоронят.

Два уцелевших джинна, оставшихся без прямого руководства, просто поднялись повыше, пожужжали среди звёзд, а потом скрылись в диаметрально противоположных направлениях. Ночная атака на Мёртвый аул провалилась так же неожиданно, как и началась. Скелеты отплясывали безумный танец победителей, стреляя вверх и хвастаясь друг другу металлическими или пластиковыми детальками, добытыми из двух раздолбанных джиннов. Зурна и бубны бились в диком ритме, ещё сильнее заводя толпу оглашенных мертвецов.

Заурбек и Василий устало хлопнулись ладонями в знак победы, подобрали брошенную саблю, немножечко попрыгали вместе с обитателями Мёртвого аула, выражая таким образом полную солидарность со своими диковатыми союзниками, а потом красивым прогулочным шагом отправились к себе домой — то есть вернулись в ту саклю, где были временно расквартированы.

У порога лежал пришибленный шайтан. Баклажановый нос набок, кривенькие ножки в стороны, руки скрещены на груди, бесстыжие глазки сошлись на переносице, уши обвисли, а на лбу шишка размером с Бештау, если можно так выразиться. Но губы всё ещё причмокивают, словно бы вспоминая недавний поцелуй!

— Лихо она его приложила, — покачал головой подпоручик, почему-то сразу поняв, кто это сделал. — И ведь практически ни за что. Покатился по звезде.

— Но жить, надеюсь, будет, — согласился Заур, а Бескровная встретила их сурово сдвинутыми бровями, упреждающе подняв палец:

— Тихо тут. Дедуля спит. Намотался он с вами, немолодой уже…

Оба студента мигом захлопнули рты. В дальнем углу сакли, у окна, сидя спал завернувшийся в бурку старый пластун. Глаза закрыты, дыхание ровное, не храпит, но руки по-прежнему сжимают тонкую чеченскую винтовку, так чтобы в любой момент вскочил — и в бой. Барлога взглядом указал на другой угол помещения, и все трое перебрались туда, предварительно прикрыв деревянную дверь.

— Полная и безоговорочная победа, — торжественным шёпотом объявил калужанин. — Нападение отбито, противник понёс существенные потери и бежал с поля боя! Отметим это дело?

— Если наша хозяйка не против? — вежливо уточнил первокурсник.

Девушка кротко вздохнула, но принесла со столика вино и три рога в медной оправе.

— Предлагаю за победу, за нас, линейцев, за присутствующих здесь дам, за мудрость деда Ерошки, за… А пусть лучше кунак мой скажет, всё-таки он из Владикавказа, хорошие тосты знает.

Господин Кочесоков на минуточку задумался, выбирая из всего слышанного с детства многообразия устного народного творчества что-то максимально подходящее, пристойное и по теме, так чтобы всем понравилось и все были довольны. Остановился вот на этом:

— В одном ауле жил праведный мулла. Он всегда молился, не пил вина, но очень переживал, что люди вокруг него не такие праведные. Однажды он устал от этого и решил покончить с этой жизнью. Накинул петлю на шею, а мимо шёл казак. Видит через забор, что человек вешаться собирается. «Зачем себя жизни лишаешь, это же грех великий!» — «Я праведный мулла, всегда молился, никогда не пил вина, но жизнь тяжела, а люди несовершенны. Не могу среди них жить. Хоть и страшно умереть, но возьму грех на душу!» — «Ну, так хоть выпей для храбрости, всё легче будет». Достал казак водку. Выпили они с муллой. Познакомились. Ещё выпили. Поговорили. Опять выпили. Зауважали друг друга. Понял вдруг мулла, что и жизнь хороша, и мир неплох, и люди ничего… Так выпьем же все вместе за то, чтобы Аллах всегда вовремя присылал к нам друга с водкой!

Все трое тихо чокнулись, чтоб не будить деда, и выпили, хотя подпоручик всё равно бурчал, что тост слишком длинный, нудный и вообще он чуть не уснул, пока слушал. Вино оказалось достаточно хорошим, а рог только кажется большим — на самом деле в него умещается не так много. Так что, в принципе, можно было бы и повторить. Том более что сзади раздались неуверенные шаги.

— Шледуюсий тост жа моё здорофье! Кунаки, я ш такой дефушкой целофался, ва-а-ах! До сих пор ноги разезшаютца, да-а…

На борту крейсера царила непривычная тишина. Фактически все просто попрятались по своим отсекам и каютам, не рискуя высовывать нос. Как ни странно, но не гнев бваны был этому причиной. Или, что вернее, не только он. Верховного, разумеется, боялись, однако команда отдавала себе отчёт в том, что если кого и коснётся наказание за реальную или мнимую провинность, то пострадают двое, трое, даже четверо. Не больше. И уж никак не те, от кого напрямую зависело безопасное передвижение «Нергала» в бесконечном космосе.

Пугало другое. По всему кораблю гуляли странные, жуткие, и оттого весьма противоречивые слухи. Механики шептались с навигаторами, а те выдавали тайны стюардов, которые отлично знали, что видели стражи, посменно набиравшиеся из отряда боевиков экспедиционного корпуса, специально подготовленных к длительному несению службы на различных планетах. Так вот, все говорили об одном: среди туземцев появились опасные чужаки.

Один походил на местного, с ближайших гор. Второй являл собой скорее северный типаж, но и такие здесь изредка встречались. Просто раньше они не представляли особых проблем. Суеверные горцы боялись тайн, а суровых, голубоглазых северян до этих пор было слишком мало, чтобы всерьёз обращать на них внимание.

Но эти двое объединились, они ничего не боялись, их не пугали джинны, чёрные абреки и соколы. Им словно было известно нечто большее, чем всем остальным людям. Инопланетная техника не вызывала у них благоговейного трепета, а авторитет богов со звёзд не мог остановить — эти странные туземцы словно считали себя равными им!

И наверное, именно это было самым необъяснимым. Ведь в конце концов кто угодно привыкает к страху, а любая привычка вырабатывает равнодушие. Трудно всерьёз бояться того, что отлично знаешь. Ведь если ты спокойно и чётко осознаёшь уровень опасности, то наверняка способен найти способ её обойти.

Гораздо хуже опасность новая, неведомая, непонятная, бессмысленная и абсурдная, от которой неизвестно чего ждать. Как вот эти двое, от чьих гулких шагов начинала вздрагивать сама Линия. Владыка понимал, что ситуация вышла из-под контроля.

— Сложные времена требуют непростых решений.

— Как прикажет Чёрный Эну…

…Утром все встали поздно. Первой Татьяна, она всегда вставала на полчаса раньше ребят. Потом уже Василий и Заурбек, а маленький кривоногий шайтан, принявший на грудь больше всех, раза эдак в три-четыре, вообще предпочёл дрыхнуть, завернувшись в ковёр, до самого обеда.

Ночную стражу нёс дед Ерошка: стоило молодёжи выпить в честь победы и отправиться на боковую, он тут же открыл глаза и до самого рассвета честно стоял у окна с винтовкой в руках. Вроде бы выше уже говорилось о том, что старики спят мало? Так вот, считается, что таким образом они пытаются продлить свои дни на этой земле, не тратя драгоценных часов на пустые сновидения. Правда или нет, пока не знаю. Состарюсь — напишу, ждите!

Пока оба студента совершали утреннее омовение у реки, включая все необходимые сопутствующие процедуры, внучка казака, оставшаяся в доме, расчёсывала длинные косы, попутно расписывая дедушке картины маслом:

— А офицерик-то наш, как разуму лишился, вперёд шагнул и давай на летающих джиннов в голос орать. Покуда они замешкались, он Ахметку-от пинком прямо к нам в саклю и запустил! Ровно котёнка шаловливого мне с рук на руки перекинул.

— От же догада, золотое сердце у его!

— Так-то оно так, да тока шайтанчик при мне вдруг разомлел, разлакомился, да и лобызаться полез! Я ж ему прикладом-то и того… мозги куды надо-от вправила…

— Ты-от полегче с союзничками, а? Рука у тебя, Танька, шибко тяжёлая, силой-от в отца пошла. Ну, а татарин наш мирной, он чегось?

— Черкес.

— Да-от знаю я, не занудствуй. Рассказывай!

— Татарин твой…

— С чего ж энто он вдруг мой-то стал?!

— Ну, деду-у-уль… Ой, всё! Сокола он побил. А через то дело и офицерик джинна летучего чьей-то черепушкой пустой огорчил лоб в лоб, да и весь Мёртвый аул на священный газават поднял. Как второго джинна затоптали, так двое уцелевшие сами умелись, аж тока под звёздами чем ни есть прожужало! От такой вот шикардос наши линейцы устроили! Огнище прям! А ты спал, э-эх…

— А я и спал, внученька, — благодушно ухмыльнулся старик, поглаживая заскорузлой ладонью замок ружья.

Татьяна хоть и понимала умом, что дед хитрованит — не таковский он человек, чтоб дрыхнуть посреди боя, — но и припереть его к стенке тоже было нечем. Потому что в конце концов, всё закончилось хорошо. Ведь будь там что серьёзное, старый казак в стороне не остался бы, верно?

Меж тем оба студента, хорошенько отмывшись и хоть как-то приведя одежду в порядок, возвращались в саклю, когда над головами раздался характерный свист крыльев. Парни пригнулись, но нападения не последовало. Уже знакомый штампованный сокол важно сел на край большого, отполированного водой камня и аккуратно положил перед собой зажатый в чёрном клюве кусочек чего-то белого.

— Типа, это нам? — обернулся Барлога.

— Не знаю. У вас рогатка есть?

— Нет. И пулемёта нет, и базуки тоже, если что.

— Понял, тогда предлагаю сначала крякнуть этому пернатому диверсанту чем-нибудь по башке, а потом посмотрим.

Но прежде чем они наклонились за камнями, птица, не издав ни звука, вертикальным взлётом махнула вверх и замерла на высоте в полкилометра, так чтоб и обзор хороший, и фиг чем добросишь, даже чеченская винтовка не дотянется.

Вася, конечно, попробовал швырнуть речной галькой для острастки, но не докинул, чего и следовало ожидать. Заур же быстро поднял прямоугольный кусочек белого пластика, размером не больше визитки. На нём были вытиснены три рисунка в стиле геометрического примитивизма. Надо признать, смысл послания был вполне очевиден.

— Одна отрезанная рука жмёт другую отрезанную руку, — вслух размышлял господин Кочесоков. — Человек и динозавр орут друг на друга. Солнце в зените. Видимо, это обозначает полдень.

— Огнище! И каково же наше коллективное мнение, коллега?

— Ну, я полагаю, они нас хотят.

— В хорошем смысле? — зачем-то уточнил подпоручик, хотя ответ был очевиден.

— Вы имеете в виду, вставят ли они нам зонд в одно место за намеренную порчу их механических игрушек? — Первокурсник задумчиво поскрёб подбородок. — Лично я бы вставил!

— Избавь меня от своих эротических фантазий, дорогой кунак!

— Тогда просто пойдёмте к нашим и посоветуемся.

Что ж, это было самое разумное и всегда беспроигрышное решение практически любой проблемы. Дед Ерошка являлся для всех них судьёй, нянькой, арбитром, жилеткой для слёз, исполнителем последнего желания, а также истиной в последней инстанции. То есть, как ни верти, его не обойдёшь. Сокол продолжал нарезать плавные круги в небе, не бросаясь, не клюясь, но наблюдая. На всякий случай оба линейца из двадцать первого века двигались по Мёртвому аулу короткими перебежками, следя за противником и прикрывая друг друга.

— Ох ты ж, хлопцы вернулись! — с улыбкой приветствовал друзей старый казак. — А чего такие взмыленные, ровно за вами гнался кто?

Барлога по-военному вытянулся, прищёлкнул каблуками и протянул пластиковую визитку. Дед Ерошка покосился на неё, подмигнул внучке, чтоб подошла поближе, и вздохнул:

— Ну, раз такое дело, докладайте по порядку.

Ребята, не перебивая, но дополняя друг друга, достаточно подробно и внятно, как студенты-отличники перед ректором, рассказали о визите инопланетного сокола, о том, как они расшифровали рисунки, и вкратце предложили свой план дальнейших действий.

— Переговоры?

— Смотрите, вот здесь две схематические головы, — начал было Заур, потом поймал строгий взгляд пластуна, хлопнул себя ладонью по лбу, скрипнул зубами, но продолжил: — Как миня всё эта дастала ужэ, кто би знал, э-э?! Отец, я так скажу, а ты мня вислушай, нэ пэрэбивай, патом зарэжэшь. Эсли захочишь. Тут написан — хачу твой рука жать, хачу в твой рот гаварить, хачу всё в полденъ, да!

— Уверены, стало быть?

— Вася, падтвэрди, пажалюйста, па-братски прашу, э-э?!

— Он прав, — поддержал друга Василий. — Они там, за Линией, хотят вызвать нас на переговоры. И я думаю, нам стоило бы пойти.

— Вдвоём, что ль? — насмешливо хмыкнула Татьяна, всплеснув руками. — Дедуль, ты их обоих-то сразу не отпускай. Они ж там всех чужеземных демонов ссаными тряпками перебьют, и нам-от никакой славы не достанется. Удалюсь-ко я со стыда в монастырь, перед иконами пол лбом долбить да ногти грызть от лютой зависти. Промежду прочим, на ногах…

— Будет тебе, девонька. Зубы-то сушить мы все мастера, — остановил её дед Ерошка. — Покумекать, стало быть, надобно, начальству бы хорошо доложиться, а некогда. До полдня от времени мало, да и опаздывать на приглашение, энто как заранее труса праздновать. В горах таковое не принято.

— Значит, мы идём, — решительно вскочил Барлога, и Заурбек встал с ним плечом к плечу.

— Добро, хлопцы. Пойдёте вдвоём. Мы с внучкой прикроем, как сможем.

— Э-э, я тозе пайду, кунаков прикрою, фсех нехароших зарэжу, да! А-ах, — раздался зевающий голос за их спинами. — Потому шта фсё, фыспался, да-а… Где мой бальсой кинзал?

— А что ж… — Что-то прикинув, юная казачка затейливо выгнула левую бровь. — Нехай и шайтан кривоногий с нами пойдёт. Есть у меня до него одна идея, пусть пользу приносит…

— Фсё, што толька захочишь, карасавица-а, вах! Я весь тфой!

На том и порешили, а через пару минут уже седлали отдохнувших и сытых лошадей. Похоже, и кони студентов несколько привыкли к тому, что с их хозяевами не соскучишься, потому что вороной уже держал в зубах седло, а буланый скакал козлом на одном месте, счастливо задрав хвост к небу. Парни свято помнили советы старого казака, а потому быстро достали из карманов припасенные кусочки подсохшего чурека, угостили жеребцов и обняли их за шеи. Две домашних скотиняки, самозабвенно прикрыв глаза, хрупали хлебом, довольные по уши. Это и называется гармония…

Из Мёртвого аула до Линии верхами добрались достаточно быстро. Здесь пятёрке пришлось разделиться. Казаки остались наверху, заняв позиции слева и справа от спуска. Из-за уничтожения секрета все боевые запасы пропали, из зарядов оставалось лишь то, что было с собой, в газырях черкесок. На три-четыре выстрела хватит, дальше только врукопашную.

Вася и Заур имели на двоих одну гусарскую саблю и один чеченский кинжал в серебре. С учётом того, что ни тот ни другой из наших героев не имели практически никакого опыта в фехтовании, то функция этого оружия была чисто номинальной. Случись что, тот же Барлога вряд ли смог бы кого-то зарубить, а его товарищ — заколоть кинжалом, но тяжесть холодного оружия на поясе придавала уверенности и спокойствия. Ребята взглянули на солнце, молча пожали друг другу руки и, оставив лошадей, дальше пошли пешком.

— Как будем вести переговоры? — на всякий случай спросил первокурсник.

— Как всегда, — беспечно откликнулся Вася. — Ты будешь на серьёзных щах грубить, угрожать, наезжать, а я изображать понимание, сочувствие, предлагая поиск разумного компромисса.

— Опять изображать кавказавра?

— У тебя это отлично получается!

— О Аллах, там ждут представители инопланетного разума, быть может, мы первые земляне, с которыми они сами захотели вступить в контакт, поговорить о культуре, цивилизации, тайнах вселенной! А мы им: «Ладаседан, бак-ла-жан!»… Слов нет…

— Кстати, да! Не забывай танцевать лезгинку время от времени.

