На Первом канале состоялась премьера нового фильма Андрея Кончаловского "Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына"
Если и есть какое-то исчерпывающее определение для нынешней эпохи, то это, безусловно, модное, вошедшее в обиход интеллектуалов понятие «амбивалентность». Проще говоря - двойственность – примета времени, диагноз и правило игры для творческой элиты, которая лелеет свою противоречивость и утверждает её в качестве нормы.
Единственным прочным элементом мировоззрения этой самой творческой элиты является неприятие советского прошлого (в диапазоне от лютой ненависти до снисходительной брезгливости). Понятно почему. В былые советские времена укоренившуюся нынче «амбивалентность» посчитали бы бесхребетностью. Нежному человеческому существу, которое гибнет без верхней одежды даже при плюсовой температуре, надо было на каждом шагу определяться, проявлять принципиальность. Занятие не просто хлопотное, но и, согласитесь, небезопасное. А вот теперешняя двойственность позиции, мировоззренческая амбивалентность значительно повышает качество жизни, гармонизирует быт, устаканивает противоречия[?] Поди, плохо.
Если амбивалентность как таковая символизирует новые времена, то саму её в полной мере олицетворяет Андрей Сергеевич Кончаловский. Чтобы обозначить полный список всех противоречий, неувязок и нестыковок, сопутствующих творческой, личной и общественной жизни выдающегося режиссёра, не хватило даже его собственной книги «Низкие истины». Что же говорить о стороннем взгляде… Однако на некоторые моменты указать хочется и вовсе не для того, чтобы поймать кого-то на слове или, упаси боже, в чём-то уличить. Просто его новое кино, кажется, без этого не понять.
Кроме формальных, лежащих на поверхности причин жестоких рефлексий художника, можно было бы назвать неувязки с именем (то ли Андрон, то ли Андрей), возникшую в какой-то момент биографии усложнённую версию фамилии (Михалков-Кончаловский), и на этом фоне – классовые противоречия, конфликт самоидентификации потомка знатных фамилий и благополучного жизнеустройства в Советской стране, где, казалось бы, дворянам рассчитывать не на что.
В своей книге Андрей Сергеевич то и дело недоумевает, как обошли их многочисленную семью сталинские репрессии: и того могли арестовать, и этого, и за это, и за то, а надо же, не арестовали. В какой-то момент накапливается критическая масса нерепрессированных родственников автора, что рождает крамольную мысль о некотором преувеличении масштабов репрессий как таковых, однако страстность стиля с лихвой компенсирует блёклость статистических данных.
Впрочем, и во многих других случаях, когда Кончаловский рассуждает об истории России, он скорее полагается на тон, особую интонацию гуру. Порукой тому и сложившаяся за многие годы репутация мыслителя, и парадоксальность суждений, и головокружительная родовитость, и феерический для обычного человека опыт мажора. Опыт этот не исчерпывается фразой «я знаю Русь, и Русь знает меня», а распространяется и на Европу, и на Америку…
Не меньше десятилетия ушло у Андрея Сергеевича на популяризацию идеи обустроить русские сортиры по европейскому образцу. Кажется, на этом поприще с его помощью страна преуспела – можно, во всяком случае, зафиксировать заметную положительную динамику…
И вот в последнее время режиссёр стал больше рассуждать на масштабные исторические, религиозные темы. Не настаивая, демонстрируя интеллигентную амбивалентность, режиссёр старается тем не менее последовательно утвердить концепцию, по которой Россия изначально выбрала ложный путь развития. Сила воздействия на аудиторию этих суждений многократно умножается статусом издания, когда Кончаловский, например, вещает со страниц официальной государственной «Российской газеты».
