Литературная Газета 6257 ( № 53 2010)

Анкета «ЛГ»

Литература

Анкета «ЛГ»

Накануне 150-летнего юбилея Антона Павловича Чехова «ЛГ» обратилась к известным писателям и деятелям театра с просьбой ответить на два вопроса.

1. Какой Чехов вам ближе: юморист, реалист, драматург или врач и общественный деятель?

2. В чём, на ваш взгляд, секрет непреходящей популярности Чехова не только в России, но и за рубежом?

Андрей БИТОВ:

1–2. Для меня оба вопроса сливаются в один. Для меня после Пушкина Чехов – второй истинно цивилизованный писатель в России. Который не противопоставляет себя миру и ощущает существование другого человека как себя и чувствует ответственность перед бытием во всех его проявлениях. Этим и объясняется его непонятный нам успех на Западе. Если Пушкин продолжает погибать на Западе на языковом барьере, который не удаётся преодолеть переводчику и в силу этого и ещё другого, и остаётся в основном нашим национальным достоянием, то Чехов, наоборот, что было моим самым сильным впечатлением, когда я смог выезжать на Запад, воспринимается там, пожалуй, даже точнее, чем у себя на родине. Во-первых, потому, что в советское время мы были вне тех конфликтов, которые он описывал в своих знаменитых пьесах, как то: заклады, перезаклады поместий, разорения и собственность. А во-вторых, потому, что образы Чехова были чудовищно окарикатурены мхатовской театральной традицией и превращались в ряженых пожилых персонажей, скорее, близких Фонвизину, Грибоедову и Гоголю...

Виктор ЕРОФЕЕВ:

1. У меня есть свой Чехов. Боюсь, что ни один из тех Чеховых, присутствующих в анкете, не совпадает с моим. Мой Чехов – это предвестник литературы абсурда, негативный метафизик и любитель острых жизненных ощущений.

2. Это довольно коварный вопрос, потому что он подразумевает странный ответ. Чехов популярен тем, что он всех устраивает. И в России, и на Западе. Его идеология – это идеология человека, который готов согласиться с двумя прямо противоположными мнениями. К примеру, что жизнь полна смысла и что она его лишена. Находясь между этими полярными точками зрения, читатель находит то, что его устраивает, то, что ему ближе.

Роман СЕНЧИН:

1. Мне ближе Чехов-реалист. Его повести и рассказы вроде «Володя большой и Володя маленький», «Мужики», «Попрыгунья», «Володя», «У знакомых» – потрясающие вещи. Они именно потрясают, сколько бы я их ни перечитывал. Но есть шедевры и среди «юмористических» рассказов («Хамелеон», «Смерть чиновника»), и того периода, когда Чехов считался юмористом («Тоска», «Спать хочется»). Пьесы «Иванов», «Леший», «Чайка» считаю началом русской реалистической драматургии. Мало кто из драматургов последующих поколений приблизился к Чехову. Может быть, лишь Вампилов…

2. Чехов очень редко брал критические ситуации. Он писал об обыкновенной жизни обыкновенных людей, но показывал это так, что становится жутко, беспросветно. Большинство людей стремится стать лучше, не завязнуть в пошлости и быте, и Чехов помогает им получить необходимый заряд раздражения. Потому, наверное, его и читают. А о прекрасном чеховском языке, лаконичном, образном, мелодичном, и говорить не стоит – это, на мой взгляд, образец.

Захар ПРИЛЕПИН:

1. Мне вообще «чистые» юмористы несимпатичны, почти все, в том числе и ранний Чехов. Но едва ли он сам себе был симпатичен в этом амплуа. Чехов – для меня главный русский писатель и, если хотите, реалист (хотя он модернист не в меньшей степени, чем Пруст, право слово). Но едва ли он стал бы автором гениальных текстов без своей врачебной практики и сахалинской истории (в конце концов погубившей его).