— Зачем?

— А я знаю? У вас же так принято.

— Вася, это тупой штамп!

— Поднимай выше, это народные традиции! Кто мы, чтобы с ними спорить?

Забегая вперёд, скажу, что на деле-то всё получилось совсем наоборот, но не будем спойлерить.

За рекой будущих историков встретили два всадника. Чёрные абреки, опустив страшные шашки вниз, не проявляя ни малейшей агрессии, молча отконвоировали переговорщиков за лесок, вплоть до плато. Там ожидала зондер-команда из десятка белых роботов, вооружённых, невозмутимых, но также ничем не пытающихся угрожать. Вроде бы пока всё складывалось неплохо.

Честно говоря, калужанин и владикавказец ничего и не боялись. Почему-то оба считали инопланетян, как представителей высшего разума, существами кристальной честности. Раз пригласили на переговоры, то уж наверняка не с целью по-тихому грохнуть и расщепить бездыханные тела на молекулы. То есть, конечно, возможно всякое, но это уж как-то слишком мелко и недостойно богов, прилетевших со звёзд. Тогда парни ещё не знали, что врождённое интеллигентское прекраснодушие часто является синонимом чисто человеческой глупости…

Их молча, без объяснений, но и без понуканий или подталкиваний сопроводили к спущенной с борта корабля широкой металлической лестнице. Вася с Зауром переглянулись и, не сговариваясь, одновременно шагнули на первую ступеньку с правой ноги. Отступать было поздно и некуда. Да, по правде говоря, они и не собирались!

Плечом к плечу, чеканным шагом, положив правую ладонь на рукоять сабли или кинжала, парни поднялись наверх, где на пороге их встретил невысокий, метр с кепкой в прыжке, зеленокожий рептилоид в светло-жёлтом комбинезоне, украшенном яркими нашивками. Он был прямоходящий, лысый, узкоплечий с улыбкой до ушей (хотя самих ушей не было, но были дырки на их месте), с миндалевидными глазами с одним веком и вертикальными зрачками, как у змеи. Сзади у встречающего был мясистый хвост.

— Шикардос! — не сдержался подпоручик. — Вот откуда Успенский содрал Крокодила Гену! Ой-вэй, яйцеголовый, а Чебурашка у вас есть?

— Мы говорим на всех земных языках, — несколько неуверенно ответил ящероподобный тип. — Но ваши слова лишены смысла.

— Ха-а, это ты ещё моего кунака не слышал! Заур, жги, бро!

— Ти пчиля, я пчилёвот! — проорал господин Кочесоков, потом представил, что во рту у него горячая картошка, язык обожжён, но петь надо, деньги за билеты уплачены, пипл жаждет, и продолжил, мысленно проклиная себя, друга, обстоятельства, небеса, и… — Ти пчиля, я пчилёвот! А ми люпим миёт! Сэрдци пранзиля стриля, я полюбиля тибья!

Вежливый рептилоид наконец-то понял, что имеет дело с двумя законченными психопатами, и едва ли не опрометью бросился вперёд по невысокому коридору. Причём двигался он задом, с растянутой улыбкой, обеими четырёхпалыми руками (лапами?) приглашая за собой. Безбашенные российские студиозусы хлопнулись ладонями и гордо пошли следом. Правда, головы пришлось слегка наклонить — потолки в коридорах были низковаты, — да ещё мускусный запах серпентария здорово раздражал ноздри. Но это можно было и перетерпеть.

Барлога горел желанием поближе со всеми познакомиться, всё посмотреть, всё потрогать, взять парочку сувениров, тут же все расклады интереснее и замуты круче! А мечтательный Заурбек вдруг поймал себя на том, что не так уж и рвётся домой: родители, конечно, волнуются, но ведь он звонил в начале недели, а на Кавказе не принято, чтобы мужчина отчитывался о своем времяпровождении вот прям каждый вечер, даже маме с папой.

Сопровождающий вывел гостей в довольно просторную переговорную каюту, в середине которой стоял низкий овальный стол на одной ножке, сделанный то ли из прозрачного пластика, то ли стекла, на полу напротив, наверное вместо стульев, лежали какие-то прямоугольные плетёные коврики, а на стене висел большой отполированный кристалл — явно нечто вроде плоского плазменного телевизора. Больше в комнате ничего не было, разве что золотая пластинка с изображением странного существа — полузверя-получеловека то ли в шубе с заклёпками, то ли в космическом скафандре.

— Ты это видел раньше?

— Дорогой Василий, я не фанат интимных тайн Чапман и самых шокирующих гипотез Игоря Прокопенко…

— Ха, но ты о них слышал!

— Только потому, что снимаю комнату у млеющей от подобных передач тётушки. Она вообще возжигает индийские палочки и кладёт конфетки на блюдечко перед портретом Блаватской.

— Широких взглядов старушка?

— Вы про Блаватскую? Я бы сказал, необъятных, особенно в талии.

Интеллектуальный разговор был прерван лёгким шумом скользящих шагов, после чего в помещение вошёл достаточно высокий (хоть и на голову ниже Заура) рептилоид в полувоенном мундире, строгом, но украшенном нашивками всех цветов, и вдобавок ещё и в длинном алом плаще с золотистой бахромой. Судя по снисходительно-приказным манерам, это, видимо, было начальство.

— Так, сели оба, — не оборачиваясь бросил он, проходя во главу стола и опускаясь на самый большой коврик.

Сидел он на корточках, опираясь на хвост и положив руки — или лапы? — на круглые колени. У нас в России так сидят уличные гопники с фингалом под глазом и окурком в зубах, в кепке, надвинутой на нос, и в застиранных трениках.

Владикавказец с калужанином не сговариваясь присели прямо на край стола, демонстрируя таким нехитрым способом, что лежать бояться они не намерены.

Рептилоид скрипнул зубами:

— Я Верховный, владыка, бвана, имя моё Чёрный Эну, я ануннак с планеты Нибиру!

— Почему чёрный, он же зелёный? — спросил Вася у Заура.

Тот пожал плечами:

— У молодых развивающихся цивилизаций имя вождя часто носит возвеличивающий или пугающий оттенок. К примеру, Карл Смелый, Иван Грозный, Ричард Львиное сердце, Эдуард Чёрный принц, Жан Бесстрашный, Николай Кровавый…

— Последнее брехня и большевистская пропаганда.

— Согласен.

— Эй, а ничего, что я тоже тут сижу?! — поспешно опомнился бвана. — Вы у меня в плену, так что…

— Нас вроде бы пригласили на переговоры?

— Э-э… А, ну да… — Верховный на мгновение стушевался. Похоже, он не очень-то и рассчитывал, что эти двое действительно придут, и не до конца продумал политику предложений и встречных исков. — Я призвал вас. Вы нарушили вековые традиции, перешагнули рамки приличия, позволили себе недопустимые для аборигенов действия по отношению к нам, к вашим звёздным богам и покровителям!

— Вася, кажется, он назвал нас аборигенами?

— Имей снисхождение к яйцеголовым, им и так досталось от матери-природы.

— Вы издеваетесь?! — не поверил своим слуховым отверстиям Верховный.

— Нет, пока слегка троллим.

— Бойтесь меня! Я могу расщепить вас на молекулы! И ваши земли, и ваши племена, и вообще всю голубую Тиамат!

— Минуточку, сколько помнится, древняя богиня Тиамат женщина. Как она может быть голубой?

— Вася, не цепляйтесь к словам. Он имеет в виду нашу голубую планету.

— Всё равно — может, я гомофоб!

Поняв наконец, что простые угрозы на этих примитивных туземцев не действуют, Чёрный Эну попытался взять себя в руки. Как высокородный ануннак, занимающий руководящие должности не один десяток лет, он умел худо-бедно разбираться в психологии и достаточно быстро сообразил, у кого из двоих какие сильные и слабые стороны. Поэтому принял старое, но единственно правильное решение: разделяй и властвуй…

— Я мог бы это сделать. Но мы, ануннаки, милостивые боги. Не хотите ли вы осмотреть наше жилище?

Барлога мгновенно вскочил на ноги. Владыка едва заметно улыбнулся:

— Капитан корабля покажет вам всё, что пожелаете. А мы с вашим другом пока побеседуем здесь.

Заур предпочёл бы побыстрее покинуть это место, но его старший товарищ уже, образно выражаясь, закусил удила и бил копытом. По знаку владыки вновь появился тот самый рептилоид, который встречал их у входа.

— Бвана?

— Пусть наш гость увидит всё величие наших достижений. Быть может, тогда он проникнется величием нашей роли на этой планете.

Капитан «Нергала» изо всех сил старался поспевать за широким шагом кудрявого туземца. Подпоручик же был ненасытно любопытен, задавал кучу вопросов, пытался всё трогать руками и лез везде, где можно, но особенно старательно там, где нельзя. Вот категорически нельзя! Но это же Вася…

— Пожалуйста, не смотрите, это душевая. Что значит, покажите, как мы моемся? Да не буду я раздеваться! Нет, вам нельзя разговаривать с экипажем. И гладить по голове тем более нельзя. Никого. Никакой чешуйки на память! Уже отковыряли? Нет, вы его второй раз не догоните… Хотите потрогать хвост, трогайте мой, но отпустите главного механика. Видите, ему плохо, когда вы держите его за шею. Да, они все вас немножечко боятся. Почему? Нет! Да! Они очень храбрые, вы бы видели, как эти героические ребята сражались с космическими крысами из нержавеющей стали…

…— Какие яйца? При чём тут мои яйца? В каком смысле наши? Ваши? Да, с чего вы решили, что мы вообще откладываем яйца?!

…— Нет, это не туалет, а центр управления полётом. Ладно, одним глазком можно. Вхо-ди-ть не-ль-зя-а-а! Да вы меня сюда просто втолкнули! Только ничего не трогайт… О святой Мардук Бесконечный, отдайте пульт! Я не могу позволить вам… вы применяете силу… так нечестно, вы выше и крупнее, но это не значит… Ну и ладно. Сила есть, ума не надо. Нет, это наша поговорка!

…— Хорошо, вы можете построить новый маршрут от Тиамат до Нибиру. Но имейте в виду, что я обо всём доложу верховному. Не-е-ет, прямая не всегда самый короткий путь между двумя точками! Так бывает только в геометрии, а на деле надо учитывать множество факторов, влияние других планетарных систем, пояса астероидов, магнитные поля, в конце концов есть же… О-о-оу! Пусть. Фигня… Потом перепрограммируем.

…— Мне приказано показать вам весь корабль, но может быть, мы уже вернёмся к владыке? Ладно… У нас тут есть небольшой музей сувениров: трофеи с покорённых планет, черепа, кости, примитивное оружие, вам будет интересно. Да. Вот сюда. Нет, не сюда! Тут у нас… Уф, только ради всего святого, не трогайте кнопки, переключатели и рубильники! Не пытайтесь ни из чего выстрелить! Нет, можно только смотреть! Допустим… допустим, вот сюда. Ага, и получается, что вот эта гора… Я же сказал, не нажимать!!! Что значит «шикардос, абзац Эльбрусу!»? Нет, это другая гора, но всё равно не делайте так больше-е!

…— А вот сюда вам точно нельзь… нельз… не пущ… Уф, вы меня просто давите морально и физически, но это не даёт вам права… Оно называется «Гнев Мардука», или «Луч Возмездия», именно им была прорезана та самая Линия, через которую вы упорно нас достаете. Нет, вы! А я говорю, вы, мы через неё не ходим, сидим на своей базе. Как работает? Вот через этот кристалл. Настоящий алмаз. Не надо его трогать! Куда смотреть? Да никто не стоит у меня за спиной! Не надо меня обнимать и разворачивать! Ах, вас интересует блок питания. Хорошо, это можно, это не запрещено. И между нами… если не затруднит… не стоит говорить Верховному, что мы с вами ходили в арсенальный отсек. Договорились? Вот видите, с вами вполне можно разговаривать не повышая голоса. Как правило, почти известные нам туземцы поддаются дрессировке, надо только найти свой подход…

…— Прошу сюда. Нагните голову, потолки низкие. Почему, это запах обеда для команды. Говорю же вам, никто не сдох! А по-моему, вполне аппетитно. Тошнит? Сильно? Только не здесь, только не… Ладно. Я позову кого-нибудь убрать…

Меж тем в комнате переговоров коварный Чёрный Эну нажал какую-то панель под столом, и экран так называемого телевизора загорелся. Мягко сменяющие друг друга изображения старательно обволакивали задумчивого первокурсника сладостными байками о величии расы ануннаков, их роли в просвещении миров, колонизации других планет, бесценных знаниях, которыми «боги со звёзд» щедро делились с нарождающимися цивилизациями, опекая их словно младенцев в пелёнках.

Верховный неспешно рассказывал о таинственных следах ануннаков в шумерской мифологии, о тайных алфавитах инков, нерасшифрованных надписях коренных австралийцев, египетских каменных плитах с изображениями космических пришельцев. Всего этого добра на нашей матушке Земле было слишком много, чтобы просто игнорировать эту тему…

Он говорил о следах, оставленных его расой в верованиях асов и русов, о войнах богов и змей в скандинавских повествованиях, об африканской бронзе и китайских глиняных табличках — словом, обо всей истории человечества, на пути которой в самое разное время появлялись величественные корабли, способные прокладывать маршруты меж звёзд. И самое главное — везде, где ануннаки оставляли свой след, шло активное развитие прикладных наук, земледелия, искусства и прочего. Духовный рост примитивных племён и народов получал новый могучий импульс к развитию.

Господин Кочесоков прекрасно понимал всё это, уже не слишком чётко отделяя истину от лжи. Хотя, признаем, Верховному в общем-то и не приходилось особенно врать. Он мог позволить себе говорить абсолютную правду, просто меняя расстановку акцентов — то есть не упоминая, что за науки и общее развитие земляне щедро платили природными богатствами и собственной кровью, причём в обоих случаях разрешения у них никто не спрашивал.

— И вот теперь из-за ваших довольно-таки нелепых эскапад мы будем вынуждены уничтожить эту чудесную планету!

— Ну, зачем же так кардинально…

— О, поверьте, я и сам не в восторге, — максимально искренне вздохнул Чёрный Эну, выключая экран, и не поверить в его сочувствие было просто невозможно. — Но вы же понимаете, не всё в моих силах. У меня тоже есть начальство. — Он выразительно поднял указательный палец вверх. — Я тоже подотчётное лицо. К моему мнению прислушиваются, но не более.

— Да, понимаю.

— Конечно, есть варианты…

Повисла длительная и выдержанная мхатовская пауза. Возможно, слишком длительная, потому что к её окончанию первокурсник из Владикавказа вдруг начал понемногу выходить из-под наркоза, и самое главное, ему каким-то чудом хватило ума не показывать этого. То есть господин Кочесоков вдруг поймал себя на том, что если тебе самым бесстыжим образом врут в лицо, то, возможно, иногда стоит отвечать тем же.

— Допустим, вы обязуетесь забыть обо всём, что видели, увести своих друзей и союзников куда-нибудь подальше. Поверьте, никто же не забирает у вас все эти горы! Речь идёт о некой аренде относительно небольшого участка на довольно короткий срок, за вполне приемлемую плату. Мы закончим свою миссию просвещения и спокойно вернёмся к себе на Нибиру. Наступит общий мир и благоденствие, а я со своей стороны гарантирую вам, что следующая экспедиция нашего корабля придётся на другое полушарие. В конце концов, это будет справедливо.

Заур слушал и кивал, кивал и слушал, автоматически поглаживая пальцами ножны чеченского кинжала. Он смотрел в немигающие, кристально честные глаза инопланетянина, пытаясь разглядеть в них хоть что-то человеческое. Пусть не доброту, понимание и сочувствие, но хотя бы родственное снисхождение, нечто вроде покровительственного отношения отца к сыну. Ведь если подумать, то речь шла о двух мыслящих расах, о встрече представителей двух разумных миров, которым совершенно необязательно подавлять друг друга, чтобы вместе сосуществовать в пространстве безграничной вселенной.

Однако в вертикальных зрачках ануннака студент-историк увидел лишь чрезвычайно плохо скрываемое презрение к себе лично, ко всему человечеству в целом и ко всей этой ситуации. И еще Заур заметил, что Верховный, как будто не в силах сдерживаться, хищно облизывает жёлтые губы раздвоенным языком.

