9 мая 2012 года
1.1. Мировой порядок ни в какой своей форме не может быть приемлем для ислама, поскольку цель ислама – окончание истории, победа Махди, который «наполнит мир справедливостью так же, как он до этого был полон гнёта», с тем чтобы перейти к концу Ветхого бытия, смерти и воскресения на Суд Всевышнего. В Сунне указывается, что мир до прихода Махди «полон гнёта (зульма)», и эта его характеристика не зависит от «политэкономической» формации конкретных правителей и режимов и тому подобного. Мировой порядок является инструментом Иблиса, которому Аллах попустил искушать человека, «заходя на него слева, справа, спереди и сзади».
Принципиальным является утверждение, что до прихода Махди не может быть построен «справедливый мировой порядок»: справедливость может существовать только внутри исламского джамаата.
1.2. Большинство мусульман живёт в двух измерениях: религиозном и обыденно-повседневном. В религиозном измерении они сосредоточены на ежедневном поклонении, выполняют литургические обязанности, в повседневности же стремятся найти «экологическую нишу» для бытового выживания и, если их специально не трогают, считают, что у них нет проблем. Однако такая позиция противоречит указанию Аллаха, согласно которому Умма поставлена в центр, чтобы свидетельствовать против человечества, а Пророк будет свидетельствовать против Уммы. Таким образом, мусульманин, «дезертировавший» от миссии единобожника в банальный быт, противостоит примеру Пророка и сбегает от центральной позиции в мире туда, где по отношению к миру он – никто. Реальная оппозиция мусульманина должна определяться тем, что его противостояние несправедливости мирового порядка, противостояние интригам Сатаны и правителей, которые являются его слугами по определению, – это тоже поклонение Аллаху, придающее силу намазу и посту. Отсутствие противостояния мировому порядку – это то, что отличает «просто делающего намаз» мусульманина от истинного единобожника, от уверовавшего.
1.3. «Теория» о необходимости подчинения даже неправедному правителю является выдуманной врагами ислама и предателями, позирующими в роли «алимов». Хадисы, утверждающие это, – омейядская клевета на Пророка, которая разоблачается методом, оставленным самим Пророком (да благословит его Аллах и приветствует): «Если передаваемый после меня хадис соответствует Корану – он верен, даже если я его не говорил, если он противоречит Корану – это клевета на меня». Ислам не для того был ниспослан Всевышним в мир, чтобы попасть под диктат неправедных правителей, хотя бы они и называли себя мусульманами.
Аллах прямо говорит о том, что установленные им во всех селениях правители – преступники. Борьба с мировым порядком предполагает и борьбу с элементами этого мирового порядка, в том числе и с теми мунафиками, которых мировой порядок ставит для контроля над мусульманами.
1.4. Настоящая борьба с мировым порядком начинается именно сегодня, когда исламский фактор приобрёл поистине всемирное значение, будучи при этом теснимым и угнетаемым. Есть феномен глобализма, который охватывает весь земной шар сложными человеческими связями, экономическими и политическими взаимоотношениями, информационными технологиями.
Когда-то Багдадский халифат достиг статуса единственной глобальной сверхдержавы, где человек мог родиться на берегах Сырдарьи, учиться в Африке, а преподавать в Испании. Но, несмотря на такой расцвет ислама при халифате, на Западе и Востоке выросли две антиисламских силы, последствия удара которых Умма испытывает на себе до сих пор: крестоносцы и монголы Чингисхана. Аббасиды допустили, чтобы Европа возобновила проект языческого Рима и превратилась в главный инструмент Сатаны в новой истории; они также оказались неподготовленными к языческому вызову из глубин Евразии, в результате чего была создана бюрократическая империя, нанёсшая тяжелейший удар по духовным и интеллектуальным возможностям мировой исламской общины. Поэтому даже в лучшие свои времена ислам не был столь всемирным и центральным фактором, каким он является теперь, будучи объектом ненависти и преследования со стороны объединённых сил мирового порядка.
1.5. «Мировой порядок» – это не образное выражение, а конкретное указание на внутреннее единство и преемственность тех сатанинских сил, которые используют человеческий фактор и управляют обществом. Со времён фараонов до сегодняшнего дня меняются обличия мирового порядка, однако сущность правящих классов и сама природа власти остаётся неизменной. Иблис организует человечество в его фундаментальной характеристике, которая определена Всевышним в Коране: «Поистине, мы сотворили человека из капли, а он враждебен определённо». Цивилизации, управляемые жрецами (клерикалами), являются различными формами проявления идеологии Иблиса и существуют для того, чтобы его наместникам на земле было легче управлять человечеством. Последним этапом активизации сатанинских сил становится фактическое «мировое правительство» (не нуждающееся в юридическом оформлении), которое представляет собой по сути «Комитет по встрече Даджала».
Именно поэтому ислам не может быть ограничен географическими рамками какого-то «цивилизационного пространства», какими-то конкретными странами: он является всемирным фактором. Поэтому задача политического ислама – это создание альтернативного «мирового правительства», не привязанного к какой-то части суши, объединению государств или империй.
2.1. Является ли шариат законом? Нет, он не является законом. Потому что шариат есть установление Аллаха для различения тех, кто следует Его путём, от остального человечества. Шариат – это разграничительная линия между теми, кто следует плоти, и теми, кто вышел на прямой путь Аллаха.
А что же такое «закон»? В жизни человечества есть два типа «законов», и оба они являются языческими и реализуют диктатуру Сатаны над человеческими существами. С точки зрения язычников «закон» представляет собой неизменную космическую ось, вокруг которой вращается всё существующее. Брахманы в Индии называют закон «Дхармой», что имеет значение вертикально поставленного древка или оси. Они считают соблюдение Дхармы своей задачей. Отсюда видно, что языческий «закон» имеет клерикальное происхождение, то есть устанавливается кастой жрецов, которые указывают на то, что эти «законы исходят от Неба».
В либеральном неоязыческом человечестве «законы», согласно взглядам правоведов, имеют своим источником «почву», под которой понимаются этнические корни, уходящие в глубь времён и родной территории. Мусульманам хорошо известно, что такое «законы, основанные на почве», – это адаты, которые являются принципиальной помехой исламу. В последнее время возобладал третий тип «законов»: те, которые «на коленке» сочиняются в интересах олигархов и бюрократии. Тем не менее все эти виды «законов» представляют собой волю Тагута: они регламентируют организацию человека таким образом, чтобы он был подобен Иблису, как отражение в зеркале подобно оригиналу.
2.2. Шариат имеет своей целью освободить человека от рабского подчинения Сатане, превратить его из «отражения Сатаны в зеркале» в независимое существо, которое подчиняется только Аллаху. Шариат обращается не к «коллективному бессознательному», как, например, римское право или старые племенные законы древних германцев и славян, – шариат не имеет отношения к «почве». Шариат не обращается к магии – как законы индусов или вавилонян – с тем, чтобы сделать человека оператором «космических энергий». Это значит, что шариат не связан с «Небом». Шариат обращается напрямую к сознанию человека – тому уникальному ядру его личности, которое умрёт и будет воскрешено. Задача шариата заставить это ядро личности – внутреннее человеческое «Я» – не «спать», а бодрствовать, пока человек пребывает в Ближней жизни. Благодаря этому выстраиваются всесторонние отношения между братьями внутри общины. Шариат есть «устав армии в походе и бою».
2.3. «Обычные» люди подчиняются «законам» не задумываясь. Эти «законы» являются для них внешней силой. Как только меняются условия существования, люди, под влиянием шока от резкого изменения ситуации, напрочь забывают о законах: бьют витрины, грабят, насилуют. Опыт показывает, что человек, когда с него снято внешнее принуждение к соблюдению «закона», ведет себя точно так же, как лошадь, с которой сняли седло и уздечку, или собака, сорвавшаяся с цепи. Для очень незначительного числа людей сохраняются какие-то внутренние ограничители, которые корректируют их поведение.
Для мусульманина шариат – это внутренняя сознательная установка, практикуемая через применение бодрствующей воли. Естественно, это применение требует знания и нуждается в специальных людях, которые могут эти теоретические шариата положения применять в решении проблем (кадии). Однако цель шариата – сделать мусульман «особым отрядом», для которого соблюдение внутреннего «устава» есть усилие бодрствующего сознания, а не результат внешней дрессировки и принуждения.
2.4. Разговоры о «шариатском государстве» фактически скрывают под собой намерение нанести удар по шариату, потому что превращают шариат в продукт специальной бюрократической организации, которая отчуждена от людей, от джамаата. Государство есть Тагут, оно не должно существовать в исламе, потому что оно предполагает неисламские отношения между людьми по горизонтали и неисламские отношения между правящим слоем и управляемыми – по вертикали. Когда говорят о «государствах» применительно к древности и Средневековью – это терминологическая ошибка, поскольку под этим имеют в виду «политическое общество». Египет фараонов был политическим обществом, где фараон стоял бесконечно высоко над обычным крестьянином и обращался к своему народу со словами: «Я – ваш верховный Господь». Это означает наличие абсолютной связи между «верхом» и «низом» – хотя бы даже в такой форме.
Ислам не может создавать такое «политическое общество», потому что это организация, курируемая тем, кого Аллах создал из огня. Государство, в подлинном смысле слова, возникает очень поздно в истории – тогда, когда появляется бюрократический аппарат. При нём короли и президенты не говорят народу: «Я ваш верховный Господь» – в этом нет необходимости, коммуникация прервана. Правитель не получает смысл от того, что повелевает своим народом, – его смысл в подчинении Сатане напрямую. Народ тоже не может через голову аппарата обратиться к правителю. Государство разрывает связи между «верхом» и «низом». В итоге правителям приходится учреждать «представительскую демократию», чтобы дать низам иллюзию обратной связи.
При праведном халифе Умаре мусульманин мог войти к нему с мечом и сказать, что убьёт его, если тот сойдёт с прямого пути. При Аббасидах халифы закрывали лицо, словно хиджабом, поскольку считали Умму недостойной того, чтобы видеть своего повелителя. Все разговоры об исламском государстве основаны на проникновении в сознание мусульман тагутских моделей и образцов.
2.5. Для того чтобы реализовывать шариат на практике, нет необходимости отчуждать его и передавать контроль над ним бюрократической системе, сидящей в определённых географических границах. Для применения шариата достаточно общины братьев, которая практикует его в отношениях между собой и с внешним миром, потому что такова её политическая воля. Это её устав как боевого подразделения «армии Аллаха». Мировая сеть джамаатов, практикующих шариат, есть практическое оформление класса тех, кого Всевышний избрал для реализации своего Замысла. Это те избранные, которые противостоят элитам мирового порядка. Однако следует помнить, что устав существует для армии, чтобы она могла воевать и побеждать, не будучи при этом партизанской бандой. Но армия существует не для устава!
3.1. За четырнадцать веков в исламском мире не появилось ничего, что можно было бы назвать в полном смысле исламской идеологией. Вскоре после выхода за пределы Хиджаза арабы встретились с греческой философией, и плохо понятый ими Аристотель занял неподобающе влиятельное место в сознании мыслящих мусульман. Дошло до того, что когда говорилось слово «Учитель», то все понимали, что речь идёт именно об Аристотеле. При этом арабы так плохо понимали смысл послания Аристотеля, что приписывали ему некоторые тексты Платона и даже неоплатоников. Греческая мысль по духу и букве противоречила Корану, но арабоязычные философы этого не понимали, а те, кто боролся с ними, чувствовали это, но не могли доказать. Поэтому аристотелевское влияние было упразднено административным путём через запрет.
Вопрос о подлинной мысли, основанный на интерпретации Корана, так и остался открытым. В Средние века и в более позднее время возникли доктрины суфиев, которые опирались на неоплатонизм, то есть на изощрённые и рафинированные формы пантеизма. Между мировоззрением Мухйиддина ибн Араби, или учением Плотина о Едином, или доктриной средневекового индуиста Шанкары-Ачарьи о «недвойственности» нет никакой разницы. Если взять текст из труда Муллы Садры (основоположника кумской школы шиитской теологии) и страницу из Дунса Скота[11] на тему их соответственных учений о бытии, эти страницы можно перепутать местами – настолько они имеют в виду одно и то же, при том что один является средневековым учёным из Оксфорда, а другой – живший на 300 лет позднее последователь ирфана[12] в Иране.
Возражения против философии делаются мусульманами обычно на том основании, что это рассуждение о природе скрытых от человека вещей и, таким образом, рассуждающий следует за своими мнениями, которые не имеют никакой объективной ценности и тем более не являются необходимыми для спасения собственной души. Такое возражение против интеллектуальной деятельности содержит две принципиальные ошибки. В Коране человеку вменено в обязанность Всевышним служить Ему и познавать: «Мы сотворили джиннов и людей, чтобы они поклонялись Нам и постигали (‘абуду уа арифу)». Иными словами, если бы человек был только существом, сферой умственной активности которого является лишь практическое выживание и операции с материальными предметами, то не было бы никакого смысла в том, чтобы создавать его как нечто отдельное от животного мира. Однако в Коране Аллах говорит нам, что «вложил в Адама от Своего Духа». Это означает, что человек имеет принципиальную возможность думать и постигать вещи невидимые. Вторая ошибка противников «философствования» заключается в том, что они всякое мудрствование сводят к попытке постичь неведомые объекты, которые находятся за пределами человеческого опыта. Однако они игнорируют такое центральное направление исследований, как познание человеком возможностей и условий собственного познания, изучение самого мышления.
Мышление человека происходит в его голове, оно дано ему Всевышним как инструмент, и суть этого инструмента может быть человеком изучена, познана и контролируема. В мусульманской философии легко найти рассуждения о том, что такое «субстанция» и «сущность», размышления о сифатах Аллаха и тому подобное. Но напрасно мы будем искать там анализ мыслительных процессов и выходящий за пределы практической грамматики анализ способности суждения, – начало чего можно встретить уже у ранних греков.
Политическая теология основана на абсолютном и последовательном применении таухида и на методе таухида, с помощью которого анализируются каждое слово и аят Корана. Для очень многих этот принцип кажется само собой разумеющимся, потому что следование таухиду мусульмане считают обязательным и предшествующим всему. Однако огромное число наших братьев не различают таухид и вахдат, которые представляют собой прямо противоположные понятия. Вахдат – это единство, из которого следует конечное тождество между Творцом и тварью; таухид – это единственность Аллаха, которая не имеет никаких аналогов и сходства ни с чем и которая противостоит всему сущему. Так что всё творение есть неведение об Аллахе до того момента, пока Аллах не откроет Себя Адаму, поставленному Им наместником в центре мироздания. А на платформе вахдата стоят все продвинутые язычники: Платон, индийские брахманы, китайские даосы и те из мусульман, которые увлеклись соблазнительной идеей «единства сущего». На платформе таухида в абсолютной и безусловно выдержанной последовательности стоит лишь часть мусульман. Аллах (Свят Он и Велик) провиденциально сделал мусульман до поры незнающими, потому что этот мир отдан Им Иблису как испытание для верующих. И этот мир должен быть побеждён через в том числе сложный и мучительный приход наилучших из Уммы к пониманию того, что такое таухид.
3.2. Политическая теология применяет таухид для понимания того, что Аллах ниспослал нам в Коране. Как было сказано выше, таухид есть указание на абсолютное нетождество Аллаха и всего, что есть не Он. Это означает, что по отношению к Всевышнему нельзя применять такие же формулы утверждения, как ко всему, что есть не Он. Мы не можем говорить об Аллахе как о некоем объекте, существующем наряду с другими объектами. Таким образом, таухид упраздняет буквалистскую интерпретацию коранических текстов, и одновременно таухид не позволяет перетолковывать тексты Корана как метафоры или символы. Применение таухида в абсолютной последовательности к тексту Корана позволяет вывести из него доктрины фундаментальных реалий, с которыми Умма имеет дело: человека, общества, истории, познания, власти и, наконец, её самой как лучшей из общин.
Политический ислам нуждается в подробном и целостном понимании названных реалий, поскольку без доктринального описания их он не может формулировать и ставить текущие задачи на глобальной политической сцене. Кроме того, ислам призван дать мусульманам и тем, к кому он обращается с призывом принять ислам, целостное мировоззрение, которое бы перечеркнуло концепцию «мира», находящуюся в их голове.
Современная западная наука в своих главных устоях продолжает основываться на неоплатоническом мировоззрении, идущем из греко-римской античности. Современные физики верят не в единственность Аллаха, а в «единство Бытия» и пытаются доказать, что атомы живут по тем же законам, что и планеты. Если мусульмане считают, что эти проблемы – не их ума дело, если они полагают, что смысл ислама сводится только к набору этических предписаний, – это свидетельство инфантилизма и проявления неспособности позиционировать себя как интеллектуальный центр человечества.
3.3. Одной из характерных черт нынешних мусульман, боящихся «интеллектуализма» и «философствования», является их недоверие к логике. Это опять-таки восходит к отсутствию традиции самоанализа и исследования законов суждения, которые остались вне сферы внимания ранних исламских мыслителей. Тем не менее логика является императивом для каждого мусульманина, потому что она предполагает смысловую связь слов, а Коран ниспослан человечеству на ясном арабском языке. Это означает, что всё, что Аллах говорит в Коране, не является набором иррациональных заклинаний. Коран есть глубочайшая связь смыслов, образующих многослойную ткань. Расшифровка этого может осуществляться только через абсолютное внимание к внутренним законам смысла. Ключом к этим законам является опять-таки таухид. А замочная скважина, в которую этот ключ вставляется, – фуркан (различение).
Таким образом, выводы по поводу человека, общества, познания, природы времени, природы материи и так далее, которые делаются через последовательное применение «единственности» и «различения», имеют характер не каких-то субъективных «мнений», но на самом деле обладают статусом доктрины, которая должна стать безусловной базой исламской идеологии. Именно из понимания того, что Откровение само по себе есть оборотная сторона единственности и абсолютной нетождественности Аллаха всему, что есть не Он, следует всё остальное, – всё мировоззрение мусульманина, которое имеет природу последовательного миропонимания и характер научного метода.
3.4. Что такое научный метод для мусульманина? Сама по себе «наука» может быть совершенно различной: например, математика индусов или вавилонян разительно отличалась от современной, построенной на математических представлениях греков. Методы могут быть разными при условии, что они дают последовательную систему выстраивания мира вокруг нас. Аллах (Свят Он и Велик) научил Адама именам, что означает также и концепты, содержащиеся в этих именах. Связь имён, которая реализовалась через Адама, выстроила вокруг него организованный мир. Достаточно посмотреть на людей, живущих сегодня, чтобы увидеть, что они живут в разных мирах, описываемых разными смысловыми связями.
С нашей сегодняшней точки зрения мир фундаментально не изменился за минувшие сто или даже двести лет. Да, конечно, есть спутники и мобильные телефоны, но это мусор. Основные реалии как будто на месте: страны, народы, общественные институты, семья, коммуникации между людьми и тому подобное. Однако это только кажется. Между нами и нашими прапрадедами лежит пропасть: они видели мир совершенно иначе, и вещи в контексте их деятельности функционировали и проявлялись тоже совершенно иначе. Мы находим в старых словарях те же слова, которыми пользуемся сейчас, и не отдаём себе отчёт в том, как изменилось их значение.
В мире постоянно борются несколько логик, и на каждом этапе одна из них оказывается сильнее и начинает играть центральную роль. За последние 500 лет технологии смыслов, которыми пользовались западные язычники, оказывались более эффективными, чем те логики, которые были на вооружении у мусульманского интеллектуального класса. В итоге получилось, что уже в ХХ веке даже искренне верующие братья должны принимать как должное смыслы и логики, контролируемые врагом, либо отказываться от борьбы, от усилий и заявлять, что логика – это вообще полная ерунда. И тот и другой путь категорически неприемлем для политического ислама. Мы должны восстановить то логическое прочтение Корана, которое даст нам объективный метод выстраивания своих смысловых связей на глобальной площадке, чтобы переломить «логики» противника. Такой метод открывает путь к политическому иджтихаду, без которого любые решения наших лидеров будут диктоваться понятийно-логическим аппаратом, созданным в интеллектуальных лабораториях куфра.
Усвоение этого метода позволяет мусульманину обрести свободу независимого мышления не вопреки, а благодаря Корану, внутри коранической логики. Такая свобода означает свободу от глобальной матрицы новой всемирной цивилизации, которая контролируется Иблисом через мировое правительство.
3.5. Центральным понятием политической теологии ислама является смысл. Это не просто значение слов, которые распознаются на базе программы даже компьютером. Реальный смысл предполагает, что в каждый данный момент человек понимает, что он понимает. Очень многие люди живут подобно компьютеру: они осуществляют свою деятельность, подчас весьма сложную и требующую серьёзного умения, чисто рефлекторно. Коммуникация между такими людьми носит запрограммированный характер. Эти люди воспринимают и самих себя, и всё, что вокруг них, включая «решения правительства» и действия правящих классов, как нечто само собой разумеющееся, как падение сорвавшегося с ветки яблока на землю. (Но Ньютон удивился этому обычнейшему явлению и поставил его под вопрос – и таким образом родилась теория тяготения.)
Смысл для мусульманина начинается с того момента, когда он осознаёт, что он – по соучастию в миссии первого пророка Адама – также является носителем частицы Рухулла. Исходя из таухида мусульманин должен знать, что эта частица, вложенная в глиняного Адама, есть нечто, абсолютно нетождественное всей окружающей реальности, благодаря которой (частице Рухулла) эта окружающая реальность предстаёт перед ним как объект свидетельствования. Если бы в сердце человека не было участия в Духе Божьем, от которого Аллах уделил Адаму, всё остальное вокруг него было бы бессмысленным хаосом, бесконечным маревом форм и бесформенности. Только эта искра Рухулла, которая останавливает своей инаковостью плещущееся вокруг нас море сущего, и есть смысл, и одновременно она же есть свидетельствующее сознание, к которому адресуются Откровения от Аллаха, низводимые на протяжении истории через пророков.
Именно сознание, свидетельствующее против всего, что ему предстаёт и его окружает, и есть стержень и основа исламской политики. Сознание против Бытия, Дух Божий против Иблиса.
4.1. Крупнейшее заблуждение, встречающееся у некоторых религиозных мыслителей, – это утверждение, согласно которому ислам является «естественной религией», которая якобы изначально присуща человеку. Дескать, человек в ходе своего земного существования имеет тенденцию как бы забывать эту свою «естественную религию», и поэтому Всевышний время от времени посылает Пророков с тем, чтобы они просто напоминали людям то, что тем и так известно от рождения. Мол, душа появляется «знающей», но утрачивает это «знание», попадая в цепкие объятия родителей, акыда которых уже была искажена предыдущим опытом и воздействием на них, в свою очередь, уже «искажённых» предков.
«Обрати свой лик к религии, как ханиф. Таково врожденное качество, с которым Аллах сотворил людей. Творение Аллаха не подлежит изменению. Такова правая вера, но большинство людей не знают этого» (Коран, 30:30). Всевышний Аллах низводит в этом аяте указание на то, что человек создан определённым образом, и верность Единобожию требует от мусульманина противостоять любым искажениям этой природы, которая навязывается людям теми или иными цивилизационными моделями. К числу этих искажений относится всё: от татуировок и пирсингов до гомосексуализма и других тому подобных вещей, которые наносят ущерб человеческому архетипу или, иначе говоря, модели, по которой человек создан.
В данном случае речь идёт именно о том, что прямой, или подлинный закон («верная практика») сохраняют материальный образец человека от деформаций. Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: «Каждый младенец рождается не иначе как в своём естественном состоянии (фитра), а (уже потом) его родители делают из него иудея, христианина или огнепоклонника. Точно так же и животные появляются на свет целыми (а не изувеченными): разве найдёшь среди них кого-нибудь с отрезанным ухом?!» Сравнение с животными, которые появляются целыми, подчёркивает, что речь идёт именно о сохранении естества, заданного при творении, о том, что религия прямого пути ограждает душевную и физическую структуру естественного человека. Однако неправомерно перетолковывать этот аят и этот хадис и делать из него выводы, что человек «рождается мусульманином», ибо быть мусульманином – это сознательное дело, и практика поклонения соответствует не несмышленым детям, а уже тем, которые способны понимать, что они делают. Естественно, ребёнок, покинув утробу матери и оказавшись в реальном мире, испытывает сразу же на себе действие «матрицы», – той модели цивилизации, в которой он родился. Однако появляется он на свет подобным «чистой доске». Конечно, доска эта сделана из глины разного качества, писать на ней можно всё что угодно, но вот насколько хорошо в каждом конкретном случае глина будет сохранять написанное – это уже другой вопрос.
На самом деле идея, согласно которой дети рождаются готовыми носителями религии, – это любимая мысль клерикалов, причём речь идёт не только об исламском духовенстве: точно такая же мысль присутствует, например, в христианстве. Христианский теолог Тертуллиан (II–III вв. н. э.) известен изречением: «Всякая душа – христианка», – кстати, он же считал, что человек естественным образом, просто «исходя из собственной души», может постичь, что такое «Бог», «добро», «зло» и так далее. На самом деле естественные склонности человека ведут его к язычеству.
Предоставленный сам себе человек склонен к зависимости от своих органов чувств и подобен воску в руках племенных шаманов и колдунов. Они формируют его мировоззрение, потому что обладают на личном уровне энергиями и психическими возможностями, выходящими за пределы понимания и подражания со стороны обычных людей. Исторически (или «доисторически») духовенство возникло из той части древнейшего населения, которая наиболее активно сопротивлялась пророкам начиная с Адама. Пророки принесли людям фуркан, а до этого человечество находилось в неведении о добре и зле, о том, что есть за пределами их опыта Единственный и Непостижимый Бог, благодаря Которому внутри них открывается сознание и они способны знать и понимать. Для людей фуркан стал мучительным бременем после того, как они ранее существовали в состоянии вахдат, пребывая в мире блаженства подобно тому, как пребывает зародыш в утробе матери.
Первое обращение к ним пророческого послания было подобно травме рождения из утробы матери в холодный, жёсткий и враждебный мир. Однако были и всегда существуют люди, которые помнят (или утверждают, что «помнят») это первоначальное состояние блаженства, соответствующее пребыванию в земном раю. Они считают, что способны воспроизводить это состояние в себе и вести туда своих последователей. Этот класс людей во все времена поддерживал и давал санкцию правителям, которые на самом деле являлись исполнителями их воли. Речь идёт, конечно же, о жрецах. И вот они-то и есть сторонники так называемой «естественной религии», под которой они понимают ориентацию на первоначальное райское блаженство, бывшее до того, как людям пришло знание от пророков. Жрецы являются врагами пророков, и когда Всевышний ниспосылает очередного пророка, вторгающегося в толщу человеческой враждебности, глупости и упрямства, жрецы начинают яростную борьбу против пророка, против передаваемого через него Откровения. Эта борьба ведётся в двух плоскостях. Первоначально жрецы стараются изолировать пророка, возбудить против него массы, убить или изгнать. Именно они являются организаторами неприятия языческой цивилизации посланников, которые приходят от Аллаха.
Однако потом, когда дело пророка завоёвывает сторонников и побеждает, жрецы стараются войти в новую религию, чтобы контролировать её, исказить её и приспособить под свои языческие установки. Поскольку народ в целом всегда более или менее невежественен, жрецы объясняют ему «смысл» принесённого Откровения, дух и букву новой религии таким образом, что очень скоро под их влиянием пророческая религия перестаёт иметь что-либо общее с тем, какой она была в самом начале. Это произошло с миссией Ибрахима (мир ему), далее это произошло с посланничеством Мусы (мир ему). Практически на наших глазах произошло полное переформатирование того, что принёс Иса (мир ему). Не следует думать, что ислам остался в стороне от подобных попыток. Если бы не Всевышний Аллах, который охраняет последнее Откровение, данное Им человечеству, если бы не то, что Он взял на Себя охранять ниспосланный Им Коран в каждой букве и каждой точке до Судного Дня, ислам постигла бы та же участь. Ислам превратился бы в некое «магометанство», подобно тому как возникли иудаизм и христианство, которые изначально все были исламом. Духовенство всех религий находит общий язык друг с другом, потому что их корни, самый смысл их существования, в одном источнике: непросвещённом человечестве до послания к нему Адама, человечестве, находившемся в состоянии блаженного неразличения себя от среды. Именно это состояние и является основой всех мистических доктрин, которые исподволь навязываются Единобожию.
Политический ислам рассматривает клерикалов как врагов пророческой миссии, врагов Единобожия, организаторов социального пространства, внутри которого Иблис имеет оптимальные возможности для атаки на человека.
2016
За четырнадцать веков ислама было много версий политического ислама. Прежде всего нужно поставить вопрос: был ли поначалу неполитический ислам? Ислам изначально был явлен как глобальный политический фактор и как стратегия духа. История ислама все четырнадцать веков есть попытка власть имущих покончить с политическим исламом и борьба му’минов за возврат к нему.
Стратегия Духа предполагает войну. Война предполагает врага. Специфическое отличие ислама от, например, христианства – признание того, что Творец непосредственно сотворил зло. Суть вопроса в понимании того, что именно является тем злом, с которым борется Дух.
Бытие по определению включает в себя все сотворенное. Проще говоря, Всё! Поскольку единство и единственность принадлежит только Всевышнему, Бытие не может обладать Его свойствами, то есть не является единым само по себе. В Бытии мы находим сложную двойственность. Первая пара противостояния – Бытие и сознание: сознание не тождественно и не подобно Бытию, не вытекает из него и не является атрибутом Бытия. Если Бытие некоторым образом дано, то сознание как «контрбытие» – нет, то есть оно – не сущее и не данность. Однако Бытие и сознание образуют пару, расторжимую лишь через смерть носителя сознания, ибо реализация сознания состоит именно в активной оппозиции Бытию.
Второй парой является порожденное этим первым противостоянием различение между феноменальной (хаотической) подоплекой тварной реальности и выстроенный вокруг свидетельствующего субъекта (его сознания) организованный мир. Хаотический задний план «бессловесен», организованный мир является таковым в силу того, что «поименован».
Сознание есть функциональное противостояние, или нетождество, Бытию. В основе сознания – частица от Духа Аллаха, вложенная в «глиняную куклу» – Адама.
Коран свидетельствует о глине земной и глине небесной, из которых взято для создания Адама. Речь идет о субстанции, имеющей разную степень сгущенности. Эта субстанция проявлена на разных уровнях сложности и в целом представляет собой содержащийся внутри мысли Всевышнего полюс к ней самой – «антимысль». Это и есть то зло, которое создано Всевышним, для преодоления которого Он низводит на человеческий уровень проблеск Своего Духа.
Язык есть живое многомерное взаимоотношение имен, открытых Адаму. Каждое имя есть концепт, вещь. Эти концепты существуют только для Адама, поскольку Аллах не открыл их никому больше. Человек может узнать, найти, вообразить или придумать только то, что содержится в первоязыке.
Частица Рухулла – Святого Духа – вброшена в недра субстанции-глины. По необходимости она занимает в этом «падении» пассивную позицию. Дух Аллаха – Святой Дух – является активным полюсом, который соединяется со своим отблеском внизу через слово, опирающееся на открытый Аллахом Адаму язык. Откровение есть конкретное присутствие Святого Духа среди людей, выраженное в описании Аллахом Самого Себя в той части, которая может быть доступна людям согласно Его Замыслу.
Дух Аллаха есть то, посредством чего Всевышний действует в ночи безграничной возможности. Этот Дух антисубстанционален и негативен по отношению к субстанции. Поэтому его надо отличать от «естественного» духа, который представляет собой просто разряженное, «небесное» состояние той же глины.
Провиденциальная мысль Всевышнего имеет непостижимый аспект, обращенный внутрь Себя, и выразимую часть, которая касается творения и задает творению цель и задачу (Коран, 38:27). Эта выразимая часть есть фундамент Предопределения, сформулированный на языке, который был открыт Адаму, хотя и не полностью. Согласно Корану, именно эта выразимая часть Провиденциального Замысла лежит в основе Писаний, ниспосылаемых пророками.
Провиденциальная Мысль Всевышнего содержит в себе абсолютно все, включая собственное затмение и отрицание в виде Бытия. При этом собственно Мыслью делает ее то, что она не тождественна Всевышнему и не объемлет Его, постоянно стремясь к этому. Аллах трансцендентен Собственной Мысли, вне этой Мысли нет ничего.
Благодаря тому, что частица Рухулла вброшена в инертную, враждебную ей субстанцию феноменального Бытия, возникает конфликт, который должен разрешиться победой Духа (представленного внутри Бытия сознанием) над субстанцией. Динамика этого конфликта, его цель составляют Замысел Всевышнего как внешняя инструментальная сторона Мысли. Этот Замысел внутренне неизменен и составляет сюжет, который, воплощаясь, образует человеческую историю на разных уровнях: история ниспослания пророков, история царей, история народов, история общин и так далее.
Замысел не зависит от его конкретной реализации. Избранная Всевышним община может «провалить» Замысел и будет в таком случае заменена другой. Такая смена будет происходить до тех пор, пока Замысел не реализуется, то есть пока творение не окажется состоявшимся.
В Предопределении есть два аспекта. Некий непроявленный потенциал, подобный «Чёрной ночи», откуда можно извлечь все, что угодно Творцу. Этот потенциал называется «Кадар». Другой стороной является фиксированная и формализованная сторона Замысла. Она называется «Када». Аль-кадар валь-када – соединение непроявленной возможности с неизменным фиксированным сюжетом – это механизм вечно возобновляемого творения, которое будет продолжаться до наступления Дальней жизни, потому что Ад и Рай, как Новая земля и Новое небо, уже не предполагают изменений. На возникновении Ада и Рая Предопределение приходит к своему завершению, освобождая от этой задачи внутреннюю сокровенную сторону Мысли.
Повторяемость творения связана с тем, что тварь как инструмент не может выполнить отведенную ей задачу в сюжетном Замысле. Это негативная часть свободы, – то, что Всевышним выражено в угрозе: «Если вы не сделаете, то…» Однако реализация Замысла связана с позитивным аспектом свободы, а именно – с торжеством сознания над Бытием, освобождением смысла от абсурда, разрывом зависимости человека от Иблиса. Таким образом, негативный и позитивный аспекты свободы являются как бы двумя отрицающими друг друга сторонами одной и той же данности.
Переход от негативной свободы (плохо сыграть свою роль и быть изгнанным) к позитивной реализации свободы (разорвать путы зависимости от Иблиса) осуществляется только через применение воли. Воля в политическом исламе имеет обязательное сознательно артикулированное выражение, то есть она конструируется в сознании как замысел, беря свое начало в концепции Божественного Замысла. Сформулированное намерение есть основа основ, потому что в таком случае сознание впервые становится активным деятелем вместо того, чтобы быть пассивной противоположностью Бытию. Такое превращение сознания из свидетельствующей точки оппозиции Бытию в «активного игрока» превращает энергию воли в иман (веру). Артикулированная воля есть вера как утверждение своего предмета. Без намерения как волевого аспекта мышления нет политического ислама.
Ничто из того, что сотворил Аллах, не создано напрасно. Это значит, что все сущее приведено к некой сверхзадаче, решение которой образует перспективу всех изменений, всякого движения, всякой борьбы противоположностей. Поскольку цель человека как обладателя Рухулла и наместника, халифа, на земле – это победа над злом, смысл на человеческом уровне выступает как противоположность злу. Зло и абсурд – одно и то же: это феноменальное Бытие, которое представляется безграничным. Наиболее очевидной формой этой кажущейся безграничности выступает длительность, в которой феномены (сущее) являются переменной величиной, а их уничтожение – постоянной («Мы живем и умираем, и убивает нас только время (дахр)». Коран, 45:24). Смысл в политическом исламе выступает как остановка бесконечного негатива, торжество над Роком.
С точки зрения язычников Бытие бесконечно. Для Аристотеля мир бесконечен. Наконец, есть сама концепция бесконечности, которая не только больше, чем мир, но и больше, чем чистое Бытие. Однако категорически нельзя отождествлять понятие «бесконечности» и Творца. Всевышний есть «конец бесконечности» – и именно в этом смысле Ему принадлежит качество «Акбар».
В Коране человек называется «хасим мубин» – оппонент явный. В отличие от Иблиса, который определяется как враг, человек – всего лишь «оппонент», то есть «противодействующий, спорящий» и тому подобное. Он состоит из глины, которая враждебна Духу, и, как структурированное существо, тяготеет к отождествлению с Бытием. Но человеком его делает язык, который сам по себе есть Откровение Аллаха. Поэтому человек находится на платформе скользкого компромисса, поскольку инструмент Откровения – язык – из средства реализации Мысли превращен в средство социальной коммуникации. В свою очередь «социальная коммуникация» – это механизм «сбивания с пути», интеграции человека в социальную проекцию Бытия.
Люди в своей массе являются «потомками Адама» лишь метафорически – в той мере, в какой они усваивают человеческую природу через язык, впервые принесенный Адаму. Люди не обладают самостоятельно той искрой Святого Духа, которая была вложена в Адама при сотворении. Однако язык и выраженное в нем Откровение дают им шанс на реализацию Духа в себе.
Язык, в который погружается человек при рождении, как средство коммуникации накладывается на новорожденного в матрицу, которая является заменителем его человеческой сущности. В этой функции сам язык фальсифицирован относительно своего подлинного назначения. Человек как носитель языка выступает в роли пассивной возможности, которая сама по себе бесконечно меньше и слабее потенциала, заключенного в языке. Однако артикуляция воли как веры может стать путем, выводящим человека из виртуальной причастности к адамизму в реализацию. Окончательное подтверждение превращения виртуального человеческого статуса в реализованный будет лишь в день Суда.
Передача людям языка лишила их гармонии с Бытием, но одновременно открыло возможность истории как сюжета. Подавляющее большинство людей пошло путем формирования общества, которое есть машина по фальсификации Откровения, по превращению его в противоположность. Одновременно с этим в противостоянии обществу возникает «малый отряд» – избранный народ, задача которого достичь цели истории.
Циклическое проявление творения содержит в себе возобновляемый проект превращения виртуального проблеска Духа в его реальное присутствие. Это подобно тому, как если бы солнечный зайчик, отбрасываемый отражающей поверхностью, чудесным образом превратился в активный источник света.
Незавершенных циклов несостоявшегося проекта может быть сколь угодно много, – как чисел в числовом ряду. Однако они неизбежно завершаются в точке, когда этот проект реализуется. Поэтому уподоблять бесконечность повторяющихся циклов числовому ряду надо в обратном порядке: не от единицы в бесконечность, а от бесконечности к единице. Тогда становится понятным, что числовой ряд на самом деле конечен и неизбежно приходит к единице как к последнему числу. В этой точке состоится Суд, после которого возникает Новое Бытие, не имеющее характера субстанции, противостоящей Мысли. Праведники, вошедшие в Дальнюю жизнь, обладают своим свидетельствующим сознанием как независимым источником света, хотя в Ближней жизни это был наведенный извне блик.
Человечества, которые не реализовали поставленный перед ними Всевышним проект, уводятся Им как «не бывшие». «От них нет даже шороха» (Коран, 19:98). Творение не обладает самостоятельной ценностью вне Проекта так же, как для скульптора ценностью обладает лишь в совершенстве реализованная скульптура, но не глина, которую он использует. Судить о результате можно, только когда он доведен до конца в виде скульптуры, судить глину – бессмысленно.
Суду подлежит жизнь каждого индивидуума, включенного в цикл, внутри которого состоялась победа: в какой мере отношение индивидуальной глины к виртуальному присутствию Духа содействовало этой победе или мешало ей. Тогда получает значение каждый шаг судимого. Вне отношения к победе нет и предмета Суда. В каждом цикле есть шанс на то, что он станет последним. Воскресение из мертвых означает повтор. Аллах сначала совершает творение, а потом повторяет его. Однако повтор есть, с точки зрения законов тварной реальности, нечто невозможное, поскольку представляет собой ограничение неисчерпаемой возможности. Это как повторение одного и того же числа в числовом ряду. Однако мы видели, что, устремляясь к началу, числовой ряд приходит к своей остановке в единице.
«Аллах есть Свет небес и земли» (Коран, 24:35). Речь в Коране идет не о том свете или сиянии, который известен язычникам как иррадиирущий свет, разгоняющий тьму. Любой свет, который горит в ночи, есть свет, обреченный погаснуть. Потому что тьма предшествует всякому свету. Свет Аллаха неисчерпаем, потому что он есть Сияние, поднимающееся из глубины самой Тьмы, – свечение, которое образовано «черным, еще более черным, чем черное».
Святой Дух, порождаемый Провиденциальной Мыслью, не имеет природы света. Сущность света именно в выходе наружу из тьмы. Дух является наиболее внутренней, глубинной, смысловой стороной Тьмы как сокрытия. Поэтому Бытие как антимысль принимает облик света, в котором достигается наибольшая противоположность сущности Духа. Внутри Бытия тоже есть полюса – от тьмы внизу сгущения до света вверху. Но «солярный свет» вверху есть Люциферова противоположность Свету Аллаха.
