Лотерейный билет № 9672

Глава XI

И Жоэль поведал всю историю Оле Кампа. Сильвиус Хог, глубоко взволнованный этим рассказом, слушал с напряженным вниманием. Теперь он знал все. Ему дали прочесть последнее письмо жениха, где тот извещал о скором приезде. Но Оле не вернулся. Какая же тоска, какие страхи должны были довлеть над всей семьей Хансен!

«А я-то воображал, что живу среди счастливых людей!» — думал Сильвиус Хог.

И однако, хорошенько поразмыслив, он решил, что брат и сестра напрасно отчаиваются, еще остается проблеск надежды. Их испуганное воображение удваивало количество пролетавших дней мая и июня, которые они считали и пересчитывали без конца.

Профессор представил им свои доводы, не ободряя впустую, а тщательно и серьезно обосновывая причины опоздания «Викена».

Но лицо его оставалось озабоченным: печаль Жоэля и Гульды глубоко тронула его.

— Вот что, дети мои, — начал он. — Сядьте-ка рядышком, и давайте потолкуем.

— Ох, ну что вы можете сказать нам?! — воскликнула девушка, не в силах совладать со своим горем.

— Я скажу только то, что думаю, — ответил профессор, — а именно: я выслушал рассказ Жоэля, и мне кажется, что беспокойство выходит за рамки разумного. Не хочу вселять в вас беспочвенные надежды, но твердо намереваюсь расставить все по своим местам.

— Увы, господин Сильвиус! — ответила Гульда. — Мой бедный Оле погиб вместе с «Викеном»… Я больше никогда его не увижу!

— Сестра, сестра! — взволнованно сказал Жоэль. — Прошу тебя, успокойся, дай господину Сильвиусу договорить…

— И главное, сохраним присутствие духа, дети мои! Итак, Оле должен был вернуться в Берген между пятнадцатым и двадцатым мая?

— Да, именно так сказано в его письме, — подтвердил Жоэль. — А у нас нынче уже девятое июня.

— И стало быть, опоздание «Викена» составляет двадцать дней против крайнего указанного срока. Согласен, это странно. Однако невозможно требовать от парусника такой же точности, как от парохода.

— То же самое я и твержу Гульде, как раз то же самое! — вскричал Жоэль.

— И вы совершенно правы, мой мальчик, — одобрил его Сильвиус Хог. — Кроме того, вполне возможно, что «Викен» — старое, тихоходное судно, как большинство рыбацких шхун, промышляющих у Ньюфаундленда, — не может развить большой скорости, особенно будучи тяжело нагруженным. С другой стороны, погода в эти последние несколько недель стояла прескверная. И может быть, «Викен» не вышел в открытое море в указанные дни. А тогда достаточно недельного опоздания, чтобы «Викен» не смог вернуться в срок, а вы не смогли получить от Оле новой весточки. То, что я говорю, есть результат серьезного анализа сложившегося положения. Кроме того, вы ведь не знаете: а вдруг «Викен» получил указание доставить свой груз в другой порт, — ведь спрос на рыбу то и дело меняется.

— Но тогда Оле написал бы об этом! — ответила Гульда, которая боялась довериться даже такой слабой надежде.

— Вероятно, он и написал, но в таком случае задержаться мог не «Викен», а почта вместе с кораблем из Америки. Предположим, их шхуна зашла в какой-нибудь американский порт, — тогда понятно, почему ни одно из его писем еще не прибыло в Европу.

— Из Америки… но почему, господин Сильвиус?

— Так иногда случается: стоит упустить хоть одно почтовое судно, как новости не скоро дойдут до ваших друзей… В любом случае, можно сделать очень простую вещь: запросить сведения у бергенских арматоров. Вы знакомы с кем-нибудь из них?

— Да, — ответил Жоэль. — Это господа братья Хелп.

— Как, компания «Хелп и сыновья»? — вскричал Сильвиус Хог.

— Да.

— Но я же отлично их знаю. Хелп-младший, как его называют, хотя он мне ровесник, — один из моих близких друзей. Мы часто ужинали вместе в Христиании. Братья Хелп, подумать только, дети мои! Разумеется, я узнаю у них все, что касается «Викена». Сегодня же напишу им, а если понадобится, и сам съезжу в Берген.

— О, как вы добры, господин Сильвиус! — воскликнули разом Гульда и Жоэль.

— Ну-ну, только не вздумайте меня благодарить, я категорически запрещаю! Разве я благодарил вас за то, что вы сделали там, в горах?.. Мне наконец подвернулся случай оказать такую мелкую услугу за свое спасение, а вы уже восторгаетесь мною!

