Лишенная детства

3 ЗЕЛЕНЫЙ ЗМИЙ И МЫ

В моем детстве было много солнечных дней, праздников и радости, простых и веселых выходных, семейных сражений в «Монополию», прогулок на природе и игр с братом на улице возле дома.

В моем детстве утро обычно было счастливым, а ночь — полной беспросветной тоски.

Я никогда не забуду эту музыку — одуряющую, невыносимую, которая наполняла дом вечерами, когда мой отец напивался. Магнитофон включался на полную громкость, и плевать, что это кому-то мешает! В такие вечера папа, похоже, забывал о своих детях, о жене, о соседях и вообще об окружающем мире. Для него существовали только «Роллинг Стоунз» или Альфа Блонди, чьи песни звучали очень громко и очень долго, оглушая меня и мешая спать. Я крутилась под одеялом, накрыв голову подушкой и обратив свои мольбы к моему обожаемому четвероногому другу — умершему давным-давно псу. Его фотографию я прикрепила к стене напротив своей кровати. Жибюс, где бы ты ни был, умоляю, помоги!

Если это и есть любовь — спасибо, я лучше обойдусь без нее. Когда родители ссорятся, я обещаю себе, что в будущем ни за что не позволю так с собой обращаться — ни мужчине, ни кому бы то ни было вообще. Я снова и снова говорю себе, что у меня точно будет выбор, будет хорошая работа, которая обеспечит мне независимость, и уважающий меня супруг. Именно такой — или никакого! В такие вечера оба родителя представляются мне жертвами: он — своей бутылки, она — своего мужа.

И я внезапно понимаю, что позиция жертвы вызывает у меня отвращение.

Покорные — те, кто смиряются, признают над собой чью-то власть, слово боятся сказать, слабаки и безвольные… Я таких терпеть не могу. У нас в классе тоже есть один такой, Твикс. Это прозвище мы навесили на невысокого мальчика по имени Доминик, который, на свое несчастье, очень упитанный. Его зовут на футбольное поле, только если не остается выбора, а когда начинается игра «в квача», девочки бросаются врассыпную, чтобы толстый Твикс не успел их поймать или, что еще хуже, чмокнуть в щеку. Я не отстаю от других: насмехаюсь над его полнотой и над тем, что он прячет в своем школьном ранце сладости. И довожу его до слез. Однако меня толкает на это не упрямая детская жестокость или желание показать, что я — на стороне «силы». Я пытаюсь заставить его ответить. Я надеюсь однажды увидеть, как увесистый кулак Доминика пройдется по носам тех, кто над ним насмехается, и он раз и навсегда перестанет быть козлом отпущения. Я дразню его, я провоцирую его на протест. Напрасно. И моя мать во многом похожа на Твикса. Как же мне хочется, чтобы она наконец очнулась! Чтобы поставила отца на место, когда он пытается к ней придираться из-за пустяков! Но она вместо этого делает вид, что не слышит все те гадости, которые он отпускает в ее адрес. И когда я говорю ей об этом, она отвечает:

— Я люблю твоего отца. А теперь иди в свою комнату!

Чем старше я становлюсь, тем сильнее мне хочется жить обычной жизнью. Я мечтаю быть как все, но это не так-то просто. Когда папа всю ночь не дает мне спать, наутро я встаю с постели злая, как гиена. В школе на меня смотрят с удивлением, когда я начинаю рыдать при первой же шутке в свой адрес, и мое поведение кажется странным друзьям и подружкам. Мрачная и молчащая или раздражительная, я все равно для них сумасбродка. И в том, что моей лучшей подружке Лоре не разрешают ночевать у меня, нет моей вины. Когда я ее приглашаю, она всегда отказывается, а потом через пару дней остается на ночь у нашей общей подружки. Правда в том, что весь городок знает, что мой отец — парень с причудами. В иные ночи своей музыкой он не дает спать целому кварталу, и родители Лоры, конечно, не хотят отправлять свою дочь в такой шумный дом. Ведь у них самих в доме так тихо! И это замечательно! Родители Лоры богаты, у них большой сад с голубым бассейном и большая машина, а еще у них есть огромная ванна, в которой мы с подружкой плещемся часами. Я завидую Лоре, ведь у нее такой замечательный новый дом и такие правильные родители… Я уверена, что они точно не ругаются так, как мои. И с ней, в отличие от меня, никогда бы не произошла эта жуткая история с фотографией.

