Лисье зеркало

#1. Замок-торт и фрейлины

Иногда, чтобы не попасться на глаза Гунниве, Луиза проводила целый день, слоняясь по коридорам и изысканным покоям. «Потеряться во дворце» было ее любимой игрой. На самом деле это было не так уж сложно, ведь он был огромным, особенно для тринадцатилетней девочки. Хотя раньше он казался ей и того больше. Дворец был очень похож на торт; так Луизе казалось, когда она только переехала сюда, лет в пять. Не на воздушный замок-торт из книжки с картинками, а на настоящий, какой однажды испекли на день рождения принцессы: обширный, но приземистый, крепостные стены из рыхло-шоколадного теста, а фигурная крыша выложена пряничками черепицы. Внутри были сливочные стены с прожилками золотых цветов и побегов, глазурь ярких фресок, бисквитные ковры и зефирный потолок с лепниной. Перед сном маленькая Лу воображала себя громадной великаншей и в мечтах съедала весь дворец большой ложкой.

Кроме обязательных уроков, занятий по музыке, этикету и рукоделию у Луизы не было никаких дел, ведь она была слишком мала, чтобы стать фрейлиной принцессы Агнесс, и слишком знатна, чтобы работать. Поэтому она была всего лишь тем, кем ее и отправили ко двору, – воспитанницей королевской семьи, дочерью герцога Спегельрафа и просто Луизой.

За все восемь с лишним лет, что она здесь провела, казалось, ее существование замечали только учителя, кухарки да фрейлины принцессы. Особенно Гуннива. О нет, она не дергала Лу за волосы и не била по щекам, как это иногда делали служанки в людской, фрекен была для этого слишком хорошо воспитана. Когда они были младше, та заманила Луизу на чердак, до смерти запугала историями о Кровавом Петере и убежала, бросив рыдающую девочку в темноте. Гуннива прозвала Луизу Луковицей – из-за плаксивости да рыжеватых, словно луковая шелуха, волос. Она же эти волосы однажды «случайно» опалила огнем свечи, и Лу позорно остригли. Теперь, поднявшись на ступеньку выше своей любимой игрушки, шестнадцатилетняя фрейлина не опускалась до детских шалостей: подай, принеси, стой неподвижно целый час, подержи, передай… Приказам не было конца, словно Луиза стала служанкой и не смела отказать.

Потому-то она и сидела сейчас в нише высокого окна за пыльной и тяжелой гобеленовой портьерой со сценами охоты и наблюдала осенний королевский парк. Высокое безоблачное небо и золотой пожар деревьев так отличны друг от друга, что больно смотреть. Посреди парка гранитной серой устрицей поблескивает фонтан. Он стоит особняком, листва кленов и дубов укрывает его, делая невидимым со стороны главных прогулочных дорожек. Здесь назначались свидания и разыгрывались сцены ревности всей придворной знати. Луизе больше всего нравилось наблюдать, как кто-то приходил первым и готовился произвести неизгладимое впечатление при встрече: дамы старались привести свои туалеты и прически в состояние «художественного беспорядка», взбивая волосы и раскладывая вуали на бордюре фонтана, на который можно было присесть только, как в дамское седло, бочком – из-за жестких корсажей и турнюров. Кавалеры же старались выглядеть холодно и отстраненно, копируя позу с какого-нибудь монаршего портрета или отгораживаясь книгой. И все они между собой были очень похожи, особенно с высоты Луизиного окна. Менялись лишь сезоны и платья, но смотреть было все равно интересно.

До сумерек оставалась еще пара часов, и площадка у фонтана пустовала, поэтому девочка следила за вальсирующим полетом редких пылинок в солнечных лучах, представляя, как она наконец наденет настоящее дамское платье с открытыми плечами, атласные туфли с золотыми бантиками, перчатки выше локтя и будет танцевать с военными, чья парадная форма так и блестит пуговицами да пряжками, а на фуражке – знак мертвой головы… Страшно романтично! И даже мерзкая Гуннива не испортит такой чудесный вечер. А пока она в этих девчоночьих платьях с широким кушаком и в гольфах просто посмешище. Будто все забыли, что она уже не маленький ребенок и ее нужно одевать как девушку. Кого бы спросить об этом? Точно не фрейлин, они будут лишь издеваться пуще прежнего.

Погрузившись в эти полусонные размышления и согревшись в своем стеклянно-гобеленовом укрытии, Луиза не сразу различила звук приближающихся по коридору шагов. Шли двое мужчин, увлеченных негромкой беседой, то замедляясь, то делая несколько скорых шагов в сторону Луизы. Несмотря на спокойный тон, было ясно, что они спорили. Девочка постаралась стать еще более незаметной, чем была, если такое только было возможно. «Проходите мимо, умоляю, проходите…» – вертелась в голове жалобная просьба, как если бы Лу могла передать ее этим людям. Едва ли ее отругали бы за нахождение в этой части дворца, но она не хотела ни перед кем раскрывать свое любимое место. В итоге, приблизившись к ее окну, мужчины все-таки остановились и продолжили разговор. Теперь Луиза могла слышать каждое слово, хоть и не хотела этого. Прожив большую часть жизни при дворе, она никогда не подслушивала чужих разговоров, а наблюдение за свиданиями в парке было лишь игрой в театр: беседующим парам она дарила реплики из известных ей пьес.