«Кадр» есть потенциал или возможность, из которой извлекается все. Ночь Могущества – это первоначальная бездонная тьма Хаоса, в которую спускаются Дух и ангелы как носители повелений.
Амр («повеление») есть полярная противоположность Хаосу, то есть некая фиксация формы, в том числе и логической. Именно в этом аспекте амр означает так же «дело» или «проект». В широком смысле амр есть конкретизация Замысла, о котором выше было сказано, что это наиболее проявленная внешняя часть Мысли.
Главным нисхождением Духа является его проявление на уровне тварного человечества, которое располагается как раз в центре творения – между формой и Хаосом. Таким образом, нисхождение Духа есть сначала нисхождение Адама, посланного к «виртуальному» человечеству, а затем нисхождение Джибриля к пророкам, произошедшим от Адама.
Согласно Корану, правители являются преступниками, которые интригуют ради сохранения своей власти. Суть интриги есть манипулятивная технология, с помощью которой контролируется социум.
Преступность правителей носит изначальный онтологический характер. Иными словами, правитель не может не быть преступником – и не может быть добрым, справедливым и прочее. Правитель со знаком «плюс» – это языческая концепция. Правитель всегда на службе социума, который есть тень Иблиса на земле. Таким образом, правитель – это тот «мост», который соединяет оригинал с отражением, через который Бытие в чистом виде делает шаг внутрь нашего мира.
Мусульманин повинуется Аллаху, Его посланнику и тем из его собственной среды, кто обладает амром. Кто такие обладатели амра? Это те, в которых сформулированное в сердце и на уровне языка намерение совпадает с Замыслом Всевышнего. Такое совпадение не может быть полным и совершенным. Оно всегда носит частичный характер. Совершенство оно приобретает только в личности Махди, который является Ведомым Аллахом. Однако предварение в некоторой степени этого состояния «ведомости» возможно и обязательно внутри лучшей из общин, потому что без этого она не была бы избранным народом в центре истории. Амр безусловно выражен в Коране, в Сире пророка (да благословит его Аллах и приветствует), а также ниспосылается в Умму для того, чтобы «малый отряд» мог вести джихад на исторической сцене.
«Разве вы пойдете за судом к тагуту, после того как вы узнали лучшее» (Коран, 4:60). Государство – это тагут, языческая концепция, которая представляет собой противоположность амру: энтропия, предъявленная как порядок. Государство всегда «заточено» на то, чтобы из инструмента стать объектом поклонения, поэтому в своей безусловной окончательной форме государство стремится изолировать и сбить с толку правителей и проявить максимальную тиранию по отношению к управляемым. В этом смысле государство асоциально. Однако это не борьба с обществом как тенью Иблиса, а на самом деле выход наружу болезни, присущей самому обществу.
Джамаат есть братство верующих, которое противостоит обществу, являющемуся машиной по отчуждению человеческого потенциала реализации Духа. Единственным источником энергии в социальном бытии является физический человек как «человек говорящий». Поэтому вся фальсификация человеческого пространства строится вокруг фальсификации языка. Последним уровнем этой фальсификации становится посткоммуникация, реализуемая в наиболее открытой форме государства.
На протяжении истории глобальное общество расслаивается на много мелких и частных общностей, которые являются функциональными до определенного уровня: нации, экономические классы, политические партии и так далее. Общество стремится растворить их в себе: атомизировать индивидов, чтобы присваивать их энергию без посредства промежуточных объединений. Все объединения, которые не соотносятся с реализацией божественного Замысла, являются ложными общностями. «Мы сотворили вас племенами и народами, дабы вы познавали друг друга», – эти слова обычно понимаются прямо противоположным образом. Познавать друг друга способны только мусульмане. Люди сотворены в джахилии, которая выражается в наличии племенной принадлежности, чтобы преодолевать тот «глиняный аспект», становясь членом Уммы. Это и есть «акт познания».
Всевышний поставил, согласно Корану, человека «оператором» на землю. Речь идет об адамической модели человека. Именно Адам является наместником – исполнителем Замысла Всевышнего. К наместничеству относятся и фигуры пророков – те, которые происходят от Адама. Но могут ли быть наместники у пророков? В действительности наличие праведных халифов – это исключительная ситуация, где речь идет о ближайших сахабах. Оно санкционировано непосредственно Кораном и самим пророком (да благословит его Аллах и приветствует). Однако дальше, когда мы говорим об Омейядах, Аббасидах, османах и других, мы такой санкции не обнаруживаем. Нам сказано: «Повинуйтесь обладателям амра из вас самих». Однако после праведных халифов, принадлежавших к джамаату пророка, мы имеем дело с династическим правлением, которое противопоставлено Умме. Эти люди не санкционированы пророком как его наместники, и тем более они не являются пророками сами, не происходят из адамической линии. Поэтому про времена после праведных халифов мы можем говорить только как о «виртуальном» халифате, роль которого играет политический джамаат. Именно политический джамаат представляет собой воплощение адамического архетипа до прихода Махди, который санкционирован Сунной пророка (да благословит его Аллах и приветствует) и будет подтвержден одновременным пришествием Мессии Исы (мир ему).
Махди («Ведомый») – финальная реализация халифа как адамического «оператора», который управляем Всевышним в аспекте, открытом человечеству. Махди закрывает своим правлением человеческий цикл, и через него приходит предварительное преображение реальности. «Наполнить землю справедливостью, как она до этого была полна гнета», – это также изменение физических законов, когда через канал фигуры Ведомого в реальность нашего мира входит прямая поддержка Всевышнего.
Мы знаем, что лично пророк и «накрытые плащом»[14] были освобождены Всевышним от греха и ошибки. Многие мусульмане настаивают на том, что пророк был «простой человек», но самом деле они находятся под влиянием христианства. Это сугубо христианская идея, что священник – это простой, не лишенный заблуждений человек, через которого во время осуществления таинств якобы проходит благодать. Ясно, что пророк принципиально отличается от жреца, ибо жрец не послан и не избран. Через обычного человека, который не очищен Всевышним, не может передаваться Откровение, потому что рядовой человек обречен на то, чтобы его исказить.
Кроме того, жизнь мусульманина не распадается на сакральную и профаническую половины, когда пророк от такого-то часа до такого-то является верным передатчиком Послания, а после окончания «рабочего дня» становится обычным человеком.
Непогрешимостью в Исламе обладают только два человека: пророк в начале ислама и Махди в его конце. Кроме этого есть еще ахль аль-киса – «люди плаща», – которым Всевышний дал чистоту. Однако мусульмане должны различать между непогрешимостью в суждениях и непогрешимостью в деяниях и намерениях. Человек, который обладает совершенной чистотой с нравственной стороны, – свободен даже от намека на харам, – может принять ошибочное решение. Так, Хасан заключил договор с Муавией и передал ему халифат под обещание последнего следовать курсом халифа Али. Хасан, как внук пророка, был безгрешен. Но как политик он совершил ошибку, хотя эта ошибка была включена в Провиденциальный Замысел. Здесь мы подходим к важнейшему пункту политического ислама. Ошибки деятелей исторического процесса – наместников своего времени – включены в Провиденциальный Замысел. С точки зрения «нормальной» логики, и субъективно и объективно это – ошибки. Но с точки зрения Замысла Всевышнего – это необходимый элемент сюжета.
Концепция «пречистых имамов» не опирается на ясные и однозначные указания Кораны и Сунны и поддерживается только неопределенными и нуждающимися в сложных толкованиях метафорами типа «двенадцати принцев». Само наличие символического круга из двенадцати непогрешимых имамов противоречит духу и замыслу ислама, потому что в исламе Провиденциальный Замысел напрямую обращается к Умме, выделяя в ней в качестве авангарда не посвященных созерцателей, а политически ориентированных воинов.
Концепция некой закрытой «церкви», от имени которой общиной руководят посвященные толкователи, – это прямой возврат к язычеству и жреческим практикам. Поэтому идеология нового клерикализма с неизбежностью ведет к восстановлению пантеизма, абсолютно несовместимого с Откровением.
Главным признаком, удостоверяющим реальность пришествия Махди, является, во-первых, его соответствие тем приметам, которые перечислены в Сунне пророка (да благословит его Аллах и приветствует), во-вторых, пришествие Мессии Исы (мир ему) и его соединение с Махди, чтобы возглавить борющуюся Умму. Вне двух этих позиций все остальные размышления на тему Махди не имеют значения. Он может быть как конкретным живым лицом, сокрытым до времени своего явления, так и архетипом, виртуально живущим в коллективном сознании политического джамаата. Более того, Махди может быть и тем и другим сразу.
Даджал – это осевая фигура, связанная с провалом миссии очередного человечества и повторяемостью циклов. Она представляет собой выход наружу архетипа, которому соответствуют в течение всей человеческой истории все правители в качестве преступников. Это, согласно традиции мушриков, «подземный император проявленного мира», который является прямым агентом Иблиса. Иблис в ширке имеет много манифестаций: Аполлон, Ормузд, Люцифер…
Со временем эти образы устаревают и превращаются в опорные модели культурных матриц, но обязательно сохраняется одна сквозная (сквозь эпохи) личина, которая сохраняет метафизическое значение. Актуальная манифестация Иблиса для современного человечества – это Будда. Кстати, его традиционный облик объясняет, почему в исламской традиции Даджал описывается как одноглазый («третий глаз»).
Согласно всем традициям – как авраамическим, так и мушрикским, – цикл человечества завершается битвой между адептами таухида и адептами вахдата или адвайты (вахдат и адвайта – это синонимы, указывающие на доктрину монизма, которая является идеологической «подписью» Иблиса).
Разница лишь в результате этой битвы. По тибетскому учению император Калачакры – Даджал – громит силы Млечха (мусульман) и открывает Золотой век будущего человечества. По мнению авраамистов, единобожники под руководством Махди и Мессии побеждают Даджала, после чего наступает правление Махди, предшествующее Воскресению.
Согласно Сунне пророка (да благословит его Аллах и приветствует), даже если Махди придет за час до Конца мира, Аллах продлит этот час, чтобы реализовалось полностью Обетование о преображении Ветхого Бытия еще до Воскресения и смерти всего человечества. Почему Сунна указывает на «день» или «час» как срок, остающийся до конца в момент прихода Махди? «День Аллаха как тысяча лет». Ислам акцентирует субъективную относительность времени, и Коран неоднократно ссылается на временные характеристики человеческой жизни как меру длительности. Тысячелетнее царство Махди сопровождается полной трансформацией естественных законов, открытием чудесных паранормальных способностей не только у людей, но и у животных и неодушевленных предметов. А Золотой век мушриков предполагается до конца человеческого цикла еще в этом Ветхом Бытии как символ и подтверждение остановки циклов и грядущей совершенно Новой реальности.
Человечество в своей обыденной жизни уже живет в сверхъестественном, поскольку биологическая жизнь нарушает второе начало термодинамики, а общество нарушает законы, открывающиеся на уровне биологической жизни. В каком-то смысле можно сказать, что и жизнь, и история – это движение физического времени вспять. В натуральном виде время есть переход от энергии к веществу, а в биологии и социуме вещество становится энергией. Так называемый «прогресс» – это некоторым образом «машина времени».
Однако нарушение второго начала термодинамики и в жизни, и в обществе ограничены и обречены: в случае биологии – на смерть особи, а случае общества – на финальный коллапс человечества. Есть третий сверхъестественный контур – прямое вторжение поддержки Всевышнего, упомянутый в Коране наср Аллах, которое приходит в том случае, если «малый отряд», сражающийся за реализацию Замысла, обладает достаточной «критической массой».
«И хитрили они – и хитрил Аллах…» (Коран, 3:54). Всевышний указывает, что содержание политики, осуществляемой правителями, – это интрига, заговор и манипуляция. Можно сказать, что Коран поддерживает «конспирологическую» интерпретацию истории.
В этом смысле можно говорить, что политика джамаата должна являться контринтригой, реализуя (в границах шариата) политические методологии для того, чтобы блокировать и реализовать власть мировых верхов. Ведь политический джамаат – это коллективный халиф до прихода Махди и, стало быть, к нему относятся, как к халифу, приведенные выше слова: «И хитрил Аллах, а Аллах лучший из хитрецов».
Одним из методов борьбы против власть имущих Коран указывает «засаду», то есть непрямые и скрытые техники, а также «избиение руководителей неверия».
Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) сказал бывшему бандиту перед началом битвы при Бадре, который прохаживался перед строем с вызывающим видом: «В другое время и в другом месте Аллах не одобрил бы такое поведение». Поскольку для ислама весь мир – это дар уль харб, а время, оставшееся до конца цикла, это заман уль харб, можно сказать, что Аллаху угодна гордость воинов как тех, кого Коран называет «стоящими ступенями над другими (– не воинами)».
Вместе с тем в Коране выражена хвала в адрес тех иереев, которые не расточают имущество людей и не превозносятся. Из этого следует, что ислам требует, чтобы жречество – в той мере, в какой оно вообще допускается существовать, – занимало бы крайне скромное и подчиненное положение, а господствующим классом должны быть муджахиды.
У бесконечно малой частицы Святого Духа, брошенной в недра инертной глины, нет шансов на победу, если она не будет поддержана Откровением, что носит стратегический характер. Откровение содержит в себе инструментарий борьбы – набор приемов и пониманий, без которых просто невозможно освобождение от рабства Иблису.
Ислам ниспосылается человечеству, а человечество – «оппонент явный». Враждебность Аллаху выражается в том, что в «естественном» человечестве вершину пирамиды занимают жрецы. Это та специфическая часть рода людского, которая обладает способностью, во-первых, прямо созерцать времена до пришествия Адама, а во-вторых, видеть непосредственно те или иные ипостаси Великого Существа.