А случилось вот что. Утром я проснулась с туманом в голове, потому что отец бузил чуть не всю ночь, и, конечно, поняла, что опаздываю. Сегодня в школе наш класс должны были фотографировать, но я об этом начисто забыла. На сборы у меня всего пять минут. Быстрее, еще быстрее! И я надеваю первое, что попадается под руку — старенький розовый свитерок и любимые узкие и короткие брючки. Я их просто обожаю: они черно-белые, с рисунком «под зебру», а на протертых коленках мама поставила заплатки в виде забавных физиономий мультяшного пса Ратанплана. Я выбегаю из дома, не посмотрев в зеркало, и появляюсь в школе запыхавшаяся, наспех одетая и растрепанная. Мои одноклассники уже собрались на школьном дворе, нарядные как никогда: девочки в платьях с плиссированными юбками, мальчики — в лакированных туфлях. Фотограф наготове, не хватает только меня. Учительница, как мне показалось, хочет поставить меня к самым высоким, но мое одеяние, должно быть, рассмешило фотографа, и он определяет мне место в первом ряду. Но мне совсем не до смеха.

Сидя в первом ряду в совершенно дурацком прикиде, я чувствую себя белой вороной. Не такой, как остальные. Я ощущаю себя не на высоте положения, в отличие от тех, кто меня окружает.

И это — отвратительное ощущение.

Сердце у меня сжимается и в тот момент, когда на выходе из школы мои подружки чмокают друг друга в щечку и спрашивают: «А ты что будешь делать вечером?»

Ответ всегда один: «Играть на компе, конечно!»

Интернет… У меня компьютера нет. Родители считают, что это дорого, и предпочитают, чтобы я читала, а не тратила время на сидение перед монитором. Закономерное следствие: в моем доме нет веб-камеры, не устраиваются пижамные вечеринки, и бассейна, который поразил бы воображение подружек, тоже не имеется. Но я с успехом компенсирую все это: в школе я из кожи вон лезу, чтобы быть самой классной, самой дружелюбной и веселой. Особенно в столовой. Там я отрываюсь по полной: бойкотирую еду, строю недовольную мину, рассказываю тысячу разных анекдотов, только бы рассмешить всех вокруг.

— Ешь спокойно, Морган, или я тебя накажу! — сердится кто-нибудь из сотрудниц столовой.

Но на меня не действуют уговоры. В итоге я оказываюсь в раздевалке для персонала, где поставили стол и стул специально для меня, ужасной и обаятельной Морган, которая так любит вызывать восхищение у одноклассников, дурача и изводя взрослых. Однажды за обедом я прибегаю к своему излюбленному трюку, чтобы позабавить подружек. Когда официантка требует поскорее освободить тарелку, я тихо отвечаю, что слишком расстроена и не могу доесть свой кусок говяжьего языка со шпинатом, ведь я сегодня узнала (да, мадам!), что живу в семье приемных родителей. Мои веки дрожат, я громко всхлипываю, приукрашивая свой рассказ сентиментальными подробностями, и бедная официантка с блестящими от слез глазами уже и не думает меня бранить. Несколько дней мы с подружками наслаждаемся тем, с какой легкостью взрослые ведутся на это шитое белыми нитками вранье. Но чего не сделаешь, чтобы понравиться сверстникам?

В день моего рождения мама разрешает мне привести домой пятнадцать друзей, но я привожу вдвое больше — целый батальон взбудораженных, веселых ребят и девчонок, которые за пятнадцать минут превращают нашу гостиную в поле боя! Мама ворчит, но я не обращаю внимания. Я хочу, чтобы все меня любили, а потому раздаю приглашения налево и направо. В коллеже, куда я перехожу в 1998-м, я меняю тактику. Чтобы завоевать признание, я щедро делюсь знаниями. На контрольных, стоит преподавателю отвернуться, я высоко поднимаю свой листок, чтобы все желающие могли списать правильные ответы. Коллеж — это уже серьезнее, чем школа: здесь нужно вести конспекты, переходить из комнаты в комнату перед каждым уроком и начать задумываться о будущей профессии. Я уже взрослая и горжусь этим. Знания, полученные на занятиях, я передаю своему брату весьма оригинальным, мной же придуманным способом: я усаживаю его за стол и, предупредив, чтобы берег пальцы, потому что пластиковая линейка у меня наготове, заставляю слушать мои разглагольствования. Уморительное зрелище! Подружек у меня и в коллеже море. Жюли, дочь преподавателя технологии, всегда ухоженная и стильно одетая Одри… В моем классе учится и Дженнифер, она очень хорошенькая и вызывает интерес у мужской половины класса. На фоне этой фигуристой звезды переменок я теряюсь, особенно если учесть, что у меня брекеты и я ношу очки. Успехами у мальчиков я похвастаться не могу, хоть и влюблена по уши в симпатичного одноклассника Антони. В течение года, когда мы учились в шестом классе, я подружкам все уши прожужжала, делясь впечатлениями об этом черноволосом худышке:

— Он красивый, правда? Ты видела, в каких он вчера был классных джинсах? Как думаешь, эта дылда ему нравится? Думаешь, он сядет рядом со мной на немецком? Думаешь, я ему нравлюсь? Правда нравлюсь, честно?

Изо дня в день мы обсуждаем стратегию покорения Антони, и мои усилия венчает такой долгожданный поцелуй (с язычком!) — мой первый поцелуй, который я описываю подружкам в подробностях три минуты спустя.

Антони и я! Наша идиллия длится целый вечер и заканчивается ужасным разрывом (назавтра на уроке математики он демонстрирует полнейшее ко мне равнодушие), и я переживаю из-за этого не меньше недели.

К счастью, дома у меня появляется новая забота, поскольку, какой бы нелепостью мне это не казалось, папа и мама все-таки любят друг друга настолько, что решили подарить нам с братом младшую сестренку. Ее зовут Рашель, она улыбчивая и вся в забавных складочках. Чтобы насладиться в полной мере возней с малюткой, мама бросает работу, и теперь за место у колыбели приходится бороться. Каждому хочется потискать малышку! Я, к примеру, без конца расчесываю три кудрявых волосинки малютки, наслаждаясь ее отчаянным криком. Мы с Корентеном деремся за право подержать бутылочку с молоком, а когда брат решает поучаствовать в купании младшей сестренки, я украдкой отвешиваю ему подзатыльник, утверждая за собой право старшинства: в этом доме я купаю Рашель, и никаких возражений!

На следующий день я в классе подробно рассказываю подружкам, как мы забавлялись с малюткой: Рашель, накрашенная моими усилиями; Рашель в парике а ля Мария-Антуанетта; Рашель спит в отсеке для белья стиральной машины и прочее, и прочее… Долгие разговоры шепотом на занятиях, розыгрыши, девичьи сплетни и обмен секретами… По мере того как я взрослею, все это становится сущностью моей жизни. В компании подруг я веселюсь, забываю о родительских ссорах, и мне так легко! В классе и после занятий я — заводила, если речь идет о какой-нибудь шутке. Я первая в учебе, первая болтушка, первая в игре «догони собаку» на улицах Эшийёза… Я первая мчусь сломя голову на велосипеде и первая вхожу в дом с привидениями, особенно если это запрещено.

