Линия времени

3.4

Пришлось прикрыть глаза, вспомнить свой детский дом. А потом, открыв глаза, взмахнула легко ладонью и раскрыла экран ровно по размеру монитора. На нём сразу отобразился мой детский дом в нынешнем времени.

— Это то, что сейчас, — сказала. — Ремонт сделали после моего выпуска.

Я не удержала кривой улыбки. Встала с кресла и показала жестом, чтобы Анхель присел.

— А теперь экспериментируем! Смотря на экран, захотите увидеть определённое время в прошлом.

Шеф хмурился, даже жилка вздулась на лбу. Потом ткнул пальцем в мой экран и картинка сменилась.

— Ну либо так, — улыбнулась. — Ещё попробуйте, чтобы тут я не стояла.

Мой живот выдал мои планы и громко заурчал. Шеф ещё дотронулся до экрана и мысленно отдал приказ показать события десятилетней давности. Потом ещё перемотал и кивнул мне.

— Всё слышно, спасибо.

Я сразу ушла на кухню. Не хотела пересматривать это ещё раз!

Анхель посмотрел на брата и перемотал до момента моего рождения. А потом в ускоренной перемотке смотрел, как от меня избавились. Брат сжал его руку, молча говоря, чтобы тот держал себя в руках. Меня достаточно быстро достали дети. Они видели, как хорошо одетая женщина положила в контейнер кулёк, и как только она достаточно далеко ушла, сразу побежали проверять.

— То, что она жива, не иначе как чудо, — сказал ему брат. — Мне вот только не понятно, как её смогли пронести через пропускной пункт того города?

Детвора, обнаружив новорождённого, опешила. Но сразу достали и со всех ног побежали к директору.

— Хм, я давно таких не видел, — сказал хрипло Анхель.

— Я тоже, думал они миф. Он же маг?

— Да, но он очень сильный тёмный маг, судя по косвенным признакам. Они добротой не страдают. А этот странный держит детский приют.

Директор у меня был необычный. Сильный тёмный маг, который вынужден содержать сиротский приют. Он никогда не говорил, как так получилось. Но к детям он относился хорошо. Строго, справедливо и никогда не обижал. Но если кто-то провинился, то его наказывали соответственно возрасту. Правда, все беспризорники старались хулиганить так, чтобы «папа» не узнал. В лицо мы его только «сер» или «господин директор» называли. А за глаза — «папочка». Он об этом знал, и мы видели, как этот суровый мужчина улыбался. Он был очень высоким, под два метра, но при этом худым и жилистым. Вдобавок он был очень сильным физически. И это он отучал нас не ругаться матом. Как он выразился: уехал на пару месяцев, а детвора нахваталась гадостей.

Меня директор сам выкармливал смесью и нянчил, пока я была совсем крохой. Как только я чуть-чуть подросла, он заметил, что мои глаза периодически меняют цвет на белый. Он начал меня подкидывать, и мне это понравилось, я хохотала.

— Хм, крылья не появляются, странно. Будь ты ангелочком, смог бы найти твою родню. А так я даже не знаю, что ты такое. Что-то смутно знакомое, пока только на краю сознания мысль крутится, — меня пощекотали по рёбрам, я пищала-смеялась. — Нравится? Хохотушка маленькая. Пошли посмотрим, что сегодня повара готовят.

На кухне работали оборотни. Мне сразу вручили варёную морковку, которую я мигом запихнула в рот.

— Это то, что нам прислали? — холодно спросил директор.

— Да, сер. Три мешка крупы и три макарон. И несколько мешков разных овощей, мальчишки перебирают и складывают на хранение. Мяса в этот раз не прислали.

— Я их прокляну.

— Тогда не поставщиков, а тех, кто это нам выписывает, — вздохнула кухарка. — Они ж воруют безбожно! Может, малышка тоже пусть идёт овощи перекладывает?

— Таи, ей меньше года. Сейчас она может только грызть всё, что видит. И её не смутит, что они не мытые, погрызёт всё, что попадёт в рот.

— Разбалуешь ты её, — сказала женщина, поджав губы.

— Я и разбалую? — хмыкнул мужчина. — Что-то новенькое.

— Чего ж тогда столько на руках таскаешь? Пусть сидит в детской и привыкает, что никому не нужна.

— Она и так сидит с вечера до утра в своей кровати и орёт. Думаешь, я не знаю, что к ней нянечки подходят только утром? А в семь вечера укладывают на сон. А потом запрещают всем её трогать и успокаивать.

Анхель перемотал на вечер. Меня поставили в кроватку, я категорически не хотела ложиться и пыталась выбраться из «заточения». Но пока силёнок не хватало преодолеть высокое заграждение. Уже не орала, зная, что бесполезно, и мои слёзы никого не трогают. Попыталась ещё выбраться и, когда силы закончились, уснула.

— Маленькая такая, — сказал тихо Анхель.

Он перемотал на несколько лет вперёд. Директор уже знал, что я умею видеть прошлое, и заставлял много бегать, прыгать, учил меня подтягиваться и отжиматься. Бегали мы с беспризорниками босиком. Причём босиком мы ходили до самых морозов. И только когда уже ноги начинают примерзать к земле, нам выдавали обувь, но и то она была лёгкая, чисто чтобы ноги не примерзли к земле.

— А мы удивляемся, чего это она в лёгкой куртке щеголяет. У неё такая закалка, — хмыкнул Дэймон.

А нас заставляли заниматься спортом при любой погоде. В той обуви, что была, бегать было сложно, было скользко. Но зимой нам выдавали лопаты, и мы откапывали территорию, и порой это заменяло бег. По крайней мере на те дни, когда откапываем. Другие упражнения мы делали в помещении. Нас даже драться учили. Но для этого мы бегали в специальную школу, и там уже было деление по возрастам. Дети из обычных семей нас дразнили из-за одежды, мол, ходим в обносках. И в пару с нами не любили вставать. Колотили мы своих обидчиков хорошо.

Анхель с Дэймоном успели просмотреть и мою жизнь в детском доме, и поступление в университет, и подкаты препода по физре, прежде чем экран исчез.

— А где Лина? — спросил он у подчинённых.

— Только что вышла из зала, — ответила Катя. — Она с моими пошла кого-то ловить. Меня принципиально оставили, чуть не подралась с ней.

— Хм, ясно. Значит, был повод тебя оставить.

— Она сказала, некогда мне всё показывать и чтобы сидела здесь до их возвращения. А что вы смотрели?

— Её детство, — сказал Анхель задумчиво. — И не сломалась ведь.

— Думаю, слабые в той дыре просто не выживали.