Локон с Изумрудного моря

1. Девушка

На Скале посреди океана жила девушка.

Однако океан был совсем не похож на тот, который, возможно, вы себе вообразили.

И Скала была совсем не похожа на ту, что вы представили.

А вот девушка вполне может быть той, что возникла в вашем сознании, – при условии, что вам она видится вдумчивой, нежной и обожающей коллекционировать чашки.

Люди частенько называли девушку обладательницей роскошных волос пшеничного цвета. Однако некоторые считали, что у ее волос цвет карамели, а другие – что он медовый. Девушка иногда задумывалась, почему люди предпочитают описывать внешность через ассоциации с едой. Вероятно, они испытывают определенного рода голод и таких людей следует избегать.

По мнению самой девушки, ее волосы были светло-каштановыми. А впрочем, цвет – не самая интересная их черта. Они были ужасно непослушными. Каждое утро девушка героически усмиряла их с помощью щетки и расчески, а затем заплетала в тугую косу и перехватывала лентой. И все же некоторые локоны ухитрялись выбиться из прически и свободно развевались на ветру, радостно приветствуя каждого, с кем девушке доводилось встречаться.

При рождении девушке было дано весьма неудачное имя Глорф (не судите строго, ведь это родовое имя), однако из-за непослушных волос ее нарекли иначе – Локон, и под этим именем девушку знали все вокруг. Это прозвище, по мнению Локон, и было самой интересной ее чертой.

Локон была воспитана в определенных традициях неискоренимого прагматизма. Подобный недостаток нередко развивается у обитателей суровых безжизненных островов, которые не суждено покинуть. Ежедневная встреча с пейзажем из черного камня, несомненно, влияет на вашу жизненную позицию.

Остров, где жила девушка, формой напоминал скрюченный палец старика, который будто торчал из океана, указывая на горизонт. Он целиком состоял из черного соляного камня и был достаточно велик, чтобы на нем поместился целый город и герцогский особняк в придачу. Хотя местные жители называли остров Скалой, на картах он значился как Пик Диггена. Никто уже не помнил этого Диггена, но, очевидно, он был смышленым малым, потому что навсегда покинул Скалу вскоре после того, как дал ей свое имя.

Локон имела привычку по вечерам сидеть на крыльце фамильного дома с одной из любимых чашек в руках, потягивать соленый чай и глядеть на зеленый океан. Да, я не оговорился: океан действительно был зеленым. Кроме того, он не был мокрым. Но об этом чуть позже.

На закате Локон размышляла о людях, которые посещали Скалу на своих судах. Остров едва ли можно было назвать туристической меккой. Черный соляной камень постоянно крошился, из-за чего было почти невозможно заниматься сельским хозяйством – любая почва, завезенная на остров, вскоре перенасыщалась солью. Единственная пища, которую производил остров, выращивалась в компостных чанах.

На Скале работали важные скважины, достигавшие глубокого водоносного горизонта, – именно за водой из этих скважин приплывали гости. Однако машины, работавшие в соляных шахтах, постоянно извергали потоки черного дыма.

В общем, атмосфера была мрачной, местность – убогой, пейзаж – удручающим. А еще я забыл рассказать вам о смертоносных спорах.

Пик Диггена располагался рядом с Зеленым Лунагри. Термин «лунагри», как вам должно быть известно, означает места, где двенадцать лун висят на гнетуще низких стационарных орбитах. Луны эти достаточно велики, чтобы заполнить собой треть неба, и одна из двенадцати видна всегда, где бы вы ни находились. Словно бельмо на глазу, она будет доминировать в поле вашего зрения.

Местные жители чтили эти луны как богов, и тут я с вами полностью согласен: едва ли возможно найти более нелепый предмет для обожествления. Однако легко понять, откуда взялось это суеверие, если учесть тот факт, что на поверхность планеты сыпались споры, похожие на разноцветные песчинки.

Они падали с лунагри, а Зеленое Лунагри виднелось в пятидесяти или шестидесяти милях от поверхности острова – рукой подать до этого огромного фонтана разноцветных пылинок, ярко мерцающих и чрезвычайно опасных. Споры заполнили собой океанские впадины, и из этой инопланетной пыли – а не из воды – сотворились огромные моря. Корабли плавали по спорам, как в вашем мире они плавают по воде. Находите это необычным? Позвольте спросить, а на скольких планетах вы успели побывать? Возможно, обитатели большинства миров бороздят океаны пыльцы и именно ваша родная планета – самая необычная из всех.

Споры становились опасны, только если их намочить. И, учитывая, сколько жидкости выделяет человеческое тело даже в здоровом состоянии, это представляло собой немалую проблему. Всего одна капля воды приводила к тому, что споры мгновенно начинали разрастаться, и результаты варьировались от неприятных до смертельных. Например, если вы вдохнете зеленые споры, то благодаря слюне из вашего рта – или, в более интересных случаях, из носовых пазух – тут же вырастет лоза и обовьется вокруг головы.

Споры могли быть нейтрализованы двумя веществами: солью и серебром. Вот почему жители Пика Диггена ничего не имели против соленой пищи или воды. Своих детей они заставляли выучивать наизусть главное правило выживания: сольца да серебришко – спорам верная крышка. Вполне приемлемый стишок, если вы из тех дикарей, которым чуждо понятие размера.

Как бы то ни было, если учесть споры-убийцы, смог и соль, становится понятным, почему король, которому подчинялся герцог, в конце концов утвердил закон, запрещающий местному населению покидать Скалу. Он объяснил свое решение на военный манер, пользуясь высокопарными словосочетаниями вроде «необходимый персонал», «стратегическое снабжение» и «дружественная якорная стоянка». Однако все знали правду. Это место было настолько негостеприимным, что даже у смога оно вызывало тоску. Суда периодически подходили к острову для ремонта, сдачи отходов в компостные чаны или набора свежей воды. Но каждый местный житель покорно соблюдал королевский запрет покидать Пик Диггена.

Вот потому-то Локон и просиживала вечера на своем крылечке, наблюдая, как отчаливают корабли, как споры валом валят с лунагри, как солнце выходит из-за луны и ползет к горизонту. Девушка потягивала соленый чай из чашки с лошадками и думала: «На самом деле в этом есть своя прелесть. Мне здесь нравится. И я верю, что прожить на Скале всю оставшуюся жизнь – не такая уж плохая перспектива».

2. Садовник

Возможно, вас удивили мысли Локон. Ей хочется остаться на Скале? Ей нравится здесь жить?

А как же тяга к приключениям? Страсть к путешествиям? Желание увидеть как можно больше нового?

