Литературная Газета 6250 ( № 46 2009)

Приговор – вырождение

Литература

Приговор – вырождение

ОБЪЕКТИВ

Продолжаем обсуждение произведений финалистов премии «Русский Букер-2009»

Андрей ВОРОНЦОВ

Елена Чижова. Время женщин : Роман. – Звезда, 2009, № 3, с. 7–102.

Роман Елены Чижовой «Время женщин» начинается так же, как известный фильм «Москва слезам не верит», а заканчивается совершенно иначе. Можно сказать, что «Время женщин» – это «Москва слезам не верит» наоборот.

Лимитчицу Антонину Беспалову из «Времени женщин» тоже, как и героиню фильма Меньшовой, соблазняет какой-то стиляга, только питерский. Это диссидент Григорий, точнее, протодиссидент, ибо какие в 1956 году диссиденты? Все ещё были «детьми ХХ съезда», пусть и не всегда послушными. На просмотре фильма «Карнавальная ночь» Григорий остро переживает поражение венгерского восстания 1956 года. Он неприятно поражён нежеланием Антонины посочувствовать венгерским повстанцам (кстати, зверски убивавшим советских солдат). «Рукой махнул, пошёл». И исчез навсегда. А Антонина осталась на сносях. Ну а потом родилась дочка, местком взял мать-одиночку под крыло, дал ей комнату в коммуналке, девочку, наречённую Сюзанной, определил в ясли, и Антонина вернулась на работу во «вредный» цех.

На этом сходство с фильмом заканчивается. Девочка непрерывно болеет, температурит, дело доходит до судорог. Антонина хотела отвезти её к матери в деревню, но тут вдруг три «старорежимные» бабушки, соседки по коммуналке, «легли костьми»: «У самих – никого. Мужья-дети сгинули, поумирали. И внуков нету. Иди, говорят, работай. Неужто не вырастим втроём?» Антонина согласилась, и с тех пор повелось: она работает, ходит по магазинам, убирает, готовит, стирает на всех, а бабушки занимаются Сюзанной. «Почитай, три няньки на одну – и присмотрена, и причёсана. Гуляют, книжки читают. Учат, кому сказать, по-французски». Кроме того, бабушки тайком окрестили девочку именем София. И всё бы ничего, да только девочка – немая… Приближается время идти ей в школу, и женщины боятся: заберут Сюзанну в специнтернат…

Антонина получает на фабрике молоко «за вредность», но таскает его под одеждой домой – для Сюзанночки, для бабушек. Всё это кончается плохо: врачи обнаруживают у Антонины запущенную опухоль в матке…

«Помирать, а вроде и не жила» – такой неутешительный итог своей жизни подводит героиня.

Но, кроме вольного или невольного противопоставления сюжета «Времени женщин» сюжету фильма, между романом и фильмом «Москва слезам не верит» есть ещё нечто общее. Советское общественное устройство, показанное в этих произведениях, скорее, не социализм (при всей несхожести отношения к нему авторов), а – матриархат, власть матерей. И если у Меньшова женщины просто являются представителями наиболее разумного, организующего жизнь начала и власть их над мужчинами, скорее, тайная, то у Чижовой женщины властвуют и тайно, и явно – из-за вырождения мужчин. Виной тому – власть большевиков, или «болшевиков», как пишет Сюзанна, рисуя увиденных на улице атлантов. Это и есть в представлении Сюзанны-Софии большевики. «Наступят, прямо раздавят». И раздавили – русский народ, русскую интеллигенцию, пощадив из мужского племени лишь самых безвольных и бессловесных. Ну а поскольку у истуканов и представление о жизни истуканское, а мужчины являются не только рабами истуканов, но и рабами своих пороков, то организовывать жизнь, хоть мало-мальски смахивающую на настоящую, кроме женщин, стало некому. Правда, классическим матриархатом это не назовёшь: многие женщины тоже заражены «истуканской болезнью», ненавидят друг друга, грызут почём зря… Такова идейная концепция этого невесёлого романа.

Но если в романе Чижовой есть и хорошие, добрые женщины, то мужчины у неё (по крайней мере русские мужчины) – сплошь отталкивающие, ничтожные создания. Еврейские мужчины (например, врач Соломон Захарович) предпочтительнее. Отец одной из бабушек, Ариадны, находил этому такое объяснение: «жиды-то хоть за деньги Бога продали, а наш мужик, если доведётся, так – за шиш».

