Лионза Луане, том 1

Храм Сокровенных Желаний

— Трррахать! Тррррахать!

— Хать! Хать! Хать! — отражалось от стен древнего храма.

— Заткнись, проклятая птица! — гаркнула ведьма. Ветер раздувал её длинные седые волосы, что выбились из-под капюшона старого плаща. Длинный острый нос был похож на клюв старого ворона, что сидел на её плече. Она стояла посреди огромного, некогда величественного зала, у полуразрушенного алтаря. Столько лет поисков, проб, ошибок. Ещё эти проклятые драконьеры всегда на хвосте. Но теперь это не важно. Скоро она получит своё. Всякий жаждущий всегда получает то, что хочет. Это непреложный закон. И она, Рагенильда Темнорожденная, наконец добилась своего. Пусть на это ушло почти семьдесят лет. Но теперь это не важно.

Она безмолвно застыла перед алтарем. Вернее, колодцем. Да, это было немного странно. Рагенильда ожидала, что увидит нечто величественное, вроде огромного черного алтаря Бертегизела, украшенного оскаленными черепами. Но в Храме Сокровенных Желаний все было иначе. Несмотря на то, что храм был столь огромен, будто построен ограми, алтарь был просто небольшим круглым колодцем, выложенным камнем. Он находился в самом центре залы, на полу которой была выложена карта мира. Колодец находился в самом её центре. Вернее, те кто рисовали эту карту, полагали, что центр мира находится вовсе не в городе Кра-Акен, а здесь, в пустошах Пограничных марок, что лежали между Цивилизованными королевствами и зверо-княжествами. Для всякого картографа это было бы нелепо, но для Рагенильды это было правдой. Её поиски заканчивались здесь. Это был центр её личного мира.

Ведьма сунула руку в котомку и достала потемневшую серебряную монету. Рука немного дрожала. Может старческое, а может волнение. Немудрено, все что осталось сделать это сказать слова древней молитвы и бросить эту монету в глубину колодца. Вроде бы так просто: сказать слова и бросить монету. Но чего стоило Рагенильде сначала узнать об этом храме, потом узнать слова нужной молитвы. Сложнее всего было с монетой. Какая попало не подходила. На ней должны были быть особые священные символы, сама монета должна была быть отчеканена из оскверненного демоном серебра. Но и это не всё: монете надо было приносить жертвы, обагрять раз за разом её в крови. Чем больше людей будет принесено в жертву, тем более могущественное и масштабное желание способна исполнить монета. Рагенильда всегда была последовательна и старательна. Своей монете она принесла полторы тысячи жертв. Богатых, бедных, людей, эльфов, гномов, даже лесных орков и одного горного дракона. Именно тогда ей заинтересовались эти проклятые рыцари Света. Ей даже пришлось принести одного, самого пронырливого в жертву. Сколько воспоминаний. Она потратила почти всю жизнь, чтобы сейчас этот колодец исполнил её самое заветное желание. Оно того стоило.

— Тррррахать! Трррахать!

— Захлопни клюв!

Рагенильда со злостью взмахнула крючковатой палкой, стараясь ударить ворона. Но тот увернулся тяжело махая черными крыльями. Ведьма едва не выронила монету. Конечно, её старый ворон Фиакр всегда говорил одно и то же похабное слово. Это её не смущало, Рагенильда все-таки не монашка, что заливается румянцем от слова «Задница». Просто сейчас его похабное карканье сбивало её торжественный и радостный настрой. Трахать. Все это суета, достижение цели — вот, что дает истинное наслаждение. В последний раз Рагенильда делала это полвека назад с обдолбанным следопытом. Не самые приятные воспоминания. Рагенильда представила эту сцену живо, словно она произошла с ней только что.