Это было противно до омерзения, и первокурсник почувствовал нехороший холодок меж лопаток. Он неожиданно вспомнил изрубленные тела на горной тропе, растерзанный взрывами аул, погибшего старика, пытающегося помочь им с Васей, рыжебородого наиба, сидевшего здесь в плену…

— Вы абсолютно правы. А не выпить ли нам за дружбу, вечную дружбу между людьми и ануннаками? — вдруг произнес кавказец, собравшись с силами.

Чёрный Эну снисходительно щёлкнул пальцами. Практически в ту же секунду на пороге появился стройный стюард в белом мундире, но почему-то без штанов. Бвана многозначительно кивнул ему, и буквально через полминуты на столе стояли два серебряных цилиндра, до краёв наполненные багрово-красной жидкостью.

— У нас есть то, что вы называете вином.

Молодой человек поднял свой сосуд, и… в нос ему ударил железный запах крови. Заур молча поставил цилиндр на стол. Верховный, с нескрываемым удовольствием сделав глоток, посмотрел на гостя, и губы его искривились.

— Стюард! — деланно взревел он, оскалив окровавленные зубы. — Я приказал подать нам напитки! Вино, а не… убери это!

Несчастный, охнув, метнулся куда-то вбок, буквально тут же вернувшись с чистой посудой и глиняным запотевшим кувшинчиком.

— Иногда подчинённые бывают досадно рассеяны. Пейте же.

Заурбек огромным усилием воли заставил себя налить тёрпкое ароматное вино с кизлярских предгорий и осушить цилиндр, практически не отрывая от губ. Креплёный алкоголь он выпил как воду, просто заливая пересохшее горло.

— О, квасите? — В переговорную вломился Барлога, счастливый, как медведь в трусах, сбежавший на одноколёсном велосипеде из цирка-шапито. — Не-не, я пить не буду! Если вы всё, то мы линяем. Так сказать, солдатушки — бравы ребятушки, наши жёны — пушки заряжёны, чего-то там ещё… А, и горн побед зовёт в дорогу!

— Мой друг хочет сказать, что нам пора.

— Надеюсь, мы поняли друг друга… — Бвана, не вставая, помахал четырёхпалой ладонью.

— Думаю, мы обсудим ваши предложения и дадим ответ в самое ближайшее время.

— Отлично. Позвольте вручить небольшой презент в честь крепости наших будущих отношений. — Верховный осторожно вытянул из кармана небольшой прямоугольный свёрток. — Это очень древняя книга о вечной жизни, надеюсь, она принесёт пользу и вам, и вашим народам.

— Спасибо премного, данке шён, мерси! Валим, валим, тебе говорят! — Василий даже не дал товарищу толком попрощаться, едва ли не за воротник черкески выволакивая его из помещения. — Да не упирайся ты! Вот поверь, прям срочно-срочно-срочно надо! Аж невтерпёж!

Дорога по коридору не была долгой или трудной, достаточно было идти на запах свежего воздуха. Единственное, что немножечко смущало Заура — так это необходимость бежать за старшим товарищем сломя голову, когда по идее можно, да и нужно было удалиться без недостойной спешки, спокойным, прогулочным, даже чуть ленивым шагом. Но рьяный подпоручик уже задал темп и останавливаться не собирался. Когда они вылетели на порог инопланетного корабля, то причина такой спешки получила некое логическое обоснование.

— Кунаки! Шкорее! Там нехолошие, злые апреки наших осень допрых и милых казаков обизают! Неприлисные вещи им гофорят, сесное слово! Детушка Ерошка больсе молсит, но дефушка, которую я фсю узе люблю, такими непесятными фыразениями им отвесяет, э-э! Пушкин бы покрашнел со сфоей «Гаврилиадой», да?!

Парни коротко выдохнули и сиганули вниз, минуя по четыре ступеньки в прыжке. Придерживая оружие, они наперегонки бросились к ожидающим неподалёку скакунам. Ахметка, визжа от возбуждения, семенил впереди, развивая тему и воодушевляя горячих студиозусов:

— Там иссё тот наиб ходит! Самый глафный, нос фферх, на фсех зуби скалит! Татьяна его матом пошлала, а он ей так нагло гофорит: «Ты сё такая дерская, а-а?!» У-у, шакал парсифый! Зря ты ефо спасал, зря, я тибе придупрешдал, ти миня не слусал, э-э…

Владикавказец даже не удостоил его ответом, сунув подарок бваны за пазуху. Во-первых, гнилые отмазки были не в его характере, да и время сейчас мало подходило для каких-то там объяснений. Барлога тем более не лез в чужие разборки: всё, что его сейчас волновало, это судьба старого казака и его внучки. В сёдла буквально взлетели ласточкой, не касаясь ногой стремени, а осознавшие важность момента умнички-кони с места взяли в галоп! И Вася и Заур вылетели из сёдел, как пробки…

Встали, высказались относительно своих скакунов максимально приличными словами — «колбаса, консервы, мясокомбинат», чем ввергли оных в ступор, и вновь взгромоздились верхом. На этот раз буланый и вороной пошли с лёгкого шага на рысь, с рыси в карьер, а там уже галоп, и как говорится, давай бог ноги!

Но всадников своих они несли так нежно и заботливо, как если бы хрустальную вазу наполнить дорогущим коньяком и поставить задачу преодолеть горную речку, неровный ландшафт, крутой подъём вверх, скачку по узкой тропе смешанным лесом, а если хоть каплю расплескаешь, то расстрел с конфискацией на месте! В общем, лошадки постарались.

Кривоногий шайтан безнадёжно отстал. Два всадника, ни от кого не прячась, ни о чём не задумываясь, вылетели на небольшую полянку, где на прогретом солнце камушке сидел дед Ерошка, а рядом с ним, скрестив руки на высокой груди и сдвинув чёрные брови, мрачно стояла его внучка.

На первый взгляд, никакой опасности заметно не было, но стоило студентам спрыгнуть на землю, как со всех сторон из-за кустов выдвинулись люди. Не менее двадцати разнокалиберных стволов уставились на наших героев, а навстречу им на шикарном тонконогом жеребце выехал рыжебородый наиб в богатых одеждах и папахе, обмотанной зелёной тканью.

— Мы вас ждали, дорогие гости! — насмешливо поклонился он, приложив ладонь к груди. Его русский казался идеальным, без малейшего акцента и характерной замены «в» на «у». — Я даже не надеялся увидеть вас всех сразу. Но Аллах оказался милостив!

Мюриды дружно рассмеялись, двое или трое в переизбытке чувств пальнули в воздух.

— Ведут себя как на свадьбе в Москве! — сквозь зубы буркнул подпоручик и, ни на кого больше не обращая внимания, сразу направился к Татьяне. — Ты в порядке? Не обижают?

— А ты, стало быть, заступиться решил? — хмыкнула она. — Ничо, не боись, офицерик. Стань за моей спиной, коли не заметят, так и не тронут.

— Угомонись, Танька.

— А чего он, дедуль?

— Я от тебе говорю, угомонись, — не повышая голоса, приказал старый казак. — Ить подошёл человек с открытой душой, а тебе бы тока нижнюю губу выпячивать!

Господин Кочесоков в то же время встретился взглядом с всадником и сделал первый шаг, так же вежливо поклонившись, а потом ещё поприветствовав всех на чеченском:

— Маршалла ду шуьга![36]

Горцы удивлённо переглянулись, не зная, как реагировать. То ли принять заблудшего брата в родной тейп, то ли прямо здесь и сейчас перерезать горло предателю своего народа. Положение спас рыжий наиб: он спрыгнул с седла и, растолкав своих мюридов, широко распахнул объятья.

— Как твоё имя, джигит?

— Заурбек.

— А моё Измаил-бей. — И наиб обнял первокурсника, тихо шепнув ему на ухо: — Недавно ты спас мне жизнь, странный дервиш, а я не люблю быть в долгу!

Он обернулся, отдав короткий приказ своим людям. В одно мгновенье все вновь спрятались за деревьями, кустами, крупными обломками скал, однако приготовившись, как волки, в любой момент явиться на зов своего вожака.

— Вася… — Первокурсник обернулся к старшему товарищу, негромко спросив: — Имя Измаил-бей вам ничего не говорит? Вы ведь у нас знаток и поклонник Лермонтова!

— А тебе не положено при людях говорить, как «горний арол с армянскава рынка Нальчике»?

Заур молча показал кулак.

— Ладно, ладно, не зарывайся!

Надувшийся было подпоручик решительно сбил фуражку на затылок. Он сделал вид, что задумался, потом принял горделивую позу и процитировал:

Выражение лица рыжебородого менялось с каждой строкой. От насмешки к удивлению, изумлению, уважению и даже отчасти страху.

— Откуда ты знаешь меня, белый офицер?! — перебивая, вскричал он, хватаясь за кинжал.

Барлога невозмутимо задрал подбородок:

— Классику надо читать. Русскую классику. Могу и продолжить, но, наверное, это уже будет похоже на предсказание судьбы. Ислам ведь такое не одобряет?

— Воистину, ты не просто образован, но ещё и мудр. Дервиш хорошо выучил тебя нашим обычаям, — осторожно поклонился наиб, но пальцы его всё ещё продолжали сжимать рукоять длинного кинжала. — Я родился в этих краях, но отец отправил меня в русскую столицу, я научился говорить на вашем языке, читать и писать, танцевать на балах, славить государя, но сердце моё жаждало вернуться на родину. И полыхающий Кавказ позвал меня! — Он опустил голову, уходя в далёкие воспоминания, но быстро поднял пылающий взгляд. — Теперь поведайте же и вы мне свою историю. Клянусь честью, в этих горах у вас не будет более верного заступника, чем Измаил-бей!

— В принципе, рассказать мы можем, — ребята неуверенно покосились на старого пластуна. Тот пожал плечами, дескать, чего уж там, валяйте.

— Если вкратце, то мы из будущего. Двадцать первый век. Студенты исторического факультета, я со второго курса, мой товарищ с первого. Присланы к вам в прошлое непонятно зачем, но, похоже, чтоб на серьёзных щах разобраться с ануннаками. Это такие ящерицы с планеты Нибиру, что регулярно посещают нашу Землю с целью выкачивания природных богатств, а взамен учат нас выращивать кукурузу и замешивать бетон. Именно они прорезали Линию, сидят там у себя на космической базе и запускают к нам всяких дронов, чтоб мы им не мешали.

«Ещё они пьют человеческую кровь», — хотел добавить Заур, но почему-то промолчал. Тяжесть книги за пазухой отвлекла его.

— Что-то ещё? Ну, по ходу истории кавказские войны горцы проиграют. Потом все войдут в состав великой Российской империи, край цивилизуется, понастроят санаториев всяких, а на фронтах Первой мировой смешанная Дикая дивизия кавказских джигитов покроет себя неувядаемой славой. Дальше революция, разброд и шатание, борьба за установление Советской власти. Там всех накрыло, и наших и ваших. Зато в Великую Отечественную, когда на нас фашисты напали, горцы тоже неслабо дрались, страна-то была общая. В конце двадцатого века опять потрясения, делёжка республик на государства, суверенитет, талибы, ваххабиты… Грозный вообще с землёй сровняли. Сейчас мир, казачество возрождают, в Чечне безопасно, столицу им так отстроили, что огнище просто! Ну, вот как-то так, что ли…

Наверное, из всего этого сумбура трудно было выделить какие-то важные детали, но господин Кочесоков, закусив губу, отметил про себя, что его приятель, намеренно или нет, опустил историю депортации чеченцев, ингушей и крымских татар, сталинские репрессии, трагедии первой и второй чеченской, взрывы в метро, захваты заложников, смерть детей, казни русских солдат, записанные на видеопленку, и прочее, прочее… С другой стороны, если рассказывать всё обстоятельно, честно, ничего не забывая и не впадая в пошлую толерантность, такая история заняла бы, пожалуй, неделю, не меньше.

— Ты говоришь, Кавказ и Россия… Горцы и русские будут жить в мире? — задумчиво протянул Измаил-бей, оглаживая короткую бороду. — Что ж, на всё воля Аллаха. Если это будет так, значит, мой народ не уничтожат в войнах. Но я не обязан верить тебе на слово. Эй, дервиш, что ты можешь сказать в подтверждение его правоты?

Владикавказец не ответил. По факту тут требовалось какое-то железобетонное доказательство, какие-нибудь штучки из будущего, тот же сотовый с фотографиями отлично бы подошёл, но, увы, оба смартфона остались в том злосчастном кафе, где их первая встреча переросла в короткую стычку. Часов ни Вася, ни Заур не носили, бумажные деньги Российской Федерации дед Ерошка успешно пустил на растопку, гражданская одежда студентов осталась в военном лагере Ермолова, и больше ничего из своей эпохи у них не было. Типа, верьте нам, мы честные, аж сами удивляемся!

— Зато у нас есть подтверждение переговоров с ануннаками, — вспомнил он, сунув руку за пазуху. — Верховный, с которым мы говорили, передал мне эту книгу. Надеюсь, она…

Все обернулись в его сторону, молодой человек аккуратно развернул синтетическую ткань, выставив на всеобщее обозрение небольшую коробочку с таймером. Незнакомые цифры или буквы беззвучно менялись на узком табло. Барлога первый понял, что это значит, бросился вперёд, выхватил у друга подарок богов со звёзд и со всей дури запустил его подальше, за большой валун.

— Ложи-и-ись!!!

Все не задумываясь бросились на землю. Даже кони наших героев на всякий случай присели.

— И чё? — примерно через минуту поднял голову старый казак. — Ты с какого рожна в голос орёшь-то, офицерик? Какая тебя блоха за причинное место так лихо укусила? Сполох зазря кричать не принят…

И тут компактный взрыв разнёс валун в щебень. Столб огня и дыма взлетел метров на сто вверх. Когда пыль осела, изо всех кустов повыползали перепуганные мюриды. Наиб нашёл спрыгнувшую с макушки папаху, неуверенно поднялся на ноги и ощупал всего себя на предмет ран, дыр, кровотечений, синяков, ожогов и прочего. По счастью, чудом никого не задело. Разве что роскошный конь Измаил-бея слегка оглох (лошади Васи и Заура разумно прикрывали копытами уши, поэтому не пострадали).

— Ши-кар-дос! — выплёвывая пару мелких камушков, определился Вася. — Как все?

— Это что ж за подарочек такой от иноземных гостей? — не скрывая раздражения, в свою очередь зарычала красавица-казачка, пытаясь силой опустить вставшие дыбом косы. — Ты ж, татарин, думай-от хоть иногда башкой своей, чего в дом тащишь!

— Я не в дом…

— Чуть-от всех нас не угробил, прости Господи! — добавил дед Ерошка.

— Ты… э-э… чёрт, что ли, дервиш? — отряхиваясь, спросил рыжий наиб. — Хотел силу показать, молча покажи. Зачем горы шатать, да?!

— Ну и чего навалились со всех сторон? — Подпоручик прикрыл плечом покрасневшего от стыда друга. — Откуда он мог знать, что ему подсунут? Они же, гады инопланетные, нас вообще за людей не считают. В смысле, мы для них люди, конечно, но не разумные существа, с которыми стоит считаться. А за такое, как говорится, надо бить по наглой морде ноутбуком!

Последней каплей стал рухнувший буквально с небес маленький кривоносый шайтан, умудрившийся хлопнуться прямо Зауру в руки. Сам в саже, черкеска в лохмотья, папаха дымится, щетина торчит пеньками обгорелыми, нос разбит… Бедняга поднял на первокурсника большущие, полные слёз глаза и простонал:

— Обизяют Ахметку, памагити, кунаки…

— «Дар Богов» сработал?

— О да, верховный! Датчики «Нергала» зафиксировали взрыв.

— Отлично. Сколько у нас осталось чёрных абреков?

— В рабочем состоянии всего два, о Верховный. Но их чинят!

— Летающих джиннов?

— Четыре, о Верховный.

— Соколов видеонаблюдения?

— Всего три, о Верховный.

— Готовьте корабль к взлёту. Мы не станем рисковать всей миссией. Вернёмся сюда позже и с другими силами.

— Слушаюсь, о Верховный! Всё будет исполнено к завтрашнему утру.

— Да, и вот ещё! Подготовьте «Луч Возмездия». Ибо никто не смеет противиться воле звёздных богов и никого не минует кара за неповиновение!

— Эм-м, тут такое дело…

— Не мямли!