Лучше бы, конечно, Россия выбрала вместо византийского обряда католичество. А ещё краше было бы стать не православными, а протестантами, ведь именно протестантские страны – самые успешные в экономическом плане. Россия, по Кончаловскому, оказалась наивна и недальновидна: «…Наше девственное языческое сознание так и не узнало, что такое культура дискуссии. (Отправной точкой данных рассуждений стала тема девичьих плясок в храме Христа Спасителя.) Как следствие, любую попытку критического осмысления религии мы стали воспринимать с языческим трепетом, – как смертный грех. Для русского православного любой связанный с верой предмет, артефакт – крестик, ладанка, поясок – являются священными, являются как бы материализацией бога…»
Важной проблемой России Андрей Сергеевич также считает тот факт, что на её территории никогда не существовало Магдебургского права. Магдебургское право (или вернее его отсутствие) как иллюстрация русской отсталости возникает в его речах почти с такой же частотой, как когда-то осуждение российских выгребных ям. Возможно, именно обаяние слова «Магдебургский» мотивирует Андрея Сергеевича повторять его снова и снова. Широкая аудитория не очень осведомлена в вопросе, но – будучи по природе своей язычницей – падка на внешние эффекты. По-немецки аккуратный частокол согласных сам по себе вызывает в русской душе священный трепет, кажется материализацией европейского блага. А когда Андрей Сергеевич добавляет, что на Украине и в Белоруссии Магдебургское право было, тут уж совсем приходится предаться унынию. Правда, в далёкие временя распространения городского феодального права (именуемого Магдебургским) не существовало ни Украины, ни Белоруссии, но это, как говорится, детали – впечатляющая фонетика в данном случае важнее формальной логики.
Скорее всего, о Магдебургском праве Андрей Кончаловский узнал во время съёмок документального фильма «Битва за Украину». Именно эта работа в обширной фильмографии режиссёра предшествует «Почтальону…». Снимая, по существу, многочасовой рекламный ролик о Леониде Кучме, Андрей Сергеевич даёт слово множеству одиозных деятелей воинствующего украинства – канадских, американских, местных. Они ему нужны для создания широкого полотна, необходимы для подтверждения исследовательского характера картины, цель которой (так говорит автор в экспозиции) доказать, что Украина действительно не Россия. Странно конечно, что именно русский режиссёр принялся доказывать этот тезис, который по праву можно считать ключевым фактором идеологической диверсии против восстановления общего российско-украинского пространства (экономического или политического). Жаль, что Кончаловский не попытается выяснить, откуда вообще эта виртуозная манипуляция взялась – «Украина – не Россия» (по нашим сведениям, это никакой не Кучма придумал, а сотрудник радиостанции «Свобода» Анатолий Стреляный)…
Странно и то, что, доказывая этот тезис, Андрей Сергеевич уходит от личного, персонального ракурса на проблему. Не вспоминает важный факт, что дед его, Пётр Петрович Кончаловский родился в городе Славянске. Да, да в том самом Славянске, который бомбили через два года после выхода фильма на украинский экран власти Украины.
…Наиболее ярким свидетельством двойственности Кончаловского на кинематографическом поле, несомненно, является фильм «Курочка Ряба», как продолжение блистательной «Аси Клячиной…».