А эта развалина и в самом деле страшная! Но нам все равно весело. Создается впечатление, что злая фея остановила здесь время и отправила жильцов к черту на кулички в ту самую минуту, когда они сидели за накрытым к обеду столом. Если не считать пустых стульев, все осталось как было: фарфоровая посуда на столе с остатками еды, пожелтевшие фотографии на стенах, зола в камине. На всем лежит слой пыли, за исключением, естественно, изваяния Пресвятой Девы. В общем, здесь точно должны быть привидения. Доказательства? Даже взрослые в это верят. Мама одной из моих подружек не придумала ничего лучшего, кроме как рассказать нам передававшуюся из уст в уста историю последних обитателей этого дома — супружеской четы, которая замучила своего сына-инвалида до смерти и с тех пор гниет в тюрьме. Мальчик, над которым издевались недостойные родители, — о ужас, о горе! Правда это или вымысел, но я и мои приятели, Джефферсон, Сюзи, Джонатан и остальные, принимаем на веру этот жуткий рассказ. Мы убеждаем друг друга, что слышали стоны бедного ребенка, ставшего привидением, и никто из нас не сомневается, что без крючков, которые мы видели в подвале, дело точно не обошлось… На цыпочках, вздрагивая от малейшего шороха, мы исследуем комнату за комнатой в этом доме, приподнимаем дрожащими пальцами каждую подозрительную бумажку, и нам страшно и в то же время ужасно весело. Когда порыв ветра заставляет скрипнуть одну из дверей, стены вздрагивают от наших воплей, и мы сломя голову несемся на улицу и божимся, что больше ни ногой в этот жуткий и такой интересный дом.

Разумеется, мы возвращаемся, и не раз.

Мне нравятся игры, когда бывает страшно. Мне нравится, как нарастает ужас, а потом по телу пробегает дрожь облегчения. Мне нравится бросать вызов запретному, но… потихоньку и за компанию с друзьями. Надуманные ужасы, хлопающие двери и несуществующие привидения отвлекают меня от реального страха, который охватывает меня, когда я слышу, как ругаются родители за стеной, когда папина музыка не дает мне сомкнуть глаз… Я люблю пугаться понарошку, потому что еще не знаю, что такое настоящий испуг. Испуг, который рвет на клочки ночи и омрачает дни. В эти первые годы в коллеже я с аппетитом вкушаю жизнь, я полна девичьих надежд и детских печалей, я живу с родителями, которые меня очень любят, но не ладят между собой. Я еще не знаю, что многие подростки стыдятся своих родителей, а особенно отцов, злоупотребляющих спиртным. Иногда вечером я чувствую себя ужасно одинокой. Я часто веселюсь и часто грущу, временами впадаю в отчаяние, иногда восстаю против правил и при этом хорошо учусь; я спешу вырасти и спешу играть. Словом, я нахожусь между двумя возрастами, между двумя мирами. Мне плохо в собственной шкуре и хорошо с друзьями. Мне больше нравится быть не дома, мне лучше с приятелями, чем с родителями. Я не люблю воскресенья и люблю понедельники. У меня еще почти незаметны груди, но уже имеется лифчик. Я уже не расточаю ласк родителям и пока еще — мальчикам. Я перехожу в четвертый класс, что же вы хотите! И, как и все сверстники, я отчаянно хочу быть самой собой и «своей» в компании. Как и все сверстники, я свято верю, что трава зеленее и семья крепче за соседским забором, и с отвращением осознаю, что мои родители — не супергерои. Само собой разумеется, я ненавижу их так же сильно, как и люблю, и с наступлением вечера клянусь всеми богами, которые мне известны, что моя жизнь сложится удачнее, чем у них.

В общем, мне тринадцать лет.

Я — нормальная девочка, живу в нормальной семье в нормальном городке.

Но это продлится недолго.