Именно жрецы хранят техники, открывающие возможность – в исключительных случаях – отождествления между отражением и оригиналом, то есть соединение человека с Великим Существом. Когда ислам приходит в мир, то внутри принявшей его части человечества жрецы отнюдь не собираются капитулировать и приносить с собой веревку, на которой их повесят. Они переходят в контрнаступление и стремятся перекроить ислам в терминах традиционного ширка. Это то, что называется «волки в овечьей шкуре». Одной из разновидностей контрнаступления мушриков внутри ислама является образование посвятительных организаций, которые возглавляются «старцами». Другая форма контрнаступления – превращение «старцев» в более или менее экзотерическую, «теоретизирующую» корпорацию клерикалов. При этом мировоззренческая база посвятительных учителей в суфийских тарикатах и экзотерического «духовенства», выступающего в роли образцов для подражания, – одна и та же.
Джихад коренится в самой концепции сознания как противостояние Бытию. Из этого берет свой исток теория веры как акта воли, внутри которого есть сформулированный ният (намерение). Поляризация сознания, заряженного намерением, и Бытия как антидуховной силы создает условия для возникновения феномена усилия. Усилие есть поворот естественного течения сверху вниз, вспять. Собственного говоря, сумма усилий, проявленных джамаатом, это и есть попытка достижения той «критической массы», которая приводит к вторжению прямой поддержки Аллаха в пространство истории. Главное противостояние с Бытием – это, очевидно, не противостояние с физическими элементами. Социальное Бытие является наиболее изощренным и опасным врагом сознания, поскольку имитирует акты сознания: имитирует намерения, организацию, «проектное мышление» и так далее.
Поэтому борьба с социальным Бытием и его носителями есть главная форма усилия, по определению имеющая насильственный характер. Попутно добавим, что попытки превратить главное направление борьбы в «малый джихад», а нравственное самосовершенствование, которое подрывает на самом деле устои шариата, в «великий джихад», – это наиболее явная форма подрывной деятельности клерикалов, окопавшихся внутри ислама.
Сущность революции пророков в том, что «человек естественный» под руководством жрецов ориентирован уже на «клеточном» уровне воспринимать реальность в терминах тождества. «Всё равно всему», «ты есть то», «что вверху, то и внизу», «символ и аналогия», «великое в малом» и прочее. Пророки разрывают эту органику, утверждая вместо этого принцип абсолютного нетождества, один конец которого в нас самих (ибо мы воспринимаем все, поскольку мы не тождественны ничему), а другой конец этого нетождества – Аллах, Который противоположен всему, что только может быть или что можно представить. Отсутствие подобия Аллаха чему бы то ни было есть та основа, на которой существует факт нашего сознания. Это и есть главный тезис, к которому в конечном счете сводится революционная миссия пророков.
На коллективном плане, в масштабах человечества, стратегическая цель ислама – это превращение «виртуального» присутствия Святого Духа в глиняном человечестве в реальное. При этом осуществляется остановка «дурной» бесконечности – повторов творения, уходящих назад в минувшую вечность. На индивидуальном уровне верующий, вошедший в жизнь Дальнюю после Суда, впервые становится истинной личностью, потому что до сих пор, в Ближней жизни, мы имеем такое же отношение к нашему сознанию, как стена – к солнечному зайчику, который на нее пущен. А в Дальней жизни этот приходящий блик становится вечным, самостоятельным и свободным центром присутствия, которое получает свое уникальное имя.
Что же стоит между этой коллективной задачей и индивидуальной перспективой, которую для краткости называют «спасением»? Стоит джамаат – союз братьев, которые на платформе политического ислама вовлечены в акт мышления, соответствующий Замыслу Всевышнего. Они мыслят так, что эта мысль становится зеркалом Замысла, и реализуют этот Замысел на земле, – разумеется, с опорой на стратегии Духа.
Точно так же можно говорить о том, что реализация Замысла на трех этапах предполагает освобождение от Великого Существа. Но эта свобода приобретается в обратном порядке. Сначала движение к свободе осуществляет индивидуум через ният, а сама формулировка нията есть уже акт неповиновения со стороны отражения своему оригиналу. Затем сделавшие этот первый шаг носители намерения образуют общину братьев – политический джамаат. Затем борьба политического джамаата достигает той критической массы, за которой открывается прямая поддержка Аллаха. На этом уровне происходит полное освобождение человеческой проекции от архетипа Великого Существа и интеграция избранного народа в проект Адама.
Всякая метафизика должна была бы начинаться с проблемы зла. Практически ни одна этого не делает. Человеческое сознание напугано самой идеей зла, поскольку зло заведомо антибытийно и имеет отношение к тайне происхождения самого сознания. Сознание ведёт себя перед злом, как напуганный ребёнок перед шкафом, в котором – он знает! – прячется «бука».
Поэтому по поводу зла существует огромное количество философской дезинформации, в основном вращающейся вокруг теодицеи «оправдание Бога». Придумываются разные конструкты, согласно которым Бог не создавал зла, но каким-то образом «попустил» его возникновение.
Или же зло представлено как некое «умаление» или «убывание» добра, в котором прежде всего повинны сами люди: была, мол, полная чаша добра, незаметно она из-за хромого столика проливалась и проливалась, – и вот так из возникающего дефицита появилось зло.
Конечно, всё это смешные и инфантильные конструкции, которые не имеют никакого отношения к серьёзной постановке вопроса.
Прежде всего зло, как «чистое Зло», не обладает онтологической или, не дай Бог, этической природой. Зло – это чистая гносеология. Зло есть неведение. При этом следует понимать, что неведение – это весьма объёмная и обширная тема.
Незнание имеет собственную иерархию. Есть незнание феноменологическое – незнание о некоем предмете, обстоятельстве. Такое незнание легко убирается. Правда, всегда есть вопрос, заменяется ли это незнание подлинным знанием. Но, по крайней мере, на место абсолютного незнакомства с предметом приходит некое описание, которое можно условно принять за знание. Но это всё касается сферы, которая сама по себе иллюзорна – сферы вторичного феноменологического бытия. Говоря о первичном Бытии, о первозданном оригинале, мы уже попадаем в сферу заведомо негарантированного: мы не можем сказать о Бытии, что оно есть, – как мы говорим это о некоем объекте, попадающем в сферу нашего восприятия.
Мир, окружающий нас, – это организованное сцепление описаний (для подавляющего большинства они выступают в качестве реальных объектов), огромное количество которых до нас просто не доходит. Ни один субъект не может знать больше незначительного островка внутри этой системы. К тому же, поскольку все человеческие знания определяются языком, то знание человека ещё зависит от такого условного фактора, как образовательный уровень. Например, для врача практически не существует геология с описаниями, открывающими целую вселенную.
Если это так по поводу феноменологического мира, мира объектов (то есть описаний), то это неизмеримо масштабнее, когда речь заходит о Бытии самом по себе. Описание здесь исчезает «как класс» по той простой причине, что чистое Бытие апофатично, стоит вне конкретных лимитов, – то есть, попросту говоря, чистое Бытие ускользает от определений.
«Обычный человек» не является отражением чистого Бытия, в котором последнее обнаруживало бы себя, как мы обнаруживаем себя в зеркале или на фотографии. Обычный человек для чистого Бытия – это периферийный феномен, мелкий штрих. Все амбиции по поводу «образа и подобия» – это не к обычным людям. Сама тема аналогии, тема архетипа эксклюзивна. По образу и подобию Бытия сформированы люди вообще, но не человек в частности. Когда заходит речь об отражающем «образ и подобие» отдельном человеке, то это уникум, пророк. Он берётся как архетип, во всём «похожий» на «людей вообще». В него внедряется Дух Божий, чтобы послать его к этим «людям вообще». Но обычный человек, «человек в частности» – это просто случайный листок с ветки.
Так что же с Бытием? По поводу Бытия известно лишь, что к нему недопустимо прилагать предикат «есть». Поэтому здесь возникает опасная свобода. Первым и простым шагом будет такой удивительный тезис, как «Бытия нет». Это логично. Ведь если о Бытии нельзя сказать, что оно есть, как есть какой-нибудь карандаш или улитка, тогда вроде бы очевидно, что должно быть верно обратное.
Однако почему-то люди не соглашаются на такой очевидный шаг именно в такой простой форме. «Бытия нет». Как-то глупо звучит, не правда ли? Вся эллинская философия построена на ключевом высказывании Парменида: «Бытие есть – небытия нет».
Однако среди нас ходят люди – и таких, вероятно, подавляющее большинство, – которые на самом деле исповедуют этот принцип «Бытия нет», только зашифрованный таким образом, чтобы не выглядеть сомнительно. Эти люди – атеисты. Ведь на самом деле и для эллинских философов, и для любых других традиционалистов «Бытие есть Бог». Это никак не может быть иначе. Ведь Бог не может быть объектом или предметом среди прочих. Бог не может быть феноменом – он сверхфеноменален. А раз так, то идея Бога неизбежно совпадает с идеей Бытия. Стало быть, всё то, что было нами ранее сказано о невозможности применить предикат «есть» к Бытию, относится и к Богу. Таким образом, тот простой шаг, который люди не смеют сделать в адрес Бытия, они легко делают, когда Бытие скрывается под псевдонимом «Бог».
Но тут встаёт другой вопрос, на который надо ответить прежде, чем двигаться дальше: почему, собственно, предикат «есть» неприменим к Бытию, если он применим к «клейкому листочку» или травинке в отдельности? Видимый мир состоит из обладателей этого предиката. Что же происходит при переходе к Бытию и, кстати: откуда мы берём, что оно всё-таки является фактором?
Ответ такой: это чисто математическая вещь. Множество нельзя выразить в числе. Множество может иметь некую мощность относительно другого множества. Но его нельзя посчитать. Хорошо, мы заходим в мир, как в супермаркет, проводим там «инвентаризацию»: у нас там 203 плюшевых мишки, 9155 авторучек… Вроде как посчитали. Да, но это не имеет отношения к множеству. Это супермаркет. Он не иллюстрирует Бытие. Таким образом, кажущееся противоречие снято, и можно идти дальше.
Супермаркет состоит из описаний. Бытие – это антиописание. Поэтому подходом к нему может быть только активное незнание. Но вот в чём вопрос: если знание того, что такое описание, скорее всего, является ложным знанием, то не является ли незнание, в сократовском смысле, ложным незнанием?
Сократ, при посредстве Платона, 2500 лет убеждал нас, что главное «схвачено»: «Я знаю, что ничего не знаю». Казалось бы, безусловная формула, которую на кривой не объедешь. Ничего не знаю – и точка. «Зато это я уж точно знаю!» А если это ложь? Если то, что думаю, что я не знаю, если вся сфера моего незнания летит к чёрту, я оказываюсь в гораздо более глубокой тьме. В каком-то инфернальном изоляторе, на который я не рассчитывал.
Сократ – да и вышедший из него Кант – в целом по-человечески понятны. Они думают так: да, конечно, любое утверждение – это ерунда, знания нет и быть не может. Человеческая юдоль построена на фундаментальных столпах нигилизма. Интеллектуальное поле очищено, и там нет никаких объективных утверждений. Начинаем строить что хотим, исходя из нравственных императивов. Никто не помешает, никакой блок не встанет на пути. Это при условии, что мы правильно поняли своё незнание. Тогда всё, что мы строим в отсутствии объективных утверждений, является нашим добром вместо Бытия, которое в качестве добра развенчано. Вот такая тихая революция!
Во всех этих рассуждениях очевидно одно: сознание стремится заполнить вакуум знания если не объективными утверждениями, в которые оно теряет веру, то по крайней мере «этикой», за которую сознание как бы отвечает. Категорический императив – вот и всё. Контент? Ну разумеется: «Делай другому то, что хотел бы от других себе». Дальше этого такая «перезагрузка» вряд ли может пойти. Но нам интересно то, что сознание не терпит пустоты, испытывает ужас перед незнанием. А ведь не знать можно по-разному. Можно не знать то, что должно находиться вне нас в сфере описаний, в сфере объективного мира, а можно ведь соприкоснуться с чистым незнанием – с незнанием бездонной глубины. И тут встаёт вопрос: а вот незнание – оно обязательно относится к чему-то, связано с чем-то, или это незнание, которое является модусом самовыражения чего-то, что принципиально и безусловно находится вне возможности это знать?
Представим себе, что наше восприятие – не только интеллектуальное, но и наша инстинктивная сфера, сфера некоего переживания, опыта – подобно локатору. Представим себе, что эта локация имеет сферическую направленность. Техническая начинка этого локатора безупречна в плане того, что все шумы, все видения, все царапины, появившиеся в сфере этой трёхмерности, будут транслированы в центр и так или иначе отмечены. У нас, конечно, остаётся технология «стелс», но, допустим, мы и с ней разошлись и решили вопрос. «Стелсы» тоже в нашем локаторе прекрасно отмечаются.
Теперь нас интересует сфера, которая вообще не даёт никакого контакта, никакого проявления, вообще «молчит». Главный вопрос, который встанет, будет такой: это молчание – оно о том, чего нет, или о том, что есть неким особым образом вне всякой реальности? То есть нечто, суть которого в том, что оно вне восприятия. «Связаться» с ним никак нельзя. Метнуть в него камень никак нельзя. Как говорили древние: «Неизвестный бог», – и ставили этому «неизвестному богу» памятник. Но понимали ли они что-то о «неизвестном боге»? Вот он-то и есть Абсолютное Зло, потому что его внутреннее определение как глубочайшей, ничем не потревоженной ночи, разрушает изначально саму идею утверждения. Это – антиутверждение!