***

Это было сразу после первой жертвы, совсем юного паренька, что неосмотрительно согласился разделить ужин с одинокой путницей в лесу. Ведьма до сих пор помнила выражение его глаз, когда она вонзила ему кинжал под ребро. Это было искреннее удивление. Он ожидал от своей случайной знакомой чего угодно, только не этого. А зря. Но тогда она плохо умела избавляться от тел. Она просто закидала его сухими ветками и подожгла. Но тело не сгорело, лишь слегка подрумянилось. А по её следу пошли опытные эльфы-следопыты, ведь парень оказался внебрачным сыном местного лорда. И один из следопытов настиг её спустя несколько дней на Северо-Западном тракте. Это был очень странный и неприятный тип. От эльфа у него были только длинные остроконечные уши. Все прочее — от пьяного скота. Грязного, заросшего неряшливой бородой, с гнилыми зубами и глазами, блестящими от эльфийской настойки, которая позволяла бодрствовать несколько дней подряд.

— Наконец, я тебя догнал, маленькая дрянь! — сказал он, пахнув на неё смрадом изо рта. Раге выхватила кинжал, но он перехватил руку, вывернул так, что в запястье что-то хрустнуло.

— Ах ты, сучка… — сказал он, продолжая выкручивать ей руку. Он прижимал её к огромному дубу, раздвигая ноги коленом.

— За твою голову назначена щедрая награда, — шептал он ей в самое ухо, — но только за голову… Все остальное лорда мало волнует. Потому меня ждет двойная награда. Я буду тебя трахать… трахать… трахать. Снова и снова, пока не заполню все твои грязные дырки… Как тебе такая мысль, сучка?

Раге пыталась отвернуться, только чтоб не чувствовать этот ужасный запах, но он не давал этого сделать. Вот бы сейчас появился Элиассар и унес её прочь на своих могучих кожистых крыльях… Но чудес не бывает. Следопыт задрал её платье, схватил за ягодицы и грубо овладел ей, прижимая к стволу дерева. Его короткий толстый член напористо таранил её, причиняя даже не боль, а что-то тревожно-неприятное. Это можно было стерпеть, что нельзя сказать о вони изо рта и гнусном бормотании:

— Я буду тебя трахать… трахать… трахать… пока не польется изо всех щелей…

Он видимо очень распалился, Рагенильда с ужасом почувствовала, как его мерзкий отросток становится все горячее и горячее, как он начинает пульсировать, чтобы осквернить её своим липким семенем. Но он неожиданно закричал. И это явно был не крик наслаждения. В его волосы и глаза вцепился Фиакр. Рагенильда не теряла времени. Она схватила выпавший кинжал левой рукой и нанесла удар в сердце. Так уж вышло, что ведьма одинаково хорошо владела обеими руками.

Она обессиленно опустилась у остывающего тела. Кровь толчками выходила из раны на груди, короткий член продолжал раскачиваться. Ей на плечо сел Фиакр и закаркал, противно передразнивая интонации мертвеца:

— Тррррахать! Тррррахать!

— Заткнись… — сказала ему Рагенильда и достала монету. Нужно было быстро провести обряд, пока кровь была еще свежей.

***

Рагенильда подошла к колодцу и заглянула в него. Темнота. Древние верили, что этот колодец не имеет дна, ведет в самые глубины Подземного мира. И те самые желания выполняет тот, кто породил все темное, что есть в мире. Вампиров, демонов, личей, даже самого Бертегизела. Даже саму Смерть… Она стала произносить нараспев слова давно забытой в этом мире молитвы. Они отражались от стен колодца, напоминая воронье карканье. Фиакр внял её просьбам заткнуться и сейчас не сводил своих черных глаз-бусинок с зажатой в руке ведьмы монеты. Как всякую глупую птицу, его завораживал блеск серебра.

Рагенильда произнесла последнее слово и протянула руку над бездной. Ладонь покрылась холодным потом, в грудь ведьмы словно вонзилась огромная сосулька. Было страшно, но в тоже время так возбуждающе. Ещё мгновение и она воочию увидит его. Элиассара…

Свист. Руку ведьмы обожгла резкая боль. Монета выпала, но только не в колодец, а в сторону от него, покатилась по полу, с задорным металлическим звоном, которому вторило эхо.

Раге тупо посмотрела на свою истекающую кровью руку, металлический обруч с остро заточенной кромкой, который её ранил и потом в ту сторону, откуда он прилетел. В проходе стояла краснокожая молодая женщина с зелеными глазами. На пальце она крутила ещё один обруч. А рядом с ней стоял, скаля зубы и хлестая себя хвостом, леопард. На груди незнакомки блестел серебром самый ненавистный знак, который только был известен Рагенильде — дракон с двумя головами. Драконьеры! Как они её нашли?