— У нас небольшая проблема…

— С чем?

— С оружием Возмездия, о Верховный… Оно немножко не стреляет.

— В каком смысле?!

— В смысле совсем…

Народная мудрость советует ковать железо, пока оно горячо. В принципе, ковать его можно и холодным, но горячее более податливо и охотно принимает новую форму. Однако та же народная традиция рекомендует такое сладкое блюдо, как месть, подавать исключительно холодным. Не будем спорить — наверное, это дело вкуса…

Вот и перед нашими случайными героями стояла серьёзная дилемма. Либо прямо сейчас отступить, спрятаться, накопить силы, выяснить сильные и слабые стороны противника и в нужный момент резко нанести неожиданный точечный удар, либо поступить так, как принято на Кавказе: шашки наголо, кинжал в зубы, папаху на брови — и с диким визгом в лобовую атаку, а там храни Аллах, герои живут вечно!

И похоже, храбрый черкес Заурбек Кочесоков был единственным, кого не устраивал именно второй вариант. Остальные в дружном порыве отвергли первый. Попробуем разобраться, выслушав каждого.

Первым взял слово старый казак. Дед Ерошка высказался предельно ясно: в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Ежели тебя по одной щеке ударили, так вторую не подставляй, бей в кость, не нарушай местных традиций!

Внучка сухо добавила, что кто нас обидит, тот дня не проживёт. По крайней мере стало понятно, откуда наш президент почерпнул эту народную мудрость.

Измаил-бей сказал, что за русских он биться не станет, но своих кавказских шайтанов взрывать тоже не позволит. За такое всех инопланетян резать надо! Шакалы паршивые! Ахметка шмыгал носом и кивал…

Барлога, суммировав всё выше сказанное, припомнил из курса истории крылатые слова генерала Ермолова, чуть перефразировал, адаптируя к теме, и выдал на-гора:

— Хочу, чтобы честь наша стерегла страхом наши границы крепче цепей и укреплений, чтобы слово наше было для ануннаков законом, вернее, неизбежной смертью! Земля принадлежит землянам! Нам тут жить, так что сами между собой разберёмся. Но нефиг всяким там залётным тут свои порядки наводить! Заур, подтверди?

Первокурсник рассеянно кивнул, что было воспринято как знак согласия. Да и в любом случае, при банальном голосовании активных сторонников боевых действий было больше. Это мечтательный владикавказец не мог отделаться от мысли, что встреча с инопланетным разумом всегда сродни чуду, что это научный прорыв, переписывание всей официальной истории человечества, в конце концов, осознание того, что человечество не одиноко во вселенной.

Да, ануннаки крадут наши богатства, убивают местное население и пьют кровь, но ведь не в этом их предназначение. Их цель — просвещение землян и приём в единую межгалактическую семью разумных существ! Золота и алмазов у нас не убудет, а люди и без того тысячами умирают от самых простых болезней, да ещё и сотнями тысяч уничтожают друг друга.

Не лучше ли найти какой-то компромисс с иной, несомненно более развитой цивилизацией? Так ли уж обязательно доводить конфликт с ней до обострения? Можно ведь просто подумать, поговорить, в чём-то даже уступить, но в итоге выиграть, построив общее взаимовыгодное будущее…

Наиб собрал своих людей, убедился, что никто серьёзно не пострадал, и дал слово быть у Мёртвого аула до заката. Маленький шайтан также сообщил, что ему надо привести себя в порядок, переодеться, но к вечеру будет как штык и своих приведёт. Нашей четвёрке ничего не оставалось, как возвращаться на свою временную и не всегда дружелюбную базу, в старую саклю близ кладбища. К шустрым покойникам они уже практически привыкли, да и те всё спокойнее относились к живым: всё-таки гость на Кавказе — это святое.

По пути дед Ерошка рассказал, каким образом они попали в засаду, когда отряд Измаил-бея тихо, кустами, пешим ходом прокрался к ним в тыл, и отстреливаться было попросту поздно. Однако горцы вели себя не слишком агрессивно: такая добыча, как девушка и старик, не прибавляла воинской чести, а рыжебородый был буквально помешан на этом.

— Другой-от разговор, что Танька моя на них матерно лаялась, так что сдержаться-то джигитам трудно было. Двое грозились ей язык отрезать, с кинжалами пошли, так она их, стыд сказать… так обоих отмутузила, что свои же чеченцы смеялись! Правда, потом убили бы, если бы не наиб…

Заехав в аул, они привязали лошадей у входа, расположившись в знакомой сакле, и Заур, тронув товарища за плечо, сам вызвался сходить за водой и дровами. На самом деле ему срочно требовалось переговорить, потому что в груди кипело столько противоречивых чувств — вот-вот сердце взорвётся!

— Вася, вы могли бы выслушать меня не перебивая? Я должен признаться.

— На серьёзных щах? Ты вот прямо сейчас решил рассказать мне о своих чувствах? Прости, но для меня ты только друг! Надеюсь, в следующий раз тебя закинет в просвещённую Европу, и ты найдёшь своего единственного, но это не я, и…

— Вы хоть помолчать можете?!

— Извини, не знал, что для тебя всё так серьёзно, — снизил голос Барлога, почувствовав у своего горла холодную сталь чеченского кинжала.

Господина Кочесокова действительно неслабо перемкнуло. Такое бывает: вроде как заиграешься в эйфорию, выпустишь своё внутреннее «я» на свободу, а оно твоих же близких сразу за глотку берёт.

— Я попробую объясниться. Итак, только мне всё происходящее с нами напоминает какой-то псевдоисторический водевиль? Мы оба, образованные, начитанные, культурные и просвещённые люди двадцать первого века, вдруг начинаем вести себя как торкнутые на всю голову ролевики. Вася, это ненормально. Вы не такой, я не такой. Мы так ничего и не узнали об истинных причинах нашего присутствия здесь, но уже по колени влезли в ишачий жир! Молчите, я не закончил.

— Просто хотел намекнуть, что кинжал острый, а ты эмоциональный…

— Ах да, извините! — Молодой человек не глядя сунул клинок в ножны и продолжил: — Мы освобождаем Линию, изгоняем с неё пришельцев — это хорошо и правильно, верно? Но что будет потом? Ермолов продолжит притеснение народов, его методы борьбы с бандами приведут лишь к большему озлоблению местного населения. Огонь мюридизма[38] захватит весь Кавказ! Потом его сместят, дадут отставку, а в столице Российской империи многие интеллигентные и либеральные люди даже не подадут ему руки!

— Ты прав. Ермолов, пожалуй, самая сложная и противоречивая фигура во всей истории кавказских войн. Но его жёсткость к врагу всегда уравновешивалась добротой к мирному населению. Он любил горцев и понимал их. В ермоловских войсках были целые отряды грузин, кабардинцев, лезгин, осетин и чеченцев. «Служи честно!» — ничего большего он не требовал.

— Он сжигал аулы и выселял народы! Вася, вспомните мой доклад, я же цитировал записи Алексея Петровича! «В случае воровства аулы обязаны выдать вора. Если скроется вор, то выдать его семью. Если жители села дадут возможность и семье преступника совершить побег, то обязаны выдать ближайших его родственников. Если не будут выданы родственники — селения ваши будут разрушены и сожжены, семьи распроданы в горы, пленные повешены». Это, по-вашему, мирное вхождение Кавказа в общую семью российских народов?! — напирал Заурбек.

— Все осуждали Ермолова за прямолинейность, но те, кто приходил после него, всё равно начинали действовать так же, как он. Те же мирные горцы первыми сдавали все сведения о русской армии, они же кормили и поили банды абреков, им же привозили на перепродажу пленных. У каждого своя правда. Да, горец считает священным своё право жить разбоем! Вспомни того же Лермонтова…

— Опять Лермонтов, в каждой теме непререкаемый авторитет! Что он знал о наших традициях?!

— По факту, даже больше, чем ты, — спокойно парировал подпоручик. — Вот из той же поэмы «Измаилбей»:

— Но суть не в этом. Наши предки сумели договориться между собой. Как мы теперь будем договариваться?

— В смысле?

— Заур, ты мне тут целую лекцию прочёл, ради чего? Чтобы я понял, как ты не хочешь идти на ануннаков? Да не ходи!

— Если бы я мог, то, возможно, вообще стал бы на их сторону!..

— Шикардос… — Василий посмотрел другу в глаза, но тот не отвёл взгляда. — Только деду Ерошке не говори, он шутить не любит.

После этого второкурсник поправил некогда белую фуражку, молча набрал полный кумган воды и не оборачиваясь пошёл к аулу.

— Да чтоб ты знал, даже у пленённого, у замирившегося Шамиля царская пенсия в Калуге была выше, чем у твоего героического генерала Ермолова!

Василий никак не отреагировал на презрительный выкрик в спину. Горячий владикавказец постоял пару минут, кидаясь камнями в речку, кое-как успокоил нервы и, закусив губу, поплёлся в ту же саклю. Больше идти было некуда. Не к ануннакам же на поклон, в самом-то деле?

Говорят, что экстремальные условия меняют людей. Никому не известный, скромный серый парнишка вдруг становится героем, а ухарь, балагур, душа всей компании, прячется от пуль. Застенчивый питерский интеллигент бьётся врукопашную в окопах, простые рабочие с тракторного завода держат оборону Сталинграда, не сдавая ни пяди родной земли, упрямый чеченец отказывается подчиниться приказу политрука отступать и один у пулемёта заставляет захлебнуться атаку немцев, а расказаченный казак, георгиевский кавалер, потерявший в революцию половину родни, гордой песней поднимает лежащий взвод в бой на фашистов. Кто знает, какие светлые или тёмные силы таятся в человеческой душе…

— Из-за чего сыр-бор, хлопчики? — не отрываясь от чистки ружья, спросил дед Ерошка. — Пришли-от по одному, смурные, ровно вместо рассолу масла подсолнечного из горла отхлебнули. А энто уже не опохмелка, а так, сплошная конфузия, особливо ежели до сортиру далеко.

Оба студента-историка выразительно промолчали. Старик не стал домогаться с подробностями, хмыкнул в усы и всё. Татьяна же наоборот подошла к ребятам, поманила пальцем и, вытащив из ножен черноморский кинжал, протянула его рукоятью подпоручику:

— Слышь-ко, офицерик, ты ведь у нас самый образованный, верно? За Линию ходил, так и у крепости той не один раз был. А нарисуй-ка нам, что там да как?

Вася принял острый клинок, подумал, опустился на одно колено, откинул ногой край дряхлого персидского ковра и начал чертить прямо на утоптанном глиняном полу. Как и подавляющее большинство мужчин, он не страдал так называемым «топографическим кретинизмом», поэтому изобразить хотя бы приблизительную карту местности вполне мог.

Тем более что, в отличие от своего товарища, историк второго курса по крайней мере один раз обошёл инопланетный корабль по периметру. И пусть рисунок получился не в масштабе, но горы есть, речка есть, лес есть, Линия прочерчена, вот прямоугольная площадка, вот шестигранник вражеской крепости, что ещё надо?

— А ничего так! — одобрительно подмигнула чернобровая красавица, отчего у подпоручика приятственно защекотало в животе. — Дедуль, глянешь, нет?

— И впрямь тонкая работа. Сразу видать руку учёного человека. Ну, в штыковую идти у нас народу мало, а расскажи-от, как бы ты тот кораблик на засапожный нож взял?

— Если исходить из мирового опыта в тактике и стратегии, то… — Вернув кинжал, Берлога почесал пятернёй в затылке. — Честно говоря, у меня его немного. Но! Моя бабуля, не та что жена деда-полковника, а по материнской линии, была женщиной крепкого телосложения. Плечи — как мои, если не шире. Прошла санитаркой всю войну и как-то раз увлеклась — тащила сразу двух наших бойцов, а тут гитлеровцы. Так она разряженной винтовкой так отхреначила пятерых немцев, что те на своём горбу дотащили наших через линию фронта! Бабулю потом даже к ордену представили. К чему это я? Ага, так вот: надо атаковать не задумываясь, прямо сейчас. Иначе же уйдут гады!

— Так пущай и уходят, нам-то что с того? Плакать не станем.

— С того, что они вернутся, — неожиданно поднял голос господин Кочесоков, отвечая на естественный казачий скепсис. — Ануннаки — «боги с небес», посещают нашу планету уже не первый раз. Следы их пребывания находят в Мексике, Испании, Британии, Индии, Китае, Африке, теперь вот и у нас.

Все обернулись в его сторону.

— А-а, понял, извините. Сейчас. — Заур сдвинул изрядно пострадавшую папаху на брови, задрал подбородок повыше и коротко выдал: — Шакалы они, рэзать их нада! Савсэм нэхорошие, такой биспридел тварят, да, мамой кылянусъ!

— Ой, всё! — Татьяна закатила глаза. — Да уже говори ты по-человечески, тут все-от свои.

Заур покосился на деда Ерошку, тот одобрительно кивнул. Нет, ну, в самом деле, сколько можно однообразно троллить парня, заставляя его быть не тем, кто он есть на самом деле…

— Спасибо. Так действительно легче. Знаете, нам довелось встретиться с главой этой экспедиции, но если Василий довольно быстро ушёл гулять по кораблю, то мне пришлось долго и обстоятельно слушать этого типа. И ведь он рассказал много интересного, о своей планете Нибиру, о том как они путешествуют на своих кораблях меж звёзд, о других мирах и десятках разумных рас, не похожих на нас, но тем не менее. Ануннаки действительно несут свет знаний. Другой вопрос, что они делают это не из альтруизма, а за вполне себе понятную плату, которую они выбирают и определяют сами. В нашем случае это драгоценные металлы и минералы.

— Шибко мудрёно…

— Они выкачивают из земли золото и алмазы, — поправился студент-первокурсник. — Кроме того, пьют кровь. Человеческую кровь. Как я понимаю, у них есть запасы крови, и это довольно выгодный товар для перепродажи на Нибиру. Василий прав, они пошли на переговоры только потому, что хотят выиграть время. Сейчас им не нужна война, они хотят просто улететь.

— И потом не вернутся? — уточнила Татьяна.

Заур, опустив глаза в пол, отрицательно помотал головой:

— Вернутся. И наверняка с большими силами. В общем, я тоже согласен с тем, что отпускать их нельзя. Но и драться с ними мы не можем: тупо не тот уровень техники. Ну и сил тоже не хватит. Нас всего-то четверо, что мы им…

Договорить ему не удалось, поскольку в этот крайне подходящий момент в дверях появился маленький шайтан. Ахметка сиял чистотой, был гладко выбрит, чёрная черкеска с иголочки, папаха новая, кинжал в золоте, даже на босых ногах аккуратно расчёсана шерсть и подстрижены ногти. Красавчик, одним словом! Хоть сейчас готов под венец! Хотя, помнится, его тут уже как-то разок почти женили.

— Фсё слышал, фсё знаю, фсем, чем надо, помогу! Фы ж мои кунаки! Та я за фас хоть ф огонь, хоть ф швятую воду, та я за фас…

Он резко развернулся на пороге, выскочил во двор и, засунув все десять пальцев в рот, так пронзительно и страшно свистнул, что стены сакли как будто дрогнули. В тот же миг земля задрожала от топота сотен ног, и на улицы Мёртвого аула высыпали вооружённые покойники, манерный чёрт Хайраг, восседавший на худющем рыжем козле, привёл с десяток таких же кавалеристов-рогоносцев, а на полуразрушенные заборы сели две странные птицы, больше похожие на голых пеликанов с мускулистыми драконьими лапами. Даже одноногий великан Шаболдай припёрся на зов шепелявого шайтана.

А вдалеке на опушке леса замелькали тени всадников: видимо, Измаил-бей тоже держал слово князя и привёл своих джигитов на священный газават. И пусть всю эту пёструю массу народа вряд ли можно было назвать нормальной армией, но общая численность уже немножечко впечатляла.

— Теперь нас несколько больше, чем четверо, — хищно улыбнулся подпоручик. — Предлагаю сделать так…

До определённого момента я, как рассказчик, не могу раскрывать все карты. Любой сюжет держится на интриге, конфликте и пути их разрешения. Конкретно в этой истории всё было не совсем так, поскольку нестандартность ситуации диктовала свои условия, но отступать от классических схем тоже не хотелось бы. Ибо законы литературы никто не отменял! Как и не обязывал им следовать…

В общем, если опустить лишние детали, выяснение отношений, постановку боевых задач и душевные метания героев из одной крайности в другую, то в сухом остатке будет один непререкаемый факт — ещё до полуночи вся наша пёстрая банда стояла на Линии. Однако пройти незамеченными им не удалось: разумеется, их ждали…

Чёрный Эну был в ярости!

