— Пока, Сэм, — произнес Джек, и в этот миг зазвонил его сотовый. Джек только что закончил осматривать квартиру Анны и вышел на 54-ю Восточную улицу. Он нажал зеленую кнопку:
— Что хочешь сообщить, Джо?
— Петреску нанесла визит в Уэнтворт-Холл.
— Сколько она там пробыла? — Джек шел в сторону Пятой авеню.
— С полчаса, не больше. Она куда-то позвонила, прежде чем ехать в Хитроу, где встретилась с Рут Пэриш. В районе четырех появился фургон «Сотбис» и забрал красный упаковочный футляр…
— А что в футляре — и дураку понятно. Куда поехал фургон?
— Картину отвезли в их контору в Вест-Энде. Петреску поехала вместе с ними. Картину выгрузили двое служащих, она прошла в здание следом.
— Сколько ее не было?
— Двадцать минут. Вышла с красным футляром. Поймала такси, уложила картину на заднее сиденье и — исчезла.
— Исчезла? То есть как — исчезла?
— Но ребята уже сели ей на хвост.
— Где? — спросил Джек, успокаиваясь.
— В Гатвике. Заметь, — сказал Джо, — симпатичная блондинка с красным упаковочным футляром невольно выделяется из толпы.
— Куда она вылетела?
— В Бухарест.
— Зачем тащить в Бухарест Ван Гога?
— Пари держу, ей приказал Фенстон, — сказал Джо. — Это их родной город, решили спрятать картину там.
— Зачем же Фенстон отправил в Лондон Липмана, если тот не собирался забирать картину?
— Для отвода глаз? — предположил Джо. — Это, кстати, объясняет и его появление на заупокойной службе.
— Или потому, что Петреску уже на него не работает и похитила Ван Гога.
— Зачем ей рисковать, он же наверняка устроит на нее охоту?
— Зачем — не знаю, а выяснить можно одним-единственным способом, вот я и попробую, — ответил Джек, нажал на телефоне красную кнопку, остановил такси и велел водителю ехать в Вест-Сайд.
Фенстон выключил магнитофон и нахмурился. Они прослушали пленку в третий раз.
— Когда вы прогоните эту стерву? — спросил Липман.
— Не сейчас — она одна может вывести нас на картину, — ответил Фенстон.
— Обратили внимание на единственно важное слово в их разговоре? — мрачно заметил Липман. — «Еду». Скажи она «возвращаюсь», «возвращаюсь домой», это бы означало: в Нью-Йорк.
Фенстон поднял брови:
— Значит, она имела в виду Бухарест.
Джек откинулся на спинку сиденья и попытался вычислить следующий шаг Петреску. Он по-прежнему не мог решить, то ли она профессиональная преступница, то ли дилетантка. И какое место в этом уравнении занимает Тина Форстер? Неужели Фенстон, Липман, Петреску и Форстер работают вместе?
Но если Петреску действует сама по себе, она не может не понимать, что рано или поздно Фенстон до нее доберется. И зачем красть картину, которая стоит миллионы долларов, если нет никакой надежды спрятать ее так, чтобы об этом не узнал Фенстон? В этом просто не было смысла.
Пока Анна числилась в пропавших без вести, получить ордер на обыск ее квартиры не составляло труда. Сэм расплакался, услышав ее фамилию, проводил Джека до самой двери и впустил его внутрь.
Сэм остался в коридоре, а Джек обошел квартиру. Ничего нового сверх того, что он уже знал. В адресной книге — тот же номер телефона дядюшки в Иллинойсе и тот же адрес матери в Бухаресте. Удивило его, пожалуй, только одно — висевший на стене в коридоре рисунок Пикассо с автографом. Джек не мог поверить, что она стащила рисунок и повесила в коридоре для всеобщего обозрения. Возможно, рисунок получен в награду за что-то от Фенстона?
Он вернулся в гостиную и посмотрел на фотографию на углу письменного стола — Анна с родителями. Открыл ящик, где обнаружил связку писем на незнакомом языке. Большинство были подписаны «Мама», однако два или три были отправлены человеком по имени Антон. Джек снова бросил взгляд на фотографию и невольно подумал — если б ее увидела его мать, она бы пригласила Анну отведать своего ирландского рагу.
— Черт! — выругался Джек так громко, что услышал водитель.
— Что такое? — спросил он.
— Забыл позвонить матери.
— Значит, будет вам головомойка. Я тоже ирландец.
Неужели это бросается в глаза? — подумал Джек. Ему, конечно, следовало позвонить и предупредить, чтоб его не ждали на традиционный «ужин с ирландским рагу», когда он приходил к родителям, чтобы вместе отметить врожденное превосходство кельтской расы над всеми остальными детьми Господа Бога.
Отец хотел, чтобы Джек стал юристом. Прослужив в Полицейском управлении Нью-Йорка двадцать шесть лет, он пришел к выводу, что только юристы всегда извлекают из преступления выгоду. Вопреки совету отца Джек завербовался в ФБР всего через несколько дней после окончания Колумбийского университета со степенью по праву. Отец каждую субботу ворчал по этому поводу, а мать не уставала спрашивать, когда он надумает сделать ее бабушкой.
Работа пришлась ему по душе целиком и полностью с первой минуты, как он только прибыл в Квонтико. Теперь Джек был старшим следователем. Мейси не скрывал, что Джек займет его место, когда его самого переведут назад в Вашингтон. Для этого Джеку требовалось упечь за решетку человека, из-за которого все надежды на продвижение превращались в пустые фантазии. Но пока что ему не удавалось зацепить Брайса Фенстона и кончиком пальца.
Он позвонил секретарше:
— Салли, закажите мне билет на первый рейс до Лондона с пересадкой на Бухарест.
Кранц держалась простого правила — ежедневно крала новый сотовый телефон. Звонила Фенстону, говорила с ним по-румынски, затем от телефона избавлялась.
Фенстон сидел за своим письменным столом, когда загорелся красный глазок его частного телефона. Кроме него самого, этот номер знал только один человек.
— Где она? — спросил голос.
— В Бухаресте, — ответил Фенстон.
Кранц выбросила телефон в Темзу и поймала такси:
— В аэропорт Гатвик.
Сойдя по трапу в Хитроу, Джек не удивился, увидав своего давнего друга Тома Красанти. Том проводил Джека к своему автомобилю.
— Где Петреску? — спросил Джек первым делом.
— В Бухаресте, — ответил Том. — Вывезла картину из таможни на багажной тележке.
— Женщина со стилем.
— Согласен, но, видимо, не представляет, с чем может столкнуться.
— Боюсь, скоро выяснит, — заметил Джек, — потому что, если она украла картину, разыскиваем ее не только мы.
— Тогда нельзя терять времени. Мы доставим тебя в Гатвик вертолетом, там задержали рейс на Бухарест.
— Как это вам удалось? — спросил Джек.
— Посол позвонил в Министерство иностранных дел. Не знаю, что он им сказал, но, пожалуйста, помни — у нас нет официального представительства в Бухаресте. Рассчитывай только на самого себя.
В четыре часа утра Анна вышла в зал бухарестского международного аэропорта Отопени, толкая перед собой тележку с деревянным футляром, чемоданом и ноутбуком. Увидев спешащего к ней мужчину, она с подозрением на него уставилась.
Под сто восемьдесят сантиметров ростом, лысеющий, с красноватым лицом и пышными черными усами. На вид ему было за шестьдесят. Пиджак едва сходился на нем, — видимо, когда-то этот человек был стройнее. Он произнес на румынском:
— Я Сергей. Антон сказал, что вы просили вас встретить. Он снял вам номер в гостинице.
Сергей докатил тележку до своего такси, желтого «мерседеса». Анна забралась в машину, он уложил ее вещи в багажник и сел за руль.
Анна глядела в окно и думала о том, как изменился город за последние десять лет. Безликий фасад коммунизма уступал место современной европейской столице.
На узенькой улочке Сергей остановил машину. Он вытащил из багажника красный футляр, а Анна забрала остальные вещи и прошла в небольшую гостиницу.
— Первым делом мне хотелось бы повидаться с матерью, — сказала Анна, зарегистрировавшись у портье.
Сергей посмотрел на наручные часы:
— Я заеду за вами часов в девять, чтоб вы смогли хоть немного поспать.
— Спасибо.
Она взяла красный футляр и отправилась в номер.