Один голос, смутно знакомый Луизе, звучал старше и суше. Его обладатель говорил тихо, но отчетливо, по манере речи было понятно, что это человек из высших кругов общества. Второй мужчина, обладатель хрипловатого, но звучного баритона с развязным говором, был явно моложе. Ко всему прочему он побрякивал металлом и поскрипывал кожей на каждом шагу; можно было предположить, что это военный.

– И все же я понимаю вашу позицию лишь отчасти. Ведь о помолвке принцессы никогда не объявляли официально. Значит, ее нельзя считать расторгнутой. Вам ли этого не знать, вы воплощение буквы закона.

– На вашем месте я бы не стал зубоскалить, капитан. Строго говоря, наши мотивации вас не касаются.

– А что я скажу парням? Что, если они захотят знать, ради чего им стоит сдуть пыль с ружей?

– Из ваших слов следует, что им все равно нечем заняться.

– Но то, что вы так настойчиво предлагаете только забавы ради…

– Не я, но мы. И мы предлагаем вам немалые деньги. Деньги для вас и ваших бравых солдат – достаточный мотив? Не говоря уже о повышении в звании и положении после всего запланированного.

И тут произошло ужасное: по-мужицки крякнув, безымянный капитан привалился к подоконнику, на котором скрывалась Луиза. Под давлением его могучей спины гобелен натянулся и двинулся на девочку так, что бедный вытканный олень с тремя стрелами в спине оказался у самой ее щеки, а крепежи портьеры жалобно скрипнули, грозя оторваться в любую секунду. Инстинктивно подавив испуганный писк, Лу вжалась в стекло. Теперь она сделала достаточно, чтобы быть строго наказанной, она подслушивала разговор важных людей! Теперь ее, скорее всего, будут сечь розгами, как горничную. Луиза постаралась утихомирить сердце, колотящееся в ушах так громко, что его, казалось, услышат все вокруг, закусила губу и задышала медленно-медленно, тихо-тихо. Даже сквозь плотную ткань портьеры до нее доносился острый запах конского и мужского пота. Страшно захотелось в туалет.

Между тем мужчины продолжили беседу.

– Деньги, да… Вообще-то мы давно ожидали чего-то подобного. Несмотря на ваше предвзятое мнение, многие из командующего состава достаточно умны, чтобы сообразить, что к чему. И те щеголи на площади, которых пнули из столицы, и их дикие идеи… в стране застой, сытый, но застой, так все говорят. По сути, это был лишь вопрос времени и денег. Мы бы и дальше ждали интервенции, чтобы со спокойной душой к ней присоединиться и не потерять положения, а оно вот как интересно повернулось, и деньги… – Капитан запнулся, будто пораженный собственной многословностью.

После небольшой паузы заговорил старший мужчина.

– Не думаете ли вы, что открыли мне на что-то глаза, капитан? Нам известно о ваших надеждах и мечтах более, чем вы могли предположить. Так чем вызван ваш внезапный поток откровенных признаний? Хотите казаться более надежным союзником, чем являетесь? – Холодным тоном инквизитора он, словно гвозди, вбивал вопросы в собеседника. Тот лихо и глуповато хохотнул, видимо, желая обратить неприятный эпизод в шутку.

– Перед кем еще раскрывать всю подноготную, как не перед Верховным судьей, герр Спегельраф!

Тут Луизу накрыли настоящий ужас и приступ дурноты. Девочка наконец-то поняла, откуда ей знаком этот сухой и тихий голос. Она неловко дернулась, и каблук с металлической набойкой с мерзким звуком проехался по древесине, оставив за собой светлую кривую дорожку содранного лака. В это же мгновение капитан отпрянул от подоконника и рванул портьеру в сторону с такой силой, что крепления все-таки не выдержали и гобелен жалко повис на двух петлях. Перекошенное лицо капитана было страшным, на лице же Верховного судьи не отразилась ни одна эмоция.

– Луиза, что ты здесь делаешь? – спросил он обыденно безразличным тоном, едва приподняв бровь. Точно так же он обращался к ней каждый раз, когда случайно встречал ее во время визитов во дворец.

– Отец… – Она не сдержалась, и крупные слезы закапали, стекая по подбородку на сцепленные руки. – Отец, я не нарочно! Я просто здесь сидела!

– И зачем ты здесь сидела?

– Я… читала.