Но не в той ипостаси чистого неукротимого чувства, которое поглощает всего человека целиком, заставляя его совершать нереальные подвиги, когда голова остаётся восхитительно светлой, высокий разум контролирует тело, ничто не заслоняет внутренний взор, ледяным огнём полыхает лишь сердце, а холодный, трезвый расчёт ставит точку в любом самом невозможном деянии. О нет, верховный сейчас находился в худшем варианте ярости, состоящем из лютого гнева, дикой паники и страстной жажды крови. Гремучая смесь, если вдуматься.

Поэтому он орал на всех подчинённых, в одно горло вылакал три ёмкости алкоголя, одновременно требуя немедленно взлёта корабля и сиюминутной доставки ему голов тех двух обнаглевших аборигенов, из-за которых у него испорчено настроение. Хочу, и всё!

Перепуганный экипаж носился взад-вперёд сломя голову, то вооружаясь, согласно штатному расписанию, то зачем-то маршируя по коридорам строем. Но всё равно мало кто хоть как-то понимал логику происходящего. Они будут держать оборону или покинут враждебную территорию? Их колонии на Тиамат массово восстали против своих благодетелей, или речь идёт о крохотной кучке смутьянов? Мы разнесём эти горы из оружия Возмездия, или…

Абсолютно секретной оставалась информация о том, что эта пушка уже не работает, потому что после визита двух туземных гостей пропал кристалл, с помощью которого фокусировался луч. То есть, с одной стороны, попробовать пальнуть, наверное, можно, но с другой — капризная техника будущего была способна запросто разнести весь крейсер на гранулы, закинув разноцветную пыль аж в межзвёздное пространство. При таком раскладе получалось, что тактическое бегство было далеко не худшим вариантом…

— Я — Чёрный Эну, ваш верховный, владыка, бвана, приказываю-ю! Убить все-ех! Или я… я вам такое устрою! Вы меня знаете-е!

К сожалению, экипаж «Нергала» действительно знал Верховного. И все видели, что им управляет страх.

…Когда наши отряды подошли к Линии, они успели в хлам переругаться между собой. Мюриды сторонились оживших скелетов, что было естественно. Две драконоподобных птицы вообще слиняли. Измаил-бей, не скрываясь, пытался оказывать всяческие знаки внимания красавице-казачке, что, понятное дело, не могло нравиться ни двум студентам, ни даже мелкому кривоногому шайтану.

Черти на бодливых козлах без малейшего пиетета задирали одноногого великана, а подслеповатый на один глаз Шаболдай и так отличался изрядной неуклюжестью, со всеми толкаясь и всем мешая. В свою очередь отчаянные джигиты из Мёртвого аула активно пытались доставать абреков, скаля гнилые зубы, показывая неприличные жесты и обнажая клинки. У них это называлось «дружеским общением». Дети гор, что с них возьмёшь? Тем более с этих, у которых-давным давно весь мозг сгнил в серый порошок с мышиным помётом…

— Вася, вам не кажется, что нам уже пора как-то действовать?

— Да, Заурка, согласен, щас я пойду и сам ему врежу.

— Кому?

— Измаил-бею, разумеется. Ты смотри, как он к ней подкатывает! Я таких типов знаю. «Для наших женщин он был яд!»

— О Аллах, только вот не надо опять… — Владикавказец пытался остановить друга, но насупившийся подпоручик уже вдохновенно читал вслух:

Татьяна Бескровная в свою очередь успешно делала вид, что страданий двух парней в упор не замечает, и даже вполне благосклонно покачивала головой в сторону рыжебородого поклонника. И надо признать, они вдвоём составляли действительно достойную пару. Высокий, черноглазый, стройный горец в дорогой одежде, сиявшей золотом и серебром, на шикарном скакуне выглядел куда выигрышнее, чем два замотанных, мрачных студента, изо всех сил старающихся найти своё место в новом для них мире.

Некогда новенький зелёный мундир подпоручика успел побывать в таких переделках, что выглядел скорее модным итальянским камуфляжем благородного се-ро-жёлто-хромового оттенка. Плюс испорченная пулей фуражка. У Заурбека в папахе было больше дыр, чем у почтальона Печкина после памятного выстрела из дробовика говорящей собаки Шарика. Черкеска молодого человека, как помнится, ранее тоже служила подстилкой какой-то там псине и выглядела соответствующим образом. Но парни держались, расправив плечи, а это, согласитесь, всё-таки вызывало уважение.

Единственным, кто ни во что не лез, ни с кем не цапался и ни на что не отвлекался, был старый пластун дед Ерошка. Он пустил своего верного коня широким прогулочным шагом, скрестил руки на груди, и лицо его казалось абсолютно непроницаемым. Быть может, он молился перед боем или вспоминал что-то сокровенное, с кем-то прощался в душе, строил короткие планы на будущее, думал о судьбе единственной внучки, о двух таких разных линейцах-недотёпах, на которых, в общем-то, и возлагались всеобщие надежды. Непосильные надежды…

На небе сияла полная луна. Умопомрачительные гроздья звёзд казались такими близкими, словно висели между ушей коня. Как часто бывает на Кавказе, ночь больше подходила для какого-нибудь петербургского бала или модного спектакля в Мариинском театре, чем для диких гор и строгого темного силуэта космического корабля. Иллюзию нереальности дополняли разноцветные огоньки, мелькающие в разных частях «Нергала», плотные цепи белых роботов окружала его двойным кольцом. Ануннаки подготовились к обороне, они знали, что будут атакованы, и сделали всё, чтобы раз и навсегда показать зарвавшимся туземцам, кто на самом деле является правителем этой планеты и что бывает с теми, кто сомневается в могуществе звёздных богов.

Дед Ерошка остановил коня на краю Линии и молча поднял правую руку. К нему подъехали Заур с Васей и рыжебородый наиб, а внучка казака демонстративно остановилась в стороне.

— Что ж, братство воинское, перекрестимся, да и пошли?

— Тут из крещёных только вы с Татьяной да Барлога, — на автомате поправил господин Кочесоков. — Ай, уважаимый, ми тут все мусульмане, э? Даже нечистые Аллаха боятся, да!

— Добро, у нас к вере принуждения нет. Помолись каждый своему богу, ну и там уж всё-от по плану, как офицерик придумал. Нечисть отвлекает супротивника, абреки заходят в тыл, хлопцы прыгают в лаз подземный, покуда мы-от с Танькой… А где кривоклювый шайтан, куда подевался?

Вопрос повис в воздухе. Никто не успел даже толком оглядеться, как из кустов у пограничной реки прямо из ниоткуда взлетел истошный крик:

— Ай-й-я! Одын всэх зарэжу-у!

Вот теперь уже всем стало ясно, где Ахметка.

— Нас в бой ведёт шайтан отважный! Идём за ним, в крови поляжем! — завизжал в ответ Хайраг, и черти на козлах первыми бросились в атаку.

Подпоручик беспомощно обернулся к Измаил-бею, но и его джигиты больше не смогли сдерживать горячих скакунов. Никто никого не слушался.

Боевой крик горцев поднял оставшуюся нечисть, и могучий разномастный вал покатился по склону на запретную территорию. Старательно продуманный Васин план шёл к козе в трещину…

— Огнище… — успел пробормотать Барлога, вдруг осознавший, что стоит на краю Линии один, а казаки и его приятель с первого курса уже пустили лошадей вскачь. Буланый, повернув морду, просительно заглянул в глаза хозяину, и Вася сдался: — Ни одно сражение в мире не прошло так, как было запланировано. Ну вот, догоняем их, что теперь… Теперь всё, без вариантов!

А вот космические пришельцы к возможному штурму подготовились основательно. У них был накоплен богатый опыт подобных стычек с гуманоидными растениями-сатурнианцами, живыми камнями с пояса астероидов близ Сатурна, разумными пауками-уранианцами с двенадцатью клешнями, разноцветными медузами-венерианками, разговаривающими языком хаотичного танца, трёхпалыми циклопами-меркурианцами, синтетическими геометрами с Ориона, злобными серыми карликами с потухших звёзд и, наверное, ещё с парой десятков других народов и рас, почему-то не пожелавших мириться с очевидным приоритетом ануннаков.

Поэтому первую волну нападавших белые роботы рассеяли плотным огнём. Безумно храбрая кавказская нечисть мигом разлетелась во все стороны, удивлённо переругиваясь и потирая ожоги на особо чувствительных частях тела. Чеченцы оказались умнее и, рассыпавшись, с диким гиком пошли в атаку со всех сторон, что при скорости и вёрткости кабардинских лошадок существенно затрудняло прицельную стрельбу защитников корабля.

На самих белых роботов ответные выстрелы джигитов практически никакого эффекта не оказывали: мягкие свинцовые пули просто не пробивали тонкую сталь их доспехов. Зато ловкость наездников привела к тому, что они мгновенно смешали их ряды, заставив стрелять во все стороны, то есть фактически друг в друга.

Молодые люди меж тем спрыгнули с сёдел и, пригибаясь, перебежками добрались до подземного лифта, который, вопреки их чаяниям, оказался закрыт. Что, в общем-то, было логично. Не все враги обязательно идиоты, особенно если они пришельцы из космоса. Зато деятельный Ахметка на раз-два-три сумел открыть кинжалом тот же люк, через который господин Кочесоков в прошлый раз попал в нижние отсеки корабля.

— Что я могу предложить? — прокричал первокурсник, опуская ноги вниз. — Если мне удастся вызвать лифт снизу, то вы сможете попробовать запустить туда группу захвата. У нас есть спецназ?

— Есть — дед Ерошка! Татьяну подставлять не будем, договорились?

— О да! То есть на серьёзных щах оставим её наедине с Измаил-беем?

— Эй, я такого не говорил! А ты тыришь мои жаргонизмы!

— Посторонись, офицерик! У нас тут вроде-как чутка война идёт, а вы языками зацепились, — раздалось слева, а потом красавица-казачка за шиворот вытянула владикавказца, легко спрыгивая вместо него в люк. — До-го-няй-те-е!

— Вася, не волнуйтесь, я за ней присмотрю-ю…

Барлога только и успел, что пару раз хватануть ртом воздух, пока его приятель — или соперник? — летел вслед за девушкой, которая по какой-то необъяснимой причине нравилась им обоим. Практически в тот же момент лифт снизу распахнулся, выпуская партию починенных чёрных абреков. Восемь всадников на трёхногих лошадях со скрипом повернули головы в сторону стоящего на четвереньках калужанина. Взгляды их были многообещающими, но не слишком приятными. Ближайший трёхногий конь сделал прыжок вперёд, крупом толкнув подпоручика.

— Ши-кар-дос, — громко объявил покачивающийся Вася, поднимаясь в полный рост и вытаскивая из ножен длинную пехотную саблю. — Значит, когда мне нужна помощь, то никого рядом нет, а когда…

— Ты худо знаешь Измаила! Гляди, он здесь, перед тобой! — прокричал рыжебородый кавказец, влетая на кабардинском скакуне между русским студентом и боевой техникой ануннаков.

Шашка в его руке пластала воздух с невидимой для глаза скоростью. Чёрные абреки тут же переключились на нового противника, на помощь своему вожаку подоспели вайнахи, и рубка закипела с новой силой. В ночи зажужжали дроны, но полёт их был короток, две тени, похожие на драконов, падали с высоты небес, захватывая «джиннов» в страшные когтистые лапы, ну и заодно организовывая бомбёжку корабля птичьим помётом…

— Великий бой, прекрасный бой! Держись, Ахметка, мы с тобой, — продолжал петь Хайраг, пока всадники поднимали белых роботов на козлиные рога. Маленький шайтан размножился на полусотню таких же кривоногих отчаянных карликов с кинжалами в руках. Они храбро лезли под ноги охране корабля, и если уж не приносили особого урона, то по крайней мере мешались везде и всем.

Стрельба из инопланетного оружия усилилась, голубые лучи жгли всё подряд, жаркая схватка всё повышала накал. Чёрные абреки упорно напирали, и вряд ли для наших всё хорошо закончилось бы, не попади один случайный выстрел великану в нос.

— Опять обижают бедного Шаболдая! — чуть не расплакался тот, прыгая на одной ноге по папахам чёрных всадников, плюща их вместе с трёхногими лошадьми.

Пружинки, шестерёнки, подшипники и прочие железки так и покатились в разные стороны. Простодушный великан был воистину страшен в гневе, но, как только с обидчиками было покончено, он вытер нос кулаком и, ни на кого не оборачиваясь, ушёл к себе в лес. И тут же вслед ему с борта корабля заговорили звуковые пушки.

Козлы и лошади, заржав и замемекав, взвились на дыбы. Чуткий слух животных не мог переносить столь высоких звуковых колебаний, и всадников просто выкидывало из сёдел, невзирая на высокое искусство наездничества. Поле боя перед «Нергалом» быстро превращалось в поляну родителей и воспитателей после нетрезвого утренника в детском садике «Лопушок».

Вот только тогда черти наконец догадались пропустить вперёд агрессивных скелетов из Мёртвого аула. Те слабо реагировали даже на прямые попадания лучевых ружей, попросту сминая белых роботов массой.

Один-единственный сокол Ту-ра 87tn неподвижно сидел на отдалённой сосне, старательно фиксируя на видео всё, что попадало в поле его зрения. Как впоследствии оказалось, он успел передать операторам на командный пункт корабля то, как двое туземцев прыгнули в люк. Однако не заметил, что в двери лифта, недавно выпустившего чёрных абреков, зажав ладонями уши, практически вкатились ещё двое, исчезая под землёй…

Дед Ерошка заботливо хлопал подпоручика по щекам, пока лифт ехал вниз. Василий Барлога никак не мог сфокусировать взгляд, его всё время клонило влево — удар трёхногого коня не прошёл бесследно. Но в целом он довольно легко отделался: вот что значит молодой крепкий организм.

Безалаберность и героизм, романтичность и сила, слабоумие и отвага, бравада и честь, чего и в каких пропорциях было понамешано в его харизматичном характере, кто знает? Столько раз за несколько дней получать по башке, но всё равно вставать на ноги и упрямо продолжать бой! Как писал Наполеон, русского солдата мало убить, его ещё надо повалить. Они дерутся и мёртвыми…

У младшего товарища Барлоги были схожие достоинства и проблемы, хотя, разумеется, со своим креном и спецификой. Но Заурбек точно так же не задумываясь закрыл спиной строгую казачку, когда на выходе из тоннеля их встретили четверо ануннаков с лучевыми ружьями.

— Туземцы, сопротивление бесполезно! Самец и самка должны проследовать за нами.

— Энта ящерица двуногая меня сейчас «сучкой» назвала?!

— Самкой! — торопливо поправил владикавказец. — Они же инопланетяне, не надо так уж цепляться к словам и понятиям. Хотя я бы на их месте поспешил извиниться.

— Почему? — успели спросить четверо. Ответ был слишком очевидным и очень болезненным…

— Мы уже победили?

— Нет, стюард, пока нет. Но почти.

— Но мы сильнее их, правда, капитан?

— Чисто технически да. Уровень развития обитателей Тиамат поразительно низок. Они всё ещё используют примитивное холодное оружие из сплавов металла. Конечно, у них есть трубки, работающие на возгорающихся от искры смесях, но…

— Да, да! Эти аборигены ничего не знают о наших возможностях. А помните, как лет пять назад назад «Нергал» сражался с дикими ордами голубых песчаных червей? И хотя у них был высочайший уровень развития, мы… мы… Кажется, они прорвались внутрь?!

— Не может быть, все входы задраены!

— А люки и лифты?

— Они для выхода, а не для входа. Это принципиально разные вещи. Нельзя же обладать настолько неразвитым мышлением, чтобы использовать выходы для входа? Это обрушение всей поведенческой логики, даже туповатые камни с астероидных поясов, в своей грузной неторопливости никогда не пытались проникнуть на наш корабль столь противоестественным образом. Любой межпланетный крейсер — территория суверенного управления экипажа и принадлежит юрисдикции Нибиру.