Джек в первый раз заметил эту женщину, когда стоял в очереди на посадку. Одно из основных правил слежки — держаться в конце на тот случай, если обзавелся «хвостом». Тут главное — не дать преследователю заметить, что его раскусили. Вести себя естественно и никогда не оглядываться.
Джек, не оглянувшись, поднялся по трапу в салон самолета.
Анна вышла из гостиницы в самом начале десятого. Сергей ждал ее у своего «мерседеса».
— Доброе утро, Сергей, — поздоровалась она.
Он распахнул перед ней заднюю дверцу.
— Доброе утро. По-прежнему хотите навестить мать?
— Да, — ответила Анна. — Она живет в…
Сергей махнул рукой, давая понять, что знает адрес.
Анна радостно улыбалась, когда они проезжали через центр Бухареста. Здесь многое изменилось. Но когда они оказались в ее родном пригороде, Берчени, она поняла, как много еще предстоит сделать новому режиму. В Берчени царили запустение и упадок.
Анна не раз уговаривала мать перебраться к ней в Америку. Она сильно тосковала без матери. Устроившись на работу в «Сотбис», Анна первым делом решила открыть в Бухаресте банковский счет на имя матери и в начале каждого месяца перечисляла ей по 400 долларов.
Наконец такси остановилось у обветшалого многоквартирного дома на Решицкой площади.
— Я вас подожду, — сказал Сергей.
— Спасибо, — поблагодарила Анна, обводя взглядом район, где провела свое детство.
Замусоренная дорожка с выбоинами, лифт не работал — все как прежде. Анна не понимала, почему мать не переехала: она посылала ей столько денег, что та давным-давно могла бы снять приличную квартиру в другом районе. Добравшись наконец до шестнадцатого этажа, Анна перевела дыхание и лишь затем постучала в дверь.
Хрупкая седая дама в черном приоткрыла дверь. Мать и дочь смотрели друг на друга. Эльза Петреску распахнула дверь и заключила дочь в объятия.
Мать провела Анну внутрь, продолжая ее обнимать. В безукоризненно чистой квартирке все оставалось как в детстве. Диван, стулья, черно-белые фотографии без рамок и вытертый ковер.
— Анна, мы так давно не разговаривали… — проговорила мать, стискивая ей руку.
Их беседа подошла к концу, только когда уже садилось солнце. Анна снова взялась упрашивать мать:
— Мама, уедем со мной жить в Америку.
— Нет, — ответила мать, — здесь все мои друзья и воспоминания. Стара я для новой жизни.
Анна обвела комнату взглядом:
— Почему ты ничего не потратила из денег, что я каждый месяц тебе посылаю?
— Я потратила, — решительно возразила мать, — но не на себя, мне самой ничего не надо.
— Тогда на кого?
— На Антона. Ты, верно, слышала, что он теперь профессор. Его освободили из тюрьмы и восстановили в Академии на прежней должности.
— Он продолжает писать?
— Да, но его основная работа — преподавание живописи старшекурсникам.
— На что он расходует деньги?
— Покупает холсты и кисти для тех учеников, кому это не по карману. Твоя щедрость служит благому делу. — Мать помолчала. — Антон ведь был твоей первой любовью?
Анна и сама бы не поверила, что мать все еще способна вогнать ее в краску.
— Да, — призналась она, — и думаю, я его тоже.
— Он теперь женат, у них малыш, Петер. — Она снова помолчала. — У тебя есть молодой человек?
— Нет, мама.
— Поэтому ты и приехала домой? Убегаешь от чего-то или от кого-то?
— Почему ты спрашиваешь?
— У тебя в глазах страх и печаль, — сказала мать, поднимая на нее взгляд, — ты так и не научилась это скрывать.
— У меня и вправду есть причина для беспокойства, — согласилась Анна, — но скоро все утрясется. — Она улыбнулась: — Больше того, надеюсь, мне сумеет помочь Антон. Я собираюсь в Академию, выпьем с ним кофе. Не хочешь ему что-нибудь передать?
Мать не ответила — она незаметно уснула. Анна поправила плед у нее на коленях, поцеловала в лоб и шепнула:
— Завтра я снова приеду, мама.
Анна возвратилась в гостиницу, быстро приняла душ, переоделась и отправилась со своим новообретенным водителем в Академию изящных искусств, на Университетскую площадь.
