Глава 1

– Лоренцо! Лоренцо!

В голосе донны Лукреции, вопреки стараниям оставаться спокойной, слышались нотки озабоченности. Ее пятилетнему сыну предстояла трудная миссия – принять от имени дома Медичи приехавшего во Флоренцию Жана д’Анжу. Конечно, Анжуйский герцог не король и положение у него не самое завидное, но ведь сын Лукреции Торнабуони так юн!

– Да, мама. Иду!

А вот Лоренцо, кажется, не переживал ничуть. Он оторвался от созерцания своего любимого белого жеребца и поспешил в дом.

Мать придирчиво оглядела наряд мальчика и осталась довольна – все в меру, дорогая скромность Медичи, роскошь, которая не привлекает внимания, но не заметить которую невозможно. И при этом по французской моде – в честь гостя.

Эта идея – поручить дипломатический прием пятилетнему внуку – посетила Козимо де Медичи вчера.

Флоренция, конечно, Республика, об этом вам скажет любой флорентиец, причем горделиво приосанившись. Только вот у этой Республики есть единовластный правитель, Отец Отечества – мессир Козимо ди Джованни де Медичи. Он рядовой гражданин Республики, но все иностранные послы, знатные гости и просители наносят визиты сначала в большой дом на виа Ларга и только потом в Синьорию. И дело не в том, что в Синьории все равно люди Медичи, даже не в том, что добрая половина Флоренции должна Козимо, просто банкир сумел стать действительно Отцом Отечества. К нему идут за помощью, защитой, просто чтобы приметил, чтобы благословил на брак, стал крестным для ребенка… Он назначает и отвергает, он решает, как жить Флоренции. Ей от этого не хуже, Козимо де Медичи Отец заботливый.

Жаль только, что и сам Козимо, и оба его сына больны. Подагра – бич богатых, но она поражает не всех. А вот семье Медичи не повезло, говорят, и отец Козимо Джованни ди Биччи страдал этой напастью.

От страшной болезни краснеют и распухают суставы, причиняя сильную боль при малейшем движении. Бывают дни, когда и с постели не встать.

Именно это произошло накануне.


Лоренцо позвали к деду, хотя всем известно, что у того очередной приступ и беспокоить не стоит.

– Куда? – почему-то шепотом поинтересовался мальчик, увидев, что кабинет деда пуст.

– Он в спальне, – кивнул в другую сторону секретарь.

У дверей уже ждала Лукреция Торнабуони, мать Лоренцо.

– Дедушка хочет о чем-то поговорить с тобой. Только постарайся не расстраивать его, они все больны.

Лоренцо у деда любимец и отвечал Хозяину Флоренции искренним обожанием, но не потому, что тот богат и щедр, а из-за настоящей привязанности.

Мальчик пропустил мимо ушей слова «они все больны», но сразу увидел именно это: на большой кровати деда лежали трое – сам Козимо де Медичи и оба его сына – Пьеро, отец маленького Лоренцо, и Джованни. И Пьеро, и Джованни тоже были подагриками, отец Лоренцо даже прозвище такое получил. Их всех троих сразил приступ болезни, и Медичи обсуждали дела, лежа рядком и морщась от боли.

– Лоренцо, мальчик мой, подойди, – надтреснувшим от страданий голосом позвал дед. – И ты, Лукреция, иди сюда. Тебя это тоже касается.

Лукреция подтолкнула сына вперед и встала позади него, гадая, о чем будет предстоящий разговор. Не угадала, Козимо Медичи сказал то, чего не ожидали даже его сыновья, во всяком случае Пьеро крякнул, а Джованни протяжно присвистнул.

– Лоренцо, завтра приезжает герцог Анжуйский. Его надо принять как полагается, а мы, – дед обвел постель взглядом, даже руку поднять было больно, – три развалины. Придется сделать это тебе.

– Что сделать, дедушка?

– Принять герцога Анжуйского от имени семьи Медичи.

Вот тут-то Джованни и присвистнул. Козимо поручает провести дипломатический прием пятилетнему внуку? Мало, что ли, разные послы морщатся, когда дед вдруг прерывает встречу ради общения с внуком, которому срочно понадобилось, например, вырезать дудочку? Да, было такое. Лоренцо вбежал в комнату, где Козимо беседовал с людьми из Лукки, дед отвлекся и принялся строгать для него дудочку из тростинки, а когда гости выказали неудовольствие, даже удивился, разве вы, мол, не отцы и деды, разве для вас вот такой постреленок не важней всего остального на свете? Гости задумались и больше вопросов не задавали.

Но одно дело заставлять послов ждать, совсем иное – поручить мальчишке принимать герцога.

– Тебе подскажут, что делать и как себя вести. Справишься?

Лоренцо, еще не вполне понявший, что от него требуется, серьезно кивнул.

– Вот и хорошо. Главное будь вежлив и не наболтай лишнего. Лукреция, у Лоренцо есть одежда по французской моде?

Принц Жан стал герцогом Анжуйским меньше года назад, когда после смерти любимой супруги его отец Рене Добрый отказался от герцогства в пользу сына, давая всем понять, что намерен отойти от дел. Рене Анжуйский вполне мог бы иметь и другое прозвище – Невезучий, поскольку всю свою жизнь боролся за неаполитанскую корону, и крайне неудачно. Это никого не удивляло, за Неаполитанское королевство кто только не боролся! Так случилось, что наследственные права на корону Неаполя имели и французы и испанцы.

Чтобы Лоренцо ненароком не обидел гостя, пришлось объяснить сложные перипетии неаполитанского наследования.

– Запомни: о Неаполе ни слова! – наставляла Лукреция маленького сына.

– Почему? – Лоренцо не терпел просто запретов, он мог выполнить любой приказ, даже самый тяжелый и неприятный, если понимал, зачем это нужно.

– В Неаполе была… нехорошая королева Джованна. Против нее воевал дядя нашего гостя Людовик Анжуйский. Чтобы Людовик не смог захватить Неаполь, королева усыновила его противника Альфонсо Арагонского и завещала трон ему. Но потом поняла, что ошиблась, и усыновила Людовика.

– А Альфонсо разусыновила, что ли?

– Да, отменила усыновление и завещание. Когда Джованна умерла, трон должен был перейти к Людовику, а после его смерти – к отцу нашего гостя Рене Анжуйскому. Но не перешел.

– Почему?

– Неаполем правит Альфонсо Арагонский и никого туда не пускает. – Продолжая наставлять сына, Лукреция поправляла что-то в его костюме, правда, мало надеясь, что беспокойный Лоренцо тут же не испортит материнские старания. – Этот разговор неприятен герцогу Жану Анжуйскому, потому я и прошу не упоминать Неаполь.

Лоренцо не упоминал. В сопровождении блестящей свиты он вышел к герцогу Анжуйскому, вежливо поклонился и произнес по-французски старательно заученную в предыдущий вечер речь. При этом юный Медичи невольно косил глазом на стоявшего рядом с герцогом мальчика.

Герцог Анжуйский улыбнулся:

– Мессир Медичи, позвольте представить вам моего сына принца Никколо Анжуйского. Надеюсь, вы подружитесь.

– Приветствую вас в прекрасной Флоренции, принц Никколо, – церемонно поклонился Лоренцо и маленькому гостю.

– А я вас, милорд, – не менее церемонно ответил анжуйский принц.

Столь вежливое общение двух пятилетних детей привело окружающих в восторг.

Дальше в дело вступили взрослые. Немного погодя, воспользовавшись тем, что они отвлеклись, Лоренцо шепотом предложил Никколо:

– У меня есть белая лошадь. Хотите посмотреть?

– Ага, – с удовольствием согласился мальчик.

– Там, – кивнул в сторону выхода Медичи.

И, прежде чем взрослые успели сообразить, мальчишки, взявшись за руки, уже выскочили из комнаты и припустили к конюшне. Конечно, смотреть на белую лошадь куда заманчивей, чем стоять в толпе разряженных придворных, слушая их непонятные разговоры.

– Лоренцо! – бросилась следом Лукреция, но сын отмахнулся:

– Мы только лошадку посмотрим, мама.

Жан Анжуйский рассмеялся:

– Позвольте им разобраться самим, донна Лукреция. Ваш сын прекрасно выполнил представительские обязанности, теперь пусть порезвятся.

В сентябре 1463 года от сердечного приступа умер дядя Лоренцо Джованни Медичи, а еще через год 1 августа 1464 года Флоренция осиротела, проводив в последний путь Отца Отечества, как флорентийцами был назван Козимо Медичи, негласный правитель Республики.

