Логические трактаты

Деление рода

Итак, теперь, поскольку сказано о различии деления как такового, рассмотрим дистрибуцию рода. Сначала следует определить, что такое род. Род есть то, что говорится о многом, по виду различающемся, в аспекте того, что это, вид же есть то, что мы помещаем в тот или иной род, отличительный признак - это то, на основании чего мы полагаем, что одно отличается от другого. И еще род есть то, что подобает называть в качестве ответа на вопрос, что это и что за вещь, отличительный признак - это то, что самым точным образом отвечает на вопрос, какая это вещь. Действительно, на вопрос: "что есть человек?" правильный ответ - "живое существо", а на вопрос: "каков человек?" подобающий ответ - "разумный".

Род делится либо на виды, либо на отличительные признаки, если виды, на которые должен делиться род, не имеют имен. Например, когда я говорю: "из животных одни - разумные, другие - неразумные", то "разумное" и "неразумное" суть отличительные признаки, однако поскольку у того вида, который мы называем разумным животным, нет одного имени, мы вместо вида полагаем отличительный признак и присоединяем его к более высокому роду: ведь всякий отличительный признак, присоединяясь к соответствующему роду, образует вид. Поэтому род есть некая материя, а отличительный признак - форма. Если же виды называются собственными именами, то деление на отличительные признаки не будет правильным делением рода. Отсюда следует, что определение складывается из нескольких терминов. Ведь если бы все виды назывались своими именами, то любое определение состояло бы только из двух терминов. Например, когда я спрашиваю: "что такое человек?" - разве мне нужно было бы сказать: "разумное смертное животное", если бы "разумное животное" имело бы свое собственное имя, которое, будучи соединенным с другой дифференцией, то есть со "смертным", дало бы самым правильным и неопровержимым образом определение человека? Между тем, однако, для правильного определения необходимо деление видов, и, может быть, именно в этом и заключается правило деления и определения: ведь определение формируется вместе с делением.

Однако, поскольку одни имена суть омонимы, а другие имеют только одно значение, и те, что имеют одно значение, мы берем для деления родов, а в тех, которые являются омонимами, возможно лишь только деление значения, следует прежде всего рассмотреть, что является однозначным словом, а что омонимом, чтобы - так как здесь возможна ошибка - не разложить омоним на означающие, словно бы на виды. Поэтому опять-таки для деления необходимо определение, ведь что такое однозначное слово и что такое омоним, мы устанавливаем с помощью определения.

Одни дифференции существенные, а другие - по совпадению. Последние, в свою очередь, делятся на сопутствующие и непостоянные. Примерами непостоянных дифференции могут служить следующие состояния: спать, сидеть, стоять, бодрствовать, примеры сопутствующих - кудрявые волосы (если, конечно, они не утрачены) и серо-голубые глаза (если они не повреждены каким-то внешним воздействиям). Однако их не стоит принимать в расчет для деления рода, и для определения они не походят. Ведь мы поступаем совершенно правильно, соединяя для определений все то, что пригодно для деления рода, а для деления рода применимо только то, что существенно, более того, именно оно придает форму и выражает сущность того или иного сущего, например разумность и смертность человека.

Как можно отчетливо показать, относятся ли дифференции к разряду непостоянных, или же к разряду сопутствующих, или - постоянно пребывающих в сущности, мне следует рассмотреть следующим образом: ведь недостаточно знать только то, какие дифференции нам учитывать при делении, если мы также не знаем и того, на каком основании мы безошибочно узнаем те дифференции, которые нам нужно принять, и те, которые нужно отклонить. Стало быть, в первую очередь следует рассмотреть, могут ли те или иные дифференции быть во всяком субъекте и притом всегда. Потому что если они отделимы актуально или в мысли, то их не следует относить к делению рода. Действительно, если дифференция, как это часто бывает, отделяется актуально или в мысли, то это означает, что она относится к разряду непостоянных, скажем, "сидеть" весьма часто обособляется и актуально отделяется от субъекта. То же, что отделяется только в мысли, относится к разряду сопутствующих дифференций, так мы в мысли отделяем от субъекта "с серо-голубыми глазами", когда, допустим, говорим: "есть живое существо о серо-голубых очах, как, например, какой-нибудь человек", но если бы человек не имел такого качества, ему все равно ничто не мешало бы оставаться человеком.

Другим, наоборот, является то, что не может быть отделено в мысли, потому что, если бы оно отделилось, то исчез бы вид, как, например, когда мы говорим, что существенным признаком человека является то, что лишь он один умеет считать или учиться геометрии. Если человек лишается этой способности, то и он сам уже больше не существует. Тем не менее эта дифференция не превращается тотчас в такую, которая относится к числу находящихся в сущности, ведь человек не потому человек, что может считать, но потому, что он разумен и смертен. Значит, те отличительные признаки, благодаря которым сохраняется вид, имеются как в определении вида, так и в делении того рода, который содержит этот вид. Обобщая, следует сказать, что для деления рода или определения вида следует брать все те дифференции, которые являются таковыми, что без них вид не только не может существовать, но и вовсе существует только благодаря им.

А поскольку бывают такие дифференции, которые, несмотря на то, что вносят различие, не должны противополагаться при делении (например, в живом существе - разумное и двуногое: ведь никто не говорит, что из живых существ одни - разумные, а другие - двуногие, потому что "разумное" и "двуногое", хотя и являются дифференциями, однако не образуют оппозиции при делении), то ясно, что сам род могут делить только такие дифференции, которые, будучи положенными в этом роде, противопоставлены друг другу.

Имеются четыре типа противопоставления: 1) контрарность: так благу противостоит зло; 2) обладание и лишенность: например, зрение и слепота (хотя бывает, что в некоторых случаях трудно сказать, имеем ли дело с отношением контрарности, или с лишенностью и обладанием, например, в отношении движения - покоя, здоровья - болезни, бодрствования - сна, света - тьмы, однако же оставим это пока, сейчас следует сказать об остальных видах противопоставления); 3) оппозиция, соответствующая утверждению и отрицанию, например: Сократ жив и Сократ не жив; 4) оппозиция, соответствующая отношению, например, отец - сын, господин - раб.

Так вот, следует показать, согласно каким из этих четырех типов противопоставления деление рода осуществляется самым корректным образом. Ведь очевидно, что и типов оппозиции четыре, и виды и роды делятся посредством выделения оппозиций. Итак, следует сказать, согласно какому из этих четырех типов оппозиции, или даже скорее каким образом, подобает отделять вид от рода.

И первым пусть будет рассмотрено контрадикторное противопоставление. Контрадикторным противопоставлением я называю то, которое полагается через утверждение и отрицание. В этом типе противопоставления отрицание само по себе не образует никакого вида. Действительно, когда я говорю: "человек", или "лошадь", или тому подобное, я называю виды, однако то, что положено с отрицанием, не свидетельствует о виде. В самом деле, "не быть человеком" - это не вид, ведь любой вид утверждает, что нечто есть, отрицание же, что бы оно ни полагало, отделяет "быть" от того, что есть. Например, когда я произнес: "человек", я как бы сказал, что он есть нечто, но когда я произнес: "не человек", я этим отрицанием уничтожил сущность человека. Следовательно, как таковое деление рода на виды не связано с отрицанием.

Впрочем, зачастую приходится образовывать вид посредством отрицания, если вид, который мы хотим обозначить, не имеет собственного названия. Например, когда я говорю: "из нечетных чисел одни простые", как 3, 5, 7, "а другие - не простые", как 9, и еще - "из фигур одни - прямоугольные, а другие - не прямоугольные", "из цветов одни - белые, другие - черные, третьи не белые и не черные". Следовательно, в случае если у того или иного вида нет одного имени, то такой вид необходимо выразить при помощи отрицания. Стало быть, к этому нас принуждает необходимость, а не природа.

Далее, во всех тех случаях, когда мы производим деление путем отрицания, сперва следует высказать либо утверждение, либо простое имя, например, "из чисел одни - простые, другие - не простые", ведь если сначала высказать отрицание, то понимание того, о чем идет речь, будет замедлено. Действительно, когда ты говоришь, что некоторые числа суть простые, то, если на примере или с помощью определения ты объяснишь, какие числа являются простыми, слушатель вскоре поймет сам, какие числа таковыми не являются. Если же поступить наоборот, то он либо в короткое время не узнает ни того, ни другого, либо поймет и то и другое, но с задержкой. Между тем, процедура деления, которая была обнаружена вследствие того, что природа рода весьма очевидна, скорее должна приводить к более понятному.

Далее, утверждение также предшествует отрицанию. А то, что предшествует, должно также и в порядке деления располагаться в начале. Кроме того, необходимо, чтобы определенное всегда предшествовало неопределенному, как равное предшествует неравному, добродетель - порокам, определенное - неопределенному, стабильное и прочное - изменчивому. Но все, что выражается определенной частью речи либо утверждением, является более определенным, чем то, что выражено именем с отрицательной частицей либо отрицанием в целом. По этой причине деление скорее следует производить на основании определенного, нежели неопределенного. Вот что сказано о противопоставлении, которое возникает в силу утверждения и отрицания.

