Люди не помнят, как рождаются, и не ведают, как встретят смерть, однако это ничуть не мешает им жить и наслаждаться радостями мира, устройства которого они не только не понимают, но и физически не в состоянии постичь своим убогим по меркам мироздания разумом. Неизведанное рядом, оно ежесекундно окружает нас, но остается неуловимым человеческими органами чувств. Это отнюдь не беда, а, наоборот, благо. Мы не воспринимаем то, что нам знать не положено, и сами не понимаем, какое это счастье. Те же несчастные, кому каким-то чудом удалось заступить за границы привычного восприятия, уже никогда не посмотрят на мир прежними, защищенными от ненужных человеку знаний глазами.
Путешествие по махаканскому телепорту не было простейшим перемещением тела из одной точки в другую, а скорее уж напоминало полет; быстрое, стремительное преодоление пространства, которому не могли помешать никакие преграды: ни твердь скальных монолитов, ни пласты земляных, глиняных и прочих пород. Яркое зеленое свечение мгновенно окутало Дарка, подхватило его, как пушинку, и понесло прочь не только из руин Храма Первого Молотобойца, но и из разрушенного Аргахара. К сожалению, несмотря на довольно продолжительное передвижение в подвешенном состоянии, многого Аламез не увидел, и виной тому была не столько умопомрачительная скорость самого полета, сколько яркость магического свечения, быстро выбившая слезы из глаз и заставившая мгновенно опухшие веки прикрыться. Сквозь узкие щелочки обильно окропленных соленой влагой и пронизываемых резью глаз моррон урывками наблюдал то пещерные ландшафты, тонущие во мраке, то каменную твердь, сквозь которую беспрепятственно проносился. Одним словом, он толком так ничего не разглядел вокруг себя, но зато подробно ознакомился с устройством собственного организма.
Магическая субстанция пронизывала тело Дарка насквозь и делала одежду с кожей невидимыми, а мышечные ткани полупрозрачными. В первые секунды перемещения Аламез отчетливо разглядел свои внутренние органы, преисполнился отвращением вперемешку с радостью, что в обычной жизни такое мерзкое зрелище недоступно взору, а заодно уж и возблагодарил обстоятельства, сложившиеся таким удачным образом, что он уже несколько дней подряд не ел. Настойчивые позывы желудка к выделению рвотных масс остались нереализованными, и это немного успокоило моррона, невольно приоткрывшего завесу таинства внутреннего устройства человеческого организма. К виду собственных, компактно упакованных, покрытых слизью и вдобавок мерно сокращающихся время от времени кишок невозможно привыкнуть, хотя на поле боя можно узреть и не такое…
Полученные впечатления оказались настолько сильными, что Аламез быстро унял любопытство и не очень упорствовал в попытках открыть разъедаемые слезами глаза. Большую часть пути он проделал вслепую, о чем, впрочем, ничуть не пожалел. Его тело двигалось быстро, плавно, без какой-либо тряски или сильных толчков, но вот конец путешествия никак нельзя было счесть удачным. Он разочаровал и принес ощутимую боль. Далеко не каждый может похвастаться, что падал с трехметровой высоты и при этом ничего себе не сломал. Дарк стал таким счастливчиком, хоть без ободранных в кровь коленок да пары больших кровоточащих ссадин на руках приземление, конечно же, не обошлось.
Сам момент завершения волшебного путешествия через добрую половину махаканского подземелья выглядел бы довольно комично, если бы Дарк мог наблюдать за ним со стороны, а не был бы исполнителем главной и единственной роли в этом болезненном трагифарсе, усиленном для пущей зрелищности почти смертельным акробатическим номером.
Окутывающее Дарка свечение не померкло, но внезапно утратило силу, поддерживающую тело странника в воздухе. Несомый вперед моррон мгновенно, даже не зависнув в воздухе на краткую долю секунды, полетел вниз, на каменистое дно пещеры. Впрочем, Аламез не увидел этого, поскольку не успел открыть слезящихся глаз, но зато, повинуясь инстинктам, смог вовремя сгруппироваться, что свело повреждения от падения к минимуму. Он не повалился на камни безвольным тюком, а точно встал на ноги, но, к сожалению, не смог на них устоять и тут же отлетел вперед, так что едва не слетевшие с ног сапоги высоко взмыли над устремившейся к камням головою. Сымитировав не по собственной воле прыжок огромной лягушки, Аламез приземлился на четвереньки и на этот раз не потерял равновесия, хоть ободранные до крови об острые камни ладони с коленками были весьма ненадежными опорами для дрожащего всеми мышцами туловища прыгуна.
Только слегка отдышавшись и преодолев жуткую резь, мгновенно возникшую не только в как будто объятых огнем, кровоточащих ладонях, но и в разъедаемой солью от слез слизистой век, моррон смог открыть глаза и осознать, на какой тонюсенький волосок он был близок от рокового увечья, а быть может, и от наиглупейшей смерти. Всего в пол-ладони от его обильно покрытого каплями пота лица возвышался камень с очень острыми выступами. Пролети он еще немного, то выколол бы себе глаза, а возможно, и разбил бы голову.