Что ж, это не та часть истории, где вы можете задавать вопросы. Так что, пожалуйста, держите их при себе. Тем не менее вы должны понимать: я рассказываю о людях, которые одновременно и являются, и не являются тем, чем кажутся. Я рассказываю о противоречиях. Другими словами, я рассказываю о человеческих существах.

Вот почему Локон нельзя назвать героиней в привычном смысле этого слова. На самом деле она была совершенно обыкновенной. Сама себя считала категорически скучной. Она предпочитала пить чай подостывшим. Ложилась спать вовремя. Любила родителей, иногда ссорилась с младшим братом и была очень чистоплотной. Она неплохо вышивала, и у нее определенно имелся кулинарный талант, однако другими заслуживающими внимания навыками девушка не обладала.

Никаких тайных уроков фехтования или способности понимать язык животных. В ее роду не было королевских бастардов или божественных существ, хотя, по слухам, Глорф, ее прабабушка, однажды помахала королю с вершины Скалы, когда тот проплывал мимо. Но то место находилось за много миль от крыльца, на котором сиживала Локон, а потому девушка не считала, что данный факт имеет к ней какое-то отношение.

Короче говоря, Локон была обычной девочкой-подростком. Поскольку другие девочки часто упоминали, что они не такие, как все остальные, то через некоторое время Локон поняла: она как раз из этих «остальных». Другие девочки, очевидно, были правы насчет своей уникальности – у них так хорошо получалось быть особенными, что они целыми днями только этим и занимались.

Локон была рассудительнее большинства людей: ей не нравилось навязываться или просить. Она молчала, когда другие девушки смеялись или отпускали шуточки в ее адрес. Ведь они получали от этого такое удовольствие, что было бы невежливо его испортить. А еще было бы несколько самонадеянно требовать от них больше так не делать.

Некоторые бойкие парни говорили о поисках приключений, о плаваниях в чужих морях и океанах. Локон находила эту идею пугающей. Как можно бросить родителей и брата? И потом, у нее же собственная коллекция чашек.

Локон чрезвычайно трепетно относилась к чашкам: фарфоровым с изящной росписью, глиняным с грубоватой текстурой, деревянным с потертостями от постоянного использования.

Некоторые моряки из тех, кто частенько причаливал к Пику Диггена, знали о ее пристрастии к чашкам и иногда привозили ей сувениры с берегов всех двенадцати морей, из далеких краев, где споры, по слухам, были багряными, лазурными или даже золотыми. В благодарность девушка дарила морякам пироги, продукты для которых покупала на гроши, что зарабатывала мытьем окон.

Чашки, которые ей привозили, нередко были не новыми, но Локон не имела ничего против их несовершенства. У каждой чашки со сколом или трещиной была своя история. Девушка любила их все, потому что они подарили ей целый мир. Каждый раз, когда Локон делала глоток из чашки, ей казалось, что она ощущает вкус незнакомых блюд и напитков, а также, возможно, немного понимает людей, которые их приготовили.

Любое пополнение коллекции Локон непременно показывала Чарли.

Чарли утверждал, что работает садовником в поместье герцога на вершине Скалы, но Локон знала, что на самом деле этот юноша – сын герцога. Руки его были мягкими, как у ребенка, а не мозолистыми, и питался он лучше, чем кто-либо другой в городе. Волосы всегда были аккуратно подстрижены, а на пальце, на котором представители знати обычно носили кольцо с печаткой, бледнел чуть заметный след. Похоже, Чарли снимал кольцо, едва заметив девушку.

Кроме того, не существовало сада, за которым, по словам Чарли, он ухаживал. Ведь замок герцога стоял на вершине Скалы. Когда-то там росло дерево, но оно благоразумно скончалось несколько лет назад. Однако в поместье имелись немногочисленные растения в горшках, которые позволяли парню и дальше притворяться садовником.

Ветер кружил серые пылинки у самых ног девушки, пока она поднималась по тропинке к замку. Умирая, споры делались серыми – сам воздух вокруг Скалы был достаточно соленым, чтобы их убить, – но Локон по привычке задерживала дыхание, когда шла этим путем. На развилке девушка повернула налево – правая тропа вела к шахтам – и начала взбираться по откосам к выступу.

Замок зиждился на специальной опоре и напоминал тучную лягушку, взгромоздившуюся на цветок лилии. Локон могла лишь догадываться, чем именно привлекло герцога это место. Оно находилось совсем близко к смогу, – возможно, герцогу просто нравился сосед со схожим темпераментом.

Путь к поместью нельзя было назвать простым, но по тому, как сидела одежда на членах благородного семейства, можно было предположить, что они не чураются физических упражнений.

Обычно поместье охраняли пятеро солдат (хотя сейчас дежурили только Снагу и Лид), и они неплохо справлялись со своими обязанностями. По крайней мере, уже невесть сколько лет никто из семьи герцога не становился жертвой какой-нибудь из многочисленных опасностей, подстерегающих любого знатного человека, живущего на Скале. (К таковым относятся и скука, и ушибы пальцев ног, и возможность задохнуться, подавившись куском пирога.)

Разумеется, Локон принесла солдатам угощение. Пока они уплетали пирог, девушка раздумывала, не показать ли им новое приобретение – жестяную кружку с выбитыми на ней буквами неизвестного алфавита, которые явно полагалось читать сверху вниз, а не слева направо. Но все же Локон не рискнула навязываться.

Стража охотно пропустила девушку, хотя сегодня была не ее очередь мыть окна в замке. Локон нашла Чарли на внутреннем дворе: он упражнялся с мечом. Увидев девушку, парень отложил оружие и поспешно снял с пальца кольцо.

– Локон! – воскликнул он. – Не думал, что ты заглянешь к нам сегодня.

Чарли совсем недавно исполнилось семнадцать, он был всего лишь на два месяца старше Локон. Девушка знала наизусть все улыбки, которыми он мог ее приветствовать. Например, вот эта говорила: «Я искренне рад поводу закончить тренировку». Он не так сильно любил это занятие, как хотелось бы его отцу.

– Фехтование, Чарли? – удивилась Локон. – Разве умение владеть мечом входит в обязанности садовника?

– Ты про это? – Он взял тонкий дуэльный меч. – Так ведь он предназначен как раз для садоводства!

Чарли нерешительно ткнул мечом в горшок с каким-то чахлым растением. Удар клинка, разрубивший лист, определенно не прибавил бедняге шансов на выживание.

– Садоводство, – эхом повторила Локон. – С помощью… меча?