– Не вижу в твоих руках книги. Ты лжешь мне, Луиза. – И снова его инквизиторские интонации!

– Я забыла взять книгу. – Больше она ничего не могла из себя выдавить, ей оставалось только ждать наказания.

– Герр Спегельраф, это ваша дочь? Что вы будете с этим делать? Она слышала то, что ей не положено!

– Успокойтесь, мой недалекий друг. Она всего лишь глупая девчонка, уж точно не умнее вас. Ну-ка, Луиза, назови мне год коронации Его Величества Иоганна Четвертого, ныне правящего?

От шока голова девочки словно забилась ватой, все мысли вылетели из головы, и, уставившись на туфли отца, Лу не смогла сказать ни слова.

– Как видите, капитан, ничего страшного не случилось. Вы только зря испортили портьеру.

Капитан не был полностью согласен с судьей, но промолчал.

– Иди, Луиза. Займись чем-нибудь более подобающим благородной девице, чем сидение на подоконниках.

Словно сомнамбула, Лу двинулась прочь по коридору. Отец и капитан выжидающе молчали; лопатками она чувствовала их тяжелые взгляды. Едва дотерпев до поворота и скрывшись из их поля зрения, Луиза бросилась бежать, гулко ударяя каблуками о пружинящий ковер. Сквозь пелену слез все виделось как сквозь кривое стекло, а те все текли и текли и, высыхая, щипали кожу. Она уже не помнила ничего из разговора отца с военным, только испытанный страх.

Так и не поняв как, она очутилась на кухне, всхлипывающая в мягких объятьях кухарки Зельды и вытирающая сопливый нос о ее накрахмаленный фартук. Вместо ответов на любой вопрос Лу могла лишь мотать головой и, только когда ей предложили горячего какао с булочкой, кивнула.

Но не успела она выпить и половины, как в дверном проеме показалась еще одна роковая фигура.

– Вот ты где, – презрительно прищурившись, провозгласила Гуннива. – Пожалуй, тебе тут, на кухне, самое место. Но у меня есть для тебя задание, идем.

Не дожидаясь девочки, фрейлина развернулась и зашагала подальше от кухонных запахов, которые могли пропитать ее восхитительное платье из оливковой тафты. Луизе не оставалось ничего иного, как понуро последовать за своей мучительницей. Возможно, розги были бы лучшей долей.

Правое крыло дворца было не в пример многолюднее любимых коридоров Луизы. Обычно она избегала здесь находиться, но сейчас страх уступил место жгучему любопытству: куда ведет ее Гуннива, да еще и такая недовольная? Лу с грустью подумала, что раньше ей очень хотелось дружить с этой светловолосой фурией и она долго верила, что старшая девочка играла с ней на равных.

Оглянувшись по сторонам, Луиза вдруг осознала, что они зашли в ту часть дворца, которая полностью принадлежала принцессе; здесь располагались кабинет, библиотека, будуар и личный зимний сад Ее Высочества. Повсюду царил вкус девятнадцатилетней Агнесс: каждую полочку, каждую рамку и подлокотник украшали замысловатые завитки, позолоченные ракушки и фигурки пухлых купидонов. В остальном дворце преобладал строгий имперский стиль, словно отражение самого Иоганна Линдберга.

Принцесса Агнесс была из тех счастливых созданий, которых при жизни обожествляют и почитают: ей посвящали сонеты и оды, романсы и концерты, ее портреты писали во всех возможных техниках, а женщины копировали ее образ. Весь мир словно хотел запечатлеть совершенство юной принцессы. Она была похожа на своего отца, только в смягченной, женственной версии: грива каштановых волос, уложенных по последней моде в высокую прическу с длинными отдельными локонами, распущенными по плечам, лицо сердечком и глаза серые, как грозовое небо. Фигура ее была склонна к пышности, но там, где необходимо, жестко зашнурована и перетянута. Придирчивый критик мог бы сказать, что Агнесс слегка портит нос с горбинкой, но вряд ли осмелился бы. Луиза любила ее, как любят кумиров все юные создания – искренне и бескорыстно, не видя ни малейших недостатков. Но даже когда они находились в одной комнате, что случалось крайне редко, принцесса была далека от нее, как небесное светило.

Поэтому Луиза была взволнована, когда поняла, что Гуннива ведет ее к будуару принцессы. Лу не могла видеть лица девушки, но была уверена, что губы той недовольно поджаты – став фрейлиной, Гуннива старалась держать Луизу подальше от Агнесс.

Они застали принцессу полулежащей на тахте: прикрыв глаза, она слушала замысловатую пьесу для клавикордов в исполнении второй своей фрейлины, графини Адрианы. По лазурным шелковым обоям комнаты порхали райские птицы всех оттенков огня. Сама принцесса была в простом домашнем платье из кремового атласа с вышитыми по подолу темно-синими васильками и виноградной лозой. Заметив вошедших девушек, она оживилась, приподнялась на округлом локте и жестом подозвала их поближе.