— Я все знаю, Рагенильда, — сказала краснокожая, — и не дам тебе этого сделать!

— Что ты можешь знать, драконьер? — усмехнулась ведьма, залечив рану жестом-заклятием. Конечно, это все было неожиданностью, но Раге умела быстро приходить в себя от любого потрясения. Так близко к цели. Интересно, сколько с ней ещё рыцарей? И где монета? А вот она, укатилась в сторону незваной гостьи. Лежит ровно посередине между ними, там, где на полу нарисована Лунная Страна.

— Ты хочешь возродить вампира Элиассара. И я, именем Братства, и силой данной мне Драганом и Драгой, не могу дать тебе этого сделать.

Откуда она это знает? Хотя понятно откуда. Рагенильде вздумалось немного поговорить, прежде чем принести в жертву жирного полугнома-купца. Всегда одна, из собеседников только ворон, который твердит слово «Тррррахать». Так и с ума сойти можно. Когда этот жирдяй, весь трясясь как желе, стал говорить, что его нельзя убивать, что он такой важный и значимый для Союза Городов, Рагенильда рассмеялась ему в лицо. И поведала, что его жалкая жизнь послужит куда более великой цели, чем он может себе вообразить. Она с наслаждением рассказала ему всю историю от и до. А потом разрезала горло кинжалом. Но оказывается, в мешках прятался чертов мальчишка-слуга. И ему удалось уйти. Ведьма не придала этому особого значения. Все жертвы принесены, пора было отправляться в Храм. Неужели теперь придется пожалеть об этом? Ну уж нет. Ведьма выкрикнула заклинание. Несколько камней из арки с грохотом рухнули вниз. Но краснокожая оказалась проворнее. Она метнула в Раге обруч и успела откатиться в сторону. Ловкая стерва. Ведьма остановила летящий обруч заклятием, потом криком баньши отбросила от себя леопарда, что уже готовился прыгнуть на неё.

Фиакр, громко каркая, бросился на драконьерку, но она встретила его кулаком. В воздухе закружились черные перья. Краснокожая встала, сняла с шлема еще один обруч. На её остроконечном шлеме было надето ещё несколько штук. Кажется, такое оружие использовали южане. Рагенильде доводилось видеть такое, когда она была в Кра-Акене. Их называли шакранами, а использовали, да, точно… Такие вот краснокожие, как эта мерзавка. Луанийцы. Древний народ, чья родина давным-давно утонула. Какой только сброд не берут нынче в драконьеры. Что за времена пошли?

— Кто ты такая? — спросила Рагенильда, надеясь немного потянуть время, чтобы обдумать дальнейшие действия.

— Лионза Луане, младший брат-драконьер… то есть сестра… — краснокожая отсалютовала ей шакраном, который продолжала вращать на пальце.

— Похоже, ты пришла сюда одна, сестра, — усмехнулась старая ведьма, — так не терпится выслужиться перед вашими главными? Стать старшей сестрой? Или как там у вас это называется?

— Нет, просто не было времени объяснять Капитулу.

— И ты думаешь остановить меня в одиночку? А ты самонадеянна. Совсем как я в твои годы. Но только я с тех времен стала намного сильнее. И никакая кошачья шкура, от которой за лигу несет дешевой магией, тебе не поможет!

— Я бы попросил так не выражаться, — обиженным голосом сказал леопард, пытаясь встать. Его сильно шатало после атаки звуком.

— Послушай… в мире и так много зла, — сказала Лионза, продолжая вращать шакран, — зачем его множить дальше? Сколько горя принес Элиассар в прошлом. И сколько он способен принести сейчас! Думаешь, он даст тебе вечную молодость? Сделает своей помощницей? Как бы не так! Я читала хронику его жизни и падения! Он буквально шел по трупам! Омывал ноги по колено в реках крови. Он не щадил никого, даже самого близкого…

— Поверь мне, сестра. Я знаю об Элиассаре гораздо больше тебя. Нет в мире ни одного мыслящего, что знает о нём больше.