Что касается того типа противопоставления, которое связано с обладанием и лишенностью, то он, как кажется, подобен вышеописанному типу. Действительно, лишенность есть некоторым образом отрицание обладания, но отличие этого типа от предыдущего заключается в том, что если отрицание возможно в любом случае, то о лишенности можно говорить только тогда, когда есть возможность обладания (этому нас научили "Категории"). Поэтому лишенность понимают как некую форму, ведь лишенность не только лишает, но и упорядочивает определенным образом сообразно себе самой всякого, испытывающего лишенность. В самом деле, слепота не только лишает глаз зрения, но сама располагает определенным образом сообразно себе самой того, кто лишен зрения: ведь слепым зовется человек, пребывающий в соответствующем состоянии и соответствующим образом аффицированный (об этом свидетельствует Аристотель в "Физике"). Следовательно, мы часто используем для деления рода такую дифференцию, как лишенность. И здесь следует поступать так же, как мы поступили с противоречием: сначала нужно положить обладание, аналог утверждения, а потом - лишенность, аналог отрицания. Впрочем, иногда лишенность обозначается как бы названием обладания: например, "осиротевший", "слепой", "вдовый", а иногда - путем присоединения отрицательной частицы: например, "конечное" и "бесконечное", "равное" и "неравное", но в последнем случае сначала в делении следует полагать "равное" и "конечное, а затем лишение". О противопоставлении лишения и обладания пусть будет достаточно сказанного.

В отношении контрарной оппозиции может возникнуть сомнение, не кажется ли, что она следует за оппозицией лишенности и обладания, как, скажем, в отношении белого и черного может возникнуть вопрос, не является ли в самом деле белое лишенностью черного, а черное - лишенностью белого, но об этом потом, теперь же следует рассматривать проблему так, как если бы контрарная оппозиция была другим родом оппозиции, как это изложено самим Аристотелем в "Категориях". Деление родов в значительной степени заключается в выделении противоположностей, ведь практически все дифференции мы сводим к противоположностям, но так как одни противоположности лишены промежуточной противоположности, а другие опосредованы промежуточной противоположностью, то деление следует производить таким образом, как мы делаем это, когда говорим: "из цветов одни - белые, другие - черные, третьи - ни те, ни другие". Однако всякое деление и всякое определение получалось бы в результате предикации посредством двух терминов, если бы, как мы уже сказали выше, этому не препятствовал (что часто бывает) бы недостаток имени. А каким образом и деление, и определение возникали бы из двух терминов, станет ясно из следующего. Ведь когда мы говорим: "из животных одни - разумные, другие - неразумные", то "разумное животное" относится к определению человека. Однако поскольку у "разумного животного" нет одного имени, дадим ему в качестве имени букву A. Тогда можно сказать: "из A", т. е. класса разумных животных, "одни смертны, другие бессмертны". Таким образом, желая дать определение человека, мы скажем: "человек есть смертное A". Действительно, если определением человека является "разумное смертное животное", а разумное животное обозначено через A, то "A смертное" означает то же самое, что и в случае, если говорилось бы: "разумное смертное животное", ведь, как сказано, A - это разумное животное. Таким образом, определение человека составлено из двух терминов. А если бы и во всех случаях находились бы отдельные имена, то все определение всегда конституировалось бы двумя терминами. И это ясно всякому, кто дает имя роду и дифференции, когда оно у них отсутствует, поскольку при наличии отдельных имен деление всегда осуществляется на два термина, например: когда мы говорим: "из трехсторонних фигур одни - равносторонние, у других равны только две стороны, у третьих - все стороны неравные". Стало быть, такое тройное деление было бы двойным, если бы производилось вышеуказанным образом, а именно: "из трехсторонних фигур одни - равносторонние, другие - неравносторонние, а из неравносторонних одни имеют только две равные стороны, а другие - три неравные", то есть все. И когда говорим: "из всех вещей одни - хорошие, другие - плохие, а третьи безразличные", т. е. те, которые и не плохие, и не хорошие, то если бы говорилось так, как выше, то выходило бы деление на два, а именно: "из всех вещей - одни определенным образом различаются, другие - безразличные, а из тех, которые определенным образом различаются, одни - хорошие, а другие - плохие". Таким образом, если бы и виды, и дифференции имели имена, то в результате любого деления получалась бы пара терминов.

Однако мы назвали еще четвертую оппозицию - оппозицию отношения, например: отец - сын, господин - раб, двойное середина, чувственно воспринимаемое - чувство. Стало быть, они не имеют никакой субстанциальной дифференции, посредством которой они отличаются друг от друга, напротив, они скорее заключают в себе такое родство, посредством которого относятся друг к другу таким образом, что друг без друга не могут быть. Следовательно, недопустимо производить деление рода на соотносительные части - подобное деление вообще следует исключить из родового деления. Действительно, "господин" и "раб" не являются видами человека, равно как "среднее" и "двойное" не являются видами числа.