2. Ох ты, а в «Огоньке» Генис пытается понять, почему Чехов потерял популярность в России и никому здесь не нужен. Поди тут пойми, преходящая его популярность или нет. В моём понимании в Чехове есть то, что, к сожалению, не в полной мере присутствует, скажем, в прозе горячо любимых мною советских литераторов или литераторов современных. О чём бы Чехов ни писал, какие реалии бы ни использовал – они, эти реалии, никогда не превалируют над собственно человеческой историей, над психологией. Не знаю, как у него это получается, но о его героях многим хочется читать всю жизнь, а о строителях БАМа, новых русских или бандитах, куда меньше. Интересно, изменилась бы эта ситуация, если б о БАМе и тошнотворных 90-х написал-таки Чехов?

Галина ТЮНИНА, заслуженная артистка РФ, актриса Московского театра «Мастерская Петра Фоменко»

1. Я не пытаюсь выделить в Антоне Павловиче какие-то ипостаси. Я принимаю его как единое целое, и для меня не стоит вопрос: мой ли автор Чехов. Для меня важнее понять, та ли я актриса, которая способна передать все тонкости чеховского мира. В творчестве Чехова, безусловно, есть разные периоды, и следить за тем, как происходил переход от одного к другому, безумно интересно, но для меня он остаётся единым целым. Человек с годами не меняется. И если говорить о человеке творческом, то на протяжении всей своей жизни он стучится к нам с какой-то одной, самой важной для него мыслью, только выражает он её по-разному, причём в зависимости не только от возраста, но и от душевного состояния. Вычленить эту мысль у Чехова я не возьмусь, очень сложно переводить собственные мысли, ощущения в слова. Но мысль эта, набирая силу, имеет разную интенсивность, я бы даже сказала, разную плотность, в разные периоды его жизни. Она как бы «сгущается» по мере роста его мастерства и постепенно даёт ощущение иной прозы. А на самом деле, как мне кажется, просто главная мысль постепенно достигает предельной плотности, вытесняя всё второстепенное.

2. Секрет популярности Чехова, на мой взгляд, вовсе и не секрет. Он сумел проникнуть в недра человеческой природы гораздо глубже, чем мы можем себе представить. Благодаря доставшемуся от Господа Бога таланту ему удалось выявить первоосновы человеческой личности, которые не зависят ни от эпохи, ни от национальности, ни от менталитета, ни от возраста или рода занятий. Задачи, которые он поставил перед режиссёрами, актёрами и в определённой степени перед зрителями, далеко не исчерпаны за то столетие, что минуло со дня его смерти, и в ближайшее время исчерпаны не будут. То знание о человеке, что ему было дано от Бога, нам приходится постигать долгим и кропотливым трудом. Лёгкая истерия – новые спектакли, какие-то литературные чтения, выставки и т.д., – которая возникает сейчас вокруг его имени по случаю юбилея, вполне объяснима, но если задуматься, это не только праздник, но и свидетельство того, что мы, несмотря на все наши усилия, пока не особенно продвинулись в этом деле, хотя нельзя сказать, что сделано мало. И вряд ли кто-нибудь осмелится определить, сколько времени нам ещё потребуется, чтобы осознать величие его гения. Ведь Антон Павлович смотрел не на сто, не на двести, а на пятьсот лет вперёд, а может, и на тысячу. Так что время Чехова не минуло и долго ещё не минет.

Леонид ХЕЙФЕЦ, народный артист России, театральный режиссёр и педагог:

1. Ни о каком разделении для меня речь идти не может: Чехов моё всё. Я не отделяю не только Чехова-юмориста от Чехова-драматурга, но Чехов писатель, врач и общественный деятель для меня тоже неразделимы. Всё, что он делал в своей жизни, мне очень близко. Если откровенно, то в моей внутренней иерархии великих личностей он – третий. После Христа и Шекспира.

2. Чехова будут ставить всегда. Столько, сколько будет существовать человечество. И у нас, и за рубежом. Потому что Чехов рубежей не признаёт. Он писал о людях. А люди – они везде люди. Они хотят жить, хотят любить и быть любимыми. Всё остальное – от лукавого.

Продолжение на стр. 5, 6, 8, 15

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: