— Ну, я так думаю… Ну, пусть. Я лично, во всё это не верю. Такого быть не может. Ну, допустим. Тем не менее. Рано или поздно куда-нибудь приедем. Правда? Вместо еды – таблетки. Съел одну – и сытый весь день. А может уж там потихоньку и как в Финляндии будет? В одном магазине – всё. Вот что ты хочешь, чтоб было в магазине?
—Я? Пятьдесят сортов вина, – Литр Иваныч махнул рукой, как пушкинская царевна–лебедь.
— Будет.
— И двадцать пива.
— Не много? Ладно. Сделаем. Что еще? Что еще твоя душенька хочет?
— Ну, машину. «Жигули».
— Забирай. Почти бесплатно.
— Самолет, как у нашего директора.
— Это подороже – но, уговорил, бери.
— «Уговорил». Добрый какой, — съязвил Литр Иваныч. — Смотри-ка! А сколько летчику надо платить? Подумал?! Без штанов останешься. А тебе что надо? – в свою очередь спросил он.
— Пластинки. По телевизору чтобы тоже. Рок-концерты. Пусть Битлз на Красной площади выступят.
— Ты думай, о чем говоришь! На Красной площади, у святынь! концерты тебе! Я тебе точно когда-нибудь заеду, — показал Литр Иванович мозолистый кулак. — Будешь фонарями, как светофор светить.
— Я же.. Это… Футуристически. Фантастика.
— Размножаются почкованием, — хмыкнул Литр Иванович, попыхивая сигаретой.
— Девки будут почти голыми по улицам ходить, — мечтательно продолжал Сергей. — В ажурных чулках. Без юбок. Всё видно насквозь. Раз война кругом. Где мужики? Им же завлекать надо.
— С природой не поспоришь, — согласился Литр Иваныч. – Эти, вон. Помнишь? Зечка. Пупом как вертела. Я сразу всё понял. Всё просёк.
— А чего заорал на нее? Надо было ее за пуп – и в тамбуре! буквой зю!
Литр Иваныч зло запыхтел сигаретой.
— Молодятина. Это по твоей части.
— А вот скажи, Яковлевич. Попадем мы туда. Таблеток нет. Жрать нечего. Пить нечего.
— Из лужи напьешься. Если припрёт.
— Я не хочу из лужи. Там микробы.
— Да не бзди ты! Надо не ссать на колени, а расслабиться. Порядок должен быть даже в свинарнике. Найдем по бабе, и абгамахт. У них к тому времени ни у кого стоять не будет. На таблетках-то. А мы с тобой — нарасхват! Или акционерку откроем. Услуги мужские оказывать. Эти, с голыми пупами, в очередь выстроятся. Ладно. Хода нет, ходи с бубей. Пошли с врагом народа водку пить.
***
— …И вот эта колдунья, наколдовывает, — продолжала рассказывать Катерина Петровна, — и карты у нее так ложатся. Этот с пятном – Антихрист. Так и в Библии написано. С него всё и пойдет. Вой и плач, разброд и неразбериха. Деньги станут – бумага. Подтирайся, да сортир обклеивай. Спичку на них не купишь.
— Как в 1918 году, — вставил Сергей.
— Потом — и хуже того. Сатана Антихристу дорогу перейдет, бесенята будут воду мутить, вор вора поцелует. А итогом — глад, мор и война. Сатана свата на свата натравит, детей на отца, брата на брата пойдёт. Москва-река Красной рекой будет назваться. От кровушки людской. Тыщу трупов туда покидают рыбам на съеденье.
— Гражданская война. Колесо истории повторяется, — опять пьяно воскликнул Сергей.
— Заткнись, — сурово сказал ему Литр Иванович. – Что дальше, Катерина Петровна?