– О, я вижу, ты привела свою юную помощницу? Чудесно, Гуннива! Ты уже объяснила девочке, что от вас требуется?

– Нет, Ваше Высочество. – Фрейлина стушевалась. Видимо, Гуннива так злилась по дороге в будуар, что забыла передать Луизе, что было велено.

– Ничего страшного, я сама объясню. Боги, как же я вам завидую – вас ждет настоящее приключение, а меня нет! Сложно быть наследницей престола, столько условностей, – посетовала принцесса, но глаза ее все равно блестели. – Возможно, тебе это неизвестно, милочка, но в наш город приехала легендарная ярмарка из Олона! Они привезли горы диковинок и чудес! Помню, мы посещали ее с папенькой три года назад… Это было так волшебно и необычно!.. Ох, Дарси, проказник, не мешай мне! – Она бережно, но быстро согнала своего потешного коротколапого песика с тахты; тот возмущенно засопел и пустил слюни на ковер. – О чем это я? Да! Там были огненный фонтан, заводной барабан и фехтовальщики. Будут ли они в этот раз?.. Мне нужно, чтобы вы вдвоем съездили туда и привезли все, что достойно моего внимания. И, разумеется, запомнили и рассказали мне все, что там увидите.

– Но почему же Вы сами не поедете, Ваше Высочество? – Только выпалив свой вопрос, Луиза сообразила, что не надо было этого делать. Вдобавок Гуннива не преминула ткнуть ее пальцем под ребра за такую дерзость.

– Разумеется, ты не понимаешь, милочка, – хохотнула принцесса, изящно прикрыв рот кружевным веером. Похоже, она была в приподнятом настроении, поэтому пустилась в путаные объяснения. – Все дело в политике, глупышка. Отец говорил, что обстановка сейчас напряженная, поэтому мне нельзя выбираться не то что на ярмарку, но даже за территорию дворца. – Она состроила недовольную гримаску. – Это довольно скучно. К тому же олонцы не берут в свои торговые путешествия женщин, поэтому мне также нельзя там появляться – это непристойно для принцессы. А с вас никто не спросит, особенно если об этом не узнают. Строго говоря, вы едете инкогнито, никто не должен знать, что вы туда ездили и что для меня привезли. Я же говорила, это будет приключение! – Принцесса снова залилась звонким переливчатым смехом.

Луиза все еще недоумевала.

– Но я же не фрейлина…

– А разве тебе не приятно выполнить поручение Ее Высочества, глупая ты девчонка? – сквозь зубы прошипела Гуннива.

– О, тут все просто. – Принцесса, казалось, не замечала напряжения между девушками и оставалась совершенно беззаботной. – Одной ехать просто невозможно, нужна помощь с покупками. А отсутствие сразу двух фрейлин за ужином будет слишком подозрительно. Верно, Адриана?

Вторая фрейлина с важностью закивала, не отрываясь от клавикордов.

– Представления начнутся вечером, едва станет темнеть! Так что поторопитесь и отправляйтесь прямо сейчас! Вас ждет карета.

Присев в реверансе, девушки покинули будуар.

Редко доводилось вот так запросто, незапланированно вырваться из дворца, поэтому Луизу радовала каждая мелочь: и посеревшее к вечеру небо, полное мелких тучек, и узкие улицы, зажатые между рядами поросших мхом и плющом домов. Плющ убивал дома, обвивая их снизу доверху, пронизывая и расшатывая камни, но был совершенно неистребим. Со стороны канала доносился сочный запах рыбы и резкий – йода. Гуннива не выносила подобных гадостей; Луиза же напоминала щенка борзой, которого взяли с собой в поездку: нетерпеливо ерзала, высунувшись в окно, и старалась впитать максимум свежих впечатлений.

Королевский дворец находился на самой высокой точке города, куда не добирался дым из фабричных труб, поэтому в погожий день из окон верхних этажей было видно море с уходящими кораблями и пароходами, но не сам порт. Дорога к берегу змеилась вниз по холму. Кучеру было дано указание оторваться от возможной слежки (хотя принцесса, вероятно, заигралась в авантюрный роман), и тот подошел к заданию ответственно. На одном из перекрестков он свернул в сторону трущоб, да так лихо, что девушек подбросило в карете. Изысканная черная шляпка Гуннивы свалилась на пол, а Луиза прикусила язык. Выглянув в окно, она увидела улицы гораздо более грязные, окна, занавешенные драным тряпьем, лица женщин и мужчин, уставших после работы. Ватага чумазых ребятишек с гиканьем бросилась вслед за каретой, которая была слишком нарядной для этих улиц. Мельком Лу увидела загорелого старика в ярком шейном платке, бегло играющего на гармони какую-то народную песню.

