Фото: РИА "Новости"
Обычно, если заходит речь об "оптимизации" московского вуза, это представляется как несправедливость и трагедия. Если о провинциальном - это нормально, закономерно, «борьба за качество». Образование в провинции по определению считается плохим, некачественным.
Деление учебных заведений на первосортные и второсортные (федеральные, национальные исследовательские и «просто вузы») при нынешней образовательной политике (потребности индивида на первом месте) мало чем отличается от известного по той же купринской «Яме» деления домов терпимости на трёхрублёвые, двухрублёвые и пятидесятикопеечные. Во-первых, потому что речь идёт об услугах, а не об образовании. Во-вторых, потому что преподаватели по объёму учебной нагрузки низведены до уровня жриц любви (также вынуждены обслуживать всё большее и большее количество «клиентов»), образовательная «любовь» между преподавателем и обучающимся сокращается год от года до нескольких занятий в семестре.
В число пятидесятикопеечных упорно вписывают провинциальные. Самое страшное, что этот столичный снобистский стереотип усвоен и самими провинциалами. Местный вуз – это всегда шарага, забегаловка, контора по выдаче дипломов.
Не знаю, может, не везде так считают. Но у нас так, потому что позорную «реорганизацию» самостоятельного местного педагогического вуза через включение его в состав другого, столь же неэффективного, общественность встретила чуть ли не с одобрением. Так, мол, и надо, поделом. В итоге из двух вузов, открытых ещё в довоенные годы, знаменовавших два главных направления тогдашней государственной политики (просвещение и промышленность) – индустриального и педагогического, в городе остался пока индустриальный. Именно что «пока». Потому что, несмотря на его нынешнюю эффективность и соответствие параметрам так называемого мониторинга, слух о его возможном превращении в филиал сходного по профилю технического вуза, расположенного в областном центре, ходит давно и настойчиво. И обывательские разговоры те же, самоубийственные и абсурдные: «давно пора», «зачем такой нужен». В общем, полное единодушие городской общественности, основанное на распространённых Министерством образования и журналистской обслугой через телевидение стереотипах: «чего мучиться – закрыть, да и всё!».
Закрыть проще всего. Но отрубить голову – не значит вылечить головную боль. При всех разговорах о качестве образования эта проблема нынешними мониторингами и реорганизациями не решается. Понятие качества исчезло из образовательной политики как таковое. Оперируют в основном количественными параметрами (деньги, время, балл по ЕГЭ, процент «остепенённости», площадь помещений). Стоит ли удивляться тому, что отсев вузов, равно как и неуспевающих студентов, вовсе не носит качественного характера. Везде он только количественный. Если же говорить о студентах, то выбывает в основном тот, кто совсем уж жутко не сдал и совсем не посетил.
Да, отсев – это суть образования и один из инструментов борьбы за качество. «Один из», а не – единственный. Это крайняя мера, которая может быть применима лишь тогда, когда испробованы остальные. Когда созданы все условия для качества, а его добиться не удалось.
Укрупнение вузов, групп, сокращение преподавательского состава, обременение оставшихся обязательной научной деятельностью, рейтингами Хирша и необходимостью механически следовать дидактическим причудам Минобрнауки – всё это вовсе не ведёт к повышению качества. Борьба за него должна идти в противоположном направлении: через увеличение преподавательского состава и зарплат, сокращение учебной нагрузки, уменьшение количества студентов в академических группах и формирование специализации преподавателей внутри самого вуза, с делением на практиков и теоретиков. Собственно последнее и упразднено всем ходом современного вузовского строительства. Ведь было некогда деление на погруженных в науку профессоров, начитывающих теоретический курс, и ассистентов, простых преподавателей, работавших преимущественно в методическом направлении. Ныне требуется быть многостаночником, что практически неосуществимо. Стёрта грань между профессором и ассистентом, а сами дикие требования Минобрнауки ставят под вопрос нормальное существование, развитие и плавную смену преподавательского состава. На кафедрах нет ассистентов, все – профессора, доценты, доктора с кандидатами.
При этом вузы в провинции давно перестали быть храмами науки. Потому что долгие годы этого не требовалось, потому что они были брошены на произвол судьбы и отбор в них шёл по критериям, зачастую отличным от мерила профпригодности. В результате принцип «свой» оказался определяющим. Лояльность начальству и коллективным традициям, наличие неформальных дружеских связей, а не реальные достижения – стали главным условием сохранения рабочего места и зачастую продвижения по службе. И с сокращением вузов ничего не меняется, требования к тому, чтобы быть своим и лояльным, лишь ужесточаются.
Но и приход специалистов со стороны может быть фатален. Снобизм, презрение к «лапотному» вузу, непонимание его роли и места в структуре сообщества – обычные приметы этого. Такие «легионеры» пишут статьи об упадке провинциального образования, выдвигают прожекты университетских кампусов и с лёгкостью, подобно саранче, перепархивают с одной делянки на другую. Для них закрытие вуза – не трагедия, а лишь сокращение кормовой базы. Поэтому, «добру и злу внимая равнодушно», они кочуют от одного вуза к другому, озабоченные лишь своим благополучием, движимые лишь собственным аппетитом и эгоизмом. Они – звёзды, светила, увешанные ярлычками, и будут востребованы всегда, пока будет мониторинг. Без них вуз его не пройдёт.
Современный вуз – это внутренне разделённое сообщество. Не только на администрацию и преподавателей. В нём вообще господствует атмосфера взаимного недоверия, интриг, склок и кумовства, что совершенно неизбежно в ужесточившихся условиях борьбы за существование, за сохранение рабочего места. Общей для провинциальных вузов стала атмосфера тонущего корабля, медленной, но нарастающей катастрофы, падающей Пизанской башни. Вопросы реального улучшения качества образования не стоят и практически не обсуждаются.
С другой стороны, от нынешнего провинциального вуза ничего, кроме следования министерским приказам и стереотипам, не требуется. Инициатива за рамками центральной линии Минобрнауки не поощряется, и вуз, вдруг вздумавший своевольничать, может быть с лёгкостью дисквалифицирован.
Эта установка на движение в струе спущенных сверху стереотипов отражается и на преподавательском составе. В основном удерживаются те, кто одобряет курс на сокращение. Выдавливаются те, кто с этим курсом не согласен. Остаётся команда, готовая сознательно или из исполнительского рвения работать на дальнейшие сокращение и деградацию.
Последние инициативы лишь оттеняют эту общую тенденцию. Регионализация вузов, ориентация их на местные потребности – это путь к сокращению и закрытию. Зачем городу или области 100 учителей математики, выпускаемых каждый год? Или 100 инженеров-металлургов?
Распределение, за которое ратует Росмолодёжь, также работает на это. Трудоустроить большое количество выпускаемых специалистов государство не сможет, нет рабочих мест. А это означает только одно – сокращение приёма в вузы. Бюджетное образование, в его нынешнем, даже неприглядном виде, рано или поздно будет свёрнуто. «Яма» закроется. Сперва в провинции, а затем и далее. Останутся лишь одни «уличные».
Впрочем, как мне кажется, обыватель и здесь не слишком расстроится.
Теги: образование , ЕГЭ