Сад принцессы Сульдрун. Лионесс. Том I

Глава 8

Убеленный сединами король Тройсинета Гранис, тощий и костлявый, был грубоват и резок даже в те дни, когда дела шли хорошо; столкнувшись с затруднениями, он сотрясал воздух ругательствами и проклятиями. Всю жизнь он надеялся, что на свет появится наконец его сын и наследник, но королева Боадилия родила ему, одну за другой, четырех дочерей, каждый раз вызывая этим громогласные и продолжительные сетования супруга. Первую дочь звали Лорисса, вторую – Этель, третью – Фернисте, четвертую – Байрина. Дальнейших детей у Боадилии не было, и предполагаемым наследником тройского престола стал брат Граниса, принц Арбамет. Второй брат короля, принц Осперо, отличавшийся сложным характером и не слишком крепким здоровьем, не только не стремился царствовать, но и не выносил придворную жизнь с ее церемонными манерами и неискренней атмосферой – настолько, что почти не выезжал из Родниковой Сени, своей усадьбы посреди Сеальда, внутренней равнины Тройсинета. Супруга Осперо, Айнора, умерла при родах, подарив принцу единственного сына, Эйласа, со временем выросшего в ладного широкоплечего молодца среднего роста, скорее жилистого и подтянутого, нежели мускулистого, сероглазого, со светло-коричневыми волосами, коротко подстриженными под горшок.

Оправдывая свое наименование, Родниковая Сень расположилась в приятной роще на берегу пруда Джанглин – маленького озера между северными и южными холмами; к западу от усадьбы открывались просторы Сеальда. Когда-то здесь была крепость, призванная охранять земледельцев Сеальда от горских набегов, но с тех пор, как из ее ворот выезжали карательные вооруженные отряды, прошло больше трехсот лет, и оборонительные сооружения превратились в живописные развалины. Оружейный склад оприходовали кузнецы, изготовлявшие мотыги и подковы, и никто уже не помнил, когда и по какому случаю в последний раз поднимали разводной мост. Приземистые круглые башни стояли на самом берегу, наполовину в воде; высокие деревья раскинули ветви над их коническими черепичными крышами.

Весной над заливным лугом собирались стаи черных дроздов, и вороны кружились в небе, оглашая холмы пронзительными троекратными выкриками: «Карр-карр-карр!» Летом пчелы гудели в кронах тутовых деревьев, в воздухе пахло тростником и мокрой ивой. По ночам в лесу перекликались кукушки, а утром ручьевая форель и лосось набрасывались на наживку, как только она касалась воды. Осперо, Эйлас и частые гости ужинали под открытым небом на террасе, любуясь величественными закатами, разгоравшимися и тускневшими над зеркалом Джанглина. Осенью лес ярко желтел и краснел, а закрома полнились урожаем. Зимой огонь пылал во всех каминах, и белый солнечный свет отражался в Джанглине алмазными искрами – а форель и лосось держались ближе ко дну, отказываясь брать наживку.

Осперо проявлял скорее поэтические, нежели полезные в практическом отношении наклонности. Его почти не интересовали ни события в Миральдре, королевском дворце, ни война с Лионессом. Грамотей и собиратель редкостей, Осперо заботился об образовании сына, пригласив в Родниковую Сень знатоков, пользовавшихся высокой репутацией; Эйласа учили математике, астрономии, музыке, географии, истории и литературе. Принц Осперо не слишком хорошо разбирался в боевых приемах и поручил эту часть образования Эйласа своему бейлифу Тоунси, ветерану многих военных кампаний. Эйлас научился стрелять из лука и владеть мечом; кроме того, Тоунси, побывавший в плену у галисийских разбойников, обучал его малоизвестным на Старейших островах и требовавшим цирковой ловкости приемам метания ножей.