Дарк не сомневался, что оказывающие ему покровительство Коллективный Разум да Великий Горн помогли бы как можно быстрее залечить серьезные раны, но поскольку возможности обоих высших существ в захваченном кланом Мартел подземелье были весьма ограниченны, то на быстрое восстановление или даже воскрешение можно было не рассчитывать. Потеря времени, пусть даже нескольких дней, свела бы все его старания на нет и непременно привела бы к провалу миссии. Пока он, беспомощный, лежал бы среди камней, враги бы догадались, куда и, главное, каким способом он подевался из Аргахара, и не поленились бы провести крупномасштабную поисковую операцию как в окрестностях Марфаро, так и вблизи других захваченных ими городов подземного народа. Говоря проще, разлеживаться было некогда, ведь счет велся буквально на часы. Вряд ли дюжина махаканских воинов под руководством Румбиро Альто смогла бы удержать заброшенный храм хотя бы час, а значит, полученная им фора не превышала двух, от силы трех часов.
Нехватка времени частенько побуждает людей к совершению глупостей, о которых впоследствии приходится горько жалеть. Желание наверстать упущенное и как можно скорее завершить начатое настолько крепко овладевает разумом, что человек превращается в лошадь с шорами на глазах и не видит ничего, кроме прямого пути к цели, а ведь беда, как известно, редко смотрит жертве в лицо, предпочитая наносить коварные удары со сторон иль со спины. Прекрасно зная об этом, Дарк не спешил подниматься на ноги и сразу же неразумно шагать навстречу новым неприятностям, а вместо этого устроил небольшой привал.
Первым делом подслеповатый, плачущий, как дитя, моррон скинул с плеч котомку и отполз к более-менее ровным камням, где и уселся, широко расставив ободранные на коленях ноги. К счастью, ладони пострадали меньше, поэтому Дарк смог протереть руками слезящиеся глаза, испытывая лишь небольшой дискомфорт при движении пальцами, но никак не боль. Как только жгучая резь прекратилась и взор стал по-прежнему ясен, Аламез огляделся по сторонам.
Магическое свечение, все еще пребывавшее над головой моррона в виде изрядно потускневшего зеленого облака, перенесло его в небольшую пещеру, весьма походившую на просторную нору, в которой ранее, как минимум года два-три назад, обитал грозный хищник весьма солидных размеров. Пожелтевшие обгрызенные обломки костей каких-то крупных животных, а возможно, и гномов, валялись среди камней в хаотичном беспорядке, ничуть не вызывая тревоги в сердце случайного посетителя, а, наоборот, успокаивая. Грязно-серо-желтый цвет и далеко не съедобный вид медленно разлагающихся костяных волокон были лучшими свидетелями того, что уже долгие годы в этом укромном закутке никто не трапезничал. Не важно, умер ли пещерный хищник от старости, случайно свалился ли в пропасть или его последняя охота закончилась неудачно. Зверь давно не возвращался в свое логово, а вот его запах, наоборот, все никак не мог выветриться из плохо проветриваемого закутка, отпугивая от норы других обитателей подземелья. Только грибкам, плесени и прочим простейшим организмам, обильно покрывавшим сырые стены, был нипочем ни вид костей, покоившихся среди камней, ни специфический аромат – грозное напоминание о бывшем хозяине.
Выход из норы имелся, причем невдалеке от Дарка, однако поскольку неровный овал дыры находился в небольшом углублении чуть ниже уровня пещеры, да и уже изрядно зарос какой-то неприхотливой растительностью, моррон не мог рассмотреть, что творится снаружи. К счастью, его самого также никто не имел возможности ни почуять, ни увидеть. Видимо, именно поэтому Великий Горн перенес его и бочонки с герканскими разведчиками именно сюда; в место хоть и неприятное во всех отношениях, но вполне безопасное.
Своеобразные винные узилища, как ни странно, не разбились и даже не дали течь, хоть явно упали с той же высоты, что и Аламез. Махаканцы умели делать вещи, а уж к вопросам сохранности драгоценной бодрящей, утоляющей жажду и поднимающей настроение влаги подходили со всей своей основательностью и серьезностью. Одна бочка лежала на боку, вторая стояла рядышком, прямо посреди кучи костей. И хоть на их досках виднелось множество довольно крупных царапин, ни из одной вино наружу не вытекало.
Едва осмотревшись и отдышавшись, Дарк собирался освободить спутников, пребывавших в приятном и, по утверждению гномов, ничуть не вредном для здоровья дурманном сне, но стоило ему лишь попытаться подняться с камней, как тут же нашлось иное, куда более интересное и важное дело. Беглый взгляд, случайно брошенный на руки, заставил моррона открыть от удивления рот и часто заморгать уже пришедшими в норму глазами. Еще недавно обе ладони были разодраны, а уродливые царапины изрядно кровоточили. Теперь же, спустя всего каких-то пару минут, не более, от свежих увечий не осталось и следа, а на их месте радовала взгляд бархатистая, по-детски мягкая и розовая кожица. Ободранные коленки также заживали с поразительной быстротой и уже почти не причиняли боли при сгибании и разгибании ног. Неизвестно почему, но процессы восстановления заметно ускорились, и это притом что моррон пока не слышал Зов Коллективного Разума, да и вряд ли мог его вообще услышать, находясь здесь, глубоко под землей, где никогда не ступала нога человека. Возможности же Великого Горна в этой части подземелья были настолько ничтожны, что на его вмешательство можно было не рассчитывать. Подземное божество даже не знало, что творилось в захваченных кланом Мартел пещерах, не говоря уже о том, чтобы на что-то всерьез влиять. Таким образом, чудесное избавление от ран осталось для Дарка хоть и приятным, но необъяснимым сюрпризом.
К сожалению, так часто бывает: стоит лишь чему-то обрадоваться, как на голову тут же сваливается множество неприятностей, ладно еще, если мелких. Не успел Аламез толком свыкнуться с мыслью о только что приобретенной способности, как тут же загоревал о потере другой, той, к которой успел привыкнуть. Любование зажившими конечностями обошлось моррону слишком дорого. Он промедлил чуть меньше минуты, и в результате так и не успел освободить спящих в бочонках спутников. Тусклое зеленое свечение внезапно погасло, и тесный мирок пещеры тут же погрузился во мрак. На смену одной приятной новости пришли сразу три известия, в большей или меньшей степени значительных, но одинаково неприятных.
Во-первых, исчезновение портала означало, что Сыны Великого Горна так и не успели разобрать машину до прихода шеварийских «гостей». Природа телепортов мало изучена людьми, да и создавшие их народы вряд ли до конца знали, каким образом они действуют и, преломляя пространство, не искажают ли времени. Полет Дарка в зеленом облаке волшебной субстанции продлился чуть долее четверти часа, но это лишь для него, для живого объекта перемещения. А кто знает, сколько времени на самом деле прошло? Пока он витал под сводами пещер и пролетал насквозь земляные пласты, шеварийцы могли успеть не только дойти до города, но и, перебив одичавших горожан, пойти на штурм тайных залов храма. Румбиро приказал оборвать связь с уже перенесшимся на расстояние многих миль морроном, чтобы еще одно изобретение махаканских мастеров не досталось ненавистному врагу. Таким образом, на помощь старого друга Аламезу не приходилось рассчитывать, как, впрочем, и на то, что он когда-нибудь увидит его живым. Там, вдалеке, сейчас гремел бой (если, конечно, все уже не было кончено), неравный и ожесточенный. В Храме Первого Молотобойца погибала кучка отважных гномов, у которых не было ни единого шанса против большого отряда озлобленных врагов. Дарк был не в силах помочь им, и осознание этого сводило с ума.
Во-вторых, Аламез лишился дара видеть во тьме, что значительно осложняло успешное выполнение миссии и просто жизнь в подземелье. Нужно было срочно раздобыть какой-нибудь источник света, но где и как найти огонь или заменяющий его светящийся магический раствор, моррон пока не представлял.
Третья неприятность состояла в том, что выход из этой незавидной ситуации Дарку предстояло найти в одиночку. Вскрывать бочонки в темноте было не только неудобно, но и очень опасно для здоровья находящихся внутри. Инструментов под рукой не оказалось, а все оружие моррона – что меч, что дротики – было отравлено сильно действующим ядом, от которого, кстати, даже не имелось противоядия. Одно лишь неловкое движение руки, один лишь крохотный порез на теле разведчиков, и вместо живых и невредимых союзников Аламез получил бы бездыханные трупы, которые к тому же нужно было еще и как-то умудриться впотьмах похоронить. Но если бы даже откупорка крышек и прошла успешно, то что бы это дало? Ровным счетом никаких преимуществ, одна лишь сплошная морока. Дарк с трудом представлял, как будет плутать во мраке подземных пещер, с опаской прислушиваясь к каждому шороху и постоянно держа оружие наготове. Ну а то, что ему вдобавок еще и предстояло приглядывать за парочкой непоседливых, чересчур разговорчивых недотеп, обильно источающих винные пары, вообще не укладывалось в довольно широкие рамки его воображения. Дожидаться же его возвращения в пещере разведчики бы точно не стали, хотя бы потому, что им просто-напросто нечем было заняться, да и Ринва явно усомнилась бы в благородстве ушедшего на поиски огня моррона. Люди так уж устроены, они всегда мерят других по себе, и если сами способны на подлость, то ожидают гадких поступков и от ближних.
С трудом найдя на ощупь котомку, Дарк повесил ее на плечо и вынул из ножен меч, который и палкой слепого мог послужить, и при случае помочь отразить внезапную атаку незаметно подкравшегося зверя. О подземелье вблизи Марфаро моррон практически ничего не знал, но вполне допускал, что в округе водятся хищники, в отличие от него прекрасно ориентирующиеся во тьме. Несколько секунд постояв и прислушавшись к тишине как будто вымершего подземелья, Аламез стал медленно продвигаться к выходу из норы. Он шел осторожно, практически крался, тщательно ощупывая носком сапога каждый камень, на который собирался ступить. Подвернутая лодыжка, новые ушибы или растянутые при падении мышцы моррона не страшили, в отличие от боязни нашуметь и тем самым привлечь к себе внимание диких тварей или, того хуже, находившихся в подземелье вампиров.
Подземелье Махакана приготовило для моррона и его пока мирно спящих спутников много новых сюрпризов, но далеко не все из них были неприятными и грозили опасностями; некоторые, наоборот, даже радовали и вселяли надежду. Одним из таких неожиданных подарков судьбы стало то, что диковинная растительность, густо поросшая у входа в оставшуюся без свирепого хозяина нору, не только ужасно кололась и вызывала жуткий зуд при малейшем соприкосновении с кожей, но и, как впоследствии оказалось, мешала проникновению внутрь естественной выемки в скале света и звуков. А на самом деле местность, куда переместился моррон вместе с двумя бочонками спутников, не была такой уж устрашающе темной и дикой, как это казалось изнутри.
Когда ничего не видящий, действующий вслепую Дарк только начал продираться сквозь заросли прочных и тонких стеблей, обладающих множеством крошечных, ядовитых шипов, то он не только заработал первые раздражения да ожоги на шее, руках и не защищенных разодранными штанами коленках, но и прозрел, а заодно обрел способность слышать. Чем реже становилась поросль беспощадно вырубаемых мечом стеблей, тем ярче становился свет, стремившийся снаружи, и тем отчетливей слышались звуки, природа которых, как ни странно, была моррону ясна и понятна. Это был стук, точнее, непрерывная череда стуков, выбиваемых добротными горняцкими кирками из монолита скалы. Одно только это уже говорило о многом, позволяло сделать весьма обнадеживающие выводы о положении дел в этой части огромного подземного мира.
Окрестности Марфаро не были мертвы. Его горожане, сначала пережившие сильнейшие обвалы, а затем попавшие под власть заявившихся в Махакан чужаков с поверхности земли, не одичали, как аргахарцы. Они сообща добывали породу, а значит, сохранили ремесло и целостность своей общности. Такой непрерывный, насыщенный звук могли выбивать из камней не одна кирка и не две, а добрые полсотни крепких горняцких инструментов. Эта новость не могла не обрадовать. Она была воспринята морроном, как полная котомка счастья, нежданно свалившаяся прямо на голову. Даже если горняки из Марфаро находились в услужении у шеварийских вампиров и были вынуждены добывать для них богатую минералами руду, то они все равно оказали бы ему поддержку. Гномы всегда останутся гномами. Они работящий, вольный и гордый народ, способный терпеть гнет и ярмо лишь до поры до времени. Из махаканцев получаются плохие рабы, с виду смиренные и покорные, но на самом деле лишь ждущие подходящего момента, чтобы глубоко вонзить в спину захватчикам остро заточенную кирку.
Конечно, мирные рабочие владели оружием гораздо хуже, чем Сыны Великого Горна, брони у них практически не было, да и о боевой дисциплине со строем они даже краем уха не слыхивали, но зато на их стороне была недюжинная физическая сила, помноженная на проворство, врожденная смекалка и численный перевес. Даже если население Марфаро теперь составляло не более тысячи тружеников и примерно столько же членов их семейств, то все равно из горожан могла получиться довольно грозная армия, способная не только выбить из подземелий чужаков-вампиров и их прихвостней – шеварийцев, но и разгромить главную цитадель клана Мартел. В отличие от наемников и солдат королевских войск, народными массами движут не деньги и не отменное оснащение, а идея и мудрый, авторитетный лидер, способный ее правильно преподнести и обладающий азами воинского дела. Дарк был вполне готов таким вожаком стать, ведь ему покровительствовал не только Коллективный Разум, но и Великий Горн, порой даже снисходящий до ругани прямо ему в уши, а уж опыта в сражениях и походах Аламезу было не занимать. Нет, конечно, как командир он и в подметки не годился Румбиро Альто, по крайней мере, здесь, в подземельях. Но старого друга, возможно, и в живых уже не было, а он был лучшим из тех, кого Великий Горн мог предложить на роль полководца стоически преодолевающим тяготы и невзгоды жителям Марфаро.
Любая, даже самая трудная и опасная работа спорится, когда есть цель. Не обращая внимания на все нарастающий зуд в теле и вновь заслезившиеся глаза (в которые, кажется, попала капля-другая ядовитого сока), Аламез быстрее заработал мечом и всего за несколько минут почти прорубил себе путь наружу. До полного истребления враждебных растений оставалось не более полдюжины взмахов, когда уже попривыкшим к свету глазам моррона предстала картина, заставившая его в корне поменять план действий и быстро лечь, точнее, упасть плашмя прямо на источающие ядовитый сок листья и стебли.
Сквозь прорубленную в плотном заслоне из стеблей дыру открывался прекрасный вид на небольшое подземное плато, оказавшееся активно разрабатываемым карьером. Благодаря тому что выход из звериной норы находился почти на два метра выше уровня пещеры, а сама площадка, на которой проводились горняцкие разработки, была освещена светом нескольких дюжин факелов и четырех ярко горевших костров, от Дарка не ускользнула ни одна, даже самая незначительная, деталь процесса добычи руды так называемым открытым, или карьерным, способом. Представшие перед взором моррона подробности не только вынудили его вести себя необычайно осторожно и не высовываться из укрытия, но и подрезали крылья мечте о поднятии в порабощенном Марфаро восстания.
Как он чуть ранее правильно определил по звуку, скалу разбивали кирками около полусотни чумазых гномов, еще столько же низкорослых крепышей были заняты вспомогательными делами. В самой работе горняков не было ничего необычного: глыбы отделялись от скалы, особенно крупные из них измельчались ручными камнедробилками, а затем перетаскивались на подводы и вывозились. В принципе моррон так себе и представлял нелегкие трудовые будни на рудниках, приисках, каменоломнях, лесопилках и прочих местах добычи природных ресурсов. То, что Дарк увидел в махаканской пещере, вряд ли чем отличалось от труда каторжников на поверхности земли, даже вывоз камней, и тот велся, так сказать, по-человечески, с использованием в качестве тягловой силы лошадей, а не мускулистых, приземистых гномов.
