Литературная Газета 6314 ( № 10 2011)

«Граф Толстой не жаловал гламура»

Двенадцать рассерженных режиссёров

«Граф Толстой не жаловал гламура»

«ЛГ» продолжает цикл «Двенадцать рассерженных режиссёров», начатый беседой с генеральным директором «Мосфильма» Кареном Шахназаровым. Сегодня разговор о болевых точках российского кино и острых проблемах нашей жизни ведёт народный артист России Сергей СОЛОВЬЁВ.

ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК

Сергей Соловьёв родился в 1944 году в городе Кемь в семье военного. Его отец Александр Дмитриевич был начальником отдела «Смерш» Карельского фронта. Сергей Соловьёв в 1960–1962 годах работал рабочим на ленинградском телевидении. Окончил режиссёрский факультет ВГИКа (мастерская М. Ромма и А. Столпера). В 1969 году дебютировал на «Мосфильме» двумя новеллами по рассказам Чехова в киноальманахе «Семейное счастье». Поставил широко известные фильмы «Сто дней после детства» (Государственная премия СССР), «Станционный смотритель», «Спасатель», «Чужая Белая и Рябой», «Асса», «Нежный возраст», «Анна Каренина»… Лауреат международных кинофестивалей в Венеции, Берлине, Сан-Себастьяне…

– Сергей Александрович, сначала о печальном. Два ваших новых фильма – «Анна Каренина» и «Асса-2» не вышли в прокат. Как вы полагаете, это ваша личная драма или драма зрителей, которых лишили экранизации великого русского романа и продолжения культовой ленты перестроечных лет?

– Никакой тут личной драмы нет. Я – кинорежиссёр, и моя профессия – снимать фильмы. Я их снял, а если бы я их не снял, вот тогда можно было бы говорить о драме.

О СУДЬБЕ АННЫ КАРЕНИНОЙ, КОТОРАЯ СНОВА ПОПАЛА ПОД ПОЕЗД

– Но фильм важно не только снять, важно, чтобы его кто-то увидел…

– Ну да. Эти картины, кстати, довольно часто показывают на специальных сеансах. Вот сейчас Эльдар Александрович Рязанов предложил мне показывать их у него в киноклубе «Эльдар». Я, конечно, с радостью. И каждый новый такой просмотр отнюдь не настраивает меня на какие-то там драматические переживания. Совсем даже наоборот. Поверьте, я не собираюсь хвастаться, но не было пока ни одного показа «Анны Карениной», где бы от зрителей не ломился зал. Я, признаться, поначалу совершенно не рассчитывал на такой интерес. Когда мы шли на премьеру в Дом кино, на подступах к нему стояли толпы народа. Те, кто там был, наверное, это помнят – дикая жара, кондиционера в зале нет, люди сидели не просто в проходах, на ступенях, но и лежали на сцене… Таня Друбич тогда мне сказала: «Слушай, даже стыдно, что к нам пришло так много зрителей. Ведь все они прекрасно знают конец этой истории…»

За последние два года было, наверное, около 300–400 показов этого фильма с «заранее известным концом». В Болгарии, к примеру, «Анна» закрывала софийский фестиваль в зале на 7 тысяч мест. «Вы что, ребята, затеяли погубить меня на глазах всего европейского кинематографического сообщества?» – засомневался я при этом известии. Тем не менее и этот зал был набит битком. Неизменно полны были залы на премьерах фильма и здесь, в России, – от Сочи до Нижневартовска, и за рубежом – в Нью-Йорке, Торонто, Тель-Авиве, Лондоне…

– А что происходит со второй «Ассой»?