Пожалуй, ни один из фильмов режиссёра не способен вызвать большего неприятия. Ведь автор разрушает фильм-миф, который вошёл не просто в историю отечественного кино, но, что называется, в душу зрителя. «Ася Клячина…» стала частью персонального, не побоимся этого слова, экзистенциального опыта миллионов. Пусть даже миллионов наивных недотёп и законченных язычников. И вот Андрей Кончаловский осуществляет акт публичного насилия над этим опытом. Дело даже не в том, что нам пытаются втюхать сиюминутно-коньюнктурные перестроечные идеологемы. Что потешаются над тёмным, грязным, пьянствующим народом, предложив для пущего эффекта сменить жанр советского неореализма «Аси Клячиной…» на какой-то бесноватый гротеск «Курочки Рябы». Дело даже не в том, что автор с нарочитой искусственностью ставит героев (часть из которых живые люди, не артисты, что усиливает кощунственность действа) в сюжетные обстоятельства, где они превращаются в натуральных скотов. Главное в другом: режиссёр самозабвенно насилует им же самим созданный тонкий, мощный народный образ! «Проститутка ты, Аська, проститутка!» – произносит сакраментальную фразу Инна Чурикова, вместо героически отказавшейся сниматься в этом творении Ии Саввиной. Но режиссёр всё-таки вставляет и Ию Сергеевну – приклеивает канонические чёрно-белые кадры к пошлому, подлому новоделу…
Но можем ли мы судить режиссёра Кончаловского? Ведь кроме всего прочего им был для нас сделан «Романс о влюблённых», были «Сибириада», «Дядя Ваня», «Дворянское гнездо» – шедевры проклятого советского прошлого. Конечно, нет, не можем мы судить, мы должны принять как данность двойственность, амбивалентность художника, признать его право на поиски, ошибки… Ну, что-то в этом роде…
Начиналось всё с учителя («Первый учитель»), который вдохновенно устанавливал советскую власть в киргизском ауле. Через четверть века возник киномеханик («Ближний круг»), с помощью которого советская власть воодушевлённо разоблачалась. И вот ещё через четверть века – почтальон...
Ожидания были тревожными, на горизонте мерещилось нечто экспортно-фестивальное про грязную «рашку», с ядерной булавой за пазухой, однако ожиданиям этим не суждено было сбыться.
Андрей Сергеевич рассказал простую трогательную историю о провинциальном почтальоне, который полюбил женщину с ребёнком, а она его не полюбила и уехала себе за комфортным счастьем в город. Попутно Кончаловскому удалось показать и нашу страну в её нынешней постсоветской инкарнации, создать точный кинематографический образ – летящую в зыбком нёбе высокотехнологичную космическую ракету на фоне по-прежнему прочного архаического уклада русской жизни. Ракета летит ровно столько, чтобы не выглядеть навязчивым символом. Отмерена и верная доза заусениц, облупившейся краски, алкогольного угара и матерка. Ожидающие пополнить коллекцию русских мерзостей будут разочарованы, но и романтики почвенничества торжествовать не станут.
Андрей Кончаловский взял себя в руки, перестал строить из себя мыслителя, философа, интеллектуала и предстал в самом главном своём качестве – кинорежиссёром. Продемонстрировал, что он в первую очередь является художником, человеком импульсов. Сегодня его, кажется, качнуло в нужную сторону.
Необходимое послесловие
Стоит добавить, что «экспортно-фестивальные» условия в фильме всё же выполнены. И «рашка» грязная», и жизнь беспросветная, увядающая, и русские люди на фоне великолепно снятой природы – вымирающие, спивающиеся, несчастные, некрасивые, равнодушные, вороватые, и они эту несметного богатства природу уродуют. А если находится среди них какой-то непьющий, порядочный, то он обречён быть изгоем. И чтобы сохранить это несправедливое, бессмысленное жизнеустройство на огромной территории страны, её небо взрывают космические и баллистические ракеты. Ну как с такой идеологией не получить Серебряного льва в Венеции заслуженному режиссёру! Это особенно приятно после провала высокобюджетного «Щелкунчика».
Если живая, светлая «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» с непрофессиональными деревенскими артистами была в своё время прорывом, то теперь почти все так снимают «правду жизни», и профессиональные актёры играют, как самодеятельные, и выглядят нарочито плохо, и говорят невнятно, с запиканным матерком – половину текста нельзя разобрать. Надо было бы фильм демонстрировать с переводом или с субтитрами, как в Венеции. То есть мешало некое отчуждение-презрение, с которым режиссёр относится к своим героям и зрителям. Но всем не угодишь. Либо признание на международных фестивалях, либо зрительский успех на родине.
А.К.
Теги: Андрей Кончаловский , «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына»