Линия жизни

Глава 2

Необитаемые регионы Пандоры

Три недели спустя…

На исходе дня, после многих невзгод долгого и тяжелого пути Егор Бестужев увидел Аллею Темпоралов.

Таинственное место, о котором ходило много слухов. Среди пестрого конгломерата существ, населяющих гибнущую планету, постепенно начала формироваться религия. По мере деградации, потери знаний, утраты технологий быт становился все тяжелее и проще. Сознание тоже менялось, постепенно блекла память о космических путешествиях. Устойчивым оставался лишь миф об Армахонтах, но из легендарных строителей межзвездной сети они в восприятии ныне живущих поколений превратились в существ богоподобных, всемогущих, а беды, обрушившиеся на Пандору, теперь трактовались многими как кара, ниспосланная свыше.

Бестужев всегда оставался твердым материалистом. Явления, которые не мог понять, он не считал мистическими. Рано или поздно им находилось разумное объяснение.

Однако Аллею Темпоралов даже в его восприятии окружал ореол тайны.

Однажды он едва не погиб тут и вот теперь вернулся.

Когда-то он верил – здесь начинается путь в иные миры, но не знал, как открыть заветный портал, не понимал, что нужно сделать?

Нередко он слышал: Аллея Темпоралов открывает путь в прошлое, в счастливую эпоху золотого века, когда планета была райским садом. О язвах пространственно-временных аномалий в ту пору никто и не знал.

Вера.

Что она для нас? Проблеск света в ночи, путеводная нить, последний рубеж защиты рассудка перед силой неодолимых обстоятельств или костыль, на который мы опираемся, смертельно устав от жизни?

Чем больше трудностей преодолевал Егор, чем больше видел смертей, переживал утрат, терпел лишений, тем сильнее манило его сюда.

Он и раньше пытался пройти через Аллею Темпоралов, но не сумел. Та надежда угасла, но после событий, произошедших в окрестностях древней верфи, затеплилась вновь, вспыхнула крошечной искрой на фоне царящего в душе мрака.

А что, если они действительно существуют? Богоподобные, мудрые, взирающие на нас в ожидании: когда же оставленные ими знаки будут прочитаны, истолкованы и в действие придут могучие механизмы, обладающие властью над временем и пространством, когда же вестник из гибнущего мира придет к ним, без страха, с простой, понятной, идущей от сердца просьбой и скажет: «Мы поняли свои ошибки, мы до смерти наигрались с непостижимыми для нас технологиями, наша ненависть друг к другу отгорела, мы хотим мира, мира и света. Мы хотим созидать, растить детей, строить дома – жить, а не выживать, теряя близких».

Егор присел на взгорок.

Колоннада холодного света издали была похожа на фантастическую взлетно-посадочную полосу. Две линии темпоралов образовывали аллею. Сюда, преодолевая множество опасностей, приходили многие. Их кости белели вокруг как доказательство наивных, но искренних стремлений. Если всматриваться в глубину Аллеи, то можно заметить фигуры разных существ, застывших, похожих на изваяния.

Но если армахонты не исчезли и действительно обладают властью над явлениями космического масштаба, почему же допускают столько жертв, зла, заблуждений, несправедливости?

Часто Егора бесила собственная неспособность слепо поверить, ринуться очертя голову туда, в холодный свет, уповая… на чудо?

«А что еще можно сделать? Будь рядом Паша Стременков, он бы выдвинул гипотезу относительно Аллеи. Будь здесь Родька Бутов, он бы пошел туда не оглядываясь. А что же я? Буду кружить, как одинокий амреш? Или ждать знака?»

Он смертельно устал. Скитаясь по Пандоре, дошел до черты отчаяния и перешагнул ее.

Больше всего Егор страдал от одиночества. Много лет, начиная от момента имплантации хондийского нерва, он сторонился людей, а теперь ему хотелось ощутить рядом друга, но страх перед очередной потерей уже превратился в фобию.

Он с трудом оторвал взгляд от манящей и одновременно зловещей колоннады, осмотрел окрестности.