Власть также негласно перешла в руки его единственного оставшегося сына Пьеро ди Козимо де Медичи, прозванного из-за болезни Подагриком. У нового правителя двое сыновей – пятнадцатилетний Лоренцо и одиннадцатилетний Джулиано и три дочери – Бьянка, Лукреция (Наннина) и незаконнорожденная Мария. А еще огромный дом на виа Ларга (ее позже назовут виа Кавур), несколько поместий по всей Тоскане, банк с отделениями по всей Европе и власть во Флоренции. И, конечно, мудрая советчица-жена Лукреция Торнабуони, единственный мужчина в семье, как говорил о ней старый Козимо.

Но Лукреция не могла защитить семью от грядущих бед, а Пьеро не сумел уберечь. Со смертью Козимо Медичи во Флоренции не наступила новая эпоха, Республика еще катилась вперед по инерции, но перемены назревали, и назревали быстро.

Лукреция не спала. Разве может мать заснуть, обнаружив, что ее сын отсутствует дома посреди ночи? Слуги Лоренцо тоже не было дома, это означало, что юный повеса со своими дружками шатается по городу. В этой крайне беспокойной даже по меркам веселой Флоренции компании на равных молодые сыновья лучших семей города – Салютати, Питти, Веспуччи, Пацци, Ручеллаи… и те, у кого одни долги – братья Пульчи, Мартелли, Вентура… Все старше Медичи, некоторые почти на десять лет, но, несмотря на это, во главе он – Лоренцо.

Эта развеселая компания днями и ночами шаталась по городу и окрестностям, пила, веселилась, задирала стражей порядка, якшалась со шлюхами, не давала спать добрым гражданам.

Лукреция стояла у окна, напряженно прислушиваясь, чтобы не пропустить возвращения старшего сына. Младший Джулиано, слава богу, пока в этих кутежах не участвовал.

Мать решила строго поговорить с Лоренцо и принялась перечислять опасности, расхаживая по комнате:

– Это все добром не кончится. Попадет в переделку и будет ранен, хуже того – убит! Или заразится какой-нибудь гадостью от шлюхи! Или кого-то убьет сам – и будет наказан! – Она придумывала одно предположение хуже другого. – К тому же не спать почти каждую ночь нельзя. Нельзя так тратить свое здоровье – то дни напролет скакать верхом, то…

Додумать не успела, в ворота постучали условным стуком, слуга бросился открывать. Лукреция подошла к окну вовремя, как раз, чтобы увидеть, как ее любимец пробирается через внутренний двор и вверх по лестнице через ступеньку.

– Лоренцо.

Он замер, но быстро опомнился:

– Мама? Почему ты не спишь, что-то случилось?

– А ты почему не спишь?

Кажется, он понял, что мать караулила, но не смутился:

– Я? Я спешу на мессу. Извини, побегу, чтобы не опоздать.

Малый колокол Сан-Лоренцо действительно созывал прихожан на утреннюю мессу. И явно не спавший всю ночь Лоренцо отправился в церковь.

«Только бы не заснул во время службы», – подумала Лукреция и со вздохом опустилась на колени перед Девой Марией:

– Матерь Божья, помоги вразумить моего сына. Защити его.

Днем поговорить не удалось, едва позавтракав после мессы, Лоренцо отправился по отцовскому поручению, потом занимался переводами с греческого с Джентиле Бекки, своим наставником и учителем, а потом уехал с приятелями в поместье Ручеллаи Кваракки.

На следующий день город оказался засыпан снегом. Но Лукреция зря надеялась передохнуть и не волноваться, это остальные горожане из-за снега сидели дома, а компания Лоренцо отправилась распевать серенады под окно местной красавицы. Ничто им не помеха.

Лукреция услышала, как Джулиано с завистью расспрашивает брата:

– А она что?

– Вышла на балкон.

– И? Слушала вас?

– Нет, мы забросали ее снежками.

– А… ты тоже пел? – подозрительно уточнил Джулиано.

Было почему спрашивать, у Лоренцо не только внешность подкачала, он еще и гнусавил. Это из-за носа, из-за него гнусавил и запахов не чувствовал, как сама Лукреция. Сильный, но нескладный и откровенно некрасивый, он умудрялся царить и править. В любой компании – самой развеселой или даже серьезной, как у Марсилио Фичино, где велись умные философские беседы, Лоренцо в центре внимания. Казалось, он не прикладывает никаких усилий, иногда даже сам удивляясь этому факту.

А вот младший Медичи, Джулиано, удался в бабку Контессину – супруга Козимо Медичи отличалась весьма приятной внешностью. Джулиано первый из Медичи оказался красив – правильные черты лица, прямой нос, большие выразительные глаза, чуть вьющиеся густые волосы и стройная фигура. Полная противоположность брату внешне, но, когда они оказывались рядом, происходило чудо, старший затмевал младшего.

Лоренцо очень нравилось представительствовать. С того первого случая, когда пятилетний малыш увел гостя смотреть на лошадь, он то и дело участвовал в каких-то мероприятиях: кого-то приветствовал, принимал от имени Медичи, а значит, Флоренции, сам ездил с поручениями.

Пьеро качал головой:

– Несмотря на внешность, из него вышел бы прекрасный дипломат. – И жестко добавил: – Но будет он банкиром!

– Он будет главой семьи Медичи.

Пьеро посмотрел на свою умную супругу долгим взглядом, вздохнул:

– Будет. А пока пусть повеселится. Пусть поживет той жизнью, которая не удалась мне.

И Лукреция не смогла возразить.

Она вышла замуж за Пьеро Медичи по воле его отца Козимо Медичи. Против воли этого негласного правителя Флоренции возражать не мог никто.

Тогда Пьеро еще мог ходить, и даже налево. В следующем после свадьбы году у него родилась внебрачная дочь Мария, ее в семье Медичи хоть и признали, но равной остальным девочка так и не стала. И у Лукреции первой родилась дочь – упрямая, резкая Бьянка, и только потом долгожданный сын – удивительно некрасивый, но обаятельный ребенок, названный Лоренцо в честь любимого брата Козимо Медичи. Третьей была смешливая живая Лукреция, прозванная Нанниной. Она любимица брата, если бы позволили, носилась бы по полям и лесам вместе с компанией Лоренцо. А потом еще красавчик Джулиано.

А потом болезнь почти обездвижила Пьеро, превратив каждую минуту в борьбу с болью. Во время страшных приступов он лежал, молча скрипя зубами, не жалуясь, но и не желая ни с кем разговаривать. От этой боли на переносице залегла безжалостная складка, характер портился, Пьеро становился раздражительным, нетерпеливым, все чаще принимал ошибочные решения.

Потому слова о жизни для сына, которой не удалось пожить ему самому, словно рукой в латной перчатке стиснули сердце Лукреции. Она тоже не была крепка здоровьем, но никогда не болела так сильно, и ничем не могла помочь мужу, никто не мог, никакие врачи, серные ванны, припарки, настои… Еще Козимо понимал, что Пьеро протянет ненамного дольше него самого, потому просил Лукрецию стать «настоящим мужчиной в доме», то есть воспитывать сыновей твердой рукой.

Как такого воспитаешь?

Все понимала Лукреция, но понимала и правоту мужа. Юность у Лоренцо будет недолгой, слишком недолгой. Болезнь сковывала Пьеро все сильней, а потому старшему сыну очень скоро придется брать на себя отцовские обязанности. Ему будет не до веселья.

Родители оказались правы в одном, но ошиблись в другом. Даже взвалив на себя руководство семьей и Флоренцией, их сын не перестал веселиться. И влюбляться тоже не перестал.

А пока он дни напролет проводил в седле, носясь по полям, вечера – в дружеских пирушках с приятелями и ночи в постели у любовниц. И выбрал себе Прекрасную Даму для поклонения. Конечно, первую красавицу Флоренции Лукрецию Донато, помолвленную с Аргиндели. Восемнадцатилетняя Лукреция Донато милостиво согласилась принимать знаки поклонения от Медичи. Девушка действительно была красива, не влюбиться просто невозможно. Все решили, что даже Лоренцо не смог избежать влюбленности, но это было не так. Только два человека догадывались о его сердечной тайне – мать и любимая сестра Наннина. Просто любимой Наннина была не только как сестра.