— Даже если так. У тебя такой шанс! Исполнить любое свое самое заветное желание. Неужели ты хочешь потратить его на воскрешение какого-то древнего кровососа?

В ответ на это Рагенильда расхохоталась и стены храма эхом повторяли этот хохот. Что могла знать эта дурочка? Никто в мире не знал и не понимал Раге. Никто. Разве что старый сумасшедший ворон.

***

Темнорожденной Рагенильду называли вовсе не из чувства пафоса, присущего всем силам зла. Просто в её захолустном графстве так называли любого ребенка, чей отец неизвестен. И отношение было к таким детям соответствующее. Насмешки, презрение, от свор деревенских мальчишек даже летящие камни. Дети всегда жестоки, они любят сбиваться в стаи и травить всякого, кто не может дать отпор. Уж тем более, если взрослые и сами объявили этого другого изгоем. Так оно и было, пока однажды их проделки не зашли слишком далеко. Они подстерегли Раге, когда она собирала в лесу грибы и общалась с птицами. С людьми она была менее разговорчива, что укрепляло местных в мнении, что она помешанная. И вот, идя по тропинке, она услышала пищание. Перед ней был птенец ворона, что выпал из гнезда. Обычно в этом случае вороны активно атакуют всякого, кто приблизится к несчастному. Но черных птиц поблизости не наблюдалось. Зато стоило Раге сделать пару шагов к птенцу, как из кустов вывалила компания мальчишек во главе с Йодером, сыном охотника Гунда. Говорят, он был наполовину лесным орком, ведь у его отца отродясь не было жены. Но если нет матери, это в здешнем крае считалось нормальным. А если нет отца, то все ты уже темнорожденная и изгой. Насчет полуорка, конечно вранье, орки слишком далеки от людей биологически. И их злобный дикий нрав далек от того зла, что было в Йодере. Но внешне он был очень близок к огромной свиноподобной твари. Именно он проявлял особую злобу и изобретательность в проделках над Рагенильдой. Гнусно усмехаясь, он поднял свою массивную ножищу и сказал, что сейчас раздавит птенчика. На глаза Раге навернулись слезы. Однако Йодера и его компанию они не тронули, а только раззадорили ещё сильнее.

— Хочешь оставить птичку живой? — спросил пастух Рогир, второй в компании после Йодера, — тогда придется поработать ртом!

После этого он достал из штанов свою кожаную дубинку под свист и улюлюканье всей компании. Раге закрыла лицо руками.

— Давай! — по-свинячьи взвизгнул Йодер. — Или воронье рагу, или немного свежего молочка за щеку!

Раге заплакала ещё сильнее, но вороненок запищал особенно жалобно. Она села на колени перед Рогиром, не понимая, что от неё хотят.

— Целуй его! — велел пастух.

Она, не переставая плакать, зажмурилась и чмокнула его в головку. Все снова загоготали. Но Рагенильда почувствовала в этом смехе какие-то новые, чужие нотки. Смех был более хриплым и низким. Словно у кавалеров её матери, когда она вела их уединиться на стоге сена.

— Вытащи язык, оближи его! — продолжал Рогир.

Раге замотала головой в знак протеста, но Йодер вновь занес ногу над птенцом.

Рагенильда содрогаясь от рыданий высунула кончик языка и коснулась им кончика розовой головки. От прикосновения та набухла и стала ещё больше. Раге замерла в испуге.

— Продолжай, лижи!

Она снова коснулась головки кончиком языка.

— Так дело не пойдет! Ты должна это делать как корова, что лижет соль! Давай коровка, покажи, что ты умеешь!

Рагенильда начала лизать красный набалдашник вращая языком. Рогир часто задышал. И не только он. Несмотря, что в лесу было по-весеннему прохладно, все прочие тоже покрылись каплями пота и часто задышали. Один из компании, к ужасу Рогенильды, скинул штаны, достал свой вздыбленный фаллос и стал охаживать его своей ладонью.

— Хорошая коровка… — сказал Рогир, — хорошая… Давай полижи ещё Рогиру…

— Я тоже хочу! — вмешался Йодер.

— А я уже! — радостно сказал тот, что наяривал себе ладонью. Раге почувствовала, как на её волосы брызнуло что-то противное, похожее на соплю.