— А если они всё-таки ворвутся сюда и нас…

— Я повторяю, это невозможно. Им никогда не проникнуть внутрь, но даже если вдруг — отсеки корабля могут быть закрыты автономно. Тогда враг останется в коридорах без питания и достаточно быстро умрёт с голоду. А ещё от нехватки кислорода. Гипотетически.

— Верховный снизошёл до переговоров с ними. Но чем эти двое туземцев ответили на столь бескрайнюю милость? Говорят, они украли у нас…

— М-м… я бы не углублялся в эту тему.

— Но капитан?

— Слухи, домыслы, фейк-ньюс… и всё!

— А как же наш Луч Возмездия?

— К нему прибегают в самых крайних случаях. За всё время моей службы, а я прошёл немало, «Нергал» использовал его не более двух раз. Да, стюард, хватит болтать, откройте уже дверь, стучат же!

— И кто там такой настырный?

…На пороге стояли старый казак и молодой русский офицер.

— Дратути, — успел пробормотать стюард, винтом уходя в обморок.

Господин Кочесоков на своём горбу оттащил четыре почти бездыханных тела в дальний угол. Ануннаки не успели не то чтоб выстрелить, но даже взять прицел. Возможно, это и к лучшему.

Когда Бескровная дралась, то вкладывала в это дело всю душу. Считается, что это одна из главных причин, почему армии мира отказываются от создания чисто женских боевых подразделений. Просто девушки в бою слишком эмоциональны, они теряют голову, игнорируют приказы командования, становясь совершенно неуправляемыми, безжалостными богинями смерти. Любой враг, стоящий на пути этих валькирий, будет оплёван, покусан, обруган, кроваво убит и аккуратно сметён в мусорное ведро. Как-то приблизительно так.

— Отличное начало. Уверен, тебя не часто приглашают в гости.

— Да что ж со мной не так?

— Сначала надо здороваться, а уж потом в зубы бить!

— А зачем мне им здоровья-то желать, коли я их сама же потом и отметелю?!

Закатив глаза к потолку, Заур кротко выдохнул, в очередной раз признав, что в споре с женской логикой о мужской проще самоубиться лбом о шкафчик. А казачка, заломив папаху на затылок, решительно двинулась вперёд по коридору, даже не обернувшись, чтоб посмотреть, идёт ли за ней парень. Догонит, никуда не денется!

— Эй, татарин, где тут то место, откуда вы Измаил-бея вытащили?

Молодой человек махнул рукой направо. Не то чтобы он как-то обиделся, но вроде бы первоначально (по тайному плану Барлоги) перед ними стояла задача пробраться внутрь и проверить, нет ли ещё пленников на борту инопланетного крейсера? Если есть — освободить и спасти!

Забегая вперёд скажу, что у подпоручика с дедом Ерошкой задание было не легче — отпереть ворота небесной крепости и запустить всю нечисть внутрь корабля. Так вот, владикваказец почему-то отметил, что девушке было интереснее, где содержался рыжий красавец, чем где могли быть остальные заключённые.

— Пожалуй, в чём-то Лермонтов был прав.

— Ты о чём?

— О литературе.

Студент-первокурсник не стал углубляться в тему, а, деликатно обойдя девушку, возглавил поиск. Он даже кинжал до половины вытащил из ножен, чтоб казаться грознее, но, поймав угловым зрением снисходительную улыбку Татьяны, хлопком ладони вогнал клинок обратно. На мгновение вспомнив, как владели оружием горцы, Заур покраснел. История требовала от него быть героем, а не казаться таковым. Приходилось учиться на ходу.

— Погоди… — Молодой человек к чему-то принюхался и уверенно повернул направо. — Запах мужского пота и овчины. Тянет вон из-за той решётки.

Бескровная так же повела носиком и уважительно подмигнула. Действительно, у одной из дальних дверей в верхней части имелось небольшое зарешеченное оконце прямоугольной формы. Приподнявшись на цыпочках и заглянув внутрь, господин Кочесоков насчитал шестерых мужчин и двух женщин.

— Есть. Они тут.

— Дверца-то заперта.

— Сейчас. — Молодой человек поискал взглядом по стенам. — Это же пришельцы из космоса, тут всё должно быть по последнему слову техники. Никаких банальных ключей, замков или… А, вот!

С противоположной стороны отыскалась небольшая пластиковая панель, на ней было всего три четырёхугольных кнопки — треугольник вершиной вверх, треугольник вершиной вниз и нечто вроде «звезды Давида» с острыми лучами. Красавица-казачка задумчиво сдвинула бровки, и господин Кочесоков почувствовал себя королём.

— Тут всё просто, задачка для ясельной группы. Треугольник вверх — открыть, вниз — закрыть, звезда с лучами — сигнализация, тревога, знак расходящегося звука. Смотри.

Он нажал кнопку, и действительно, все двери в коридоре растворились, беззвучно откатившись в сторону. Измождённые пленники лишь теснее прижались друг к другу. Они были явно запуганы, а возможно, и чем-то обколоты. Но даже здесь мужчины-горцы старались прикрыть спинами женщин. Татьяна закусила нижнюю губу, выхватила пистолет из-за тонкого пояса и мотнула головой.

— Выводи их. Я впереди, а ежели хоть кто ещё из энтих ящериц покажется, пристрелю на месте!

Владикавказец легко вспомнил чеченский, громким шёпотом попросив людей не волноваться и выходить, помогая друг другу. Дорогу к лифту, поднимающему чёрных абреков наверх, он отлично помнил ещё с прошлого раза. Кабина там достаточно большая, все поместятся, одним рейсом.

По пути Заурбек заглянул в остальные камеры, и его передёрнуло, аж волосы на руках встали дыбом. В одной от пола до потолка стояли стеклянные ёмкости, всклень наполненные густой красной жидкостью, а в другой складировались человеческие кости. Чистые, отмытые, выбеленные, разобранные по порядку.

— Как я могу это развидеть? Или же… как это использовать?

— Ты про что, татарин?

— Да так, эмоции. Главное сейчас, чтоб друг Вася не подвёл.

Красавица-казачка неопределённо повела плечами, дождалась, пока все пленники покинут помещение, и не задумываясь выстрелила в нижнюю часть бака с кровью. Ударной силы черкесского пистолета хватило ровно на то, чтоб пробить маленькую неровную дырочку, но тонкая струйка побежала на пол. Даже если весь нижний отсек затопит, это уже будет не наша проблема.

Что ж, наверное, самое время разобраться, чем в это самое время занимался вышеупомянутый подпоручик. А он уже вполне пришёл в себя и вовсю развлекался…

— Привет-привет, — вежливо поздоровался Барлога, вытаскивая саблю. — А мы к вам с ответным визитом, можно зайти? Хотя кого я спрашиваю? Вы ведь не интересовались нашим мнением на предмет пропуска к нам на Землю.

— Вообще-то это разные вещи, — буркнул капитан, в сердцах пнув лежащего стюарда ногой.

— Угу, двойные стандарты? — кивнул студент-историк. — Да вы заходите, дедушка. Нам тут не слишком рады, но чего ж на пороге стоять.

Старик-пластун прошёл вперёд, с живым интересом разглядывая каюту капитана «Нергала»: обтекаемую мебель, пластиковые панели, голографические карты межгалактических маршрутов, интимные фотографии степных ящериц в самых фривольных позах, боевые трофеи (украденные редкости?) с разных планет, знаки отличия под стеклом, какие-то минералы, коллекционное оружие, звёздная пыль и всё такое прочее, то есть жутко интересное, но не всегда понятное.

— Что вам угодно, туземцы?

— Угадай.

— О Мардук Бесконечный, чего тут гадать-то? Вы хотите, чтоб мы убрались отсюда? Хорошо. Это и в наших интересах. Корабль практически готов к взлёту, так что…

— Не-е, — многозначительно качая головой, протянул подпоручик. — Мы хотим, чтоб вы не просто убрались, а вообще никогда больше сюда не возвращались!

— Чёрный Эну никогда не пойдёт на такое, — вздохнул капитан, нервно облизывая раздвоенным языком кончик носа.

— А мы сделаем ему предложение, от которого он не сможет отказаться! — Вася старательно пытался подражать манерам дона Карлеоне, но всё равно получалось больше похоже на товарища Сталина. — Пройдёмте, гражданин.

— Наш экипаж вооружён и обучен. Вам не уйти. И я не стану вам помогать!

На узкое плечо храброго ануннака лёг клинок длинной сабли.

— А вы умеете быть убедительным…

— Это я ещё трезвый!

Когда капитан корабля и подпоручик едва ли не под ручку покинули каюту, дед Ерошка молча улыбнулся в усы и склонился над протирающим глаза юным стюардом:

— Вставай-ка, чудо-юдо неведомое. Мы с тобой тоже кой-куды прогуляемся.

— Мне плохо…

— Энто ничего, энто бывает! — Старик легко поднял рептилоида за шиворот. — Тебе бы на свежий воздух, хлопчик. Давай провожу…

Стюард благодарно всхлипнул и разулыбался, безропотно позволив нести себя и взглядом указывая самую короткую дорогу. Так что пока всё шло по плану. Единственное, что беспокоило Барлогу, так это то, как там справляются его друг Заур из Владикавказа и красавица-казачка.

Конечно, студент-первокурсник был очень умным и храбрым, но только Татьяна Бескровная могла служить настоящим гарантом действий этой диверсионной пары. По ранее утверждённой договоренности им двоим предстояло осмотреть нижние палубы корабля и подземные бункеры, ища возможных пленных, склады крови, цистерны с топливом, — да мало ли там чего интересного вдруг попадётся под руку…

— Между прочим, вы вор.

— Кто? Я? — не сразу опомнился Вася из Калуги, едва не сбившись с шага. — На серьёзных щах?!

— Вы сперли кристалл из нашего Оружия Возмездия, пока мы проводили обзорную экскурсию по нашему кораблю.

— А-а, то есть когда вы без спросу тащите с нашей планеты золото, серебро и прочие драгоценности, это не воровство?

— Мы платим знаниями!

— И каковы расценки? Договоры тоже есть? Кем подписаны? Как происходит взаимовыгодный товарообмен? И самое главное, а кто позволил вам брать в оплату человеческую кровь?!

— Всё равно вы сперли кристалл…

— Забрал, — наставительно поправил подпоручик. — То есть вернул своё, взятое вами без спросу, обратно на Землю.

— Да мне из-за вас чуть башку не оторвали! — взвыл капитан «Нергала», прекрасно понимая, что до совести аборигена ему не достучаться. — Если уж на то пошло, то этому алмазу уже более тысячи лет, и брали мы его на другом конце планеты. Так что он не ваш!

— А брали вы его для создания оружия против нас, — красиво развернул тему поднаторевший в отмазках с ректоратом второкурсник. — Теперь, когда его у вас нет, вы не сможете по нам шарашить из самой большой пушки!

— У нас есть и другие, — неожиданно раздалось сзади. Верховный в парадном мундире, во главе отряда из шести вооружённых ануннаков штурмовой бригады «Нергала», перекрыл пути к отступлению. — На корабле хорошо работает система видеонаблюдения. Меньше чем через минуту все ваши дружки будут выловлены и уничтожены…

Системы наблюдения действительно работали хорошо, с этим не поспоришь. Но и спорить со старым казаком юный стюард тоже почему-то не рискнул. Возможно, свою роль в этом сыграла банальная привычка к подчинению старшим, ведь субординацию на корабле никто никогда не отменял. А если подумать, то младший состав любого корабля всегда знает, где и каким образом обойти все камеры, двигаясь исключительно в слепой зоне.

Дед Ерошка такие тонкости понимал отлично, поэтому на пленника не давил, угрозами не сыпал, за кинжал не хватался. Просто давал ящероголовому почувствовать себя полноценным соучастником процесса. И вот парадокс, кажется, тому это чем-то даже нравилось.

— Вы ведь не будете меня убивать, правда? Я по глазам вижу, что не будете. Вы добрый, как наш начальник технического отдела. Техники вообще не злые: они нашего брата не презирают, не бьют чем попало. Угощают иногда, просто поговорить зовут. Они ведь целыми месяцами могут ничего кроме своего оборудования не видеть. Сидишь, слушаешь их, киваешь…

Старик также понимал, чего от него хотят, и лишь молча улыбался. Пару раз для пущей убедительности он удивлённо вскидывал брови или осуждающе качал головой, прицокивая языком. А молодой ануннак был счастлив самой возможности быть для кого-то очень полезным.

— «Нергал» маленький корабль. Ну то есть, среди межзвёздных крейсеров. Зато мы очень хорошо оснащены и можем находиться до двух-трёх лет в автономном плавании. Фактически наше судно относится к экспедиционным. Хотя да, наши астронавты посещали вашу планету ещё несколько веков назад. Тиамат — красивейшее место во Вселенной! Чистый воздух, хорошая экология, отсутствие опасных производств… На месте нашего правительства я бы открывал здесь зоны отдыха для всех представителей галактики.

Стюард ни на минуту не прекращал невинной болтовни. Видимо, это его успокаивало. Старый казак меж тем во все глаза смотрел по сторонам, пытаясь хоть как-то запомнить многочисленные повороты и винтовые лестницы: вот там подъём вверх, вон тут спуск вниз, а иной раз приходится ждать в коридоре, пока пройдут спецы из штурмовой бригады.

— Их немного, шестнадцать ребят. Но все очень крутые, подготовлены ко всему. Обычно, в случае возникновения любой внештатной ситуации, задействуют роботов. Вот их у нас достаточно, наверное, больше двух сотен. Я не помню точнее, честно. Сейчас почти все они охраняют крейсер снаружи. Хорошие роботы, просты в эксплуатации, редко ломаются, и чинить их просто. Не то что дроны, квадрокоптеры, соколы Ту-ра 87tn и всадники. Кстати, вот их делали именно ради этой территории, с учётом местного фактора и мифологии. Мы всегда стараемся серьёзно подходить к нашим экспедициям…

Дед Ерошка неожиданно приложил палец к губам. Молодой ануннак мгновенно заткнул фонтан и по примеру старика прижался спиной к стене. Мимо прошествовали четыре робота, вооруженные подобием лучевых ружей с изогнутыми трубками.

— Так что, хлопчик, а далеко ли до выхода?

— Двери вон там, за поворотом.

— Открыть смогёшь?

— Конечно, шифр от замка знают все. Но там охрана.

— А-а, энто да-а, — уважительно протянул седой пластун, доставая из-за пояса проверенный тульский пистолет, а из ножен кинжал амузгинской стали. — Это правильно. Как же-от без охраны-то? Непорядок…

А лучевые пушки «Нергала», перехватив инициативу у звуковых, практически в то же самое время долбили собственную площадку для взлёта корабля, попутно стирая ряды не самых поворотливых скелетов в белёсую пыль. Вайнахи на вёртких лошадях носились взад-вперёд, визжа, как сумасшедшие демоны, и попасть по ним было гораздо труднее. Измаил-бей отважно пытался вывести из-под огня неповоротливого Шаболдая, так и не успевшего допрыгать до спасительной лесной опушки, а рогатые храбрецы Хайрага сползли с верховых козлов и пытались добраться до корабля уже по-пластунски. Упрям как черт — это уже вошло в поговорку.

Кривоногий шайтан Ахметка, вновь собравшийся в одно лицо, сидел посреди мятущейся толпы и плакал — какой-то робот случайно прострелил ему насквозь новенькую папаху. Дыра была размером с кулак — не зашьёшь и заплатку не поставишь, теперь только на мусорку выкидывать, обидно, э-э…

Меж тем все остальные участники этой истории честно вели каждый свою линию. И пусть не всегда всё складывалось так, как заранее планировалось, но в целом подвижки были. Заур с Татьяной загрузили освобождённых пленников в большой лифт, успешно доставив их на поверхность. Чеченцы тут же прикрыли своих выстрелами, помогая усталым людям кое-как убежать к реке, под защиту леса и гор.

— Ну что, мы обратно?

— Та не, не стоит! — Пригнувшись, девушка, пристально осмотрела поле сражения. — Дед там на слом пошёл, зря телепаться не станет. Как тока дверцу откроет, так и мы на штурм!

Заур кивнул, заметил оторванную руку скелета с зажатым в костяшках длинным менгрельским кинжалом и беззастенчиво отобрал оружие себе.