— Но ведь вы собирались возвращаться в Христианию, — робко заметил Жоэль.

— Ну так что же, я поеду не туда, а в Берген, раз мне необходимо попасть в Берген!

— Значит, вы собираетесь покинуть нас, господин Сильвиус, — грустно сказала Гульда.

— Нет-нет, теперь я с вами ни за что не расстанусь, дорогая моя девочка! Я все-таки свободен в своих действиях и, пока не выясню, в чем тут дело, не уеду, разве что вы сами выставите меня за дверь…

— Ох, что вы говорите!

— Словом, я твердо намерен оставаться в Даале до возвращения Оле. Мне очень хочется познакомиться с женихом нашей милой Гульды. Он наверняка такой же славный парень, как Жоэль.

— О да, они похожи, как братья! — подтвердила Гульда.

— Так я и знал! — воскликнул профессор, чей жизнерадостный нрав быстро взял верх над грустными размышлениями.

— Нет, Оле похож только на Оле, господин Сильвиус, — возразил Жоэль, — ему не требуется походить на кого-нибудь, чтобы иметь благороднейшее сердце.

— Возможно, милый мой Жоэль, возможно, и ваши слова заставляют меня желать скорейшего знакомства с ним. О, я уверен, это произойдет в самом скором времени. Интуиция подсказывает мне, что «Викен» не задержится с возвращением.

— Да услышит вас Господь!

— А почему бы ему и не услышать меня?! У него слух тонкий. Я же непременно хочу присутствовать на свадьбе Гульды, коль скоро вы меня пригласили. А стортинг, я думаю, охотно предоставит мне несколько дополнительных недель отпуска. Ведь пришлось бы ему дать мне вечный отпуск, если бы я остался в Рьюканфосе, как, впрочем, того и заслуживал!

— Ах, господин Сильвиус, как хорошо и складно вы говорите, — сказал Жоэль, — и сколько добра делаете нам!

— О, не столько, сколько мне хотелось бы, друзья мои, ибо вам я обязан жизнью и пока еще не смог…

— Нет-нет, не надо больше о том случае.

— Напротив, надо! Разве это я сам, своими силами, вырвался из когтей Maristien?! Разве сам добрался до гостиницы Дааля? Разве сам вылечился, не прибегая к помощи эскулапов[78] с медицинского факультета? Нет! И предупреждаю вас, я упрям, как мул! Так что коли уж я решил повеселиться на свадьбе Гульды и Оле Кампа, клянусь Святым Олафом, я на ней повеселюсь!

Надежда — вещь замечательная. Можно ли было не проникнуться той уверенностью, которая исходила от Сильвиуса Хога?! И он убедился в успехе, увидев слабую улыбку, озарившую личико бедняжки Гульды. Как ей хотелось поверить ему!.. Как хотелось надеяться!..

И профессор решил подкрепить свои слова:

— Итак, не забывайте, время бежит быстро. Нужно начинать готовиться к свадьбе.

— Да мы уже три недели как готовимся к ней, господин Сильвиус, — ответила Гульда.

— Вот и прекрасно! Только не вздумайте бросать это на полпути!

— Бросать? — переспросил Жоэль. — Но у нас уже все готово.

— Да неужели? И юбка невесты, и корсаж с филигранными пуговицами, и пояс, и подвески?

— Даже подвески!

— И блестящая корона, которая увенчает мою маленькую Гульду и будет светиться, словно нимб?

— Да, господин Сильвиус.

— И приглашения уже разосланы?

— Да, все разосланы или сделаны устно, — отвечал Жоэль, — включая и самое важное для нас — ваше!

— И подружка невесты уже выбрана среди самых разумных девушек Телемарка?

— Да, среди самых разумных и самых красивых, — подтвердил молодой человек, — ведь это фрекен[79] Зигфрид Хельмбе из Бамбле.

— Нет, вы только послушайте, как он это сказал, славный мой мальчик! — заметил профессор. — И как он покраснел при этом! Ай-ай-ай! Уж не предстоит ли фрекен Зигфрид Хельмбе из Бамбле стать фру Жоэль Хансен из Дааля?

— Да, господин Сильвиус, — ответила Гульда. — Зигфрид — моя лучшая подруга.