Здание Академии сохранило прежние красоту и очарование. Поднимаясь по ступеням к массивным резным дверям, Анна вспоминала дни своей юности, когда ходила сюда на уроки живописи. Афиша перед главной аудиторией извещала: «Влияние Пикассо на искусство XX века. Лекция профессора Антона Теодореску. Сегодня в 19.30».
Анна осторожно толкнула дверь и с радостью увидела, что лекция кончилась и ее первый возлюбленный укладывает слайды в старый портфель. Высокий, с угловатой фигурой и копной вьющихся черных волос, он в своей старой вельветовой куртке и рубашке с открытым воротом походил на вечного студента. Анна подошла к нему.
Антон глянул на нее поверх очков и воскликнул с широкой улыбкой:
— Анна! Сергей встретил тебя в аэропорту?
— Да, спасибо, — ответила Анна и расцеловала его в обе щеки. — Где ты с ним познакомился?
— В тюрьме. Ему повезло уцелеть при Чаушеску. Ты успела навестить свою матушку-праведницу?
— Успела. Она по-прежнему живет просто в тюремных условиях.
— Согласен, но твои доллары хотя бы дают моим ученикам возможность…
— Знаю, мама мне рассказала.
— Знать — это одно, а дай-ка я покажу тебе кое-какие результаты твоих вложений.
Антон взял Анну за руку и провел в длинный коридор, увешанный картинами, выполненными в разнообразной технике.
— Студенты-лауреаты нынешнего года, — сообщил он, показывая на полотна, словно гордый отец. — Все холсты куплены на твои деньги. Одна из наград так и называется — Премия Петреску. — Он сделал паузу. — Было бы справедливо, чтоб ты сама выбрала победителя.
— Польщена, — сказала Анна и начала прохаживаться вдоль стен, время от времени задерживаясь, чтобы лучше рассмотреть ту или иную работу. Наконец она остановилась перед написанной маслом картиной под названием «Свобода». На ней было изображено солнце, встающее над Бухарестом.
— А ты не потеряла чутья, — улыбнулся Антон. — Данута Секальска — наша звезда этого года. Мы отправляем ее в Лондон, в школу Слейда, если сумеем раздобыть денег на все расходы. — Он посмотрел на свои часы: — У тебя будет время выпить со мной чашку кофе?
— Конечно, и хочу признаться, что собираюсь попросить тебя об услуге.
Антон повел ее в профессорскую, где их встретил оживленный гул добродушной болтовни.
Антон налил две чашки.
— Тебе черный, если не ошибаюсь, — сказал он и усадил Анну за столик у камина. — Итак, что я могу для тебя сделать? Я перед тобой в неоплатном долгу.
— Тебе предстоит все взвесить и крепко подумать.
Антон поставил чашку и внимательно выслушал Анну, которая подробно изложила свой план.
— Сколько у меня времени? — спросил он.
— Три дня, может, четыре.
— А если меня поймают?
— Вероятно, вернешься в тюрьму.
— А ты?
— Картину переправят в Нью-Йорк и используют против меня как улику и… позволь мне тебя подкупить. Я заплачу за обучение в Слейде твоей ученицы.
Антон с минуту подумал и сказал:
— Ты вернешься через три дня.
— Максимум через четыре.
— Тогда будем надеяться, что я не обману твоих ожиданий.
— Это Винсент.
— Где ты?
— У мамы.
— Не задерживайся. Преследователю это известно.
— Тогда, боюсь, он снова меня потеряет.
— Я не уверена в том, что это мужчина. Я видела, как Фенстон разговаривал в своей машине с какой-то женщиной. Меня беспокоит, что я ее раньше не видела.
— Опиши.
— Чуть выше ста пятидесяти сантиметров, худая, темноволосая.
— Там, куда я отправлюсь, таких много.
— Картину берешь с собой?
— Нет, она там, где ее не смогут увидеть.
Трубка замолкла.
Липман нажал на «Выкл.».
— Где ее не смогут увидеть? — спросил он.
— Не смогут увидеть, а не просто не увидят, — заметил Фенстон. — Она, должно быть, все там же, в футляре.
— Согласен, но куда отбывает Петреску?
— В страну, где люди чуть выше ста пятидесяти, худые, темноволосые, — сказал Фенстон.
— В Японию, — заключил Липман. — Попытается продать вашу картину тому, кто не сможет от нее отказаться.