Разозленная поломкой фазаньего пера на шляпке, фрейлина решила сорвать злобу на младшей девушке:

– Запомни хорошенько это место: как только тебя вышвырнут из дворца, как вышвырнули из дома, поселишься здесь!

– Прошу тебя, хватит!.. Я такая же герцогиня, как и ты! – Луиза пробовала защититься – как и прежде, безрезультатно.

– Здесь будешь принцессой, – хихикнула Гуннива, сверкая ореховыми глазами. – А как только встретишь Крысиного Короля, он сделает тебя королевой помойки!

Луиза поняла, что, отвечая, она только подзуживает насмешницу, поэтому снова отвернулась к окну, стараясь думать лишь о предстоящей ярмарке.

Они проехали портовую набережную, доки и наконец приблизились к пустырю, где разбили свой лагерь олонцы.

Посреди серой пустоши, откуда еще видны были скелеты строящихся кораблей, неуместными яркими пятнами расцвели малиновые шатры и желтые тенты, подсвеченные снизу факелами и бумажными шариками фонарей. Подъехав ближе, девушки уже могли различать зазывные звуки ярмарки: посвист торговцев, трещотки и далекий гул барабанов. Становилось ясно, насколько масштабно это событие: размеры ярмарки были огромны.

– Дикие забавы. – Гуннива передернула плечами, укрытыми черной кашемировой шалью, и поправила прическу. – Не понимаю, зачем все это нужно. Для торговли есть магазины, в них бы и продавали свои безделушки.

Луиза не слушала ее – она смотрела во все глаза, полностью поглощенная необычным зрелищем. До этого ей почти не приходилось видеть ярмарок, тем более чужеземных. Только дважды ее брали с собой на народные зимние гулянья в составе свиты; там все катались на коньках и пили горячий ягодный сбитень. Здесь все было иначе, она это уже чувствовала – в этот вечер словно открылись ворота в другой мир: разноцветный, полный чужих запахов и звуков.

Ближе к берегу, где стояли палатки поскромнее – для ночлега олонских купцов, – имелось особое развлечение: к вбитым в землю кольям были привязаны два удивительных ярких аппарата – воздушные шары для путешествий по небу. Расписанные драконами и птицами полотняные пузыри уже наполнились горячим воздухом и готовы были отправиться в полет, только заплати. Любопытные горожане окружили шатры, а самые смелые готовились забраться в корзины для пассажиров.

Наконец дворцовая карета заняла свое место среди прочих, и они вышли навстречу олонскому фестивалю. У входа под первый тент их встретили два рослых чужеземца с золотистой кожей и раскосыми темными глазами. Почтительно поклонившись, они жестами предложили девушкам войти. Внутри уже прогуливались горожане всех возрастов и уровней достатка. Гунниву, которая прекрасно чувствовала себя при дворе, раздражало общество простолюдинов, поэтому она держалась зажато и очень прямо.

Луиза вдруг осознала, что никогда не видела такого скопления людей в одном месте: здесь собрался весь город – и даже больше, ведь в столицу за товарами прибыли даже из отдаленных поселений. Были и семьи с одетыми в добротные полосатые костюмчики маленькими детишками, которых матери пытались собрать и призвать к порядку; были и лихого вида моряки, всегда жадные до зрелищ; работяги с мануфактуры ходили, засунув руки в карманы пиджаков, поплевывая на песок. Они обменивались грубоватыми шутками и явно пытались раззадорить невозмутимых олонцев. Молодые горожанки, нарядившиеся в свои лучшие платья, шляпки и шали, сбившись в стайки, толпились у прилавков со сладостями. В этой пестрой густой толчее смешались все сословия; все были равны перед лицом чудес. Каждый проникся атмосферой праздника.

Луиза сразу заметила, как дети, сидя на корточках, держат в руках искрящиеся нити с маленькими фейерверками на концах. Когда искры касались пальцев, малыши возбужденно повизгивали. Лу тоже ужасно захотелось поучаствовать в забаве и потрогать такую кусачую звездочку, но в компании насупленной фрейлины все равно пришлось ограничиться наблюдением.

Вокруг разливался густой сладкий запах специй, среди которых Луиза могла различить только корицу. Справа от входа гостей угощали национальным напитком из молока, сдобренного травами, коричневым сахаром и перцем. Его разливали прямо из чугунного котла в маленькие глиняные пиалы.

Выстояв очередь, в которой были в основном девушки возраста Гуннивы, посланницы купили несколько кульков сладостей, состоящих по большей части из риса и меда. На деревянных ящиках, накрытых зеленым шелком, были разложены товары: домашняя утварь из меди, дерева и кожи, увеличительные стекла, заводные игрушки и свечи разных форм и расцветок. Но нужны были покупки другого рода, и девушки проходили все дальше вглубь торговых рядов – мимо музыкантов со скрипками странного вида, мимо фехтовальщиков длинными копьями, мимо зверинца с хищными котами, мимо театра танцующих автоматов, которых не было видно из-за шумной толпы зрителей.

Девушки немного задержались посмотреть на пляску рыб: в шатре с тремя стенами стоял огромный, в два человеческих роста, шарообразный аквариум с черно-золотыми пятнистыми рыбками размером с ладонь, чьи хвосты походили на крохотные кусочки шифона, опущенные в воду. Рядом на боку стоял барабан, почти такой же большой, как и аквариум. Свирепого вида олонец, одетый только в набедренную повязку, выстукивал на нем сложный ритм, отчего вода в аквариуме ходила ходуном, а рыбки косяком бросались то в одну, то в другую сторону, ведомые течением и своими сородичами.

Насмотревшись на рыбок, Гуннива устало застонала:

– У меня разболелась голова, пойдем уже дальше…

Луиза отметила, что впервые за долгое время не услышала в голосе фрейлины желчи, и поспешила вслед за ней. Наконец они нашли лавку с товарами, которые не оставили бы равнодушной ни одну девушку: гребни с речными жемчужинами, музыкальные шкатулки, инкрустированные перламутром и эмалью, с секретом и хитроумным замочком, миниатюрные записные книжки, отрезы шелка сказочных расцветок и звенящие в потоках воздуха металлические трубочки «песен ветра». Здесь тоже толпились шумные городские девицы, которые с энтузиазмом запускали пальцы в груды бус и перебирали платки. Немного потолкавшись, Гуннива со знанием дела принялась выбирать сувениры для принцессы. Луиза полностью доверяла ее вкусу и просто рассматривала прилавок. Особенно ей приглянулся отрез серебристого шелка в нежно-розовых пионах, которые были настолько капризны, что не росли даже в королевской оранжерее. Протянув руку, она погладила ткань – та скользила под пальцами, как кошачья шкурка. Внезапно Луиза ощутила, как кто-то настойчиво дергает ее за край платья. Обернувшись, она увидела крошечную старушку со сморщенным, как картофелина весной, лицом. Та была укутана в сливового цвета хламиду с длинной бахромой и увешана яшмовыми бусами, которые, оттягивая ее тонкую шею, словно пригибали женщину к земле. Протянув к девочке скрюченную лапку в массивных перстнях, старушонка настойчиво залепетала тонким голоском с сильным акцентом:

– Будусейе, девчонке, хочис?

Луиза отшатнулась:

– П-простите, что?

– Да-да, хочис свое будусейе, девчонке? Я говорить!

Тут Гуннива подошла к ним и сурово отстранила их друг от друга:

– Нам ни к чему твои шарлатанские штучки! Поди прочь, старуха.

Та оскорбленно фыркнула, плюнула фрейлине под ноги и посеменила прочь, бормоча что-то под нос.

– Чего она хотела? Я не поняла.

– Конечно, ты же глупа как пробка. Она хотела наплести тебе сказок про волшебное будущее, а заодно обчистить до нитки. Держись от таких подальше.

Луиза заметила, что торговец, одетый в зеленую куртку с короткими рукавами и фарфоровую улыбающуюся полумаску, недовольно нахмурился и издал странный цокающий звук. Знал ли он эту женщину, пожалуй, единственную олонку на всей ярмарке? Тем не менее, упаковав все покупки, он вежливо поклонился и пожелал долгих дней и богатства. Гуннива с облегчением вздохнула и сказала, что пора возвращаться во дворец, да поскорее. Посланницы направились к выходу.

Но на последнем повороте Луиза увидела нечто, заставившее ее остановиться и замереть. На широкой кадке, опрокинутой вверх дном, стоял юноша в кожаной жилетке и шафраново-желтых шароварах и с четырьмя факелами в тонких руках. Воткнутыми в серый песок факелами была окружена и импровизированная сцена. Высокий, бритый наголо, он точно не был олонцем: слишком светлая кожа, слишком большие глаза. В свете огней юноша сиял капельками пота, будто чешуей, а кисти его были черными от сажи. Факелы летали и плясали, вычерчивая огненные рисунки в сгущающейся темноте, каждый трюк сопровождался бурными аплодисментами и громкими криками. Наконец факир раскрутил их с такой силой, что полосы оранжевого пламени образовали идеальные огненные круги, а затем по одному побросал их своим помощникам. Народ ревел и топал, требуя продолжения, – никто не хотел так легко отпускать огненного фокусника. Тогда жонглер широко улыбнулся, отвесил шутливый полупоклон и выдернул из песка один из факелов, освещающих сцену, который был гораздо длиннее предыдущих. Представление продолжилось. Луиза поняла, что этим факелом он повторяет приемы олонских копейщиков с большой сцены. Ей хотелось так же восторженно вопить, как и остальные в толпе, но она не смела. И тут жонглер высоко подкинул факел, поймал его над головой горящей частью вниз и, запрокинув голову и открыв тонкогубый широкий рот, проглотил огонь, словно трепыхающуюся золотую рыбку. Судорожный вздох прокатился по толпе зрителей, все замерли, и, казалось, время на секунду остановилось. У Луизы пересохло во рту, она даже моргнуть боялась. Жонглер обернулся к замершим людям, хитро подмигнул и резко выгнулся назад, одной рукой коснувшись кадки за собой, а другую протянув к темному небу.

