Мальчик не всегда любил звёзды.
Однажды, зимней ночью, в те времена, когда его ещё правильнее было бы назвать малышом, он сидел на плечах отца и смотрел в небо. Над заснеженными пиками, кажущимися синими в звёздном свете, перед ним раскинулось холодное, тяжёлое пространство полной черноты. Охваченный ужасом, он крепко уцепился за шею отца, боясь, что из этой бесконечной тьмы вырвутся невидимые руки, которые схватят его и унесут.
Теперь его отец давно уже был мёртв. Так же, как и его страх перед глубинами космоса. Он вырос и жаждал иметь крылья, которые понесли бы его через огромное море звёзд.
Это был январь 798-го года космической эры (489-й год по календарю Империи)
Юлиану Минцу вот-вот должно было исполниться шестнадцать лет.
Контр-адмирал Дасти Аттенборо покинул крепость Изерлон во главе флота из двух тысяч двухсот кораблей, в состав которых входили как тяжёлые, так и лёгкие. Действуя вдалеке как от крепости, так и от остальной части Патрульного флота Изерлона, корабли Аттенборо расположились внутри Изерлонского коридора, словно штык, направленный в сторону территории Галактической Империи. Именно в этом отряде в настоящий момент служил Юлиан Минц.
Их заданием было патрулирование в непосредственной близости к линии фронта, усложнённое тренировочными манёврами для новобранцев.
Человеческие ресурсы вооружённых сил Союза были сильно истощены после военного переворота, устроенного в прошлом году так называемым «Военным Конгрессом по Спасению Республики». Патрульный флот Изерлона, которым командовал адмирал Ян Вэнли, пережил много битв во время этого конфликта, а после окончания гражданской войны многие из его ветеранов были переведены, чтобы заполнить ключевые позиции в новых или расширенных подразделениях.
Это означало, что самый опытный персонал флота был заменён новобранцами, и, хотя число солдат осталось прежним, общее качество флота как боевой силы уменьшилось. Какими бы скрытыми способностями ни обладали новички, эффективно использовать эти таланты они могли только с приобретением опыта.
«Сделать настоящих солдат из этих детей будет нелёгкой работёнкой…» — такие мысли часто приходили в голову инструкторам, задумывавшимся о долгой дороге, предстоящей их подопечным.
Более того, так как крепость Изерлон находилась на переднем крае оборонительной линии Союза Свободных Планет, именно её гарнизон первым принимал удары со стороны Галактической Империи. И, несмотря на это, закалённые в боях солдаты на этой жизненно-важной позиции, были отозваны и заменены новобранцами…
«И о чём только думают эти идиоты из правительства?!»
Высказав всё, что думают о власть предержащих, офицеры Изерлона стали разбираться со вставшей перед ними проблемой. Эти новички прошли лишь десятую часть необходимого для несения службы обучения. Чтобы повысить шансы на победу и увеличить число выживших, важно, чтобы к тому моменту, когда им придётся вступить в сражение, все они прошли хотя бы пятьдесят процентов рекомендованного курса обучения.
Соответственно, как только новобранцы прибыли на Изерлон, они сразу же подверглись крайне интенсивным тренировкам, а также шквалу ругательство от ветеранов и сердитых краснолицых инструкторов:
— Вы что, пришли сюда только чтобы сдохнуть?! Кучка бесполезных щенков!
— Учитесь, если хотите жить! Враг не станет делать вам скидок!
— Поняли? Побеждает тот, кто сильнее, а не тот, кто прав. А проигравший лишается не только права голоса в споре о справедливости, но и права дышать. Никогда не забывайте об этом!
— Сосредоточьтесь не на том, чтобы стрелять быстро, а на том, чтобы стрелять точно! Помните, открыв огонь, вы также раскрываете врагу свою позицию!
— Ты слишком медленно реагируешь! Начинай всё заново!
— Вали обратно в военное училище! И как ты только умудрился оттуда выпуститься! Не возвращайся, пока хотя бы из подгузников не вырастешь!
Голоса инструкторов становились всё громче и резче. Всякий раз, когда кто-то задерживался с реакцией или не понимал объяснений, его ждало беспощадное наказание.
Хотя трудно было найти юношу с рефлексами и понятливостью Юлиана, даже ему не удалось пройти обучение, не подвергнувшись ругани, к тому же, не раз и не два. Одной из самых предосудительных характеристик в иерархическом военном обществе было то, что новобранцы, слишком сильно превосходящие средний уровень, зарабатывали столько же сердитых взглядов, как и отстающие.
В отряде Аттенборо никого не били, но только потому, что он являлся частью Патрульного флота Изерлона, а его командующий, Ян Вэнли, был довольно мягок, когда дело касалось военной дисциплины. Хотя в отношении двух вещей он был строг настолько, что казался другим человеком: когда солдаты причиняли вред гражданским и когда старшие офицеры несправедливо или «творчески» наказывали подчинённых. Однажды он понизил в звании и отправил на Хайнессен офицера, прошедшего много сражений и награждённого за храбрость. Он не в первый раз проявлял жестокость к подчинённым, и Ян наказал его, проигнорировав советы своих офицеров, не желавших терять его способности.
— Подчинённые не могут противиться наказаниям со стороны своих командиров. Если старший офицер издевается над солдатами, а мы оставляем его в должности, это служит плохим примером для остальных, как офицеров, так и солдат. Нам не нужен такой человек. Или, по крайней мере, мне не нужен, — Ян не поднимал голоса, не кричал. Выражение его лица и голос были мягкими. Он всегда был таким, когда на чём-то настаивал.
Ян Вэнли был опекуном Юлиана Минца, и когда мальчик сказал ему, что хочет стать солдатом, Ян этому не обрадовался. Ясно показывая это лицом и голосом, он сказал:
— Перед тобой открыты все возможности и различные карьеры. Нет никакой необходимости выбирать военную.
Однако сам Ян Вэнли был военным. И, несмотря на его молодость, уже дослужился до адмирала и считался третьим среди офицеров Союза после адмирала Куберсли, начальника Штаба стратегического планирования, и адмирала Бьюкока, главнокомандующего космической армады.
Большинство в его положении с радостью предложили бы свою помощь, когда Юлиан захотел вступить в армию. Однако Ян не чувствовал, что жизнь военного является его призванием, и считал, что Юлиану она тоже не подходит. Но в то же время он не мог и просто отвергнуть свободную волю юноши. В настоящее время он давал Юлиану молчаливое и неохотное согласие.