— Накамуре, — произнес Фенстон.
Джек остановился в гостинице, неоновая вывеска которой гордо гласила: «Бухарест интернэшнл». Большую часть ночи он занимался тем, что либо включал радиатор, потому что становилось холодно, либо выключал его, потому что тот громко шумел. От завтрака Джек отказался, опасаясь, что еда будет соответствовать радиатору.
В салоне самолета он той женщины не увидел: или он ошибся, или она была профессионалом. Но теперь у него не осталось сомнений, Анна работает сама на себя. Он уже просчитал, что подкараулит ее там, где она объявится скорее всего, — у дома матери. На этот раз он будет ее поджидать. Его интересовало, не возникла ли у женщины, что он заприметил, та же мысль, а если да, то кто она — ищейка Фенстона или служит кому-то другому?
Выйдя из гостиницы, Анна сразу увидела Сергея — он ждал у дверей в своем старом «мерседесе». Выскочив из машины со словами «Доброе утро, мадам», он снова уложил в багажник красный футляр.
— Доброе утро, Сергей, — ответила Анна. — Мне опять нужно в Академию, там я оставлю футляр.
По дороге к Университетской площади Анна узнала, что Сергей женат вот уже тридцать с лишним лет, а его сын служит в армии. Анна собиралась спросить, не доводилось ли ему встречаться с ее отцом, но заметила Антона, который ждал ее на нижней ступеньке лестницы. Сергей остановился, обошел машину и извлек из багажника красный футляр.
— Оно самое? — спросил Антон, наградив футляр подозрительным взглядом. Анна кивнула. Антон поднялся с Сергеем по лестнице, открыл перед своим пожилым другом двери, и они вошли в здание.
Уже через несколько минут они вернулись с таким же деревянным футляром, только без номера. Сергей упрятал его в багажник.
— Спасибо, — сказала Анна и расцеловала Антона в обе щеки. — Я вернусь через три, самое большое — через четыре дня, с радостью освобожу тебя от картины, и никто ничего не узнает.
Джек не оглядывался, но, пройдя полтора километра, вошел в супермаркет и спрятался за колонной. Он ожидал, что она пройдет мимо, но ее не было. Он купил сандвич с ветчиной и яйцом и вышел на улицу. Приканчивая завтрак, он ломал голову над вопросом, почему за ним устроили слежку. На кого она работает? Какие у нее инструкции? Не рассчитывает ли она выйти через него на Анну? Или же у него просто мания преследования?
Миновав центр города, Джек сверился с картой, свернул налево на следующем перекрестке и поймал такси.
Анна попросила своего водителя, каким теперь считала Сергея, отвезти ее в Берчени. Она знала, что мать с шести утра уже на ногах — подметает, моет и стирает — как обычно.
Когда Сергей остановил машину, Анна сказала, что рассчитывает вернуться через час и сразу ехать в Отопени.
Джек залез в такси, открыл карту и ткнул пальцем в Решицкую площадь. Водитель недоуменно пожал плечами и поехал туда, куда еще ни один турист не просил его отвезти.
Такси перестроилось в средний ряд, водитель и пассажир одновременно посмотрели в зеркало заднего вида. Оторвался ли он от нее, или она ехала за ним в одном из трех такси, какие он заметил? Она настоящий профессионал, у него было чувство, что она прекрасно знает, куда именно он направляется.
Джек, конечно, представлял, что в большом городе всегда найдутся не самые лучшие районы, но такого, как Берчени, он еще не видал — мрачные бетонные башни сменяли друг друга на каждом безлюдном перекрестке. Таксист уже начал искать место для стоянки, когда Джек заметил еще один желтый «мерседес», припаркованный у тротуара.
— Не останавливайтесь, — сказал он резко, крепко хлопнул водителя по плечу и взволнованно махнул вперед.
— Но вы же сами велели, — возразил водитель.
— Проезжаем, — повысил голос Джек.
Водитель растерянно передернул плечами и проскочил мимо.
— Поверните на следующем перекрестке, — сказал Джек, показав налево. Водитель кивнул с совсем уже озадаченным видом и стал ждать новых распоряжений. — Развернитесь и остановите машину в конце улицы.
Когда такси остановилось, Джек вылез и медленно пошел к перекрестку, ругая себя за ошибку. Ему бы следовало сообразить, что Анна могла уже быть у матери.