— Подожди… подожди… — совсем запыхавшись возражал Рогир, — я сейчас… Открой рот пошире!

Раге, уже не соображая, что делает, повиновалась, и упругая плоть оказалась между её зубов. Рагенильда инстинктивно сжала челюсть. Рогир заорал.

— Отпусти! Отпусти! Аааа, как больно!

Раге с отвращением выплюнула назад плоть, с её губ текла кровь пастуха.

— Она откусила мне его! Откусила! — орал благим матом Рогир.

— Ниче, заживёт! — сказал Йодер, с видом знатока осмотрев рану. — Так, зубами слегка задела. Белка и та сильнее может прихватить.

— Йодер, прикончи эту проклятую птицу, — ныл в ответ Рогир.

Но Йодер хоть и не подавал вида, но был очень доволен таким поворотом. Этот Рогир стал много на себя брать. Все последние затеи были его идеями. Так, глядишь, он Йодера подвинет на второе место.

— Надо её наказать, Йодер, — вторил Рогиру парень помладше.

— Давай её оприходуем как следует! — предложил тот, что наяривал свою дубину. Она от этих слов зашевелилась и снова стала расти.

— Нет! — сказал Йодер. — Раз она так, то пусть… пусть… трахнет себя сама!

Все удивленно замолчали, даже Рогир перестал стонать.

— Вот этим! — злорадно усмехаясь сказал Йодер, подняв с земли толстую крючковатую палку, — давай, Темнорожденная!

— Нет! — вскрикнула Раге.

— Или эта палка опустится на птичку!

Йодер протянул палку Рагенильде, которая так и сидела на коленях.

— Что, прям здесь? — спросила она.

— А где ж ещё!

Девушка села на землю, нерешительно задрала край платья.

— Не останавливайся… — сказал Йодер, — засунь эту палку в себя.

Палка была толстая и с сучками. От такой точно можно нацеплять заноз. Да и вообще, Рагенильда с ужасом представляла это в себе.

— Да, засунь! — согласился парень без штанов, который снова стал наяривать свое хозяйство. Рогир потянулся к вороненку, но огреб подзатыльник от Йодера и снова жалобно застонал.

Раге осторожно, двумя пальцами раскрыла свою пещерку, в которой ещё никто не бывал до того. Взяла палку и прижала её кончик к самому входу. Ощущение было не из приятных. Шершавое грубое дерево коснулось нежной розовой поверхности.

— Продолжай… — сказал Йодер, снова тяжело задышав. Ещё один из парней при виде происходящего достал член и заработал кулаком. Раге вдавила немного поглубже. Её кожица натянулась, отозвалась болью.

— Глубже!

Рагенильда вскрикнула, кончик палки скользнул внутрь, разрывая девственную плеву. Потекла кровь. Но легче от этого не стало. Грубая древесина терзала её сокровенный бархатный мешок. Будь что будет, подумала в этот момент Раге. Все равно уже не жить. Сейчас она проткнет себя этой палкой, истечет кровью и умрет прямо здесь. Все легче, чем жить в постоянном страхе. Она стала сильнее двигать рукой, вгоняя в себя орудие своей казни. Оно пошло немного легче, видимо кровь сыграла в какой-то мере роль смазки. Йодер весь покраснел от напряжения, будто это ему сейчас засовывали палку в задний проход. Двое наяривающих кончили почти одновременно, забрызгав босые ноги Раге.

— А теперь… — сказал Йодер. Его лицо напряглось, видимо выдумывая очередную гадость. Но послушался дробный стук копыт по дороге.

— Шухер! — крикнул Рогир, в мгновение ока банда брызнула в разные стороны, словно испуганные куропатки.

Когда на месте экзекуции оказался местный настоятель храма, Благословенный Ги, там была лишь Рагенильда и закапанный кровью птенец ворона. Раге тогда еще не знала, что обряд соединения кровью проходят все ведьмы со своими волшебными питомцами — импами. Правда, это выглядело не столь изуверски. Откуда ей это было знать.

