Существованіе критики немыслимо при существованіи литературной собственности, такъ какъ и сама критика обратится въ привилегію. Истинно классическія произведенія рѣдки и нѣтъ ничего легче какъ соединить въ небольшой книжицѣ всѣ лучшія произведенія какого нибудь автора. Въ 40 или 50 пѣсняхъ высказался весь Беранже, безъ остальныхъ трехсотъ или четырехсотъ легко обойтись. Вопросъ въ томъ будетъ ли дозволено составляющему курсъ литературы внести въ свое сочиненіе эти 40 или 50 пѣсень, которыя даже и съ примѣчаніями займутъ можетъ быть не болѣе ¼ тома? Но подобное разрѣшеніе можетъ нанести существенный ущербъ собственнику. Можетъ случиться, что чтеніе этихъ избранныхъ мѣстъ, помѣщонныхъ въ курсѣ, станутъ предпочитать чтенію полныхъ собраній сочиненій; тогда и доходъ и право собственности издателя безвозвратно погибнутъ. Тоже самое можно было бы сдѣлать и съ лучшими романами. Такъ, критическій разборъ съ перепечаткою въ курсѣ словесности 50 страницъ изъ «Собора Парижской Богоматери» (Notre-Dame de Paris) могли бы избавить всякаго отъ труда читать весь романъ Виктора Гюго. Всякая литература стремится къ тому, чтобы обратиться въ антологію, всякая философія хлопочетъ о томъ, чтобы облечь окончательные свои выводы въ форму афоризмовъ, каждая исторія желаетъ превратиться въ разумную хронику. Съ другой стороны, такъ какъ литературное произведеніе есть въ тоже время и предметъ торговли, то довольно трудно опредѣлить до какихъ границъ можетъ идти это урѣзываніе произведеній автора. Что же дѣлать?