Джек окинул взглядом мрачный и запущенный многоквартирный дом и зарекся впредь пенять на судьбу за свою тесную квартирку в Вест-Сайде. Анна вышла через сорок минут и направилась по дорожке к такси. Он замер на месте, провожая ее взглядом.
Когда это такси отъехало, Джек мигом уселся в свое и, ткнув пальцем, крикнул:
— Едем за ним, но держим дистанцию.
Он не был уверен, что таксист его понял. Должно быть, на этих серых пустынных улицах два желтых такси смотрелись как два желтых верблюда. Джек снова выругался про себя: теперь его и дурак вычислит.
— Вам понятно, что за нами следят? — спросил Сергей, отъезжая.
— Нет, но я не удивляюсь. — Теперь, когда Сергей подтвердил ее худшие опасения, у Анны упало сердце и закружилась голова. — Вы их разглядели?
— Только мельком. Мужчина лет тридцати — тридцати пяти, худой и черноволосый. Боюсь, это всё.
Анна поежилась. Видимо, Тина ошиблась, решив, что по ее следу пустили женщину.
Сергей глянул в зеркало заднего вида и сказал:
— Я, пожалуй, сумею от него оторваться.
— Не имеет смысла. Он и так знает, куда я еду.
Они доехали до аэропорта. Анна вручила Сергею двадцать долларов и сообщила, каким рейсом должна вернуться.
— Вы ведь меня встретите? — спросила она.
— Конечно, — сказал Сергей, останавливая машину.
— Он все еще у нас на хвосте? — поинтересовалась Анна.
— Да, — ответил Сергей и выскочил из машины. Носильщик аэропорта помог ему уложить на тележку футляр и чемодан. — Буду ждать вас тут с обратным рейсом, — заверил он Анну, и она прошла в терминал.
Такси Джека со скрежетом остановилось за желтым «мерседесом». Он выскочил и подбежал к окну водителя, махая десятидолларовой купюрой. Сергей опустил стекло и взял банкноту.
— Вы знаете, куда летит ваша пассажирка?
— Знаю, — ответил Сергей, поглаживая пышные усы.
Джек извлек из пачки еще одну десятидолларовую бумажку, которую Сергей тут же взял.
— Куда? — спросил Джек.
— За границу, — ответил Сергей, дал задний ход и уехал.
Джек выругался, бегом вернулся к своему такси, расплатился и поспешил в здание аэропорта. Через несколько секунд он увидел Анну — она направлялась к эскалатору. Когда он поднялся следом за ней, она уже сидела в кафе за столиком в дальнем углу, откуда могла видеть все и всех. Теперь следил не только он — та, кого он преследовал, тоже за ним следила. Он отступил и посмотрел на электронное табло. Оставалось всего пять международных рейсов.
На случай как раз таких непредвиденных поворотов Джек всегда имел при себе паспорт и кредитные карточки. Он сбросил со счетов Москву — до вылета оставалось всего сорок минут. Самолеты в Нью-Дели и Берлин вылетали через несколько часов, уже вечером. Рейс на Гонконг тоже представлялся маловероятным, хотя до вылета оставалось чуть менее двух часов. Через четверть часа после него вылет на Лондон. Скорее всего, Лондон, решил он, но на всякий случай лучше купить два билета — до Гонконга и до Лондона. Если она не пройдет на посадку до Гонконга, то он сядет на рейс до Хитроу. Интересно, подумал он, что выбрал второй ее «хвост»?
Купив билеты на оба рейса и дважды объяснив, что путешествует без багажа, Джек присоединился к толпе пассажиров, ожидавших начала посадки на Москву. Он позвонил по сотовому телефону менеджеру в «Бухарест Интернэшнл» и распорядился, чтоб его вещи собрали и передали на стойку регистрации, их потом заберут. Предложение увеличить счет на двадцать долларов сняло все вопросы.
На рейс 3211 до Москвы уже началась посадка, когда Анна не спеша присоединилась к пассажирам, ждущим объявления посадки на рейс 017 тихоокеанских воздушных линий «Катхей» до Гонконга. Джек осторожно вернулся в зал и постарался стать незаметным в ожидании последнего вызова.
Все трое заняли места в «Боинге-747» до Гонконга — в первом классе, в бизнес-классе и в эконом-классе.