Что тут сказать? Не с руки мне спорить с Чижовой, потому что я мужчина, а перед нами, напомню, – взгляд женщины на мужчин. К тому же я, если честно, не совсем уверен, что точка зрения Чижовой совершенно несправедлива.

Не только русские женщины, но женщины вообще всегда были самоотверженнее, преданнее, искреннее в любви, нежели мужчины. Так повелось ещё с евангельских времён, а может, и раньше. Страшные «болшевики» здесь ни при чём. Ученики Христа ходили с ним по Палестине, спорили о старшинстве, ожидали воцарения Иисуса на престоле Давида, думали и о том, кто сядет одесную и ошую Его… Женщинам же, следовавшим за Иисусом, всё это было не нужно. Они просто служили Господу своей заботой и любовью. И в тяжкие минуты испытаний они оказались сильнее мужчин. Пётр «страха иудейска ради» трижды отрёкся от Того, Кому накануне клялся в любви, а юный Марк бежал, завернувшись в одеяло. Евангелие умалчивает о том, как исчезли в ночи и остальные ученики. Когда народ злословил Иисуса, а первосвященники насмехались над ним, из мужчин только апостол Иоанн стоял у Креста рядом с Матерью Божией. Женщин было в десять раз больше – Мария из Магдалы, Мария Клеопова, Мария Иосиева, Иоанна, Марфа, Саломия, Сосанна и другие… Вот он – вековечный укор мужскому племени!

Однако позволю себе скромно добавить, что последующая евангельская история – это не только история жертвенного подвига женщин-христианок. Не кому-нибудь, а трижды отрёкшемуся от Него Петру Христос сказал:

«…ты еси Пётр (камень), и на сем камени созижду Церковь Мою». Почему так? Потому, наверное, что женщины в первую очередь рождены матерями, хранительницами семьи и домашнего очага, а не для истового служения идее и тем более не для подвигов аскетизма и проповедничества. Жёны-мироносицы сделали немало для раскаяния испугавшихся после ареста Христа Его учеников. Да, в Страстную неделю они оказались не на высоте. Но говорит ли это о вырождении тогдашнего мужского племени? Через женщин, по воле Божией, в апостолов перетекла уверенность идти ради проповеди Слова Христова на муки и смерть. Грех малодушия, налетевшего на них в роковые дни как вихрь, они искупили сполна. Сколько примеров мы знаем с тех пор, когда женщины вдохновляли мужчин на подвиг! Взять хотя бы Жанну д’Арк. А если обратиться к недавней истории, то именно с женщин началось приднестровское сопротивление. Мужчины, с их советским менталитетом, куда дольше бы раскачивались, но им стало стыдно видеть, как женщины ложатся на рельсы и пытаются взломать оружейные склады.

Но есть ли смысл при очередном рецидиве малодушия и слабости мужчин выносить этому племени окончательный, не подлежащий обжалованию приговор? Если только в воспитательных целях… Тогда всё же, на мой взгляд, стоит сохранить возможность обжалования.

Я имею в виду не оговорки типа: «тем не менее…», «с другой стороны…». Что заслужили, то и заслужили! Речь идёт исключительно о художественности. «Время женщин» Чижовой очень похоже на свинцовые, угрюмые произведения, которые создавали в XIX веке Помяловский, Решетников, Глеб Успенский, Каронин-Петропавловский и иже с ними. Да, из Антонины государство выжало все соки на вредном производстве. А вот нынешних Антонин чуть ли не поголовно готовят в проститутки (как бы это ни называлось – «модельным бизнесом» или «участием в шоу «Дом-2»). Телевидение 60-х годов смертельно больная Тоня называет картинками из рая, ну а сейчас это что такое – картинки из ада? Извините, но несчастная Антонина Беспалова всё же не Сонечка Мармеладова, она не ходила на панель продавать своё тело, чтобы прокормить дочку и бабушек. И уж коли зашла речь о Достоевском, то давайте вспомним: а какова жизнь русских женщин, показанная нам, скажем, в «Преступлении и наказании»? Что, легче она жизни героинь Чижовой? Между тем никакой власти «болшевиков» ещё и в помине не было.

Итак, что правдивее – «Время женщин» или «Москва слезам не верит»? Знаете, когда я развёл эти два произведения по разным углам, мне сразу вспомнилось третье, из того же времени, с похожими героями – «Пять вечеров» А. Володина. В нём есть то, что я назвал «возможностью обжалования приговора», – не только страдание, но и искупление. Здесь помимо правды жизни найдём и волнующую правду искусства.