– То же самое. Может, имеет смысл напомнить, что когда первую «Ассу» презентовали в ДК МЭЛЗ, то зрители занимали на неё очередь за много суток до сеанса. Было холодно, ночью жгли костры. Со второй «Ассой» я на это совсем не рассчитывал, у меня вообще не было соображений «повторить успех», а тем более «дважды срубить бабло». Пока я размышлял, в питерском кинотеатре «Родина» молодые прокатчики сообразили действо под названием «Ночь Ассы». Первую «Ассу» они показали в половине двенадцатого, потом было выступление рок-группы, а в половине четвёртого начался показ второй «Ассы». Кто, казалось мне, будет готов отдать ночь этим двум фильмам, разделённым двадцатью годами? Так вот массивные двери старого сталинского кинотеатра снесли в одночасье. Это был стихийный, неорганизованный праздник «Ассы».

И на этом фоне уже другие прокатчики всё не устают повторять: к сожалению, «Анна Каренина» и «Асса-2» не имеют прокатных перспектив.

– А что им на это говорите вы?

– Ничего я им не говорю. И даже стараюсь понять их загадочную логику. Сегодня никто из посетителей отечественных кинотеатров не знает, кто такая Анна Каренина, утверждают они. И перед тем, как выпускать картину на экран, хорошо бы втемяшить в сумеречное сознание современных тинейджеров, чем и по какому поводу знаменита эта дама и почему им будет полезно посмотреть это кино. Я и это, клянусь, выслушал без обид и кидания шапки об пол. И даже нашёл возможность побеседовать на эту тему в Министерстве просвещения с самыми высокими просвещёнными начальниками. И сказал им, что сегодня, когда связи молодёжи и русской литературы чрезвычайно ослаблены, было бы, наверное, полезно показать старшеклассникам фильм по этому толстовскому роману.

Я совсем не призываю, чтобы школьники не смотрели «Аватар», а интеллигентным строем шли на «Анну Каренину». Хотя у меня и есть письмо от руководителей просвещения, в котором они рекомендуют учащимся старших классов посмотреть наш фильм. Ребята, может, и вняли бы рекомендациям, но самого фильма на экранах как не было, так и нет.

– Между тем ходят разговоры, что вы сами не хотите выпускать «Анну Каренину» на экраны, чтобы создать ей репутацию «опальной», «полочной» ленты…

– До меня тоже доходили эти забавные слухи. Я даже задумался: может, правда, косить под опального? Так вот я официально на газетных страницах поясняю: косить под опального не хочу, а хочу нормального для такого рода фильма проката. Хочу, чтобы его увидело как можно большее количество зрителей. Но везде натыкаюсь на негласное сопротивление.

Мне недавно по этому поводу один умный человек сказал: чего ты хочешь, они же ненавидят и самого Толстого, а не только твою экранизацию. Почему, например, так сверхстеснительно замазали дату 100-летия ухода писателя – и из Ясной Поляны, и из жизни? Да потому, что если задуматься (а, наверное, где-то там наверху сидит какой-то полуграмотный человек, склонный к «задумыванию»), то первым делом бросается в глаза жестокая ненависть классика к любому «гламуру». А нынешнее общество целиком ориентировано на гламур. Дальше. Толстой ведь так и не испросил церковного покаяния, остался еретиком, который всё сомневался и в церковных догматах, и в самом институте Церкви как источнике общественного мировоззрения. А сегодня иногда с изумлением наблюдаешь, как кому-то жутко выгодно заменить Церковью исчезнувшую компартию. Куда ни ткнись, Толстой везде неудобен и никак не может быть приспособлен к требованиям «рыночной экономики». Поэтому он и ненавидим.

Вот такую речь произнёс один мой умный знакомый. С чем-то я согласен, с чем-то – нет. Но знакомый мой, я думаю, всё-таки совсем не дурак.