Итак, у нас имеется четыре дифференции, из которых пользоваться следует дифференцией лишенности и обладания, а также дифференцией противоположностей, что касается дифференции утверждения и отрицания и отношения, то если первую еще можно допустить, то от последней следует решительно отказаться. Однако в дифференциях нужно делать максимальный упор не столько на лишенность, сколько на контрарность, так как очевидно, что некая противоположность противостоит обладанию, как в случае с "конечным" и "бесконечным". Действительно, хотя "бесконечное" и есть лишенность, однако оно мыслится посредством представления противоположности, ведь она, как было сказано, есть некая форма.

Однако исследования достоин следующий вопрос: правильное деление родов осуществляется на виды или на дифференции. Ведь в самом деле, и по своему определению деление - это дистрибуция рода на ближайшие виды. Стало быть, нужно, чтобы распределение рода всегда осуществлялось, следуя природе деления и согласно определению, на соответствующие виды (но это пока невозможно по той причине, которую мы назвали выше: у многих видов нет собственных имен), а также еще и потому, что некоторые рода суть первые, некоторые - последние, а некоторые средние. К первым относится сущность, к последним - живое существо, к средним - тело, так как оно, с одной стороны - род для живого существа, а с другой - для него родом является сущность. Однако невозможно найти ничего такого сверх сущности, чтобы оно могло занять место более высокого рода, а равно ничего не следует за живым существом, что могло бы выступать в качестве рода более низкого порядка: ведь "человек" - это вид, а не род.

Поэтому деление вида покажется более предпочтительным, если у нас, пожалуй, не будет недостатка в именах, а если в нашем распоряжении не будет достаточного количества имен, то от первых до последних родов деление подобает совершать на отличительные признаки. Это происходит так, что сначала мы выделяем собственные дифференции рода, а не последующие, а на следующем этапе - опять собственные, а не последующие. Действительно, не одни и те же дифференции у тела и у живого существа. Ведь если скажут: "У сущности одно телесное, другое - бестелесное", то деление произведут правильно, так как эти дифференции суть собственные. Если же скажут так: "Из сущностей одни - одушевленные, другие - неодушевленные", то неправильно выделят дифференции сущности, ведь выделенные дифференции суть дифференции тела, а не сущности, т. е. второго рода, а не первого. Поэтому ясно, что деление каждого предшествующего рода следует производить согласно собственным дифференциям, а не согласно дифференциям последующего рода.

Далее, сколько раз род делится на виды или на отличительные признаки, столько же раз после того, как совершено деление, следует дать определения или примеры, впрочем, если не будет возможности дать определения, - достаточно предоставить примеры. Так, когда мы говорим: "из тел одни одушевленные", мы как бы добавляем: "как люди или животные, а другие - неодушевленные, как камни".

Далее, следует, чтобы и деление, подобно термину, не было дробным, и не было избыточным. Ведь не должно полагать ни больше видов, чем имеются в роде, ни меньше, чтобы деление, как и термин, обращалось в себе самом. Действительно, термин обращается так: "добродетель есть совершенство ума" и обратно: "совершенство ума есть добродетель". Также и деление: "всякий род будет чем-то, относящимся к видам", и обратно: "любые виды относятся к роду".

Однако деление одного и того же рода осуществляется многократно, как деление всех тел и всего того, что имеет какую-то величину. Действительно, как мы круг делим на полукружия и то, что греки называют частями, а мы можем называть делениями, и четырехугольник делим то на треугольники, соединив линией противоположные углы, то на параллелограммы, то на четырехугольники, так мы делим и род, когда говорим: "из чисел одни четные, другие нечетные", и "одни - простые, другие - составные", и когда говорим: "из треугольников одни - равносторонние, у других только две стороны равны, а у третьих все стороны неравные", и: "из тех треугольников одни - прямоугольные, другие имеют три острых угла, а третьи - один тупой". Вот таким вот образом деление одного и того же рода может быть многократным.

Знать это - весьма полезно, поскольку род есть некоторым образом подобие многих видов, которое указывает на сущностное единство их всех, и потому род есть собрание многих видов, в то время как разъединением одного рода являются виды. А поскольку они образуются отличительными признаками (как выше сказано), то в одном роде не может быть меньше двух видов: ведь всякая дифференция состоит во множестве отличий. Однако о делении рода и вида и так сказано уже много.