Конечно, мы можем некой духовной революцией перевернуть саму природу логики и сказать, что вот это, находящееся вне свидетельствования, оно и есть истинное Всё, рядом с которым погасло не только любое описание, но и любое самоотношение духа к себе. Неведомое – оно и есть утверждение. Оно есть Всё.
Но ведь в чём ужас? Как только мы указали на то, что это – Всё, мы тут же получили новое, ещё более глубокое отсутствие, которое вне этого Всё. Тайна мысли в том, что Всё может меняться, из Всё Блага превращаться во Всё Зла. Но иное, выступающее как непроявление, отсутствие, лишённость, никуда не денется. В мысли заложена «болезнь», которая ускользает от покрытия её Абсолютом. Эта болезнь не растворяется Абсолютом.
Кстати, мысль так и смотрит на Абсолют, как на всеобщий «растворитель». Он «растворяет» всё, кроме этого внешнего мрака, и пока этот внешний мрак не преодолен, пока он не схвачен и не поставлен на колени, абсолютное зло есть начало и конец, в котором утверждение отменено. А стало быть, любая запредельность лишена ценности, убедительности, подлинной эффективности. Пока это зло отсутствия не преодолено через освобождающий принцип Трансцендентного, Дух не имеет «золотого эквивалента», он – «бумажка» (в финансовом смысле слова). Эти «бумажки» принимают лишь постольку, поскольку в своё время Сократ соврал, а ему поверили. Дескать, незнание – это очень просто, мы о нём «всё знаем».
Вся реальность человеческого фактора зиждется на лжи Сократа.
В человеческом сознании Бытие вообще, точнее, идея Бытия, заменяет собой утверждение. Иными словами, под Бытием метафизик понимает Всё. Однако величайшая тайна Бытия – это его происхождение. Бытие представляется бесконечным. Вместе с тем оно неразрывно связано с принципом возможного. Бытийствует то, что возможно. Перефразируя Парменида, можно было бы сказать: «Возможное есть – невозможного нет». Для традиционалистского мировоззрения возможность есть само Бесконечное, которое совпадает с Абсолютом. Точнее, является его пассивной, обращённой к сфере реализации, стороной.
В этом глубокая ошибка традиционалистского мировоззрения. Возможность не может быть универсальной и бесконечной – причём заведомо! Возможность всегда конкретна: это возможность чего-то. Более того, возможность есть синоним конечного. Мы намерены здесь проследить, как возникает конечное.
Оно рождается из диалектики самосокрытия Мысли. Мысль несёт в себе фундаментальную и неразрешимую апорию. Она визионирует тотально Всё, вместе с тем полагая себя не тождественной этому Всё. Из этой воли Мысли к абсолютному нетождеству рождается то, что не может быть ничем, что находится «за пределами того, у чего нет пределов». Это есть метафизический «скандал» внутри Мысли. Этот скандал должен быть скрыт от самого себя, в противном случае Мысль потерпит крах (суть «скандала» состоит именно в перспективе краха). «Скандал» скрывается под видом (или маской) невозможного, что соответствует внешнему определению этого парадокса. Невозможное всё ещё продолжает быть неприемлемым «скандалом», потому что мысль, образно выражаясь, «не имеет права» мыслить невозможное. Тогда мысль прибегает к следующей «хитрости»: она рассматривает плод своей воли к иному как отрицаемое. Здесь мы попадаем уже в сферу почти приемлемых категорий. Да, есть нечто отрицаемое: это – ошибка.
Роль отрицающего берёт на себя первоначальное Всё, которое падает вниз, на периферию, и там становится из тотального Всё всего лишь «просто» Абсолютом, то есть безграничным негативом, функция которого из интровертной («я есмь Всё») превращается в экстравертную («ничто, кроме меня»).
Таким образом, для нас впервые открывается вообще категория бесконечного, которой не было в изначальном Всё. Изначальное Всё не могло быть бесконечным и не нуждалось в этом. Оно предшествовало бесконечности, будучи самодостаточным избытком.
Однако Абсолют «озабочен» любым ограничением себя, предъявлением чего-то помимо себя. Его главная забота – это отрицаемое, но он готов уничтожать всё что угодно, будучи внутри себя бессодержательным. Первоначальное Всё, из которого этот Абсолют исходит, было сверхсодержательным или, точнее, даже предсодержательным. Оно предшествовало любому содержанию как позитивное изобилие, изобилие в себе. Абсолют же отрицает то, что может ограничить его бесконечность, то есть конечное. Тем самым впервые возникает принцип конечного как антитеза Абсолюту.
Следует ясно понимать, что эта антитеза бесконечному не имеет никакого отношения к невозможному, к отрицаемому, которое представляет собой плод этой главной апории, сгустившейся в центре Мысли как её наиболее «священный» предмет. Конечное по противостоянию с бесконечным рождается из «слабого» Абсолюта как оборотная сторона его бессодержательности.
Конечное имеет вид точки, потому что точка является формальным аналогом бесконечного. У точки нет измерений. Она ограничивает собою, как оппозиция или граница, но вместе с тем она несёт на себе печать бесконечного, будучи его инверсией.
Именно эта точка является начальным Бытием, возможностью Бытия и одновременно впервые появившимся принципом конечного.
Появившись, этот принцип выводится из сферы мысли и становится антимыслью.
Далее эта «первоединая» точка распадается на пять других конечных возможностей или проекций:
• возможность, в которой конечное осуществляется как нечто уникальное и неповторимое, которое может возникнуть только здесь и теперь;
• возможность аналогии этому уникальному;
• возможность уникальному не быть;
• возможность аналогичному не быть;
• возможность не быть ничему.
Эти пять возможностей – каждая будучи конечной – описывают полностью ситуацию и судьбу любого феномена. Они, эти пять возможностей, являются архетипическими протозеркалами, которые отражают друг друга и создают новые зеркала, в которых появляются уже комбинации этих первоначальных позиций.
Следует заметить, что эти пять принципиальных позиций есть идеи, поскольку относятся к сфере антимысли. В этих идеях совершается смерть Духа, дышащего апорией, парадоксом нетождества. Эти идеи, «зеркаля» друг друга, расходятся по спирали, порождая новые зеркала. Неограниченно растущая сумма этих зеркал создаёт то, что можно назвать «разумом» Бытия, вселенским Нусом, который идёт после «первоточки» (что, кстати, вполне правильно определяет традиционалистское мировоззрение: сначала в иерархии Бытие как таковое, затем разум, Логос).
Таким образом, Бытие, кажущееся безграничным и неисчерпаемым, есть на самом деле расходящийся по спирали круговорот конечного. Сумма всех этих конечных состояний образует Великое Существо, которое отражается в каждом вновь созданном и входящем в анфиладу зеркале. В добавлении к его прямому отражению находит место его отражение из других зеркал. Каждое из этих зеркал есть мир, есть некий континуум, в свою очередь кажущийся его обитателям безграничным, притом что все эти обитатели есть тени и тени теней, отражения и отражения отражений Единого Существа, возникшего из чистого негатива как граница этого негатива.
Бытие, рождённое из точки, которая отражается в бесчисленных зеркалах, будучи конечным, нуждается в антитезе. Всё конечное нуждается в антитезе как в катарсисе!
Бытие есть антимысль, некий отрицательный «продукт» мысли, обязанный своим происхождением тому обстоятельству, что Мысль внутри самой себя породила конфликт, «скандал», который, с одной стороны, противоречит её природе (Всё), но, с другой стороны, этот же скандал является внутренней судьбой и назначением Мысли. Поэтому Бытие, находясь вне Мысли, тем не менее включено в сферу её судьбы.
Каким образом? Как осуществляется связь между Мыслью и Бытием? В центре Мысли находится невозможное, а Бытие рождается из возникшего вне Мысли возможного. Световой блик невозможного должен упасть в центр Бытия и стать внутренней антитезой Бытию, как Бытие является антитезой Мысли. Блик невозможного падает в одну из срединных проекций Великого Существа, – проекцию, которую избирает Провиденциальный ход Замысла. Эта проекция – «образ и подобие» Великого Существа – именуется Адамом. Именно Адам бросает Бытию вызов и закладывает Провиденциальный пророческий сюжет, реализация которого опирается на его потомков.
В ходе развития этого сюжета искра невозможного, павшая в сердце Адама и реализующаяся в его потомках и последователях, должна превозмочь безграничную ложь конечного, безграничную инерцию субстанции, безграничную силу Великого Существа. Это откроет путь к обратному процессу во внутренней диалектике самой Мысли. Если первая фаза этого процесса, приведшая к возникновению Бытия, была самосокрытием Мысли, то вторая становится её противоположностью. В восходящем векторе после торжества над Бытием Мысль последовательно открывает внутри себя фазы отрицаемого и невозможного как утверждаемого и глобального. Мысль становится невозможностью во всей полноте. Трансцендентный Субъект, Которому принадлежит Мысль, раскрывает себя как невозможное и преодолевает собственную отрицательную природу.
Вот эта искра невозможного в сердце Адама (в центре Бытия) и есть подлинное сознание, выступающее в качестве принципа нетождества всему сущему.
Сознание действует по принципу оптической чёрной амальгамы, которая останавливает луч света. Если перед этой амальгамой находится полированное стекло, то в нём возникают предметы. Носитель сознания воспринимает феномены вокруг себя постольку, поскольку он не является одним из них. Он обладатель этого зеркала, в котором предметы проявляются за счёт того, что эта амальгама принадлежит к совсем другой реальности, нежели Бытие.
В буквальном смысле частицы невозможного существуют только в сердцах пророков. Они передают язык, а потом и Послание тем, кто может их воспринять и услышать. У людей, научившихся языку, эта частица «тёмного света» пребывает в виртуальной форме через язык. Приобщённость к языку есть приобщённость к сознанию. Однако следование за языком и за стратегической волей Духа, который имеет своей основой вот эту самую искру, может привести к тому, что после воскресения из мёртвых человек будет удостоен трансформации своей причастности к Духу. Она из виртуальной преобразится в реальную. В Раю могут находиться лишь обладатели реального сознания, которое позволит им видеть черное сияние Трансцендентного Субъекта.
Проблема сознания впервые возникает во всей ясности, когда ставится вопрос: каким образом из первоначальной вселенской универсальной возможности начинается процесс манифестации? Каким образом из чистого самотождества Абсолюта появляется нечто? Это, опять-таки, знаменитый вопрос Хайдеггера «почему есть нечто, а не ничто?». Традиционные метафизики обычно на это отвечают так: что, дескать, нет никакого нарушения тождества – всякий последующий нисходящий уровень всё равно тождественен своей причине, и поэтому движение манифестации есть просто реализация некоего потенциала. Если бы речь шла о проявлении бессмысленных феноменов, не обладающих жизнью и чувством, с этим, пожалуй, ещё можно было бы согласиться. Однако возникновение субъекта, который рефлективно свидетельствует не только мир вокруг себя, но и саму идею Абсолюта, ставит под удар всю стройную концепцию классической метафизики. Дело в том, что свидетельствующая рефлексия основана на нетождестве. То есть внутри манифестируемого нечто содержится преграда, о которую спотыкается универсальная идентичность. Значит, если я в данный момент воспринимаю Абсолют – по крайней мере, в его опосредованном виде, – то я не тождественен этому Абсолюту. Это сразу ставит под вопрос «абсолютность» Абсолюта и вообще всю базовую концепцию тождества. Фактически это означает, что бесконечное иллюзорно, то есть бесконечного попросту нет. Есть нечто, что позирует в роли бесконечного, но сознание является альтернативой, которая эту претензию разоблачает.
Разумеется, легко можно сказать, что сознание есть этот апофатический негатив без самостоятельного содержания, чистая пустота, которая не добавляет «Х» к универсальной возможности. Но главное ведь не это! Главное то, что эта пустота оппонирует универсальному Всё, не совпадает с ним и, стало быть, перечёркивает безусловный монизм вселенского тождества.
Идея Откровения глубоко чужда традиционалистской (языческой) метафизике. Последняя строится на прямом созерцании. «Что вверху, то и внизу», – прямое созерцание фиксирует отражение неких объективных «истин» в сознании созерцающего. Поэтому метафизика не может выйти за пределы чистого Бытия, поскольку невозможно созерцать то, чего нет, то, что находится за пределами Бытия. Из этих непостижимых сфер может приходить лишь Откровение.
Но кому оно может приходить? Понятно, что подобное открывается только подобному. Сфера непостижимого и невозможного, сфера, находящаяся вне «пределов» беспредельного, вне Бытия, – это сфера чистого Духа, Духа Божьего, Святого Духа.
Этот Дух называется Святым потому, что он абсолютно отличен от «естественного» духа, принадлежащего Бытию. Бытие образует иерархию между землёй и небом. В сторону земли последовательно идут ступени уплотнения субстанции; в сторону неба субстанция становится всё более разряженной до тех пор, пока в самой высокой позиции неба она (субстанция) не совпадает с возможностью не быть ничему, то есть с простым и чистым небытием. Тем не менее и в самом верху, и в самом низу это всё – одна и та же субстанция, и поэтому разница между духом и материей в конечном счёте только в степени плотности.
Святой Дух действует вне Бытия. Он представляет собой полюс невозможного. Собственно говоря, это и есть центральный оперативный фактор Божественной Провиденциальной Мысли.
Искра или частица этой невозможности была вложена в Адама после его сотворения как глиняной куклы, представляющей собой образ и подобие самого Бытия или, что то же самое, Великого Существа. По виду Адам был как прочие твари, сделанные по общей мерке, но в тайной своей сути он является «ларцом», носителем искры Духа Божьего. Если бы не эта частица в сердце Адама, то Духу Божьему некуда и не к кому было бы обращаться.
Понятно, что эта сверхмалая частица Святого Духа имеет пассивную функцию реципиента, она играет, так сказать, «женственную», принимающую, роль, а то, что свыше обращается к этой частице – сам Дух, – обладает активной мужской позицией.