Насторожило же Аламеза совсем иное, а именно: смехотворно малое число практически не вооруженных надсмотрщиков и необычный внешний вид самих рабочих, уж чрезмерно усердно занимавшихся подневольным трудом. Соглядатаев было всего четверо. Все они были людьми, причем довольно щуплыми с виду и вооруженными только легкими арбалетами да короткими мечами. Отсутствие на их широких поясах плетей, дубинок, палок и прочих инструментов поддержания порядка в толпе рабов нельзя было объяснить, руководствуясь лишь здравым смыслом, поэтому моррон не стал делать поспешных выводов, но взял эту странность на заметку. Обычно надсмотрщики хоть нехотя, хоть вполглаза, но приглядывают за рабами, и уж если не заставляют их шевелиться быстрее ударами по спине, то хотя бы следят, чтобы подопечные подолгу не рассиживались и не устраивали между собой склок. Этим же недотепам не было до процесса добычи никакого дела; да и страх, что кто-нибудь из рабов сбежит, вряд ли посещал их головы. Рассевшись у одного из костров, четверо, судя по одеждам и шляпам, шеварийцев жарили на огне мясо, беспечно пили вино и устало играли в карты, даже не утруждая свои уста лишними разговорами. То же, что происходило вокруг, их как будто вовсе не касалось. Они даже не подумали окликнуть с полдюжины уставших гномов, когда те, отложив кирки, отошли от места добычи, расстелили на камнях подстилки и улеглись спать. Как ни странно, но такое наплевательское отношение к руководящей работе никак не вредило делу. Рабы трудились так быстро, как только могли, и не думали отлынивать от нелегкой участи махать киркой да таскать камни. Что же касалось побега, то свобода махаканцам, по-видимому, была вовсе не нужна.
Аламез повидал многих гномов, но ему еще ни разу не доводилось видеть таких покорных и в своем роде безликих существ, похожих друг на друга, как братья-близнецы, и разительно отличавшихся от привычного образа махаканца. Одежда рабочих состояла лишь из запыленных штанов, о первоначальном цвете которых оставалось только догадываться, и драных безрукавок-роб, надетых прямо на голое тело. Но более всего поразило Дарка отсутствие у рабочих волос, причем не только на головах, но и на мускулистых торсах. К виду гладких, наголо обритых шаров вместо голов было трудно привыкнуть, а уж безбородость подневольных горняков настолько шокировала Дарка, что он даже подумал, а не стал ли он жертвой каких-то бессмысленных иллюзорных чар, наведенных неизвестно кем и неизвестно зачем.
Удивление, которое можно было сравнить с шоком, довольно скоро прошло, но Аламез все еще продолжал неподвижно лежать, завороженно наблюдая за работой карьера. Махаканцы трудились дружно, подобно муравьям, и усердно совершали лишенные какого-либо разнообразия механические действия. Одни кололи скалу, другие дробили камни, третьи таскали их и укладывали на подводы, а четвертые увозили груженные рудой телеги в неизвестность черневшего вдалеке подземелья. Когда они уставали, то спали, а едва поднявшись, тут же снова брались за работу. Процесс добычи шел без малейшего вмешательства со стороны надсмотрщиков, так что моррону даже стало непонятно, а зачем они вообще нужны? Вернуться к баракам по окончании смены гномы и без них бы смогли, раз уж помыслы о свободе были им чужды. Ну а что касалось угрозы нападения хищников, то кирка в натруженной руке гнома куда более грозное оружие, чем меч, сжимаемый потной ладошкой щуплого ленивца-надсмотрщика. Ответ на этот вопрос невозможно было найти, по крайней мере сейчас, когда Дарк еще ничего толком не знал о жизни в Марфаро, да и пока его голова была занята совершенно иными мыслями.
Близость выхода из норы к карьеру, с одной стороны, не только решала задачу поиска огня, но и давала возможность получить от гномов ценные сведения о положении дел в округе. Вряд ли шеварийские господа удосужились изучить язык рабов, скорее, наоборот, они обучили покоренных махаканцев своей речи, так что непреодолимого языкового барьера не возникло бы. Герканский был схож с шеварийским, и поэтому моррон с гномами как-нибудь друг друга да поняли бы. С другой же стороны, его появление на месте разработки горной породы напрочь лишало Аламеза преимуществ внезапности и скрытности. Дарк быстро оценил рельеф открытой местности и понял, что как бы осторожно ни выполз он из укрытия, как бы умело ни прятался среди камней, но все равно был бы почти сразу замечен четырьмя шеварийцами, уже дожарившими мясо и с охотой приступившими к его поглощению. Так или иначе, но бездействовать моррон не мог, а любой шаг, предпринятый им, привел бы в итоге к необходимости вступить в бой. Скрытно обогнуть карьер не удалось бы, ну а прикидываться заплутавшим дурнем было глупо по многим причинам. Во-первых, Дарк не знал языка захватчиков, а если бы каким-то чудом и умудрился выдавить из себя пару фраз на нем, то с множеством ошибок и жутким герканским акцентом. Во-вторых, его поистрепавшийся наряд был далеко не чудаковатого шеварийского покроя, что сразу бросалось в глаза. И в-третьих, надсмотрщики явно знали всех своих соотечественников в подземелье уж если не по именам, так в лицо.