Ги стало жаль девочку, он давно к ней присматривался, но она почти не посещала храм, мать её не отличалась благочестием. И теперь он решил взять её к себе, храму нужны были прислужницы, которые со временем могли стать и жрицами. Рагенильда оказалась очень способной. Она быстрее прочих освоила чтение и с большим рвением стала читать все подряд книги в храмовой библиотеке. Там же часто любил бывать молодой послушник Альбин. Ему предстоял экзамен на звание жреца, потому он усердно занимался с утра до ночи. У него были светлые длинные волосы, и лицо, на котором не было ни единой волосинки, несмотря на то, что он уже как год достиг совершеннолетия. Он был красив, и сложно сказать, какая красота тут преобладает, мужская или женская. Но Раге могла точно сказать, что ей больше всего в нем привлекала его необычная мягкость, как во внешности, так и характере. А также большие глаза удивительного цвета цветущей фиалки. Она так любила бросать на него взгляды исподтишка, млела, когда он случайно задевал её руку, истекала женским соком, представляя, как он её целует. И только её ворон был способен вернуть Раге обратно в реальность, громко каркая «Фиакррр! Фиакррр!». Слово «Трррахать» он подцепил позднее, после того случая со следопытом.

Но повышенный интерес Рагенильды не ускользнул от Ги. И он перевел Альбина в Хильдсбург, под предлогом того, что там библиотека намного лучше и полнее. Это повергло Раге в бездну тоски. Каждый день она слонялась в апатии, молясь, работая и даже читая скорее в силу инерции. А ночью ей снился Альбин, такой далекий и недоступный. Он целовал её между ног и разом проходили и боль, и то унижение, некогда испытанное ей. Однажды она без особого интереса перелистывала древний кодекс. Это была летопись давно погибшего королевства Эргалла. Но там были большие красочные иллюстрации. Это и не давало Рагенильде захлопнуть эту древнюю пыльную книгу. Она больше смотрела на те или иные картинки. То сожжение города, то пытки пленных, то казни восставших. Рагенильда сама часто представляла во всех красках, как будет расправляться с обидчиками, особенно Йодером и Рогиром. И потому, эти картинки не могли оставить её равнодушной. Они ярко и зримо, во всех подробностях, воплощали то, что она представляла себе довольно смутно. Но когда она дошла до Повести об Элиассаре, то поняла, что пропала. Дело в том, что обычно все источники изображали Элиассара чудовищем, самым настоящим демоном, с огромными клыками, звериными когтями, крыльями дракона, остроконечным хвостом аспида. Но в «Повести» идея была в том, что за всякой внешностью, даже самой прекрасной способно скрываться самое гнусное зло. Потому на иллюстрациях к ней Элиассар изображался прекраснейшим из смертных. И он был очень похож на Альбина. Только в отличие от него делал со своими врагами такое, что явно нравилось Рагенильде, одержимой жаждой мести. Мести всему этому миру. Её очень расстроил конец повести. Элиассара сожгли, прах его развеяли над полем, то поле засыпали солью. И ничто уже не способно возродить этого вампира, разве что кто-нибудь не решиться загадать подобное желание в Храме Сокровенных Желаний. Но какой дурак решится на подобное? Но Рагенильда решилась. И всю жизнь неустанно шла к этой цели.

Часто во сне она видела, как прекрасный Элиассар укрывает её своим серебристым плащом, поднимает высоко в небо, крепко сжимая в мускулистых объятиях, дарит ей тянущие засосы своими клыками. Они целую вечность летят над облаками, предаваясь всем возможным видам любви. А потом они обрушиваются вдвоем на жалких смертных, неся им боль и разрушения… Как же хорошо!

***

Луанийка, видя, что старая ведьма немного отвлеклась, погрузившись в воспоминания, резко бросилась к монете. Ах ты, мерзавка! Рагенильда взмахнула посохом и с его кончика вырвалась стая шершней.

— Раксен, прими их на себя! — крикнула драконьерка своему леопарду.

— Эй, мне тоже больно от их укусов!

— Но они тебя не убьют!