— А и правильно. Ему оно уже без надобности, тебе рубиться легче. Тока не щемись ко мне близко, уж больно ты горяч, я с тебя дюже пужаюсь…

Студент-историк прекрасно отдавал себе отчёт, что всё это стёб чистой воды. Но на всякий случай всё-таки сделал шаг в сторону. Во-первых, из уважения к личному пространству каждого свободного человека, во-вторых, исподволь понимая, что если он увлечётся и начнёт махать кинжалами, то отчекрыжить Татьяне косу на возвратном взмахе можно запросто. Хотя красавице-казачке, наверное, и короткая стрижка будет вполне себе к лицу, но пробовать не стоит. Не сейчас.

— Э-э, кунак мой! — К Зауру в ноги кинулся маленький шайтан. — Сматри, а? Шито тварят, такие твари, да?! Сафсем папах ишпортили! Пашли жа мной, фсех их на шашлык-машлык рэзать будем, да!

— Погоди… — Первокурсник вспомнил, какая именно безумная идея билась в него в висках. — Ты можешь поднимать мертвецов?

— Сачем? Не-е, эта скушное и опашное жанятие. Иссё никрофилом нажовут, э-э?

— Но эти кости из Мёртвого аула ведь как-то пополняют свои ряды?

— А, фот ты о сём… Это они шасми швои жаклятия поют хором. Эта не я.

— Так попроси! Пусть споют, срочно!

Ахметка не очень понял, что, зачем и почему, но честно сбегал, поймал пару агрессивных скелетов и поставил перед ними боевую задачу. Те свистнули ещё с десяток своих, собрав небольшую фолк-группу, и, присев в уголочке, начали ритмично раскачиваться, широко раскрыв рты. Кривоногий шайтан в дырявой папахе метнулся назад с докладом:

— Фсё сделали, парни шпели! Што дальсе делать пудем? Может, фсё-таки резать, э-э?!

Молодые люди вынужденно отвлеклись на не слишком новое предложение нечистого, но в этот момент пушки резко смолкли, и над полем битвы повисла звонкая тишина. На корабле инопланетян совершенно беззвучно открылась дверь люка, с едва слышимым скрипом на землю опустился широкий трап, и по нему нарочито медленным шагом сошла старуха. Её лицо было чем-то знакомо господину Кочесокову, но тепло на душе от этого «знакомства» не становилось, скорее наоборот…

— Бегите, безумцы! — взревел рыжий наиб, с трудом удерживая испуганного коня, встающего на дыбы. — Бегите все, это Мать Болезней! Каждый, на кого она только взглянет, заболеет и умрёт в страшных муках!

Все замерли. Горцы безоговорочно подчинились приказу Измаил-бея. Черти же на минуточку замешкались, потому что мало ли, вдруг старуха своих и не тронет? Хотя тот же Ахметка, помнится, говорил, что Мать Болезней в последнее время ведёт себя странно, двоится, появляясь одновременно в разных местах, никого не слушает, гуляет сама по себе, и вроде бы призвать её на священный газават против инопланетного владычества было невозможно. Однако вот она. Вышла прямиком из железной крепости звёздных богов, явно пребывая на их стороне. Куда катится мир? Где честь и гордость свободолюбивой кавказской нечисти? Как вообще такое возможно?!

Мать Болезней, сверкая синим взором из-под спутанных седых прядей, продолжала двигаться вперёд, и все быстренько уступали ей дорогу. Даже скелеты из Мёртвого аула, хоть уже могли и не бояться заразы, но расползались в стороны по укоренившейся прижизненной привычке. Холод змеился меж лопаток, запах страха проникал во все поры кожи, заставляя медленнее стучать сердца — вдруг старуха услышит…

Атака на «Нергал» захлебнулась, потому что не было лидера, собравшего бы силы нападающих в единый кулак. Или же наоборот, лидеров как раз оказалось слишком много, но каждый тянул в свою сторону, у каждого была своя правда, и никого нельзя было за это судить. Заур вновь попытался закрыть спиной Татьяну, вайнахи успели вывести за реку всех пленных, черти вновь вспрыгнули на козлов, готовясь давать дёру, но…

Но в ту роковую минуту из сияющего светом прямоугольника закрывшейся двери вдруг вылетел ануннакский штурмовик, кубарем покатившись по трапу. Раздалось два выстрела. Подброшенный могучим пинком, вылетел и второй. Потом на пороге показались с десяток скелетов, приветливо кивающих собратьям из Мёртвого аула.

— Получилось, — пробормотал Заурбек, не веря собственной удаче.

— От ты ж голова-а-стый! — уважительно протянула девушка. — Я б и не догадалася, как те кости оживить.

— Намёк понял. Могу пригласить в кино? Кола, попкорн, орешки…

Пока господин Кочесоков лихорадочно размышлял, как выстоять под удивлённым взглядом карих глаз, не выглядя треплом и шлёпалой, драгоценные мгновенья романтических перспектив утекали, как песок сквозь пальцы. А тут ещё и стройный стюард с виноватой улыбкой от уха до уха, протолкавшись сквозь ряды скелетов, замахал лапой и громко крикнул срывающимся голосом:

— Кхм! Ой, простите, вы, наверное, Татьяна, да? Вас дедушка зовёт!

Казачке хватило нескольких секунд, чтобы пулей взлететь по трапу вверх. Первокурсник схватил взбодрившегося Ахметку за руку и бросился следом. Черти, почесав между рогов и повинуясь гику Хайрага, развернули парнокопытных скакунов за своим вожаком:

— Вперёд, рогатые герои! Инопланетным ад устроим!

Безмозглые скелеты также не всё поняли, но сумели уловить главное: если кого-то приглашают в открытые двери, то, наверное, можно и остальным попробовать войти? Тем более, если приглашают свои же.

Про страшную Мать Болезней как-то незаметно забыли. Впрочем, она просто продолжала идти вперёд, словно заведённая. Это было пугающе и странно. Но пока никто не свалился от чумы или проказы, а значит…

— Фсе жа мной! Бей инопланетных швиней, да! Я штрашен в прафетном гнефе-е! Не зарэжу, так покусаю, э-э?!

Не прошло и пары минут, как яростная битва под луной на природе переросла в беспонтовую суету в узких и низких коридорах «Нергала», потому что все наши, конечно, тут же ломанулись внутрь, захватывая вражескую крепость, но умные ануннаки мгновенно закупорили все отсеки, каюты и часть переходов. Что, согласитесь, было совершенно разумно и ситуационно оправдано.

Выковырять из них представителей экипажа не было никакой возможности, а пару десятков роботов в коридорах попросту затоптали пробежками по кругу. Но в общем-то, больше причинить какой-либо вред кораблю никак не получалось Просто все позапирались, а двери и замки железные, лбом не пробьёшь, как ни старайся…

— Дедуль, ты в порядке?

Взволнованная внучка упала на колени рядом со старым казаком. Тот сидел недалеко от входа, прислонившись спиной к стене, прижимая ладонь к левому боку. Загорелое лицо его было бледным, но на губах играла слабая улыбка.

— Всё-от хорошо, милая. Зацепило, вишь, да вскользь. Крови-от и не видно.

Ещё бы! Потёртая черкеска была взрезана сантиметров на десять-пятнадцать — попади огненный луч чуть правее, то насквозь пропорол бы старику низ лёгкого. А так сама рана представляла собой аккуратный глубокий ожог, словно бы раскалённый железный прут приложили. О том, какую боль испытывал сам дед Ерошка, думать не хотелось.

— Внученька, а татарин-то наш где?

— Я здесь! — Подоспевший владикавказец присел на корточки, чувствуя себя несколько глупо с двумя кинжалами в руках. — Что нужно сделать? Найти врача? Перевязку? Переливание крови? Только скажите!

— Скажу, — устало подмигнул старый казак. — Мы с кунаком твоим, Василием, капитану ихнему визит нанесли. Потом он с ним же под ручку ушёл, да-от так и не вернулся. Я с тем хлопчиком ящероголовым пошёл двери отпирать, а офицерик наш запропал…

— Понятно, выручим.

— Внучка, с татарином пойдёшь.

— Нет, дедуль, я тебя тут одного не оставлю! — взвилась было Татьяна, но под укоризненным взглядом старика опустила голову.

— Я ж не один, за мной-от Стёпка присмотрит. Я этак того паренька из ихних назвал.

Юный стюард-ануннак, деликатно стоящий в сторонке, виновато пожал плечами и кивнул. Он присмотрит, идите, никаких проблем. Казачка быстро вытерла рукавом злые слёзы, вскочила на ноги, но бежать никуда не пришлось. Из динамиков, расположенных под потолком, глубоким механическим басом раздался знакомый голос:

— Туземцы и их странные союзники из нетрадиционных форм жизни! С вами говорит Верховный, бвана и владыка, Чёрный Эну! Внимайте же и повинуйтесь мне!

— Фы фсе это слысыти? — с благоговейным придыханием уточнил маленький шайтан. — Кашется, тут сами стены ражговарифают…

— Какие стены? — не понял Верховный. — А-а, в этом смысле! Уберите недоразвитого, я буду говорить только с одним из аборигенов, которого называют линейцем! Так вот, второй линеец у нас. И если вы не покинете мой корабль, он умрёт.

— Только попробуй, — скрипнул зубом первокурсник, сжимая рукояти кинжалов до боли в побелевших пальцах. — Если с головы моего друга хоть волос упадёт, я тебе всю карамзинскую «Историю государства Российского» в такое место засуну! Чтоб и самому листать неудобно, и других попросить стыдно…

Ахметка заинтригованно вскинул сросшиеся брови и, как ребёнок, сунул палец в рот, пытаясь угадать, о чём речь. Верховный, видимо, тоже с кем-то проконсультировался, поскольку ответил не сразу, а после некоторой паузы:

— Ваши угрозы лишены смысла. Но я запомню ваши слова, как вы запомните мои. Все, кто попал на наш корабль, будут уничтожены, все, кто им помогал, будут уничтожены, все, кто остался снаружи, будут уничтожены, все, кто пересёк Линию, будут уничт…

— Бу-бу-бу, страшный бука! Мы уже боимся злого дядю-клоуна! — прервал его горячий первокурсник. — Ты ещё пообещай родителей в садик вызвать.

— Сейчас будет закрыта дверь и пущен газ.

— Угу, а потом?

— Вы все умрёте, а мы улетим домой.

— О Аллах, и таким идиотам доверяют межпланетные экспедиции! — Заурбек в сердцах хлопнул себя по лбу. — Окей, допустим, мы все умрём. А три сотни живых мертвецов ты повезёшь на Нибиру? Им газ не страшен, убить их второй раз нельзя, а обиду они помнят долго, ибо месть для горца — святое! И как только откроется хоть один отсек… У-у, я вам не завидую!

На этот раз пауза молчания была куда длиннее. Похоже, владыке на пальцах объясняли, что логичные предположения (образованного?!) туземца имеют под собой серьёзную основу и просто так этих дикарей на место не поставишь. То есть, конечно, очень хочется, но жжётся…

Тех, кто дышит воздухом, можно убить, это верно, но скелеты отравить газом не получится, в еде они не нуждаются, а вот злобы накопят с гарантией! Причём за всё сразу — за похищение с родной планеты, за распылённых пушками друзей-приятелей, за невозможность отомстить, поскольку все попрятались. Дальше, если подумать, и те, кто задохнётся в коридорах «Нергала», сначала начнут тухнуть, распространяя заразу, а потом вступят в ряды тех же живых скелетов. Как ни верти, но с такой «бомбой» никто не одобрит посадки корабля на Нибиру.

— Да, да, скорее всего, правительство уничтожит нас ещё до входа в атмосферу! — глухо раздалось из динамиков. — Они что, это слышали? Упс… Э-э, туземцы, это не вам! К вам есть другое предложение. Очень милостивое, потому что мы крайне добрые боги! Итак, вы все убираетесь с «Нергала», а мы возвращаем вам вашего друга. Как его? Асю Берлогу? Тасю Безногу? Масю Бульдогу? Что опять не так-то?! Уберите от меня этого психического, он пинается… А-а, понял, Васю Барлогу! Живым и невредимым. Мы у него даже пункцию спинного мозга не брали. Ваш ответ, коренные обитатели Тиамат?

Теперь театральную паузу взяли уже наши. Ахметка, Татьяна, дед Ерошка, стюард Стёпка, Хайраг с чертями и даже скелеты — все уставились на студента-историка, предоставляя ему право принятия судьбоносного решения. На этот раз Заур думал вслух, чтоб потом не тратить времени на объяснения:

— Если не примем их условия, они убьют нашего друга. Если мы согласимся и заберём Василия, то они уйдут. Уйдут, чтобы потом вернуться с большими силами. Вот тогда плохо будет уже всем. Отсюда вывод… — Все замерли, вытянув шеи. — Спасаем Барлогу, а там как-нибудь разберёмся!

Общий выдох облегчения пролетел над коридорами корабля. Кавказские и казачьи традиции сошлись в единой гармонии. В горах первым правилом была взаимовыручка (иначе ты предатель), а вторым — холодная месть (в обратном случае ты трус). Так что пренебрегать не стоило ни тем, ни другим. В этом плане молодой человек сыграл безупречно.

— Эй, ты, рептилоид в полосочку! Мы принимаем твои условия. Верни моего кунака, и мы покинем корабль.

— Хорошо. Но имейте в виду, обман неприемлем.

— Слово джигита!

— Слово джигита он даёт, — тихо буркнул дед Ерошка. — А не погорячился ли ты, татарин? Может, следовало бы офицерика-от забрать, развернуться, да всем вместе…

— Я черкес, — искренне улыбнулся Заурбек, и старик ответил ему такой же улыбкой.

В эту минуту парень прошёл последнюю проверку. Ведь джигит на всем Кавказе это не просто всадник, а человек чести. Преступник, разбойник, даже злодей может быть джигитом, но лжец, не имеющий благородства — никогда. В горах такое не прощается.

Говорят, можно не держать слово, данное неприятелю, обмануть которого не преступление, а военная хитрость. Но у тех же вайнахов был уважаем вождь, не преступающий клятвы даже перед самым заклятым врагом. Вспомним хотя бы того же Шамиля, который после падения крепости Гуниб, отдав свою шашку русскому генералу князю Барятинскому, как человек чести, уже никогда не пытался вновь поднимать соплеменников на священный газават, а двое его сыновей так же доблестно служили в конвое его императорского величества, охраняя русского царя.

После недолгих переговоров, уточнения деталей и дополнительных устных гарантий все жители Мёртвого аула, скрипя зубами, покинули захваченные рекреации. Одна из заблокированных дверей приподнялась сантиметров на пятьдесят-шестьдесят, вполне достаточных для того, чтоб высокого второкурсника боком вытолкали на свободу. Татьяна первой повисла у него на шее, уже потом подоспели Заур и кривоногий шайтан. В качестве бонуса нашими был отпущен юный стюард капитана.

Старый казак, которого заботливо поддерживал манерный Хайраг, при всех объявил, что взял паренька в плен и заставил помогать себе под ужасными пытками.

— Нешто я им, змеюкам подколодным, Стёпку сдам? Нет уж, пущай погеройствует парень. Авось его на родине к какому-нибудь ихнему «Георгию» представят.

На деле это выглядело следующим образом — краснеющий от смущения молодой ануннак изо всех сил делал вид, что прогоняет с корабля захватчиков, а они так же честно старались не ржать.

— Милые враги, все слышали, что сказал Верховный? Уходите с нашего «Нергала», дорогие противники, умоляю! Вам нет здесь места, поймите, ну, пожалуйста-а…

Подпоручик шёл вместе со всеми, хотя был несколько надут. Его многоходовый план атаки в целом удался, но захватить летающую посудину для потомков всё-таки не получилось. Пару раз он даже порывался вернуться, но, поймав воспитательный подзатыльник от красавицы-казачки, был вынужден плюнуть на это дело. Ладно, пусть только попробуют вернуться, уж тогда… Тогда мы уж…

Когда последние герои сегодняшней ночи сошли с трапа, десяток белых роботов выскочили наружу, дабы собрать останки своих товарищей. Заодно подбирали и чёрных абреков, и обломки дронов, и даже Мать Болезней, одним своим видом разогнавшая мюридов Измаил-бея, не торопясь вернулась из леса и, кряхтя, поднялась по ступенькам наверх. Через несколько минут двери закрылись.