Хотя Ян был законным опекуном Юлиана, обладал родительскими правами и нёс за него ответственность, это ничем не помогало юноше при обучении. Напротив, это давало младшим офицерам редкую возможность для насмешек:
— Не думай, что с тобой будут обращаться как-то по-особенному только потому, что ты приёмный сын адмирала Яна!.. Только посмотри на себя — ты же позоришь имя адмирала!.. Если ты думаешь, что мы будем обращаться с тобой полегче, то ты ошибаешься!.. Ты, наверное, думаешь, что можешь заплакать и убежать к адмиралу, а он обо всём позаботится, но здесь такого не бывает!..
Подобные комментарии приводили его в ярость, но они никогда не доходили до того, что Юлиан не мог вынести. Юноша знал, что, несмотря на всё это, он находится в выгодном положении. Отношения, пронизывавшие Изерлон и Патрульный флот, несомненно, по-прежнему оставались лучшими во всех вооружённых силах Союза. А на то, что атмосфера не была полностью чиста от негативных эмоций, не стоило обращать внимание — подобное, пожалуй, было невозможно не только для армии, но и для любой группы людей.
Флагманом флота Аттенборо был линкор «Триглав». Названный в честь бога войны в славянской мифологии, корабль был красив и даже изящен в своей совершенной функциональности, превосходя в этом отношении даже флагман Яна «Гиперион». «Триглав» прибыл на Изерлон сразу после постройки и был одним из новейших и первокласснейших линкоров Союза. Многие вслух предполагали, что адмирал Ян может переместить на него свой флаг. Когда стало понятно, что эти предположения оказались лишь пустыми разговорами, раздались другие голоса, говорившие, что Ян просто не из тех, кто ценит в боевых кораблях красоту.
— Разрешите обратиться, ваше превосходительство, — не удержался контр-адмирал Мурай, начальник штаба. — Почему вы не сделали «Триглав» своим флагманским кораблём? Мне кажется, его облик подходит для флагмана…
Услышав ответ Яна, Мурай потерял дар речи. Вот что сказал молодой командующий:
— Да, «Триглав», несомненно, красивый корабль. Именно поэтому я и не делаю его своим флагманом. В конце концов, как я смогу восхищаться им изнутри?
У Юлиана были сомнения насчёт серьёзности этих слов. Насколько он знал Яна, тот мог просто подумать, что переместить свой флаг со знакомого корабля на другой будет слишком утомительно. И ему всегда было сложно аргументировано объяснить подчинённым что-то, на самом деле не имеющее смысла, поэтому, быть может, он просто решил дать совершенно неожиданный ответ, чтобы посмотреть, не заставит ли это Мурая замолчать. Так думал Юлиан, хотя в то же время он чувствовал, что Ян может быть абсолютно серьёзен. Короче говоря, Ян всё ещё был для Юлиана трудным для понимания человеком.
На борту «Триглава» движения операторов систем обнаружения становились всё более торопливыми. Приборы засекли группу из более чем тысячи неопознанных кораблей.
Если отбросить незначительную вероятность того, что это огромная группа перебежчиков, единственным возможным вариантом оставалось то, что это военный флот Галактической Империи. Контр-адмирал Аттенборо получил отчёт и сразу же отдал приказ капитанам всех кораблей прекратить учения и объявить второй уровень тревоги. Передовой отряд к тому времени уже смог ощутить на себе приближение врага из-за нарушений связи.
По внутрикорабельным системам связи прозвучал сигнал тревоги: «Обнаружен вражеский флот! Пятьдесят минут до контакта! Всем занять места согласно боевому расписанию!»
Сознание каждого солдата и офицера со скоростью света охватило напряжение. Спящие просыпались и рывком вскакивали, в столовых вскоре не осталось ни единого человека. Что касается новобранцев, то, в отличие от ветеранов, они находились в жалком состоянии, охваченные паникой, неуверенностью и страхом перед неизвестным. Потратив вдвое больше времени на одевание боевого обмундирования, чем их старшие братья по оружию, они, неуверенно озираясь, стояли в коридорах, не зная, что им делать дальше, пока их не оттолкнули с дороги опытные бойцы, смотревшие на новичков так, словно готовы убить их.
— Ну и ну, вот это бардак! И как я должен сражаться, если приходится вести в бой толпу молокососов?! — глядя на корабельный монитор, контр-адмирал Аттенборо схватился за голову, смяв чёрный военный берет на своих стального цвета волосах. В свои двадцать девять лет он был одним из самых молодых адмиралов в истории Союза Свободных Планет, закончив Военную академию спустя два года после Яна. Он не испытывал недостатка в храбрости и широте взглядов, а то, что Ян, пусть и временно, отпустил к нему Юлиана, свидетельствовало о доверии командующего.
Капитан 2-го ранга Лао, начальник штаба флота Аттенборо, нахмурился.
— Вы хотите сказать, что поведёте этих необстрелянных новичков и стажёров в настоящую битву?
— Разумеется! — ответил Аттенборо.
В конце концов, даже стажёры были причислены к его подразделению именно для того, чтобы сражаться. Рано или поздно им всё равно пришлось бы впервые поучаствовать в бою. Для большинства новобранцев — на самом деле, почти для всех — этот бой случился слишком рано. Однако избежать его было невозможно, как невозможно было опытным членам экипажей в одиночку защитить молодых солдат от всех угроз. Без этих новичков во всех отделах наблюдалась бы критическая нехватка персонала.
— Они должны сражаться. У нас нет возможности оставить их сидеть в сторонке, наблюдая, как остальные играют в войну. Мобилизуйте их.
Отдавая этот приказ, Атенборо не смог сдержать чувства уныния от мыслей о том, сколь многим из них суждено вернуться в свои постели в казармах Изерлона. Всё, что он мог сделать, это попытаться свести к минимуму число предстоящих жертв. Молодой командующий решил взять в этой битве на вооружение принцип «не победить, а не проиграть». Собственно, обстоятельства ему другого выбора и не оставили.
— Флот Аттенборо вступил в боевое столкновение с силами Империи в точке FR Изерлонского коридора…
Когда связист доложил об этом, адмирал Ян Вэнли, один из самых могущественных офицеров Союза Свободных Планет, находился не в центральном командном пункте крепости. Он был не настолько трудолюбивым человеком, чтобы находится на своём посту в нерабочее время. Однако он старался сообщать хотя бы о своём ожидаемом местонахождении, поэтому его адъютант, старший лейтенант Фредерика Гринхилл, смогла быстро найти молодого командующего. Он притворялся спящим на скамейке в ботаническом саду.