Старшая из дочерей Пьеро и Лукреции Бьянка давно замужем, ее совсем девочкой выдал за Гильельмо Пацци еще Козимо Медичи. Брак династический, ради укрепления дружбы с богатой и влиятельной семьей. Дружбы не получилось, как и любви между супругами. Бьянка была откровенно несчастлива, как и ее муж Гильельмо.

Младший брат Джулиано слишком юн, чтобы быть равным Лоренцо, а вот беспокойная, с мальчишеским характером Наннина легко вписалась в веселую компанию Лоренцо. Конечно, она не могла проводить много времени среди друзей брата, но часто выезжала с Лоренцо на охоту, прекрасно держалась в седле и даже стреляла из лука. Очень красивая и женственная внешне, по натуре Наннина была не меньшим «мужчиной», чем ее разумная мать. Наннина счастливо унаследовала от своей бабки Контессины де Барди жены Козимо Медичи красоту, от матери – Лукреции Торнабуони – поэтический талант, а от самого Козимо Медичи способности к математике. В последнем Наннина оказалась куда способней своих братьев, родись она мальчиком, стала бы блестящим банкиром.

Как родственная любовь брата и сестры переросла в иную, они сами не заметили. Первой увидела мать – уловила, как смотрит ее сын на свою сестру. Сначала не поверила собственным глазам, но, понаблюдав, поняла, что не ошиблась.

Оставалось лишь гадать, превратилась ли эта любовь в физическую близость или пока осталась просто влюбленностью.

Лукреция настояла на браке Наннины. Но девушку посватал Бернардо Ручеллаи – близкий приятель Лоренцо, что означало возможность постоянных встреч брата и сестры. К чему приведет такой брак?

Мать зря беспокоилась, у ее детей хватило ума не переступить запретную черту…

Лоренцо было неспокойно, давило недоброе предчувствие. Сам не мог объяснить, что именно.

В последние месяцы вокруг Медичи в самом воздухе была разлита тревога. Все началось с негодного совета Диотисальво Нерони. Нерони был доверенным лицом еще Козимо Медичи, толковым банкиром, многим обязанным семье Медичи, потому отец оставил его при Пьеро со спокойной душой. Оказалось, зря.

Не секрет, что Козимо Медичи желал бы оставить семейное дело младшему сыну – Джованни Медичи. Джованни хоть и тяжел телом (у лошадей задние ноги подгибались, когда в седло садился), но легок на подъем, как заправский купец что ни день в другом городе. Это был бы хороший тандем – почти обездвиженный Пьеро во Флоренции, а Джованни вне ее. Но младший сын Козимо умер еще при жизни отца от сердечного приступа, сказалась полнота. И тут Козимо допустил ошибку, потом дорого стоившую потомству.

Занимаясь в последние годы жизни то делами, то заботой о спасении своей души, он упустил разлад внутри семьи. Ему бы просто заменить Джованни на другого Медичи – своего племянника Пьерфранческо. Пьерфранческо был прекрасным дельцом, вполне мог справиться с банком Медичи, но Козимо испугался.

Отцовские и дедовы чувства взяли верх над деловыми.

Пьеро болен, почти обездвижен, а Пьерфранческо здоров и силен, он вполне мог отставить двоюродного брата в сторону. А старый Козимо желал видеть наследником не столько Пьеро, сколько своего старшего внука Лоренцо. Любовь к внуку оказалась сильней расчета, дед не учел, что Лоренцо талантлив во всем, кроме банковского дела.

Получилось как хотел Козимо Медичи, – после него наследовал едва живой Пьеро Медичи, чтобы передать дела и влияние во Флоренции своему старшему сыну Лоренцо, которого все чаще называли Великолепным. Влияние семьи было пока достаточно сильным, чтобы флорентийцы согласились на главенство больного Пьеро, но силы оппозиции росли с каждым днем. Никто не мог сказать, в какой день «рванет». Тем более новый глава семьи почти сразу начал допускать ошибки.

Пьеро не любили слишком многие, чтобы эта нелюбовь не вылилась в протест. Завидовали, считая свалившуюся на него власть незаслуженной. Завидовал Пьерфранческо, завидовал Диотисальво Нерони, главный советчик Пьеро, многие завидовали.

Нерони своим положением воспользовался. Все выглядело вполне невинно – человек просто дал совет, Пьеро мог и не воспользоваться. Но Пьеро Медичи воспользовался.

Козимо Медичи раздавал кредиты во Флоренции так легко, что все привыкли: нет денег – идешь к Медичи и берешь кредит. Отдашь, когда сможешь. В результате должны остались многие, возвращать не торопился никто. Нерони посоветовал новому хозяину взыскать просроченные кредиты, что тот и сделал, причем без предупреждения.

По закону Медичи был прав и по совести тоже. Деньги вернул, но разорил и нарушил планы столь многих, что впору раздавать все обратно. Когда опомнился и стал выдавать новые кредиты взамен закрытых, было поздно.

Люди везде одинаковы, и флорентийцы не исключение. Они нашли еще один повод обидеться на Пьеро Медичи.

Своих дочерей Пьеро и Лукреция выдали замуж за флорентийцев – Бьянку за Гильельмо Пацци, а самую младшую Лукрецию, которую прозвали Нанниной, за Бернардо Ручеллаи. Оставались два сына, хотя оба молоды, а Лоренцо еще и катастрофически нехорош внешне, но ведь о будущем задуматься стоило. Породниться с самими Медичи, особенно с будущим наследником семьи, хотели многие, в том числе Лука Питти и Содерини. Хотя тот и другой уже родственники Пьеро Медичи и его семьи. Томмазо Содерини женат на старшей сестре донны Лукреции Дианоре Торнабуони. Почему бы не поженить детей?

Но Лоренцо сказал «нет!». Так сказал, что Лукреция даже уточнять не стала почему. Видно, Лоренцо что-то знал о кузине.

С Лукой Питти породниться не успел…

Когда-то, решив построить новый дом взамен старого палаццо Барди, полученного в качестве приданого за Контессиной при женитьбе, Козимо Медичи купил участок на виа Ларга, вернее, купил несколько небольших домов и снес их. Первый проект дома создал, конечно, Брунеллески, кому же, как не ему, строить дворец Медичи? Но осторожный Козимо от грандиозного сооружения отказался, поручил Микелоццо строительство строгого внешне, но роскошного внутри палаццо.

Брунеллески в гневе проект порвал в клочья, но не забыл. Когда Луке Питти, жаждущему хоть в чем-то превзойти своего близкого приятеля Козимо Медичи, понадобился грандиозный дворец, задумка Брунеллески пошла в дело. Строил не он, и при жизни Питти колоссальное сооружение так и не было закончено, а потом вовсе оказалось резиденцией герцогов Тосканских, коими стали… Медичи. Но это через несколько десятилетий.

После смерти Козимо финансовые дела у Луки Питти пошли куда хуже, чем раньше, не имея средств на достройку дворца, он, как и многие во Флоренции, ворчал на Пьеро Медичи, словно тот обязан помогать.

Недовольных нашлось немало, кроме ворчливого Питти свою лепту внесли и Нерони, и Никколо Содерини брат Томмазо, и Аньоло Ачайуолли, у сына которого еще Козимо отобрал из-за плохого с ней обращения его жену свою племянницу Алессандру Барди (конечно, вместе с приданым)… Нашлись и другие обиженные необходимостью вернуть кредит, взятый у Медичи. Эти недовольные стали кучковаться вокруг Луки.

Недостроенный дворец Питти стоял на холме над городом, потому партию обиженных назвали «партией Холма». В противовес сторонников Медичи стали называть «партией Долины».

Все закрутилось всерьез в начале 1466 года, когда гонфалоньером справедливости, то есть главой Синьории Флоренции, на выборах по новой системе оказался Никколо Содерини. Вот когда понадобились усилия его брата Томмазо и двух умнейших женщин – Лукреции и Дианоры Торнабуони. Они сумели направить бурную энергию Никколо в ораторское русло. Этот Содерини был идеалистом, способным завести толпу словами о свободе и увлечь ее, только вот не знал куда. Благие порывы попросту ушли в песок. Когда его команда после двух месяцев работы в Синьории уходила, сдав дела следующим, кто-то написал на двери: «Девять ослов разошлись по домам».

Но это оказалось лишь началом.

В марте умер миланский герцог Франческо Сфорца, друг Козимо Медичи. Власть в Милане предстояло поделить (или захватить) одному из беспокойных братьев герцога или его сыну Галеаццо. Ни один из вариантов спокойствия соседям не обещал. Франческо Сфорца не был белым и пушистым, но о его сыне Галеаццо говорили, что он жесток до зверств.