«Бросаться ножами нехорошо и не подобает благородному рыцарю, – наставлял принца старый бейлиф. – Но это последнее средство в отчаянном положении, когда ты вынужден убивать, чтобы свалиться в постель, а не в могилу. Брошенный нож застает противника врасплох на расстоянии до десяти ярдов; на большем расстоянии лучше пользоваться луком или арбалетом. В тесной схватке, особенно в закрытом помещении, несколько ножей за поясом – самые надежные союзники.

Опять же, я предпочитаю короткие мечи длинным и тяжелым, какими обычно орудуют всадники. Коротким мечом я за полминуты разделаюсь с рыцарем в латах, размахивающим своей наточенной кувалдой. Ловкость и подвижность всегда берут верх над грубой силой. Давай-ка, подними двуручный меч и попробуй разрубить меня пополам!»

Эйлас с сомнением взвесил на ладонях массивное оружие: «Тоунси – что, если я действительно снесу тебе голову? Ты не обидишься?»

«Бойцы пострашнее тебя пытались это сделать – а я все еще расхаживаю тут, как павлин, и распускаю хвост. Меньше болтай, нападай!»

Эйлас нанес удар сверху – меч соскользнул в сторону. Он попробовал еще раз – Тоунси сделал круговое движение, и меч вылетел у Эйласа из рук. «Еще раз! – сказал бейлиф. – Смотри, как это делается. Ты встречаешь меч противника под небольшим углом и сразу увеличиваешь угол, одновременно отходя в сторону. Противник размахивается изо всех сил и налегает всем своим весом. Для него меч превращается в неуправляемый снаряд, а ты резко изменяешь направление его движения, и он больше не может его удержать. Ты делаешь выпад, прицелившись в щель между пластинками брони – и противник прощается с жизнью».

«Полезный прием, – одобрил Эйлас. – Нужно будет его попробовать, когда горцы опять придут кур таскать».

«Ха! Ты не сможешь всю жизнь отсиживаться в отцовском замке. Король воюет вовсю. А ночных воришек предоставь мне. Продолжим, однако. Допустим, ты решил прогуляться по закоулкам Аваллона и зашел в трактир выпить чарку вина. Со скамьи поднимается здоровенный детина, обвиняющий тебя в изнасиловании его жены. Он выхватывает кинжал и накидывается на тебя. В тот же момент ты вынимаешь нож и бросаешь его! Вот так! Одним плавным движением! Ты делаешь шаг вперед, вынимаешь нож из шеи негодяя и вытираешь лезвие о рукав. Если ты действительно развлекался с женой болвана, истекающего кровью на полу, тебе придется с ней распрощаться. Вся эта история основательно испортила тебе настроение. Но из-за спины к тебе подкрадывается муж другой красотки. Не зевай!» – так продолжалась лекция Тоунси.

В завершение ветеран кабацких потасовок даже расчувствовался: «Я считаю нож самым изящным оружием. Острый нож не просто убивает – он красиво летит и глубоко втыкается. При метком попадании радостно сжимается черствое сердце солдата».

С наступлением весны, на восемнадцатом году жизни, Эйлас угрюмо, не оглядываясь, оседлал коня и уехал из Родниковой Сени. Сначала дорога тянулась вдоль окружавших пруд болотистых лугов, а затем пересекла равнину Сеальда и стала подниматься в холмы, к перевалу Лешего. Там Эйлас развернулся, чтобы взглянуть на панораму Сеальда. Вдали – там, где еще серебрился отблеск пруда Джанглин – темное пятно купы деревьев скрывало приземистые башни Родниковой Сени. Минуту-другую Эйлас сидел, не двигаясь с места и запоминая картину дорогих его сердцу, знакомых, отныне покинутых мест – слезы навернулись ему на глаза. Встрепенувшись, он дернул поводья и повернул коня в заросшую густым лесом расщелину перевала, а оттуда стал спускаться по долине Каскадной реки.

Уже в вечерних сумерках он увидел впереди отблеск пролива Лир и вскоре прибыл в Ведьмину гавань за Туманным мысом. Эйлас сразу направился в трактир «Морской коралл» – хозяин хорошо его знал. Там ему подали добротный ужин и отвели удобную комнату с чистой постелью.

С утра он продолжил путь на запад по прибрежной дороге, а после полудня уже подъезжал к Домрейсу. Эйлас придержал коня на возвышенности за окраиной, откуда открывался вид на город. В этот ветреный день воздух казался удивительно прозрачным, как линза, четко передающая мельчайшие детали. Гавань огибал так называемый Абордажный Крюк – каменистая коса с белой бородой пенящегося прибоя. В основании Абордажного Крюка возвышался замок Миральдра, цитадель короля Граниса с длинным парапетом, тянувшимся до маяка в конце отмели. Первоначально служившая не более чем сторожевой башней, по прошествии многих веков Миральдра обросла удивительным собранием пристроек: залами, галереями и дюжиной других башен самых разнообразных форм, низких и высоких.

Спустившись с холма, Эйлас проехал мимо Палеоса – посвященного Гее храма, где пара двенадцатилетних девственниц в белых хламидах все еще поддерживала священный огонь. Подковы коня с неожиданной громкостью застучали по булыжной мостовой: Эйлас оказался в городе. Мимо лавок и таверн с узкими фасадами, мимо портовых причалов, где стояли на якоре два десятка кораблей, он выехал на мощеную насыпь, поднимавшуюся к королевскому замку.

Над головой угрожающе нависли высокие наружные стены. Они казались почти чрезмерно массивными, а стрельчатый вход, обрамленный двумя барбаканами – непропорционально маленьким. Два стражника, в каштановых с серым мундирах Миральдры, в полированных серебряных шлемах и ярких серебряных кирасах, стояли в парадной позе «вольно», наклонив алебарды. Кто-то уже узнал Эйласа, выглянув из амбразуры барбакана; герольды протрубили приветствие. Когда Эйлас приблизился к въездной арке, стражники выпрямились, поставили алебарды вертикально и отдали честь.

Во внутреннем дворе Эйлас спешился и передал поводья конюху. Навстречу уже выходил сэр Эсте, толстяк-сенешаль – судя по жестикуляции, встревоженный и удивленный: «Принц Эйлас! Неужели вы приехали без свиты, без охраны?»

«Я хотел проехаться в одиночку, сэр Эсте».

Сенешаль, известный склонностью изрекать афоризмы, поделился очередным наблюдением по поводу человеческой природы: «Достопримечательно, что именно те, кого судьба облагодетельствовала всеми преимуществами благородного происхождения и высокого положения, с готовностью пренебрегают этими преимуществами! Можно подумать, что они воспринимают щедрые дары Провидения как нечто само собой разумеющееся, и замечают только их отсутствие! Поистине непостижимо!»

«Надеюсь, вы здоровы и пользуетесь своими преимуществами?»

«В полной мере! Если хотите знать, в глубине души я боюсь пренебрегать какой-либо из моих ничтожных привилегий – Провидение может обидеться на то, что я их не ценю, и отнять все разом! Пойдемте, я вас устрою поудобнее. Сегодня король в отъезде; он осматривает в устье Ардля новый корабль – говорят, быстрый, как птица». Сенешаль подал знак лакею: «Проведите принца Эйласа в его апартаменты, приготовьте ему ванну и выдайте ему костюмы, предписанные придворным этикетом».

Вечером того же дня король Гранис вернулся в Миральдру. Эйлас встретился с ним в Большом зале; они обнялись.

«Как поживает ученый брат мой, Осперо?» – спросил король.

«Отец редко выезжает из Родниковой Сени. Жалуется, что от прохладного ветра у него першит в горле. Он быстро устает, и у него начинается такая одышка, что я опасаюсь за его жизнь».

«А! Осперо вечно болеет, всегда был такой. Ты, однако, выглядишь молодцом!»

«Государь, рад видеть, что вы тоже не можете пожаловаться на здоровье».