— Пожалуйста, проснитесь, ваше превосходительство.
Услышав звук её голоса, Ян поднял одну руку к лежащему на лице берету. Не меняя этой позы, он сонным голосом поинтересовался:
— Что такое?
Когда Фредерика передала ему полученное сообщение, он взял берет в руки и сел.
— Ни дня покоя в пограничной крепости… А ведь весна должна наступать позже в этих северных землях, а? Похоже, будут проблемы. Эй, Юлиан!.. — по привычке позвал Ян приёмного сына. Он огляделся вокруг, пристально посмотрел в лицо Фредерике и со вздохом почесал голову. Затем поднялся на ноги, ворча про себя, и надел берет. — Я отправил его туда, потому что думал, что это будет безопасно…
— Уверена, он благополучно вернётся. Он способный мальчик и не обделён удачей, — произнесла Фредерика, прекрасно понимая, сколь бессильны её слова.
Ян посмотрел на неё с непонятным выражением на лице. Похоже, он не мог понять, воспринимать её замечание как официальное или личное мнение.
— На кораблях того флота очень много новобранцев, — сказал он. — Даже для Аттенборо это будет непросто. Нужно отправиться туда и как можно скорее привести им подкрепление, — однако эти холодные слова и хмурый взгляд были не более чем щитом, за которым Ян спрятал смущение от её участия.
22-го января флоты Галактической Империи и Союза Свободных Планет случайно столкнулись друг с другом в точке, расположенной ближе к имперской стороне узкого, похожего на тоннель участка космического пространства, называемого Изерлонским Коридором. Это стало началом битвы, которая в стратегическом плане была абсолютно бессмысленна.
Это был хрестоматийный пример случайной встречи враждебно настроенных сторон. Ни имперцы, ни республиканцы не ожидали наткнуться на противника столь далеко от его базы.
Граница между этими двумя государствами с их различными политическими системами проходила там, где сталкивались их территории. Так как ни одна из сторон не признавала другую в качестве равного партнёра для дипломатических отношений, никакой официальной границы не существовало, и опасность витала в этой области пространства беззвучным и бесформенным смерчем напряжённости, беспокойства и враждебности. Мысль о том, что в чьих-то глазах, обращённых к этому району, появятся мирные намерения, была напрасной мечтой. И всё же время от времени случались моменты, когда люди ослабляли бдительность. Погрязнув в повседневной рутине однообразных патрулей, ни одна из сторон не ожидала наткнуться на противника. Кто-то мог бы назвать это небрежностью, и не был бы неправ. Но люди просто физически не могут постоянно сохранять концентрацию, и потому подобные случайные инциденты были неизбежны.
Гибкие конечности Юлиана были окутаны боевым костюмом, который он теперь носил как пилот одноместного истребителя-спартанца. В данный момент он стоял в ангаре корабля-носителя, внимательно прислушиваясь к внутрикорабельной связи и ожидая приказа к вылету.
— Силы противника состоят из 200–250 линкоров, 400–500 крейсеров, 1000 эсминцев и 30–40 кораблей-носителей.
«Не такой уж большой флот», — подумал Юлиан. И всё же, в этих кораблях, лишь несколькими тонкими стенками отделённые от вакуума, находятся около двухсот тысяч членов экипажей, доверивших свои жизни непредсказуемому космосу. Есть ли среди них такие же, как он, идущие в свой первый бой? Юлиан посмотрел на стоящих поблизости пилотов. Уверенные, даже дерзкие лица ветеранов резко контрастировали с бледными лицами новобранцев. Может, это была пустая бравада, но у новичков не было и её.
Внезапно в его голову вторгся голос диспетчера, раздавшийся из наушников:
— Сержант Минц! Займите место в своём спартанце!
Его имя назвали первым среди новичков.
— Есть! — крикнул Юлиан и бегом рванулся к спартанцу, на борту которого значился номер 316 — тому, который был предназначен для него, и только для него.
Он прижал свою идентификационную карточку, где были отмечены его имя, звание, личный номер в армии Союза, последовательность ДНК, группу крови по системам ABO и MN, отпечатки пальцев и запись голоса к панели на кабине. Компьютер спартанца считал всё это и впервые распахнул свой колпак, приветствуя нового пилота.
Юлиан забрался в кабину, пристегнулся и надел шлем, который плотно прилёг к воротнику боевого костюма с помощью электромагнитного крепления. Этот шлем напрямую соединялся с бортовым компьютером, передавая мозговые волны пилота. Если бы они не совпали с теми, что были отмечены в компьютере, то пилот лишился бы сознания от короткого высоковольтного удара. В отличие от фильмов, в реальной жизни украсть спартанец было невозможно. В нём использовалась система псевдоимпринтинга, предназначенная для того, чтобы позволить летать на каждом конкретном спартанце только одному пилоту.
Надев шлем, Юлиан быстро проверил оборудование и питание в своём истребителе.
Солёные таблетки — хлорид натрия, покрытый розовой фруктозой — вместе с пластиковыми бутылками, наполненными концентрированным витаминным раствором, трубки с маточным молочком, смешанным с глютеном, и многое другое. Всё это было частью пищевого набора, благодаря которому он мог неделю прожить, не покидая истребителя.
Кроме того, среди необходимых предметов были также мгновенно затвердевающий резиновый спрей, предназначенный для заделывания трещин в корпусе и сигнальные вспышки с ручной ракетницей для их запуска.
Также присутствовали инъекции кальция. Они были добавлены потому, что, находясь в невесомости, человеческое тело теряет кальций, а быстро восстановить его недостаток с помощью пищи или таблетками невозможно. Вместе с быстродействующими обезболивающими, пилюлями для понижения температуры тела и вызывания искусственной гибернации, органическими германиевыми таблетками и прочими лекарствами, они входили в обязательный медицинский набор.
Эффективные и полезные вещи, по крайней мере, в том случае, если пилот не погибнет мгновенно. С их помощью военное руководство Союза громко заявляло, что не рассматривает солдат как пушечное мясо и делает всё возможное, чтобы их сохранить. Но могло ли это согласовываться с тем, что они всегда прославляли идею смерти на службе государства?