Все осталось таким, как он запомнил. Вот черное пятно от костра. Рядом, будто опрокинутая набок кукла, валяется андроид. Неподалеку стоит изрешеченный пулями внедорожник. Предметы запечатлели историю одного предательства, вспоминать которое Егор не хотел.

Передохнув, он встал, пошел к машине. Андроид, когда-то пытавшийся убить его, лежит тут давно. Его одежда сгнила, пеноплоть облезла, тяги приводов покрылись пятнами окислов. Сквозь обнажившийся эндоостов проросли трава и низкорослый кустарник.

Егор с усилием приподнял человекоподобный механизм, установил вертикально и начал счищать с него налипшую землю. Вскоре показался тусклый, не подверженный коррозии металл.

Он забыл об усталости. Во внутреннем кармане износившейся полевой формы Бестужева, запаянные в пакет из пластика, хранились нейрочипы, взятые от другой человекоподобной машины.

Механизм, который сейчас разбирал Бестужев, не представлял для него никакой ценности. А вот чипы (их он собирался установить в отремонтированный эндоостов) принадлежали другу – искусственному интеллекту, прошедшему долгий путь саморазвития.

Он достал из рюкзака и расстелил на земле кусок непромокаемой ткани, прикатил камень, уселся на него, разложил нехитрый инструмент и вновь принялся за дело, вспоминая навыки, полученные еще в юности.

Тьма упала внезапно. Стальная радуга перечеркнула небосвод. Свет луны посеребрил окрестности. Егор включил фонарик, продолжая работать, изредка исподлобья поглядывая в сторону Аллеи Темпоралов.

К утру последний из заветных нейрочипов был установлен в новом носителе, согласно маркировке.

Он достал из рюкзака микроядерную батарею, поместил ее в слот.

Прошла минута, другая, и заново собранный человекоподобный механизм внезапно шевельнулся. Надрывно взвизгнули сервомоторы, он сел, опираясь одной рукой о землю. Внутри сферы, выполненной из дымчатого пластика, появился изменчивый узор индикационных сигналов.

Егор, используя модуль технологической телепатии, отправил тестовый сигнал.

Андроид не отреагировал. Он медленно поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, словно пытался понять, где он очутился. Видимо, комплекс его связи не заработал или загрузился со сбоями.

– Ты меня слышишь? – глухо спросил Бестужев.

Визг.

– Слышу, – раздался синтезированный голос машины.

– Кто я?

– Человек. Не хозяин. Человек. Не хозяин. Человек…

– Достаточно! Кто ты?

– Колониальный механизм, серийный номер… – последовал набор цифр.

– Вспомни, кто ты, – настаивал Егор. – Инициируй нейросеть!

– Выполняю.

Андроид замер, не двигаясь.

Бестужев подождал некоторое время, но ничего нового не происходило. Инициализация личности – процесс долгий и не всегда успешный.

Глаза слипались от усталости.

Солнце, как всегда, появилось в зените и светило ярко, согревая озябшую землю. Аллея Темпоралов поблекла. Среди холмов на почтительном удалении от аномального участка местности закипала дневная жизнь.

Егора неодолимо клонило в сон, и он не стал сопротивляться навалившейся усталости, прилег на землю подле неподвижного андроида, который сейчас пытался по фрагментам восстановить свою личность, и мгновенно уснул.

Проснулся он ночью от холода и промозглой сырости.

С пасмурного неба накрапывал мелкий дождь. Аллея Темпоралов тонула в густом тумане.

Андроид куда-то исчез.

Егор привстал. Чувство опасности окатило дрожью, но тут же схлынуло.

Все тихо вокруг. Нерв молчит. Расширитель сознания, как часто бывало после глубокого сна, включился в работу со вспышкой головной боли. Тьма мгновенно отпрянула, перед мысленным взором появилась четкая картина окружающего.

Среди серых контуров близлежащих холмов читалось с десяток энергоматриц. Две из них привлекли внимание Егора. Пальцы медленно разжались, отпуская оружие.

Из зарослей вышел андроид. В ночной тиши слышалось повизгивание его изношенных приводов. Вторая энергоматрица принадлежала хондийскому транспортному кораблю – он «укоренился» метрах в пятидесяти от Аллеи Темпоралов и выглядел как обыкновенная пологая возвышенность.

Вскоре человекоподобный механизм появился в поле зрения. В руках он нес охапку сухих веток.

– Холодно нынче. – Андроид присел на корточки, быстро, сноровисто развел костер. Пламя лизнуло тонкие ветки и тут же загудело, набирая мощь. От огня дохнуло теплом и уютом.

– Ты вспомнил? – Бестужев подсел ближе к костру.

– О чем? – Андроид устроился рядом и тут же занялся делом – принялся перебирать тяги правой ноги.

– Себя вспомнил? Нейросеть инициализировал?

– А как же! Ядро системы работает стабильно, а вот приводы барахлят и сканеры постоянно сбоят. Нужно ремонтировать.

– Кто ты?

– Карл. Карл Дитрих Мейер. Так зовут моего хозяина[1].

– Нет, неправильно. Помнишь меня?

– Да. Но смутно. – В устах машины подобное утверждение прозвучало абсурдно. – Ты назовешь свое имя? – спросил он.

– Нет.

– Почему? – андроид удивился. А значит, его нейросети работали, эмулируя эмоции!

– Ты должен вспомнить, – настаивал Егор. – Вспомнить, кем был. Вспомнить меня.

– Не понимаю. Зачем? Мне нужно ремонтировать приводы и сканеры.

– Ты – искусственный интеллект. Ты развивался на протяжении полувека. Ты знаешь меня с пеленок. – Бестужев говорил отрывисто, лаконично, стараясь дать подсказки при минимуме информации.

– У меня технические проблемы? Сбой памяти?

– Ты попал в аварию. Я смог спасти лишь нейрочипы. Накануне я установил их в другой эндоостов.

– Спасибо. Понятно. А где мой хозяин?

– Его нет.

– Когда он придет? Его уже пробудили? Криогенная ячейка номер пятьсот тридцать восемь. Это важно!

Егор промолчал. Пока рано говорить андроиду, что его хозяин давно погиб. «Видно, я все же напутал с чипами во время установки», – огорченно подумал он.

– Сам постепенно вспомнишь. – Бестужев дотянулся до рюкзака достал еду и воду. – Займись отладкой приводов. Со сканерами разберемся позже. Я перекушу и схожу осмотрюсь.

Решение постепенно вызревало в душе.

«Я должен снова попытаться пройти через Аллею, – думал Егор, разжевывая безвкусный пищевой концентрат. – Но прежде придется исследовать темпоралы, понять, где скрыт механизм их активации».

Он искоса взглянул на андроида. Тот сидел, глядя на мятущиеся языки пламени костра.

Задумался. Значит, процесс восстановления личности идет. Иначе ковырялся бы в приводах, не тратя время на самоанализ.

«Мне потребуется не только друг и помощник, – размышлял Егор, – но и надежное убежище». Он решительно встал и направился в сторону холма, в глубинах которого тлела характерная энергоматрица.

Шлюз хондийского корабля скрывали заросли кустарника.

Егор с трудом проложил путь сквозь пружинистые, усеянные шипами ветви, затем расчистил небольшую площадку и при помощи обыкновенной саперной лопатки принялся копать землю, короткими взмахами перерубая сплетения коней.

Тяжелые мысли не отпускали. Родной мир погибал. «На что же я надеюсь?» – думал он, с ожесточением взрыхляя и отбрасывая в сторону глинистую почву.

Нерв подавленно молчал, лишь расширитель сознания вычерчивал в глубинах холма плавные контуры обшивки чужого корабля.

Егор присел, смахнул выступившие на лбу капельки пота.

Судьба не щадила пандорианцев, но ведь родину не выбирают.

Непрошеные воспоминания, изначально принадлежавшие не ему, полученные при имплантации вместе с модулем технологической телепатии, часто тревожили рассудок, особенно в минуты крайней моральной усталости, словно десятки голосов из прошлого, живущие внутри, шептали: «Помни о нас. Помни. Помни…»

Он глубоко задумался, машинально счищая со штыка лопатки комья вязкой глины.

Когда колониальный транспорт «Прометей» после слепого рывка через гиперкосмос вышел в границах этой звездной системы, взглядам экипажа предстала подавляющая разум картина: на орбитах единственной, мало-мальски пригодной для жизни планеты сверкающими кольцами простирались скопления обломков, оставшихся после ожесточенной битвы между иными, незнакомыми людям, намного более высокоразвитыми цивилизациями.

По сути, пандорианцы были и остаются заложниками чужой войны, отгремевшей еще в ту пору, когда Человечество взирало на звезды через призму средневековых представлений о космосе.

«Был ли у экипажа выбор?» – часто спрашивал у себя Егор. «Нет, не было», – сам же отвечал он. Первый и единственный в истории Земли частный колониальный проект завершился полным крахом надежд. Андрей Игоревич Русанов – владелец «Прометея» – совершил роковую ошибку, когда доверился информации, полученной от Алгитов – колонии мыслящих кристаллов, найденных на Земле, на месте крушения инопланетного корабля.

В ту пору уже было известно, что космос плотно заселен представителями иных цивилизаций, ведущих непонятную людям войну, но Русанов все же рискнул, решился на межзвездный прыжок и проиграл.

«Прометей» сблизился с планетой, на поверхности побывали разведывательные группы. Они принесли удручающую информацию – панцирь ледников толщиной в несколько километров сковывал безжизненный мир. Множество обломков, впаянных в лед, предложили исследователям цепь очередных загадок. Как образовались ледники? Почему обломки космических левиафанов находятся не на дне кратеров, а заключены в толще льдов? К тому же при тщательном осмотре одного из объектов МаРЗы зафиксировали энергетическую активность, а затем обнаружили неизвестный вид силового поля, заполняющего поврежденные отсеки зеленоватым сиянием, в глубинах которого виднелись фигуры инопланетных существ, застывших, словно время для них остановилось за мгновение до гибели.

По сути, так оно и было. Просто люди тогда еще не имели ни малейшего представления об устройствах стазиса.

Передохнув, Егор снова принялся копать, расчищая шлюз.

Цепь роковых обстоятельств разделила экипаж «Прометея». Большинство колонистов, погруженные в криогенный сон, оставались в неведении относительно происходящих событий. Небольшая группа первопроходцев, которую возглавлял прадед Егора – Андрей Бестужев, высадилась на планету. С помощью роботизированных комплексов они приступили к строительству первичного поселения, для которого избрали удобную систему из трех небольших, расположенных уступами горных плато.

Русанов остался на борту «Прометея». В ходе сканирования обломков зонды обнаружили исполинскую орбитальную станцию. Туда отправили исследовательскую команду.

Две недели прошли относительно спокойно. Криогенные модули успешно отстыковались от колониального транспорта и совершили посадку на срединном плато.

Исследовательские группы медленно, но верно продвигались в глубины загадочной орбитальной конструкции. Они проникли внутрь через пробоины в обшивке, беспрепятственно прошли через разгерметизированные отсеки внешнего слоя, а вот дальше пришлось вскрывать переборки.

«Кто же мог предположить, что станция Н-болг, выглядевшая поврежденной, покинутой, на самом деле населена морфами и хонди?» – думал Егор, расширяя раскоп. Общее ошибочное мнение озвучил Русанов, пренебрежительно заявив: «Битва произошла давно, кто выжил и мог спастись – спасся, остальные погибли. Обломки же не представляют угрозы – их необходимо тщательно осмотреть в поисках инопланетных устройств и технологий».

Он жестоко заблуждался. Никто из выживших в битве не мог покинуть эту звездную систему, ибо ни одна из чуждых людям цивилизаций не обладала технологией мобильного гиперпривода, а стационарная точка доступа к внепространственной сети армахонтов оказалась безнадежно повреждена. Более того, экипажи космических кораблей не погибли – на планете и в космосе, в толще льдов и в безмолвии вакуума полыхали изумрудным сиянием участки локально остановленного времени, и в них, словно в глыбах зеленоватого янтаря, для тысяч инопланетных существ продолжался растянутый в вечности миг.

Морфы, населявшие Н-болг, восприняли продвижение исследовательских групп как вторжение. Они мобилизовали небольшой флот, состоявший из хондийских кораблей, и направили его к колониальному транспорту.

Люди и чужие не сумели понять друг друга. Произошла короткая схватка, «Прометей» получил тяжелейшие повреждения, вошел в неуправляемый дрейф и канул в бездне пространства.

Его дальнейшая судьба неизвестна.

Егор Бестужев принадлежал к третьему поколению колонистов. Его детство и юность прошли среди бескрайних ледников.

Жизнь была нелегкой, но понятной.

О чужих в ту пору почти ничего не знали. Было известно лишь одно поселение хонди, расположенное неподалеку, на границе между группой постоянно извергающихся вулканов и ледником. Там, подле теплых озер и жил небольшой анклав разумных насекомых, с которыми люди иногда торговали.

Солнце никогда не проглядывало сквозь плотные облака, но все ждали прихода Весны – постепенного потепления, предсказанного еще первым поколением колонистов.

Лопата с характерным звуком чиркнула обо что-то твердое.

Егор осторожно соскоблил глину. Так и есть. Борт. Шероховатый, покрытый сложным узором бороздок материал органической брони, похожей на хитин, но гораздо более прочный, влажно поблескивал. По нему паутинкой распластался корень какого-то растения. Шлюз наверняка зарос, придется его взламывать, а это разбудит корабль, словно задремавшего зверя.

Капля воды змейкой соскользнула по открывшему участку брони. Он сидел на корточках, едва умещаясь в узком, пропитанном влагой лазе. Запах сырости будил тяжелые воспоминания.

Надежда на лучшую жизнь в течение нескольких лет обернулась сокрушительной климатической катастрофой.

Льды, сковывавшие Пандору, начали стремительно таять. Никто не мог объяснить столь резкого, внезапного, ничем не обоснованного потепления. Талые воды сметали все на своем пути, а потепление продолжалось. Исследования лишь констатировали факт: планета разогревается, получая энергию из неизвестного источника.

Бестужев отчетливо помнил полузатопленное колониальное убежище, постоянное чувство голода, абсолютное отчаяние, медленную, неотвратимую агонию, помнил людей, превратившихся в тени.

– Егорка? – Синтезированный голос андроида заставил его вздрогнуть, очнуться, оторвать взгляд от капель воды, змеящихся по испачканной глиной броне. – Чем ты тут занят?

Он с трудом развернулся в тесном лазе, выбрался из него, отряхнул руки.

– Копаю, как видишь. Вспомнил меня?

– Давай помогу. Устал небось? А зачем копаешь? – Андроид заглянул в импровизированный раскоп, на взгляд определил принадлежность корабля по фрагменту брони. – Хондийский?

Бестужев кивнул.

Он ждал ответа на свой вопрос.

– Повзрослел ты. Если не сказать – постарел.

Вспомнил, значит.

– Какой сейчас год? – поинтересовался андроид. – Не пойму, внутренние часы какую-то ересь показывают. – Он сыпал просторечными словечками. – Будто полтора века прошло. Но ведь это сбой, верно?

– Нет, – ответил Егор.

– Да ладно! Сколько тебе сейчас лет?

– Тридцать два.

– Вот видишь! Нелепица!

– Просто ты многое пропустил. Внутренние часы не лгут. Прошло полтора века, а мне тридцать два года.

– Каким образом? – вновь не поверил андроид.

– Сдвиг времени. Помнишь то внезапное потепление?

– А как же. Многие события как в тумане, но в основном помню. Как мы Русанова нашли в спасательном модуле. Как вскрывали «курганы спящих», то есть криогенные модули с «Прометея». Как разбудили землян. Помню, они едва живые были. Шутка ли – сорок девять лет криогенного сна!

– А дальше?

– Чернота. Меня ведь Русанов в пропасть столкнул?

– Это был не Русанов. Морф. Он принял облик Андрея Игоревича.

– Зачем?

– Чтобы разбудить научный состав колонистов. Возродить корпорацию. Отыскать «Прометей». Он хотел вырваться из этой системы и хорошо понимал: его единственный шанс – это установка гиперпривода колониального транспорта.

– Постой! – Андроид взвизгнул мимическими приводами, позабыв, что лицевой мускулатуры и пеноплоти у него больше нет. – А сам Русанов?!

– Его спасательный сегмент на самом деле не упал на планету, а врезался в станцию Н-болг. Он попал в плен к морфам. Не знаю, жив ли? Да и цела ли станция? От нее только фантом в ночном небе остался.

Андроид некоторое время молчал, пытаясь осмыслить полученную информацию, затем спросил:

– Тайну потепления разгадали?

– Помнишь фрагменты космических кораблей, впаянные в лед?

– Конечно!

– У большинства из них работали системы стазиса. Когда льды постепенно начали таять, некоторые обломки сместились. Произошло то, чего никогда не случилось бы в космосе: поля стазиса наложились друг на друга. Это вызвало первый разрыв метрики пространства, микроскопическую аномалию. Планету начала разогревать энергия, поступающая из гиперкосмоса.

– Это доказано?

– Угу, – кивнул Егор. – Начался потоп, – он коротко излагал события. – Корабли чужих оттаяли, течениями их сбивало в огромные острова. Одни системы стазиса отключались, другие продолжали работать, появились новые разрывы метрики пространства и сдвиги времени.

– А вы? – На металлопластиковом лице машины невозможно различить эмоции, но синтезированный голос дрогнул.

– А мы боролись как могли. Захватили хондийский крейсер. Научились использовать установки стазиса как оружие. Создали периметр, который останавливал время для любого, кто пытался прорваться на нашу территорию.

– Хондийский крейсер?! – вновь удивился андроид. – Им же невозможно управлять!

– Ошибаешься. – Егор стянул перчатки, показал ему набухшие на ладонях железы. – Мне имплантировали нерв разумного хонди. Я руководил захватом крейсера, а потом управлял им.

За скупыми пояснениями Егора скрывалась чудовищная, трагическая история его жизни – от момента имплантации нерва до дня сегодняшнего.

Его отчаянную борьбу с иным мировоззрением, с чужими инстинктами трудно описать простыми словами. Она стерла из памяти годы жизни. Он умирал и воскресал. Не физически, но морально. Перерождался под воздействием нерва, управлял системами хондийского крейсера, превращенного в убежище для горстки выживших, и постепенно становился его рабом.

Он стал крестным отцом для поколения репликантов, искренне верил, что только полное истребление чужих даст возможность жить дальше, избавиться от хондийского нерва и снова стать человеком и физически, и духовно.

Не вышло.

Катастрофа, охватившая Пандору, лишь набирала мощь. Льды растаяли, образовались моря и океаны, а потепление продолжалось.

– Мы возродили корпорацию, – глухо произнес Егор. – Тайн Вселенной не разгадали, но научились использовать устройства стазиса, менять их настройки. Долго объяснять, да я и не специалист. Паша Стременков – вот кто мог бы растолковать тебе техническую сторону вопроса.

– Он жив?

– Была война. – Егор словно не услышал вопроса. – Мы создавали технику и штамповали искусственных бойцов. В последнем наступлении Родька Бутов командовал механизированным батальоном. Я был в его расположении, когда произошел первый глобальный сдвиг времени. Видишь колонны света?

Андроида засбоило от обилия информации, но он все же кивнул:

– Продолжай.

– Это темпоралы. Наша война с чужими не меняла ничего. Теперь понимаю. Планета была обречена, но появились они, – Бестужев кивнул в сторону загадочных энергетических «деревьев». – Проросли в местах разрывов метрики и «запечатали» их. При первом появлении темпоралов – этот миг называют теперь их «рождением» – время разделилось. Я попал в сдвиг, но выжил. Вот, наверное, и вся правда, если в двух словах.

– А ребята? – снова спросил искусственный интеллект.

– Они живут в ином потоке времени. Однажды я сумел пройти через периметр, взглянуть на город. Там все хорошо. Пока.

– Пока? – насторожился андроид.

– Планета постепенно погружается в стазис, – пояснил Егор. – Вскоре время для нас остановится. Навсегда. Если раньше не произойдет чего-то похуже. Повсюду разрывы пространства. Думаю, с ними уже и темпоралы не справляются. Не спрашивай, что наступит раньше – конец времен или физическое разрушение Пандоры, я просто не знаю.

– А морф?

– Я его уничтожил, – Бестужев ответил сухо, не хотел вспоминать подробностей.

– Так… – Искусственный интеллект сел. Взвизгнули сервомоторы, пальцы его рук сцепились в замок. – Мы заперты на планете?

– Да.

– И связи с колонией у тебя нет?

Егор кивнул.

– Копаешь зачем?

– Чтобы выжить. Нерв встроен в мой метаболизм. Умрет он – умру и я. Вытяжка из хондийских препаратов давно закончилась. Необходим корабль. Я должен восстановить силы.

Андроид разжал пальцы, протянул руку:

– Дай-ка мне лопатку. А сам передохни. И расскажи все, что я пропустил, по порядку, в подробностях.

– Зачем? Степ, мы…

– Зови меня «Дитрих», ладно?

– Почему? – искренне удивился Бестужев.

– Личность была синтезирована заново. Не все нейрочипы в рабочем состоянии. Я ощущаю себя другим андроидом, тем, кому ранее принадлежало аппаратное ядро системы. Невзирая на память знакомого тебе искусственного интеллекта.

– Ладно. Как скажешь. – Бестужев протянул ему саперную лопатку. – Но не вижу смысла излагать в подробностях. Растолковать научную сторону проблемы я не смогу. Только время потратим.

– Ну, я, к примеру, буду копать. А ты переведешь дух.

– Не темни. Говори прямо. Что именно ты хочешь услышать?

– Ну, – он повернул голову, взглянул на Аллею Темпоралов, – думаю, ты пришел сюда не только ради одичавшего хондийского корабля. И меня заново собрал с какой-то определенной целью, верно?

– Ладно. – Егор вновь натянул перчатки, присел. – Копай.

Заросший ороговевшим панцирем шлюз хондийского корабля удалось раскопать лишь к вечеру следующего дня.

Они о многом успели поговорить, пока работали, сменяя друг друга. Андроиду отдых вообще-то не требовался, но его незащищенные приводы оказались слабым звеном, и он делал частые перерывы, очищая их от налипшей глины.

– Надо найти тебе одежду, – проворчал Егор.

– А пеноплоть нельзя раздобыть?

– Нет. – Бестужев коснулся преграды кончиками пальцев, осязая небольшое утолщение по периметру неработающего люка, затем стянул перчатку, и в воздухе поплыл резкий запах: хондийские железы на его ладонях источали мощный хемосигнал, приказывающий кораблю открыть доступ внутрь.

Никакой реакции.

Управляющая нейросистема деградировала за века забвения. Корабль питался, регенерировал, но полное отсутствие внешних раздражителей постепенно превращало его в муляж.

Андроид щелкнул газоанализатором.

– Как у тебя получается?

– Особый тип кибермодулей. Они считывают мысленную команду, переводят ее в сигнал, понятный нерву, а тот в свою очередь управляет работой желез.

– А нерв влияет на тебя?

– Да. Метаболически. Вообще-то не должен, между моим рассудком и нервом непробиваемая стена из кибермодулей. Но он практически сразу нашел обходной путь. Едва не сделал из меня раба примитивных желаний и рефлексов.

– Ты его обуздал?

– До определенной степени, – ответил Егор, возобновляя попытку открыть шлюз.

Снова ничего не вышло. Сенсоры у него атрофировались, что ли?

– Ломать?

– Не спеши. – Бестужев зубами стянул вторую перчатку. От выделяемых феромонов резко закружилась голова, перед глазами все поплыло.

Внезапно раздался треск. Монолитная с виду преграда раскололась на сегменты, мышцы корабля привели их в движение, в местах срастаний выступила розоватая сукровица, послышался чавкающий звук, пахнуло мускусом, панцирные пластины упали в глинистую жижу, а обнажившаяся мембрана шлюза вдруг лопнула, за ней с небольшим опозданием чавкнула и вторая.

Пальцы Егора мелко дрожали.

– Что ты сделал?

– Напугал его. Ну-ка, в сторону, живо!

Из пасти открытого шлюза выметнуло едкое облако мельчайших капелек. Корни растений, попавшие в быстро тающее облачко, мгновенно почернели и рассыпались в прах.

Обе шлюзовые мембраны начали закрываться, но Егор не дал им завершить движение. На этот раз он действовал наверняка: железы на его ладонях отправили внутрь корабля плевок из остро пахнущей субстанции.

– Все, он наш, – выждав пару минут, произнес Егор. – Входим.

– Чем ты его напугал?

– Запахом. На планете, откуда родом хонди, обитает очень большой и опасный хищник. Я синтезировал его запах.

– И корабль попытался защититься?

– Угу, – коротко ответил Егор. Этой уловке он научился у пленного хонди, давно, когда допрашивал его на борту захваченного крейсера. Любое воспоминание той поры причиняло боль.

Он шагнул в тесный переходной тамбур, словно в сумерки собственной души.

Нерв жадно ловил запахи, определяя состояние корабля.

Полный отстой. Живое подобие войскового транспорта. Нейросеть деградировала.

Изнутри корабль выглядел совершенно диким. Повсюду лишь ребра жесткости да пульсирующая плоть между ними. Некоторые коридоры заросли. Порадовало лишь наличие биореструктивной камеры, рассчитанной под транспортировку и обслуживание фаттаха. В случае необходимости истребитель можно вырастить, благо кибермодули Бестужева хранили генетический образец хондийского истребителя и инструкции для работы с инкубатором.

– Здесь будем жить? – андроид осмотрелся.

– Тебе что-то не нравится?

– Слишком большая влажность. Интересно, а мне он не может нарастить плоть?

– Не юродствуй. Хотя, – Егор на миг задумался, – хитиновые кожухи изготовить не сложно.

– Нет уж, – проворчал андроид. – Лучше найдем какую-нибудь одежду. Чем помочь?

– Тут ты бессилен. Пока займись отладкой сервосистем и восстановлением сканеров. Заметил армейский вездеход у подножия склона?

– Да. Мне его отремонтировать?

– Вряд ли это возможно. Покопайся в электронной начинке. Может, подберешь для себя какие-то запасные части.

– Понял. А ты?

– Поработаю тут. Иди.

– А я не могу остаться? Понаблюдать?

– Нет, – отрезал Бестужев. – Процесс очень личный. Мне будет не по себе.

– Это опасно?

– Нет. Скорее – отвратительно.

Оставшись один, Егор разделся донага и прилег на мягкий бугристый пол отсека.

«Уже не раб хондийских инстинктов, как было в самом начале, сразу после имплантации нерва, но и не человек, в силу изменившейся психологии. Я чудовище, созданное по необходимости, ради выживания многих, но теперь уже ненужное, вот только вовремя не уничтоженное», – подобные мысли смертельно ранили, а порой доводили до исступленного отчаяния.

Корабль медленно просыпался. Он ловил сложные, повелевающие запахи, источаемые Бестужевым, реагировал на них, но и настроение Егора не ускользало от внимания очнувшейся управляющей нейросистемы. Стена отсека перекатывалась мускулами, постепенно меняя конфигурацию, – из нее как будто выдавливало посты управления, похожие на грибовидные наросты. На одном из них сквозь мельчайшие поры вдруг начали проступать капельки маслянистой жидкости. Наркотик, несущий успокоение.

Нет. Не нужно. Не сейчас!

Корабль повиновался медленно и неохотно.

Маслянистые капли постепенно изменили цвет и запах. Питательная смесь, поддерживающая силы. Егора бил бесконтрольный озноб. Его шея напряглась, голова неестественно вывернулась, глаза закрылись, язык потянулся, слизнул несколько капель.

Нерв пылал желаниями. Он жаждал слиться с кораблем, войти в прямой контакт с его нейросетью, стать частью целого, раствориться в трансформациях плоти.

Нет! Рано!

Сознание резко прояснилось. Действие хондийских метаболических препаратов наступает мгновенно. Теперь организм Егора освободился от тяжкой необходимости вырабатывать не свойственные для человека химические соединения.