Лиса в капкане

Пролог

Все было готово: грязные повязки, длинный нож, драная, замызганная походная форма, жидкая грязь, которой он должен был обмазать руки и ноги, а главное — документы, удостоверявшие личность погибшего Дэвида Эллиса, чьи останки неподалеку медленно разлагались на солнце.

Казалось, Кашмен продумал свой план в деталях, и тем не менее он нервничал. На лбу его выступили капельки пота, сердце билось в горле, а во рту он ощущал привкус желчи.

Напрягшись, стоял он в маленькой комнате, пропахшей чем-то мерзким. Через несколько минут, если все пройдет удачно, личность Эдвина Кашмена, всем известного предателя, прекратит свое существование. Но для этого надо заткнуть глотку Хиршу, задача гнусная и трудная: Хирш могуч, как бык. Единственная возможность убить его — нанести молниеносный удар сзади. И ни в коем случае нельзя промахнуться.

Кашмен взглянул на часы над дверью. С минуты на минуту в комнату войдет Хирш.

Кашмен весь превратился в слух, он стоял с пересохшим ртом, с натянутыми до предела нервами от изнурительного ожидания. Эти бесконечные секунды сравнимы лишь с угрозой насильственной смерти.

В коридоре послышались шаги. Кашмен вздрогнул. Дверь отворилась от рывка, впуская Хирша. Это был мощный здоровяк с фигурой японского борца, униформа СС плотно облегала его массивное тело, подчеркивая при каждом движении хорошо развитые мускулы.

— Через двадцать минут они будут здесь, — заявил он громогласно, заметив Кашмена (бритый череп Хирша блестел от пота). — И тогда нам капут!

Отстранив Кашмена, эсэсовец подошел к окну и окинул взглядом устрашающую пустыню смерти, которую представлял собой концентрационный лагерь Бельзен.

Покручивая в пальцах нож и старательно пряча его за спиной, Кашмен подкрался к Хиршу. От него исходил тошнотворный запах пота и грязных ног. Хирш обернулся, Кашмен, держа по-прежнему руки за спиной, впился взглядом — в его глаза.

— Ну что, англичанин, как тебе все это нравится?.. Уже поздно драпать в Берлин, да?.. Ты рассчитывал выкрутиться, не так ли? Я уж позабочусь, чтобы этого не случилось. Я им скажу, кто ты такой. Ненавижу предателей. Они тебя повесят… раньше, чем меня.

Его маленькие злые, налитые кровью от страха глазки впились в Кашмена.

— Удивлюсь, если твои земляки не схватят тебя первым. Предателей никто не любит, Кашмен! Не хотел бы я оказаться на твоем месте!

Кашмен выдавил улыбку. Чувствовал, что сейчас может позволить себе такую роскошь.

— Не называй меня предателем, — попросил он.

Голос Кашмена обладал неблагозвучным тембром и жесткой интонацией, отличающей его от всех. Миллионы англичан хорошо знали его голос, слушая по радио на протяжении пяти лет войны. Этот необычный голос мог быть полусерьезным, презрительным, враждебным, очень звучным.

— Ей-богу, я больший немец, чем ты! — привычно повторил он Хиршу эти слова, предчувствуя подобную ситуацию. — Мое несчастье, что родился англичанином. А поступил я так, как велела мне совесть, и, если бы привелось, снова повторил бы то же самое.

Хирш небрежно махнул рукой.

— Прибереги эти трюки для будущих судей, — сказал он. — Тебе оставаться на свободе не больше двадцати минут. Выходи, покажись. Они ждут тебя. Они знают, что англичане наступают. Выползай! Докажи, что ты мужчина. Твоя проповедь не очень-то подействует на них теперь!

— Ну к чему же такая мелодрама, — отозвался Кашмен.

Он смотрел на великана, как Давид на Голиафа.

— Выходи сам, коль ты такой смелый.

Хирша передернуло, и он снова уставился в окно.

Такого случая нельзя было упустить. Лучшего момента уже не будет! Ненависть и страх придали удару такую силу, что гигант повалился, как дерево под секирой лесоруба. Кашмен целился ножом между лопаток Хирша, удар болезненно отдался по всей руке. Падая, Хирш зацепил стул, и тот с грохотом перевернулся. Кашмен отпрянул, выдергивая нож, глубоко вонзившийся в массивную плоть. Заструилась темно-красная кровь, тело Хирша тяжело вздымалось. Кашмен прицелился и снова ударил. Нож вошел в легочную полость. Хирш слабо дернулся, пытаясь вцепиться в запястье Кашмена, но его уже бессильные пальцы хватали лишь воздух.

Кашмен резко выдернул нож и нанес последний удар. Сквозь ножевые раны из легких Хирша фонтанировала кровь. В безнадежной попытке достать Кашмена ноги эсэсовца взметывались в воздух, как стволы деревьев, от чего содрогался пол. Потом они внезапно рухнули. Хирш бросал на Кашмена разъяренные взгляды. Тот плюнул ему в лицо и, наклонившись над телом, с издевательской усмешкой смотрел, как Хирш умирает.