«У всех появляется зловещее предчувствие, когда они оказываются на пороге гибели», услышал где-то Юлиан. Заинтересовавшись, правда ли это, юноша решил обратиться к Яну Вэнли, который много раз оказывался на волосок от смерти. На что опекун ответил ему:
— Юлиан, только не говори мне, что ты веришь словам о гибели от парня, который ни разу не умирал сам, — суровый тон Яна, конечно же, не был на самом деле направлен на Юлиана, но всё же тот покраснел и быстро ретировался.
— Диспетчер, я готов к взлёту. Запрашиваю инструкции, — произнёс Юлиан, следуя протоколу.
— Вас понял. Следуйте к пусковому устройству.
К этому времени уже более десяти истребителей были запущены с корабля-носителя в пустоту космоса. Спартанец Юлиана скользнул вдоль стены к стартовым воротам. Сама стена намагничивалась электрическим током, проходящим через неё, благодаря чему шасси спартанца крепко держались за неё.
Когда он достиг выхода, ток перестал течь, и стена потеряла магнитные свойства.
— Запуск!
И спартанец Юлиана вырвался с корабля-носителя.
Весь мир вокруг Юлиана вращался.
Юноша сглотнул. Он знал, что происходит. В тот момент, когда он оказался в невесомости, его чувство верха и низа нарушилось. Множество раз он проходил через это на тренировках, но всё равно не мог привыкнуть.
Его дыхание и пульс ускорились, а давление поднялось. Количество адреналина в крови тоже явно возрастало. Юноша ощущал сильный жар в голове, как снаружи, так и внутри черепа. Сердце и желудок, казалось, стремились разбежаться в разные стороны. В каналах внутреннего уха гремел протестующий гимн. Потребовалось более двадцати секунд, чтобы эти фанфары утихли. Тогда его равновесие и чувство баланса наконец восстановились.
Юлиан глубоко вдохнул и смог, наконец, разобраться в окружающей обстановке.
Он находился посреди зоны боевых действий. И, поскольку обе стороны отчаянно пытались захватить этот участок пространства, в вечной ночи космоса то и дело возникали вспышки света, но темнота тут же поглощала их.
Одна картина привлекла взгляд Юлиана: дружественный корабль-носитель получил удар как раз в тот момент, когда собирался выпустить спартанцев, и в результате взорвался вместе с ними. Шар света раздулся и лопнул, ничего не оставив после себя.
По спине Юлиана пробежал холодок. Он подумал о том, как же ему повезло, что его не сбили сразу же, как он вылетел в космос, и почувствовал благодарность к тем, кто производил расчёты запуска.
Истребитель Юлиана мчался теперь сквозь пространство, наполненное лишь смертью и разрушением. Совсем рядом огромный сильно повреждённый линкор продолжал обрушивать на врага выстрелы всех оставшихся орудий, несмотря на то, что сам находился на краю гибели. Разбрасывая остатки энергии, мимо проплыл разбитый крейсер, потерявший управление. Со всех сторон темноту пронзали лучи света, ракеты прокладывали путь к целям через поле боя, а взрывающиеся корабли были похожи на вспыхивающие и быстро гаснущие звёзды. Но всё это происходило бесшумно. Если бы здесь существовал звук, то от рёва разрывались бы барабанные перепонки, а безумие навеки взяло бы в плен каждого, кто это услышал.
Неожиданно в поле зрения Юлиана возникла валькирия — имперский одноместный истребитель. Сердце юноши пропустило удар. Вражеский истребитель двигался так быстро, что к тому времени, как Юлиан выстрелил, тот уже исчез.
Его повороты были настолько острыми, а движения настолько быстрыми и дикими, что трудно было поверить, что это не живое существо. Кто бы ни пилотировал ту валькирию, это наверняка был опытный ветеран. Юлиану как наяву представились глаза этого солдата, горящие жаждой убийства и уверенностью в победе при виде неопытного противника. Однако пока юноша обдумывал эту мысль, его руки продолжали жить собственной жизнью, выполняя необходимые действия. Спартанец ответил на них столь резким движением, что казалось, его каркас вот-вот не выдержит. Резкая смена траектории вызвала тошноту, но всё же Юлиан увидел, как выпущенный по нему заряд проходит мимо.
Неужели это было простой удачей? Но как ещё это можно было назвать? Юлиан только что впервые в жизни уклонился от выстрела, сделанного куда более опытным пилотом.
Тело под скафандром покрылось гусиной кожей. Но расслабляться было не время. Нужно было внимательно следить за перемещениями врага на главном экране, считывать поступающие данные одновременно с нескольких дополнительных экранов, а также «с максимальной эффективностью подрывать вражеские силы», как советовали инструкции.
«Легко сказать!» — подумал Юлиан. О чём думали инженеры, создававшие спартанца, и составители технических инструкций — что у пилотов фасеточные глаза, как у насекомых? Следят ли остальные пилоты, включая и пилотов валькирий, если на то пошло, за выполнением всех этих чрезмерных требований? И если это действительно так, то каким образом у них хватало времени думать о боевой задаче?
Юлиан ускользнул от очередного выстрела вражеской валькирии, и её пилот, ещё больше возжаждав крови, пошёл на очередной заход. Лучи света пронзили пространство своими белоснежными клыками. Но и в этот раз попадания не было. Противник промахнулся… или это Юлиан уклонился?
Юлиан, насколько это было возможно, старался избегать движения по прямой. Рывок вверх, рывок вниз. Представить себе пустоту в виде невидимой изогнутой поверхности и пройти по её кромке как можно быстрее. Хотя Юлиан и сам в точности не знал, куда полетит, зато его действия сбивали с толку противника. Истребители прошли совсем близко, едва не касаясь друг друга, а в следующий миг закончивший разворот спартанец Юлиана оказался под противником, и юный пилот нажал на спуск своей нейтронной пушки.
«Прямое попадание? Правда?! Да, точно!»
Вечная ночь озарилась очередной вспышкой, затопившей поле зрения. Фрагменты уничтоженной валькирии разбросало в стороны, и теперь они сверкали отражённым светом, превратив уголок пространства в калейдоскоп радужных оттенков.
Юлиан Минц только что отправил на тот свет своего первого врага. Скорее всего, тот пилот был воином, прошедшим множество сражений и забравшим жизни многих его товарищей. И наверняка он даже представить себе не мог, что его жизнь будет оборвана вчерашним ребёнком, вступившим в свой первый бой.
От волнения юношу бросило в жар. Но, подобно глыбам камня, торчащим из потока лавы, часть его разума оставалась холодной и способной мыслить. Тот пилот, которого он убил — каким человеком он был? Были ли у него жена, семья? Подруга?.. С этой валькирией была связана судьба человека, в свою очередь, имеющая многочисленные связи в различных уголках общества.
