Смешное ницшеанство

Литература

Смешное ницшеанство

ПОЭЗИЯ

Александр КУШНЕР

***


Какое счастье – Фет!


В любом откроешь месте


Его – и жалоб нет


И тягостных предвестий,


Наоборот, весну


Предчувствуя, кустарник


Не клонится ко сну


И бронзов, как пожарник.

А даже если снег


Посеребрил берёзы,


Не склонен человек


Себе позволить слёзы,


И траурный наряд


Пленительным для взгляда


Считает, снегу рад.


Так правильно. Так надо.

Какое счастье – Фет!


Евангелие наше


Среди несметных бед,


У радости на страже,


Вот кто христианин,


Притом что в атеизме


Замечен он один


В запуганной отчизне.


***


В стихах на грифельной доске


Зачем Державин отнял веру


В приют последний и химеру?


Сказал, что строим на песке?

Корону, царскую порфиру


Не жаль, но как решился он


Отдать трубу, а с нею лиру


И утопить в реке времён?

Зачем так сумрачно и грустно


И безнадёжно так, скажи?


А мне бессмертие искусства


Представить легче, чем души.

***


Дрова коловший с Ходасевичем


Сергей Иванович, поэту


Шутить над вами было незачем


Так зло, – скажу вам по секрету.

И вы вели себя достойнее,


Чем он, снежком стараясь тише


Скрипеть, и были зря расстроены:


Он тоже музыки не слышал!


Провинциальное, московское,


Чуть-чуть смешное ницшеанство,


А колка дров – занятье скользкое,


И дело любит постоянство.

Виолончели умозрительны,


Небесной арфы звуки тоже,


И если что роднит действительно


Людей, то общий труд, быть может.

Двадцатый год. Какие ангелы


Могли летать в московском небе?


Нет ни Юденича, ни Врангеля,


В дровах спасенье всё и в хлебе.

Сергей Иванович, прислушавшись,


«Мне не слыхать», –


ответил честно.


Как чудно это простодушие,


Смиренье истинно чудесно!

***


Всего чудесней и всего грустней


Знакомство с жизнью и прощанье с ней,


Наверное, знакомство тоже грустно,


Мы плохо помним чудо первых дней:


Звонил звонок в саду в романе Пруста


И гость входил, всех лучше и умней.

Но мальчика в такие вечера


Спать отправляли раньше, чем обычно,


И мать, как ни была она добра,


Не шла за ним, а плакать неприлично.

Зато в прощанье с жизнью, может быть,


Есть что-то, кроме горя и печали.


Любили мы, кого могли любить,


И кое-что о жизни мы узнали.

Таинственна и по утрам свежа!


Я на ухо шепну, пригнись поближе:


Не так она безумно хороша,


Но ласточкой купалась в ней душа,


А тот звонок в саду звонит всё тише.

***


Такие дымные, такие мглистые,


Мутно-белёсые и чёрно-серые,


Не то гранитные, не то кремнистые,


Как будто пропастями и пещерами


Они взлелеяны и небо заняли,


Хребтами горными могли быть, кручами,


Пугая осыпью, мерцая гранями,


Лишь по привычке мы зовём их тучами!

И этот горный край в равнинной местности


Внушить нам, кажется, готов стремление


К другой ментальности, другой словесности,


Другой судьбы желать, другого гения,


Другого прошлого, другой истории,


Быть может, Родоса, быть может, Самоса,


Как будто мало нам фантасмагории


Своей и эпоса, родного хаоса.

***


О, водить бы автобус из Гатчины в Вырицу,


Знать всех местных старух, стариков,


Тополь в этот маршрут ковыляющий вклинится,


Поднапрёт волчье лыко с боков,


И сирень, проводив шаркуна до околицы,


Передаст его ельнику – пусть


Тот за ним до оврага под Сиверской гонится,


Навевая дорожную грусть.

