Локдаун

1

В этой стране всегда чувствовалось желание проявить себя где-то там за границей, так как здесь тебя было еле заметно, но в то же время, не давало покоя ощущение никому ненужности и за той же самой границей. В этот год практически всю планету закрыли на карантин, и для полноты картины не хватало только вывески у входа в атмосферный слой с надписью «Перерыв. Буду не скоро». Новая для простого народа и давно, но мало изученная медицинскими дядями и тётями инфекция под названием КОВИД19 или просто коронавирус, гуляла по уголкам Земного шара, захватывая с собою благосостояние народов, экономики политических титанов, терпение заядлых путешественников и тех, кому просто не сидится дома; ну и само собой в добычу превращались и жизни менее толерантных к этой болячке людей. Лидеры мировых держав пустились наперегонки за изобретение вакцины, так как всякими карантинными мерами они уже успели попортить нервы гражданам и надо было как-то возмещать доверие. Параллельно росла безработица и статистика преступлений, в том числе и самоубийств, ибо не каждому обитателю этой планеты посчастливилось родиться домоседом или интровертом, следовательно, однообразие повседневной жизни и посиделки дома без какой-либо занятости своё кровожадное дело выполнили аккуратно.

Летом того самого полного катастрофами и хаосом года двадцатишестилетнему Ризвану пришлось переживать последствия локдауна1 в деревенском доме родителей. Это была деревня, которую и деревней-то не назовёшь, так как в этой стране был предрассудок, что асфальтированным дорогам следует пролегать исключительно через улицы и проспекты городов, а асфальт в этой не очень глухой деревне какой никакой лежал смирно со своими кочками и бугорками. Ризван был типичным молодым человеком, который под влиянием современного восприятия жизни считал, что человек начинает стареть после двадцати пяти лет. Объяснял он это тем, что за его плечами стояли школа в большинстве с не приятными воспоминаниями, университетские годы, которые прошли весело и беззаботно, но в итоге не оправдавшие надежды на головокружительную карьеру, и армия, которая оказалась не такой уж кошмарной, но все равно, попортившей здоровье и отнявшей целых полтора года. Коротко говоря, жизнь не удалась.

Он был среднего телосложения и роста брюнетом с карими глазами, парнем, за которым в начальной школе гонялись девочки и завидовали мальчики, с излишком хвалили учителя и любили мамины подруги, но когда Ризван вступил в трудный подростковый возраст, вся эта слава вместе с изнеживанием и признаниями в любви куда-то испарилась. Перехвалили что ли?

Любовь к чтению ему привил отец, научивший Ризвана читать по телефонному справочнику ещё до поступления в школу. Чтение классической литературы делало Ризвана чужаком среди сверстников, по крайней мере, до поступления в институт, где у человека появляется масса возможностей найти своё окружение. Он считал проявление агрессии даже в целях самозащиты дурной чертой характера, несмотря на то, что за такой ход мыслей ему не раз приходилось терпеть обиды в свой адрес. Оставаясь наедине с собой, он представлял себя общительным и влиятельным, переживал различные вымышленные трудности, доходя даже до репетиции своей трагической смерти и следующими за ней похорон, и после всего этого шквала фантазий крепко засыпал, чтобы на завтрашний день проспать университет или работу. Попадать во всякие истории или хуже того, передряги было не в его интересах, что говорило о ленивой и пассивно не рискующей природе Ризвана – он просто не представлял себе, как выходить из того или иного трудного положения. В такие моменты Ризван всегда полагался на помощь друзей, мало того, они часто думали за него, как бы выкрутиться из кажущейся их другу паникёру безвыходной ситуации и каждый раз трудные решения за Ризвана принимал кто-то другой.

– Я им отплачиваю вниманием и преданностью, поэтому я со всеми в расчёте, – с уверенностью оправдывал свою пассивную позицию Ризван.

Этот год (кстати говоря, високосный) напоминал марафон плохих новостей, причём досталось и потомственным беднякам, и толстосумам. Все, кому не лень проводили параллели с антиутопическими романами, мол, дожили. Все эти принудительные карантинные меры по ношению медицинских масок, соблюдения социальной дистанции (при том Ризвана больше раздражало неудачное определение понятия «физическая дистанция»); уничижительная частота повторений напоминания о необходимости мытья рук с мылом – конспирологи ликовали. Один лишь Ризван смотрел на всё это не столько спокойно, сколько смиренно – он просто чувствовал себя бессильным перед всеми неприятностями пандемии, а друзья всё-таки были заняты отчаянными попытками найти выход из круговорота сует, чтобы элементарно не зависеть от родителей. Поэтому проблемы так и накапливались и оставались нерешёнными никем. Он мечтал…

… Мечтать у Ризвана получалось на чуточку лучше, чем спать, ведь в отличие от сновидений, мечты не могут напугать тебя неожиданным поворотом, провалом в пропасть, отказом голоса, когда надо звать на помощь. Тут бразды правления редко ускользали из рук, но Ризван всё равно умудрялся намечтать себе трагические развязки, так, что плакать хочется, а этого он не умел, ибо предпочитал мокрым струям из глаз душевные слёзы. Он любил создавать конфликтные ситуации в своём воображении и после долгих перепалок (редко доходящих до рукоприкладства), восторжествовать над противником, заставив последнего впредь бояться сунуться к Ризвану за выяснением отношений. А Ризван утешался, хотя и знал, что в реальности не осмелится даже брови нахмурить в лицо обидчика.

Ризван мечтал о Нобелевской премии или Грэмми. Оскара ему не надо было, так как он не был заинтересован в кинематографе. Но наверно, нетрудно догадаться, что Ризван не был ни писателем, ни, уж прости Господи, певцом.

– Любить петь и уметь петь – две разные вещи! – говорили ему друзья, которые были вынуждены терпеть его любовь к подпеванию вместе с музыкальным проигрывателем.

– Да где вы все были, когда я в начальной школе выступал на сцене нашего района и завоевывал сердца слушателей? – отвечал Ризван. И это было правдой до тех пор, пока природа не сломила его тонкий голос. Но слух-то остался!

Несмотря на хорошие оценки по русскому языку, писатель из него был так себе – мешало владение тремя языками, два из которых приходилось применять в повседневной жизни. Получалось так, что думал он на русском, а говорить приходилось на языке этой страны, тем самым у Ризвана получался словесный компот.

Но ему очень хотелось прославиться либо пением, либо писательством. Увы, не хватило смелости или просто хватило самокритики не браться за то, чём не сможешь блеснуть. И эти мечты остались лишь маленькой шалостью Ризвана, о которой не нужно говорить никому, иначе засмеют или ещё хуже, посоветуют испытать в себе деятеля искусства.