Теперь самое время коснуться одного недоразумения, существующего в мусульманской среде по поводу Святого Духа. Мусульмане, как правило, полагают, что Святой Дух – это только архангел Джибриль, выступающий как конкретная личность, которую нельзя смешивать с Рухулла – Духом Божьим. Никаких далилей (доказательств), подтверждающих это, не существует. На самом деле, архангел Джибриль есть персонализированная форма Духа Божьего, действующего как посредник между Духом Божьим, взятым в его чистой непостижимости, и той частицей, которая была вложена в Адама и передаётся по наследству другим пророкам, идущим от него. Таким образом, мы имеем дело со Святым Духом или, что то же самое, Духом Божьим, выступающим в трёх ролях одновременно: как активный агент Всевышнего, как пассивный реципиент, прибывающий в сердце пророка, и как персонализированный аспект этого же самого Духа в лице архангела Джибриля.
Косвенно это подтверждается тем, что именно Джибриль сообщает Марьям, что она непорочно зачала Ису (мир ему) – Иисуса, что в принципе указывает на причинную роль Джибриля именно как Духа Божьего в зачатии «нового Адама» (по аналогии с появлением первого Адама также благодаря вхождению в него Духа Божьего).
Джибриль всегда выступает в качестве того, кто несёт пророкам Слово Всевышнего, одновременно являясь этим Словом.
Клерикалы пытаются принизить Откровение, сводя его значение к простому напоминанию, как если бы содержание Откровения было присуще изначально человеку, который со временем сбивается с пути и забывает, куда и зачем он идёт. В действительности сущность Откровения в том, что это прямая поддержка Всевышнего в борьбе носителей Духа Божьего против Великого Существа, против Иблиса. Откровение становится водоразделом, где по одну сторону – толпы не принявших его (или принявших его фиктивно), а по другую сторону – «малый отряд» тех, кто последовал за этим Откровением против «глиняного» естества, против человечества как явного оппонента Творца.
Вопреки лживой доктрине клерикалов о том, что пророки посылаются как напоминающие, а Откровение есть будто бы «напоминание», дело обстоит гораздо более суровым и великим образом. Откровение есть присутствие Аллаха (Свят Он и Велик) здесь и теперь в плоскости человечества. Священный Коран – это и есть присутствие, то есть то проявление Аллаха, в котором Сам Всевышний говорит с позиции первого лица. Это то, что называется «‘аниййа» – от слова «‘ана», то есть «я» по-арабски. Всевышний обращается к людям от первого лица, потому что это то, что может быть открыто на уровне твари, которая имеет в себе частицу Рухулла, Духа Божьего.
Вне Откровения остаётся то, что Всевышний сохраняет как тайну и обозначает это третьим лицом единственного числа «хува» – «он». В арабской грамматике это местоимение подразумевает: «отсутствующий» (то есть тот, кто не участвует в диалоге). Поэтому сфера непостижимого, находящегося за пределами не только объективной реальности, но и «воображаемого» мира, называется «хувиййа» или «гайбат». И то и другое на русский язык можно перевести как «отсутствие». Диалектика двух этих полюсов – аниййа и хувиййа, «Я» и «Он» – составляет динамику божественной Мысли, которая реализуется в истории.
Откровение структурирует исторический процесс, поскольку всё происходящее получает смысл только в отношении к последовательному проявлению Откровения в цепи пророков от Адама (мир ему) до Мухаммада (мир ему и благословение Аллаха). Вне отношения к этой центральной оси, вокруг которой вращается вся жизнь человечества, происходящее на земле не имело бы никакого смысла. Это подтверждается тем, что, обратившись в поисках смысла к традиционной метафизике язычников, мы там его не найдём.
Первая форма Откровения, принесённая Адаму (мир ему), была языком, без которого невозможно проявлять на человеческом уровне некоторые подлежащие проявлению аспекты охраняемой Скрижали. Язык – это базовая часть Откровения вообще, которая позволяет человечеству примкнуть в качестве последователей к пророку как к носителю Духа Божьего. Для остальных людей знание языка, то есть подключение к смыслам имён, которые Аллах (Свят Он и Велик) открыл Адаму (мир ему), – это единственный способ войти в луч Божественного Водительства, то есть, соответственно, в избранничество. Без языка невозможно духовное человечество, хотя вполне возможно существование обычного глиняного человечества, которое в Золотом веке, разрушенном с приходом Адама, обходилось вполне без языка ресурсами телепатии.
Итак, Откровение для Уммы – это ось, вокруг которой вращается всё, и прежде всего это – Закон.
Откровение указывает нам, что Адам (мир ему) был сделан из двух видов глины, то есть субстанции. Одна субстанция – «небесная», другая – «земная». Речь действительно идёт о полюсах внутри субстанции. Бытие рождается из точки, которая представляет собой изначально принцип конечного. После этого точка проецируется в пять возможных модусов реализации конечного, которые представляют собой пять «протозеркал». Их взаимное отражение друг в друге порождает бесконечно расширяющуюся спираль зеркал, удаляющуюся от центра. Каждое «зеркало» имеет в себе два аспекта. Кстати, это легко обнаружить весьма наглядным образом на примере самого обычного зеркала. С одной стороны, зеркало является вещью среди вещей, элементом обстановки. Это один аспект. С другой же стороны, зеркало является отражающей поверхностью, в которой вторично воспроизводится вся эта обстановка. Это другой аспект. В случае феноменологии Бытия зеркала, о которых мы говорим, это, с одной стороны, состояния Бытия – то, что образует саму структуру Бытия. С другой же стороны, эти зеркала представляют собой субстанции, отражающие поверхности, на которые падает проекция всего Бытия в целом. В каждом отдельном зеркале повторяется содержание всех других зеркал. Феноменология Бытия тесно связана со структурой этой отражающей субстанции.
Каждое из зеркал представляет собой мир, который изнутри кажется безграничным. Первоначальное состояние субстанции – это минимальная плотность, минимальная мощность множества точек, что образует исходную позицию. Внутренняя динамика процессов, которые идут внутри каждого мира, направлена от разряженного к сгущённому.
Чтобы понять проблему множества точек как геометрической реальности, которая предшествует тому, что называется физической реальностью, обратимся к следующему образу. Представим себе две точки, разделённые минимальным (исчезающе малым) расстоянием, при котором эти две точки всё же не становятся одной и той же. Представим, что две эти гиперблизких точки образуют северный и южный полюса исчезающе малой сферы. Поскольку точки не имеют измерения, в это сверхмалое расстояние между двумя точками можно вставить любое количество других точек. Таким образом, сфера с исчезающе малым объёмом будет пространством неограниченного множества точек. Представим себе дальше, что мы проиндексировали каждую точку внутри этой малой сферы и спроецировали каждую проиндексированную точку на неограниченное пространство снаружи этой малой сферы. Таким образом, мы получили начальную мощность множества А. Это будет первая стадия разворачивания субстанции, при котором она имеет минимальную плотность.
Теперь проведём обратную работу. Возьмём безграничное пространство, которое представляет собой поле множества, и проиндексируем каждую точку в этом пространстве. Затем спроецируем эти индексированные точки внутрь сверхмалой сферы. Таким образом, мы получим максимальную плотность множества, которую назовём мощностью С. Два этих состояния множества А и С являются полярными состояниями субстанции: одно – представляющее собой состояние чистой энергии, другое же – состояние чистого вещества. Сверхплотное вещество, которое получило внутрь своего сверхмалого объёма все возможные точки внешнего пространства, – это «чёрная дыра», сжавшаяся до размеров атома. После этого ей остаётся только взорваться и вернуть пространство в состояние безграничного света.
Движение от А к С, собственно говоря, и составляет основу длительности, специфическую для данного мира.
Однако в мире процесс идёт не только от разряженного к сгущённому. Есть во многих частях мира и встречные процессы, начиная от сгорания полена в камине и вплоть до взрыва сверхновой, которая переходит от почти потухшего состояния тёмного карлика в источник невероятной энергии. Причём очень трудно определить, в какой мере теоретически доминирующий процесс сгущения превосходит обратный процесс разряжения. Понятно, что доминантный процесс является таковым только теоретически, – то есть на практике он может продолжаться сколь угодно долго, потому что почти равный объём вещества переходит в энергию. Если условный свидетель заходит в наш мир извне, ему вряд ли удастся определить, в какой фазе приближения к концу находится субстанция нашего мира. Собственно говоря, единственным способом посчитать эту космическую длительность является обращение ко времени внутри человеческого фактора. Циклическое возвращение человечества, тесно связанное с ритмом космического процесса, – вот единственная форма исчисления времени.
Этот ритм обновления глиняного человечества может и должен быть нарушен усилиями избранных, действующих от имени и во имя Духа Божьего. Разумеется, это усилие должно быть поддержано прямым вмешательством Всевышнего, который для этого ближе к Концу посылает Мессию Ису (мир ему) и Махди – Ведомого, который одновременно становится ведущим. Приход Мессии и Махди прорывает инерцию глины и переводит Бытие в принципиально иное состояние.
Это состояние называется «возвращением вод Иордана», – метафорически говоря, когда воды Иордана «потекут вверх». Речь идёт о преображении всех физических законов, которые в Ветхом Бытии привязаны к принципу гравитации.
Преображённое Бытие демонстрирует потенциал позитива, который в нём заключён, и это обозначается обетованием, что Бытие с приходом Махди наполнится справедливостью так же, как до этого оно было полно гнёта и несправедливости.
В перспективе Откровение обещает нам Новую землю и Новое небо, то есть иерархию Рая, в котором не будет фактически Бытия как такового, а будет лишь тень, отбрасываемая победившим сознанием праведников. Причём эта тень будет подобна сиянию Солнца, а сознание праведников будет подобно чёрным звёздам или непроглядно-чёрной ночи. Это может показаться странным и удивительным тем, кто не понимает, что означают слова: лица праведников «будут озарены светом Всевышнего». «Непроглядно-чёрная ночь» – это и есть подлинный свет Непостижимого, который открыл себя для обитателей Рая. А внешнее бытие вокруг праведников – сады, тропинки, плоды и так далее – это сверкающее сияние, которое в условиях Новой земли и Нового неба будет тенью.
Все пророки нашего человечества располагаются на единой временной оси и исходят от Адама (мир ему). Клерикалы учат, что Адам был первым человеком в биологическом смысле, «праотцем». В действительности это не так. Он был первым человеком и праотцем в духовном смысле. Исламская традиция определяет его статус как первого пророка, принадлежащего к числу шести великих. Великие пророки – это: Адам, Нух, Ибрахим, Муса, Иса, Мухаммад (мир и благословение им всем). Каждый из этих шести пророков обозначает специфический этап в жизни человечества. Они разделены огромными сроками между собой. Так, например, от Ибрахима (мир ему) до нас свыше 4000 лет, а от Нуха (мир ему) опять же до нас около 13 000 лет.
Какова же временная протяжённость истории пророков? Коран говорит: «День Аллаха 50 000 лет». 50 000 лет – это время между первым пророком Адамом (мир ему) и последним пророком Мухаммадом (да благословит его Аллах и приветствует). Пророческий цикл, внутри которого происходит обновление Откровения – это и есть «день», то есть световое время.
Однако кроме «дня» есть ещё «рассвет» и есть «вечер». […] Время рассвета – первая часть Золотого века, когда «глиняное» человечество не знало забот и существовало в состоянии блаженства в совершенном слиянии со средой. Они не знали языка и общались с помощью телепатии. В этом плане они походили на рой пчёл. Кстати, после утраты этих свойств Золотого века способности того человечества сохранились в виде частичных отблесков среди различных животных. Некоторые психофизиологические свойства стаи, которые присущи, например, обезьянам или волкам, – это явный отголосок способностей «перволюдей».
После многих тысяч лет беспроблемного существования Всевышним был ниспослан к ним пророк Адам (мир ему), которого до этого Творец обучил языку («открыл имена вещей»). При этом надо сказать, что возникли и сами вещи, ибо «когда Аллах хочет, чтобы какая-то вещь была, Он говорит ей: Будь! – и она бывает». Говорит ей «Будь!» – это и есть создание имени, которое совпадает с сутью вещи. Адам (мир ему), спустившись к людям, учит их не только именам в нашем понимании, – он с каждым именем открывает людям вещи, о которых они не подозревали и которых просто не было в их мире. Дело в том, что доязыковое человечество, лишённое присутствия Духа Божьего, имело общение с субстанцией напрямую. А это значит, что оно жило под покровом хаоса, который был для человечества подобен благодатной ночи для зародыша в утробе матери.
То, что открыл человечеству Адам (мир ему), было первой базовой революцией пророков. Кончилось состояние блаженной эйфории. Разорвалась прямая связь с субстанцией, которая заменилась свидетельствованием вещей, связанных в определённый миропорядок. Этот миропорядок сразу же оказался враждебным для человека: огонь жёг, солнце палило, дождь хлестал по неприкрытым телам, мороз высасывал силы. Естественно, большинство людей страстно захотели назад – в состояние первобытного комфорта. Увы, это было невозможно, потому что они уже знали язык, – само существование языка было преградой на пути назад подобно тому, как барзах[16] является преградой для возвращения из мёртвых. Поэтому эта ориентированная на комфорт часть человечества (подавляющее большинство) подчинилась тем из людей, кто в какой-то степени, несмотря на знание языка, сохранил живую и действенную память о Золотом веке. Эта память превратилась в тайное знание, с помощью которого посвящённые могли возвращаться в состояние, предшествующее появлению пророков.
Такое подчинение носителям тайного знания (жрецам) образовало общество. Общество – это особый феномен, обладающая сверхчеловеческим потенциалом иерархическая структура, которая представляет здесь на земле «интересы» Бытия. Бытие же враждебно Духу Божьему, враждебно Провиденциальному Замыслу, поскольку оно есть антитеза Мысли. То есть, коротко говоря, общество есть инструмент Бытия, проекция Бытия в зеркале нашего мира, – институт, организующий сопротивление Всевышнему и объединяющий все силы, которые Всевышнему враждебны. Общество – это тень Иблиса на земле. Процесс истории, процесс переформатирования человечества представлял собой не что иное, как универсализацию, глобализацию общества, всё больше и больше захватывающего и подчиняющего себе человеческий фактор.
Однако с появлением Адама (мир ему) возникли не только двуногие, стремящиеся к комфорту и подчиняющиеся жрецам. Вокруг пророка сложилась небольшая часть тогдашнего человечества, которая последовала за его призывом и увидела в языке не только средство коммуникации, заменяющее телепатию. Эти избранные люди приняли язык как аппарат мышления, с помощью которого они могли выразить Замысел Всевышнего, что был поручен для исполнения человеку как наместнику.
В процессе истории пропасть, разделявшая «малый отряд», последовавший за пророками, и основное человечество, подчинившееся жрецам, становилась всё шире. Джамаат, ставший на платформу подлинного монотеизма, превратился в маргинальную оппозицию, которая практически уже не могла влиять на центральный ход событий. При этом возможности подчиняющегося жрецам человечества в магическом плане только убывали. Оно становилось дальше от первоистока и перешло из Золотого века в Серебряный, а затем и в Бронзовый.
Всё это время к человечеству продолжали приходить пророки, но сфера их влияния носила локальный характер, и их возможностей хватало лишь на то, чтобы поддерживать и укреплять «малый отряд», защищать его от растворения в «большом» языческом человечестве. В конце концов, раскол между двумя этими направлениями человеческого фактора достиг такой интенсивности, что Всевышний послал второго великого пророка – Нуха (мир ему). Он был послан в середине Бронзового века и около тысячи лет проповедовал окружающему его обществу монотеистическую идею. Однако безуспешно! Тогдашние люди овладели огромными возможностями по использованию физического мира в своих интересах. Им вскружил голову титанизм, и они полагали себя «контролёрами» и «архитекторами» бытия. Пророк Нух (мир ему) получил от Аллаха (Свят Он и Велик) приказ готовиться к потопу.
Миссия Нуха (мир ему) заключалась в том, чтобы быть свидетелем и организатором обновления человечества. Биологическая масса, которая генетически шла от полуживотных доязыковой эпохи, утратила всякий шанс на превращение в подлинных адамитов. В новое послепотопное человечество должны были войти лишь избранные, хотя и они, как показала последующая история, не были застрахованы от порчи.
Как известно, пророк Нух (мир ему) построил ковчег, где спаслись те, кто должен был принять участие в следующих актах человеческой драмы в соответствии с божественным Замыслом.
[…]Следующим великим пророком был Ибрахим (мир ему). Фактически он открывает эпоху «Большой современности». Его приход и его миссия знаменует появление нынешнего человеческого алгоритма, внутри которого существует современный диалог между людьми и теми идеологическими позициями, на которые они встают. Пророк Ибрахим (мир ему) впервые даёт революции непосредственно земное человеческое измерение. Если до этого революция на человеческом уровне была прямым вмешательством Всевышнего (язык и разрыв с телепатическим прошлым, потоп и обновление человечества), то с Ибрахимом (мир ему) приходит противостояние пророка и царя. Царский статус на этом этапе истории представляет собой прямой инструмент жречества – это персонифицированное воплощение Бытия, то есть Иблиса, на земле. Пророк, возглавляющий «малый отряд», становится лидером партии Аллаха, которая бросает вызов царским прерогативам, – в первую очередь попытке контролируемого жрецами смертного существа узурпировать статус Бога в сознании подданных.
С Ибрахимом (мир ему) революция пророков приобретает человеческое лицо, длительность превращается в Историю (длительность – коллективное человеческое время). Именно благодаря Ибрахиму (мир ему) возникает понятие «ислам», которым определяется следование монотеистическим путём. Согласно Корану, Ибрахим (мир ему) был ханифом и основоположником той духовной линии, триумфальным завершителем которой стал последний пророк человечества Мухаммад (мир ему и благословение Аллаха).
Ибрахим (мир ему) распахнул в политическом смысле ворота для пришествия нового божественного посланника – Мусы (мир ему). Миссия Мусы (мир ему) заключалась в том, что он выдвинул на авансцену мировой истории первый строго политический джамаат, который противопоставил себя в открытой форме всему остальному человечеству. Это стало возможно благодаря тому, что пророк Муса (мир ему) имел прямой контакт с Аллахом (Свят Он и Велик) – непостижимым трансцендентным Субъектом, который, сохраняя всю полноту сокрытости, дал Мусе (мир ему) Скрижали как свидетельство этого парадоксального контакта.
Следует сказать, что этот контакт, логически и физически невозможный, но тем не менее абсолютно реальный, явился продолжением контакта, который был у Ибрахима (мир ему) с Аллахом, когда пророк получил от Всевышнего приказ пожертвовать первенцем. На пике повиновения своего отца Божественному повелению Исмаил – прародитель будущих арабов – был заменён жертвенным животным, и это животное стало в некотором роде предшественником и предвестием Скрижалей, полученных дальним потомком Ибрахима (мир ему) Мусой (мир ему) на горе Синай.
Важнейшей политической акцией пророка Мусы (мир ему) было не вождение евреев 40 лет в пустыне, как считают многие, а вручение мечей левитам и истребление всех тех, кто поклонился золотому тельцу во время восхождения Мусы (мир ему) на Синай. Число казнённых левитами составило больше половины еврейского народа. Это первый пример религиозно мотивированной гражданской войны, которая определила суть всей последующей мировой политики до конца истории: беспощадное кровопролитие между теми, кто исповедует культ Маммоны, и теми, кто стал «‘абдаллахами», то есть рабами Непостижимого и пребывающего вне аналогий Субъекта.
Любимый пророк Мухаммада (мир ему и благословение Аллаха) – предшествующий ему великий пророк Иса (мир ему) – был послан в мир как завершитель человеческого цикла, как новый Адам. К нему можно отнести выражение «альфа и омега»: если «альфа» – это первая буква греческого алфавита – первый Адам, то «омега» – последняя буква, завершающий «Адам» в лице Исы (мир ему).
Миссия пророка Исы (мир ему) в еврейском пространстве была, прежде всего, восстановлением ислама Мусы (мир ему), восстановлением шариата, полученного Мусой (мир ему) на Синае. Еврейство к тому времени давно заменило ислам Мусы (мир ему) «иудаизмом», который был сфабрикован вавилонскими жрецами во время увода евреев в плен приблизительно за шесть веков до новой эры. Эта пророческая миссия не завершилась успехом, поскольку вместо восстановления закона Мусы (мир ему) возникло историческое христианство, представляющее собой синкретическую псевдорелигию, где эллинизм смешан с зороастризмом и митраизмом, но изложен в терминах библейского иудейского дискурса. Эта синкретическая доктрина с греко-иранскими корнями превратилась в истинного оппонента монотеизма и наиболее жестокую духовно-деструктивную силу всемирного криптоязычества. Достаточно сказать, что колониализм с его тотальным варварским геноцидом, уничтожившим многие десятки миллионов практически беззащитных человеческих существ, – это прямой продукт христианского общества с его беспредельным фарисейством, ханжеством и беспощадностью.
Тем не менее, миссия Исы (мир ему) не могла быть напрасной, ибо он был пророк Аллаха. Он ускользнул от евреев, пытавшихся его убить, что символически означает утрату евреями связи с адамическим наследием. Кроме того, миссия Исы (мир ему) выразилась в создании предпосылок для завершения «пятидесятитысячелетнего пророческого дня» и явления последнего в истории человечества пророка Мухаммада (мир ему и благословение Аллаха).
Шестой фигурой полного пророческого цикла является последний пророк человечества Мухаммад (мир ему и благословение Аллаха). Это единственный из пророков, чей священный текст, во-первых, является прямой речью Всевышнего. Во-вторых, этот текст дан человечеству с обещанием Аллаха (Свят Он и Велик) сохранить его до Судного Дня без искажений вплоть до последней точки. Этот текст представляет собой целостное послание, переданное без вмешательства человеческого фактора.
Напомним, что первые Скрижали, которые Аллах (Свят Он и Велик) открыл Мусе (мир ему), были последним разбиты в приступе гнева по возращению с горы Синай, когда он застал евреев за поклонением золотому тельцу. После этого вторая, сокращённая, версия, полученная Мусой (мир ему), стала объектом человеческого воздействия, искажений и изменений, в результате чего Тора содержит зачастую по две версии изложения одной и той же темы с взаимоисключающим внутренним посылом. Мы не говорим уже о том, что в так называемом «Ветхом Завете» есть антропоцентрические утверждения, идущие вразрез с духом и буквой пророческой традиции, – как, например, утверждение о том, что человек есть «образ и подобие Божие».
Послание, переданное от Аллаха (Свят Он и Велик) последним пророком (мир ему и благословение Аллаха), свободно от всяких искажений и добавлений, несмотря на непрерывные попытки в течение 1400 лет исказить и разрушить Слово.
Благодаря деятельности Мухаммада (мир ему и благословение Аллаха) и его сподвижников (да будет над ними милость Аллаха) монотеизм стал глобальной темой, стержнем большой истории. На протяжении достаточно длительного периода ислам сам выступал в роли «мирового порядка», не имеющего альтернативы. Конечно, с точки зрения политического ислама, с точки зрения стратегии Духа в его борьбе против Иблиса, такая ситуация была ошибочной. Задача ислама – это борьба с мировым порядком, а не превращение в одну из его версий. Расхождение между истинной задачей ислама и тем, что фактически было реализовано в истории, определило слабость ислама как «цивилизации», слабость административной государственной структуры, в которую превратился исламский образ жизни. Заимствовав языческие модели политического самовыражения, ислам должен был проиграть мировому язычеству, которое, во-первых, не имело внутренних противоречий между идеологическим содержанием и политической формой; а во-вторых, язычество имело огромный опыт тиранической государственности (в первую очередь Рима), в то время как ислам вынужден был заимствовать государственные механизмы у своего врага. Достаточно сказать, что эта слабость в использовании чужого и враждебного опыта проявлялась впоследствии на гораздо более мелких и периферийных примерах. Так, попытка создать государство по образцу языческой имперской администрации привела к поражению Имамата Дагестана и Чечни, несмотря на то что им руководил великий имам Шамиль (да будет над ним милость Аллаха).
Исторические ошибки, которые исказили путь политического проявления ислама в истории в эпоху, последующую за праведными халифами, – это отход от Сунны пророка (мир ему и благословение Аллаха), от той идейной базы, которая заключается в его Сират (примерах, основанных на его жизнеописании). Сегодня перед мусульманами стоит задача очищения исторического опыта ислама от искажений и заимствований чужеродного и враждебного материала. Это новое и одновременно подлинное понимание Сират Мухаммада (мир ему и благословение Аллаха), новое и одновременно подлинное прочтение Сунны. Новое не означает здесь бида‘ат, то есть инноваций, вводимых человеческим фактором, «новое» – это восстановленный оригинал пророческого смысла с учётом всего предшествующего опыта и с ориентацией на завершение человеческой истории.
Концепция «ожидаемого Махди» есть во всех направлениях и школах мысли ислама, но раскрывается принципиально по-разному. Так называемые «шииты» узурпировали само ожидание Махди, превратив «махдизм» в идею сокрытия при жизни на определённо долгий срок.
По сути, эта концепция является калькой с доктрины о живом Исе (мир ему), взятом в теле «на небо». То есть в состояние той сверхтонкой субстанции, которая соответствует пятой модальности конечного, – возможность не существовать ничему.
Политический ислам отвергает это теоретизирование вокруг «ожидаемого» Махди, который якобы существует всегда и надо лишь дождаться его прихода. На самом деле «сокрытие» Махди эквивалентно его простому и непосредственному отсутствию. Всевышний пошлёт мусульманам Ведомого в тот момент, когда Умма будет этого достойна. Он будет соответствовать описаниям, содержащимся в Сунне пророка Мухаммада (мир ему и благословение Аллаха), но явится как выражение творческой энергии Божественного Замысла, а не как предопределённая личность, существующая бок о бок с нами, ожидая момента выхода на сцену. Ожидаемый Махди может быть, а может не быть, – в зависимости от качества нашего коллективного имана. Именно здесь содержится та амбивалентность, та неустойчивая «шарнирность» человеческого существования, на которых зиждется исламский вызов Бытию.
История как явление является решающим аргументом практически всех идеологий. При этом понимании история жёстко различается в зависимости от политико-идеологического круга. История в понимании либералов – это линейный процесс, который идёт от минимума к максимуму. Причём предметом роста по их формальным представлениям являются материальные блага, даваемые ими комфорт и так называемые разнообразные «возможности». Сочетание этих трёх позиций – блага, комфорта и возможности – образует феномен человеческой свободы, – опять-таки в понимании либералов. Иными словами, либеральный концепт истории представляет бесконечную длительность, сутью которой является неограниченное возрастание свободы. Естественно, когда либерал переходит к конкретизации того, что он понимает под свободой как следствием блага, комфорта и возможностей, он переходит к откровенному баналу, ярким примером чего является идея свободы выбора. В частности, в сфере потребления.
Независимому от либеральной идеологии уму ясно, что сведение свободы к проблеме выбора есть откровенная идиотизация вопроса. Достаточно простой ссылки на то, что выбор всегда обусловлен причинами, находящимися вне выбирающего: воспитание, психологические травмы, матрица и тому подобное. То есть, иными словами, любой выбор есть поведение отражения в зеркале, которая безусловно зависит от поведения оригинала перед зеркалом.