Литературная Газета 6405 ( № 8 2013) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Литературка Газета Литературная Газета (Пьеса для пенопластового пианино) #25

Пьеса для пенопластового пианино

ЛИТПРОЗЕКТОР

Он жил в Доме на набережной и страдал. Страдал от того, что его отец, видный коммунистический деятель, был так умучен, так обласкан этой проклятой партией. Страдал от несвободы и невозможности поехать в Париж, куда беспрепятственно уехал и откуда регулярно наезжал его единственный друг. Страдал от того, что Россия - тюрьма, родиться в ней - пожизненный приговор. Страдал, получая хорошие деньги за музыку, которую писал для плохого советского кино. Страдал от измены жены, на которую до измены обращал весьма мало внимания. Страдал, что в позднебрежневское время его внезапно отлучили от преподавания в консерватории, когда он начал скрытно писать концерт по мотивам маловысокохудожественной книжки, которую когда-то давно по каким-то необъяснимым причинам признали антисоветской. Страдал, потому что полюбил женщину, и она его полюбила и даже ушла от мужа, но ему всё равно было плохо; ему было бы плохо в любом случае. Мы, правда, не особенно понимаем, как сильно он страдал, потому что всякий раз ввиду надвинувшейся драмы он впадал в горячечное состояние, где ему являлся небольшой компактный кошмар, - но читателю и этого должно хватить для сочувствия страдальцу. А иначе на что читателю воображение?

Журналист Марина Королёва, сопроводив свою книгу "Верещагин" пафосным подзаголовком concerto grosso, бросила публике нетривиальный вызов: сможем ли мы расслышать звуки, производимые пено- пластом? Способно ли растрогаться очерствелое сердце России? Между тем за скобками маячит другой вопрос: может ли проза Марины Королёвой вызвать сочувствие?

Вот, например, букинист, арестованный коварной брежневской властью за то, что продал какую-то сто лет никому не нужную книжку. Досталась она ему случайно и за бесценок, а продал он её за большие деньги. Сам считал книжку очень, ну прямо страшно опасной. И продал, более того - навязал давнему, излюбленному своему клиенту за кругленькую сумму. Не мелькнёт ли здесь мысль, что букинист хотел на пустом месте найти барыши, а поимел неприятности?

В главной героине нам предложено увидеть молодую женщину, прекрасную и романтическую, прямодушную и воздушную. У неё абсолютный слух! - несколько раз значительно помянуто читателю. После экзамена в консерватории, на котором девица с абсолютным слухом получила четвёрку, она рыдает и решает тогда вообще бросить музыку. Потому что "если мне поставили четвёрку, значит, я никогда не буду великим музыкантом, а обычным я не хочу". Чем сделать ещё одну попытку присягнуть музыке (героине в то время всего четырнадцать лет, и не все великие в столь юном возрасте показали себя круглыми отличниками), она лучше станет посредственным лингвистом. Учась в университете, она будет кричать "ура" и аплодировать, услыхав о смерти Брежнева. Вы уже начали сочувствовать?

Больше всего пластмассы потрачено на образ главного героя. Профессора. Композитора. Несмотря на то что большая часть книги написана от первого лица - от его лица, - мы о нём так ничего и не знаем. И не потому, что он неимоверно сложен. А потому, что он удручающе искусственный. Он думает, что любит своих студентов и что они его тоже любят. Но мы не видим этих студентов и понятия не имеем, за что бы они могли полюбить такого нелюдимого и зашоренного человека. Он думает, что любит своего сына. Но мы так ничего и не знаем о его отношениях с этим странным мальчиком, который с течением лет никак не меняется. А есть ли он вообще? Профессор покупает и вроде бы читает умные книги - но неясно, что он понимает в этих книгах. Нам говорят, что композитор очень талантливый, что он написал потрясающий концерт, что он гений. Нам говорят - а мы не верим, не слышим, не верим.

Советское время оставило множество примеров высокой трагедии. При желании найти истинно драматичную судьбу было бы нетрудно. Но "Верещагину" вообще не хватает подлинности. Королёва подробно распишет все главы, с видом необычайной серьёзности называя их частями концерта, но вы не услышите музыки. Её не слышит даже девица с "абсолютным музыкальным слухом": рассказ частично ведётся от её лица, но нигде она не расскажет о том, какова ей показалась игра влюблённого композитора и что она поняла из его величайшего сочинения. Что это гениально? Ну, допустим. А почему всё-таки?

Но, возможно, в этой беспомощной, с зияющими композиционными нестыковками книге таятся глубокие и свежие мысли, которые автор просто не умеет облечь в художественную форму. Вот ведь у главного героя есть какая-то жизненная философия: "Родиться в России. Несчастье это, наказание, пожизненное заключение. Не верь тому, кто талдычит тебе: "Я горжусь тем, что здесь родился". В каком смысле этим можно гордиться? Смириться - да, по-христиански смириться, принять можно, но гордиться[?] Ну пусть теперь гордится местом своего рождения тот, кто появился на свет в тюрьме или в колонии, от родителей-заключённых". И заклинание, повторённое много раз профессором любимой женщине: уезжать, спасаться, хоть спастись и невозможно, потому что "досиживать всё равно придётся, не в этой жизни, так в следующей".

Нет, не сказать чтобы это было очень свежо и сильно. А почему вдруг профессор из Дома на набережной, композитор, чья музыка постоянно звучит в советском кино, стал отъявленным антисоветчиком, убивающимся из-за несвободы? Оказывается, во время войны отец профессора служил капитаном и допрашивал военнопленных. Однажды к ним доставили немецкого офицера, который заплутал в лесу и сдался в плен. Весьма кстати в эту часть приехал Берия. "Что-то ты слишком добрый, это подозрительно, - сказал капитану Берия (да-да, так и сказал, это почти прямая цитата). - Пойди обмани этого офицера, а когда он признается, что разведчик, убей его". Ну, и капитан сделал всё, как ему велели. А потом сделал карьеру в партии. А потом его стала мучить совесть, он ослеп и умер. И его сын вырос антисоветчиком, который даже на башни Кремля не может смотреть без озлобления. Эта история рассказывается как драма, а звучит, увы, как фарс. Человек, который ненавидит советскую власть, но сохраняет подаренные ею номенклатурные блага, человек, который презирает советский кинематограф, но не гнушается брать его деньги, - это, конечно, вполне распространённый тип, мы их видали. Вот только это не тот тип, которому сочувствуешь, когда он произносит речь про бесчеловечную Россию.

И почему было Марине Королёвой не написать фарс? У неё бы неплохо получилось, стоило убрать огонь пафоса и добавить щепотку самоиронии. От фарса не требуется ни лирического дрожания строк, ни страстных монологов, ни фактурных художественных подробностей - ничего того, что Королёва писать не умеет. Фарсу простится и то, что книга начинается сценой свидания Его и Её после долгой разлуки, а заканчивается тем, что свидание так и не состоялось. От фарса требуется лишь стойкое ощущение нелепости происходящего. И оно в "Верещагине" есть. Что ж так серьёзно написано-то? Хотелось причаститься высокой литературе? Для этого, пожалуй, нужно явить идею чуть более глубокую, чем приравнивание родины к тюрьме, а Европы - к сияющему граду на холме. А иначе даже музыка не спасёт - музыка будет звучать так, словно пианино сделано из пенопласта.