Литературная Газета, 6588 (№ 08-09/2017)

Ускользающая красота

Ускользающая красота

Книжный ряд / Библиосфера / Объектив

Казначеев Сергей

Теги: Сухбат Афлатуни. Дикий пляж. М.: РИПОЛ классик 2016 , 276 с. (Символы эпохи. Проза толстых журналов).

Сухбат Афлатуни. Дикий пляж. М.: РИПОЛ классик 2016, 276 с. (Символы эпохи. Проза толстых журналов).

Знакомство с книгой рассказов Сухбата Афлатуни начинается с приятной не­ожиданности: радует уже аннотация, звучащая культурно, грамотно и дающая ясное представление о прозе, включённой в сборник. По всему чувствуется, что человек, составивший её, внимательно прочитал текст и свободно излагает его содержание: «Вот дочь садовода, которая после смерти отца помешалась и стала деревом. А вот пери – мусульманская райская «фея», эскорт иностранца, приехавшего в Узбекистан лечить разбитое сердце. А ещё – любимая бабушка, прилетевшая со звезды на тарелке и оставшаяся на земле с мужчиной…» Всё соответствует сюжетам и всё по делу. Разве что мусульманскую райскую «фею» следовало назвать гурией, но это так, мелочь.

Сами рассказы написаны живо, с огоньком и изощрённой восточной затейливостью. Автор умеет захватить внимание читателя, даже когда рассказывает обычную, бытовую историю. Герои, появляющиеся на страницах этой прозы, узнаваемы и жизненны, хотя порой (например, в рассказе «Наверх») автор перегружает повествование излишним количеством действующих лиц. В упомянутом сочинении сошедший с ума лифт доставляет из прошлого в сегодняшний день множество двойников наших современников, и разобраться в этом людском столпотворении непросто.

В распоряжении Сухбата Афлатуни оказался выигрышный материал: жизнь нынешних узбекистанцев, волею исторических судеб оказавшихся за бортом большой родины. И он успешно осваивает данный массив. Интереснее всего это получается, когда он играет на разности потенциалов современной Средней Азии и России или Европы. В новелле «Русский музей» семейство проживает в узбекской глубинке, а все помыслы его гранд-дамы Баболи связаны с нашей Северной столицей, куда она мечтает съездить перед смертью. Родные не могут повезти парализованную старуху с пролежнями в Санкт-Петербург и прямо говорят ей об этом. Тогда она находит выход из положения: она придумывает (и сама верит в это), что побывала в городе на Неве и посетила Русский музей, где работала когда-то гардеробщицей. Она убеждает своих домашних, что мечта её осуществилась, и умирает со спокойной душой. Вместе с ней рушится и резная раритетная кровать. Простой психологический ход, но он работает.

Как нередко случается, национальный колорит порой из достоинства обращается в недостаток. Например, автор делает редкие сноски-пояснения того, в чём мы и сами можем разобраться, например, объясняет смысл именного суффикса «ака». Но оставляет без толкования другие, более непонятные для нас слова «сарт», «хон», «хоп», «опа», «жон»...

Вообще говоря, применение среднеазиатской экзотики чревато тем, что на смену первым ярким впечатлениям приходят охлаждение и некоторое разочарование. Ориенталистская орнаментальная проза А. Бестужева-Марлинского вначале ослепляет, а потом начинает утомлять, в особенности если начнёшь сравнивать её с тем же «Героем нашего времени» Лермонтова. Можно привести и более свежий пример. В 2000 году за роман «Хуррамабад» Андрей Волос получил ни много ни мало, а Государственную премию. Ну, и кто, кроме лауреата, теперь об этом вспоминает?

Сухбату Афлатуни и самому должно быть известно, что ускользающая красота восточных пери проходит быстро и годам к тридцати прелестницы из гаремов обзаводятся отчётливо проявляющимися усиками.