«Что правда, то правда, племянник – позволь поделиться с тобой маленьким секретом. Каждый день – примерно в это время – я выпиваю пару чарок доброго красного вина. Оно оживляет кровь, обостряет взор, очищает дыхание и придает твердость известному члену. Чародеи днем с огнем ищут эликсир жизни, а он тут как тут, у них перед носом. Но мы их не посвятим в нашу тайну, не так ли?» Король хлопнул Эйласа по спине: «Пошли, малость подкрепимся!»

«С удовольствием, ваше величество».

Гранис привел племянника в гостиную, увешанную знаменами, гербовыми щитами и военными трофеями. В камине пылал огонь; король грелся, потирая руки, пока слуга наливал вино в серебряные кубки.

Жестом пригласив Эйласа сесть в кресло у камина, король сам опустился в кресло напротив: «Я вызвал тебя в Миральдру неспроста. Как принцу королевской крови, тебе пора познакомиться с государственными делами. Единственный неизменный факт нашего зыбкого существования заключается в том, что под лежачий камень вода не течет. В этой жизни каждый ходит на ярмарочных ходулях – если не прыгать из стороны в сторону и не заставлять других уворачиваться, тебя живо повалят! Защищайся – или умри! Беги – или тебя втопчут в грязь!» Король Гранис залпом опустошил кубок с вином.

«Таким образом, безмятежное спокойствие Миральдры – не более, чем иллюзия?» – предположил Эйлас.

Гранис мрачно усмехнулся: «Спокойствие? Мне никогда не дают покоя. Мы воюем с Лионессом, с подлым королем Казмиром. Как маленькая пробка огромной бочки, мы сдерживаем лавину, готовую затопить все острова. Не скажу, сколько кораблей патрулируют берега Лионесса: это военная тайна, которую рады были бы узнать шпионы Казмира – не меньше, чем я рад был бы узнать, сколько у меня во дворце шпионов Казмира! Они повсюду, как мухи на скотном дворе. Только вчера повесил парочку – их трупы еще болтаются на Сигнальном холме. Естественно, я тоже нанимаю шпионов. Когда Казмир спускает на воду новый корабль, меня извещают – мои агенты поджигают его, пока он не вышел из гавани, а Казмир скрипит зубами от ярости так, что у него кровь идет из десен. Так продолжается наша война: мы оба в тупике, покуда ленивому королю Одри не взбредет в голову вмешаться».

«И что потом?»

«Что потом? Битвы и кровопролития, тонущие корабли и горящие замки. Казмир проницателен и гораздо лучше умеет приспосабливаться к обстоятельствам, чем может показаться с первого взгляда. Он мало рискует, пока у него нет шанса обыграть всех сразу. Он еще не может напасть на нас в одиночку, и его мысли заняты Ульфляндией. Он попытался приманить герцога долины Эвандера, но тот сорвался с крючка. Теперь отношения между Казмиром и Карфилиотом можно в лучшем случае назвать „взаимно вежливыми“».

«И каким же будет его следующий шаг?»

Король Гранис сделал неопределенный жест: «В конечном счете, если мы будем его сдерживать достаточно долго, Казмиру придется заключить с нами мир – на наших условиях. Тем временем он всячески изворачивается и подкапывается, а мы стараемся угадать, что у него на уме. Мы складываем вместе, как кусочки мозаики, сообщения наших шпионов, и пытаемся представить себе мир таким, каким он выглядит из Хайдиона. Ладно, не будем больше говорить об интригах и заговорах. Где-то рядом околачивается твой кузен Трюэн – необщительный, даже слишком замкнутый юнец; будем надеяться, однако, что он достаточно умен, так как в один прекрасный день, если ситуация не изменится, ему предстоит стать королем. Пойдем-ка в трапезный зал – не сомневаюсь, что там мы найдем еще кувшин-другой этого превосходного волюспийского!»

За ужином Эйласа усадили рядом с принцем Трюэном, уже повзрослевшим и превратившимся в плотного, угрюмо-красивого молодого человека с тяжеловатыми скулами и круглыми темными глазами, разделенными длинным аристократическим носом. Трюэн тщательно одевался так, как подобало его рангу – по-видимому, он не раз уже подумывал о том, что после смерти отца, принца Арбамета, ему предстояло унаследовать тройский престол.