Схватки с тощими увальнями у костра Аламез не боялся, но вот гибель или пропажа четверых людей обеспечила бы скорое появление в округе нескольких поисково-карательных отрядов и привела бы к крайне нежелательному усилению врагами мер безопасности. Самое страшное, что могло бы случиться и чего Аламез больше всего боялся, – это того, что вампиры закроют проход, соединявший оккупированные ими махаканские пещеры с главной цитаделью. К примеру, он бы сам, окажись на месте командира местного гарнизона, именно так бы и поступил – отрезал бы зону поиска вражеских диверсантов от стратегически важных объектов, скорее всего, и являвшихся целью их появления в глубинке чужих тылов.
К сожалению, выбора у Дарка не было. Он должен был действовать, причем не дожидаясь, пока отряд гномов закончит работу и побредет отсыпаться в бараки. Добыча на карьере, скорее всего, велась непрерывно, а на смену отработавшим свое горнякам наверняка тут же приходил новый отряд отдохнувших и преисполненных свежими силами рабочих. Таким образом, отлеживание боков на ворохе свежесрубленных ядовитых стеблей только утомило бы его, но никак не поспособствовало бы успеху вылазки.
Только очень неуверенные в себе люди, просчитав ситуацию и приняв решение, продолжают колебаться и ждать неизвестно чего. Как только Аламез пришел в своих рассуждениях к единственно приемлемому выводу, то сразу же и поспешил воплотить его в жизнь, позабыв обо всех сомнениях и уповая на то, что подленькое вмешательство проказницы Фортуны не загубит все дело. С трудом оторвавшись от обильно выделявшей соки подстилки, Дарк вернулся к работе мечом и за несколько взмахов расширил брешь в зарослях до размера, позволяющего пролезть самому и чтобы не застряла котомка, мотавшаяся за спиной. Затем моррон оторвал от левой штанины большой кусок относительно сухой материи, протер им меч, включая рукоять, на которую попало несколько брызг, после чего убрал оружие в ножны. Так необходимо было поступить из соображений предосторожности, поскольку неизвестно, какое действие оказала бы ядовитая влага на уже отравленное лезвие. Появление на клинке ржавчины могло стать далеко не худшим последствием. Дарк боялся, что попавший на клинок сок мог ослабить или вовсе нейтрализовать действие впитавшегося в поверхность металла яда «матерого убийцы». К сожалению, поведавший ему секрет смертельного растительного яда гном не рассказал, можно ли смачивать уже отравленный «му» клинок в других ядах или растворах магического свойства; не рассказал, потому что, скорее всего, сам не имел о том ни малейшего представления. Все-таки он был простым караванщиком, великодушно поделившимся с Дарком собственным жизненным опытом, а не всезнайкой-ученым. Так что во избежание случайной порчи оружия не грех было и подстраховаться, хоть это и стоило пары новых ожогов на пальцах.
На пару секунд закрыв глаза и задержав дыхание, моррон сосредоточился и мысленно проиграл свои действия во время предстоящей вылазки, учтя все, что только можно было учесть: и расположение на плато крупных камней, за которыми можно было бы спрятаться; и расстояние до костра, вокруг которого чревоугодничали шеварийцы; и оптимальный маршрут передвижения, проходивший как можно дальше от места выработки. Моррон не брался предсказать, как поведут себя уж слишком покорные горняки, заметив подкрадывающегося к хозяевам чужака: придут ли на помощь, притворятся слепыми или, наоборот, накинутся на него, стремясь разбить голову кирками? Поведение рабов зачастую непредсказуемо; оно зависит от многих обстоятельств, и прежде всего от того, чем в большей мере преисполнены сердца угнетенных: ненавистью, апатией или страхом. Так что Дарк решил не искушать судьбу и на всякий случай прятаться не только от будущих жертв, но и от многочисленных свидетелей его преступления.
Позволив воображению завершить сцену предстоящей боевой вылазки, Аламез открыл глаза, всего одним глубоким вдохом набрал полную грудь воздуха и приступил к действию. Сильно оттолкнувшись обеими ногами от хрустящего под сапогами вороха иссохших стеблей, моррон прыгнул в прорубленную дыру, вытянув вперед руки. После быстрого переворота в воздухе тело Дарка мгновенно сгруппировалось и не подвело хозяина, приземлившись на полусогнутых ногах точно там, где он и хотел, причем не потеряв при этом приобретенного во время воздушного кувырка через голову мощного поступательного импульса. Едва ступни коснулись камней, как Дарк, повинуясь влекущей его вперед силе, вновь прыгнул через голову, но только слегка развернув корпус вбок, так, чтобы приземлиться уже не на открытом месте, а за грудой камней, достаточно внушительной, чтобы за ней на какое-то время спрятаться.
Не очень сложный по меркам опытных акробатов двойной прыжок с полуразворотом корпуса прошел довольно успешно, хоть высшей оценки публики (если бы, конечно, она поблизости имелась) явно не заслужил бы. Исполнивший трюк дилетант ошибся в самом конце и в результате слегка вывихнул левую руку в кисти да лишился нижней части правой штанины, тем самым окончательно завершив превращение своих многострадальных штанов в ободранные по краям, короткие обноски, которые люди только через семьсот лет придумают и назовут «шортами». Теперь Аламез, как и шеварийцы, выглядел нелепо, но отличий в покрое платьев от этого ничуть не поубавилось. Шут и подзаборный пьянчужка оба смешны, но только каждый по-своему. Примерно такая же разница и возникла между потрепанной одеждой оборванца-моррона и почти новыми платьями надсмотрщиков, даже в подземелье ходившими в деревянных башмаках, очень напоминавших тюремные колодки, и носившими сужающиеся книзу штаны, едва прикрывающие коленки. Но верхом нелепости иноземной моды были черные короткие чулки, которые чудаки-шеварийцы крепили к тонким кожаным надколенным ремешкам ярко-желтыми ленточками.
…Походная жизнь трудна и опасна, но зато в ней имеется множество приятных преимуществ. Самое большее из них состоит в том, что можно не заботиться о своем внешнем виде. В обычные будни никому и в голову не придет выйти на люди в драных штанах или в их непристойно укороченном варианте. Ну а когда солдат подкрадывается к врагам, то такие пустяки волнуют его в последнюю очередь. Невидимая смерть уже парит над местом будущей схватки, и все мысли воина лишь о том, как бы избежать рокового знакомства с острым лезвием ее косы.
Едва приземлившись за камнем, Дарк не горевал из-за ерунды, а тут же занялся делом, прагматично обращая потери во благо. Ничуть не заботясь о чистоте оторвавшегося куска материи, моррон надкусил его зубами, а затем разорвал на два неравных лоскута. Больший выкинул, ну а из меньшего смастерил некое подобие повязки на поврежденную кисть. Долее четверти часа она, конечно, не продержалась бы, но этого времени вполне хватило бы не только для свершения убийства надсмотрщиков, но и для расспроса гномов.
Пока Аламез был занят перевязкой, повскакивавшие с насиженных мест шеварийцы озирались по сторонам и громко между собой болтали. Из-за непрерывного стука молотков, кирок и прочих инструментов Дарк не слышал слов оживленной беседы, только их несвязные обрывки, но прекрасно знал ее содержание. Надсмотрщики не увидели самого прыжка, но зато отчетливо расслышали его завершение и теперь терялись в догадках, а что же это, собственно, было: упал ли со скалы камень, оступился ли подкрадывающийся к ним зверь или что-то еще, случайное и незначительное? Естественно, о том, что в подземелье может оказаться вооруженный герканец, шеварийские рабовладельцы даже не подумали, поскольку, во-первых, война шла очень далеко от этих мест, а во-вторых, махаканское подземелье никак не сообщалось с поверхностью земли. Вход в него был лишь один – через неприступное логово клана Мартел, к которому Дарк и пытался подобраться.
Если бы хоть тень опасения повстречать здесь врага промелькнула в беспечных головах надсмотрщиков, то они не допустили бы грубой ошибки, существенно облегчившей моррону задачу. Осторожно выглянув из-за камня и тут же спрятавшись обратно, Дарк, к своей радости, отметил, что все идет даже лучше, чем задумывалось. Он рассчитывал, что встревоженные шеварийцы быстро успокоятся и вернутся к еде, дав ему шанс подобраться к костру поближе. Они же поступили крайне неосмотрительно, разделив свои силы и не оставив себе ни единого шанса сбежать. Двое действительно вернулись к бутылкам да тарелкам и, синхронно плюхнувшись на нагретые подстилки, тут же занялись выпивкой. Третий надсмотрщик, судя по всему, главный, отошел от костра на пяток шагов и, без стеснения приспустив штаны, принялся справлять малую нужду на глазах у своих товарищей и доброй сотни рабочих. Проведать же, что свалилось со скалы, как водится, отправился самый молодой и неопытный из ленивцев. Прежде чем пойти к глыбе, за которой скрывался моррон, он не только не удосужился вернуться за оставленным у костра арбалетом, но даже не обнажил меча. Ступая по россыпи мелких камней, парень вовсе не думал таиться, наивно полагая, что из-за грохота в карьере ни его пыхтения, ни стука его нелепых деревянных башмаков никто не услышит.
Дарк довольно точно представлял, на каком удалении находится медленно подходивший к нему шевариец, и, когда расстояние сократилось до двух-трех шагов, бесшумно достал из котомки первый дротик, который вовсе и не думал метать. Зачем выглядывать из укрытия и утруждать свою руку броском, когда враг сам собирается сюда заглянуть и подставиться под смертельный укол? Начав обходить большой камень справа, молодой надсмотрщик не успел заметить прятавшегося за ним моррона. Едва он оперся о глыбу левой рукой, как почувствовал острую боль, пронзившую икроножную мышцу правой ноги, а уже в следующий миг медленно сползал грудью по камню и был не в состоянии что-либо чувствовать, видеть, слышать иль ощущать. Охранник умер мгновенно, как только яд «матерого убийцы» попал ему в кровь. Хотя уж если быть до конца точным, Аламез не был уверен, как быстро беспечного парня настигла смерть. О действии «му» на людей махаканским караванщикам не было ничего известно. Скоре всего, она наступала мгновенно, но нельзя было исключать и другой возможности, что этот сильный яд сперва вызывал у жертвы человеческого вида паралич, потерю сознания и чувствительности, а уж затем, через десяток-другой секунд, приводил к остановке сердца. С научной точки зрения это было важно; но с практически-прикладной – совершенно несущественно…
Развалившиеся у костра чревоугодники не услышали звука падения тела и не увидели его, поскольку не отрывали глаз от тарелок. Не обратил внимания на происшествие и обладатель неимоверно большого мочевого пузыря, хоть стоял к глыбе вполоборота и мог краем глаза заметить сползавшего по ней мертвого товарища. Беспечность врага всегда играет на руку расчетливым диверсантам, точно знающим, когда нужно притаиться и ждать, а когда приступить к решительным действиям.