Отдаленный гром канонады отрезвил Кашмена — он не должен терять времени. Преступник бросился к двери и запер ее на ключ. Затем, не глядя на Хирша, скинул свою униформу СС и стал перед зеркалом, висевшим на стене. Он не любил смотреться в зеркало. Слишком горькое чувство порождало его щуплое, почти без мускулов тело, узкие плечи и жесткая белесая растительность, покрывавшая его конечности. Человек, наделенный мужеством, умом и большими амбициями, мог бы рассчитывать на другое тело. Однако хотя телом он и был тщедушен, но мозг его работал четко. Он полагался на свою ловкость, изобретательность и хитрость. К чему переживать из-за невзрачной внешности, надо умело пользоваться тем, что отпустила природа.

Пять лихорадочных минут ушло на то, чтобы обмазать грязью руки и ноги, потом натянуть на себя — без содрогания — драную походную форму. Ее он стащил с разлагавшегося трупа и до сих пор не мог забыть белых червячков — крупных личинок мясных мух, — кишевших в швах, он старательно выуживал их одного за другим. Подходя к шкафу, что стоял в противоположном углу комнаты, Кашмен ступил босой ногой в лужу крови, вытекшей из Хирша. Кровь была теплой и липкой. Крик ужаса вырвался из его груди. С отвращением он вытер ступню о рукав Хирша, затем открыл шкаф, вытащив оттуда грязные повязки и личные удостоверения. Документы были знакомы ему, как своя правая рука. В них каждое слово впечаталось в его память.

Кашмен предвидел конец Третьего рейха еще задолго до того, как прочие английские отступники только допускали возможность поражения. Победа русских под Сталинградом окончательно убедила его в собственной правоте. Развязка не обещала быть скорой, но Кашмен не сомневался в неизбежности поражения Гитлера. Тогда спокойно и методично он разработал план своего спасения, продолжая быть диктором немецкого радио.

После высадки союзников в Нормандии Кашмен приступил к действиям. Начальство ему доверяло, и он предложил свои услуги в качестве заместителя командира СС концентрационного лагеря Бельзен.

Теперь ему предстояло найти британского солдата, под чьим именем он мог бы скрываться. Потребовалось время и терпение, пока ему удалось обнаружить Дэвида Эллиса, человека без семейных связей и, судя по всему, без друзей. Больше того, он был единственным, кто уцелел из батальона, разгромленного под Дюнкерком. Вытянуть из Эллиса необходимую информацию было несложно для Кашмена, с его репутацией мастера пыток. Также нетрудно было дать Эллису имя одного из многочисленных мертвецов Бельзена, спрятав его бумаги, чтобы в надлежащий момент самому воспользоваться ими. И было совсем уже просто перерезать глотку Эллису, когда он бредил в сумерках.

Приближался решающий час. Британские части находились уже в двух километрах от Бельзена. Хирш мертв. Никто больше в лагере не знал, что Кашмен — англичанин. Его маскарад почти завершен. Он взглянул на себя в зеркало. Смугловатое лицо с грубыми чертами раздражало: типичное лицо английского плебса, исключая глаза. Они выдавали человека незаурядного: серо-стальные, жесткие, живые, беспокойные.

С огромной жалостью расстался Кашмен с короткими усиками, их он отращивал годами, еще когда принадлежал к союзу британских фашистов.

Канонада между тем грохотала уже в опасной близости. Кашмен взял нож, попробовал пальцем лезвие, посмотрелся в зеркало. Довольный своей выдержкой, своим мужеством, он не мешкая открыл учебник анатомии, раздобытый для последнего маскарадного мазка. Авторучкой прочертил на своем лице линию от подбородка к правому глазу, следуя схеме учебника, чтобы не пересечь лицевую артерию. Затем снова взялся за нож и, стиснув зубы, всадил его кончик в живую плоть. Ему нужно было замаскировать лицо под несколькими слоями перевязок. Он не шелохнулся, прорезая лезвием кожу.

Кашмен не ожидал, что нож окажется таким острым: опомниться не успел, как щека оказалась разрезанной до кости. Через ярко-красную щель раны светилась белая кость и желтые коренные зубы с крупными пломбами. Он бросил нож и сделал шаг, пошатываясь. Кровь заливала шею и лицо, превратившееся в маску страдания. Он терял сознание и должен был ухватиться за стул. Дыхание смерти коснулось его, погружая во мрак.

Где-то над головой разорвалась бомба, от чего обвалился изрядный кусок потолка. Очнувшись от грохота, Кашмен отчаянно старался овладеть собой. Вслепую отыскав нитку с иголкой, он принялся сшивать края раны. Воля и близость смертельной опасности помогли ему закончить операцию. Дрожащими руками он запеленал лицо бинтами. Кашмен так часто перевязывал себе лицо, тренируясь, что даже не глядел в зеркало.

Боль, потеря крови и канонада доводили его почти до беспамятства, однако он действовал безошибочно: облил бензином огромную тушу Хирша, лежавшую наполовину под столом, пододвинул к нему свою униформу и обувь, плеснул бензином на стены и пол. Выпрямившись, еще раз оглянулся вокруг.

Никому теперь в целом мире не удалось бы сейчас распознать его — это отвратительное существо. Усы были сбриты, униформу СС сменила походная солдатская форма. Дэвид Эллис был готов к встрече освободителей Бельзена — Эдвин Кашмен, предатель, должен был исчезнуть во все уничтожающем костре.