В 1114 году ушел из жизни монах Киево-Печерского монастыря Нестор – он считается автором Повести временных лет, основы большинства последующих летописных сводов. Ее называют Начальной летописью.
Все мы помним одно из самых красочных мест Повести – поход князя Олега, Вещего Олега, на Царьград-Константинополь. Когда он в знак победы повесил свой щит на врата Царьграда. А перед этим:
«Повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на колеса корабли. И когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу. Греки же, увидев это, испугались и сказали через послов Олегу: «Не губи города, дадим тебе дани, какой захочешь».
Как ни странно, многие ученые прошлого, да и настоящего, приняли эти строки летописи как абсолютно достоверные сведения. Они вошли в гимназические дореволюционные и в советские школьные учебники. Вошли в новый фольклор, вплоть до песни Высоцкого: «Как ныне сбирается Вещий Олег щита прибивать на ворота. Как вдруг подбегает к ему человек – и ну шепелявить чаво-то». В общем, всем известно и само собой разумеется. Хотя при самом элементарном применении здравого смысла тотчас же возникают неразрешимые противоречия и тупиковые вопросы.
Однако к здравому смыслу мы еще придем, а пока продолжим об ученых. Очень серьезные историки (от Шахматова до Лихачева) относились к данному эпизоду как к красочной легенде. Дмитрий Сергеевич Лихачев вообще делал особый упор на литературные достоинства и литературное значение Повести временных лет. Анализ, проведенный исследователями, доказал, что такого похода Олега в 907 году – как указывается в летописи – не было. И вообще – не было. В 904 году на Константинополь ходили походом арабы. В том же году совершали набег на Царьград вольные воины из диких ватаг, обитавших в устье Днепра и на побережье Черного моря. Еще раньше, за сорок лет до того, был поход варяжско-киевского князя Аскольда. Некоторые историки полагают, что Нестор приписал Олегу тот поход Аскольда. Но если учесть, что летопись он создавал спустя два века, то путаница могла возникнуть и сама по себе. Объяснимы также многочисленные нестыковки по событиям и датам.
О том летописном походе нет никаких сведений в подробнейших византийских хрониках. Хотя там в деталях описаны и поход арабов, и набег славяно-варяжской вольницы. И другие, совсем уж незначительные события того времени.
А уж такого, как щит на вратах Константинополя и штурм на колесах под парусами, византийские хронисты просто не могли не отметить. Да и другие – арабские, еврейские, западноевропейские хронисты не могли пропустить. Однако ж нигде – ни слова.
Но в данном случае не это главное. Прежде чем перейти к сути, остановлюсь на подступах. Начну с количества воинов в том походе. В летописи точно указано: 2 тысячи кораблей, «а в каждом корабле по 40 мужей». Итого – 80 тысяч человек.
Собрать по тем временам такую армию в Киевской Руси практически было невозможно. По книге известного демографа Бориса Урланиса «Рост населения в Европе», в 970 году в Киевской Руси было около 2 миллионов жителей. Можно предполагать, что в 907 году – более миллиона. Тут ведь речь идет не только и не столько о росте за счет рождаемости, а о присоединении новых земель и новых племен. К тому времени, к летописному 907 году, самой русской государственности было едва пятьдесят лет. Те же древляне в Искоростени, что совсем рядом с Киевом, бунтовали, убили князя Игоря и были жестоко покараны уже княгиней Ольгой. Возможно ли было в таких условиях собрать армию в 80 тысяч?
Проведем параллели. Население могущественной Византии в то время насчитывало 20–24 миллиона. Мощное государство с устоявшимся четырехсотлетним укладом жизни. Одним из главных врагов Византии была тогда могущественная Болгария. Так, в решающий, грандиозный поход на болгар византийский император-полководец Иоанн Цимисхий повел армию в 300 кораблей, 15 тысяч пехотинцев и 13 тысяч всадников. Война описана со всеми подробностями как событие грандиозное.
Или еще пример – из более поздних веков. Походы Чингисхана и Батыя, ставшие потрясением для тогдашнего мира.
В первом походе, когда воины Чингисхана прошли через всю территорию нынешнего Казахстана и Узбекистана, разбили войска Хорезм-шаха, перевалили с боями через Кавказ, попутно разгромив грузин, затем рассеяли половцев хана Котяна и хана Юрия Кончаковича и закончили битвой на Калке с русско-половецкой армией, было их 30 тысяч человек. Три тумена, три дивизии по 10 тысяч всадников.
Всех монголов, от стариков до детей и женщин, тогда было 700 тысяч. К тому же монголы воевали в то время и с Китаем.
Второй поход, под началом Батыя, когда его тумены маршем прошли через Русь, вошли в Европу и докатились до Адриатики, в дореволюционной русской историографии приобрел масштабы мифические, писали об армии от 300 до 500 тысяч.