– Именно так ухаживают за растениями на королевском острове, – не растерялся Чарли и вновь ударил по листу. – Там вечно воюют, ты же знаешь. Если подумать, вполне закономерно, что королевские садовники научились стричь растения мечом. Удобно же, когда оружие всегда при тебе.

У Чарли плохо получалось лгать, но отчасти именно поэтому он нравился Локон. Юноша был слишком открытым. Он даже лгал открыто. И, видя, как тяжело он вымучивает неправду, невозможно было направить ее против него самого. Ложь Чарли – такая откровенная – была лучше откровенности многих других людей.

Чарли еще раз нерешительно махнул клинком в сторону несчастного растения, затем посмотрел на девушку и вопросительно приподнял бровь. Локон покачала головой. На его губах заиграла ухмылка, которая говорила: «Я попался, но не могу в этом признаться». После чего он воткнул меч в землю, которой был наполнен горшок, и плюхнулся на низкую садовую стену.

Сыновьям герцогов не полагается плюхаться на что бы то ни было. Поэтому Чарли вполне можно считать исключительно одаренным юношей.

Локон устроилась рядом, поставив корзинку себе на колени.

– Что ты мне принесла на сей раз? – поинтересовался юноша.

Локон достала из корзинки пирожок.

– С голубем и морковью, – пояснила она. – И с соусом из тимьяна.

– Благородное сочетание, – одобрил Чарли.

– Сын герцога, будь он здесь, вряд ли согласился бы с тобой.

– Сыну герцога дозволено есть только блюда с разными диакритическими знаками в названиях, – сказал парень. – И ему точно не позволили бы прервать тренировку ради еды. Так что мне повезло, что я не он.

Чарли откусил от пирога. Локон замерла в ожидании очередной улыбки, и та не заставила себя ждать: улыбка наслаждения. Локон полдня ломала голову, что бы приготовить из продуктов с портового рынка, чтобы заслужить эту особенную улыбку.

– А что еще ты мне принесла?

– Садовник Чарли, – строго проговорила девушка, – ты лопаешь дармовой пирог да еще смеешь просить добавки?

– А вот и смею! – воскликнул Чарли с набитым ртом и ткнул пальцем в корзинку. – Знаю, тут еще кое-что лежит. Давай же, показывай.

Девушка усмехнулась. Кому другому она бы не посмела навязываться, но Чарли не был кем-то другим. Локон достала из корзинки жестяную кружку.

– А-а-а, – протянул Чарли, после чего отложил недоеденный пирог и благоговейно взял кружку в руки. – Что-то необычное на этот раз?

– Тебе знакомо это письмо? – нетерпеливо спросила Локон.

– Это древнеириальский, – ответил Чарли. – Знаешь, они ведь исчезли, эти ириали. Целый народ взял и – пуф! Жили себе не тужили и в один прекрасный день будто испарились, оставив свой остров необитаемым. Это случилось триста лет назад, так что никто из ныне живущих не встречал ириали, но считается, что у них у всех были золотые волосы. Как у тебя, цвета солнечных лучей.

– Мои волосы не цвета солнечных лучей, Чарли.

– Твои волосы были бы цвета солнечных лучей, если бы солнечные лучи были светло-каштановыми.

Следует заметить, что Чарли обожал играть со словами. Правда, нередко он им проигрывал.

– Держу пари, у этой кружки богатая история, – с энтузиазмом продолжил Чарли. – Наверняка ее смастерили для какого-нибудь ириалийского аристократа за день до того, как он вместе со своей челядью отправился к праотцам. А забытую на столе посудину прибрала к рукам бедная рыбачка, первой прибывшая на остров и обнаружившая – о ужас! – что целый народ исчез в мгновение ока. Она подарила кружку своему внуку, который стал пиратом. В конце концов он похоронил нечестно нажитое богатство в толще спор. И вот недавно клад, уйму лет пролежавший во тьме, подняли со дна, и так кружка попала к тебе.

Юноша поднял кружку так, чтобы на нее падал свет.

Локон слушала и улыбалась. Время от времени, мо́я окна в замке, девушка слышала, как родители ругали Чарли за болтливость; они считали это глупым и неподобающим его положению. Родители редко давали Чарли договорить. Локон считала это досадным. Чарли частенько давал волю языку, но лишь потому, что любил разные истории так же сильно, как Локон – свои чашки.

– Спасибо тебе, Чарли, – прошептала девушка.

– За что?

– Ты дал то, чего мне не хватало.

Чарли понял, что имела в виду Локон. Вовсе не чашки и не истории.

– Всегда пожалуйста. – Он накрыл ее руку своей. – Я всегда готов дать то, чего тебе хочется. И ты всегда можешь сказать мне, чего именно тебе хочется. Я знаю, обычно ты этого не говоришь.

– А чего хочешь ты, Чарли?

– Я не знаю, чего хочу, – признался он. – Кроме, пожалуй, одного. Того, чего хотеть не должен. А должен хотеть приключений. Как в сказках. Ты знаешь какие-нибудь сказки?

– Про прекрасных дев, что попадают в плен и могут там лишь сиднем сидеть? Да время от времени молить о помощи?

– Думаю, так тоже бывает.

– Почему все героини сказок непременно красавицы? – спросила Локон. – Чем не устраивают дурнушки? Например, девы, красивые не внешне, а внутренне? Что-то вроде хорошо приготовленного блюда? Я могла бы стать такой девой. Я разбираюсь в еде. – Поморщившись, Локон добавила: – Хорошо, что мы не в сказке, Чарли. Я бы наверняка попала в плен.

– А я, вероятно, там сразу бы помер, – сказал юноша. – Я ведь трус. Это чистая правда.

– Чепуха. Ты всего лишь обычный человек.

– Ты… когда-нибудь видела, как я веду себя с герцогом?

Локон промолчала. Потому что видела Чарли рядом с герцогом, и не раз.

– Если бы я не был трусом, – продолжал он, – то мог бы сказать тебе то, что сказать не в силах. Но если бы ты, Локон, попала в плен, я бы непременно тебя выручил. Я бы надел доспехи. Сияющие доспехи. Ну или просто доспехи. Пожалуй, если бы кто-нибудь из моих знакомых попал в плен, я не стал бы тратить время на чистку доспехов. Как думаешь, герои сказок надраивали свои латы перед тем, как отправлялись кого-то спасать? Это же пустая трата времени.

– Чарли, – прервала его Локон, – разве у тебя есть доспехи?