И начал выдыхать огонь.

Пламя лилось вверх, как струя фонтана, а на лице юноши было написано такое упоение, словно в этот момент он целовал прекраснейшую женщину на земле, словно он был тем самым древним божеством, что принесло на землю огонь. Толпа пару мгновений пораженно молчала, а потом взорвалась новыми ликующими криками. Выплюнув последнюю искру, фокусник соскочил со «сцены» и скрылся за шатрами. Монеты дождем посыпались на кадку. Теперь все были удовлетворены зрелищем.

Притихшую, изумленную Луизу схватила за плечо крепкая рука и развернула ее. На Гунниве лица не было от гнева.

– Мерзавка! Да как ты смела! – Она уже обеими руками трясла Лу за плечи. – Я заметила, что ты пропала, только возле карет, мне пришлось возвращаться и искать тебя! Что бы я сказала во дворце, дрянь ты такая?! И покупки у тебя!

И вновь Луиза понуро поплелась за фрейлиной. Праздник для нее закончился. Покинув торговую площадь, они в почти полной темноте добрались до кареты. Всю дорогу Гуннива сыпала изощренными проклятиями и упреками, но Луиза не чувствовала стыда. Ведь сегодня она видела огненный фонтан.

За последний месяц жизнь Луизы изменилась кардинальным образом. Иногда ей даже казалось, что она подлетела слишком близко к солнцу: принцесса Агнесс так прониклась ее эмоциональным описанием всего произошедшего на фестивале, что оказывала ей особую милость, приглашая в свой будуар на ежедневные чаепития. Пробуя изысканные пирожные и другие лакомства, принцесса часто просила пересказать тот или иной эпизод. Она также дала специальное указание, чтобы Луизе устроили спальню поближе к покоям Ее Высочества. Все чаще Луиза оказывалась в компании принцессы и фрейлин, где у Гуннивы уже не было над помощницей такой власти, как прежде.

Новая комната была чуть меньше предыдущей, но более пышно обставлена: все те же излюбленные принцессой купидоны и тяжеловесный балдахин над кроватью нравились Луизе все больше и больше. Однако было кое-что, нарушавшее ее нынешнее блаженство, помимо кислого лица Гуннивы и ее редких тычков украдкой. Тревожные сны преследовали Луизу из ночи в ночь: плутая в толпе, натыкаясь то на чужую спину, то на плечо, она искала и искала того проводника, что выведет ее из толпы. И находила его, ехидно ухмыляющегося и сияющего в фестивальных огнях. Он, подобно дракону, изрыгал огонь ей в лицо, сжигая волосы и платье, выпускал черный дым из ноздрей. А после звал за собой. Протягивая ему руку, Луиза обычно просыпалась.

Сегодняшней ночью ей снился все тот же сон, только хождения в толпе были дольше обычного и пламя вспыхивало то с одной, то с другой стороны, путая девочку. Наконец поток спасительного огня метнулся ей в лицо, принося почти облегчение, но за ним последовал звон бьющегося стекла. Содрогнувшись всем телом, Луиза подскочила в кровати, натягивая на себя покрывало. Увиденное шокировало ее: большое окно рассыпалось осколками по всему ковру. За окном виднелся столп пламени, пожирающий дальний флигель, как лучину. Дым заволок ясное ночное небо. До Луизы, словно сквозь толстую перину, доносились отдаленные крики и выстрелы. Теперь она осознала, что происходящее не было продолжением ее сна. Лу встала с кровати, быстро обулась в атласные домашние туфли и осторожно выглянула в коридор.

Первым ее порывом было броситься в комнаты принцессы, точно к острову покоя в этой пугающей ночи. Она уже достаточно далеко прошла по коридору, когда разглядела спешно приближающиеся фигуры. Бежать обратно было бессмысленно, и, по старой привычке, Луиза метнулась за синюю бархатную портьеру у окна и забралась на подоконник, как делала уже сотни раз. Девочка притаилась.

Бегущие люди были все ближе и ближе. Она робко выглянула в щель между полотнищ портьеры. В приближающихся мужчинах она сразу опознала Его Величество короля Иоганна и двух его личных гвардейцев, чьих имен Лу не знала. За ними следовала небольшая группа военных, тем не менее превосходящих в числе королевскую охрану. Когда военные настигли короля в паре шагов от ее окна, Луиза крепко зажмурилась, будто это могло предотвратить последующие события.