— Стало быть, вас ждет еще одна свадьба! — воскликнул депутат. — И я уверен, что меня пригласят и на нее, а я и не подумаю отказаться! Нет, решительно, мне придется подать в отставку и покинуть стортинг, — ведь мне некогда будет там заседать! Итак, я выступлю свидетелем на вашей свадьбе, мой милый Жоэль, после того, как побываю им, с вашего разрешения, на бракосочетании вашей сестры. Да, ей-богу, вы делаете со мной все что хотите… а, вернее сказать, то, что я сам хочу. Обнимите-ка меня, милая Гульда! Вашу руку, мой мальчик! А теперь за дело: нужно написать моему другу Хелпу-младшему в Берген.

Брат с сестрою покинули комнату на первом этаже, в которой профессор, по его словам, обосновался прочно и надолго, и вернулись каждый к своим занятиям, хоть немного ободренные забрезжившей перед ними надеждой. Сильвиус Хог остался один.

— Бедная, несчастная девочка! — прошептал он. — Да, я заставил ее на миг позабыть о своем горе!.. Вселил в нее некоторую надежду!.. Но опоздание это действительно слишком затянулось, а море в такое время года не щадит никого!.. Что, если «Викен» погиб? Что, если Оле больше не вернется?!

И профессор взялся за письмо к бергенским арматорам. Он просил посвятить его в мельчайшие подробности всего, что касалось рыболовного рейса «Викена». Он осведомился о том, не могло ли какое-нибудь заранее обусловленное или непредвиденное обстоятельство изменить курс корабля и направить его в другой порт. Ему необходимо было возможно скорее узнать, как негоцианты и моряки в Бергене истолковывают эту задержку. И наконец, он просил своего друга Хелпа-младшего собрать о шхуне самые точные сведения и прислать ему с обратной почтой.

В этом настойчивом письме Сильвиус Хог разъяснял также, почему он интересуется молодым боцманом с «Викена», чем обязан его невесте и с какой радостью подал бы хоть ничтожную надежду детям фру Хансен.

Как только письмо было закончено, Жоэль отнес его на почту в Мел. Назавтра ему предстояло уйти по назначению и прибыть в Берген одиннадцатого июня. А значит, двенадцатого вечером или, самое позднее, тринадцатого утром господин Хелп-младший должен ответить.

Около трех дней ожидания! Какими же долгими показались они обитателям Дааля! И однако, благодаря успокаивающим словам и убедительным доводам профессору удалось несколько смягчить напряжение этих томительных дней. Сейчас, когда он узнал тайну Гульды, у них было о чем беседовать, и каким великим утешением для Жоэля и его сестры оказалась возможность без конца вспоминать пропавшего друга!

— Теперь я член вашей семьи! — повторял Сильвиус Хог. — Да-да, что-то вроде старого дядюшки, прибывшего, скажем, из Америки или откуда-нибудь еще.

И верно, он стал членом их семьи, и от него теперь ничего не скрывали.

Кстати, не прошло для профессора незамеченным и отношение обоих молодых людей к матери. Та сдержанность, которую фру Хансен неизменно проявляла в его присутствии, вряд ли объяснялась беспокойством о судьбе Оле Кампа. И он счел нужным обсудить это с Жоэлем. Но тот не знал, что ответить. Тогда Сильвиус Хог решил расспросить саму фру Хансен, но натолкнулся на такую неодолимую замкнутость, что счел разумным отступиться. Делать нечего, — быть может, будущее покажет, какие тайны скрывались за этим молчанием.

Как он и предвидел, ответ Хелпа-младшего пришел в Дааль тринадцатого июня. Жоэль еще на рассвете отправился навстречу почтальону и принес письмо в большой зал, где профессор сидел в обществе фру Хансен и ее дочери.

При виде письма все смолкли. Гульда смертельно побледнела, сердце у нее забилось так сильно, что она не смогла вымолвить ни слова и только сжала руку брата, взволнованного не меньше ее.

Сильвиус Хог распечатал письмо и прочел его вслух.

Но, к великому огорчению, ответ Хелпа-младшего содержал лишь самые общие сведения, и профессор не смог скрыть растерянности перед молодыми людьми, слушавшими его со слезами на глазах.

«Викен» действительно покинул Сен-Пьер и Микелон в даты, указанные Оле Кампом. Это было абсолютно достоверно, так свидетельствовали другие корабли, прибывшие в Берген за последнее время. Но они не встретили шхуну на обратном пути домой. Сами они претерпели жестокие штормы близ Исландии, однако им удалось спастись. А стало быть, и у «Викена» имелись шансы на благополучный исход. Возможно, он где-нибудь укрывался от бури. К тому же это было надежное, крепкое судно, с прекрасным опытным капитаном Фрикелем из Хаммерсфеста и бывалым экипажем, не раз с честью выходившим из беды. Но, разумеется, опоздание шхуны внушало тревогу, и, если оно затянется, придется, как ни прискорбно, признать, что «Викен» затонул вместе со всем своим грузом и экипажем.