Пьеро Медичи почувствовал себя в ловушке. Самый сильный его союзник Франческо Сфорца умер, чего ждать от нового герцога, неизвестно, а дома во Флоренции партия Холма все сильней.

И тогда Пьеро доказал, что он может мыслить непредсказуемо для противников.

– Лоренцо нужно ехать в Неаполь.

Лукреция давно помогала мужу, взяв на себя большую часть дел, ее еще Козимо Медичи называл «единственным мужчиной в доме», но не потому, что замашки имела мужские, напротив, мать Лоренцо и Джулиано была исключительно женственна, внешне тиха, но все, и не только в семье, знали, что это не мешает ей иметь стальную волю и блестящий ум. Но сейчас даже она не поняла мужа:

– Куда? К королю Ферранте?!

Лоренцо вспомнил другое:

– Там Ипполита Мария Сфорца. Если с ней ничего не случилось, то не случится и со мной.

Семнадцатилетний юноша отправился к одному из самых жестоких и непредсказуемых правителей, чтобы заручиться его поддержкой для семьи Медичи.

Опасно? Конечно, Неаполитанское королевство сильно, хотя королю Ферранте постоянно приходится защищать свою власть в том числе в борьбе с собственными баронами. Он внебрачный сын того самого сначала усыновленного, а потом «разусыновленного» Альфонсо Арагонского. Пока на троне в Неаполе сидел сам Альфонсо, все терпели, но у короля не имелось законных наследников, и он оставил престол бастарду. Этого не признали ни Европа, ни часть собственных неаполитанских баронов.

Жан Анжуйский тоже сделал попытку отобрать трон, и почти победил, но первая супруга короля Ферранте королева Изабелла сумела не только собрать деньги для наемников, но и переманить на свою сторону своего дядю – одного из нападавших кондотьеров. Это позволило Ферранте победить и заложило основу его коллекции. К счастью для Медичи, в нее не входил Жан Анжуйский.

Правители Европы отнюдь не отличались кротким нравом, одни вешали неугодных, топили, сжигали, закапывали в землю живьем, травили собаками… Ферранте коллекционировал чучела своих врагов. Ему было недостаточно просто насладиться мгновением победы или воспоминаниями о ней, Ферранте приказывал бальзамировать трупы, наряжать их и рассаживать в своем музее, а потом подолгу с удовольствием беседовал с мумиями.

Об этом знала уже вся Европа.

И к этому зверю в пасть Пьеро отправлял своего старшего семнадцатилетнего сына.

– Но ведь мы принимали Жана Анжуйского!

Последний довод Лукреции против такого безумия не сработал, Пьеро спокойно добавил:

– И Ипполиту Марию Сфорца, а также Федериго Неаполитанского.

Что тут скажешь? Так и есть, стараясь быть со всеми в хороших отношениях, Флоренция приветствовала и герцога Анжуйского, который неудачно воевал с Неаполем, и молодую жену старшего сына Ферранте, и его второго сына. Старшая дочь миланского герцога Франческо Сфорца год назад вышла замуж за наследника неаполитанского престола Альфонсо, и проездом из Милана к своему супругу задержалась во Флоренции. Сопровождал ее Федериго – второй сын короля Ферранте. Федериго и вовсе немало времени провел в семье Медичи, пока его отец воевал за свои права. Они с Лоренцо дружили, как подружились и с Ипполитой.

О, это были чудесные осенние деньки! Ипполите было девятнадцать, Лоренцо шестнадцать, Федериго, как и Джулиано, шел четырнадцатый, любимой сестре Лоренцо Наннине семнадцать… Компания веселилась от души, сама Ипполита словно чувствовала, что это ее последние веселые спокойные часы.

Лоренцо имел Даму сердца Лукрецию Донати, потому изображал страдающего влюбленного и читал свои стихи тоном познавшего все в жизни старца:

Прекрасная юность, увы, быстротечна.

Не трать на унынье короткие дни.

Коль все на Земле этой, друг мой, не вечно,

Кто знает, как долго продлятся они?

Взрослым слышать подобные сентенции из уст почти мальчишки было бы смешно, но его слушали такие же безусые юнцы, слушали и понимающе вздыхали…

Ипполита в браке была несчастлива, другого трудно ожидать, ведь ее супруг Альфонсо если и отличался от отца, то лишь в худшую сторону, был груб, неотесан, развратен и жесток. В отличие от короля Ферранте, любившего искусство и литературу, имевшего отменную коллекцию древностей, его наследник считал все это блажью, а грамоту ненужным делом. И за этого монстра вышла замуж нежная мягкая Ипполита, сама писавшая стихи и неплохую прозу.

Но Лоренцо хотя бы знал, что в Неаполе его ждут двое друзей – Ипполита и Федериго.

Глядя вслед уезжающему сыну, Лукреция всхлипнула:

– А если он не понравится королю Ферранте?

Пьеро усмехнулся:

– Ты знаешь кого-то из людей, кому не понравился бы Лоренцо?

– Так то людей…

Поездка в Неаполь получилась на удивление легкой и даже приятной. Время штормов уже прошло, ветер дул попутный, а потому галера неслась словно на крыльях.

Короля Ферранте Лоренцо не боялся, он старался не думать о диких наклонностях правителя Неаполя, вспоминая его искренний интерес к древностям, к увиденным у Медичи книгам, к философским диспутам. Во время своего визита во Флоренцию король вел себя ничуть не хуже того же герцога Анжуйского, был любопытен, долго разглядывал фрески, особенно изображающую Тайную вечерю со Спасителем и Иудой. Возможно, тогда у него родилась мысль посадить своих «апостолов»-мумий за кошмарный стол?

– Везувий, – кивнул на вырастающую на горизонте черную громаду капитан галеры.

Издали вулкан вовсе не казался таким огромным и страшным, хотя над ним вился дымок.

Наконец они увидели и зубчатые вершины башен Мачио Ангиомо – Анжуйской крепости. Неаполь…

– Лоренцо! – Флорентийского гостя встречал средний сын короля. – Я рад тебя видеть.

– Я тебя тоже, Федериго.

– Как твоя сестра Наннина? Как родные?

– Отец болеет, как всегда. Остальные здоровы. Они передавали тебе привет. А Ипполита?

Федериго заметно помрачнел.

– Конечно, ей трудно, но она держится. Она тоже ждет тебя. И в твою честь отец приказал приготовить ужин.

Конечно, никаких веселых пирушек вроде тех, что устраивали во Флоренции, в Кареджи, в Кафаджоло или Фьезоле, Ипполита была серьезной замужней дамой и вела себя соответственно. Неаполитанская знать еще приглядывалась к ней, молодой супруге наследника требовалось закрепить репутацию скромной и сдержанной дамы. И это притом что сам двор неаполитанского короля отличался распущенностью и крайней свободой нравов.

Это была удивительная смесь вольных нравов, оставшихся в наследство от прежних развратных королев, грубости наследника престола Альфонсо и самого короля Ферранте, и любви того же Ферранте к искусству. Философы, художники, поэты спокойно уживались в Неаполе с немыслимым количеством проституток, поэтические соревнования с развратом и похотью, а философские споры с животной грубостью.

Король любил собирать древности, знал в этом толк, у него была прекрасная библиотека и при этом речь бандита с большой дороги, много изящных вещей и разбойничьи манеры…

Но Ферранте пожалел своего флорентийского гостя, он не стал показывать худшую сторону жизни неаполитанского двора и свою коллекцию мумий, а вот коллекцию древностей продемонстрировал с удовольствием.

В общем, визит удался.

– Рассказывай, – попросил, стараясь не морщиться от боли из-за очередного приступа, отец.

Лоренцо чувствовал себя победителем, он вполне удачно договорился с королем Неаполя, как не так давно с папой римским.

– Он не так и страшен, зато умен и интересен в беседе. Ипполита Мария создала там свой двор, который король привечает. Ей, конечно, трудно с мужем, но тот часто отсутствует.

– Напиши в Милан Галеаццо об Ипполите, только осторожно. Хоть со стороны Неаполя угрозы нет, и то радует.

– А здесь?

Лоренцо уловил в голосе отца тревогу и все понял.

– Здесь плохо. Партия Холма готова перейти в наступление.

В своих опасениях Пьеро Медичи был прав. Партия Холма решила призвать на помощь Феррару и Венецию. Угроза не просто семье Медичи, но и всей Флоренции становилась смертельной. Король Ферранте в Неаполе слишком далеко, Милан хоть и ближе, но дружбу пока не подтвердил, а Феррара… вон она, почти рядом.