Как правило, Эйлас не воспринимал Трюэна всерьез, чем вызывал раздражение кузена, погружавшегося в недовольное молчание. На этот раз, однако, Эйлас решил воздержаться от насмешек, так как стремился узнать как можно больше о происходящем в столице, и Трюэн с готовностью принялся просвещать деревенского родственника.

«Воистину рад видеть, что ты наконец расстался с Родниковой Сенью, где время проходит, как во сне!» – заявил Трюэн.

«У нас мало неожиданностей, – согласился Эйлас. – На прошлой неделе кухарка пошла в огород нарвать зелени, и ее ужалила пчела. В последнее время это было самое заметное событие».

«В Миральдре все по-другому, уверяю тебя! Сегодня мы инспектировали большой новый корабль. Надеюсь, он приумножит мощь нашего флота, и у Казмира вскочит новый чирей на заднице. Он хочет заключить союз со ска и подговорить их к совместному нападению на нас, представляешь?»

«Кому охота связываться со ска?»

«Вот именно. Думаю, у Казмира кишка тонка, и он бросит эту затею. И все же, мы должны быть готовы к любому развитию событий – в совете я постоянно подчеркиваю это обстоятельство».

«Расскажи о новом корабле».

«Ну, по конструкции он напоминает суда из южных аравийских морей. Широкий на уровне палубы, но быстро сужающийся к ватерлинии корпус делает его одновременно подвижным и устойчивым. Две короткие мачты; каждую примерно посередине пересекает длинная рея. Один конец реи закрепляется на палубе, а другой высоко поднимается, что позволяет улавливать верховой ветер. Такой корабль может резво бежать по волнам даже в почти безветренную погоду, в любом направлении. На носу и на корме установят катапульты и прочие снаряды – на тот случай, если придется защищаться от ска. Король хочет – учти, это секретные сведения! – чтобы в кратчайший срок после пробного плавания я отправился в путь; мне поручена важнейшая дипломатическая миссия. Пока что не могу вдаваться в подробности. А ты зачем приехал в Миральдру?»

«Меня вызвал король».

«С какой целью?»

«Я и сам толком не знаю».

«Что ж, посмотрим, посмотрим! – благосклонно и величественно произнес Трюэн. – Я замолвлю за тебя словечко на следующем совещании с его величеством. Это может способствовать твоему продвижению и в любом случае не помешает».

«Очень любезно с твоей стороны», – ответил Эйлас.

На следующий день Гранис, Трюэн, Эйлас и несколько приближенных короля выехали кавалькадой из Миральдры и промчались по мостовым Домрейса, направляясь к укрепленной верфи в устье Бешеной реки, в двух милях к северу от города. Всадники проехали под охраняемыми подъемными воротами и, спешившись, прошли по подмостям на козлах к небольшой бухте, незаметной с моря благодаря излучине реки.

«Мы хотели бы, чтобы никто не знал о новом корабле, – объяснял король Эйласу, – но шпионы не принимают во внимание наши пожелания. Они спускаются с гор по ночам и смешиваются с толпой корабельных плотников. Иные прибывают на лодках, другие даже вплавь! Мы знаем только о тех шпионах, которых ловим – но тот факт, что мы их ловим все чаще, означает, что их становится все больше. Казмир явно не находит себе места от любопытства… А вот и корабль! Сарацины называют суда такого типа „фелуками“. Заметь, какая низкая осадка! Корпус по форме напоминает рыбу и рассекает волны, почти не оставляя попутную струю. Работники уже устанавливают мачты, – Гранис указал на шест, подвешенный к подъемной стреле. – Мачта из строевой ели, легкая и упругая. А вот лежат реи: каждая из нескольких еловых шестов, сращенных наискось, склеенных, стянутых железными хомутами и просмоленных. Получаются очень длинные брусья, сужающиеся на концах. Лучших мачт и рей нет на свете, уже через неделю мы их проверим. Корабль будет называться „Смаадра“, по имени битне-сказийской богини моря.11 Давай-ка взойдем на борт».

Гранис возглавил процессию, направившуюся в кормовую каюту: «Не так удобно, как на торговом судне, но места достаточно. Вы садитесь здесь, – старый король указал Трюэну и Эйласу на скамью. – Стюард, позовите сэра Фэймета; можете также подать нам что-нибудь выпить и закусить». Гранис уселся за стол и воззрился на двух молодых людей так, будто впервые их увидел: «Трюэн, Эйлас! Теперь слушайте меня всеми четырьмя ушами. Вам предстоит отправиться в путь на „Смаадре“. Обычно новый корабль тщательно проверяют в нескольких пробных плаваниях, испытывая надежность всех его частей. Мы проведем такие испытания, но со всей возможной расторопностью».

В каюту вошел сэр Фэймет – крепко сложенный седой вояка с лицом, словно высеченным из неровного камня. Он коротко поклонился королю и тоже уселся за стол.

Гранис продолжал: «На днях я получил сообщение из Лионесса. Похоже на то, что король Казмир, извиваясь и шипя, как раненая гадюка, отправил тайную делегацию в Скаган. Он надеется на помощь флота ска – по меньшей мере на защиту лионесских войск во время высадки в Тройсинете. Пока что ска не взяли на себя никаких обязательств. Казмир и ска, разумеется, не доверяют друг другу; каждая из сторон рассчитывает приобрести преимущество при первой возможности. Очевидно, однако, что Тройсинету угрожает нешуточная опасность. Если нам нанесут поражение, Старейшие острова будут порабощены – либо безжалостным Казмиром, либо еще более безжалостными ска».

Трюэн весомо вставил: «Тревожные вести!»

«Несомненно – и нам надлежит принять меры предосторожности. Если „Смаадра“ хорошо себя покажет, немедленно начнется строительство еще шести таких же кораблей. Кроме того, я хотел бы оказать на Казмира давление, как военное, так и дипломатическое – хотя в этом отношении трудно надеяться на успех. И все же – попытка не пытка! С этой целью я намерен как можно скорее отправить на „Смаадре“ послов – сначала в Даот, Блалок и Помпероль, затем в Годелию и, наконец, в Южную Ульфляндию. Командовать кораблем будет сэр Фэймет, а вы, Эйлас и Трюэн, станете его помощниками. Я поручаю вам эту миссию не для того, чтобы вы укрепляли здоровье, развлекались или удовлетворяли тщеславие; я хочу, чтобы вас научила жизнь. Ты, Трюэн – мой наследник. Тебе следует многому научиться – как в области морского военного дела, так и в том, что касается дипломатии и понимания образа жизни, характера и обычаев других народов Старейших островов. То же относится и к Эйласу – он обязан оправдать свое высокое положение и княжеские привилегии отличной службой на благо тройского государства».

«Государь, я сделаю все, что смогу», – пообещал Эйлас.

«Можете на меня положиться!» – эхом отозвался Трюэн.

Король Гранис кивнул: «Хорошо: ничего другого я не ожидал. Зарубите на носу, что на всем протяжении этого плавания вы подчиняетесь капитану, сэру Фэймету. Внимательно слушайте его и перенимайте его бесценный опыт. Он не нуждается в ваших советах – будьте добры, держите свои мнения и замечания при себе, пока капитан сам не предложит вам их высказать. По сути дела, в этом плавании вам надлежит забыть о том, что вы – высокородные принцы, и вести себя подобно кадетам, неопытным новичкам, прилежно приобретающим необходимые знания».

Трюэн недовольно буркнул: «Не могу не подчиниться королевской воле. Тем не менее, у меня сложилось впечатление…»

«Замени его другими впечатлениями. А ты, Эйлас, что скажешь?»

Эйлас не мог удержаться от ухмылки: «Прекрасно вас понимаю, государь. Постараюсь учиться со всем возможным прилежанием».

«Превосходно. А теперь, пока я тут совещаюсь с сэром Фэйметом, идите прогуляйтесь по палубе».