Далее Хелп-младший выражал сожаление, что не может сообщить добрых вестей о молодом родственнике Хансенов. Он в самых лестных выражениях писал об Оле Кампе, вполне достойном того участия, какое принимал в его судьбе Сильвиус.

Письмо заканчивалось уверениями Хелпа-младшего в крайнем расположении к профессору и самых добрых чувствах к его близким. И наконец, он обещал незамедлительно сообщать своему другу все новости о «Викене», буде тот объявится в каком-либо из норвежских портов.

Бедная Гульда, трепеща, почти теряя сознание, слушала Сильвиуса Хога, читавшего это письмо; когда он кончил, она зарыдала.

Жоэль сидел молча, скрестив руки на груди и не осмеливаясь даже взглянуть на сестру.

Фру Хансен, по окончании чтения, тоже не промолвив ни слова, удалилась к себе в комнату. Чувствовалось, что она ждала этого несчастья, как, вероятно, готовилась и ко многим другим.

Когда она вышла, профессор знаком подозвал к себе брата и сестру. Он хотел еще и еще говорить об Оле Кампе, находя все новые объяснения его отсутствию, и отыскивал их с убежденностью, по меньшей мере странной после письма Хелпа-младшего. «Нет, никакой беды еще не произошло… у него предчувствие… нельзя терять надежды… он уверен. Разве не приходилось им слышать о еще более продолжительных задержках кораблей, плавающих в суровых северных морях от Норвегии до Ньюфаундленда? Прочь сомнения и страх! Разве «Викен» не крепкая шхуна с опытным капитаном и надежным экипажем и, следовательно, имеющая куда больше шансов на благополучное возвращение, чем другие суда, прибывшие в порт? Несомненно, это так, и не иначе!»

— Будем же надеяться, дети мои! — заключил он. — Надеяться и ждать! Предположим, что «Викен» потерпел крушение между Исландией и Ньюфаундлендом: тогда почему же многочисленные суда, что возвращаются тем же курсом в Европу, не обнаружили его обломков? Но ведь они их не обнаружили! Ни один не был найден в тех местах, хотя по окончании рыболовного сезона там проходит великое множество шхун. Но, разумеется, нужно действовать, попытаться раздобыть более точные сведения. Если в течение этой недели мы не получим вестей от «Викена» или самого Оле, я съезжу в Христианию, обращусь в Министерство морского флота и организую поиски судна, которые, я уверен, приведут к самым благоприятным результатам.

Хотя профессор и говорил весьма убедительно, Жоэль и Гульда ясно почувствовали, что в словах его недостает той уверенности, какая отличала их до получения бергенского письма — письма, не оставившего им ни искры надежды. Теперь Сильвиус Хог уже остерегался упоминать о близкой свадьбе Гульды и Оле Кампа. И однако, он твердил с неослабевающим оптимизмом:

— Нет! Это невозможно! Оле больше не вернется в дом фру Хансен? Оле не женится на Гульде? Никогда, никогда я не поверю в такое несчастье!

Подобная убежденность была типичной чертой Сильвиуса Хога. Он черпал ее в энергии своего характера, в природной своей силе, в несокрушимом жизнелюбии. Но как заставить других проникнуться ею, как ободрить тех, кого так больно задевала судьба «Викена»?!

Прошло еще несколько дней. Сильвиус Хог окончательно поправился и начал совершать долгие прогулки в окрестностях Дааля. Он уводил с собою Гульду и ее брата, стараясь не оставлять их наедине с грустными мыслями. Однажды все трое прошли пешком вверх по долине Вестфьорддааля, одолев почти половину пути до водопадов Рьюкана. На следующий день они спустились вниз в направлении Мела и озера Тинн. Им случилось даже отсутствовать целые сутки, когда очередная экскурсия привела их в Бамбле, где профессор познакомился с фермером Хельмбе и его дочерью Зигфрид. Можете себе представить, как радостно та встретила свою бедную Гульду и сколько теплых слов нашла для ее утешения!

Тем временем Сильвиус Хог подал своим славным хозяевам слабую надежду. Он написал в Министерство морского флота в Христиании, и теперь правительство также занялось судьбою «Викена». Корабль непременно отыщут! Оле наверняка найдется! Его нужно ждать со дня на день. И свадьба будет сыграна, хотя и с полуторамесячным опозданием! Добряк Сильвиус высказывал такую неколебимую уверенность, что она действовала на его слушателей куда сильнее самих аргументов.