Есть такие работы, такие профессии –


Позавидуешь им, заглядясь


На избыток того, что зовётся поэзией,


Объезжающей лужи и грязь,


По пути подбирая и мать с первоклассником,


И торговку с заплечным мешком,


Неожиданно будничность делая праздником


И внушая смиренье тайком.

***


Не ест, не пьёт, не курит, не гуляет,


Не спит ночами Разум Мировой,


И женщин в темноте не обнимает,


И к вещи не притронется рукой,


И с ветки не пригнёт к себе листочка,


И с клумбы не сорвёт тайком цветка,


Бессильно-всемогущий одиночка.


Представь себе, как жизнь его горька!

Как чудно прикоснуться к фолианту,


Сдуть пыль и подержать тяжёлый том.


Как Гегелю завидовал и Канту


Он, думавшим, в обход его, о нём,


Гулявшим, спавшим, зябнувшим, потевшим,


Дрожавшим на осеннем сквозняке,


И никогда его не пожалевшим,


Скучающего где-то вдалеке.

***


Боже мой, Левитан! Ведь знакомы до слёз


Этот лес, этот луг, этот мох, этот плёс,


А про март и лошадку в снегу у крыльца


Я бы, кажется, мог говорить без конца,


И, признаться ли, даже казалось порой,


Что как родственник слишком он, что ли, мне свой


И, как детство, пожалуй, чуть-чуть заслонён


Всем, что было с тех пор, столько чудных имён!

Но зашли мы на выставку. Надо взглянуть


Ещё раз на сбегающий к берегу путь


И ещё раз, в последний, наверное, раз


Посмотреть на подкрашенный охрой баркас,


И смотрели, смотрели, смотрели, потом


Мимо авангардистов возвратным путём


Шли мы к выходу, к выходу шли, как во сне,


И Малевич казался архаикой мне.


* * *


Здравствуй, в белом сарафане…


П. Вяземский

Мороз – это крепость. И мы до весны не сдадим


Её, и бессмысленна зимнего солнца осада.


Да здравствует стойкость! Как трудно пришлось бы


другим,


А нам даже нравится всё это, будто так надо.

Мороз – это бодрость, недолги прогулки в саду,


Зато обладают большой воспитательной силой.


Как много защитников было – и мы в их ряду,


История ценит упорный народ, а не хилый.

По саду прошу тебя сделать ещё один круг,


О Вяземском поговорить как ни в чём не бывало.


В стихах залихватских он зимний прославил недуг,


На зиму надел сарафан, не смущаясь нимало.

А всё-таки нас веселит и шлифует мороз,


Мороз – это крепость, и держим мы в ней оборону


На фоне Вселенной, до холода в сердце, до слёз,


И верим промёрзшему дубу, продрогшему клёну.

* * *


Только к зиме уменьшительный суффикс пристал.


Зимушка – то ли от радости, то ли от страха.


Я-то боюсь вееров её и опахал,


Снежного, вьюжного варева, пуха и праха.

Я и фольклора, пожалуй, чуть-чуть сторонюсь,


Есть в нём надрыв, украшательство и поученье.


Зимушка! В радость как будто завёрнута грусть.


За удовольствием прячутся мрак и мученье.

Зимушка, надо же, хлёсткие петли её!


Впрочем, и отдых крестьянский, и сон, и безделье.


Сказка про прорубь и жалкое волчье вытьё,


Лисье коварство, какое-то злое веселье.

Библиотечную первую книгу свою,


Детскую сказку, читал по дороге из школы


И потерял, мне её в незакатном краю


Волк поднесёт, обесчещенный и полуголый.

Библиотекарша выговор сделала мне


И заменить на любую другую велела.


Я и принёс то ли сборник стихов о весне,


То ли Житкова, потупясь, принёс и несмело.

Зимы стояли холодные. Снег заметал


Дом разбомблённый, трамвай под искрящей дугою.


Я эти сказки ещё во младенчестве знал.


Мне, первокласснику, что-нибудь дайте другое.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ


Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Загрузка...