— Лучше бы убили…

Леопард заскулил, забегал по кругу, когда его облепили жужжащие и жалящие черные точки. Лионза бросила шакран и срезала навершие посоха. Теперь он был просто бесполезной палкой для ходьбы. Рагенильда выругалась заклинанием проклятия, но на рыцаре вспыхнул серебряный амулет, защищая её от злых чар. Ведьма выругалась уже обычным способом и метнула посох в луанийку, словно дротик. Лионза не успела увернуться, палка ударила в грудь, выбивая дыхание. Раге резко наклонилась, схватив монету. В спине больно стрельнуло. Проклятая старость… Ничего, главное теперь бросить монету. Правда, надо сосредоточиться. Без этого желание будет не до конца понято тем, кто сидит там, на дне колодца. Она развернулась в сторону алтаря, когда драконьерка из положения лежа резко схватила её за ногу и дернула. Монета вновь выпала, покатилась на северо-восток, в Изумрудную долину. Лионза прыгнула, схватила её, и ведьма усмехнувшись увидела в зеленых глазах рыцаря нескрываемое торжество. Тоже мне, воин Света. Сама-то только и думала весь путь, какое бы желание загадать колодцу. Правда ведь?

Лионза подошла к колодцу и заглянула в его бездонную глубину. Сердце её часто забилось. А что, если… взять и бросить. Ведь тогда она… увидит снова Луанию… остывающую от дневной жары храмовую крышу, звезды, Лиорону… Ту Лиорону, какой она была до этого всего… И сама Лионза будет просто танцовщицей. Никаких страданий. Никаких моральных выборов. Никаких смертей. И никакого секса. Она не будет суккубом. Будет просто танцовщицей Лионзой из Дома Божественной Гармонии. Она будет танцевать обнаженная у алтаря, самозабвенно кружиться, а по ночам лежать на остывающей от жары крыше, смотреть на звезды и держать за руку свою единственную подругу…

— Трррахать! Тррррахать!

Лионза не успела отдернуть руку, когда монету у неё вырвал старый ворон.

— Молодец, Фиакр! — крикнула Рагенильда, тяжело поднимаясь с пола. — Кидай её мне! Фиакр! Я с тобой разговариваю, проклятая птица!

Но Фиакр продолжал самозабвенно кружить под полуобвалившимся потолком, сжимая в клюве то, что так давно жаждал заполучить.

— Эй, Фиакр! — крикнул леопард, на которого прекратилось действие магических шершней, — может у тебя есть какое-то желание? Лично я хотел бы снова…

— Тррррахать! — отозвался ворон и выронил монету из клюва. Лионза и Рагенильда застыли, наблюдая как она, перевернувшись несколько раз в воздухе, упала в колодец.

Тихо. Они так и не услышали, как она звякнула о пол или ушла под воду. Тихо, будто этот колодец и правда не имеет дна. Но через несколько ударов сердца мир стал таким невыносимо-ярким, что у Лионзы и Рагенильды померкло в глазах.

***

Сначала Рагенильде показалось, что ничего не изменилось. Она стояла у колодца, рядом та краснокожая драконьерша, чуть поодаль сидел леопард. Но когда луанийка посмотрела на ведьму, то изменилась в лице. Что-то с ней было явно не так. Спина не болела, колени не ныли. Ведьма испуганно посмотрела на свои руки. Нет старческих пятен, молодая кожа, красивые розовые ногти. Волосы, снова русые и струящиеся каскадом. Грудь! О, у неё всегда была хорошая крепкая грудь. Что происходит? Это и было желание Фиакра? Сделать её снова молодой? Что за чушь…

— Рррраге! РРРаге!

Рагенильда подпрыгнула от неожиданности, к ней спускался таинственный незнакомец с крыльями и в плаще. Правда, черном. Он заключил ведьму в крепкие объятия и взмыл вверх, сквозь дыру в потолке к голубому небу. Старый плащ с капюшоном с Рагенильды сорвал ветер, но ей было так тепло в объятьях крылатого спутника. Она подняла голову, стараясь рассмотреть его лицо и в ужасе замерла. Вместо человеческой белокурой головы у её кавалера была черная голова с длинным клювом. Да, у него было человеческое тело, но голова и крылья явно принадлежали ворону.

— Фиакр…

— РРРРаге… — отозвался Фиакр, — Фиакрррру нрррравится Рррраге.

— Отпусти меня, дурень! Ты… ты все испортил! Столько лет я потратила зря!