Верховный устало откинулся на спинку кресла. Алкоголь уже не помогал, и сердце рептилоида билось, как взбесившийся дрон. Пальцы дрожали, верхнее веко правого глаза упало и категорически отказывалось подниматься. Очень хотелось всех убить и после этого сразу спрятаться. Желательно в родную скорлупу, остатки которой до сих пор хранит его старенькая мама, потому что возвращаться на Нибиру с таким отчётом об «успехах» экспедиции просто невозможно. Высшее начальство может откусить не только голову, но и…

Итак, попробуем трезво взвесить все плюсы и минусы. Золото и минералы добыть удалось, хотя в эту экспедицию жрецы показали себя ленивыми, за что и были… так сказать… Неважно, кому они нужны? Ликвидация отработанного материала.

Далее, техника ануннаков показала себя лучшим образом. Квадропотеры, замаскированные под местную версию джиннов, роботы, изображающие одноглазых абреков на трёхногих лошадях, соколы видеонаблюдения, даже по сути совершенно безобидная копия чеченской Матери Болезней — все они выдержали проверку в «боевых условиях». Это очень хорошо!

Что же не очень получилось? Исчез (потерялся, пропал, похищен?) алмаз из Луча Возмездия, а без кристалла эта пушка бесполезнее штопора. Также пропала вся кровь, то есть она разлилась по полу, а там были следы грязных ног, и вот — дорогостоящий продукт безнадёжно испорчен. На отлично охраняемый межпланетный крейсер проникли аборигены. Их коварство явно было недооценено штатными специалистами по геополитике Тиамат. Раньше всё срабатывало, но не сейчас.

По правилам должен быть найден виновный, ибо владыка не может быть неправ по определению. Тогда кто? Капитан корабля был захвачен врасплох, но оказал активное моральное сопротивление и даже привёл одного из вожаков подлого нападения под дула наших штурмовиков. Это подвиг! И вообще-то, без капитана невозможно будет вернуться домой…

Стюард умудрился нигде не засветиться на камерах внутреннего наблюдения, но зато все видели, как храбро он изгоняет по трапу захватчиков. Один против всех! Слов, правда, не слышно, но, судя по эмоциональному накалу, юный ануннак использовал самую ненормативную лексику. Получалось, что его тоже следовало награждать, а не наказывать.

Все остальные отчаянно отсиживались по отсекам. Что, конечно, можно было бы классифицировать как трусость, если бы и сам владыка не заперся крепче всех! К тому же приказа выйти и героически погибнуть не было. А раз не было, то и…

— Какие будут приказания, о бвана?

— Взлетаем…

Только бы добраться до Нибиру, а уж там он сумеет убедить правление поднять межзвёздный флот для наказания мятежной планеты. Огонь и сера с небес! Одновременный массированный удар со всех сторон! Подавление любого сопротивления, полное покорение всех континентов!

Голубую Тиамат давно пора поставить на колени.

И Чёрный Эну сделает это…

Когда раздался тихий рокот турбин и корабль инопланетян вздрогнул, словно скаковая лошадь, над горами уже разливалось нежно розовое золото рассвета. Вся наша банда (ополчение, войско, коллектив единомышленников) откатилась поближе к лесу, наблюдая за отлётом ануннаков с безопасного расстояния.

Измаил-бей с мюридами гарцевали на лошадях, гикая и стреляя в воздух. Бывшие пленники держались чуть в сторонке, но также выкрикивали оскорбления и проклятия захватчикам. Утром их надо будет как-то кормить и отправлять по домам, но думать об этом прямо сейчас никому особенно не хотелось. Просто потому, что не всё ещё кончилось.

Хайраг со своими чертями подсчитывал убытки:

— Кому рог сломало, ещё досталось мало! Кому хвост отчекрыжыли, заплатим золотом рыжим! У кого козёл захромал, серебра дадим мал-мал…

Слабенькая поэзия, но главный чёрт и не претендовал на лавры кучерявого Быкова. Рифмует, как умеет, в газетах не публикуется, премий не просит, в шорт-листы не лезет, чего ещё надо?

Маленький, но очень бодрый шайтан Ахметка утешал себя басней Крылова про лису и виноград:

— Я бы их фсех зарэзал, но ани убегают. Беките, шакалы! Трушы фы все, трушы, э-э! Я одын храпрый! Улетайте шкорее, доконю — убью-ю, да!

Довольными были, пожалуй, только жители Мёртвого аула. В ночном сражении они потеряли три десятка соратников или даже больше, но за счёт оживших костей с «Нергала» увеличили свои ряды почти на две сотни свеженьких скелетов. Чем не повод для радости? Не зря воевали!

Казаки не разделяли их веселья. Хотя дед с внучкой считали, что если враг бежит, то это всё равно победа. Даже если он, этот самый враг, отступает с почётом, сохранив оружие и знамёна, и не даёт никаких обещаний долгого мира. Все прекрасно понимали, что по большому счёту противники лишь обозначили позиции друг друга и красные линии. Так что всё только начинается.

Господин Кочесоков испытывал скорее чувство лёгкого сожаления. И не потому, что им не удалось остановить инопланетян, совсем нет. Молодой человек стоял столбом, сдвинув брови и кусая губы от того, что контакт с инопланетным разумом не задался. Люди и ануннаки не сумели найти точек соприкосновения, хотя если подумать, то тем для общения было море! Особенно для двух студентов-историков из будущего. Заур так надеялся, что если бы у них было чуть больше времени, если бы рептилоиды не так давили, если бы местные проявили чуточку больше терпения, если бы…

Но хуже всего пришлось Барлоге. Неизвестно, что творилось у него в голове, но в сердце его клокотала обида на самого себя. Именно он заварил всю эту кашу, первым нарвавшись на конфликт с чёрным абреком, именно он продумал сложный план атаки, но он же умудрился позволить взять себя в плен, и именно его были вынуждены обменять на практически захваченный корабль, что практически обнулило усилия всего смешанного войска наших линейцев и их союзников.

— Бросьте, вы ни в чём не виноваты, — тихо протянул первокурсник, подходя к другу и мягко похлопывая его по плечу. — Это была заведомо проигрышная затея.

— Огнище-е…

— Мы менее развиты, чем они, и нам нечего им противопоставить, как в военном, так и в техническом плане. Признайтесь себе в этом, и станет легче.

— Знаешь, признал, — честно кивнул Вася. — Но легче не стало. Пойми, в какой-то момент я уже на серьёзных щах думал, что мы победим. Однако…

— Если бы мы захватили их корабль, то вся история Земли пошла бы по другому пути развития.

— Эй, офицерик! — раздалось за его спиной. — Тут Шаболдай на кой-кого наступил в лесу. Глянешь опытным глазом?

Ребята обернулись. Рядом с сидящим дедом Ерошкой стоял виноватый великан, а у единственной его ноги валялась поломанной куклой та самая Мать Болезней. Пластик на лице треснул, во все стороны торчали пружины и проводки, правый глаз закрылся, а левый хаотично мигал то синим, то зеленым огоньком.

— Так это очередной робот, — не задумываясь определил подпоручик.

— От и я про тоже! — широко улыбнулась ему Татьяна. — Так тут вопрос, ежели тут у нас чистый шмурдяк[39] в осадке, то кто ж у тех ящероголовых на корабле?

— Ши-кар-дос!.. Ну, земля им стекловатой… — едва не поперхнувшись, выдал калужанин и вдруг, хлопнув себя по карманам, вспомнил: — Вот. Это тебе!

— Что?

Девушка уставилась на его ладонь — там переливался всеми цветами радуги крупный алмаз размером с воробьиное яйцо.

— Это я у наших гостей позаимствовал. Надеюсь, стоит прилично. Оставь себе, от нас с Заурбеком как подарок, приданое или наследство. Ну, придумай что-нибудь.

Пока изумлённая казачка рассматривала камень, подпоручик неожиданно бросился вперёд, с диким криком размахивая саблей. Вайнахи поддержали его дружным грохотом выстрелов:

— Маладэц урус! Джигит урус!

— Я ему по ушам надаю, — рычал его младший товарищ, естественно, припустив следом: — Вася, вы с ума сошли! Там же сейчас рванёт!

Ему, более быстрому и лёгкому, удалось догнать друга почти на краю покачивающейся площадки. Инопланетный корабль без особенных спецэффектов мягко поднимался в воздух.

— Эй, ты, Чёрный Эну! Анунах отсюда-а!

— Он ануннак, — поправил первокурсник.

— А я его не зову, я его посылаю!

В этот момент «Нергал» вдруг резко взмыл ввысь, подняв тучу густой, непроницаемой пыли, потом сверкнуло встающее над освобождёнными горами солнце, и…

На самом деле это было не солнце, а жёлтый фонарь, бьющий прямо в глаза. Оба наших героя сидели на прохладном московском асфальте, с задней стороны того самого кафе, где и начались все их приключения. Только если, образно выражаясь, «вылетели на театр кавказских войн» они отсюда в первой половине дня, то сейчас была уже глубокая ночь.

Меньше шумели машины, где-то далеко слышалась сирена «скорой помощи», с балкона соседнего дома доносилась негромкая музыка, высоко в чёрном небе мигали огоньки пролетающего авиалайнера, а в двух метрах ароматизировали мусорные баки. Город жил, но город спал.

— Шикардос, — полушёпотом резюмировал Вася. — Вот уж не думал, что наше возвращение домой будет таким простым.

— В большинстве литературных произведений на эту тему люди, попавшие в другие миры, как правило, возвращаются, только исполнив свою задачу, — подтвердил начитанный владикавказец.

— Покатиться по звезде… Заур, главное, мы дома!

— Конечно, надо бы сначала проверить год, месяц и день. Кто знает, сколько нас не было? Лично я бы, наверное, обратился в полицию. Хотя кто нам там поверит, в таком-то виде…

Действительно, побывавший во всех переделках, некогда новый пехотный мундирчик подпоручика выглядел не лучшим образом. Для сравнения, хуже могла показаться только черкеска господина Кочесокова — сплошные дыры, заплатки, лохмотья по подолу и собачья шерсть местами.

Плюс у обоих имелось какое-никакое холодное оружие, то есть сабля и кинжал. Да, одна сабля и один кинжал, второй Заур умудрился где-то потерять. Но поверьте, нашей, родной полиции и этого хватит, чтобы задержать пару загулявших «реконструкторов» для дачи объяснений. Впрочем…

— Как быстро вы вернулись!

Из ночной тени под аркой вышла девушка. Строгий костюм, юбка-карандаш, очки, волосы, собранные в высокий пучок на затылке. Знакомый типаж. Учителка или библиотекарша. Да-да, та самая, что пыталась разнять их драку в кафе!

Заур и Василий мгновенно вскочили на ноги: даже короткое время, проведенное на неспокойном Кавказе, заставляет человека интуитивно чувствовать опасность.

— О, только не надо геройствовать! Вы и так сделали больше, чем от вас ожидали. Я должна была бы поблагодарить вас за невероятно успешное проведение миссии.

— Сначала представьтесь, — вежливо попросили друзья.

— Почему бы и нет? — без улыбки ответила девушка. — Моё имя вам знать не стоит, более того, вряд ли вы способны его выговорить. В нашем языке много глухих шипящих и почти нет гласных. Но сразу о главном: я принадлежу к народу нунгалиан. Слышали, надеюсь?

Парни отрицательно помотали головами. Если ты не адепт Блаватской, Мулдашева и Фоменко, то, разумеется, и не услышишь. Всё-таки не на каждом заборе написано и не из каждого утюга транслируется. Но и слава богу: ставить в тихой клинике поплывшую крышу всегда дорогое удовольствие. И гарантий нет.

— Наша планета находится на другом конце звёздной карты, ближе к туманностям Андромеды. Так что первопредки посещали Землю неоднократно и до ануннаков. Однако их цивилизация всегда вела себя не в пример агрессивнее нашей. Если нам не нужно было вас колонизировать, мы довольствовались лишь выкачиванием определённых минералов, то эти рептилоиды вдруг возомнили себя богами! Поклонения, передача знаний, развитие земных технологий — а смысл? В обоих случаях речь идёт о банальном перераспределении ценностей. И вот в этом плане мы, как бы это поделикатнее выразиться, прямые конкуренты ануннаков.

— Чего?

— А-а, забудьте. В общем, именно нам было важно, чтобы в определённый исторический момент они получили отпор от жителей Земли. Сами местные жители с этим не справлялись, пришлось пожертвовать вами.

— В смысле — пожертвовать? — не понял Барлога. — Мы же вернулись. Вот они мы.

— Боюсь, она имеет в виду, что наше возвращение и не подразумевалось, — деликатно поправил первокурсник.

Девушка кротко вздохнула, вытащила фигурную заколку из волос и навела её на двух будущих историков. В её фасеточных глазах за толстыми стёклами очков не было ни сочувствия, ни злобы, ни даже блеска.

— Никому не нужны лишние свидетели. Из уважения к вашим подвигам я сделаю всё быстро, может быть, вы и не успеете почувствовать боли. — Заколка в её пальчиках начала краснеть, быстро превращаясь в огненную искру. — А ведь вы мне почти уже нравились, мальчики…

— Так-то и мне тоже, — неожиданно раздалось за спинами Заурбека и Василия. — Но никак не разберу, который из них больше? Однако ж, подруга, делиться-от с тобой всё равно не стану!

— Это кто? — успела спросить представительница древнего народа со звёзд, когда грохнул выстрел и тяжёлая свинцовая пуля, просвистев мимо левого уха владикавказца и правого уха калужанина, просверлила здоровенную дыру в высоком лбу девушки. Ответный выстрел прозвучал ровно в ту же секунду, и ломаная красно-оранжевая линия испепелила мусорный бак с надписью «Шоколадница».

На том месте, где только что стояла неприветливая нунгалианка, теперь растекалась мутная непрозрачная жижа, имевшая мало общего с обликом человека. Из упавших очков с тихим звоном вылетело левое стеклышко.

— Ты живой?

— Да. А вы?

— Тоже не задело, — ответил Барлога, переглянулся с другом и резко развернулся назад.

Красавица-казачка, разметав косы, звездой валялась на дымящемся асфальте.

— Татьяна! Таня! Танечка!

— Что делать?

— Она дышит!

— Где раны? Надо вызвать «скорую»!

— Без телефона?! Как она вообще сюда попала?

— Как, как, наверняка побежала вас останавливать! Нашатырь есть?

— Есть пот из-под мышки…

— А если без зверств?

— Тогда сейчас же расстегнуть ей одежду и искусственное дыхание! Да, плюс непрямой массаж сердца!

— Что делаете вы, а что я?

— Шикардос, получается, один её целует, другой лапает?

— Да, как-то неприлично, получается… Давайте просто по щекам похлопаем?

— Только осторожно…

Пока оба нервных студиозуса препирались, Татьяна Бескровная открыла глаза.

— Ох ты, Господи Боже ж мой, как голова трещит… Ровно меня ведром с кирпичами по затылку огребли! А где мы с вами, хлопчики?

— Жива-а! — Заур с Васей обняли девушку с двух сторон, помогая встать на ноги. — Добро пожаловать к нам в двадцать первый век! Электричество, телевидение, интернет, музеи, рестораны, культура, цивилизация и все блага будущего! Ты не представляешь, как тебе повезло, мы же в столице современной России, в самой матушке Москве, а здесь есть всё. Мы откроем тебе целый мир!

— Ух ты, здорово! Счастлива за вас! Ну, вы тут в вашем светлом будущем как хотите, а у меня-то там дед остался…

«Нергал» набирал высоту, быстро покидая такую богатую, но, как вдруг оказалось, совершенно негостеприимную Тиамат. Верховный заперся в своей каюте, представив экипажу самому разбираться со всеми последствиями визита местной туземной общины. А последствия эти были весьма разрушительными.

Слишком большое количество белых роботов, оборонявших коридоры, не подлежало починке. Живые мертвецы долбили противника с завидным упорством, засовывая длинные тонкие кинжалы в такие места, о которых даже сами создатели роботов не подумали бы.

Стюарды отмывали от крови нижние отсеки. Хотя какое там мытьё — там помпой откачивать надо было. Технари, вздыхая, ползали по всему кораблю, пытаясь восстановить разбитые чертями видеокамеры, лампочки и проводку, выдранную на сувениры.

Капитан поставил крейсер на автопилот и, опустив голову, поплёлся с докладом к Чёрному Эну. Но первое, что он услышал, приближаясь к покоям начальства, было громоподобное:

— А-ап-чхи-и!!!

От дверей верховного неспешно ковыляла улыбчивая Мать Болезней…