В самой Флоренции у Медичи много сторонников, однако возьмутся ли они за оружие, чтобы защитить патрона?

А самого Пьеро в августе свалил жесточайший приступ подагры, превратив в беспомощное бревно. К тому же он лежал в Кареджи.

– Нужно срочно домой на виа Ларга, там хорошо укрепленный дом и защитить есть кому.

– Как ты поедешь, отец?

– На носилках, но поеду!

Из-за того что каждая кочка, малейшее резкое движение причиняло Пьеро страшную боль, кавалькада двигалась медленно. В окрестностях Флоренции множество вооруженных людей, которым все равно кого грабить – небогатого купца или самого Медичи, пришлось взять охрану. Она была достаточной только для сопровождения, но не для боя.

Словно предчувствуя неприятности, Лоренцо предложил:

– Я отправлюсь вперед с самой малой охраной, а вы езжайте следом.

– Это опасно. Для тебя опасно.

– Нет, что со мной могут сделать? Но если я не вернусь вскоре, то вы вернетесь в Кареджи.

Пьеро отпускал старшего сына с тяжелым сердцем, прекрасно понимая, что в случае, если Флоренция уже захвачена мятежниками, Лоренцо просто станет заложником.

Лоренцо успокоил:

– Я же ни в чем не виноват перед Флоренцией, за что меня наказывать, разве что за шум по ночам? Все будет хорошо.

Он ехал, осторожно оглядываясь, тревога нарастала.

Чуть в стороне от дороги несколько крестьян что-то делали в поле. Когда от группы отделился один, Лоренцо невольно положил руку на рукоять меча и приказал двум сопровождающим:

– Внимание!

Но крестьянин оказался неопасен, напротив, он предупредил:

– Мессир Медичи, не ездите туда.

– Почему?

Вот оно, значит, не зря беспокоилось сердце.

– Там засада. Возле виллы Нерони вас ждет засада.

Джованни Нерони архиепископ Флоренции, неужели и он заодно с партией Холма? Хотя чему тут удивляться, если даже двоюродный брат Пьеро Пьерфранческо Медичи часто бывает у Питти?

– Спасибо, что предупредили.

– Будьте счастливы, милорд, – поблагодарил крестьянин, ловко поймав на лету брошенную Лоренцо золотую монету.

Лоренцо повернулся к стражнику:

– Немедленно скачи к мессиру Медичи и предупреди про засаду. Пусть возвращаются. А мы поедем вперед и постараемся задержать.

Их действительно ждали.

Когда вооруженный отряд остановил Лоренцо, тот сопротивляться не стал – глупо вдвоем обнажать мечи против дюжины куда лучше вооруженных людей. К тому же он действительно намеревался задержать злоумышленников, давая возможность отцу вернуться в Кареджи.

– Мессир Лоренцо Медичи. – Голос предводителя был сладким до приторности. – А где ваш отец?

Лоренцо пожал плечами:

– Если он вам нужен, то придется подождать. Отец не может ехать быстро из-за болезни, они едва движутся.

– А вы почему не с ним? – подозрительно прищурился вопрошавший.

– Дела во Флоренции.

Его отпустили, и теперь оставалось гадать, успеет ли отец вернуться в Кареджи и принять меры по защите поместья. Кареджи не замок, там обороняться трудно.

Глядя вслед молодому Медичи, один из злоумышленников пожалел:

– Зря мы его отпустили. Приведет из города сторонников.

– Не успеет, мы убьем его папашу раньше. Хотя отпустили зря…

Оставалось ждать появления кавалькады Медичи.

Главный напомнил:

– Никакого открытого нападения, стреляем сразу с нескольких сторон по Медичи и исчезаем. Нам шум ни к чему. Надо успеть раньше, чем сынок приведет своих.

Ждать пришлось не так уж долго. На дороге показался портшез со знаками Медичи, впереди и позади всего по паре охранников.

– Мессир Медичи не слишком беспокоится о своей жизни, – усмехнулся кто-то.

– Тем легче будет убить, – отозвался капитан и приказал: – Всем тихо! Не выдать себя!

Они лежали в засаде молча, держа наготове арбалеты.

Было тихо, только слышно, как жужжат надоедливые мухи да всхрапывают лошади приближающейся процессии.

Близко, еще ближе, совсем близко… Арбалеты готовы к выстрелам, несчастное тело Пьеро Медичи будет пронзено сразу со всех сторон. Капитан перекрестился, вообще-то, наемники не любили убивать вот так – из засады, тем более больных.

– Зато отмучается…

Все знали, что Пьеро Медичи страшно страдает от болезни.

Было жарко настолько, что занавески портшеза откинуты, чтобы больного обвевал хоть легкий ветерок. Сидящим в засаде даже удобней, будет видно куда стрелять.

Но…

Портшез пуст! Пьеро Медичи ни больного, ни здорового в нем не было!

Капитан не выдержал, он выскочил наперерез кавалькаде:

– Эй, а где ваш хозяин?!

– Хозяин? – недоуменно поинтересовался ехавший впереди охранник. – Он вернулся в Кареджи.

– Пешком, что ли? – не поверил капитан наемников.

– Не, в другом портшезе, тот удобней.

– Черт!

Хитры не только заговорщики и Лоренцо, схитрил и сам Пьеро. Когда приехал посланник от Лоренцо, Пьеро понял, что сбежать не удастся, по пути в Кареджи его попросту догонят. И он приказал посадить себя на лошадь позади Джулиано, привязать к сыну, а тому поскорей пуститься вскачь во Флоренцию другим путем.

На виа Ларга приехали одновременно – Лоренцо, успевший оповестить сторонников Медичи, и Джулиано с Пьеро.

Лоренцо ахнул:

– Отец! Они все-таки попытались вас захватить? Не поверили, что нужно ждать?

Пьеро был не в состоянии что-то говорить, все рассказал Джулиано, а потом добавили подробностей и охранники, которых задержали у виллы Нерони.

Слух о неудавшемся покушении на Медичи сплотил партию Долины и способствовал уменьшению партии Холма.

– Мы вздернем их в окнах Палаццо Веккьо, отец?

– Нет, Лоренцо. У нас нет доказательств виновности, к тому же в Синьории пока их люди. Через неделю новые выборы, тогда и разберемся.

– Но они успеют напасть! Герцог Феррарский направляется к Флоренции.

Пьеро промолчал, не сказав сыну, что написал письмо в Милан с просьбой к Галеаццо помочь. Надеяться на помощь не стоило, но он надеялся.

Оказалось, не зря. Герцог миланский отправил свой отряд на перехват феррарцам, к тому же пришло известие о полной победе партии Долины на новых выборах в Синьорию Флоренции, и наемники отступили.

Первым к Медичи примчался Лука Питти. Старый лис понял, что проиграл, и поспешил спасти свою шкуру. Он клялся в верности, умолял простить за то, что не рассказал о злоумышленниках, выдал всех и обещал даже не помышлять против Медичи впредь.

Питти остался безнаказанным. Остальных главарей изгнали, в том числе Пьерфранческо Медичи. Жестоко, но справедливо. «Мелочь» помиловали. Сыновья, правда, возмущались, утверждая, что изгнанные вернутся с войском, не сможет же Галеаццо вечно держать на границе Феррары и Флоренции своих людей. Но Пьеро был непреклонен:

– Я не из жалости отпустил. Флоренция не должна видеть трупы мятежников, болтающиеся в окнах Палаццо Веккьо. А против феррарского герцога есть другие наемники, нужно лишь получить согласие Синьории.

Конечно, получили. И наняли не менее сильного кондотьера – Федерико да Монтефельтро, тогда еще графа Урбинского, позже папа пожаловал ему герцогство.

Венеция напрямую столкнулась с Флоренцией, вернее, столкнулись их наемники. Весной следующего года все закончилось почетным миром при посредничестве тогдашнего папы Павла.

Можно было передохнуть, но Пьеро чувствовал, что недолго. И не потому, что боялся нового мятежа или нападения, а из-за своей болезни.

– Лоренцо, отец хочет поговорить с тобой.

– Да, мама.

Разговор снова зашел о женитьбе, но на сей раз никаких невест из дома Питти или Сальвиати не предлагалось, Медичи были сыты по горло предательствами вчерашних друзей.

– Я согласен.

– Ты даже не спрашиваешь, кто она?

– Вы знаете, что я люблю Лукрецию Донати, но она замужем. Потому какая разница, кто именно будем моей супругой?