– Я бы непременно их раздобыл, – заявил он. – Я бы наверняка что-нибудь придумал. Даже трус станет храбрым в надежной броне, верно? В сказках, как правило, много убитых. Я бы мог снять доспехи с…

Тут из замка донесся крик, прервавший разговор молодых людей. Отец Чарли явно был чем-то недоволен. Насколько Локон могла судить, единственной обязанностью герцога было кричать на всех подряд, и он относился к ней очень серьезно.

Чарли весь напрягся, глядя на замок; улыбки как не бывало. Но поскольку источник воплей не приближался, юноша снова посмотрел на кружку, которую держал в руках. Момент был упущен; ему на смену тут же явился другой, как обычно и происходит. Этот другой момент был уже не таким интимным, но тоже очень ценным для Локон, потому что она все еще была с Чарли наедине.

– Прости, – тихо извинился юноша, – за то, что заговорил о прекрасных девах и доспехах мертвецов. Но спасибо тебе, Локон, – ты все равно меня слушаешь. Мне это нравится.

– А мне нравятся твои истории. – Локон забрала у Чарли кружку и перевернула ее. – Как думаешь, что-нибудь из того, что ты наплел об этой вещице, правда?

– Что-нибудь может быть и правдой, – кивнул Чарли. – Это ведь самое замечательное свойство любой истории. Взгляни на эту надпись – она подсказывает, что когда-то кружка принадлежала королю. Тут написано его имя.

– А древнеириалийский ты выучил…

– …в школе садоводства, – невозмутимо закончил Чарли. – На случай, если инструкции на упаковке некоторых опасных растений будут написаны на нем.

– А на какой случай ты носишь и штаны знатного человека?

– Чтобы отвлечь на себя наемных убийц, когда они придут к сыну герцога.

– Ну, допустим… Но почему тогда ты снял кольцо с печаткой?

– Э-э-э… – протянул юноша, взглянув на свою руку. Затем он посмотрел на Локон. – Наверное, просто для того, чтобы ты не принимала меня за другого. За того, кем я не хочу быть.

За словами последовала робкая улыбка, которая говорила: «Пожалуйста, согласись со мной, Локон». Потому что сын герцога не может запросто общаться с мойщицей окон. А дворянин, притворяющийся простолюдином, чтобы узнать получше своих подданных? Это же в порядке вещей! В сказках такое случалось столько раз, что давно уже стало клише.

– Что ж, – сказала наконец Локон, – звучит правдоподобно.

– А теперь, – Чарли взял недоеденный пирог, – расскажи, как прошел твой день. Я должен знать все до мельчайших подробностей.

– Я ходила на рынок за продуктами, – принялась рассказывать Локон, заправив выбившуюся прядь за ухо. – Купила кусок лосося с острова Эрик, где много озер. Полони счел его испортившимся и отдал задешево, но на самом деле испортилась рыба в другой бочке. Так что я получила фунт отличного лосося практически задаром.

– Подумать только, – вздохнул Чарли. – Никто не устраивает переполох, когда ты приходишь с визитом. Никто не зовет детей, чтобы ты пожимал им руки… Расскажи что-нибудь еще, пожалуйста. Например, как ты поняла, что рыба не протухла?

Поощряемая подобными вопросами, Локон продолжила рассказ о своей повседневной жизни. Так бывало при каждой встрече с Чарли. И он слушал очень внимательно, что лишний раз доказывало: его болтливость – не порок. По какой-то непостижимой для Локон причине Чарли находил ее жизнь интересной.

Повествуя о своей рутине, Локон чувствовала, как тепло разливается по телу. Это происходило всякий раз, когда она навещала Чарли в отцовском замке, потому что тот стоял высоко, ближе к солнцу. Конечно же, здесь было теплее, чем где-либо еще на острове.

Вот только сейчас солнце пряталось за луной и воздух был на несколько градусов прохладнее, чем обычно в это время дня. Локон ощутила усталость от лжи, которую внушала себе. Ей тепло вовсе не от солнца, а от очередной улыбки на лице юноши. И от улыбки на ее собственном лице.

Чарли внимательно слушал Локон не только потому, что интересовался жизнью простых людей.

Локон пришла навестить Чарли не только потому, что ей были интересны его рассказы.

Вообще-то, на самом глубинном уровне это история не о чашках и даже не о сказках. Это история о перчатках.

3. Герцог

Локон заметила, что перчатки помогают ей лучше справляться с повседневными обязанностями. Конечно, если это добротные перчатки, из мягкой кожи, что плотно облегает каждый палец. Такие нужно как следует смазывать маслом и не оставлять на солнце, и они никогда не утратят мягкости. Они настолько удобны, что вы, идя мыть руки, с удивлением обнаруживаете, что они все еще на вас.

Добротные перчатки – незаменимая вещь. И Чарли очень напоминал Локон добротные перчатки. Чем больше времени она проводила с этим юношей, тем более удачным казалось это совместно проведенное время. Чем четче становились лунные тени, тем меньше весила ее ноша. Локон любила интересные чашки еще и потому, что каждая из них давала повод для встречи с Чарли.

То, что возникло между ними, было таким прекрасным, таким чудесным, что Локон боялась называть это любовью. Судя по словам сверстников, любовь опасна, ведь где она, там и ревность, и неуверенность в себе, и пылкие ссоры, и еще более пылкие примирения. Такая любовь совсем не похожа на хорошие перчатки, она куда сильнее смахивает на раскаленный уголь, норовящий обжечь руку.

Любовь всегда пугала Локон. Но когда Чарли снова накрыл ее кисть своей ладонью, девушка вдруг вспыхнула, как от огня. Должно быть, любовь – это все же раскаленный уголь, просто укрощенный, как в прочной печи.

Девушке захотелось окунуться с головой в жар любви, отбросив всякую логику.

Чарли замер. Конечно, они и прежде касались друг друга, но сейчас все было иначе. Момент. Мечта. Юноша покраснел, но руку не отдернул. А когда наконец поднял ее, то смущенно провел пальцами по волосам, застенчиво улыбаясь. Поскольку это был Чарли, жест не испортил момент, а скорее наоборот – сделал его приятнее.

Локон силилась подобрать правильные слова. Существовало множество вариантов, которые помогли бы ей извлечь выгоду из этого момента.

Она могла бы сказать: «Чарли, давай немного пройдемся» – и вновь протянуть ему руку.

Она могла бы сказать: «Помоги мне, Чарли, я задыхаюсь. От одного взгляда на тебя спирает дыхание».

Она могла бы сказать даже нечто совершенно безумное, например: «Ты мне очень нравишься, Чарли».

Вместо всего этого Локон произнесла:

– Ух, какие теплые у тебя руки, – а затем засмеялась и поперхнулась воздухом, отчего ее смех по чистой случайности стал похож на крик морского слона.