Визит в семью Хельмбе немного утешил детей фру Хансен, — они вернулись домой гораздо более спокойными, нежели раньше.

Настало пятнадцатое июня. «Викен» запаздывал уже на целый месяц. Для такого сравнительно короткого перехода — от Ньюфаундленда до норвежского побережья — подобная задержка выглядела и в самом деле чрезмерной даже для парусника.

Гульда умирала от горя. Брат уже не находил слов для ее утешения. При виде этих двух несчастных, впавших в беспросветное отчаяние, профессор тщетно силился выполнить задачу, которую поставил перед собою: сохранить в их душах хоть искру надежды. Гульда и Жоэль переступали порог дома лишь затем, чтобы поглядеть в сторону Мела или выйти на дорогу к Рьюканфосу. Оле Камп должен был приехать из Бергена, но мог появиться и со стороны Христиании, если бы «Викен» изменил курс. Скрип повозки, раздавшийся из-за леса, отдаленный крик, чей-нибудь силуэт[80] на повороте дороги — все заставляло взволнованно трепетать их сердца, но, увы, напрасно! Со своей стороны, жители Дааля тоже были настороже, ходили встречать почтальона вверх и вниз по течению Маана. Все прониклись горячим участием к этой семье, столь любимой в их крае, жалели беднягу Оле, — ведь он был почти коренным жителем Телемарка! А из Бергена и Христиании по-прежнему ни одного письма с вестями о пропавшем моряке!

Шестнадцатого июня — все еще ничего. «Сильвиусу Хогу не сиделось на месте. Он понял, что должен действовать самолично. И объявил, что, если письмо не придет и завтра, он отправится в Христианию и убедится на месте, действительно ли проводились поиски. Конечно, при этом ему придется расстаться с Гульдой и Жоэлем, но поездка необходима, и, как только он предпримет все нужные шаги, тотчас вернется.

Семнадцатого июня бóльшая часть дня — самого, быть может, грустного из всех дней ожидания — прошла в крайнем унынии. Сильвиусу Хогу никак не удавалось завязать беседу, не находилось ни ободряющих слов, ни удачных мыслей. Все, что он мог сказать, было уже говорено-переговорено! А бесплодное ожидание сводило на нет все его прежние аргументы.[81]

— Завтра утром я отправлюсь в Христианию! — решительно сказал он. — Жоэль, раздобудьте-ка мне повозку. Вы проводите меня до Мела и вернетесь обратно в Дааль.

— Хорошо, господин Сильвиус, — ответил тот. — Но разве вы не хотите, чтобы я довез вас до места?

Профессор отрицательно качнул головой, указав ему взглядом на Гульду, которую не хотел лишать общества брата.

В этот момент на дороге, ведущей в Мел, послышался еле различимый шум. Все прислушались. Вскоре сомнения отпали: то был шум повозки, которая мчалась в сторону Дааля. Кто же это ехал — какой-нибудь путешественник, желающий заночевать в гостинице? Вряд ли, — туристы редко прибывали сюда в столь поздний час.

Гульда, дрожа всем телом, вскочила с места. Жоэль бросился к двери, распахнул ее и всмотрелся.

Шум приближался. Да, это и впрямь был топот лошадиных копыт и скрип колес. Но жестокий порыв ветра заставил Жоэля прикрыть дверь.

Сильвиус Хог нервно шагал взад-вперед по залу. Брат и сестра сидели рядом, замерев в ожидании.

Сейчас повозка должна была находиться не более чем в двадцати метрах от дома. Замедлит ли она ход? Или проедет мимо?

Сердца присутствующих сильно забились.

Повозка остановилась. Послышался чей-то голос, звали хозяев. Но это не был голос Оле Кампа.

Раздался стук в дверь.

Жоэль отворил ее.

На пороге стоял незнакомый человек.

— Господин Сильвиус Хог? — спросил он.

— Это я, — ответил профессор, выступив вперед. — Кто вы, друг мой?

— Нарочный из Министерства морского флота Христиании.

— Вы привезли письмо для меня?

— Да, вот оно.

И человек вынул большой конверт с печатями министерства.

У Гульды подкосились ноги. Жоэль подхватил ее и усадил на скамеечку. Ни тот, ни другая не осмеливались просить Сильвиуса Хога поскорее распечатать письмо.

Наконец он вскрыл его и прочел следующее:

Не дочитав письмо, Сильвиус Хог извлек из конверта документ, о котором шла речь, — листок бумаги, который он недоуменно повертел в руках.

Это был лотерейный билет за номером 9672.

На обороте билета было нацарапано несколько строчек: