В жизни каждого человека случаются порой неожиданные события, способные роковым образом изменить жизнь.
Именно так произошло с Долли Карлайл, когда по пути из Лондона в Женеву она на одну ночь остановилась в Париже.
Долли не планировала эту остановку, а просто поддалась внезапному импульсу, вызванному тоской по Кэтлин и Джерри. Ей хотелось заглушить или хотя бы уменьшить чувство вины перед приемными родителями.
Их уже не было в живых, но, с теплым чувством вспоминая о том времени, когда они были вместе, Долли всегда украдкой смахивала слезы.
Так произошло и сейчас. Хлопнув дверцей такси, она замерла перед величественным фасадом отеля, в котором сорок лет назад останавливались Кэтлин и Джерри.
Это было поистине впечатляющее здание, как и подобает одному из самых престижных отелей Парижа.
Разглядывая замысловатую лепнину фасада, Долли прикусила губу, лихорадочно соображая, сколько же может стоить номер в таком отеле. Даже если она снимет самый скромный, это нанесет ощутимый удар по ее кошельку, но что сделано, то сделано. Она не собиралась останавливаться на полпути. Да и что значат деньги по сравнению с памятью о людях, которых она беззаветно любила!
Больше сорока лет назад Кэтлин и Джерри Карлайл провели в этом отеле три дня своего медового месяца. История всплыла, когда Долли, разбирая вещи Джерри, натолкнулась на пожелтевшую от времени открытку. Он хранил ее как свидетельство драгоценного прошлого.
Каждый человек должен разобраться со своим прошлым. Вот почему Долли отправилась в Женеву с остановкой в Париже. Она чувствовала, что должна отдать дань памяти людям, которые воспитали ее, как родную дочь, и выяснить наконец, существуют ли какие-то официальные сведения о ее настоящих родителях. А это можно было сделать в штаб-квартире Красного Креста в Женеве.
Некоторое время после смерти приемного отца Долли не предпринимала никаких шагов, не ощущая необходимости в подобных действиях. Но сейчас она надеялась, что таким образом сможет обрести покой, заглушить тоску по ушедшим близким и начать строить свою жизнь заново. А пока что будущее представлялось ей весьма туманно. Пока…
Возможно, следовало вновь заняться карьерой и продолжить занятия, которые она вынуждена была на время прервать, но вернуться к этому Долли еще не могла. Много месяцев ей пришлось ухаживать за умирающим Джерри, и теперь она чувствовала себя полностью опустошенной и обессиленной. После его смерти ей казалось, что у нее не осталось ничего — ни сил, ни желаний.
А что касается личной жизни… С тех пор как Грег Кендалл бросил ее, здесь тоже не было никакой перспективы. Он просто не выдержал сорванных из-за необходимости ухаживать за Джерри свиданий, извинений, оправданий… Но Долли пережила их разрыв довольно спокойно: она не была уверена, что любит Грега, да, по правде сказать, толком и не знала, что такое любовь, обладая весьма скромным опытом в этой области.
Конечно, она сожалела о Греге, но еще не утихшая боль утраты Кэтлин и переживания по поводу смертельной болезни Джерри были гораздо сильнее. Слишком многим она была обязана приемным родителям, чтобы без колебаний отдавать все свое время Грегу.
В результате ей уже стукнуло двадцать восемь, а у нее не было ни мужа, ни любовника, ни родителей, ни работы — ничего, что могло бы заполнить ее жизнь.
Однако этот отель на самом деле производит впечатление, подумала Долли не без иронии, ловя в огромных зеркальных окнах свое отражение. Тряхнув копной золотистых кудрей, она решительно направилась к дверям, но не успела перешагнуть порог, как тут же произошел первый маленький инцидент, который заставил ее усомниться, правильно ли она сделала, остановившись в Париже.
В тот момент, когда Долли появилась на пороге, толстяк-швейцар, стоявший у парадной двери, подобострастно расшаркивался перед какой-то стильной парочкой, спешившей к поджидавшему их лимузину. Его взгляд рассеянно скользнул по лицу девушки и неожиданно замер. Благожелательная улыбка мгновенно исчезла, и эта перемена была столь разительна, что Долли от неожиданности споткнулась. Швейцар окинул ее оценивающим взглядом и, похоже, пришел в полное замешательство, граничащее с шоком.
Наверное, что-то не в порядке с моей одеждой, пронеслось у нее в голове. Разумеется, застиранные джинсы и потрепанную кожаную куртку едва ли можно было назвать стильными, а кроссовки, пусть даже фирменные, выглядели и того хуже, но Долли всегда казалось, что это общепринятая униформа туристов. С другой стороны, ее одеяние и огромная матерчатая сумка вряд ли соответствовали уровню этого отеля.
Хотя, успокаивала себя Долли, если я заплачу за номер, у них не должно быть причин выдворить меня отсюда. Недоверие в округлившихся глазах толстяка-швейцара, должно быть, было следствием обыкновенного снобизма, и она решила попытаться обезоружить его ослепительной улыбкой.
Этот прием всегда срабатывал безотказно, хотя Кэтлин считала, что главный козырь Долли — волосы. Во-первых, их было очень много, этих неуправляемых кудрей и завитков, спадающих на плечи тяжелым каскадом, а необычный золотисто-абрикосовый оттенок подчеркивал матовую белизну кожи. Самой Долли ее лицо казалось весьма заурядным, но Кэтлин находила его эффектным, даже прекрасным. В аккуратных носике и рте не было ничего примечательного, зато глаза нежной эмалевой голубизны в сочетании с золотистой гаммой волос неизменно привлекали внимание окружающих.
Увы! На этот раз ее улыбка не возымела никакого действия. Напротив, швейцар казался еще более встревоженным. Долли задумалась, чем бы еще завоевать его симпатию, и решила продемонстрировать свой безукоризненный французский.
— Бонжур, месье, — сладко пролепетала она, демонстрируя великолепное произношение.
Врожденный дар к иностранным языкам давал ей возможность легко адаптироваться на новом месте, куда бы ни заносила ее судьба.
— Бонжур, мадам.
Никакого энтузиазма, констатировала Долли. Весьма формальный ответ. Ох уж эти французы! Она не стала уточнять, что «мадемуазель» ей больше подходит, нежели «мадам». Ее занимало другое: почему этот толстяк так занервничал при ее появлении.
Между тем швейцар жестом подозвал мальчика-посыльного, который тут же поспешил взять ее сумку. Что ж, по крайней мере в этом ей не было отказано.
Толстяк придержал дверь, пропуская Долли в холл. Она порылась в сумочке, намереваясь дать ему чаевые, но он, по-видимому, сочтя ниже своего достоинства что-то принимать от нее, отвернулся.
Стараясь подавить неприятное ощущение, Долли направилась в холл следом за посыльным. При ее приближении один из клерков за стойкой застыл как вкопанный. Сначала ей показалось, что он поражен чем-то, находящимся позади нее, но нет, его взгляд тут же остановился на ней. На этот раз это было не недоверие, а, скорее, ужас.
Да что происходит, в самом деле? — недоумевала Долли. Почему мое появление вызывает у всех подобную реакцию? Неужели я настолько плохо одета? Но если сейчас повернуться и уйти, то я не смогу выполнить задуманное!
Долли хотелось понять, что пережила здесь Кэтлин сорок лет назад, и потребность эта была настолько велика, что она упрямо продолжила свой путь, с любопытством оглядываясь по сторонам.
«Окунуться в золотистую дымку роскоши…» Эти слова Кэтлин даже спустя много лет соответствовали действительности. Мягкий желтый свет, который излучали бронзовые бра, теплой позолотой окрашивал холодный мрамор стен. Пол сверкал, а тяжелые роскошные люстры только усиливали эффект великолепия. Все здесь было именно так, как описывала Кэтлин, и сердце Долли дрогнуло.
Однако атмосфера роскоши в отеле не выходила за рамки хорошего вкуса. Она впитывала аромат богатства, ощутимый во всем, в том числе и в элегантности постояльцев, беспечно фланирующих по холлу. Среди них действительно не было никого в джинсах, пусть даже самых модных, а что касается кроссовок… Долли подозревала, что все эти господа скорее умерли бы, нежели позволили себе нечто подобное.
Да, признала Долли, я совершенно не вписываюсь в окружающую обстановку. Вероятно, в свое время Кэтлин и Джерри продумали свой гардероб, прежде чем приехать сюда, а мне это даже в голову не пришло! Но что сделано, то сделано. С какой стати я должна изменять себе? Все, что мне нужно, — это скромный номер на одну ночь. Я обязана завершить начатое дело и выполнить свою миссию.
Долли не видела причин, которые могли бы помешать ей осуществить задуманное. Возможно, это могло показаться кому-то сентиментальностью или капризом. Ну и что! Она так не считала, и этого довольно.
Мальчик-посыльный застыл с ее сумкой около стойки администратора. Оба — посыльный и клерк, который так перепугался при ее появлении, — не сводили с девушки встревоженных глаз.
Какого черта? — возмутилась про себя Долли. В конце концов, где ваше хваленое гостеприимство? Впрочем, мне нет дела до этих людей и их мнения о моей персоне. Им не удастся запугать меня, решила она, останавливаясь перед стойкой. Администратор, высокий худой мужчина с залысинами, с готовностью повернулся к ней. По-видимому, в его обязанности входило улаживать конфликты с «трудными» гостями.
— Я к вашим услугам, мадам, — произнес он, и Долли усмехнулась этой нарочитой любезности.
— Мне нужна комната на одну ночь. Только на одну, — сказала она, подчеркивая последнее слово и тем самым давая понять, что не собирается задерживаться здесь надолго. Может, это успокоит их?
Он заколебался, глядя мимо нее.
— У нас есть апартаменты…
Неужели он не догадывается, что я не из тех, кто может позволить себе дорогостоящие апартаменты? — подумала Долли.
— Мне нужен номер… просто обычная комната, — терпеливо пояснила она. — Вы хотите сказать, что у вас нет ничего подходящего?
Казалось, ее напористость напугала его, так как он поспешил заверить ее:
— О нет, мадам! Все, что вы пожелаете…
— Мне нужна самая дешевая комната, — во избежание ошибки почти по слогам произнесла Долли.
— Да-да, мадам, конечно… — кивнул служащий.
Он пододвинул Долли бланк регистрации, и она начала заполнять его, чувствуя, что одержала маленькую победу. Но почему здесь все величают ее «мадам»? Пока это оставалось загадкой, как и трепет, который она внушала этим людям.
Но сейчас не время раздумывать, сказала себе девушка. Я здесь, и это главное.
Просмотрев заполненный бланк, Долли поставила подпись и протянула листок администратору. Тот начал читать, и глаза его чуть не вылезли из орбит. Возможно, он удивлен тем, что я американка, а не француженка?
Но потом произошло нечто еще более странное. Скомкав бланк, администратор швырнул его под стол, словно тот был испорчен, а затем протянул ключ посыльному, суетливым и нервным жестом указывая на лифт.
Поведение администратора обескуражило Долли. Выросшая в атмосфере любви, она не привыкла, чтобы с ней обращались подобным образом.
Только из чувства собственного достоинства она не стала вступать в объяснения и решила не обращать внимания на подобные мелочи.
Девушка вздохнула и молча двинулась к лифту.
Ее глаза невольно остановились на паре, сидевшей за низким столиком и мирно о чем-то беседовавшей. Долли не слышала слов, но по артикуляции говоривших могла догадаться, что они говорят по-французски. Женщина — эффектная брюнетка в чем-то белом и, несомненно, дорогом — что-то оживленно рассказывала своему спутнику.
Пожалуй, он был даже еще более ослепителен, чем она, являя собой совершенный образец элегантности. Его высокий лоб говорил о незаурядном уме, нос был чуть длинноват, но красивой формы, а твердый волевой подбородок и необычайно чувственные губы завершали впечатление сильной личности. На первый взгляд казалось, что мужчина одет с удивительной непритязательностью, но на самом деле эта простота стоила не одну тысячу франков.
Что-то в этом человеке невольно привлекло внимание Долли, словно она когда-то знала его, хотя девушка понимала, что, если бы они хоть раз встречались прежде, она наверняка запомнила бы это. Ее охватило смутное, тревожное чувство, и она стала вглядываться в лицо незнакомца со все возрастающим интересом.
Наверное, он неплохо разбирается в искусстве и музыке, подумала Долли, к тому же знает толк в хороших винах и еде. Чуть-чуть насмешливый изгиб его бровей, казалось, говорил, что он испытывает удовольствие от беседы, а темные искорки, плясавшие в глазах, обещали сделать это удовольствие возможно более полным.
В едва заметном подрагивании его ноздрей читалась страстная натура, а в уголках красиво очерченных губ — остроумие. На вид ему было лет тридцать, и он излучал непреклонную уверенность победителя, которая приходит с годами успеха.
И вдруг странное чувство зависти к его спутнице охватило Долли. По-видимому, они что-то отмечали. В серебряном ведерке со льдом стояла бутылка шампанского, а два хрустальных бокала, наполненных искрящейся жидкостью, поблескивали в их руках. Может быть, это молодожены, предположила она, и сердце ее защемило при этой мысли.
Мужчина улыбнулся своей спутнице, и улыбка эта была такой неотразимой, что у Долли перехватило дыхание. Ее вдруг охватило страстное желание, чтобы прекрасный незнакомец улыбался ей, и только ей… Эта сумасбродная идея настолько завладела ее воображением, что она забыла обо всем на свете, так что ей пришлось сделать усилие, чтобы заставить себя наконец отвести взгляд от его лица.
Мальчик-посыльный нетерпеливо топтался возле лифта, поджидая ее.
В конце концов, подумала Долли, я вовсе не просила его об услуге и имею право делать, что хочу.
Мужчина и женщина, за которыми она наблюдала, были настолько поглощены друг другом, что никто из них не заметил ее пристального взгляда. Долли еще раз оглянулась на них, и в ней непонятно почему вспыхнула необъяснимая обида.
То, что случилось потом, вообще не поддавалось объяснению.
Мужчина вздрогнул словно от удара, отвернулся от своей спутницы, уставился на Долли и начал медленно подниматься со своего места. Его лицо исказила гримаса… чего? Что это было? Удивление, смущение, шок, чувство вины или, может быть, гнев?
Как в замедленной съемке, его рука поднялась в агрессивном жесте и бокал со звоном упал, разбрызгивая содержимое. Мужчина попытался поймать его, но наклонился слишком резко, так что стол покачнулся и все, что стояло на нем, полетело на пол — кусочки прозрачного льда, хрустальные бокалы, большая массивная пепельница… Из бутылки прозрачной струйкой вытекало шампанское.
Он на секунду отвел взгляд от Долли, глядя на то, что натворил, но тут же забыл обо всем и снова уставился на девушку. На этот раз она прочла в его глазах обвинение, адресованное именно ей. Как будто это она была во всем виновата, причем знала это так же хорошо, как и он сам.
Долли вдруг показалось, что все это уже было в ее жизни… Это было странное чувство, как будто она оказалась в другом измерении… Ее пульс участился, лоб покрылся испариной, а сердце стучало с такой силой, что отдавалось в висках. Она увидела, что брюнетка приподнялась и ухватилась за руку мужчины, пытаясь усадить его на место, и тут же почувствовала, как чья-то рука коснулась ее собственной. С трудом сбросив странное оцепенение, девушка обернулась и поняла, что это администратор, оставив стойку, подошел к ней.
— Ваша комната готова, мадам, — настойчиво произнес он. — Будьте любезны… Портье держит для вас лифт.
— О да, конечно. О'кей, — пробубнила Долли, не замечая, что перешла на английский, и нахмурилась.
Неужели это я стала причиной скандала, разразившегося в холле? Но почему? Отчего этот мужчина так смотрел на меня? Но мы никогда не были знакомы, и мне нет никакого дела до его роскошной брюнетки!
Мальчик-посыльный держал дверь лифта, а сумка Долли уже стояла в кабине. Когда она вошла внутрь, он покачал головой, кивнув в сторону холла.
— Да, досадное происшествие, — сказала Долли.
— Скандал, — пробормотал посыльный и нажал кнопку. Дверь бесшумно закрылась, наконец скрыв от них происходящее в холле. — Ужасный скандал, мадам! — добавил он с едва заметной ноткой осуждения.
Пока лифт плавно двигался вверх, Долли решила воздержаться от комментариев и не вступать в обсуждение происшедшего с мальчиком-посыльным, тем более что все еще продолжала дрожать, не в состоянии забыть странного взгляда незнакомца.