— Не зррря! Не зррря! Фиакррру нррравится. Фиакррр и Ррраге! Фиакррр и Ррраге!

Рагенильда со страхом почувствовала, как нечто упругое растет и увеличивается там, где она прижималась к бывшему ворону промежностью.

— Не надо, — сказала она жалобно, глядя в черные глаза-бусинки ворона.

— Фиакррр осторррожно! Фиакрррр хорррошо!

Человеческое тело нового Фиакра было также покрыто мелким, плотно прилегающим опереньем. Касание этих перышек голого тела ведьмы вызывали приятное волнение. А упругая штуковина там внизу, приятные тянущие ощущения между ног. Если так подумать, в плане секса Раге было всегда хорошо, только когда она уединившись фантазировала о вампире, нежно трогая свой заветный цветок. Раге потерлась щекой о пернатую грудь ворона. Как же хорошо. Может даже и лучше, чем с каким-то вампиром. Хотя, может это не её мысли. Это часть желания этого пернатого негодяя? Будь, что будет! Все равно другой монеты больше нет.

Она обхватила голыми ногами его торс. Где-то внизу в степи какие-то местные кочевники, видя на небе странный тандем, стали падать на колени. Смотрите, смотрите на нас жалкие смертные! Мы сейчас покажем вам величайший из полетов любви. Член Фиакра стал большим и твердым. А между ног Раге стало тепло и мокро от всех этих мыслей. Она двинула бедрами, вгоняя в себя член ворона. Он вошел идеально, словно был точно рассчитан на её размеры. Впрочем, так видимо все и было. Рагенильда впервые в жизни застонала от наслаждения, когда её наполнил упругий теплый фаллос. А потом ворон начал двигаться, мощными взмахами крыльев поднимая её все выше и выше, к облакам. Каждая фрикция дарила Раге такое удовольствие, что она сама все выше и выше взлетала к неизведанным доселе высотам. Она обвила руками его могучую шею, зарылась лицом в оперенье, крепко сжала его бедра своими. Член скользил в идеально смазанной вагине, словно они были единым, идеально подогнанным друг под друга механизмом, собранным гномами. Но чего-то не хватало.

— Перевернись на спину! — сказала она Фиакру.

— Хоррроршо! — отозвался он. Ворон резко откинулся назад, максимально раскрыв крылья в сторону стал падать на землю спиной вниз. Раге оседлала его сверху и стала мощными ударами вгонять его в себя. Ощущение падения, тянущее чувство в груди и между ног привели её к мощнейшей разрядке. Она закричала во всю мощь молодых легких, и почувствовала, как пульсирует, изливается горячим семенем в неё Фиакр. Они кончили почти у самой земли, на глазах у пары кентавров, которые сношали друг друга, но при виде падающих сверху Раге и Фиакра застыли, словно два каменных изваяния.

Ворон выровнялся и вновь взмыл в небо с Раге, не вынимая из неё члена. И ведьма вновь почувствовала приятную упругость и твердость. Как же хорошо! Пусть это длится вечно!

Они давно миновали Пограничные марки и опустились на опушку леса, в мягкий мох. Она легла на спину, раскинула ноги и ещё долго кричала, стонала, вздыхала, пока Фиакр раз за разом дарил ей то удовольствие, которого она была лишена более 70 лет. Что ж, стоит потратить ещё столько же, чтобы все наверстать.

***

— Да… — ошарашенно протянул Раксен, — такого финала нашего приключения я точно не ожидал.

— Я тоже, — отозвалась Лионза. Они сидели с леопардом у выхода из древнего храма и заходящее солнце приятно согревало её красные босые ноги, которые она вытянула, сидя на камне.

— Жаль, что тебе не удалось загадать желание, — сказал леопард и потерся мордой о её ступню.

— Но мы ведь тогда с тобой бы не встретились, — отозвалась Лионза, — я в самом деле ни о чем не жалею. Ни о чем. Наша жизнь — путь, что определен на небе. И надо просто дойти до конца, хотим мы того или нет.

— О, это из цитатника Мудрого Волка!

— Да иди ты, вечно все испортишь!

И они рассмеялись вдвоем, и от этого смеха Лионзе было так хорошо, как не бывало порой даже от самого лучшего секса.