Можно сказать, что и Локон любила поиграть со словами. И тоже нередко им проигрывала.

В ответ Чарли одарил ее очередной улыбкой. Чудесная и незнакомая, эта улыбка с каждой секундой становилась увереннее. «Кажется, я люблю тебя, Локон, и крик морского слона этому не помеха» – вот что говорила эта улыбка.

Девушка улыбнулась в ответ. И тотчас в окне замка позади юноши она заметила герцога – высокого, с военной выправкой. Даже одет он был на военный манер: мундир как будто приколот к телу многочисленными медалями.

Герцог не улыбался.

Локон лишь единожды видела улыбку на лице герцога, когда наказывали старого Лотари – бедняга пытался улизнуть с острова, спрятавшись на торговом судне. В отличие от улыбок сына, улыбки герцога, по мнению девушки, не отличались разнообразием. Должно быть, Чарли расходовал квоту всей семьи. Но хотя улыбался герцог крайне редко, он не упускал случая показать зубы.

Герцог вскоре растворился в тени здания, но Локон все еще ощущала его присутствие, когда прощалась с Чарли. Спускаясь по ступенькам, девушка ожидала услышать крики за спиной. Но вместо них в воздухе повисла напряженная тишина, как после вспышки молнии.

Она преследовала Локон до самого дома. Девушка пробормотала родителям что-то насчет усталости и прошмыгнула в свою комнату, чтобы там дождаться окончания этой тишины. Она трепетала при мысли, что вот-вот в ее дверь постучат солдаты и потребуют объяснить, как посмела простая мойщица окон прикоснуться к сыну герцога.

Однако никто не постучал, и Локон пришла к выводу, что придала выражению лица хозяина острова слишком большое значение. Но затем она вспомнила странную улыбку герцога – и всю ночь не могла сомкнуть глаз, беспокойно ерзая в постели.

Рано утром она встала, собрала волосы в хвост и поплелась на рынок, чтобы перебрать кучу лежалого товара в поисках чего-нибудь пригодного для стряпни и приемлемого для ее кармана. Несмотря на ранний час, на рынке было довольно многолюдно. Пока одни сметали с тропинок мертвые споры, другие собирались небольшими компаниями, чтобы оживленно поболтать.

Локон прислушивалась к разговорам, разумно полагая, что никакие новости не могут быть дурнее предчувствий, мучивших ее всю ночь.

Она ошибалась.

Утром герцог объявил, что вместе с семьей он сегодня же покинет остров.

4. Сын

Покинуть остров?!

Но местным запрещено покидать остров!

Впрочем, логика подсказывала Локон, что запрет касается далеко не всех. Королевские чиновники имеют свободу передвижения. Герцог время от времени уплывал, чтобы отчитаться перед королем. И потом, он ведь как-то заслужил все эти причудливые медали – вероятно, занимаясь уничтожением чужеземцев, не совсем непохожих на обитателей Скалы. Наверняка герцог проявил стойкость и героизм в ходе этих войн. Ведь большинство сражавшихся вместе с ним солдат погибло, а он остался жив.

Но никогда прежде герцог не брал с собой семью.

«Герцогский наследник достиг совершеннолетия, – говорилось в объявлении, – и должен быть представлен принцессам цивилизованных морей для женитьбы на одной из них».

Локон была практичной юной особой. И потому лишь на мгновение ее охватило желание в отчаянии швырнуть корзинку наземь и растоптать ее содержимое. Лишь на краткий миг девушка задалась вопросом, позволительно ли ей грязно выругаться во весь голос. Лишь на долю секунды ее посетила идея пойти в замок и потребовать, чтобы хозяин пересмотрел свое решение.

Вместо всего этого она продолжила оцепенело выполнять привычные действия, чтобы придать некое подобие нормальности своей стремительно рушащейся жизни. Локон выудила из кучи отбросов чеснок, который еще мог на что-то сгодиться, несколько не слишком жухлых картофелин и даже немного пшеницы, не сожранной долгоносиками, – наиболее крупных жуков удавалось отделять от зерен.

Еще вчера Локон была бы весьма довольна таким уловом. Сегодня же она не могла думать ни о чем и ни о ком, кроме Чарли.

Это так мучительно несправедливо! Не далее как вчера Локон призналась себе в своих чувствах, а уже нынче ее мир перевернулся вверх тормашками. Да, она знала, что может быть больно. Любовь и боль ходят рука об руку. Локон представлялось, что эта боль – как соль в чае. Но разве там не должна быть еще и капелька меда? Разве в любви не должно быть – робко мечтала она – страсти?

Выходило, что девушка получала все минусы романтического увлечения без каких бы то ни было плюсов.

К сожалению, ее практичность уже давала о себе знать. Пока Локон и Чарли притворялись, реальный мир не имел никаких прав на их чувства. Но дни притворства миновали. Чего она, собственно говоря, ждала? Что герцог позволит сыну жениться на мойщице окон? Что могла бы Локон предложить такому человеку, как Чарли? Она же никто. И уж точно рядом не стояла ни с одной принцессой. Ведь принцессы могут себе позволить гораздо более обширную коллекцию чашек!

В идеальном мире брак всегда зиждется на любви. В реальном мире фундаментом любого брака является политика. Это слово наполнено огромным количеством смыслов, хотя большинство из них сводится к следующему: политика – это то, что обсуждают знатные и (пусть и неохотно) богатые. Не простолюдины.

Закончив с покупками, Локон отправилась домой, где надеялась обрести сочувствие в лице своих родителей. Но похоже, герцог не терял времени даром – к порту уже выстроилась целая процессия челяди.

Девушка свернула с привычного пути и приткнулась в самый конец процессии; слуги уже начали грузить вещи семьи на торговый корабль. Никто не имеет права покинуть остров, если только этот никто не… кое-кто. Локон боялась, что ей не удастся поговорить с Чарли до его отплытия. Потом девушка забеспокоилась, что, даже если такая возможность и появится, юноша не захочет ее видеть.

К счастью, Локон заметила Чарли немного в стороне от процессии – он явно искал кого-то в толпе. Едва заметив девушку, устремился к ней.

– Локон! – воскликнул он. – О луны! Я переживал, что не увижу тебя до отплытия.

– Я… – Локон не знала, что сказать.

– О прекрасная дева! – Чарли отвесил ей поклон. – Я вынужден с вами проститься.

– Чарли, – мягко ответила Локон, – не пытайся быть тем, кем ты не являешься. Я ведь знаю, кто ты на самом деле.

Чарли слегка поморщился. Он был в дорожном плаще и шляпе. Герцог считал, что шляпу допустимо носить исключительно в путешествиях.

– Локон, – так же мягко произнес юноша, – боюсь, я солгал тебе. Видишь ли… никакой я не садовник. Я… хм… сын герцога.

– Поразительно! Кто бы мог подумать, что садовник Чарли и наследник герцога Чарльз – одно и то же лицо! Учитывая, что они ровесники, выглядят одинаково и носят неотличимую одежду?

– В общем, все верно. Ты злишься?

– Злость ждет в очереди, – ответила Локон. – Седьмая по счету, между замешательством и усталостью.

Девушка заметила, что отец и мать Чарли уже поднялись на корабль. Слуги последовали за ними с последним багажом.

Чарли потупил взор:

– Похоже, меня собираются женить. На принцессе какой-нибудь страны. Что ты об этом думаешь?

– Я… – Что она должна была ответить? «Желаю тебе счастья»?

Чарли поднял глаза и встретился с Локон взглядом.

– Всегда, Локон, – ответил он. – Помнишь?

Не без труда, но Локон разыскала нужные слова, забившиеся в уголок разума.

– Я бы не хотела… – Девушке удалось подцепить слова языком. – Я бы не хотела, чтобы ты так поступил… Не хотела бы, чтобы ты женился на другой.

– Ух ты! – заморгав от удивления, воскликнул Чарли. – Не шутишь?

– Ну… я уверена, что все они очень милые. Эти принцессы.

– Полагаю, это прописано в их должностных инструкциях, – сказал Чарли. – Вроде того, что они обычно делают в сказках. Воскрешают земноводных, сообщают родителям о том, что дитя намочило постель. Нужно быть довольно добрым человеком, чтобы оказывать подобные услуги.

– И все равно… – девушка глубоко вздохнула, – я бы предпочла, чтобы ты не женился на ком-нибудь из них.

– Что ж, тогда и не женюсь, – кивнул он.

– Не думаю, что у тебя есть выбор, Чарли. Твой отец хочет, чтобы ты женился. Это политика.

– Да, но, видишь ли, – он взял девушку за руки и наклонился к ней, – у меня есть секретное оружие.

Локон заметила, что отец юноши поднялся на бак и теперь хмуро смотрит вниз. Чарли в ответ криво улыбнулся. Его улыбка говорила: «Учти, я довольно коварен». Чарли пользовался ею, когда ему недоставало храбрости на какое-нибудь коварство.

– Что еще за секретное оружие, Чарли? – спросила Локон.

– Я могу быть невероятно скучным.

– Это не оружие.

– На войне оно вряд ли пригодится, спору нет. Но при сватовстве… разит не хуже самой острой рапиры. Ты же знаешь, что я могу болтать часами. Днями. Неделями.

– Мне нравится твоя болтовня, Чарли. И я даже не против, чтобы ты болтал недели напролет.

– Ты – особый случай, – сказал Чарли. – Ты… Как бы глупо это ни звучало, Локон, но ты как перчатки.

У Локон перехватило дыхание.

– Я… как что? – переспросила она, не веря ушам.

– Как перчатки, – повторил юноша. – Не обижайся. Видишь ли, если перед тренировкой с мечом я надеваю перчатки, то…

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – прошептала девушка.

С корабля донесся крик – это герцог велел Чарли поторапливаться. И тут Локон поняла: как у Чарли есть разные улыбки, так у его отца – разные хмурые взгляды. И сейчас хмурый взгляд явно говорил что-то нехорошее о ней.

Чарли сжал руки девушки.

– Послушай, Локон, – торопливо зашептал он, – обещаю тебе, что не женюсь ни на ком. Я намерен посетить все заморские страны, но при этом буду до того скучен, что ни одна принцесса не захочет взять в мужья такого зануду. У меня мало что получается действительно хорошо. Я не выиграл ни одного очка у отца в спаррингах. Я непременно пронесу ложку с супом мимо рта на официальном приеме. Я так много болтаю, что даже мой лакей, которому платят, чтобы слушал, выдумывает различные причины, лишь бы не терпеть до конца. На днях я рассказывал ему историю о рыбе и чайке, а он притворился, будто уколол палец на ноге…

Раздался новый окрик.

– У меня получится, Локон, – твердо произнес Чарли. – Из каждой страны я буду присылать чашку, хорошо? Как только я смертельно наскучу очередной принцессе и отец решит, что нам нужно плыть дальше, я отправлю чашку. В подтверждение того, что план работает. – Он вновь сжал ее руки. – Я иду на это не только потому, что ты слушаешь мою болтовню. Еще и потому, что ты понимаешь меня, Локон. Ты всегда могла разглядеть во мне то, что оставалось невидимым для других.

Чарли повернулся, чтобы ответить на зов отца. Локон держала его за руки, не желая, чтобы он покинул ее.

Чарли одарил ее последней улыбкой. И хотя он пытался казаться увереннее, чем был на самом деле, Локон знала все его улыбки. В этой звучал неуверенный вопрос, полный надежды и беспокойства.

– Для меня ты тоже как хорошие перчатки, Чарли, – сказала Локон.

После этого пришлось отпустить его руки, чтобы он мог подняться по сходням. Ей не хотелось показаться слишком навязчивой.

Герцог заставил сына спуститься на нижнюю палубу. Корабль соскользнул с мертвых серых спор, окружавших Скалу, в океан. Ветер надул паруса, и судно понеслось к горизонту, оставляя за собой след в изумрудной пыли. Локон, вернувшись домой, наблюдала с уступа за кораблем, пока тот не стал размером с чашку. Затем с крупинку. А затем и вовсе исчез за горизонтом.

И началось ожидание.

Говорят, что ожидание – самая мучительная из жизненных мук. Говорят так главным образом писатели, которым больше нечего делать, кроме как убивать время в размышлениях о том о сем. Любой человек, занятый настоящим делом, скажет вам уверенно, что ждать сложа руки – для него непозволительная роскошь.

Локон приходилось мыть окна. Приходилось готовить. Приходилось присматривать за младшим братом. Лем, ее отец, так и не оправился после несчастного случая на шахте. И хотя он старался быть полезным, у него это получалось плохо, ведь он едва ходил. Поэтому он помогал Ульбе, матери Локон, вязать носки на продажу морякам. Но пряжа стоила так дорого, что прибыль была мизерной.

Поэтому Локон не тратила времени на простое ожидание. Она трудилась и ждала.

Все же девушка испытала огромное облегчение, когда получила первую чашку от Чарли. Доставил ее юнга Хойд[3]. (Да, это я. Что вас насторожило? Может, дело в имени?) Красивую фарфоровую чашку, без единой трещинки.

В тот день мир словно озарился новым светом. Локон живо представляла себе поведение Чарли, читая вложенное в посылку письмо, в котором подробно описывались чувства первой принцессы. С героической монотонностью Чарли перечислял звуки, которые издавал его желудок по вечерам в зависимости от позы, принимаемой юношей. Поскольку этого оказалось недостаточно, Чарли поведал бедняжке, как бережно он хранит обрезки ногтей с ног и какие имена он им дал.

«Борись, мой любимый болтун, – подумала Локон, мо́я окна в замке на следующий день. – Будь храбрым, мой странноватый воин».

Вторая чашка была высокой и узкой, сделанной из чистого красного стекла. На вид она казалась вместительнее, чем на самом деле. Наверняка она прежде служила в какой-нибудь бедной таверне. Принцессу Чарли отпугнул подробнейшим рассказом о том, что он ел на завтрак, с классификацией кусочков яичницы-болтуньи по форме и размеру.

Третий подарок был не чашкой, а внушительного размера и веса оловянной кружкой. Возможно, она происходила из тех придуманных Чарли мест, где люди вынуждены не расставаться с оружием. Локон предположила, что такой посудиной вполне можно оглушить врага. Принцесса не выдержала обстоятельной лекции о преимуществах различных знаков препинания, в том числе существующих лишь в воображении сына герцога.

К четвертой посылке прилагалась карточка, на которой не было написано ни слова, но имелся рисунок: две руки в перчатках, держащиеся друг за друга. На чашке была изображена бабочка, парящая над красным океаном. Локон показалось странным, что бабочка не испугалась спор. Может, это пленница, вынужденная лететь над океаном навстречу гибели?

Пятая чашка не пришла.

Локон пыталась убедить себя, что посылка просто потерялась. В конце концов, с кораблем, плывущим по спорам, может случиться всякое. Пираты там или… знаете ли… собственно споры.

Но месяцы тянулись один за другим, и каждый последующий был томительнее предыдущего. Всякий раз, когда к острову причаливал корабль, Локон спрашивала, нет ли на борту посылки для нее.

Но увы.

И вот прошел целый год с того дня, как Чарли с семьей покинули остров. Лишь тогда пришло извещение (и не лично Локон, а всему городу) о том, что герцог наконец-то возвращается на Пик Диггена вместе с женой, наследником… и невесткой.

5. Принцесса-невеста

Локон сидела на крыльце в обнимку с матерью и смотрела на горизонт. В руках девушка держала последнюю присланную Чарли чашку. С бабочкой-самоубийцей.

Теплый чай был с привкусом слез.

– Любовь такая непрактичная штука, – пожаловалась Локон.

– Любовь редко бывает практичной, – отозвалась Ульба.

Мать была полновата и жизнерадостна. Еще пять лет назад она была тощей как тростинка. Но, узнав, что мама отдает часть своей еды дочери и сыну, Локон стала сама ходить за покупками, и семейного бюджета с тех пор хватало на больший срок.

На горизонте появился корабль.

– Я наконец поняла, что должна была сказать ему. – Локон убрала волосы с лица. – На прощанье. Я тогда сравнила его с добротными перчатками. Ничего тут странного нет – еще раньше он сам сказал, что я похожа на перчатки. Целый год я размышляла и поняла, что могла бы сказать кое-что еще.

Мать сжала плечо дочки, когда корабль почти вплотную приблизился к острову.

– Я должна была признаться, – прошептала Локон, – что люблю его.

Девушка двинулась к порту бравой походкой солдата авангарда под пушечным огнем; мать не отставала. Отец, с его больной ногой, остался дома, и Локон это вполне устраивало. Она боялась, что Лем закатит скандал, – очень уж нелестно он отзывался о герцоге и его сыне в последние месяцы.

Локон не находила в себе сил, чтобы обвинять Чарли в чем бы то ни было. Не его вина, что он родился в семье герцога. Подобное могло случиться с кем угодно.

Собралась большая толпа. В объявлении герцога говорилось, что он хочет устроить праздник по случаю своего возвращения: будут бесплатные яства и напитки. Какого бы мнения ни были люди о новой герцогине, упускать шанс выпить задарма они не собирались. (Важный секрет популярности – подарки. Второй важный секрет популярности – власть, позволяющая рубить головы тем, кто вам несимпатичен.)

Локон с матерью примкнули к толпе и вскоре заметили, что пекарь Холмс машет им рукой. Он предлагал женщинам встать рядом, чтобы лучше видеть происходящее. Добряк Холмс всегда припасал горбушки для Ульбы и отдавал их за гроши.

Девушке было отлично видно палубу корабля, и первой там появилась принцесса. Она была прекрасна: розовые щеки, блестящие волосы и тонкие черты лица. Ну прямо само совершенство: лучший художник в мире не смог бы ничего добавить в ее портрет, чтобы сделать его лучше оригинала.

Чарли наконец-то стал персонажем сказки.

Сделав над собой усилие, Локон порадовалась за него.

Следующим на палубу вышел герцог. Он махнул рукой толпе, давая понять, что сейчас самое время для восторженных возгласов.

– Я представляю вам, – прокричал он, – своего наследника!

Молодой мужчина поднялся на палубу и стал рядом с принцессой. Вот только это определенно был не Чарли.

Юноша был почти ровесником Чарли, но ростом шесть с половиной футов и с таким мужественным подбородком, что многие мужчины в толпе засомневались в собственной мужественности. А мускулы-то, мускулы! Когда он поднимал руку в приветственном жесте, Локон могла бы поклясться, что слышала, как швы рубашки взмолились о пощаде.

Во имя двенадцати лун, кто это вообще такой?!

– После того как в моей семье случилось несчастье, – объявил герцог притихшей толпе, – я вынужден был усыновить Дирка, моего племянника, и назначить его наследником. – Он дал людям время осознать услышанное. – Этот юноша отлично фехтует, – продолжил герцог, – и отвечает на вопросы одной фразой. Иногда даже одним словом! Кроме того, он герой войны, потерял десять тысяч солдат в битве при Отхожем озере.

– Десять тысяч? – переспросила Ульба. – О луны! Это ведь очень много!

– Сегодня мы отмечаем свадьбу Дирка и принцессы Дремании! – прокричал герцог, высоко воздев руки.

Толпа молчала, все еще пребывая в замешательстве.

– Я привез вам тридцать бочонков вина! – сообщил герцог.

Только теперь раздались аплодисменты.

Итак, праздник начался. Горожане двинулись к пиршественному залу. Они восхищались красотой принцессы и удивлялись тому, как хорошо Дирк сохраняет равновесие при ходьбе, учитывая, что его центр тяжести, должно быть, располагается где-то в верхней части торса.

Мать заверила Локон, что на празднике та наверняка получит ответы на свои вопросы, а потому женщины последовали за толпой. Однако, когда Локон оправилась от шока, она заметила, как ей кто-то машет с причала. Это был Флик, слуга герцога, – добряк с такими огромными ушами, что казалось, они только и ждут возможности наполниться ветром, оторваться и улететь.

– Флик, что произошло? – тихо спросила девушка, пробившись сквозь толпу. – Что за несчастье? Где Чарли?!

Флик взглянул на вереницу людей, тянущуюся к пиршественному залу. Герцог с семьей присоединился к гостям; он теперь находился далеко, так что его хмурые взгляды теряли свою силу из-за сопротивления ветра и перепада высот.

– Он просил передать вам это. – Флик протянул девушке мешочек.

Когда девушка взяла мешочек, внутри брякнуло. Судя по звуку, керамические осколки.

Пятая чашка.

– Он так старался, мисс Локон, – прошептал Флик. – О, вы бы видели молодого господина. Он сделал все, что мог, чтобы отвадить этих девиц. Он запомнил восемьдесят семь сортов фанеры и все способы их применения. Он обстоятельно рассказывал каждой принцессе, к которой его сватали, о питомцах, что были у него в детстве. Он даже говорил о… религии. Я думал, ему придется жениться на принцессе из пятого королевства, потому что она была глухой, но молодой господин и тут не растерялся – за обедом его вырвало.

– Вырвало? – изумленно переспросила Локон.

– Прямо на колени принцессе, мисс Локон. – Флик огляделся по сторонам, дал девушке знак следовать за ним, взял с причала какой-то багаж и понес его в более уединенное место. – Но его отец в конце концов догадался, мисс Локон. Понял, чего добивается молодой господин. Герцог страшно разозлился, будто с ума спятил. – И Флик кивнул на мешочек в руках Локон.

– Понятно, но что же все-таки случилось с Чарли? – спросила девушка.

Флик опустил глаза.

– Пожалуйста, ответь! – взмолилась Локон. – Где он сейчас?

– Отправился в Полуночное море, мисс Локон, – грустно ответил слуга. – Прямо под Танасмиеву луну. И там его сцапала Колдунья.

У Локон по спине пробежал холодок. Полуночное море? Владения Колдуньи?

– Зачем ему понадобилось плыть к Колдунье? – растерянно осведомилась девушка.

– Ну… э-э-э… видать, отец заставил. Колдунья ведь не замужем. И король уже давно мечтает ее как-нибудь обезвредить. Так что…

– Король отправил Чарли свататься к Колдунье?

Флик не ответил.

– Нет, – наконец догадалась Локон. – Он послал Чарли на верную смерть.

– Я ничего такого не говорил! – испуганно зачастил Флик. – Если кто-нибудь спросит, я ничего такого не говорил!

Ошеломленная, Локон присела на причальную тумбу. Она прислушалась к шелесту спор – звук напоминал шуршание песка. Даже на таком отдаленном острове, как Скала, знали о Колдунье. Ее корабли периодически совершали рейды к границам Изумрудного моря, и противостоять этой армаде было невероятно трудно. Свою крепость Колдунья спрятала где-то в Полуночном море, наиболее опасном из всех двенадцати морей. Чтобы добраться туда, нужно пересечь Багряное море, чуть менее смертоносное, чем Полуночное, но совершенно необитаемое.

Узнать о том, что Чарли пленила Колдунья, – все равно что узнать о его путешествии на какую-нибудь луну. Но нельзя же поверить на слово одному человеку. В столь серьезном вопросе – нельзя. Девушка не осмеливалась беспокоить расспросами других слуг, но прислушалась к их разговорам с портовыми рабочими, спешившими разгрузить корабль и принять участие в празднике. Все слуги на разные лады пересказывали историю Флика: Чарли действительно отправили в Полуночное море; решение принято герцогом совместно с королем; так что, видать, идея-то неплохая – кто-то должен дать Колдунье укорот; и Чарли… э-э-э… очевидный выбор по определенным причинам.

Услышанное привело Локон в ужас. Герцог с королем поняли, что добиться от юноши подчинения невозможно, и решили избавиться от него! Дирк был назначен наследником через несколько часов после того, как пришла весть об исчезновении корабля Чарли.

В глазах знати это элегантное решение проблемы. У герцога наконец-то появился наследник, которым он может по-настоящему гордиться. Король получил выгодный брачный союз с принцессой из другого королевства. А Колдунья теперь повинна еще в одной смерти, так что общество получило лишний повод для войны с ней.

Три дня спустя Локон наконец осмелилась обратиться к Брансвику, управляющему имением герцога, с просьбой рассказать все, что ему известно на данный момент. По достоинству оценив кулинарный талант девушки, Брансвик признался, что от Колдуньи пришло письмо с требованием выкупа. Но мудрый герцог заподозрил, что это уловка, чтобы заманить больше кораблей в Полуночное море. Король официально объявил Чарли погибшим.

Еще несколько дней прошли как в тумане, поскольку девушка наконец осознала, что никому нет дела до случившегося. Люди считают это политикой. Хотя у нового наследника ума не больше, чем у размокшей горбушки, он популярен, красив и очень хорош в деле убийства других людей. В то время как Чарли… Собственно, Чарли – это Чарли.

Локон несколько недель собиралась с духом, прежде чем отправиться к герцогу с просьбой заплатить выкуп. Такой смелый шаг дался ей нелегко. Она не была трусихой, но навязываться людям… Это было противно самой ее природе. Однако в этом решении Локон поддержали ее родители, и она, в очередной раз взобравшись по тропинке к замку, спокойно высказала его хозяину свою просьбу.

Герцог обозвал ее шлюхой с патлами лещинного цвета и запретил мыть окна не только в замке, но и вообще в городе. Локон была вынуждена вязать носки вместе с родителями, что значительно сократило семейный бюджет.

Шли недели, и Локон впала в нечто вроде летаргического сна. Она чувствовала себя не человеческим существом, а человеком, который влачит существование.

Остальные обитатели Скалы быстро вернулись к обычной жизни. Никто не собирался ничего предпринимать, им было все равно.

Спустя два месяца после возвращения герцога девушка приняла решение. Ей-то не все равно, и она должна что-то предпринять. Локон не из тех, кто свои беды перекладывает на чужие плечи.

Она решила, что сама спасет Чарли.