О КОММЕРЧЕСКОМ ПРОКАТЕ, КОТОРЫЙ НЕ ХОЧЕТ ОБРЕСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЛИЦО

– В старые советские времена хотя бы одна копия принятого к прокату, но «неугодного» фильма, будь то «Листопад» Отара Иоселиани или «Мой друг Иван Лапшин» Алексея Германа, обязательно попадала в крупные города. И эти ленты при желании можно было увидеть…

– Мой первый фильм «Егор Булычов» с выдающейся, как сегодня стало очевидно, работой Михаила Ульянова при выходе своём тоже признан был «трудным», «пессимистичным» и, в общем-то, ненужным. Тем не менее его всё-таки напечатали в количестве 16 копий и отправили по одной копии в каждую республику. И все, кому это было интересно, его тогда увидели. Советский прокат, который справедливо казался нам достаточно уродливым и который мы обзывали «убийцей живого искусства», закончился как раз на моей картине «Асса». Она вышла в апреле 1987 года и до конца года собрала 18 миллионов зрителей. Когда появилась моя следующая картина «Чёрная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви», этот «неэффективный» прокат прикончили.

Вроде бы надо было праздновать победу. Разрушив «до основанья» старый советский кинопрокат, мы трепетно ждали, что вот-вот воссияет новая кинематографическая эра. В одном кинотеатре будет идти Феллини, в другом – Антониони, в третьем – Тарковский, в четвёртом – Герман, в пятом найдётся пусть скромное, но собственное место и для «Чёрной розы».

Так вот Феллини с Антониони вскоре были навсегда изгнаны с экрана, а «Чёрная роза» на эти самые экраны не вышла вовсе. Последовавший за «Чёрной розой» фильм «Дом под звёздным небом», завершивший трилогию «Песни о родине», не вышел на экраны тоже. Потом чеховские «Три сестры» не были показаны отечественному зрителю вообще. «Нежный возраст» имел таинственный, невидимый и неощутимый прокат. Снятый по чеховским новеллам фильм «О любви» тоже булькнул в тёмных водах проката, испустил пузыри и исчез. Что с «Анной Карениной» и второй «Ассой», вы знаете сами…

Не правда ли, скорбный список? Неважно, хорошие эти фильмы или так себе, но показать-то их можно было, особенно если учесть, что на них потрачены какие-то государственные средства. Впрочем, что до того, прокат-то у нас негосударственный, частный…

– Имея за душой этот скорбный список, вы по-прежнему настаиваете, что не переживаете никакой творческой драмы?

– А какая же тут драма? Я вполне удачливый режиссёр. Снимал и снимаю только те картины, которые хочу, которые мне самому интересны. Их показывают на разных фестивалях. Они получают всякие премии, призы – у меня дома их отдельный большой шкаф. О них пишут рецензии, статьи и даже диссертации. Они становятся каким-то там фактом какой-то там общественной жизни. Но до экрана не доходят. Кто-то поясняет мне при этом, что я двигаюсь не очень правильным путём.

– А может, всё-таки неправильным путём идёт наш кинопрокат?

– Он идёт своим путём. Тем, который ему нравится, и тем, который для него, такого, как он есть, выгоден и полезен. Хотя следует заметить, что все эти годы я не только наблюдал с тоской во взоре, как он, бедный, деградирует. Когда я работал в Союзе кинематографистов, первым моим деянием был поход к председателю правительства Егору Гайдару. Я ему тогда сказал: надо бы как-то спасать наше великое экономическое достояние – общероссийский кинопрокат. Именно в том самом «отвратительном кинопрокате», который мы общими усилиями успешно схарчили, каким-то образом были рентабельны Тарковский и Иоселиани – разумеется, вместе с Гайдаем и Рязановым. Они и образовывали единый советский кинематограф, и давали в итоге правильный финансовый баланс.

Конечно же, сейчас, сказал я Гайдару, никого угнетать не надо, ничего закрывать не следует. Напротив, пусть цветут пышным цветом любые коммерческие дистрибьюторские структуры. Пусть показывают с любовью свою расчленёнку, своих чертяк, но, может, следует создать конкурентную кинопрокатную сеть? Ведь тратятся же на производство картин немалые государственные средства. Может быть, следует подумать и об их возврате? Разумеется, не нужно взваливать целиком на государство содержание этой самой «конкурентной сети». Пусть 51 процент акций будет у государства, а остальное, конечно же, с удовольствием дадут инвесторы. И вот через эту систему кинопроката можно будет эффективно поддерживать наше национальное кино. А оно, в свою очередь, как знать, вдруг снова сможет поддерживать человеческие души, в том нуждающиеся. А душ этих по безбрежной России тьма тьмущая.