Мать не стала говорить, что знает, кого в действительности любит Лоренцо.

– Лоренцо, я предлагаю посмотреть дочерей Орсини. Семья римская, богатая и уважаемая. Кажется, у мадонны Маддалены Орсини есть дочь подходящего возраста с прекрасной репутацией.

Лоренцо только кивнул.

– Я сама отправлюсь туда, чтобы посмотреть нескольких девушек, и напишу тебе.

Сын снова кивнул:

– Да, мама. Я понимаю, что это неизбежно и доверяю твоему выбору. Вашему выбору, – поправил он сам себя, заметив тревожный взгляд отца.

Это выглядело почти государственной изменой – Лоренцо искали невесту за пределами Флоренции. Мать Лоренцо Лукреция из рода Торнабуони, что же ей понадобилось в Риме, этом захолустье среди вековых развалин, среди неучей и расфуфыренных невежд? И хотя невесту пока не нашли, недовольство сограждан уже обрели. Однако на сей раз флорентийцы даже ворчать вслух не посмели. Кто может открыто обвинить Медичи в таком выборе, если почти все богатые семьи Флоренции так или иначе запятнали себя участием в заговорах против них? Смутное время, сейчас даже родным доверять надо с опаской…

Пьеро простил своего двоюродного брата Пьерфранческо, даже вернул того из ссылки, впрочем, настояв на жизни в загородном имении в Требьо, где нет крепости и возможности поднять новый бунт.

Донна Лукреция сумела разглядеть будущую невестку, хотя для этого пришлось применить хитрость. Сначала мать Лоренцо «случайно» встретила Маддалену Орсини с ее дочерью Клариче в церкви, потом на улице, но поскольку девушка была слишком скромна и даже глаз не подняла, понадобился еще один маневр.

– Ты уверен, что это ее окна? – вопрошала донна Лукреция Джентиле Бекки, указывая на окна напротив дома, в который они пришли.

– Да, миледи. Все точно, это окна комнаты миледи Клариче Орсини.

Зачем понадобилось Лукреции Медичи глазеть на окна возможной невестки, договорившись для этого с хозяевами дома напротив? Она хотела убедиться, что девушка не торчит в праздности у окна всякую свободную минуту. Лукреция целый день сидела, но ничего порочащего Клариче не увидела. Не глазела девица Орсини по сторонам.

Лукреция написала во Флоренцию о вполне приемлемом внешнем виде Клариче, ее здоровье и скромности, даже робости.

Такой брак горячо поддержал кардинал тосканский Латино Орсини, дядя невесты, переговоры еще только шли, а он уже называл Лоренцо родственником. Для обоих семей это был выгодный брак. Орсини старинный род, богатый, но теряющий свои позиции в Риме из-за происков соперников, им были нужны Медичи – фактические правители Флоренции, особенно наследник рода Лоренцо. А что нехорош собой, так кто на это смотрит, когда есть деньги и власть?


Лоренцо вспомнил, что несколько раз видел эту Орсини, когда жил в Риме, обучаясь у Джованни Торнабуони премудростям банковского дела. Никакого следа в его памяти будущая супруга тогда не оставила, но и дурного о ней от своих римских приятелей Лоренцо тоже не слышал. Было понятно, что этот брак особого счастья не принесет, но и разочарований тоже. Еще неизвестно, что лучше.

Приданое было обещано в шесть тысяч флоринов, хотя большой роли это не играло.

Время шло, а свадьбу все не назначали. Нет, никто не отказывался, но и не торопился. Страдала разве что невеста. Дядя жениха Джованни Торнабуони расписывал племяннику Клариче в самых радужных тонах и умолял, если тот не может приехать, хотя бы написать невесте.

– О чем я ей должен писать? О любви? О будущем счастье или о том, что испытываю неземное блаженство при одной мысли о ней? Подскажи.

Джентиле Бекки в ответ убеждал черкнуть хоть пару вежливых ни к чему не обязывающих строк. И влюбленный, правда платонической любовью в прекрасную Лукрецию Донати, Лоренцо выдавил из себя эти пару строк.

Невеста ответила парой удивительно пошлых любезных фраз.

– Умна?! Да она дура беспросветная! – возмущался Лоренцо.

И снова Бекки успокаивал:

– Едва ли писала она сама. Скорее всего, переписала с материнского черновика. Что еще может сообщить тебе та, которой нужно выглядеть как можно скромнее и благовоспитанней?

– Наверное, ты прав. Хорошо бы… Одной скромности и робости мне будет недостаточно.

– А что тебе нужно, чтобы жена наставляла рога всякий раз, когда ты сам наставляешь ей?

Лоренцо невесело рассмеялся в ответ:

– Неужели невозможно быть счастливыми в браке?

В феврале 1468 года молодежь Флоренции решила устроить турнир, да такой, чтобы запомнился надолго. Что это было – прощание Лоренцо Великолепного с юностью и свободной жизнью или сам праздник юности?

Формально праздновали примирение итальянских государств, а также двадцатилетие Лоренцо Медичи.

Огромная толпа вокруг арены на Санта-Кроче едва не затоптала несколько человек, всем было любопытно взглянуть не столько на состязание в умении владеть оружием, сколько на богатейшие наряды участников, их лошадей и их доспехи.

– Лоренцо едет!

– Великолепный!

– Где?

– Да вон же впереди, где твои глаза?

С тех пор Лоренцо стали называть Великолепным все чаще.

Двенадцать разодетых пажей и знаменосец со штандартом впереди. На штандарте Верроккьо нарисовал девушку с венком лавра и радугу над ней. И девиз «Эпоха возвращается». Не стоит спрашивать, что за эпоха. Лоренцо и его друзьям надоела вражда, хотелось красоты, любви, античной мудрости и свободы.

– Это донна Лукреция Донати нарисована, – сразу поняли самые догадливые.

Но сам Лоренцо на великолепном скакуне, присланном в подарок королем Неаполя, ехал не в цветах Лукреции Донати, а в тунике флорентийских цветов – красном с белым. Бриллианты, жемчуга, золото… Дотошные потом подсчитали стоимость наряда – десять тысяч флоринов.

Не хуже разодет и Джулиано – в серебро.

– Слабоват конь-то… Как он биться будет?

Зря сомневались зрители, Лоренцо пересел на боевого коня, присланного в знак примирения из Феррары, надел доспехи – подарок Галеаццо. Вот теперь в его одеянии присутствовал цвет его Дамы Лукреции Донати – темно-лиловый.

Бились от полудня до заката.

Сам Лоренцо потом честно записал в дневнике, что вовсе не был лучшим, но получил награду победителя из рук Лукреции Донати. Разве друзья могли не сыграть в поддавки ради победы своего обожаемого Лоренцо?

Этот турнир действительно остался в анналах.

На следующий день виа Ларга с утра была запружена желающими поздравить победителя – Флоренция славила нового правителя, хотя Пьеро Медичи еще был жив.

Сам Пьеро не мог присутствовать ни на турнире, ни даже на последовавшей в июне свадьбе сына, болезнь окончательно приковала его к постели.

Почти сразу прекрасная Лукреция Донато почувствовала угрозу своей власти над Медичи. Рядом с ней появилась та, которую прославит не столько красота, сколько очарование – Симонетта Веспуччи.

К развеселой компании братьев Медичи – Лоренцо, а теперь уже и подросшего Джулиано, – нередко присоединялись Веспуччи. Эти братья такие разные – старший Антонио книжный червь, ему больше нравились философские диспуты у Фичино, чем беспокойные загулы, младший Америго и вовсе в доминиканском монастыре, постриг не принял, но книги прочитал все.

Самым скучным был средний – Марко Джеронимо. Но ему, по мнению друзей, повезло больше всех. Невзрачный торговец, скучный и даже занудный, он умудрился удачно жениться в Генуе. Супругу полагалось представить Медичи, иное было бы расценено как нарушение приличий.

Когда Марко произнес: «Донна Лукреция, позвольте представить вам мою жену Симонетту» – и отступил на полшага, чтобы та могла выйти для поклона, всем показалось, что в окна заглянуло солнышко. А оба брата Медичи, совершенно случайно оказавшиеся тут же, потеряли дар речи.

Шестнадцатилетняя Симонетта не была похожа на обычную девушку. Это нежное зеленоглазое создание казалось видением, Лоренцо даже подумал, нет ли у нее ангельских крыльев за спиной.