— Народу вымирать-погибать, а ворам-разбойникам – во дворцах плясать—веселиться. До полусмерти народ истреплют, считай до покойника, на износ. А чтоб совсем извести русский люд — придумают христопродавцы войну с нехристями. И нехристи потом будут в злате-серебре, над Русью потешаться. Дань им будем платить, как монголам, а они в лицо русскому человеку будут плевать и издеваться. После христопродавца придет новый царь. Черный карлик о двух головах. А с ним Чародей —кудесник-Черномор. Этот начудит—начудесит. Из мухи слона сделает.
— С Чехословакией когда воевать будут?
— Этого она не говорила.
— А с грузинами?
— Война будет, а с какими не сказала. Может и с грузинами.
— У меня друг грузин, — сказал Литр Иваныч. – Я за него любому морду набью. Сразу предупреждаю. Мы с ним в кабаке против шестерых дрались. Из-за меня, кстати. Он как взял стул! они как клочки по заулочкам полетели. Мне, правда, ребро сломали. Но зажило быстро.
— Чехи, понятно, — сказал кооператор. — У них на нас зуб с шестьдесят восьмого года. А с грузинами нам делить нечего. Это наш народ, христианский. Мы вместе должны быть.
— А потом что?
— Потом все карты смешались. Она чего-то такое увидела, что только рукой махнула.
— А что?
— Да крокодилов каких-то. Сама, говорит, понять не могу. Желтое всё.
— Н-да… Без водки не разобраться, — сказал Литр Иваныч. — Добьём? Ну, чтоб не сбылось!
Порожняя бутылка переместилась под столик.
— С водкой мы проблему решим, — решительно сказал кооператор. – Монополию отменят, это, как пить дать. И первым делом – свой перегонный заводик. Это – вечная тема, вечная, понимаешь? Веня, в долю войдешь?
— Войду, Слава, войду, — уверенно сказал Литр Иваныч. – У тебя соображалка работает. Но то, что ты с родного завода налево гонишь… Это…
— Веня, друг! Сколько у государства не воруй — все равно своего не вернешь. Бизнес надо делать. Где наша еще одна родёмая?
— Вот-вот, вот она, вот она, намотана, — показал на непочатую бутылку Литр Иваныч. — Мотылек! Размахни. «Часто, разлив по сто семьдесят граммов на брата, даже не знаешь, куда на ночлег попадешь», — напел он с хрипотцой.
— Высоцкий, — сказал кооператор и уперся указательным пальцем Литр Иванычу в грудь. – Правильно. Это в самую точку. Ты же проговорился, кассеты у вас. Польские, да? Я понял. Фильмы с ним, верно? Это вы — да! Это очень хорошо пойдет после её книги. Очень! У тебя Веня, головка в нужном направлении варит. Ой, золотая у тебя голова. Ведь в следующем году – десятилетие. А я сразу как-то и не дотумкал.
— Какое десятилетие? – спросил Сергей.
— Да ладно мне – «какое». Чего теперь-то. Не понял я, как будто. Вы ребята ушлые. По заграницам не зря мотаетесь. Володю, конечно, жалко. Сгубило его… Шесть бутылок водки в день… Какое сердце выдержит, правда?... Но, если грамотно дистрибьюцию, то сейчас эти кассеты... Возьмите в долю, а? Можно делать, слышь, Вень, комплект. У меня знакомый директор, Вень. Понял? В типографии нашей. Понял о чем я?
— Понял, — неуверенно ответил Литр Иваныч.
— Что сделаем? — загадочно спросил кооператор.
— Что? – весело переспросил Литр Иваныч.
— Но только в долю, да? Замётано?
— Замётано, — пьяно пообещал Литр Иваныч.
— Купеческое слово! Смотри! Закон! Мы еще один тираж нашлепаем, — радостно поделился кооператор и довольно облокотился на стенку купе, скрестив руки на груди. — Как родной будет. И обложечку. И тыры-пыры. Вот вам — Мариночка, и видеокассеты ваши заодно. Завернули. Бац! Ленточкой синенькой. Фотку сверху. Он с гитарой, она — киса. Рынок накроем, от Владика до Калининграда. А что? Книжка кассету продает, а кассета – книжку. Книжки не гниют, Вень. Лежат себе, хлебушка не просят. У меня гараж есть. Эта? понял? Разметут всё равно. Не печенюшки, не сгниют. Вставай, страна огромная. Я понимаю ваш замах, вы к годовщине уже хорошо подготовились. Ну, голова, — погрозил он восхищенно пальцем Литр Иванычу. — А мы — валенки деревенские. Давай, скооперируемся, Веня! На этом, я тебе скажу, можно хорошие деньги поднять.
— А чего сгубила-то? – приблизив лицо к кооператору, хмуро спросил Литр Иваныч.
— Ничего нас не сгубит, — уверенно ответил кооператор. – Масштабней надо думать. Как Ирина японская с телевизора.
— Высоцкий, — не отставал Литр Иваныч.
—Высоцкий? «После Серёги второй, истинно русский певец», — сказал с выражением кооператор. — Эх, — он смахнул пьяную слезу. — А вот, слушайте, мужчины.
Кооператор встал, и, пошатываясь, со стаканом в руке, продекламировал под стук колес:
России колокол упал,
Разбился насмерть.
Смерть прибрала тебя к рукам,
Да как-то — наспех…
Не водка и не бляди, нет,
Не Влади-выдра…
Тебя сгубили мы, Поэт,
Жиды и быдло…[17]
—Ты, подожди, что говоришь-то? — сдвинув брови, спросил Литр Иваныч. — Не понял я что-то. Ты про что? Где Володя?
— Володя на Ваганьковском, Веня. На небесах! А где ж ему быть, нашему Володе?
—Я же!!! – страшно вскрикнул Литр Иваныч, сжав кулаки. Встал и вышел из купе, резко задвинув дверь.
— Он что? – недоуменно спросил кооператор у Сергея.
— А вот, — развел руками Сергей. — У вас водка неправильная. Блевать, наверно, пошел.
— Водка какая уж есть. Было бы предложено. Ну, давайте на боковую готовиться, что ли, — сказал кооператор. – У меня проволока припасена и пассатижи, замотаем ручку на завязку. Сейчас сходите по своим делам и ночью уж не шляндайте. Терпите.
— А что? – насторожился Сергей.
— Бандиты по ночам на этом перегоне…
— Озоруют?
— Озоруют, — невесело подтвердил кооператор. — На той неделе в этом поезде целое купе вырезали.
— А если скажут: милиция? – спросил Сергей.
— Не открываем. Если жить хотите.
— Свят-свят, — перекрестилась бабуся.
— Ничего, мудро вечера утренее, — сказал кооператор, вешая на шею полотенце.
V
— Вставай! – трясла за ногу проводница, — и белье несите. Сколько раз сказано! Обормоты! Дома будешь дрыхнуть. Вставай! И этого лешего, давай, буди.
Сергей свесил похмельную голову с полки. Бабуся складывала в сумку остатки еды со столика. За окном тянулся унылый промышленный пейзаж.
— Яковлевич!
Литр Иваныч лениво приподнял голову.
— К херу.
— Яковлевич! Вставай. Покурим.
— А-а. Покурить. А выпить? В каком мы нонче веке? – спросил Литр Иваныч и тяжело спрыгнул вниз. – Где там курево?
— У тебя в гамаке.
— Заграничные? – заинтересованно спросил мужчина в синей «олимпийке».
Литр Иваныч протянул пачку LM.
— А у тебя что?
— «Стюардесса».
— Давай. «И стюардесса, как невеста»… Какой день сегодня?
— Так пятница же.
— Завтра, значит, выходной? – уточнил Литр Иваныч.
— Кому как. У нас на полиграфе черная суббота. Конец квартала. План гонят.
Сергей посмотрел в вагонное окно.
Мимо тянулись знакомые корпуса лампового завода. На фасаде светились огромные буквы: «Решения XXV съезда КПСС – в жизнь!»