Это не было сентиментальностью. Это то, что должно быть отпечатано в разуме каждого, кто берёт на себя ответственность за отнятие человеческой жизни, и о чём он должен помнить до того дня, когда кто-то прервёт его собственную.
На борту кораблей имперского флота люди качали головами в недоумении. В данный момент они имели преимущество. Это должно было вызывать радость, но в то же время они чувствовали, что что-то идёт не так. В рядах противника ощущался дисбаланс. Говорили, что Патрульный флот Изерлона является сливками вооружённых сил Союза, но среди пилотов их спартанцев многие летали настолько плохо, что их смерть казалась почти добровольной. Что может быть причиной этому?
Контр-адмирал Эйзендорф, возглавлявший имперское соединение, считался первоклассным тактиком, когда служил под началом адмирала Кемпффа, но сейчас он старался избежать каких-либо поспешных действий, потихоньку наращивая преимущество. Отчасти это объяснялось тем, что репутация Яна Вэнли заставляла его оставаться настороже в любой ситуации. Однако его действия, похвальные в обычных обстоятельствах, вскоре были объявлены ошибочной нерешительностью из-за результата, к которому они привели.
Члены штаба Яна собрались в зале заседаний Изерлона. Офицеры иногда посмеивались над склонностью адмирала проводить собрания. Но если бы он не делал этого, но начали бы говорить уже о его диктаторских замашках. С точки зрения Яна, он просто прислушивался к мнению своих подчинённых — ему нравилось думать, что такие действия наиболее правильны.
В данном случае, однако, никаких разногласий по поводу быстрого и плавного развёртывания подкреплений. Единственным вопросом было то, сколько кораблей необходимо отправить. Выслушав мнения каждого, Ян повернулся к Меркатцу, служившему у него в качестве советника.
— А что скажет наш гость?
Ощутимое напряжение наполнило комнату, хотя его источником были скорее подчинённые Яна, а не он сам и тот, к кому он обратился. Будучи прежде адмиралом флота Империи, Виллибальд Иоахим фон Меркатц лишь в прошлом году вынужден был сменить сторону. Когда Райнхард фон Лоэнграмм, молодой и могущественный глава имперских вооружённых сил, разгромил флот коалиции аристократов, Меркатц собирался покончить с собой, но его помощник, лейтенант Шнайдер остановил его, после чего они бежали в Союз Свободных Планет, где Меркатц стал советником адмирала Яна.
— На мой взгляд, подкрепления нужно отправить как можно скорее и как можно большим числом… Это позволит сходу нанести сильный удар, на который враг не сможет ответить, помочь союзникам и быстро отступить.
Когда Меркатц произносил слово «враг», его пожилое лицо на миг исказилось мукой. Хоть они и служат Райнхарду, но всё же являются частью флота Империи, и ему не удавалось так просто отстраниться от этого.
— Я согласен с мнением адмирала, — сказал Ян. — Отправляя лишь часть кораблей, мы уменьшаем шансы спасти наших товарищей. Кроме того, это может привести к эскалации конфликта. Мы отправимся всем флотом, ударим, а затем отступим. Приготовьте флот к отправлению.
Офицеры поднялись на ноги и отсалютовали своему командиру. Даже если они чем-то и были недовольны, их вера в тактические способности Яна была абсолютна. К слову сказать, среди рядовых солдат эта вера стала уже почти религиозной. Когда они вышли, Ян обратился к Меркатцу:
— Если вы не против, я бы хотел, чтобы вы присоединились ко мне на борту флагмана.
Во флоте Союза Меркатц официально рассматривался как вице-адмирал, так что у Яна, как вышестоящего офицера, не было особой необходимости говорить с ним столь учтиво. Однако он всегда вёл себя со своим гостем очень вежливо.
На самом деле, в данном случае Ян собирался принять любое предложение Меркатца, даже если бы оно оказалось глупым. Он выступал гарантом сменившего сторону побеждённого адмирала. Кроме того, хоть тот и перешёл из стана врага, он уважал Меркатца и был готов принести некоторые жертвы, чтобы укрепить его позицию в рядах флота Союза Свободных Планет.
До сих пор, какой бы тяжёлой ни была ситуация, Яну всегда удавалось добиться в итоге максимально-возможного успеха, и он был уверен, что сможет сделать это снова, даже если совет Меркатца окажется не лучшим. Разумеется, прежние достижения не гарантируют будущих успехов, так что это можно было расценить как самоуверенность, но обстановка была не настолько опасна, чтобы нельзя было рискнуть.
Однако предложение Меркатца совпало с мнением самого Яна, так что думать о целесообразности его принятия и не пришлось. Молодой адмирал был рад ещё раз убедиться в умениях своего нового союзника. Он даже почувствовал укол стыда от того, что допустил столь грубую мысль, как «даже если оно окажется глупым», в отношении этого опытного мастера тактики.
С другой стороны, Ян проявил внимательность к чувствам Меркатца, не желая бросать его в открытый бой с имперским флотом. Хотя, если бы он покинул крепость, оставив в ней Меркатца, нашлись бы те, кто заговорил об опасности такого решения.
«Смешно об этом волноваться», — подумал Ян.
Но и игнорировать этого он не мог. Необходимо было соблюдать баланс в отношениях с подчинёнными. И Меркатц прекрасно понимал как положение, в котором находился Ян, так и свой собственное.
— Конечно, — коротко и точно ответил бывший адмирал флота Империи.
Теперь Юлиан находился посреди ещё более ожесточённой битвы.
В тот же миг, когда на мониторе, показывающем метки свой-чужой, появился слабый сигнал, юноша рефлекторно бросил свой спартанец влево-вниз. Едва он сделал это, как то место, где он только что находился, пронзил серебряный луч. Его энергия ещё не успела рассеяться, когда Юлиан обнаружил стрелявшего. Поймав цель, он дважды выстрелил из пушки, нанеся валькирии прямое попадание. Её корпус набух и лопнул вспышкой белого света. Активировалась система защиты глаз, затенив изображение, в результате чего основной экран показывал пульсирующий и расширяющийся шарик света так, будто он нарисован.
— Уже два, — пробормотал Юлиан себе под нос. Ему и самому не верилось в это: он успешно сражался в настоящей битве. А ведь многие новобранцы не то что никого не убивают в своём первом бою, зачастую он становится для них также и последним. Явился ли успех Юлиана всего лишь удачей? Нет. Он не мог быть настолько удачлив. По крайней мере, побеждённым противникам он в умениях не уступил.
Взгляд его тёмно-карих глаз за забралом шлема стал острым и полным уверенности. Ему пришло в голову, что, должно быть, он хорошо себя показал. С двумя поверженными противниками в первом бою, даже адмирал Ян похвалит его.
Когда перед ним появился новый враг, Юлиан осознал, что чувствует себя совершенно спокойно. Похоже, он может реагировать наилучшим образом в любой ситуации.
Рельсовые пушки валькирии блеснули вспышками, но снаряды были ещё далеко, а Юлиан уже смещался влево. Один снаряд прошёл в считанных сантиметрах от корпуса спартанца, прежде чем улететь в холодную пустоту. Юлиан нажал на спуск нейтронной пушки, но валькирия уклонилась так резко и быстро, что на мгновенье исчезла из вида. Копьё света кануло в бесконечную тьму.
— Проклятье!.. — Разочарованно ругнулся Юлиан. Впрочем, его разочарование от промаха, несомненно, разделял и вражеский пилот.
Юноша стал искать шанса для новой атаки, но в это время в пространство, где происходила их дуэль, влетела группа союзных и вражеских истребителей. Потоки света и тени заполнили поле зрения, и Юлиан потерял своего противника.
Битва стала хаотичной.
В сердце юноши закипел гнев на тех, кто помешал его поединку. Ещё бы две-три минуты, и в его послужном списке появилась бы ещё одна отметка. Тому пилоту повезло….
Поймав себя на такой мысли, Юлиан почувствовал, будто его ударили под дых.
Он мучительно покраснел, осознав, что овладевшее им тщеславие — всего лишь иллюзия. Одолев в своём первом бою двух противников, он возомнил себя храбрым героем войны. Это было глупо. Разве его обязанностью до последних нескольких часов состояли не в том, чтобы выслушивать крики инструкторов и пилотов-ветеранов? Разве не был он простым зелёным новобранцем, чья концепция битвы основывалась на воображении, а не опыте? Находясь рядом с Яном Вэнли, он наблюдал за столкновениями огромных флотов. Но это Ян высказывал предположения, строил планы и принимал решения. Юлиан же был простым свидетелем, не имеющим собственных обязанностей. Участвовать в битве означало нести на плечах груз ответственности. Вести себя должным образом столь же важно, как и сражаться с врагом.
Этому Юлиан должен был научиться у Яна. Адмирал преподавал ему этот урок не словами, а собственным отношением и действиями. И всё же, несмотря на то, что Юлиан неоднократно напоминал себе, что нельзя забывать этого урока, в итоге первый успех вскружил ему голову. Юлиан почувствовал себя несчастным. В то время, когда один человек несёт на себе бремя ответственности за защиту миллионов подчинённых и сражение с миллионами врагов, он, Юлиан, с трудом способен выполнить долг перед самим собой. Когда он сможет сократить разделяющую их бездну? Настанет ли вообще этот день?
Но, даже предаваясь этим тяжёлым размышлениям, Юлиан продолжал управлять своим верным спартанцем. Уворачиваясь от вражеских выстрелов и избегая столкновений с союзниками, он расчерчивал тёмную пустоту выхлопной дорожкой своего истребителя. Он и сам несколько выстрелил несколько десятков раз, но не смог никого поразить. Быть может, его ангел-хранитель просто прилёг вздремнуть, а может, именно сейчас он сражался в свою настоящую силу.
Панель управления перед ним замигала красным. Это был сигнал к возвращению на корабль-носитель. И в самом спартанце, и в его нейтронной пушке почти не осталось энергии. Поэтому десять минут спустя Юлиан пришвартовался в доке своего материнского корабля. Это было выполнено с помощью Колыбельной, специальной системы, действующей между кораблём-носителем и принадлежащими ему истребителями.
Глядя на подбегающих механиков, Юлиан доложил диспетчеру:
— Докладывает сержант Минц. Я приземлился в док.
— Принято. Даю разрешение на отдых во время дозаправки. Пожалуйста, действуйте в соответствии с инструкциями…
На всё про всё давалось тридцать минут. За то время он должен был принять душ, поесть и приготовиться к следующему боевому вылету.
Вода в душе менялась от ледяной до почти обжигающей его юную кожу. Одевшись, Юлиан отправился в столовую и взял поднос. Его содержимое включало в себя обогащённое белком молоко, жаренного в сухарях цыплёнка, суп с лапшой и овощное ассорти. Однако из-за психического и физического стресса есть юноше практически не хотелось. Выпив лишь молоко, он поднялся из-за стола, когда с ним заговорил сидящий за соседним столом солдат, тоже не притронувшийся к остальной еде:
— Правильно делаешь, парень. Лучше не есть. Если тебе проткнёт живот, когда он полон, то заражения не избежать. Перитонит. Осторожность никогда не повредит.
— Вы правы. Я буду осторожен, — ответил Юлиан. Хотя насколько полезным являлось такое предупреждение для сражений в космосе? Большая часть пропустивших попадание сразу же превращается в космическую пыль, как противники Юлиана в этом бою. И даже если кому-то лишь пробьёт живот, то разность давлений внутри и снаружи его тела вытолкнет органы наружу, вскипятит сердце и мозговые клетки кровью из собственных жил и выплеснет фонтаны крови изо рта, ушей и носа задолго до того, как инфицирование брюшной полости может привести к возникновению перитонита. Шансы выжить для проигравшего стремятся к нулю. И всё же, если у солдата есть возможность хотя бы на миллиметр сдвинуть свои шансы в сторону выживания, то он должен сделать всё возможное ради этой цели. Это и был настоящий урок, полученный только что Юлианом от этого солдата.
Прошло уже двадцать пять минут, когда он покинул столовую. Он поторопился, чтобы успеть на электрокар, идущий к лётной палубе. Тот уже собирался отходить, везя пятерых или шестерых солдат. Юлиан легко запрыгнул на борт и спрыгнул три минуты спустя.
Его спартанец был заправлен и готов к новому запуску. Юноша направился к нему, на ходу надевая перчатки.
Один из механиков напутствовал его:
— Ни пуха, ни пера, малыш! Не дай себя убить!
— К чёрту! Я постараюсь, — отозвался Юлиан.
Однако его настроение немного испортилось. В конце концов, умирать никому не хочется. Особенно когда ты ещё так юн, что к тебе обращаются «малыш».
Второй запуск проёл удачно, по крайней мере, по сравнению с первым.
В тот момент, когда корабль-носитель выпустил его из-под контроля своей гравитационной системы, верх и них снова перемешались, но на сей раз он смог справиться с дезориентацией уже спустя десять секунд.
Словно цветы в ночном саду, свет энергетических лучей и взрывов расцветали и гасли, разбрасывая лепестки. Прекрасное и ужасное свидетельство страсти человечества к убийствам и разрушению. Последствия этой страсти вызвали бурные потоки хаотической энергии, подхватившей маленький одноместный кораблик.
Юлиану хотелось знать, как развивается битва в целом, но на поле боя, пронизанном электромагнитными волнами и помехами, пытаться добиться чего-то от системы связи было бесполезно. Флот каким-то образом поддерживал порядок, используя всевозможные способы передачи, включая и те, что могли показаться довольно забавными, вроде передачи капсул с посланиями с помощью челноков. Кстати, в наземных сражениях для связи между союзными отрядами часто использовали курьеров, а иногда и собак или почтовых голубей, так что в некотором отношении время словно вернулось на две тысячи лет назад.
Как бы то ни было, Юлиан сомневался, что его товарищи одерживают верх. Контр-адмирал Аттенборо был способным командиром, но в этой битве его подчинённые просто не могли, не в силах были действовать так, как он того хотел, за небольшим исключением ветеранов или удачливых новичков вроде самого Юлиана. Большинство новобранцев, из которых в основном и состоял флот, были, должно быть, идеальными жертвами для кровавого карнавала врага. По крайней мере, со своей стороны, всё, что мог сделать Юлиан, — это молиться за безопасность своего материнского корабля, «Амертата». Насколько ему было известно, это слово переводилось как «бессмертный», и юноша от всей души надеялся, что корабль оправдает своё название.
Пока Юлиан раздумывал об этом, впереди неожиданно появилась стена, блокирующая путь его спартанцу. Если бы он инстинктивно не рванул истребитель вверх, то его ждала бы неминуемая гибель.
Это был крейсер. Рядом с линкором эти корабли смотрелись несерьёзно, но по сравнению со спартанцем это была настоящая летающая крепость. Скопление геометрических форм, созданных из металла, пластика и кристаллического волокна, было рукотворным чудом, рождённым кровожадными инженерными технологиями. В тот момент этот крейсер купался в славе, так как только что превратил крейсер Союза в сгусток пламени.
Юлиан осознавал, что не осмелится предпринять какой-либо необдуманный шаг. Если он получит прямое попадание из пушки крейсера, то его сотрёт с лица Вселенной раньше, чем он успеет это понять. В некотором роде это был идеальный способ умереть, то у Юлиана не было желания идти по этому пути. Он синхронизировал свою скорость со скоростью противника, спрятавшись между надстроек и держась совсем близко к корпусу, почти касаясь поля нейтрализации энергии, испускаемого крейсером.
Внезапно одна из орудийных башен начала поворачиваться к нему, но ей не удалось поймать спартанца в прицел. Должно быть, система обнаружения на миг заметила его, но потом он снова нырнул в слепое пятно. С точки зрения крейсера, рядом с ним пролетел крошечный, значительно более слабый противник, в то время, когда сам он был занят убийством врагов своего размера. Кроме того, так как системы обнаружения были автоматическими, врагу трудно было судить, сбежала ли эта мелкая мошка или по-прежнему остаётся рядом.
Юлиан ждал. Ничего не предпринимая, наедине со своим бьющимся сердцем, он выжидал нужного момента. Через несколько минут, показавшихся ему вечностью, в задней части вражеского судна открылась узкая щель, откуда высунулся серебристо-серый нос фотонной ракеты, нацелившись на эсминец Союза. Юлиан затаил дыхание. И, как только ракета вылетела — в то мгновение, когда она проткнула защитное поле изнутри — он покинул своё укрытие, выстрелил из нейтронной пушки и сразу же рванулся в крутой вираж. Позади него полыхнул взрыв, и катящаяся волна энергии подхватила спартанца, подбросила его вверх, а потом снова понесла вперёд…
— Крейсер «Рембах» только что был уничтожен.
Отчёты операторов систем наблюдения и связи часто вызывали у контр-адмирала Эйзендорфа неприятное чувство. Неважно, произносились ли они со спокойствием робота или с истеричной паникой в голосе, они равно действовали ему на нервы. «И что?!» — хотелось крикнуть ему в ответ. Одиночество командира — невозможность передать право высказывать суждения и принимать решения кому-либо другому — вызывало у него желание наброситься на этих людей, которые не несли подобной ответственности.
— Хватит сообщать мне о каждой ненужной детали! — рявкнул он, добавляя к своему крику ещё и подзатыльник. Возможно, оператора теперь тоже можно было причислить к жертвам Юлиана.
На стороне Союза Свободных Планет контр-адмирал Аттенборо чувствовал похожее раздражение. Хотя он и обладал выдающимися командирскими способностями, быть может, кто-то другой лучше бы подошёл для того, чтобы вести в бой эту «банду бойскаутов».
Для Аттенборо чрезмерная осмотрительность вражеского командующего стала спасением. И в то же время страх того, что их фатальная слабость может быть обнаружена в любой момент, всё увеличивался.
И тут Аттенборо, ощущавший почти невыносимый груз ответственности, лежащей на нём, увидел, как союзный корабль спокойно пролетает через поле обзора его главного экрана. Так спокойно, словно ничто в этом мире его не тревожит.
— Это ведь был «Улисс» только что, не так ли? — удивлённо спросил он у адъютанта.
— Так точно! Линкор «Улисс».
При звуках этого названия улыбка помимо воли расползлась по губам молодого командующего. Даже в разгар жестокой битвы есть ещё возможность для проявления бессмертного человеческого чувства юмора. «Улисс» был главным «драчуном» всего Патрульного флота Изерлона, превосходя почти все прочие суда по количеству как боевых вылетов, так и выдающихся военных успехов. Тем не менее, он был больше известен как «линкор с протекающим сортиром», и потому его название неизбежно вызывало усмешку. Прозвище на самом деле давно уже не имело оснований, но для большинства людей удобная для них ложь куда приятней прозаичной правды, сколь бы раздражающей ни была эта ложь для её объекта…
— Хотелось бы мне, чтобы хоть часть удачи этого корабля распространилась на всех нас, — произнёс Аттенборо. — Остаться в живых несмотря ни на что, даже если при этом придётся выглядеть не лучшим образом.
На мостике раздался смех, ненадолго даруя ощущение, что всё будет хорошо. Пусть экипаж «Улисса» и предпочёл бы что-нибудь другое, но сейчас прозвище их корабля неплохо помогало снять напряжение и поднять боевой дух.
С начала битвы минуло уже девять часов. За это время Юлиан совершил четыре боевых вылета со своего корабля-носителя, «Амертата». За время третьего ему не удалось сбить ни одного противника. Должно быть потому, что эскадрилья спартанцев, теряющая одного бойца за другим, стала лёгкой добычей для валькирий, и разрыв в численности возрастал всё сильнее. Оказавшись под огнём сразу двух валькирий, Юлиану не оставалось ничего иного, кроме как убегать, отчаянно стараясь остаться в живых. Вскоре он понял бессмысленность попыток контратаковать и сосредоточился только на бегстве. Пилоты обеих валькирий стремились добавить его к своему победному счёту и больше полагались на сольные действия, чем на сотрудничество. Если бы не этот факт, то Юлиан бы непременно погиб. Однако противники лишь мешали друг другу, поэтому Юлиану, в конце концов, удалось стряхнуть их и вернуться на материнский корабль, где он ещё какое-то время просидел в кабине истребителя, опустив голову и не в силах сказать ни слова.
А потом был четвёртый вылет, или, лучше сказать, побег с гибнущего корабля-носителя. Не оправдав в итоге своего имени, «Амертат» стал жертвой термоядерных ракет, разваливших его напополам. Обе части, одна за другой, взорвались. После того, как Юлиан, почти захваченный расширяющимся огненным шаром, всё же сбежал в космос, прямо перед ним появилась очередная валькирия. Оказавшись на долю секунды быстрее, юноша нажал на гашетку и разнёс её на куски. Должно быть, вражеские системы обнаружения были нарушены взрывом позади Юлиана, но, как бы то ни было, он победил. Однако на сей раз его дозаправка была неполной, а значит, вскоре он не сможет продолжать бой. С отчаянием, клубящимся в его тёмно-карих глазах, он повернулся, чтобы посмотреть на экран и… нервно рассмеялся. Со стороны Изерлона в их сторону направлялись бесчисленные точки света, формируя быстро расширяющуюся стену идущего в бой Патрульного флота.
На мостике флагманского линкора «Триглав» офицер связи вскочил и закричал:
— Подкрепление прибыло! Подкрепление прибыло! — он посчитал своим долгом проявить чрезмерную реакцию, чтобы поднять боевой дух товарищей.
И эффект оказался впечатляющим. Раздались радостные крики, и в воздух взлетело множество беретов. Чтобы проинформировать союзные корабли и одновременно ткнуть в это носом врагов, электромагнитные сигналы, чей перехват был полностью ожидаем, понеслись по каналам связи флота Союза Свободных Планет.
Имперцы и вправду были шокированы. На всех кораблях операторы систем наблюдения с бледными лицами уставились на свои экраны, ошарашив своих командиров громкими криками сообщений.
— Больше десяти тысяч?! — стонали командиры. — Это будет не битва, а избиение!
Слово «побег» ярко зажглось в голове у каждого из них. Они не лишились той части разума, что подсчитывает шансы, и были достаточно гибкими, чтобы понять, что при таком фатальном преимуществе противника бегство — это лучший выход. Собственное подкрепление имперского флота вскоре тоже должно было появиться, но и оно слишком значительно уступало огромному флоту Союза. И, что ещё важнее, можно было утверждать наверняка, что к тому времени, когда оно прибудет, здесь не останется никого, так что подкрепление, в свою очередь, тоже будет уничтожено по отдельности. Контр-адмирал Эйзендорф, подавая пример остальным, начал отступление.
— Враг потерял волю к сражению и убегает. Будем преследовать? — спросила у своего черноволосого командира старший лейтенант Фредерика Гринхилл на мостике линкора «Гиперион».
— Нет, пусть уходят, — ответил Ян.
Имперский флот отступил, а их товарищи были спасены, так что цели этого похода уже были достигнуты. Преследование и уничтожение столь малого числом врага, к тому же, не желающего сражаться, не несло никакой стратегической выгоды, как и удовольствия от победы. Основной причиной того, что он привёл с собой настолько большие силы, было как раз желание напугать противника и заставить его сбежать без боя.
— В таком случае, адмирал, нам, наверное, стоит собрать выживших и возвращаться, как только будет завершён хотя бы поверхностный ремонт?
— Да, верно. И, чтобы в будущем такого не происходило, пожалуй, стоит рассеять в этой области несколько спутников для наблюдения.
— Слушаюсь. Я сейчас же об этом позабочусь.
Меркатц с одобрением смотрел, как Фредерика быстро и чётко выполняет приказы своего командира. За свою долгую военную карьеру ему нечасто встречались столь способные адъютанты.
— И насчёт сержанта Юлиана Минца… — приготовившись сделать очередной доклад, Фредерика заметила, что Ян напрягся. — Он благополучно вернулся, — сразу сказала она главное, с теплотой глядя, как расслабляются плечи адмирала. А потом продолжила: — Сбил три валькирии и крейсер.
— Сбил крейсер? В первом же бою?
Эти слова были произнесены не Яном, а стоявшим поблизости начальником службы безопасности крепости, Вальтером фон Шёнкопфом, который полетел с ними, сказав, что хочет посмотреть на результаты обучения новобранцев. Он также был одним из инструкторов Юлиана по стрельбе и рукопашному бою.
Фредерика кивнула, и Шёнкопф с довольным лицом хлопнул в ладоши.
— Мальчишка полон сюрпризов. Даже я не смог проявить себя так в своём первом бою. Даже страшно становится, кем он может стать в будущем…
— О чём вы говорите? — спросил Ян. — Всё, что он сделал, это использовал весь запас удачи на ближайшие лет сто. Если в итоге он станет слишком несерьёзно относиться к битвам, ни к чему хорошему это не приведёт. Настоящее испытание начинается сейчас.
Ян собирался сказать это тоном строгого учителя, но, увидев лица Фредерики и Шёнкопфа, понял, что не смог добиться в этом успеха. Они как бы говорили: «Не нужно стараться так сильно».
Вот так завершилась первая битва Юлиана Минца. Он смог остаться в живых.