Коридор взорвался выстрелами и криками, затем – глухими ударами падающих тел. Мгновение спустя она услышала шаркающие шаги в свою сторону, и вскоре раненый человек упал на подоконник рядом с ней, натянув своим телом портьеру. Человек бессвязно забормотал и захрипел. Луиза поняла, что ее и истекающего кровью короля разделяют всего лишь складки ткани.

– Долой… власть! – раздался надтреснутый юношеский голос солдата. С этим нелепым боевым кличем он вонзил штык в грудь ослабшего Иоганна Линдберга Четвертого, окончив его правление.

Лезвие пронзило короля насквозь, и окровавленное острие возникло прямо перед лицом девочки. Пятно медленно расползалось по ткани и начало сочиться темными каплями, окропившими ее ночную рубашку. Луиза не чувствовала в себе сил ни кричать, ни плакать, ни даже дышать. Ей казалось, что она обратилась в камень.

– Дай… закурить… Есть кисет? – произнес тот же молодой голос.

– Что, прямо сейчас? – басом ответили ему.

– Да ты… Я… я только что короля убил! Дай закурить! – голос юноши сорвался на визг.

После нескольких секунд возни послышались вздохи облегчения, сдавленные смешки двух солдат и удаляющиеся шаги. Луизе потребовалось некоторое время, чтобы понять, насколько близко от нее прошла смерть. Она решила выбираться из своего укрытия и искать спасения в другом месте. На дрожащих руках и ногах она сползла с подоконника. Обернувшись, Луиза в последний раз заглянула в мертвое лицо монарха и вдруг осознала, что у него точно такие же глаза, как у принцессы Агнесс, – темно-серые, цвета грозового неба. Неуместной вспышкой пронеслись воспоминания о том, как упорно судачили и спорили фрейлины, какого же цвета глаза короля.

Короткими перебежками, скрываясь и прячась по темным углам, Луиза наконец добралась до дворцовой кухни. Там она застала полный разгром и одинокую, мечущуюся посреди перевернутых столов Зельду. Завидев девочку, та вскрикнула и залилась слезами:

– Матерь Фригга! Ты жива, деточка моя!.. Жива!

Она бросилась к Луизе, крепко обхватила ее огромными руками и несколько раз сильно сжала в объятиях.

– Нам пора уходить! Торопиться! На, держи вот. – С этими словами она срезала сетку с подвешенным в ней жирным гусем, которого откармливали к Йолю; гусь был одуревшим от поглощенной пищи и дыма, который уже пропитал весь первый этаж, поэтому не издавал никаких звуков, только беспомощно разевал клюв.

Сама Зельда взвалила себе на плечи большой куль муки и скорыми шагами двинулась к выходу. Она махнула рукой, чтобы девочка следовала за ней.

Оказавшись за пределами дворца, Луиза впервые осмелилась обернуться. Увиденная картина заставила ее застыть и задрожать всем телом: здание полыхало огромным костром, освещая ночь. Тот самый дворец, что она считала своим домом. Те самые залы и коридоры, где она бродила и скрывалась от посторонних глаз. Та самая спальня, в которой она мирно спала всего полчаса назад. Пламя злобно ухмылялось ей из каждого окна, из каждого дверного проема. Вся ее жизнь обращалась в золу прямо сейчас, прямо на ее глазах.

– Ну же, идем, дуреха! – Зельда нетерпеливо дернула Луизу за руку, вынуждая двигаться дальше.

Старая кухарка вела ее самыми неприметными и узкими переулками подальше от дворца, избегая групп вооруженных людей. Все же за одним из поворотов они столкнулись с тремя солдатами. Те мгновенно направили ружья на старуху и девочку.

– Стоять! Кто?!

Луиза хотела ответить им, но смогла только пролепетать что-то бессвязное.

– Дай сюда! – Зельда скинула с плеч мешок муки и выхватила гуся у Луизы. Тут же в ее руке блеснул заточенный кухонный тесак, одним отработанным движением она отсекла птице голову и швырнула в сторону людей.

Гусь затрепыхался и забил крыльями в предсмертной агонии, брызжа кровью в оцепеневших солдат. Воспользовавшись их замешательством, Луиза и Зельда тотчас скрылись в ближайшем переулке.

Ближе к рассвету они вышли к рабочим общежитиям, где наконец смогли перевести дух. У черного входа обеих встретила старая знакомая Зельды, которую Луиза видела раньше во дворце. Нервным взмахом руки она пригласила их внутрь. Оказавшись в тесном коридоре общежития, Луиза увидела группу напуганных женщин, столпившихся в холле. Зельда устало оперлась о стену. Обхватив Луизу одной рукой за плечи, она привлекла ее к себе и обратилась к начальнице общежития:

– Дай девочке койку. Она заслужила отдых.

Кивнув, пожилая женщина взяла Луизу за руку и повела вглубь темного коридора.