Не желая прошляпить волшебный момент неведения, Дарк быстро выскочил из-за камня и помчался со всех ног к костру, стремясь сократить расстояние для броска, пока шеварийцы не подняли голов. Аламез знал, что метает дротики плохо, и поэтому боялся промазать с дальней дистанции. С десяти-двенадцати шагов даже такому новичку, как он, был гарантирован успех, ведь для смертельного исхода не нужно было попасть точно в голову или сердце, достаточно лишь слегка оцарапать врага. Первыми должны были умереть трапезничающие у костра, а уж затем все еще не прекративший «водную процедуру» командир. Очередность целей была установлена морроном на основе весьма логичного рассуждения: на то, чтобы вскочить на ноги и выхватить мечи, понадобится гораздо меньше времени, чем на то, чтоб насильственно оборвать все еще протекавший естественный процесс и подтянуть штаны. Парочка едоков представляла для него большую угрозу, а значит, должна умереть первой.
Опасения моррона были верными. Грозное метательное оружие пока не слушалось не умевшей им владеть руки и летело в цель с точностью, достойной осмеяния. Первый бросок был самым позорным. Дарк метился в голову надсмотрщику, восседавшему справа, а попал его соседу в плечо, причем дальнее от цели. Как бы там ни было, но раненый шевариец тут же уткнулся в миску лицом, а значит, треть дела была сделана. Не дав остальным опомниться, Аламез выхватил из котомки второй смертельный снаряд и метнул его, практически не целясь. Если бы увидевший не только приготовившегося к броску убийцу, но и мертвого товарища по застолью враг не вскочил бы на ноги, а остался сидеть, то его жизни ничего бы не грозило. Недостаточно хорошо сбалансированный и далеко не идеально обточенный дротик, петлявший в полете вокруг своей оси, пролетел бы у него над головою и упал на камни в дюжине метров позади от костра. Так же он вонзился почти подпрыгнувшей кверху мишени в левую руку чуть ниже плеча, и хоть тут же выпал (чуть-чуть подточенный гвоздь проделал неглубокую ранку в мышцах и не смог основательно застрять в ней), но яд крови передал. Разок шатнувшись и трижды ругнувшись, едва вскочивший на ноги враг бессильно рухнул обратно, загасив своим уже мертвым телом догоравший костер.
Быстрая и странная смерть товарищей просто не могла не привлечь к себе внимания надсмотрщика, к тому времени уже закончившего снабжать влагой проросшую между камней травку и поспешно пытавшегося закрепить на тощих бедрах только что подтянутые штаны. Он почти успел, почти справился с задачей, когда отравленный смертельным ядом дротик вонзился в его часто вздымавшуюся грудь. На этот раз Дарк не промахнулся, а попал, куда метил, но только потому, что не поленился пробежаться и сократить дистанцию до пяти шагов. В принципе с такого малого расстояния вообще не имело смысла бросать, но Дарк решил быть последовательным до конца и еще немного попрактиковаться в метании.
Как ни странно, но сильнейший из известных людям ядов, всего за неполную минуту убивший троих, не оказал на старшего надсмотрщика никакого воздействия, разве что разозлил. Завершая опоясывание левой рукой, щедро рассыпавший проклятья и злобно вращавший налившимися кровью глазами шевариец выдернул из груди самодельный дротик со ржавым наконечником и, как ни в чем не бывало, отбросил его в сторону. Затем он выхватил меч и попытался встретить подбежавшего Дарка мощным рубящим ударом по левой ключице. Как почти всегда бывает, кто сильно бьет, зачастую неповоротлив и медлителен. Обладавший, как оказалось, не только могучим мочевым пузырем, но и иммунитетом к смертельному яду шевариец не стал исключением из этого правила. Он сделал слишком большой замах, слишком далеко отвел назад руку и, как следствие, дал Аламезу шанс ударить на опережение. Пропоров острием клинка недотепе бок, Дарк не стал принимать все-таки отправившийся в полет меч противника на свою сталь, а отпрянул на два шага назад и великодушно позволил тяжелому, но короткому оружию рассечь перед собой воздух.
Не желая терять драгоценное время да и не видя смысла в том, чтобы издеваться над недостаточно подготовленным противником и заставлять его истекать кровью, Аламез завершил скоротечную схватку неглубоким, но быстрым выпадом с уколом в грудь, а точнее, прямо в сердце. В отличие от дротиков, которые он только начал учиться метать, мечом Дарк владел достойно, и поэтому ему не понадобилось второй попытки. Промахнувшийся и вновь ринувшийся в атаку враг повстречался с клинком моррона, испустил тяжкий вздох, выронил оружие, упал и уже более не подавал признаков жизни. Природа щедро наградила шеварийца иммунитетом к опасному яду, но почему-то вставить стальное сердце в грудь позабыла.
Поскольку вокруг не нашлось трофеев, достойных внимания, а подъедать жалкие объедки с почти опустошенных тарелок Аламезу не хотелось, он сразу приступил к сбору дротиков. Когда же последний из обагренных вражеской кровью метательных снарядов вернулся в котомку, моррона поджидал очередной сюрприз, от которого его мертвая кровь на краткий миг даже застыла в жилах…