Мне тогда умный и благородный Гайдар ответил почти как Ленин: «Сегодня ещё рано». «А когда будет в самый раз?» – полюбопытствовал я. «Вот когда они всем миром насмотрятся Голливуда, тут-то вы и подтянетесь со своим «Сталкером».

Гайдар, конечно, никакой не злодей, он, в сущности, хороший. Но, как и Ленин, он всё-таки кремлёвский мечтатель, теоретик космонавтики. Я тогда засомневался: к тому светлому часу Икс, о котором говорил Егор Тимурович, все нуждающиеся отечественные киношники испустят дух, и в светлый храм чистого «постголливудского искусства» просто некому будет войти. А за то время в зловонных водах коммерческой галиматьи, которыми заполнен коммерческий экран, мы окончательно утопим и того немногого зрителя, на которого рассчитывали.

– И что он на это ответил?

– Гайдар, я помню, огорчился – это, мол, не рыночный подход. И всё-таки Егор Тимурович и вправду был благородным человеком: он помог мне подписать у Ельцина указ «О создании акционерного общества «Российский кинопоказ» с блокирующим пакетом акций у государства. Борис Николаевич сопротивлялся, очень его угнетала «государственная роль» в акционерном обществе. Но Гайдар помог. Мы буквально водили его рукой, и, по сути, вместе, на троих, санкционировали этот документ. Его никто не отменял. Он жив и, вероятно, имеет силу президентского указа. Но ни один человек не шелохнулся, чтобы взяться за его исполнение.

– Неужели на этом всё и закончилось?

– Почему закончилось? Я и посегодня думаю, что ничего не закончилось. А тогда мы продолжали действовать. Пробились к Лужкову. Очаровали его сознание. И вместе с ним на протяжении полутора лет вдохновенно занимались созданием системы «Московский кинопоказ». Как Чапаев с Петькой, мы встречались в его кабинете по утрам, раскладывали на столе карту Москвы, чертили стрелки, флажки. Разумеется, и на московские власти мы не хотели взваливать финансовую ответственность по созданию системы кинотеатров, лоббирующих российское кино. Мы достали деньги на модернизацию московского кинопроката у солиднейших западноевропейских банкиров. Они приехали в Москву с гарантийными письмами. Но и эта затея утонула, едва-едва побулькав. Кому-то это было не нужно. Кому-то это было невыгодно. Несмотря на постановление правительства Москвы, подписанное по всей форме московским руководителем. Случайность ли это? Вряд ли. Это сложившаяся и устоявшаяся система…

О ДУМАЮЩИХ ЗРИТЕЛЯХ, КОТОРЫХ РЫНОЧНАЯ ЭКОНОМИКА ВЫБРОСИЛА НА ПОМОЙКУ

– Благодаря существованию этой системы ваше горькое пророчество сбылось, и пришло время, когда грамотного, думающего зрителя мы практически потеряли…

– Но это дело всё-таки поправимое. Вот взять хотя бы Ханты-Мансийск. Десять лет там существует международный кинофестиваль «Дух огня». И за эти годы там воспитался думающий, доброжелательный зритель, которого в Москве днём с огнём не найдёшь. В Ханты-Мансийске, между прочим, по инициативе фестиваля в некоторые школьные программы был введён предмет «История отечественного киноискусства». А благодаря Карену Шахназарову мы подарили школам всю коллекцию кинокартин «Мосфильма» – эти немыслимые по величине ящики, в сущности, были полны немыслимого добра.

Ребята занимались по особой программе, смотрели кино, сдавали экзамены. На экзаменах, к примеру, спрашивали: кто такой Сергей Урусевский? Они отвечали. Скажите, найдётся ли сегодня на Пушкинской площади в Москве хоть один человек, который ответит на вопрос, кто такой Урусевский? Многие не знают даже, кто такой Шукшин.

Во ВГИК, где я преподаю, поступают хорошие молодые люди, некоторые даже одарённые, но зрители из них – почти никакие. Во ВГИКе они начинают смотреть хорошие картины. Мы показываем им «В горах моё сердце» Рустама Хамдамова, «Вакантное место» Ольми, «400 ударов» Трюффо, «Дорогу» и «Ночи Кабирии» Феллини… И уже через три месяца они не только знают, кто такой Шукшин и Урусевский. Они уже не хотят смотреть конвейерное кино. Потому что это кино, соображают они потихоньку, вроде как унижает и даже оскорбляет их вкус и нравственное чувство. Вывод: грамотный зритель – это всё-таки вопрос образования молодых людей. Вопрос, который рыночная экономика почему-то с самого начала выбросила на помойку.

– Этот ваш ханты-мансийский эксперимент так и просится быть распространённым на всю страну…

– Хорошо бы, конечно, ввести обязательное преподавание в школе истории отечественного кино. И может быть, через несколько лет получить какое-то количество грамотных, образованных зрителей. Но это требует ясности в наших головах, чёткой направленности идей и средств. Пока же вот создан фонд поддержки успешных киностудий. Как знать? Может быть, они и заработают денег, в том числе и на образовательные процессы в школе. Я не очень в это верю. Но, с другой стороны, кто такой я? Ну, довольно незаметный кинематографический деятель в эпоху Бекмамбетова.

– К слову, Тимур Бекмамбетов – один из немногих в нашем кино, кто работает «на два фронта». Он снимает и в России, и в Америке, посильно умножая мощь голливудского кино, которое и так завоевало весь мир. Скажите, может, нашему кино могло бы помочь введение квот на западную кинопродукцию?

– Тут опять-таки нужны определённость и ясность в головах. Вот как-то позвали меня членом жюри Шанхайского кинофестиваля. Там я довольно много общался с верхушкой китайской кинематографии. И они мне рассказали, что в Поднебесной снимается примерно такое же количество фильмов, как у нас. Я, наивный, думал, что и проблемы мы переживаем схожие. «Как конкурентно боретесь со сверхприбыльным американским кино?» – вежливо задаю я в вежливом китайском тоне вопрос. «А этот фактор практически не существует. Мы приняли закон, по которому во всекитайском прокате показывается всего 16 американских картин в год. И ни одной больше». – «Как?» – изумляюсь я. «А так. Мы хотим, чтобы Китай оставался Китаем, а не превращался, допустим, в Америку. Мы хотим, чтобы молодёжь была в курсе, как развивается наша страна, какие проблемы её волнуют. Вот почему отдаётся приоритет национальному кино. А с голливудской продукцией любой желающий может познакомиться, купив диск и поглядев его дома. Диски эти свободно продаются». «Но вот сейчас на фестиваль приезжает большая делегация американских кинематографистов со звёздами первой величины и во главе с главным боссом студии «ХХ век Фокс». Почему так? – не унимаюсь я. – Вы их угнетаете, а они к вам едут, да ещё в таком звёздном составе?» «Потому что они надеются пробить 17-ю картину», – отвечают китайцы.

Вот это и есть политическая воля, это и есть целенаправленная и ясная забота о национальном кино и национальном зрителе.

Или вот совсем другая страна – Колумбия, где когда-то я снимал картину. Там никаких квот не было. Любой поход в любое кино стоил 5 долларов. Но если кинотеатр показывал латиноамериканскую ленту, 4 доллара шло в доход кинотеатра, а один доллар – в фонд поддержки национального кино. Если кинотеатр показывал американскую картину, то один доллар шёл кинотеатру, а 4 доллара – в фонд поддержки латиноамериканского кино. Думается, неслучайно это кино, равно как и китайское, переживают настоящий взлёт.

О ЗЕМНЫХ ПРОБЛЕМАХ, КОТОРЫЕ РЕШАЮТСЯ НА НЕБЕСАХ

– Но у нас тоже что-то делается во имя грядущего расцвета кинематографа. Вот, например, создан Фонд поддержки кино, который, впрочем, вы уже удостоили упоминания. Вы не верите, что он поможет развитию нашего кинематографа?

– На мой взгляд, обязательно нужна стройная, выверенная система мер, извините, даже не по поддержке, а если угодно, по воссозданию отечественного кинематографа. А появление того или иного фонда с не совсем ясными целями – это продолжение купания нашего кино в мутных водах. Впрочем, я вполне могу быть и неправ. Жизнь покажет.

– Как вам кажется, государство в должной степени поддерживает сегодня наше кино?

– Суммы, которые называются, – это чудесные, восхитительные суммы. И ничего, кроме как «спасибо партии и правительству за наше счастливое детство», сказать по этому поводу невозможно. Но распределение этих волшебных сумм свершается на небесах.

Все последние свои фильмы я снял только благодаря поддержке государства. Но чувствовал ли я надёжное партнёрство государства? Нет, не чувствовал. Я исправно куда-то ходил, каждый раз слегка унижаясь. Подолгу сидел в приёмных, пряча, как Акакий Акакиевич, ноги под стул. Иногда даже объяснял кому-то, кто я такой и откуда взялся. В большинстве случаев мне отказывали.

Вот когда-то мы с Олегом Ивановичем Янковским собирались снять чеховского «Иванова». Написали сценарий. Хороший. Отказали – бесперспективно в прокате. Олег Иванович умер, сценарий валяется в ящике. На экраны выходит фильм «Иванов», снятый при государственной поддержке. Надеюсь, он хороший. Я его ещё не видел, но посмотрю. Не с целью обижаться, а с целью посмотреть. Но недоумение остаётся. Почему у нас с Янковским замысел был бесперспективным, а у кого-то другого – дай Бог ему здоровья – тот же самый замысел перспективный? Я же говорю: что-то там такое свершается на небесах.

– Но спустимся с небес на грешную землю… Ваш культовый фильм «Асса» заканчивался песней Виктора Цоя: «Перемен, мы ждём перемен». Вы довольны переменами, которые произошли в нашей стране?

– А кому это интересно: кто доволен, а кто недоволен? Каких-то там «перемен» мы желали – и какие-то там «перемены» произошли. А история, как справедливо утверждается, не знает сослагательного наклонения. В той толпе, которая была в финале «Ассы» и вместе с Цоем требовала перемен, стоял и я. Про всех не знаю, но про ту толпу знаю точно. И даю вам зуб, что ни один из той многотысячной толпы не имел в виду тех перемен, которые произошли. Все имели в виду что-то, конечно, неясное, но другое. А то и абсолютно противоположное тому, что получилось. Именно про это и была снята «Асса-2». Наверное, в силу этого она и не выходит на экраны. Но это благородное объяснение. На самом деле она не выходит, наверное, в связи с отсутствием финансового интереса. Ну и по общему нашему раздолбайству.

– Может, я поставлю вопрос чересчур уж в лоб, но что вам не нравится в нашем нынешнем жизнеустройстве?

– О Господи! Чему же тут нравиться? Но главное, наверное, всё-таки то, что «человека забыли», как писал Антон Павлович Чехов. Ну и жаль, конечно, что, в частности, наше кино как-то нелепо выходит из тотального кризиса. Итальянцы когда-то вышли с помощью «неореализма», французы породили «новую волну», а у нас всё какие-то пост­коммунистические выдумки про «патриотическую тематику». Фильм Витторио де Сика «Похитители велосипедов», который был снят, говоря условно, за какие-нибудь там несколько лир, обошёл все экраны мира, и все нормальные люди на земле его посмотрели. Почему так получилось? Потому что сострадали человеку, его боли, надежде. А любовь к человеку, сострадание к человеку, душа, совесть, нравственность – это вовсе не ругательные понятия, как сегодня утверждают в нашем кино. Это главные понятия. Но вот фильмы есть, фестивалей уйма, а «человека забыли».

О РЕФОРМАХ, КОТОРЫЕ ГРАНИЧАТ С БЕЗУМИЕМ

– Кроме режиссуры вы ещё преподаёте во ВГИКе, где ведёте свою мастерскую. Между тем приходилось встречать суждение, что в нынешнем ВГИКе не так и не тому учат. Не надо, мол, ориентировать будущих режиссёров на высокое искусство, а надо дать ремесло, научить делать успешные кассовые фильмы.

– Начну издалека. После войны в СССР образовалась широкая сеть ремесленных училищ. В «ремеслухах» царили довольно суровые нравы, но тем не менее советские ремесленники стали основой рабочего класса, восстановившего страну. Одновременно с этим во ВГИК в солдатских шинелях пришло великое поколение: Чухрай, Ордынский, Озеров; там к тому времени, по-моему, уже учились Хуциев, Алов и Наумов. Преподавали Довженко, Эйзенштейн, Козинцев, Ромм. Во ВГИКе тоже творилось всякое. Но главное – из него выходили люди, определяющие сознание миллионов. Кому же в голову приходит сегодня мысль реформировать ВГИК по принципу «ремеслухи»? Это чушь.

Отцы-основатели ВГИКа создали великую художественную созидательную идею – идею творческих мастерских. Никакие европейские «бакалавры» и «магистры», которых нам нынче навязывают, никогда её не заменят. Реформирование не должно превращаться в массовое безумие, а сегодняшнее постоянное «перетряхивание» кинематографических структур часто, мне кажется, всё-таки граничит с безумием.

Разрушить сегодня ВГИК можно в три дня. Ломать – не строить. Время от времени и пытаются ломать. Как-то у нас в институте прошло совещание, на которое пригласили наиболее «успешных продюсеров». Те сели по одну сторону стола. А с другой стороны сидели мы, достаточно неуспешные по нынешним временам педагоги, которые всего лишь старались не дать в обиду традиции ВГИКа, насчитывающего более чем 90-летнюю историю.

Креативные продюсеры утверждали: не нужно никаких мастерских, нужно потоком обучать всех желающих азам ремесла. Тут не выдержал Марлен Хуциев. Он показал пальцем на ту сторону стола и сказал: ребята, запомните, вы – враги народа и вам ещё воздастся по вашим заслугам. Я с Марленом Мартыновичем согласен. Рушить сложившуюся во ВГИКе систему образования – это, конечно, абсолютно враждебное народу деяние. Потому что пришедшие во ВГИК Шукшин – из алтайских Сростков, Шпаликов – из Киевского суворовского училища, Бондарчук – из кубанской станицы, Тарковский – из Москвы – это всё и есть народ. А ВГИК – инструмент, с помощью которого вот уже скоро 100 лет посланцы народа превращаются в элиту российской и мировой культуры.

– Есть в российском кино ещё одна структура, на которую со времён распада СССР посягают всевозможные горе-реформаторы, – это Госфильмофонд России…

– Слава богу, что Госфильмофонд не поддался псевдодемократической галиматье и не разбазарил свою уникальную коллекцию, хотя все «свободные народы» того требовали, не раздал уникальную сокровищницу по национальным квартирам. А сегодня стараниями его хранителей он превращён не в свалку пыльных раритетов, а в великолепную галерею интернационального российского и мирового киноискусства.