Советские историки Б.Д. Греков и Ф.Ф. Шахмагонов выдвинули свои резоны:
«Не принималось во внимание ни время года, ни география местности, ни возможности передвижения крупных войсковых масс по зимним путям… Ссылались обычно и на то, что монгольская лошадь могла добывать корм из-под снега, но при этом упускали из виду разницу в снеговом покрове степей на далеком юге и в регионе Рязани – Владимира – Твери и Новгорода… Расчетами очень легко показать, что в походе по зимним дорогам войско в 300 тысяч воинов должно было растянуться на сотни километров… У каждого воина было самое меньшее три заводные лошади. Миллион лошадей в зимних условиях (поход на Северо-Восточную Русь длился с декабря 1237 по апрель 1238 года. – С.Б.) на землях Северо-Восточной Руси прокормить было невозможно, и полмиллиона – невозможно, нечем прокормить и триста тысяч лошадей».
Итак, и Греков с Шахмагоновым, и Гумилев, и другие историки определяли численность армии Батыя в 30–40 тысяч.
Однако учтем также, что ко времени Батыева похода это была уже Монгольская империя и в ее состав вошли многие народы, прежде всего – степняки-половцы от Алтая до Дона, они и стали главной ударной силой Батыевых конных дивизий.
Тут надо сделать отступление. Мир потрясли молниеносные победы монголов: такая организация, такая тактика боя, что в те века и долго еще потом с ними не могла сравниться ни одна армия. Однако и количество воинов поразило воображение современников. Учтем, что 30 тысяч (или больше) – это только воины. А еще – сопровождающие армию обозы.
И потому русская армада в 2 тысячи кораблей и 80 тысяч воинов в X веке никак не могла остаться незамеченной арабскими, византийскими и западноевропейскими хронистами. Это ведь по масштабам вселенский поход.
Но меня в данном случае больше всего интересует не фактографически-историческая сторона, а те самые «корабли на колесах». Вот высадились на берег воины Олега. На каждую ладью надо как минимум четыре оси и восемь колес. Где они взяли шестнадцать тысяч колес? А к ним еще восемь тысяч осей?
Предположим, нашли, конфисковали у окрестного населения.
Итак, поставили ладьи на колеса, залезли в них, подняли паруса и пошли к городу через поле?
Но – на «поле», на неровном грунте, на пересеченной местности такое сооружение, такая махина и с места не сдвинется. Под любыми парусами. Под большим парусом, под большим напором ветра сооружение просто-напросто опрокинется. Понимал ли это летописец, человек своего времени?
Уверен, что понимал. Тогда почему написал нечто несусветное?
Вариантов множество. От чрезмерного желания возвеличить, прославить князя Олега до осознанной, рассчитанной мины-провокации. Этакого тайного кукиша через века. Мол, заставили меня писать неправду, приписывать Олегу несуществовавший поход, то вот вам! Потомки, дойдя до кораблей на колесах, сразу поймут, что все здесь брехня. От начала и до конца… Вот уж они посмеются… Однако по всей Повести временных лет чувствуется, что Нестор к Олегу относился с глубочайшим уважением.
И потому не исключен самый простой и естественный вариант. Полет фантазии! Нестор-летописец создал миф!
Может, разгадка еще и в великом киевском князе Владимире Мономахе? Человек яркого литературного таланта, он, как никто другой, способен был оценить полет чужого пера и чужой фантазии. Оценить, восхититься и сказать: «Ай да Нестор! Ай да сукин сын! Это ж надо такое придумать – ладья под парусами на колесах!»
А потом, после Мономаха, уже никто не трогал, не осмеливался.
А потом мы читали, даже не задумываясь.
Жертва черного мифа – герцог Ричард Глостер, потомок королевской династии Плантагенетов. Его и назвали в честь великого предка, короля Ричарда I Плантагенета. Того самого Ричарда Львиное Сердце, предводителя крестовых походов, героя народных баллад и исторических романов.
Дику Глостеру было три года, когда началась Война Алой и Белой розы. За власть в Англии сражались сторонники Ланкастеров (Алая роза) и Йорков (Белая роза), к коей и принадлежал герцогский дом Глостеров. (Йорки и Ланкастеры – боковые ветви Плантагенетов.)
Йорки победили. Ланкастеры бежали во Францию. Королем Англии стал старший брат Ричарда – Эдуард IV. А после смерти Эдуарда трон должен был занять (и занял!) по праву престолонаследия его сын Эдуард, малолетний племянник Ричарда.
Но через три месяца правления Эдуарда V королем Англии стал Ричард. Однако и он правил недолго. Изгнанные Ланкастеры объединились с Тюдорами и свергли Ричарда. Так возникла новая династия – Тюдоров.
Всего два года царствовал Ричард. Но в истории остался навечно. Как один из самых страшных злодеев. Узурпатор, обманом захватил трон, родных племянников задушил.
Мы с детства знаем его по «Черной стреле» Стивенсона. Есть там такие строчки: «За знаменем, окруженный закованными в сталь рыцарями, ехал честолюбивый, смелый, жестокосердый горбун навстречу своему короткому царствованию и вечному позору».