Крыльев не было, но были правильные черты лица, прекрасные светлые волосы, стройная фигурка и нежный, словно звон колокольчика, голос. А еще обаяние. Если у некрасивого Лоренцо оно особенное, граничащее с чертовщинкой, то у Симонетты именно ангельское. С первого взгляда ясно, что она чиста и невинна.

Как такое дитя могло быть чьей-то женой?!

Обомлели не только Лоренцо и Джулиано, в восторге любовалась супругой Марко Наннина, застыл пораженный Боттичелли, прикусил язык язвительный Полициано, притих насмешник Пульчи… Во Флоренции появился ангел во плоти.

Сама Симонетта к такому вниманию была явно не готова, она чуть смущенно оглядывалась и обрадовалась, когда Лукреция подозвала ее к себе:

– Иди сюда, дитя мое, не то эти насмешники, как только придут в себя, начнут говорить глупости. Сколько тебе лет?

– Шестнадцать, донна Лукреция.

«Как Джулиано», – подумала Лукреция, покосившись на младшего сына.

Джулиано все еще был вне себя, он стоял словно громом пораженный. Если бывает любовь с первого взгляда, то это она.

Сама Симонетта тоже косила взглядом на Медичи, но скорее испуганная его реакцией, чем пораженная его красотой.

Лукреция взяла с Марко слово, что тот будет приводить свою супругу почаще. Тот вздохнул:

– Не могу, донна Лукреция, я скоро уезжаю. Дела, – сокрушенно развел руками Веспуччи.

– Куда? – более глухим, чем обычно, голосом поинтересовался Лоренцо.

– В Сирию. Я же купец, мое место в пути.

Сирия – это хорошо, Сирия – это далеко от Флоренции, к тому же туда не возьмешь с собой молодую жену.

– Но донне Симонетте вы позволите приходить ко мне? – вполне невинным тоном поинтересовалась донна Лукреция.

Меньше всего Марко хотелось, чтобы жена без него появлялась в доме Медичи, особенно рядом с откровенно пялившимся на нее Джулиано, да и старший братец смотрит не отрываясь. Это прекрасно понимала их мать, потому и сказала «ко мне», а не «к нам», словно не все равно. Отказать донне Лукреции Медичи Марко Веспуччи не мог, он же не безумный. Оставалось надеяться на благоразумие жены. В конце концов, кто из мужей не рогат нынче?

И, хотя рога от хозяев Флоренции все равно рога, Марко смирился.

После ухода молодоженов Джулиано мрачно посетовал:

– За что этому слизняку такое счастье?

Марко Веспуччи вовсе не был слизняком, он был спокойным честным купцом, насколько купец может быть честным. Но по сравнению с блистательными Медичи, конечно, проигрывал.

Его успокаивал старший брат:

– Марко, все зависит от твоей жены. Лоренцо столько лет слагает стихи и даже устраивает турниры в честь Лукреции Донато, дарит ей подарки, но я точно знаю, что они не любовники. Медичи сумасшедшие, они могут спать со шлюхами и платонически любить уважающую себя даму.

Он был прав, избрав своей Дамой сердца Лукрецию Донато, когда ему было всего шестнадцать, Лоренцо, рано познавший Венерины удовольствия с доступными женщинами, продолжал и через много лет боготворить свою избранницу, посвящая ей стихи и даря подарки. Мало того, Великолепный был в приятельских отношениях с супругом своей Музы Никколо Ардингелли, помогал тому, как мог. Никколо, точно зная, что любовь Медичи чисто платоническая, не возражал против такого покровительства, поскольку оно надежно защищало Лукрецию от излишнего внимания остальных. Сама Лукреция с удовольствием царила на балах, принимала дары от поклонника и была верна мужу. Такое положение дел всех устраивало – Ардингелли имел верную жену, та внимание и подарки Медичи, а сам Лоренцо официальную богиню для поклонения.

Но то Лоренцо… Будет ли так же вести себя его красавчик-брат?

Скрепя сердце Марко дал согласие супруге на посещения дома Медичи с условием не бывать там слишком часто и уехал в очередной коммерческий вояж.

Лоренцо продолжил посвящать стихи Лукреции, но все чаще думал о Симонетте.

Они разные. На Лукреции от многих лет восхищения и поклонения (она действительно была красавицей, каких мало) словно полировка, она уверена в себе, пользуется чарами, играет вниманием мужчин. Симонетта иная, почти девчонка, немного лукавая и задорная, но вовсе не бойкая, настоящее солнышко. Каждый, кто ее видел, начинал улыбаться, рты сами разъезжались от уха до уха без малейшего повода. Дети норовили просто прикоснуться к ее руке, дотронуться до платья, заглянуть в глаза. Так же вели себя и взрослые, и никому не приходило в голову возжелать Симонетту как женщину. Ей поклонялись не столько из-за внешней красоты, сколько из-за исходившего от юной супруги Веспуччи света.

Солнышко…

Кто мог претендовать на Солнышко? Только Медичи!

Сначала забеспокоилась Лукреция Донато, терять такого поклонника из-за появления во Флоренции зеленоглазой девчонки не хотелось. Красавица уже была готова лечь в постель с Лоренцо, чтобы привязать его к себе, но однажды увидела, как смотрит на Симонетту Джулиано, а на него самого старший брат, и поняла, что никогда Лоренцо, как бы ни был влюблен в супругу Веспуччи, не перейдет дорогу младшему брату.

Так и произошло, если Лоренцо и был влюблен, то тайно. Тут он уступил Джулиано первенство. Младший Медичи назвал Симонетту Веспуччи своей Дамой сердца и позже посвятил ей турнир в честь собственного двадцатилетия. Лукреция Донато могла не беспокоиться, ее по-прежнему называли Дамой сердца Великолепного, она купалась во внимании и подарках Хозяина Флоренции.

К счастью, Лоренцо Медичи уже был помолвлен с Клариче Орсини, а сама Симонетта кроме того, что нравилась Джулиано, была верной женой своему Марко Веспуччи.

Подруга Лукреции Донато Лаура Фрескобальди, остановившаяся во Флоренции по пути из Рима в Милан, убеждала красавицу:

– Я не знаю, что такого ты нашла в этом… Медичи, но бояться его будущую жену тебе точно не стоит. Орсини ни рыба ни мясо, не дурнушка, но бесцветна донельзя. Никакого обаяния или живости, тихая, скромная, послушная…

– Ты не преувеличиваешь? Ты же зла на ее брата…

– При чем здесь брат! Нет, я его давно забыла. Я тебе о Клариче говорю. – И снова повторяла: – Милая, не дурнушка и не красавица, набожная, тихая. Что Лоренцо делать с такой?

– Детей рожать! – огрызнулась Лукреция. – Такие-то тихие и скромные берут мужей в руки легче всего.

– Ну, не знаю… Тогда брось его, пока он не бросил тебя.

Лукреция решилась, в конце концов, подруга завтра уедет, ей можно доверить другой секрет:

– Ты видела Симонетту, жену Марко Веспуччи?

Оказалось, что Лаура все знает об увлечении этой юной женщиной со стороны младшего брата.

– А ее ты почему боишься?

Лукреция схитрила:

– Клариче хоть чем-то на нее похожа?

Некоторое время Лаура разглядывала что-то за окном, словно пытаясь вспомнить, потом согласно кивнула:

– В чем-то похожа.

Видя, что такое утверждение задело подругу, она подтащила Лукрецию к большому венецианскому зеркалу – подарку Лоренцо:

– Посмотри на себя. Ты красавица из красавиц, а они просто миленькие серенькие мышки. Еще раз повторяю: дружить с этой Веспуччи не стоит, а вот с Орсини подружись. Знаешь, мышка сильно проигрывает рядом с красивой кошечкой. И соблазни ты уже, наконец, своего сатира! Пора переспать с ним, я слышала, в постели он хорош.

Лукреция прислушалась к совету опытной в амурных делах подруги, когда Клариче Орисини появилась наконец во Флоренции и стала женой Лоренцо Медичи, одной из ее приятельниц стала Дама сердца Великолепного Лукреция Донато. Ей удалось убедить Клариче в безопасности платонического чувства Лоренцо.

А пока ему только предстояло стать мужем.

Еще в апреле в Рим отправилась внушительная компания молодых людей под руководством Джентиле Бекки, чтобы привезти Клариче Орсини во Флоренцию.

В самом начале июня 1469 года мажордомы дворца на виа Ларга хватались за голову от невозможности справиться с потоком подарков к свадьбе со всех сторон Тосканы.

Поставленный учитывать провизию Марко Стефани едва успевал диктовать, а писец записывать:

– Сто пятьдесят телят… сто двадцать тысяч птицы – гуси, куры, каплуны…

– Больше, – отозвался кто-то из слуг.

Марко махнул рукой:

– Всех не пересчитать. Что еще?

Еще были целые возы с рыбой, орехами, сушеными фруктами, конфетами, мешки с мукой, крупой… бочки с вином, телеги, в которых укутаны сеном бутылки, тоже с вином… снова рыба, зелень, раки, визжащие поросята, до смерти перепуганные козлята, здоровенные кабаны, еще фрукты, павлины, цапли, утки…

Когда закончили учет, стало ясно, что при всем желании поварам не удастся это переработать, а гостям съесть.

– Миледи, мясо испортится. Может, лишнее раздать?

Лукреция не сразу поняла, о чем идет речь:

– Какое мясо, Карло?

– Нам слишком много мяса прислали в подарок.

– Конечно, раздайте.

Бедный люд не мог поверить своему счастью – по двадцать фунтов отменной телятины каждому просто так ради свадьбы Великолепного?! Слава Великолепному и всем Медичи!

На следующий день дворец на виа Ларго широко распахнул свои двери, помимо четырех сотен главных гостей его могли посетить практически все желающие, кто мог себе позволить дорогой наряд. Огромное количество поваров и поварят, слуг и временно нанятых помощников сбились с ног, готовя, раскладывая и разнося угощения, разливая вина, убирая со столов и меняя скатерти после каждой перемены блюд.

Такой свадьбы Флоренция не видела никогда.

На улице были накрыты столы на полторы тысячи человек, яства на которых тоже менялись.

Слава Великолепному! Палле! Палле!

Палле – шарики на гербе Медичи. Этот клич стал знаком принадлежности к партии Медичи, поддержки семьи. Медичи еще предстояло не раз услышать этот клич в трудные времена.

Клариче принесла приданое в шесть тысяч флоринов, ее кассоне – свадебные сундуки – были набиты дорогой одеждой, сама же она получила полсотни драгоценных колец и такое количество подарков не только от мужа и его семьи, но и от его друзей и родственников, что даже перестала запоминать и учитывать подаренное.

Свадьба обошлась Медичи в двадцать тысяч флоринов и это без учета присланной в дар провизии. Медичи могли себе это позволить, женился наследник, тот, что будет править Флоренцией довольно скоро.

– Тебе свадьбу закатим еще богаче, – заявил Лоренцо брату. Джулиано только отмахнулся:

– Я вовсе не собираюсь жениться.

– Куда ты денешься?

Лоренцо не ждал слишком многого от своей скромной жены. Клариче была симпатична, стройна, но уж слишком робка. Лоренцо не сравнивал ее со своей возлюбленной Лукрецией Донати – красавицей из красавиц, но сравнил с Ипполитой Сфорца и Боной Савойской. Они красивы не только внешней, спокойной, как у Клариче красотой, они умны и образованны. Но главное – обе были личностями, способными даже диктовать свою волю мужьям. Клариче могла только подчиняться.

Она подчинялась сначала родителям, теперь мужу. Не только в постели, где не проявила никакой инициативы и старалась угодить желаниям Лоренцо, но и во всем остальном.

Кажется, в первую ночь она даже не поняла вопрос мужа:

– Как тебе лучше?

Когда сообразила, то с готовностью откликнулась:

– Как пожелаешь ты.

Она старалась доставить удовольствие, не стремясь получить его сама. Именно потому и Лоренцо почти не получал.

– Бревно! Любая девка на сеновале живее, – жаловался он Бекки.

Наставник успокаивал:

– Лоренцо, она перепугана. Научится, станет настоящей любовницей.

Видя, что подопечный сомневается, попытался обрадовать:

– Ты и научи! Это самое изысканное, Лоренцо. Превратить дикую козочку в покорную овечку может каждый, а вот наоборот… Преврати, получишь много удовольствия.

– Ты полагаешь? – загорелся Лоренцо, который попросту не знал, что делать с покорной, послушной супругой.

– Конечно!

Неизвестно чем больше восхитился Джентиле – тем, что ученик понял его задумку, или самой придумкой, которая пришла в голову прямо в ту минуту.

Никакой дикой козочки из Клариче не получилось, она так и осталась верной, послушной и самой обычной женой, прекрасной матерью и хорошей хозяйкой.

Лоренцо заскучал очень скоро. Это поняла Лукреция, тоже попыталась заступиться за невестку:

– Лоренцо, Клариче станет живее.

– Мама, почему у Наннины глаза горят, а Клариче словно снулая рыба?

– Лоренцо, вспомни, где выросла твоя сестра и где жена. Рядом с тобой у любой глаза загорятся. Подожди, дай Клариче время привыкнуть.

Донна Лукреция очень старалась расшевелить невестку, хотя в глубине души понимала, что беспокойному живому Лоренцо робкая жена обуза.

Лоренцо взвыл уже через несколько дней «счастливой» семейной жизни, а потому, когда из Милана пришло сообщение о рождении у Галеаццо и Боны первенца и приглашение для Пьеро стать крестным отцом мальчика, и отец Лоренцо предложил тому съездить вместо себя, новобрачный смылся в Милан, словно только и ждал.

Лукреция утешала невестку:

– Клариче, это хорошо. Лоренцо слишком беспокойный, вам нужно немного отдохнуть друг от друга. Ты пока осмотрись, привыкни к его жизни, к нашему дому, к Флоренции…

Невестка послушно кивнула:

– Да, донна Лукреция.

– Зови меня мамой.

– Да, донна Лукреция.

Всем было не до молодой жены Лоренцо, он сам умчался в Милан, Пьеро лежал почти разбитый параличом в Кареджи, Лукреция находилась при нем. Джулиано был полностью поглощен своей влюбленностью в Симонетту Веспуччи, ему тоже не до Клариче. Джентиле Бекки, к которому Клариче до сих пор обращалась за советом, уехал с Лоренцо.

Жизнь на виа Ларга катилась по накатанным рельсам, слуги хорошо знали свое дело, управляющий свое, Клариче не приходилось вмешиваться в ведение хозяйства огромного полупустого дома, да она и не желала этого. Лоренцо неохотно писал молодой жене, ограничиваясь всего лишь сообщением фактов своего присутствия в Милане, в Сарцанелло, в Сарцане… Хотелось спросить, что он там делает, но Клариче ограничилась надеждой, что мужу путешествие понравилось.

Наконец из Кареджи примчался гонец от свекрови с просьбой приехать. В середине августа Клариче встретилась там с вернувшимся из поездки мужем. Из-за ее стеснительности встреча вышла сухой, но даже Лукреции оказалось не до скромной невестки. Пьеро Медичи почти полностью разбил паралич, пока еще мог говорить, он попросил собраться в Кареджи членов Синьории и видных горожан.

Все понимали почему: Медичи готовился отбыть в мир иной и желал оставить после себя старшего сына. Никто не был против, за Лоренцо уже закрепилось прозвище Великолепный, а также уверенность горожан, что в случае чего поможет. Ему шел двадцать первый год…

В ночь со второго на третье декабря 1469 года Пьеро ди Козимо де Медичи не стало, он умер в пятьдесят три года от подагры, оставив семейство Медичи и Флоренцию на своего старшего сына Лоренцо, которому не было двадцати одного года. Взрослым молодой человек во Флоренции считался с двадцати пяти лет.

На следующий день дядя Лоренцо Томмазо Содерини организовал шествие сторонников Медичи. В знак поддержки люди скандировали:

– Палле! Палле!

А еще:

– Великолепный!

Еще через день после похорон отца Лоренцо Медичи принимал соболезнования граждан Флоренции и послов. Знатные граждане Флоренции и члены Синьории выражали сочувствие и просили Лоренцо ди Пьеро де Медичи взять на себя попечение о городе и государстве, как это делали его дед и отец!

Молодому человеку, которому через месяц исполнялся двадцать один год, вручали судьбу немалого государства и просили стать следующим Отцом Отечества.

И хотя он понимал, что так будет, его давно готовили к правлению, все равно Лоренцо испытал потрясение. Закончилась даже не юность, а, казалось, сама молодость. Теперь он взрослый муж, за советом и решением которого будут приходить самые знатные, даже пожилые флорентийцы.

Начиналась новая жизнь – Хозяина Флоренции, хотя право на это звание ему еще следовало утвердить своими делами.

И жизнь устроила проверку новому Хозяину довольно скоро.

Загрузка...