Меня недавно пригласили туда и отвели в довольно большое помещение, с полу до потолка забитое коробками с фильмами. Я поинтересовался: где я? Оказалось, это хранилище моих картин. Там, например, есть пробы к «Ста дням после детства», музыкальная фонограмма музыки Шварца к «Спасателю», музыка Сергея Курёхина к «Трём сёстрам», само собой, эталонные копии других фильмов, включая «Анну Каренину» и «Ассу-2»…

Возвращаясь к началу нашей беседы, скажу, что в последнее время меня порой всё-таки посещает острое ощущение своей ненужности, лишнести. Это, можно сказать, новое для меня чувство. Его не было при «проклятой советской власти». Разумеется, в той страшной системе многое мы не принимали, ненавидели. Но всё равно было чувство, что ты кому-то зачем-то нужен, ты с твоими картинами. Последние 20 лет работаешь, что-то вроде бы получается, создаёшь какой-то продукт для себя, для друзей, ну ещё для нескольких сотен людей, которые каким-то чудом находят и смотрят твои картины. А вот в Госфильмофонде среди коробок со своими фильмами я вдруг осознал, что нет, я всё-таки, извините, не выкинул свою жизнь на помойку «рыночной экономики». Чего-то я всё время работал, и это вдруг здесь, в Госфильмофонде, оказалось кому-то нужным. Всё сохранилось и сохраняется в идеальном порядке и, как знать, может быть, кому-то ещё и пригодится.

Когда приходишь во ВГИК, испытываешь подобные чувства. И там не просто гробишь время, просвистывая его в не обязательных ни для кого советах, а что-то такое пытаешься заложить, посеять, что ли. Делаешь какое-то вложение в то, что, может быть, будет кому-то и нужно. А вот бакалавры и магистры, думаю, не будут нужны никому никогда.

Потому завершаем тем, с чего оптимистически начали. Никакой личной трагедии я всё-таки не испытываю. Кой-какая печаль, конечно, есть, но она довольно светла.

Вёл беседу Леонид ПАВЛЮЧИК

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,7 Проголосовало: 9 чел. 12345

Комментарии: 25.03.2011 11:20:00 - Валентин Иванович Колесов пишет:

Спасибо, Сергей Александрович!

Я с уважением отношусь к Вашему творчеству, а это интервью привело меня в полный восторг. И про Китай, и про Колумбию, про Гайдара и Лужкова. Особенно про ВГИК и Хуциева: да, перед ним сидели враги народа. «Мы ждем перемен» - эти слова я использовал в своих публикациях на темы перестройки и ельцинизма. ___ http://lit.lib.ru/o/osxkin_i_w/_____http ://lit.lib.ru/k/kolesow_w_i/ _____Сильно Вы сказали: мы получили не те перемены, о которых мы пели и кричали 20 лет назад. Я каюсь в своей глупости и не предъявляю претензий к Вам, как это сделано в других комментариях.

24.03.2011 01:26:45 - владислав владимирович ануфриев пишет:

О доброй системе Соловьёва

Напуганный страшной системой ,но и получивший бесплатное образование в ней Соловьёв ,отдать ему должное и таланту его,считает что нынешния система общего бесправия в образовании,здравоохранении,насаждения бескультурья и несвободы, и безработицы лучше ,когда он учился .Флаг ему в руки.

23.03.2011 23:19:35 - юрий дмитриевич шатунов пишет:

Странное дело, вроде бы отец был серьезным и умным человеком "смершем" целого фронта командовал, а сын, уже и с бородой седой, все про "страшную систему" Неужто за 20 лет ничего не просветлело и совесть не мучает, что кинематографисты вместе с уголовниками были ударным отрядом разгрома СССР. И про школьные уроки кинематографа.Воистину специалист подобен флюсу... Ведь введут, астрономию изъяли, литературу сократили, русский язык, математику подрезали. Чтож про киношку не ввести?Только не надейтесь, что там про "Тихий Дон" или "Войну и мир" вспомнят.